Чернушки в этом году не задались, и оставалось надеяться на следующий. А вот капуста наоборот дала, как назло, излишний урожай: во дворе, у собачьей конуры возвышался под самый верх забора террикон из подернутых инеем кочанов. Баба Рая решилась все излишки капусты засолить - зима, судя по плодовитости рябины за забором, обещала быть лютой, и, стало быть, питейной - а в семьи дочерей и внучек отдать, как обычно, по мешку. Заготовительным цехом бабушке служили сени, обе двери которых - к калитке и на задний, хозяйственный двор - были прикрыты по причине ранних заморозков на почве.
В сенях стоял сезонный, язвенно-кислый купаж запахов: помимо закисавшей капусты и высохших веников укропа и эстрагона, пахло огурцами из кадки, последней вырытой и раскатанной на клеенке картошкой, сохнущей в ожидании, когда же зять Вася закончит, наконец, уборочную и опустит ее в мешках в подпол. Этот осенний букет накладывался на привычный круглогодичный фон - от настаивавшейся в ведре бурды для двух пятачков и от вездесущего козьего навоза. Этот аромат побочного, а по здравому разумению - основного продукта жизнедеятельности, ненавязчиво внедрялся в протекторы Раиных галош, поры заскорузлой кожи ее рук и даже, в подкорку мозга, и, по идее, должен был бы угнетать сознание бабушки. Но это только со стороны могло так показаться - после семидесяти лет сельской жизни бабу Раю вывело бы из равновесия скорее отсутствие навозного запаха, чем его густота. Так что худенькая невысокая селянка пребывала в здравом сознании и добром теле.
Смахнув загорелой рукою капустные стружки с широченной разделочной доски в кадку и присыпав их сверху крупной, дефицитной по нынешним временам, солью, Раиса Сергеевна обтерла руки о подол фартука и понесла ведро с бурдой к поросятам, похрюкивавшим уже в хлеву вечерним дуэтом. Доброе тело ее больше сорока лет уже отдыхало после рождения последней дочери и почти не болело никогда, если, конечно, не падать спьяну с крыльца и не дырявить ноги о валяющиеся в темноте вилы. Травмы в последнее время обходили Раю стороной, и полное ведро легко, без понукания бабушкиным матом, поднялось с пола и поплыло, по-семейному вложив дужку в Раисину руку, к задней двери и дальше вниз, покачиваясь в такт ступеням лесенки.
Летом-то и дочери частенько приезжали помогать по хозяйству, и ораву внучек-правнучек, ненавязчиво ими подкинутую на свежий воздух и свежие же яйца и козье молоко, умела бабушка легко организовать - на сбор урожая, сенокос ли, или же иной семейно-полезный труд. А осенью у мелких девчушек начиналась школа, и помощь приходила только по выходным - пешком, за два километра из деревни или на автобусе из поселка. Зимой - и того реже, ну да и ладно - работы в ту пору немного. А осень - заготовительная пора, сейчас бы не помешала хотя б четверка ловких детских рук!
Руки и у самой бабы Раи были не промах. Будто руководимые собственным, костным, что ли, мозгом, они безостановочно сновали от одной хозяйственной надобности к другой. Вот и сейчас, не загружая бабушкину голову мыслями, руки открыли-закрыли дверь в хлев, налили шестипудовым пятачкам-близнецам пойло в корытце (вот вам, к Рождеству набирайтесь, подумала хозяйка), схватив злые вилы (чтоб вам, выругалась привычно Рая), кинули сенца тройке коз за загородку, сыпанули пшена курам, не забывая попутно потрепать, огладить полезных животных.
Помимо того, что живность давала молоко, мясо и яйца многочисленному потомству бабы Раи и, немного, ей самой, она образовывала собой своеобразную семью, восполняя человеческую потребность бабушки в общении. Особенно в холода, когда, по несколько дней кряду, не с кем ей было словом перемолвиться. Купленный дочерью Ирой телевизор у Раи обычно работал, дочь Света подарила мобильный телефон на всякий непредвиденный случай, но живого общения от электроники одиноко живущая женщина не ждала, и техника оправдывала бабушкины ожидания, ломаясь в самое неподходящее время. Зато домашние звери отвечали ей любовью и преданностью. Особенно козы.
________________
Что с козами не все так просто, бабушка заподозрила позапрошлой зимой, когда ее от неприятностей спасла случайность, испугом тогда Рая отделалась. Впрочем, не обладай ее собака таким созерцательным характером, обошлось бы и без испуга...
Непонятно как попавший к Рае снежно-белый цепной пес Тимурка, в котором опытный кинолог признал бы исключительно чистых кровей самоеда, был снисходителен к своим и свиреп к чужим. Но совсем иные чувства вызвал в нем медведь, вернее годовалый медвежонок, забредший прошлой зимой в Раин огород. Не из лесу, понятно, подмосковного, где и волка-то не найти - ни днем с огнем, ни ночью на слух. Из пансионата сбежал, где его приспособили в клетку как достопримечательность. Пролез меж прутьев клетки, чересчур широко приваренных, под взрослую особь, да и рекой-рекой, по заснеженному льду, добрался до стоявшего на отшибе и вкусно пахнувшего Раиного хозяйства.
