Иванов Сергей Иванович : другие произведения.

Элексир жизни

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перессказ книги Веры Крыжановской Элексир жизни


   (пересказ через ОСОЗНАНИЕ)
   Вера Крыжановская
  
   ЭЛИКСИР ЖИЗНИ
  
   И сказал ГОСПОДЬ БОГ: "Вот, Адам стал один из Нас, зная Добро и зло, и теперь как бы он не простёр своей руки, и не взял также от Древа Жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно"

Первая книга Моисея "БЫТИЁ", стих 22.

   Глава 1
  
   В одном из удалённых от центра кварталов Лондона стоял старый, но ещё прочный дом, к которому прилегал сад. В третьем этаже этого дома, относившегося ко временам Кромвеля и сохранившего вид той эпохи, квартиру занимал доктор Ральф Морган, как гласила медная табличка, прибитая к почерневшей дубовой двери.
   Эта квартира состояла из передней, столовой, кабинета и спальни. Все комнаты были просто, но уютно обставлены и имели то преимущество, что их окна выходили в сад. Доктор любил тишину и зелень, предпочитая дальнюю ходьбу, хотя бы даже в дурную погоду, жизни в шумном центре, с его треском, суетнёй и тоскливым видом на крыши и на сотни труб.
   Была августовская ночь, такая тихая и тёплая, что в кабинете доктора было открыто окно. За большим письменным столом сидел хозяин квартиры и читал у лампы с зелёным абажуром большую книгу в изношенном переплёте.
   Доктору Моргану было лет тридцать. Он мог бы считаться даже красавцем, если бы худоба и бледность не обезобразили его. Он был высок и хорошо сложен. Густые, золотисто-каштановые волосы и коротенькая бородка, чуть темнее, обрамляли его лицо. Большие глаза, строгие и задумчивые, были неопределённого цвета: в минуты покоя серовато-голубые и тёмные при волнении. Его взгляд отличался подвижностью и отражал всякое движение души.
   Обстановка кабинета указывала, что Ральф был учёный и работящий человек. Множество полок были завалены книгами, журналами и связками брошюр по всем отраслям человеческого знания.
   Доктор мог свободно зарываться в книги и предаваться своим занятиям, так как пациентов у него почти не было, средства же к жизни давало ему хорошо оплачиваемое место, которое он занимал при психиатрической больнице.
   Ральф довольствовался своим положением, тем более что его слабое здоровье побуждало его вести тихий и правильный образ жизни. Но если он имел мало занятий как доктор, то тем больше работал его ум: недаром же он ежедневно сталкивался с безумием. Постоянное соприкосновение с этим злом, которое не поддаётся до сих пор научному исследованию, но подтачивает здоровье человека, и побудило доктора искать разрешения этой тайны.
   Он перелистывал сочинения практической науки и перерывал труды мистиков и алхимиков. Ни работы учёнейших психиатров, ни формулы Парацельса не дали ему ключа от тайны. Всюду, сквозь туман, он видел что-то неопределённое и чувствовал законы, которые должны были быть, но механизм которых тонул во тьме, и рассеять её он был не в силах. Одно он считал доказанным, что существуют Невидимые Токи, поддерживающие обмен веществ между всеми живыми существами и имеющие влияние на организмы. Но как действовали Эти Силы, и какие законы управляли Ими - оставалось тайной, и доктор с горечью убеждался, что даже считающие себя учёными специалистами по этим вопросам, и те пока беспомощно стоят перед этим недугом.
   Безумие оставалось той областью, которая влекла к себе врача, жаждущего облегчить участь человечества.
   Иногда, после усилий над разрешением загадки, вечно ускользающей у него из рук, им овладевал гнев против этих законов, окутанных тайной и скрывающих средства, которые должны существовать для облегчения болезней души.
   Сколько уже людей науки посвятили свою жизнь изучению этих вопросов, а между тем в области болезней души сделано мало. Магнетизм и гипнотизм помогали иногда, но, по-видимому, случайно.
   И не раз Ральф спрашивал себя, почему человеческая жизнь является зачастую агонией? Оживляющее человека Дуновение исчезает будто бесследно, остальное же сгнивает в земле. Темна - цель, для которой рождаются и умирают миллионы существ, которые борются, страдают, стремятся к неведомой цели и которых смерть сметает с лица Земли.
   Оттолкнув книгу о гипнотизме, которую читал, доктор встал, подошёл к окну и залюбовался усеянным звёздами небом.
   Небо расстилалось с его Млечным Путём, переходящим в сверкающий туман. Мир за миром, система за системой... Бесконечность - полна мириадами миров. Без сомнения, и там, как на Земле, смерть косит человечество, которое зеленеет весной, а осенью увядает и превращается в прах после того, как выполнит своё назначение. Возможно ли, чтобы то же было и с человеческой душой? Не уже ли она - так ничтожна, что, блеснув, тухнет навеки, без прошлого и будущего?
   Он взглянул на свою руку, держащую ещё разрезной ножик слоновой кости, и вздрогнул. Скоро, может, эта рука будет покоиться, окоченевшая, на его уже бездыханной груди...
   - Берегите себя, мой юный друг,- сказал ему профессор, его бывший учитель, когда выслушал его несколько недель назад. - Ваше сердце - нездорово, а лёгкие - повреждены. Вам - необходим физический и умственный отдых, иначе...
   Ральф вздохнул, понимая, что значило это "иначе". Он понимал, что сулят острые боли в груди, беспорядочное сердцебиение, захватывавшее дыхание, слабость и сухой кашель, вызывавший на губах капельки крови.
   Он захлопнул окно, сел в кресло и закрыл глаза. Им овладел страх смерти.
   Профессору легко было сказать: "Берегите себя! Отдыхайте умственно"! Подобный отдых можно было предписывать лишь тем, кто не думает и поглощён житейской суетой. Но для того, чья мысль работает, чей ум ищет ИСТИНУ, беспрестанно наталкиваясь на сомнение и предположения, подобный отдых невозможен.
   И что такое - эта смерть, дыхание которой стережёт человека на каждом шагу, которая отнимает у него любимых существ, привычную обстановку приобретёенные знания и ввергает его в небытиё? Живые почитают память покойного статуей или молитвами, а он, знает ли об этом? Чувствует ли, страдает ли и продолжает ли любить остающихся в живых? Много фактов говорят о "потустороннем" существовании, но ничто не доказывает его научным путём. Явления не вызываются произвольно законами, такими же тёмными, как и мир, которым они управляют.
   Ральф вытер влажный лоб, а затем прижал руку к сердцу. Сколько раз он боролся с сомнением: "Быть или не быть?"
   Не раз он спрашивал себя: "Почему те, кто раньше ушёл из мира, не являются просвещать тех, кого любят, если это - возможно?"
   Несколько лет назад он потерял мать, которую боготворил. Она тоже жила и дышала только им, а между тем она осталась глуха к его призыву и ничем не доказала, пережила ли она смерть и любит ли его по-прежнему.
   Боль в груди и приступ кашля дали ему почувствовать, насколько он - близок к тайне, именуемой смертью.
   Тоска и страх перед приближающимся небытиём ещё сильнее сдавили его сердце. Не уже ли нет средства - продолжить жизнь и остановить разрушение тела? Вдруг ему вспомнилось, что он читал в одной книге по оккультизму, что существует Эликсир Жизни, тайна которого утеряна, но алхимики искали её во внутренностях или крови девушек, детей и животных, в растениях и в атмосфере. Магические книги говорят об Этом Эликсире как о факте...
   О! Если бы можно было Его найти, а Он, несомненно, существует, Такая Сила, Которая работает в органических телах и во всяком живом существе. Это Дыхание Жизни должно быть всюду.
   Звонок оборвал думы доктора. Он выпрямился и стал прислушиваться. Но, должно быть, старый Патрик, его слуга, спал, так как в прихожей было тихо.
   Звонок повторился. И Ральф встал. Так как Патрик не подавал признаков жизни, то молодой человек открыл дверь.
   На лестнице стоял высокий мужчина, закутанный в тёмный плащ, с широкополой фетровой шляпой на голове. В руках он держал отделанную серебром шкатулку.
   - Я имею честь говорить с доктором Морганом? - спросил незнакомец.
   - Да, это - я.
   - В таком случае, позвольте мне войти. Мне нужно поговорить с вами о деле, которое вас интересует.
   Незнакомец сложил на стул плащ и шляпу и прошёл за Ральфом в кабинет. Оба сели, и настало молчание. Ральф осматривал гостя.
   Это был человек лет тридцати пяти или сорока, хоть он и казался сильным и здоровым, но был бледен. Ни одной морщины не было на его широком лбу, ни одного седого волоска не светилось в его густых и чёрных волосах. Его лицо отличалось греческим типом.
   Незнакомец смотрел на книги, которые загромождали рабочий стол, и затем поднял на Ральфа глаза.
   - Вы ищете Эликсир Жизни и хотели бы обладать Им?
   - Кто - вы, что знаете мои мысли? - пробормотал он, вскакивая с кресла.
   Посетитель улыбнулся.
   - Садитесь и ничего не бойтесь, - сказал он. - Я - такой же человек, как и вы. Между нами только та разница, что вы хотите жить, а я - умереть. Вы жили слишком мало, я - слишком много, и хочу вернуться в пространство. Я явился сюда предложить вам обмен.
   Вы располагаете смертью, я - жизнью. И так, дайте мне немного вашей крови, а я вам дам капли Эликсира Жизни. Согласны ли - вы?
   Доктор уже с тревогой смотрел на незнакомца. Очевидно, перед ним находился больной по его специальности, но он не успел ещё сообразить, что ему делать в данном случае, как его посетитель рассмеялся так, что доктор почувствовал себя сбитым с толку.
   - Вы считаете меня сумасшедшим и обдумываете, как со мной поступить, чтобы избавиться от моего визита, - сказал незнакомец. - Успокойтесь, мой молодой друг. Я - в полном рассудке. Как вам ни кажется невероятным то, что я сказал, - правда. Я обладаю Эликсиром Жизни.
   Я уже давно ищу человека, которому мог бы передать моё знание и тайну моей жизни, но все мои поиски были напрасны. Случай обратил моё внимание на вас. Я исследовал и изучил вашу жизнь, ваш характер, ваши стремления. Я знаю ваши сомнения и ту жажду знаний, которая мучает вас. Из всего этого я заключил, что вы способнее всякого другого принять моё наследство. Отвечайте же: вы хотите вечно жить?
   Доктор вспыхнул и выпрямился.
   - Конечно, хочу! Но я сомневаюсь, чтобы вы могли дать мне то, что обещаете. Какую бы славу приобрели вы, если бы обладали средством удерживать человечество на Земле.
   - Почему вы думаете, что, владея тайной долгой жизни, я пожелал бы воспользоваться ей для приостановки действия закона и обременил бы планету миллионами ненужных людей? Ведь благодетели человечества - редки, и сомнительно, чтобы они пожелали воспользоваться моим средством.
   А теперь вот мои условия: я хочу, чтобы вы дали мне немного вашей крови, уже пропитанной флюидом разложения. Так как вы - доктор, то знаете, что осуждены на смерть: состояние вашего сердца и ваших лёгких не допускает исцеления обыкновенными средствами. В обмен на эту кровь, которая поможет мне умереть, я дам вам Эликсир Жизни. Одной капли на довольно большой пузырёк будет достаточно, чтобы вылечить вас и дать вам Вечную Жизнь. До остального же Эликсира Жизни никогда не дотрагивайтесь. Берегитесь и никому не открывайте вашу тайну, а также не увлекайтесь желанием населить Землю бессмертными людьми. Искушение будет велико, но ваш долг противиться ему. Ещё одно слово: если я вам дам Эликсир Жизни, я завещаю вам также моё знание, состояние и моё имя. Теперь решайте: хотите вы быть моим наследником? Даю вам десять минут на размышления.
   Ральф был подавлен.
   Мысли, крутящиеся в его мозгу, причиняли ему боль, а волнение отнимало дыхание. Вдруг он встретил взгляд незнакомца, и к нему вернулось спокойствие и решимость.
   - Я - согласен: располагайте мной, - сказал он, вставая и протягивая руку своему посетителю.
   Тот пожал её и встал.
   - В таком случае, вам нужно сейчас же ехать со мной.
   - Надолго?
   - Это будет зависеть от обстоятельств. Вероятно, на несколько недель.
   - В таком случае, я попрошу вас дать мне четверть часа, чтобы приготовиться и сообщить слуге, что я уезжаю по делам наследства.
   - Я буду ждать вас на лестнице.
   Ральф уложил в чемодан немного белья и пару платья. Затем он разбудил Патрика, сделал распоряжения и дал ему денег на расходы. Спрятав ещё в карман миниатюру покойной матери, он вышел к незнакомцу.
   Они спустились с лестницы, сели в ожидавшую их коляску и отправились на вокзал, где и поместились в поезд, отходящий в Дувр.
   Незнакомец занимал отдельное купе, и когда поезд тронулся, он предложил Ральфу поужинать, но у молодого человека не было аппетита. Однако его спутник так шутил, развязывая корзину с деликатесами, принесённую его маленьким, коренастым слугой, что доктор успокоился, поел, выпил вина и даже решился спросить, куда они едут.
   - На континент, а дальше вы увидите, - с усмешкой ответил незнакомец.
   Поездка длилась несколько дней. Они нигде не останавливались дольше того, что было необходимо в ожидании парохода или поезда. Но путешествие было обставлено такими удобствами, что, несмотря на своё состояние, Ральф не чувствовал утомления.
   Теперь он знал, что они едут в Швейцарию, в кантон Валлис. Прибыв туда, они остановились в деревне у подножия Монте-Роза, и спутник сказал ему, что они завтра же предпримут восхождение на гору.
   Ральф был удивлён, но не сделал замечания. Раз уже он отважился пуститься в это приключение, надо было довести его до конца.
   На следующий день, одев подходящее к обстоятельствам платье и вооружившись палками, путешественники двинулись в путь.
   Когда они взобрались на первые высоты и воздух захолодел, незнакомец заметил с улыбкой:
   - Нам придётся провести ночь в ледниках. Вы не боитесь замёрзнуть, мой юный друг?
   Ральф повёл плечами.
   - Я надеюсь, что перенесу холод, как и всякий другой. Наконец, раз разложение моего тела началось, то не всё ли равно, кончится ли оно немного раньше или немного позже? Кроме того, если вы - не пациент моей специальности и вам нужна моя жизнь, то вы не дадите мне умереть.
   - Ваше мужество и стоицизм нравятся мне. Вы - правы: я дорожу вашей жизнью и чтобы избавить вас от излишнего утомления, предлагаю вам эту коробочку с пастилками. Сосите конфеты во время пути - и вы не будете чувствовать ни холода, ни утомления.
   Видя, что молодой человек колеблется, он сказал:
   - Берите смело: в этих конфетах ещё нет Эликсира Жизни. Это - наркотическое средство, которое даст вам силы.
   Они двинулись в путь.
   Несмотря на то, что дорога становилась всё трудней, и что они уже достигли линии снегов, незнакомец не чувствовал утомления. Даже Ральф удивлялся своим силам и тому теплу, которое пробегало по его жилам.
   Ночь они провели в пустой хижине, но едва забрезжил рассвет, как они пустились в путь.
   Сколько времени они шли, Ральф не мог дать себе отчёта. Они пробирались через ледники, проходили мимо пропастей и карабкались почти на отвесные высоты. Было ясно, что они уклонились от пути туристов и углубились в неисследованную ещё часть снежной пустыни.
   Незнакомец шёл с уверенностью, доказывающей знание им дороги. Обогнув одну из остроконечных вершин, они вышли на каменистую площадку, с одной стороны которой спускались в ущелье правильные уступы.
   В конце этого спуска они очутились в леднике и далее, после четырёхчасовой ходьбы, подошли ко входу в грот, освещённый голубоватым светом.
   С чувством любопытства и тревоги Ральф вошёл за своим проводником в грот и изумился, когда за глыбой льда оказалась каменная плита. Эта плита бесшумно повернулась на скрытых шарнирах, когда незнакомец нажал на едва заметную светящуюся точку, скрытую в одной из расщелин.
   Они очутились в высеченном в скале коридоре. Едва незнакомец повернул кнопку, вделанную в стене, как коридор осветился электрическим светом.
   - У вас здесь - электричество? - пробормотал Ральф, не веря своим глазам.
   - БОЖЕ мой! Отчего же нам и не пользоваться изобретениями современной промышленности, чтобы комфортабельно обставить эту главную квартиру "Эликсира Жизни", так как мы находимся в местонахождении Этого Вещества и Его Адептов, - с улыбкой сказал проводник Ральфа.
   В конце коридора оказалась спиральная лестница, которая оканчивалась наверху площадкой, куда выходило несколько дверей.
   Незнакомец открыл одну из них, и они очутились на выступе скалы в форме террасы. Отсюда открывался чудный вид, и у Ральфа вырвался крик восторга.
   С этой высоты скалы, снежные равнины и ущелья, казалось, тонули в пурпурном тумане лучей заходящего солнца. Внизу, в долинах, зеленели поля и луга. Воздух, хоть и холодный, был чист и живителен. Ральфу показалось, что он ещё никогда не чувствовал себя так хорошо, как здесь, что Земля ещё никогда не представлялась ему такой прекрасной, а жизнь такой желанной, как в эту минуту.
   Незнакомец скрестил руки на груди и любовался этой картиной. Через минуту он провёл рукой по лбу и сказал, повернувшись к Ральфу:
   - Пойдёмте! Нам пора подкрепиться, а потом поговорить о деле.
   Они вернулись назад. Показав доктору устройство выхода, незнакомец открыл противоположную дверь и ввёл своего спутника в круглую средней величины залу. Здесь в камине пылал огонь, и царила теплота.
   Ральф осмотрелся. Стены были обтянуты плотной восточной материей тёмного цвета, толстый ковёр закрывал весь пол.
   У одной стены стоял не то буфет, не то шкаф с резными дверцами. Против него, у другой стены, стоял рабочий стол, заваленный книгами и свитками. В комнате ещё находилось несколько стульев древней формы, инкрустированных золотом и слоновой костью. Посреди комнаты был накрыт стол на два прибора с золотым канделябром.
   Незнакомец поставил шкатулку на стул и зажёг свечи. Затем он вынул из буфета несколько бутылок вина, пирог, фрукты и пригласил гостя сесть к столу.
   Прогулка возбудила у Ральфа аппетит. Когда они насытились, незнакомец пододвинул кресло к камину и предложил гостю последовать его примеру.
   - Настала минута обсудить дело, которое привело нас сюда. Несколько веков назад я сидел на том же кресле, на котором сидите вы, и так же с тревогой и волнением слушал рассказ о жизни моего предшественника по обладанию тайной, которую я хочу доверить вам. Теперь выслушайте историю моего прошлого, как и я некогда слушал описание жизни того, кто привёл меня сюда.
   Моё официальное имя - Нараяна Супрамати, индусский принц. Это имя, как и все документы, подтверждающие его, и все преимущества, связанные с ним, я получил от того, кто завещал мне "Эликсир Жизни". Моё настоящее имя - Архезилай.
   Я родился в Александрии, во время царствования Птолемея Лага, которому достался Египет после смерти Александра Великого. Мой отец, Клоний, служил в войске под начальством Лагида и связал свою судьбу с его судьбой. Сделавшись господином Египта, Птолемей наградил моего отца и дал ему значительную должность при своём дворе. Я рос в роскоши. А так как я был единственным ребёнком, то родители баловали меня и я вёл рассеянную жизнь, отдаваясь удовольствиям.
   В двадцать лет я потерял отца. Лишившись последней узды, я наделал таких безумств и вёл такую жизнь, что за пять лет растратил своё состояние и в одно прекрасное утро проснулся больным и нищим. Разгульная жизнь истощила и моё тело, и мой кошелёк.
   Настало время испытаний. Все друзья, толпившиеся на моих пирах, все женщины, оспаривавшие друг у друга моё расположение, и даже паразиты, питавшиеся моими благодеяниями, бросили меня. Я остался один, без гроша в кармане и умер бы от нищеты и болезни, если бы меня не подобрал бедный человек, бывший солдат, служивший под начальством моего отца.
   Он стал ухаживать за мной. Когда же я настолько поправился, что мог ходить, мы оставили Александрию и отправились в небольшое имение, доставшееся в наследство Мериону - как звали моего покровителя. Там ждало нас новое разочарование. Клочок земли, расположенный на границе пустыни, едва мог прокормить нас, а дом был не более чем полуразвалившаяся мазанка. Однако Мерион не хотел возвращаться в Александрию. Он был молчаливый человек, мизантроп, бегущий от людей. Как и я, он был полон горечи и достаточно испытал человеческой неблагодарности и вероломства.
   Я не возражал, когда он избрал для жилища соседний грот, и стал помогать ему в работе, дававшей нам пропитание.
   Свежий воздух и труд вернули мне здоровье, и в течение некоторого времени я забылся в этой новой жизни. Я думал также о своём прошлом и судил себя за своё безумие, сделавшее из меня нищего и парию. Тем не менее, пока был жив мой старик-покровитель, я выносил такую жизнь. Я уже привык к труду. Когда по вечерам мы беседовали, сидя перед гротом, и старый солдат говорил мне про войны Александра и рассказывал тысячи случаев из своих походов по Индии и Персии, я забывал свою нищету и жил этим прошлым.
   Четыре года спустя Мерион умер, и я остался один. Одиночество начало тяготить меня, а потом сделалось невыносимым. Я начал думать о своей прежней жизни, о роскоши и комфорте, которыми был окружён, об изящном и просвещённом обществе, и почувствовал, что меня влечёт к тому миру, откуда я был изгнан. Мной овладело отчаяние. День ото дня настоящая жизнь становилась мне всё ненавистней, а желание вернуться к светской жизни всё сильней. Но это желание было неосуществимо, так как у меня ничего не было, кроме пещеры, превращённой Мерионом в логовище. В том же рубище, какое было на мне, меня, как нищего, прогнали бы от порога всех тех дворцов, где жили мои бывшие александрийские друзья. Что касается того, чтобы вернуться в столицу и искать там занятий, то об этом нечего было и думать, так как я ничего не знал и не мог зарабатывать хлеб.
   Прошло больше года в такой внутренней борьбе. Моё отчаяние достигло апогея. Я получил отвращение к жизни и уже думал положить конец такому существованию.
   Однажды ночью я лежал у входа в грот, предавшись думам, как услышал приближающиеся шаги. Сначала я подумал, что это - молодой пастух, который иногда приносил мне кое-что из соседней деревни, но когда незнакомый голос назвал меня по имени, я вскочил на ноги.
   Передо мной стоял высокий мужчина, закутанный в тёмный плащ, с выразительным и энергичным лицом.
   - Ты хочешь умереть, Архезилай, чтобы избавиться от жизни, какую ты влачишь в этой пустыне? - сказал он, устремляя на меня пылающий взгляд. - Хоть ты и заслужил свою судьбу, так как виноват в своём несчастье, но я сжалился над тобой. Если хочешь, я возьму тебя с собой в такое место, где ты будешь ограждён от нищеты и проживёшь там, сколько пожелаешь.
   Из всех этих слов я понял то, что мне предлагают оставить эту пустыню, где я гнил заживо. Я вскочил.
   - Кто - ты, великодушный чужеземец, явившийся вытащить меня из моей нищеты? - спросил я дрожащим голосом. - Конечно, я последую за тобой, так как выбился из сил и не могу больше прозябать в этой пустыне. Но как я пойду за тобой в этих лохмотьях, с босыми ногами и нечёсаной бородой?
   - Кто я - ты узнаешь, когда придёт время, об остальном же не беспокойся, - сказал незнакомец.
   Он достал из-под плаща свёрток, который подал мне, и корзину, которую поставил на землю.
   - В этом узле ты найдёшь одежду и ножницы, чтобы остричь волосы и бороду. Ступай, умойся в источнике и возвращайся скорей!..
   Схватив узел, я бросился к источнику, вымылся и подстриг волосы и бороду. Затем я надел фиолетовые одежды, кожаные ботинки и посмотрелся в зеркало, находившееся тут же вместе с тёмным плащом, фетровой шляпой и флаконом ароматического масла.
   Довольный своей внешностью, напоминавшей мне былые времена, я вернулся к незнакомцу, который сидел у входа на камне и развязывал корзину, откуда вынул кувшин вина и холодное мясо.
   Незнакомец осмотрел меня с ног до головы и сказал с улыбкой:
   - Теперь ты - снова похож на человека, и я вижу, что ты не прочь поскорей оставить эти места.
   - О, я хотел бы уже быть далеко отсюда! - сказал я, вдыхая полной грудью.
   - Время терпит, - сказал мой покровитель. - Закусим и выпьем, а потом в путь.
   Я с наслаждением съел кусок дичи и выпил кубок старого вина. Потом мы двинулись в дорогу. На некотором расстоянии от грота нас ждали два скакуна, которых держал слуга, маленький и горбатый, как тот, который сопровождал нас.
   Мы прибыли в Александрию. Хоть у меня в кармане и лежал полный кошелёк, но мой покровитель не позволил мне видеться ни с одним из моих друзей. В тот же вечер мы сели на корабль и отплыли в Европу.
   Мой спутник привёл меня сюда. С эспланады скалы я видел тот же пейзаж, которым любовались и вы, и который почти не изменился с того времени. Потом мы вошли в эту комнату, где мы сейчас сидим. Здесь тоже почти ничего не изменилось. Эти же драпировки покрывали стены, стулья те же. О тех переменах и улучшениях, какие я сделал, не стоит и говорить.
   Сидя, как и мы - теперь, я слушал рассказ о жизни моего спутника, как и вы слушаете мой, а затем он показал мне то, что сейчас я покажу вам.
   Нараяна встал и вместе с Ральфом подошёл к шкафу и отодвинул его. За ним находилась чугунная резная вставка, посередине которой была инкрустирована из драгоценных камней каббалистическая фигура. Объяснив доктору, как приводить в действие пружину, Нараяна открыл раму, за которой оказался шкаф, переполненный шкатулками и ящичками. Посередине лежало что-то вроде металлической подушки, на которой стояла тёмная шкатулка, к крышке которой словно приросло пламя.
   Нараяна взял эту шкатулку, перенёс её на стол и открыл. Внутри она была обтянута материей такого голубого цвета, какого Ральф ещё не видел. На этом нежном фоне лежали два хрустальных флакона с золотыми пробками, золотая ложечка величиной с ореховую скорлупу и круглый ящичек, сделанный будто из слоновой кости.
   С чувством любопытства и страха доктор смотрел на содержимое шкатулки и на эти флаконы, содержащие одну из величайших тайн.
   - Здесь, - сказал Нараяна, - находится Эликсир Жизни. Кто открыл Его? Кто вырвал из космического хаоса Это Вещество? Я не знаю. Кто посвятил меня, сказал, что получил эту тайну таким же путём, как и я передаю вам. Тем не менее, я расскажу вам, что говорят об этом, не ручаясь за достоверность, так как здесь всё - тайны, и даже все свойства Эликсира Жизни ещё не исследованы ввиду того, что боятся обращаться с Этой Субстанцией. Говорят, что это - газ, имеющий свойство поддерживать равновесие между стихиями, а также и разделять их. Это Вещество, будучи введено в организм, даст ему способность противостоять разрушению. Другое предание гласит, что в центре земли, под охраной четырёх стражей, бьёт огненным фонтаном Эта же Субстанция и что один профан, попав случайно в эти глубины, похитил Немного Жидкости. Как это ему удалось? Пользовался ли он какими-нибудь химическими приёмами для составления Этого Жидкого Огня, наполняющего флаконы, и Этого Порошка в коробке? Всё это - неизвестно. Я могу только указать вам, как следует употреблять эти ингредиенты.
   Нараяна открыл ящик с Белым Порошком и продолжал, указывая на золотую ложечку:
   - Если вы возьмёте из флаконов ложку Жидкого Огня и с булавочную головку Этого Порошка, да смешаете Их, то Оба Эти Вещества в соприкосновении с воздухом превратятся в Бесцветную и Прозрачную Жидкость, Которой будет достаточно, чтобы дать бессмертие нескольким сотням людей. Вам нет надобности готовить всё это, так как Жидкости, приготовленной одним из моих предшественников, хватит и вам и целой серии ваших наследников. Эту Жидкость я передам вам после. Теперь я должен ещё прибавить, что, как уверяют, Этот Порошок заключает в Себе сущность четырёх видимых стихий: воздуха, огня, воды и земли. С той минуты, как произойдёт соединение с Эликсиром Жизни, стихии теряют власть над тем, чьё тело пропитано Этим Напитком. Ни вода, ни огонь, ни буря не будут в состоянии причинить вам вред. Ваше тело сделается неразрушимым. Но жить слишком долго тоже неудобно и, как видите, я, в конце концов, пришёл к тому, что желаю умереть. И так, скажите, желаете ли вы получить от меня Этот Эликсир Жизни, обладать Которым вы так жаждали, и принять на себя все обязанности, связанные с Этим Даром?
   Ральф сжал руками голову.
   - Всё, что вы говорите, так странно, что мой мозг не способен так скоро сориентироваться, - пробормотал он.
   - Успокойтесь! Я понимаю ваше волнение, так как некогда пережил его. Впрочем, я должен прибавить ещё несколько подробностей, чтобы вы могли уяснить себе хорошие и дурные стороны жизни, которая считает века, как вы считаете годы. Во-первых, поговорим о физической стороне: вы никогда не будете больны. Ни утомление, ни холод, ни жара не будут иметь на вас влияния. Вы будете спать по привычке, и будете спать хорошо. Но вы так же легко будете обходиться и без сна. Вы будете ощущать приятный аппетит, но, в крайнем случае, вы можете долго прожить и без пищи. Эликсир одаряет силами не только тело, но и душу. Вы сделаетесь ясновидящим, будете видеть и слышать то, что недоступно смертным, и одним прикосновением станете исцелять болезни. Наконец, вам не страшны будут ни яд, ни пули, ни пожары, никакие последствия излишеств. Ваше тело становится неразрушимым, но из этой плотской темницы трудно освободить душу. Теперь я перехожу к социальному положению.
   Нараяна взял принесённую с собой шкатулку и вынул оттуда связку бумаг.
   - Вот документы, доказывающие законность имени и владений принца Нараяны Супрамати. А это - моё завещание, засвидетельствованное у английского нотариуса в Калькутте, которым я завещаю моему младшему брату, носящему, как и я, имя Нараяна Супрамати, все мои имения, список которых приложен здесь, а также сотню миллионов, лежащих во всех банках Старого и Нового Света. Впрочем, всё это только обрывки того богатства, которым располагает обладатель Эликсира Жизни. Взгляните на эти шкатулки.
   Нараяна подошёл к шкафу и открыл несколько шкатулок.
   - Все они - полны бриллиантами, жемчугом, рубинами, изумрудами и другими драгоценными камнями, из которых каждый представляет целое состояние. А здесь, - он нажал кнопку, причём открылось соседнее отделение, широкое и круглое, - лежат слитки золота. Насколько глубок этот золотоносный колодец, я не знаю. Может, он доходит до подошвы горы. Во всяком случае, эта сокровищница - неистощима и позволяет жить по-царски. Теперь перейдём к оборотной стороне медали.
   Насладившись всеми благами, какие даёт безграничное богатство, удовлетворив своё самолюбие местью и низостью людей, пресмыкающихся перед золотом и, наконец, вкусив порока и любви во всех видах, человек впадает в болезнь, сопровождающую дар бессмертия, - пресыщение. Им овладевает желание убежать от этого гама, от всех увеселений и светской пустоты и скрыться от людской лживости и жадности. Всё перевидев и всё испытав, душа устаёт в этом теле. Она начинает чувствовать потребность в уединении и тишине и ей овладевает жажда свободы. Но чтобы понять это, надо испытать. Когда для меня наступали такие минуты отчаяния, горечи и нравственной усталости, я бежал в один из своих глухих замков или в уединённое убежище в Гималаях.
   Там, один, за исключением нескольких слуг, я искал забвения и утешения в работе и сне. Но сон - этот друг и утешитель бедных и обездоленных - уже не мог успокоить меня и заглушить дисгармонию между больной душой и вечно здоровым телом. Труд ещё был лучшим средством, и я искал ИСТИНУ во всех формах. Но ЕЁ трудно найти, несмотря даже на силу, которой я был пропитан. В особенности же я изучал Это Вещество, полное искушения, горечь которого чувствует только, кто осушил его до дна. И вот, несмотря на все мои исследования, я всё-таки ничего не знаю. Я перерыл все книги магии и герметической науки, но всё было напрасно. Алхимики искали Эликсир Жизни, а я, имея Его в руках, не мог сделать Его анализ. У меня бывали часы, когда я стучался в двери ада и вызывал его обитателей. Жажда жизни и наслаждений привлекала их: они являлись и умоляли меня дать им хоть каплю Этой Жидкости, чтобы они могли принять телесную оболочку.
   - И вы давали этим нечистым существам? - пробормотал Ральф, у которого от услышанного кружилась голова.
   Нараяна покачал головой.
   - Как вы могли подумать это? Нет, я оставался неумолимым, так как всегда боялся неосторожно коснуться до неведомых законов. Но я вызывал не одних нечистых существ. Я призывал также Чистых Духов. Лучезарные, Они являлись мне и говорили о Вере и Молитве, а я разучился молиться! И чего мог я просить у БОГА? Я был бессмертен и никакая опасность или болезнь не грозили мне. Я наслаждался неистощимым богатством, а века одели мою душу равнодушием. Лишь пресыщение мучило меня. Я прятался в самых глухих из своих замков, чтобы снова возбудить вкус к жизни среди людей.
   - Разве так трудно жить без горя и разочарований, не чувствуя постоянно у себя под ногами бездну небытия? - пробормотал доктор.
   Нараяна рассмеялся.
   - Вы ещё не поняли всего трагикомизма положения. Эликсир Жизни охраняет целость тела и развивает скрытые способности души, но Он не делает неуязвимым то, что думает и живёт в нас. Под корой, созданной исключительными обстоятельствами, трепещет душа, которая болезненно просыпается иногда. Не так давно я испытал любовь, - такую любовь, к какой не считал себя способным и которая поглощает всё существо человека. И вот женщина, которую я боготворил и на которой хотел жениться, простудилась и заболела. Болезнь показалась мне неопасной, но вдруг её состояние ухудшилось - и через несколько часов она скончалась на моих руках. Вникните хорошенько: она умерла, а у меня в руках был Эликсир Жизни!..
   Ральф вздрогнул и спросил себя, почему Нараяна не воспользовался Средством, бывшим у него в руках.
   Тот словно услышал его мысль и сказал с насмешкой:
   - Потому что, несмотря на всё, я оставался человеком и рабом рока. Я не имел времени достать Жидкость, столь драгоценную для меня в то время, так как из принципа не таскал с собой Это Вещество. О! Тогда я был как сумасшедший и жаждал умереть. Может, мне и не следовало бы говорить вам всё это, но я считаю своим долгом раскрыть перед вами все хорошие и дурные стороны того, что предлагаю вам.
   Воцарилось молчание. Бледный, с лихорадочным взглядом, Ральф смотрел то на собранные сокровища, то на Жидкость.
   - Постарайтесь успокоиться и обдумайте всё на свободе. Я не требую немедленного ответа. Вы имеете право требовать, чтобы вам дали время всё обдумать и взвесить все за и против моего предложения. - Он встал, убрал всё на место и запер шкаф. Затем, обернувшись к Ральфу, сказал. - Пойдёмте! Для развлечения я покажу вам место, где покоятся мои предшественники.
   Нараяна отодвинул драпировку и открыл дверь.
   Они очутились в коридоре, высеченном в скале. Сделав шагов двадцать, они свернули направо, и доктор увидел, что продолжение галереи было пробито во льду. В этой ледяной галерее кое-где стояли высокие треножники, тоже изо льда, на которых горело вещество, издающее ослепительный свет, но, очевидно, не распространяющее тепла.
   От синеватых, прозрачных стен веяло холодом, и Ральф следовал за своим проводником, охваченный дрожью.
   Они вошли в грот, освещённый и имеющий волшебный вид.
   Внимание Ральфа было привлечено рядом саркофагов, высеченных изо льда, из которых немногие были заняты телами.
   Ральф стал осматривать останки этих людей, живших вне обычных законов Природы, к числу которых он мог, если пожелает, причислить и себя.
   Всё это были красивые мужчины в цвете лет, и, казалось, они спали в своих ледяных гробницах. Все были одеты в длинные и широкие белые туники, а на головах у них были венки из белых фосфоресцирующих цветов.
   Нараяна подошёл к одному из покоящихся и устремил на него взгляд. Затем, обернувшись к доктору, он указал на один пустой саркофаг и сказал:
   - Моё место - рядом с тем, кто посвятил меня, а там, дальше - ваше, когда вы захотите положить предел долгому жизненному странствованию.
   Ральф взглянул на него.
   - В конце концов, вы всё-таки - не бессмертны и ваше тело разрушимо, так как вы можете умереть, - сказал он.
   Нараяна улыбнулся.
   - Да, я могу умереть, если сумею уловить момент, благоприятный для моего разложения. Через известный промежуток времени происходит ослабевание астрального тела. Изнашивается не плотское тело, а узы, связывающие душу с её материальной оболочкой. Взгляните на эти тела. Ни время, ни тление не коснулось их. Они - неразрушимы. Отлетела только божественная искра. Поймите же меня: если я уловлю этот момент и вторично приму Эликсир Жизни, смешанный с чужим жизненным соком, уже пришедшим в состояние разложения, то я сожгу узы, привязывающие мою душу. В вас, Морган, уже происходит процесс отделения астрала от материальной оболочки. Уже силы разделились на два лагеря: одни - чтобы вознестись, другие - чтобы погрузиться в Великую Лабораторию, химически переработаться там и послужить для новых соединений. Всё, что состоит из воздуха и железа - возносится, а что состоит из воды и земли, разлагается. И так, если я введу эту борьбу в узы, связывающие меня с телом, то эти узы разорвутся, и я буду свободен.
   - И я также, в случае нужды, могу воспользоваться этим средством, чтобы освободиться?
   - Если вы сумеете уловить удобную минуту, но только не раньше нескольких столетий. Впрочем, не думайте, что легко умереть, прожив так долго. И всё-таки, что бы было с человеком, если бы он не имел этой надежды на конечное освобождение. Берегите же Эту Жидкость: если вы потеряете Её или у вас похитят Её - вы потеряете возможность умереть. А теперь вернёмся назад.
   Проходя по ледяному коридору, Ральф почувствовал, как дрожь пробежала по его телу. Он озяб до костей, и слабость сковала его члены. Он предположил, что это дают себя чувствовать усталость и волнения последних дней.
   Вернувшись в круглую залу, он выпил кубок вина и почувствовал, что это укрепило его. Затем он попросил у Нараяны позволения отдохнуть, так как чувствовал такую усталость, что был не способен думать и принять какое-либо решение.
   Тот отвёл своего гостя в комнатку, также высеченную в скале и роскошно меблированную. В камине пылал огонь, распространяя теплоту, но Ральф продолжал дрожать. Даже не раздеваясь, он бросился на диван, закрылся шерстяным одеялом и скоро заснул тяжёлым, лихорадочным сном.
   Когда Ральф проснулся, он чувствовал себя нехорошо. Жар сменялся дрожью, члены были тяжелы, а грудь будто пронизывали раскалённые лезвия. Ральф понял, что он простудился в ледниках, и что у него открылось опасное воспаление лёгких. Он хотел встать, но у него не хватило сил, и он упал на диван. В нескольких шагах от Эликсира Жизни он умрёт в этом скрытом от людей гроте.
   Немного спустя пришёл Нараяна. Осмотрев больного, он покачал головой и сказал:
   - Я слишком понадеялся на ваши силы. Вы простудились, и это ускорило неизбежный конец. Вы стоите теперь на тропинке, ведущей в потусторонний мир. Эликсир Жизни ещё мог бы спасти вас, но я понимаю, что в вашем положении вы, может, не желаете им воспользоваться. Друг мой! Окажите мне услугу и, прежде чем умереть, дайте немного вашей крови, чтобы я мог воспользоваться ей для своего освобождения.
   Ральф со слабой улыбкой протянул ему руку.
   - Берите! - прошептал он.
   Нараяна отвернул рукав рубашки, вынул из кармана флакон и сделал ланцетом надрез на коже. Брызнула кровь. Он собрал её во флакон, а затем наложил на порез повязку.
   - Благодарю вас, и прощайте! - сказал он, пожимая пылающую руку Ральфа. - Или, верней, до свидания в том мире!
   Он кивнул головой и направился к двери.
   - Оставьте мне немного вашего Эликсира Жизни на случай, - окликнул его Ральф, - если смерть очень испугает меня, - пробормотал он.
   Улыбка скользнула по лицу Нараяны.
   - Хорошо! Я сейчас принесу, - сказал он.
   Минуту спустя он вернулся со шкатулкой, которую открыл. В ней находились два флакона: один - побольше, другой - поменьше. Нараяна взял хрустальный кубок и налил в него из большого флакона немного Жидкости. Подняв на свет кубок, он показал доктору, что на его дне находится Вещество, похожее на Жидкий Огонь.
   - Вот! - сказал он, ставя кубок на стол и закрывая его стеклянной пластинкой. - Если вы выпьете это, вы вступите здесь во владение всем наследством. В этом флаконе содержится Эликсир Жизни, уже готовый к употреблению. Прощайте!
   Взяв из шкатулки флакончик, Нараяна поклонился и вышел.
   Доктор остался один. Устремив взгляд на кубок, содержащий в себе Жизнь, он продолжал лежать, не будучи в состоянии решиться дотронуться до него. А между тем его положение ухудшалось с часу на час. Он горел как в огне, боль терзала грудь, дыхание было затруднено и минутами ему казалось, что он задыхается.
   Несмотря на Живительное Питьё, стоящее у него под рукой, жажда становилась всё мучительней. Чёрное покрывало заволакивало, казалось, ему глаза и временами он терял сознание. Очевидно, приближалась незнакомка, которая косит жизни людей.
   Вдруг сожаление сдавило сердце Ральфа. Он почти не знал жизни. Его трудовая молодость прошла в бедности, и он тяжело боролся из-за куска насущного хлеба, а когда достиг, наконец, честного и скромного довольства, на него обрушилась болезнь. Его мучили страдания и желание проникнуть в тайны человеческой жизни. Теперь же, имея под рукой Эссенцию Жизни, он умирает - и умирает вследствие своей нерешительности. Правда, этот кубок сулит страшную тайну, но, несмотря на это, не лучше ли она этой смерти, медленно мучающей его?
   Вдруг у него захватило дыхание: клейкая масса, казалось, наполнила его грудь, поднялась к горлу и душила его. Огненные круги стали носиться перед глазами, и он потерял сознание.
  
   Глава 2
  
   Когда Ральф очнулся от забытья, жар сменился чувством холода и слабости. Его члены налились будто свинцом и отказывались служить. Он увидел, или ему показалось, что видит, будто от его рук и груди поднимался черноватый пар. Тоска и ужас перед разрушением овладели им. Он хотел схватить кубок, по не мог поднять руки. Он долго медлил...
   Но нет! Он не хочет умирать, когда спасение - здесь. В нём проснулась вся его сила воли. Сделав усилие, он поднялся, его похолодевшие пальцы схватили кубок и сбросили на пол стеклянную крышку.
   Острый и удушливый аромат ударил ему в лицо и так подействовал на него, что ему показалось, будто он вдохнул Жизнь. Его ум просветлел, и дыхание сделалось свободным. Он поднёс кубок к губам и осушил его.
   Сначала он почувствовал, что проглотил Жидкий Огонь, а затем произошло что-то вроде внутреннего взрыва. Его тело будто распадалось на тысячу атомов, которые кружились в Море Света.
   В его мозгу мелькнула мысль, что он обманут и отравлен, а затем он упал па подушки.
   Открыв глаза, Ральф не помнил ничего о случившемся и воображал себя в Лондоне, в своей квартирке в предместье. Он блуждал глазами по восточной материи древнего образца и по другим вещам, окружающим его в этом незнакомом месте.
   Вид пустого кубка, лежащего на одеяле, заставил Ральфа вспомнить о его необыкновенном приключении.
   Тоска и страх перед необдуманным поступком сдавила ему сердце. Теперь он вспомнил свой приход в ледники, рассказ незнакомца, свою агонию и страх смерти, побудивший его выпить Эссенцию Жизни, Которая остановила разложение тела. Эликсир Жизни оказал действие, предсказанное Нараяной, так как Ральф чувствовал себя крепким и здоровым. Теплота пробегала по его жилам, лёгкие функционировали легко, а сердце билось спокойно и правильно. Доктором овладело желание снова увидеть Нараяну и попросить у него ещё некоторых объяснений.
   Ральф соскочил с дивана, умылся и оделся, а затем подошёл к туалету, стоящему в нише, которого он раньше не заметил. На туалете стояло большое зеркало в серебряной раме, и лежали щётка, гребёнка и другие вещи, необходимые для туалета.
   Ральф зажёг свечи в двух подсвечниках, прикреплённых к рамке, и собирался расчесать волосы, как взгляд, брошенный им в зеркало, заставил его вздрогнуть и отступить назад.
   Не уже ли это он - этот отразившийся в зеркале красивый молодой человек, полный сил и энергии, с полным огня взором и пурпурными губами, жаждавший, казалось, осушить до дна кубок жизни?
   От бледности лица, от чёрных кругов под глазами и от слабости, раньше времени сгорбившей его стан, не осталось и следа. Свершилось чудо. Он сделался новым человеком и чувствовал, что по его жилам пробегает Неиссякаемая Сила Жизни.
   Ральф вернулся назад, сел в кресло и задумался, опустив голову на руки. Страх и тоска, овладевшие им в чёрную минуту, исчезли и уступили место спокойствию и блаженству, смешанному с чувством самодовольства.
   Он встал, потянулся и вышел из комнаты. Ему хотелось увидеть Нараяну и расспросить его о многом, что казалось ему тёмным, но он тщетно искал его.
   Охваченный предчувствием, он почти бегом направился в склеп предков. Он прошёл ледяной коридор, даже не почувствовав холода. Из него выделялся, казалось, неистощимый поток тепла, но он не обратил на это внимания.
   Со сдавленным сердцем он вошёл в зал, где стояли саркофаги людей, пресытившихся жизнью.
   В одной из гробниц, бывшей ещё вчера пустой, лежал Нараяна.
   Ральф бросился с криком и, склонившись над ним, смотрел на его лицо, на котором застыло, казалось, выражение торжества. Да, он проник в тайну и добровольно оборвал астральную нить, приковывающую его к неразрушимой материи. Когда-то он, Ральф, придёт к тому же результату и займёт ложе рядом с тем, кто посвятил его в тайну?
   Охваченный слабостью, он прислонился к своей будущей могиле и закрыл глаза. Им овладел страх перед громадностью времени, расстилающегося перед ним.
   - О, Нараяна! Зачем ты искусил меня? Зачем ты оставил меня, не сказав, что это - за Эссенция, Которую я проглотил, что я должен делать, чтобы наполнить эту бездну времени, не сойдя с ума, - пробормотал он.
   - Наполни время умственным трудом. Изучай тайны, окружающие тебя и говорящие с тобой каждым атомом, ищи ИСТИНУ во всех формах - и тогда даже Вечность не покажется тебе слишком длинной, - произнёс чей-то голос.
   Ральф вздрогнул и выпрямился, со страхом и удивлением глядя на высокого старца, стоящего в головах саркофага Нараяны.
   Черты лица незнакомца дышали спокойствием, серебристая борода расстилалась по белоснежной тунике, а из его обнажённого тела вылетали огоньки, образуя огненный венец. Глаза старца смотрели на Моргана.
   - Я - тот, кто открыл тайну и извлёк из космического хаоса Первоначальную Творческую Эссенцию, Которую ты принял и Которая сделает твоё тело неразрушимым, так как Она будет создавать в нём всё новые элементы жизни. Но не бойся, что ты будешь принуждён жить только для Знания. Осушив кубок наслаждений, ты станешь искать кубок Знания. Знай также, что я покровительствую тем, кто пользуется моим открытием.
   Старец сделал шаг назад, прислонился к ледяной стене и словно расплылся, подобно синеватому пару.
   Ральф остался один. Беспокойство, тоска и страх перед будущим рассеялись, уступив место спокойствию и решимости. С радостью и благодарностью он чувствовал в себе силы и благосостояние здорового человека, и у него появилось желание покинуть эту ледяную пустыню и окунуться в вихрь жизни в качестве нового существа, мощного, богатого и вооружённого Таинственными Силами. Он склонился над неподвижным лицом Нараяны.
   - Будь благословен за твой Дар! - пробормотал он. - Пусть твоя освобождённая душа найдёт Мир и Счастье в Сферах Вечного Света!
   После молитвы Ральф вышел из зала предков и направился в комнату, где хранились сокровища. Было ясно, что Нараяна посетил его ещё раз, так как на столе стояла открытая шкатулка, унесённая покойным, и лежали портфель из красной кожи и толстая книга с металлическими углами, запертая на замок, в котором торчал ключ.
   Ральф осмотрел эти вещи и перелистал пожелтевшие пергаментные листы книги, покрытые незнакомыми ему знаками. Затем он открыл портфель, в котором, кроме серии документов, находилась пачка фотографий, представляющих внутренние и наружные виды двух старых замков, расположенных один на берегу Рейна, а другой в Шотландии. Последний особенно заинтересовал нового владельца.
   Древний исполин лепился со своими зубчатыми стенами, бойницами и башнями на островерхой скале. Грустью веяло от этого пейзажа и этой массы ущелий и скал, у подошвы которых пенились волны. Очевидно, Нараяна любил эти места, удалённые от людей и светского шума. С этих балконов он смотрел на разверзающуюся у его ног пропасть и на расстилающийся перед ним океан, размышляя о странности своей судьбы. И вдруг предчувствие, что уединение есть необходимость для бессмертного человека, прокралось в душу Ральфа и затуманило доверие, наполняющее всё его существо. Ральф отбросил фотографии и взял бумажник, который видел в руках своего предшественника.
   В этом бумажнике была толстая пачка банковских билетов, адреса и удостоверения. Доктор не имел желания в данную минуту рассматривать эти бумаги и сунул бумажник в карман. Затем, взяв из тайника, где хранились сокровища, два мешочка с драгоценными камнями, он уложил их вместе с книгой и портфелем в шкатулку. Он торопился уйти, но вдруг им овладела боязнь, что он не найдёт пути, которым прошёл со своим проводником. В то же мгновение в его памяти обрисовался путь, по которому он должен следовать. Каждый подъём, спуск и поворот рисовались с такой ясностью, что всякое сомнение и боязнь исчезли.
   Ральф делал последние приготовления к путешествию, а затем у него появилось желание ещё раз побывать на платформе и полюбоваться открывающимся оттуда видом.
   Лучи восходящего солнца заливали золотом и пурпуром ледники, скалы и долины. Всё горело и сверкало. Воздух был так чист и так живителен, что Ральф с наслаждением вдыхал его. А дышать так легко, полной грудью, было наслаждением, которого он давно уже был лишён.
   В его душе проснулась радость жизни. О, как хорошо он сделал, что в последнюю минуту выпил возрождающую Эссенцию Жизни. Это восходящее солнце было словно прообразом его радостного будущего. Он явится среди людей человеком с обновлённым телом и душой, богатым и с новым общественным положением. Жизнь без конца показалась ему верхом счастья, и он, воздев руки, вскричал:
   - О, Нараяна! Как мог ты расстаться с самым драгоценным из благ и добровольно уйти в неведомый мир? Разве можно пресытиться жизнью? О, никогда!
   Ральф вздрогнул и умолк.
   - Ха, ха, ха! - раздался рядом с ним зловещий смех и раскатился по окрестностям, мало-помалу замирая вдали.
   Что - это? Смеялся дух ледников или пастух, затерянный в ущелье? Ральф остановился на последнем предположении, но его порыв упал.
   Доктор вошёл в коридор, чтобы взять плащ со шкатулкой и как можно скорей оставить это место.
   У дверей кабинета он увидел человека, прислонившегося к стене. При его приближении этот человек сделал несколько шагов ему навстречу и остановился, скрестив руки и склонив голову, в позе почтения.
   Ральф узнал в нём слугу, сопровождавшего Нараяну в Лондон. Этот слуга исчез, как только они с покойным предприняли экскурсию в горы. Он вспомнил теперь, что этот маленький человек, со зловещим и пронизывающим взглядом, произвёл на него тогда неприятное впечатление, но он скоро забыл про него. Слуга переменил ливрею на серовато-коричневый костюм, состоящий из узких панталон, башмаков с острыми носками, фуфайки, стянутой у талии медным поясом, и капюшона, надетого на голову. В таком костюме это существо напоминало гнома, сошедшего со страниц сказки.
   - Приветствую тебя, мой новый господин! - сказал гном, склонившись до земли. - Будь таким же снисходительным к Агни, каким был Нараяна.
   - Постараюсь удовлетворить тебя, Агни! Но скажи, кто - ты и как попал сюда? - сказал Ральф, положив руку на плечо Агни.
   Из груди карлика вырвался вздох.
   - Никогда не спрашивай меня, кто - я и откуда явился. Я - страж этого места и ухожу отсюда только за новым господином.
   - Как? Значит, и ты тоже!.. - вскричал Ральф, отступая назад.
   Агни умоляющим жестом остановил его.
   - Я стерегу здесь тайну и останки моих повелителей, - пробормотал он. Затем, проведя рукой по лбу, он прибавил. - Я буду верно служить тебе, ожидать тебя, и когда бы ты ни приехал, ты всегда найдёшь всё готовым к приёму. А её? Ты оставишь её здесь, господин? Увези, её всегда увозят. Её присутствие только смущает покой этого места и привлекает духов ледника.
   - Я не понимаю, о ком ты говоришь? Разве здесь находится какая-нибудь женщина? - спросил Ральф.
   - А! Нараяна ничего не говорил тебе о ней. В таком случае, господин, позволь мне проводить тебя к ней. Она ещё не знает, что его уже нет.
   Ральф провёл рукой по своему влажному лбу. Что - с ним? Спит он или сошёл с ума? Впрочем, теперь уже поздно отступать и, во всяком случае, следует узнать все тяготы принятого им на себя наследства. Очевидно, дело идёт о женщине, которую Нараяна оторвал от семейства, а теперь бросил.
   - Проводи меня к ней! - сказал он.
   Агни открыл в конце коридора дверь, которую Ральф раньше не заметил, и поднялся по витой лестнице во второй этаж этого жилища. Они прошли через богато обставленную комнату, Агни поднял портьеру - и Ральф остановился на пороге гостиной, обтянутой полосатой шёлковой материей, вышитой золотом, и меблированной в восточном вкусе.
   Против входа было пробито в скале широкое и высокое окно, из которого открывался тот же вид, каким он любовался с платформы нижнего этажа. Но в эту минуту молодой человек остался равнодушен к красотам природы. Всё его внимание привлекла на себя женщина, полулежащая на пурпурных подушках дивана у окна.
   Была ли это женщина или четырнадцатилетний ребёнок, Ральф не мог определить, до такой степени она была миниатюрна, нежна и воздушна. Бледно-матовый цвет её лица был прозрачен, будто ни одной капли крови не циркулировало под её кожей. Тем не менее, это создание не казалось больным: пурпурные губки её ротика и вся её фигура дышала здоровьем.
   Несмотря на холод, царивший на этой высоте, незнакомка была одета в пеньюар из индийской кисеи, вышитый золотом и стянутый у талии шнурком. Широкие рукава обнажали руки.
   Ральф смотрел на эту женщину, взгляд которой, казалось, затерялся в пространстве: она так была поглощена своими мыслями, что забыла весь внешний мир. Не фея ли это ледников, которую околдовали здесь? В этом мире, куда его бросила судьба, всё стало казаться ему возможным.
   Шум Агни привлёк, однако, внимание незнакомки. Она обернулась и оглядела вошедших.
   Ральфу казалось, что он никогда ещё не видел лица такой захватывающей, демонической красоты, несмотря на его юный вид. Большие, чёрные глаза с длинными ресницами и с почти невыносимым блеском смотрели на него.
   Агни подошёл и сказал вполголоса несколько слов на неизвестном языке. Девушка вздрогнула и встала. Её взгляд блуждал по высокой и стройной фигуре Ральфа.
   - Подойдите, сударь, - сказала она по-английски, протягивая доктору руку.
   Тот подошёл и поднёс к губам её тонкие пальчики. Он не видел, как по губам Агни скользнула злая улыбка.
   - Теперь я - уверен, что она не останется здесь, - пробормотал гном, исчезая за портьерой.
   Воцарилось молчание. Сердце Ральфа усилено билось и какое-то незнакомое, но могущественное чувство начало овладевать всем его существом.
   - Могу я спросить вас, сударыня, кто - вы и как вы очутились здесь? - спросил, наконец, Ральф.
   - Меня зовут Нара, а что я - такое, вы найдёте в завещании того, кому вы наследовали, - ответила она, не сводя глаз с собеседника.
   Ральф выхватил из кармана бумажник, вынул оттуда завещание и пробежал его глазами. Вдруг он побледнел и вскрикнул:
   - Вы - вдова Нараяны? В завещании сказано, что я должен жениться на вас!
   - И вы этого не желаете? - насмешливо спросила Нара.
   - Желаю ли я! - вскричал Морган. - Ещё никогда в жизни я не видел такой обаятельной женщины, как вы! Если вы согласитесь быть моей, наследство Нараяны будет для меня вдвое драгоценно и священно. Как только уляжется ваше законное горе и окончится срок траура, я буду счастлив - соединить мою жизнь с вашей.
   Нара улыбнулась.
   - В таком случае уедем отсюда. Если вы ничего не имеете против, мы отправимся в Венецию: там у нас есть дворец. Мы отдохнём от всех волнений, решим всё остальное и назначим время нашей свадьбы. Торопиться нам нечего. Слава БОГУ, времени у нас - довольно.
   Её улыбка и ответ произвели на Ральфа неприятное впечатление. Рой вопросов, сомнений и предчувствий восстал в его уме.
   И так, это создание тоже было бессмертно? Да, как молода ни казалась она, со своей белой кожей и девственной грацией, её взгляд выдавал тайну её жизни. Ему не хватало свежести и беззаботности юности, в нём таилось что-то такое, что он уже подметил в глазах Нараяны.
   Она - его жена. Отчего же он покинул эту женщину? Разумеется, он любил её, так как дал ей Эссенцию Жизни, чтобы удержать её при себе. А между тем во взгляде Нары не заметно было ни печали, ни сожаления о спутнике долгого совместного странствования - о супруге, о смерти которого она только что узнала.
   Ни одна слеза не омрачила блеск чёрных бриллиантов, смотрящих на него, напротив, Нара почти с циничным равнодушием говорила о своём новом браке с другим. Не было ли между ними несогласия? Нараяна говорил, что любил одну женщину, которая умерла прежде, чем он успел дать ей Эссенцию Жизни. Или, может, сердце, бившееся в этой беломраморной груди, было до такой степени изношено временем, что сделалось неспособным чувствовать любовь, жалость и горе, которые причиняют обычно смерть близкого и дорогого существа.
   А Нараяна должен был быть близким и дорогим ей существом. Не образовало ли их долгое прошлое неразрушимых уз, какие создаются тысячью воспоминаний, интимных событий и часов любви? Могло ли всё это исчезнуть в одну минуту и быть сметено, не оставив следа в женском сердце?
   Несмотря на всё возрастающее очарование, произведённое молодой женщиной, дрожь пробежала по телу Моргана, и вздох вырвался из груди.
   Нара наблюдала за ним. Её глаза то омрачались, то горели огнём. Можно было подумать, что она слышит мысли Моргана и отвечает на них. Вдруг она наклонилась к молодому человеку и дотронулась рукой до его лба.
   - Полно думать и мучить себя пустыми вопросами, мой бедный друг,- сказала она. - Время - наш повелитель и господин - научит вас судить обо всём иначе, чем вы это делаете сейчас, так как теперь вы ещё находитесь под влиянием чувств, воспоминаний и убеждений обычного существования, короткого и призрачного, как жизнь смертного. Может, когда-нибудь я расскажу вам про Нараяну, но не сегодня. А теперь нам время отправляться. Идите и ждите меня в комнате сокровищ, я переменю костюм и приду к вам.
   Ральф поклонился и ушёл в указанную комнату. Там он сел у стола, на котором лежал его плащ, и стояла шкатулка. Опустив голову на руки, он задумался, стараясь разобраться в массе событий, которые случились с ним в течение последних дней, и в которых он чувствовал себя запутанным.
   Шум оторвал его от дум. Он обернулся и увидел Нару, которая входила, застёгивая перчатки. На молодой женщине было надето чёрное суконное платье, жакетка и чёрная же фетровая шляпа. В руках она держала кожаный саквояж и палку. На шее, на золотой цепочке, висел лорнет.
   В таком костюме она не отличалась от женщины-аристократки, путешествующей в горах. Чёрный костюм ещё рельефней выделял красоту её белого лица и пепельных с золотистым отливом волос.
   - Вы не забыли дорогу, Ральф Морган? Впрочем, я знаю её и даже могу указать вам кратчайшую, - сказала женщина, по лицу которой скользнула усмешка, когда она встретила пылающий, полный восхищения взгляд доктора.
   -  Я помню дорогу. Но откуда вы знаете моё имя? Я ещё ни разу не называл себя, - спросил Ральф.
   Нара расхохоталась.
   - Надо же мне знать, с кем я обручена? Впрочем, отныне вы - принц Нарайяна Супрамати, а имя "Морган" можете сохранить на случай, если вам понадобится инкогнито. А теперь - в путь!
   Ральф последовал за ней. Он начинал чувствовать трепет перед этим созданием, которое слышало, казалось, его мысли и читало его желания.
   Спуск совершился быстрей, чем подъём, и с наступлением ночи Ральф и его спутница прибыли в гостиницу, где он останавливался с Нараяной. Оказалось, что молодая женщина уже заняла там комнату и даже оставила свой багаж.
   Утром Нара вышла в трауре, вся закутанная в креп, и они отправились в экипаже на ближайшую станцию, чтобы ехать по железной дороге в Венецию.
   Для Ральфа эта поездка прошла как во сне. Он только видел и слышал свою спутницу. Все его чувства были возбуждены до крайности, и сидя в купе перед молодой женщиной, он упивался её красотой, забыв обо всём остальном.
   Ральф только тогда несколько очнулся, когда Нара прикоснулась к его руке и с улыбкой сказала:
   - Посмотрите, вот Венеция!
   Ральф всегда интересовался этим городом и жаждал побывать в нём, но ему не снилось и во сне, что он посетит его в качестве бессмертного индусского принца. В нём проснулся прежний интерес к этому городу, и он стал смотреть в окно вагона. Поезд вошёл на мост, связывающий Венецию с материком, и остановился у вокзала.
   Как только открыли двери вагонов, Нара выпрыгнула на платформу. Увидев двух лакеев с галунами, она обернулась к Моргану и сказала:
   - Вот - наши люди! Моя телеграмма поспела вовремя. Один из лакеев подошёл к ней и сказал с поклоном:
   - Гондола ожидает вашу светлость!
   - Хорошо, Баптисо! Позаботьтесь о багаже. Идёмте, братец! Нара взяла Моргана под руку и направилась на набережную, где они сели в гондолу, управляемую двумя гребцами. Они проехали Большой канал, а затем, свернув в боковую лагуну, остановились у дверей древнего дворца.
   Спускалась ночь. Во мраке сумерек древние строения, обрамляющие канал, принимали какой-то особенно мрачный вид.
   Ральф первым выпрыгнул на ступеньки и помог Наре выйти из гондолы. Они вошли в вестибюль, освещённый электрическими лампочками.
   Несколько слуг бросились к ним навстречу и помогли раздеться. На широкой мраморной лестнице, убранной цветами и статуями, появился старик в чёрной ливрее и шёлковых чулках. Этот старик сбежал с лестницы и приветствовал Нару. Та протянула ему руку для поцелуя и сказала сдавленным от слёз голосом:
   - Сегодня я привезла печальную весть, мой добрый Джузеппе: мой возлюбленный муж умер!
   "Однако, эта красавица Нара - искусная комедиантка!" - подумал Морган, видя, как она поднесла к глазам носовой платок и делала вид, что вытирает слёзы.
   Старик дворецкий побледнел, и слёзы полились по его морщинистым щекам.
   - Наш добрый господин умер? - пробормотал он. - О! Какое несчастье! Его светлость, казалось бы, был здоров.
   - Увы! Человеческая жизнь - так непрочна. Потом я передам вам все подробности смерти моего мужа. Сегодня же я так разбита и утомлена, что жажду остаться одна. Теперь я должна вас представить моему зятю - вашему новому господину, принцу Нараяне Супрамати, младшему брату моего мужа и его единственному законному наследнику. Это - наш верный управляющий, Джузеппе Розати. Поручаю его вашей благосклонности, Супрамати. Я же уйду к себе - поблагодарив вас за помощь и поддержку, какую вы оказали мне в моём несчастье.
   Морган прижал к губам её руку и пожелал спокойной ночи. Поднявшись на несколько ступеней, Нара обернулась.
   - Джузеппе! Вы проводите принца в комнаты его покойного брата. Надеюсь, там всё - в порядке?
   - О, ваша светлость! Конечно, всё - в порядке. Разве могли мы думать, что наш господин не вернётся?
   - Отлично. Позаботьтесь же, чтобы принцу хорошо служили, и распорядитесь, чтобы завтра весь дом оделся в траур!
   Сделав грациозный жест рукой, Нара взбежала по лестнице и исчезла в боковой двери.
   - Пожалуйте за мной, ваша светлость! - сказал старик управляющий, прерывая мысли Моргана, который ещё не мог ориентироваться в своём новом положении. - Эй, вы, Грациозо и Беппо, посмотрите скорей, всё ли готово для приёма его светлости?
   Слуги исчезли. Ральф последовал за управляющим, который поднялся по лестнице и прошёл галерею, освещаемую с одной стороны высокими готическими окнами.
   - Вот - апартаменты вашей светлости, - сказал Джузеппе, указывая на дверь в конце коридора.
   Они прошли анфиладу комнат, обставленных с царской роскошью и до такой степени украшенных произведениями искусства, что каждая из них представляла музей.
   - Вот - рабочий кабинет покойного принца. Эта дверь направо ведёт в библиотеку, а налево - в спальню, - сказал дворецкий, пока слуга Грациозо принимал от Ральфа его плащ и шляпу.
   Морган оглянулся вокруг. Он находился в комнате, отделанной чёрным дубом и просто, строго меблированной. Обивка мебели и дверная занавеска были из коричневой кожи. На дубовом резном бюро стояли чернильница из золота и ляпис-лазури и лампа под синим абажуром, слабо освещающая комнату. Через открытую дверь библиотеки виднелись резные полки, покрывающие стены до потолка. Но Ральф не обратил на них внимания. Молодой человек прошёл в спальню. Это была комната меньших размеров, обтянутая тёмно-красным шёлком. В ней стояли низенькая мягкая мебель и большая кровать под балдахином.
   - Не желает ли ваша светлость принять ванну, чтобы освежиться после дороги, а затем поужинать? - спросил Джузеппе.
   - Да, я вымылся бы и поужинал, если не придётся долго ждать.
   - Всё - готово! Я сейчас распоряжусь, чтобы ужин был подан, как только ваша светлость выйдет из ванны.
   Слуги провели Ральфа в уборную, снабжённую всеми атрибутами, необходимыми для туалета большого барина, каким был покойный Нараяна, а затем в ванную, которая со своими мраморными стенами, мозаичным полом, большой ванной из порфира и чудными, украшающими ниши статуями, ослепила доктора, чувствующего себя словно в очаровательном сне.
   После ванны слуги надели на Ральфа тонкое бельё, а Беппо подал ему красивый плюшевый халат на белой атласной подкладке.
   - Покойный принц никогда не надевал этот халат. Он заказал его перед своим отъездом, - сказали слуги, объясняя удивлённый взгляд своего нового господина нежеланием надеть платье, которое носил его покойный брат.
   - Давайте! - сказал Ральф, надевая халат, оказавшийся ему в пору.
   Затем он прошёл в соседнюю комнату, где уже был подан ужин.
   Морган был голоден, а поэтому отдал должную дань отлично приготовленному ужину, доказывающему, что Нараяна имел хороший вкус.
   - Дайте мне журналы за последнее время, а затем, Беппо и Грациозо, вы можете идти. Сегодня вы мне больше не нужны, и я лягу спать один, - сказал Морган, отталкивая тарелку.
   Оба лакея убрали со стола, принесли журналы и вышли из комнаты.
   Когда за ними закрылась дверь и опустилась портьера, Ральф остался, наконец, один. Вздох облегчения вырвался из его груди, так как присутствие слуг тяготило его.
   - Слава БОГУ! Наконец-то я у себя, - пробормотал он. - Теперь присутствие слуг не помешает мне больше осмотреть мои новые владения. Надеюсь, я скоро привыкну приказывать и сделаюсь набобом, роль которого должен играть.
   Ральф обошёл комнаты, осматривая вещи, которые все показались ему замечательными, а затем вернулся в кабинет. Здесь, на кресле у бюро, стояла шкатулка, которую он привёз с собой. Пододвинув стул, он открыл её и уже тщательнее, чем в первый раз, осмотрел заключающиеся в ней вещи и бумаги.
   Окончив осмотр, он хотел положить документы в бюро, но оно оказалось запертым. Тогда он увидел резной шкаф и тоже попытался открыть его, но тщетно.
   Недовольный, он вернулся к бюро, как вспомнил, что видел в одном из отделений большого красного портфеля золотой ключик. Ральф достал его. Ключ не подошёл к бюро, но к удовольствию доктора открыл шкаф старинной работы, с тонкой резьбой и со множеством ящиков и отделений.
   В среднем ящике стояли две шкатулки, и лежала связка ключей. Одна из шкатулок была наполнена золотом и банковыми билетами. Другая была напонена булавками для галстуков, запонками, брелоками и прочим.
   Затем Ральф приступил к осмотру других отделений ящиков. В одном из них он нашёл часы всевозможных смен и стилей, в другом оказалась коллекция табакерок, сверкающих бриллиантами. Одно отделение, устроенное в виде особого шкафчика, было полно пузырьков, а на внутренней стороне дверцы была сделана надпись "медицина". Наконец, половина шкафа была набита женскими драгоценностями, веерами, батистовыми кружевными платками, банками, сухими цветами и серией миниатюр, изображающих женские головки.
   Ральф запер шкаф и, вернувшись, сел перед бюро, которое открыл найденными ключами. В среднем ящике он нашёл положенную на виду толстую тетрадь в переплёте. На белом листке бумаги, лежащем на тетради, было написано:

Прочесть моему наследнику.

   Морган вздрогнул. И так, этот человек думал о нём, даже не видя его!
   Охваченный волнением, Ральф перелистал тетрадь. Она содержала несколько глав, заголовки которых были написаны красными чернилами и носили следующие названия: "Магический круг", "Формула вызывания", "Круг духов", "Обитатели царства тишины" и прочее. Морган остановился. Ему показалось, что холодный ветерок шевелит его волосы и чьё-то ледяное дыхание касается щеки. Он захлопнул тетрадь и бросил её в ящик.
   Позже, при дневном свете, он прочтёт всё это и рассмотрит письма и бумаги, хранящиеся в бюро, да, вероятно, и в других местах. В несколько часов невозможно сориентироваться в таком наследстве, притом ещё так доставшемся.
   Откинувшись на спинку кресла, Ральф отдался размышлениям. Он не мог ещё привыкнуть к своему новому положению, оторвавшему его от скромной трудовой жизни и от его болезненного состояния. Без труда и без заслуги с его стороны явился незнакомец и сделал из него, скромного доктора лечебницы для душевнобольных, - принца, миллионера, человека, полного здоровья и сил, и, что невероятнее всего, почти бессмертного человека. Конечный вопрос всякой жизни - смерть была устранена с его пути, если не навсегда, - так как Нараяна ведь умер, - то, во всяком случае, на неопределённое время. И так, смерть не будет подстерегать его, старость не сделает его слабым и дряхлым, а болезни не отравят ему радостей жизни.
   Ральф встал, подошёл к зеркалу и стал рассматривать себя, как рассматривал бы постороннего. Человек, образ которого отражался в зеркале, мог быть доволен собой. Ральф не считал себя таким красивым. Он улыбнулся своему отражению и провёл рукой по своим густым, вьющимся волосам. Затем он опустился в кресло.
   Теперь его мысль обратилась к женщине, доставшейся ему в наследство, как и всё остальное. Его взор был устремлён на акварельный портрет Нары, стоящий на бюро в бархатной рамке. Она была изображена в бальном туалете. Красота, демонический взгляд её чёрных глаз были переданы с жизненностью.
   И эта женщина будет принадлежать ему. Как только кончится срок траура, она сделается перед людьми его женой. При этой мысли его сердце усиленно забилось, и будто огонь пробежал по жилам.
   Пробило четыре часа. Бой часов оторвал Моргана от дум. Усталый душой, он прошёл в спальню и вскоре заснул.
   Когда он проснулся, было уже поздно. Он потянулся на мягком ложе, блуждая взглядом по богатой и комфортабельной обстановке, окружающей его. Вдруг ему на память пришли последние месяцы жизни в Лондоне, бессонные ночи, кашель и боль в сердце. Вспомнилось ему, как он с беспокойством вскакивал с кровати, боясь опоздать на службу в клинику, и как возвращался домой, разбитый усталостью после длинного пути пешком или на трамвае. При мысли, что с этим прошлым покончено, вздох облегчения вырвался у него из груди.
   Приподнявшись с подушек, он нажал кнопку звонка. Явились два лакея и помогли ему одеться. Умываясь, Ральф размышлял о том, что у него нет платья на смену и что ему неприлично пользоваться гардеробом Нараяны, если бы даже он и пришёлся ему по росту, так как люди покойного набоба могли бы принять его за бедного родственника.
   Ральф обратился к Грациозо, который представился в качестве первого камердинера, и сказал:
   - Позовите сегодня же портного, который одевал моего покойного брата. Телеграмма, призвавшая меня к его смертному одру, была так неожиданна, что я уехал налегке и должен заказать здесь себе новый гардероб. А пока дайте мне какое-нибудь платье Нараяны: я посмотрю, можно ли мне надеть его.
   Несколько минут спустя Морган убедился, что его предшественник обладал великолепным гардеробом, сшитым по последней моде, который будто был сделан для него.
   Продолжая одеваться, Морган спрашивал себя, не сохранил ли Нараяна также одежды римские, рыцарские и всех других веков, в которых он жил. В таком случае эта коллекция должна была быть интересна.
   Он уже кончал одеваться, когда явился Джузеппе. Старик-управляющий осведомился, как его светлость провёл ночь и сообщил ему, что её светлость просит его пожаловать к завтраку, так как желает познакомить его со своими знакомыми, которые, узнав о постигшем её горе, приехали выразить ей своё соболезнование.
   Ральф отправился на половину своей новой невестки и застал её в обществе двух дам и трёх мужчин. Все были огорчены.
   Нара тоже имела печальный и убитый вид. Она подала Моргану руку, а затем представила его присутствующим, принадлежавшим к венецианской знати.
   - Позвольте, дорогие друзья мои, представить вам младшего брата моего мужа! Он также носит имя Нараяна Супрамати, только в отличие от покойного мы называем его последним именем.
   Приём, оказанный наследнику покойного принца, был любезный. Все уверяли его в своей дружбе, в уважении и выражали желание доказать ему свои добрые чувства. В этих уверениях сквозило такое искательство и угодливость, что Морган почувствовал отвращение и со сдержанностью принимал уверения новых знакомых.
   Немного спустя все перешли в столовую, отделанную в древнем венецианском стиле, и отдали должную честь завтраку. Моргану не пришлось занимать гостей, потому что они занимались им. Зато он внутренне восторгался апломбом, с каким Нара импровизировала его биографию и описывала свои детские отношения с мнимым братом.
   Она рассказывала, что Супрамати, рождённый от второго брака, был гораздо моложе покойного Нараяны, но что нежная дружба связывала братьев, хоть они и не виделись несколько лет, так как молодой принц путешествовал по всем странам света.
   Удивление Ральфа достигло апогея, когда Нара предложила гостям убедиться в сходстве Супрамати со своим покойным братом. Когда же присутствующие согласились с этим, а дамы даже нашли в его глазах и улыбке подтверждение этого сходства, он чуть не рассмеялся и почувствовал отвращение. Очевидно, его личность исчезала в ореоле представителя колоссального богатства, а людская низость, глухая и слепая пресмыкалась перед этой грудой золота.
   Ральф взглянул на Нару, стараясь проникнуть в глубину её мысли, и с восхищением убедился, что, несмотря на её вздохи и жалобы, её глаза смотрели на него с выражением, доказывающим, что он нравится ей.
   Когда все вернулись в гостиную и гости стали прощаться, Нара объявила им, что утром, на следующий день, она уезжает на несколько недель для устройства своих дел.
   Наконец они остались одни. Морган последовал за своей новой невесткой на открытый балкон, откуда открывался вид на канал. Нара раскинулась на низеньком диване и устремила взор на Моргана, облокотившегося на балюстраду.
   - Дорогой мой Супрамати! Вы плохо входите в вашу роль и имеете немного дикий вид в этой новой для вас среде. Впрочем, я надеюсь, что ваша молчаливость будет приписана горю, которое вы испытываете вследствие потери такого близкого родственника, - сказала Нара.
   - Это - правда! Я чувствую себя, как во сне, - сказал Морган, проводя рукой по лбу. - Впрочем, - с улыбкой прибавил он, - если смерть брата делает меня молчаливым, то я убедился, что и ваше вдовье горе - не глубже. Но шутки в сторону! Вы не оплакиваете Нараяну и, по-видимому, не жалеете его? Давно вы обвенчаны?
   Нара рассмеялась.
   - Достаточно долго, чтобы могли друг другу надоесть. И в обыкновенной жизни слишком легкомысленный муж может опротиветь жене, но там для обоих вопрос решает смерть. Представьте же положение женщины, связанной с мужем, вечно молодым и полным сил, ревнивым, требовательным, изменяющим и эгоистом! Подобный союз может загасить вулкан страстей и истощить терпение верблюда. И если обыкновенный муж обманывает жену тысячи раз за 25-30 лет совместной жизни, прикиньте, какой перечень супружеских неверностей должен быть у "бессмертного"...
   По мере того как Нара говорила, выражение грусти, презрения и утомления туманило её лицо. Сердце Моргана прониклось жалостью к этой новой спутнице его странной отныне судьбы, к этому наследию его благодетеля.
   Наклонившись к Наре, Ральф схватил её руку и прошептал:
   - Забудьте прошлое, Нара! В предстоящей нам долгой жизни я буду боготворить вас, буду любить вас одну и употреблю все силы, чтобы сделать вас счастливой.
   Выражение грусти скользнуло по лицу Нары.
   - Не клянитесь! - сказала она, качая головой. - Вы не сдержите ни одной клятвы. Не забывайте, что только лишь источник жизненных сил у нас другой, чем у всех смертных. Во всём же остальном вы остаётесь таким же рабом человеческих слабостей, каким вы были раньше, за исключением разве того, что для наслаждений вы вооружены непоколебимым здоровьем, на которое не могут иметь влияния никакие излишества и страсти, да ещё в придачу колоссальным богатством, позволяющим вам удовлетворять все ваши прихоти. Опасность же подобных условий жизни вы ещё не испытали.
   - Я понимаю, что вы сомневаетесь во мне, так как ещё мало знаете меня. Не уже ли это недоверие ко мне заставляет вас уехать из Венеции?
   - Нет, светские приличия требуют, чтобы мы расстались. Время траура я хочу провести в уединении и устроить свои дела. А вы привыкайте пока к своей новой жизни. Наследство Нараяны хранит ещё для вас сюрпризы. Поработайте также над изучением, каким образом надо употреблять силы, которыми вы располагаете. Неубивайтесь, мой дорогой жених! Вы будете иметь от меня вести. Когда же срок моего траура окончится, и я вернусь сюда, мы отпразднуем миг упоения и забвения, обманывая себя насчёт продолжительности нашего счастья и считая его таким же вечным, как и наша жизнь. Но что за дело до этого? В пустыне жизни не следует пренебрегать даже минутным блаженством.
   Нара сделала прощальный знак рукой и ушла с балкона.
  
