Чваков Димыч. На гребне Колвинского мегавала

НА ГРЕБНЕ КОЛВИНСКОГО МЕГАВАЛА ИЛИ СЕВЕРНЫЙ ЧИКАГО

1.ВСТУПЛЕНИЕ ИЛИ ОЛИМПИЙСКИЙ ГОД НЕ ТОЛЬКО ДЛЯ ОЛИМПИЙЦЕВ

В 1974-ом году решением различных министерств и ведомств на северо-западе республики Коми было задумано сварганить город. Действительно, к тому времени уже открыто и разведано великое множество нефтяных месторождений севернее слияния рек Колвы и Усы. А населённых пунктов, способных обеспечить жильё для сонма нефтяников, практически не было. Организовывать вахты с перелётами через всю страну - не такое уж и дешёвое дело. А, построив абсолютно новый город, в перспективе получишь огромную экономию средств.

Место для строительства выбрали в удобном месте, где Колва впадает в Усу. А чуть северо-восточнее - Уса впадает в Печору. Таким образом, доставку строительных грузов обеспечили "малой кровью"... баржами по воде. Построили аэропорт, и начали ваять город, взяв за базу посёлок Парма. Посёлок барачного типа, каких много от разного рода ЛАГов осталось. Одновременно тянули железную дорогу до станции Сыня на трассе Москва - Воркута.

Строительство нового северного нефтяного города в те годы уже было не таким хрестоматийно как в Западной Сибири. Хрущёвкам сразу было сказано решительное "нет". Партия заботилась о престиже нефте-газоносных районов. Поэтому новый населённый пункт на чертежах градостроителей блистал огнями многоэтажности, подобно Чикаго времён гангстеризма. Дома - сплошь 12-ти этажные с боевой раскраской племени апачей (об этом в пятой главе).

Наше посещение состоялось в этот сказочный град в 1980-ом году, когда строительный бум был в полном разгаре. Мы - это бригада "шабашников" из числа студентов, которые, имея уже за плечами опыт двух и более стройотрядов, решили уйти в период летних каникул "на вольные хлеба", чтобы никто из партийно-комсомольских работников не мог указывать, что и как тебе строить.

Почему наша небольшая бригада оказалась в Усинске в качестве самостоятельной бригады строителей с фантазией? Причин тому может быть превеликое множество. Скорее всего, бесконечная бумажная волокита и всевидящий глаз Большого Брата, почти круглосуточно присматривающий за движением ССО, надоели Вадику Ковалю, нашему бессменному главнокомандующему трудовыми семестрами. Он решил попробовать не зависеть хотя бы от зонального штаба стройотрядов, если уж получить полную свободу в государстве победившего здравый смысл социализма не получалось. Решил и нас, костяк прежних стройотрядов, убедил в том же. Впрочем, я уже говорил это в предыдущем абзаце, несколько забежав вперёд.

Итак, в то лето мы предпочли посвятить каникулы "шабашному делу", без надоедливого комсомольского надзора, отчётности и двойной бухгалтерии. Ещё в январе под Новогоднее настроение обо всём договорились. И место предстоящих трудовых подвигов выбрали поближе к городу моего детства.

Во время зимних каникул через отца (он тогда занимал должность главного инженера в авиапредприятии) я связался с начальником одного строительного управления треста "Пермдорстрой" из Перми, которое занималось строительством дорог в Усинске и окрестностях, а также заливкой вертолётных площадок в районе нефтяных скважин Возей-51. На подготовку и заливку таких площадок для бригады из 10-15 человек, начиная с середины июля, было заключено джентльменское соглашение с этим строительным боссом. Осталось сколотить команду и приезжать на место работы.

* * *

О дальнейших похождениях гафовцев в Усинске будет рассказано ниже, а пока - маленькое отступление.

Я недавно, в конце 90-ых годов 20-го века, побывал на местах былых трудовых сражений... Интересно всё-таки жить на рубеже веков. Скажешь обычную, вроде бы, фразу, а она зазвучит с неслыханным пафосом. Вслушайтесь только... В конце 90-ых годов прошлого века. Это же оратория! Песня кубинской революции, как не преминул бы заметить наш комиссар Шоня... если бы был сейчас с нами.

Но что-то меня унесло немного не в том направлении. О чём я говорил-то? Ах, да, об Усинске конца прошлого века. Так вот... Город стал ещё сильнее напоминать собой миниатюрный Чикаго северной провинции России. При въезде со стороны железнодорожного вокзала (он находится километрах в 6-8 от города) открывается размалёванный двенадцатиэтажный Усинск, утыканный спутниковыми антеннами и антеннами НТВ+ с такой ужасающей плотностью, что создаётся впечатление, что жители взяли на себя обязательство иметь по "тарелке" на душу населения, включая слепых, глухих и (даже!) бомжей. Практически - урбанистические бетонные пеньки, поросшие весенними опятами...

Все замечательные посёлки с феерическими именами, которые ещё хранятся в памяти Олимпийского лета, уже снесены. Ничто не мешает обозревать компактный 50-ти тысячный Усинск со стороны болотистой лесотундры и знаменитой теплотрассы (о ней речь впереди). У меня создалось впечатление, что эту теплотрассу после нас так и не ремонтировали. Поэтому я очень долго всматривался в выцветшие битумные швы с надеждой различить абстракционистскую "руку" Стаса или классический росчерк Василия Алибабаевича.

Не зря я сравнил Усинск с Чикаго. Кроме всего вышесказанного, имеется ещё одна схожесть. В Чикаго озеро Мичиган, а в Усинске огромная незамерзающая (я был там в марте, когда температура убегала от нуля вниз термометров) лужа посреди города. Цены на любой продукт в городе отличались от Печорских в большую сторону (иногда, чуть не вдвое). Это подчёркивало наличие спроса на мировом нефтяном рынке и обеспеченность местного населения. Даже бомжи в Усинске какие-то ленивые и толстые, как навозные мухи. Они не собирают бутылки, не просят милостыню, сидят и глушат пиво на трубах теплотрасс. Просто иногда производят погрузочно-разгрузочные работы для нефтяных компаний. Такая любовь "Лукойла" и других нефтяных монстров к подозрительным людям с тёмным прошлым и беспросветным будущим объясняется просто. В городе гнездятся только офисы нефтяных гигантов, а все производственные объекты находятся километрах в 200-250 к северу (Возей, Харьяга, Харасавей), поэтому выгоднее нанимать подёнщиков, чем содержать в городе транспортно-погрузочный цех.

Волна бестолковой прихватизации не миновала и этот нефтяной край. При отъезде домой на вокзале я встретил знакомых геологов из одной Печорской экспедиции, занимающейся разведочным бурением. Они пёрли что есть сил две канистры с нефтью. Сразу ясно - для анализа на парафины, углеводородистость и прочее. Обычное дело для скважин, которая впервые дала нефть. Но уж больно эти ребята задёргались, увидев меня. Значит - дело не чисто, да и новых скважин у них в работе не было.

Я тут их и поймал: "Что на предмет промышленной добычи везёте анализ сделать?". Ребята сникли и раскололись до самого седалищного нерва, как говорил товарищ Ежов ещё в годы борьбы с не кустарниковыми вредителями. Оказывается, руководство геологоразведочной экспедиции, задвинутой в дальний угол ("...а чё там разведывать ещё, баксы отслюнявливать, коль на 50 лет вперёд разведанных запасов хватит", - думали временщики-"зеленщики"), не пожелало мириться с таким перекосом в финансировании. Оно, пользуясь опытом Остапа Бендера, стало производить спасение утопающих своею же рукой.

Правда, надо заметить, в число утопающих, пользуясь примерами молодых вонюков (первоначально здесь было другое слово) от нефтяного корыта, руководители экспедиции причислили только себя прекрасных, совершенно забыв о собственных подчинённых, чьим трудом и за счёт здоровья которых ковалась нефтяная слава державы. Под раздутый "Рыжим бесом" ваучерный шумок, эти господа прихватили две старые законсервированные скважины в ЛИЧНУЮ собственность и, доложив о бесперспективности и низком нефтяном дебете, отвели алчный интерес к "своим углеводородным завоеваниям" крупных нефтяных хищников.