Когда мишка раздвинул штакетины забора, Тимурка оплошал и не залаял. Хуже того, он не оборвал цепь, чтобы броситься на непрошеного гостя, что легко вытворял, когда к Рае приходили деревенские мужики за стаканом самогона под квашеную капустку. Пес был немолодой, рассудительный, и он просто уселся с интересом наблюдать за диковинным созданием. Создание, в свою очередь, не заметило собаку, только черным носом да глазами выделявшуюся на снегу. Выйди в это время баба Рая в огород, быть бы инфаркту! Однако ж, не одним Тимуром сильно бабушкино хозяйство...
Сарай со стуком распахнул дверь и выпустил на заснеженный двор двух рослых коз, статью и матовой чернотой своей шерсти способных удивить даже флегматичного деревенского забулдыгу. Медвежонок в козах не разбирался, и ему поплохело уже от самого факта появления рогатых зверей, выдувавших носом гневные струи пара и от которых не стоило ждать ничего хорошего. И - правда: козы, не раздумывая, направились к медведю - бодаться. Урожденному бурому хозяину леса никто, очевидно, не прививал хищнических навыков, поэтому он решил на всякий случай спасаться бегством на засохшей елке, под которой была сложена поленница. На это навыков у него тоже не было, но выручили инстинкты. Оставив на снегу болезненный символ медвежьего испуга, медвежонок галопом по осыпающейся коре взбежал до ближайших сучков и замер, размышляя - будут рогатые черные преследовать его и наверху или же обойдется? Не обошлось...
Козы подошли к нетолстому, с телеграфный столб толщиной, дереву, по очереди поскребли рогами кору, будто пробуя елку на ветхость, и принялись молча долбиться о ствол, в такт поднимаясь на задние ноги и с размаху рогами дружно обрушивая на ель всю мощь своего негодования. Елка содрогалась трухлявым нутром, но держалась. Держался и мишка, прикидывая, куда ему дальше деваться, когда черные сделают свое - черное же - дело и белый наст уравняет возможности сторон. Любознательный пес, в улыбке вывалив розовый язык, терпеливо наблюдал, чем кончится козья осада.
- Кто там? - донесся из избы дежурный вопрос бабы Раи, привыкшей, что гости благоразумно стучат чем-нибудь твердым о калитку, прежде чем войти, поскольку Тимурка чужого, по-свойски вошедшего, обычно быстро, по-свойски же, выставлял за забор с оторванной штаниной. Лая или рыка Рая не слышала, и это могло означать что угодно - либо бабушка не расслышала их, либо пришел кто-то не совсем чужой, к примеру, постоянный местный сомелье Раиных самопальных продуктов брожения и возгонки - Ихтиянд, как она его звала. Никто на вопрос ей не ответил, а стук продолжался, и бабушка решила оставить на плите кипевший уже суп и выйти на улицу.
За калиткой никого не было. Звук доносился с противоположной стороны, с огорода. Решив, было, пойти поглядеть, кто там стучит, Рая остановилась и прислушалась к нежданным крикам мужиков, доносившимся снизу, от реки. Она вышла за калитку и протопала полсотни шагов до крутого берега.
Посреди речного полотна, по насту вилась тропа, которой ходили местные жители из поселка в сельскую церковь. По обе стороны тропинки пролегали лыжни, которыми поселковые ускоряли свой неблизкий путь к храму в зимнее время - полтора километра вниз, до подворья бабы Раи и столько же еще до села. В фабричном этом поселке был и свой приход, да только храмом его назвать было сложно. Большая одноэтажная постройка с деревянным крестом над входом хоть и называлась "Церковь", но, несмотря на все старания отца Александра, не внушала своим видом воспитанным в советские времена прихожанам ни трепета перед Господом, ни светлого чувства причастности. А в селе - другое дело! Там и колокольня имелась, и храм располагал, как водится, притвором, иконостасом и алтарем.
Этим путем сейчас и двигались на лыжах мужики - снизу, от села, рядом с которым, у бывшей мельницы, стоял пансионат. Баба Рая признала в мужиках "тамышних" пансионатских работников - из местных все, устроились на весьма скромный оклад, но работой дорожат, ведь с ней теперь туго стало. Работнички шумно переговаривались, вглядываясь в заснеженные берега и гладь речного наста.
--
Потеряли кого? - прокричала им баба Рая с косогора, выпуская облачко пара в морозную стынь воздуха.
--
О, Рай! Медведя не видала? - отвечал один из мужиков, Сашка Рюмин, восклубя над собой такое же облачко.
--
Какого такого медведя?! - бабушка, несмотря на общеизвестную свою осведомленность во всех новостях, еще не знала про эту пансионатскую диковину. Про зоопарк вблизи поселка знали все - и верблюд там был, и волки в клетках, даже страуса летом в вольер выпускали! А про медвежонка в пансионате - не слыхала пока: сорока та, видно, заплутала, либо хвост ей выщипали, на котором сплетни разносила. - Ежели вы насчет по стакану принять, заходите - налью. А мозги мне пудрить не надо, для этого у меня телевизер есть. Медведя! Ишь выдумали, - уверенно отвечала баба Рая, но со вниманием приготовилась слушать, что ответят - уж больно по-деловому пансионатские двигались, может, где и впрямь медведь объявился?
--
Да ну тебя, - отмахнулся Сашка, и бригада поисковиков двинулась дальше вверх по реке.