   Глава 3
  
   Остаток дня и ночь миновали, не принеся с собой ничего особенного. Время шло в совещаниях с портным, в осмотре дворца и в беседе с Джузеппе Розати, который вручил ему расходные книги и счета и стал обсуждать вопросы, касающиеся управления.
   Утром Ральф отвёз Нару на вокзал, но та не сказала ему, куда она едет. Он вернулся во дворец, показавшийся ему пустым без неё.
   После обеда Ральф ушёл в свои апартаменты, запретив беспокоить себя, и занялся осмотром вещей в спальне, а также ящиков бюро.
   В одном из них он нашёл переплетённую тетрадь, листы которой были исписаны рукой Нараяны.
   Пробежав несколько страниц, Морган убедился, что это - дневник покойного, куда он заносил случаи из жизни, заметки и впечатления. Последние страницы тетради были чисты. У Ральфа явилось желание прочесть, что последним записал этот человек.
   Есть ли более ужасная болезнь, чем пресыщение? Пресыщение - это тоска, которая гонит вас с места на место, делает всё для вас невыносимым и истощает ваше терпение.
   Один труд может убить время - этого гиганта, ужасного своим тёмным и неизвестным будущим, своим настоящим, вечно убегающим из-под ног, и своим прошлым, населённым воспоминаниями.
   И всё-таки самое ужасное - это настоящее, так как если я могу уединиться в прошедшее и унестись в будущее, то в настоящем я всюду сталкиваюсь с людьми - этими точащими червями, которые своими ядовитыми укусами терзают душу, если не могут уничтожить тело.
   Отвратительная, низкая, продажная и неблагодарная толпа, льстящая и пресмыкающаяся перед богатым и топчущая ногами бедного, который не в состоянии платить ей за её предательскую и лживую дружбу. О! Эта ложь, неуловимая, пропитавшая всё существо этих людей, которые взаимно ненавидят друг друга, клевещут, разрывают друг друга на части или вырывают один у другого кусок хлеба и в то же время лицемерно обнимаются, купаясь в этой фальши, без которой не могут существовать. Горе - тому, кто должен влачить жизнь с открытыми глазами, свободный от иллюзий, видя всюду в семьях, между супругами, родными и друзьями гримасничанье лжи и понимать всю пошлость, лукавство, посредственность и людскую злобу, а между тем вынужден молчать, так как кто же понял бы его?
   Бедный бессмертный! В одиночестве твоего аномального существования, чтобы бежать от себя, ты бросаешься добровольно в эту толпу, стремясь вкусить все её бедствия, готовый даже быть обманутым и преданным, лишь бы не быть одному; так как даже любовь - этот двигатель, поддерживающий людей в их мимолётной жизненной борьбе, - становится палачом для вечного путника. Смерть кричит ему: ради безграничной жизни неси на мой жертвенник всё, что ты любишь!
   Я знаю, что могу презирать смерть и что обладаю средством, при помощи которого могу, когда захочу, вырывать у неё её жертвы, но я не пользуюсь этим. Я не смею осудить другое существо на ту муку, какую чувствую сам! То, что я считал блаженством, оказалось бременем. У меня нет больше желаний, нет надежд, я не борюсь больше ради священной цели, и человечество для меня - мёртвая буква.
   Да что такое для меня человечество? Толпа, являющаяся из неизвестной колыбели, вихрем проносящаяся мимо и погружающаяся затем в небытиё, где недостатка в месте не бывает.
   И вечно одна и та же картина! Миллионы людей родятся, борются, страдают, после этой краткой и жалкой жизни исчезают, ничего не сделав. Если усилия миллионов людей не дают ничего, то что может сделать один несчастный, который не двигается вперёд, а стоит на месте в этой гостинице, которую другие быстро проходят, стараясь вырвать у преследуемого ими призрака "счастья" клок наслаждения.
   Картина отвратительная, особенно для того, кто, оторванный от обычных законов, с птичьего полёта наблюдает кишащий у его ног хаос несправедливости и беспорядка, не будучи в состоянии уловить смысл глумливо лукавого "случая", осуждающего гения и талант на прозябание в неизвестности и смерть с голоду в трущобе, тогда как бездарность и невежество, надутые гордостью и тщеславием, взбираются на триумфальную колесницу, управляют умами народов, увеличивают беспорядок и создают кровавые сатурналии, где глохнут и гибнут невинные и полезные существа, которых справедливость, если бы она существовала, должна была бы выдвинуть вперёд, чтобы они несли в мир Свет, Тепло и Мудрость. И ни одна из жертв не стряхнёт с себя могильный прах, чтобы крикнуть управляющему миром адскому ареопагу: "Мщение!" И действительно, счастье, что люди, терзаемые голодным желудком и гонимые вперёд бичом нужды, не имеют времени задуматься над смыслом вещей и над причинами их бедствий.
   Измученное, задыхающееся и обезумевшее от борьбы человечество не имеет времени рассуждать и возмущаться. Оно стремится к могиле, породив новое поколение, такое же несчастное и угнетённое, как их отцы и деды
   О! Как всё это мне опротивело, и как я устал. Как я желал бы избавиться от цепей, приковывающих меня к телу. Смерть-освободительница, непонятный друг! Я жажду отдохнуть в твоих объятьях, я хочу быть свободным!..
   Бледный, с влажным лбом, Морган читал эти строки, и эти строки обрисовывали состояние души этого человека, всё видевшего, всё испробовавшего и всё испытавшего. Необыкновенный случай, казалось, гарантировал его от всех человеческих бедствий, а он, подавленный пресыщением, жаждал только разрушения...
   - Не уже ли и для меня настанет когда-нибудь такой же час? - спросил себя доктор. - Нет! Это - невозможно. Жизнь - это самый драгоценный дар, и старец, наставлявший меня в галерее предков, был прав, говоря, что даже Вечность не покажется слишком длинной тому, кто сумеет наполнить её Трудом и Делами Милосердия. Я не стану философствовать над несчастьями человечества, а буду стараться помочь ему, - закончил он свой монолог.
   Поглощённый мыслями, Ральф даже не заметил, как за ним открылась дверь, и в кабинет вошёл высокий человек, закутанный в чёрный плащ, с маской на лице. Только когда незнакомец положил ему руку на плечо, он вскочил и с удивлением посмотрел на посетителя.
   - Не бойтесь, преемник Нараяны Супрамати! - сказал незнакомец. - Вы должны следовать за мной, и ваше отсутствие продлится всего несколько дней, но оно - необходимо.
   - Я готов следовать за вами! Я знаю, что вступил в магический круг, обвивший меня подобно змее и возложивший на меня обязанности, от которых я не могу уклоняться, - сказал Морган. - Впрочем, мне нечего бояться смерти и я могу без опасности следовать за вами, - прибавил он с улыбкой.
   - Хорошо! Сделайте необходимые распоряжения и приходите ко мне: я буду ждать вас в гондоле у большой лестницы. Не забудьте надеть кольцо, которое вы нашли в портфеле.
   Как только он ушёл, Ральф позвонил. Явившемуся на звонок слуге он приказал уложить в чемодан самые необходимые вещи и велел позвать Джузеппе, объявив, что уезжает на две недели. Затем, надев на палец древнее кольцо и сунув в карман туго набитый бумажник, он вышел из комнаты.
   Уже спустилась ночь. Несмотря на свет, освещающий подъезд, качающаяся на воде гондола тонула во мраке.
   На корме стоял гребец, а в каюте с полуопущенными занавесями сидел незнакомец. Морган поставил на скамейку чемодан и сел рядом с незнакомцем. Гондола двинулась в путь и быстро скользнула по водам канала.
   Человек в маске молчал. Морган со своей стороны предположил, что и ему следует делать то же. Он прислонился к подушкам и задумался. Им стала овладевать сонливость, и он закрыл глаза.
   Он не мог сказать, сколько времени он провёл в таком забытьи. Его привёл в себя голос замаскированного человека. Ральф выпрямился и был удивлён. Несмотря на тьму безлунной ночи, он увидел, что они находятся в море и что гондола пристала к кораблю: высокие мачты и распущенные паруса смутно вырисовывались во мраке.
   - Входите! - сказал незнакомец.
   Морган взошёл на палубу, и тягостное чувство охватывало его всё больше.
   Парусное судно, на котором он очутился, было древнего типа. На корабле не видно было ни матросов, ни пассажиров, и только дымящийся факел освещал красноватым светом вход в каюты.
   Повинуясь молчаливому указанию своего проводника, Ральф спустился за ним по лестнице и оба очутились в богато, но странно меблированной каюте. Здесь были собраны самые разнообразные и разнородные предметы. Посередине каюты стоял стол, в изобилии уставленный вином и холодной дичью. Восковые свечи в золотом канделябре освещали дорогую посуду, которая, казалось, тоже была собрана случайно, как и всё остальное.
   Сбросив на стул плащ и шляпу, незнакомец снял маску. Морган увидел теперь, что это был высокий и стройный мужчина лет тридцати. Его лицо было бледно, что ещё резче оттенялось его чёрными, кудрявыми волосами и такой же бородой. Выражение чёрных, широко открытых глаз бросало в дрожь, а в углах рта залегла складка.
   Несмотря на красоту этого человека, от него веяло чем-то мрачным, полным отчаяния, и Ральф почувствовал, как дрожь пробежала по телу.
   Ральф вздрогнул. На тонкой и выхоленной, но бледной руке незнакомца он увидел такой же перстень, как и у него, только вместо рубина в нём сверкал сапфир.
   Костюм незнакомца тоже относился к другому веку. На нём был чёрный бархатный камзол, широкий кружевной воротник и высокие сапоги. Кинжал с инкрустированной рукояткой торчал из-за широкого чёрного опоясывающего его кушака.
   - Добро пожаловать, брат мой! Садитесь, - сказал незнакомец, подавая руку Моргану.
   Тот пожал её и не успел он задать вопрос, вертевшийся у него на губах, как поднялась тяжёлая шерстяная занавесь, и на пороге смежной небольшой каюты появилось ещё более странное лицо.
   Вошедший был старик лет восьмидесяти, судя по массе морщин, покрывающих его лицо, его белая борода спускалась до пояса. Орлиный нос и пронизывающий взгляд чёрных глаз придавали ему сходство с хищной птицей.
   Этот старик носил одежду странника из чёрной шерстяной материи. Его ноги были обуты в сандалии, а голова была покрыта шёлковой ермолкой. Его стан был сгорблен, в руках он держал узловатую, почерневшую от времени палку, а на его морщинистой руке было надето золотое кольцо, такое же, как у других двух, только украшенное изумрудом.
   - Привет тебе, наш младший брат! Добро пожаловать, Нараяна Супрамати! - сказал он, пожимая руку Моргана.
   - Приветствую и я вас, братья, - сказал он, кланяясь.
   По виду одинаковых колец Морган понял, что он находится среди членов братства, членом которого он сделался, не подозревая этого. К тому же, в глазах его собеседников горел такой же огонь, как и в глазах человека, посвятившего его.
   После краткого разговора на каком-то непонятном для Ральфа языке все сели за стол. Младший незнакомец, казавшийся здесь хозяином, наполнив кубки вином, предложил своим гостям закусить и выпить.
   Сначала все выпили и подкрепились пищей. Затем Морган поднял кубок и сказал:
   - Я пью этот кубок за ваше здоровье, братья, и прошу вас благосклонно принять вопрос, который хочу вам задать.
   - Говорите!- сказали оба.
   - Вы меня знаете, так как назвали по имени, - сказал Ральф, - я же нахожусь в неведении о тех, с кем я имею честь разговаривать. Но я чувствую, что вы - моя новая родня, существа, попавшие в такие же условия жизни, как и я, с которыми меня связывают таинственные узы, так как в ваших глазах горит такое же пламя, как и в глазах покойного Нараяны.
   - Ты - прав, мой брат: мы составляем одну семью. Какое бы расстояние нас ни разделяло, мы соединены таинственными связями, - сказал старик. - Ты имеешь право знать наши имена, но не пугайся, если они покажутся странными. Ты, вероятно, слышал имя Агасфера?
   - Агасфер! Это имя легенда даёт, кажется, Вечному Жиду! - пробормотал Морган.
   - В легенде таится правда, искажённая воображением людей, которую время всё более дополняет и извращает, - сказал старик. - Вечный Жид - это я, а он, - Агасфер указал на собеседника, который облокотился на стол, - тоже герой легенды, капитан призрачного корабля, предвещающего гибель встречным судам. Это - Блуждающий голландец, как называют его моряки.
   Морган поднялся и с ужасом смотрел на обоих. Он думал, что эти личности были созданы народной фантазией, а теперь, оказывалось, он сидел с ними за одним столом, если только это не были псевдонимы, скрывающие их настоящие личности, как он скрывался под именем Нараяны Супрамати. Если же старик говорил правду, то такими должны были быть призраки, пугавшие мир. Стоило взглянуть на них, и можно было понять, что это были необыкновенные люди.
   - Мы - не призраки, мы - дети рока и такие же люди, как и ты, а поэтому ты не должен бояться, - сказал тот, которого называли Блуждающим голландцем.
   Морган устыдился своего страха и сказал, отирая выступивший пот:
   - Простите, братья мои, мой страх ввиду того странного и тягостного состояния души, в котором я нахожусь. Поставьте себя на моё место и представьте чувства человека нашего неверующего времени, доктора, признанного скептика, неожиданно попавшего в такую среду. Он невольно спрашивает себя, что с ним: пьян ли он, с ума сошёл или стал жертвой кошмара либо галлюцинации?
   Морган сжал голову руками.
   - Поэтому не сердитесь на меня, если я вас спрошу, действительно ли вы - те люди, чьи имена носите? Например, вы, Агасфер, - не уже ли вы тот человек, которого проклял Христос, если такой человек существовал?
   - Да, я - Агасфер. Я видел и знал Христа, но ОН не проклинал меня, так как ЭТОТ НОСИТЕЛЬ Доброты Небесного ОТЦА умел лишь благословлять и прощать. Другая причина заставила меня странствовать.
   - Но тогда где же вы живёте? - спросил Морган, побледнев от волнения.
   - Я нигде не живу. Весь мир принадлежит мне. Опираясь на эту палку, обутый в сандалии, я каждый век семь раз обхожу планету, всегда возвращаясь к пункту своего отправления. Небо - моя кровля, земля - моя постель, а растения - моя пища! Я отдыхаю лишь у "посвящённых" каждые десять лет в течение трёх дней и трёх ночей. Мне ничего не нужно. Я бегу от времени, а оно преследует меня, - сказал старик и облокотился на стол.
   Складка прорезала его морщинистый лоб, а на губах появилось горькое выражение.
   После минутного молчания старик встал, осушил кубок вина и, кивнув головой молодым людям, удалился в каюту, откуда пришёл. Морган чувствовал себя подавленным и нерешительно смотрел на оставшегося собеседника. Несмотря на бледность и страшный взгляд чёрных глаз, голландец был ему симпатичней Агасфера. Ему хотелось спросить его, справедлива ли легенда, делавшая его и его корабль предвестниками смерти. Тот поднял голову и сказал:
   - Позже я вам расскажу, почему море стало моим поприщем, волны - моим отечеством, а этот корабль - моим жилищем, где я живу среди книг и моих воспоминаний. Я объясню вам также, почему я являюсь тем, кто осужден на смерть.
   - И вы вечно плаваете один на этом корабле? - спросил Морган.
   - Иногда я схожу на землю, чтобы насладиться минутами мимолётной любви, и это вносит разнообразие в мою жизнь. Но твёрдая земля не выносит меня больше трёх дней и трёх ночей. А теперь скажите, по какому случаю, вы сделались нашим и счастливы ли вы, получив дар, вырвавший вас из условий обыденной жизни?
   - Я испытал пока ещё только один дар - возрождённое здоровье. - И Ральф в нескольких словах рассказал свою прошлую жизнь, а затем продолжал. - Я умирал от чахотки и, чувствуя приближение разрушения тела, искал способ проникнуть в тайну загробного существования. Моя душа чувствовала тайны и загадки, скрывающиеся за завесой невежества, в котором прозябает человек. Как доктор-психиатр я видел, что в больных, которых я не умел вылечить, совершается какая-то таинственная работа. Их тело было здорово. Страдало же в них что-то невидимое, неуловимое. И вот эти скрытые силы и этот мир, со всех сторон окружающий человека и проявляющийся под странными формами, привлекал меня к себе. Боясь бездны, в которую ввергает нас смерть, я жаждал знать путь, по которому следует душа, хотел знать, переживает ли она тело. Но я был один со своими сомнениями, боязнью и изысканиями. Как доктору мне стыдно было сознаться перед своими неверующими товарищами, что я ищу божественную искру, ускользающую от скальпеля. Узнал ли Нараяна, благодаря ясновидению, которым обладал, о моих усилиях, страданиях и стремлении помочь ближним? Но только он выбрал меня из всех и сделал мне дар безграничной жизни. Впрочем, это - лишь моё предположение, причины, побудившей Нараяну избрать меня, а не кого-нибудь другого, более достойного, я не знаю.
   - Может, узы прошлого соединяли вас с Нараяной: узы, создаваемые любовью в прошлых существованиях, бывают крепки и их трудно разрушить, - сказал голландец. - Однако не желаете ли вы отдохнуть?
   Морган покачал головой.
   - Разнообразие впечатлений, вынесенных мной сегодня, прогнало сон. Если вы не утомлены и моё общество вам не надоело, то я просил бы вас остаться и побеседовать со мной. Мне хотелось бы узнать вашу историю. Кроме того, меня интересует, зачем вы привезли меня на ваш корабль и познакомили с Агасфером, а также, куда мы направляемся?
   - Мы направляемся в главную резиденцию нашего братства, чтобы отпраздновать одно из наших торжественных вековых собраний. Там, в этом святилище находится кубок ГРААЛЯ.
   - Как? ГРААЛЬ существует? - спросил Морган.
   - Мы же ведь существуем - почему же не может существовать кубок, один вид которого, по преданию, даёт бессмертие? Название ничего не значит, - сказал голландец. - Теперь же, если это вас так интересует, я расскажу вам свою историю, откинув покров, которым окутала её легенда.
   В конце пятнадцатого века я родился от известного пирата, приобретшего своими грабежами значительное состояние. Мой отец по происхождению был голландец. Это был человек суровый, кровожадный, алчный, но прекрасный моряк. Я рос на корабле отца, где с детства приучался к ремеслу пирата. Мне минуло двадцать лет, когда отец был убит во время абордажа большой испанской галеры, и я наследовал от него командование кораблём.
   Скоро я приобрёл славу большую, чем мой покойный отец. Все мои предприятия заканчивались счастливо. Быстрота, с какой я маневрировал и появлялся там, где меня меньше всего ожидали, окружила мою особу и мой корабль сверхъестественным ореолом, который и послужил основанием для моей будущей известности. Меня подозревали в сношениях с дьяволом. Хоть я и не был человеком, способным познакомиться с властителем ада, но мои матросы по своей дикости, отваге и кровожадным наклонностям, могли быть сочтены за духов ада.
   Однажды, когда я бороздил Северное море, часовой заметил большое коммерческое судно, державшее, очевидно, долгий курс, а, следовательно, и богато нагруженное. Я отдал приказ преследовать его. Галера тоже увидела нас и пыталась уйти на всех парусах. Эти усилия оказались напрасными. Моё судно догнало добычу, и мы бросились на абордаж. Завязалась битва, так как на борту галеры оказались вооружённые люди. Тем не менее, смелость моих людей принесла нам победу.
   Подавая пример своим матросам, я первый вскочил на палубу, и мой абордажный топор производил опустошение среди защитников корабля. Увлечённый битвой и весь залитый кровью, я бросился в одну из кают, где нашёл старика и девушку, почти лишившуюся чувств от страха. Может, я довольствовался бы тем, что взял бы в плен старика, если бы он не вздумал драться и не ранил бы меня в плечо шпагой.
   Опьянев от бешенства, я ударом топора размозжил ему голову.
   Когда он упал, девушка с криком бросилась к нему. Тогда только я увидел, что это было самое очаровательное создание, какое я когда-либо видел, белое и нежное, с сапфировыми глазами и белокурыми волосами. Моё сердце воспламенилось.
   - Не бойся, прекрасное дитя! Ни один волос не упадёт с твоей головы! - вскричал я.
   Чтобы обезопасить её от случайностей битвы и от грубости моих матросов, я решил тотчас же перенести её на своё судно.
   Когда я поднимал её на руки, она отбивалась, а затем лишилась чувств. Я отнёс её в бессознательном состоянии в свою каюту и запер там.
   Битва кончилась победой моих людей, и я мог приступить к осмотру добычи. Добыча оказалась громадной. От одного из раненых матросов повреждённого экипажа я узнал, что эта галера принадлежала одному из самых богатых купцов ганзейского города Любека. Этот купец отправился в Венецию вместе с дочерью, невестой одного итальянского синьора. На борту корабля находилось также приданое девушки.
   Прошло несколько часов, пока мы окончили осмотр и делёж добычи, а также перегрузку на наше судно сундуков, ящиков, тюков и прочих вещей. Я уже готовился уйти с галеры, решив потопить её с пленниками, которых приканчивали мои люди, как на залитой кровью палубе появился старик в одежде странника.
   Мы были удивлены, так как не видели его раньше. Старик подошёл ко мне, и, устремив на меня взор, сказал: "Не окажешь ли ты мне, капитан, гостеприимство на твоём корабле?"
   Я не отличался мягким сердцем, но этот старик внушил мне уважение к себе. Кроме того, своей белой бородой и орлиным носом он напоминал моего отца, которого я любил. Да и что мог значить один человек против шестидесяти таких молодцов, как мои матросы? Я сделал знак согласия и сказал: "Добро пожаловать на борт моего судна, почтенный старец! Я найду, где поместить тебя, и у меня найдётся достаточно хлеба и вина, чтобы прокормить тебя. Если же наше кровавое дело противно тебе, то мы высадим тебя на берег при первом же удобном случае".
   Старик поблагодарил меня, и я поместил его в той же каюте, которую занимает теперь Агасфер.
   Чтобы отдохнуть от утомительного дня, я приказал устроить пир. Мы захватили столько вина и снеди, что угощение вышло грандиозное.
   Для себя, моего помощника и старика я приказал поставить отдельный стол. Пираты же пировали на палубе, где кому больше нравилось.
   Я был в самом лучшем настроении, смеялся, шутил со странником и поздравлял его со счастливым избавлением от резни. Он улыбнулся и ответил, что не боится смерти. Я возразил, что я не боюсь смерти, и мы с помощником наперерыв хвалились нашими подвигами.
   По мере того как я выпивал кубок за кубком, моя кровь начинала разгораться. Красавица-невеста, захваченная в плен, стала казаться мне всё обольстительней, и мной овладело желание обладать ей.
   Я встал и ушёл в свою каюту. Девушка уже очнулась от обморока и сидела, закрыв лицо руками. При моём появлении она встала и устремила на меня пылающий взор.
   Я сел рядом с ней, пытался утешать и, наконец, объявил, что люблю её, оставлю у себя и заставлю разделить с нами нашу весёлую и полную приключений жизнь.
   Девушка слушала меня, и только её губы вздрагивали. Она не оказала сопротивления, когда я поцеловал её.
   Довольный такой покорностью и желая ещё больше смягчить девушку, я сходил за большой шкатулкой с драгоценностями и подарил ей.
   Девушка открыла шкатулку и стала рыться в ней. Вдруг по её щекам разлился румянец. Я подумал, что для женщины ничего нет дороже на свете драгоценностей, и едва сдержал желание рассмеяться. Затем я приказал красавице-пленнице нарядиться и принять участие в нашем пире.
   Сначала она побледнела, и мрачный огонёк вспыхнул в её сапфировых глазах. Тем не менее, минуту спустя, она сказала: "Прикажи принести мне мои одежды, так как эти все в крови, - и я приду к тебе".
   Я исполнил её желание, и полчаса спустя она вышла на палубу, разодетая, как царица.
   На ней было надето белое, расшитое золотом платье и пояс, усыпанный жемчугом и бриллиантами. На её голове сверкала бриллиантовая диадема.
   Я был поражён. Я никогда ещё не видел такой прекрасной женщины. Но что очаровывало меня, так это её распущенные волосы, которые окутывали её почти до колен.
   Я посадил её рядом с собой, обнял за талию и предложил выпить вина. Девушка приняла кубок и казалась весёлой. Она наливала мне вино и принимала мои ласки.
   Вакханалия достигла своего апогея, когда Лора - так звали девушку - встала и, наклонившись над только что принесённой амфорой вина, сказала: "Мне хотелось бы угостить этих моряков, так громко кричащих в нашу честь. Позволь мне налить им стаканы? Они заслужили сегодня твою благодарность, и ты мог бы оказать им такую милость".
   "Делай, как знаешь, моя красавица! Конечно, я не откажу тебе в твоей первой просьбе. Угощай на здоровье моих молодцов!"
   Я позвал одного из пиратов и приказал ему нести амфору за Лорой. Она наполнила все кубки и предложила матросам выпить за её здоровье.
   Когда Лора вернулась к столу, она была белей своего платья и падала, казалось, от слабости. Я спросил её, не устала ли она, но она покачала головой и ответила с улыбкой: "О, нет! Пир ещё только начинается".
   Полуоткрытыми губами, отрывистым дыханием, поднимавшим девственную грудь, и пламенем, горевшим в её глазах, она очаровала меня.
   Обезумев от страсти, я схватил её в объятья и унёс в каюту, поручив командование кораблём своему помощнику. Что же касается странника, то он уже давно ушёл, сославшись на усталость.
   Прошло около часа, как крики и шум на палубе оторвали меня от моего любовного бреда.
   Я тотчас же отрезвел и бросился наверх. Представшее моим глазам зрелище заставило меня окаменеть.
   Мои матросы катались по палубе, рычали и изрыгали зеленоватую пену. Некоторые лежали неподвижно, с почерневшими лицами и казались мёртвыми.
   Мой помощник приподнялся на локте и вскричал, поднимая руку, сжатую в кулак: "Проклятая!.. Она отравила нас..."
   Он тоже из любезности просил Лору налить ему вина и осушил кубок за её здоровье.
   Я понял, что он - прав, и мной овладела ярость против этой женщины, которая отомстила мне, лишив меня сразу всех товарищей.
   Я хотел выхватить кинжал, всегда находившийся у меня за поясом, но его там не оказалось. Я почувствовал удар в бок и услышал шипящий голос: "Умри, убийца, и будь проклят! Пусть твоя душа вечно блуждает по этим водам и нигде не найдёт себе покоя!"
   Я обернулся и увидел Лору. Её лицо пылало, взор горел ненавистью. Она держала мой кинжал, а её руки и платье были залиты моей кровью.
   Я поднял кулак, чтобы ударить её, но моя рука бессильно опустилась, и я упал на палубу. В глазах у меня потемнело. Как сквозь покрывало видел я, что Лора подняла кинжал и вонзила его себе в грудь. Затем я потерял сознание.
   Свежее веяние, коснувшееся моего лица, заставило меня открыть глаза, и я увидел странника, стоящего около меня на коленях. Его взгляд, казалось, пронизывал меня. Вдруг он пробормотал дрожащим голосом: "Ты хочешь жить - жить очень долго? Ты не будешь проклинать меня за это? Тогда я спасу тебя".
   Я чувствовал, что умираю, и пробормотал: "Спаси меня - и я буду благословлять тебя!"
   Тогда Агасфер, так как этот странник был он, вынул из кармана флакончик, наполненный Бесцветной Жидкостью, приподнял мою голову и вылил мне в рот содержимое флакона.
   Мне показалось, что я проглотил Огонь, всё пылало во мне. Затем меня оглушило словно ударом молнии.
   Когда я открыл глаза, то лежал на своей кровати. В нескольких шагах от меня, у стола, сидел странник и читал свиток пергамента.
   Я чувствовал себя свежим, сильным и здоровым. Вместе с сознанием ко мне вернулась и память. При воспоминании о смерти моих товарищей с моих губ сорвался вздох и ругательство.
   Пилигрим встал, подошёл ко мне и сказал: "Зачем ты проклятием встречаешь своё исцеление? Будь признателен Небу, брат мой, за то, что чувствуешь себя сильным и здоровым. Взгляни на единственный след после ужасной ночи".
   Он откинул рубашку, и я увидел у себя на боку широкую кроваво-красную рану, затянутую тонкой и прозрачной кожей.
   - И этот знак долго был заметен? - спросил Морган.
   - Он - виден до сих пор, хоть с тех пор и прошло больше трёх веков, - сказал голландец.
   Он расстегнул своё платье, откинул рубашку и показал Ральфу странный знак, похожий на свежую рану, закрытую прозрачным, напоминающим кожу пластырем.
   - Вид этого знака произвёл в то время на меня тяжёлое впечатление, и я почувствовал слабость.
   Тогда пилигрим положил мне на плечо руку и сказал: "Этот знак должен вечно напоминать тебе, что ты никогда больше не должен браться за оружие для убийства ближнего. Довольно крови и преступлений! Начиная с сегодняшнего дня, ты перестаёшь быть обычным человеком. Ты переступил грань, делающую всякую человеческую жизнь кратковременной. Тебя ожидает безграничная жизнь. Но чтобы сделаться достойным её, откажись от своего прошлого. Раскаянием и Молитвой ты должен изгладить следы совершённых тобой преступлений. Тебе уже не нужно больше жить грабежами и убийствами, так как я дам тебе богатство, а потом отвезу в одно место, где ты будешь принят в число членов таинственного братства".
   По мере того как он говорил, мной начала овладевать грусть. Моё прошлое, полное приключений, побледнело, и я жаждал чего-то нового и неизвестного.
   "Я исполню всё, что ты приказываешь, могущественный учитель, повелевающий смертью!" - сказал я, опустив голову.
   Затем я встал, оделся и выразил желание подняться на палубу. Пилигрим согласился, и мы поднялись по лестнице. Отвратительная и зловещая картина палубы, освещённой дымящимися факелами, наполнила мою душу ужасом и отчаянием.
   Все мои матросы были мертвы и валялись вперемешку, а на их почерневших и искажённых лицах застыло выражение мук агонии. Ещё вчера все эти молодцы толпились вокруг меня, полные жизни и мужества, а сегодня от них остались почерневшие и раздутые трупы! Подавив бушевавшую во мне ярость, я сказал стоящему рядом со мной старцу: "Надо выбросить тела в море и вычистить палубу".
   Я наклонился и хотел взять один из трупов, чтобы выбросить его за борт, но Агасфер удержал мою руку.
   "Оставь и не марай себя прикосновением к этим нечистым телам! Дождёмся наступления ночи - и тогда всё сделается само. Гляди, наступает уже день. Сойдём же в каюту, так как этот день мы должны посвятить приготовлениям к новым условиям твоей жизни".
   Мы вернулись в каюту. Странник приказал мне собрать и вынести из неё все лишние вещи. Затем он завесил окна плотной материей, не пропускающей свет, и зажёг восковую свечу, стоящую в углу на столике.
   Покончив с этими приготовлениями, он приказал мне стать на колени посреди каюты, а сам очертил сначала в воздухе, а потом на полу круги, в которые мы оба были заключены.
   Я увидел, что из его палки исходил сноп огненных лучей, который, подобно сверкающей ленте, держался в воздухе. На полу же язычками пылало пламя.
   Затем старик вынул из-за пояса свёрточек, содержащий четырёхугольный кусок красной материи и сероватый шар. Положив мне на голову материю и шар, он приказал мне молиться. Но молиться я не умел, так как Те Молитвы, Которым научила меня покойная мать, когда я был ещё ребёнком, я позабыл, а моя последующая жизнь сделала меня атеистом.
   Когда я признался в своём невежестве, странник начал читать слова, которые я должен был повторять за ним и которые позже выучил наизусть. В Этой Молитве я умолял ВСЕМОГУЩЕГО умилосердиться над моими злодействами.
   По мере того как я тогда в первый раз читал Эту Молитву, я чувствовал во всём теле боль. Потом эта физическая боль исчезла в таком ужасе, какого я ещё никогда не испытывал в своей жизни.
   За огненным кругом, окружавшим меня с пилигримом, стали появляться бледные, залитые кровью существа с искажёнными лицами. Кровь застыла у меня в жилах, когда я узнал в них убитых мной людей!
   Толпа моих жертв всё росла, но странник размеренным ритмом произносил слова на неизвестном языке. Вдруг в воздухе появилась белоснежная чаша. Эта чаша носилась над нашими головами, и над ней виднелся широкий золотой крест. Видение было окружено разноцветным пламенем.
   Впрочем, тогда я видел это как во сне. Всё моё внимание было сосредоточено на отвратительной стае, которая со всех сторон подползала ко мне, намереваясь схватить меня. Фосфоресцирующие глаза призраков горели ненавистью. Богохульства и проклятия звучали в моих ушах, а длинные руки с крючковатыми пальцами готовы были, казалось, схватить меня.
   Что я претерпел в этот час, не поддаётся описанию. Это была агония! Тогда я последовательно пережил все смерти, причинённые мной.
   Подавленный, обезумевший от ужаса, я цеплялся за платье Агасфера, который заклинал страждущие тени, указывая им на крест и говоря о Прощении.
   Мало-помалу часть призраков побледнела и исчезла, но наиболее злобные из них продолжали кричать: "Око за око, зуб за зуб! Пусть он страдает! Да будет он проклят! Пусть он, не зная отдыха, блуждает по водам, которые осквернил своими преступлениями! Пусть, ненавидимый и проклинаемый, носится он по волнам нашей крови!"
   Наконец исчезли и последние духи-мстители, а я, разбитый, опустился к ногам старца. Но отдых был непродолжителен, так как я почувствовал, что какая-то вибрация сотрясает всё моё существо. С новым ужасом я увидел, как со свистом и стоном стал выходить из моего тела красный, влажный, клейкий и зловонный пот. У меня перехватило дыхание, и я упал.
   Когда я пришёл в себя, чаша и огненные круги уже исчезли. Около меня стоял на коленях Агасфер и вытирал мне руки, лицо и грудь мокрым полотенцем. Потом он помог мне встать и лечь в кровать.
   "Я отчасти очистил тебя и заставил выйти из тебя флюид совершённых тобой преступлений, но мне не дано было снять с тебя проклятий твоих жертв и ненависть, которую ты внушил им. Твои враги будут преследовать тебя. А ты молись и кайся - и, может, совершится твоё Полное Освобождение. Теперь спи и отдыхай! Этой ночью нам предстоит ещё исполнить тяжёлый долг".
   Я был до такой степени утомлён, что тотчас же заснул. Меня разбудили звуки колокола, звонившего к погребению.
   Обливаясь холодным потом, с трепещущим сердцем, я поднялся с кровати. Но нет! Это был не сон. Колокол звонил, перекрывая шум бури, разыгравшейся за время моего сна. Ветер свистал в снастях, сгибая мачты и заставляя трещать корпус корабля. Вдали гремел гром.
   Я вскочил с кровати. Что с нами будет? Как мы будем маневрировать без экипажа? Приход Агасфера прервал мои размышления.
   "Иди за мной! Нам надо похоронить твоих пиратов", - сказал он.
   Я последовал за ним. Спустилась ночь, и только блеск молний освещал по временам груду трупов на палубе и бушующее море.
   Я никогда ещё не видел подобной бури. Свист ветра почти покрывал раскаты грома и рёв волн, которые, вздымаясь, готовы были ежеминутно поглотить наш корабль, подкидываемый их гребнями. И всё-таки мы шли на всех парусах.
   На палубе над трупами бегали огоньки, а фигура старца с поднятыми кверху руками, освещаемая блеском молнии, имела ужасный вид.
   Из океана возник зеленоватый свет, как ореолом окруживший корабль, освещая его белесоватым светом. Я увидел на гребне большой волны колокол, как бы отлитый из раскалённого металла. Рядом с колоколом стояла чёрная, неясно очерченная фигура. Ясно вырисовывалось только угловатое, землистого цвета лицо этой фигуры с зелёными, полными злобы глазами.
   Это существо держало верёвку от колокола и ударяло в него. Эти звуки, сливаясь с шумом бури, производили такое впечатление, что и теперь я не могу без дрожи вспоминать о них.
   Агасфер тоже был ужасен. Его голова, борода и руки издавали фосфорический свет, а его голос звучал пронзительно и повелительно, когда он произносил слова на неизвестном мне языке.
   Вдруг трупы пиратов начали подниматься один за другим, перепрыгивать через борт корабля и группироваться вокруг колокола, всё продолжавшего погребальный звон.
   При свете огненной молнии я увидел всю группу, качавшуюся на вершине громадной волны. Их зеленоватые лица со стеклянными глазами были обращены ко мне. Потом всё побледнело и, казалось, исчезло в разбушевавшихся волнах океана.
   Шатаясь, я хотел спуститься в свою каюту и сделал несколько шагов. В ушах у меня звенело, искры носились перед глазами. Мне казалось, что трупы моих спутников пляшут вокруг меня адский хоровод, и я со стоном упал на палубу.
  
   Глава 4
  
   Cколько времени длилось такое состояние, я не могу сказать. Это было оцепенение, без мысли и чувств, но смущаемое по временам отвратительными видениями. Когда, наконец, я открыл глаза и пришёл в сознание, был уже день. Лучи солнца заливали пустую палубу, но всё было так чисто прибрано, будто здесь никогда и не разыгрывалась одна из самых ужасных драм.
   Я лежал у подошвы мачты, свежий и бодрый телом, но утомлённый душой и с сердцем, сдавленным грустью. Хоть у руля никого и не было, корабль нёсся по волнам, придерживаясь определённого курса.
   Прислонившись к снастям, стоял Агасфер, устремив на океан задумчивый и печальный взгляд.
   Шум, произведённый мной, когда я вставал, заставил его обернуться.
   "Здравствуй, брат мой! - с улыбкой сказал он. - Как видишь, всё в порядке. Кроме того, я могу сообщить тебе, что мы находимся на пути к месту собрания всех наших братьев".
   Я поблагодарил его и осведомился, скоро ли мы прибудем к месту назначения. Агасфер ответил, что мы будем на месте, как только окончится моё предварительное очищение, а также другой особы, находящейся у нас на борту.
   Видя моё удивление, он сказал: "Да, да, у нас есть здесь третий пассажир. Пойдём! Я сейчас покажу его тебе".
   Мы спустились в каюту, которую раньше занимал мой помощник, - и я очутился лицом к лицу с женщиной, нанёсшей мне смертельный удар кинжалом.
   Она была в трауре и так бледна, что, казалось, в её жилах не текло ни одной капли крови. Она стояла передо мной, опустив глаза, и всё её существо дышало грустью.
   Я смотрел на неё с таким спокойствием, которое удивило меня. Я не чувствовал к ней злобы или ненависти, а, напротив, понимал, что вся вина была на моей стороне, и сказал: "Прости меня!"
   "Простите обоюдно друг друга, - сказал старец. - Вы оба согрешили, оба совершили убийство, и на вас обоих тяготеют проклятья, которые дадут плоды, так как закон, приведённый в движение, должен исполниться. Наконец, одна и та же судьба приковывает вас, страждущих и блуждающих, на этой Земле".
   С тяжёлым сердцем я подошёл и повторил свою просьбу о Прощении. Она протянула мне руку и подняла на меня глаза, принявшие то выражение, какое имеем все мы, которые не умрём, как другие.
   Мир между нами был заключён.
   С этого дня мы втроём зажили на корабле, которым я уже больше не управлял, но который, как и в настоящую минуту, направлялся невидимыми руками. Часть дня и ночи мы с Лорой проводили в исполнении предписанного нам Агасфером ритуала, в котором и он принимал участие своими заклинаниями и странным пением.
   Часы отдыха мы проводили на палубе, в мечтах или в разговорах. Мы с Лорой подружились, но только с каждым днём становились всё менее общительными. По мере того как подвигалось моё очищение и развивался мой ум, мной всё больше овладевали печаль и равнодушие к жизни. Жизнь, полная убийств и грабежей, казалась мне страшным сном. Видения, иногда мучившие меня, заставляли меня бояться смерти. Но, несмотря на это, я всё ещё не мог верить в бесконечную жизнь, о которой говорил Агасфер. Так прошло больше двух месяцев. Наконец старец сказал нам, что мы достаточно очистились, чтобы быть допущенными в святилище, и что в эту же ночь мы туда прибудем. Мы находились в море, но где? Я не мог ориентироваться, так как мы не встретили ни одного корабля, и океан, казалось, превратился в пустыню. Мной овладело любопытство. Наконец-то мы пристанем к берегу, и я увижу, где мы находимся!
   Я не покидал палубы. Настала ночь, а желанный берег всё ещё не показывался. Наконец при свете луны я увидел выходящие из волн высокие чёрные скалы. Насколько я мог судить, мы приближались к острову или большому пустынному рифу, так как не заметно было растительности.
   Подойдя к громадной остроконечной скале, корабль остановился, и мы бортом коснулись серого камня. Старец подошёл к борту и трижды крикнул: "Агасфер!"
   Эхо трижды повторило это имя. Внутри скалы будто послышался звон колокола. Гранитная масса скользнула в сторону, обнажив углубление. Затем сдвинулась глыба и открыла сводчатую галерею, а в ней двенадцать ступеней, покрытых ковром. На последней ступени стояли два мальчика в белых одеждах, держа в руках лампы, издававшие ослепительный свет.
   Вы, знакомые уже с электрическим освещением, конечно, не будете удивлены, когда мы приедем. Но я - моряк пятнадцатого столетия - подумал, что вижу небесный свет.
   Агасфер сошёл первый, Лора и я последовали за ним. Все мы вошли в галерею, высеченную в скале. Когда я оглянулся, то увидел, что отверстие закрылось за нами.
   Мы шли за Агасфером и очутились в круглой комнатке, откуда в разные стороны расходились такие же галереи, как и та, по которой мы пришли.
   В центре этой своего рода прихожей стоял высокий старец в белой одежде, которая так сверкала, будто была усеяна бриллиантами. К его поясу был пристёгнут широкий меч, а на груди, под длинной серебристой бородой, виднелся золотой нагрудник, украшенный драгоценными камнями. Его ноги были обуты в белые башмаки с загнутыми носками.
   Старец обнялся с Агасфером, а на нас посмотрел долгим и пытливым взором. Затем, обменявшись с нашим проводником несколькими словами, он поднёс к губам рог из слоновой кости и издал пронзительный звук. На этот призыв явился мальчик, одетый в белое, как и встретившие нас при входе, и повёл меня по одной из галерей в роскошно обставленную комнату, где была уже приготовлена постель, а на столе накрыта закуска.
   "Подкрепитесь и усните! Когда нужно будет, я приду за вами", - сказал мой проводник и вышел из комнаты.
   Я поел с таким аппетитом, какого уже давно не имел. Я чувствовал себя также гораздо лучше. Воздух здесь казался мне легче, чище и был как бы насыщен живительными ароматами. Я чувствовал, как желание жить возрождается во мне.
   Утолив аппетит, я начал осматривать отведённое мне помещение.
   Обстановка была богатая, но форма мебели была такая, какой я ещё не видел. Драпировки тоже были сделаны из неизвестной мне материи, как бы сотканной из металлических нитей.
   Предполагая, что одна из портьер скрывает вход в соседнюю комнату, я поднял её - и с моих губ сорвался крик восхищения.
   Я стоял перед пробитым в скале окном. Из этого окна открывался вид на глубокую внутреннюю долину, окружённую со всех сторон громадными скалами. Над чёрной массой выступало усеянное звёздами небо. Глубина долины была залита озером, в котором отражалась полная луна.
   Вокруг озера шли глубокие, причудливой формы и освещённые синеватым светом гроты, глубина которых тонула в полумраке. В одном гроте виднелись ступеньки лестницы, высеченные в скале и исчезавшие под сводом. Во многих местах стояли на причале лодочки. Два больших белых лебедя скользили по неподвижной воде. Весь этот пейзаж дышал чем-то мирным и благотворно действовал на мою душу.
   Насладившись созерцанием этого пейзажа, я лёг и заснул.
   Меня разбудил мой проводник и предложил мне одеться. Он отвёл меня в соседнюю комнату, где я выкупался в бассейне, сделанном из синего камня и наполненном ароматической водой, а потом одел такую же одежду, какая была на принявшем нас старце. Затем мой паж опоясал меня поясом, только без меча, и надел на шею цепь, украшенную чёрными бриллиантами, на которой висел красный эмалированный пятиугольник, посередине которого помещался прозрачный камень с заключённым внутри будто огоньком.
   Осмотрев меня, мальчик покачал головой и сказал: "Сколько на тебе крови, брат мой!"
   Заметив моё волнение, он переменил разговор, показав мне большой чеканный серебряный сундук, отделанный бирюзой, где я должен хранить одежды, надетые на мне. Этими одеждами я мог всегда пользоваться, когда буду являться сюда.
   Затем он зажёг свечу, и мы вышли. Я следовал за ним. Так мы прошли несколько галерей. Наконец в конце одной из них открылась дверь, и я очутился в огромной зале. Из купола залы лились, казалось, каскады золотистого света, отражаясь на мраморных плитах и мозаике пола.
   Я ничего не мог разглядеть, так как у меня сделалось головокружение. Сердце словно перестало биться и дыхание захватило. Я упал бы, если бы чья-то рука не поддержала меня.
   Позже я узнал, что эманации, наполняющие святилище, всегда так действуют на всякого входящего сюда грешника, покрытого преступлениями.
   Когда моя дурнота прошла, я увидел, что меня поддерживает Агасфер, который шептал мне на ухо ободряющие слова. Он был так же одет, как и я, только его голова была украшена тонким золотым обручем со звездой над лбом, которая испускала яркие лучи. Немного успокоившись, я опустился на колени и оглянулся вокруг.
   Прежде всего, я заметил, что по обеим сторонам залы группировались мужчины в белых одеждах и женщины с лицами, закрытыми покрывалами. Все стояли на коленях и были погружены в Молитву. Я заметил также теперь, что купол был открыт, и что каскады света, заливавшие святилище, были лучи солнца.
   В глубине залы высился павильон без крыши, сделанный из серебряной материи, которую поддерживали колонны из ляпис-лазури.
   Спереди павильон был открыт. Видны были ступени к большому престолу, на котором горели восковые свечи в золотом подсвечнике с семью рожками. В центре престола возвышался большой крест, над которым реял голубь с распущенными крыльями. У подножия креста была видна громадная чаша, окружённая фосфорически-светлой дымкой.
   На покрытых ковром ступенях престола стоял высокий старец с белой бородой, одетый, как и мы, с той лишь разницей, что его одежда была сделана из иной сверкающей ткани, которая при каждом его движении испускала разноцветные лучи.
   На голове Этого Первосвященника был надет венец с семью зубцами, причём над каждым зубцом пылало небольшое пламя. В руке он держал короткий и широкий меч, которым чертил в воздухе таинственные знаки.
   По обеим сторонам престола, только на последней ступеньке, стояли два рыцаря, один - в золотых доспехах, другой - в серебряных. В руках они держали мечи с рукоятками в форме креста. Поднятые забрала открывали их красивые, строгие и спокойные лица.
   Я был поглощён созерцанием всего этого, как раздалось пение, сопровождаемое звуками органа. Мелодия была странная, но нужно испытать, чтобы понять, какое действие производила эта музыка.
   Это было крушение всего моего существа. Что-то во мне расширялось, отделялось, открывалось. Всякий нерв моего существа дрожал и звенел. Я разразился рыданьями, и ручьи слёз брызнули из глаз.
   Рука Агасфера легла на мою голову, и он пробормотал: "Плачь, мой бедный брат! Оплакивай совершённые грехи, пролитую кровь и несовершенство, приковывающее нас к материи!"
   Не могу сказать, сколько времени пробыл я на коленях, подавленный сознанием своего убожества, с душой, тоскующей по Небесному Отечеству. Иначе я не могу назвать это чувство, без жалоб, ропота, смешанное со стремлением к Покою, Совершенству и Свету.
   Эти чувства, вызванные во мне музыкой, какой я никогда не слышал, убили во мне ветхого человека. Я встал новым существом, раскаивающимся и жаждущим Совершенства, но разбитым душевными страданиями.
   Оба рыцаря, стоявшие у жертвенника, принесли большую золотую чашу и, опустившись на колени, держали её обеими руками. Тогда первосвященник сошёл с лестницы, неся с собой маленькую хрустальную чашу, наполненную жидкостью цвета крови, и золотую ложечку. Этой ложечкой он черпал, по числу присутствующих, красную жидкость и выливал её в большую золотую чашу.
   Отнеся хрустальную чашу на престол, Первосвященник опустился со ступеней и стал по одному призывать всех присутствовавших. Они подходили, и он выливал им на голову понемногу этой жидкости.
   Наконец, он позвал Агасфера, Лору и меня. Услышав своё имя, я задрожал, но Агасфер взял меня за руку и подвёл к Первосвященнику.
   Представив нас, он рассказал нашу историю и просил Первосвященника принять нас. Тот сделал знак согласия. Затем, полив голову Агасфера жидкостью, он сделал мне знак приблизиться.
   "Велики - грехи, совершённые тобой, и ужасны проклятия, тяготеющие над тобой! - сказал Первосвященник. - Пока ты не очистишься, ты не можешь жить среди нас, не смущая Гармонии этого священного места. До той минуты, пока с твоей головы не будет снято последнее проклятие, я могу тебе только позволить являться сюда через каждые семь лет, чтобы ты мог присутствовать при божественной службе, а также отдохнуть и подкрепить свои силы в течение трёх дней и трёх ночей. После этого ты снова будешь отправляться блуждать по волнам, чтобы трудиться, раскаиваться и исправлять по мере твоих сил сделанное тобой зло. Стань на колени!"
   Он полил мне голову, и я почувствовал как бы ожоги на коже. После этого он взял с поданного ему золотого блюда кинжал и подал его мне, сказав:
   - Я вооружаю тебя этим магическим оружием, чтобы ты мог защищаться против страждущих и мстительных духов, которые будут преследовать тебя. Не забывай, что ты имеешь право пользоваться только этим оружием!
   - Вот оно, - сказал голландец, указывая на рукоятку кинжала, торчащего за поясом.
   После минутной задумчивости он продолжал:
   - Когда я засунул кинжал за пояс, старец надел мне на палец это кольцо и сказал: "Получи это кольцо в знак того, что ты принадлежишь к числу братьев Круглого Стола Вечности и получи имя "Дахира", под которым ты будешь значиться в братстве. Когда на твоём корабле тоска и одиночество доведут тебя до отчаяния, ты позвонишь в колокол, и звуки его дойдут до наших ушей, а мы поддержим тебя. Кроме того, ты можешь иногда сходить на берег и сноситься с людьми, но не дольше как в течение трёх дней и трёх ночей. А теперь ступай и наслаждайся в течение остающегося тебе времени обществом твоих новых братьев".
   Поцеловав руку старца, я встал. К нему подошла Лора.
   "Ты поддалась ненависти и жажде мести, недостойной христианки, которые и довели тебя до убийства людей, - правда, развращённых и негодных, - но которых тебе не дано судить. Проклятия всех тяготеют над твоей головой. Ты будешь оплакивать богохульства, которыми осквернила свои уста, а проклятия, которыми ты осыпала человека, стоящего здесь, ещё долго будут разделять вас. За твои преступления я должен осудить тебя на одиночество. Ты останешься тут, но нас не увидишь, пока не загладится пролитая тобой кровь и произнесённые тобой проклятия. Тебе укажут место, где ты будешь жить одна, молясь, раскаиваясь и очищаясь. Твой вид будет приносить несчастье всем смертным, которые увидят тебя. И так, берегись показываться кому бы то ни было, чтобы не увеличить число своих жертв".
   В течение трёх дней мы жили в этом дворце, все обитатели которого, никогда не покидавшие уже Этого Места Покоя и Счастья, обращались с нами, как с братьями.
   Большую часть дня братья высших степеней предавались трудам, к которым я не был допущен. В назначенное же время все собирались в залу, которую вы увидите, Супрамати. Там, на большом круглом столе стоит золотая чаша, всегда полная Неизвестной Субстанцией. Эта чаша переходит из рук в руки и каждый выпивает из неё глоток.
   На третий день вечером была большая служба с пением в святилище, где хранится кубок ГРААЛЯ.
   - Простите меня, брат, - сказал Морган. - Вот уже несколько раз вы говорите про ГРААЛЬ, как про что-то действительное и осязаемое. А между тем удостоверено, что история про ГРААЛЬ есть поэтический вымысел, зародившийся, по всей вероятности, в Провансе и прославленный Вольфрамом фон Эшенбахом - рыцарем-трубадуром тринадцатого века.
   Дахир улыбнулся.
   - История ГРААЛЯ, в том виде, как она рассказана фон Эшенбахом, а прежде него провансальцем Гюйо де Провеном, Кретьеном де Труа и другими, конечно, - поэтический вымысел. Основа же легенды, упоминающей о существовании Эликсира Жизни, есть правда, в которой ни вы, ни я не можем сомневаться. Как старательно ни охраняли тайну братья Круглого Стола Вечности, всё-таки кое-что сделалось известным. Из глубины веков, от народа к народу, окрашенная обычаями и верованиями пережитого времени, эта легенда, уже дополненная, переиначенная и искажённая, достигла средних веков, когда фон Эшенбах и его предшественники придали ей христианский оттенок. Эссенция Жизни превращается в кровь СПАСИТЕЛЯ, вид чаши даёт бессмертие, а наше убежище превращается в недосягаемый храм ГРААЛЯ, которого ищут рыцари Круглого Стола.
   Если бы кельтские и нормандские рассказы и даже провансальские поэмы дошли до вас в их первоначальном виде, вы нашли бы более ясные следы происхождения этих легенд. Но всё это погибло. Последние остатки рассказов, сохранявшиеся ещё у альбигойцев, были уничтожены инквизицией. Остались только поэмы кое-каких средневековых германских поэтов. Если я называю наше братство "Братством ГРААЛЯ", то чтобы воспользоваться уже знакомым вам именем, произошедшим от слова, которое произносилось Saing real, что значит sang royal (царская кровь). Это аллегорическое название довольно верно, так как Эссенция Жизни есть царская кровь Природы.
   - Благодарю вас, брат, за объяснение! А теперь, будьте добры, продолжайте ваш рассказ, - сказал Морган.
   - Он близится уже к концу. Выходя из святилища и находясь ещё в сильном волнении, я увидел Лору. Она подошла и предложила мне посмотреть назначенное ей место, где она должна будет жить в одиночестве. Я согласился. Лора провела меня к берегу озера, а оттуда в гондоле мы подъехали к лестнице, по которой мы поднялись наверх и очутились в обширном гроте. Из одной его стены бил источник, наполняя своей водой большой каменный бассейн, а затем с рокотом исчезая в расщелине скалы. В углублении, на другой стороне, стояли ложе и стол, на котором были большая книга, амфора, кубок и свечи. В одном из углублений скалы был прикреплён крест, перед которым горела лампада.
   "Здесь я и осуждена жить! Каждую неделю юный служитель храма будет приносить мне пищу и свежие одежды. В этом бассейне я могу купаться. Остальное время я должна проводить в изучении этого фолианта, - сказала Лора, причём её губы дрожали. - Завтра дорога, ведущая к озеру, будет закрыта. Чтобы подышать чистым воздухом, я должна буду подниматься вон туда".
   Лора указала на вившуюся спиралью лестницу, которую я раньше не заметил.
   Мы поднялись по лестнице, и вышли на площадку к вершине утёса. С этой высоты, теряясь из виду, расстилался океан, а у наших ног с распущенными парусами покачивался при свете луны на воде мой корабль.
   Грусть сдавила моё сердце. Несомненно, Лора чувствовала себя так же, потому что опустилась на колени и, схватив мою руку, вскричала сдавленным от слёз голосом: "Увези меня с собой, Дахир! В этом одиночестве, при такой бесконечной и монотонной жизни, я потеряю рассудок. Я предпочитаю быть с тобой на корабле и разделять твою скитальческую жизнь".
   Она была так прекрасна в своём отчаянии, что моё сердце дрогнуло. Конечно, если бы она могла быть моей спутницей в моей одинокой каюте, моё будущее потеряло бы половину своего ужаса. Но я понимал, что не имею ни права, ни возможности исполнить желание несчастной, которую я же толкнул в пропасть. Я поднял Лору и, пожав ей руку, сказал: "Мы не облегчим нашу участь, начав наше искупление непослушанием. Нет, Лора! Мы должны следовать тому пути, который указан нам нашими Учителями, и каждый из нас должен Терпеливо и со Смирением нести возложенное на нас испытание. Через семь лет я вернусь. Надеюсь, что к тому времени Раскаяние и Молитвы уже изгладят частицу наших преступлений".
   Лора поднялась бледная, но покорная своей участи.
   "Ты - прав, Дахир! Я повинуюсь, и буду ждать тебя, так как ведь, в конце концов, ты - единственный человек, которого я знаю здесь".
   Я ушёл. В большой прихожей собрались уже все братья ГРААЛЯ. Агасфер был в своей одежде странника, да и все уезжавшие тоже сняли свои белые и блестящие туники.
   Мы обнялись в последний раз. Затем отверстие в скале открылось, и я увидел свой корабль, а также другое судно, которое должно было везти остальных.
   Со сдавленным тоской сердцем я взошёл на свой корабль, Агасфер последовал за мной и судно отошло. С минуту ещё я видел на вершине скалы белую фигуру Лоры, залитую светом луны. Потом всё исчезло в тумане.
   С тяжёлым чувством я спустился в свою каюту. Здесь я убедился, что в убранстве корабля произошла значительная перемена. Всё междупалубное пространство, некогда занятое моими матросами, было разделено на несколько кают. В одной, самой обширной из них, стоял стол, на котором лежала большая книга в чёрном переплёте. В глубине, на цоколе, высился крест, у подножия которого горела лампада, распространявшая ослепительный свет, а рядом висел металлический колокол. В стороне стояло что-то большое, закрытое чёрным сукном.
   Я с удивлением рассматривал эти вещи, когда в каюту вошёл Агасфер.
   "Я пришёл, брат мой, дать тебе необходимые объяснения, - сказал он. - В книге, которую ты видишь, заключается первое Посвящение. Ты должен изучать её в течение семи лет и знать основательно ко времени твоего возвращения в святилище. Если ты позвонишь в колокол, то его звуки приведут тебя в сношения с дворцом ГРААЛЯ, и ты получишь ответ Учителя. Перед крестом ты должен произносить Молитвы Очищения. Лампада же - магическая и будет неугасимо гореть в течение семи лет. Наконец это, - он снял сукно и открыл металлическую пластинку, отливавшую всеми цветами радуги, - магическое зеркало, в котором ты будешь видеть все корабли, обречённые на гибель. Ты будешь являться им вестником несчастья и смерти, но твой долг - стараться всеми человеческими средствами и, не выдавая себя, спасти хоть одного из потерпевших крушение. Ты не рискуешь при этом жизнью, но ты будешь нести все неудобства, усталость и усилия обыкновенного моряка, жертвующего собой для спасения ближнего".
   На следующее утро я уже был один. Мой корабль, управляемый невидимыми руками, носился с распущенными парусами по волнам, презирая бури. Во время самых ужасных штормов он покачивался на гребнях волн.
   Однажды, во время одной из бурь, у меня явилось желание посмотреть в магическое зеркало. Я сбросил сукно. Сначала я ничего не видел и только отдалённые крики ужаса доносились до моего слуха. Затем в глубине блестящего и разноцветного диска вырисовался бушующий океан и большая галера со сломанными мачтами, подвергавшаяся страшной опасности.
   Я понял, что мне предоставляется один из случаев спасения, о котором говорил Агасфер, и выбежал на палубу.
   Мой корабль нёсся по бушующим волнам, и я скоро увидел тонувший корабль, мимо которого пронёсся, подобно видению, почти коснувшись его борта.
   Когда мы исчезли из вида погибающих, мой корабль остановился. Я вошёл в лодку и с трудом достиг места крушения, где плавали обломки корабля. Мне удалось спасти двух детей. Так как я не мог оставить их у себя, то при первой же возможности высадил их на берег, снабдив в изобилии золотом.
   С тех пор я веду такую же монотонную и одинокую жизнь. Я много изучал большую книгу, которую и вам придётся изучать, так как Эликсир Жизни даётся не только, чтобы жить и наслаждаться, но требует от своих Адептов такой же долгой работы, как и та жизнь, которую он даёт.
   Вы тоже, Супрамати, узнаете из этой книги удивительные, ужасные тайны, и перед вами откроется новый мир. Но я не имею права говорить вам больше в эту минуту и смущать вас раньше времени.
   Дахир умолк и облокотился на стол. Морган тоже молчал, и самые противоречивые мысли толпились в его уме. Минутами он спрашивал себя, не сошёл ли он с ума и не был ли продуктом его больного мозга этот мир, где принимало плоть и кровь всё то, на что скептики XIX века смотрели, как на сказки?
   Ему вспомнилось, как ещё в детстве он жил с матерью в одной приморской деревушке, где подружился со старым моряком, жившим на покое. Этот моряк как-то рассказал ему, что видел призрачный корабль. Когда же Ральф, пропитанный уже неверием, рассмеялся над такой галлюцинацией, старый морской волк нахмурил брови и сказал: "Не смейся, мой мальчик, над тем, чего не понимаешь. Повторяю тебе: я видел призрачный корабль и его капитана. Взгляд призрака бросил меня в дрожь. Можно сказать, что этот вестник смерти сам страдает от своей миссии. Тогда я один только спасся от кораблекрушения".
   И вот тот человек, которого старый Джо Смит называл призраком, сидит с ним за одним столом, и его глаза, заставившие дрожать смелого моряка, с иронией смотрят на него. Действительно, было от чего сойти с ума! Сожаление, что он так слепо бросился в этот лабиринт тайн, тоской сжало его сердце.
   Но, раз дело сделано, надо мужественно и с достоинством нести его следствия. Морган провёл рукой по влажному лбу и спросил, чтобы отвлечь от мыслей:
   - Дахир, вы знаете историю Агасфера и причину его скитальческой жизни?
   - Нет, подробности его жизни мне - неизвестны. Я знаю, что ему было доверено отнести флакон с Эссенцией Жизни одной личности, которая должна была сделаться членом общины и имела уже первое Посвящение. Агасфер, узнавший, не знаю как, что он несёт Могущественное Средство, выпил его. Затем, испуганный совершённым им злоупотреблением доверия, он бежал, опасаясь мщения Учителей, могущество которых знал. Но подробности мне - неизвестны.
   Бросив взгляд на часы, Дахир поднялся со стула.
   - Уже поздно, брат мой, и мы хорошо сделаем, если пойдём отдыхать. Несмотря на способность бесконечной жизни, нам тоже необходим сон - этот дар, оставшийся нам от обычного человеческого существования. Кроме того, вызванные мной воспоминания утомили мою душу.
   Грусть и усталость звучали в голосе Дахира. Налив кубок вина, он осушил его, а затем, отведя Моргана в каюту, где висел гамак, ушёл к себе.
   Морган поспешил лечь. Его голова была тяжела, и он чувствовал нужду в отдыхе и забвении.
   Сколько он спал, Морган не знал. Его разбудило прикосновение чьей-то руки и голос, сказавший:
   - Вставайте, Супрамати! Мы приближаемся к цели нашего путешествия.
   - О! Я, должно быть, долго спал! - вскричал Морган, соскакивая с гамака.
   - Да, порядочно, - с улыбкой сказал Дахир. - Одевайтесь же скорей и пойдём ужинать. Иначе вы рискуете остаться голодным до завтрашнего утра.
   Когда Морган вошёл в каюту, где его ждал Дахир, он увидел роскошно сервированный стол. Садясь ужинать, он спросил своего спутника:
   - Скажите, Дахир, кто приготавляет вам такие изысканные блюда, и когда вы делаете закупки фруктов и других тонких вещей, которые я здесь вижу?
   - Я не делаю закупок.
   - Как так?
   - В моём распоряжении есть слуги, которые снабжают меня всем необходимым.
   - Где же - они? Их никогда не видно, - спросил Морган.
   - Настанет день, когда вы увидите их, брат мой. Но не спрашивайте меня слишком много за один раз.
   Молодой человек понял, что снова коснулся тайны, в которую будет посвящён позже. Он умолк, с сожалением глядя на бледное и меланхоличное лицо своего собеседника и на его большие задумчивые глаза. Дахир внушал ему симпатию, и он решил подружиться с ним.
   Выпив и закусив, собеседники вышли на палубу, где уже стоял Агасфер.
   Чтобы не нарушить размышлений старика, молодые люди прошли на нос корабля и стали смотреть на спокойный океан.
   Ночь была чудная. Луна светила так, что все предметы вдали можно было различить. Когда из воды выступила чёрная масса скалистого острова, Дахир с улыбкой сказал:
   - Вот - дворец ГРААЛЯ!
   - Мне кажется, что я перенёсся в страну грёз, - сказал Морган. - Всё здесь говорит против рассудка. Если бы в Лондоне я стал рассказывать в клинике, что ездил на корабле-призраке во дворец ГРААЛЯ, в обществе Вечного Жида, мои коллеги надели бы на меня сумасшедшую рубашку и заперли бы, как одного из самых опасных помешанных.
   - О! Я понимаю вас, так как пережил все эти волнения, только ещё в более сильной и тягостной степени. Вы, Супрамати, - человек XIX века, недоверчивый человек, но развитой: представьте же положение брошенного в такую среду пирата, не умеющего ни читать, ни писать, неспособного безошибочно прочесть "ОТЧЕ наш" и имеющего самые смутные представления о ГРААЛЕ и Вечном Жиде! В течение долгих веков, моей скитальческой жизни я должен был всему научиться, догнать цивилизацию и следить за её открытиями. Помимо своей воли я стал современным человеком. Время влечёт меня, не старя и не давая смерти, но, если бы я сошёл со своего корабля и вмешался в людскую толпу, меня, по всей вероятности, приняли бы за колдуна.
   Дахир умолк и его взор застыл на скалистом острове, обнажённые и зубчатые контуры которого вырисовывались на тёмной лазури неба.
   - Посмотрите, Супрамати! Вы видите белую сверкающую точку там, на вершине скалы? Это Лора ждёт меня.
   Супрамати, - как мы и будем впредь называть Моргана, - положил руку на плечо спутника, и, заглянув в его глаза, сказал:
   - Я начинаю подозревать, что ненависть Лоры давно уже превратилась в любовь и что она ждёт не врага так нетерпеливо.
   Дахир вздохнул.
   - Это - правда! Она любит меня, жаждет сочетаться со мной.
   - И это заставляет вас вздыхать? Разве вы больше не любите это прелестное создание? Или она уже больше - не красива? Если можно, я хотел бы посмотреть на неё в бинокль!
   - Отчего же нет! Смотрите! - с улыбкой сказал Дахир.
   В три прыжка Супрамати спустился в каюту и вернулся оттуда с биноклем, который направил на белую фигуру, всё ясней вырисовывающуюся на скале.
   - Великий БОЖЕ! Да она - прекрасна, как небесное видение! Возможно ли, что вы не любите эту женщину, так ожидающую вас?
   - Нет, не люблю. Если бы она не поразила меня кинжалом, я остался бы тем, чем был, и Агасферу не пришло бы в голову наградить меня бессмертием. Я покоился бы теперь вместе со всеми предками, - сказал Дахир, чьё лицо потемнело. - Между Лорой и мной стоят её проклятия, которые заставили меня блуждать и которые не может изгладить вся её любовь. Я хотел бы любить обыкновенное существо, смертную женщину, нежную и хрупкую, которую боишься потерять, а не это вечное memento mori. Что же касается красоты, то она не имеет уже на меня такого влияния, как прежде. В моих жилах течёт уже не прежняя кровь гуляки. Когда вы, Супрамати, изучите арканы тайн, вы тоже достигнете такого же подчинения чувств.
   Дрожь пробежала по телу Супрамати. Он боялся уже всего, что придётся увидеть и изучить, и всех тех испытаний, которые готовят тайны неведомой науки.
   Он уже встречает третьего бессмертного человека, и ни один из них, казалось, не был счастлив своим бессмертием. Расстилающееся перед ними время казалось им бременем.
   Подошёл Агасфер и корабль остановился, коснувшись бортом скалы. Супрамати взглянул на старца, который трижды прокричал своё имя. В глазах Агасфера читалось много ума и энергии, но не светилось и намёка на счастье.
   Произошедшее явление отвлекло его внимание, и он с любопытством смотрел на освещённый вход в таинственное место, куда готовился вступить.
   Дальше всё произошло, как описывал Дахир. Мальчик отвёл Супрамати в комнату, где он и провёл ночь. Утром его одели в одежды ордена и отвели в большую залу, где совершилась служба.
   Когда Первосвященник позвал Супрамати, он подошёл, дрожа от волнения. Старец смочил ему голову красной эссенцией и потом сказал:
   - Наследник, избранный Нараяной, ты принят в число братьев Круглого Стола Вечности. А теперь положи руку на эту чашу и поклянись, что будешь отвечать только правду на вопросы, которые я предложу тебе.
   - Клянусь! - ответил он, побледнев.
   - Ты - честного происхождения?
   - Да! Я - единственный ребёнок безупречных родителей.
   - Каковы были твои отношения к ним? Не предавался ли ты дурным страстям?
   - Я любил свою мать всеми силами моей души и чтил память отца, как он того заслуживал. Что же касается моей жизни, то она была проста, полна труда и смущалась только болезнью. Я был доктором-психиатром и могу поклясться, что всегда обращался с больными по своему разумению и познаниям, так как любил избранную мной учёную карьеру.
   - Ищет ли твоя душа ИСТИНУ?
   - Да, я всегда искал ИСТИНУ и верил в бессмертие, несмотря на привитые мне школой материалистические воззрения. Мне нечего признаваться ни в преступлениях, ни в излишествах. Только умирая, я взял Эликсир Жизни, поставленный у моего смертного ложа искусителем, имя которого я теперь ношу, - сказал Супрамати.
   Всё его тело потрясала дрожь, так как из чаши, на которой лежала его рука, казалось, исходил электрический ток, пронизывающий уколами его руку и тело.
   Первосвященник посмотрел на него.
   - Ты стоишь, сын мой, на первой ступени великой лестницы и пришёл к нам чистый душой и телом. Ни порок, ни преступление не связывают тебя. Ни ненависть, ни проклятия не тяготеют над твоей головой. Но ты принял Первоначальную Материю и должен нести последствия этого. Скажи же мне, каким путём желал бы ты следовать в своей долгой жизни?
   Сверкающий взгляд молодого человека поднялся кверху, откуда на него смотрело голубое и яркое солнце.
   - Я хотел бы употребить свою долгую жизнь на Служение человечеству, - ответил он, - хотел бы продолжать свою прежнюю дорогу, просвещённый светом вашего знания, чтобы бороться со смертью, которая отнимает у семей любимых и полезных членов. Наконец, я хотел бы научиться лечить душевные болезни, отнимающие у человека его ум!
   Первосвященник привлёк Супрамати в объятья и поцеловал его, а невидимый хор запел гимн. Затем старец обратился к присутствующим:
   - Я - счастлив, братья, что могу представить вам члена нашей общины, который с первой же минуты своего принятия выказал такие благие намерения. В его душе горит пламя Милосердия, а приобретённое Знание он хочет употребить на Служение человечеству. Благословляю тебя, мой сын, ибо ты избрал путь, который позволит тебе высоко подняться по лестнице Совершенства.
   Он взял с жертвенника выточенный в виде сердца, красный камень, внутри которого будто горело пламя, и повесил его на шею Супрамати.
   - Получи, брат Супрамати, этот великий талисман-целитель! Исцеляй страждущих, никогда не отказывая им в своей помощи!
   А теперь позволь мне дать тебе несколько советов и сделать несколько замечаний относительно твоего ближайшего будущего.
   Ты ещё не жил, в широком смысле этого слова. Бедный труженик, больной, вдвойне вынужденный беречь свои силы и избегать искушений. Ты не можешь быть уверен, что не поддашься им, так как ты - человек и тебе присущи все человеческие слабости, тем более что воспринятая тобой Эссенция Жизни делает твои силы настолько неисчерпаемыми, что никакие безумства и излишества не в состоянии их истощить. Но чтобы обрести Спокойствие, необходимое для парения в высших областях Чистого Знания, необходимо осушить кубок Жизни и изучить страсти, волнующие мир, куда ты вернёшься. И так, вмешайся в толпу, растрачивающую свои физические и интеллектуальные силы на житейском базаре, где всё покупается и продаётся и где царит эгоизм. Тщеславие ослепляет этих несчастных, заражённых и покрытых ранами, какими платит порок своим адептам. Они пляшут у своей открытой могилы, не замечая, что их ноги уже скользят в чёрную яму. Тебе надо ещё научиться со спокойствием мудреца и со снисходительностью Милосердия смотреть на адский хоровод ослеплённой толпы, которая в погоне за новыми ощущениями кружится с идиотской улыбкой на устах, не замечая, что лица увядают, волоса седеют и приближается час, когда спросят отчёт о погубленной всеми излишествами жизни.
   И так, иди, мой брат, и вмешайся в вихрь жизни! Когда же ты подчинишь себе все свои чувства, твоя кровь изменит свой состав, а излучения твоего очищенного мышления вознесут тебя выше только что описанного мной людского стада. Когда, наконец, вся подготовительная работа будет окончена, тогда ты будешь способен открыть книгу Высшего Знания и искать ПРИЧИНУ причин.
   Мне остаётся задать тебе последний вопрос: кого из здесь присутствующих братьев ты желаешь избрать себе в наставники для первого Посвящения, когда настанет час, и ты пожелаешь удалиться в уединение и приняться за работу?
   Взгляд Моргана блуждал по собранию, по молодым и красивым лицам, которые улыбались ему, по лицам старцев и, наконец, остановился на Дахире. В белой одежде он не имел того мрачного и зловещего вида, какой придавало ему чёрное платье. Красивое, бледное лицо и большие, полные покорной грусти глаза показались Моргану симпатичными.
   - Могу я избрать того, кто приходил за мной и привёл меня сюда?
   Выражение радости и удивления осветило лицо Дахира.
   - Хорошо, - сказал старец. - Пусть он будет твоим первым наставником!
   Дахир подошёл к Моргану и поцеловал его, и все присутствующие подошли поздравить нового брата. Минуту спустя старец, казавшийся главой собрания, сказал:
   - Братья мои! Нам остаётся исполнить ещё один долг, надо пресечь узы, связывающие изменника Нараяну с делом, которое он бросил, вернувшись в невидимый мир раньше того срока, который ждёт нас, когда наша миссия будет окончена.
   Все отступили и образовали большой круг, в центре которого два мальчика поставили треножник с угольями и широкую маленькую чашку с белым веществом.
   Тогда подошёл Первосвященник, поставил чашку на уголья и влил туда несколько капель из флакона, который достал из-за пояса.
   Вдали послышались удары грома, и в зале сделалось темно. Сверху брызнула молния и зажгла на треножнике уголья, вспыхнувшие разноцветным пламенем. Поднялся столб дыма, который упал на пол, стал извиваться спиралью, напоминая собой кольца громадной змеи. Разыгралась буря. Удары грома и молнии беспрерывно следовали друг за другом. Земля дрожала. Отовсюду стали появляться ужасные существа. Одни были крылатые, с головами сфинкса или птицы, другие - пресмыкающиеся, с человеческими лицами, но со зверским, хитрым и злым выражением.
   Супрамати прислонился к колонне, с любопытством и со страхом глядя на стаю, толпящуюся вокруг треножника и наполняющую воздух криками.
   Со свистом и треском появился пурпурный облачный столб, который расплылся, открыв человеческую фигуру. Очертание и особенно голова фигуры резко вырисовывались на этом кроваво-красном фоне.
   С губ Моргана сорвался крик: он узнал явившегося к нему незнакомца. Огненно-красная лента связывала Нараяну с костром, на котором пылало пламя, распространяющее теперь удушливый аромат.
   - Я разбил узы, которые не в силах был больше влачить, - произнёс голос Нараяны. - Но я никому не сделал зла и нашёл взамен себя человека, более достойного занять моё место, которого и сделал своим наследником.
   - Ты желал свободы и получишь её! Тебе предстоит раскаиваться в твоём поступке, а не нам оплакивать и жалеть неверного служителя ИСТИНЫ, - сказал Первосвященник, поднимая обеими руками свой меч.
   Он произнёс несколько слов, которые Морган не понял, и меч с быстротой молнии опустился на огненную ленту, связывающую Нараяну с треножником. Раздался крик, сопровождаемый раскатами грома, и фигура Нараяны рассыпалась на тысячу искр. Столб огня и дыма с минуту кружился над треножником, а затем всё угасло. Темнота рассеялась, и лучи солнца залили громадный зал своим светом.
   Моргану показалось, что он видел эту сцену во сне, хоть пустой и угасший треножник и доказывал противное. Со вздохом он повернулся и только теперь увидел Нару, стоящую с другими женщинами, среди которых находилась Лора. Взгляд молодой женщины, видимо, искал в толпе фигуру Дахира.
   При виде своей невесты, которая показалась ему ещё прекраснее, сердце Моргана усиленно забилось. Он хотел уже подойти к Наре, как Первосвященник подозвал его и спросил:
   - Ты принял наследство Нараяны? Согласен ли ты стать также супругом и покровителем его вдовы?
   - Да! Это - для меня самая дорогая и священная часть его наследства, - ответил Морган.
   В глубине души он был доволен этой необходимостью, так как Нара очаровывала его.
   - В такое случае подойдите, и я соединю вас!
   Два мальчика, убрав пустой треножник, положили перед жертвенником пурпурную подушку, вышитую золотом. Затем к Наре подошли две женщины, из которых одна несла венок из белых цветов, каких Морган никогда ещё не видел, а другая - лёгкое и прозрачное покрывало. Убрав голову невесты, эти женщины соединили руку Нары с рукой её будущего мужа. Нара и Морган опустились на колени на подушку. По бокам их стали два вооружённых рыцаря и скрестили над их головами свои мечи, на остриях которых пылало золотистое пламя.
   Первосвященник взял с жертвенника блюдце и зажёг на нём бесцветную жидкость, распространявшую острый, но приятный аромат.
   Совершив несколько раз курение, он надел брачующимся кольца, а затем, подняв Нару, увёл её в святилище за жертвенником, закрытое вытканной из серебряных нитей завесой.
   Через несколько минут оба вернулись. Нара казалась взволнованной и с опущенной головой заняла своё место на подушке.
   Тогда Первосвященник разломил над её головой палочку слоновой кости, сказав:
   - Я уничтожаю прошлое. Для тебя, Нара, существует теперь только настоящее и будущее. Будь достойна новой жизни! Будь верна и любяща, чтобы ты, наконец, получила свободу.
   Разделив между собой кубок вина, Супрамати и Нара встали.
   - Идите по одному пути! Огненные узы соединяют вас, и ничто больше не разлучит, - сказал старец.
   Два рыцаря взяли новобрачных за руки и довели их до дверей залы. Остальные присутствующие тоже разошлись.
   - До обеда мы можем наслаждаться обществом друг друга, - сказала Нара.
   Морган был доволен.
   - Не желаете ли вы пройти в мою комнату? - спросил он.
   - Отчего же нет? Проводите.
   Когда они очутились в комнате Моргана, он привлёк Нару в объятья и поцеловал её, пробормотав:
   - Я и не мечтал, что счастье так скоро явится ко мне!
   - Разве такое уж счастье наследовать вдову и к тому же бессмертную жену? - с насмешкой сказала Нара, освобождаясь от объятий Моргана.
   - Я смотрю на это, как на счастье, и желал бы сейчас же решить вместе с вами, где мы будем жить. В данную минуту Венеция мне кажется неудобной, - сказал Морган.
   - Вы спешите, Супрамати, забывая то, в чём мы уже раньше условились! Свет знает нас только как обычных людей, и сегодняшняя церемония не имеет для него значения. До времени окончания моего официального траура мы должны оставаться чужими друг другу. Потом мы отпразднуем обручение и свадьбу, как и все остальные. А пока путешествуйте, осматривайте главные столицы и забавляйтесь.
   - Как жестоко вы говорите, Нара, да ещё в минуту, когда закон этого великого братства соединил нас! Я не настаиваю и уважаю вашу волю, но мне - тяжела наша разлука.
   - Вы забываете, что Эликсир Жизни не лишил вас ни одного мужского инстинкта. Наша разлука кажется вам тяжёлой лишь потому, что вы никогда ещё не жили, здоровый и богатый, в большом городе, полном искушений и населённом армией женщин, существующих только развратом - открытым и профессиональным - как актрисы и кокотки всех категорий, - или тайным, как это практикуют светские женщины. Весь этот мир (кокотки и неверные жёны) всегда жаждут молодого, красивого и, в особенности, богатого мужчину.
   - Вы забываете, со своей стороны, что я - женатый человек.
   Нара улыбнулась.
   - О! Брак никогда ещё не был препятствием ни для мужчины, ни для женщины, которая желает его заполучить. Царицы кулис считают за особую заслугу, если им удаётся ощипать какого-нибудь пижона, попавшего в их сети, в ущерб семье, которая остаётся в тени, чтобы не стеснять своих возлюбленных. По большей части жёны не имеют понятия о достоинствах своего супруга, о его любезности, великодушии и снисходительности, которые он выказывает этим жрицам Венеры. Только в их будуарах могла бы законная половина составить себе истинное понятие о характере своего господина и повелителя, который нигде не бывает так скучен и капризен, как под супружеской кровлей. Не удивляйтесь: я говорю только правду. Вы, Супрамати, ещё наивны и неопытны, но подождите и увидите, что будет, когда вы приедете в Париж, остановитесь в завещанном вам Нараяной укромном отеле, и по городу распространится слух, что набоб прибыл. Со всех сторон появятся друзья и будут стараться развлекать вас. А какое более благородное развлечение может быть, как не покровительство талантам, которыми кишит театральная богема! Вы не вкусили ещё такого удовольствия - как быть "своим" за кулисами, вовремя поднести какую-нибудь драгоценность или букет, устроить увеселительную поездку с "этими дамами", а - высшая награда - носить в петлице цветок, данный вам какой-нибудь театральной звездой. Как бы грязна ни была рука, давшая цветок, вы будете считать его очищенным талантом и станете сравнивать эту шикарную и очаровательную фею со своей законной супругой, глупым существом, стеснительным ярмом, которая осмеливается ещё иметь на вас какие-то права и претензии...
   Морган слушал, онемев от удивления. Горечь, звучащая в голосе Нары, и мрачный огонь, вспыхивающий в её глазах, указывали, что прорвались наружу долго сдерживаемые чувства. Нараяна должен был глубоко оскорбить эту женщину с глазами сфинкса, чтобы внушить ей такое презрение к священным узам, соединяющим людей.
   Теперь он понял, почему она не пролила ни слезинки при известии о смерти Нараяны.
   - Несправедливо взваливать одну и ту же вину на виновного и на невиновного, Нара, - сказал он. - Я вижу, что другой заставил вас много страдать. Но я слишком проникнут сознанием долга, чтобы пренебречь обязанностями, принятыми мной на себя сегодня.
   Нара рассмеялась.
   - О! Долг - понятие растяжимое, а для мужчин оно служит синонимом эгоизма. У мужчины всегда, и прежде всего, стоит исполнение обязанностей по отношению к себе, а самая священная из этих - это скрывать от жены все тайные похождения своей интимной жизни, понятно, чтобы избавить её от огорчений и не смущать домашний мир. Всё, что я говорю, Супрамати, не относится прямо к вам. В настоящее время я не требую от вас верности, и до той минуты, когда мы окончательно соединимся, вы можете смотреть на себя, как на свободного человека. Живите и наслаждайтесь всеми удовольствиями. При такой долгой жизни надо всё испробовать и всё узнать. Свобода же, которую я вам даю до нашего возвращения в Венецию, избавит вас от необходимости придумывать массу лжи, чтобы скрывать и прикрывать ваши измены ложными клятвами.
   - Как можете вы, Нара, так обижать меня, приписывая мне БОГ знает что? По какому праву предполагаете вы, что я, проведя самые опасные годы юности в трудовой и честной жизни, начну теперь вести безумную и разгульную жизнь?
   - Потому что вас ещё не искушали два самых опасных соблазнителя: здоровье и богатство. Вы не хотите понять, что Эликсир Жизни не изменяет нашей человеческой природы, наших увлечений и слабостей. Мы доступны всем горестям, страстям и похмелью, терзающим людское сердце. Только мы не находим успокоения в смерти. Мы остаёмся пленниками плоти, вечно обновляемой Неизвестным Жизненным Соком, пленниками наших инстинктов, не желающих умирать.
   - Нет, Нара, вы - несправедливы и неблагодарны в отношении Дара, обеспечивающего нам жизнь. Я смотрю как на благодеяние, что нам сохранена способность любить и ненавидеть, чувствовать горе и радость. Без этого так пуста и скучна была бы бесконечная жизнь, защищённая от смерти - этого дамоклова меча, висящего над головой всякого живого существа. Кроме того, разлучение тела и души - операция более чем болезненная, даже страшная, и только избранные покорно переносят её.
   - Придёт время, Супрамати, когда вы станете смотреть на смерть, как на освободительницу. Вглядитесь в членов нашего братства, и вы убедитесь, что большая часть их утомлены долгим жизненным путём и жаждут перемены.
   - Может, когда-нибудь и я дойду до такого утомления, но в настоящую минуту моё сердце - полно доверия, энергии и благодарности за то, что передо мной открыто обширное поле для полезной работы. Я могу только прославлять за это БОГА. У меня остаётся лишь одно желание: убедить вас, Нара, что любовь - это чистое и божественное чувство - может излечить все душевные раны.
   - Да, если бы она была такой, какой вы её себе воображаете. Но любовь между мужчиной и женщиной - это вечная борьба противоположных интересов. Бескорыстную привязанность чувствуют только к детям, друзьям и животным. Но оставим этот разговор. У меня пока составилось на этот счёт твёрдое убеждение. Я считаю всех мужчин изменниками и циниками, снисходительными ко всем порокам, которыми женщина может быть им приятна, но беспощадными ко всякому беспристрастному суждению об их личности.
   - Наш первый супружеский разговор оказался не особенно лестным для меня, - сказал Супрамати.
   - Я постараюсь вознаградить вас, когда мы соединимся и отпразднуем официально нашу свадьбу, - со смехом сказала Нара. - К тому времени я постараюсь пропитаться любовью и доверием, чтобы даже не подозревать вашу добродетель, а буду вам такой покорной, слепой и влюблённой женой, какую вы только можете пожелать.
   Звон колокола, призывающего к обеду, прервал их разговор, и они отправились в столовую залу, где собравшиеся братья чествовали союз Нары с Супрамати.
   Ещё два дня прошли как во сне. Морган осматривал дворец, убранство которого возбуждало его восхищение, и знакомился с новыми братьями. В разговорах, полных интереса, часы летели, как минуты.
   Незадолго до времени, назначенного для отъезда, Нара имела последний разговор с Супрамати и советовала ему отправиться в Париж, а для себя избрала Венецию. Она дала ему также адрес дома, которым владел Нараяна в столице Франции. Но переписываться с ним она отказалась, ссылаясь на желание, чтобы он считал себя свободным. Затем, простившись с ним, Нара ушла, и он уже больше её не видел.
   Когда наступила ночь, Морган, Агасфер и Дахир взошли на корабль, и скоро остров исчез в тумане.
   Утром оказалось, что Агасфер исчез, а корабль-призрак направлялся к берегам Франции.
  