Также втихую новорожденные местечковые магнаты подключили эти забытые богом и Абрамовичем буровые к Харьягинскому нефтедобывающему "кусту". Теперь нужен был благоприятный лабораторный анализ, чтобы открыть вентиль. Вот мои знакомые и суетились на посылках у нуворишей районного масштаба.

До недавнего времени в Печоре проживает некто по кликухе "Папа" (бывший начальник геологоразведочной экспедиции, а ныне - какого-то АОЗТ). Он является счастливым владельцем двух неучтённых крупным бизнесом скважин, и это позволяет ему содержать пару квартир в Москве, сеть магазинов в Сыктывкаре и небольшой островок в Эгейском море. Он вполне серьёзно считает, что скважины принадлежат ему и его внукам по праву - ведь это он "кровь мешками проливал" при их бурении.

Но из дней сегодняшних прошу пожаловать в год 1980-ый, год Миши, который ещё не стал Горбатым.

Да, а Колвинский мегавал - это геологическая структура в виде "вздутий" и разломов на глубине 4-5 километров, откуда идёт добыча жирной и продажной жидкости.

2.МЕШОК КАРТОШКИ ИЛИ НЕ ЖДАЛИ

О том, как сколачивалась бригада, говорить не буду. Сообщу только, что состояла она в своей основе из прошедших школу "Бумеранга". Командир, как обычно, - Вадик Коваль, Шоня - полный КомиСэр, Серёга Платонов, Юра Сулима, Стас, Вася Рябцев, Димыч, два Вовчика (один из выпуска ФАВТ 1980 года, а второй - ну, полный МАП-овец из ХАИ), ещё два выпускника ФАВТ 1980-го - года Володя Бурдель и Женя Лысенко. И, конечно же, Малой-Юрка - младший брат жены Вадима. Он состоял на учёте в детской комнате милиции, и эта эпопея должна была его отвлечь от различного рода хулиганствований и прочих мелкобуржуазных проявлений.

Ехали к месту дислокации двумя партиями. Сначала на поезде с пересадкой в Москве отправилась передовая группа: Юра Сулима, Платонов, Димыч и Юрка в качестве поднадзорного трудновоспитуемого. Остальные прилетали позже на пару дней из Москвы (вылетали, конечно же, из Киева).

Передовой группе предоставлялась честь притащить на себе мешок картошки. Дело в том, что Усинск стоит на болотах и, в отличие от Печоры, там ничего не произрастает, несмотря на белые ночи и увеличенный вегетативный период. Поскольку планировалось готовить самостоятельно и жить в полном уединении, то мешок картошки предполагал наличие полноценного супа на всё время "шабашки" и, если повезёт, одного или двух рагу из тушёнки с "голландскими кореньями".

Ехать через Москву с мешком картошки, это что-то особенное. Та ещё затея, я вам скажу. Приходилось объяснять излишне любопытствующим служителям внутренних дел советской Фемиды, что везём, дескать, ценный посевной материал для удалённых районов. А в целом дорога пролетела без приключений, если не считать постоянные спотыкания о пресловутый мешок в моменты ночных устремлений в конец вагона.

Приехали в Печору в 2 часа ночи. Отец встречал на машине. Приехали домой, перекусили, чем бог послал, и мама приготовила. Выпили бутылёк югославского виньяка, очень модного в тот год, и отправились почивать. Оно и понятно - вылет-то аж в 7 утра. Раненько, что-то пожевав на ходу, прибыли в аэропорт. Прошли спецконтроль без проблем, если не считать особого досмотра посевного материала. Садились по спискам какой-то экспедиции, в которые нас предусмотрительно внесли. И со стороны выглядели ничуть не хуже бравых геологов и нефтяников.

Когда шли к "восьмёрке", отец заметил: "Полетите с пидориной... Пилот замечательный!". Эта фраза меня несколько напрягла. Я знаю, что отец никогда не выражается, его самое сильное ругательство - "кусок идиота". А тут этакий форс-мажор! Оказывается, не я один настолько бдительным оказался. Серёга Платонов шёпотом спросил: "И чё это твой батя пилота обзывает? Вроде, мужик неплохой, общительный". Ну что мне оставалось? Только задать вопрос о нетрадиционном отзыве...Отец очень удивился и сказал: "Так он и есть Пидорина - фамилия такая". Тут всё прояснилось к взаимному удовольствию.

Лететь с командиром экипажа с такой замечательной фамилией оказалось просто сказочно. Мы и не заметили, как прибыли на вертолётную площадку "Парма", что располагалась километрах в 15-ти южнее строящегося Усинска. Выгрузились, осмотрелись. Никто из нас тут ни разу не был, включая и вашего покорного слугу. Поинтересовались, где контора "Пермдорстроя" располагается. Оказалось, что прямо в посёлке. Мы с Серёгой направили свои лыжи туда, а Юрка с малым остался следить за тем, чтоб дефицитную картошку не растащили.

Контора "Пермдорстроя", как впрочем, и весь посёлок Парма, оказалась почти километровым одноэтажным бараком, распиленным на множество одинаковых составных частей, хаотично выстроенных вдоль изломов подобий улиц. Будто какой-то великанский мальчик собирал из типовых деталей (типа "барак восьмиоконный, обыкновенный") населённый пункт, когда его позвали ужинать. Мало того, что не достроил, так в спешке ещё частично обрушил, а частично развернул "к лесу передом" своё творение...

В конторе строительной организации было тихо и как-то уж очень мило. Только настенные часы бились в десятичасовой истерике. Это настораживало. Секретарь сообщила, что начальник управления, с которым я встречался зимой, в настоящий момент находится в отпуске. Исполняет обязанности главный инженер.

Ломлюсь к нему в кабинет. Хорошо тогда напрочь отсутствовала нынешняя порочная практика - чем важнее начальство, тем сложнее к нему прибыть пред ясные очи. Зашёл я по-простому и сел. Объяснил ситуацию о договорённости январской, о вертолётных площадках, которые ждут своих героев с носилками, где бетон плещется. А он мне и заявляет: "Так вы уже площадки заливаете, что вам ещё-то нужно?". Я, понимая, что попал куда-то не туда, спрашиваю: "Это управление такое-то треста "Пермдорстрой"?". Главный мне подтверждает. "Начальник у вас такой-то? - спрашиваю. Опять получаю утвердительный ответ и начинаю заводиться: "Так ведь с нами договорённость была на заливку площадок, с бригадой из Киева!". А он мне спокойно поясняет, что как раз из Киева бригада у них и работает.

Простота нравов и северная привычка верить на слово сыграла с нами злую шутку. Уезжая в отпуск, начальник завещал главному инженеру, что в июле приедут ребята из Киева, чтобы площадки заливать вертолётные. С ними есть договорённость, дескать. За неделю до нашего приезда в СУ появились некие личности (видать, "шабашники" без конкретной направленности) и на приём к главному инженеру пришли. "Говорят, у вас на Возее нужно площадки под "вертушки" делать...", - толкуют скорее в вопросительной, чем в утвердительной манере. Он им подтверждает и спрашивает, не из Киева ли бригада прибыла, поскольку эта работа киевлянам обещана.

Вот и не верь после этого в случай и судьбу! Те "шабашники" как раз из Киева и оказались. К нашему приезду они уже дней пять бетон на Возее месили. Когда я поведал Серёге эту историю, мы опечалились вместе и скурили пачку сигарет за час. Тут на крылечко главный инженер вышел и сказал, чтоб не расстраивались, поскольку в Усинске работу найти можно запросто. Хорошо, но где ж нам пока жить? Он и это подсказал: "Посидите здесь, кто-нибудь приедет и вас увезёт в Пионерный (это ещё один посёлок прямо на въезде в Усинск, где жили в то время строители), а там сами разберётесь, общаг же полным-полно".