--
Медведя... - пробормотала под нос себе Раиса Сергеевна, и поспешила назад, к дому - посмотреть, кто ж там стучит? Не медведь, понятно - с чего бы медведю стучать? Да и чем? Однако ж мужики от стакана отказались, значит, вправду дело серьезное! Деньжата-то у них водились, а Раины цены на самогон даже по местным сельским меркам большими назвать никто б не отважился. Ан не зашли...
С этими мыслями дошла Рая до избы, обогнула ее и увидала распахнутую дверь хлева, как она называла утепленный мхом бревенчатый сарай, в котором содержалась вся полезная домашняя живность. Только вредный Тимурка жил на воле, а конурой пользовался, если уж совсем мороз! Название "хлев" привилось от мужа, сельского пастуха, много лет гонявшего сводное стадо. Свою корову они никогда не держали, да и зачем, раз пастуху всегда, помимо оплаты и поочередного обеда в домах владельцев буренок, ежедневно полагалось парное молоко? Теперь муж давно помер, оставив остатки своего здоровья в колодцах, которых он во множестве нарыл по округе, когда стадо поредело, а после и вовсе распалось, и пастух стал никому не нужен. А название вот осталось...
- Итить твою! Хлев выстыл, поди! - Рая решила, что поутру, выходя из постройки, плохо прикрыла дверь. Бабушка притворила ее, и повернула вертушок, запирая снаружи. - Итить твою!! - вдруг закричала она, почувствовав чей-то тычок в зад, - Роза! Майка! Как вы вышли-то? - сзади стояли две ее черные поилицы.
Козы пританцовывали на месте и отпрыгивали назад, к поленнице. Собаки таким манером приглашают поиграть или зовут за собой, а что хотели сказать рогатые, было не понять. Рая не стала выяснять, кто из них боднул ее: тычок был чисто символическим, да и не признались бы озорные Роза с Майкой в совершённом баловстве. Поругавшись на них с минуту и не уговорив идти обратно в хлев, бабушка открыла дверь, ухватила каждую козу за рог и затащила их внутрь. В помещении обнаружила она, что загородка, отделявшая загон для коз от остального богатого внутреннего мира хлева, повалена и из жердин торчат, посверкивая в сумраке сарая, крепившие ее к стене гвозди. Кое-как приладив жерди, баба Рая засомневалась: самой молотком вбить гвозди на место или дождаться, когда зять пожалует за соленьями, и можно будет поручить ему восстановить статус-кво внутренней планировки. Сейчас козы были за загородкой, и она, успокоившись, вышла на мороз, не забыв запереть дверь на вертушок.
- Дров, что ли, принесть? - задала она риторический вопрос себе самой. Из хлева донеслось блеяние одной из коз, Розы. Бабушка решила, что старшая коза одобрила ее идею, и пошла к поленнице...
Сидевший все это время на елке медвежонок наблюдал, как человек ловко унял страшных черных зверей. Людей бояться у него не было никаких причин, ведь они всегда кормили-поили его и меняли подстилку в клетке, где бы он не жил - в питомнике, зоопарке, а теперь вот - в пансионате. Когда победительница рогатых прямо под ним стала набирать на локоть руки толстые палки, он решил, что пора слезать и потребовать у нее еды. Слезать показалось ему боязно из-за высоты, на которую прежде не доводилось забираться - метра четыре в человеческих понятиях. Он стал суетиться на ветках, опуская вниз то передние, то задние лапы - и так и сяк было страшно. Решил попросить у человека помощи...
- Мэ, - раздалось где-то над Раей, - мэ-э! - голос был ей незнаком - козы говорили не столь басовито, и милое сердцу козье "ме-е" не походило на это грубое "мэ-канье". В хлопотах позабыв про мужиков и объект их поисков, и не подумала она ничего такого, когда разогнулась вместе с охапкой дров и посмотрела наверх. В лицо Рае осыпалась сухая кора...
Медвежонок понял, что правильно попросил помощи, потому что человек бросил на снег свои дурацкие палки и побежал в теплое помещение - за едой, конечно. Правда, снимать с дерева его почему-то не стали, но это не беда - можно самому попытаться еще раз слезть, пока еду не принесли. Черных рогатых не было видно, и он решился. Не совсем страшно показалось ему спускаться головой вверх, и он начал спуск, вцепившись в кору когтями и, обдирая ствол до неприличной наготы, заскользил вниз...
Баба Рая, несмотря на свою легкость, никогда не бегала быстро, тем более в валенках. И какой бег на восьмом десятке лет? Однако ж личный рекорд она, несомненно, поставила, в считанные секунды влетев в сени и запершись изнутри на крючок. Злые вилы остались в хлеву, и защищаться от приставаний медведя было нечем. Пока она лихорадочно рылась в углу у двери, прикидывая, чем бы усилить свою оборонительную мощь, сзади последовал новый тычок в зад! Сердце замерло и, показалось ей, тихо упало в левый валенок, к пятке, где вдруг стало тесно...
Вторая дверь сеней была не заперта, и, хотя она выходила на другую сторону дома, хищное животное вполне могло обогнать Раю, невзирая на ее новоиспеченный личный рекорд, и забежать с другой стороны. Замершая от неожиданности бабушка успела подумать, что вот хорошо было бы, если б это снова Роза либо Майка оказались! Но тех она надежно заперла, и кроме медведя шалить было некому. Медленно развернувшись, она почувствовала, что прикосновение сзади ослабло и левой пятке стало просторней. Ну конечно, это были старые добрые грабли! Впервые за долгую жизнь, наступив на них, Рая испытала чувство облегчения и задушевной привязанности к этому нехитрому садовому инвентарю. Вооружившись граблями, Рая заперла и вторую дверь в сени и, войдя в дом, забаррикадировалась, в нем, придвинув к запертой ею на ключ последней защитнице-двери железную кровать с шишечками...