   Глава 5
  
   Около шести часов вечера Супрамати вышел из вагона в Париже и направился к выходу из вокзала. Он знал, что его ждут, так как известил телеграммой о своём приезде.
   Скоро он увидел лакея в такой же ливрее, какую видел в Венеции на слугах Нараяны, и подозвал его. Несколько минут спустя экипаж мчал его в новый дворец.
   С чувством удовольствия и в благостном состоянии он откинулся на атласные подушки кареты.
   "Право, я не могу понять, как можно утомиться вести такую жизнь, продолжайся она хоть тысячу лет, вечно пользуясь здоровьем и наслаждаясь роскошью. О! Если бы надо было быть бедным и страждущим, быть нагим, голодным и вечно работать, как ломовая лошадь, тогда, конечно, я поблагодарил бы за такую вечную пытку", - думал он.
   Супрамати не бывал в Париже, а поэтому не имел понятия о том, куда его везут, и с любопытством смотрел по сторонам. Очевидно, они ехали по предместью. Затем экипаж свернул в дубовую аллею и въехал в парк, обнесённый высокой бронзовой решёткой.
   Скоро показалось здание в стиле Людовика XIV, у которого экипаж и остановился.
   В прихожей выстроился весь персонал служащих для приветствия своего господина. От старика дворецкого Супрамати узнал, что бельэтаж предназначался для приёмов, а личное помещение принца находится в первом этаже.
   В предшествии дворецкого и в сопровождении своего камердинера. Супрамати поднялся по лестнице, покрытой ковром и убранной редкими растениями, и обошёл свои владения.
   Меблировка всюду была сделана сообразно стилю строения, во вкусе Людовика XIV. Здесь больше, чем в Венеции, всё напоминало Нараяну. Очевидно, он здесь живал подолгу. В гостиной, обтянутой белым штофом, висел в массивной золотой раме портрет покойного во весь рост. В кабинете, на столе, лежала открытая книга. На бюро валялись письма - одни распечатанные, другие нет - лист бумаги с несколькими написанными на нём строчками и брошенный в пепельницу небольшой столбик золотых. Спальня также носила многочисленные следы пребывания своего последнего владельца. Книги и журналы, грудой наваленные на ночном столике, вперемежку с безделушками, разбросанными по дивану и кушетке у окна, свидетельствовали о том, как тщательно наблюдали за тем, чтобы хозяин дома, вернувшись, нашёл всё в таком же положении, как и оставил.
   Отдав должную честь изысканному обеду, и приказав подать себе халат (на этот раз он запасся гардеробом в портовом городе, где высадился), он отпустил слугу и уселся в кабинете, где в камине пылал огонь.
   Увидев полузакрытую тяжёлой портьерой дверь, он открыл её и вышел на балкон, убранный цветами. На улице было холодно, свистел осенний ветер, встряхивая полуобнажённые деревья, а сверху сыпался дождик. Но Супрамати вспомнил, что ему нечего бояться простуды, и стал осматривать свои владения.
   Несмотря на наступившую ночь, ещё можно было рассмотреть сад, белеющие сквозь ветки деревьев статуи и бассейн, где должен был бить фонтан. Внизу расстилалась терраса, больших размеров, чем балкон. Эта терраса была обнесена балюстрадой, и широкая лестница из белого мрамора вела в сад. Очевидно, на эту террасу выходили апартаменты, которых он ещё не видел.
   - Я - пастух, превращённый в царского сына, - пробормотал Супрамати, возвращаясь в спальню и ложась на диван, чтобы выкурить сигару.
   Следя за кольцами дыма, он задумался над тем, что будет делать в этом чужом для него городе, где у него не было ни одной знакомой души.
   Прежде всего, он осмотрит музеи и побывает в театре. Это удовольствие он позволял себе и во времена бедности. Теперь же всё затруднение состояло в выборе и в отдаче приказания взять ложу и запрячь экипаж. Этот мягкий диван с вышитыми зелёными бархатными подушками куда лучше соснового гроба и одинокой могилы на кладбище. Как ни красиво описывают поэты смерть, её приближение вызывает дрожь даже у самых мужественных людей, а о загробной жизни имеются лишь смутные намёки.
   Нет, он - счастлив, что живёт, и употребит эту долгую жизнь на то, чтобы делать Добро своим ближним. Сколько нищеты можно облегчить, сколько слёз осушить!
   Он вспомнил несколько семейств из своей прежней практики. В одном из них отец, страдающий ревматизмом, нуждался в продолжительном пребывании в тёплом климате. В другом - сын был маньяк, но не хватало средств для его лечения, пока болезнь не перешла в умопомешательство. О! Всему этому он поможет.
   Но самое живое воспоминание он сохранил об одной девушке, которая скромно жила с вечно больной матерью и которая внушила ему симпатию, близкую к любви.
   Маргарита Вильсон была девушка с большими, тёмными и нежными глазами и короткими вьющимися волосами.
   Ральф Морган часто мечтал сделать этого чистого и милого ребёнка подругой своей жизни. Она любила бы его и ухаживала за ним с таким же самоотвержением, с каким ухаживала за матерью. С волнением он вспоминал самоотречение девушки, работавшей без отдыха и отказывавшей себе в необходимом, чтобы окружить довольством мать. Теперь Маргарита - сирота. Два года назад мать умерла, и девушка зарабатывала свой хлеб, по целым дням бегая с урока на урок, несмотря ни на какую погоду, хоть и была слабого здоровья и расположена к чахотке.
   Кроме всего этого, Маргарита должна была сильно беспокоиться. Несмотря на её скромность и сдержанность, Ральф Морган догадывался, что девушка интересовалась им и, может, даже в глубине своего сердечка любила. От Патрика она узнала, несомненно, об его отъезде и теперь не знала, что и думать об этом.
   Из груди Супрамати вырвался вздох. Он знал, что между ним и Маргаритой всё было кончено. Он был женат на Наре, красота которой оставляла в тени скромную девушку с нежным и ясным взглядом. Но он мог помочь ей и сделать её независимой. Разве он не располагал неистощимым богатством?
   Захваченный этой мыслью, он вскочил с дивана и стал ходить по комнате. Да, завтра же он пошлёт мисс Вильсон анонимный дар. Он не хотел терять даже дня, чтобы оторвать её от истощающей силы работы.
   Схватив бумажник, он высыпал его содержимое и пересчитал привезённые им с собой деньги. По его мнению, этого было мало. Утвердиться же в правах наследства, исполнить все формальности и затем обратиться к банкиру - всё это казалось слишком долгим для нетерпеливого молодого человека.
   - Надо поискать здесь! Нараяна всегда держал капиталы в шкафах и ящиках, - проворчал он, оглядывая комнату.
   У стены он увидел такую же шифоньерку, какая стояла в кабинете в Венеции, с той лишь разницей, что та была сделана из чёрного дерева, а эта - из розового. Надо было только открыть её. Если заметка, оставленная Нараяной, гласила правду, то золотой ключик, висевший у Супрамати на часовой цепочке, должен отпирать все шкафы, находившиеся в личном пользовании его предшественника.
   Отцепив ключ, Супрамати попытался ввести его в замочную скважину. Ключ вошёл, повернулся и шифоньерка открылась.
   Довольный, он придвинул стол, поставил на него зажжённый канделябр и приступил к осмотру.
   Скоро он нашёл то, что искал. Перламутровая шкатулка была набита золотом и банковскими билетами. Тем не менее, Супрамати продолжал рыться в шифоньерке, удивляясь количеству женских вещей, хранящихся в ней.
   Один из ящиков был набит шёлковыми чулками, перчатками, фишю и носовыми платками, тут же лежала пара красных атласных туфель. Нашлись даже две чёрные женские рубашки, отделанные кружевами.
   В другом ящике оказались искусственные цветы, коллекция вееров и шкатулка с драгоценностями.
   - Надо признаться, что мой предшественник был порядочный повеса, - пробормотал Супрамати, качая головой. - Нет ничего удивительного, что Нара такого дурного мнения о браке.
   Опорожнив самую большую из шкатулок, он положил туда большую сумму денег и прибавил к этому два убора: один - бриллиантовый, другой - из рубинов, из которых каждый представлял целое состояние, и два веера, которые показались ему лучше всех. Затем, заполнив оставшееся свободное место более мелкими драгоценностями, он закрыл шкатулку.
   "Завтра утром я прибавлю ещё записку, которая уведомит Маргариту, что подарок посылает бывший должник её отца", - подумал довольный Супрамати.
   И, напевая песенку, он начал кидать обратно в шифоньерку вынутые оттуда вещи. Но когда он толкнул довольно сильно одну шкатулку в глубину шифоньерки, послышался треск. Супрамати наклонился и увидел, что металлический угол шкатулки ударил по скрытой пружине, которая открыла тайное отделение. Он отодвинул доску и достал белый свёрток.
   Этот свёрток оказался наскоро свёрнутой батистовой одеждой, отделанной кружевами, в середине которого чувствовался твёрдый и длинный предмет. Заинтересовавшись своей находкой, Супрамати принёс лампу, развернул пакет и побледнел.
   Вещь, которую он держал в руках, была женский пеньюар с широкими открытыми рукавами. На высоте груди виднелся разрез, окружённый широким пятном тёмно-красного цвета. Весь низ пеньюара и кружева были, по-видимому, смочены кровью. Небольшой восточный кинжал с кривым лезвием дамасской стали и рукояткой, отделанной драгоценными камнями, ещё висел, прилипнув к пеньюару, а также был покрыт черноватыми пятнами. Онемев от изумления, он смотрел на этих свидетелей преступления.
   Но кто - его виновник? Конечно, Нараяна, владелец шифоньерки. Но возможно ли, чтобы он был убийцей? И с какой целью он совершил это убийство? Как могла исчезнуть эта женщина, не возбудив ни в ком подозрения? Как никто не искал её? Наконец, кто была эта жертва?
   Шифоньерка быстро приобрела для него новый интерес. Может, в тайнике найдутся ещё какие-нибудь указания?
   Супрамати стал искать и минуту спустя вытащил комок смятой бумаги и золотую цепочку с медальоном, на крышке которого бриллиантами было выделано: Лилиана. В медальоне находился портрет молодой женщины. Большие, чёрные глаза смотрели презрительно, на полуоткрытых губах блуждала страстная улыбка. Короткие, кудрявые волосы покрывали эту головку, придавая ей большое сходство со знаменитой Гортензией Манчини. Что же касается комка бумаги, то он оказался афишей, и об неё убийца вытер свои окровавленные пальцы, отпечаток которых был виден на бумаге.
   Развернув лист, Супрамати прочёл:

Бенефис певицы мисс Лилианы

   Эта афиша была отпечатана немного больше года назад.
   Не будучи в состоянии объяснить себе, почему Нараяна не уничтожил таких свидетелей своего преступления, взволнованный Супрамати положил обратно в тайник воспоминания кровавой драмы. Затем, убрав шкатулку, предназначенную для Маргариты, и заперев шифоньерку, он лёг спать, но долго не мог заснуть, думая о своём открытии.
   Супрамати проснулся поздно. Он только что кончил свой первый завтрак и просматривал новые журналы, когда лакей подал визитную карточку, на которой Супрамати прочёл: виконт Марсель де Лормейль.
   - Этот господин уже несколько раз приходил справляться, не приехала ли ваша светлость, - сказал лакей.
   - Вы давно служите здесь?
   - Нет, всего неделю. Как мне говорили, весь прежний состав служащих был отпущен господином Джеймсом. Теперь же, в ожидании возвращения вашей светлости, дом был заново обставлен, и Джеймс, уезжая, назначил управляющим господина Гремье.
   Супрамати задумался. Очевидно, этот виконт был одним из знакомых его предшественника и не знал ещё о смерти Нараяны. Может, для него, ни души не знающего в Париже, эта личность сделается приятным товарищем, благодаря которому ему удастся завязать знакомства.
   - Проводите виконта в гостиную и попросите его минутку подождать меня, - сказал он, вставая.
   Одевшись, Супрамати направился в гостиную, но прежде чем войти туда, выглянул из-за портьеры.
   Человек лет тридцати, изящно одетый, ходил по комнате. Его можно было бы назвать красивым, если бы бледность, тёмные круги под глазами и преждевременные морщины, бороздившие его лицо, не портили его привлекательного облика.
   "А он, кажется, насладился жизнью!" - подумал Супрамати, входя в гостиную.
   Услышав шум открывшейся двери, стоящий перед портретом виконт обернулся и вскричал:
   - Наконец-то ты вернулся к нам, Нарая...
   Он умолк, увидев перед собой незнакомого ему человека, и извинился.
   - Простите меня, но мне сказали, что принц Нараяна вернулся из путешествия. Как один из самых лучших его друзей, я позволил себе явиться так рано.
   - Никаких извинений, прошу вас, виконт! - с улыбкой сказал Морган, подавая ему руку. - Вам сказали правду: я - принц Нараяна Супрамати, младший брат и наследник вашего покойного друга.
   - Нараяна умер! - пробормотал виконт, побледнев. - Возможно ли это?..
   - Увы! Это - правда.
   Виконт был так расстроен, что у него дрожали руки. После минуты молчания он пробормотал:
   - Невероятно! Нараяна был так здоров, бодр и полон жизни, что, казалось, мог прожить сто лет.
   - Даже больше, - сказал Морган, забавляясь последней фразой. - Не болезнь унесла моего бедного брата, а несчастный случай на охоте в Альпах. Он упал, и убился. Я застал уже только его похолодевший труп.
   - Какое несчастье! Я - в отчаянии от потери такого друга, всегда любезного и обязательного.
   "Держу пари, что виконт только потому ждал Нараяну и теперь так убивается по нему, что рассчитывал сделать у него заем", - подумал Супрамати.
   Затем, предложив гостю сесть, он сказал:
   - Я - тронут тем участием, какое вы принимаете в понесённой мной потере, и надеюсь, виконт, что вы не откажете уделить мне частичку той дружбы, какой дарили моего покойного брата. Я только недавно прибыл в Европу и никого не знаю в Париже, так что был бы счастлив, если бы вы взяли меня под своё покровительство.
   На лице виконта отразилось удивление, и в его сердце зародилась надежда, что эта новая дружба будет так же выгодна для него, как и дружба покойного.
   - Я - в вашем распоряжении, принц! Располагайте мной, - сказал он.
   - Нет, виконт, это я - в вашем распоряжении. Надеюсь, что вы будете так добры и составите программу, по которой я мог бы ориентироваться в Париже. Мне хотелось бы осмотреть достопримечательности столицы, а также поразвлечься.
   Виконт вскочил.
   - Будьте покойны, принц, я займусь этим вопросом и надеюсь удовлетворить вас. На сегодня я вот что предлагаю. Прежде всего, мы совершим прогулку в Булонском лесу, где вы увидите и "свет", и "полусвет". Затем мы пообедаем у меня, если вы сделаете мне честь и примете моё приглашение. У себя я вам представлю двух прекрасных молодых людей, моих друзей. Вечером мы прослушаем новую оперетку. Затем ужин в ресторане, где я вас познакомлю с несколькими театральными дамами и артистами - моими друзьями. Ведь на нас - знати - лежит долг покровительствовать талантам.
   - Программа - полна и даже, может, слишком весела, ввиду моего недавнего ещё траура, - сказал Супрамати. - Но всё равно! Она - так соблазнительна, что я принимаю и благодарю вас за неё.
   - В таком случае, принц, позвольте мне оставить вас на полчаса. Я хочу достать ложу.
   - О! Для этого вам не стоит беспокоиться. Я сейчас отдам приказание, - сказал Супрамати, нажимая пуговку звонка.
   Час спустя Супрамати ехал с виконтом в коляске. Чудная упряжь, а также красавец незнакомец, сидящий рядом с виконтом Марселем, произвели впечатление среди обычных посетителей Булонского леса, особенно же среди дам "полусвета", сгорающих от желания узнать, кто - это. Виконт, однако, не торопился удовлетворять любопытство прекрасных грешниц. Ссылаясь на сырость, он отговорил Супрамати от прогулки пешком, а затем увёз его к себе.
   Виконт занимал на бульваре Госман квартирку, уютно и даже роскошно обставленную.
   Хозяин с гостем беседовали, куря сигары, когда приехали друзья виконта, и он представил Супрамати барона Роберта де Лонзак и капитана Шарля де Марин. Они оба знали Нараяну и были удивлены его смертью, а также прибытием его наследника. Позже, когда виконт показывал своему новому другу коллекцию портсигаров и трубок, барон прошептал на ухо капитану:
   - Экое счастье этому виконту, немедленно же овладевшему наследником того дурака! Попомните моё слово: благодаря этой новой дружбе он заплатит все свои долги.
   - По всей вероятности! Но зато между нашими дамами произойдёт баталия, кому достанется такой жирный кусок, как этот набоб, - тихо сказал офицер.
   Обед был прекрасный. Изысканные вина текли рекой, и Супрамати отдал им должную честь. Но разговоры, всё более оживляющиеся по мере того как пустели бутылки, внутренне коробили его. Разгульные речи, скоромные анекдоты и бесстыдный цинизм, с которым обсуждался всякий вопрос, угнетали трезвого и скромного доктора, которому ещё никогда не приходилось присутствовать в подобном обществе. Собеседники марали и набрасывали тень на репутацию многих женщин, имена которых были неизвестны Супрамати, и насмехались над честными семьями, которые, по их мнению, имели слишком много детей. Этот разговор до такой степени увлёк их, что они даже не замечали, какое впечатление производит их болтовня на Супрамати, не проронившего почти ни слова.
   "Великий БОЖЕ! - думал он. - Возможно ли, чтобы интеллигентные люди тратили свою жизнь на подобные пустяки, прозябали в лени и занимались бы лишь сплетнями, кутежами, шатанием по улицам и рассказыванием анекдотов, забывая, что им придётся расплачиваться за это беспутство, и что преждевременная старость, бороздящая морщинами их лбы и обнажившая их черепа, это - смерть, протягивающая к ним свою руку".
   Супрамати овладело желание увидеться с Дахиром. Тот понимал его. С ним можно было говорить обо всём, что интересовало обоих в их бесконечном существовании. Молодому врачу потребовалось усилие над собой, чтобы снова найти необходимый тон и принять участие в разговоре, когда, наконец, виконт обратился к нему, заметив молчаливость своего гостя.
   По окончании обеда все перешли в гостиную. Увидев на столе несколько альбомов, Супрамати стал перелистывать их. Вдруг он вспомнил о своей ночной находке. А вместе с этим воспоминанием у него появилось желание узнать хоть что-нибудь об этой драме. Если жертва, - что, впрочем, казалось несомненным, была актрисой, и её карточка находилась в одном из альбомов, то он мог узнать её биографию и то, что предполагали об её исчезновении, так как виконт, конечно, знал всю закулисную хронику.
   Но он просмотрел один, а затем и другой альбом, той, кого он искал, не было среди этой коллекции знаменитостей. Наблюдающий за ним хозяин дома подошёл к Супрамати и, дав ему самый большой альбом, сказал, смеясь:
   - Смотрите и выбирайте, принц! Всюду вы будете приняты с радостью. Здесь у меня - все театральные знаменитости и звёзды полусвета. Конечно, вы не встретите здесь выдающейся красоты, но среди этих дам есть забавные и приятные женщины.
   Супрамати стал перелистывать альбом. И ему не пришлось долго искать интересовавшую его особу. Да, это была её кудрявая головка и вызывающая улыбка, только вместо бального платья на ней был костюм Коломбины.
   - Вот эта мне нравится, - сказал Супрамати, показывая виконту портрет.
   Все наклонились с любопытством, а капитан вскричал:
   - Ба! Красавица Лилиана! Вот что значит симпатия крови! Ваш покойный брат с ума сходил от этой женщины.
   - Вам не везёт, принц! Именно только одной этой женщиной, так понравившейся вам, вы не можете обладать, разве только женитесь на своей невестке. Но как могло случиться, что вы не видели на похоронах Нараяны его вдовы? Или вы не знали, что он был женат? - спросил виконт.
   - Нараяна давно уже женат, и я знаю его жену. Это - очаровательная блондинка, не имеющая и тени сходства с оригиналом этого портрета, - сказал Супрамати.
   Присутствующие обменялись удивлёнными взглядами.
   - Скажите, пожалуйста, какой скрытный человек! Он ни словом не обмолвился, что женат, и вёл здесь жизнь холостяка, - сказал Лормейль, покачивая головой.
   - Во всяком случае, принцесса никогда не приезжала сюда и не подавала знака о своём существовании, - сказал барон де Лонзак.
   - Но что же заставило вас предполагать, что мой брат хотел жениться на этой мисс Лилиане?
   - Лилиана говорила нам, что она - невеста принца и скоро сделается его женой. Затем в один прекрасный день она исчезла, ни с кем не простившись. Это было недель за шесть до отъезда Нараяны, и мы предположили, что во избежание лишних разговоров они уехали венчаться в укромное местечко. Во всяком случае, брак с этой опереточной певичкой, да ещё с таким... громким прошлым, был бы чудовищным мезальянсом для принца. Говорили также, что Нараяна ревновал одного итальянца, ухаживавшего за Лилианой. Позже этого господина нашли мёртвым в постели. Много болтали про то, что его убил отъезд Лилианы. Но я полагаю, что он слишком много выпил, и это вызвало разрыв сердца, - со смехом сказал барон.
   - Ах! Всегда болтают много разных вещей, не имеющих смысла. Из того, что, когда на покойного принца находили мрачные часы и он запирался, становясь невидим даже для своих лучших друзей, мы заключили, например, что он - колдун или индийский махатма, что-то вроде мага. Предполагали также, что ему известны тайны изготовления золота и сохранения вечной юности. Впрочем, если я стану рассказывать вам все пересуды про Нараяну, то я не закончу и до завтра. И так, бросим эти глупости и вернёмся к главному: Лилиана вам нравится, и я предсказываю, что вы будете иметь её. Так как Нараяна не женился на ней, то в один прекрасный день она вернётся к нам и, конечно, будет счастлива - найти нового покровителя, такого же красивого и щедрого, как и тот, которого она потеряла.
   Конец разговора Супрамати слушал рассеянно. Его мысль сосредоточилась на драме, следы которой он открыл.
   Что красавицу актрису убил Нараяна, в этом он больше не сомневался. Но действительно ли ревность служила поводом к этому убийству? Это было невероятно! Наконец, этот итальянец, его соперник - действительно ли он умер от разрыва сердца или был жертвой второго убийства?
   Поглощённый этими вопросами, роящимися в его голове, Супрамати мало принимал участия в разговоре. Он очнулся, лишь когда виконт объявил, что пора ехать в театр. Виконт предложил барону и капитану сопровождать их, на что они согласились.
   В те времена, когда он ещё был Ральфом Морганом, Супрамати не посещал оперетки. Болезненный, экономный, вынужденный рассчитывать свои расходы, он предпочитал прослушать серьёзную оперу или хороший концерт, так что спектакль, на котором он присутствовал, был для него новостью. Пикантность положений и свобода исполнения забавляли его. Кроме того, его самолюбие было польщено триумфом, выпавшим на его долю.
   Множество биноклей было наведено на него: множество блестящих и, видимо, любопытных взглядов искало его ложу. Супрамати забавлялся этим первым публичным выражением почтения к своей особе. Врач лечебницы для душевнобольных, будучи в театре, никогда не привлекал на себя внимания. Он забыл только, что теперь он сделался принцем и миллионером. Он не знал также, что благодаря виконту и барону, которые имели в зрительном зале массу знакомых, уже понеслась весть, что он - индийский набоб и наследник принца Нараяны, известного в веселящемся мире.
   По окончании представления всё общество отправилось в первоклассный ресторан, где уже заранее были заняты кабинеты и заказан ужин.
   Супрамати находился в отличнейшем расположении духа. Он смеялся и любезно принял известие, что пригласили от его имени нескольких дам и мужчин, принадлежащих к сцене.
   - Это всё - перворазрядные таланты, полубоги искусства и наши интимные друзья, - сказал виконт. - Я надеюсь, дорогой принц, что вы будете довольны, познакомившись с этими лицами.
   Первыми явились мужчины, и виконт представил Горация Даниэля, драматического артиста, и Рафаэля Пинсона из французской комедии. Первый был человек средних лет, обладающий солидной полнотой и богатой артистически взбитой шевелюрой. Другой, высокий и худой, имел жеманный вид и был нарумянен. Господин Пинсон занимал амплуа первых любовников и всегда был в своей роли.
   Оба, видимо, были очарованы знакомством с набобом. Виконт представил их в таких лестных выражениях, что Супрамати должен был почувствовать себя польщённым, что может пожать руку столь выдающимся особам.
   В разговоре Даниэль упомянул, что близко знал покойного принца Нараяну, великодушного человека, просвещённого покровителя искусств и талантов.
   Супрамати понял, что он не может, не компрометируя себя, оставаться равнодушным к заслугам "искусства" и "таланта", и решил в душе быть таким же меценатом, каким был его предшественник.
   Немного спустя приехали дамы, которых виконт, очевидно, пригласил, чтобы его новый друг мог сделать выбор. Это была Барети из цирка, а также Пьеретта из Альказара и Камилла Мушерон.
   Они были красивы и задорны. У одной из них, правда, был еврейский тип, и виконт шепнул на ухо Супрамати, что мать Пьеретты была турчанка, но что ни одной капли израильской крови не течёт в жилах этой "звезды Альказара".
   Самая молодая, красивая и смелая из них оказалась девятнадцатилетняя Мушерон, с ослепительным цветом лица и большими голубыми глазами. Мушерон села рядом с Супрамати, выказывая, что она решила овладеть им: страстно глядя на набоба, она обстреливала бешеными и угрожающими взглядами обеих соперниц. Эти взгляды говорили: "Посмейте только оспаривать его у меня - и вы увидите, на что я способна!"
   Виконт заметил грозовые тучи, и как распорядитель пира принял меры, чтобы эта враждебность не перешла в баталию. Шампанское не переставало течь рекой. Наэлектризованный разговором собеседников и перекрёстным огнём острот, трезвый и сдержанный Супрамати осушал стакан за стаканом, позволяя ухаживать за собой героиням полусвета и забавляясь их соперничеством. Он был уже достаточно пьян, когда отдал, наконец, пальму первенства Пьеретте, проводив её домой в собственном экипаже, несмотря на ярость Мушерон.
   Прекрасная грешница не отпустила его от себя. Они ещё раз поужинали вдвоём, и впервые в жизни Супрамати предался одному из тех наслаждений, которые до сего времени ему были неизвестны.
   Утром, благодаря чудесным свойствам Эликсира Жизни, Супрамати чувствовал себя свежим и бодрым. Но его душа тоже отрезвилась, и краска стыда выступила на щеках, так как он припомнил, что говорила ему Нара о распущенности мужчин. И она была права, презирая его раньше, чем узнала!
   Прошёл всего один день, как он приехал в Париж, а он уже сделал неверность, и притом одну из самых недостойных, так как она была сделана под влиянием винных паров. Он изменил жене с развратной и бесстыдной женщиной. Он даже не чувствовал большого удовольствия, присутствуя на оргии, устроенной в его честь: только мелочный триумф его нового положения польстил его самолюбию и возбудил его прежде дисциплинированные чувства.
   Однако это чувство стыда мало-помалу перешло в досаду на Нару. Если бы она не отсрочила их окончательного союза на год, он жил бы в Венеции или в другом месте и не бегал бы по кабакам в обществе погибших женщин. Но раз Нара захотела этого, то нужно же было ему как-нибудь убивать время. И почему бы ему не покровительствовать "талантам", как это делал Нараяна? Благодаря БОГУ, ему нет надобности скаредничать.
   Правда, он не имел ещё случая оценить таланты людей, с которыми познакомился накануне. Мужчины выказали только грандиозный цинизм и подозрительную нравственность, что же касается женщин, то ему не приходилось ещё встречать подобных. Бедный чахоточный доктор не мог поднимать взоры на закулисных звёзд и кокоток высшего полёта, не имея средств покупать благосклонность жриц наслаждения, которые оспаривают друг у друга богатого и щедрого любовника.
   И, действительно, у них всё - "искусство", начиная с покрывающих щёки румян и кончая монологами любви, которые они повторяют как новичку, так и опытному кутиле, берущему их для придания себе рельефа человека моды, достаточно богатого, чтобы содержать их.
   - О! Эти дамы полусвета - очаровательны, - со вздохом сказал ему вчера виконт. - Но они - жадны. На то, что они выманивают, можно содержать три законных семьи: чтобы удовлетворить их вкусы, люди рискуют разориться.
   При воспоминании об этой фразе по губам Супрамати скользнула улыбка. Он не рискует разориться ни материально, ни физически. Но, тем не менее, будет с умеренностью развлекаться.
   К завтраку приехал виконт с разнообразной программой дня, но Супрамати объявил, что он хочет побывать в соборе БОГОМАТЕРИ и осмотреть Луврский музей, впрочем, он согласился вечером поехать в Альказар.
   - А затем ужинать с Пьереттой? - спросил виконт.
   - О, нет! Ежедневно наслаждаться обществом мадемуазель Пьеретты было бы слишком скучно.
   - Понимаю! Вы ещё чувствуете себя утомлённым после вчерашнего вечера. Или, может, вы сожалеете, что не выбрали Мушерон? Бедняжка так старалась вам понравиться, - со смехом сказал де Лормейль. - Последнее - поправимо. Скоро, мой дорогой друг, вы войдёте во вкус весёлой жизни, полной всё новых впечатлений.
   По моему мнению, принц, во время ваших долгих путешествий вы вели слишком аскетическую жизнь, посвящая чересчур много времени науке и мало жизни. Это необходимо исправить, а лучшая школа для этого - это общество артистов и жриц свободной любви.
   Эти женщины умеют жить. Их утончённый вкус кладёт особенный отпечаток изящества на всё, что их окружает. Я знаю, что на этих опасных чаровниц смотрят с презрением замужние женщины, то есть честные женщины или, говоря иначе, женщины с ограниченным кругозором, для которых весь мир заключается в хозяйстве и детях. В подобной среде человек как бы застывает. В течение же долгого времени тоска и скука подобного существования в супружеском гнезде может всякого сделать идиотом.
   - Уж не женаты ли вы, что такого дурного мнения о супружеской жизни? - с улыбкой спросил Супрамати.
   Лицо виконта омрачилось.
   - Увы! Принц, вы угадали. Я женат на очень наивной институтке, мечтавшей о вечной идиллии и предъявлявшей нелепые требования. Если она находила адресованную мне любовную записку от женщины, с которой я поддерживал, между прочим, самый невинный флирт, то падала в обморок, всюду трезвонила о моих злодеяниях и требовала, чтобы я довольствовался её обществом... Смешно!.. И при этом у самой ни тени вкуса или шика. Я пытался переделать её воспитание и развить в ней чувства изящества. Я показывал ей в театре туалеты и причёски - образцы шика и утончённого вкуса - советуя подражать им. Но Великий БОЖЕ! Когда я сравнивал потом копию с оригиналом, то давился от смеха. Ей не хватало чего-то неуловимого, свойственного лишь артистам. И она возненавидела сцену и стала презирать актрис, на которых я указывал ей, как на образец, и соперничать с которыми у неё не хватало способностей.
   - Тем не менее, вы, конечно, представите меня виконтессе? По всей вероятности, вчера её не было дома? - спросил Супрамати.
   Его коробило то, что он слышал. Воспитанному нравственной матерью, ему казалось диким давать за образец порядочной женщине нравы и вкусы кокоток, которых посещал супруг.
   - Виконтессы нет в Париже. Несколько месяцев спустя после рождения дочери она бежала в Нормандию к родным, которые воспитали её. Её дядя, умерший в прошлом году, был старый идиот со взглядами времён Ноя. Его жена, женщина с такими же воззрениями, живёт в своём старом замке, переполненном святошами. Моей жене нравится такое общество, а я не требую её возвращения, так как с ней невозможно жить. Она шпионит за мной, делает мне сцены и заставляет меня прятаться как вора. Теперь, благодаря БОГУ, я уже третий год веду холостую жизнь, беззаботную и весёлую, позволяющую мне удовлетворять мою страсть к музыке и драматическому искусству. Но оставим эту скучную материю, - сказал виконт, беря Супрамати под руку. - Если хотите, я предлагаю вам свою помощь для покупки безделушек Пьеретте. После вчерашнего вечера это почти необходимо.
   - Я не думаю уклоняться от этой необходимости и буду вам признателен, если вы укажете мне хорошего ювелира, - сказал, покраснев, Супрамати.
   - В таком случае, я беру на себя ваше дело и отвезу вас к ювелиру, где можно по умеренным ценам приобрести прекрасные вещи.
   Виконт выказал необыкновенное усердие, и, прежде всего, повёз принца к ювелиру. Он давал такие хорошие советы, что купленная безделушка оказалась бриллиантовой парюрой в сто тысяч франков. Кроме того, на память о вечере, проведённом вместе, Супрамати купил двум другим дамам по браслету, в пять тысяч франков каждый. Затем, довольные покупкой, они поехали осматривать собор БОГОМАТЕРИ.
   Супрамати не знал, что на сделанных им покупках виконт приобрёл десять процентов комиссионных и что в будущем мечтал о непрерывном ряде не менее блестящих доходов.
   Забулдыга, игрок и кутила, виконт уже давно расточил своё состояние и всё то, чем мог овладеть из приданого жены. Разорённый, преследуемый кредиторами, но привыкший жить на широкую ногу и ни в чём себе не отказывать, он вёл случайную жизнь, и покойный Нараяна был для него курицей, несущей золотые яйца.
   Виконт сумел понравиться миллионеру, щедро платившему ему за мелкие услуги и ссужавшему его деньгами, которые не требовал обратно. Кроме того, он сумел устроить себе значительный доход из комиссионных денег, получаемых с поставщиков цветов, драгоценностей, конфет и других вещей, которые набоб имел обыкновение подносить дамам, отличённым его прихотью.
   Супрамати вернулся домой рано. Под предлогом, что ему необходимо написать несколько деловых писем, он отказался от ужина с Пьереттой, которая была в восхищении от полученного подарка. Утром Супрамати ожидал своего нотариуса и хотел раньше ознакомиться с документами, найденными им в письменном столе Нараяны.
   Перечитав и приведя в порядок нужные бумаги, Супрамати прошёл в свой кабинет и лёг на низкий диван, уже сделавшийся его излюбленным местом отдыха. Он намеревался прочесть новый роман, рекомендованный ему виконтом как один из самых интересных, но с первых же страниц безнравственность сюжета внушила ему отвращение, и Супрамати, бросив книгу, задумался.
   Он чувствовал болезненное ощущение. Это не было утомление или физическое недомогание, но недовольство собой. Всё его трудовое, чистое и религиозное прошлое восставало против распущенности и лени, которые готовы были овладеть им. В его памяти восстал образ покойной матери, этой благочестивой и нежной женщины, рабы своего долга, которая примером и словами внушала ему принципы прямоты, честности в поступках и строгости к себе, которыми она руководилась и которые в течение тридцати лет руководили его жизнью.
   Необычайный случай вырвал его из простой и правильной жизни, бросив в вихрь бесконечного существования и безграничного богатства. Но не было ли его долгом пользоваться этим богатством для помощи ближним, а не чтобы бросать деньги погибшим созданиям и золотить их пороки под предлогом покровительства талантам!? Да ещё в такое время, когда столько уважаемой бедности много таится в сараях и на чердаках! Десятая часть того, что он подарил сегодня Пьеретте, могла бы спасти от нужды и разорения семейство.
   С презрением к себе Супрамати сравнивал себя с голодным нищим, нашедшим полный кошелёк золота, который жадно набрасывается на всё съедобное, пожирая даже те блюда, которые ему не нравятся.
   Ему вспомнился бедняк, которого он знал, будучи ещё студентом, и который неожиданно получил значительное наследство. Тот потерял голову от гордости и стал разыгрывать барина, принуждая себя есть то, что ему - противно, и такие блюда, от которых его тошнило. И всё это делалось, чтобы показать, будто он привык есть самые дорогие и тонкие кушанья. Морган тогда насмехался над таким тщеславием, а теперь не поступает ли он так же, предавшись оргии, не доставившей ему особенного удовольствия, но от которой он боится отказаться впредь, чтобы не прослыть скупцом и провинциалом.
   Затем его мысль перешла к Нараяне. Тот оставался тем, чем был всегда, забулдыгой и кутилой Александрии, которого расточительность довела до нищеты.
   Тогда необходимость заставила его остановиться. Но, сделавшись бессмертным и миллионером, он снова начал кутить и покровительствовать куртизанкам, и только иногда, мучимый пресыщением, запирался в одном из своих дворцов, чтобы заняться изучением оккультных наук. Но что же он изучил? Как он пользовался своим знанием? Употреблял ли он его на благо человечества? Очевидно - нет, так как много говорили о его роскоши, о его щедрости по отношению к любовницам, но ни слова о его благодеяниях. И к довершению всего, какой кровавой драмой закончилась его жизнь!
   Его размышления были прерваны сдавленным криком, донёсшимся из спальни, который заставил его вздрогнуть. Он выпрямился и услышал шум опрокидываемых стульев, а затем - падение на пол тела.
   Вскочив с дивана, Супрамати бросился в спальню, но ничего там не увидел. Всё было тихо и спокойно, и свет лампы позволял видеть царивший всюду порядок. Но он не сомневался: шум донёсся отсюда. Осмотрев всё и не найдя ничего, что могло бы объяснить слышанное, Супрамати успокоил себя, что это была галлюцинация слуха, и лёг спать.
   Не проспал он и четверти часа, когда какое-то неприятное ощущение заставило его проснуться. Ледяной ветер дул в лицо, и ему показалось, что кто-то вошёл в комнату. Стряхнув с себя сонливость, Супрамати приподнялся на кровати, и его сердце усиленно забилось.
   Прислонившись к шифоньерке, стояла женщина в одной белой юбке. Одна её рука была прижата к боку, а сквозь пальцы, казалось, струилась струйками кровь.
   - Кто - вы? Что вам здесь нужно? - спросил Супрамати.
   При звуке его голоса женщина обернулась. Её лицо было бледно, посиневшие губы сжаты, а глаза смотрели на него с ужасом. Минуту спустя эта женщина исчезла за шифоньеркой.
   Несмотря на страшный вид мертвенного лица и растерянный взгляд, Супрамати узнал в ночной посетительнице Лилиану - жертву Нараяны.
   Дрожащей рукой он повернул кнопку, и потоки электрического света залили пустую комнату. Однако перенесённое им волнение было так велико, что он уже не мог заснуть до рассвета. Впечатление от этого видения продержалось все следующие дни, тем более что ещё два раза в полночь раздавался сдавленный крик и хрип, слышались падение тела и стук опрокидываемой мебели, а затем наступала тишина.
   Спальня начала внушать Супрамати ужас. Но, стыдясь собственной трусости и боясь выставить себя смешным перед прислугой, без основания бросив роскошную спальню, он не решался переменить комнату. Для того же, чтобы избегнуть рокового часа, Супрамати стал много выезжать и возвращался поздно, позволяя виконту таскать себя из одного увеселительного места в другое.
  
   Глава 6
  
   Однажды утром, неделю спустя после ночного видения, Супрамати спустился в сад на прогулку. Был чудный осенний день. С наслаждением вдыхая чистый и живительный воздух, он в первый раз сделал подробный осмотр своего владения.
   Он увидел, что по обе стороны дома и перед фасадом сад занимал обширное пространство, но что за дворцом он тянулся лишь узкой полосой. С этой стороны решётку заменяла высокая стена. Здесь, в этом своего рода коридоре, рос густой кустарник. Тем не менее, удивлённый таким устройством Супрамати проник туда, желая узнать, имеют ли между собой сообщение обе половины сада. Оказалось, что нет, так как стена, сделав поворот, примыкала к дому.
   Взглянув наверх, Супрамати увидел два окна, почти скрытых густой зеленью и со спущенными жалюзи. Он не помнил, чтобы видел полутёмную комнату с окнами, выходившими в стену. Сначала он не мог ориентироваться, где бы могла находиться эта комната, и только после долгих размышлений пришёл к заключению, что она должна быть рядом с его спальней, хоть в разъединяющей их стене и не было двери.
   Зарождалось подозрение, что это был заветный уголок Нараяны, который, чтобы не иметь вечно перед глазами голую стену, посадил спереди каштаны.
   Супрамати вернулся домой и произвёл осмотр спальни. Воспоминание о ночном видении внушило ему мысль, что, может, в этой комнате Нараяна спрятал труп своей жертвы и что вход в неё находится за шифоньеркой. Однако, несмотря на все свои поиски, он ничего не нашёл.
   Вечером он не мог заснуть, а читать тоже не хватало терпения. Окна таинственной комнаты не выходили у него из головы. Поэтому он бросил журнал и откинулся на подушки.
   Свет лампы отражался на слегка потемневшем золоте обоев. Вдруг взгляд Супрамати остановился на более блестящей точке в центре большого цветка. Он поднял руку к блестящей точке и вздрогнул, убедившись, что это была металлическая кнопка.
   Он вскочил и начал нажимать и передвигать кнопку, предполагая в ней пружину. Кнопка подалась под его давлением, и кусок стены, скрытый в коврах так, что его невозможно было заметить, бесшумно скользнул на невидимых шарнирах. Образовалось отверстие, за которым было так темно, что ничего нельзя было рассмотреть.
   "Это - та комната, окна которой я видел", - подумал Супрамати, надевая туфли и набрасывая халат.
   Супрамати горел желанием увидеть тайник Нараяны и то, что он прятал там. От Нары он знал, что этот отель принадлежал покойному со времён короля Людовика XIV, во время малолетства которого он купил его и отделал по своему вкусу и потребностям.
   Супрамати зажёг огонь и вошёл в комнату, вход в которую закрывался толстой портьерой.
   Он очутился в комнате средних размеров, меблированной в стиле рококо. Голубая шёлковая материя, усыпанная гирляндами цветов и амурчиками, покрывала стены. Пол был закрыт обюссоновским ковром, по белому фону которого были рассыпаны розы.
   Против входа, между окон, стоял письменный стол, отделанный золотом и перламутром. На стене над ним висел портрет Нараяны в костюме времён Людовика XV. На нём был надет изумрудно-зелёный камзол и кружевное жабо. Его волосы были напудрены. Он опирался рукой на золотую рукоятку шпаги. Из-под кружев широкой манжетки сверкал перстень братства ГРААЛЯ.
   В этом костюме Нараяна был обольстительно хорош. В его чёрных глазах сверкало что-то демоническое.
   Супрамати любовался с минуту классическими чертами лица своего предшественника, затем, вздохнув, он отвернулся и стал осматривать комнату. В ней царил беспорядок: лежал опрокинутый стул, на ковре валялась раскрытая шкатулка, а на бюро были разбросаны бумаги.
   Супрамати зажёг свечи в канделябрах и прошёл в соседнюю комнату, гораздо меньших размеров, чем первая. Это был женский будуар с туалетом, убранным кружевами и с зеркалом в золотой эмалированной раме. Стены были обтянуты белым атласом, расшитым золотом. Драпировки у кровати, стоящей на возвышении, покрытом меховым ковром, были сделаны из такой же материи.
   Постель была в беспорядке, подушки разбросаны, а одеяло валялось на полу, и было запачкано кровью. На белом ковре, около большого пятна от бывшей тут, очевидно, лужи крови стояла серебряная чашка, наполненная черноватой жидкостью, которая издавала тошнотворный запах.
   В ногах постели была полуоткрыта дверь, которая вела в небольшую прихожую, а оттуда на лестницу, покрытую ковром. И та и другая освещались лампами, теперь уже угасшими. Внизу лестницы была дверь, в которой торчал ключ. Супрамати открыл её и выглянул наружу. Перед ним тянулся переулочек, ограниченный с двух сторон стенами, но он не стал исследовать его, а поднялся обратно по лестнице.
   Осмотрев снова будуар, он нашёл в головах кровати другую дверь, скрытую портьерой. Эта дверь была заперта, и ключа в ней не было.
   Пытаясь открыть или сломать её, Супрамати стал искать что-нибудь, что можно было бы ввести в замочную скважину для взлома замка. Не найдя ничего подходящего в будуаре, он вернулся в гостиную и увидел там на столе длинный и прочный нож, присутствие которого в этой комнате он не мог объяснить себе.
   Впрочем, он долго и не раздумывал об этом, так как торопился проникнуть за эту дверь. Предчувствие говорило ему, что там он найдёт новые доказательства преступления.
   После нескольких усилий замок сломался и дверь открылась. Поток холодного воздуха, насыщенного удушливым запахом, так ударил его в лицо, что у него закружилась голова, и он отступил назад.
   Впрочем, это ощущение быстро рассеялось. Тогда Супрамати поднял свечу, переступил порог и застыл на месте, глядя на длинный ящик, похожий на гроб и закрытый чёрным сукном, на котором лежала гирлянда цветов, таких свежих, словно они только что сорваны.
   По концам ящика стояли четыре серебряных шандала старинной формы, на которых ещё горели лампады синеватым пламенем.
   При мерцающем свете свечки эта погребальная комната имела зловещий вид, и по телу Супрамати пробежала дрожь, когда он осматривался кругом.
   В глубине комнаты виднелась ванна, а около неё стояла мраморная скамейка, на которой валялось окровавленное бельё, и стоял небольшой сосуд с губками.
   Супрамати боролся с минуту с овладевшим им ужасом, а затем подошёл к ящику. Надо же было ему, наконец, узнать, что в нём находится, и ничто не помешает ему завтра же донести властям о своей находке.
   Он осмотрел чёрный покров, по которому серебром были вышиты каббалистические знаки. Затем он хотел приподнять его, но сукно соскользнуло и упало на пол. С криком он отшатнулся, и свеча чуть не выпала у него рук. Перед ним стоял хрустальный ящик, и в глубине на белом шёлковом матрасе лежала женщина в широком белом пеньюаре. Её голова покоилась на подушке, отделанной кружевами.
   Это была Лилиана. Но теперь её вид не был так ужасен и искажён, как в ночном видении. Несмотря на свою белизну, тело не производило впечатления трупа, а казалось свежим и гибким, как у спящего человека. Небольшой, чуть приоткрытый рот носил отпечаток страдания. Длинные чёрные ресницы бросали тень на прозрачные щёки, а одна рука покоилась на груди. Раны не было видно. Она была скрыта под складками батиста. Кроме того, от талии до ног труп был усыпан розами, фиалками, лилиями и другим цветами, красивыми и свежими, словно они росли в саду.
   Супрамати любовался прекрасным созданием и, наклонившись, чтобы поближе рассмотреть Лилиану, увидел, что она была погружена в бесцветную жидкость, наполняющую хрустальный ящик до верха.
   Что это была за жидкость, сохраняющая не только человеческое тело, но и цветы с их окраской и жизненностью? Это была тайна - такая же, как и то, зачем Нараяна берёг здесь тело убитой им женщины.
   Супрамати отвернулся и подошёл к скамейке, чтобы осмотреть, что на ней лежит. Вдруг он наступил на какой-то предмет и, нагнувшись, поднял его. Он узнал такой же флакон, какой был у него, и который содержал в себе Эликсир Жизни. Эта находка дала понять Супрамати, что произошло здесь.
   Поразив молодую женщину, Нараяна хотел спасти её при помощи Элексира Жизни. Но почему это не удалось ему? Была ли слишком поздно оказана помощь или он не знал всех свойств Элексира и способа Его употребления в подобном случае?
   Беспорядок, царивший в комнате, доказывал, что Нараяна действовал второпях, не дав себе труда позже привести всё в порядок и уничтожить следы преступления. Проходя через будуар, Супрамати заметил на стуле около кровати белый жилет, залитый кровью. Очевидно, он сначала принёс свою жертву сюда.
   Супрамати сел к письменному столу и стал смотреть на портрет своего предшественника, спрашивая себя, каким образом человек, посвящённый в такие тайны, мог увлечься до совершения убийства?
   Затем он стал рассматривать бумаги, разбросанные по столу. Здесь лежала толстая тетрадь в переплёте, такая же, какую он нашёл в Венеции и в которой трактовалось об оккультном знании, и валялась груда пошлых писем, счета поставщиков, чистая бумага и конверты, а также наполовину исписанный лист, низ которого, по-видимому, был залит опрокинутой чернильницей, как об этом свидетельствовало чёрное пятно на светло-синем сукне.
   Взглянув на первые строчки, Супрамати заинтересовался этим листом. Это был черновик письма Нараяны.
   Учитель! Я убил её, а это доказывает, что, несмотря на неисчерпаемую силу Жизни, текущую в моих жилах, я - такой же раб плоти, как и остальные люди. Я был взбешён! Как смела она предпочесть мне другого! Я - не первый встречный. К тому же не сделал ли я всё, чтобы она была счастлива? Со временем она должна была состариться и умереть, а тогда всякие узы разбились бы. Но я не думал об этом. Это - не Нара, которая - такова же, как и я. С той мы всегда можем любить друг друга.
   Но не об этом я хотел поговорить с тобой, Учитель.
   Я хотел спасти Лилиану и побежал за флаконом, но когда я принёс его, она была уже недвижима. Я слышал, что раны закрываются, если полить их этой жидкостью, и я сделал это, но результат получился другой.
   Я не знаю, жива - она или мертва? Но в неподвижности смерти она кажется живой, хоть никакое средство и не может рассеять это состояние. Тело - мягко и гибко. От него не веет холодом смерти, а между тем нет признаков жизни!
   Что мне делать, Учитель, пока ты не явишься помочь и объяснить всё это? Я чувствую беспокойство. Я загрязнил свои руки нечистой кровью этой женщины. До твоего прихода, Учитель, я испытал ещё средство, употребляемое для сохранения цветам жизненного сока и предохранения их от увядания. Я не раз уже пользовался этим средством, и, раздарив несколько таких бессмертных цветов, стяжал себе славу мага.
   И так, я погрузил в это вещество Лилиану, - живую или мёртвую, не знаю, - так как где же дыхание жизни, чтобы его можно было заметить?
   О, великий и могущественный Учитель! Ты скажешь мне это, иначе...
   На этом письмо обрывалось. Написал ли он другое письмо или какой-нибудь случай помешал ему докончить это? Затем он уехал, чтобы больше уже не возвращаться - и все эти вопросы остались без ответа.
   - Великий БОЖЕ! В какой лабиринт тайн я попал! - пробормотал Супрамати, пряча письмо в карман халата.
   Погасив свечи в канделябрах, он вернулся к себе и закрыл панно. Тем не менее, он не мог решиться спать в таком близком соседстве с мёртвой и, перейдя в кабинет, лёг на диван.
   Мысли кружились у него в голове. Прежде всего, он вспомнил о своём намерении известить власти о совершённом преступлении. Но имел ли он право делать это?
   Здесь играла роль Таинственная Эссенция. Поэтому, не поступит ли он против статутов братства, членом которого состоит, если хоть малейшую частицу тайны передаст в руки профанов? После размышления он решил молчать о своей находке, пока этот вопрос не будет выяснен ему одним из компетентных членов братства.
   Затем он задумался над следующим обстоятельством: как мог Нараяна до такой степени не знать свойства и способы употребления Эликсира, Которым владел? Почему он не научился употреблять Его? Кто - этот Учитель, к которому он обращался? Дахир или Агасфер?
   Им овладело желание видеть близ себя кого-нибудь из посвящённых, и его мысль понеслась к храму ГРААЛЯ, к тому старцу, которого он видел совершающим таинство.
   И вдруг его обдала волна тёплого, ароматного воздуха и чей-то голос, доносящийся неизвестно откуда, сказал:
   - Нараяна был повеса и лентяй, пользовавшийся своей жизненностью лишь для наслаждения и удовлетворения своих страстей. Он едва касался тайн, не проникая в них. У него не было ни терпения, ни доброй воли углубиться в области Высшего Знания. Он прошёл только первые ступени Посвящения и остался рабом инстинктов. Он окружил себя духами мрака, которые управляли им, но он не сумел подчинить их себе. Его конец был достоин его жизни. Нельзя безнаказанно владеть величайшей тайной Космических Законов, а именно - тайной сохранения жизни, чтобы, подобно школьнику, употреблять её для удовлетворения своих прихотей. Кто обладает Этой Первоначальной Материей, должен без устали изучать Её, чтобы знать все Её свойства и все способы Её действия...
   Немедленно исполнившееся сношение с невидимым существом и ответ на умственный вопрос Супрамати вызвали в нём дрожь.
   Мало-помалу он успокоился и убедил себя, что должен привыкать к фактам подобного рода, раз уж он вынужден, в силу обстоятельств, проникнуть в оккультный мир, скрывающийся от смертных в эфире.
   И он желал как можно скорей проникнуть туда и стремился всеми силами изучать его, чтобы не остаться таким же невеждой, как Нараяна.
   Сон прошёл, и он, сев за письменный стол, открыл тетрадь, найденную им в тайной комнате Нараяны.
   На первой странице было написано:
   Предисловие. Извлечение из великой книги, переведённое для вновь посвящённых.
   Великие тайны арканов оккультной науки не могут быть открыты во всей своей полноте на языке профанов.
   Ученик, изучающий их сущность, должен знать эзотерический язык, который объясняет формулы и смысл тайных знаков. Настоящая книга написана для начинающего, неспособного ещё разбирать знаки священного языка, но который нуждается в первом Посвящении, чтобы быть в состоянии ориентироваться и не заблудиться окончательно. Иначе для него никогда не спадут семь печатей.
   Для того, кто получил Эссенцию Жизни, Которая беспрестанно возобновляет его жизненные силы, первая и величайшая обязанность - изучать Этот Эликсир, оживляющий всё, что дышит.
   Этот Эликсир есть Изначальная Материя, Кровь необъятного организма, который называется Вселенная, текущая по её артериям подобно потоку жизни.
   Этот Эликсир находится в космических и органических смешениях. Этот Царь газов, соприкасаясь с материей, согревает её и заставляет жить, Он трепещет, подобно сердцу, в центре планет. В течение миллиардов лет Он создаёт, питает и одевает миры. Когда же, в силу работы обмена с другими космическими силами, Эликсир Жизни поглощается и отлетает Его последнее веяние, все рушится, рассеивается и превращается в иные виды.
   Для людей и существ, постоянно рождающихся и изменяющихся на великом обитаемом ими космическом теле, лампа жизни горит быстро, так как Чистая Эссенция не введена в их тела, а лишь незначительно передаётся зарождением. Но Этот Эликсир Жизни может быть извлечён из хаоса в виде Чистой Эссенции и в таком состоянии применён к людям.
   Эта Первоначальная Творящая Сила, Самый Могущественный Газ, имеет тысячи свойств, которые человечество не знает и которыми не умеет пользоваться. Кто сумеет применить все свойства Первоначальной Материи, достигнет великого аркана Несотворённого Света и сделается господином семи добродетелей призмы.
   Последовательных жизней на планетах во всей их иерархии едва ли хватит для изучения законов Первоначальной Материи. Велик - тот, кто обладает умением извлекать Её в чистом виде из космического хаоса. В то же время он будет невеждой, если, обладая Ей, не сумеет употреблять бесчисленные силы и свойства Этого Протея пространства, Который то появляется, то исчезает. Изменчивый, неуловимый, но ужасный по своему созидающему и разрушающему могуществу, Он остаётся тайной законов, которой не постиг ещё ни один смертный.
   И мимо Такого Великого Жизненного Дыхания ПРЕДВЕЧНОГО человек проходит слепым и тщеславным невеждой!
   Первоначальная Материя, будучи введена в организм, одаряет его неиссякаемым источником жизни, длительной, как планетная жизнь.
   Зато всякий, вкусивший Этот Первоначальный Сок, вышедший из вечного нерукотворного движения, должен смотреть на себя как на ученика Великой Тайны, текущей в его жилах, Которую он обязан изучать по мере своих сил, а не стоять на одном месте, пользуясь своим исключительным положением лишь для удовлетворения собственных инстинктов.
   Ты, о человек, представляешь микроскопический мир и твой ум способен созерцать Вселенную. И так, трудись - и перестанешь быть слепым! Ты будешь видеть сквозь окружающую тебя тьму и ухом души услышишь Голос Сфер.
   Двигатель, таящийся в тебе, будет или твоим союзником, или тираном. Он даст тебе крылья Знания и зажжёт на твоём челе семь огней, либо низведёт тебя до животного состояния, и ты будешь мучиться вечно неудовлетворёнными желаниями. Неиссякаемый Источник Жизни либо будет гореть чистым огнём, давая тебе блаженство Мага, либо он сделает из тебя демона и отдаст во власть демонов. Полчища Добра, как и легионы мрака, будут стремиться привлечь тебя к себе. Не забывай, что ты живёшь в хаотичном мире, где господствует зло!
   И так, учись понимать великие магические символы, заклинать толпу, окружающую тебя, и владеть магическим мечом, ибо горе тебе, если будешь побеждён!
   И так, научись управлять Звуками, применять Свет и распознавать ароматы, научись управлять магнетическими токами, исходящими из существ и вещей, и побеждать мрак Светом. Тогда ты будешь силён и непобедим. Так как слабым бывает только невежда и лентяй.
   Великая книга Законов открыта каждому, кто хочет изучать её. Кто виноват, если слепые и невежественные люди проходят мимо, глумясь над знаками, покрывающими её светлые страницы, только потому, что их не понимают. Они - похожи на неразумных детей, не желающих учиться азбуке, которая может открыть им целый мир знаний. Они не понимают, что не умеющий читать, обречён на всю жизнь на невежество...
   Супрамати остановился, прочтя последнюю строчку этого введения. Того, что он прочёл, было достаточно, чтобы поглотить все его мысли.
   Хватит ли у него силы достойно выполнить громадную программу, открывшуюся перед ним? Нараяна, очевидно, не выдержал своей задачи, забыв, что опасно играть с силами, действие которых известно лишь наполовину. Он пал жертвой роковой случайности, которую вызвал сам и которую не сумел осилить. И неизвестный закон привёл его к разрушению, несмотря на вложенные в него силы.
   Не то вздох, не то стон сорвался с уст Супрамати. У него кружилась голова ввиду жизни, продолжительной, как планетная. Он боялся себя, боялся тайны, со всех сторон окружающей и давящей его.
   В его памяти восстал вечер, когда к нему явился незнакомец, вспомнились страх и отвращение, которые внушала тогда ему смерть, и горечь, какую он чувствовал при виде здоровых и счастливых людей, наслаждающихся всеми благами жизни.
   Теперь он обладал всем. Все наслаждения жизни лежали у его ног, но они потеряли для него свою цену.
   Впрочем, такое угнетённое состояние продолжалось недолго: ясный и энергичный ум молодого учёного стряхнул его. Путь был намечен - следовало идти по нему, так как он хотел быть господином положения и зрячим. Только пройдя "Посвящение", он появится на арене жизни. Но не как Нараяна, чтобы наслаждаться материальными удовольствиями, а чтобы помогать завоёванным Знанием своим несчастным братьям. Своё золото он будет раздавать обездоленным, которыми никто не интересуется и которых богатый обходит мимо, боясь запачкать руки.
   В его памяти восстали картины нищеты, на которые он наталкивался во время своей врачебной карьеры: чердаки и подвалы, где в холоде и голоде прозябали семейства и дети, глазки которых словно спрашивали, почему судьба заставила их родиться для страдания?
   Желание знать, лечить и помогать наполнило сердце Супрамати. В нём пылал огонь Милосердия, и он уже больше не боялся трудиться, хотя бы целую планетную жизнь, на поле битвы людского горя.
   На следующий день к завтраку приехал виконт, и привёз с собой самую интересную, с его точки зрения, программу дня. На этот раз дело шло о знакомстве с очаровательной испанкой - Розитой.
   - Это - чисто жемчужина! Это - настоящая колибри! Предупреждаю вас, принц, что вы будете без ума от неё, - сказал Лормейль, целуя кончики своих пальцев.
   Но в душе Супрамати звучал ещё восторг минувшей ночи, и он с презрением смотрел на этого развратника, сбросившего с себя долг супруга и отца, чтобы вести позорную и праздную жизнь за кулисами и в будуарах кокоток.
   Перебив поток похвал, которыми виконт осыпал Розиту, Супрамати спросил:
   - Не можете ли вы указать мне несколько нуждающихся семей, которые не протягивают руку за милостыней, но которые умирают молча? Несколько визитов подобного рода, по моему мнению, будут гораздо интереснее общества дам полусвета, похожих более или менее одна на другую и которые всегда найдут сочувствующие им души, готовые угощать и развлекать их.
   Виконт стоял, разинув рот. Подобные идеи набоба, которого он хотел эксплуатировать, не понравились ему. Но он был слишком хитёр и ловок, чтобы открыто выказать своё неудовольствие. Он ограничился тем, что расхохотался.
   - Вы можете похвалиться, принц, что изумили меня. Я не ожидал, что вы ударитесь в филантропию. Впрочем, это - такая же фантазия, как и всякая другая. Раз она явилась у вас, её легко удовлетворить, не отказывая себе ради этого в маленьких радостях жизни. Благодаря БОГУ, в Париже нет недостатка в нищих! Моя дружба к вам - так велика, что я готов познакомить вас с одной особой, живущей в этом мире. Это - одна полоумная, бегающая с утра до вечера по подвалам и чердакам с мешком на руке, наполненным подаяниями, которые она вымогает у всякого, кто имел несчастье встретить её. Госпожа Розали введёт вас в настоящую кунсткамеру. Эти лентяи, которые вместо того чтобы работать, желают жить на счёт общественной благотворительности, смотрят на неё, как на ангела. Они рассчитывают на великодушие наивных людей, которые, жалея их нищету, не видят их тунеядства.
   Виконт умолк, смущённый мрачным и строгим взглядом своего собеседника.
   - Вы - строги к бедным, друг мой! Но скажите: если вглядеться поближе, не окажемся ли мы тоже лентяями, желающими хорошо жить и ничего не делать? На какой полезный труд употребляем мы наше время? Мы катаемся в каретах, едим великолепные обеды, обильно политые шампанским, развлекаемся с кокотками, проводим вечер в театре и заканчиваем день каким-нибудь изысканным кутежом. Вся разница между нами и бедняками-лентяями, - если только ещё они лентяи, - состоит в том, что мы имеем, чем платить за все эти развлечения, а они нуждаются даже в самом необходимом.
   - Вы сравниваете себя с подобной дрянью!
   - Но они ведь тоже люди и имеют такие же нужды и желания, как и мы, - сказал Супрамати. - Но вернёмся к делу! Вы очень обяжете меня, виконт, если познакомите с дамой, о которой говорили. Или, что будет ещё проще, свезёте меня к ней. Я - не занятой человек и не имею права отнимать время у этой почтенной женщины, каждый час которой занят Добрыми Делами.
   Виконт сделал гримасу, но тотчас же снова рассмеялся. Хлопнув Супрамати по плечу, он сказал:
   - О! Эти набобы! У них всегда какие-нибудь эксцентричные фантазии. Впрочем, благотворительность - такое же развлечение, как и всякое другое, и я исполню ваше желание.
   Час спустя ландо принца остановилось в предместье перед домиком. Они вошли в комнатку, бедно меблированную, где Розали кончала свой скромный завтрак. Удивлённая посещением изящных молодых людей, она встала им навстречу.
   Это была высокая женщина лет тридцати пяти, худая и бледная, с голубыми глазами, выражающими Доброту. Она покраснела, когда виконт представил ей принца Супрамати и прибавил, что он желает принять участие в её Добрых Делах. Розали и не подозревала, что перед ней стоит миллионер, понятно, всякий благодетель был для неё желанным гостем, что она и выразила в простых и сердечных словах.
   - Бедных так много! Но, благодаря БОГУ, нет недостатка и в великодушных сердцах, готовых прийти на помощь своим братьям, - сказала она со вздохом.
   - Я, сударыня, жажду помочь моим несчастным братьям, но не пустяками, а радикальным образом. Поэтому я и приехал к вам с просьбой указать мне нуждающиеся семейства, достойные поддержки.
   - О, принц! Да благословит ГОСПОДЬ за ваше великодушное намерение! Что же касается семей, достойных вашей Доброты, то вам остаётся только выбирать, - сказала Розали. - Есть, например, одна вдова с шестью детьми, муж которой был убит при несчастном случае на железной дороге. Несчастная только что перенесла тиф, и теперь всё семейство умирает от голода. Затем одна девушка, круглая сиротка, которая своей работой поддерживает и воспитывает брата и двух малолетних сестёр. Она гравировала по дереву и артистически вышивала, но вследствие утомительной ночной работы у неё сделалось воспаление глаз, и она может ослепнуть. О! Повторяю, что вам стоит только выбирать! Громаден - список несчастных и обездоленных существ, наболевшее сердце которых столько же нуждается в утешении, сколько их тело в пище и одежде. Но самое грустное - это пришедшие в отчаяние, возроптавшие на Правосудие БОГА и сомневающиеся в ЕГО Милосердии. И самые честные и лучшие люди впадают в такой нравственный мрак, когда разорение врывается в их жилища, и они бывают вынуждены продавать вещи, одежду и безделушки, дорогие для них, как воспоминание о далёком счастье.
   В голосе Розали звучало такое Сострадание, что Супрамати был растроган и сказал с улыбкой:
   - Вы - правы, сударыня! И так, поспешим же внести хоть немного Света и Надежды в этот мрак отчаяния. Если вы позволите, я буду сопровождать вас, а в моём экипаже мы можем гораздо больше объехать.
   Розали надела шляпу и перчатки, уже лежавшие на столе. Когда же она хотела взять корзину с провизией и пакет со старьём, Супрамати остановил её.
   - Оставьте это, сударыня! Я дам денег для покупки новой одежды.
   Затем он повернулся к виконту, который слушал, кусая усы, но не вмешивался в разговор, и сказал ему, что приедет ужинать, как было условлено, но что остатком дня он распорядится иначе.
   Сидя в экипаже, рядом с молодым и красивым мужчиной, который подавлял её своим богатством и титулом, Розали сначала чувствовала себя неловко, но разговор Супрамати скоро рассеял эту неловкость. Когда же Розали увидела, что молодой человек следует за ней по нищенским квартирам, без отвращения дышит тяжёлым и влажным воздухом тёмных коридоров и взбирается по крутым и узким лестницам, она стала считать его добрым гением.
   И действительно, всюду, где ни появлялся Супрамати, он приносил с собой Надежду, Радость и Силы Жить. Чек за чеком переходил в дрожащие руки несчастных, уже давно отвыкших от всякой радости. И помощь, оказываемая Супрамати, не была случайной, временной. Нет, он приносил целое состояние, обеспечивающее семейству приличное существование, давающее возможность подняться на ноги и начать новую жизнь.
   Никогда ещё Супрамати не видел столько слёз радости и не слышал столько благословений. Видя, как вера и надежда загораются в сердцах обездоленных и роптавших, Супрамати казалось, что богатство, которым он располагает, есть неоценимый дар.
   Когда он прощался с Розали, они уже подружились.
   - Если вам понадобится о чём-нибудь попросить у меня для ваших бедных, то приезжайте ко мне - для вас я всегда дома, или, ещё лучше, напишите мне, чтобы я приехал к вам, когда понадобится. Кроме того, я назначу ежемесячную сумму, которую вы будете получать от моего нотариуса и тратить по своему усмотрению, - сказал он.
   - Как мне благодарить вас за вашу Доброту! - сказала Розали со слезами на глазах.
   - Есть за что! - со смехом сказал Супрамати. - Я даю только немного золота, которого у меня больше, чем я могу издержать. Истинное же Милосердие - это с вашей стороны, так как вы отдаёте своё время и труды, и несёте нравственную поддержку, которая часто спасает человека от какого-нибудь отчаянного поступка.
   Он вернулся домой счастливым, весёлым и довольным, каким уже давно не был. Обедал он один. Затем лёг на любимый диван и задумался о том, что видел и перечувствовал за сегодняшний день. Ему казалось, что он действовал согласно с Законом Гармонии, дающим человеку Счастье, так как он знал по опыту, что сделанное Добро даёт Удовлетворение и Радость, с Которыми ничто не может сравниться.
   И так, существует, значит, Флюидический Закон, вознаграждающий за Добродетель и Милосердие неоценённым благом удовлетворённой совести.
   - Да, - пробормотал он, - я должен изучить Эти Законы и понять, почему Добро создаёт Гармонию, а зло - смуту.
   Дальнейшие дни текли в обычных развлечениях, которыми руководил виконт. Пьеретта ловила Супрамати всюду, где могла, и пускала в ход самое отчаянное кокетство, чтобы завладеть им. Она была бы удивлена, если бы знала, что он не раз думал, глядя на неё: "Бедная игрушка роскоши и порока! Не уже ли ты никогда не думаешь о том, что тебя ждёт нищета или смерть в больнице, когда увянет твоя красота, которой ты теперь торгуешь?"
   Однажды вечером виконт со своей возлюбленной и Супрамати с Пьереттой заканчивали день в одном модном ресторане. Пьеретта, уже смотревшая на себя как на главную любовницу молодого богача, становилась всё смелей и требовательней. В конце ужина выпитое в большом количестве шампанское бросилось ей в голову и довело её бесстыдство до крайней степени. Пропев бравурную шансонетку, которой виконт бешено аплодировал, Пьеретта, не замечая, что Супрамати не выказывал восхищения, начала просить у него награды. Затем она прибавила, что пора бы ему купить ей отель, тем более что ещё сегодня утром она видела в газете объявление о продаже по дешовой цене великолепного дома.
   - Что составляют для тебя какие-нибудь пятьсот или шестьсот тысяч франков, а для меня это - целое состояние. Ведь должен же ты обеспечить моё будущее! - сказала она, гладя его по щеке.
   Улыбка скользнула по губам Супрамати.
   - Ты - права: я должен обеспечить твоё будущее и уже позаботился об этом. Я положил в банк капитал. Проценты с этого капитала составят солидный пансион, который будет выплачиваться, когда тебе исполнится сорок пять лет. Когда ты будешь стара, чтобы работать, а твои поклонники тебя бросят, ты будешь нуждаться в убежище, чтобы отдохнуть и раскаяться в грехах юности.
   Пьеретта побледнела и не сводила с него глаз.
   - Ты насмехаешься надо мной? - спросила она.
   - Напротив, я серьёзно повторяю, что если бы ваши обожатели вместо того, чтобы наряжать вас, думали о том, чтобы обеспечить вам покойную старость, то не столько умирало бы жриц наслаждения от нищеты на чердаке или в больнице. Пока ты - молода и красива, Пьеретта, у тебя не будет недостатка в людях, которые будут любить и наряжать тебя, но когда ты состаришься, когда никто больше тебя не пожелает, ты оценишь пенсию, которую я тебе оставляю.
   Бледность Пьеретты сменилась румянцем, и она со сверкающим взором вскочила с места. Став перед Супрамати, и уперев кулаки в бока, она вскричала:
   - Знаете ли, господин дикарь, что вы - дерзки! Я не прошу, чтобы вы обеспечивали мою старость: кто знает, доживу ли я до таких лет? После такой обиды я вас больше не люблю, скряга, индийский людоед!
   Её голос дрожал от гнева.
   Виконт и его красавица покатывались со смеху. Супрамати же вынул, улыбаясь, из бумажника сложенный лист бумаги и подал его Пьеретте.
   - Не будь неблагодарной, мой друг! Настанет день, когда мой сегодняшний дар очень пригодится. Возьми и спрячь этот документ или, по крайней мере, запомни место, откуда со временем тебе можно будет черпать средства для честной и спокойной жизни.
   Пьеретта не владела собой от бешенства и стояла, как окаменелая.
   Супрамати открыл бумажник и собирался уже вложить туда дарственную запись, как актриса бросилась на него, вырвала документ и спрятала его за корсаж.
   - Скряга! Трижды скряга! - сказала она. - Твой покойный брат Нараяна - рыцарь, и никогда не задался бы такими мелочными идеями. Он осыпал золотом и бриллиантами женщин, которых любил, молодостью и красотой которых упивался, причём не кричал им, как трапист: "помни о смерти", и не вызывал перед ними призрака старости.
   - Но ведь я не мешаю тебе, дорогая Пьеретта, обменять меня на более рыцарского и щедрого обожателя, - сказал Супрамати.
   Пьеретта бросилась к нему и обняла его за шею, целуя в щёки.
   - Чудовище! Если бы я не любила тебя, конечно, я указала бы тебе на дверь. Когда заговорит моё сердце, то деньги для меня безделица. Что же касается обиды, то разве любовь не терпит и не прощает всего?!
   Мир был заключён под смех всех присутствующих, неисключая и Пьеретты.
  