Сидим мы с Серёгой, огорчаемся. Вдруг слышу - клаксон на ЗИЛ-ке (самосвале) надрывается не по-человечески громко. Смотрю, из кабины лицо знакомое до боли высовывается, а рука водителя к себе зовёт. Думаю - двинулся умом с расстройства. Ан - нет. Точно - парень из параллельного класса. Женька Степаненко. Разговорились. Я помню, что он в Печоре на рейсовом автобусе ездил. Так и есть - ездил. Только по комсомольской путёвке его и ещё троих шоферов направили в Усинск, где он уже четвёртый месяц и мотается, помогая новый город воздвигать.

Узнав о нашей нескладухе, Женька предложил свою незатейливую, но очень нужную помощь. Сели мы с Платоновым в самосвал, и Женька нас на вертодром привёз. Забрали двух Юрок, мешок с картошкой и помчались в Пионерный. Там возле общаги притормозили. Хорошо, что Женька с остальными командированными на втором этаже пятиэтажного здания жили. Иначе бы мы без крыши над головой остались - там вахтёры поматёрей тёти Оли из родной киевской "четвёрки" на страже бдили.

Женька в комнату к себе зашёл, окно настежь распахнул. Мы потом в это окно с края поднятого кузова ЗИЛ-ка попрыгали вместе с картошкой. Гостеприимный хозяин предоставил нам целую секцию малосемейки, где водилы, командированные из Печоры, обретались. Они как раз домой на пару дней смотались к семьям, а Степаненко на наше счастье остался, потому, как не женат был, и спешить, стал быть, ему было некуда.

Два дня побомжевали в общаге, посмотрели премьеру "Маленьких трагедий" с Высоцким, Белохвостиковой, Смоктуновским, Золотухиным и Юрским. Выходить никуда не пытались, дабы не дразнить доберманских традиций здешних вахтёров.

В утро прилёта основной группы Женька бросил свои строительные дела и доставил меня в аэропорт. Всех прибывших погрузили в кузов самосвала вместе с вещами и, с ветерком в ноздри и господом в душе, - к общаге. В кабине мы с Вадиком ехали. По дороге я поведал о той накладке, что приключилась. Вадик среагировал мгновенно. Он узнал у Женьки, какие строительные организации имеют место быть в городе, после чего попросил бригаду забросить в гостеприимное логово командировочных из Печоры, а сам умотал "подравнивать шансы".

Через два часа появился сияющий Вадим, причём через парадную дверь, а не через окно. У нас отныне было жильё - на пятом этаже этой же общаги, и была работа сразу в двух организациях (ПОКА в двух): СУ-14 треста "Усинскстрой" и УПВК (управление паро-воздушных коммуникаций).

С момента посадки борта из Москвы прошло не больше 3-ёх часов. Никто никогда не сомневался в редкостном таланте Вадима извлекать хорошую выгодную работу там, где нет никакой, но чтобы так оперативно!

3.ЗВЁЗДНЫЙ, ФАНТАЗИЯ, ОГУРЕЧИК И ДРУГИЕ ИЛИ НАШИ В ПИОНЕРНОМ

Работа получена. Завтра с утра - в бой. Но прежде, неплохо было бы ознакомиться с окружающей нас действительностью. Усинск в Олимпийском году был очень многообразен, красочен и не похож ни на какой другой город. Представьте себе аэропорт, похожий на Нижневартовский. От него прямо на север дорога в город (километров 20). Справа остаётся посёлок Парма с пристанью и конторой ДОСААФ. При въезде в город всех прибывающих ожидает встреча с магистральной теплотрассой, питающей все жилые и промышленные объекты теплом (а это главное на Севере).

Теплотрасса задирается всеми своими четырьмя "нитками" вертикально вверх и огибает бетонную дорогу, наподобие, створа ворот. Дальше посёлок Пионерный - непременный спутник города. Это несколько двухэтажных щитовых бараков, где жили первые строители, да пара пятиэтажных общежитий.

По мере застройки микрорайонов, Пионерный освобождался. Первые строители получали только что сданное жильё в 12-ти этажках, а на их место селились новые романтики Севера.

В дебрях Пионерного располагались два наиболее злачных места. Это ресторан "Уса" - точная копия "Огней Сибири" из Нижневартовска по архитектуре, нравам и обычаям. Наблюдая в его открытую дверь швейцара с бифштексообразной бородой и сизым носом любителя выпить без закуски, я порой ловил себя на мысли, а не из Нижневартовска ли он сюда переехал.

Вторым "огненным" заведением считался "Огуречик" или "Огуречник". Это имя носил магазин, стоящий на высоком холме. Отсутствие растительности и зданий вокруг создавали прекрасный обзор проезжающему транспорту. Ещё за полверсты можно было определить: есть ли водка в магазине, большая ли очередь, есть ли смысл стоять. По первым двум пунктам всё было ясно - это определялось по характерным естественным приметам. А вот по пункту третьему скажу особо. Изобретательный народ придумал выставлять плакат "Просьба не занимать", чтобы проезжие водители не теряли зря время.

Почему магазин носил такое странное название, бытовало два мнения. И каждый раз в очереди разгорались споры, переходящие в мордобой. Одни утверждали, что своё крещение винная лавка приняла за счёт ядовито-зелёного цвета, в который страдающие чифирным похмельем "химики" выкрасили деревянные стены. (Чифир, чифирь или чихирь - дурманящий напиток, приготавливаемый путём кипячения 50-ти граммовой пачки чайной заварки в пол-литровой кружке; употребляется в режиме "по кругу", как трубка мира, с таблеткой новокаина под языком). Другие, с пеной у рта, божились, что магазин назван так в честь болгарских маринованных огурчиков, которые там водились в избытке наряду с ядрёным русским напитком. Спор этот напоминал Свифта (его "Приключения Гулливера в стране лилипутов"). Я думаю, вы припомнили дискуссии "остроконечников" и "тупоконечников", приведшие к войне. Но, слава богу, у нас не те нравы. Не тот мы народ, чтобы воевать за такое... В морду дать - это запросто, но не больше.

За Пионерным и "воротами" из четырёх труб начинался Усинск. Он располагался по правую сторону от трассы, которая упиралась в реку Усу. Тогда - только по правую. А на берегу Усы - УПТК (вспомнили Нижневартовск? Только - там Обь была). Город представлял собой большую массу одновременно строящихся домов. Кругом голосили башенные краны, верещали бетономешалки, пели на разные голоса подъёмные механизмы, поднимающие и опускающие маляров для покраски фасадов, раствор и керамзит отделочникам.

А вот по левую сторону от трассы, выложенной наспех дорожными плитами, лежали барачные посёлки со сказочно красивыми названиями. Вслушайтесь, это же песня: Звёздный, Фантазия, Калейдоскоп! Ну, и, конечно же, Шанхай, расположенный чуть западнее возле железнодорожной ветки.

Я довольно долго задавался вопросом, почему грязные, убогие посёлки барачного, земляночного типа, расположенные вблизи железной дороги, или ряд старых вагонов, приспособленных под примитивное жильё, называются Шанхай в любом месте Севера, Сибири или Дальнего Востока. Прояснил вопрос Валентин Пикуль в романе "Из тупика".

Оказывается...

...в разгар Первой Мировой Войны Российская империя для защиты северных границ имела на Кольском полуострове незамерзающий порт Романов-на-Мурмане (будущий Мурманск). Но доставка туда продовольствия, боеприпасов и прочих материальных ценностей осуществлялась методом каботажного плавания из Петрозаводска. Долго и невыгодно. Тогда государь Николай Александрович издал указ о строительстве Кольской железной дороги.