"Надежно запертые" чернушки Роза и Майка все это время не бездельничали. Повалив чуть державшуюся загородку в хлеву еще раз, Роза с одного удара рогами в дверь заставила удерживающий ее вертушок повернуться вертикально, как того требовал закон земного притяжения для вертушков со смещенным от оси вращения центром тяжести. Вновь обретшие свободу козы недоуменно проводили взглядом бегущую в дом Раю, и поспешили вслед хозяйке, считая, что им тоже нужно быть в гуще событий. Однако в это время взвизгнул Тимурка и, рванувшись, до предела натянул цепь в сторону поленницы. Козы тут же осознали, что гуща событий находится по-прежнему у елки, и изменили свои планы...
Съезжая на когтях по стволу головой вверх, медвежонок упустил из виду, что черные рогатые вышли на оперативный простор. Благополучно спустившись до земли, он направился к теплому дому, где, как подсказывал нюх, у человека хранился запас вкусного. Проковыляв с десяток шагов по снегу ко входу в пахнущий супом дом, он вдруг услышал взвизг какого-то невидимого зверя и лязг цепи, знакомой ему по времени проживания в зоопарке. Он приостановился в раздумьях, и тут из-за угла заборчика, отделявшего хозяйственный двор от огорода, выскочили двое рогатых и, выбивая копытами брызги из притоптанного снега, ринулись прямо на медвежонка! Обратно к елке он уже не успевал...
Роза и Майка обрадовались, что Тимурка не наврал - за углом прятался лохматый, осмелившийся спуститься с дерева и подойти к святая святых - огороду. Летом за заборчиком зрела лакомая капуста, которой с осени до весны хозяйка подкармливала коз. Зимой же в огороде было неинтересно. Но не сейчас, потому что прыткий лохматый с места перемахнул метровой высоты ограду и приземлился прямо на засыпанную снегом капустную грядку. На грядке тут же появилась еще одна кучка медвежьей трусости. Осквернение святого места не могло остаться безнаказанным, и теперь уже ничто не могло остановить коз от приведения в исполнение их праведного гнева ...
Летом козы неоднократно пытались добраться до капусты, чье близкое присутствие выматывало нервы животных даже сильнее, чем кусачие мухи и слепни. Как ни пытались Роза с Майкой проломить штакетник, ничего путного из этого не выходило - уж этот-то заборчик был сделан зятем Васей на совесть! Но совесть имелась и у коз, а у лохматого - как раз наоборот. Поэтому Роза с такой силой стала биться в штакетник, что одна планка все же раскололась. Но этого было явно недостаточно и, чтобы пролезть в огород, Роза стала долбить соседнюю штакетину, но та не сдавалась. Майка же непозволительно медлила в столь ответственный момент, теряя время. Но оказалось - теряя не напрасно...
Повернув голову набок, Майка просунула между штакетин рога и, действуя ими как гвоздодером, за три секунды оторвала три планки. Окно в огород было прорублено русским народным средством - смекалкой, которую одобрил бы даже Петр Великий, доживи он до этого дня! Нет, пожалуй, Петру Алексеевичу пришло бы в голову, что он намедни перебрал лишку, потому как зрелище травли медведя черными козами вряд ли могло привести прогрессивного царя к иному выводу...
Выводы же, которые сделал медвежонок, впервые увидев рогатых исчадий земного ада, печально подтверждались. Он попытался, было, перелезть через забор, чтобы уйти к реке, и даже подтянулся на поперечине, на которую был набит штакетник, но когти задних лап скользили по доскам, не желая цепляться, и от этой затеи пришлось отказаться. Тем более что дыхание черных, выдувавших носом струи жутко пахнущего пара, послышалось прямо за спиной. Он соскочил на снег и тут же получил от одного рогатого ощутимый удар в бок. Издав жалобное "мэ-э-э", медвежонок пустился вдоль забора, судорожно ища в нем спасительную прореху. Прореха никак не находилась...
Понятно, убежать от медведя ни человеку, ни козе не под силу - уж очень прыток от природы лесной великан. Но это - в лесу, где он хозяин, а не в замкнутом пространстве огорода, когда сам стал напуганной до полусмерти дичью. Слаженная группа загона в свою очередь не подозревала, что поймать бурого хищника без специальных средств - невозможно, и усердно старалась опровергнуть этот тезис. Несколько раз козы зажимали мишку в углах огорода, но он прорывался в просвет между загонщицами, снося удары в корпус и, наконец, оставил клок шерсти на рогах у Майки. Взревев от боли, он решил не искушать более судьбу и, перемахнув назад в хозяйственный двор, взметнулся на ту же сухую елку у поленницы. Хотя коры на дереве не осталось совсем, страх оказался достаточным стимулом, чтобы гладкий ствол показался медведю совсем не скользким...
Баба Рая, и прежде не отличавшаяся остротой зрения в отношении мелких кнопок мобильного телефона, только с десятой попытки набрала дрожащими руками нужный номер.