   Глава 7
  
   Супрамати вернулся домой поздно, как это вошло у него в обыкновение с тех пор, как близость мёртвой женщины заставила его отказаться от своей спальни. Он не был утомлён, но его душа тосковала. Несмотря на своё решение испытать все удовольствия жизни и выпить до дна кубок наслаждения прежде, чем взяться за кубок Знания, как говорил ему Первосвященник дворца ГРААЛЯ, он не мог войти во вкус грубых удовольствий окружающего его подозрительного общества. Все эти шалопаи без принципов, аристократы, размотавшие своё благородство, аферисты, ожидающие подачки и, наконец, развратные и жадные женщины внушали ему временами отвращение и у него всё чаще стало являться желание бежать от этой компании пьяниц, игроков и кутил.
   Супрамати спрашивал себя, каким образом Нараяна мог целые месяцы проводить в подобной среде и до такой степени пропитаться ей, что сделался способным на убийство? Убийство Лилианы оставалось для него тайной. Не уже ли Нараяна мог ревновать женщину, которая торговала собой, что ему было известно, и на добродетель или верность которой полагаться было бы безумием? Человек, имеющий за собой опытность многих веков, не мог увлекаться, как школьник. Очевидно, здесь была какая-то загадка. Но удастся ли ему разгадать её?
   В эту ночь Супрамати особенно живо чувствовал все неприятные впечатления. Воспоминание о Пьеретте и о пустых, пошлых разговорах, пропитанных циничными выражениями и сальными анекдотами, было противно ему, и вспыхнуло стремление к Гармонии, царящей во дворце ГРААЛЯ. Он чувствовал, что его душа нуждается в Спокойствии, Тишине и Уединении, чтобы сосредоточиться, подумать на свободе о великих проблемах, разрешить которые он призван, и, наконец, изучить две тетради, оставленные ему Нараяной.
   Ральф Морган по своей природе был труженик. Несмотря на своё болезненное состояние и многочисленные занятия по службе, он всегда был занят умственной работой: писал диссертации и читал всё, что выходило нового по его специальности.
   Сделавшись принцем Супрамати и чувствуя себя сильным и здоровым, он сделался праздным ленивцем, и такое состояние становилось для него невыносимым. Нет, он должен бежать из Парижа, бежать от этой шайки негодяев и перенестись в иную среду...
   Да, он уедет, и уедет завтра же! Мысль о разочаровании виконта и всех прелестных людей, пировавших за его счёт, доставляла ему наслаждение. Прикинув, во что обошлись бы ему подарки и прощальный пир, он вложил такую же сумму в конверт, который адресовал на имя госпожи Розали.
   Покончив с этим, он позвонил и, приказав принести свой чемодан, велел при себе уложить туда самые необходимые вещи. Он не только хотел уехать из Парижа поездом, отходящим в шесть часов утра, но желал уехать один, без любопытной и недоброжелательной прислуги. Ему хотелось превратиться в такого же независимого, свободного и незаметного пассажира, как прежде.
   Объявив управляющему, что уезжает на две недели и не берёт с собой никого, он приказал отвезти себя на вокзал.
   С невыразимым чувством благостоного состояния он сел в занятое им купе первого класса. Слава БОГУ! Сегодня виконт не будет приставать к нему со своей нелепой программой и не потащит его во все тяжкие. Он не увидит больше бледные и истощённые лица всех этих рабов порока, присосавшихся к нему.
   Оставалось выяснить вопрос: куда ехать? Выбор был огромный, так как в оставленном Нараяной списке было перечислено более пятидесяти имений, замков, вилл, которыми он владел во всех сторонах света.
   Супрамати развернул этот список и стал изучать его, восхищаясь методичным порядком перечня. Возле названия каждой собственности было помечено: время её приобретения, какой капитал она собой представляет, цифра приносимого дохода и время последнего посещения Нараяной виллы, замка или имения. В специальной заметке говорилось, где спрятан инвентарь и результаты последней ревизии, а также указывался тайник, где были спрятаны капиталы в золоте и драгоценных камнях: "на случай, если нельзя будет достать денег из банка".
   "Нараяна был отличный администратор. Он много тратил, но не любил, чтобы его обкрадывали, - подумал Супрамати. - Надо будет следовать его примеру. Его предусмотрительность - достойна подражания и показывает, сколько финансовых затруднений он пережил. Мне необходимо, пока я - свободен, осмотреть хоть часть моих имений. Но с чего начать при таком выборе?"
   Супрамати ещё раз прочёл список европейских имений. Там был упомянут один старый замок, расположенный на берегу Рейна. На нём он и остановил свой выбор.
   "Это, должно быть, интересно, - подумал он. - Я люблю эти старые феодальные гнёздышки, лепящиеся на скалах. От них веет стариной, а легенды окружают их поэтическим ореолом. Замок принадлежит Нараяне уже три века, и это - достаточная гарантия, что в нём не сделано больших переделок в современном духе. Решено: еду туда!"
   По приезде в Кёльн он на пароходе отправился дальше, к цели своей поездки. Сходить нужно было местности, которая - мало посещаема, где пароход останавливался только по просьбе пассажиров.
   Высадившись на берег, Супрамати оказался вблизи деревушки, красивые домики которой виднелись сквозь пожелтевшую листву полуобнажённых деревьев. Дальше, на крутой скале, казавшейся недоступной, высился небольшой замок с толстыми башенками и окружённый зубчатой стеной с подъёмным мостом.
   В деревне Супрамати спросил, не может ли кто-нибудь проводить его в замок и отнести чемодан. Один старый крестьянин, чинивший бочку, согласился исполнить просьбу чужеземца.
   Был чудный ноябрьский день: воздух был чист и ароматен и Супрамати в самом лучшем расположении духа поднимался по узкой и крутой дороге к замку. Крестьянину скоро наскучило молчание иностранца, и он завёл с ним разговор, чтобы узнать, не приходится ли путешественник родственником управляющему. Супрамати же воспользовался этим разговором, чтобы собрать сведения об обитателях замка.
   - Там есть управляющий, повар, два лакея, экономка и моя племянница Анхен, судомойка. Через неё я и знаю всё, что происходит в этом старом гнезде привидений, - сказал крестьянин.
   - А! Там есть привидения? Это - любопытно! - сказал Супрамати.
   - Понятно! В каждой старой лачуге есть привидения, а здесь и хозяин, и управляющий стакнулись с дьяволом.
   - Чёрт возьми! Откуда же вы знаете это?
   - О! Это - ясно для всякого. Во-первых, хозяин носит такое дьявольское имя, что его невозможно выговорить. Лет десять назад он уехал, и никто не знает, где он - теперь. Тогда же он прожил здесь три года. А между тем, его никто не видел. Одни говорят, что он - молод и красив, другие - что стар. Уезжая, он увёз с собой лакеев и теперь, за исключением управляющего, весь штат прислуги новый. Управляющий тоже - странная личность. Он - угрюм и молчалив так, что почти никогда не говорит, и всё время, если не занят осмотром замка, сидит запершись в своей комнате. Он должен быть очень стар и лет ему, по меньшей мере, девяносто, так как он приехал сюда ещё при жизни моего дедушки. А вид имеет ещё такой бодрый, что ему нельзя дать больше пятидесяти лет. Он и в настоящее время выглядит, как в день своего приезда, а вы понимаете, что не стареть можно только при помощи сатаны.
   - Эта причина - не убедительна для меня, и я не считаю бодрую старость даром сатаны.
   - Э! Сейчас видно, сударь, что вы - не здешний и поэтому такой неверующий. А мы понимаем, в чём - дело. Не так давно чёрт выкинул такую штуку, что про это все знают. Я узнал от Анхен, которая - правдива и никогда не врёт.
   - Ну, что же такое случилось?
   - В замке есть старая капелла, откуда через запертую постоянно дверь можно попасть в башенку, где, по-видимому, висит колокол. И вдруг месяца три назад, среди ночи, этот колокол стал звонить. Все переполошились и бросились к капелле. Она как всегда была заперта на ключ, а колокол между тем всё трезвонил. Анхен клялась мне, что никогда в жизни не слышала такого раздирающего душу звона. Можно было подумать, что хором стонут раненые и умирающие. Прибежал и управляющий. Он был бледен и принёс с собой связку ключей. Дрожащими руками он открыл капеллу, и все свечи на алтаре оказались зажжёнными! Старик бросился на колени и стал молиться, но все остальные разбежались и хотели отказаться от места. Однако потом одумались и сдались на убеждения управляющего, назвавшего их дураками, и остались, потому что жалованье - прекрасное, а дела почти никакого.
   Супрамати с любопытством слушал этот рассказ. Ночное событие, о котором говорил проводник, должно было возвестить смерть Нараяны - факт сам по себе странный. Но Супрамати ничему уже не удивлялся с тех пор, как попал в этот причудливый мир.
   Они дошли до площадки, на которой стоял замок. С этой стороны его окружал широкий ров, и подъёмный мост был опущен, но ворота заперты.
   - Надо позвонить в колокол, и тогда откроют, - сказал крестьянин.
   Когда же Супрамати щедро заплатил ему и хотел отпустить, крестьянин объявил, что раз уж он взобрался сюда, так хочет повидаться с племянницей.
   Они позвонили. Несколько минут спустя открылось окошечко, и голос старого слуги сказал:
   - Кто - вы? Что - нужно? Туристам не показывают замка.
   - Позовите управляющего и скажите ему, что я являюсь от имени его господина, - сказал Супрамати.
   Несколько минут спустя ворота с шумом открылись, и вышел человек в чёрном.
   - Вы от имени господина, сударь? Добро пожаловать! - с поклоном сказал он.
   - Проводите меня в кабинет принца! Мне нужно поговорить с вами, - сказал Супрамати, оглядывая управляющего.
   Это был высокий и сильный мужчина лет пятидесяти. В его волосах и бороде пробивалась седина. Но свежий цвет лица, блеск небольших серых глаз, лёгкость походки и движений придавали ему более моложавый вид.
   Управляющий пошёл вперёд, указывая дорогу посетителю. Они прошли мощёный дворик, которому высокие окружающие его стены придавали мрачный вид, а затем большую прихожую.
   Судя по архитектуре, замок должен был относиться к двенадцатому или тринадцатому веку. Стены отличались необыкновенной толщиной, потолки были низки, а узкие окна в глубоких нишах производили впечатление бойниц.
   Обстановка соответствовала общему виду. Резьба из почерневшего дуба покрывала стены. Мебель была тяжёлая и массивная. В большой зале, стены которой были украшены древними портретами и оружием, Супрамати остановился и, положив руку на плечо управляющего, сказал:
   - Я явился сюда не от имени вашего бывшего господина, а от собственного имени. Я - Нараяна Супрамати, младший брат и единственный наследник покойного принца. Вы должны знать, что он умер, так как колокол капеллы звонил в ночь его кончины.
   Старик-управляющий растерянно посмотрел на него.
   - Да, я знаю! Но возможно ли, чтобы он умер, который никогда не должен был умереть? - пробормотал он.
   Затем, овладев собой, он схватил руку Супрамати и поцеловал её.
   - Добро пожаловать, господин, и да благословит ГОСПОДЬ ваше вступление под эту кровлю! Всё - готово для вашего приёма, как все всегда бывало готово для него, когда он приезжал неожиданно.
   Супрамати смотрел на стоящего перед ним человека, в глазах которого он подметил то, что светилось в глазах членов их таинственного братства.
   - Почему вы знали, что Нараяна не умрёт, как другие? - спросил он.
   - Я служил при нём ещё во времена крестовых походов. ГОСПОДЬ позабыл меня, как и его, среди людей, - со вздохом ответил управляющий. - Теперь же, когда он умер, наконец, я надеюсь, что настанет и мой черёд. Но когда?..
   - Мы поговорим об этом подробнее, и вы расскажете мне свою историю, мой старый друг. Теперь же проводите меня в комнату, которую занимал мой покойный брат, и прикажите подать, если можно, завтрак.
   Апартаменты, занимаемые обыкновенно Нараяной, состояли из трёх комнат, из которых одна служила библиотекой и выходила в одну из башен. Это была большая круглая зала, освещаемая окнами с цветными стёклами. Стены были отделаны чёрным дубом, а двери и амбразуры окон были закрыты тяжёлыми портьерами, что придавало комнате мрачный и строгий вид.
   На полках были и современные книги, и древние фолианты в кожаных переплётах. В одном из углов стояли древние часы в почерневшем резном футляре, а посреди комнаты был большой стол, окружённый стульями с высокими резными спинками.
   Вторая комната представляла что-то вроде гостиной и была обтянута гобеленами, изображающими сцены из Библии. В одной из ниш стоял шкаф в готическом стиле с колонками, резьба которого изображала двенадцать апостолов. Стулья в виде скамеек и широкие кресла были снабжены голубыми вышитыми серебром подушками. На стене висел портрет Нараяны во весь рост, в костюме времён Франциска I.
   В спальне, на возвышении, под балдахином с гербом стояла громадная кровать с драпировками. Стулья были обтянуты такой же, как и драпировки, материей.
   Всё это была древность, слегка выцветшая и поблекшая от времени, но находящаяся в хорошем состоянии и производящая впечатление комфорта. Кроме того, так как наступило начало ноября, и в древних стенах было холодно и сыро, то во всех каминах пылал огонь, распространяя теплоту и придавая более весёлый вид мрачным комнатам.
   - Через четверть часа, принц, я подам вам завтрак, а в семь часов вечера будет готов и обед, - сказал управляющий, с поклоном выходя из комнаты.
   Едва Супрамати успел сделать поверхностный осмотр комнаты, как явился управляющий с большим серебряным подносом в руках, который, по указанию своего нового господина, поставил на стол в библиотеке.
   - Как вас зовут, мой старый друг, и с какого времени вы служили моему брату? - спросил Супрамати, разрезая холодную дичь.
   - Меня зовут Жан Тортоз, а покойному принцу я служил уже во времена крестовых походов. О! Повидал я свет и испытал немало приключений, - со вздохом ответил управляющий.
   - Сегодня вечером и завтра, Тортоз, вы расскажете мне всё подробно. Теперь же, после завтрака, я хотел бы осмотреть замок, - сказал Супрамати, наливая в древний, украшенный гербом кубок вино. - Какое у вас - странное вино, чудное и густое, - прибавил он, отпивая глоток.
   - Этому вину триста лет. Его запасец хранится в наших подвалах, которые снабжены не хуже, чем в любом монастыре, - сказал, подмигивая, управляющий. - С ключом от подвала я никогда не расстаюсь и забочусь возобновлять бочки, как только они начинают иссякать.
   - И вы не скучаете здесь, в этом одиночестве, мой бедный Тортоз?
   - Я не всегда жил здесь, ваша светлость. Я живал и в Тироле, где у покойного принца также был замок, который теперь уже не существует, а потом и в Бретани. Здесь я всего триста лет, а кроме того, ещё и отлучался нередко. Ох, иногда я забываю счёт годам! Чтобы не привлекать на себя внимание и чтобы меня не приняли за дьявола, - в прежние времена это было опасно и могло кончиться костром, - я принимаю свои меры и прибегаю к хитрости. Так, я отсылаю прислугу и нанимаю другую. Затем отпускаю бороду или брею её. А не то перекрашиваю волосы. Иногда я уезжаю и возвращаюсь под видом нового управляющего. Кроме того, вокруг меня все умирают. А так как я стараюсь иметь как можно меньше сношений с деревней, то меня забывают, и никому не приходит в голову, что я - всё тот же. Жаловаться я не могу. Чувствую себя, как в двадцать лет, и никогда не болею. Мой господин всегда был добр ко мне и часто живал здесь по два и по три года подряд, когда у него являлось желание Покоя и Уединения. Но, Великий БОЖЕ, как он мог умереть, который никогда не должен был умирать? Этого я понять не могу, - сказал Тортоз и схватился руками за голову.
   - Он устал жить и жаждал могильного покоя, - сказал Супрамати. - Бессмертие во плоти имеет свои неудобства.
   - О, да! В этом вы - правы. Меня вечно терзает горе - переживать всё, что любишь. Сколько раз я был женат, сколько имел детей - и всех пришлось похоронить одного за другим. Даже их род угас, - а я остался...
   - Это - тяжело, так как при такой уединённой жизни особенно привязываешься к близким существам.
   Управляющий вытер набежавшую слезу. Супрамати тоже опустил голову. Грусть и тоска, временами мучиющие его, снова овладели им. Но, подавив это чувство, он оттолкнул тарелку и встал.
   - Теперь, мой друг, покажите мне замок. Я люблю эти старые феодальные гнёздышки. Они всегда - полны стариной, а этот замок к тому же хорошо сохранился.
   - Лет сто назад он был немного разрушен, но ваш покойный брат всё исправил, не допуская перемен. Теперь он снова простоит век или два.
   Супрамати осмотрел внутренность замка, где каждый зал, башенка и сводчатая галерея имели свою легенду, которую Тортоз вкратце рассказывал ему. Но как ни кратки были эти рассказы, Супрамати вывел из них заключение, что как у древних владетелей замка, так и у Нараяны женщины всегда играли выдающуюся роль.
   В нижнем этаже Супрамати осмотрел коллекцию оружия, не очень многочисленную, но составленную из редких и дорогих вещей. Затем они спустились в подземелье, где Тортоз показал ему одиночные камеры и темницы, высеченные в скале. Двери двух из этих мест заключения были заперты. Осеняя себя Крестным Знамением, управляющий заметил, что эти темницы имеют свою трагическую историю.
   У Супрамати появилось желание заглянуть в одну из этих камер, таящих в себе какую-нибудь кровавую драму прошлого, но заметив беспокойный и озабоченный вид управляющего, он воздержался от этого. Тортоз же, желая дать разговору другое направление, повёл его осматривать погреб.
   Погреб представлял обширное подземелье. Два столба поддерживали сводчатый потолок и во всю длину стен были выстроены бочки вышиной в человеческий рост. Они почернели от времени, и на каждой из них была прикреплена медная табличка, на которой было написано название и возраст содержавшегося в бочке вина. Кроме того, по углам, в груде песка, были зарыты замшелые бутылки.
   Посередине стоял круглый стол и несколько скамеек. С потолка, на железных цепях, свешивалась зажжённая масляная лампа, красный дрожащий свет которой отражался на стоящем на столе большом серебряном подносе и золотых кубках.
   - А! Вы уже осветили погреб в честь меня, - с улыбкой сказал Супрамати.
   - Нет, ваша светлость! Этот погреб я никогда не оставляю в темноте. Но не угодно ли вам присесть, отдохнуть и выпить несколько кубков самого старого вина, какое только хранится в погребе? Покойный принц всегда так делал, чтобы отпраздновать свой приезд. Он спускался сюда, я подавал ему лучшее вино, и мы выпивали за его здоровье. Хотя оно всегда, благодаря БОГУ, и находилось в цветущем состоянии.
   - Но, дорогой Тортоз, если после того, что выпито мной за завтраком, я угощусь ещё здесь, то буду мертвецки пьян, - со смехом сказал Супрамати.
   - Сейчас видно, принц, что вы ещё недавно сделались бессмертным, иначе вы знали бы, что никогда не будете пьяны, - с улыбкой сказал Тортоз.
   - В таком случае, давайте, но только налейте и себе кубок, - сказал Супрамати.
   Выпив кубок старого ароматного вина, которое огнём пробежало по жилам, он сказал:
   - Превосходно! Настоящий нектар! И так, вы говорите, Тортоз, что Нараяна любил это вино?
   - Я думаю. Когда он бывал в замке, то часто спускался сюда. Когда же он приехал сюда последний раз, чтобы жениться, он...
   - Как? Нараяна женился десять лет назад? - прокричал поражённый Супрамати. - Но на ком же? На принцессе Наре?
   - Нет, её звали Элеонора. Он привёз её сюда, и один старый священник тайком обвенчал их в капелле замка. Затем они уехали, а года через полтора оба вернулись назад. Только принцесса была при смерти, больна, и в одно прекрасное утро её нашли в постели мёртвой. Она похоронена здесь в фамильном склепе. Графиня Гизелла тоже умерла здесь.
   - А кто была эта графиня Гизелла?
   - Она была дочерью одного баварского графа. Это было во время Тридцатилетней войны. Принц тогда находился в армии Валленштейна, только под ложным именем. Графиня Гизелла влюбилась в него и, узнав, что он - в лагере Валленштейна, а что её отец с братьями убиты, она переоделась пажом и присоединилась к нему. Принц был тронут, казалось, такой преданностью. А так как ему уже надоела война, то он приехал сюда с графиней и женился на ней. Я ещё и сейчас как живую вижу её, когда она приехала сюда. Она была в трауре, но прекрасна, как королева, со своим белоснежным цветом лица и блестящими глазами. Пять или шесть лет они прожили счастливо, а затем графиня Гизелла тоже заболела и умерла, произведя на свет мальчика... Ребёнок всего несколькими месяцами пережил мать. Оба они тоже похоронены в склепе.
   - Нет ли ещё других близких Нараяне женщин, похороненных здесь, кроме упомянутых вами? - спросил Супрамати, всё больше удивляясь.
   - Есть. Красавица сарацинка, Изолина и ещё одна. Всех этих он привёз сюда из Тироля, когда молния ударила в замок и сожгла его.
   - Эту сарацинку он, вероятно, привёз после крестового похода?
   - Именно. Это было во время третьего похода, когда я поступил к нему на службу. Принц тогда принял крест, только носил он другое имя, рыцарь Родек. Он собрал и вооружил отряд конных стрелков, в числе которых был и я, мастер по стрельбе из арбалета. Сначала мы шли с императором Барбароссой. А затем мой господин перешёл в лагерь английского короля Ричарда. Я отличился при осаде Сен-Жан д'Акр, и думал, что два раза спас жизнь своему господину. Я ещё не знал тогда, что он - бессмертен. Один раз, в стычке с неверными, когда сарацинский всадник чуть не размозжил ему голову секирой, я отбил его руку эфесом меча. Второй раз одна сарацинка, которую он взял в плен и держал в своей палатке, хотела отравить его, но мне удалось помешать. Он только посмеялся над этим, но, тем не менее, выразил свою благодарность. Когда я был опасно ранен в битве при Азоре, принц ухаживал за мной. Тем не менее, мне становилось всё хуже, и однажды ночью я уже думал, что настал мой конец, до такой степени сделалось мне плохо. Пришёл принц, осмотрел меня и долго думал. Затем он опустился на колени около моей кровати и прошептал:
   - Хочешь ли ты выздороветь и жить так долго, что потеряешь счёт годам? Ты не будешь потом проклинать меня за это?
   Я не понял весь смысл его слов, но жить я хотел, а поэтому и ответил:
   - О, господин рыцарь. Вылечите меня, и я всегда буду благословлять вас, как бы долга ни была моя жизнь!
   Тогда он дал мне такого вина, какого я до тех пор не пробовал. Всё во мне, казалось, горело и разрывалось. А затем я впал в забытьё. Когда же я очнулся, то был таким же здоровым и сильным, каким вы меня видите сейчас.
   Возвращаясь в Европу, мой господин увёз с собой красавицу сарацинку, которая скоро умерла. Тогда он женился на Изолине, с которой познакомился при дворе австрийского герцога.
   Я же живу да живу, хоть по временам и чувствую себя страшно утомлённым жизнью. Впрочем, жаловаться я не могу. Принц всегда щедро одаривал меня, я всегда имел право жить в любом из его владений и он почтил меня своим доверием. Но иногда меня грызла тоска, и в одну из таких чёрных минут я сделался даже монахом. Тридцать лет я провёл в монастыре, но под конец эта жизнь мне надоела. Я бежал и нашёл своего господина. Тот посмеялся надо мной и женил меня: "Чтобы очистить тебя от рясы и тонзуры", - сказал он.
   Управляющий умолк и погрузился в воспоминания. Супрамати тоже задумался. Затем, выпрямившись, он сказал:
   - Тортоз! Не знавали ли вы также принцессу Нару, вдову Нараяны?
   Тортоз вздрогнул, а затем ответил:
   - Если вы говорите про баядерку из Бенареса, то - да. Она была блондинка с чёрными глазами. Только не знаю, та ли это?
   - Блондинка с чёрными глазами? - повторил Супрамати, затем, указав на одну из скамеек, он сказал. - Садитесь, Тортоз, и расскажите всё, что вы знаете про баядерку из Бенареса.
   - Это случилось не так давно, не больше ста восьмидесяти лет назад. Тогда я жил в Бретани, в другом старом замке принца, и женился на моей доброй Целестине. Мы были счастливы. Нашему первому ребёнку только что исполнился год, как приехал принц. Он был в отсутствии больше двух лет, но где пропадал - неизвестно.
   Он приехал ночью, в почтовом экипаже, из которого вышел, неся на руках что-то завёрнутое в плащ, похожее на большого ребёнка. Затем он позвал мою жену. После она рассказала мне, что принц привёз с собой девушку, прекрасную, как ангел, но, видимо, очень больную, так как она была в обмороке, и потребовалось больше часа, чтобы привести её в чувство. Несколько недель эта девушка была опасно больна. Принц же был, по-видимому, влюблён в неё, и вместе с моей женой ухаживал за ней.
   Позже я тоже видел эту женщину. Она была хороша собой. Притом так добра и нежна, что мы с женой привязались к ней, особенно когда мы стали понимать друг друга. Тогда мы и узнали, что она - баядерка, уроженка Бенареса.
   Сначала она говорила только на неизвестном языке, который понимал один принц. Когда она стала выздоравливать, то отказалась надеть одежды, принесённые моей женой, и продолжала лежать в постели. Тогда принц приказал открыть привезённый им с собой сундук, который был полон одежд, каких мы никогда не видели, но которые я счёл за восточные. Там были газовые юбки, вышитые золотом и серебром, разноцветные шарфы и драгоценности, связанные длинными нитками жемчуга.
   Незнакомка, начинающая уже ходить, была в восхищении. Она нарядилась, надела на руки и ноги широкие браслеты и решила потанцевать, как только будет в состоянии крепко держаться на ногах. Позже она часто танцевала, а иногда и пела под аккомпанемент чего-то вроде гитары. Ах, как она играла и пела! Когда же она танцевала, то её можно было принять за райское видение.
   Принц боготворил её, а она не терпела его и показывала это. Сначала он смеялся над этим и силком целовал её, когда она отталкивала его, но затем отношения обострились и начались ссоры. Они говорили на непонятном нам языке, но по тону и жестам было видно, что это были горькие, обидные слова.
   Однажды ночью она убежала из спальни и укрылась у нас. Она дрожала. Наполовину жестами, наполовину словами на своём языке она дала нам понять, что не хочет его, что он внушает ей ужас. Несколько дней спустя после этого случая мы снова были разбужены - на этот раз призывными криками принца, и все бросились в сад, так как крики доносились оттуда.
   В саду находился большой пруд. В него баядерка и бросилась, убегая от преследования.
   Принц уже бросался в воду, но не мог найти её. Очевидно, он не знал, в каком месте она бросилась в воду. Принц приказал зажечь факела и баграми обыскать весь пруд. Тому же, кто найдёт утопленницу, он обещал целое состояние. Я ещё икогда не видел принца в такой ярости. Он был бледен, топал ногами и произносил богохульства.
   Прошло больше часа в поисках: ни сети, ни багры не достали ничего. Наконец, тело нашёл помощник садовника Теофил и вытащил его на берег.
   Баядерка казалась мёртвой. Да и могло ли быть иначе, когда она пробыла под водой больше часа. Её лицо посинело, члены похолодели, лёгкие одежды облепили тело, а с длинных волос струилась вода.
   Принц бросился к ней. Его руки дрожали, зубы стучали, но он никому не позволил прикоснуться к ней и отнёс её в лабораторию.
   - У него была там лаборатория? Какая? - спросил Супрамати.
   - Лаборатория алхимика. Так как он запирался там иногда на два или на три дня, запрещая беспокоить себя, то все мы предполагали, что он делает там золото при помощи дьявола. Все боялись того места и избегали подходить к нему.
   Туда он и отнёс баядерку и заперся с ней. Через три дня он вышел с баядеркой. Она была жива, но казалось, что у неё не было ни капли крови в жилах, до такой степени она была прозрачна, а выражение её глаз оледенило меня.
   Немного спустя мы вернулись сюда. Принц с индуской тоже приехали, и он сказывал, что женился на ней. Она больше не сопротивлялась и сделалась его женой, но только была грустна и апатична. Месяца через три принц уехал и увёз жену, а с тех пор я ничего о ней не слышал и не знаю, что с ней сталось.
   Я предполагаю, что она умерла, так как после того он ещё раз женился здесь. Я не помню имени баядерки, но оно - похоже на имя принцессы, которую вы назвали его вдовой. Если бы я увидел её, я, наверное, сказал бы вам, она ли - это. А, может, она - жива, если он дал ей То же Вещество, Которое - и мне.
   Возможно также, что он женился здесь потихоньку от той. Последняя его жена, войдя в этот замок, вышла из него, только чтобы спуститься в склеп.
   Супрамати вернулся в свои апартаменты поглощённый всем услышанным и отпустил Тортоза, отложив до следующего дня дальнейший осмотр замка. Он хотел остаться один.
   Чем больше он думал о Нараяне, тем загадочнее становился тот для него. Каким образом, будучи посвящён в такие тайны, он мог наполнять свою жизнь нескончаемым рядом любовных приключений, всегда кончавшихся смертью женщин, которых он привлекал в свои объятья из всех уголков Земли?
   Найденная им в Венеции коллекция портретов служила, по всей вероятности, воспоминанием об этих мимолётных жёнах, так быстро скошенных смертью.
   Но отчего умирали эти юные жизни? Не сжигало ли их могучее веяние жизненности этого человека? Возможно ли, чтобы за свою долгую жизнь он не имел детей, не имел прямого наследника? Между тем, он завещал всё чужому человеку?
   Если он дал Эликсир Жизни слуге, то почему отказал в Нём своему ребёнку?
   Все эти вопросы оставались без ответа. В данную минуту его больше всего занимало, одно ли и то же лицо Нара и баядерка? Во всяком случае, он это узнает, когда она сделается его женой. Ему казалось маловероятным, чтобы эта умная и развитая женщина с демоническим взглядом могла быть тихой и невежественной танцовщицей Бенареса. Впрочем, и она ведь могла измениться.
   Он спрашивал себя, как-то сложится их интимная жизнь, будет ли Нара способна к искренней любви и удовлетворится ли она тихой семейной жизнью, которую Супрамати считал идеалом счастья?
   Заснул он поздно. Утром вчерашние впечатления отчасти побледнели, и он со свежим интересом принялся за осмотр своих новых владений.
   Прежде всего, они осмотрели окружённый стеной небольшой сад замка с вековыми деревьями, а затем поднялись на самую высокую башню, откуда открывался чудный вид.
   Когда Супрамати выразил своё восхищение, Тортоз сказал:
   - Да, здесь - хорошо! Но вы владеете и в Шотландии старым замком, который я предпочитаю этому. Тот выстроен на берегу океана, на громадной скале. Там между небом и водой чувствуешь себя уединённо и спокойно. Когда погода - хороша, лучи солнца искрами рассыпаются по гребням волн, а морские птицы реют вокруг балкона. Принц любил это место, особенно когда на него находили чёрные часы, и он не знал куда деться. Но тогда он больше всего любил бурю. Когда ревел ураган, а волны с грохотом разбивались о скалы, он чувствовал себя хорошо и не покидал висящего над бездной балкона.
   - Да, его душа страдала, и он нигде не мог найти Покоя, - сказал Супрамати.
   Управляющий вздохнул.
   - Знаете, что он сказал мне однажды? - "Моё несчастье заключается в том, что у меня нет терпения, чтобы работать. Если бы я трудился, изучал, я забыл бы время и был бы счастливее".
   Под конец они осмотрели капеллу и склеп, где Синяя Борода сложил гробы своих жён.
   Склеп представлял большую подземную залу, высеченную в скале. В глубине виднелся каменный алтарь с большим распятием из белого мрамора, перед которым горела лампада. Дальше в два ряда тянулись длинные ящики, форма и украшение которых относились ко всем векам.
   - Если хотите посмотреть на покойниц, то в том ящике хранятся ключи от гробов, - сказал Тортоз, указывая на большой ящик из чёрного дерева с серебряными уголками, стоящий на ступенях алтаря.
   Супрамати с минуту колебался. Любопытство побуждало его взглянуть на жертв своего предшественника и в то же время ему было неловко смущать любопытством покой усопших.
   - Вероятно, в этих гробах большей частью остались одни кости, - сказал он.
   - Не думаю! Я не смел смотреть их, но я знаю, что принц всякий раз, когда приезжал в замок, спускался сюда и открывал все гробы. Понятно, что он хотел видеть любимых жён, а не могильные кости.
   Побеждённый этим доводом, Супрамати приказал подать себе ящик, содержащий ключи всякой формы и величины.
   - Прежде чем открывать гробы, надо зажечь канделябры, стоящие в той нише. Покойный принц всегда делал так.
   - Зажгите, друг Тортоз, - сказал Супрамати, выбирая ключ от самого древнего гроба.
   Скоро двадцать четыре свечи горели в древних канделябрах, освещая внутренность гроба, только что открытого Супрамати. Слегка дрожащей рукой он снял шёлковое покрывало - и крик восхищения сорвался с его губ.
   Перед ним лежала и словно спала женщина чудной красоты. Она была нарядно одета и до половины засыпана цветами, такими свежими, будто они только что были сорваны. Удушливый аромат, такой же, как в комнате, где лежала Лилиана, волнами вырывался из гроба.
   То же было и в остальных гробах. В последнем гробу покоилась Элеонора, на которой Нараяна женился во время своего последнего пребывания в замке. Она также была очаровательна.
   Супрамати спрашивал себя, почему его предшественник, имевший такое могущественное средство в руках, не воспользовался им ни для одной из любимых жён?
   - Как не хотелось умирать этой Элеоноре. Она так любила принца, что с ума сходила при мысли о разлуке с ним. Он тоже плакал и целовал её, не переставая повторять: "Какая милость Неба была бы, о, Элеонора, если бы я мог умереть с тобой!" - рассказывал Тортоз, последовательно называя имена всех покойниц.
   Затем, взяв один из свежих цветов, он прибавил, осеняя себя Крестным Знамением:
   - Да умилосердится ГОСПОДЬ над душой моего господина! Я никогда не хотел верить, что он имел сношения с дьяволом, но этот цветок заставляет задуматься. Без помощи БОГА или демона цветок не может оставаться свежим в течение четырёх или пяти столетий.
   - Успокойтесь, Тортоз! Дьявол не принимал участия в этом деле. Сохранение цветов, как и этих тел, есть результат Знания. Только Это Знание Нараяна мог бы употребить лучше.
   Окончив осмотр и пообедав, Супрамати в беседе с Тортозом выразил удивление, что здесь нет, как в Бретани, лаборатории, хотя Нараяна часто и подолгу жил в этом замке.
   - Здесь есть лаборатория. Вход в неё из библиотеки, только дверь скрыта обшивкой, - сказал управляющий.
   Когда Супрамати выразил желание, чтобы Тортоз показал ему эту дверь, последний сказал, что ему - неизвестен секрет, как открыть дверь лаборатории, потому что покойный запретил ему туда входить. Он согласился приблизительно указать место, где она находится.
   Они прошли в библиотеку, и Супрамати принялся за поиски двери.
   Место, указанное управляющим, было закрыто полками с книгами, и Супрамати пришлось снять их, чтобы осмотреть стену.
   Тем не менее, ему потребовалось больше двух часов, чтобы найти пружину, скрытую в резьбе полок.
   Наконец, дверь открылась, и Супрамати вошёл в большую залу без окон. В свешивающейся с потолка лампе горел синеватый огонёк, распространяя слабый свет. Но этот огонёк почти тотчас же погас. Супрамати принёс зажжённый канделябр и стал осматривать помещение.
   В глубине залы находился очаг, снабжённый мехами и заставленный ретортами и другими принадлежностями алхимии. Около стены был стол, имеющий форму аналоя, к которому железной цепью был прикован толстый фолиант в кожаном переплёте. Немного дальше стоял шкаф, переполненный кожаными мешочками различных цветов, флаконами, ящичками и свитками пергамента.
   Вдоль стены стояли треножники и какие-то инструменты. Но Супрамати больше всего заинтересовали две вещи, стоящие по концам залы.
   Одна из них была треугольной деревянной подставкой, в которой был укреплён меч, обращённый лезвием к потолку. Клинок этого меча был покрыт надписями, непонятными для Супрамати.
   Вторая вещь представляла металлический лист в виде щита, тоже утверждённый на подставке, и рядом с ним на табурете лежал молоток. Всё это было обведено нарисованным на полу красным кругом, имеющим с трёх сторон каббалистические знаки.
   Супрамати ещё никогда не видел такого металла, из какого был сделан этот щит. Он казался то прозрачным, то нет, отливая всеми цветами радуги.
   Желая поближе осмотреть этот предмет, он переступил черту круга и наклонился над щитом. Он ощупывал и осматривал его, но этот осмотр ничего не дал ему. Поверхность была полированная. Если на неё смотреть вблизи, то она казалась однообразной, молочного оттенка, но стоило отойти на некоторое расстояние, и она начинала отливать всеми цветами призмы.
   У Супрамати появилось желание попробовать, какой звук издаёт этот металл, если ударить по нему сверху. Он поднял молоток и нанёс удар. Раздался дрожащий, звонкий и продолжительный звук. Затем послышался шум, перешедший скоро в свист, этот свист сменился рёвом разбивающегося о камни водопада и, наконец, послышался треск, будто поднятый вихрем песок ударял о стёкла.
   Эти звуки были так странны и так быстро чередовались, что Супрамати не мог уловить всех оттенков. Желая лучше сориентироваться в этих звуках, он ударил ещё раз.
   Но этот удар вызвал как бы раскат отдалённого грома. Затем раздался гул голосов, звон оружия, ржание и топот сотен коней. Все эти звуки быстро приближались и раздавались, казалось, так близко, что Супрамати обернулся - и чуть не упал от ужаса и удивления.
   Красный круг, в котором он стоял, пылал зеленоватым пламенем, но за ним всё изменило свой вид. Все вещи в зале и даже стены исчезли. Вокруг него расстилалась между гор долина, в глубине которой высилась крепость, обнесённая зубчатой стеной.
   Всё было освещено синеватым фосфорическим светом, и в этом полусвете были видны колонны воинов, идущих на приступ крепости и приставляющих к её стенам лестницы. По дороге двигался большой отряд. В двух шагах от Супрамати шли ускоренным шагом воины, вооружённые копьями, стрелки и закованные в железо всадники. На всех поверх лат и кольчуг были надеты белые рубахи с красными крестами на груди или на плече.
   Фосфорический свет играл на оружии и на стальных шлемах, освещая бородатые лица и глаза, горящий энергией и волей.
   В некотором расстоянии от этой толпы рысью двигался отряд рыцарей. Во главе их ехал человек высокого роста, с энергичным и надменным лицом. Его сверкающие глаза выражали суровость и дышали смелостью и удалью. Его шлем с развевающимися перьями был украшен небольшой королевской короной. За ним рыцарь вёз знамя с гербом Англии.
   За этим рыцарем скакала свита. Богатые одежды, дорогое оружие и геральдические короны всадников указывали на их высокий ранг.
   Земля дрожала под копытами коней, проходящих так близко мимо Супрамати, что он мог бы достать их рукой. Он слышал дыхание животных и людей и вдыхал специфический аромат этих рыцарей, пажей и оруженосцев, которые дефилировала перед ним с распущенными знамёнами, пестрея средневековыми костюмами. В его ушах звучал гул голосов и фразы на староанглийском языке.
   По телу Супрамати пробежала дрожь. Там, на чёрном скакуне, ехал рыцарь, лицо которого было ему знакомо. На нём была надета тонкая сарацинская кольчуга, гибкая и лёгкая. Лёгкий шлем без забрала прикрывал его густые, чёрные кудри. Большие тёмные глаза рыцаря смотрели на Супрамати. Это был Нараяна. Когда он поравнялся с молодым доктором, его конь сделал скачок и обдал Супрамати массой песка, так, что тот зажмурился и зашатался.
   Когда он открыл глаза, видение уже исчезло. Он был в лаборатории, но был не один. По другую сторону огненного круга стоял высокий и худой монах с аскетическим лицом. Его мрачные, глубоко запавшие глаза смотрели на Супрамати. Затем, подняв костлявую руку, монах сказал:
   - Невежда! Ты осмелился коснуться тайн, которых не понимаешь. Если бы твоё тело не было бы неуязвимо для действий стихий, - этот час был бы последним в твоей жизни. Горе - тому, кто вызывает невидимый мир, не будучи вооружён! Взгляни - и никогда, пока не получишь Посвящения, не касайся этих неизвестных тебе знаков, которые ведут по путям оккультного мира.
   И он с ужасом увидел толпу, теснящуюся за монахом. Стоя, полусидя и ползая, двигались полулюди, полузвери, со скотскими лицами, выражающими злобу.
   В руке монах держал колокол, в который начал звонить. Этот звон был так пронзителен, что у Супрамати сделалось головокружение и в глазах потемнело. Ему казалось, что его поднял вихрь и что он кружится в воздухе. Затем он потерял сознание.
   Когда он открыл глаза, то увидел, что лежит вне красного круга. Его голова была тяжела, всё тело болело, а комната, где он находился, внушала ему такой ужас, что он вышел и запер дверь. Он решил открыть её не раньше, чем когда будет достаточно вооружён, чтобы безопасно противостоять оккультному миру, куда он заглянул.
  
   Глава 8
  
   Несколько дней прошли спокойно. Супрамати отдыхал от перенесённых им волнений, размышляя о прошлом и будущем. Впервые с тех пор, как приняв Эликсир Жизни, он чувствовал такое физическое недомогание, тяжесть, слабость, головокружение и ощущение, словно весь был разбит. Эти ощущения дали ему понять, какой опасности он подвергался, и ещё больше утвердили его решение серьёзно заняться изучением таинственного мира, окружающего человека. Его преследовало воспоминание о видении, и он дрожал, вспоминая это коснувшееся его живое веяние прошлого. В течение нескольких минут он дышал атмосферой Святой Земли. Мимо него проходили герои крестовых походов. Но какой закон он привёл в движение, чтобы вызвать эту страницу далёкого прошлого?
   Не менее интересовали его и тайны, которыми кишела жизнь Нараяны. Он не мог понять этого человека: случай привёл его к источнику тайн, а он расточал свою жизнь и время на пошлые приключения.
   По мере того как к нему возвращалось его обычное здоровое состояние, Супрамати начинал чувствовать отвращение к старому замку, очевидно, населённому армией демонов. Его мучило желание уехать, повидать другие места и испытать иные впечатления, и он спрашивал себя: уж не является ли роковой принадлежностью этой долгой жизни постоянное беспокойство, не дающее покоя и без отдыха гоняющее бессмертного из одного уголка света в другой?
   Агасфер без устали и покоя обходит Землю, Дахир блуждает по волнам. Нараяна всюду ищет и нигде не находит Покоя. Он - красивый, здоровый и могущественный со своим богатством, которого не терзает никакая физическая или нравственная боль, и он, едва вступив в эту долгую жизнь, уже чувствует внутреннюю пустоту и желание чего-то неведомого. В Париже ему было невыносимо общество кутил и куртизанок, здесь его давят тишина и одиночество.
   Через несколько дней он решил уехать в замок, находящийся в Бретани, где разыгралась драма с баядеркой. Ему хотелось поискать следы молодой индуски и убедиться, не была ли это Нара. Его преследовало желание установить это тождество, если оно существовало.
   Покидая замок, он намеревался взять с собой Тортоза. Ему необходим был верный и преданный слуга, который, зная его тайну, не выдал бы её. А кто мог быть в этой роли способнее Тортоза, который кроме того будет проводником по его новым владениям.
   Тортоз должен был быть умён, предан и скромен, иначе Нараяна не облёк бы его своим доверием. Но почему он не посвятил его? Был ли его ум недостаточно гибок, чтобы понять тайны, или какой-нибудь, закон братства запрещал ему ввести этого низшего брата в храм ГРААЛЯ? Несомненно было только одно - Тортоз будучи одарённым способностью долго жить, не знал всех оккультных тайн, связанных с этим бессмертием.
   Супрамати призвал управляющего и сказал ему, что желая посетить замок в Бретани и другие свои владения, берёт его с собой.
   - Я полагаю, что вы достаточно насладились одиночеством в этом замке и обществом покойных жён моего брата, - со смехом сказал он. - И так, подыщите кого-нибудь, кто бы мог занять место управляющего, а когда это будет сделано, мы с вами уедем.
   - Я уже имею в виду верного, честного, развитого и трудолюбивого человека, - вскричал Тортоз, - который будет счастлив - занять моё место, если вы дадите его ему.
   - Почему же нет? А кто - это?
   - Племянник школьного учителя, славный малый, помогающий своему дяде в ожидании, когда сам получит место, которое позволило бы ему жениться на моей крестнице, с которой он обручён.
   - У вас есть крестница, Тортоз?
   - Да! Дочь одной из наших экономок вышла замуж в деревне и пригласила меня крестить свою единственную дочь. Она уже овдовела, больна и я помогаю ей. Если Франц Буш сделается управляющим, и ваша светлость позволит ему занять три комнаты в нижнем этаже, выходящие на маленький двор, вся семья будет устроена.
   - Охотно соглашаюсь и даже дам вашей крестнице приличное приданое, но только чтобы свадьба была отпразднована в течение недели. Затем мы с вами уедем.
   Всё совершилось по желанию Супрамати. Приданое, которое он дал невесте, устранило все препятствия, а неделю спустя в деревне была отпразднована свадьба, на которой присутствовали старый управляющий и его господин. Владетеля замка все радостно приветствовали, так как, пренебрегая тайной, которой окружал себя Нараяна, Ральф Морган всюду показывался, делал закупки для приданого и оказал всем нуждающимся помощь.
   Затем Супрамати с Тортозом уехали и направились в Бретань, оставив по себе только признательность.
   Эта поездка не доставила ему ожидаемого удовольствия. Замок пострадал во время революции и павильон, где помещалась лаборатория, был разрушен, а большая часть комнат разграблена. Кроме того, несмотря на все поиски, он не мог найти следа баядерки и ни одного её портрета.
   Единственно, что ему понравилось - это парк с вековыми деревьями, который летом должен был быть прекрасен.
   Супрамати быстро соскучился. Уже через неделю он снова взялся за список имений и стал искать новую цель для путешествия.
   Сначала он решил ехать в Шотландию. Но когда прочёл названия двух дворцов - одного в Бенаресе, а другого в Гималаях, - у него появилось желание посетить Индию. Он всегда желал побывать там, но его занятия, болезненное состояние и другие неблагоприятные обстоятельства мешали ему исполнить это желание. Тем не менее, решив совершить когда-нибудь это путешествие, он в течение нескольких лет даже изучал санскрит, под руководством своего товарища. Это обстоятельство могло оказать ему теперь услугу, так как если он и не говорил как туземец, то всё-таки мог достаточно бегло объясняться на этом языке.
   Да, он поедет в Бенарес и посвятит там своё время основательному изучению санскрита, необходимого при занятиях оккультными науками, которые ему предстояло предпринять. До дня встречи с Нарой оставалось ещё около восьми месяцев, и он считал, что этого времени будет достаточно. Тортоз тоже был на седьмом небе. Он никогда не сопровождал Нараяну в Индию и желал посмотреть эту страну.
   Чтобы приготовиться к этому путешествию, Супрамати отправился в Лондон, устроил своего старого лакея Патрика, которому назначил пенсию, и объявил, что, получив большое наследство, он намерен пропутешествовать несколько лет.
   Покончив со всем, что касалось прошлой жизни, он сел с Тортозом на пароход, отправляющийся в Индию. Чтобы не стеснять себя своим титулом, он записался под именем Ральфа Моргана и в течение всего переезда изучал санскрит.
   Беседуя в свободные часы с Тортозом, Супрамати узнавал новые подробности про Нараяну, выставлявшие в не особенно благоприятном свете изменчивый, жестокий и ленивый характер его предшественника.
   Супрамати не мог понять, каким образом, переступив первые ступени Посвящения и сделавшись таким могущественным властителем оккультных сил, вызыващих прошлое, Нараяна мог остановиться и не иметь желания достигнуть Вершины Знаний.
   Сначала Супрамати намеревался ехать в Бенарес, но когда высадился на берег, всё, что он увидел, до такой степени заинтересовало его, что пришлось остаться, посещая то одно, то другое место. Красота страны, своеобразность древней цивилизации и нравы этого народа поглотили его внимание. А так как ему не было надобности экономить ни время, ни деньги, то он путешествовал, руководствуясь своей фантазией, причём делал успехи в изучении местного языка.
   Только через два месяца после своего приезда в Индию Супрамати прибыл в Бенарес и остановился в отеле. На следующее же утро он стал наводить справки и узнал, что дворец принца Нараяны Супрамати находится в двух часах пути от города. Мы забыли упомянуть, что между документами, удостоверяющими его личность, он нашёл также свидетельство о погребении Нараяны, подписанное властями швейцарского городка. Это свидетельство было приложено к завещанию и адресу нотариуса в Бенаресе, который должен был помочь выполнить все формальности, необходимые для ввода во владение всем имуществом покойного. Так как нотариус уехал из города на несколько дней, то Супрамати решил не дожидаться его возвращения, а на свой страх и риск явиться во дворец.
   Наняв двух верховых коней, для себя и для Тортоза, он отправился в путь в сопровождении проводника-индуса.
   После двухчасовой езды они свернули в сторону и направились к высокому холму, где высился обширный, окружённый громадными садами дворец, кружевные купола которого утопали в зелени, сверкая белизной.
   Супрамати сдержал коня и стал любоваться этим сооружением, как бы заснувшим в покое. И вдруг ему сделалось стыдно явиться туда при такой обстановке, когда не выполнены все формальности по вступлению в наследство. Впрочем, английская гордость помогла ему победить эту слабость, и он, пришпорив коня, взлетел на холм.
   Он очутился перед входом на большой мощёный двор, в центре которого в мраморном бассейне, обсаженном пальмами, бил фонтан.
   Несколько слонов прогуливались по двору, а у фонтана две индуски с амфорами разговаривали с мужчиной, нагруженным корзиной с фруктами и овощами.
   Супрамати и его спутник сошли с коней и вошли во двор. Подозвав человека с корзиной, они спросили у него, где - управляющий.
   Индус окинул их враждебным взглядом и убежал на второй двор, отделённый от первого высокой золочёной решёткой, и скрылся.
   - Очевидно, мы мало внушаем симпатии здесь, - со смехом сказал Морган.
   Через несколько минут из-за решётки появился высокий мужчина с бронзовым цветом лица. Он был в длинной белой одежде, с тюрбаном на голове, браслетами и большими золотыми кольцами в ушах. Его сопровождали человек с корзиной и ещё один слуга.
   Окинув прибывших враждебным и подозрительным взглядом, человек в тюрбане, не открывая решётки, крикнул на плохом английском языке:
   - Что вам здесь надо? Дворец закрыт для любопытных, его не показывают чужеземцам.
   - Я - не чужеземец, а ваш господин, младший брат принца Нараяны Супрамати, - сказал Морган. - Пока не выполнены все законные формальности, вот кольцо моего покойного брата. Оно удостоверит мою личность.
   Он снял с пальца кольцо Нараяны и показал его индусу.
   Лицо управляющего преобразилось. Ворота из золочёной решётки распахнулись, и управляющий с поклоном приветствовал нового владельца.
   - Прости меня, господин, что я не тотчас принял тебя с подобающим почётом! Но мы не знали ещё о смерти господина, тебя же я не имел счастья видеть, хоть мне и было известно, что младший брат господина воспитывался в Англии.
   - О! Всё это - естественно. Теперь проводи меня в дом, хочу отдохнуть.
   Управляющий вынул из-за пояса рожок из слоновой кости и свистнул. Не успел Супрамати перейти через двор и подняться по лестнице, как со всех сторон сбежались слуги. Узнав новость, они приветствовали своего нового господина со всеми знаками восточного почитания.
   Уверив их в своей благосклонности и приказав управляющему раздать всем подарки, Супрамати вошёл во дворец, и ему показалось, что он перенёсся в сказочную страну.
   Он никогда ещё не видел таких драгоценных материй, да ещё в таком изобилии. Мрамор, малахит и ляпис-лазурь были здесь таким же обыкновенным, казалось, материалом, как дерево и камень в других местах. Полы были мозаичные. Фонтаны с рокотом плескались в бассейнах из оникса, а золочёные двери были закрыты портьерами из дорогих тканей, расшитых золотом, серебром или разноцветными шелками. Всюду в дорогих вазах стояли редкие цветы, а на треножниках курились благовония. Попугаи всех цветов качались в золотых обручах, колибри порхали в громадной филигранной клетке.
   Словно во сне, Супрамати прошёл через залы и галереи с аркадами и вышел на террасу, перед которой был громадный сад с аллеями, фонтанами, кустами роз и другими цветами, над которыми пальмы раскинули свою листву. Супрамати остановился, его взгляд блуждал по всей этой роскоши природы и искусства. Как мог Нараяна бросить всё это, если хотя бы даже владел лишь одним этим райским уголком? Здесь, отдавшись науке и любви, можно было счастливо жить несколько тысяч лет, не чувствуя пресыщения или скуки.
   - Великий БОЖЕ! И существуют же на Земле такие места! - пробормотал Тортоз, восхищённый не меньше своего господина.
   Супрамати с трудом оторвался от созерцания этих красот. Когда он вернулся в залу, Амудон, управляющий, стоя на коленях, подал ему кубок вина на золотом подносе, а несколько слуг поставили на стол фрукты, сладости и освежительное питьё. Двое юношей с опахалами из павлиньих перьев стали за креслом, предназначенным для их господина.
   Освежившись и задав Амудону ряд вопросов, касающихся управления дворцом, Супрамати приказал проводить себя в апартаменты, которые занимал Нараяна. Эти апартаменты состояли из спальни с уборной и рабочего кабинета. Эти комнаты покойный отделал по своему вкусу.
   Смесь европейского с восточным, царившая в этих комнатах, не понравилась Супрамати. Ему казалось, что в этом дворце из сказок "Тысячи и одной ночи" ничто не должно напоминать Европу и её жалкую роскошь.
   Кроме того, большое бюро из сандалового дерева и шкаф с бесконечным числом дверец и ящиков напомнили ему кабинеты в Париже и в Венеции. И здесь тоже эти шкафы - неразлучные, казалось, с личностью Нараяны - были набиты, по всей вероятности, сувенирами о женщинах, а, может, служили свидетелями какого-нибудь преступления.
   Супрамати прошёл в смежную небольшую гостиную и лёг на диван у окна, выходящего на внутренний двор. Этот двор был окружён галереей, которую поддерживали эмалированные колонки, в центре двора бил фонтан.
   - И это царское жилище принадлежит мне! Как во сне, - бормотал он, прижимая руку ко лбу. - Да и я чувствую себя словно временным путником. Всё здесь - незнакомо, ново. Ни с чем меня не связывают ни привычки, ни воспоминания, которые дают чувство собственности. Впрочем, будем надеяться, это придёт со временем. Скорее надо опасаться, что дворец погибнет раньше меня!
   Эта мысль вернула ему его хорошее расположение духа. Он вытянулся на шёлковых подушках и скоро заснул. Спустилась уже ночь, когда один из слуг разбудил его докладом, что ужин подан. Так как сон возбудил у него аппетит, а кухня была изысканная, то он отдал должную честь ужину.
   Закурив затем сигару, он вышел на террасу, куда к нему скоро пришёл Тортоз поблагодарить за комнаты, отведённые ему по его приказанию. Супрамати сказал Амудону, что Тортоз - его секретарь.
   Продолжая разговаривать, они спустились в сад, чтобы прогуляться. Ночь была лунная, и сад теперь имел ещё более волшебный вид, чем днём.
   Увидев на лужайке большую, оригинальной формы вазу, стоящую на цоколе, Супрамати захотел рассмотреть её поближе, но едва сделал шаг по лужайке, как наступил на что-то круглое и мягкое. Из травы со свистом поднялась гремучая змея, одна из самых опасных.
   Супрамати побледнел и отскочил назад, не упуская из вида змеи, которая поднялась на хвост и, не переставая свистеть, устремила на него свои зеленоватые, фосфоресцирующие глаза.
   Тортоз тоже вскрикнул, но к нему почти тотчас же вернулось хладнокровие.
   - ГОСПОДИ, как я - глуп! Я и забыл, что для нас не опасно никакое животное, - сказал он. - Успокойтесь, принц! Не только змея на вас не бросится, но ни тигр, ни гиена, ни лев. Покойный господин говорил мне, что животные чувствуют эманацию нашего бессмертия, и ни одно из них не тронет нас.
   - Такая неуязвимость, конечно, была бы приятна, если бы можно было вполне положиться на слова Нараяны, - с улыбкой сказал Супрамати.
   - Нет, это - правда! Покойный принц рассказывал мне, что однажды змея пробралась в его комнату и свернулась в ногах постели. Проснувшись, он испугался, но пресмыкающееся не тронуло его. Посмотрите! Змея отворачивается от вас и спешит скрыться в траве. Однажды на меня напали на охоте четыре голодных волка, но едва эти животные обнюхали меня, как с рычанием убежали. Мы имеем какой-то особенный запах, которого звери не выносят.
   - Если это - так, то я позволю себе поохотиться на тигра в джунглях. Как ни прелестен этот дворец, нельзя же вечно сидеть в нём.
   - Я никогда и не воображал, что может существовать что-нибудь столь прекрасное, как этот дворец, - сказал Тортоз. - Его недостаток заключается в том, что он - слишком велик. Теряешься в этих залах, полных торжественной тишины.
   - Тебе придётся примириться с этим, друг мой, так как я решил пока поселиться здесь, - сказал Супрамати.
   После прогулки Супрамати вернулся в спальню, но с удивлением остановился на пороге.
   На подушке, лежащей на ступени кровати, сидела женщина в белой одежде. Её длинные, белокурые волосы были распущены и перехвачены жемчужными нитями. Голова незнакомки была опущена, а на её лице застыло выражение ненависти и упрямства. Её сжатые руки покоились на коленях.
   Супрамати с любопытством смотрел на неё. Составляла ли она часть обычного комфорта Нараяны или её посадил здесь управляющий? Он видел много странных примеров индусской вежливости, даже по отношению к чужеземцам. В отношении же господина она, без сомнения, была обязательна.
   Подойдя к незнакомке, он спросил:
   - Кто - ты? Кто привёл тебя сюда?
   Женщина выпрямилась, вскинула на него большие чёрные глаза и дрожащим голосом пробормотала:
   - Это - не он!
   - Ты говоришь о принце Нараяне?
   - Да, о нём, ненавистном! Амудон сказал мне: приехал господин, ступай в его комнату!
   - Принц Нараяна умер, а я - его брат и наследник.
   - Умер? Он умер?! И так, значит, он мог умереть, - вскричала молодая женщина.
   Она вскочила с подушки и, подняв руки, стала кружиться по комнате, лёгкая и грациозная. Затем она подошла к Супрамати и, скрестив руки на груди, поклонилась ему в пояс.
   - Прости меня, господин, что я до такой степени забылась в твоём присутствии! Твоя раба приветствует тебя и ждёт твоих приказаний.
   Супрамати смотрел на неё с жалостью и восхищением. За исключением, может, Нары, он никогда ещё не видел такого прекрасного создания. И она тоже пала жертвой Нараяны, что доказывала её ненависть к покойному.
   - Бедное дитя! - сказал он, проводя рукой по её опущенной голове. - Не бойся ничего! Я хочу, чтобы ты была свободна и устроила свою жизнь по своему желанию. Как зовут тебя?
   - Нурвади, - сказала она, с удивлением и благодарностью глядя на него. - Тебе я буду повиноваться и, если прикажешь, буду любить тебя, - затем, после минутного колебания, она прибавила. - Ты - добр! В твоих глазах не светится взгляд свирепого тигра, как у того.
   Супрамати улыбнулся.
   - Я предпочитаю, чтобы ты полюбила меня без приказания. Но садись сюда, рядом со мной на диван, и расскажи свою историю.
   Она села на указанное место.
   - Я не знаю, кто были мои родители, - начала она после минутного молчания. - Моя мать была чужеземка. От неё я и получила белокурые волосы и светлый цвет лица. Я не помню, что нас разлучило, но мне говорили, что, найдя меня в гостинице, надо мной сжалился старый брахман и увёз в храм, где я воспитывалась в качестве баядерки.
   Когда я выросла и начала показываться на публичных празднествах пагоды, моя красота обратила на себя внимание. Меня полюбил один молодой человек из касты купцов и решил жениться на мне.
   Я тоже полюбила его, и всё было устроено. Пагоде была уже уплачена солидная сумма в возмещение того, что я ей стоила, как на моей дороге стал демон, разрушивший мою жизнь.
   Где и когда меня Увидел принц Нараяна? Я не знаю. Только он обезумел и хотел обладать мной.
   Не знаю так же, как он договорился с брахманами, чтобы уничтожить мой брак. Только в один прекрасный день меня отдали ему, и мы уехали из Бенареса.
   Что я тогда выстрадала, знает один Брахма! Я боялась этого человека, похитившего моё счастье, и не находила слов, чтобы выразить отвращение и ненависть, какие он внушал мне... - Она умолкла, потрясаемая дрожью, но затем, оправившись, продолжила. - Я заболела и лишь смутно помню это время. Он увёз меня за море, в холодную и туманную страну, где ничто не напоминало мне синего неба, благоуханного воздуха и красивых мест моей родины. Я мёрзла в старом доме с толстыми стенами, задыхалась в сырых и тёмных комнатах и чувствовала себя потерянной среди людей, не понимающих меня. Но самое ужасное - это была любовь, которой он преследовал меня!
   Однажды ночью отвращение и отчаяние с такой силой овладели мной, что смерть показалась мне предпочтительней. Вырвавшись из его объятий, я убежала в сад и бросилась в находившийся там пруд. Но окунувшись в холодную воду, тотчас же лишилась чувств. Моя последняя мысль была, что наступает смерть. Увы! Я ошиблась.
   Когда я пришла в себя, я лежала на столе в комнате, где он хранил магические инструменты.
   Нараяна стоял около стола и держал в руках два шара. Рядом с ним был аппарат, осыпавший меня снопом искр, которые производили в теле колотьё.
   Я вскрикнула и хотела бежать, но была как парализованная и не могла шевельнуться. Я думала, что умираю во второй раз. Затем мне показалось, что я лишилась веса и витаю в воздухе. Тогда он взял ложку и влил мне в рот что-то похожее на Жидкий Огонь, и я потеряла сознание... Когда я пришла в себя, я была сильна и здорова.
   Мы жили потом в разных городах, и я должна была изучить его язык. Он никому не показывал меня, и я жила одна, печальная и несчастная. Сопротивляться ему я уже больше не осмеливалась. Я считала его чародеем, но моё отвращение и ненависть к нему ещё больше увеличились.
   Наконец он привёз меня сюда, а сам уехал. Я почувствовала себя счастливее, так как всё-таки это была моя родина. Я не видела его и не имела ни в чём недостатка, потому что была окружена роскошью и почтением. Но меня мучило одно желание: я хотела видеть своего бывшего жениха. При помощи хитрости это, наконец, мне удалось. Но что со мной было, когда я увидела восьмидесятилетнего старика, который с ужасом смотрел на меня и кричал, что злой дух овладел моим телом, так как я была так же красива и молода, как и шестьдесят лет назад.
   Я была поражена и пыталась объяснить ему, что не произошло ничего особенного, и что я даже не знала, что прошло так много времени со дня нашей разлуки.
   Но он не хотел ничего слышать. Его волнение было так велико, что он упал, и я предположила, что он умер. Я убежала, и с тех пор живу здесь, всё такая же молодая и красивая - жертва адского колдовства. Более чем когда-нибудь я боялась демона, овладевшего мной, так как только демон мог остановить течение времени и сохранить вечную молодость.
   Время от времени Нараяна приезжал и увозил меня. Когда же я возвращалась, я всегда находила здесь новых и незнакомых слуг. Очевидно, Нараяна не хотел, чтобы выплыла наружу тайна нашей долгой жизни. Тем не менее, что касается меня, я думаю, что кое о чём догадывались, так как, несмотря на окружающий меня почёт и уважение, я чувствовала, что меня боятся, избегают и даже, может, ненавидят, считая меня духом тьмы.
   Теперь, когда он умер, не умру ли я? Ах, как я устала жить...
   Супрамати почувствовал жалость к этому созданию, так легкомысленно оторванному от обычных законов жизни, и уверил её в своей дружбе и покровительстве.
   С этого дня он ежедневно видел Нурвади, которая всё больше начинала любить его. Он убедился, что она - развита, говорит на нескольких языках и перечитала почти всю библиотеку, собранную Нараяной.
   Супрамати скоро понравились беседы с ней. Красота Нурвади очаровывала его, а то обстоятельство, что она ненавидела Нараяну, а любила его, не скрывая даже этого, не осталось без влияния на его самолюбие.
   Поэтому однажды вечером он привлёк Нурвади в объятья и стал уверять её в своей любви.
   Нурвади обняла его за шею и со слезами на глазах пробормотала, прижимаясь головой к его груди:
   - Люби меня хоть немножко, Супрамати! Я - так одинока! Я прозябаю, а не живу. Твой же взгляд покорил меня с той минуты, как ты взглянул на меня.
   Позабыв и Нару, и дворец ГРААЛЯ, Супрамати обнял её и обещал то, чего не мог и не хотел дать - вечную любовь. Несмотря на честные принципы, бывший Ральф Морган не был свободен от мужского эгоизма, который эксплуатирует все чувства женщины, начиная с преданности и кончая страстью...
   Конечно, он не был развращён, как тысячи его собратьев, которых не волнует мысль об ответственности и которые, не признавая никаких обязанностей, с одинаковым легкомыслием прижимают к своей груди развратную публичную женщину, невинную девушку или честную чистую супругу, отдавшую им своё сердце на всю жизнь. Морган был честен и добр, но не чужд увлечений. И почему бы он стал избегать этой женщины, которая обожала его, и в которой он открывал с каждым днём всё новые чары? Нурвади не только была красавица, но, кроме того, это было наивное, прямое и гордое создание. Она жила в этом дворце, незапятнанная, принадлежала только одному, который присвоил себе право обладать ей, и которого она ненавидела, презирая его гнев и не давая подкупать себя.
   Зато к избранному ей человеку, красота которого поразила её чувства, а доброта - сердце, она почувствовала любовь. Влияние огненного климата, волшебной обстановки и покоя было так велико, что даже кровь сына холодного Альбиона воспламенилась, и во дворце Нараяны воцарилась тропическая идиллия...
   Позабыв прошлое и будущее, позабыв своё бессмертие, Супрамати жил только настоящим. Свой европейский костюм он переменил на богатый индусский, который чудно шёл ему. Он катался в паланкине или на слоне и погрузился в восточную дремоту. Окружающие его, казалось, угадывали все его желания, и ни малейшая тень заботы не смущала очарованного сна его жизни.
   Так прошло несколько месяцев. Но в один прекрасный день Нурвади объявила ему, краснея, что чувствует себя матерью. Это известие пришлось в критическую минуту счастья молодой женщины, хоть она ещё ничего и не подозревала. Мы говорим о той минуте, когда одновременно с тем, как начали угасать первые вспышки любовного увлечения, стал появляться мужской эгоизм.
   Супрамати всё чаще начал вспоминать, что ему необходимо вернуться в Европу, где его ждёт жена, связанная с ним братством, к которому он принадлежит. Несмотря на красоту Нурвади и её любовь к нему, он должен был расстаться с ней, и эта разлука была неизбежна.
   Известие, что он готовился быть отцом, отвлекло его мысли. Он не хотел уезжать, не повидав и не поцеловав своего ребёнка. Однако проснувшаяся в нём потребность в перемене напомнила об имении, которым он владел в Гималаях. Не уже ли он уедет, не побывав там? Это место должно было быть интересно, а заметка, упоминавшая о нём, заключала в себе что-то таинственное и давала понять, что надо ехать туда без лишней свиты.
   Супрамати чувствовал новую тайну, так как наследство Нараяны избаловало его в этом отношении. Чем больше он думал о гималайском дворце, тем больше росло его любопытство и желание удовлетворить его.
   Он решил ехать туда в сопровождении Тортоза и слуги индуса, который внушал ему доверие.
   Тортоз не особенно был восхищён перспективой нового путешествия. Следуя доброму примеру своего господина, он увеселял своё вдовство с молодой красивой индуской и чувствовал себя, как в раю, в этой роскоши.
   Нурвади же известие об отъезде возлюблённого причинило горе, и она умоляла взять её с собой. Но Супрамати объяснил, что её положение требует покоя и не позволяет предпринять путешествие. Кроме того, он объявил, что пробудет в отсутствии не больше того времени, какое понадобится на проезд и осмотр имения. Нурвади должна была подчиниться этому решению.
   После нежного прощания Супрамати уехал. Он взял с собой верховых коней и слона, который нёс багаж и небольшой павильон, где он отдыхал, утомившись от верховой езды.
   Путешествие оказалось продолжительней и тяжелей, чем предполагал Супрамати. Пришлось далеко подняться в горы по трудным и малодоступным дорогам. Наконец, они достигли плато, где высилось строение небольших размеров, формой и орнаментами напоминающее храм. Густой сад окружал здание, которое своей белизной выделялось на фоне тёмной зелени.
   Здесь, казалось, ожидали Супрамати, хоть он и не посылал гонца предупредить о своём прибытии. Ворота первого двора были открыты, а у входа выстроилось несколько слуг, и во главе стоял старик, одетый, как одевались жрецы низшей степени. Этот старик поклонился молодому человеку.
   - Добро пожаловать, принц Супрамати, новый господин этого жилища! Да будет час твоего прибытия часом счастья, и да дарует Брахма душе твоего предшественника покой блаженных!
   Супрамати поблагодарил за приветствие и в сопровождении старика, назвавшегося управляющим Авритой, вошёл в дом.
   Здесь, при всей роскоши, всё было строго и просто. Полумрак царил во всех комнатах. Супрамати чувствовал себя здесь, будто находился в храме.
   Когда он подкрепился и переоделся, Аврита спросил его, не пожелает ли он пройти к своему отцу.
   Супрамати посмотрел на него, не понимая, о ком он говорит, но, овладев собой, сказал, что готов следовать за управляющим.
   Они прошли длинную галерею, разделяющую дом на две половины, миновали залу с инструментами и остановились перед опущенной портьерой из материи, отливающей золотом и серебром. Аврита поднял портьеру и знаком пригласил Супрамати войти.
   Супрамати очутился в большой комнате, которая выходила на террасу и служила, очевидно, библиотекой. На полках и этажерках стояли астрономические инструменты. Посередине, у стола, в плетёном тростниковом кресле, сидел мужчина с циркулем и компасом в руках и чертил знаки и фигуры на белом листе.
   При шуме, произведённом Супрамати, незнакомец положил инструменты на стол и встал.
   Супрамати отступил назад.
   Никогда ещё ни один человек не внушал ему с первого же взгляда такого уважения и убеждения, что он находится перед особенным и необыкновенным существом.
   Незнакомец был высок ростом и худощав. Он был одет в белую кисею, с белым тюрбаном на голове. Его бронзовое лицо, отличающееся строгой красотой, могло принадлежать молодому человеку его лет. Синевато-чёрная борода обрамляла лицо. А между тем у Супрамати ни на минуту не появилась мысль счесть его за товарища или равного себе. Спокойствие и Могущество, Которыми дышало всё его существо, оправдывали титул "отца", данный ему Авритой. Но что окончательно покорило Супрамати - это глаза незнакомца, большие, тёмные и непроницаемые, с почти невыносимым блеском. В этих глазах светилось нечто могущественное, что пронизывало насквозь и читало в глубине души того, на кого был устремлён взор.
   Супрамати отвесил поклон и сказал:
   - Приветствую тебя, Учитель, и прошу оказать мне гостеприимство!
   Улыбка скользнула по губам незнакомца. Положив руку на плечо Супрамати, он сказал:
   - Добро пожаловать, сын мой! Только, прося у меня гостеприимства, ты ошибаешься: в этом дворце хозяин - ты, а я - гость.
   Супрамати вздрогнул. Этот голос был ему знаком. Но где он слышал его?..
   В его уме пронеслись смутные воспоминания, неясные картины и хаотичные чувства, результатом чего явились обожание и доверие к этому человеку.
   А тот смотрел на него блестящим взором и вдруг привлёк к себе. Затем, посадив его рядом с собой, он сказал:
   - В эту минуту, сын мой, ты борешься с плетью, которая, подобно горе, давит тебя, скрывая от тебя прошлое и будущее. Теперь в тебе говорит только инстинкт, но ты не можешь понять его. Не ищи же и не мучай свой ум, чтобы найти моё имя в летописях твоего сердца. Настанет час, и, благодаря Посвящению, спадут завесы тайны, и ты узнаешь своих близких и друзей под скрывающей их плотью.
   - О, Учитель! Когда же настанет час моего Посвящения? - пробормотал Супрамати.
   Мудрец улыбнулся.
   - Время начала твоего Посвящения зависит от тебя. Когда ты изучишь низшие проблемы окружающей тебя материи, когда ты победишь дракона, охраняющего порог, и духи стихий будут повиноваться тебе, тогда ты вернёшься сюда, и я посвящу тебя в Высшее Знание.
   - А не могу ли я до тех пор пользоваться твоими уроками, Учитель?
   - Пока ты не поймёшь меня, у тебя не хватит силы проникнуть в сферы Вечного Света. К Свету надо идти через тьму, а сфера мрака гораздо страшней области Света. Когда уже "зверь" в человеке обуздан, а инстинкт крови и желаний подавлен, тогда Свет питает, озаряет, руководит и вознаграждает борца, с честью вынесшего борьбу. Надеюсь, сын мой, что ты будешь таким борцом и вернёшься сюда моим учеником, чтобы изучать Законы Первоначальной Материи. Впрочем, у нас ещё будет время поговорить об этих вопросах. Ведь ты, конечно, пробудешь здесь некоторое время и разделишь моё одиночество?
   - Я пробуду столько времени, сколько ты позволишь, - сказал Супрамати со сверкающим взором. - Но скажи мне, Учитель: Нараяна знал тебя? Он пользовался твоими уроками? Если да, то как мог он вести такую постыдную жизнь?
   Облако грусти и сожаления омрачило на миг взор мудреца.
   - Да, Нараяна был моим учеником. В минуту порыва и стремления к Свету он избрал меня учителем, но это был жалкий ученик, и все мои усилия остались тщетными. Ленивый и непостоянный, Нараяна был не способен вознестись к Чистому Знанию. Он погряз в жажде материальных ощущений. Не будучи в состоянии одолеть даже первую фазу Посвящения, он остался престидижитатором, игравшим малыми мистериями, ключ которых он только и мог усвоить. Поэтому и его жизнь осталась бесцельной.
   Нелегко подняться по лестнице Высшей Науки. Герметическое Знание требует от Своего последователя развития пяти эзотерических чувств. Он должен видеть духовными глазами, слышать ушами души, оккультным обонянием чувствовать эманации существ и вещей, вкушать чистую сущность и флюидические вибрации должны ясно выделяться без его прикосновения. По мере того как развиваются и совершенствуются эти эзотерические чувства, стремящийся к Высшему Знанию освобождается от власти грубой материи. Огонь его дисциплинированной воли уничтожает всё, что преграждает ему путь к познанию Великих Тайн. Пройти все эти ступени нелегко, но посвящённый не должен расточать своё Знание на то, чтобы наслаждаться или удивлять "фокусами" толпу. Горе - тому, кто, проникнув в магический круг, вызывает силы, которые не может подчинить себе! Эти силы, которые он привёл в действие, но управлять которыми не умеет, станут терзать его, увлекут в бездну и погубят.
   - Твои слова, Учитель, внушают мне страх к тому миру, куда я должен проникнуть. Не счастливее ли те, которые ничего не знают об его существовании? - спросил Супрамати.
   Мудрец улыбнулся.
   - ТОТ, КТО сказал: "Блаженны - нищие духом", - был ЗНАТОК человеческого сердца. Невежды по своему невежеству избегают двух областей Знания. Кто же прикоснётся хоть к одному кольцу цепи, заставляет звучать и остальные и должен нести последствия своего поступка.
   Закон - таков: надо научиться разрушать прежде, чем созидать. Зато после труда бывает прекрасная награда. Она предоставляет обширное поле для работы, открывает неведомые горизонты и даёт в руки исследователя колоссальные силы, освещая ослепительным светом путь его будущего.
   По мере того как он говорил, к Супрамати возвращалось Спокойствие, Доверие и Надежда на будущее. Чего ему было бояться с таким руководителем, речи которого в нескольких словах дали понять туманную задачу спиритуализации чувств? Мог ли он смущаться, находясь под эгидой этого человека, всё существо которого дышало Гармонией, Добротой и Могуществом?
   Но кто - он? Каким образом Нараяна, пользуясь его уроками, мог вести такую жизнь?
   - Меня зовут Эбрамар, - сказал мудрец. - Нараяна давно призвал меня, и с тех пор я живу здесь, изучая проблемы, которые мне не удалось ещё разрешить. Что же касается моего ученика, то ему не хватало Терпения, а главное, Воздержания, необходимого для преодоления препятствий. Плоть, с её нечистыми желаниями, и пожирающие страсти не оставляли его. Он возвращался сюда, всегда неудовлетворённый, покрытый духовными ранами, являясь добычей элементарных духов, которых он вызывал и не был в состоянии покорить. Он искал убежища здесь, куда его преследователи не смели проникнуть, и снова принимался за ритуал испытаний. Но это длилось недолго. Он скоро слабел, увлекаемый своими страстями, и снова исчезал. После своей последней попытки он больше уж не возвращался сюда и, побуждаемый элементарными духами, разбил цепь, связывавшую его с телом. Он был настолько слеп, что поверил демонам, внушавшим, будто Силы Добра желают его освобождения и примут его, как "блудного сына". Да избавит БОГ всякого от подобного конца! Теперь эта душа блуждает, терзаемая демонами, рыдая, вздыхая и грустя о невозвратном прошлом.
   Эбрамар опустил голову и погрузился в задумчивость.
   Супрамати не смел беспокоить его. Кроме того, он чувствовал недомогание и по временам головокружение.
   Наконец, Эбрамар выпрямился. Как только его взгляд упал на побледневшее лицо собеседника, он встал.
   - Пойдём, сын мой! Пора ужинать. Кроме того, свежий воздух облегчит тебя. Здесь же атмосфера насыщена непривычными для тебя ароматами и взволнована вибрациями, что и действует на тебя болезненно. Впоследствии, когда ты примешь Посвящение, тебя будут наоборот смущать и беспокоить хаотичные и дисгармоничные эманации толпы...
   Эбрамар приподнял портьеру и со своим спутником вышел на длинную галерею с аркадами, резными и блестящими, словно золотые, и вышитые драгоценными камнями кружева.
   Галерея заканчивалась террасой, откуда они спустились в сад и прошли в стоящий на холмике павильон, где был накрыт стол для ужина. Из павильона между двух скал на горизонте виднелись высокие горы и крутая дорога, спускающаяся в долину. С рёвом низвергающийся со скалы поток, переливающийся разноцветными огнями в лучах заходящего солнца, ещё более увеличивал строгую и грандиозную картину пейзажа. Вид с другой стороны павильона представлял полный контраст своим спокойствием.
   Здесь, на изумрудно-зелёной лужайке среди групп деревьев, расстилалось озеро, по серебристой глади которого скользили белые и чёрные лебеди. В воде отражались пальмы, росшие на берегу.
   Супрамати не мог оторвать глаз от картины. Наконец, вспомнив, что Эбрамар ждёт его, он поспешил сесть за роскошно сервированный стол. Двое юношей в белых одеждах стояли за стульями. Эбрамар пододвинул к себе блюдо с овощами и с улыбкой сказал:
   - Наш стол, может, и не удовлетворит тебя, так как здесь ты не найдёшь ни мяса, ни дичи, ни рыбы. В пределах этого жилища всякая жизнь - священна. Здесь не проливается ни капли крови, и никто из местных обывателей не пожелает осквернить себя нечистой, уже разлагающейся пищей.
   Только низшая часть человечества, ещё близкая к животному, может приспособляться к такому способу питания, как уничтожение существ, населяющих Землю, и пожирание трупов.
   В этой пище, да ещё в запахе крови и разложениях, отравляющих атмосферу, хоть наши притуплённые чувства этого и не замечают, следует искать причину слабости, нечистых болезней и смертоносных эпидемий, которые терзают человечество.
   В этой же причине таятся зародыши грубых и кровавых инстинктов и разнузданных страстей, низводящих человека до животного...
   Супрамати с интересом слушал его, и теперь ему с отвращением вспоминался кровавый ростбиф и другие блюда в таком же роде, которые, в качестве истинного англичанина, он особенно любил. На столе стояли овощи, яйца, масло, молоко, мёд, и так всё было приготовлено, что Супрамати насытился, не заметив даже отсутствия мяса. Он даже объявил своё решение отказаться на будущее время от нечистой пищи.
   - Было бы превосходно и даже необходимо для твоего очищения, сын мой, если бы ты мог исполнить своё решение, - сказал Эбрамар. - Животная пища поглощает астральный флюид. Растительная же пища развивает его, так как растения содержат много минеральных частиц и электричества, насыщающего кровь и служащего проводником для Духовных Сил.
   Но не думай, что старые привычки победить легко. Здесь это кажется тебе лёгким потому, что окружающий тебя воздух не возбуждает грубого аппетита. Но в том мире, где вы живёте, атмосфера до такой степени насыщена этими эманациями, что она проникает в кровь, - и вам так же трудно отказаться от животной пищи, как пьянице - от вина.
   Они ещё продолжали говорить, как раздалось пение. Ясные, гармоничные и бархатные голоса пели гимн, которому вторили звуки инструмента, напоминающего орган.
   - ГОСПОДИ! Что - за чудная музыка! Но кто же это поёт и играет так? - вскричал Супрамати.
   - Это ученики поют вечерний гимн, - сказал Эбрамар. - Музыкальные вибрации - это необходимая пища для души. Они освежают ум, облегчают мышление и умственный труд, успокаивают и исцеляют утомлённые нервы и возвышают душу, увлекая её от земных забот. Слушай, мой сын, это пение - и ты испытаешь благотворное действие Этого Небесного Лекарства, освежающего утомлённый ум и исцеляющего тело.
   Супрамати откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, стал наслаждаться звучащей вокруг него Гармонией. Им овладело чувство Покоя и благостного состояния, которое затем перешло в дремоту. Ему казалось, что он колышется, убаюканный волнами. Весь пейзаж вокруг него, включая и атмосферу, всё, казалось, фосфоресцировало. По лужайке, залитой голубоватым светом, плыли прозрачные существа, одетые в белые, развевающиеся туники. Их лица с неясными контурами были нежны и спокойны, а каждое их движение оставляло светлый след и производило приятный аромат.
   Сколько времени длилось такое состояние, Супрамати не мог дать себе отчёта. Его оцепенение рассеял ударивший ему в лицо порыв свежего воздуха.
   Он выпрямился и встретил улыбающийся взгляд Эбрамара. Тот сидел теперь у балюстрады павильона и был окружён многочисленным обществом.
   Туча птиц порхала вокруг или сидела у него на плечах и на спинке его стула. С криками они клевали зёрна из его рук и из тарелки, стоящей на перилах. У ног мудреца стояли собаки, газель, леопард и другие животные - все получали по очереди из его рук хлеб, рис и пирожки.
   Супрамати с минуту смотрел на это зрелище, а затем спросил:
   - Каким образом, Учитель, ты приручил этих животных? Теперь они находятся в мире между собой, но разве ты не боишься, что какой-нибудь из твоих гостей, вроде леопарда или тигра, когда-нибудь ранят тебя?
   Эбрамар улыбнулся, поласкал леопарда и сидевшую рядом с ним собаку, а затем сказал:
   - Мне нечего бояться этих низших, но всё же братьев. Я люблю их, и они любят меня истинным и бескорыстным чувством, так как ещё не способны к человеческому лицемерию и лживости.
   Они приближаются ко мне, ибо знают, что здесь им нечего бояться ни пули, ни сети, ни людской хитрости, злоупотребляющей их слабостью. И всюду, где людская жестокость не оставила ещё по себе кровавого следа, животное доверчиво приближается к человеку.
   Однако люди не хотят понять, что право жить и пользоваться дарами природы одинаково принадлежат как низшим, так и высшим существам. Нет закона, который бы оставил человека безусловным господином над этими существами и давал ему право уничтожать их под тем предлогом, что они наносят ему вред. ТОТ, КТО создал поля с обильной жатвой, КТО создал плоды и всё, что может питать людей и животных, не говорил: "Человек! Всё это Я создал для тебя одного". Нет! ЕГО Закон Любви гласит: "Всё живое Я создал из МОЕГО Дыхания, и каждое из МОИХ творений имеет право жить и питаться".
   Но человек не довольствуется всеми богатствами, которые даёт ему Земля. Нет, ему надо крови, трепещущего мяса - и вот он режет всё, что к нему приближается, и даже убивает себе подобных. Смерть, крики агонии и разрушение отмечают путь, по которому идёт людской род.
   Но настанет час, когда возмущённая Природа отомстит человечеству. Истощённая земля откажет ему в своих плодах, реки обезрыбеют, а уничтоженные и пустые леса не дадут ни тени, ни свежести. Охлаждённый воздух будет лишён теплоты и кислорода. Возмущённые стихии приведут мир в ужас катаклизмами. Бури, землетрясения и град уничтожат поля и деревья. Вода или выступит из берегов, или высохнет. Земля превратится в ледяную пустыню и, в заключение, воспламенятся газы.
   Но до этого конца, сколько бед, страданий и ужаса придётся вынести людям. Голод обрушится на безбожную, кровожадную людскую толпу - и то золото, ради которого она всё уничтожала и которому всё приносила в жертву, надсмеётся над ней. Тогда люди будут ползать вокруг него, лишённые хлеба и кислорода, дрожа от холода в своих дворцах и умирая от голода на грудах золотых слитков.
   И этот час Гнева БОЖИЯ ты увидишь, сын мой! Человечество ошибается, полагая, что можно безнаказанно попирать все Божеские и человеческие законы. Как для отдельного индивидуума существует наказание, так существует оно и для народов, и для человечества...
   Эбрамар выпрямился. Его взгляд пылал, а голос гремел. Дрожь пробежала по телу Супрамати. Ему казалось, что в тембре этого голоса он слышит ПРЕДВЕЧНОГО, осуждающего СВОИХ непокорных созданий и человечество, истощившее ЕГО Милосердие, покрытое кровью и грязью.
   В памяти восставала картина физических и социальных бедствий, приводящих в отчаяние мир и терзающих общество. Тщеславие правительств, давящих налогами народ ради вооружения, превратило весь мир в военный лагерь и держит Вселенную под угрозой братоубийственной войны. Спекуляции, грабящие людскую массу в пользу немногих, создают этим пролетариат, терзаемый алкоголизмом, всеми болезнями порока, пылающий ненавистью и завистью и являющийся бичом человечества под видом анархизма, который разрушение и убийство возвёл в закон.
   И слова Эбрамара находили себе подтверждение в тысячи зловещих симптомов, в разрушении всех принципов, поддерживавших некогда человечество, как-то религия, долг, благородство, добродетель, любовь к семье и родине. Природа напоминала о себе повторяющимся всё чаще голодом, катаклизмами, переменой климата, смертоносными эпидемиями, возвратом проказы и массой других вещей...
   Тоска сдавила сердце Супрамати, и он схватил руку Эбрамара.
   - Нельзя ли просветить человечество и открыть ему глаза на бедствия, какие оно вызывает по своей слепоте? Нельзя ли спасти его помимо его желания? Не уже ли вы, учёные, мудрые, повелевающие стихиями, не имеете власти, и на вас не лежат обязанности спасти ваших братьев?
   Эбрамар покачал головой.
   - Мы не властны - спасти помимо его воли это человечество, одинаково насмехающееся как над загробными голосами, так и над призывом своих учёных, которые твердят ему: не уничтожай растительность, не истощай землю и не избивай её население. Нынешнее человечество - это палач будущих поколений, которые проклянут его за оставленное им адское наследие. Обезумев от эгоизма и жажды наслаждений, оно летит в бездну, с идиотским благодушием отплясывая на вулкане и на трупах своих братьев, уже убитых заражённой атмосферой. Катастрофа - неизбежна, так как Закон мстит за всякое злоупотребление, будь то физическое, политическое или планетарное. И так, повторяю, не в нашей власти отвратить катастрофу, вызванную скоплением злоупотреблений. Тем не менее, настанет и наш час - и к этой тяжёлой минуте мы должны готовиться безустанным трудом, так как, несмотря на всё, мы будем слабыми насекомыми, сметаемыми бурей. Когда умирающее человечество, лишённое хлеба и воздуха, наполнит мир своими криками отчаяния, тогда из пещер, гротов и других убежищ появится армия Магов для заклятия бушующих стихий и для спасения того, что ещё может быть спасено. Тогда настанет минута выдержать экзамен и доказать приобретённое нами Знание, Волю и Могущество. И так, работай, сын мой, чтобы ты мог встать в наши ряды в эту минуту и занять почётное место.
   - Учитель! Оставь меня здесь работать под твоим руководством! Избавь меня от соприкосновения с нечистым миром, откуда я пришёл! - вскричал Супрамати.
   - Ты просишь невозможного, дитя моё! Твоя душа ещё - полна плотских чувств и слишком слаба, чтобы приступить к Великому, преподающемуся здесь, Знанию. Когда ты победишь желания и слабости плоти, дисциплинируешь волю и изучишь тайны чёрной магии, а твоя душа будет повелевать стихиями и грубыми, низшими существами, ты вернёшься ко мне. А пока моя душа будет бодрствовать над тобой. Я поддержу тебя в тяжёлые минуты и явлюсь, когда сочту нужным, так как для меня не существует расстояния. Будь мужествен и спокоен! На твоём челе я вижу пламя, которое говорит мне, что настанет день, когда ты вместе с нами будешь работать над Великим Делом...
  