Но где взять рабочих, когда мобилизация идёт? Привезли тысячи маньчжурских китайцев, осевших вдоль границ, после строительства Транссибирской магистрали. Они хорошо себя там зарекомендовали. Жильё китайцы себе сооружали из всего, чего можно, используя: ящики из-под снарядов, тушёнки, старые вагончики... А то и просто копали землянки. Селились они рядом с железнодорожным полотном одной большой коммуналкой. Эти-то посёлки на Кольском полуострове и получили прозвище "Шанхай" - больно уж непривычны были азиатские лица в данных местах. Позднее это название прилипло ко всем железнодорожным посёлкам такого "временного" типа и вернулось к своим истокам - на Транссибирскую магистраль. А железная дорога Петрозаводск - Романов (Мурманск) была построена практически за год. И это в условиях военного времени и страшного казнокрадства! Такие темпы не могли повторить строители БАМа, хотя для этого всю страну доили. А условия на Кольском полуострове тоже не сахар. Такой вот исторический экскурс сам собой обозначился...

Красивые имена Усинским посёлкам давал, по-видимому, какой-то романтический утопист. Не иначе, с тайной надеждой, что когда-нибудь позже расцветут они во всей сказочной красе из нынешних покосившихся хибарок, бараков, сараюшек, избушек со спиленными куриными ножками, топливных цистерн, приспособленных под жильё, списанных вагонов, не понятно как попавших сюда за 6 километров от ближайшей железнодорожной ветки и прочей непрезентабельной рухляди.

В посёлках улиц не было по причине мозаичности и стихийности "застройки", а то, вероятно, тогда бы их названия ещё сильнее удивляли и вдохновляли на трудовые свершения прогуливающихся в болотной жиже строителей. Если мне не изменяет память, то при нас уже существовали и посёлки Фантазия-1, Звёздный-2. Я полагаю, что автор всех предыдущих названий уехал из Усинска, поэтому поставленный на поток процесс именования посёлков дал сбой. У остающихся работяг попросту не было времени, да и вычурности изощрённого ума на создание чего-то нового, оригинального. Вот они и, не мудрствуя лукаво, прицепили нумерацию к уже привычным и традиционным названиям. Вероятно, Голливуд также страдает недостатком фантазии, вынося на суд зрителей сосчитанных Рокки, Рэмбо и других.

Из вышеназванных посёлков только Звёздный поражал аскетической красотой и правильностью форм. Это и не удивительно, поскольку жили в нём "химики" (расконвоированные за примерное поведение, но полностью не амнистированные заключённые). Там порядки такие же, что и в обычной зоне общего режима с одной разницей - "химики" с 8 утра до 18 вечера предоставлены сами себе, а вернее труду. В посёлке их кормят завтраком и ужином, строят на переклички; там они спят, ходят в наряды, как в армии.

Каждое утро "химики" расходятся на работу в обычные цивильные организации, могут обедать в городе, поскольку, как и все свободные граждане, получают зарплату, то есть имеется на что. Но к 18 часам местного времени они обязаны отметиться у дежурного в посёлке. Одно опоздание - и ты уже снова в обычной зоне.

Прораб, которого послал нам бог и СУ-14, тоже был "химик". Он отсиживал свой срок за то, что у него в управлении (где он был главным инженером) упал башенный кран, убив двоих строителей. Поскольку у нашего прораба был огромный опыт и высокая квалификация, необходимые тресту "Усинскстрой", то он пользовался бонусными льготами, другим "вольникам" не полагающимися. Он жил в общежитии, а не в посёлке. И в 18 вечера не обязан был являться лично к дежурному для подтверждения своей лояльности. Ему вместо этого было дозволено обходиться телефонным звонком в назначенное время.

Однажды, на день строителя, прораб, закрывая наряды с Вадиком, не рассчитал силы и напился до состояния "падшего ангела" - спуститься к вахте с пятого этажа, чтобы прильнуть к телефонной трубке он не мог совершенно. Но чувство долга и желание скорейшего освобождения заставляли его делать бешенные вращательные движения глазами, а пропадающим голосом изображать звуки вот такого примерно содержания: "Вв-еррр-ттту-хххай...". Вероятно, два понятия (лагерного охранника и телефонного номеронабирателя) слились в его отравленном мозгу воедино. При этом прораб беспокойно сучил ногами, изображая стремление к самостоятельной ходьбе, а руками норовил оттолкнуться от кровати. Иногда ему это удавалось. В этом случае он валился на пол, как мешок с корнеплодами, и проделывал аналогичные пассы, уже небрежно раскинувшись в наших ногах. Мы снова сердобольно возвращали его на кровать, но прораб не унимался.

Кто догадался, что прорабу пора отмечаться, уже не припомню. Только взяли мы сокола под белы рученьки и на первый этаж доставили. Номер поселкового дежурного вахтёрша знала, но вот беда - измученный изнурительным спуском (пожалуй, посильнее альпинистов, посещающих Эверест), наш клиент был полностью деморализован, дезориентирован и совершенно потерял голос. Что делать? Позвонил Шоня. Сообщил дежурному в посёлке "химиков", что разговаривает по просьбе нашего прораба, который под вечер приболел и потерял голос. "Кто подтвердит?", - спросил дежурный. Шоня трубку вахтёрше передал. Она заранее внимательно рассмотрела распростёртое у её ног тело, поэтому подтвердила физическое наличие прораба и его невозможность приступить к разговору. Причину такой неразговорчивости вахтёрша сознательно не упоминала, чтобы оставить себе пути отхода в случае проверки компетентными органами (все телефонные разговоры со Звёздным записывались на магнитофон).

Дежурный перезвонил, проверяя подлинность звонка, и сообщил, что высылает доктора из зоны для констатации факта болезни. Шоня попытался убедить офицера ВВ, что в этом нет необходимости, но тот и слушать не хотел. Мы подняли храпящее тело и торжественно пронесли его на пятый этаж. Протрезвлять прораба не имело смысла - врач всё равно сразу всё поймёт. Оставалось только хорошенько закрыть прораба одеялом и охранять его тяжёлый алкогольный полёт во сне. Гадали - заложит или нет врач нашего "химика". Но врач так и не прибыл. То ли дежурный оказался хорошим человеком, вспомнив, что сегодня день строителя. То ли врач тоже насосался спирта, манкируя своими обязанностями и впрямую нарушая клятву, которую он давал своему зековскому Гиппократу. Это нам неведомо. Только прорабу мы пропасть не дали. Думаю не зря.

Но бывали случаи, когда нас самих принимали за осуждённых самым гуманным социалистическим судом. В один из солнечных замечательных дней судьба-злодейка вместе с УПВК занесла нас чистить канализационные колодцы. Один из предметов нашего интереса располагался в Пионерном, рядом с единственной на тот момент гостиницей, напоминающей своей незамысловатой архитектурой полуразрушенный детский сад имени "нашего счастливого детства".

Сидим мы с Шоней этак в колодезном чреве близ гостиничного крыльца, проход для жидкостей с запахом характерного фекального направления (как бы Лужков выразился) прочищаем. Только изредка на волю твёрдые фракции ведёрком вытаскиваем, забивающими нормальную циркуляцию, да перекурить вылезаем.

В одну из таких вылазок замечаю я, что автобус к гостинице подъехал. Из него масса нарядных людей вылезает. Позднее выяснилось, что это концертная бригада для увеселения Питерских стройотрядов приехала. О культурном отдыхе Ленинградский зональный отряд побеспокоился. Достали вновь прибывшие гитары, барабаны, усилители и прочую музыкальную прибамбасину, в холл неспешно вносить стали. А потом встали у крыльца, пока их администратор поселять пошёл, дышат свежим воздухом, красотами любуются.

Изредка шепоток по толпе пробегает: "Зеки это, ребята. Иначе кто ещё в грязь с таким удовольствием полезет?". А руки в нашу с Шоней сторону этак несмело указывают. Тут ветер поднялся, и с одной молоденькой артистки шляпку моднючую сорвало и к нам понесло. Шоня, как истинный джентльмен, шляпку эту ногой притормозил. В руки свои чёрные взял и к девице быстрым шагом направился. Толпу враз по стенке гостиницы размазало - мало ли что на уме у чумазого зека, источающего непередаваемые ароматы северных колодезных недр.