- Милиция?! Сереж, ты? - уж кому, как не самогонщице быть на короткой ноге с представителями власти, особенно если власть своя, местная, а сержант Сергей - ее внучатый племянник? - У меня тута медведь на елку залез! - конечно, она не ждала, что ей сразу поверят, но пожелания не пить с утра, сделанные в изысканно-милицейских выражениях, все равно не порадовали. - Да трезвая я! Пансионатские медведя ищут на реке. А он, эва, у меня сидит, на дереве! - Рая выслушала еще порцию чуть менее отборных сомнений. - Да ты приезжай, сам погляди. Только пистолет возьми, медведь-то настоящий! - На том конце беспроводной линии, видно, смягчились, но сомневались еще. - Ты, Сереж, не волнуйся, Вася мой на тракторе завсегда проезжает к моему дому, - этот довод не слишком убеждал, так как Васин "Белорус" по проходимости несравним с милицейским "жигуленком", поэтому Рая добавила последний аргумент. - Налью, - и вызов селянки был зарегистрирован в поселковом отделении милиции...
Почувствовав себя в избе в относительной безопасности, Рая теперь подумала и о животных. И не нормативно ужаснулась вслух - медведь мог передрать всю животинку в хлеву за милую душу! По крайней мере, так она думала. Выглянув в окно, выходившее к хлеву, она увидела повторно распахнутую дверь, и сердце ее снова надумало падать в валенок. Из окна ничего не было видно внутри хлева, и Рая взялась рассуждать. Если зверь добрался до скота, то, приди сейчас она животным на помощь, он задерет и ее, а этого как-то не хотелось... Если медведь ушел, побрезговав добычей, то Раины животные мерзнут и могут простудиться - это было тоже плохо! Оставалось выяснить, где хищник, а после можно будет принимать решение - идти к хлеву или нет. Но как это сделать - на ум не приходило...
Медвежонок удобно устроился на нижнем венце ветвей ели. Здесь рогатые его достать не могли, и он решил дождаться ушедшего за едой человека, который снова укротит черных дьяволов, снимет медведя и накормит. Только подозрительно долго человек не возвращался - должно быть много еды решил набрать для мишки. А медвежонок согласился бы и на небольшую порцию, ведь после вчерашнего переезда из зоопарка его покормили не слишком сытно.
Роза и Майка решили больше не стучать по дереву, раз толку из этого не выходило никакого, а от сглаза они спасались иными, козьими средствами. Паче того, преследование лохматого по огороду отняло немало сил. Чтобы не замерзнуть, но не оставлять поста у дерева, козы неспешно ходили по кругу, и лишь когда лохматый шевелился, вставали на задние ноги, грозно опершись передними копытами на ствол, и чужой зверь сразу затихал...
Силовые структуры объявились у Раиного дома одновременно: подъехал раритетный милицейский "газик", неведомо где стоявший с до-перестроечных времен, и примчалась на лыжах пансионатская группа захвата, извещенная по телефону. Тимурка понял, что настал его час, и встретил силовиков трехэтажным лаем. Те были люди бывалые и опрометчиво в калитку не вошли, даром, что пес своей цепи пока не оборвал.
--
Рая! Теть-Рай! - покричали мужики на разные лады из-за забора, но бабушка держала осаду и не выходила. - Милиция! Открывай, Раиса Сергевна, - употребил власть сержант. Без результата.
--
Давайте ломать, что ли? - не то скомандовал, не то спросил сержант.
--
А чего тут ломать? - нахально осколабился на него Сашка Рюмин. - Калитка даже на крючок не заперта, собака на цепи. Входи, власть!
--
Угу. "Входи". Умный нашелся. А если в собаку стрелять придется - мне родня потом проходу не даст... - при слове "стрелять" мудрый Тимурка тотчас перестал лаять и замер в ожидании. Чуть скрипнув, приотворилась дверь сеней. В щелочку на улицу высунулась рука бабы Раи, сделала малопонятное движение и скрылась. Дверь захлопнулась.
--
Чего это она? - удивился Сергей-сержант.
--
Говорит, чтоб шли за дом, - пояснил Сашка Рюмин, так поняв Раин жест. Мужики нерешительно топтались на месте.
--
Что за форум? - послышался голос откуда-то из-за спин нерешительных силовиков. Оглянувшиеся мужи поначалу никого не увидели, но тут сквозь их строй просочился невысокий мужичок пенсионного на вид возраста в засаленном треухе. - Первачку удумали употребить? - съехидничал он, продираясь к самой калитке. - Ой, да тут милиция никак? - он снизу вверх уставился на сержанта и спросил того сочувственно, - никак и ты, Серега, поправиться задешево приехал? Или тебе по-родственному, - подмигнул он, - вообще на халявку?
--
Не балаболь, Михалыч, - сержант рукой остановил дедка, вознамерившегося проникнуть во двор, - куда прешь? Тут дело серьезное!
--
Неужто очередь? - притворно удивился тот и попытался проскользнуть мимо милиционера. - А я вчера еще занимал, во как!