   Глава 9
  
   Дальнейшее время было для Супрамати временем Счастья и Покоя. С согласия Эбрамара он решил провести у него два месяца, чтобы приготовиться в этом уединении к испытанию первого Посвящения, к которому решил приступить, как только позволят обстоятельства. И действительно, не было более удобного места для сосредоточения, размышления и умственной работы, чем этот дворец, где царил чистый горный воздух и где только шум водопада и пение птиц нарушали тишину.
   До этого убежища Труда и Знания не доходил шум снаружи, здесь не было ни одной красивой женщины, чтобы отвлекать от серьёзных мыслей. Проблемы бесконечного и разговоры с Эбрамаром до такой степени интересовали Супрамати и открывали ему такие горизонты, что его восхищение своим Учителем увеличивалось день ото дня, принимая размеры обожания.
   До обеда индус был невидим, и Супрамати читал или прогуливался по окрестностям, всё же время после полудня и вечера было посвящено беседам. В эти часы, которых Супрамати так ждал, Эбрамар отвечал на все вопросы и объяснял все проблемы, понять которые жаждал его слушатель.
   Однажды они снова беседовали о готовящейся катастрофе, которую сулит в будущем людская непредусмотрительность, и Супрамати был поражён познаниями Эбрамара в социальных, религиозных, политических и даже промышленных вопросах, волновавших современное общество.
   - Учитель! Не сочти меня нескромным, если я спрошу, каким образом ты можешь знать то, что происходит так далеко от тебя, и чему ты остаёшься чуждым в этом уединении? - спросил он.
   Эбрамар улыбнулся.
   - То, что тебе кажется таким чудесным, - просто и основывается на том, что я говорил тебе о спиритуализации чувств. Результатом этой спиритуализации является сила восприятия и способность мнимого духовного перемещения, а кто приобрёл эту способность, может быть сознательным зрителем всюду, куда перенесёт его мысль. Поэтому я могу видеть на всяком расстоянии духовным взором, слышать рассуждения людей и понимать мотивы, заставляющие их действовать. Чтобы собрать эти материальные сведения, я изучаю течение звёзд и анализирую космические влияния. Беспорядочные эманации планеты и миазмы, которые она отбрасывает, не могут остаться незамеченными для глаза посвящённого. И я, и братья мои, Маги, мы видим язвы, терзающие человечество и готовящиеся бедствия. Но мы бессильны отклонить их. Иначе, не уже ли мы оставались бы бездеятельными! Нас парализует закон отталкивания, вызванный неверием, страстями и преступлениями. Попробуй заставить ходить каменную статую, а двигать гранит веянием волн легче, чем сердце человека, ослеплённого тщеславием и пороками. Как мрак и свет не могут являться одновременно, так мы не можем ни остановить течение событий, ни жить в разлагающейся атмосфере населённых центров, которые вы считаете верхом вашей цивилизации. Поэтому мы и бежим от них, ищем уединения и учимся в ожидании будущего.
   Впрочем, то, что происходит на нашей Земле - не исключительная вещь. На других планетах, подобных нашей, жили такие же поколения людей, как и наше человечество. Они тоже злоупотребляли всем, высасывали и истощали свою мать-кормилицу, пока возмущённые стихии не производили большой финальный катаклизм и окончательное выделение воспламенившихся газов, улетучившихся в пространство. Материальные же распавшиеся на атомы частицы превращались в горсточку пепла в Руке ВСЕМОГУЩЕГО, Дыхание КОТОРОГО создаёт и разрушает.
   Подобные пожары в пространстве часто наблюдались вашими астрономами. Созерцая, как рассеивается горсть пепла, которая заключала в себе столько любви и ненависти, тщеславия и преступлений, жестокости и гордости, и с которой бесследно исчезло столько имён, почитавшихся "бессмертными", и столько "неувядаемой" славы, становится понятным бессилие пигмея, именующего себя человеком. Если бы люди лучше понимали управляющие ими Законы, они не смотрели бы на жизнь, как на сатурналию, единственная цель которой - наслаждение, и не гибли бы так глупо и пошло, поглощённые тьмой.
   Супрамати долго размышлял над этими разговорами, и эти размышления порождали в его уме массу новых вопросов.
   Однажды вечером они сидели на террасе, прилегающей к рабочему кабинету Эбрамара. Супрамати рассказывал о своей прошлой жизни врача и вспоминал свои изыскания по вопросам о сумасшествии.
   - Лечение душевных болезней потому представляет столько затруднений, что доктора не хотят обратить внимание на оккультные причины, вызывающие извращение мозговых функций, и ограничиваются лечением лишь тела, - сказал Эбрамар. - Лишь тогда ты сделаешься доктором-психиатром, когда пройдёшь первое Посвящение, так ты будешь видеть то, что происходит за завесой, скрывающей невидимый мир от профанов.
   Тебя ждёт тяжёлое испытание, потому что дракон, охраняющий порог, подстерегает неофита и старается напугать его и прогнать от входа в невидимый мир. Понятно, что легче ходить при Свете и Гармонии, чем проникать во тьму и побеждать врагов, появляющихся во всех видах и на каждом шагу.
   Тем не менее, сын мой, тебе необходимо изучить то, что происходит в первом поясе, окружающем вашу планету, в этом приёмнике всех разлагающихся миазмов, которые заражают Землю и пространство, отбросами которых питается настоящее адское население. В этой атмосфере, кажущейся твоему глазу такой прозрачной и чистой, кишат существа, обуреваемые всеми человеческими страстями, присущими плоти.
   Эманации нечистых желаний, пороков, преступлений и излишеств привлекают их и производят в них бурю. Они стараются овладеть человеческим организмом, чтобы при посредстве его органов наслаждаться плотскими чувствами.
   Эти нечистые духи - очень дурные советники. Они пылают всеми человеческими страстями и высасывают из своих жертв жизненность. Всё, что я сказал, приводит нас к вопросу о сумасшествии, интересующему тебя, так как большая часть помешательств происходит от такого овладения, или от "бесноватости", как называет это народ.
   Такую одержимость вызывают разные причины: совершённые живым излишества, физическое предрасположение, связи прошлого или соприкосновение в каком-нибудь удобном для этого месте с такими отвратительными существами, уже умершими, то есть освободившимися от плотского тела, но которые, пылая плотскими вожделениями, стараются войти в организм живого человека, чтобы возродиться для материальных наслаждений.
   Одержимость организмом живого человека вызывает борьбу между двумя умами, из которых каждый хочет покорить другого. Законный владелец тела сильней и должен был бы остаться победителем. Но надо иметь большую нравственную силу, чтобы бороться с лукавым, настойчивым врагом, подстерегающим каждую слабость, каждое излишество и каждую болезнь, чтобы овладеть своей жертвой, пробудить в ней животные инстинкты, натолкнуть её на всякие излишества и, в конце концов, сделать неспособной к нормальной жизни.
   Иногда, когда одержимость совершается внезапно, одним порывом, она разрушительно действует на мозг живого, производит физическое расстройство и, переставая быть чистой одержимостью, переходит в хроническое состояние. В таких случаях исцеление бывает редко, так как при лечении пренебрегается эта сторона вопроса.
   Расстроенный внезапным вторжением чужого ума, мозг подвергается физическим изменениям, теряет способность управлять, медленно разлагается под влиянием флюида разложения, которым тот насыщен, - и человек умирает от прогрессивного паралича.
   В настоящее время, когда деморализация достигла такой высокой степени, когда никакая узда не сдерживает уже человека, терзаемого всеми нравственными и физическими болезнями, порождаемыми пороком, уже является поколение болезненное, хилое, пропитанное пороками своих родителей, а иногда и одержимое со дня своего рождения.
   Одной из причин одержания последней категории являются столь частые в настоящее время насильственные выкидыши. Женщины пользуются всеми средствами, чтобы отделаться от материнства, не понимая, как опасны такие приёмы. Если посредством выкидыша можно удалить образующееся тело ребёнка, то трудно бывает отделаться от духа, который становится одержателем матери, а не то следующего ребёнка и, таким образом, в одном теле заключено бывает два духа-близнеца.
   Люди воображают, что можно безнаказанно пренебрегать Законами Природы, так как человеческое правосудие молчит, а мщение Небес не обрушивается тотчас же на головы виновных. Но они быстро изменили бы своё мнение, если бы могли видеть картину невидимого мира, объемлющего их со всех сторон, и если бы понимали причину стольких бедствий, которыми попранная Природа мстит им.
   - Ты - прав, Учитель! Грозные Законы управляют нами, и велико - несчастье, что мы их так мало знаем! Скажи, Учитель, какого ты мнения о самоубийстве? В нашем ослеплённом и материальном мире говорят, что жизнь есть единственное неоспоримое благо человека, и что человек имеет право делать с ней, что угодно, а прежде всего, может избавиться от неё, если она становится невыносимой. Что же касается запрещения церкви, то на это смотрят, как на предрассудок.
   - С точки зрения материалистов, такое объяснение просто и логично, - с улыбкой сказал Эбрамар. - Человек, не допускающий Духовных Основ, смотрит на разрушение материи, как на простую и дозволительную вещь, так как это никому не приносит вреда.
   Но оставим в стороне убеждения таких невежд. Их суждения - похожи на суждения людей, полагающих, что мир покоится на трёх китах или на плечах гиганта, и не могущих понять, что он витает в пространстве. Поговорим о самоубийстве с точки зрения физических и моральных последствий, какие оно влечёт за собой.
   С нравственной точки зрения это - трусость, бегство с поля сражения, причина горьких поздних сожалений и тяжёлых страданий впоследствии. Так как человек может избавиться от материального тела, но не от жизненного флюида, сосредоточенного в его астральном теле, и не от той капли Первоначальной Материи, которая оживляет его и должна гореть в нём во всё продолжение его жизни на Земле. Эта Эссенция Жизни, не находящая больше условий нормальной жизни, всё-таки продолжает пылать во флюидическом организме, причиняя ему страдания и возбуждая в душе все плотские желания, которые он уже не может удовлетворять.
   В этом отношении самоубийство - даже ужаснее беспутной жизни, разрушающей излишествами тело и истощающей пламя жизни. Хоть подобный способ сокращения своих дней - и позорен и унизителен для человеческого достоинства, но это всё-таки - операция, аналогичная работе нормального разложения.
   Совершённые злоупотребления оставят малоприятные последствия, так как каждое нарушение Закона отмщается. Жизнь является на основании закона и должна продолжаться, пока другой закон, смерть, не положит ей конец. Этот конец бывает спокойный и без страданий, если человек уважал Законы Природы и вёл правильную, деятельную жизнь. Так как труд - необходимый руководитель жизни человека, тихо доводящий его через здоровую и почётную старость до предела его существования на Земле.
   Позволь прибавить, что религия - это представительница Божественности, как государство есть представитель гражданственности. Одно запрещает воровство, убийство и разные преступления, другая - самоубийство, прелюбодеяние и прочее, и оба - правы.
   Религии установлены вдохновенными людьми, Посланниками Небесного ОТЦА, основательно знавшими оккультные Законы. Самоубийство они запретили по причинам, о которых я уже говорил. Блудодеяние и оргии они запретили потому, что беспорядочная смесь полов производит флюидическое расстройство, разрушительно действующее на здоровье и, кроме того, приводит к преступному результату - рождению существ, имеющих право на жизнь и на любовь, но которых часто бросают, а не то даже уничтожают как бремя позора.
   Поэтому недостаточно заставить исчезнуть из видимого мира стесняющих и надоедливых существ, чтобы от них избавиться. Напротив, атмосфера кишит тучами несчастных духов, которые, будучи полны жизненного сока для долгой жизни, вырваны из нормальных условий и принуждены выносить последствия подобного состояния, и причиняют флюидические беспорядки.
   Человек не имеет права по своему капризу нарушать Законы БОГА, установленные для управления Вселенной и поддержания в ней порядка. Высшая Мудрость не создала ничего бесполезного, и каждая вещь имеет причины своего существования, своё определённое место и свой указанный путь.
   Каждому творению ГОСПОДЬ назначил место и необходимую пищу. Во всех бедствиях, космических беспорядках и личных несчастьях человек виноват сам, стараясь исправлять природу, вместо того чтобы повиноваться и поклоняться Всемогущему СУЩЕСТВУ, Сущность и Величие КОТОРОГО он не в состоянии понять.
   Не поражает ли человеческий ум Эта Премудрость, создавшая всё окружающее нас из одной и той же Субстанции, оживившее одним и тем же Дыханием и атом, и растение, соединив их неразрушимой цепью. Эта же Премудрость определила происходящие в бесконечности химические комбинации, причём каждый атом словно был взвешен и к нему нельзя ничего прибавить или отнять от него, не нарушая Общей Гармонии.
   Если бы человек, отбросив в сторону свою гордость и своё тщеславие, посмотрел бы на собственные дела и сравнил бы их с деяниями Природы, то понял бы, что он - только неблагодарный лентяй. Рука ГОСПОДА дала ему всё нужное, чтобы жить, питаться, одеваться и совершенствоваться. А между тем он всё - недоволен, всё хочет улучшить, извратить и подчинить своей жадности, и, в результате, его путь отмечается смутой, резнёй и грабежом.
   - Твои слова, Учитель, заставляют меня предполагать, что ты не разделяешь того восхищения, какое мы питаем к победителям, великим полководцам и политическим гениям, - с улыбкой сказал Супрамати.
   На губах Эбрамара появилось такое выражение, какого Супрамати ещё не видел на ясном и спокойном лице мудреца.
   - Если ты называешь политическими гениями интриганов без чести и совести, которые тем и живут, что смущают порядок и подрывают благосостояние народов, возбуждая их страсти, тогда ты - прав. Я не только не восхищаюсь ими, но презираю и считаю их вредными и опасными существами. Что же касается завоевателей, то это - наполненные тщеславием пустые тыквы, тунеядцы, ищущие бессмертия за чужой счёт. Они приносят в жертву своему тщеславию миллионы жизней и проливают потоки крови в братоубийственных войнах из-за клочка земли, без которого могли бы обойтись обе воюющие стороны. Нет более отвратительной вещи, чем война. Война развращает нации возбуждаемыми страстями и инстинктами жестокости и грабежа, смертью, которую она сеет на своём пути, горем и проклятьями, которые вызывает, и разорением, эпидемиями и личными несчастьями - последствиями её.
   В невидимом мире эти существа называются палачами. Толпа ставит им памятники и поклоняется им, но в истории человечества они фигурируют, как пугало, а астральный Закон влечёт их на Суд ВСЕМОГУЩЕГО в качестве виновных, окружённых окровавленной толпой изувеченных трупов.
   Да, печальное зрелище представляет ваш мир, отвратительнее даже римского цирка, где развлекались, глядя, как звери терзали людей. А теперь люди обратились в зверей, оспаривающих друг у друга золото и не знающих ни жалости, ни сострадания, раз затронуты их материальные интересы.
   К счастью, круг миров, который, подобно чёрной ленте, занимает вторую планетную сферу, не единственное местопребывание душ. Существуют Земли, где царят Гармония, Милосердие и Порядок, и где с жаром изучают назначение души и избегают всего, что могло бы вызвать бедствия, терзающие ваш мир...
   Он умолк. Супрамати тоже погрузился в задумчивость.
   Во время этого разговора настала ночь, восточная, тёплая и благоуханная. Над головами расстилалось небо, усеянное тысячами звёзд, сверкающими, как бриллианты. Беловатая полоса Млечного Пути опоясывала небо.
   Эбрамар поднял руку и, указывая на небесный свод, сказал:
   - Взгляни на безграничные владения наших душ, на бесчисленные Обители ОТЦА, как сказал Христос! Какое обширное поле для изучения представляют тайны этих мириад светящихся точек, из которых каждая представляет мир, населённый человечеством, подобным нашему. Не кажется ли тебе пустой гордость земного человека перед этой Вселенной? И эта пылинка, сметаемая ветром, этот невежда, которому неизвестно ни прошедшее, ни настоящее, ни будущее, этот пигмей, не знающий даже, увидит ли он завтрашний восход солнца, осмеливается возмущаться, сомневаться, критиковать и пренебрегать Великими Законами, Которым он - подчинён, но Которые не понимает.
   Дрожь пробежала по телу Супрамати. Он чувствовал себя пылинкой и понимал своё ничтожество в сравнении с бесконечностью, со всех сторон охватывавшей его. Вдруг он вспомнил ужас, внушаемый ему смертью, - этой гостьей, которая проникает в убежища нищеты и поднимается на ступени трона, обрушиваясь без различия, как на смиренные, так и на гордые головы. Позабыв, что ему нечего бояться смерти, он думал:
   "Как могут люди так гоняться за наслаждениями, приносить в жертву удовлетворению своих страстей и долг, и честь, забывая, что ежеминутно может постигнуть крушение их материальной жизни и пробить час суда".
   - Да, - сказал Эбрамар, отвечая на мысль Супрамати, - следовало бы побольше задумываться над следующим изречением:
   По смерти, за человеком не следуют ни его жена, ни дети, ни родители, ни друзья, ни его богатство, а только его Добрые Дела, чтобы свидетельствовать в его пользу перед Судом Вечного Правосудия.
   Два месяца, которые Супрамати должен был провести в Гималаях, пролетели, и он стал готовиться к отъезду.
   В последний день, который Супрамати проводил во дворце, сделавшемся ему таким дорогим, Эбрамар с утра призвал его к себе и, покинув свои обычные работы, всё своё время посвятил будущему ученику. Он дал ему последние советы и наставления на время его Посвящения. А затем подарил ему толстый медальон с таинственными знаками с обеих сторон, сделанными из драгоценных камней, прибавив, что этот медальон он должен открыть только в случае крайней нужды.
   После обеда они сидели на террасе. При мысли, что это - последний вечер, проводимый с Учителем, которого он любил и уважал, грусть овладела Супрамати. Сколько света и новых понятий влил в его душу этот человек, который, казалось, победил и подчинил себе все слабости и от которого исходили Добро, Мудрость и Любовь.
   - Не огорчайся, сын мой, нашей разлукой! Моя душа останется близка тебе и явится, когда это будет необходимо, чтобы поддержать и утешить тебя, - сказал Эбрамар, пожимая ему руку.
   - О! Если бы только я знал, что скоро сделаюсь достойным вернуться сюда. Никогда, Учитель, и нигде не был я так спокоен и не чувствовал такой отрады. Я был так счастлив здесь, и боюсь, что когда вернусь в вихрь света, страсти снова овладеют мной.
   - Тебе, сын мой, предстоит победить не одну слабость, прежде чем ты обретёшь презрение ко всем земным наслаждениям, - с улыбкой сказал Эбрамар. - Что же касается Покоя и Гармонии чувств, которые делают дорогим для тебя моё убежище Труда, то ты найдёшь их в церквях, Тишина и Спокойствие которых укрепят твою душу, а отчасти в монастырях, где жизнь - строга и полна отрешения от мира. Всюду, где исключены человеческие страсти, ты будешь окружён таким же веянием Покоя.
   Затем разговор перешёл на Нараяну, и Эбрамар упомянул несколько фактов его попыток достигнуть Высшего Посвящения.
   Супрамати вспомнил про Лилиану. Рассказав обстоятельства, открывшие это преступление, он спросил, что такое представляет её состояние: смерть или скрытую жизнь?
   - Если её можно вернуть к нормальному состоянию, то будь добр, Учитель, научи, как надо действовать. Если же она умерла, то я хотел бы похоронить несчастную по христианскому обряду, а не оставлять её в стеклянном ящике, как любопытную редкость.
   - Мне уже известно это последнее преступление Нараяны, вдвойне отвратительное по тому легкомыслию, с каким он пользовался Веществом, свойства Которого недостаточно изучил, и тем причинил этой женщине ужасные мучения. Она не умерла, но погружена в состояние, похожее на летаргический сон, с той разницей, что она всё время находится в сознании, чувствуя при этом голод и жажду, боль раны и ужас вечно остаться в таком состоянии.
   Пришло время - положить конец этим страданиям. Я дам тебе одно вещество, которое хоть и не Эликсир Жизни, но его будет достаточно, чтобы вернуть её к жизни. Инструкция, как поступать, будет приложена к медикаментам. Тебе надо будет посадить её в тёплую ванну, причём ты не должен пугаться, когда из раны ручьём польётся кровь.
   Затем ты положишь её на кровать, перевяжешь рану, положив на неё мазь, которую я дам, и вольёшь ей в рот немного тёплого вина, так как она похолодеет, и будет иметь вид мёртвой. Когда летаргия рассеется, она откроет глаза, но почти тотчас же впадёт в сон, который продлится не меньше трёх дней. Когда она проснётся, ты дашь ей есть, но только не мясо, а молоко и овощи. После этого она оправится и может делать, что угодно, даже снова вернуться к своей весёлой жизни, так как жить она будет очень долго.
   - Она приняла Эликсир Жизни?
   - Нет, Нараяна влил Его только в рану, а это производит иное действие, чем когда Эликсир вводится в желудок, - сказал Эбрамар, вставая и отправляясь за медикаментами.
   На рассвете Супрамати простился с Эбрамаром и уехал в Бенарес, где Нурвади встретила его с радостью, которая тронула его, и решение как можно скорее покинуть Индию поколебалось.
   Любовь молодой женщины, затем спокойная, полная роскоши жизнь в этом дворце и даже красота природы Индии, всё способствовало тому, чтобы удержать его, несмотря на упрёки совести, твердившие ему, что честь предписывает вернуться к Наре, а чувство человеколюбия обязывает освободить Лилиану от мук.
   Несмотря на все эти доводы, Супрамати не двигался из Бенареса, а рождение сына заставило его даже на время забыть всё остальное. Поток новых чувств наполнил его сердце, и он привязался и маленькому существу, глазки которого смотрели на него. Мысль о разлуке с сыном до такой степени была тяжела ему, что прошло ещё шесть месяцев, прежде чем он смог решиться уехать.
   Однажды, когда он подсчитал, что находится в Индии уже около полутора лет, им овладел стыд, и смущение. Что подумает о нём Нара? От неё он не получал известия. Обвиняли его также страдания Лилианы. Да, надо покончить со всем этим и уезжать! Время от времени он будет навещать своего ребёнка: этого никто не мог запретить ему.
   Боясь собственной нерешительности, он в тот же день объявил Нурвади, что дела призывают его в Европу и что он уезжает через несколько дней.
   Нурвади побледнела, и её глаза наполнились слезами, но она не протестовала. Обвив руками шею возлюбленного, она пробормотала сквозь слёзы:
   - Ты мне дал столько счастья, что я не имею права жаловаться. Ты мне отдал свою любовь, оставил ребёнка - как живую память о тебе, - и его воспитание наполнит мою жизнь. Обещай мне, что ты не совсем забудешь нас и будешь иногда навещать своего сына, чтобы он знал отца и хоть изредка мог бы насладиться твоей любовью и твоими ласками.
   Супрамати прижал Нурвади к груди.
   - Обещаю тебе, Нурвади, не забывать вас и навещать тебя и ребёнка, как только будет возможно. Я увожу с собой ваши портреты, а ты будешь писать мне по адресу, который я оставлю.
   Супрамати стал готовиться к отъезду. Предстоящая разлука была тягостна для него.
   В эту минуту он был равнодушен к законной супруге, данной ему братством, и красота Нары как бы изгладилась и потонула, в чувстве отцовской любви, наполняющей его сердце.
   Вдруг в нём зародилась новая боязнь, что ребёнок умрёт, и он не увидит его больше, а Нурвади останется одинокой, потеряв их обоих. Но спасение найдено: у него в руках средство не дать ребёнку умереть... Кто может помешать ему или поставить упрёк, если он обезопасит и сохранит жизнь самому близкому и дорогому существу?
   На таком решении он успокоился. В ночь, предшествующую его отъезду, он прошёл в комнату, где в тростниковой колыбели спал ребёнок, покрытый шёлковым одеялом. Рядом с колыбелью, на полу, спала молодая нянька-индуска.
   Супрамати опустился на колени и долго смотрел на малютку. Да, он хотел видеть его вечно здоровым и красивым, он обезопасит его жизнь от случайностей.
   Приготовив четверть той порции Эликсира Жизни, какую дают взрослому человеку, он влил его при помощи ложки в ротик малютки. Ребёнок забился в судорогах, а затем вытянулся и похолодел.
   Побледнев от ужаса, Супрамати взял его на руки и вынес на террасу, думая, что свежий воздух поможет ему, но малютка не двигался. Дыхание остановилось, и биение сердца было не слышно.
   - ГОСПОДИ! Не уже ли я убил его? Но нет, это - невозможно! - пробормотал он, кладя ребёнка в колыбель.
   Удивлённая его отсутствием, Нурвади встала. Не найдя Супрамати в кабинете, она решила пройти в детскую и, приподняв портьеру, увидела его склонившимся над колыбелью. Подумав, что горечь разлуки заставила его прийти в последний раз взглянуть на личико сына, она улыбнулась и ушла.
   Прошло больше двух часов томительной для Супрамати тоски. Наконец, вздох облегчения вырвался у него из груди. На щёчках ребёнка выступил румянец, а дыхание указывало, что он спит.
   Утром, печальный, с тяжёлым сердцем, он покидал Бенарес, и несколько дней спустя отплыл в Европу.
   Супрамати решил поехать в Париж, чтобы поскорей разбудить Лилиану и запросить Нару, когда он может приехать к ней. Прибыв в Париж и войдя в свой отель, он запретил слугам распространять весть о своём приезде. Он знал, что виконт и вся театральная богема немедленно же обрушатся на него. А он хотел быть свободным и спокойным, по крайней мере, несколько дней.
   Он отдохнул, поужинал и заперся в своей комнате, запретив беспокоить себя.
   Затем он достал из чемодана шкатулку из кедрового дерева, которую ему дал Эбрамар, и открыл её. В ней находились большой флакон с бесцветной жидкостью, банка с мазью, похожей на воск, но мягкой и жирной на ощупь, и два пузырька: один зелёный, другой пурпурный. Кроме того, там же лежала бумага с указанием мудреца, как употреблять эти средства.
   Перечитав несколько раз наставление, Супрамати нажал пружину и вошёл в тайное помещение. Он зажёг все лампы и свечи, приготовил бельё, повязки и постель - всё, что могло ему понадобиться. Затем открыл краны и наполнил ванну. Нараяна, очевидно, умел заставить хорошо служить себе, так как вода оказалась тёплой, хоть Супрамати и не приказывал нагревать её, чтобы не выдать тайны того, что собирался делать.
   Смеясь в душе над прихотью своего предшественника, он подошёл к стеклянному ящику и откинул закрывавшее его покрывало. Вид Лилианы не изменился. Но как вынуть тело из герметично закрытого ящика, наполненного жидкостью, которая могла и повредить ему?
   Он вернулся в свою комнату, надел высокие непромокаемые сапоги и кожаные перчатки, а затем вооружился молотком и щипцами. Потом он сложил близ ящика бельё и поставил полную корзину песка, найденную в гардеробной. Окончив эти приготовления, Супрамати ударом молотка разбил стенку ящика в ногах, и жидкость разлилась по паркету. Оторвав затем крышку, он поднял Лилиану, потерявшую тяжесть обычного тела, перенёс в соседнюю комнату на диван, где уже раньше были положены им подушки и одеяло. Разрезав ножницами рубашку и отбросив щипцами лоскутья, Супрамати опустил Лилиану в тёплую ванну, поддерживая полотняной тесьмой ей голову и корпус, чтобы она не ушла под воду.
   Теперь он увидел на боку женщины рану, имеющую вид широкого и глубокого кровавого разреза, затянутого тонкой кожицей. Опытному взгляду врача было ясно, что подобная рана при обычных условиях была смертельна.
   Супрамати был человек и с восхищением смотрел на молодое тело и идеальные формы, достойные резца скульптора.
   "Нараяна был сибарит во всех отношениях", - думал Супрамати, выливая в ванну треть большого флакона.
   Затем он сел с часами в руке, чтобы выждать четверть часа, как это было указано в инструкции Эбрамара.
   Вода приняла голубой оттенок, и не прошло и двух минут, как в лице Лилианы начало проявляться движение: задрожали ресницы, стал дёргаться рот, и дрожь пробежала по всем членам. Затем рана приняла тёмно-багровый оттенок, открылась и из неё брызнула струя чёрной материи.
   Через четверть часа вода сделалась чёрной и стала издавать острый и удушливый запах. Супрамати выпустил её, снова наполнил ванну и влил в неё вторую треть жидкости. Из раны потекла кровь, и притом в таком изобилии, что при нормальных условиях смерть должна была последовать от истощения. Тем не менее, в состоянии больной не произошло неблагоприятной перемены, напротив, стало проявляться слабое и неправильное, но заметное дыхание.
   По истечении предписанного времени Супрамати выпустил окровавленную воду и влил в свежую остальное содержимое флакона. На этот раз вода не изменила вида и осталась бледно-голубой и прозрачной. Рана же приняла вид затягивающейся раны.
   Тогда Супрамати перенёс больную на диван, положив на рану кусок полотна с мазью, и наложил повязку. Вытерев тело и волосы, он завернул Лилиану в одеяло так, что она походила на мумию и не была в состоянии пошевельнуться, а потом перенёс её на кровать и влил в рот ложку красной жидкости одного из пузырьков.
   Дрожь пробежала по телу Лилианы. Затем из её груди вырвался крик - и она открыла глаза. В этих глазах отразилось такое страдание, блеснула такая жалоба, каких Супрамати ещё не видел в человеческом взгляде.
   Он вздрогнул. Да, Эбрамар - прав: Лилиана должна была переносить адские муки. Впрочем, он не успел сказать и слова, как веки больной опустились, а она впала в неподвижность, но на этот раз неподвижность была вызвана сном.
   Супрамати опустил шторы на окнах и сообразно с инструкцией Эбрамара вылил в небольшой тазик содержимое зелёного флакона, благодаря чему комната наполнилась благоухающим ароматом. Но каково было его удивление, когда он увидел, что из таза спиралью поднимается густой зеленоватый пар, который тянулся к кровати и всасывался телом спящей.
   В течение нескольких минут он смотрел на это зрелище, а потом вернулся в свою комнату. Так как совершённая им работа заняла больше трёх часов и возбудила в нём аппетит, то он вымылся, поужинал и лёг спать довольный.
   Супрамати решил провести в уединении три дня, ограничиваясь только прогулками по саду, тем более что стояла чудесная весенняя погода. Кроме того, это время он хотел посвятить приведению в порядок различных дел, пришедших в некоторое расстройство вследствие его пребывания в Индии.
   Супрамати был уверен, что его никто не побеспокоит, так как он запретил говорить о своём приезде. Утром пришлось убедиться, что у его друзей была чудная полиция и что они чувствовали такую потребность и желание его видеть, что для них не существовало никаких препятствий.
   И, действительно, гонимый кредиторами и лишённый ресурсов виконт де Лормейль был в бешенстве от долгого отсутствия набоба. Он учредил за его домом надзор, не доверяя людям Супрамати, которые могли скрыть приезд своего барина, если бы тот приказал им молчать. Поэтому виконт заручился содействием привратника противоположного дома, а тот видел, как приехал миллионер, и известил об этом де Лормейля.
   Виконт почувствовал себя возрождённым. На следующий же день он с таким апломбом явился в дом Супрамати, что швейцар и слуги остолбенели, а он ворвался.
   Узнав, что принц - в саду, виконт отправился туда. Не замечая неудовольствия Супрамати и не давая ему времени сказать ни слова, он сжал его в объятьях, осыпая упрёками за тайный отъезд, долгое отсутствие и умолчание о своём приезде.
   Виконт описал общее горе, вызванное его исчезновением, и отчаяние Пьеретты, покушавшейся даже на самоубийство. Затем он объявил, что если его "друг" - не самый неблагодарный и скупой из всех настоящих, бывших и будущих набобов, то должен вознаградить своих друзей за их преданность и задать в их честь пир.
   Неудовольствие, которое в первую минуту почувствовал Супрамати при таком бесцеремонном вторжении, скоро сменилось желанием смеяться. Он не мог ответить ни слова - таково было красноречие визита. Но он понимал, как нуждался в нём разоривший забулдыга, и это забавляло его.
   Супрамати принял предложение виконта. Решено было отпраздновать возвращение набоба большим обедом, а для утешения Пьеретты в её горестях принц поднесёт ей ценный подарок и букет.
   Супрамати согласился на всё и вручил виконту солидную сумму на расходы, объявив, однако, что у него есть неотложные дела и что, кроме того, он чувствует себя нездоровым и поэтому только через три дня будет к услугам друзей. Супрамати спешил избавиться от преувеличенной нежности виконта. И как только виконт почувствовал в руках туго набитый бумажник, он поспешил проститься под предлогом, что надо немедленно же приступить к приготовлениям к пиру. В действительности же он спешил объехать друзей и объявить им о возвращении набоба - набитого золотом дурака, не знающего цены деньгам.
   Лормейлю хотелось также хвастнуть полученными подарками. Рассказав о своём пребывании в Индии, Супрамати предложил ему на память о своей поездке кинжал с рукояткой, украшенной драгоценными камнями, кольцо с чудным рубином и шкатулку с восточными благовониями.
   С головой, набитой всевозможными проектами, виконт вернулся к себе, чтобы подсчитать полученную сумму и сообразить необходимые расходы. Результат получился благоприятный. Сумма, которую он мог удержать в свою пользу, была так значительна, что позволяла ему покрыть самые настоятельные нужды. Это убеждение вернуло виконту его беспечность и окрылило его надеждами. Ещё несколько таких праздников - и его дела поправятся.
   Виконт побывал у знакомого ювелира и купил бриллиантовый убор, красивый на вид, но более дешёвый, чем купил бы Супрамати. Приобретя ещё громадный букет, он направился к Пьеретте, заехав по дороге к двум друзьям, которых известил о новости и пригласил к себе на ужин.
   Со времени отъезда Супрамати у певицы Альказара бывали и ясные, и чёрные дни. Богатый любовник, заменивший набоба, скоропостижно умер, и с тех пор она не могла завладеть никем "достойным её", вследствие беспрестанного соперничества и ненависти Камиллы Мушерон, которая не забыла и не простила ей того, что она "подло украла" у неё Супрамати.
   В данную минуту оба врага были готовы разорвать друг друга из-за одного американца, который, казалось, уже склонялся на сторону Камиллы. Поэтому, когда виконт объявил о возвращении Супрамати и передал ей подарки от него, её охватил порыв такого счастья, что она чуть не лишилась чувств, а затем упала в истерическом припадке. Виконт старался успокоить её. В настоящую минуту она была нужна ему, и они были старые знакомые, при случае помогающие друг другу.
   Лормейль не особенно стеснялся правдивостью своих рассказов. Поэтому то, что он болтал про своё свидание с Супрамати и про его участие, выказанное будто бы к своей прежней любовнице, было так образно, пылко и поэтично, что в голове Пьеретты стали зарождаться самые смелые планы, и перед её взглядом уже носилась княжеская корона, водружённая на её рыжем взбитом шиньоне. А почему бы и нет? Хуже её выходили замуж за князей. А если Супрамати после двухлетнего отсутствия не забыл и посылает ей цветы и драгоценности, то это значит, что он влюблён серьёзнее, чем она предполагала.
   - Когда я буду женой принца, я вспомню о ваших услугах, виконт, и избавлю вас от всех затруднений, можете рассчитывать на это! - сказала она.
   Лормейль с недоумением посмотрел на неё. Ему и в голову не приходило, что она выведет из его слов подобное заключение.
   "Знай она, как я вторгся к набобу и почти насильно вырвал у него для неё подарки, она опустила бы свой нос", - подумал он, с трудом сдерживая смех.
   - Не сомневаюсь, мой друг, - сказал он, - что если на вашу долю выпадет подобное счастье, вы не забудете того, кому будете обязаны этим.
   Только моя дружба к вам побудила меня представить вас Супрамати и обратить его внимание на вашу красоту и таланты. Честные люди подобных услуг не забывают.
   Пьеретта вынула из футляра убор и рассматривала его, заставляя переливаться бриллианты.
   - Хорошенькая вещица, в особенности, если это - настоящие бриллианты, - сказала она.
   Виконт даже привскочил.
   - В своём ли вы уме, Пьеретта, предполагая, что принц станет дарить вам поддельные камни!
   - Он - нет: в этом не может быть сомнений. А между тем я по опыту знаю, что подобная вещь - возможна. Помните браслет, который вы передали мне от имени принца как его прощальный подарок: громадный изумруд, окружённый бриллиантами. И что же? Когда, после неожиданной смерти Жюля, я находилась в затруднительном положении, то решила заложить эту вещь. Представьте моё удивление, когда мне объявили, что камни - стразы. Тогда я была так огорчена и нездорова, что не поднимала этого дела и не разыскивала виновника этого подлога, но теперь я решила сделать это: негодяй заплатит мне убытки или я посажу его в тюрьму. Мне даже уже говорили, что вора легко найти...
   Пьеретта говорила, продолжая рассматривать бриллианты, а сама исподлобья поглядывала на виконта, который наполовину отвернулся и был занят гашением сигареты в хрустальной пепельнице.
   Лицо промотавшегося кутилы стало землисто-бледным, веки подёргивались, ещё резче выделяя преждевременные морщины на висках. А рука, держащая сигару, неприметно дрожала.
   Тем не менее, голос ему не изменил, когда он сказал:
   - Надеюсь, мой друг, что вы не приведёте в исполнение такой проект. Принц вряд ли будет доволен - быть свидетелем в таком скандальном процессе, да и вам нет расчёта - выставлять напоказ ваши любовные отношения с человеком, за которого вы рассчитываете выйти замуж. Право, игра не стоит свеч!
   Что же касается до виновника мошенничества, то я и без полиции назову его вам. Это - Фаншетта, ваша предпоследняя камеристка. Уйдя от вас, она вышла замуж и открыла магазин. Конечно, не добродетели дали этой каналье средства так устроиться.
   - Вы дали мне идею, виконт! Я не понимаю, зачем мне щадить Фаншетту. Её магазин послужит для возмещения моих убытков, - сказала Пьеретта.
   - Вы забываете, дорогая, что эта женщина может рассказать о вашем прошлом вещи, малоприятные для вашего будущего титулованного положения. Послушайтесь меня: успокойтесь и забудьте эту историю. Любовь принца щедрее вознаградит вас за эту потерю, чем конфискация лавки Фаншетты.
   - Может, вы - и правы. Только впредь я каждый месяц буду возить свои драгоценности к ювелиру для удостоверения, что камни - не украдены.
   - Начните, мой друг, с этого убора - и вы убедитесь, что от меня вы всегда получаете настоящие камни, - с улыбкой сказал виконт. Затем, поцеловав руку Пьеретты, он прибавил. - Теперь - до свидания, мой друг! Займитесь собой до четверга. Вам необходимо поразить Супрамати и одним ударом овладеть его сердцем. Если же в добрую минуту вы расскажете ему про проделку Фаншетты, - к вашему изумруду может вернуться его первоначальное достоинство.
   Когда виконт ушёл, Пьеретта рассмеялась.
   - Ах, негодяй! Разбойник! Небось, я напугала тебя сегодня. Если бы ты знал, что у меня в руках все доказательства твоей мошеннической проделки и что я каждую минуту могу посадить тебя в тюрьму, ты дрожал бы ещё больше. И я посажу тебя, посмей только когда-нибудь вредить мне или стать мне поперёк дороги, - ворчала она. - Пока я молчу, чтобы ты не учинил мне какой-нибудь пакости у Супрамати. Но подожди! Когда я буду принцессой, то припомню, что ты у меня украл, и позабочусь, чтобы принц не давал тебе больше ни сантима. Держу пари, что сегодня индус дал ему денег на праздник и на подарки, и что этот бродяга утаил себе половину того, что предназначалось мне.
   Пьеретта закурила папироску и стала обдумывать, какой туалет изобрести себе к четвергу. Это должно было быть что-нибудь новое и оригинальное, что бы рельефно выделяло её красоту.
   Она позвонила горничной и хотела уже одеваться, чтобы ехать по магазинам, когда к ней приехала одна из её подруг. Пьеретта должна была остаться и предложить посетительнице чашку шоколаду.
   Гостья тоже была актрисой из Альказара. Она заметила на столе букет и футляр.
   - Ба! Кто это поднёс тебе этот куст роз и орхидей, да ещё с таким приложением? Уж не барон ли Меркандье? - со смехом спросила она. Увидев презрительную гримасу Пьеретты, она прибавила. - Не брезгуй щедрым обожателем, иначе Мушерон выхватит его у тебя из-под носа.
   - Пусть берёт себе этого чумазого жида. Для меня - почти невесты принца Супрамати - подобные лица не существуют.
   - Ах, моя добрая Пьеретта! Твоё обручение с принцем - старая история. Вот уже скоро два года, как твой будущий супруг исчез, и за это время ты наставила ему немало рогов.
   - Я плюю на подобную клевету, да и он тоже. Принц был в Индии для устройства дел по наследству, а ты должна бы понять, дорогая Лизетта, что это требует несколько больше времени, чем если бы ты или я вздумали ликвидировать наше имущество. Наконец вчера он вернулся, и его первая мысль была обо мне. Этот букет и футляр - его подарки.
   - Право? В таком случае, это - серьёзно! Поздравляю и желаю тебе счастья! Только будешь ли ты счастлива? Знаешь, что недавно сказал барон Меркандье по поводу слухов о браке наездницы из цирка Ристоли с одним румынским князем: "Этот брак немного принесёт пользы бедняжке! Нынешние княгини почти все - кабацкие героини, и светские дамы избегают их, потому что их выдаёт хохол кокотки, выглядывающий всегда из-за княжеской короны".
   - Нахал! Во всяком случае, это сравнение не подходит ко мне. Я - драматическая артистка, а не акробатка, как Ристоли. Я сумею так держать себя, что никто не усомнится в том, что я - настоящая аристократка.
   В продолжение всего завтрака дамы продолжали пикироваться. Затем Лизетта уехала, а Пьеретта приказала подать себе пальто и перчатки. Поправляя перед зеркалом шляпу, она пытливым взглядом окинула себя и пробормотала:
   - Мне надо обратить внимание на свою походку и жесты. Эта змея Меркандье сказал как-то, что по одной походке и по манере раскачивать бёдрами, напоминающей пляску живота, можно узнать кокотку из сотни честных женщин. Я должна отвыкнуть от этого. Я хочу иметь вид честной женщины и проникнуться истинным достоинством.
  