Только та самая артисточка замерла на месте с жалобным взглядом: "Не надо, товарищ уголовник!". Шоня, поравнявшись с творческой личностью, изобразил реверанс, громко чавкая сапогами, и нахлобучил шляпку прямо девице на голову примерно так, как противогаз натягивают. От артистки один нос остался виден, по которому стекала светлая девичья слеза. Ей было невыразимо жаль свой эксклюзивный головной убор, который после общения с Шониными конечностями, причём не только верхними, приобрёл форму половой тряпки и запах далёкий от жасминового амбре. Но ещё жальче ей было свою молодую жизнь, которая могла оборваться в любую секунду от руки злого рецидивиста.

Шоня как настоящий кавалер со стажем произнёс фразу, не блистающую, впрочем, новизной: "Девушка, а что вы делаете сегодня вечером?". Это повергло эстетические чувства артистки в такое страшное смятение, что она наладилась оседать тающим холодцом, впадая в лёгкий обморок в процессе сползания. Казалось, вопрос, читала ли она Поля Верлена из уст уголовника, её бы меньше растревожил.

Итак, фемина выпадала в нерастворимый осадок прямо на глазах всего заторможенного артистического люда.

Шоня и в такой ситуации опять не растерялся. Вот уж, что есть в нём - так это уважение к дамам! Он подхватил угасающее на глазах тело на руки и облокотил о входные двери гостиницы, примерно так, как он бы это сделал со шваброй. В процессе описанных выше манипуляций платьице девушки с весёленьким рисунком сразу приобрело несколько новых цветов, не отличающихся каким-то уж особенным разнообразием оттенков. Сделав своё трудное, но такое нужное дело, Шоня с лёгким сердцем удалился в колодец.

А вот на концерт этой бригады мы всё же решили не ходить - вдруг поймут неправильно.

4.ТЕПЛОТРАССА ИЛИ АТАКА НА ГОРОХОВОМ ФРОНТЕ

Капитальный ремонт влаго и теплоизоляции на теплотрассе был, пожалуй, самой большим по объёму и оплате куском работы. Теплотрасса представляла собой магистраль из четырёх труб (две диаметром 250 мм, одна - 450 мм и самая "толстая" - 650 мм). Работа заключалась в том, чтобы снять старую изоляцию на 2-ух километровом участке трассы и намотать новую. Теплоизоляция изготавливалась при помощи минеральной ваты, которую фиксировали рубероидом, затянутым проволокой. Чтобы изоляция представляла собой монолит, швы и стыки рубероида промазывались горячим битумом.

На самую большую трубу "толстушку Агнессу", как мы её прозвали, дополнительно поверх рубероида надевали специальные металлические листы, изготовленные из фольгоизола, затягивая их специальными хомутами. Для работ нам выделили передвижную печь на санях из труб для растапливания битума и старый разбитый ГАЗон, на котором перетаскивали печку с места на место и подвозили стройматериалы.

Первое, что нам пришлось сделать на трассе - это устранить конкурентов. Дело в том, что в тепловых колодцах на магистрали жили бомжи. Они обустраивали крупногабаритные колодцы так, как не всякий хозяин меблированных комнат может себе позволить. Руководство УПВК запустило по "сарафанной почте" новость о том, что, дескать, скоро бригада крутая на теплотрассу выходит. Кто не съехал с "фазенды" - тому кирдык.

Метод ОБС (одна бабка сказала) сыграл свою роль, но не в полной мере. На один колодец пришлось устроить облаву, какие проводит в наши дни ОМОН. Вокруг колодца выстроились члены бригады с суровыми заспанными минами от неурочного часа - брали бомжей тёпленькими на рассвете. Шоня наполовину засунулся в колодец и осветил мирно спящих внебрачных детей Агасфера шахтёрским фонарём. "Подъём, братва! Выходи строиться!", - означил он начало новой эры в бомжевании. Три экзотических личности попытались было вступить в пререкания, но, поняв, что этому рыжему лохматому громиле возражать не рекомендуется, гуськом полезли наверх.

Началась полновесная и тяжёлая работа на теплотрассе, достойная настоящих мужчин и сподвижников Вельзевула. Главным истопником сразу стал Бурдель. Очень у него здорово всё получалось. Маленького роста, подвижный и юркий, он являл собой образец вездесущего чёртика. Особенно это подчёркивалось его постоянной чернотой и закопчённостью. Все старые покрышки в округе были стараниями Бурделя найдены и сожжены в топке. Такой способ поддержания огня значительно выгоднее, чем искать и заготавливать дрова.

Итак, Бурдель топил битум, а остальные члены бригады, не задействованные на других работах в городе и окрестностях, занимались непосредственно ремонтом теплоизоляции. Работали с 7 (а то и с 6) утра до 22 вечера. Перерывы делались только на принятие пищи. А как это происходило - об этом стоит упомянуть особо.

Питание в бригаде было организовано таким образом, что обедали в рабочей столовой. А вот завтраки и ужины готовились в общаге дежурными (обычно их было двое). С утра нужно было снять ведро с закипающей водой (которое громоздили на электрическую плиту ещё с вечера на "малых оборотах") и заварить чай. Ещё полагалось разогреть на противне в духовке 5-6 банок молдавского гороха с томатом на свином жиру или там же запечь безголовых минтайских рыбов. Ничего другого в магазинах попросту не наличествовало, поскольку Олимпиада далеко, а северный завоз ещё обходил Усинск стороной.

Поэтому, когда завхоз-Бурдель заявлял Вадиму свои финансовые претензии расхожей фразой: "Сан Саныч, червонец давай, керосинка покупать будем!", всем было ясно, что вскоре предстоит закуп именно вышеназванных продуктов. Если с утра ели рыбу, то вечером непременно жди гороховое пюре. Или наоборот - вкусив на завтрак даров молдавского сельского хозяйства, на ужин все с нетерпением ждали минтай. Лишь изредка пробавлялись отварной картошкой. Но это уже когда даже всеядный Стас начинал канючить о полной беспорядочности питания.

В момент возникновения на столе двух противней, заполненных горохом, народ обычно долго пытался понять, мысленно устремляясь на дно желудка, а действительно ли так хочется есть. Потом ребята брали ложки, любезно одолженные в столовой, и начинали вгрызаться в бескрайние гороховые поля.

С минтаем обычно так вопрос не стоял. Ели с ленцой, по необходимости, но без явных признаков самопожертвования.

Стас, как правило, никогда не отваливал от стола в числе первых. На его хрупкие плечи выпадала обязанность подчищать противни, отвратительно воняющие несвежей свининой. Он говорил с болью в голосе: "Вот опять я на самом трудном участке" и отдавался во власть безжалостной Фортуны, которая всё время норовила ткнуть его носом в опротивевший набор из двух дежурных блюд.

Для того чтобы хоть как-то облегчить свою нелёгкую долю, Стас придумал игру, которая иногда очень воодушевляла наш коллектив на подвиги чревоугодия. Игра называлась "Генеральный штаб под Сталинградом". Заключалась она в том, что каждый из сидящих за столом был одним из генералов, планирующих окружение армии Паулюса. Карта военных действий - противень. Сначала при помощи ножа каждому выделялся участок фронта, за который генерал нёс персональную ответственность. Далее войска начинали выдвигаться на рубежи, при помощи ложек освобождался плацдарм для наступления. Ведомые храбрыми военноначальниками войска быстро оставляли окружённую армию противника в середине противня. То и дело раздавались голоса: "А вот мы сейчас артиллерию подключим", "Иду на прорыв танковой бригадой", "Поддержите огнём, атакую", при этом ложки делали соответствующие сказанному черпательные движения. Но когда гордый Паулюс оставался один на маленьком гороховом островке посреди противня, вперёд шла славная челюстно-моторизованная бригада Стаса и пленила фельдмаршала последним решительным броском, отправляя его на перековку в пищевод.