--
Вали отсель, - Сашка Рюмин схватил дедка за локоть, - тут тебе не рыбалка, Ихти... - и осекся под внезапно остекленевшим взглядом Михалыча, - ишь ты, прыткий какой, медведю под лапу хочешь? - выкрутился он спешно. Ну и правильно, что поправился. Общеизвестно, что прозвище Михалыча лучше при нем не произносить - у того сразу стекленел взгляд, что предвещало немедленный мордобой. Причем устоять перед тщедушным ветераном не удавалось пока никому - ни безразмерному Чуле из села, ни бандиту Сундею из поселка. Так что и мы не будем его произносить всуе, ограничившись Раисиной интерпретацией прозвища - Ихтиянд, на которую Михалыч не обижался.
--
Это какого такого медведя? Который сосунок-одногодок из вашего пансионата? - Ихтиянд сделал вид, что не заметил оговорки Рюмина - незлобливый Михалыч сам на драку никогда не нарывался. - Уже сбежал?! Ну, зоотехники-анималисты, ну насмешили, - зашелся он сухим кашляющим смехом. - Только ж вчера привезли и - уже? И где он, м-медведь ваш страшный? - спросил он. Все молча покосились в сторону Раиного дома. - Там?!! И вы тут встали?! - Он отпихнул, походя, рослого сержанта, открыл калитку и направился мимо притихшего пса к дому. - Сергевна, ты жива? - постучал он в дверь сеней.
--
Да жива я, жива. А скотина - не знаю. Может, подрал всю, - послышался приглушенный Раин голос из-за двери. - На елке сидел, где дрова у меня.
--
Ща мы его, - направился Ихтиянд вкруг дома на задний двор, но по дороге задержался у собаки, - а ты куда смотрел?! - Склонился он над Тимуркой. - На двор медведь пришел, а ты до сих пор на цепи?! Ты охрана или где? - Пес пристыжено отвернулся и отошел к конуре. Воспользовавшись замешательством собаки, группа захвата прошмыгнула за спиной Ихтиянда на хоздвор - все пятеро, но без лыж, только веревки понесли с собой. Сержант возглавил процессию, передернув затвор табельного "макарова"...
Медвежонок очень обрадовался, завидев людей - они немедля прогонят рогатых и дадут еды! И правда, черные смердящие создания с появлением людей отошли от дерева. Но никто их прогонять не собирался! Все столпились под елкой и размахивали руками, переговариваясь на малопонятном человечьем языке.
--
Слезай, давай! - Сашка Рюмин махал медведю рукой, но тот вряд ли понимал человека. А если и понимал, то не верил в его бескорыстность.
--
Ишь ты, козы целы, - Ихтиянд протиснулся к дереву, - пятачки тоже хрюкают, видно так и просидел наверху, слава богу!
--
Странно, - сержант поигрывал пистолетом, не зная, куда его применить - в кобуру убирать - инцидент не исчерпан, а стрелять - тоже ни к чему пока. - Есть возможность безнаказанно совершить убийство, а преступник - не пользуется?!
--
Так, ясень-уясень, он никогда в жизни по деревьям не лазил, все по клеткам сидел на цепи. Залезть - залез, а слезать боится, - логично разяснил Ихтиянд, сам не подозревая, чего именно боится медвежонок.
Меж тем остальные силовики обсуждали, как снять животное, чтобы не повредиться самим и ценного зверя не попортить. Были б они выпивши, тут же без разговору приставили бы к дереву Раисину лестницу, да кто-нибудь самый шустрый полез сердобольно снимать незадачливое дитя природы. А с трезва-то - где взять той простецкой решимости? Пока хватило ума только приставить лестницу, аккурат под нижний венец, где зверь угнездился.
--
Слышь-те, ребята, как поймаете медведя-то, налью всем, - донесся от дома Раин голос. Бабушка решилась с граблями выйти на улицу, но отходить от дома боялась, - только коз моих в хлев отведите, а то задерет, не дай бог!
--
А нас не задерет?! - отвечал Сашка Рюмин. - Мы тебе, вишь, жизнь спасаем, да еще скотину ей сохрани. Сама вот и забери их, чтобы не мешали тут зверя ловить, - выдвинул он встречное предложение, даже не подозревая, насколько точно определил истинную причину, не позволяющую мишке слезть с дерева.
Баба Рая посулами да ласками отозвала-таки козочек от дерева к хлеву, загнала их внутрь и приперла для верности дверь снаружи проклятыми вилами. Слегка осмелев в ходе этой тактической операции, бабушка остановилась возле угла огородного заборчика - чтоб и до сеней добежать, если что, и чтобы разглядеть, как медведя ловят: а то - как потом людям сказать, что в твоем же огороде ловили хищника, а ты и не видала?!
--
Ща мы его, ясень-уясень, - вдруг выдал Ихтиянд. На его возглас поначалу не обратили внимания, а когда опомнились, было поздно что-то менять - ветеран сельского труда уже почти докарабкался по лестнице до медведя. Видно, крепко погулял Михалыч накануне, раз даже не сдобренные утренним первачом хмельные пары побудили его на отчаянный, с точки зрения здравого смысла, поступок.
--
Тебе, дурню, невтерпеж, что ли? - заорал сержант, снимая "макарова" с предохранителя. Однако стрелять, по любому, было нельзя - все "яблочко" цели закрывал Ихтияндов зад, обряженный в ватные, треснувшие по шву, штаны.
--
Ты совсем допился? - кричал Рюмин. - Слезай напрочь, черт речной!