   Глава 10
  
   Утром Супрамати прошёл в тайную комнату, чтобы посмотреть, в каком положении находится Лилиана.
   Она всё ещё лежала неподвижно, но её дыхание было правильное, а лицо приняло жизненную окраску. Ему хотелось осмотреть рану, но он не посмел снять повязку, так как в инструкции Эбрамара было запрещено без уважительной причины беспокоить больную до её пробуждения.
   Из таза всё ещё выходил зеленоватый пар, распространяющий пряный и живительный аромат, который, однако, производил на Супрамати раздражающее и неприятное впечатление.
   Когда он пришёл на следующий день, Лилиана спала сном здорового человека. На её щеках играл румянец, и она переменила положение. Супрамати развязал повязки, стесняющие движения спящей, а потом задумался о необходимости одеть её, когда она проснётся.
   Очевидно, Лилиана жила здесь, а поэтому должна была иметь гардероб. И после непродолжительных поисков он нашёл шкаф и шифоньерку с женским платьем.
   Супрамати достал бельё, розовый плюшевый пеньюар и положил всё это на табурет у кровати. На стол он поставил вино, фрукты и пирожки на тот случай, если Лилиана проснётся ночью и почувствует голод.
   Вернувшись к себе, Супрамати лёг на диван и закурил сигару. Он был рад, что ещё до завтрашнего дня избавлен от виконта и всей его свиты, в том числе и Пьеретты.
   "БОЖЕ мой! - подумал он. - Как отвратительны - все эти кокотки и этот виконт, надоедающий мне своей угодливостью и жадностью! Держу пари, что он навязывает мне все эти пиры, чтобы обирать меня. Если бы я был уверен, что этой ценой я избавлюсь от него, и он оставит меня в покое, то заплатил бы его долги".
   Мысль Супрамати уклонилась в сторону и перешла на Лилиану. Следовало обдумать, каким образом лучше всего скрыть пребывание Лилианы в доме и избежать сплетен, которые возбудило бы её внезапное появление. Наконец он решил вывести её через переулок и затем обеспечить её будущее.
   - Может, она выйдет замуж и начнёт новую, честную жизнь, не будучи вынуждена больше торговать собой, получив такой урок, - заключил он.
   К тому же будет справедливо, чтобы состояние Нараяны вознаградило его жертву за страдания, которые он причинил ей.
   Супрамати лёг спать.
   Когда он проснулся довольно поздно, ему послышались шаги за стеной, а затем шум, будто кто-то старается открыть потайную дверь. Супрамати оделся и открыл дверь. Гостиная была пуста, но из спальни неслась струя свежего воздуха, колеблющая спущенную портьеру.
   Супрамати заглянул в комнату и увидел Лилиану у открытого окна. Она стояла к нему спиной, но он заметил, что она надела розовый пеньюар и что её волосы - причёсаны. Он смотрел на неё с минуту, а потом откинул портьеру и вошёл в спальню.
   Услышав шум шагов, Лилиана обернулась, и её глаза запылали такой ненавистью, что Супрамати остановился. Она же, увидев незнакомого человека, отступила назад, побледнела и прислонилась к подоконнику.
   Дрожа от волнения, Лилиана сделала несколько шагов и вскричала:
   - Где - он, палач, терзавший меня? Или он прячется, боясь моего мщения? О! Это - невозможно, - сказала она, сжимая голову обеими руками. - Существует ли казнь, равносильная тем мукам, которые он причинил мне?
   - Успокойтесь, Лилиана! Того, кто причинил вам столько зла, вы больше не увидите: Нараяна умер. Благодаря случаю, я открыл совершённое им преступление, а знание, приобретённое мной в Индии, позволило мне вернуть вас к жизни.
   - Но кто же - вы, великодушный незнакомец? - пробормотала она.
   - Я младший брат Нараяны, и по мере своих сил, постараюсь исправить зло, причинёенное вам.
   В душе Лилианы происходила реакция. Её ненависть и жажда мести вылились в рыдания. Упав на колени, она схватила руку Супрамати и прижала её к губам. Но он поднял её, посадил в кресло и дал ей напиться, стараясь успокоить нервный кризис, потрясающий тело Лилианы.
   - Успокойтесь, бедная! Ваши страдания кончились, а я позабочусь, чтобы обеспечить ваше будущее, - сказал Супрамати.
   Встретив взгляд, с сожалением смотрящий на неё, Лилиана успокоилась. Голос Супрамати успокоительно действовал на неё.
   - Как вы мало похожи на вашего брата! В вашем взгляде нет того страстного и жестокого огня, который горел в глазах Нараяны, - сказала она, отирая слёзы. - Ах, Нараяна был чудовище! Один БОГ знает, что он заставил меня перестрадать.
   - Позже, когда вы успокоитесь и поправитесь, я попрошу вас рассказать мне всё, что вы чувствовали во время летаргии. Этот вопрос интересует меня.
   - О! Я расскажу вам всё, мой спаситель! Но скажите мне, как умер Нараяна?
   - С ним было несчастье в Альпах. Но довольно об этих грустных вещах! Вам необходимо подкрепиться. Сейчас я принесу вам завтрак, а затем мы поговорим о том, где вам пока устроиться.
   Супрамати принёс приготовленную им заранее провизию, состоящую из молока, фруктов, овощей, яиц и пирожков. Поставив всё это на стол, он пригласил Лилиану позавтракать.
   Она с любопытством следила за Супрамати.
   Поблагодарив его, она принялась за еду. Её организм требовал пищи, и она ела со всё возрастающим аппетитом.
   - Вы сочтёте меня за обжору, - сказала она, краснея.
   - Ну, после такого долгого поста ваш аппетит мог бы быть ещё больше. Мне кажется, что на вашем месте я съел бы жареного быка, - со смехом сказал Супрамати. - Теперь, когда вы позавтракали, пойдёмте в гостиную и поговорим.
   И они перешли в гостиную.
   - Прежде всего, мисс Лилиана, я должен сказать вам, что с того часа, когда Нараяна поразил вас, прошло около трёх лет.
   Она вскрикнула и побледнела.
   - Успокойтесь! Вы будете жить долго и наверстаете потерянное время. Я хотел только дать вам понять, что после такого таинственного и продолжительного исчезновения вы не можете появиться в моём доме, не возбудив подозрений и сплетен. Здесь же, окружённая такими воспоминаниями, вы тоже не можете оставаться. Поэтому я решил нанять для вас квартиру в городе. Вечером я приведу к переулку извозчика, и вы переедете. Позже вы объясните, как сочтёте за лучшее, ваше отсутствие и возвращение, если только не предпочтёте избегать прежних друзей и жить в уединении. Скажите мне ещё, есть ли здесь у вас какие-нибудь вещи, кроме тряпок, которые я нашёл?
   - Да, есть. Около лестницы находится комната, которую вы не могли заметить, а в этой комнате стоят шкаф и комод.
   - Отлично! Потрудитесь собрать самые необходимые вещи и будьте готовы к восьми часам вечера. А пока - до свиданья!
   В предместье, где жила Розали, Супрамати скоро нашёл квартиру, состоящую из пяти комнат. Эта квартира находилась в первом этаже уединённого, окружённого садом домика. Нижний этаж занимал старик-домовладелец с женой. Супрамати заплатил за год за квартиру со столом, и объявил, что новая жилица переедет сегодня же вечером.
   Вечером он вышел из дома, нанял извозчика и привёл его к переулку.
   Лилиана уже ждала его. Она была в городском костюме, в перчатках и шляпе. К своему удивлению, Супрамати увидел на земле несколько объёмистых узлов, картонки и кожаный саквояж, который она держала на коленях.
   Супрамати сказал, вручая Лилиане бумажник с деньгами:
   - Вот вам на первое обзаведение. Завтра или послезавтра я навещу вас, и мы решим вашу судьбу. Но скажите мне, как вы чувствуете себя? Я даже не спросил, не причиняет ли вам боли ваша рана?
   - Всякая боль исчезла, и рана затянулась. Только кровавое пятно, по всей вероятности, долго будет напоминать мне о последнем угощении Нараяны.
   - Идёмте же! Я вынесу ваши вещи. Но что у вас в этом тяжёлом мешке?
   - Мои драгоценности.
   Супрамати усадил на извозчика Лилиану с её пакетами, картонками и кожаным мешком. Затем он дал адрес кучеру.
   - Не забывайте, что вам запрещено есть мясо, - крикнул он, кланяясь ей вслед.
   Вечером, прежде чем лечь спать, Супрамати призвал управляющего и, указывая на потайную дверь, теперь открытую настежь, сказал:
   - Там, очевидно, находилась лаборатория покойного принца. Прикажите вычистить и привести в порядок всё, что испорчено. Свою спальню я переношу по другую сторону библиотеки, в серую гостиную, здесь же всё будет отделано заново. Я выберу мебель и материю. Я скоро женюсь, и здесь поместится принцесса.
   Утром явились рабочие. С той лёгкостью и быстротой, какую даёт богатство, всё сделалось по желанию хозяина. Спальня была перенесена в указанное место, а затем приступили к чистке тайного помещения, которое управляющий нашёл не похожим на лабораторию.
   Прибыв в своё новое помещение, Лилиана пересчитала содержимое бумажника и, довольная результатом, приступила к осмотру квартиры. Квартирой она осталась недовольна. Простое изящество и не совсем модная меблировка не понравились ей. Она любила шик и, слава БОГУ, могла ни в чём не отказывать себе.
   Она отправилась к домовладельцу и спросила его, позволит ли он ей за свой счёт и по своему вкусу заново меблировать квартиру. Тот согласился. И Лилиана с утра стала бегать по магазинам.
   Несколько часов спустя, обойщики принялись за дело, и к вечеру следующего дня всё было закончено. Квартира изменила свой вид. Начиная с розового атласного будуара, белой кашемировой спальни и кончая столовой в стиле ренессанс - всё дышало изяществом и приняло особый отпечаток.
   Кроме того, Лилиана наняла камеристку, купила себе новый гардероб и приобрела белого пинчера, так как любила животных. Собачка, расчёсанная и надушенная, лежала на обитом атласом диване и посматривала на свою хозяйку.
   Лилиана оделась и стала ожидать своего благодетеля. Полученный ей бумажник значительно опустел, но это не беспокоило её. Не сказал ли Супрамати, что он обеспечит её будущее? С улыбкой вспоминала Лилиана высокую и стройную фигуру принца, его приятное лицо и добрый взгляд.
   - Он - добр, красив - в тысячу раз лучше Нараяны, и настолько же великодушен и добр, насколько тот был груб и зол, - пробормотала она, в двадцатый раз подходя к зеркалу, чтобы поправить причёску, бант или складку утреннего платья.
   Она подошла к окну и стала ждать приезда Супрамати. Её сердце билось всё сильнее при мысли, что, может, молодой человек влюбится в неё. Он не стал бы мучить её капризами, ревностью и презрением, как покойный Нараяна. Всё с большей ясностью рисовался перед ней улыбающийся взгляд Супрамати, а в её сердце и ушах звучал его голос.
   В это время Супрамати переживал все прелести большого пира. В честь его приезда собралась вся театральная шушера в полном составе, а бросившаяся в его объятья Пьеретта так взволновалась, что лишилась чувств.
   Обморок, однако, был так артистичен, что, несмотря на своё недоверие, Супрамати был обманут и тронут такой привязанностью.
   Обед прошёл шумно и весело. Затем часть актёров разъехалась по своим театрам, а Пьеретта отправилась в Альказар, где пела в этот вечер. По этому случаю, виконт шепнул Супрамати, что ему необходимо быть на представлении и что следовало бы поднести артистке букет и кое-какие безделушки.
   - Хорошо, дорогой виконт! Купите, что найдёте нужным, а счёт пошлите к моему управляющему. Я не знаю даже, как вас благодарить за то, что вы избавляете меня от хлопот, - сказал он, пожимая Лормейлю руку. - Займите мою ложу, а я присоединюсь к вам позже. Теперь же я должен уехать, так как у меня назначено свидание с моим поверенным.
   Супрамати сел в экипаж и со вздохом облегчения откинулся на подушки.
   - Надо обуздать любовь виконта ко мне и к роскошным пирам, которые он придумывает для моего развлечения, - проворчал он. - Великий БОЖЕ! И есть же люди, добровольно осуждающие себя на подобную жизнь! Никогда не быть у себя, вечно мотаться по улицам и ресторанам, и всегда быть среди чужих людей, которым так же мало дела до него, как ему до них. Вечно метаться в этой сутолоке, переходить от обеда к ужину, из театра в притон - и всё это в обществе пустых, порочных и глупых людей, весь интерес которых сосредоточивается на сальных анекдотах и ещё более сальных похождениях с распутными женщинами. Нет, с меня довольно таких удовольствий и я уеду, как только получу ответ от Нары.
   Недалеко от своего отеля он вышел из экипажа и приказал кучеру ехать домой, а сам взял извозчика и поехал к Лилиане.
   Увидев метаморфозу в меблировке и все перемены, превратившие скромную квартиру в уголок жрицы любви, Супрамати нахмурил брови. Он спрашивал себя, как могло хватить у этой женщины легкомыслия, чтобы заниматься подобными пустяками, когда она едва избавилась от состояния, худшего смерти? Жестокий урок только скользнул по ней, как вода по стеклу...
   Под впечатлением этого чувства Супрамати не обратил внимания на красоту Лилианы и на её костюм. Он прошёл в будуар, уже освещённый большой лампой под розовым абажуром. Там камеристка Жоржетта уже подавала чай.
   Супрамати скоро понял, что Лилиана старается ему понравиться, надеясь сделать из него заместителя Нараяны. Но он решил как можно скорее разуверить её, и, чтобы сразу положить конец её кокетству, сказал, принимая вторую чашку чая:
   - У меня есть к вам просьба, мисс Робертсон.
   - О! Я вся - к вашим услугам, принц!
   - Дело вот в чём. Я уже говорил вам, что изучал в Индии медицину, и то состояние, в котором я нашёл вас, интересует меня с медицинской точки зрения. Поэтому, если это вам не тяжело, расскажите, что вы чувствовали во время летаргии? Я хотел бы отметить эти сведения и разработать их вместе с другими наблюдениями.
   Он вынул из кармана записную книжку и карандаш.
   - Я с радостью всё расскажу вам, даже историю своей жизни, если только вы не соскучитесь слушать её, - сказала Лилиана.
   - Очень признателен вам за доверие, которое вы оказываете мне. Мне любопытно узнать, что могло вызвать между вами и Нараяной такую ссору, что она довела его до убийства.
   - Начну с моих родителей и расскажу вкратце всю мою жизнь со дня рождения.
   Моя мать была француженка, по ремеслу кружевница. Она была красива и легкомысленна. В неё влюбился купец-англичанин и после моего рождения женился на ней.
   Семейная жизнь их была плоха. Моя мать была распущена, а отец - вспыльчив и ревнив, и перед моими детскими глазами происходило немало отвратительных сцен.
   Мне было пять лет, когда моя мать бежала с итальянским певцом и увезла меня с собой.
   Позже я узнала, что мой отец долго и тщетно искал меня. Когда же он умер от апоплексического удара, то его брат завладел всем его имуществом. На мою же долю досталась лишь небольшая сумма, которую мне и выслали по требованию матери. Из этих денег я не видела ни копейки, так как их растратила мать со своим любовником. Затем итальянец бросил мать, и мы начали вести самую уродливую жизнь: то у нас был пир горой, то на другой день не было даже хлеба. Любовники были только случайные, так как мать увяла, и никакая краска, никакое искусство не могли скрыть следов времени на её лице. Моя мать становилась всё злее, стала дурно обращаться со мной и даже бить. Не раз мне приходило в голову, что она завидует моей молодости и красоте. Тем не менее, она строго следила за мной, так как решила, что я должна составить наше общее счастье. Она выучила меня петь, и благодаря одному старому другу я дебютировала в маленьком театре. Позже я перешла в оперетку и имела успех.
   Моя мать становилась всё тираничнее и даже сама выбирала мне любовников, причём только самые богатые обожатели допускались ко мне.
   Я находилась уже около двух лет на сцене, когда однажды вечером в одной из лож нашего театра появился Нараяна - "набоб", как назвала его одна из моих товарок.
   Вернувшись домой, я нашла корзину цветов и футляр с парфюмерией громадной цены.
   - Вот - любовник, которого ты должна женить на себе, - сказала мать, рассматривая подарок, - заставляй только себя просить и держи себя строго, пока он не сделается ручным.
   Я нашла совет хорошим и последовала ему. Нараяна был без ума от меня, и его приводило в бешенство моё сопротивление. Его обожание и подарки нравились мне, но он был малосимпатичен мне. В его глазах светилось что-то, наводящее на меня страх.
   В конце концов, мать продала меня ему. Однажды она объявила мне, что принц признался ей, что хочет на мне жениться, но желает, чтобы она прежде покинула Париж. Её он не мог представить в качестве своей тёщи, и она, из любви ко мне, согласилась принести себя в жертву и исчезнуть, не желая мешать моему счастью.
   Получив хорошую плату, за которую она могла купить молодого мужа - какого-то странствующего музыканта, она уехала в Америку. С тех пор я больше не слышала о ней.
   Оставшись одна, я скоро увлеклась. Нараяна осыпал меня золотом, а я привыкла считать богатство выше всего. Свою мать, много бившую и мучившую меня, я не жалела. Вихрь, в котором я жила, опьянял меня...
   Первые недели нашей связи были очарованием. Никогда ещё не было у меня столько золота, бриллиантов, цветов и успеха.
   Нараяна был красив и нравился мне. Все мне завидовали, а между тем в его поведении со мной иногда проскальзывало что-то такое, что оскорбляло меня и отталкивало.
   Однажды, когда Нараяна был особенно весел и нежен, я напомнила ему его обещание жениться на мне, данное моей матери.
   Он расхохотался и сказал:
   - Старая ведьма соврала тебе, моя красавица! На таких, как ты, не женятся, их только любят, что, впрочем, гораздо лучше. И зачем портить соединяющее нас чистое и свободное чувство цепями, которые всегда представляют ярмо и кошмар, так как налагают обязанности и права. Мысль, что я уже - не свободен, отвратила бы меня от супруги, хотя бы она обладала всеми добродетелями архангела. И что я мог бы дать своей законной жене, чем ты уже не владела? Ты пользуешься царской роскошью, у тебя - гнёздышко, свитое из шёлка и кружев. И на гуляньях, и в театрах тебя видят со мной даже чаще, чем если бы ты была обвенчана. И так, будь довольна и не мечтай о глупостях.
   Я молчала, но в глубине души была взбешена, так как мечтала сделаться принцессой. С этого дня между нами воцарилась неприязнь. Кроме того, характер Нараяны становился всё более неприятным. У него случались мрачные часы, когда он запирался и не хотел никого видеть. Тогда он требовал, чтобы и я запиралась и ни с кем не виделась.
   Он заключал меня даже в тайное помещение, которое, конечно, служило уже не одной любовнице. Оттуда я не смела никуда двинуться, так как он приготовил для меня там гардероб, драгоценности и книги.
   Всё это возмущало меня, и я была измучена его ревностью, капризами и требовательностью, которые сплетались с порывами любви и грубыми сценами. Я начала ненавидеть его и пренебрегать им. Не была ли я свободна? Не хвалил ли он мне все преимущества отсутствия обязанностей по отношению друг к другу?
   Он тоже старался бесить меня и взял себе в любовницы плясунью, прославившуюся исполнением канкана.
   В это время за мной стал ухаживать один молодой итальянец. Ульпиано Ровери не был богат, но красив и отличался прекрасным характером. Он был настолько же нежен, деликатен и уступчив, насколько Нараяна суров, жесток и строптив.
   Я влюбилась в этого мальчика, обожавшего меня, и сделала его своим любовником, не подозревая, что это может так кончиться.
   Когда Нараяна узнал про это, он пришёл в ярость, но затем быстро успокоился, что должно бы было возбудить моё недоверие, особенно когда он попросил меня провести у него ночь, чтобы объясниться и примириться. Я явилась, так как искала разрыва, но сцена, которую он мне сделал, превзошла мои ожидания. Он оскорблял меня и унижал, а я вне себя возражала ему. Когда же он потребовал, чтобы я навсегда отказалась от Ульпиано, и на мой отказ сделать это грозил убить его, я объявила ему, что ненавижу его, что он мне - противен и что с этого часа я прерываю с ним сношения и возвращаю себе свободу.
   Побледнев от ярости, он схватил со стола кинжал, купленный им за несколько дней перед этим, и вонзил его мне в бок.
   Я вскрикнула и хотела бежать, но у меня не хватило сил, и я упала на пол. Я чувствовала, что у меня ручьём течёт кровь, а потом потеряла сознание.
   Боль, для которой не существует слов, заставила меня прийти в себя. Мне казалось, что меня пронизывают раскалённым железом, и я открыла глаза.
   Бледный, с растерянным взглядом, Нараяна наклонился надо мной и вливал мне в рану какую-то жидкость. Боль, которую я чувствовала, была так велика, что всё померкло вокруг меня. Тем не менее, я не потеряла сознание, но только холод и тяжесть охватили моё тело. Только рана продолжала гореть.
   Я ничего не видела, но чувствовала и понимала, что Нараяна тащит меня в другое место. Он словно взбесился. То он изрыгал проклятия и богохульства, то покрывал меня поцелуями. Наконец он погрузил меня во что-то влажное - и вокруг меня воцарилась тишина...
   Мне пришло в голову, что он похоронил меня, и я хотела кричать, вскочить, стряхнуть тяжесть, которая придавила меня, но я была парализована... - Лилиана умолкла, подавленная ужасом воспоминаний. Она тяжело дышала, и слёзы лились из её глаз. Затем, подавив слабость, она продолжила рассказ. - Я чувствовала голод и жажду, меня страшили окружающие ночь и тишина, а моя рана горела. Даже думать мне было больно! И при всём этом оставаться неподвижной и не быть в состоянии открыть глаза и разжать зубы... Только ад и его выходцы могли придумать такие муки! Иногда мне казалось, что на моём теле выступает холодный пот.
   Однажды послышался шум, словно взламывали замок. Затем я услышала, как открылась дверь в ногах кровати, и раздались шаги.
   - Это был я. Мне случайно удалось открыть тайное помещение. Я нашёл вас в стеклянной коробке, но подумал, что вижу труп. Нараяна же умер за несколько месяцев до этого, - сказал Супрамати.
   - Тогда на минуту у меня появилась надежда на спасение, но, когда снова воцарилась тишина, я думала, что потеряю рассудок, - продолжила Лилиана, отирая дрожащей рукой влажный лоб. - Затем у меня явилась мысль молиться. Со всей силой отчаяния я призывала Иисуса Христа и ДЕВУ Марию, моля ИХ сжалиться надо мной и вернуть меня к жизни или послать смерть.
   Не знаю, была ли услышана моя Молитва, но меня наполнило чувство относительного покоя. Из этой апатии или дремоты меня вывел звон разбитого стекла. Затем я слышала, как меня подняли и понесли, но когда вы опустили меня в ванну, я потеряла сознание.
   Я очнулась в кровати в полном сознании. Рана больше не горела, и я увидела, что она затянулась. Я встала, оделась и выпила немного вина, так как мне ещё трудно было двигать челюстями, и все мои члены были будто налиты свинцом.
   Но все эти ощущения быстро рассеялись. Тогда я захотела выйти, но входная дверь была заперта, а где находится пружина, открывающая потайную дверь, я не знала. Я открыла окно и стала ждать. Я думала, что придёт Нараяна, и хотела задушить его. Но явились вы, мой спаситель и благодетель! Моя признательность вам окончится только с моей смертью...
   Лилиана схватила руку Супрамати, и прильнула к ней губами.
   - Бедное создание! Я понимаю, сколько вы выстрадали, - сказал он, отнимая руку. - Не преувеличивайте мои заслуги и не проклинайте Нараяну! Он тоже, несомненно, много страдал и к тому же ныне он предстал перед Правосудием БОГА, Которое не оставляет безнаказанным ни одного преступления. Теперь же, дорогая мисс Лилиана, оставим прошлое и подумаем лучше о будущем.
   Что вы думаете делать? Этим вопросом я не хочу сказать, что предлагаю вам труд для добывания средств к жизни. Нет, я настолько обеспечу вас, что вы будете независимы, но человек не может жить, не имея полезного занятия и определённой цели. Такой труд, будь это для собственного блага или для блага ближних, вы не должны презирать, мисс Лилиана. Праздность - мать всех пороков, труд же - друг и поддержка человека во всех испытаниях жизни.
   По мере того как он говорил, румянец разливался по лицу Лилианы. Гнев и досада звучали в её голосе, когда она ответила:
   - Что же я могу делать? Я ничего не знаю, даже не умею прилично читать и писать, так как моя мать всегда говорила мне: когда обладают такой красотой, как ты, то не работают, а живут любовью.
   - Такие безнравственные слова и мнения не делают чести вашей матери. То, что она называет "любовью", есть торговля собой. Но скажите мне, мисс Лилиана, не уже ли на вас не произвело никакого впечатления перенесённое вами испытание? Не уже ли в течение долгих часов одиночества, физических и нравственных мук вы не размышляли о ничтожестве распутной жизни, полной унизительных удовольствий, о нравственном унижении всегда находиться в зависимости от капризов легкомысленных и порочных людей, из которых никто не любил вас, а Нараяна менее других, так как под влиянием ревности он убил вас и бросил. Мой брат был эгоист. Он никого и ничего не любил, кроме своего личного "я", поглотившего его. Всё должно было служить для его забавы, развлечения и удовлетворения его вкусов и капризов.
   Я не могу поверить, что вы были счастливы, и надеюсь, что воспользуетесь жизнью, так чудесно возвращённой вам БОГОМ, чтобы начать новое существование. Ваше воспитание было ужасно. Учитесь же, развивайте свой ум и помогайте своим несчастным братьям облегчать нужду - дело, приятное Всемогущему ГОСПОДУ.
   Если вы хотите, я завтра же свезу вас к одной даме, которую люблю и уважаю. Розали Беркэн - проста, добра и благочестива. Она будет вам сестрой, подругой и научит вас находить удовольствие в иных вещах, чем светская пошлость и общество распутных и циничных мужчин подобных Нараяне или виконту Лормейлю, которые попирают ногами всякий долг, бросают своих жён...
   - Разве принц был женат? - пробормотала Лилиана, которая слушала его то краснея, то бледнея.
   - Да, Нараяна был женат на очень умной и прекрасной женщине. Он бросил и пренебрёг ей, чтобы гоняться за любовными приключениями и посещать кулисы, связавшись с виконтом и другими господами подобного же рода, которые употребляют своё безделье, служа на посылках актрис и на ссужении деньгами актёров, под предлогом "почитания их талантов". Эти господа считают себя интересными, так как они все порвали с чувством Долга, Честью и Совестью.
   Со всем этим обществом мужчин и женщин, преждевременно увядшие и истасканные лица которых говорят об их жизни, вам, мисс Лилиана, необходимо порвать, если вы хотите начать новую жизнь и выйти замуж.
   Вы - так молоды и красивы, что легко найдёте честного человека, который полюбит вас, а семейная жизнь и дети создадут вам почтенное и полезное будущее. Лучше быть законной женой честного буржуа, чем любовницей принца!..
   Лилиана слушала его, опустив глаза. Её руки дрожали, а сердце чуть не разрывалось от гнева, горечи и чувства оскорблённого самолюбия. Она чувствовала, что Супрамати давал понять, что не возьмёт её в любовницы. Он спас её и обеспечивает ей независимое положение, но не желает обладать ей, а указывает ей путь честной жизни. Сначала она боролась с волнующими её противоречивыми чувствами, а затем опустила голову на стол и разразилась рыданьями.
   Супрамати с жалостью и участием смотрел на неё. Он понимал, что происходит в её душе. Он знал, что нравился Лилиане, и что в своей наивной распущенности она уже назначила ему роль Нараяны, не допуская, в гордом сознании своей красоты, чтобы ей могли пренебречь. Супрамати же Лилиана не нравилась, он чувствовал только жалость к этой жрице наслаждений, проданной и развращённой с детства матерью. Но любить её он не мог, так как его сердце ещё было полно Нурвади, нежным и любящим созданием - матерью его ребёнка. Кроме того, долг приковывал его к Наре, а для удовлетворения чувственности достаточно было Пьеретты. Та была до такой степени заражена, что для неё невозможно было нравственное возрождение. Лилиану же он хотел попытаться спасти. Разве Нараяна не ввёл в её организм вещество, на неопределённое время приковавшее её к Земле? Если эта женщина должна прожить планетную жизнь, то пусть эта жизнь будет спасительна и пусть она служит её совершенствованию, а не влечёт её к бесконечному падению.
   - До свиданья, мисс Лилиана! - сказал он, вставая. - Сегодня я не могу больше оставаться у вас, но, если вы хотите, я заеду к вам послезавтра и привезу Розали.
   Лилиана, не поднимая головы, протянула ему руку.
   - Приезжайте и привозите эту даму! Я постараюсь жить, как вы этого желаете, - пробормотала она.
   Супрамати пожал её дрожащую ручку.
   - Благодарю вас! Вы не могли доставить мне большей радости, как начав новую жизнь. Я буду вдвойне счастлив, если, спася ваше тело, спасу и душу.
   Лилиана заплакала ещё сильнее.
   Супрамати вышел из комнаты. Он чувствовал, что этими слезами начинается внутреннее возрождение Лилианы, и что она борется с собой, чтобы порвать с прошлым, полным стыда и порока, дорогу которого так трудно покинуть. В такие минуты уединение - лучший помощник Добра.
   Как мог Нараяна, имевший более глубокое и более ясное понятие об оккультном мире, вести беспорядочную жизнь, поощряя порок и кутежи?..
   На другой же день по приезде в Париж, Супрамати написал Наре и просил у неё позволения приехать, чтобы решить вопрос о времени и подробностях их брака.
   Письмо он адресовал в их дворец в Венеции и просил скорейшего ответа. Ответа ещё не было, но он мог прийти с минуты на минуту, и Супрамати решил, что должен быть готов немедленно же ехать к Наре. Поэтому он спешил как можно скорее повидаться с Розали, и добиться её согласия заняться Лилианой.
   На следующий же день он отправился к госпоже Беркэн и застал её окружённой дюжиной девочек, которых она бесплатно учила читать, писать и шить.
   Эта женщина обрадовалась, увидев Супрамати, и стала рассказывать, скольким нищим, благодаря ему, ей удалось облегчить участь и сколько Молитв возносится к Небу, призывая на него Благословение БОГА.
   - Я приехал к вам просить вас помочь одному бедному созданию, - сказал он, пожимая протянутую ему руку. - Бедняжка, которую я хотел бы доверить вам, не нуждается ни в хлебе, ни в одежде, но она не имеет понятия о нравственности. Это создание было заброшено с детства, и мать толкнула её на путь порока. Я хотел бы, чтобы вы помогли мне оторвать её от самого позорного ремесла. Мне кажется, что у мисс Лилианы Робертсон - добрая натура, только никто никогда не направлял её к Добру. Она только что перенесла очень тяжёлое испытание, её душа - смущена и потрясена. Я полагаю, что это - благоприятная минута, чтобы попытаться вывести её на другую дорогу. Вам потребуется много Терпения, но я уверен, что вы не отступите перед этим.
   - Можете быть уверены, принц, что я сделаю всё возможное, чтобы вывести её на Путь Добра, и если только она доступна Раскаянию, то мои усилия увенчаются успехом. Вы даетё мне священное поручение, и я благодарна вам за это.
   Они условились, что на следующее утро Супрамати заедет за ней и отвезёт её к Лилиане.
   Лилиана с волнением приняла посетительницу, но лицо госпожи Беркэн и её взгляд, видимо, произвели на неё благоприятное впечатление. Лилиана объявила, что с благодарностью принимает советы и дружбу покровительницы всех обиженных, про которую принц говорил ей так много хорошего.
   Видя, что между ними устанавливаются такие хорошие отношения, Супрамати удалился.
  
   Глава 11
  
   Прошло около двух недель. Из Венеции не приходило ответа, и это молчание наполняло сердце Супрамати беспокойством и досадой. Он был в отвратительном расположении духа, не давал виконту таскать себя по празднествам, которые тот изобретал для его развлечения и собственной пользы, и выказывал равнодушие к игре Пьеретты в Альказаре.
   Та бесилась, а виконт и его друзья были возмущены, и в интимном кружке не жалели "лестных" эпитетов набобу. Одно утешало их: Супрамати позволял выманивать у себя подарки, которые виконт подносил от его имени своим знакомым театральным знаменитостям. Однажды, когда Лормейль намекнул ему на свои долги, которые отравляют ему жизнь и в которые он вошёл вследствие стечения обстоятельств, Супрамати подарил ему значительную сумму денег.
   Наконец, нетерпение Супрамати достигло предела и он решил, если через три дня не получит известия от Нары, то поедет в Венецию, чтобы узнать о причинах столь долгого молчания.
   Однако вечером, когда он уже собирался ложиться спать, ему доложили, что прибыл человек с письмом к нему.
   Супрамати вскрыл письмо. Письмо было от Нары и содержало следующее:
   Я не спешила ответить вам, предполагая - и не без основания, - что вы не умираете от нетерпения видеть меня. Я не запрещаю вам приехать. Приезжайте, если хотите. Только, ради БОГА, не приносите жертву во имя долга. Если пребывание в Париже вам нравится, если вас забавляет весёлое общество, в котором вы живёте, - оставайтесь! Я не обижусь на это. Я привыкла на всё смотреть снисходительно и в этом отношении в качестве жены Нараяны прошла уже хорошую школу.
   Это письмо я посылаю с верным гонцом и прошу вас через него же передать мне ответ.
   Я знаю, что это - анахронизм, но по старой привычке придерживаюсь этого способа переписки, считая его более верным и удобным, чем через посредство почты.
   До свиданья! От вас зависит, скоро ли оно состоится или нет.

Нара.

   Это послание пробудило в Супрамати смешанные чувства и заставило его решиться ехать на следующий же день утренним поездом.
   Он позвонил в шесть часов утра своему камердинеру, объявил ему, что через два часа уезжает, и приказал уложить необходимые вещи.
   Затем он приказал позвать секретаря и велел ему ехать с поездом, который отходит через два часа, так как этого времени было достаточно, чтобы устроить все дела на время его отсутствия.
   Супрамати запретил говорить, куда он едет, так как боялся, что виконт полетит за ним, на что тот был способен.
   Супрамати сел в купе в наилучшем расположении духа и раскрыл журнал. Он думал о разочаровании виконта, когда тот узнает об его отъезде.
   Уже в течение нескольких дней эта особа настаивала на большом празднике, который необходимо было дать в честь великого трагика Пенсона, праздновавшего десятилетний юбилей своей артистической карьеры. Разумеется, что набоб должен был по этому случаю поднести артисту подарок.
   Кроме того, виконт намёками дал ему понять, что у него есть ещё значительные долги, которые Супрамати мог бы когда-нибудь заплатить.
   Как ни щедр был принц и какое удовольствие ни доставляло ему облегчать нужду, но к этому забулдыге, не брезгующему никакими средствами для удовлетворения своего мотовства, он не чувствовал жалости. Супрамати давно уже понял, что празднества, устраиваемые от его имени, и покупки подарков, которые заставляли его делать, давали виконту солидный доход.
   Что же касается Пьеретты, то она надоела и опротивела ему, и только её назойливость, да его отвращение к трагическим сценам, которые сопровождали бы официальный разрыв, мешали ему порвать с ней отношения. Его же отъезд избавлял его и от Пьеретты, что было тоже приятно.
   Поезд уже в течение двух часов уносил Супрамати из Парижа, когда виконт проснулся. Лормейль был в отвратительном расположении духа. Накануне вечером ему не везло в клубе, и он проиграл большую сумму, данную ему принцем для ликвидации его долгов. Сейчас же снова занимать деньги у принца было неловко.
   К счастью, завтра был день именин Пьеретты и юбилей Пенсона. По этому случаю готовился пир. Это поправит немного его дела.
   Одевшись, он сел в свой экипаж, прежде заказав на завтрашний день большой букет и лукулловский ужин. Затем он приказал везти себя в отель принца, в вестибюль которого вошёл как свой человек. Но едва он вошёл, как остановился при виде беспорядка, который царил в доме набоба в такой час.
   Швейцар Себастьян стоял в домашней жакетке среди вестибюля и беседовал с женой, занятой в своей комнате, дверь которой была настежь открыта. На ступеньках лестницы играли с кошкой две дочки швейцара, на полу валялся мяч.
   - Что это значит, Себастьян? Разве сегодня принц так долго спит, что вы даже в первом часу находитесь здесь в патриархальном костюме? - спросил виконт.
   Швейцар, не заметивший, как виконт вошёл в открытую дверь, обернулся и поклонился.
   - Ах, господин виконт! Его светлость уехал сегодня в семь с половиной часов и увёз с собой господина Тортоза, а в десять часов за ним последовал его секретарь
   - А куда уехал принц? Как долго продлится его отсутствие? - спросил Лормейль бледнея.
   - Этого никто не знает, но предполагают, что случилось что-нибудь особенное, так как вчера уже после полуночи приехал человек с письмом, которое Жак передал его светлости, несмотря на позднее время. Кто этот посол, откуда он прибыл, - этого мы не могли узнать, так как он был молчалив. Его светлость приказал отвести ему отдельную комнату и подать хороший ужин. Сегодня он увёз его с собой. В шесть часов принц позвал Жака и приказал ему уложить вещи. Всё сделалось во мгновение ока. Секретарь передал управляющему приказание запереть комнаты, так как отсутствие принца продолжится неопределённое время. Весь же личный состав прислуги оставлен до нового распоряжения. Все люстры и картины сегодня же будут завешаны.
   Виконт побледнел, чувствуя, что у него подкашиваются ноги.
   - Он не оставил мне письма? - пробормотал он.
   - Нет, господин виконт! Оставлена только записка госпоже Розали Беркэн, вдове...
   Виконт жестом прервал его и почти бегом выбежал к экипажу. Он задыхался. Не негодяй ли этот "противный индус", что скрывается, никого не предупредив и даже не оставив записку своему лучшему другу! Нараяна никогда не поступал так. Ему всегда можно было поверить свои денежные затруднения, он понимал с полуслова и помогал, не считая, а это чудовище...
   Вдруг у него появилась мысль, что, может, Супрамати написал Розали Беркэн, куда он едет. И он поехал к вдове.
   Та получила записку, но в ней, по её словам, принц извещал, что уезжает на неопределённое время, и объявлял, что увеличил ей ежемесячную сумму, которую ассигновал на благотворительные дела.
   Виконт вернулся к экипажу. У него кружилась голова, и он проклинал себя за то, что играл вчера. С той суммой, какая исчезла на зелёном поле, он мог бы устроить все свои дела. Что с ним будет? Его главный кредитор не хочет больше ждать и продаст его коней, экипаж и мебель. Скандал выйдет громадный!
   Несмотря на свою ярость, и страх, он заехал к цветочнице и к содержателю ресторана и отменил заказанный букет, и ужин. Затем он вернулся домой и заперся в своём кабинете, запретив беспокоить себя. Он хотел быть один, чтобы подумать, как вырваться ему из этого капкана. Никогда ещё он не находился в таких критических обстоятельствах, так как рассчитывая на карман Супрамати, тратил без меры.
   Бледный, с дрожащими губами, он ходил по кабинету. Ему пришло в голову отправиться к своему кредитору и попросить его подождать возвращения принца, уехавшего на несколько недель. По его возвращении он, Лормейль, получит большую сумму денег, которую ссудил Супрамати. Но он признавался себе, что предлог был плох и более чем сомнительно, чтобы еврей поверил басне, будто бы набоб занял у разорившегося человека.
   Наконец он сел к бюро, чтобы подсчитать свои долги. Перебирая в ящике бумаги, он заметил записку, писанную рукой Супрамати. Сначала он машинально пробежал её, а затем румянец разлился по его лицу. Может, в этой находке заключается его спасение?
   Дорогой виконт! Выберите у Мерено несколько вещей для Пьеретты. Счёт пришлите в отель. По нему будет уплачено, как только вернётся мой секретарь.
   Следовала подпись, но число не было проставлено. На этом обстоятельстве виконт и основал план, зародившийся у него в уме.
   Эта записка была написана два года назад, во время пребывания Супрамати в Париже, но обстоятельства так слагались, что ни у кого не могло появиться сомнения.
   Взвесив ещё раз все обстоятельства, виконт поехал к ювелиру, у которого Лормейль покупал для Супрамати подарки, раздаваемые, по его наущению, набобом направо и налево.
   Он выразил желание видеть хозяина магазина и показал ему записку.
   - Я получил эту записку вчера, но ночью принц получил важные известия, заставившие его уехать. Дело идёт о наследстве. Он вернётся через несколько недель и будет сожалеть, если его неожиданный отъезд лишит мадемуазель Пьеретту предназначенного ей подарка. Поэтому я приехал спросить вас, не согласитесь ли вы отпустить мне несколько вещей, а счёт вы отошлёте к управляющему принца. Впрочем, если вы боитесь отпустить вещи, то мы подождём его возвращения, - сказал виконт, пряча записку в бумажник. - Только, я полагаю, принц будет удивлён вашим недоверием после таких больших покупок, какие он делал у вас.
   - Что вы говорите, виконт? Было бы смешно не верить. Одно имя принца стоит золота. Потрудитесь выбрать и впредь не оставляйте меня без вашей протекции.
   Лормейль выбрал убор из жемчуга и рубинов и, получив комиссионные, уехал, увозя с собой приобретённую вещь.
   Он вернулся домой, чтобы подсчитать, сколько самых важных векселей можно погасить деньгами, вырученными от продажи этой драгоценности, о существовании которой Пьеретта никогда не должна была узнать, но... человек предполагает, а БОГ располагает. На этот раз судьба была против виконта.
   Около часа спустя после отъезда виконта в магазин Мерено вошла Пьеретта.
   Актриса хотела купить несколько недорогих вещиц для своей кузины, выходившей замуж. Так как Пьеретта была настолько же скупа к другим, насколько великодушна и щедра к себе, то она придумала сделать выбор у поставщика Супрамати, рассчитывая, что по отношению к фаворитке такого клиента он будет сговорчив. Ювелир, знавший актрису, любезно принял её и с улыбкой показал счёт, приготовленный для отсылки в отель принца.
   "А! - подумала Пьеретта, - он хочет смягчить мой гнев, вызванный его пренебрежением, и заключить мир".
   Вдруг у неё явилась новая идея: воспользоваться раскаянием Супрамати и заставить его заплатить за подарки, предназначенные её кузине. Поэтому вместо кольца в пятьдесят франков она выбрала брошку в триста франков и сказала:
   - Прибавьте эти безделушки к счёту, который вы посылаете. Я отвечаю вам, что принц не будет протестовать.
   Довольная выгодным делом, позволяющим ей ослепить бедную родственницу, не истратив ни сантима, Пьеретта вышла из магазина.
   Вдруг она вздрогнула и побледнела. А что если виконт опять подменит рубины стеклом? Может, он уже готовится выкинуть эту штуку. Нельзя оставлять это дело до завтра.
   Пьеретта бросилась в свой экипаж и приказала везти себя к виконту. Может, она приедет ещё вовремя, чтобы спасти рубины!
   - Подожди же, каналья! Если ты только сделал эту гадость, то конец моему терпению: я выдам тебя Супрамати! - проворчала она.
   Когда виконту доложили о приезде актрисы, он подумал, что она узнала об отъезде принца и приехала получить более подробные сведения, и поэтому решил принять её сухо. Но каковы были его удивление, ужас и бешенство, когда Пьеретта ещё с порога закричала:
   - Я знаю, что Супрамати уехал, но, как всегда, подумал обо мне. Я приехала за убором из жемчуга и рубинов, который он поручил вам передать мне. Сейчас же отдайте его мне! Ювелир сказал мне, что вы увезли его, и я приехала за ним.
   Виконт был бледен. Его губы дрожали, а кулаки сжались. Им овладело желание задушить кокотку, которая хотела отнять у него последний якорь спасения. Но он сумеет защититься!
   Смерив Пьеретту взглядом, он сказал:
   - Вы поторопились со своим требованием. Этот убор предназначался не вам, а другой женщине, имя которой я не имею права назвать.
   Пьеретта выпрямилась, и её глаза засверкали. Подбоченившись, она подошла к своему противнику. Пьеретта уже забыла, что она - артистка и будущая принцесса, в ней проснулась дочь прачки, выросшая на улице.
   - Предназначен другой женщине, имя которой тайна? Ха, ха, ха! Шутка хороша! - проворчала Пьеретта. - Нет, так я открою тебе тайну твоей поездки в Лион для обмена изумруда и бриллиантов на стразы при помощи жида Кнаквурста. У меня в руках, виконт, все доказательства мошеннической проделки, и я отдам вас под суд. Негодяй! Разбойник! Ты хочешь украсть у бедной женщины то, что она заработала честным трудом?! Нет, это переходит всякие границы! Сейчас же отдай вещь, предназначенную мне! Ведь не вы, надеюсь, любовница и будущая супруга Супрамати? Иначе я раскрою все ваши бесчестные поступки. Не уже ли вы думаете, что я не видела, как вы подняли золотую запонку с солитёром, которую потерял принц и которую вы присвоили? Я молчала, чтобы не погубить вас. Если вы сейчас же не вернёте мне мою вещь, то моё терпение лопнет...
   Видя, что попался, и, понимая, что ему не избавиться от Пьеретты, он открыл ящик бюро, вынул убор и бросил его в лицо актрисы.
   - На, презренная негодница! Пошла вон и не смей больше приходить ко мне! Но знай, что с подарками Супрамати кончено навсегда.
   Футляр ударил в лицо Пьеретты, и у неё из носа брызнула кровь.
   - Чудовище! Разбойник! Ты хотел обворовать меня, а теперь хочешь убить! - кричала она.
   - Убирайся, пока кости - целы! - орал Лормейль.
   Но Пьеретта уже бросилась на него с кулаками.
   - Подожди же, негодяй, шантажист, уличный виконт!
   Пьеретта дала ему пощёчину.
   - Прочь, ночной шакал, жрущий одну падаль, или я не отвечаю за себя! - кричал виконт, стараясь стряхнуть Пьеретту, которая впилась в него.
   Вдруг она бросила его и, подняв футляр, выбежала из комнаты. Затем она приоткрыла дверь и крикнула:
   - Один только раз в жизни имела дело с падалью - это когда была твоей любовницей. Но после того, что здесь произошло, ты можешь быть уверен, что я пошлю тебя на каторгу...
   Дверь захлопнулась, а виконт опустился в кресло. Его лицо было исцарапано, галстук сорван. В соседней же комнате слышались шаги Пьеретты, убегающей со своим сокровищем.
   - О, ехидна! Как мне раздавить тебя, чтобы ты больше никого не кусала? - рыдал виконт.
   Он закрыл лицо руками и заплакал.
   Если бы Супрамати знал, какая драма разыгралась между его друзьями, то пожалел бы виконта, но он ничего не подозревал и спешил добраться до Венеции.
   Вернувшись домой, Пьеретта успокоилась. Зеркало убедило её, что её нос не очень пострадал, а осмотр убора привёл её в восхищение. По мере того как улучшалось её расположение духа, утихал и её гнев на виконта.
   Её мучили только слова Лормейля относительно другой женщины. Правда, она не замечала, чтобы Супрамати ухаживал за кем-нибудь, но ведь соперница могла принадлежать к тому миру, куда Пьеретта не допускалась. И кто знает? Может, вся история об отъезде принца - выдумка.
   Она решила всё разузнать и послала камеристку, чтобы навести справки.
   Узнав из верного источника, что принц уехал и вернётся не так-то скоро, Пьеретта решила временно заместить его кем-нибудь. Она не хотела также окончательно ссориться с виконтом, который хоть и был разорён, однако мог вредить ей. С другой стороны, он мог быть ей полезным, как это уже не раз бывало. Но как помочь ему? После размышления она остановилась на одном плане, примиряющем их интересы.
   Главным кредитором виконта был барон Меркандье. Этот еврей был в одно и то же время и банкир, и промышленник, и ростовщик. Он влюбился в Пьеретту и преследовал её, но актриса была сурова к Меркандье и насмехалась над маленьким черномазым человечком с крючковатым носом, осмелившимся соперничать с красавцем Супрамати.
   Пьеретта впервые подумала об этом обожателе. На несколько недель можно было одарить своей благосклонностью этого дурака с туго набитым карманом, а потом выкинуть за дверь, как только найдётся кто-нибудь получше, и ей удастся добиться отсрочки выплаты по векселю для виконта.
   Обдумав всё, Пьеретта ещё раз перечитала письмо, которое два дня назад вместе с букетом прислал ей Меркандье. Затем она написала ему записку, приглашая банкира провести у неё вечер.
   Пьеретта нарядилась в пеньюар и надела массу бриллиантов. Она хотела выставить напоказ щедрость принца Супрамати и вызвать в Меркандье чувство соревнования.
   Банкир приехал, сияя, а приём Пьеретты привёл его в восхищение. Они приятно провели вечер и весело поужинали. Когда Меркандье выпил ещё стаканчик ликёра, которым Пьеретта обыкновенно угощала своих интимных друзей, он почувствовал себя вдвойне опьянённым. Обняв за талию актрису, он спросил:
   - Если ты имеешь, малютка, какое-нибудь желание, то доверь его мне - и... оно будет исполнено.
   Пьеретта похлопала его по щеке.
   - Я не торгую собой и не продаю свою любовь. Ты это должен бы знать. Если же ты хочешь предложить мне какую-нибудь безделушку на память об этом счастливом вечере, то купи мне веер из слоновой кости, отделанный бирюзой, который я видела на улице Мира. Это я позволяю, чтобы сделать тебе удовольствие. Если же ты хочешь доставить мне большое удовольствие, то отсрочь уплату по векселю виконту Лормейлю, который находится в стеснённом положении. Принц Супрамати уехал раньше, чем виконт мог попросить у него сумму, необходимую для уплаты тебе по векселю, и принц не отказал бы ему ввиду услуг, оказанных ему виконтом, и связывающей их дружбы. Лормейль - негодяй, но он - услужлив и обязателен. Не следует душить его из-за суммы, которая для такого богача, как ты, составляет пустяки. Ну, что же? Будешь ты добр? Дашь ему отсрочку до возвращения принца?
   - Я сделаю всё, что ты желаешь, моя царица, и отсрочу уплату виконту на такой срок, какой ты назначишь, - сказал Меркандье.
   Пьеретта принесла бювар и вложила перо в руку барона.
   - Твоя царица желает, чтобы ты не откладывал своё решение, - сказала она.
   Меркандье написал продиктованную ему любовницей записку следующего содержания:
   Дорогой виконт! Не беспокойтесь о своих векселях. Я понимаю, что иногда бывают затруднительные положения, и поэтому даю вам отсрочку, пока вы не будете в состоянии уплатить мне, не стесняя себя.
   "Надо как можно скорей отослать виконту эту добрую весть, - подумала Пьеретта. - Несмотря на всё, мне будет тяжело, если он сделает покушение на свою жизнь".
   Как только Меркандье уехал, Пьеретта написала записку:
   Неблагодарный шалун! Вы не заслуживаете моего участия, но я лучше вас и воспользовалась своим влиянием на Меркандье, чтобы добиться для вас отсрочки уплаты до возвращения Супрамати.
   Несмотря на поздний час, она отослала с горничной записку виконту.
   После ухода Пьеретты Лормейль был в апатичном, полном отчаяния состоянии. Он никуда не выходил и никого не принимал у себя. Виконт не хотел, чтобы видели его исцарапанное лицо и, кроме того, его преследовала мысль о самоубийстве, так как он не находил выхода из своего положения.
   Поэтому понятно, какое действие произвела на него записка Пьеретты с приложенным к ней письмом Меркандье. В мгновение ока к нему вернулся его апломб, и его беззаботность.
   - Она поняла, негодяйка, какое зло причинила мне, и дрожит, чтобы я не повредил ей у Супрамати. Честное слово, я погубил бы её, не устрой она мне отсрочки.
   Когда утром радостный и весёлый виконт позавтракал, он стал размышлять, что следовало бы ответить Пьеретте, - как бы то ни было, она ему полезна, - и, по меньшей мере, нужно послать ей красивую бонбоньерку в знак благодарности. Но красивые бонбоньерки стоят дорого, а у виконта не было денег.
   Вдруг у него появилась идея. Он вспомнил про ящик из раковин, отделанный золотом и миниатюрами, писанными одним из современников Буше.
   Этот ящик уже служил раз бонбоньеркой. Виконт поднёс его своей невесте в день их обручения, но виконтесса, покидая супружеский дом, или забыла, или оставила бонбоньерку, напоминавшую ей самый роковой день в её жизни.
   Виконт достал ящик и послал лакея за конфетами, шёлковой бумагой и голубыми лентами. Украсив свою посылку, он отослал её с запиской:
   Ваше поведение по отношению к старому другу и дворянину - гнусно. Слово - жестоко, но я настаиваю на нём, и пусть это будет вашим наказанием. Но истинная дружба всё переносит и прощает. Я ценю ваше доброе побуждение и благодарю вас. Пусть прошлое будет забыто!
   - А теперь надо пуститься на поиски за этим хитрецом Супрамати. Чтобы наказать его за бегство, я заставлю его заплатить вдвое! - проговорил виконт.
   Пока в Париже происходило только что описанное, Супрамати приехал в Венецию. У входа во дворец его встретил только управляющий, который доложил ему, что Нара проводит вечер у знакомых, и провёл его в бывшие комнаты Нараяны.
   Узнав ещё, что Нара вернётся, вероятно, поздно, Супрамати решил отложить свидание с ней до завтра и приказал подать себе ужин, а потом ушёл в кабинет.
   Когда он остался один, воспоминания осадили его. Он вспомнил первую ночь, проведённую им здесь, и то стеснение и нерешительность, с какими он старался играть свою роль. Теперь он привык ко всему этому. Он чувствовал себя принцем и миллионером. Скромное и бедное прошлое побледнело, перестало быть действительностью, а бесконечное будущее, расстилающееся перед ним, наполняло его душу чувством двойственности: эта долгая жизнь то казалась ему драгоценным даром, то пугала его, как неизвестная опасность. Его пугало всё, что он должен был узнать, изучить и победить, чтобы из ничтожного доктора с узким горизонтом превратиться в колдуна или Мага.
   Он уже соприкасался с тайнами, не считая самой тёмной, самой ужасной и скрытой от людей - Тайны Эликсира Жизни.
   Эту Тайну отвергали и осмеивали как бред, как утопию средневековых алхимиков, а между тем это была действительность. Он убедился в этом на себе, на Нараяне, на Наре, на Эбрамаре, на Тортозе и других.
   Воспоминание о Наре дало другое направление его мыслям. Супрамати взял на бюро фотографическую карточку молодой женщины и погрузился в созерцание личика и больших глаз, которые смотрели на него как живые.
   Его охватило то очарование, какое производило на него присутствие Нары, а убеждение, что это создание принадлежит ему, заставило усиленно биться сердце. Приключения двух протекших лет, даже все сомнения и страх перед будущим, - всё изгладилось в чувстве самодовольства и сознания, что он - бессмертен и муж Нары.
   Он проснулся довольно рано. Лакей Грациозо доложил ему, что Нара ждёт его к первому завтраку.
   С того времени, когда он боялся опоздать в клинику, Супрамати ни разу ещё не одевался так быстро. Он был готов за одну минуту, и Грациозо повёл его в комнаты Нары, которых он ещё не знал.
   Он сгорал от нетерпения, позабыв, что возвращался не безупречным мужем. Впрочем, что до этого! Разве не было у него в распоряжении средство мужей всех времён: лжи и надежды, что "она" не подозревает о его похождениях.
   Наконец слуга поднял тяжёлую портьеру из синего бархата и удалился, Супрамати вошёл в будуар Нары. Это была большая комната в стиле ренессанса. Посередине комнаты, на столе с резными ножками, был сервирован завтрак на две персоны. У широкого открытого окна, выходящего на канал, сидела Нара на диванчике.
   На ней было надето утреннее белое батистовое платье. Она смотрела на канал, который бороздили лодки. При входе Супрамати она обернулась. Её глаза насмешливо взглянули на него, и он покраснел. Не замечая протянутой ему руки, он сел рядом с ней на диванчик, привлёк её в объятья и поцеловал в губы.
   Нара не сопротивлялась, но и поцелуя не вернула. Затем, выскользнув из его объятий, она с усмешкой сказала:
   - Я вижу, дорогой доктор, что вы прошли хорошую школу, не имели недостатка в практике и научились обращаться с дамами.
   - Вы ошибаетесь! Напрасно вы такого дурного мнения обо мне, - пробормотал Супрамати.
   Нара встала и перешла к столу. Она взяла чашку и подала её своему гостю.
   - Вот - ваш шоколад, дорогой Супрамати! Кушая эти сандвичи, выслушайте то, что я скажу вам. Все мужчины, когда наделают глупостей, стараются прикрыть их целой сетью более или менее ловкой лжи. Это - общечеловеческая слабость. Но ни одно существо на свете не лжёт, сколько - "муж", так как измена - это специальность людей этой категории. Я не стану анализировать, что побуждает их изменять, как только они не находятся на глазах женщины, будь то жена или любовница. Но факт - неоспорим: никто не злоупотребляет так ложью, как эти господа, у которых рыльце всегда в пуху и которые воображают, что когда голова спрятана, то остального не видно.
   - Сравнение - не очень лестно, но что касается меня...
   Нара перебила его.
   - Ради БОГА, не лгите! Разве я спрашиваю у вас отчёта в ваших поступках? Я дала вам свободу. Нашли ли вы хоть одно моё письмо с упрёком в ящиках Нараяны? Тогда я имела право требовать, но не пользовалась этим правом. Разве требуют то, что потеряло цену? Я знаю, что есть женщины, которые цепляются за мужчину, хотя должны были бы давно потерять уважение к нему. Я извиняю их, так как это - смертные женщины, короткая жизнь которых не даёт им вкусить полного отвращения к мужьям и похоронить все иллюзии и ревность.
   - Ревность - это слабость, часто ни на чём не основанная, - сказал Супрамати.
   - Вы ошибаетесь, мой друг! Ревность - это барометр любви. Когда жена перестаёт ревновать, хладнокровно смотрит на соперницу, которой муж отдаёт своё сердце и время, и не интересуется переменами, происходящими в гареме мужа, это - знак, что любовь умерла, и что нет надежды - воскресить её. Ревность - это боязнь потерять то, что - дорого, и пока она таится под пеплом, любовь может ещё воскреснуть. Но если умерла ревность, ничто уже не оживит образ любимого существа, не окружит его ореолом и не заставит сердце биться сильней при его приближении. Равнодушие - это надгробный памятник на могиле любимого существа.
   - Нара! - вскричал Супрамати. - Не уже ли вы уже до такой степени презираете меня, что перестали любить?
   Улыбка скользнула по лицу женщины. Она покачала головой и сказала:
   - В ваших словах сквозит мужское тщеславие. Но успокойтесь, Супрамати, я не могу перестать вас любить, так как я ещё не любила.
   Человека любят не за одну его красоту. Внешность предрасполагает, правда, но она далеко не талисман, создающий любовь. Привязанность надо приобрести и чем-нибудь заслужить. Только у животных инстинкт заменяет качества сердца и ума и удовлетворяет обе стороны. Нынешнее общество почти подходит под это определение, и ему - достаточно инстинкта для удовлетворения своих требований в деле любви. На добродетель уже не смотрят как на основу счастья. Мужчины считают её смешной, присущей только маньякам, а для женщины добродетель - обязательна, пока она удовлетворяет животной ревности мужчины, но её не ценят, и на добродетельную женщину смотрят, как на ограниченную натуру.
   Однако ходячее мнение не может быть приложимо к вам, человеку развитому и стоящему на пороге Посвящения. Вы - не ослеплены, как Нараяна, роскошью и тщеславием. Вы должны понимать, что два развитых существа не могут любить друг друга лишь потому, что их толкает на это инстинкт, но должны основывать свою привязанность на взаимном уважении.
   Я хотела бы вас любить и уважать, но только не таким, каким вы вышли из школы Пьеретты. - Видя, что краска залила лицо Супрамати, Нара прибавила. - Вам, конечно, не понравилось то, что я сказала. Мужчинам - противны женщины, которые позволяют себе судить их, анализировать их качества и видят их слабости. Я испытывала это с Нараяной, который, несмотря на своё бессмертие и обрывки приобретённого Знания, был ограниченный, себялюбивый, чувственный и пропитанный тщеславием. Ему нравилась его таинственная роль, и вместо того чтобы развивать свой ум и обострять чувства, он питал в себе только человеческого "зверя", который и пожрал его.
   Супрамати опустил голову, и румянец залил его лицо. Ему было стыдно перед этой умной и наблюдательной женщиной за сказанную им фразу, которой он выдал своё тщеславие.
   Он ничем не заслужил любви Нары, наоборот, своим промедлением он мог пробудить в ней злобу и оскорбить её самолюбие.
   - Вы, Нара, строгий судья, и ваши слова - острее бритвы, - сказал он после минутного молчания. - Я не отрицаю, что ваша отповедь заслужена мной, и я глупо употребил своё время. Я не любил, но, как вы выразились, позволил заговорить "инстинкту" - и меня удовлетворяло общество и любовь такого животного, как Пьеретта...
   - Я не сужу вас строго, Супрамати, и не имею желания обидеть вас. Я только научилась наблюдать людей и события. Время и размышление были моими учителями, и я не могла слепо и равнодушно пройти мимо окружающих меня тайн. Я изучала свойства Первоначальной Материи, научилась дисциплинировать свою волю и прошла Посвящение.
   Супрамати выпрямился и посмотрел на лицо Нары.
   - Отчего вы не сказали мне, что посвящены? Я бы выбрал вас своим наставником.
   - Нет, вы сделали хорошо, выбрав Дахира. Женщина только несовершенно может наставить мужчину. Но если вы хотите, я буду сопровождать вас, стану помогать вам и буду вашим испытанием.
   - Вы? Я не понимаю этого.
   - Ну да, я! В моём присутствии вы научитесь побеждать плоть и любить духовно. В данную минуту мои слова для вас - темны, но настанет час, когда вы поймёте меня и, надеюсь, полюбите меня другим чувством, чем Пьеретту, - сказала она.
   Нара встала и прошла в соседний кабинет, куда за ней последовал и Супрамати.
   - Вы, Нара, загадочное существо, - сказал он, садясь рядом с ней и целуя её руку. - Расскажите мне своё прошлое или я прежде должен заслужить и обрести ваше доверие?
   Нара задумалась.
   - В день нашей свадьбы я расскажу вам историю моей жизни, а также подробности смерти Нараяны. Это будет страшный пример для вас.
   - А когда вы назначите этот счастливый день? - спросил он, глядя на Нару.
   - Мне бы следовало отплатить вам долгой отсрочкой за то, что вы так медленно спешили соединиться со мной. До сих пор вы, кажется, не торопились скорей отпраздновать этот "счастливый" день, - с насмешкой сказала Нара. Заметив смущение и огорчение Супрамати, она прибавила. - Но я - не злопамятна. Теперь, когда отдана должная честь памяти Нараяны, мы вправе подумать о нашем будущем, и я считаю возможным назначить день нашей свадьбы через две недели. Кстати о браке: вы подумали, как устроить это дело? Вас все считают буддистом, а между тем вы желаете, чтобы наш союз был освящён церковью.
   - Мне было бы тяжело ограничиться только гражданским обрядом. Я - до глубины души христианин.
   - Я подумала об этом и распространила слух, что Нараяна крестился и меня обратил в протестантизм! Это обращение и было будто бы причиной охлаждения между вами и вашим братом. Но вы настолько уважаете мои христианские убеждения, что согласны, чтобы христианская церковь освятила наш брак. И так, один протестантский священник, принадлежащий к свободной церкви, может обвенчать нас. Я - знакома с ним и знаю, что он не откажет мне. Ещё одно слово: сегодня вечером я приглашу к себе нескольких друзей и представлю им вас как своего жениха. Согласны?
   - О, конечно! - сказал Супрамати.
   - А теперь до свиданья, до обеда! Мне ещё нужно кое-куда съездить, - сказала Нара, протягивая ему руку,
   Супрамати вернулся к себе и стал размышлять о своём разговоре с Нарой. До сих пор при их свиданиях говорилось мало о любви, но много горьких истин, а между тем эта женщина влекла его к себе. Всё, что она говорила, была правда. Разве поколение, среди которого он жил, не было лишено идеалов и принципов? Семья, основанная на личной выгоде, расшатанная эгоизмом и распущенностью, не могла помочь такому положению дел. Живя среди родителей, вечно воюющих, или до такой степени равнодушных друг к другу, что они казались чужими, где же почерпнуть детям чувство любви и взаимного самоотречения, которое облагораживает человека и руководит им в жизни, внушая ему сознание долга и уважения к Закону Совести.
   Деморализация семьи всегда влекла за собой падение народов.
   Ему вспомнились слова Эбрамара о разрушении планеты, истощённой и разграбленной человечеством.
   С чувством счастья и страха он спрашивал себя, какова будет его жизнь с выдающейся женщиной, дарованной ему судьбой, которая изучила тайны и читала мысли? Минутами он почти боялся её, до такой степени она казалась ему выше него. И ещё раз он поклялся с жаром приняться за учение. Он не хотел, подобно Нараяне, пасть жертвой Законов, Которые он мог вызвать, не будучи в состоянии управлять Ими.
   Вечером в салоне Нары собралось небольшое общество, принадлежащее к высшему кругу Венеции, и хозяйка представила своим гостям Супрамати как своего жениха. Весть об их обручении никого не удивила. Всякий понимал, что молодая и красивая женщина не могла вечно оставаться вдовой, а её брак с братом покойного мужа гарантировал ей все преимущества положения и состояния, которыми она пользовалась. Кроме того, он был красив, любезен и симпатичен, чтобы быть любимым. Что же касается Супрамати, то было естественно, что он влюбился в такую женщину.
   Поэтому все почти искренно поздравляли помолвленных и желали им благ. Затем было подано шампанское, и Нара пригласила присутствующих на свадьбу, назначенную через две недели.
   - Только очень скромную, в самом интимном кругу, - прибавила Нара. - Мой первый брак сопровождался шумом и помпой, повторение же такой торжественной церемонии пробудило бы во мне слишком грустные воспоминания.
  
   Глава 12
  
   Две недели промелькнули как во сне, и настал день свадьбы.
   Супрамати с часу на час становился всё влюблённее. Ум и красота Нары покоряли и опьяняли его, он даже не замечал того, что она приобретала над ним всё большее влияние.
   По желанию Нары, старый протестантский священник должен был освятить их брак перед алтарём, устроенным в большом зале и обставленным экзотическими растениями.
   С волнующимся сердцем Супрамати преклонил колени на пурпурной подушке, рядом со своей невестой, которая никогда ещё не казалась ему такой очаровательной.
   Нара была похожа на чудное видение, со своей длинной фатой и с гирляндой цветов, похожих на лилии, только меньших размеров и с фосфоресцирующими чашечками. Её лицо было серьёзно и сосредоточенно. Супрамати показалось, что она с жаром молилась.
   Вечер прошёл весело. Гости, не подозревающие, что сочетались двое "бессмертных", желали новобрачным дожить до бриллиантовой свадьбы.
   В десять часов приглашённые разъехались и молодые супруги разошлись по своим комнатам, чтобы переодеться. Час спустя счастливый Супрамати шёл в общую спальню, которую отделал с царской роскошью.
   Это была большая комната, обитая белым атласом. Когда Супрамати вошёл, Нара ещё сидела перед кружевным туалетом. На ней был надет пеньюар из индийской ткани, с широкими открытыми рукавами, и камеристка кончала причёсывать ей волосы, которые шелковистой массой рассыпались даже по ковру.
   При входе мужа Нара встала, отпустила служанку и, сев на диван, с улыбкой протянула ему руку. Супрамати опустился на колени и поцеловал жену.
   Нара вернула поцелуй, а затем спросила:
   - Теперь, когда мы вторично обвенчаны, не желаете ли вы, чтобы я рассказала историю моей жизни, которая так интересует вас?
   - Прежде всего, я не желаю больше слышать из твоих уст церемонного "вы". А затем, если говорить откровенно, сколь ни интересно мне твоё прошлое, но я предпочитаю ему настоящее, и час любви - часу откровенности, - сказал он.
   - Вот они, мужчины, во всём своём наивном эгоизме: удовлетворение своего личного "я" - всегда на первом месте, - сказала Нара, краснея, что придало особенную прелесть её всегда бледному и прозрачному лицу.
   Супрамати хотел ответить, но задрожал и побледнел. Ему показалось, что из-за драпировки высунулась голова, и чёрные глаза Нараяны со злобой смотрят на него.
   - Успокойся, Супрамати! Вид Нараяны не должен пугать тебя, и в моём присутствии тебе нечего бояться, - сказала Нара, привлекая его к себе на диван.
   Затем она встала и сделала в воздухе знак рукой. Перед взором Супрамати появился Сияющий Крест.
   - Смотри! Вот - Знак Белой Магии, Который служит непреодолимой преградой для всякого нечистого духа. Чтобы вызвать Его, надо пройти, по крайней мере, первую степень Высшего Посвящения, - сказала Нара, садясь на диван. - Колдун может создать только пентаграмму, которую Маг носит на груди как видимый знак своей власти над чёрной магией, побеждённой Крестом.
   - Этот Крест, говоришь ты, служит преградой для нечистых духов. Но не уже ли Нараяна до такой степени - нечист? И как ты узнала, что он явился мне? - пробормотал Супрамати, проведя рукой по своему влажному лбу.
   - Я почувствовала его присутствие. Нараяна был преступник. С точки зрения науки, он был колдун средней руки, но важный для подчинённых ему элементарных духов, так как он обладал Эссенцией Жизни, Которая могла оживлять их, давать им жизненность без телесного воплощения.
   Нараяна злоупотреблял телесной жизнью. Он не подчинялся ни посту, ни воздержанию, ни отдыху, необходимому для того, кто хочет покорить фаланги низших существ. Он же хотел без перерыва жить и наслаждаться и мог это делать, так как ему нечего было бояться утомления, а его неистощимый жизненный сок восполнял все потери, производимые излишествами и неумеренным возбуждением всех жизненных функций. Он мог смело расходовать жизненные силы, не боясь их истощения. Но подобный избыток сил привлекал и возбуждал ларвов и страждущих духов, которых он привёл в соприкосновение с собой вызываниями.
   У Нараяны физическая сила заменяла духовную, которой должен обладать даже колдун, если хочет покорить нечистую, тесно окружающую его свору. Таким образом, он уже одним своим присутствием возбуждал в низших и неочищенных духах все дурные инстинкты и неудовлетворённые страсти, которые ещё звучат в их астральном теле.
   Исходившие из него жизненные токи в некотором роде материализовали их, создавая вокруг него грозную армию, которая по пятам следовала за ним, цеплялась за него и увлекала его на всевозможные безумства, желая наслаждаться с ним и через него. Так как у Нараяны не хватило энергии и терпения пройти школу Воздержания, которая сделала бы его господином этих дурных духов, то он стал их рабом и был доведён до невозможности бороться с ними. Чтобы избавиться от своих преследователей, он должен был умереть, приняв вторично Эссенцию Жизни в смеси с разлагающейся кровью. И всё-таки, он вполне умер, лишь когда магический меч старейшего из братьев "Круглого Стола Вечности" пресёк узы, приковывавшие его к телу.
   - В таком случае и я, так же приняв Эссенцию Жизни, рискую подвергнуться такой же опасности? - спросил Супрамати.
   - Да, если будешь вести такую же жизнь, как Нараяна. Эссенция Жизни - это обоюдоострое оружие. Этот Эликсир, одухотворённый воздержанием и дисциплиной чувств и воли, приобретает могущество и может привести в действие Силы и Законы, о существовании Которых ты даже не подозреваешь. Смешиваемый же постоянно с грубой материей, Этот Эликсир Жизни приобретает грубое и тираническое могущество, которое кончает тем, что уничтожает того, кто не сумел его подчинить себе.
   Ты не понимаешь ещё того, что я сказала, так как не знаешь существ, скрывающихся от человеческого взора в эфире, который кажется таким прозрачным и чистым. Но вспомни, что ты видел в старом замке на Рейне, когда ударил в медный диск в лаборатории Нараяны. Когда видение исчезло, ты увидел, как вокруг магического, начерченного на полу круга ползали отвратительные существа, которые уничтожили бы тебя, если бы ты находился в обыкновенных условиях существования.
   Нараяна забавлялся вызыванием существ такого рода или других, более возвышенных, но колеблющихся и несовершенных, и устраивал с ними оргии, неизвестные смертным. Одарённая ясновидением, я видела этих отвратительных существ, которые питались могущественной жизненностью этого человека, вдохновляли его, наталкивали на преступления и наслаждались при его посредничестве.
   Часто в одной из пустых зал своего дворца он собирал общество, состоявшее из мёртвых. А иногда он отправлялся ночью на одно из уединённых кладбищ. Там он зажигал на треножнике известные ароматы, смешанные с каплей Эссенции Жизни, и забавлялся созерцанием того, как из-под могильных камней появлялись существа, которых он одарял мнимой жизненностью. Эти существа с последним веянием аромата рассеивались в пространстве и впадали в прежнее состояние блуждающих духов, но в их душе Нараяна вызывал этим неутолимую жажду жизни.
   Я умоляла его бросить эту игру. Он смеялся над моими советами и находил очень пикантным иметь возможность обладать всякой женщиной, живой или умершей, которая имела несчастье ему понравиться.
   Нет, если бы я рассказала обо всех преступных фантазиях, которые он изобретал, ты подумал бы, что слышишь сказку из "Тысячи и одной ночи". Так, в прошлом века в Неаполе жила певица, пение которой Нараяна любил слушать. Не знаю, от чего умерла эта женщина, но я думала, что его увлечение ей кончилось. Однако Нараяна судил иначе. Он достал тело девицы и положил его в тайник, которые имел повсюду. Когда у него появлялась фантазия, он зажигал на всегда готовом треножнике смесь ароматов и Первоначальной Эссенции, материализовывал несчастное создание и заставлял её забавлять себя пением.
   Однажды Нараяна был в отсутствии. Я случайно попала в ту тайную комнату, ещё насыщенную ужасными ароматами, где в страданиях билось существо - полудух, полуживой человек, которого адская сила приковывала к разлагающемуся телу.
   - Я не могу ни жить, ни избавиться от этого тела, - жаловалась несчастная.
   Я приняла все меры для её освобождения. Прежде всего, я открыла окна, чтобы уничтожить аромат. Когда же от соприкосновения со свежим воздухом труп принял свою ледяную неподвижность, я уничтожила его электрическим огнём, которым располагаю и умею пользоваться. Пепел я положила в капелле, а на том месте, где нашла труп, начертала Астральный Крест, чтобы помешать Нараяне - опять преследовать душу этой женщины.
   Этот мой поступок стоил мне самой бурной супружеской сцены, но я уже привыкла к ним.
   Я не знаю, Супрамати, хорошо ли ты понял то, что я рассказала? Все эти законы и свойства Первичной Материи так трудно рассказать, но когда ты начнёшь своё Посвящение, Дахир шаг за шагом объяснит тебе всё это.
   - Да, Нара, я понял тебя! Если я не совсем ясно объясняю себе, каким образом совершаются все эти оккультные явления, то всё-таки достаточно читал о ларвах, вампирах и привидениях, чтобы знать, какие тайны таятся в загробном мире. Путь, на который я вступил, и испытания, какими я должен буду заплатить за дар Нараяны, навевают на меня ужас. Одно остаётся для меня тайной - это причина, побудившая Нараяну избрать своим наследником меня, бедного и неизвестного врача.
   Улыбка скользнула по губам Нары.
   - Не одна причина повлияла на такой выбор. Ища себе заместителя, Нараяна хотел, прежде всего, чтобы это был человек честный, стремящийся к Оккультным Знаниям. Кроме того, ему нужно было, чтобы это был человек больной, кровь которого могла бы служить проводником смерти. Ты отвечал этим условиям. Одарённый, благодаря Эликсиру Жизни, даром Ясновидения, Нараяна с первого же взгляда, увидев тебя в театре, убедился, что ты - мыслитель и труженик, так как над твоей головой в виде огненной стрелы пылал Астральный Свет.
   Всё это вместе с другими причинами, перечислять которые было бы слишком долго, решило его выбор.
   - Ты знала, что он хочет умереть? - спросил Супрамати.
   - Я знала, что он должен умереть! Время же, какое он выберет для этого, мало интересовало меня. Я не жалела преступного человека, который целые века расточал свой жизненный сок на удовлетворение пошлых аппетитов, и который употреблял дар бессмертия на прозябание в отвратительном обществе, которое он обогащал своим золотом. Он, посвящённый, находил удовольствие в обществе продажных тварей и дошёл до того, что убил свою любовницу и отравил сигарой соперника...
   - Ты сказала, Нара, что Эликсир Жизни даёт Ясновидение. Почему же я не пользуюсь этим даром? - спросил Супрамати.
   - Потому что ты не развил ещё все таящиеся в тебе способности. Наш сегодняшний разговор - это первый урок Посвящения, первый шаг по крутой, усеянной чудесами тропинке, которую предстоит тебе пройти. Но ты - бледен и расстроен, мой бедный друг! Оставим же пока оккультный мир с его тайнами и сделаемся простыми смертными, любящими друг друга и жаждущими счастья, как и все скоро проходящие земные существа, окружающие нас, - с любящим взглядом сказала Нара, опуская головку на плечо мужа.
   Объятый очарованием, Супрамати сразу забыл все свои сомнения, страхи и тысячу вопросов, мучающих его. Теперь он ничего не видел, кроме глаз Нары, с любовью смотрящих на него, и её улыбающихся губ. Прижав её к себе, Супрамати пробормотал:
   - Я люблю тебя, Нара, и клянусь всегда любить только тебя и не иметь другой руководительницы, кроме тебя, на долгом жизненном пути, который предстоит мне пройти...
   Несколько дней прошли, как в очарованном сне. Нара была так добра и нежна, что Супрамати всё больше боготворил её. Каждый час, который он проводил вдали от неё, казался ему кражей собственного счастья.
   Нара, казалось, была счастлива. Её забавлял любовный экстаз её мужа, когда Супрамати говорил, целуя её:
   - Забудь прошлое, Нара, забудь своё Знание! Не говори мне ни о тайнах, ни о Посвящении. В настоящую минуту я хочу только любить тебя и говорить о любви.
   Несмотря на это, впечатление, произведённое разговором в день свадьбы, было слишком глубоко, а видение Нараяны и всё, что он слышал о нём, слишком сильно поразило Супрамати, чтобы он мог забыть об этом. Нередко он начинал расспрашивать жену относительно различных случаев, оставшихся для него невыясненными.
   Однажды, говоря о своём посещении ледников, он вспомнил про Агни и спросил, кто - этот служитель?
   - Это - один из низших духов, материализованный одним из твоих предшественников, тоже "Нараяной Супрамати", - ответила Нара. - Я должна сказать тебе, что целая серия людей, носивших это имя, были кутилы, но, несмотря на это, - хорошие администраторы и финансисты, заботившиеся, чтобы сокровища, которые они любили расточать, никогда не истощались.
   Один из первых "Нараян" был особенно изобретателен в этом отношении. Будучи выдающимся колдуном, он пользовался повиновавшимися ему элементарными духами, чтобы вырыть и наполнить золотом колодезь, который ты видел. С этой целью он разыскивал сокровища, которыми - полон мир, и завладевал ими.
   Всякое спрятанное сокровище имеет стражей - несовершенных и жадных духов, которые охраняют и защищают его, потому ли, что оно положено им при жизни, или по другим причинам. При одном таком значительном сокровище сторожевым духом был Агни. Увлечённый алчностью, он убил своего господина, владельца золота и драгоценных камней, которые позже зарыл в землю. Но его преступление приковало его к месту, где хранилось богатство.
   Когда тот "Нараяна" хотел перенести в свой тайник это сокровище, Агни с такой яростью и энергией защищал своё добро, что тому пришлось употребить всё своё могущество, чтобы победить его. Тем не менее, Агни последовал за золотом и поселился в ледниках.
   "Нараяна", который был таким же злым шутником, как и тот, которому наследовал ты, счёл удобным сохранить у себя такого стража и слугу.
   С этой целью он зажёг под тайником ароматы, смешанные с Эссенцией Жизни, о которых я уже раньше говорила тебе. Под влиянием этого жизненного тока, Агни сделался видимым, осязаемым и достаточно живым, чтобы наслаждаться частью привилегий воплощённого. Это было двойственное существо: ни вполне человек, ни свободный дух. Вот он и живёт в ледниках, оберегая сокровище, так как жадность приковывает его к этому золоту, один вид которого делает его счастливым.
   Он - скромен и верен, страшась могущества своих хозяев. Меня же он ненавидит, воображая, - не знаю почему, - что я воспользуюсь своей властью и уничтожу его призрачное существование, но его страх - напрасен. Какое мне - дело до него? Если ему нравится жалкая жизнь, то пусть прозябает, сколько ему угодно.
   Подобные разговоры, открывающие перед Супрамати всё новые бездны, сильно его волновали и озабочивали. Фигура Нараяны, освещённая рассказами Нары, начала принимать фантастические и ужасающие размеры. Как только Супрамати оставался один, его преследовало воспоминание о человеке, которого он так мало знал, а между тем сделался его наследником.
   Однажды вечером, когда Нара была занята с дамой, приехавшей навестить её, Супрамати удалился в библиотеку. Перебирая один из ящиков, который был наполнен письмами, счетами и прочим. Вперемешку с древними и драгоценными манускриптами, он нашёл большой медальон с портретом Нараяны на слоновой кости. Он был изображён в богатом костюме девятнадцатого века.
   Супрамати стал рассматривать это лицо. В больших, чёрных глазах таилось что-то демоническое, что соответствовало образу, который сложился в его уме на основании всего слышанного о Нараяне.
   Сколько злоупотреблений он совершил? Сколько причинил страданий? Какую легкомысленную игру с доверенными ему силами позволил себе этот красавец-юноша, казавшийся ожившей статуей Фидия? И что он чувствует теперь? Тяжело ли ему было умирать после такой долгой жизни? Раскаялся ли он в последний час?..
   Вдруг Супрамати почувствовал, будто из его тела исходили порывы тёплого воздуха. Его дыхание сделалось горячим, а от рук повалил красноватый пар.
   Раскат смеха оторвал его от размышлений. От этого хохота дрожь пробежала по телу Супрамати. Он побледнел, выпрямился и оглянулся вокруг.
   Напротив него, вдоль полок с книгами, шевелились тень. Эта тень расширялась, сгущалась и волновалась, как клуб дыма. Затем она приняла ясные контуры, - и глаза Супрамати словно приросли к фигуре Нараяны, который стоял в нескольких шагах от него.
   Он казался выше и худощавее прежнего. Его лицо было бледно, и оживляли его только глаза, сверкающие и смотрящие на Супрамати ужасающим взглядом.
   - Дай мне твою руку, Морган! Дай мне немного тепла! Я умираю от холода! - сказал он, приближаясь и протягивая бледную руку с синими ногтями.
   Несмотря на ужас, внушаемый ему этим призраком, Супрамати уже поднял руку. Его воля была парализована устремлённым на него светящимся взглядом, который давил его и подчинял себе.
   Рука Супрамати прикоснулась бы к руке призрака, но на пороге комнаты появилась Нара.
   В одной руке она держала жезл с несколькими узлами, а в другой небольшой серебряный поднос, который поставила на стол.
   Она встала между мужем и Нараяной и подняла жезл. Призрак зашатался и отступил назад, испустив свист. Зеленоватое пламя брызнуло из его глаз, а его лицо исказилось судорогой.
   - Не марай его своим прикосновением! - сказала Нара. - Ты получил то, что заслужил. Иди и насыться!
   Нара указала на принесённый ей поднос, на котором стоял большой стакан вина и лежал хлеб с куском сырой говядины.
   Супрамати смотрел, как Нараяна бросился к столу, опорожнил стакан вина и проглотил хлеб и говядину.
   Едва исчезла пища, как призрак стал бледнеть и расплылся в струю дыма, которая скрылась в камине, наполнив комнату трупным запахом.
   - Великий БОЖЕ! Но ведь он - жив! - вскричал Супрамати.
   Нара покачала головой.
   - Нет. Он сделался теперь вампирическим существом, питающимся жизненным соком других и чувствующим голод и холод. Его надо кормить известное время, иначе он станет ещё опаснее. Но пойдём скорей! Надо открыть здесь окна и очистить воздух. А ты прими ванну, чтобы удалить нечистые флюиды и эманации разложения, которыми ты дышал, и которые будут волновать тебя.
   Супрамати чувствовал головокружение и тяжесть во всём теле. Бледный и расстроенный, он прислонился к стене.
   - Не бойся ничего! - сказала Нара, проводя своей ароматной ручкой по влажному лбу мужа. - Тебе он не может повредить. Его приближение я чувствую издали и в силах сдержать его злобу. Когда ты примешь ванну, мы погуляем при луне, чтобы рассеять это впечатление.
   Супрамати последовал совету жены, но перенесённое им впечатление было так сильно, что в течение нескольких дней его преследовало воспоминание об искажённом и отвратительном лице Нараяны. Ему казалось, что он всюду видит его тень. Тем не менее, последствия беспорядочной жизни его предшественника внушили ему чувство жалости и ужаса к грешнику.
   Нара подшучивала над его нервностью и старалась развлечь его. Чтобы изгладить это впечатление, они чаще бывали в обществе. Когда же они оставались одни, она рассказывала ему столько интересных вещей из своей долгой жизни, что Супрамати забывал всё и с восхищением слушал её. Однако она всегда шуткой отделывалась от рассказа истории своей жизни.
   Однажды вечером, когда они находились в особенно весёлом расположении духа, Нара сказала:
   - Однако ты нехорошо поступил в отношении своего друга, виконта Лормейля.
   - Нет! Я дал ему большую сумму денег для уплаты его долгов.
   - Эти пустяки он проиграл в клубе, а твой отъезд причинил ему ужасные хлопоты.
   Смеясь, она рассказала ему историю с убором и про рукопашный бой между Лормейлем и Пьереттой.
   Супрамати хохотал и объявил, что если бы он предвидел такую трагикомедию, то помог бы виконту.
   - Ещё ничего не потеряно. Виконт решил тебя найти и заставить заплатить за твоё исчезновение. Советую тебе написать ему и сообщить о твоей женитьбе и объявить, что, уезжая на несколько лет, ты хочешь в последний раз уплатить его долги, на том условии, чтобы он устроился, но в будущем не рассчитывал бы уже на твою помощь.
   - Твоя мысль - хороша, мой друг, и я исполню её. Только, если ты позволишь, я пошлю виконту наши портреты.
   Нара потянула его за ухо.
   - Злой мальчишка! Ты хочешь поразить ревностью сердце Пьеретты, которая уже заранее хвасталась, что будет принцессой, - сказала она.
   Супрамати покраснел и поцеловал руку жены.
   - Я и не думал об этом глупом животном! Но скажи мне, Нара, как ты знаешь всё, что делается? С досадой и стыдом я думаю о том, что ты могла бы увидеть, если бы захотела следить за моей жизнью.
   - Успокойся! Я никогда не злоупотребляла возможностью вызывать в магическом зеркале картины прошлого и настоящего. Но знать немного, что поделывает мой ветреный муж, - это моё право. Полно! Не впадай в отчаяние: я забыла всё, что видела. Завтра же мы пойдём к фотографу и снимемся вместе.