Однако вернёмся к теплотрассе. Если следовать буквально технологии работ, а не подходить творчески, то можно было задержаться в Усинске до первого снега. Действительно, стоило ли полностью отдирать изолирующие слои, как это полагалось методикой ремонта, если они очень хорошо держались и выглядели не хуже невесты во время регистрации. Поначалу мы пошли напролом и меняли всё полностью, но, поняв, что такой подход губителен и не сможет нас привести к победе коммунистического труда в предельно сжатые сроки, стали хорошие участки (их было достаточно - особенно вдоль по тонким трубам) состыковывать со своими, вновь заизолированными. Стыки в таких местах делались потщательней. А на старых участках мы освежали битумом старые швы, чтобы с дороги было видно, что работа шла здесь правильным манером. И чтобы у принимающей комиссии сердце не ёкало понапрасну, а рука со стилом не дрогнула при оставлении автографа в аккордном наряде.

Приёмка работ, как и предполагалось, проходила из проезжающего на малой скорости УАЗика. Даже ни разу из машины не вышли начальники строительные, чтобы руками работу пощупать. Глазам своим верили, которые накануне Вадик заливал очищающей жидкостью. А теплотрасса та и поныне стоит целёхонькая, всё так же огибая въезд в город с юга. Греет всю долгую зиму Пионерный, который, несмотря на все старания городской администрации, до сих пор не удалось ликвидировать.

Стоит себе этот посёлок и длинными январскими вечерами вспоминает Киевских залётных "шабашников", свою удалую молодость, когда всё грядущее виделось в радужной парафиновой плёнке от первой большеземельской нефти.

Когда планы грезились в грандиозном мареве великих свершений, а деревьев в Усинске не было вовсе. Когда молодость наша шалая неслась, не разбирая дороги, и встречные трудности уходили прочь, так и не успев остудить горячую кровь.

5. "МЁРТВЫЕ ДУШИ" ИЛИ ЛЮБОВЬ С СЕДЬМОГО ЭТАЖА

Я забыл сообщить, что при устройстве на всевозможные работы в разные организации Вадик руководствовался одним простым принципом - общее количество устроенных не должно превышать количество реальных живых людей. Вы правильно догадались - у нас в бригаде присутствовали "мёртвые души". В нашем случае это "люди", которые устраиваются на работу по паспортам физически отсутствующих граждан. Таких душ у нас было пять - по числу паспортов, любезно предоставленных ребятами, уехавшими на военные сборы. А генеральный принцип преследовал только одну цель - в случае проверок со стороны начальства (всех шабашников и стройотрядовцев шмонали, таким образом, пытаясь уличить в подлоге, вместо того, чтобы оценивать реальный объём работ) выстроить перед усомнившимся строительным боссом ровно столько народу, сколько требовалось.

Вадик всегда был начеку и координировал, в какой организации и на каком объекте предполагается проверка. Обычно он узнавал об этом накануне, как ни пыталось руководство сокрыть свои коварные замыслы. Вода всегда дырочку найдет, как говорят сантехники. Пятая колонна... Нас много на каждом километре. Есть ещё много расхожих фраз, проясняющих эту ситуацию, Не стану на них акцентировать ваше внимание.

Итак, Вадим узнавал коварные замыслы строительного начальства, потом доводил до нас. Затем обсуждался и устаканивался план миграции контингента по объектам в течение дня. Всё бы ничего, несмотря на то, что этот дурацкий пересчёт по головам много времени рабочего отнимал, да вот беда - иногда различные управления умудрялись проверки численности в один день организовывать. В этом случае рабочий день превращался в свистопляску. Хорошо, в конце июля мы обзавелись "личным" транспортом, который позволил упростить задачу "переселения народов" в рамках одного отдельно взятого населённого пункта в нефтегазоносной местности. А что это за транспорт, и откуда он взялся - об этом в 7-ой главе.

Одной из наших работ в СУ-14 была "жирафья" раскраска двенадцатиэтажек. Руководство города хотело, чтобы дома были нарядными и отличались неповторимостью. Во-первых, для легкой узнаваемости своего жилья нетрезвым глазом нефтяника, возвращающегося с вахты домой. А, во-вторых, чтобы как-то украсить серые болотные пейзажи.

Для приобщения к малярно-квачному труду в бригаду к "химикам" внедрили троих: Харьковского Вовчика, Серёгу Платонова и Юру Сулиму. Причём красить приходилось уже жилые дома, и это приводило к непредсказуемым встречам и непредвиденным результатам. Такими встречами славился Вовчик. Его общительный характер попросту не мог оставить в покое бренное тело, если случай предоставлял ему возможность общения с новыми людьми. Всю эту его ненасытную жажду жизни и постоянную готовность к контакту можно выразить песней, которая была его визитной карточкой; да, пожалуй, и визиткой всей Усинской эпопеи. Вот она:

Чёрт побери, выпить хочется, братцы!

Нам бы вместе собраться!

Опрокинуть стаканчик-другой

В пивной! (Здесь обычно вступал хор)

Завтра опять мы здесь воблу разложим,

Обсосём и обгложем:

Одним словом - тряхнём стариной

В пивной! (Вопил нетрезвый хор)

Жить без вина не могу под луною,

Сядем рядом с тобою -

Будешь верной моею женой

В пивной! (Хор неистовствовал)

У Вовчика после его малярных работ появилось масса знакомцев, карифанов и даже "друзей до гроба". Его приглашали в дом из люльки, на которой он появлялся, будто театральный Мефистофель, поднимаемый электрическим приводом из нефтяных недр в раскрытые окна. Как правило, он не отказывал, и скоро завоёвывал сердца хозяев. Вовчика приглашали заходить в любое удобное время. Теперь уже через дверь.

Некоторые уезжающие в отпуск на "Большую Землю" оставляли ему ключи, доверяя любимые кактусы, кошек и собак. От этой всехной любви у Вовчика появлялось великое множество общественных нагрузок, которые он с честью выполнял, не жалуясь и не стеная. Такой известной личности в Усинске ещё не бывало. Идти рядом с ним по улицам было просто утомительно - количество поздоровавшихся с Вовчиком приближалось к 100% ходячего населения города.

Были в числе его обожателей и особы противоположного пола, то есть, стало быть, обожательниц. У одной вчерашней школьницы это зашло так далеко, что она собиралась всё бросить и следовать за Вовчиком в Харьков на любых правах. Пришлось ему познакомиться с родителями девчонки, и совместными усилиями им удалось убедить школьницу не спешить с принятием решения.

Она провожала Вовчика в аэропорту в день отъезда. На глазах девушки притаились две слезинки, больше она ничем не выдавала своего волнения. Была ли это быстро тающая, как ранний снег, первая любовь или настоящее глубокое чувство зарождающейся женщины - бог весть. С тех пор ничего я о судьбе этих двоих не знаю. Продолжились ли их отношения или нет? Хотелось, чтобы продолжились с какими-то феерическими действиями Вовчика, свойственными его широкой и яркой личности. Видно, такой уж я неисправимый романтик.

6.ОТДЫХ НА КОЛВЕ ИЛИ ПРИВЕТ ОТ БРЕМА

Приближался день строителя. Вместе с ним к Вадиму всё чаще приближался незабвенный прораб-"химик" с сакраментальным вопросом, когда начнем наряды закрывать? Он ещё даже не подозревал о том, на каком высоком уровне пройдёт "вечерняя поверка" в его профессиональный праздник. Закрывать наряды в нашем случае означало под хороший спиртец вести неспешные беседы о несовершенстве строительных ЕНИРов ("Единые нормы и расценки"). Везло же нам с прорабами! Но я подозреваю, что не только нам, но и практически всем стройотрядам, летучим "шабашным бригадам" и даже рабочим, посвятившим благородному делу строительства всю свою жизнь.

Вот и канун дня строителя. Как говорится "... и грянул бой". Вадим с прорабом уединились в комнате и приступили к работе. Оттуда время от времени появлялся наш славный командир, требуя закуску. Для святого дела ничего не жалко. В ход пошла та самая картошка, которую экономили, растягивая на весь рабочий период. Из импровизированной конторы периодически доносился голос прораба: "Так это что получается, Вадим, вы половину усинских котлованов вручную перетаскали?" или "Нет, на это я не пойду,... если не нальёшь". Каждые два часа прораб засыпал, так и не успев подписать нужные документы. Ему давали минут двадцать поблаженствовать, потом беспощадно тащили под холодный душ, и цикл повторялся.