Меж тем Ихтиянд приблизился к хищнику и, глядя ему в недоверчивые глаза, начал психологическую обработку, явно подсмотренную в каком-то фильме про самоубийцу-прыгуна с небоскреба:
--
Вот ты скажи мне, чудо лохматое, тебе хреново в пансионате было? Кормят-поят, дерьмо твое выгребают - чего еще надо? - ветеран попытался ухватить свободной рукой медвежонка за шкирку, но вовремя отдернул руку, потому что зверь махнул в ответ лапой - поди пойми, отбивая человеческий выпад или заигрывая? - Ты не спеши с ответом, ясень-уясень, ты думай, - Ихтиянд постучал себя рукавицей по треуху, - ты думаешь здесь всю жизнь сидеть или все же пожрать спустишься? Мне лично выжрать не помешало бы, эх! Может, составишь компанию?
Медвежонок не понимал, чего хочет этот странно пахнущий человек, почему-то не принесший еды. Но что-то очень задушевное в его словах проскальзывало, напоминая сердобольного дворника из зоопарка, по утрам пахнувшего аналогично, но приходившего к мишкиной клетке с кусочком свежего мяса, а не с пустыми руками. И очень огорчали люди на земле, злобно кричавшие толи на медвежонка, толи на залезшего к нему человека.
--
Ты лапой-то не очень! - Ихтиянд, благодаря так и не пропитым бойцовским навыкам, вновь успел увернуться от когтистой конечности, - ясень-уясень, за шкирку кому приятно? Но слезать надо, - он спустился на ступень ниже, приглашая зверя последовать за ним...
Медвежонок недоверчиво мэ-кнул и, повернувшись и так и эдак, сделал неуверенное движение задней лапой на ступеньку лестницы, поглядывая на Ихтиянда через плечо. Головой вниз опять же было страшновато, хотя иметь незнакомого человека перед мордой пожелал бы он охотнее, чем сзади, как сейчас. Следуя за уступавшим ступень за ступенью человеком, среди молчания замерших напряженно людей, бурый мишка спустился больше, чем на пол-лестницы, когда в гулкой тишины морозного дня Раины нервы не выдержали.
--
Михалыч, беги, пока он не слез! - крикнула она Ихтиянду и добавила сержанту инструкций по своему разумению, - Сережа, стреляй, а то задерет его!
Крик ее, впрочем, не сказался ни на по-ступенчатом спуске хищника, ни на поведении мужиков - Ихтиянд неспешно сдавал позицию на лестнице в пользу медвежонка, ловцы изготовились с веревками вязать лохматого беглеца, а милиционер выцеливал нетвердой рукой медвежью голову на срезе пистолетной мушки, приплясывающей в такт зачастившему милицейскому сердцу. А отразился Раин призыв в закулисном пространстве хлева...
После двух пробных ударов в припертую вилами дверь хлева, последовала зловещая пауза - если бы кто к этим ударам прислушивался, конечно. В тот момент, когда Ихтиянд уже ступил одной ногой на снег, Роза с Майкой в порыве козьей преданности хозяйке с такой силой врезали рогами по двери, что зубья вил полностью пробили плотно притоптанный снежный покров, древко орудия попыталось изогнуться, но с треском обломилось! И, оказавшиеся вновь на свободе, чернобородые животные, потрясая во гневе рогами, ринулись к месту предполагаемой поимки медведя.
Обернувшиеся на грохот люди упустили момент, когда медвежонок шустро оценив обстановку рванулся по лестнице на спасительный верх. Единственным, кто не обратил внимания на происходящее за спиной, оказался сердобольный Ихтиянд. Его реакции достало, чтоб ухватиться руками за задние лапы доверчивого медведя...
Медвежонку в испуге некогда было раздумывать, как освободиться от коварного человека, и он так яро возжелал спасения от черных рогатых, что поволок нетяжелого Ихтиянда по ступеням наверх силой одних передних лап! Сашка Рюмин, с опозданием заметив, что Михалыч возносится в небеса, аки Вакула на чертовом хвосте, бросился по ступеням вослед валенкам Ихтиянда. Кто-то из группы захвата попытался поймать Михалычев валенок между ступеней, подпрыгнув с земли из-под лестницы, но, промахнувшись, ухватился за лестницу и повис на ней. Видя всеобщую потерю рассудительности, сержант с криком: "Стой, стреляю!", встал ногой на нижнюю лестничную ступень и выстрелил в воздух. Добежавшие к этому моменту до елки козы тоже внесли свою лепту в суммарный импульс живых тел, врезавшись сходу рогами в ее ствол...
Давно собиравшееся упасть трухлявое дерево с благодарностью приняло помощь живых разумных существ и, коротко всхлипнув последними не сгнившими еще волокнами, повалилось к оврагу ручья, впадавшего в речку за задами Раиного участка.
Пока дерево валилось, по пути теряя сучья и сминая пролет забора, Рюмин рефлексивно оттолкнулся от лестницы и, отчаянно вращая руками в поисках вертикали для своего тела, пятой точкой которого болезненно прочувствовал действие забытого со школьных времен ускорения свободного падения на полено, поспешно брошенное намедни бабой Раей.
Пока еще елка не упала, лестница "сыграла" о подламывающийся забор и своей тетивой преступно выбила табельное оружие из сержантской руки - пистолет, кувыркаясь, перелетел в огород через заборчик, точнехонько в то самое место, которое осквернил медвежонок на бывшей капустной грядке.