***

   У виконта собрался кружок близких знакомых. В числе других была и Пьеретта, но без Меркандье. Праздновалось примирение воюющих сторон, и на актрисе был надет убор - причина битвы. На столе был уже десерт, когда лакей подал хозяину большой пакет, полученный с почты, и виконт вскрыл его. Пакет заключал в себе большой фотографический портрет и письмо. Едва виконт пробежал письмо и взглянул на портрет, как вскрикнул:
   - О, несравненный друг! Какая чудная женщина! Какая божественная красота!
   Все поспешили узнать, что так восхищает виконта, но когда узнали, что Супрамати женился и что он оплатит долги своего друга, раздалось троекратное "ура" в честь новобрачных. Одна Пьеретта, с самого начала болтавшая о своём обручении с принцем и лгавшая, что получила от него страстную записку, переданную ей в букете, была посрамлена.
   Сначала она онемела, а затем с криками повалилась на пол в истерическом припадке, так что её вынуждены были отвезти домой.
   На следующий день виконт с самодовольным видом выходил из конторы банка Ротшильда, куда явился с секретарём принца, приехавшим для этого из Венеции. Лормейль назвал цифру, вдвое большую суммы его долгов, и она была выдана ему. Тем не менее, даже мысль о том, чтобы остепениться, казалась ему смешной.
   Прежде всего, виконт отправился к Меркандье, чтобы расплатиться с ним. Узнав же от банкира, что Пьеретта - больна и никого не принимает, он поехал к ней.
   Актриса разыгрывала роль покинутой невесты. Если бы кто поверил её словам, то мог бы подумать, что Супрамати клялся ей в вечной верности. Но виконт поговорил с ней и посоветовал не приносить в жертву хорошее положение ради несбыточной мечты.
   - Принц не подходил тебе и, по совести сказать, ты не можешь равняться с его женой, - сказал он. - Зато Меркандье - без ума от тебя. Выходи за него замуж! Ты станешь баронессой и будешь достаточно богата, чтобы ни в чём не отказывать себе.
   Пьеретта решила употребить все средства, чтобы как можно скорее сделаться баронессой Меркандье. Она хотела доказать Супрамати, что у неё нет недостатка в претендентах на её руку и сердце. В своём тщеславии она не понимала, что для принца она всегда была не более чем времяпрепровождение.
   Её усилия увенчались успехом, и шесть месяцев спустя она отпраздновала своё бракосочетание с бароном. К алтарю её вёл виконт.
   Супрамати продолжал вести в Венеции свою спокойную и полную очарования жизнь. Он чувствовал себя счастливым. Только когда он вспоминал про Нараяну - вампирическое существо, питавшее свой труп человеческой пищей, дрожь пробегала по его телу.
   - Давала ты ещё есть Нараяне после того, как я ел? - спросил он однажды, когда воспоминание о видении как-то особенно живо восстало перед ним.
   - Конечно! Я каждый день ставлю ему пищу в кабинете, смежном с библиотекой, - ответила Нара. - Пойдём сегодня ночью и посмотрим, как он насыщается.
   Он побледнел и готовился уже отказаться, когда Нара сказала:
   - И не стыдно тебе, Супрамати, позволять расходиться своим нервам. Это - слабость, которую необходимо победить, так как в течение Посвящения приходится видеть вещи более страшные, чем этот ларв. Чтобы знать, с каким духом имеешь дело, ты должен видеть их, смотреть на них спокойно и смело и обрести энергию, необходимую, чтобы подчинить себе этих существ.
   Супрамати было совестно признаться, что у него от ужаса встают дыбом волосы на голове. Кроме того, он понимал, что Нара была права и что рано или поздно ему придётся победить свой страх и свою слабость.
   - Хорошо! Я пойду с тобой, - сказал он.
   - Ты можешь смело идти. В моём присутствии Нараяна - бессилен. Кроме того, мы не будем входить в кабинет, а посмотрим в окно, выходящее на галерею.
   Кабинет, о котором идёт речь, был средней величины и образовывал угол дворца. Одно из окон выходило на канал, а другое, с противоположной стороны, на галерею, тянувшуюся вдоль стены.
   Немного раньше полуночи Нара зашла за мужем. Они прошли на галерею и остановились у амбразуры без стёкол, через которую была видна вся комната.
   В высокое готическое окно с другой стороны в кабинет проникали лучи луны и освещали его. Была видна деревянная почерневшая от времени резьба, мебель с высокими спинками и слегка потемневшие вышивки тяжёлых бархатных портьер. Посередине комнаты на столике стояла пища для призрака.
   Лучи луны освещали поднос и хрустальную тарелку, на которой лежали хлеб и кусок сырого мяса.
   Чувствуя, как дрожь потрясала тело Супрамати, Нара пожала ему руку.
   - Смелей, мой милый, - прошептала она. - Сегодня ты переносишь первое испытание Посвящения. Ты должен, прежде всего, победить страх, который даёт духам тьмы власть над тобой, тогда как Спокойствие и Смелость покоряют и подчиняют их.
   Холодный пот выступил у Супрамати на лбу, а ужас и отвращение потрясали всё его существо, и он прижал к себе руку Нары. Он боролся с собой, чтобы победить эту слабость, и принудил себя смотреть на стол, у которого должно было появиться вампирическое существо.
   Вдруг чёрная тень появилась в отверстии окна и заслонила свет луны. Старинные часы пробили полночь.
   Призрак спрыгнул в комнату и подошёл к столу.
   Дрожа от ужаса, Супрамати смотрел на фигуру Нараяны, облачённого в одеяние чёрно-серого цвета, похожее на трико и вырисовывавшее его тонкие и стройные члены. При свете луны его бледное лицо казалось ещё мертвеннее. Впавшие глаза горели. Красноватый фосфорический свет освещал его лоб и позволял видеть два небольших кривых рога, выглядывающих из массы густых чёрных волос.
   Он набросился на пищу, пожирая мясо и хлеб. Но он почувствовал, что за ним наблюдают, и поднял голову и устремил на зрителей взгляд. Усмешка кривила его бледные губы.
   В этом взаимном разглядывании прошла секунда, но она показалась Супрамати вечностью. Затем призрак сделал движение вперёд, но перед ним появился Сияющий Белоснежный Крест и преградил ему путь.
   Нараяна скорчился и отступил назад. Ему словно недоставало воздуха, и из его полуоткрытого рта вырывался свист, напоминающий шипение змеи, а из-под приподнятых губ виднелись белые и острые зубы.
   Сияющий же Крест всё двигался вперёд и отталкивал его к окну, и призрак отходил, пятясь, почти ползком. Вдруг он выпрямился, вскочил на подоконник и исчез за окном.
   У Супрамати кружилась голова, и земля уплывала из-под ног, затем ему показалось, что он падает в чёрную бездну, - и он лишился сознания.
   Открыв глаза, он увидел, что лежит в галерее на полу, Нара стоит около него на коленях, поддерживая его голову и заставляя его нюхать мокрый платок, издававший приятный и живительный аромат.
   Супрамати выпрямился и пробормотал, краснея:
   - Прости, Нара, мою слабость! Я не знаю, что со мной случилось.
   - Тебе нечего извиняться передо мной, - с улыбкой сказала она. - Иногда нельзя бывает справиться со своими нервами, но ты научишься со временем управлять ими. Этому обучаются. Придёт время, когда посещение подобного господина не будет производить на тебя никакого впечатления, и тебе достаточно будет лишь поднять руку, чтобы заставить его бежать. А теперь пойдём! Мы тоже поужинаем, а потом ляжем спать, так как ты нуждаешься в отдыхе.
   Супрамати оставался молчалив и имел озабоченный вид. Ночью он не мог спать и всё думал о том, что случилось вечером. Он не мог простить себе, что лишился от страха чувств, когда Нара, женщина, не только оставалась спокойной, но ещё победила своим Знанием и своей Волей злого духа.
   Он не хотел отставать от жены. Как бы ни был ужасен призрак Нараяны, он хотел привыкнуть без дрожи смотреть на него. Раз ему суждено проникнуть в этот мир теней и покорить его, он должен приняться за работу, победить себя и больше не краснеть перед женой.
   В силу этого решения он хотел на следующий же день снова присутствовать при ужине Нараяны, но призрак не появлялся ни в этот, ни в следующие дни.
  
   Глава 13
  
   Однажды после обеда супруги сидели одни в гостиной Нары. Шёл проливной дождь, было холодно и сыро. В мраморном камине пылал огонь, согревая комнату.
   Оба сидели рядом на диванчике и смотрели на огонь.
   - Сегодняшний вечер словно создан для откровенного разговора, - сказал Супрамати. - Обо мне ты всё знаешь, но я всё ещё жду, когда ты расскажешь мне историю своей жизни.
   Нара откинулась на спинку диванчика и закрыла глаза. Воцарилось молчание, которое Супрамати не осмеливался нарушить. Наконец она выпрямилась.
   - Хорошо! - сказал Нара. - Я расскажу тебе историю моей жизни, начало которой теряется во мраке времён. А ты не будешь после бояться такой старой жены?..
   Супрамати рассмеялся.
   - О, нет! Такой старости, как твоя, может позавидовать вся молодёжь. Но мне показалось, что тебе неприятно вызывать прошлое. Если это - так, то не рассказывай ничего, дорогая. Настоящее даёт мне столько счастья, что я ничего больше не требую.
   - Ты - прав! Мне предстоит вызвать тяжёлые и ужасные воспоминания. Но я хочу, чтобы ты знал мою жизнь. Те события так далеки, что не должны были бы производить на меня никакого впечатления, а между тем, по свойству человеческой души, всё, что она пережила, перечувствовала и перестрадала, тотчас же возрождается, когда вызывают прошлое. Века исчезают, а мы снова переживаем забытые ощущения.
   Я родилась в Риме, в 202 году до Рождества Христа. Вторая Пуническая война только что кончилась, но, несмотря на победу республики, страна была истощена и многие семьи тяжело пострадали.
   Мой отец, Марк Лициний, командовал легионом. Тяжело раненый в одной из битв, он вынужден был отказаться от военной службы, и поселился в Риме, в скромном домике близ Форума. В то время строгих нравов, гражданской доблести и патриотизма Рим не был ещё городом дворцов, роскоши и богатств, каким сделался впоследствии, а его граждане гордились своей простотой, как во времена Цезаря они гордились своей изнеженностью и роскошью.
   Мой отец, хоть и был богат, но вёл скромную жизнь. Это был солдат, которого семейные несчастья сделали нелюдимом. Его первая жена, Фабия, подарила ему пятерых сыновей, из которых четверо умерли в детстве. Только один, мой брат Кай Лициний, остался жив и сделался кумиром отца.
   После трёхлетнего вдовства отец влюбился в молодую патрицианку, белокурую, как я, и женился на ней. Моё рождение стоило жизни моей матери и, несмотря на свою любовь, кажется, что мой отец питал ко мне будто злобу за то, что я была причиной смерти женщины, которую он боготворил.
   Я росла одиноко, под присмотром старой рабыни-гречанки Евриклеи. Эта женщина обожала меня, баловала и научила своему языку, знание которого сделалось для меня роковым. Мне исполнилось шесть лет, когда случилось событие, решившее мою участь. Мой брат Кай заболел, и притом так, что опасались за его жизнь.
   Отец был в отчаянии. Грозившая ему потеря единственного семнадцатилетнего сына, почти накануне того дня, когда он должен был облечься в тогу "мужа", сводила его с ума.
   Отец ухаживал за Каем. И однажды, уснув у его изголовья, он увидел сон, решивший мою судьбу.
   Ему снилось, что он находится в храме Весты. У жертвенника стояла весталка, в которой он узнал меня. Когда я оправляла священный огонь, из него явилась Богиня.
   - В обмен за твою дочь, служащую у моего алтаря, я дарую жизнь твоему сыну, - сказала Она.
   Затем, положив руку на мою голову, Она исчезла. Тогда отец увидел на ступенях жертвенника невысокую весталку и меня - шестилетнего ребёнка.
   Отец счёл этот сон за повеление бессмертных, тем более что он видел его накануне того дня, когда Великий Жрец избирает новициантку. Отец отправился на рассвете к Великому Жрецу и объявил ему, что он посвящает меня служению Богине Весте, и кроме того, принёс в дар храму значительные дары.
   Всё совершилось по его желанию. Несколько часов спустя на моей голове красовался зелёный венок весталки, а в Атриум-Региуме мои белокурые локоны упали под ножницами. Я помню эту минуту, хоть и не понимала тогда всей её важности. Меня огорчала только разлука с Евриклеей и отцом.
   Мой брат поправился. Я же поселилась в храме, и моё десятилетнее послушание шло тихо.
   Когда я выросла, моя красота сделалась выдающейся. Мужчины, женщины и дети останавливались, чтобы посмотреть на меня, когда я, в предшествии ликторов, следовала по городу в колеснице или носилках. Встретить красавицу весталку Лицинию считалось счастливым предзнаменованием. Среди молодых граждан и официальных лиц, выстраивавшихся при моем проезде, не один устремлял на меня взгляд, полный восхищения.
   Я же была ко всем холодна и равнодушна. Теперь я понимала ответственность, какую возлагало на меня моё положение, и уже привыкла к строгой жизни, с удовольствием правя свою службу Богине. Мне нравилось в течение долгих, молчаливых ночей наблюдать за священным огнём. Уже тогда мне казалось, что я вижу, как тени скользят под сводом храма.
   Отца я видела часто. Мне казалось, хоть он этого и не высказывал, что в глубине души он сожалел, что принёс в жертву мою жизнь. Тем более что эта жертва не дала тех плодов, на какие он надеялся. Мой брат жил, но его слабое здоровье мешало ему служить в военной службе. А его брак в течение многих лет оставался бесплодным.
   В атриуме дома весталок стояли статуи тех девственниц, которые особенно выделились своими достоинствами или своей красотой.
   Отец решил прибавить к этой коллекции и мою статую. С согласия Великого Жреца он пригласил для этой работы скульптора-грека, находящегося тогда в Риме и пользующегося известностью. Одна из комнат нашего дома была временно превращена в мастерскую, где художник ежедневно в течение нескольких часов должен был работать над моей статуей. Однажды утром отец привёл скульптора, которого звали Креоном. Это был красивый молодой человек лет тридцати.
   Увидев меня, он с минуту стоял словно ошеломлённый. В его глазах светилось такое выражение восхищения, что я покраснела, и опустила глаза. Мне же Креон с первого взгляда так понравился, как не нравился ещё до сих пор ни один мужчина.
   Креон оправился и с притворным равнодушием принялся за работу. Пока он мял глину и пока Кварта - старая весталка, на обязанности которой лежало всегда присутствовать на сеансах - занималась плетением гирлянд для украшения жертвенника Богини, я стала рассматривать Креона и сравнивать его со знакомыми мне молодыми римлянами. При этом сравнении все преимущества оказались на стороне грека. Древние римляне по большей части не блистали красотой. Они были среднего роста и отличались крепким сложением. Их лица были угловаты, а головы покрыты курчавыми волосами.
   Креон же был высок, строен и гибок. Густые чёрно-синие кудри обрамляли его белое и нежное лицо греческого типа. А его тёмно-голубые глаза были полны нежности и очарования. За исключением этого выражения и голубых глаз он очень походил на Нараяну, и чем больше я смотрела на него, тем больше он нравился мне.
   Однажды мне пришло в голову сказать ему, что я говорю по-гречески. Он был в восхищении, и мы стали разговаривать, немного правда, - так как Кварта не любила этого, - но всё-таки достаточно, чтобы ближе познакомиться и поломать первый лёд. Креон всегда находил возможность вставить слово и исподтишка бросал на меня взгляды, заставляющие усиленно биться моё сердце.
   Раз я заметила, что Креон положил свои инструменты на стол позади Кварты. И, идя за одним из них, он остановился и протянул руки по направлению к старой весталке, устремив на неё пылающий взгляд. Под усилием воли жилы вздулись у него на лбу.
   Я смотрела на него. Но каков был мой ужас, когда я увидела, что Кварта закрыла глаза и заснула, откинув голову на спинку тростникового кресла.
   "Креон! Разве ты - колдун? - пробормотала я. - Зачем ты делаешь это?"
   Креон подошёл ко мне.
   "Потому что я хочу хоть на минуту устранить этого свидетеля и сказать тебе, Лициния, что не могу жить без тебя и что жажду хоть раз поцеловать твои губки".
   Его глаза горели страстью. Он обнял меня и поцеловал.
   Затем, сделав вид, что работает, он сказал, что боготворит меня и что, если я отвечаю его чувствам, он вырвет меня из ужасной жизни в храме при помощи своего друга, индийского мудреца, который уже научил его, как усыпить Кварту, и даст нам возможность бежать. Я согласилась на всё. В эту минуту жизнь весталки внушала мне ужас. Условившись, что через несколько дней он снова усыпит старую весталку, Креон разбудил Кварту, и та не помнила, казалось, и даже не замечала, что спала.
   С этого дня мы имели ещё несколько таких же разговоров, и Креон сообщил мне, что индус обещал ему свою помощь и что мы бежим на его корабле, как только тот прибудет в Остию, но что нам придётся запастись терпением на несколько месяцев.
   Когда статуя была окончена, она возбудила всеобщее восхищение, отец же пришёл в такой восторг, что заказал Креону второй экземпляр для дома весталок. Что же касается оконченной статуи, то она была перенесена в его атриум.
   Теперь же, Супрамати, если ты желаешь, я покажу тебе эту статую.
   - Как? Она - у тебя? - вскричал молодой человек.
   - Да, у меня! Пойдём.
   Нара встала, прошла в свою комнату и, подойдя к большому зеркалу, нажала пружину. В стене распахнулась скрытая дверь. Оба вошли в тёмное помещение и дверь за ними закрылась.
   Затем на потолке вспыхнула электрическая лампа, и Супрамати увидел, что находится в большой, круглой комнате без окон. Посередине на высоком цоколе стояла статуя из белого мрамора, залитая электрическим светом.
   Крик восхищения сорвался с губ Супрамати. Только рука великого художника, руководимая и вдохновляемая любовью, могла создать такое совершенство. Жизнь трепетала в этом мраморе, полуоткрытые губы улыбались, а глубоко высеченные глаза давали иллюзию больших, тёмных глаз, смотрящих на зрителя. Под чудными, тонкими и мягкими складками туники чувствовались формы молодого тела. Артистически драпированное покрывало казалось таким тонким и прозрачным, словно это была ткань.
   Охваченный волнением, с трепещущим сердцем, Супрамати смотрел на статую. Она казалась ему знакомой. С ним повторился тот же феномен, как и когда он впервые увидел Эбрамара. В его мозгу с ещё большей силой, в каком-то хаосе, восстали виды незнакомых городов, комнат и личностей.
   Стараясь подавить это чувство, Супрамати погрузился в созерцание лица статуи. Да, это было лицо Нары, черта в черту, а между тем существовала какая-то разница, которую он не мог определить. Стала ли она худощавее или изменилось выражение, но ей не хватало того очарования, каким дышало это мраморное лицо.
   - Нара! Это - ты и не ты, - пробормотал он.
   Прислонившаяся к стене Нара вздрогнула и выпрямилась.
   - Это - правда! Я - Нара, но уже больше не Лициния. Мои черты не отражают уже беззаботности молодости, и мне недостаёт той свежести души, которая забыла прошлое, не знает будущего и даже под покрывалом весталки наслаждается настоящим. Теперь, несмотря на мою красоту, в моих глазах отражается горечь опыта прожитых веков. Я потеряла драгоценнейшие дары жизни: наслаждение настоящим и надежду на будущее. Я не забываю прошлого, а его раны и горе всегда остаются живыми. Я знаю будущее и утратила способность наслаждаться настоящим - лучом между прошлым и будущим. А теперь пойдём! Я буду продолжать свой рассказ, так как хочу закончить его сегодня.
   - Не лучше ли продолжать его здесь. Я вижу там кресло и скамеечку и буду счастлив устроиться у твоих ног. Мне будет вдвойне приятно слышать твой рассказ, глядя на это произведение, которое мне как-то странно знакомо и чарует меня.
   Улыбка скользнула по губам Нары.
   - Останемся! - сказала она. - Будем вызывать прошлое в присутствии немого свидетеля тех событий!
   Когда оба заняли свои места, она продолжила:
   - Отец заказал Креону копию с моей статуи, и тот принялся за дело, но так как он работал в мастерской, которую отец устроил в своём доме, то нам трудно было видеться. Но любовь - смела и предприимчива. Иногда скульптор приходил принести жертву Весте, когда я была на службе, и мы назначали друг другу свидания в саду, так как Креон довёл уже свою смелость до того, что перебирался ночью за ограду, а я была настолько ослеплена, что нарушила свой обет чистоты.
   Опьянённая любовью, я не подозревала, что гибель уже висит над моей головой...
   Одна соперница проникла в мою тайну. Эта соперница была Огульния, такая же молодая весталка, как и я, но менее красивая и нелюбимая за свой характер. Она уже давно завидовала мне и влюбилась в Креона, хоть и скрывала это чувство.
   Ревность сделала её дальновидной. Подметила ли она один из страстных взглядов скульптора или перехватила один из маленьких свитков, которые Креон два или три раза нашёл возможность передать мне, я уже не помню. Но она открыла тайну и, чтобы вернее погубить меня, выбрала себе союзника, вдвойне опасного для меня.
   Этим союзником был один жрец, славившийся своей суровостью и строгостью, тем не менее, этот сорокалетний человек чувствовал в глубине души страсть ко мне. В его тёмных и суровых глазах я уловила пламя, не оставляющее для меня в этом отношении сомнения. Но он скрывал это чувство под личиной двойной суровости.
   Однажды ночью, когда все спали, как я думала, и я одна сторожила священный огонь, ко мне пришёл Креон. Он сказал мне, что наше бегство - близко и что друг-индус известил его, что через двенадцать дней мы можем оставить Рим и начать новую жизнь в Греции.
   Я бросилась в объятья Креона. Затем мы сели на ступеньку и стали говорить о будущем, как раздались крики, свет факелов озарил святилище - и я увидела приближающихся к нам старшую весталку, Манлия - жреца, Огульнию и других весталок.
   Я стояла, как парализованная. Креон же выпрыгнул наружу и скрылся во мраке сада.
   Меня арестовали и заключили в подземелье, как уличённую в преступлении, за которое весталка должна платить жизнью.
   Обыкновенно судили немедленно, но меня продержали в заключении больше недели, прежде чем я появилась перед судьями. Позже я узнала, что причиной такой отсрочки было исчезновение Креона, который словно сквозь землю провалился и которого Манлий искал, чтобы, согласно обычаю, казнить в тот же день, когда сообщница его преступления будет погребена заживо.
   Наконец, я появилась перед трибуналом жрецов, собравшихся в Регия. Я не могла отрицать своего проступка, а несколько несчастных случаев, произошедших за последнее время в городе, - как пожар от молнии, смерть эдила и нескольких граждан, утонувших при переезде в лодке через Тибр и так далее, - были поставлены мне в вину, так как, по словам Великого Жреца, их вызвала я, принося жертвы Богине нечистыми руками.
   Я была единогласно осуждена на погребение заживо. Жрецы сняли с меня священные повязки, покрывало и полотняную тунику весталки. Затем меня отвели в темницу, где я должна была провести последний день и последнюю ночь моей жизни на Земле.
   Нара умолкла. Её глаза затуманились, а губы дрожали.
   Супрамати наклонился к ней и поцеловал её похолодевшую руку.
   Она вздрогнула и выпрямилась.
   - Эта слабость всегда овладевает мной, когда я думаю о том, что вынесла тогда, - сказала она, стараясь улыбнуться.
   - Тогда не говори ничего: пропусти этот эпизод, - сказал Супрамати.
   Нара улыбнулась и покачала головой.
   - Нет, это - просто слабость. К тому же эта гражданская смерть была основанием всего моего дальнейшего существования. И так, после обеда ко мне в темницу пришёл Великий Жрец и, согласно закону, бил меня розгами. Он мог бы быть милосерднее, но на мне отмщалось исчезновение Креона.
   Зато мне была оказана другая милость. Ночью ко мне впустили отца, чтобы проститься. Он поседел и постарел на двадцать лет. Отец не сделал мне ни одного упрёка, но я первый раз в жизни видела, что он плакал.
   Я была взволнована, и, бросившись в его объятья, зарыдала.
   Присутствие старшей весталки при свидании помешало нам говорить откровенно. Только прощаясь со мной, отец несколько раз прижал меня к груди и прошептал на ухо:
   - Разломи хлеб, который оставят тебе в твоей могиле - и надейся.
   Моё сердце замерло. И так, меня хотели попытаться спасти! Как ни безумна была подобная надежда, но она поддержала меня в моём несчастье и успокоила мои душевные муки и телесные страдания. В течение всей ночи я не сомкнула глаз, но поддержала меня гордость, когда на заре пришли одеть меня в траурные одежды, а затем вывели на двор, чтобы посадить в погребальные носилки.
   При виде чёрных носилок, палача, ликторов и всей обстановки я ослабела и с криком откинулась назад. Тогда меня схватили, отнесли в носилки, и я должна была ждать, пока их снаружи обложат подушками, чтобы мои крики, вероятно, не доносились наружу и не волновали народ.
   Но я больше не кричала. Душа, казалось, вырвалась из тела, в ушах шумело, и холод охватил мои члены. Но страннее всего было то, что мне казалось, будто мрак вокруг меня рассеялся, стенки носилок исчезли - и я увидела Форум, переполненный молчаливой и сосредоточенной толпой. Одну минуту я видела даже погребальную процессию и чёрные носилки, в которых была заключена. Затем видение исчезло, а я - слабая и разбитая - снова очутилась внутри носилок и чувствовала их покачивание на плечах носильщиков.
   Наконец, процессия остановилась, и я почувствовала, как носилки опустились на землю. Когда я вышла из носилок, то увидела, что мы находимся на месте, предназначенном для казней. С небольшого возвышения, на котором стояла, я видела, как далеко вокруг колебались тысячи голов, но толпу, казалось, объял ужас. Я видела всё словно сквозь туман, тем более что была закутана в покрывало, закрывавшее мне лицо.
   Ко мне подошёл Великий Жрец и, воздев руки к небу, произнёс тайные молитвы, приуроченные к такой погребальной церемонии. Затем, взяв меня за руку, он подвёл к приготовленному склепу и поставил на первую ступеньку лестницы, которая вела вниз, а сам удалился. Я откинула закрывавшее меня покрывало. Я хотела в последний раз посмотреть на небо и подышать чистым воздухом. Мой последний взгляд упал на Великого Жреца, удаляющегося в сопровождении жреческого кортежа. Затем, видя, что палач хочет взять меня за руку и заставить спуститься, я отступила назад и сошла одна. На последних ступенях я увидела, что в моей могиле горела лампада, стоящая рядом с ложем, покрытым чёрным.
   Охваченная тоской и ужасом, я остановилась. У меня кружилась голова, в глазах темнело. Что было потом, не помню: как вытащили лестницу и заделали склеп.
   Когда же я открыла глаза и ко мне вернулась способность думать, я увидела себя в четырёхугольном склепе пяти или шести шагов вдоль и поперёк. Около ложа, на каменном столе, горела лампада, тут же лежал большой хлеб, и стояли амфора с водой, горшок молока и небольшой запас масла. Густой и удушливый воздух этого места стеснял мне дыхание. Моя голова горела, в висках стучало. Я сорвала с себя покрывало и траурную тунику.
   Затем дрожащей рукой я разломила хлеб. В нём был хрустальный флакон, наполненный, как мне показалось, бесцветной жидкостью. Флакон был завёрнут в кусок папируса, на котором я не без труда разобрала следующие слова:
   Ищи на стене, против ложа, кирпич со знаком треугольника и вынь его. Надейся, если бы тебе пришлось даже и долго ждать! Если же ты почувствуешь себя очень слабой, то выпей содержимое флакона.
   Взволнованная, но исполненная надеждой, стала я ощупывать стену и скоро нашла указанный кирпич. Вынуть его было гораздо тяжелее, но мне удалось сделать и это. Убедившись, что в стене находится пустота, я вынула ещё несколько кирпичей и открыла нишу, в которой стояла корзина.
   Я вытащила её и открыла. В корзине находились две амфоры с вином, одна с маслом, сушёные фрукты, хлеб, мёд и большой кусок жареной говядины.
   С этой провизией я, конечно, могла прожить с неделю. Самым же главным я считала возможность поддерживать огонь в лампаде. Но не задохнусь ли я в этой могиле, где и теперь дышала с трудом?
   ...Воздух становился всё тяжелее, провизия уменьшалась, масло подходило к концу, а обещанное освобождение не являлось. Мой слух обострился, и мне казалось, что я слышу отдалённый шум, удары кирки и глухие голоса. Мысль, что пробивают подземную галерею, чтобы добраться до моей могилы, придавала мне мужество, и я старалась быть сильной, терпеливой, но мучения превзошли мои силы. Со мной стали делаться головокружения, я задыхалась, потоки пота обливали моё тело, лампада с минуты на минуту грозила погаснуть за недостатком масла - а освобождение всё не являлось! Очевидно, невозможно было выполнить план, задуманный для моего спасения, и в предвидении этой неудачи мне был дан флакон, содержащий какой-нибудь яд, который мог избавить меня от мучений голодной смерти. Настала минута воспользоваться этим даром. Мне казалось, что моя голова сжата клещами, для дыхания не хватало воздуха. Взглянув на лампаду, я убедилась, что она прогорит не больше получаса, а умирать в темноте было ещё ужаснее!
   С невероятным усилием, так как у меня до такой степени кружилась голова, что я едва держалась на ногах, я вылила остаток вина в хрустальный кубок, найденный мной в корзине, влила туда содержимое флакона и всё выпила.
   Мне показалось, что я проглотила огонь. Всё моё существо, казалось, разлеталось на атомы, я кружилась в чёрной бездне. Когда я пришла в себя и открыла глаза, я лежала на полу в темноте. Сначала я не могла понять, где я нахожусь. Я не помнила драмы моей жизни и чувствовала себя свежей и сильной.
   Протянув руку, я стала ощупывать вокруг себя и дотронулась до чего-то холодного. Это был каменный стол. Прикосновение к нему вернуло мне память, и с моих губ сорвался крик отчаяния.
   И так, я не умерла. То, что я выпила, не было ядом, и, несмотря на всё, я должна была медленно погибнуть в этой тёмной могиле.
   Мной овладела одна мысль: умереть во что бы то ни стало и как можно скорее. Я старалась оторвать полосу от туники, чтобы задушить себя, как до моего слуха донеслись удары, раздающиеся в нише.
   В углублении вынимали кирпичи. Затем в могилу проник луч света, а на стене появились тени двух рук, которые расширяли отверстие. Пришло освобождение! Счастье и волнение лишили меня способности говорить. Дрожа всем телом и охваченная слабостью, я продолжала сидеть на земле, глядя на происходящее.
   Наконец ниша была расчищена, и через отверстие проскользнул мужчина, закутанный в тёмный плащ. В руках он держал фонарь.
   Я подумала, что это - Креон, и вскрикнула от радости. Но когда мой спаситель поставил фонарь на стол и откинул капюшон, покрывающий его голову, я увидела, что это был незнакомец, красота которого наполнила моё сердце чувством восхищения и уважения к нему.
   Незнакомец был выше Креона. Его бронзовое лицо отличалось классической чистотой статуи. Густые чёрные кудри и короткая, слегка вьющаяся борода обрамляла его лицо. В его больших тёмных глазах горел огонь, который трудно было выносить.
   Его взгляд скользнул по мне, а затем он сказал: "Бедное дитя! Твоя казнь кончена. Успокойся и одевайся скорей в одежды, которые я принёс в этом пакете. Нам надо бежать, и мы не можем терять времени".
   Он отвернулся, а я переоделась в костюм мальчика.
   "Я - готова! Только я не знаю, чем мне обрезать волосы", - сказала я дрожащим голосом.
   Незнакомец обернулся и с улыбкой осмотрел меня.
   "Ты - совсем маленький мальчик, - сказал он. - Было бы жаль обрезать твои волосы, в которых словно заблудился луч луны. Подбери их на затылок и надень капюшон плаща. Так, хорошо. Теперь следуй за мной!"
   Он вошёл в узкий подземный коридор, где можно было идти только согнувшись. Мы шли долго. Мне казалось, что этой галерее не будет конца. Наконец, мы вышли в разрушенную хижину, запертую прочной дверью.
   Незнакомец взял в углу лопату и засыпал землёй вход в галерею. Через несколько минут все следы были уничтожены. Затем незнакомец погасил фонарь, и мы вышли.
   Мы очутились в поле и далеко от стен города. Была ночь, свистал ветер, и дождь лил, как из ведра. Я шла с трудом, спотыкаясь о камни и скользя в лужах воды. Тогда мой проводник взял меня на руки и понёс.
   После часа ходьбы мы вышли на берег Тибра, где нас ждала крытая лодка с четырьмя гребцами.
   Несколько часов спустя, я взошла на борт корабля, стоящего в Остии. Незнакомец отвёл меня в каюту, отделанную с восточной роскошью, где стоял богато сервированный стол.
   "Подкрепись, а потом ступай отдохнуть! Тебе необходим Отдых", - сказал мой спаситель, усаживая меня на кресло и наливая кубок вина.
   Я выпила вина и поела. Глядя на моего спасителя, который прислуживал мне, разговаривал, и, казалось, был весел, я чувствовала к нему признательность. Мне хотелось броситься к его ногам, поцеловать их и поблагодарить за то, что он избавил меня от моей участи. Он мне казался прекрасным, как Бог. Когда он улыбался, его лицо принимало чарующее выражение.
   Когда я закончила есть, он хлопнул в ладоши. Появилась молодая негритянка.
   "Вот служанка, которая даст тебе женскую одежду и будет прислуживать тебе во всё время нашего путешествия, - сказал он. - А теперь до свиданья! Спи и отдыхай!"
   Мне хотелось спросить у него, где и когда я увижу Креона, но я не осмелилась задать ему этот вопрос. Поблагодарив его за оказанные благодеяния, я последовала за негритянкой, которая отвела меня в другую, не менее роскошно обставленную каюту. Надев свежую одежду, я легла на диван и заснула.
   Наше путешествие длилось целые недели. Оно мне показалось таким продолжительным, что по временам я думала, что осуждена путешествовать всю оставшуюся жизнь.
   Своего спасителя я увидела только через три или четыре дня. Он то появлялся на палубе, когда мне разрешалось выйти из каюты, чтобы подышать чистым воздухом, то допускал меня к своему обеду. Несколько раз наш корабль приставал к берегу и по нескольку дней стоял в гавани. Но тогда я не выходила из каюты. Иногда мы оставляли судно, несколько дней путешествовали по земле, а затем снова садились на корабль и продолжали путь.
   Чем чаще я видела моего спасителя, чем больше я слушала его всегда интересные и поучительные разговоры, открывавшие мне всё новые горизонты, тем больше я восхищалась им и боготворила его, а образ Креона всё больше бледнел в моём сердце. Когда мне удавалось иногда уловить в тёмных глазах моего благодетеля выражение, выдававшее, что и я нравлюсь ему, моё сердце начинало усиленно биться. Но я каждый раз говорила себе, что не должна ни на что надеяться, что преступная жрица Весты, бесстыдная женщина, нарушившая свой обет чистоты, недостойна любви этого высшего человека. Я знала теперь, что он был "мудрец" и жил то в Александрии, то в Афинах.
   Когда однажды я осмелилась спросить его про Креона, он ответил: "Он - спасён, но я не могу отвезти тебя к нему, если только, - он устремил в мои глаза пытливый взгляд, - ты не потребуешь этого и не пожелаешь бросить меня".
   Я покачала головой и умолкла. Я не хотела оставлять его. Мне казалось, что как только я не буду находиться под его покровительством, я снова попаду в руки моих преследователей.
   Однажды корабль снова остановился. На рассвете маленькая негритянка сказала мне, что господин приказал мне нарядиться. Она вынула из корзинки, которую принесла с собой, одежды, покрой и материю которых я ещё никогда не видела.
   Они были сделаны из шёлка и газа, расшитых жемчугом и бриллиантами. Кроме того, в корзине были ещё драгоценности невероятной цены.
   Когда я надела этот костюм, негритянка покрыла мою голову большим прозрачным покрывалом и вывела меня на палубу. Развернувшаяся перед моими глазами картина вызвала у меня крик восхищения.
   Земля, представившаяся моим глазам, показалась мне чудным садом. До этого я ещё никогда не видела пальм и не имела понятия о тропической растительности. Я не могла оторвать глаз от громадных ярких цветов, от всей этой природы, а также от слонов, толпы людей, собравшейся на берегу. Вдали виднелись дома - вероятно, какого-нибудь города, и громадное строение, крыши и купола которого господствовали над всем прочим.
   Приход моего покровителя оторвал меня от созерцания. Он тоже переменил костюм. Вместо простой полотняной туники на нём теперь было надето шёлковое одеяние. Его шею и руки украшали драгоценности, а на голове был надет род кисейного тюрбана. За поясом было заткнуто оружие, сверкающее драгоценными камнями.
   Лодка доставила нас на берег. При громе возгласов и криков на непонятном мне языке мы сели в золочёный паланкин, укреплённый на спине белого слона, шея, ноги, уши и даже хобот которого были украшены драгоценностями.
   Я села рядом с незнакомцем, которого начала считать царём, и шествие двинулось в путь. Я до такой степени была смущена и взволнована, что всё танцевало у меня перед глазами: и странная растительность, и бронзовые люди с пылающими глазами, и наш поезд.
   Я сохранила только смутное воспоминание об этой прогулке по Индии. Только когда мы остановились перед громадным строением, оказавшимся пагодой, моё внимание было поглощено странностью архитектуры и многорукими, многоногими статуями, казавшимися мне человеко-пауками.
   Наконец, вид баядерок и голых или изувеченных факиров произвёл на меня впечатление.
   Мы вышли из паланкина. Мой покровитель взял меня за руку, и мы вступили в пагоду, где нас встретили жрецы и певицы, которых я приняла за жриц. Нас повели к жертвеннику, на котором горел огонь с ароматами, окропили водой, заставили пить мёд и есть рис с шафраном. Незнакомец надел мне на палец кольцо, а затем, подняв меня на руки, трижды обнёс вокруг огня, пылающего на жертвеннике.
   Только моё невежество и смущение, в каком я находилась, помешали мне понять, что совершается брачная церемония.
   Выйдя из пагоды, мы снова заняли свои места в паланкине и отправились в окружённый громадным садом дворец, более роскошный, чем дворец Нараяны в Бенаресе.
   Там меня встретили женщины и отвели в залу, убранную с такой роскошью, что я была ослеплена. Всюду виднелись золото, эмаль, драгоценные камни и не виданные мной ткани, покрытые вышивками. Через широкую и резную аркаду виднелся сад с бьющими фонтанами и цветочными клумбами, над которыми порхали бабочки и птички, которые были похожи на живые драгоценные камни.
   На меня, никогда ничего не видевшей, кроме бедного в ту пору Рима, и выросшей среди простоты, налагаемой на весталок, эта роскошь и красота производили впечатление волшебного сна. Я начинала даже спрашивать себя, уж не умерла ли я в своей могиле и не посещает ли теперь моя душа, прощённая Вестой, Блаженные Поля?
   Настала уже ночь, когда ко мне вошёл мой спаситель. Он шёл быстро и его глаза горели любовью. Позже я узнала, что он председательствовал на большом банкете, данном в честь его возвращения и в честь его бракосочетания.
   Меня мучила одна только вещь: узнать, наконец, правду! Бросившись на колени, я протянула к нему руки и пробормотала: "Скажи мне - кто ты и где я? Скажи, умерла я или жива? Что значит всё, что я вижу здесь?"
   Незнакомец рассмеялся. Он поднял меня, посадил рядом с собой на диван и сказал, устремив на меня взгляд, который обжёг меня: "Ты находишься в Индии, моём отечестве. Я - Раджа Вивашвата, а ты - моя жена. Не уже ли ты не поняла, что в храме я надел на твой палец кольцо и разделил с тобой освящённый рис и мёд?"
   "О! - пробормотала я. - Ты избрал меня, недостойную и преступную жрицу?"
   "Одно из самых человечных и законных чувств заставило тебя нарушить закон, и за это преступление ты заплатила страданиями. Креон - более виноват, чем ты. Я обещал ему свою помощь и советовал быть благоразумным, относясь с уважением к твоему положению, пока вы не будете далеко от Рима. Вместо того, чтобы последовать моему совету, он до того отдался своей страсти, что пробрался за ограду и заставил тебя нарушить обет чистоты, подвергая тебя и себя опасности позорной смерти. Я с трудом спас его, и он находится теперь в безопасности в своём отечестве, но он потерял тебя и заслужил это наказание. И так, забудь прошлое: оно вычеркнуто и больше не существует.
   Правосудие храма Весты удовлетворено. Весталка Лициния умерла, а ты теперь - Нара, моя жена. Твоё Мужество, твоя Покорность и твоё Раскаяние сделали тебя достойной моей любви".
   Я слушала как во сне. Счастье и признательность к человеку, на которого я смотрела, как на Бога, наполнили моё сердце. Я схватила руку Эбрамара - мудреца Афин и Александрии, и прижала её к губам.
   - Эбрамар? - переспросил Супрамати, вскакивая с места. - Не уже ли человек, который тебя спас, и мудрец Эбрамар, которого я видел в Гималаях, - одно лицо?
   - Да, это - он. Увидев его, ты ещё лучше поймёшь, что я любила его особенным чувством, в котором уважение и восхищение принимали такое же участие, как и любовь. Но успокойся, садись и выслушай конец моего рассказа.
   Когда Супрамати занял своё место на табуретке, Нара продолжила:
   - С только что описанного мной дня моя жизнь текла спокойно, без облачка. Это был волшебный сон, полный любви и занятий науками.
   Эбрамар, - я буду называть его этим знакомым тебе именем, - дал мне первое понятие об оккультных науках.
   Я думаю, никогда ещё ни один Учитель не имел такой внимательной и преданной ученицы. Сидя у его ног в большой лаборатории, я слушала его уроки и изучала древние языки. Я знаю санскрит Вед, ассирийский язык, древние наречия Азии, египетский язык, даже могу читать иероглифы и клинообразные надписи.
   Эбрамар был добрый и терпеливый Учитель, но строгий. Он требовал Усердия и Настойчивости. Я должна была совершенствоваться, а не оставаться неподвижно на месте.
   Я не замечала, как шло время. Чем дальше шли мои занятия, тем больше пробуждался мой интерес к раскрывающимся тайнам прошлого и будущего.
   Однажды, когда мы работали в лаборатории, Эбрамар привлёк меня к себе и сказал: "Лициния! Не желаешь ли ты побывать в Риме и повидаться с отцом? Он - очень стар. Его смерть - близка, а я обещал ему, что он увидит тебя перед своей кончиной".
   Это почти забытое название, воплощавшее в себе такие ужасные воспоминания, привело меня в трепет, но в то же время пробудило во мне желание снова увидеть отца.
   - Конечно, я желала бы видеть мою родину и отца! Только я боюсь, чтобы меня не узнали и чтобы мне снова не подвергнуться мщению законов, - пробормотала я.
   Эбрамар расхохотался и затем спросил с улыбкой: "Как ты думаешь, сколько времени прошло с тех пор, как ты оставила Рим?"
   "Да лет десять", - ответила я.
   Эбрамар продолжал смеяться.
   "Твой ответ, Нара, ещё раз доказывает, что для трудящегося время имеет крылья. Сорок лет прошло со времени той драмы, героиней которой ты была. Твоему отцу девяносто восемь лет, а тебе пятьдесят семь".
   Я вскрикнула. И так, я была старуха, а между тем мне казалось, что я не изменилась.
   Я посмотрела на Эбрамара. Он всё оставался тем же тридцатилетним молодым человеком, который спас меня. Ни одного седого волоска не серебрилось в его чёрных волосах, взгляд был полон огня, а эластичность членов указывала на молодость в её полном расцвете.
   Эбрамар прочёл мою мысль и с улыбкой сказал: "Успокойся! Не тщеславие ослепляет тебя: ты - молода и красива".
   Он вынул из шкафа и подал мне зеркало, сделанное из особого вещества и более совершенное, чем - наши зеркала. До этого времени я всегда употребляла только металлические зеркала.
   Я посмотрела на моё изображение и убедилась, что не изменилась.
   "Теперь ты видишь, - сказал Эбрамар, - что тебе нечего бояться римского правосудия. Лициния должна была бы быть седой, сгорбленной и морщинистой матроной, а не прелестным созданием со сверкающим взором, во всём расцвете семнадцати лет".
   "Эбрамар! Что за чудо совершилось со мной? Не уже ли наука владеет тайной вечной молодости?" - вскричала я.
   "Настанет время, когда ты всё узнаешь. А теперь начинай укладываться: через три дня мы едем в Рим".
   В Александрии мы снова надели греческие костюмы. В качестве афинского мудреца Эбрамар высадился в Риме со своей женой Евхарисой. Человек, посланный вперёд, уже нанял дом, и всё было приготовлено для нашего приёма.
   Ты можешь представить, с каким чувством я проезжала по тем улицам, по которым меня несли на смерть в погребальных носилках. Впечатление от этого воспоминания было так сильно, что холодный пот выступил у меня на теле, и я почти теряла сознание.
   На другой день по приезде Эбрамар сказал мне, что мой отец предупреждён и что после полудня я могу ехать к нему.
   Войдя в комнату, я увидела сидящего в кресле старика, до такой степени высохшего, что он казался живым скелетом. Рядом с ним стоял другой сгорбленный старик, с седой бородой и морщинистым лицом. Его глаза показались мне знакомыми, но я не имела времени разобраться в этом впечатлении, так как оба вскрикнули, когда я откинула своё покрывало.
   Мой отец так взволновался, что откинулся назад, и я подумала, что он кончается. Упав на колени, я обняла его и стала покрывать поцелуями. Наконец он открыл глаза, взял меня за голову и плача посмотрел на меня. Успокоившись немного от двойного волнения найти снова меня после стольких лет, да ещё молодой и красивой, он указал мне на другого старика, прислонившегося к стене и закрывшего лицо руками.
   "Посмотри! Разве ты не узнаёшь его? Это - Креон", - сказал он.
   Я подошла к Креону, протянула ему руки и пробормотала: "Ты не хочешь видеть меня?"
   Креон выпрямился и, глядя на меня с выражением горечи и отчаяния, сказал: "Тебя тяжело видеть! Я - сгорбленный старик. Тебе же Боги, тронутые твоей красотой, даровали вечную молодость. Пока горе, причинённое потерей тебя, сгибало мою спину и белило мои волосы, предатель жил с женщиной, которую я любил, которую он обещал отдать мне и которую похитил у меня. Бесчестный человек! Он обладал всем - и отнял у несчастного его единственное сокровище, осудив нас - меня и твоего отца - на одиночество", - прибавил он, сжимая кулаки.
   "Ты - несправедлив и неблагодарен! - сказала я. - Кому, как не ему, мы обязаны, что избавились от ужасной и позорной смерти? Если бы ты был терпеливей и благоразумней, мы бежали бы вместе, я не была бы преступницей, и всё вышло бы по-другому".
   Креон побледнел и опустил голову. Это горе пробудило во мне жалость. Я подошла к нему и поцеловала.
   "Забудь и прости то, что - непоправимо! Будем друзьями и возблагодарим Богов за то, что Они даровали нам милость свидеться".
   Наконец, мы все успокоились. Отец рассказал мне, что после моего освобождения он получил от Эбрамара только одну записку:
   Она - спасена.
   Прошло несколько лет, а он не получал известия обо мне.
   В течение этого времени мой брат Кай умер, а моя невестка вторично вышла замуж. Отец, вообразив, что, может, я живу в Греции с Креоном и боюсь дать о себе известие, отправился в Афины, где разыскал Креона. Тот тоже ничего не знал обо мне, но отнёсся к отцу с сыновней любовью и окружил его заботами. Они привязались друг к другу и много лет прожили в Греции.
   Чувствуя приближение кончины, отец пожелал снова увидеть Рим и умереть в своём доме. Он вернулся в Рим с Креоном, которого никто не узнал, так как прошло больше тридцати лет, и старая история была забыта.
   Несколько дней спустя, Эбрамар тоже навестил отца и помирился с Креоном.
   Годы успокоили скульптора и, кроме того, он чувствовал, что большая часть вины лежит на нём. Осталась одна благодарность, которая и помогла простить. Но с этого дня Креон стал быстро угасать, и три месяца спустя после моего приезда, его нашли мёртвым близ статуи весталки.
   На цоколе этой статуи он написал:
   Творение моих рук, радостный призрак счастья моей юности, тебе - моя последняя мысль! Та, которую я высекал из мрамора, любила меня и принадлежала мне. Её обожаемые черты были моим утешением.
   Надпись видна ещё и теперь. После смерти отца, последовавшей через несколько недель за смертью Креона, я покинула Рим и увезла с собой статую. С тех пор это воспоминание никогда не покидает меня и повсюду следует за мной. Мне она кажется звеном, связывающим меня с далёким прошлым...
   Нара умолкла, и несколько слёз скатилось по её щекам. Встретив взгляд мужа, она пыталась улыбнуться.
   - Вот видишь, несмотря на бессмертие и на все Знания, человеческое сердце не может победить горя разлуки с дорогими существами и воспоминаниями о перенесённых испытаниях.
   - Нара! - с дрожью в голосе пробормотал Супрамати. - Твой рассказ вызвал незнакомые мне ощущения и образы, почти воспоминания и пережитые чувства, но всё это - так хаотично и непонятно... Говорят, что души перевоплощаются и живут в новых телах. Но в таком случае, кто же - я, Нара! - сказал он и схватил руку жены. - Ты знаешь это... Рассей этот мрак и освети мою душу!
   Глаза Нары вспыхнули. Она наклонилась и положила руку на лоб мужа. Минуту спустя она прошептала:
   - Креон! Помнишь ли ты счастливые часы, за которые мы так дорого заплатили?
   Словно молния прорезала ум Супрамати, и покрывало спало с его глаз.
   Он увидел храм Весты, жертвенник, на котором горел священный огонь, и белую фигуру весталки, лежащей в его объятьях.
   Он испытывал всё счастье и тоску прошлого. Задыхаясь, он прижался головой к коленям Нары, и та провела рукой по его тёмным волосам.
   - Теперь понимаешь, почему ты сделался наследником Нараяны? Эбрамар, хоть и поздно, сдержал своё слово и вернул тебе любимую женщину, молодой и красивой. Как и тогда, она покорила твоё сердце. В течение всех твоих существований он оставался твоим покровителем. Отсюда происходит и то чувство Любви, Благоговения и Доверия, которое охватило тебя при виде Эбрамара.
   - Понимаю. Теперь я многое понимаю, - пробормотал Супрамати, выпрямляясь и отирая пот, выступивший у него на лбу. - Одна только вещь остаётся для меня тёмной: твой брак с Нараяной. Каким образом, любя Эбрамара, ты могла отдаться тому?
   - Это было человеческое увлечение, за которое я дорого заплатила, - со вздохом ответила Нара. - Вот как это случилось.
   По мере того как Эбрамар шёл на вершину Чистого Знания, тем более спиритуализировалась его любовь ко мне. Может, он даже сожалел в глубине души, что отнял меня у тебя. Во всяком случае, когда он достиг ступеней Высшего Посвящения, он отказался от сношений с женщиной, и мы должны были расстаться.
   Он поднялся высоко, а я, несмотря на обрывки Знания, осталась всё той же страстной, ревнивой и гордой женщиной, и эта разлука показалась моему ограниченному, невежественному уму несправедливой и жестокой.
   Все дурные чувства, ещё таившиеся в моей душе, - а я тогда была пылкая и увлекающаяся женщина, - закипели во мне, и вместо того, чтобы последовать совету Эбрамара и отдаться Науке, я совершила безумие, связав свою жизнь с Нараяной. Он приехал по делу братства, увидел меня и воспламенился. Я же, под влиянием гнева и злобы, принимала его ухаживания. Он был похож на тебя, обожал меня - и я согласилась соединиться с ним в гроте, который служит местопребыванием нашего братства.
   Впоследствии я вернулась к Эбрамару, разбитая и несчастная. Чтобы приобрести власть и превосходство над моим негодным мужем, я прошла под руководством Мага первые ступени Высшего Посвящения. Это была самозащита, а не освобождение, так как я добровольно бросилась в мир испытаний и искушений.
   Но на сегодня - довольно! Ты - бледен и расстроен. Твоя душа перенесла сильное волнение. Пойдём. Я дам тебе успокоительных капель, которые дадут тебе сон и восстановят равновесие твоего организма.
   Нара увела мужа, дала ему выпить капли и заставила лечь в постель.
   Супрамати проснулся поздно. Физически он оправился, но впечатление, произведённое на его душу, было так сильно, что в своих разговорах он всегда возвращался к рассказу жены, часами любовался статуей и избегал всякого общества.
   Однажды вечером, когда разговор снова зашёл о прошлом, Супрамати сказал, что желает как можно скорее приступить к Посвящению.
   - Если ты - уверен, что не будешь сожалеть о светской жизни и обо всех удовольствиях, которыми ты не успел насладиться досыта, то кто мешает тебе призвать Дахира, - с улыбкой сказала Нара.
   - О! О свете я не сожалею. Только с тобой я не могу расстаться! Одна мысль покинуть тебя отвращает меня от работы над Посвящением, - сказал Супрамати, привлекая к себе Нару. - Подумай только: едва найдя тебя - снова потерять!
   - Мы не расстанемся. Низшее Посвящение не требует этого. Я буду жить с тобой в убежище Знания и Труда, приму участие в твоих работах и буду твоей помощницей или советчицей, когда наступят минуты слабости, а они - неизбежны.
   - В таком случае, едем сейчас же! С тобой никакое уединение меня не пугает, и я не отступлю ни перед каким трудом, - вскричал Супрамати.
   Нара рассмеялась.
   - Энтузиаст! Помни, что поспешность - признак несовершенства. Едем. Я - согласна. Только позволь мне прежде немного подготовить тебя к тому, что ожидает тебя. Надо много мужества, чтобы переступить порог невидимого мира.
   Для начала я хочу открыть тебе глаза и показать, что окружает тебя. Для этого я дам тебе вдыхать вещества, которые обостряют и приводят в действие таящиеся в организме астральные способности.
   Если бы ты был обычным смертным, я не могла бы рискнуть на это. Обычный человек сошёл бы с ума или, по меньшей мере, получил бы воспаление мозга. Но ты - гарантирован от смерти и болезней. Даже на душу отчасти действует Эликсир Жизни. Но, во всяком случае, ты должен приготовиться перенести очень сильное потрясение.
   - Ты хочешь сегодня дать мне вдыхать эту субстанцию?
   - Нет, для этого опыта мы выберем многолюдное собрание. Например, послезавтра граф Рокка празднует большим балом обручение своей дочери. Это - прекрасный случай. Когда ты оденешься, приходи ко мне в лабораторию, и ты увидишь.
   Супрамати с нетерпением ждал дня бала.
   Окончив свой туалет, он прошёл в комнату Нары. Она ждала его, и, отпустив камеристку, провела мужа в лабораторию, в центре которой стоял треножник с зажжёнными угольями.
   - Садись и жди, что будет, - с улыбкой сказала она, сажая его в кресло.
   Раздув жаровню, Нара бросила на угли сухие травы, затем, вынув из шкатулки ящичек с золотой крышкой, она взяла из него ложечкой немного белого порошка и посыпала сверху.
   С треском вспыхнуло пламя, отливающее всеми цветами радуги. Лаборатория наполнилась беловатым паром и таким удушливым ароматом, что у Супрамати сделалось головокружение. Дрожь потрясала его, и озноб пробегал по коже. Охваченный сонливостью, он закрыл глаза и потерял сознание.
   Голос Нары вызвал его из забытья. Супрамати вздрогнул, выпрямился и открыл глаза.
   С его губ сорвался сдавленный крик, и он, сорвав со стола, около которого сидел, шёлковую вышитую скатерть, бросился к жене с криком:
   - Великий БОЖЕ! Ты горишь!
   Нара рассмеялась.
   - Не будь смешон, Супрамати. Ты видишь Астральный Свет. Ты можешь дотронуться до Него, не обжигая пальцев.
   Супрамати остановился. Более спокойный осмотр убедил его, что Нару окружал ореол Фосфорического Света. Этот Ореол был похож на огненный и Он постоянно менял цвета.
   Он увидел, что из тела Нары исходили снопы света: с левой стороны - красного, а с правой - синего. Кроме того, над её челом горело пламя в форме звезды. Из её глаз и кончиков пальцев исходили лучи белого цвета.
   Даже её одежды - на Наре было надето белое атласное бальное платье, отделанное цветами и кружевами, - и драгоценности были покрыты фосфоресцирующей пылью.
   Супрамати весь ушёл в наблюдение зрелища, стараясь его объяснить себе, как его внимание было привлечено незнакомыми лицами, застывший, пристальный взгляд которых произвёл на него неприятное и отталкивающее впечатление.
   - Откуда явились эти люди? Мы были здесь одни, - сказал он.
   Нара рассмеялась.
   - Они всегда были здесь, но ты их не видел. Это - атмосферические существа, с которыми люди повсюду сталкиваются, отрицая их существование с апломбом, комичным для того, кто не разделяет их невежество. Но идём! Время ехать. Главное, не забывай, что ты теперь - ясновидящий, и воздерживайся от восклицаний.
   Супрамати последовал за женой через длинный ряд комнат в переднюю.
   Всюду двигалась толпа существ самого разного вида: были и прозрачные, со спокойными и строгими лицами, которые витали, закутанные в белые воздушные туники. Другие были тяжёлые, компактные, с серыми или чёрными рожами и с ужасными взглядами. Они были одеты в древние или средневековые костюмы, а некоторые были голы, но эти были покрыты ранами или обезображены язвами.
   Всё это невидимое общество внушало Супрамати отвращение. Вид же слуг, суетящихся около своих господ и провожающих их до гондолы, снова поразил его.
   Кроме окраски, наполовину синей, наполовину красной, которая, казалось, была присуща не только всем живым существам, но и неодушевлённым предметам, лакеи, швейцар, гондольеры - все были окружены черновато-красными кругами. А из их глаз, рук и ртов исходил оранжевый дым и неприятный запах.
   Вид невидимого мира, окружающего Супрамати, поглотил всё его внимание. Со всех сторон скользила озабоченная толпа, у которой были будто тоже свои дела. Там и сям бегали животные. Из воды канала появлялись бледные и страждущие лица, которые смотрели на них.
   - И это всё - мёртвые? - пробормотал Супрамати.
   - Ах, не говори такие глупости, - сказала Нара. - Разве есть мёртвые? Это - духи и даже не видения, так как они всегда существуют. Они постоянно - здесь и фланируют среди воплощённых.
   Гондола остановилась у освещённого портала дворца графов Рокка, что прервало этот разговор. Супруги вошли в гостиную, уже полную гостей.
   Ещё никогда Супрамати не было так тяжело выполнять светские обязанности и выслушивать или отвечать на банальные фразы, обращаемые к нему, не выдавая того волнения, какое внушала ему картина, развёртывающаяся перед его глазами.
   Вперемешку с живыми двигалась толпа развоплощённых, а среди одних и других происходили странные вещи. В первую минуту молодой доктор был неспособен разобраться в этом хаосе.
   Со всех сторон перекрещивались лучи красного, оранжевого, дымчато-серого или чёрного цвета. Смесь приятных ароматов и запаха разложения создавала густую и удушливую атмосферу, в которой трудно было дышать.
   Из голов живых вылетало жёлтое, синее, зелёное, красное, дымящееся и слегка потрескивающее пламя. Часто та или другая из этих огненных стрел падала на соседа или собеседника, причиняя им род ожогов, которые последние чувствовали. Так, Супрамати видел, как они вздрагивали и подносили руку к голове или сердцу.
   Над головой некоторых клубился чёрный, дымный пар и спирали этого дыма окутывали их словно облачной мантией, сквозь которую лицо и тело принимало, вид трупа.
   - Что это значит? - прошептал на ухо Наре Супрамати.
   - Это - люди, которые скоро должны умереть, и которые очень привязаны к материи. Более подробное объяснение я дам тебе после. Теперь же смотри и наблюдай! - тихо сказала Нара.
   И Супрамати с ужасом смотрел на эту картину, развёртывающуюся перед ним со всех сторон.
   Там двигались тени с ужасным взглядом, другие были бледны и имели страждущий вид. Встречались и такие, которые не имели определённой формы, но, подобно большим чёрным пятнам, присасывались к живым. Одни только горящие злобой глаза, фосфоресцирующие среди этой бесформенной массы, указывали, что это - мыслящие существа. Были несчастные, которые таскали по нескольку таких пятен. Всякий раз, когда Нара приближалась к подобной особе и её чистый, светлый и тёплый флюид касался той, было видно, как волновались эти чёрные пятна и скрывались под кожей. Человек же начинал чувствовать болезненное состояние и спешил отойти.
   При виде некоторых дам Супрамати бросило в дрожь, когда он увидел, что они обвешаны чем-то вроде пиявок, на первый взгляд, кроваво-красных, но затем он рассмотрел, что это - тела малюток.
   Для Супрамати было испытанием мужества и присутствия духа необходимость смеяться и разговаривать с посторонними, как его сердце болезненно билось, и пот ужаса выступал на лбу. Минутами оккультный шум казался ему до такой степени оглушительным, что он с трудом мог расслышать обращаемые к нему вопросы.
   Когда несколько позже Супрамати с женой подошли к буфетам, чтобы освежиться, он увидел, что здесь толпа бесплотных была гуще, чем живых. Бледные лица с алчным и жадным выражением склонялись над кушаньями. Они словно присасывались ко рту евших, как бы желая вырвать у них кусочек или хоть подышать их дыханием.
   Среди этой толпы Супрамати увидел Нараяну, который прицепился к девушке, красивой и свежей. Тёплый и пурпурный ореол, окружающий её, указывал на здоровье и на избыток сил. Призрак-вампир с наслаждением вдыхал эти истечения жизни, обдавая девушку своими чёрными эманациями разложения.
   - Взгляни, как он отделывает этого ребёнка! Но я сейчас обрежу ему все сношения с ней, - прошептала Нара, глядя на девушку, которая, казалось, чувствовала себя очень нехорошо.
   Её глаза горели, жесты были порывисты, а лицо то краснело, то бледнело.
   Нара подняла руку. Из её пальцев брызнула молния и пронеслась между Нараяной и его жертвой. Призрак откинулся назад, а затем, бросив на Нару ядовитый взгляд, скрылся в толпе. Девушка же вздохнула.
   Всё, что Супрамати видел, лишило его аппетита. Да и чувствовал он себя утомлённым усилием, какое он должен был употреблять, чтобы скрыть свои чувства. Поэтому он выразил желание вернуться домой, сославшись на головную боль.
   Пока они проходили через гостиную, направляясь к выходу, Супрамати спросил Нару по-индусски:
   - Объясни мне, что значит эта двойная окраска людей и вещей в красный и синий цвет, эти перекрещивающиеся разноцветные лучи, это пламя, исходящее из голов и, наконец, эти отвратительные чёрные и кровавые паразиты, присосавшиеся к мужчинам и женщинам, мимо которых мы проходим.
   - Ты требуешь от меня целого трактата по оккультной науке, - с улыбкой сказала она. - Пока я отвечу тебе вкратце, но чтобы ты понял меня, я должна сказать, что всё, что мы делаем, чувствуем и думаем, - это субстанция, исходящая из нас со своей вибрацией, своим цветом и своим ароматом, сообразно более или менее чистому своему химическому составу.
   Разноцветные лучи - это флюидические токи тела, пылающие стрелы, вылетающие из голов - это мысли людей, которые окрашиваются сообразно поводам, их породившим. Мысли ненависти, ревности и недоброжелательства, обрушиваясь на того, против кого они направлены, причиняют ему невидимые раны. Мысль, направленная сознательно и могучей волей, может убить.
   Кроме того, всё, что ты видишь, оставляет изображение на астральном плане, восприимчивость которого - невероятна. Посмотри на этот стул, только что оставленный стариком. Ты видишь, что на нём осталось что-то вроде сероватого пара, который изображает его. Ты можешь даже узнать черты его лица. Подобное изображение нашей личности, наших поступков и мыслей луч прошлого уносит в вечные архивы пространства.
   Уже сидя в гондоле, Супрамати спросил Нару:
   - Ты ничего не сказала мне ни о нашей двойной окраске, ни о чёрных и, особенно красных паразитах, которые ещё отвратительнее и которые похожи на маленьких детей.
   - О, то, что ты называешь двойной окраской, это - человеческая полярность. Наше тело, как и наша планета, имеет полюса. Северный полюс даёт синие токи, южный - красные. Ты можешь заметить также, что чем сильней субъект, тем ярче окраска.
   Что же касается чёрных паразитов, то это - низшие, материальные и нечистые духи, вроде Нараяны. Они присасываются к живым, принадлежащим к их же категории, то есть тоже материальным и преданным всем страстям. Эти паразиты питаются жизненным соком своих жертв и при их посредстве наслаждаются удовольствиями, которых жаждут, но удовлетворить лично их не могут.
   - Великий БОЖЕ! Как всё это - отвратительно и ужасно. Сколько нечистоты и зла видел я сегодня и при этом так мало Добра, что можно подумать, будто оно не существует!
   - Сборище, подобное тому, какое мы сейчас оставили, более способно привлекать зло, чем Добро. На нём приведены в движение все материальные аппетиты и все страсти. Ты чувствовал вибрации и ароматы нечистоты, которыми пропитана эта развращённая, завистливая и злая толпа. На этих днях я свезу тебя в другое место, откуда ты вынесешь более приятное впечатление и где ты увидишь, какой вид создают Чистота, Гармония и Горячий, Чистый Порыв к Небесному ОТЦУ.
   - Где же находится это место? - спросил Супрамати.
   - Это - небольшой и бедный монастырь, расположенный на окраине Венеции. Я знаю настоятеля этой общины. Это - строгий, благочестивый и безупречный человек, а монахи - достойны своего настоятеля. Много потерпевших крушение в жизни нашло мир в этом монастыре, который отвечает своему назначению - быть убежищем Молитвы и Милосердия.
   Несмотря на своё нетерпение и любопытство, Супрамати встал утром слишком поздно, чтобы совершить предположенную поездку, так как Нара хотела отстоять обедню. На следующий же день они встали рано и приехали в монастырь к началу службы.
   Монастырь был старый, почерневший от времени. Его церковь, готического стиля, с цветными стёклами, с чёрными дубовыми скамейками и с потемневшими иконами, имела грустный и таинственный вид.
   Звуки органа и пение раздавались под сводами, когда супруги вошли в церковь и заняли места на одной из скамеек.
   Народу было немного: всего несколько старух и детей, да два или три нищих, которые молились, простёршись на полу.
   Всё внимание Супрамати сосредоточилось на монахах, которые сидели по обе стороны хора. Эти люди со строгими, бледными лицами и со вдохновенным взглядом, были поглощены Молитвой, позабыв мир, который их окружал и от которого они отказались.
   Все эти люди словно были покрыты лёгкими беловатыми мантиями. Из их постриженных голов исходили снопы Сверкающего Света. Такой же Свет исходил из их губ. Фосфоресцирующие Огоньки витали под сводом. Весь Этот Свет скоплялся перед престолом в Очаг Света и Тепла. Сверкающие Облака колебались и минутами закрывали бриллиантовым каскадом крест и изображение СПАСИТЕЛЯ.
   Чувство Покоя и Стремления к БОГУ наполнило душу Супрамати. Один только голос служившего обедню священника нарушал Тишину святого места, а между тем Супрамати казалось, что вся атмосфера издавала Гармонию, Которая благотворно действовала на душу.
   Супрамати наклонился к жене и спросил:
   - Что означает Это Пламя и Эти Бриллиантовые Облака, Которые двигаются перед престолом?
   - Это - Флюид Молитвы, чистое излучение души, материализовавшей своё Влечение к БОГУ. Ты поймёшь пользу Этого Очага Света и Тепла, Этой Эманации спетых и горячих сердец, как противовес мраку и греху, когда увидишь, какое действие они производят на страждущих существ, на больных телом и душой, - тихо ответила Нара.
   Всё больше заинтересовываясь, Супрамати стал наблюдать за невидимыми духами, которых было больше, чем воплощённых.
   Прозрачные существа, окутанные белоснежными покрывалами, со строгими и спокойными лицами, составляли большинство. Их светлые полчища группировались главным образом вокруг престола, и они принимали участие в Молитве. Но не было недостатка и в страждущих духах, с потемневшим астральным телом и выражением горя на лице. Они тоже молились и старались по мере сил приблизиться к очагу света.
   В церковь вошло новое лицо и остановилось недалеко от скамейки, где сидели Супрамати и Нара.
   Это был худой и бледный человек средних лет. Изборождённое преждевременными морщинами его лицо носило следы страданий. Его взгляд горел и был смутен, походка была нерешительная. Он доплёлся до тёмного углубления недалеко от престола и, опустившись на колени, закрыл лицо руками.
   - Наблюдай за этим человеком и смотри, что происходит вокруг него, - прошептала Нара, пожимая руку мужа. - Видишь чёрный дым, изборождённый молнией? Слышишь раздирающий свист и стоны, смущающие Тишину и Мелодичные Вибрации этого святого места?
   - Я вижу отвратительные тени, которые присосались к нему и хотят увлечь его отсюда. С другой же стороны к нему склонилась белая, светлая фигура и удерживает его. Но скажи, что всё это значит?
   - Это - несчастный, много страдавший человек. Он потерял семью, состояние, здоровье и не перенёс с Верой и Смирением эти несчастья и заслуженные испытания, - возвратный удар некогда совершённых им ошибок. Он возроптал на БОГА, богохульствовал и проклинал. Эти чувства дали над ним власть злым и нечистым духам, которые мучили его, отняли у него покой и наталкивают на самоубийство. Белая тень, стоящая рядом с ним, это его жена, которую он любил и потерял. Она тоже любила его. Она - в отчаянии от его душевного состояния и заставила его прийти сюда, чтобы помолиться за него.
   Супрамати с любопытством смотрел на группу, собравшуюся в углублении.
   Человек продолжал стоять на коленях, видимо, обессиленный, но подавленный и угнетённый. Белая тень молилась, стоя рядом с ним, от неё исходил Огненный Ток, соединяясь с Очагом Света, окружающим образ СПАСИТЕЛЯ. Вдруг от Этого Светлого Центра отделилась Сияющая Волна и обдала Светом несчастного. Чёрные тени отступили назад, а Сияющий Пар проникал в тело грешника. Раздирающие отзвуки его горьких чувств, его ропот и отчаяние - всё это мало-помалу улеглось. Тепло Молитвы действовало на несчастного, успокаивая его и приводя в себя. Вдруг он выпрямился, протянул руки к алтарю и пробормотал:
   - ГОСПОДИ! Поддержи меня! Прости меня!
   Яркое Пламя брызнуло из его головы, и потоки слёз залили его лицо. Тёмные духи исчезли.
   Смущённый и взволнованный всем, что видел, Супрамати вышел из церкви - этого места убежища и поддержки всех страждущих.
   - Да, Супрамати, - сказала Нара, пожимая ему руку, - ни одна Молитва не пропадёт и не бывает напрасна. Ни один порыв Веры и Любви, вознёсшийся из человеческого сердца, не остаётся бесплодным. Эта Искра Божественного Огня витает в пространстве или скопляется в местах, посвящённых Молитве, и как только представляется случай, нисходит на какого-нибудь несчастного, омрачённого страданиями, возмущённого и неспособного молиться. Невидимое Лекарство, помещённое в пространстве другим, проникает в душу страждущего, облегчает его, укрепляет и часто спасает от непоправимого безумства. Человек, которого ты видел, тоже выйдет из церкви успокоенным и полным энергии для жизни и борьбы. О! Что было бы с человечеством, если бы не существовало Таких Очагов Света! Разве ты не убедился, что Гармония и Покой создают правильную и чистую жизнь, имеющую тоже свою прелесть?
   - Вернувшись к себе, Супрамати стал жаловаться на боль в глазах и на головокружение.
   - Пора избавить тебя от ясновидения, - сказала Нара. - Чтобы видеть всё, необходимо приготовиться к этому и очистить глаза астральной силой своего очищенного существа, а не возбуждающим средством, которое я дала тебе. Даже для твоего бессмертного тела могучие вибрации невидимого мира - слишком сильны: обыкновенный организм разрушился бы, если бы его ослепление не служило ему бронёй.
   В течение Посвящения ты одухотворишь материю своего организма, и без страданий будешь видеть, что происходит в пространстве.
   Выпив питьё, данное ему Нарой, Супрамати заснул. Когда он проснулся, он был свеж и спокоен, но невидимый мир скрылся для него. Его телесные глаза уже не видели ничего, хоть воспоминание о картинах, таящихся в прозрачном окружавшем его воздухе, и оставалось живо в его памяти и заставляло его думать о важности духовной жизни.
   Плотские наслаждения, светские удовольствия, удовлетворение самолюбия и богатство - всё это побледнело и потеряло для него интерес. Супрамати хотел властно войти в невидимый мир теней, стряхнуть с себя материю и развить все способности своей души, чтобы стремиться к Свету, наполняющему Вселенную.
   Перед ним восстал БОГ, Безграничный и Непостижимый в СВОЕЙ Мудрости и в СВОЁМ Могуществе. Это не был БОГ земного человека, приуроченный к его детскому пониманию, но СУЩЕСТВО Существ, ДЫХАНИЕ Вселенной, двигающее СВОЁ творение вперёд к далёкой и таинственной ЦЕЛИ и управляющее по Тем же Законам и мириадами атомов, и мириадами миров, рассеянных в пространстве.
   Под влиянием таких мыслей Супрамати выразил Наре своё желание немедленно же приступить к своему Посвящению, и она согласилась, советуя ему избрать для своих занятий замок в Шотландии.
   - Это - очень уединённое место. Там есть лаборатория, и всё приспособлено для занятий, к которым ты хочешь приступить, - сказала Нара. - Я с удовольствием поеду с тобой. Я уже давно утомлена светской жизнью, чтобы сожалеть о ней. Напротив, я даже рада случаю заняться улучшением и развитием моей астральной силы.
   Порешив на этом, оба стали готовиться к отъезду.
   Супрамати без шума устроил свои дела и позаботился о содержании своих различных имений и дворца в Венеции, который должен был быть всегда готовым для их принятия.
   Нара приготовила в отдельной комнате, ключ от которой она всегда носила с собой, запас сухой крови, хлеба, вина, соли и мёда.
   Однажды вечером принц Супрамати со своей женой Нарой оставили Венецию, увозя с собой только горничную и Тортоза.
   С сердцем, исполненным тем страхом, какой заставляет содрогаться людей при соприкосновении с оккультным миром, но со смелой душой, отправился Супрамати в свой замок в Шотландии.
  