В это время мы только что пришли с работы и сидели по "нумерам". Ничего не предвещало грозы. И, действительно, гроза обошла нас стороной. Нас. Но не Женьку Степаненко. Помните ещё водителя самосвала из моей школьной параллели? Он ворвался в нашу комнату стремительно, будто торнадо. Дверь нараспашку, глаз навыкате, лицо белее мела. "Мужики, дайте что-нибудь выпить... в себя никак не приду!", - только и сумел вымолвить он. Осушив полстакана чистого спирта и закусив варёной картошкой, Женька начал свой рассказ. Дальше следуют его слова, немного искажённые парадоксальными фантазиями моей памяти.

"У начальника управления уволился персональный водитель, и меня временно пересадили на УАЗ-ик возить шефа и главного инженера. Сегодня начальник попросил меня задержаться, чтобы после работы съездить на пикничок. Сел он ко мне в машину вместе с главным инженером, и повёз я эту парочку на берег Колвы праздновать день строителя. Вылезли они, отошли от машины подальше и костерок развели. Сидят водку пьянствуют, супчик на закусь варят, впечатлениями о строительной жизни делятся. А я залез в УАЗик, комарьё перебил, окна задраил, включил "Маяк" и книгу читаю.

Книгу я побольше взял - кто знает как у начальства "масть ляжет". Час прошёл, может больше. Не помню. Время не засекал. Чувствую, какое-то движение возле машины происходит. Глянул. Божечки, гуляет вокруг моей "ласточки" зверюга какая-то. Морда медвежья, но не медведь - уж очень посадка низкая. Лапы короткие, кривые. Окрас грязно рыжий с седыми подпалинами на боках. Росомаха - догадался, хотя раньше только на картинках видел пару раз*.

Ходит хищница, не спеша, воздух потягивает носом. О мужиках моих расслабленных я тогда даже и не вспомнил. Почему-то показалась мне росомаха не такой уж и большой - вроде собаки средней упитанности. Дай, думаю, возьму зверюгу. Так уж это просто казалось. Огромная шапка-ушанка из богатой рыжей шкуры перед глазами встала, как живая. Схватил я монтировку и выскочил из машины.

Дикое животное каким-то необъяснимым чутьём осознало мои намерения. Повернулась росомаха и побежала на кривых лапах в сторону реки. Я за ней. Чувствую, ходу прибавляет, я тоже не отстаю. Азарт столько адреналина в кровь добавил, что стал я ощущать себя непобедимым вождём апачей на охоте. Монтировка в руках играет, сердце дрожит от предвкушения близкой победы. А зверюга к Колве выскочила и давай по краю высокого берега драть. А я следом мчусь в приподнятом настроении.

Тут росомаха оступилась и кубарем по песчаному обрыву скатываться начала. Ну, думаю, теперь не уйдёшь - дальше бурелому навалено возле воды. Один только ей путь - на меня идти. Начинаю потихоньку спускаться, оттесняя зверя от открытой песчаной косы. Росомаха, видать, не дурная попалась. Сообразила, что отступать некуда, оборачивается в мою сторону и начинает такое выделывать...

Присела чуть, шерсть на загривке вздыбила, ощерила свою пасть и рыкнула негромко. Как увидел я, сколько зубов в той пасти, и какими немигающими глазами она на меня выстеклилась, так сразу мой азарт куда-то исчез. Не помню, как сообразил, что делать надо, но только осознал как-то, что процесс погони пошёл обратным ходом.

Взобрался я на крутой берег мухой. Мне повезло сильно, что зверюга пару раз, соскальзывая с кручи, скатывалась по песку, как бы давая фору. Бежал, не разбирая дороги. О том, что мимо машины проскочу, не думал. Вообще ни о чём не думал, как на городском кроссе в девятом классе. Меня тогда ещё нашатырём откачивали. Помнишь, Дима? Хорошо, что дверь не захлопнул, когда вылезал, а то после такой гонки разве ключ-то в замок пристроишь? Вот я и говорю, что повезло.

Очутился в машине, а рот закрыть не могу - задыхаюсь. Росомаха на УАЗик прыгает, что-то по-своему уркает, всё зубы демонстрирует. Тут мысль пришла в голову: "нужно мужиков выручать". Ничего лучше не придумал, как на клаксон давить. Видно, звук росомаху напугал. Она отпрыгнула и в лес ушла. А рука моя к сигналу так и приросла. Смотрю, бегут мои начальники, матерятся, чего, мол, ты культурную мероприятию срываешь.

Приблизились к машине, увидели моё лицо и расспрашивать начали, что да как. А я слово вымолвить не в силах, только подбородком на следы звериные киваю. Тут мужики враз протрезвели. В машину бабочками влетели. "Гони, - говорят, - Женя отседа, да пошустрей!". А я к рулю прилип, ноги совсем не слушаются. Пришлось начальнику меня с водительского места выковыривать и на заднее сиденье кантовать. Он сам весь обратный путь УАЗиком правил. Как не разбились по дороге - не знаю. Он ведь сроду за рулём не сидел. А уж в гараж механики машину загнали... Мне бы выпить ещё!".

Опустошив ещё полстакана, Женька залёг на мою кровать и отключился. Так что, ребята, прежде чем на зверя с монтировкой кидаться, Брема почитайте.

* ЧИТАЕМ БРЕМА:

Росомаха - одно из самых неуклюжих животных семейства куниц, является представителем особого рода (Gulo); туловище у неё короткое, короток и хвост, густо покрытый волосами, голова большая, морда удлинённая, но тупая; короткие и сильные ноги имеют сильные ступни с пальцами, вооружёнными острыми, крючковатыми, короткими когтями; череп широкий, выпуклый; зубы сильно развиты.

Росомаха, длиной до 1-го метра с хвостом 12 сантиметров покрыта грубой, косматой шерстью чёрно-бурого или рыжеватого цвета со светлыми полосами; шерсть отвисает по бокам в виде бахромы.

Как правило, определённых пристанищ у росомахи нет: днём она спит где попало, зимой часто прямо в сугробе снега, а ночью бродит в поисках пищи. Двигается она большими прыжками, как бы прихрамывая и даже кувыркаясь, но всё-таки настолько быстро, что может догонять мелких млекопитающих; благодаря своей походке она не вязнет в снегу и потому легко настигает добычу.

Главную пищу росомахе составляют различные виды северных грызунов, которых она истребляет в неимоверных количествах. В случае нужды она нападает на крупных животных, кабаргу, даже оленей и лосей; вспрыгнув им на затылок, она загрызает их до смерти; убитое животное она зарывает, а потом ест в несколько приёмов.

7.ПОД АРЕСТОМ ИЛИ ФИНАНСЫ ПОЮТ РОМАНСЫ

Всему хорошему и удивительному когда-то приходит окончание. Подошёл к концу и наш Олимпийский сезон. Прибежал как-то Вадик с такой вот новостью, будто вычислили нашего "джокера в рукаве" - что "мёртвые души" из нашей бригады трудятся одновременно в разных организациях. Вот-вот разборки учнут делать. Но он уже все наряды к тому времени закрыл.

Мы быстренько в двух организациях деньги наличные получили, а в УПВК на нас аккредитивы оформили, чтобы позднее их обналичить можно было в любом населённом пункте по желанию. Остался один дебитор - ДОСААФ. О работе в этой конторе нужно рассказать подробнее.

ДОСААФ располагался в посёлке Парма неподалёку от причала, где останавливалась "Заря" из Печоры. Вышли мы на эту фирму, занимаясь теплоизоляцией ёмкости на одной из котельных от фирмы УПВК. Рядом и базировалось хозяйство добровольного общества.