Пока древесный ствол был в последнем и единственном, дарованным провидением полете, козы черными молниями метнулись сквозь образовавшуюся в заборе прореху, оттолкнулись копытами о его распадающиеся доски и сиганули в овраг, стремясь настичь лохматого зверя в точке его приземления. И успели бы, если б не завязли в сугробах овражного склона, гневно мекая и, не жалея вымени своего, продираясь к ненавистному хищнику.
Когда ель приняла горизонтальное положение и продолжала валиться на склон оврага, Ихтиянд не только настиг ускользающую добычу, но и обхватил, рванувшись в отчаянном альтруистическом усилии, медвежонка поперек талии. Перед тем, как встреча с заснеженной землей стала для него больше, чем возможностью, сердобольный Михалыч извернулся в воздухе спиной вниз, поместив брыкающегося ценного хищника над собой и принимая инстинктивно удар на свой, многое повидавший в жизни ватник. Так они и встретили свою судьбу - молча и вверх тормашками: Михалыч заскользил по склону на спине, из-под которой выбрызгивали снежные буруны, а медведь - на нем, суча когтями морозный воздух. На дне оврага скольжение прервалось погружением пары под наст.
--
Ну, все, все, уже спустились, усень-уясень, уймись, лохматый, - успокаивал Ихтиянд хищного подростка, отплевываясь снегом и медвежьей шерстью. Залепивший глаза снег не давал ему увидеть, что козы все же добрались до дна, и это вынуждало мишку извиваться и всеми четырьмя смертоносными лапами создавать веерную защиту в Шао-линьском стиле. Роза с Майкой этого стиля не знали и предпочли остановить нападение, грозно выставив рога по обеим бокам от медвежонка .
В этом напряженном статусе, спустя несколько секунд, и застали загонщики свою пропажу. Отогнав коз и ловко, будто бывалые промысловики, опутав медвежьи лапы веревками, мужики вытянули медвежонка наверх, к Раиному двору. По мере подъема в гору козы угрюмо карабкались параллельно процессии, пробиваясь сквозь сугробы черными рогатыми бульдозерами.
--
Михалыч, ну ты герой! - Сашка Рюмин после первого стакана проникся избыточным для него уважением к Ихтиянду. Копчик его как-то сразу перестал саднить, и это отразилось на любвеобильности сердца. - Спас ценного зверя! Жаль, пансионатское начальство не видело, а то б сразу литру тебе выкатили! Во как природу любить надо всем...
--
Да я чё? - Ихтиянд занюхал свою бесплатную дозу рукавом ватника и выдохнул сивушные пары в трескучий морозный день, - если б не козы Раины, вырвался бы он, ясень-уясень! Бегай потом за ним по сугробам...- Мороз для него начал стремительно ослабевать, и побегать по лесу ради еще одного согревающего стакана он сейчас не отказался бы.
--
Ничего, в розыск бы объявили - нашелся б, как миленький! И не таких ловили! - сержант принял дозу первым и сейчас оттирал снегом табельный дурно пованивающий ствол.
Гордые своими решительными действиями и потерявшие остатки осторожности, мужики расположили выпивку и миску с квашеной капустой прямо на плоской крыше Тимуркиной конуры. Пес сначала ворчал, но, поняв, что на него внимания не обратят, забился в свой зимний домик, жадно ловя взглядом стремительно уменьшавшуюся половину буханки черного хлеба, пожертвованную Раей к столу в качестве бонуса за то, что козы не пострадали. Рая на радостях тоже хряпнула четверть стакана и, поскольку привязанный к санкам медвежонок уже был вывезен за калитку, расхрабрилась:
--
Мои Роза с Майкой его б догнали - видал, Сереж, как они его рогами-то арестовали, а? Да не маши рукой! - возразила она милиционеру, - ты пока за пистолетом своим лазал, они его и взяли, оперативницы! Да, Михалыч? А если еще и Тимура спустить, то кого хош мои звери уделают!
--
Да что твоя шавка может? - Сашка Рюмин долбанул валенком по конуре, - смех один, а не соба... а-а-а! - Такой фамильярности пес уж не вытерпел и, выскочив под ноги трапезничающим, первым делом вырвал клок из Сашкиной штанины в подколенной области. Затем разинул пасть на власть, заставив сержанта отскочить задом к калитке. Напоследок он рыкнул, было на Ихтиянда, но, встретив в ответ его пьяную улыбку, улегся у его ног, гортанно рокоча.
--
Ну, Саш, извиняй, - резюмировала Рая, - сам напросился! Все, угощение кончилось, расходитесь, ребята, по своим делам! - покомандовать бабушке стало уместно и приятно. - Сереж, ты там, в протоколе запиши, что это вы елку на забор уронили, а не сама она! Ить мне досок на ремонт забора в поселке взять надо, потому что фор-машор вышел с медведем энтим...
________________________________________
На том и закончилась та форс-мажорная история. Да и вся жизнь Раина, если подумать, была сплошной борьбой с обстоятельствами непреодолимой, на первый взгляд, силы. Однако ж, справлялась бабушка! А ежели самой было ей не одолеть какую-либо напасть, вроде медвежьей агрессии, так на то у нее козы имелись. И не только они. Ишь как той зимой они медведя-то!
Ну, так то была та зима, а теперь стояла эта осень, и грядущую зиму ей хотелось бы пережить не хуже...