Директор оказался земляком Вадима, поэтому нет ничего удивительного в том, что нам была предложена работёнка по обнесению территории бетонным забором. Правда, стройматериалов не было вовсе. Но зато было огромное желание выполнить это денежное дельце. Начальник ДОСААФ предоставил нам машину без номеров, но зато с площадкой и магической буквицей "У" на лобовом стекле. Этот логотип стал гарантией того, что никто из органов ГАИ не остановит и не проверит путевой лист и наличие прав на вождение, которых ни у кого с собой не было.

Так было красочно разрисовано и обозначено директором ДОСААФа. Так происходило и на самом деле. За две недели никто наш транспорт не тормознул. Поездки на автомашине с дармовым бензином превращались в удивительные приключения. Искали и находили всё, что плохо лежит. Навезли дорожных плит для забора, труб и металла швеллерного сечения для сооружения опор к нему, электродов к сварочному аппарату. Погрузку и выгрузку приходилось оплачивать лихим Усинским крановщикам коньячным спиртом, предусмотрительно привезённым с собой в пластиковой канистре.

Изъятие материальных строительных ценностей происходило примерно так. Если "товар" возлежал посреди дороги, надевали оранжевые жилеты для создания легальности и грузили его неспешно и вальяжно, чтобы суетой не привлекать ничьего внимания. Если же приходилось залезать в бездонный карман (финансирование строительства было отменным, равно как и бардак) какого-либо строительного управления, то сначала обязательно ссылались на распоряжение мифического прораба Чвакова.

Кадровая неразбериха и заезжесть большинства строителей позволяли производить отгрузку практически всегда удачно. Зачастую совсем даром - строители народ дружный. Но уж если нам заявляли, не отправились бы мы за своими трубами по известному даже детям адресу, мы никогда не спорили. Зачем время терять, ведь прораб Чваков мог наследить и в другом более доступном месте.

Вскоре материалов оказалось достаточно и мы приступили к монтажу забора. После установки труб по периметру Вадику пришлось вспомнить свою первую профессию сварщика, чтобы наварить "ушки" на опоры. Когда установили плиты, и забор сиял своей первозданностью и величием, отправились к директору добровольного общества, чтобы наряды закрыть. Получалась весьма кругленькая сумма - почти по 600 рублей на брата. В те времена просто очень неплохие деньги, мягко говоря.

Оплата должна была состояться как раз в тот день, когда получили расчёт во всех строительных организациях. Но что-то не сложилось, не срослось. То ли денег наличных получить из банка нельзя было. А, возможно, как я понял позднее, платить нам собирались из "чёрного нала", который в ДОСААФе не переводился, но в тот момент наличные деньги срочно куда-то потребовались. Так или иначе, но расчёт получить не удалось.

Порешили на том, что зарплату на всех я получу на следующей неделе по коллективной доверенности, приехав из Печоры. Оформили документы у нотариуса, сыграли в игру "канун отъезда" с горячительными напитками, приготовленными из остатков в канистре, горячим чаем и прохладительным и кровопускательным (от гнуса) сидением у костра прямо рядом с общагой в кругу Питерских стройотрядовцев с гитарой и ночными серенадами.

Чёрт побери, выпить хочется, братцы!..

Наутро все разъезжались. Я вертолёткой в Печору. Из Пармы улететь было очень просто. Нефтяники дописывали в свои сопроводительные документы всех желающих, если позволяла загрузка. Воспользовался этой лазейкой и я, оказавшись к обеду дома.

Остальные члены бригады улетали самолётом в Москву и далее - везде. Наличные деньги и аккредитивы по 900 рублей приятно оттягивали карманы. Мечты о грядущем пополнении кошелька создавали радостное приподнятое настроение.

Через неделю объявляюсь я в Усинске. Захожу в бухгалтерию ДОСААФа, чтобы произнесть известную фразу: "Должо-о-ок!?". А там главного бухгалтера нет. Вместо него нарисовалась некая неприметная личность, одетая по цивильному, но с удостоверением майора ОБХСС возле сердца. "Вы, по какому вопросу ломитесь, товарисч?". Глядь, а за моей спиной уже два "шкафа" наручники разминают.

Настроения, конечно, никакого не стало. Обиделся я на наши беспардонные органы и говорю: "Мы людишки не местные, по подряду тут работали. Хотим денюжку получить честно заработанную". "А...а...а, - тянет личность. - Вы как раз нам и нужны". Интересуюсь о причинах такого внимания к своей скромной персоне. "Дело в том, - ответствует замаскированный майор, - что начальник ДОСААФ арестован по подозрению в хищениях социалистической собственности. А вы всей бригадой свидетелями пойдёте по делу. Только вот беда - адреса ваши в договоре отсутствуют (видно, Вадик подсознательно не наследил, заполнив только графы со своей фамилией, и данные паспортные внёс только свои с тогдашней ещё общаговской пропиской). Садитесь в пустом кабинете, молодой человек, и опишите всё, что знаете. Да, и про состав бригады не забудьте. Особенно обратите внимание на адреса".

Всем хорош был майор этот, но не орёл! Забыл обыскать меня на предмет извлечения документов. Может, подумал, куда я денусь от карающей руки закона. Вхожу в кабинет начальника под конвоем. А там уже сидят студенты из ЛИВТа (Ленинградский институт водного транспорта) и усердно показания на тетрадных листочках крапают. Они в ДОСААФе этом крыши на зданиях ремонтировали одновременно с нами. Сел я за стол конференционный, присоединившись к собратьям по несчастью. Взял бумагу, ручку и призадумался.

И тут меня осенило! Гляжу на часы - "Заря" на Печору через 10 минут отходит. Вскочил и говорю охране бдящей: "Мне бы выйти до ветру, дяденька. Терпежу нету совсем". Наивный милиционер комсомольского призыва выпустил меня в туалет, а сам в коридоре остался. Шмыгнуть в дверь запасного выхода труда не составило, благо планировка здания известна была. Поблагодарив бога, что не дал он возвести в качестве конторы ДОСААФовской более высокого здания, быстро мчусь на причал. Еле успел. Прыгнул в теплоход, аки кенгуру. Тут же отдали швартовы, и моя эфемерная личность растворилась в речном тумане.

Впоследствии суд над пресловутым директором ДОСААФ состоялся в столице республики, городе Сыктывкаре. Процесс был показательным и строгим. Приговор тоже. Студентов из Питера тягали для дачи свидетельских показаний, отрывая от учебного процесса. А деньги свои они так и не получили по причине отсутствия источников финансирования. Ещё бы - ведь эти "источники" по этапу отправили, а конфискованным имуществом держава делиться не привыкла.

Так что я теперь очень горжусь, что в "подаренных" Усинску сооружениях ДОСААФа есть и моя доля. Наверное, некоторые из членов нашей бригады до сих пор с печалью вспоминают о пропавших финансах, но я считаю, что проходить свидетелем по громкому процессу не очень приятное мероприятие, пусть даже и по доверенности.

А повестку Вадику в нашу общагу, судя по оперативным данным, присылали, но её следы растворились, смытые вместе с руководящей и направляющей ролью одной известной партии и вместе с окаменевшим лубянским Мундычем в полный рост.

Давно канули в Лету те золотые деньки, но иногда по ночам меня будит запах расплавленного битума, густо замешанный на ароматической саже горелых покрышек, и зовёт он меня за собой в светлую пору юности, где не было места сомнениям, где каждый шаг был решающим, а впереди - такая большая и удивительная жизнь...

Комментарии: 28, последний от 21/03/2023. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 12/01/2006, изменен: 06/02/2020. 65k. Статистика. Рассказ: События Секретные Мемуары + Путешествия + Строительные работы Иллюстрации/приложения: 3 шт. Скачать FB2
Аннотация: Всем, кто строил Усинск посвящается... в том числе и нашей "шабашной" бригаде... О работе в ССО 1978-го и 1979-го годов читайте: Крым-78, Нижневартовск-79

Чваков Димыч : другие произведения.

На гребне Колвинского мегавала