   МАГИ
   Глава 1
  
   Есть такие места, которые природа создала в минуту печали. От них веет чем-то тоскливым, и это смутное, но тягостное впечатление сообщается всем приближающимся. Подобное место находится на севере Шотландии. Берег здесь состоит из высоких скал, прорезанных бухтами. Волны кипят среди рифов и зубчатых скал, которые грозным и опасным поясом окружили это негостеприимное для моряков место.
   На вершине одной из самых высоких скал высился древний замок, вид которого гармонировал с окружающей картиной.
   По массивной и тяжёлой архитектуре, по толщине почерневших стен, по узким и глубоким окнам, замок можно было отнести к тринадцатому веку, но он так хорошо сохранился, что внушал подозрение, не прихоть ли это какого-нибудь богатого современного любителя средних веков.
   На двух толстых круглых башнях не обвалился ни один зубец. Стена ограды была цела, а широкий ров, со стороны равнины окружающий замок, был наполнен водой, защищён башенками и подъёмным мостом с оборонительной решёткой. Но это впечатление современности сохранялось, пока на замок смотрели издали. При приближении же путник убеждался, что из-под массивных каменных глыб то там, то тут пробивались лишаи и мох, и что только века могли придать черновато-серую окраску замку, сросшемуся со скалой, на которой он лепился.
   Со стороны материка окрестности тоже представляли унылый и малопривлекательный вид. У подножия замка тянулась поросшая вереском и изрезанная выбоинами долина, и только вдали на возвышенности виднелись островерхая колокольня церкви и тонущие в зелени домики деревни. С этой же стороны из-за стен замка видна была зелень вековых дубов и вязов.
   Но если общий вид замка, казалось, переносил путника на несколько веков назад, то широкое шоссе, прорезывающее равнину, разрушало иллюзию и возвращало к действительности девятнадцатого века.
   В сумрачный августовский день по этой ухоженной и обсаженной деревьями дороге катились два экипажа. В первом - небольшой открытой коляске - сидели молодой человек и молодая женщина, в тёмно-синем костюме и шляпе такого же цвета. Этот цвет оттенял ещё рельефнее белизну кожи и белокурый цвет её волос, который можно было бы принять за белый, если бы не золотистый оттенок, придавающий им особенную прелесть. Второй экипаж представлял большой и широкий фургон, снабжённый впереди низеньким сиденьем, на котором помещались мужчина средних лет и пожилая, молчаливая камеристка.
   Первые двое путников были принца Супрамати и его жена Нара, которые ехали в свой шотландский замок, чтобы отдаться работе Посвящения.
   Они везли с собой пожилую горничную, преданную Наре, и Тортоза, в верности, благоразумии и скромности которого можно было быть уверенным. Молодые люди молчали и смотрели то на пейзаж, разворачивающийся перед их глазами, то на силуэт замка, чёрной массой вырисовывающийся на сером фоне неба. Погода испортилась. С океана со свистом налетали порывы ветра, горизонт заволокли тучи, и рёв бури становился всё слышнее.
   - Кажется, замок намерен встретить нас ураганом, - с улыбкой сказал Супрамати.
   - О! Мы давно уже будем дома, пока разыграется буря. С этой высоты вид бушующего моря представляет страшное и в то же время грандиозное зрелище, - сказала Нара.
   - Нараяна, кажется, любил это место. В его портфеле я нашёл фотографический снимок этого замка, - сказал Супрамати. - А между тем для ненасытного кутилы, чувствующего себя хорошо только в шуме и вихре света, это уединённое и пустынное, дышащее грустью место не должно бы иметь ничего привлекательного.
   - Ты всё забываешь, что Нараяна был бессмертен! Беспорядочная жизнь и приводила его в тяжёлое настроение духа, а в такие мрачные часы ничто так не гармонировало с бурями, бушующими в его душе, как окружающий его хаос стихий. Он любил это убежище в тяжёлые минуты. Замок обязан ему своим внутренним убранством и тем, что он так сохранился. Поэтому я и советовала тебе приехать сюда для изучения низшей магии. Ни одно место не приспособлено лучше для этого, так как Нараяна был мастером в деле обстановки и устройства, шло ли дело о букете или о лаборатории, - со смехом сказала Нара.
   Коляска быстро пробежала путь, отделяющий её от замка, проехала подъёмный мост, миновала тёмные сводчатые ворота и остановилась у подъезда, накрытого каменным навесом.
   В большой и тёмной прихожей господ встретили управляющий - лысый старик с серебристой бородой, пожилая экономка и несколько слуг с морщинистыми и угрюмыми лицами.
   - Нас встречает здесь целая коллекция древностей. Я начинаю думать, что Нараяна собрал здесь этих людей из кокетства, - сказал Супрамати, поднимаясь по лестнице и с трудом сдерживая смех.
   - Нараяна не любил нескромных. Находя преданных людей, которые видели и слышали лишь то, что им можно видеть и слышать, а затем всё забывали, он старался как можно дольше продлить их жизнь. Большая часть этих слуг уже достигли столетнего возраста, - с улыбкой сказала Нара.
   Несмотря на свой преклонный возраст, слуги замка всё прекрасно приготовили для приёма господ. Всюду в украшенных гербами каминах пылал огонь, так как под сводами замка воздух был сырой и холодный. В столовой был изящно накрыт стол. Что же касается обеда, то он делал честь повару и был превосходен как по составу, так и по сервировке.
   Супрамати выразил своё удовольствие управляющему и по окончании обеда обошёл замок.
   Вся меблировка была древняя и отличалась простой и строгой роскошью. Стены покрывала резьба из почерневшего дуба или дорогие ковры. Резная мебель, стоящая в комнатах принца, очевидно, относилась к концу четырнадцатого века. Мебель же в апартаментах Нары, казалось, была современна королеве Елизавете. Единственное, что немного нарушало общий стиль этого средневекового жилища - это толстые восточные ковры, покрывающие полы.
   Из кабинета Супрамати дверь вела на окружённый каменной балюстрадой балкон, который висел над бездной.
   Он вышел и, дрожа от восхищения, смешанного со страхом, облокотился на балюстраду.
   Под ним далеко внизу бушевала буря. Молния прорезала чёрное небо и освещала бледным светом волны, которые, пенясь и вздуваясь, шли на приступ скалы и с грохотом разбивались об утёсы.
   Ветер ревел и свистел, гром гремел, а Супрамати, стоя на балконе, будто парил над этим хаосом.
   Он был поглощён этим зрелищем, когда рука легла на его руку, а белокурая голова опустилась на плечо.
   Супрамати обнял жену, и они смотрели на расстилающуюся у их ног бездну. Вдруг появился широкий луч света, который прорезал мрак и осветил волны, отливая серебром на белой пене, венчающей их гребни.
   Видя удивление мужа, Нара сказала:
   - Недалеко отсюда стоит маяк. Не один моряк, пребывающий сегодня в море, будет признателен и с радостью встретит этот свет, который послужит ему путеводителем на его опасном пути. Этот маяк мне кажется эмблемой твоей жизни, Супрамати! Подобно моряку, борющемуся с бушующим морем, ты пустился в неизвестный океан таинственных Знаний. Среди мрака, окружающего тебя и в ожидающей тебя борьбе со стихиями, твоим единственным кормчим будет твоя воля. Но Надежда на Посвящение будет тем маяком, к которому ты устремишь свои усилия, а Свет Высшей Магии будет руководить тобой и освещать твой путь.
   - Ты будешь моей руководительницей, моей сияющей звездой на тернистом пути моей странной судьбы, - сказал он, прижимая жену к груди. - Ты дашь мне твою Любовь, Которая поддержит меня, рассеет мои сомнения и успокоит мою тоску во время предстоящих испытаний.
   - Да, Супрамати! Я дам тебе мою Любовь, чистую и неистощимую, облагораживающую и скрепляющую наши души навеки и увлекающую их по Пути Совершенствования и Знания.
   Он поцеловал руку Нары, и они любовались картиной. Когда начался проливной дождь, Супрамати предложил жене вернуться в комнаты.
   Кабинет был освещён лампой, под синим абажуром. В камине трещал огонь, распространяя тепло. Комфорт этой комнаты составлял контраст с бушующей снаружи бурей.
   Весёлое расположение духа Нары, которая смеялась и шутила, разливая чай, ещё больше увеличивало это приятное впечатление. Вечер прошёл весело. Но так как супруги чувствовали себя утомлёнными путешествием, а, может, и жаждали отдаться своим мыслям, то они рано разошлись по своим комнатам.
   Супрамати лёг в постель, но сон бежал от его глаз. Неизвестность Посвящения, к Которому он готовился приступить, давила его. А то, что он до сегодняшнего дня видел из загробного мира, скорее отталкивало, чем привлекало его. Кроме того, продолжавшая бушевать буря действовала ему на нервы. В тишине ночи было слышно, как свистел и стонал ветер в камине, как ревел океан, бьющиеся о берег волны потрясали, казалось, утёс и заставляли содрогаться стоящий на нём замок.
   Чтобы переменить направление мыслей, Супрамати стал осматривать окружающие его вещи. На коврах, покрывающих стены, был изображён турнир: победитель стоял на коленях у ног дамы и получал из её рук золотую цепь. Рисунок оставлял желать лучшего, а бледные лица владетельницы замка и рыцаря были некрасивы. Супрамати перевёл глаза и стал смотреть на портрет, висящий против него и освещённый лампой, свисающей с потолка. Портрет был писан на дереве и изображал женщину, одетую в чёрное, с покрывалом на голове. Исполнение портрета было несовершенно, а между тем это была работа настоящего художника, так как на этом плоском меловом лице выступали два голубых глаза, которым художник сумел придать такое выражение отчаяния горечи, что оно пробуждало участие к этой женщине, уже несколько веков назад превратившейся в прах.
   Да, всё здесь говорило о погибшем прошлом и бренности человеческой жизни. Радости и горе стольких угасших поколений поглощены таинственным, невидимым миром. Вдруг тоска и страх перед бесконечной жизнью, расстилающейся перед ним, сдавили сердце Супрамати. Позабыв обо всём, он задумался о событиях, давших такое направление его жизни.
   Перед ним проходили годы его бедной и трудовой жизни в качестве доктора, его научные изыскания и страх смерти, который он чувствовал ввиду подтачивавющей его здоровье чахотки. Затем явился Нараяна и превратил бедного умирающего Ральфа Моргана в принца Супрамати, бессмертного миллионера.
   Он мысленно совершил путешествие в ледники в обществе своего проводника и услышал его рассказ о свойствах Эликсира Жизни. Затем ему вспомнилось его первое свидание с Нарой, встречи с другими бессмертными и вступление в братство рыцарей "Круглого Стола Вечности" во дворце ГРААЛЯ. И, наконец, поездка в Индию и знакомство с Магом Эбрамаром, его покровителем в течение веков. При последнем воспоминании давившая его душу грусть рассеялась. Мог ли он падать духом, когда у него - такой покровитель, верная, любящая жена, и друг Дахир - его собрат по бессмертию?
   Почему не пройти ему через то, что перенесли другие? Конечно, плоть - немощна и дрожит от соприкосновения с оккультными силами. Но разве не одарён он волей, чтобы победить эту слабость? Им овладело желание посоветоваться с Эбрамаром, признаться ему в своём смущении и попросить у него помощи и совета.
   Супрамати встал и решил испробовать подарок, который сделал ему Маг в тот день, когда он покидал замок в Гималаях. Эбрамар говорил, что с помощью этой вещи он может вызвать его, когда будет чувствовать в этом нужду.
   На диване лежал чемодан с таинственными вещами, которые он желал всегда иметь под рукой, и до которых никто не смел касаться.
   Открыв чемодан, Супрамати вынул из него круглый ящик величиной с тарелку и высотой около десяти сантиметров. Этот ящик был сделан из белого металла, похожего на серебро, но с разноцветным отливом, напоминающим перламутр. На крышке были выгравированы фосфоресцирующие знаки.
   Уже не раз Супрамати посматривал на эту вещь. Он и теперь вертел её в руках, а затем поднёс к уху, так как ему показалось, что внутри ящика раздавалось потрескивание.
   Из ящика доносились звуки и шум сдавленного воздуха, какой слышится, если поднести к уху раковину.
   Покачав головой, он сел, поставил ящик на стол и нажал подвижной знак посередине крышки, который указал ему Эбрамар. Раздался треск, и крышка открылась. Из ящика вырвался удушливый аромат и порыв тёплого воздуха, напоминающий Супрамати тот воздух, которым он дышал по вечерам, во время своего пребывания в замке в Гималаях.
   Супрамати наклонился, чтобы посмотреть, что находится в ящике, но не увидел ничего, кроме сероватого пара, клубящегося в глубине, а эта глубина была черна и казалась бездонной, невероятной для вещи в десять сантиметров высотой. Супрамати не знал, что и подумать.
   Но будучи в состоянии неведения, он ограничился исполнением инструкций своего Учителя и стал смотреть в ящик.
   Через несколько минут в глубине появилась красная точка. Эта точка вращалась, приближалась и увеличивалась.
   С губ Супрамати сорвался крик. Перед ним в облачном виде, но отчётливо появилась голова Эбрамара, окружённая серебристым паром.
   Глаза Мага смотрели на него, затем улыбающиеся губы открылись, и голос произнёс:
   - Приветствую тебя, мой сын! Не пугайся: то, что ты видишь - не чудо и не колдовство, а приложение Законов Природы. Твоя мысль всё же дошла до меня, и я явился сказать тебе: не падай духом, не приступив ещё к делу, и не бойся неизвестных сил, так как мы оберегаем тебя. Путь Посвящения - тяжёл и тернист, но велика - награда тому, кто остаётся твёрдым. Ты не можешь даже представить себе то счастье, которое почувствуешь, когда убедишься, что твоя астральная сила выросла и подчиняется твоей воле. Когда осознаешь, что ты уже больше - не слепой раб неизвестных и беспорядочных сил, а сознающий свою силу господин космических стихий, покорных твоей мысли и воле.
   Супрамати слушал и не мог понять, как Эбрамар, отделённый от него океаном и тысячами вёрст, мог говорить с ним и явиться ему в осязательном виде. Дрожь пробегала по его телу.
   Послышался смех.
   - То, что ты видишь, сын мой, покажется тебе простым, когда ты узнаешь механизм явления, смущающего тебя в эту минуту. Имей терпение, будь мужественным и настойчивым - и настанет час, когда рассеются тени, а перед твоим взглядом откроются чудеса бесконечности.
   Сделав последний дружеский знак, видение стало бледнеть. Голова потеряла свои контуры, расплылась в беловатое облако и превратилась в красную исчезающую вдали точку. Ящик закрылся сам.
   Тяжело дыша, Супрамати завернул ящик в полотно и положил в чемодан. Затем он лёг в постель, но долго не мог заснуть. То, что он видел и слышал, произвело на него глубокое впечатление, но и усилило его желание проникнуть в тот мир, где таятся такие чудеса.
   Его страх и боязнь улетучились. Мысль, что он в любое время может посоветоваться со своим покровителем, который, несмотря на разделяющее их расстояние, близок к нему, благотворно и успокоительно подействовала на него. Наконец сон сомкнул его веки.
   Он проснулся свежим и бодрым, в наилучшем расположении духа. Погода тоже прояснилась, и свет солнца заливал море. Даже пустынная местность под влиянием лучей приняла радостный вид.
   Нара тоже была весела и оживлённа.
   Когда после завтрака Супрамати хотел заняться осмотром замка, жена с улыбкой сказала:
   - Для этого у тебя будет ещё достаточно времени. Здесь нет ничего особенного, а ту часть замка, которая предназначена для оккультных занятий, я советую тебе осмотреть только под руководством Дахира. Теперь же воспользуемся чудным утром для прогулки и осмотрим окрестности. После обеда я провожу тебя в залу, которую я окрестила храмом Посвящения. Скажи же, мой господин и повелитель, одобряешь ли ты мою программу?
   - С радостью, моя красавица-волшебница! Тебе я всегда готов подчиняться. Кроме того, прогулка по чистому воздуху интереснее и приятнее, чем осмотр этих старых сводов, - сказал Супрамати.
   Они сделали прогулку на конях, а затем спустились к морю по извилистой и каменистой тропинке, известной Наре. Для всякого, кроме бессмертных, этот путь представлял опасность.
   Затем, окончив обед, Нара взяла мужа под руку и увлекла за собой:
   - В твоё будущее чистилище, - сказала она.
   Рядом с его комнатой оказался кабинет, вход в который был скрыт в деревянной обшивке стены. Оттуда они поднялись по винтовой лестнице на верхний этаж и вошли в кабинет, такой же, как и внизу, тоже тёмный и лишённый окон.
   При свете факела, который несла Нара, Супрамати увидел в глубине комнаты большую железную дверь, покрытую красными и чёрными каббалистическими знаками. В центре каждой половинки двери, в медальоне, имеющем форму пятиконечной звезды, находились символические рисунки. В одном медальоне была изображена красная змея, стоящая на хвосте и держащая факел, в другом - голубь, несущий в клюве золотое кольцо.
   Над дверью был вылеплен крылатый диск солнца, а над ним эмблемы четырёх стихий, между которыми извивалась чёрная лента со следующей надписью, сделанной буквами огненного цвета:
   Кто проходит все области Знания, приобретает Венец Мага, но для того, кто приподнял Завесу Тайн, возврата нет!
   Нара дала время мужу осмотреть дверь, а затем сказала:
   - Знаки, которые ты здесь видишь - это ключи ко многим любопытным явлениям. Но войдём туда!
   Она нажала пружину, дверь бесшумно открылась, и они вошли в круглую комнату без окон. Из прикреплённого к потолку стеклянного шара струился голубоватый свет, еле озаряющий комнату, тем не менее, Супрамати мог рассмотреть каждую вещь. Эта зала была и храмом, и лабораторией: с одной стороны стоял на возвышении в несколько ступеней жертвенник с чёрными бархатными занавесками, поднятыми в данную минуту, а с другой стороны был устроен очаг, снабжённый мехами, ретортами, перегонными кубами и другими алхимическими принадлежностями.
   На полках виднелись книги в старинных кожаных переплётах, лежали свитки и стояли шкатулки с ящичками. Стеклянный шкаф был наполнен пузырьками, горшками и мешками разных размеров. На жертвеннике лежал меч, стоял кубок, и был воздвигнут крест, сделанный из неизвестного металла. Рядом с жертвенником висел колокол.
   У стены, на высокой подставке, стояло зеркало с разноцветной и сверкающей поверхностью, какое он уже видел в замке на Рейне. Здесь также стоял посередине комнаты металлический полированный диск и лежал молоток, но только этот диск был больше того, по которому он ударил и вызвал этим видение армии крестоносцев.
   Между этими вещами были расставлены столики, снабжённые золотыми или серебряными шандалами с восковыми свечами, какие употребляются в церквях. На двух столах были запечатанные фолианты и по большому сосуду с такой чистой и свежей водой, что, казалось, будто она только что налита. Низкие и мягкие кресла дополняли убранство комнаты.
   Острый и живительный аромат наполнял залу.
   Когда Супрамати всё осмотрел, Нара сказала с улыбкой:
   - Пойдём! Мы сейчас вызовем Дахира.
   Она подвела мужа к зеркалу и нажала пружину. Зеркало зашаталось, спустилось с подставки и остановилось перед ними.
   Только теперь Супрамати отдал себе отчёт в величине зеркала, достигающей высоты его роста.
   Нара достала кусок вещества, похожего на вату, и начала им натирать полированную поверхность, которая потемнела, потеряла свой разноцветный отлив и сделалась чёрной, затем покрылась серебристыми капельками, которые просачивались изнутри.
   Как только появился этот светящийся пар, Нара вполголоса запела на незнакомом языке.
   Окончив пение, она сказала:
   - Теперь смотри!
   Супрамати с любопытством смотрел на этот процесс. Поверхность зеркала пришла в движение, дрожала и издавала треск. Затем она подёрнулась паром, который перешёл в фиолетовый туман. Потом этот род покрывала раздался и открыл вид на море.
   Перед ними, теряясь вдали, расстилалась равнина, волнуемая ветерком. Морской воздух ударил в лицо, а издали, скользя по волнам, приближался корабль, который Супрамати признал за судно Дахира.
   Скоро вырисовалась палуба корабля, который через несколько минут поравнялся с окном. На палубе, прислонившись к мачте, стоял Дахир, и на его лице играла улыбка. Приподняв фетровую шляпу, он поклонился.
   - Торопись, Дахир! Мы ждём тебя. Супрамати сгорает от нетерпения! - крикнула Нара, делая рукой дружеский знак.
   - Завтра вечером я буду ужинать с вами, - ответил знакомый голос.
   Фиолетовый пар закрыл отверстие окна, затем появился металлический диск и стал поглощать облачные клочки, ещё носящиеся по его поверхности. Потом всё приняло свой обычный вид.
   Супрамати опустился на стул и отёр пот, выступивший на лбу.
   - От всего того, что я испытываю, видя явления, ниспровергающие все Законы Природы, можно сойти с ума! - пробормотал он, откидывая голову на спинку кресла.
   Нара рассмеялась.
   - Когда ты, Супрамати, впадаешь в тщеславие патентованного учёного, то начинаешь говорить забавные вещи. Разве возможно ниспровергнуть Законы Природы? Не проще ли и не логичнее ли допустить, что существуют неизвестные ещё вам Законы, применение Которых людьми, умеющими управлять Ими, производит феномены, потому только кажущиеся тебе такими поразительными, что ты не знаешь их сущности. Скоро все эти "тайны" объяснятся для тебя, и ты первый будешь смеяться над своим сегодняшним волнением.
   Супрамати с нетерпением ждал вечера следующего дня. Несмотря на очевидность, врождённый скептицизм заставлял его не доверять своим глазам. Ему казалось невозможным, чтобы Дахир прибыл, как обещал. Вчерашнее видение должно было быть не что иное, как галлюцинация, вызванная его расстроенными нервами.
   По приказанию Нары ужин был накрыт на три персоны, а около десяти часов один из старых слуг ввёл ожидаемого посетителя.
   На Дахире был современный костюм. Когда он поздоровался с хозяевами дома, все сели за стол.
   По окончании ужина, когда они остались одни, Дахир пожал руку Супрамати и сказал:
   - Благодарю тебя, друг, что ты избрал меня своим руководителем! Я устал блуждать по морям, и счастлив - отдохнуть здесь в вашем обществе!
   - Я только действовал под влиянием симпатии к тебе, а это не заслуживает благодарности, - сказал Супрамати. - Но когда ты предполагаешь начать наши занятия?
   - Завтра вечером, если ты ничего не будешь иметь против.
   - Отлично! Не предпишешь ли ты мне какой-нибудь приготовленный к нашим занятиям ритуал?
   - Приготовления начнутся вечером, а до тех пор мы - свободны!
   - Тем лучше! - сказал Супрамати.
   Затем разговор перешёл на другие предметы. Следующий день прошёл быстро. Они беседовали, гуляли и с аппетитом пообедали. О Посвящении не было сказано ни слова. Только вечером Дахир сказал:
   - Время нам удалиться, Супрамати! Простись на неделю с супругой. Это время нам необходимо, чтобы приготовиться к первому акту твоего Посвящения.
   Молодые люди удалились в лабораторию. Руководитель Супрамати открыл дверь, о существовании которой он не подозревал, и ввёл его в смежную комнату. Там стояли две кровати и что-то вроде большой и широкой стеклянной ванны, наполненной синеватой прозрачной жидкостью.
   - Здесь, - сказал Дахир, - мы должны провести неделю в Посте, Молитве и Очищении. Начнём сейчас же!
   Он зажёг двенадцать подсвечников с восковыми свечами толщиной в кулак и затем разжёг уголья на треножнике, бросив на них горсть порошка, который вспыхнул разноцветным пламенем и наполнил комнату ароматом.
   - Теперь разденься и погрузись в этот бассейн! - сказал Дахир.
   Супрамати повиновался, но то, что он считал водой, оказалось почти неосязаемым веществом. Он ощущал влажность, но эта влажность, казалось, исходила от веяния воздуха. Затем Супрамати ощутил покалывание по всему телу, и убедился, что полная до краёв ванна опустела.
   Супрамати чувствовал себя спокойным, сильным, и, выйдя из ванны, стал одеваться.
   Дальнейшее время пролетело быстро.
   Супрамати каждый день принимал ванну из этой субстанции и подвергался окуриванию. Два раза в день Дахир давал ему пищу, состоящую из белого хлебца и кубка красного вина, которые он брал на жертвеннике в лаборатории. Остальное время Супрамати было занято чтением Молитв, отмеченных в тетради, данной ему его руководителем, в заучивании магических формул и в упражнениях, предназначенных для дисциплинирования воли и для обретения привычки сосредоточиваться на одном предмете.
   Поглощённый этими занятиями, Супрамати не замечал, как бежало время. Он чувствовал себя бодрым, его ум был ясен. Он не ощущал ни голода, ни утомления и был удивлён, когда Дахир сказал:
   - Семь дней прошло. Прими последнюю ванну и надень одежды, которые лежат в этом ящике.
   Супрамати, выйдя из ванны, достал из ящика длинную и широкую тунику молочно-белого цвета, до самых пяток закрывающую его мягкими складками. Он ощупал материю: то не был ни шёлк, ни шерсть, ни полотно. Очень тонкая и в то же время плотная и нежная, эта материя сверкала и издавала треск, когда её мяли.
   - Что это - за материя? Я никогда ещё не видел такой, - спросил Супрамати.
   - Эта ткань сделана из волокон магического растения, - ответил Дахир, надевая такую же тунику.
   Затем он вынул из другого ящика два металлических пояса с рельефными каббалистическими знаками и цепь с фиолетовой звездой. Когда Супрамати надел то и другое, Дахир прибавил:
   - Съешь этот кусок хлеба и выпей кубок вина. Затем возьми восковую свечу, и в путь!
   Супрамати повиновался. Его сердце сильно билось, так как настал час в первый раз войти в соприкосновение с невидимым миром.
   Вооружившись лежащим на жертвеннике мечом и взяв в другую руку восковую свечу, Дахир сказал:
   - Теперь иди к завесе, висящей в глубине комнаты! Я следую за тобой.
   Подавив волнение, Супрамати направился к завесе, которой раньше не замечал.
   Как только он приблизился, завеса раздалась, и открылся проход в виде моста, перекинутого через чёрную бездну, зияющую по обе стороны. Не оглядываясь, Супрамати перешёл бездну.
   Поднялась вторая завеса, и он вошёл в залу, круглую и почти пустую. Посередине, на каменном полу, был начерчен красный круг, вокруг которого стояли четыре треножника с угольями, пылающими разноцветными огнями: белым, синим, зелёным и красным. От аромата, наполняющего комнату, у Супрамати закружилась голова. Но он забыл обо всём, увидев Нару, которая ему улыбалась.
   Босая, как и они, одетая в такую же тунику, Нара стояла в глубине комнаты у верёвки от колокола, висящего под потолком. Её распущенные и ниспадающие до пят волосы окутывали её, словно блестящим плащом. Она была прекраснее, чем когда-либо, но её лицо дышало важностью и волей.
   - Иди и стань в середину круга! - сказала она.
   Супрамати повиновался, употребляя все усилия, чтобы сдержать сотрясающую его дрожь.
   Тогда Дахир, подняв меч и махнув им в направлении севера, юга, востока и запада, запел песнь, а Нара стала ударять в колокол.
   Протяжные и стонущие звуки наполнили атмосферу, аккомпанируя голосу Дахира. Можно было подумать, что ударяют по стеклянному инструменту.
   Вдруг пение и звон колокола смолкли. Затем, после минутной тишины, Дахир вскричал:
   -  Духи стихий! Явитесь из недр земли, глубины вод, с высот эфира и из огня, проникающего всё! Явитесь нам, слуги пространства, движущие силы стихий!
   Зала наполнилась шумом. Ветер свистел, земля дрожала, а в воздухе раздался треск. Казалось, невидимая толпа двигалась и толкалась вокруг присутствующих. Затем густые облака заволокли залу, но они скоро рассеялись, и тогда стало видно, какая странная армия толпилась у круга, устремив на Супрамати пылающие взгляды.
   Это были сероватые, с неясными контурами существа, закутанные в развевающиеся покрывала. Они пытались, видимо, переступить через черту круга, но тотчас же воздух прорезала молния, а над Супрамати появился Сияющий Белоснежный Крест.
   Призрачные сущности отступили назад и разбились на четыре группы вокруг каждого из треножников. Теперь их очертания стали отчётливее и можно было различить их странные и ужасные формы.
   Одни были красны, и, казалось, отлиты из раскалённого железа. Другие, зеленоватые, были словно из болотной стоялой пены, а человеческого в них было только фосфоресцирующие глаза. Третья группа отличалась странными формами и была снабжена голубоватыми крыльями. Она кружилась вокруг треножника, на котором пылало синее пламя. Наконец, среди клубов чёрного дыма двигались отвратительные маленькие существа со зловещими, серо-землистыми лицами.
   Дрожа и обливаясь потом, Супрамати смотрел на эту толпу, а восковая свеча чуть не выскользнула у него из рук. Как во сне он слышал пение, раздающееся затем в пространстве, то гармоничное и глухое, то резкое и нестройное. Это была смесь жалоб, рыданий, радостных криков и порывов к Свету.
   Тогда вторично раздался голос Дахира.
   - Духи стихий! Вы ищете господина, ищете поле труда? Этот новый господин - вот он! Я связываю вас с ним, а вы поклянитесь повиноваться и помогать ему.
   Удар грома потряс замок до основания. Молнии сверкали со всех сторон, окружив на миг Супрамати огненной сетью. Земля, казалось, расступилась, образовав у его ног чёрную бездну. На другой стороне пропасти обозначилась каменная арка - ход в окутанный тьмой "потусторонний" мир. Нара и Дахир очутились рядом с неофитом, схватили его за руки и толкнули вперёд.
   - Пройди, не отступая, четверо врат невидимого, или ты погибнешь. Держи крепко свет и иди без колебаний! - крикнули они.
   Стиснув зубы, Супрамати бросился вперёд и перешёл пропасть, сжимая в руках восковую свечу.
   Переступив порог арки, он очутился в темноте. Земля была скользкая и, казалось, могла осыпаться под его ногами. Тем не менее, он шёл вперёд, глядя на свечу, которую держал в руках, подталкиваемый ветром, дующим ему в спину.
   Через минуту, показавшуюся Супрамати вечностью, в полумраке вырисовалась арка иной формы, служившая входом в узкий и почти тёмный коридор.
   Супрамати вошёл в этот проход, и его со всех сторон окружили ужасные животные. Пресмыкающиеся, летучие мыши и ядовитые насекомые появлялись из мрака, кусая его и цепляясь к нему.
   Супрамати продолжал путь по скользкой земле, не отдавая себе отчёта, что было под ногами.
   Ослепительный свет, ударивший ему в лицо, заставил его остановиться. Коридор расширился, и обнаружилась новая дверь, вся в огне. От неё исходило пламя, а у порога сидело животное гигантской величины с человеческим лицом.
   За спиной чудовища возвышались крылья, а взгляд грозил смертью всякому, кто к нему приближался.
   Ледяной пот выступил на лбу Супрамати, но в его ушах звучали слова руководителей:
   - Иди вперёд без колебаний, не отступая, или ты погиб! И он бросился вперёд. Супрамати казалось, что он окунулся в огненный поток. Глаза страшного существа, будто раскалённым железом, пронизывали его, и он поднял руку со свечой. Но он увидел, что чудовище опустило голову и пошло перед ним.
   По мере того, как они двигались вперёд, чудовище теряло отвратительный вид. Противный образ животного превратился в Лик Ангела. Кудрявая голова была украшена гирляндой белоснежных цветов. Тело чудовища покрылось огненной туникой, которая лёгкими и грациозными складками драпировала его тело, воздушное и стройное.
   Огонь угас. Теперь перед взором Супрамати расстилалась водная поверхность. Ветер ревел, вздымая бурные и высокие волны и бросая в лицо неофита и огненного Ангела клочья пены, венчающие гребни волн.
   Супрамати готов был остановиться, но Ангел глумливо взглянул на него и он бросился в волны. Ему казалось, что он тонет. Ледяная вода покрыла его, затрудняя дыхание. В ушах у него шумело, голова кружилась, а в глазах потемнело. Но вдруг на него налетела волна, подняла его и вынесла на поверхность.
   Супрамати оглянулся. Вода исчезла, рёв волн, и свист ветра тоже смолкли: вокруг царила Тишина.
   Он стоял на гладкой поверхности озерка, и кругом расстилался весёлый пейзаж. Виднелись зелёные группы деревьев и лужайки, усеянные цветами, а над головой сиял голубой свод небес. Перед ним, утопая в потоке света, стоял огненный Ангел. В поднятой руке Он держал белоснежный, залитый кровью Крест.
   Лицо Этого Проводника дышало Величием. Его Пламенный Взгляд был устремлён в ослеплённые глаза Супрамати. Затем раздался Его голос:
   - Смотри! - сказал Он, указывая на Крест. - Вот - Путь Вечности, залитый кровью тех, кто победил плоть! На Этом Пути все страждут. Здесь должны быть побеждены все страсти, все похоти, все слабости души. Материальный человек здесь распинается, чтобы восстать нематериальным и войти в дверь Абсолютного Знания. И так, переступи этот порог, орошённый твоим трудовым потом и увенчанный жертвой твоей плоти, - и для тебя загорится в невидимом мире ослепительная звезда Мага!
   Весёлый пейзаж затуманился и изменил свой вид. Зеленеющая земля поднялась и открыла под собой склеп, озарённый полусветом. Посередине склепа стоял открытый саркофаг, над которым сверкала ослепительная звезда, а рядом с каменной гробницей стоял Гений, служивший ему проводником. В руках Он держал чёрный кубок.
   - Что всё это значит? - пронеслось в голове Супрамати.
   - Это означает следующее: вот загадка, которую ты должен разгадать, - сказал Гений, поднимая чёрный кубок.
   Всё потемнело. Супрамати почувствовал, что он летит в бездну и потерял сознание.
   Открыв глаза, он увидел Нару и Дахира, склонившихся над ним.
   Супрамати провёл рукой по лбу и попытался собраться с мыслями. Ему казалось, что он очнулся от кошмара, полного ужасных видений.
   Но вдруг к нему вернулась память, и он припомнил, что произошло. Но когда он открыл рот, чтобы заговорить, Дахир приложил палец к губам и сказал:
   - Молчи! Не разоблачай тайн, виденных тобой! Носи их в себе как руководящий свет!
  
   Глава 2
  
   После нескольких дней, посвящённых отдыху и проведённых в беседах и в чтении, Дахир объявил однажды вечером, что пора снова приняться за работу, а для этого завтра же на рассвете надо быть в лаборатории.
   - Опять мы будем делать вызывание? - спросил Супрамати.
   Нара погрозила мужу пальцем, а Дахир со смехом ответил:
   - Нет, мы займёмся теорией: практика придёт потом.
   Утром, едва взошло солнце, Супрамати явился в лабораторию. Дахир был уже там и читал, склонившись над объёмистым фолиантом.
   Они поздоровались, и затем Дахир сказал, вставая со стула:
   - Прежде всего, мой брат, я покажу тебе, как должно начинать наш день.
   Он отвёл Супрамати в комнату, где стояли две кровати и ванна. Эту комнату они прошли, не останавливаясь, и через потайную дверь по винтовой лестнице спустились в нижний этаж, где была устроена купальня с большим мраморным бассейном посередине. Остальную меблировку составляли туалет со всеми принадлежностями, постель и два больших сундука.
   - Три раза в день мы освежаемся здесь ванной. Видишь эту пружину? Если ты нажмёшь на неё, то бассейн наполнится, если же ты подвинешь её вправо, то жидкость исчезнет. В воду ты выльешь стакан ароматической эссенции из этой амфоры с синей эмалью. Выкупавшись же, надень одежды, которые найдёшь в сундуке. Эти одежды удобней, кроме того, они лучше приспособлены по своей форме и цветам к нашим работам, чем ваши модные костюмы. Проделав всё это, приходи ко мне в лабораторию.
   Ванна освежила Супрамати. Ароматическая эссенция придала воде нежно-розовый оттенок и наполнила комнату ароматом роз и фиалок.
   В сундуке Супрамати нашёл длинную и широкую одежду из чёрной шерсти, чёрную же шапочку и золотую цепь с висящим на ней нагрудным знаком, украшенным семью драгоценными камнями.
   Придя в лабораторию, он увидел Дахира в таком же костюме.
   - Мы напоминаем доктора Фауста! Для полноты иллюзии не хватает только Мефистофеля.
   - Нет! Я и представляю Мефистофеля, переодетого честным учёным доктором, - сказал Дахир. - Я и посвящу в дьявольские тайны чёрной магии тебя, благородный Фауст, одарённого вечной молодостью, гораздо более продолжительной, чем молодость твоего прототипа. Кроме того, слава, которой наградила меня легенда, делает меня подходящим для роли искусителя. - Когда они сели, Дахир продолжил. - Сначала я буду говорить тебе о "Первоначальной Материи", то есть о Том Веществе, Которое ты принял, но о Котором ничего не знаешь. Не думай, что я могу дать тебе вполне ясные объяснения. Я едва знаю азбуку науки, заключающей в себе весь механизм Вселенной. Не буду говорить о данных современной науки, которые ты, как доктор и химик, знаешь. Я напомню только, что "официальная" наука не знает природы большей части физических двигателей, окружающих нас, что при изучении начал или составных элементов тела делаются всё новые открытия, и что не одно тело, считавшееся простым, оказывалось сложным.
   И так, по всему пространству распространено Эфирное Вещество, более тонкое, чем самый тонкий и невесомый газ или флюиды. Это Вещество - Первоначальная Материя, как мы Его называем. Оно представляет Собой Огонь в состоянии Неуловимого Флюида, дающего жизнь, и Которым пропитано всё.
   Но знают ли высшие посвящённые все свойства Этой Субстанции, Которую можно назвать Соком Жизни Вселенной, мне неизвестно.
   Это Вещество распространено по всему пространству Вселенной. Когда начинается образование туманного пятна, то благодаря необыкновенной быстроте вращения Первоначальная Материя сгущается, и каждая из образующихся планет поглощает Её в таком количестве, какое необходимо для её будущих нужд. Эта Мать-Кормилица необходима для жизни небесных тел в течение миллиардов лет со всем, что находится на них, так как Первоначальная Материя входит во всё, что живёт, дышит, двигается и выделяет световую энергию. Там, где Этот Свет гаснет, начинается разложение, это - смерть.
   Каждая планета заключает в своих недрах известный запас Этого Сока Жизни, и мир существует, пока не истощится последняя капля Первоначальной Материи, и не нарушится равновесие стихий, которое поддерживается Этой Субстанцией, так как Она и есть То Дыхание БОГА, о Котором говорит книга Бытия - это Дыхание СОЗДАТЕЛЯ, Которое парит над мраком хаоса и разделяет стихии. Первоначальная Субстанция, проникая в образующуюся материю, хоть и производит разделение, но всегда сохраняет первенствующую роль, преобразуясь работой вращения в различные оживляемые Ей тела. Хоть и предназначенная таким образом питать мир в течение всей его планетной жизни, но органическим, оживляемым Ей существам, в силу дробления и бесконечной передачи, Она даёт лишь ограниченную жизнь, что ты видишь в растениях, животных и людях.
   В чистом виде Эта Субстанция не входит в обыкновенную жизнь, а передаётся из поколения в поколение через возрождение.
   Для нас, "бессмертных", всё это представляется иначе. Мы поглощаем Первоначальную Материю в Её примитивном виде и этим приобретаем для нашего тела продолжительность планетной жизни.
   Никакое излишество и никакая случайность не могут истощить Источник заключающейся в нас жизненности, если не прибегать к средству, употребленному Нараяной и имеющему важные последствия. Мы, чтобы умереть, должны ждать перехода на другую планету. Там Первоначальная Материя находится в иных, чем в нашем мире, химических комбинациях, с которыми не может уже ассимилироваться истощённая и ослабленная Субстанция Жизни, находящаяся в нас.
   Начнётся разложение, и, после нашей долгой жизни, мы отпразднуем, наконец, наше вступление в невидимый мир. Поэтому благоразумно будет употреблять все усилия, чтобы прогрессировать, а не оставаться на одном месте в нашей духовой жизни.
   Супрамати вздрогнул и откинул свои каштановые волосы.
   - Знаешь ли, Дахир? Имея полное понятие о том, что делаю, я ни за что на свете не выпил бы этот предательский кубок. Бывают минуты, когда перспектива этой бесконечной жизни кружит мне голову.
   - Верю! И я испытал то же. Но чем больше я изучал, тем всё больше таяло это чувство. Во всяком случае, раз Рубикон перейдён - надо идти вперёд!
   - Скажи, кому это посчастливилось первому получить Первоначальную Материю во всём Её могуществе, и каким образом он передал Её другим?
   - Ты спрашиваешь у меня о том, чего я не знаю. Трудно указать изобретателя панацеи, благодеянием которой мы пользуемся ввиду древности этого события. На этот счёт существуют предания, которые покажутся тебе легендарными.
   Так, утверждают, будто Ева, искушённая Змеем (временем), вкусила Этой Субстанции, так как жизнь казалась ей такой прекрасной, что она желала, чтобы та продолжалась бесконечно. Она угостила также Адама, и за это они оба были изгнаны из Рая. Но, покидая Рай, они захватили с собой запас Этого Вещества, чем и объясняется продолжительная жизнь первых патриархов и Мафусаила. Говорят также, что и Мельхиседек имел Это Вещество и был уже членом братства, Хирам тоже, а Прометей похитил Его и был уничтожен.
   Где же находится Первоначальный ИСТОЧНИК Этой Субстанции, я не знаю. Одни утверждают, что на острове Цейлон, где находился земной Рай. Другие говорят о таинственном месте в Месопотамии, между Тигром и Евфратом, некоторые же уверяли меня, что в Африке есть грот, доходящий почти до центра земли, в котором и течёт ИСТОЧНИК Сил Жизни.
   Кто знает, где - истина во всех этих рассказах? Я могу лишь утверждать, что значительное количество Этого Вещества находится в распоряжении каждого центра нашего братства, под охраной одного из членов.
   Нараяна был стражем такого склада, находящегося в ледниках, а теперь им являешься ты.
   Постой! Я забыл тебе ещё кое-что сказать по этому поводу. Мне говорили, что большие змеи известной породы знают свойства Первоначальной Материи и умеют находить путь для добычи Её. Царица змей будто бы обязательно поглощает Это Вещество. Но затем змея изрыгает Эту Материю, Которая благодаря соприкосновению с воздухом и животным эманациям, пропитавшими Её, принимает вид светящегося голубоватого Камня, одарённого чудесной силой.
   Это - палладиум каждого царства змей. Но посвящённые умеют доставать Этот Камень, обладающий необыкновенными свойствами. Он излечивает болезни, предохраняет от смертельных ядов, залечивает раны, развивает оккультные силы души, даёт Ясновидение и прочее.
   Обладатель Такого Камня может подчинить себе волю других людей, сам же остаётся неуязвимым от всех таких поползновений.
   Профаны не раз обладали Подобными Камнями, не подозревая об Их свойствах. Бессмертный посвящённый может, если хочет, каплей Первоначальной Эссенции разложить Такой Камень, Который тогда испаряется, превратившись в газ.
   Из Них делаются магические звёзды. Подобный же Камень находится в нагрудном знаке Махатмы. Из материи Такого Камня состоял Порошок, Который имели в руках Ван Гельмонт и Гельвеций и при помощи Которого даже самые грубые металлы можно превратить в золото.
   Магические жезлы всегда пропитаны Первоначальной Материей. Отсюда их сила над стихиями. При помощи такого жезла Маг производит растительность, делает хорошую погоду или вызывает дождь, бурю, гром и молнию.
   При помощи подобного жезла Моисей разверз землю и вызвал огонь, пожравший бунтовщиков.
   Первоначальная Материя, в виде Порошка, представляет Философский Камень алхимиков. Смешанная с землёй, Она производит магические растения. А Этот же Порошок в соединении с различными химическими веществами образует драгоценные камни, одарённые магическими свойствами. Маг, сообразно со степенью своего знания, может вызывать различные явления, и, увидев какое-нибудь из них, ты вообразил бы себя в волшебном мире. А между тем всё, что ты увидел бы, было бы простым, мудрым приложением сил, неизвестных профанам.
   Все Маги и Посвящённые владеют Первоначальной Материей. Одни принимают Её, чтобы гарантировать себе планетарную жизнь. Другие довольствуются тем, что пользуются Её свойствами и изучают Её, как особую науку.
   - Следовательно, не все Маги и Посвящённые пользуются планетной жизнью? - спросил Супрамати.
   - Все они живут необыкновенно долго, даже те, которые не хотят удлинять срок своей жизни при помощи Знания. Это происходит потому, что их трезвая и правильная, без излишеств жизнь, более духовная, чем материальная, необыкновенно медленно исчерпывает Силу Жизни.
   Но кроме бессмертных нашего братства, существует ещё значительное число посвящённых, обеспечивающих себе многовековую жизнь при помощи других средств, которые сохраняют им молодость либо зрелый возраст, оставляя им возможность когда угодно уйти в невидимый мир. Только эта категория мудрых обязана выдерживать специальный режим и должна избегать всяких излишеств, чего бессмертный нашего братства не обязан делать. К несчастью, в братствах попадается не один член вроде Нараяны, и встречаются порочные невежды, играющие с огнём, не стремясь изучить и осознать Силу, Которой они располагают. Но такие люди исчезают со сцены через более или менее продолжительное время, как исчез и твой предшественник.
   - И так, мы начнём с изучения Первоначальной Материи? - спросил Супрамати.
   - И да, и нет! Первоначальное Вещество заключено во всём, и мы встретим Его всюду в разнообразном применении, но наша программа будет ограниченней. Мы будем изучать то, что называется чёрной магией, мы займёмся изучением стихий в их дисгармоничном и разрушительном состоянии. Всякая стихия имеет своих работников. Вот ты и ознакомишься, прежде всего, с этими низшими, но ужасными в своём могуществе деятелями. Только когда ты победишь их, сделаешься их господином и перестанешь бояться беспорядочных окружающих нас грозных сил, мы перейдём к низшей степени Белой Магии, где нас уже ждёт награда, а именно относительный Мир, известная Гармония и осознание нашей силы. Пройдя эту степень, я надеюсь, ты будешь в состоянии сделаться учеником Эбрамара и под его руководством подняться на несколько ступеней к Сияющему ОЧАГУ Абсолютной Гармонии.
   - Хватит ли у меня сил идти по этому пути? - пробормотал Супрамати.
   - Главное - не сомневайся. Помни, что сомнение есть уже полупоражение. Конечно, тебе остаётся многое победить и предстоит перенести испытания, но с Энергией и Настойчивостью ты преодолеешь то, что преодолели другие, что до тебя преодолел и я! Подумай, насколько пирату было труднее пройти первые ступени Знания, чем тебе, учёному, уже приготовленному к умственному труду.
   - Ты - прав, брат, и я краснею за своё малодушие. Позволь мне поблагодарить тебя и извиниться за то, что я возложил на тебя бремя Посвящения такого профана, как я, который не раз выведет тебя из Терпения.
   Дахир улыбнулся и пожал протянутую Супрамати руку.
   - Не мучай себя угрызениями. Я рад быть твоим руководителем. Разве мы - не братья, соединённые одной и той же судьбой, одинаковыми идеями и общей работой? Моё Терпение никогда не истощится, так как я прошёл через все сомнения, волнения и испытания, которые ожидают тебя. Я пережил моменты упадка духа, нетерпения и даже досады, когда, применяя Оккультные Законы, я видел явления, основы которых не мог объяснить себе. Много вопросов оставалось без ответа, а мне говорили: "Ты поймёшь это позже!"
   Далее разговор продолжался на ту же тему. Супрамати особенно интересовался Первоначальной Материей и всё расспрашивал о Ней своего друга, так что Дахир со смехом сказал:
   - Я вижу, что ты хочешь с одного удара проникнуть в "Святая святых" и знать больше того, что я могу передать тебе. Это - невозможно. Я научу тебя только азбуке. Но так как ты интересуешься свойствами и действием Первоначальной Материи, то пойдём: я проведу тебе опыт, который покажет тебе, как действует Таинственный Двигатель при формировании планет, разделяя на различные части основные элементы.
   Супрамати встал и последовал за Дахиром, а тот направился вглубь комнаты, нажал на пружину и открыл дверь.
   - Этот замок - похож на ящик с секретными отделениями! Его стены и полы - полны сюрпризов, - со смехом сказал Супрамати.
   Войдя за своим проводником в круглую залу, он чуть не упал, до такой степени был гладок и блестящ пол в этой комнате.
   - Чёрт возьми! Мне кажется, прости, ГОСПОДИ, что мы идём по хрусталю! - сказал он.
   - Верно, - сказал Дахир. - А поэтому иди осторожней!
   Супрамати с любопытством оглянулся вокруг. Зала была почти пуста.
   - Скажи, Дахир, отчего здесь все комнаты круглые, а не четырёхугольные? Не составляет ли это какой-нибудь магической особенности? - спросил он.
   - Да, при всех магических операциях круг благоприятнее для вращения токов, чем ломаные фигуры, - ответил Дахир.
   Затем он поднял плотную завесу и открыл высокое и узкое окно, состоящее из одного цельного и очень толстого стекла.
   - Смотри! Середина пола сделана из красного хрусталя, а там, на цоколе, стоит нечто вроде хрустального же ящика. Это и есть инструмент, с помощью которого мы произведём наш опыт.
   Супрамати подошёл и наклонился над большим прозрачным ящиком. Он казался пустым, и только на его дне клубился туманный клочок, отливавший всеми цветами радуги.
   - В этом приёмнике находится флюид пространства в том состоянии и в тех комбинациях, какие были во время образования нашей планеты. Сейчас ты увидишь, какое действие произведёт на него Первоначальная Материя.
   Дахир вынул из кармана флакончик с золотой пробкой, наполненный Таинственной Жидкостью.
   - Этот флакончик, - сказал он, - снабжён механизмом, который пропускает только одну десятую часть капли Первоначальной Материи, необходимую для нашего опыта.
   Минуту спустя капелька, похожая на огненную искорку, упала на дно ящика. Супрамати почувствовал удар в затылок, и ему показалось, что земля заколебалась под ногами. Дахир схватил его за руку и поддержал. Впрочем, это ощущение длилось не больше секунды, и он едва обратил на него внимание, так как все его мысли сосредоточились на зрелище, разыгравшемся перед его глазами.
   Внутри хрустального приёмника всё кипело. Разноцветные облака кружились, расплываясь, сгущаясь, извиваясь спиралью и разбиваясь на клочья. Комнату наполнили треск, свист и шум. Этот шум минутами заглушался раскатами грома.
   Вдруг все эти звуки стихли, и всё расплылось в сероватый пар, изборождённый молниями. Затем перед взором Супрамати образовались четыре слоя, различные по цвету и по составу.
   В глубине ящика с треском волновалась расплавленная масса. Над ней появился черноватый, но прозрачный слой, а третий слой был ещё прозрачней и имел голубоватый оттенок. Всё остальное пространство было наполнено сероватым паром. При более внимательном рассмотрении этот пар был смешан как бы с тканью из тысяч светящихся точек.
   От расплавленной материи поднималось что-то вроде тонких жил, которые с потрескиванием взбегали по всем трём ярусам слоёв, нигде не останавливаясь и извиваясь.
   - То, что сейчас произошло перед тобой в несколько минут, в пространстве совершается в миллионы лет, при действии Этой Первоначальной Материи, несколько капель Которой было бы достаточно, чтобы пожрать нашу планету и привести её в газообразное состояние. Так как опыт, который я показал тебе, - несовершенен, то не образовалось сферической формы. Но это всё равно! Ты и без этого понимаешь, что расплавленная материя - это центр планеты, очаг жизненного начала. Черноватый слой представляет первую конденсацию самых грубых материй, образующих кору. Дальше идёт жидкий и атмосферический слой, пронизанный огнём пространства, токи которого, изображающиеся огненными жилами, всегда находятся в сообщении с главным резервуаром центра.
   Дав Супрамати насмотреться на вызванный им мирок, Дахир взял громадную лупу и подал её Супрамати.
   - На, возьми. Этот инструмент сделан из бриллианта, весившего более ста каратов. Эта лупа - гораздо совершеннее ваших луп. С её помощью ты сможешь видеть, что когда формирующиеся материи достигают той степени, как в нашем случае, можно уже различить формы существ и растений, зародыши которых она содержит, и которые позже произведёт Земля.
   Супрамати схватил инструмент, и с его губ сорвалось восклицание. Перед его взором появилась неисчислимая масса растений и животных всевозможных форм. Это были флора и фауна, отличающиеся поразительным разнообразием. Но всё было воздушно, неясно и до такой степени перемешано, что понадобились бы месяцы, чтобы разобраться в подробностях.
   Дахир оторвал его от рассматривания.
   - Пора опять разложить всё это. Пока ты достаточно видел, а подробное изучение всего потребовало бы слишком много времени. Я приведу наш крошечный мир в соприкосновение со свежим воздухом - и всё разложится.
   Он открыл окно, и поток воздуха ворвался в комнату. Тогда Дахир открыл ящик, и слои смешались, расплылись в сероватый пар, который испарился в атмосфере, не оставив следа.
   Закрыв окно, он опустил занавес, а затем они перешли в соседнюю комнату.
   Поглощённый и взволнованный всем, что он видел, Супрамати сел в кресло и задумался.
   - Пойдём обедать. Ты ещё не видел нашей столовой, - сказал Дахир, хлопая его по плечу.
   - Ты - прав! Я - голоден, только я забыл про это.
   - Хороший знак! Если ты забыл про обед, то это значит, что ты способен сделаться ученым.
   Разговаривая, они прошли через лабораторию, спустились по лестнице и через дверь, находившуюся в тёмном кабинете, вошли в небольшую залу с почерневшими от времени балками и тёмной стенной резьбой. Массивные буфет, стол и стулья с высокими спинками указывали на древность замка.
   Узкое окно с цветными стёклами было открыто и около него стояло узкое кресло под балдахином.
   Покрытый белой скатертью стол, убранный серебром и цветами, был сервирован на две персоны. У одного из стульев стоял карлик, исполняющий должность лакея.
   Обед состоял из овощей, яиц и пудинга из сушёных фруктов. Кроме того, на столе стояли сыр, хлеб, масло, молоко и бутылка вина.
   Виноград, груши и персики предназначались на десерт.
   - Наше меню не отличается разнообразием, но всё время, пока мы будем работать здесь, ты должен довольствоваться вегетарианской пищей. Все посвящённые проходят через это, - сказал Дахир, улыбаясь. - Если бы мы были смертными, нам пришлось бы довольствоваться только хлебом и водой, чтобы приготовить строгим постом наши тела к предстоящим опытам. Но так как мы - бессмертные, то можем позволять себе роскошь такого обеда.
   - О! Вегетарианский режим я нахожу превосходным, - сказал Супрамати. - Всё время, пока я жил у Эбрамара, я питался овощами и не чувствовал дискомфорта из-за отсутствия животной пищи, которая, впрочем, мне - противна.
   - Когда кончится срок твоего первого "Посвящения", и когда вернёшься в свет, ты снова можешь есть мясо, но тогда, возможно, ты не захочешь.
   - Это - вероятно, так как я понимаю, что животная пища заражает организм трупными элементами.
   Окончив обед, они вернулись в лабораторию, Дахир принёс большой фолиант с рисунками, странными знаками и непонятным текстом.
   - В этой книге заключаются формулы всех категорий. Все эти знаки ты должен изучить и запомнить, а формулы заучить наизусть. Когда ты овладеешь всеми этими первоначальными заклинаниями, мы приступим к первому опыту. Даже простые колдуны знают части этих формул, но ты находишься в других условиях. Ты не должен, подобно колдуну, быть рабом злых сил, вызываемых тобой. Тебе нужно с первого же шага сделаться их господином и повелителем. Так как у тебя не развито ещё второе зрение, то я снабжу тебя такими очками, которые позволят видеть всё, что происходит вокруг тебя.
   Супрамати принялся за работу. Он изучал таинственные знаки и странные формулы, составленные из цифр и слов, значение которых он не понимал.
   Сначала ему было трудно привыкнуть к такому новому роду занятий, но Дахир помогал и объяснял ему. С наступлением ночи Супрамати научился почти безошибочно произносить несколько формул и с уверенностью рисовать несколько каббалистических знаков.
   Он до того был поглощён своим занятием, что даже не заметил, как наступила темнота. Дахир зажёг лампу и, посмотрев на часы, с улыбкой сказал:
   - Кончай свою работу: на сегодня довольно. Скоро уже десять часов, и наша хозяйка ждёт нас. Тебе нет надобности торопиться. Благодаря БОГУ, времени у тебя - достаточно.
   - Это - правда, но я хотел бы как можно скорее пройти первые, самые тяжёлые и наименее интересные ступени Посвящения, - сказал Супрамати, отирая пот.
   Надев свои обычные одежды, они прошли в столовую, где их ждала Нара.
   - Ну что, Супрамати? Как прошёл первый день твоего Посвящения? - с улыбкой спросила жена.
   - Интересно, - ответил Супрамати, целуя Нару.
   Сев рядом с женой, он стал рассказывать, что делал в течение дня.
   - Все тайны невидимого мира, которые я видел, восхищают меня и в то же время приводят в ужас. Меня, ленивого невежду, пугает гигантский труд, предстоящий мне. Стоя у подножия высокой лестницы, на которую мне предстоит взойти, я спрашиваю себя, как другие могли подняться так высоко, не почувствовав головокружения? - сказал он.
   - Ты воспользуешься двумя свойствами, которые помогали твоим предшественникам - Мужеством и Настойчивостью - и поднимешься беспрепятственно, - сказала Нара. Затем она прибавила. - Предчувствие говорит мне, что ты достигнешь высших ступеней Знания и сделаешься Великим Магом. Ты всегда был мыслителем и хорошим работником. Чем дальше ты будешь подвигаться по новому пути, тем больше будешь интересоваться оккультным миром и Могуществом, Которое он даёт тебе, отдав в твоё распоряжение целую армию ловких, лукавых, но смелых воинов, невидимых для профанов. Ты не испытал ещё наслаждения - быть выше толпы, читать чужие мысли, облегчать тайные страдания и повелевать силами Природы.
   - Дай БОГ, дорогая моя, чтобы твои предчувствия оправдались, и чтобы я стал достойным твоего мнения обо мне. Во всяком случае, я употреблю для этого всю свою волю, - сказал он, целуя руку жены.
   Разговор продолжался на ту же тему. Когда Дахир упомянул о вызываниях, какие они предполагали сделать, Супрамати вспомнил о нескольких спиритических сеансах, на которых он присутствовал во время своего последнего пребывания в Лондоне.
   Тогда он был болен, и приближающаяся смерть побуждала его проникнуть во мрак могилы, к которой он быстро устремлялся.
   Супрамати стал членом одного кружка и участвовал в серии сеансов. Он увидел интересные манифестации: появление вещей, световые эффекты и даже частичную материализацию. Некоторые из них произвели на него глубокое впечатление, другие вызвали в нём сомнения.
   - Я знаю, сеансы такого рода в моде, и спиритизм быстро распространяется, так как он отвечает потребности сердца людей, утомлённых пустотой убеждений отрицателей и нетерпимостью науки, которая может равняться с клерикальной нетерпимостью, - сказала Нара. - К несчастью, спиритизм находится в хаотических, неблагоприятных условиях и остановился на азбуке оккультного мира, так как спиритам - неизвестны законы, управляющие явлениями. Хорошие медиумы - редки, и духам-руководителям чаще всего мешают дисгармония, и даже злая воля присутствующих, то есть глупой и невежественной толпы, которая хочет видеть, только чтобы после отрицать и насмехаться, воображая, что загробный мир с его тайнами существует только для их развлечения.
   - Это - правда! Спиритизм рождает больше насмешников и отрицателей, нежели прозелитов, - сказал Дахир. - А между тем это утешительное знание сделало уже много добра и спасло не одну душу из бездны материализма. Что бы было, если бы вопрос был поставлен иначе!
   Все умолкли, а затем Нара прибавила:
   - Да, я желала бы, чтобы спиритизм, доказывающий существование загробной жизни в доступной для каждого форме, преуспевал для блага человечества! Кстати, Супрамати, если ты желаешь, мы можем сегодня вечером устроить спиритический сеанс. Я моментально сделаю тебя ясновидящим, и ты увидишь весь оккультный процесс спиритических манифестаций.
   - Конечно, хочу. Ты предупреждаешь моё желание. Пойдём же скорей в лабораторию!
   - Зачем нам идти туда! Нам отлично будет в моей гостиной. И так, идите туда, господа, и приготовьте всё! Я же распоряжусь относительно ужина, что будет не лишне после сеанса.
   - Конечно, вегетарианского? - спросил, смеясь, Супрамати.
   - Именно. Пока тебе надо забыть о мясе, а через несколько лет ростбиф, жареные фазаны и другие деликатесы такого рода будут казаться тебе кусками трупа. Ты увидишь вещи, которые отнимут у тебя аппетит, а запах разложения, которого не чувствуют обыкновенные гастрономы, будет удушать тебя.
   В гостиной они опустили шторы и удалили лишнюю мебель, а посреди комнаты поставили круглый столик. Затем они погасили лампы, оставив зажжённой свечу.
   Едва они успели окончить эти приготовления, как вошла Нара. Она принесла с собой серебряный треножник и поставила его на стол. Затем щипцами она взяла из камина ещё не погасшие уголья и положила их на треножник, а Дахир стал раздувать их. Когда уголья раскалились, Нара вынула из кармана флакон и вылила на них содержащуюся в нём жидкость. Поднялся густой дым, распространивший в комнате аромат, показавшийся Супрамати знакомым.
   Вдруг он вспомнил, что вдыхал такой же аромат в день бала у графа Рокка, но только этот был не так силён, тем не менее, у него на минуту закружилась голова, и он сел за стол.
   Тогда Дахир взял жезл с несколькими узлами, висевший у него на шее на золотой цепочке, и затем, нагнувшись, обвёл их кругом.
   На полу появилась широкая фосфорическая полоса, которая затем превратилась в серый пар. После этого Дахир сел на своё место и положил руки на руки присутствующих.
   Воцарилось молчание. Вдруг Супрамати показалось, что всё вокруг него зазвучало и задвигалось. А затем всё стало вращаться вместе с ним, столом, Нарой и Дахиром. Вскоре появился голубоватый свет, и в этом полусвете он заметил высокую и тонкую фигуру, одетую в серое одеяние цвета летучей мыши. Это гибкое, ловкое и подвижное существо держало в руках красный жезл, на конце которого вращался шар такого же цвета. Отовсюду брызгали фосфорические искры, которые соединялись потом огненными нитями. Круг, начертанный Дахиром, выбрасывал теперь пламя различной величины. Скоро присутствующие оказались окружёнными фосфорической сеткой. Супрамати следил за всем и увидел, что из-за складок портьер, из стен, пола и даже камина стали появляться существа и группироваться около круга. У одних на лицах было лукавое и беззаботное выражение, у других - злое, животное и даже полное ненависти. Последние пытались пройти сквозь сетку, но их всякий раз отбрасывало назад. Только когда у стола появилось несколько существ по быстроте движений и по костюму похожих на фигуру, держащую огненный шар, Нара выразила желание, чтобы из столовой был принесён графин с водой.
   Некоторые из этих духов удалились, и вскоре появился графин, окружённый белым густым паром. Этот графин с трудом несли три сероватых существа и поставили на стол.
   Затем Дахир приказал сыграть на флейте, так как этот инструмент лежал на окне. Один из индивидуумов схватил флейту и сыграл знакомую всем небольшую арию.
   Появился новый дух, который переступил огненный круг и прошёл сквозь сетку, остановившись между Дахиром и Нарой.
   Большое белое покрывало окутывало всю фигуру вновь прибывшего духа и скрывало черты его лица. В руках дух держал букет цветов. Аромат лилий и роз наполнил комнату.
   Супрамати с удивлением смотрел на новое видение, которое медленно поднимало покрывало, и вдруг вскрикнул: он узнал свою мать. Прекрасная и помолодевшая, она смотрела на него неподвижным взглядом.
   При его крике видение зашаталось, побледнело и расплылось, но почти тотчас же появилось снова.
   - Матушка! Я снова вижу тебя, дорогая матушка! - пробормотал он, дрожа.
   - Ральф! Дорогое дитя моё! - произнёс любимый голос.
   - О, дорогая матушка! Как мы были слепы, не подозревая о возможности свидеться! Ты была близ меня, когда я оплакивал нашу разлуку, и не могла подать мне знака, утешить меня - и всё это лишь из-за того, что мы не знали Законов невидимого мира. Скажи, счастлива ли ты? Видела ли ты моего отца?
   - Я видела его. Он - счастлив и спокоен, так как хорошо и честно выполнил свой жизненный долг. Ты увидишь его позже.
   - Скажи ему, что я люблю его, и каждый день молюсь за него и за тебя. Посмотри, матушка, как я - силён и здоров! Теперь тебе нечего бояться, как прежде, за моё здоровье, - с улыбкой сказал он.
   Выражение боязни и печали затуманило лицо духа. Положив руку на голову сына, видение сказало:
   - Теперь я боюсь, не будет ли слишком продолжительна эта жизнь, за которую я некогда опасалась.
   - Скажи мне, ты не одобряешь судьбу, на какую толкнул меня рок? - спросил Супрамати.
   - Я не смею порицать, дорогой Ральф: для этого я - слишком невежественна. Я только опасаюсь, не будет ли слишком тяжело испытание бессмертием и ожидающий тебя громадный труд, чтобы сделаться достойным сил, данных тебе в руки. Спроси тех, кто проник в высшие области Знания и кто исчисляет свою жизнь тысячью лет, счастливы ли они тем, что вечно носят тленную оболочку, не имея возможности отдохнуть в смерти? Подверженная тысячам страданий, присущих земной жизни, так как привилегию бессмертия испытывает только тело, душа остаётся по-прежнему уязвимой и не пользуется преимуществом не чувствовать, не любить, не оплакивать страданий, которые она облегчить не может. - Дух умолк и затем продолжил, но уже более слабым голосом. - Я чувствую, что улетучивается сила, данная мне. И так, до свидания, сын мой! Я явлюсь, когда ты позовёшь меня в тяжёлую для тебя минуту, не для разрешения проблем управления Вселенной, но чтобы ты услышал нежное слово матери.
   Он чувствовал, как её рука становилась всё менее плотной, а затем расплылась и сделалась неосязаемой. Видение таяло, делалось прозрачным и, наконец, исчезло.
   Тяжело дыша, Супрамати опустился на стул и закрыл глаза. Тогда Дахир зажёг свечу и сказал:
   - Ты утомился, мой друг, душой. И так, прекратим этот сеанс! Несмотря на твоё бессмертие, ты отлично сделаешь, если ляжешь спать.
   Супрамати выпрямился, взял оставленные матерью на столе цветы, на лепестках которых блестели ещё капельки росы, и прижал их к губам.
   Несмотря на совет Дахира, все остались на своих местах и продолжали беседовать. Супрамати горевал, что скептики мешают развитию спиритизма, который является, однако, источником утешения для страждущих душ и, способствует их нравственному возрождению, возвращая им веру в загробную жизнь.
   - О, эти скептики! - со смехом вскричала Нара. - Иногда у меня появляется желание убедить их, надев им магические очки. Я думаю, что все эти болтуны лишились бы тогда рассудка, убедившись, что вся атмосфера вокруг населена теми существами, существование которых они отрицают, и что в пространстве, которое они считают пустым, живёт целый мир неосязаемых существ.
   - Уже несколько раз я слышу, что ты и Дахир упоминаете о магических очках. Покажите же мне их хоть раз, - сказал Супрамати.
   - С удовольствием, - сказала Нара.
   Она открыла резное бюро, отделанное слоновой костью, вынула из ящика большие очки в золотой оправе и подала их мужу.
   Супрамати рассматривал очки, сделанные из незнакомого ему вещества, более прозрачного, чем стекло, и переливающегося различными цветами.
   Он надел их, но ничего не увидел, кроме разноцветных волн, которые звучали, двигались и сливались. Ему показалось, что его череп сдавлен раскалённым обручем.
   - Сними очки и вымой лицо! Сегодня ты ничего не увидишь, так как твои органы слишком насыщены тем веществом, которое я сожгла перед сеансом, - сказала Нара. - Но эти очки делают прозрачной для глаз обыкновенного человека завесу, скрывающую невидимый мир.
   Она спрятала очки, а Супрамати поспешил в свою комнату, чтобы вымыть лицо, так как чувствовал головную боль, которая, впрочем, тотчас же прошла от холодной воды.
  
   Глава 3
  
   Прошло несколько недель, не принеся с собой ничего особенного. Супрамати изучал магические знаки и странные, почти всегда непонятные формулы, сопровождающие их. Когда же он попросил Дахира объяснить их ему, тот ответил, что надо прежде заучить их.
   - Но ведь гораздо трудней заучить галиматью, которую не понимаешь! - сказал Супрамати.
   - А между тем, это необходимо, так как, если бы ты понимал смысл этих магических формул, то они тотчас же вызвали бы присущие им явления - и ты оказался бы в положении ученика колдуна у Гёте. Только незнание произносимых тобой слов мешает твоей мысли и воле привести их в действие.
   Супрамати должен был удовольствоваться таким объяснением. Мало-помалу он начал осознавать справедливость слов Дахира, подмечая странные явления.
   Так, когда он произносил магические формулы, ему слышался шум, около него появлялись тени, в тёмных углах вспыхивали искры, и горячее веяние пробегало по его жилам.
   Когда подобного рода проявления делались уж слишком явственными, Дахир прерывал изучение формул и на некоторое время переходил к другим занятиям. Тогда он говорил своему другу о скрытых свойствах драгоценных камней, указывая ему на различные цвета, которые они излучают, иллюстрируя примерами действия, производимые этими световыми эманациями на растения, животных и людей.
   Они изучали также растительные, животные и минеральные яды, свойства растений и действие животного магнетизма, но теперь глазам молодого доктора открывалась новая ботаника и новая химия.
   Они продолжали также упражнения дисциплинирования мысли. Однажды Дахир принёс в лабораторию большой круг, закрытый чёрным сукном. Поставив его на стол, он снял покрывало.
   Супрамати стал рассматривать черновато-синий металлический диск, отливающий всеми цветами радуги. Этот диск был вставлен в рамку, в которую были вделаны металлы, драгоценные камни и медальоны с жидкостью. Наверху же рама была украшена медальоном в форме амфоры.
   - Что - это? Это тоже - магическое зеркало? Для чего оно служит? - спросил Супрамати.
   - Да, это - магическое зеркало, но оно сделано из других материалов, нежели те, которые ты видел. Оно поможет тебе достигнуть умения управлять и дисциплинировать мысль и её изображение. Это зеркало составлено из самых восприимчивых веществ. Оно - чувствительнее барометра, который воспринимает только колебания атмосферы. На этом инструменте, необходимом каждому Магу, отражаются самые лёгкие вибрации мысли, это - барометр души. Профаны воображают, что магическое зеркало имеет лишь одно назначение: открывать Магу картины прошлого и будущего и выдавать тайны того или иного субъекта, безразличного учёному. А между тем этот инструмент служит для упражнения мысли. Настало время и для тебя приступить к таким занятиям. И так, смотри на диск, думая о какой-нибудь вещи и стараясь как можно точнее представить её. Выбери какую-нибудь простую, но определённую вещь, чтобы с самого начала привыкнуть ясно формулировать свою мысль, так как мимолётные и хаотические мысли не воспроизводят ничего.
   Супрамати наклонился и стал смотреть в зеркало. В его уме возникла масса предметов, причём его мысль не могла остановиться ни на одном из них. Но каково было его удивление, когда он увидел, что на металлической поверхности отразился хаос вещей, существ и цветов, которые смешивались, гримасничали и исчезали в кровавом тумане. У Супрамати закружилась голова, и он закрыл глаза.
   - Стой! - вскричал со смехом Дахир. - Ты воспроизводишь больше мыслей, чем зеркало может вместить. Избери какую-нибудь простую вещь, как-то стул, бутылку, какой-нибудь фрукт или ещё что-нибудь конкретное. И чем определённее будет твоя мысль, тем жизненней и совершенней будет воспроизведённое ей изображение.
   Супрамати наклонился к зеркалу, сосредоточился, и в зеркале появилось серое и неопределённое изображение бутылки. Но почти в ту же минуту, заслоняя её собой, появилось изображение стакана, наполненного пенящейся жидкостью, а вокруг всего этого замелькала смесь голов Лормейля, Пьеретты и остальной их компании, представление о которых у него как-то невольно соединилось с изображением бутылки. Супрамати выпрямился, смеясь.
   - Никогда не думал я, что так трудно сосредоточить мысль на определённом предмете, - сказал он.
   - Никто об этом не думает и не обращает внимания на беспорядочную работу мозга, - с улыбкой сказал Дахир. - В результате получается, что в жизни думают о массе бесполезных вещей, теряют время и утомляют ум. Теперь же смотри! Я покажу тебе, как действует на этот инструмент уже дисциплинированная мысль. Я буду думать о тарелке с фруктами.
   И Дахир склонился к зеркалу. Его взгляд засверкал и стал неподвижен, между бровями появилась складка.
   На полированной поверхности появилось изображение тарелки с грушами, яблоками, виноградом и другими фруктами. Всё было окрашено и казалось живым.
   Супрамати вскрикнул от удивления и восхищения, но Дахир покачал головой.
   - Тут нечем восхищаться, - сказал он. - Моя мысль была довольно небрежна. Тарелка осталась не окрашенной, а вишни на заднем плане расцвечены не полностью. Эти неточности произошли от того, что я слишком спешил вообразить вещь, которую хотел показать тебе, тогда как следует действовать точно, придавая каждой вещи форму, цвет и природные оттенки.
   Дахир продолжал смотреть на вызванное им изображение, и Супрамати увидел, что на тарелке появился рисунок, а фрукты приняли свою естественную окраску.
   - Удивительно! - вскричал он. - Но скажи, отчего воображение, вызванное моей мыслью, почти с такой же быстротой исчезло, как и появилось. Это же кажется настоящей живописью и держится вот уже несколько минут.
   - Причина остаётся всё та же. Твоя непостоянная, беглая и хаотичная мысль, не будучи в силах создать ничего определённого, ещё менее может удержать это изображение. Я думаю только о том, что хочу вызвать, и не даю мозгу породить другую мысль. Мозг - это такой же орган, как и рука. Нужно только развивать силу его мышления и заставить послушно работать.
   - А возможно на этом зеркале воспроизводить с таким же совершенством сложные картины?
   - Несомненно! Всякая твоя мысль может отражаться здесь. При навыке со временем в этом зеркале будет проходить целый ряд картин. Сейчас я покажу тебе несколько картин такого рода. Конечно, это - трудней, чем воспроизвести изображение бутылки, а между тем то, что я покажу тебе, это только азбука искусства мыслить.
   Супрамати стал смотреть в зеркало. Теперь оно, казалось, расширилось, увеличилось, и в нём отразилась громадная, освещённая луной водная поверхность океана. Но вот из волн выросла и приблизилась скала, на которой находился приют рыцарей ГРААЛЯ.
   Эта картина стала постепенно бледнеть и расплылась в сероватый пар, уступив место храму братства во время совершения богослужения.
   Да, это была обширная зала с её колоннами, тонкой резьбой и разноцветной мозаикой. В отверстие купола лились лучи солнца, заливая светом каменные плиты и белоснежные одежды рыцарей. На ступенях алтаря стоял старейшина братства, а перед ним - Супрамати.
   Это была жизнь. Здесь ничто не было забыто. Всё дышало и жило. Каким великим артистом-мыслителем надо быть, чтобы так воспроизвести природу и вызвать в этой лаборатории появление океана или залить его лучами солнца.
   С чувством восхищения Супрамати смотрел на Дахира, который неподвижным взором продолжал смотреть в магическое зеркало. Но вдруг он провёл рукой по глазам и с улыбкой обернулся к своему другу. Картина исчезла, и зеркало приняло чёрный цвет.
   - Дахир! Ты достиг совершенства в этом искусстве, о существовании которого я и не подозревал. Мне кажется, что я никогда не добьюсь такого мастерства.
   - Ты меня считаешь таким великим мастером лишь потому, что не видел пока ничего лучшего, - со смехом сказал Дахир. - Моя мысль не производит ещё аромата, звука и прочего. Вообще я далёк ещё от цели. Но так как твоё восхищение льстит моему самолюбию, то я покажу тебе ещё частицу своего искусства - сделаю мою мысль видимой для другого. Впрочем, эти явления случаются и у профанов, которые толкуют их вкривь и вкось и называют "прижизненными призраками".
   Факт так часто проявлялся, что отрицать его уже - невозможно. В минуту смерти или опасности многие являлись своим близким с реальностью живых людей. Иногда даже к ним прикасались и говорили с ними.
   В действительности же эти "призраки" - проявление мысли, сделавшейся не только видимой, но и осязаемой.
   Только у профанов эти феномены происходят случайно и бессознательно, я же могу вызвать их по своей воле.
   Пассивная мысль, то есть когда ты не думаешь ничего определённого, отражается в магическом зеркале в виде фосфорических линий, более или менее ярких, смотря по энергии мозговых вибраций. Но мысль не должна быть пассивной, а должна быть деятельной и трудовой. Только работа мысли должна быть гармонична, чтобы не утомлять мозга, так как бурные и взволнованные мысли вызывают истощение организма.
   Теперь же пойдём в соседнюю комнату и подышим чистым воздухом, а потом я покажу тебе мою мысль, видимую на расстоянии.
   - Ты устал? - спросил Супрамати, с наслаждением вдыхая морской воздух.
   - Я не устал, но у тебя - растерянный вид, хотя то, что ты видел, не должно бы так волновать тебя. Даже ваша "официальная" наука начинает убеждаться в осязаемости мысли. Её даже фотографируют. Эти опыты ещё - слабы и плохо удаются, как это бывает всегда при новом открытии. Тем не менее, люди находятся на пути подчинения научному контролю самого бурного и своевольного из человеческих чувств.
   Даже нам дисциплинировать мысль и её орудие - мозг - представляет громадный труд. Казалось бы, что учёные, труженики ума, могущие умственно решать самые сложные проблемы, уже сделали этот первый шаг, а между тем, если бы им понадобилось сконцентрировать всю свою волю на изображении одного предмета, ты увидел бы, какие зигзаги отразятся в магическом зеркале.
   Для тебя, Супрамати, необходимы занятия, к которым ты сегодня приступаешь, так как ты должен мысленно воспроизводить все каббалистические знаки и магические символы заклинаний, причём всё это ты должен делать быстро и точно, без тени колебания.
   После часового отдыха они вернулись в лабораторию и, став перед магическим зеркалом, Дахир сказал:
   - Сейчас я буду приветствовать Эбрамара, а ты смотри в зеркало. Конечно, вряд ли мне удастся придать себе вполне реальный и жизненный вид, так как это требует громадного сосредоточения воли, но ты всё-таки увидишь меня.
   Нахмурив брови, с надувшимися от усилия воли жилами на лбу, Дахир облокотился на спинку кресла, на котором сидел Супрамати, и тот вскоре увидел в центре зеркала блестящий круг, быстро расширившийся в гигантский диск луны. Затем показалась терраса его дворца в Гималаях.
   У заваленного книгами стола сидел Эбрамар, склонившись над связкой папируса, рядом, на ковре, лежала белая борзая собака.
   Супрамати, как очарованный, смотрел на знакомую ему картину: на зелёную лужайку, усеянную цветами, на фонтан, струя которого сверкала бриллиантовыми брызгами, на снежные вершины гор, обрамляющие горизонт. Вдруг на тёмной лазури неба появилось и стало приближаться вращающееся красноватое облако.
   Собака насторожила уши, села и устремила взгляд на хозяина, а тот, поднял голову, казалось, стал к чему-то прислушиваться.
   Красноватое облако спустилось на террасу, и Супрамати увидел, что это - Дахир. Его фигура была воздушна, контуры тела не совсем определены, но голова вырисовалась ясно и была узнаваема.
   Супрамати повернул голову и вздрогнул. Дахир стоял, облокотившись на спинку кресла. Только его бледное лицо и стеклянные глаза напоминали труп. Супрамати с ужасом смотрел на его широко открытые потемневшие глаза и похолодевшую, неподвижную руку, принявшую восковой оттенок. Да, это было тело, покинутое жизненной силой.
   Он перевёл взгляд на зеркало. Там расстилался пейзаж индийского дворца. Эбрамар встал, улыбка осветила его лицо, и подал руку Дахиру.
   По движению губ обоих Супрамати заключил, что они разговаривают. Затем Эбрамар взял из ближайшей вазы пурпурный цветок и вложил его в руку Дахира. Вся сцена происходила так близко, что Супрамати казалось, что ему стоит протянуть руку, чтобы прикоснуться к руке Эбрамара. Тот обернулся, улыбнулся и сделал приветственный знак, затем сел на своё место, облокотился на стол и устремил задумчивый взгляд на фигуру Дахира.
   Фигура Дахира отступила назад и превратилась в красноватое облако.
   Картина побледнела и исчезла - и Супрамати услышал у себя за спиной тяжёлый и глубокий вздох.
   Он обернулся и встретил взгляд приятеля, который с улыбкой подал ему цветок и сказал:
   - Эбрамар кланяется тебе и прислал это на память. Супрамати вскочил со стула и сжал голову руками.
   - Ах! - вскричал он хриплым от волнения голосом. - Это уже - не проявление мысли, а магия. Это - сказка!
   Дахир покачал головой.
   - Нет, мой друг! То, что тебе кажется волшебством или чудом - проявление мысли и астрального тела, выделенного при помощи Воли из телесной оболочки. Впрочем, то, что я показал тебе, пустяки в сравнении с тем, чего можно достигнуть. Когда я научу тебя тому немногому, что знаю, мы оба сделаемся учениками Эбрамара. Под его руководством мы будем изучать Высшую Магию, и перед нами откроются иные горизонты.
   - Дахир! Это - гордость, прикрытая Скромностью, заставляет тебя говорить, что ты мало знаешь, когда ты достиг уже совершенства, - сказал Супрамати, опускаясь на стул и прижимая ко лбу цветок, наполнивший ароматом лабораторию.
   Дахир покачал головой.
   - Ты дурно судишь обо мне потому, что не имеешь понятия о неизмеримости Знания, Которое остаётся нам постичь. Эбрамар, конечно, - исполин Знаний, в сравнении с которым я - пигмей. А и он, мудрый великий учёный, для которого, по моему мнению, во Вселенной нет больше тайн, побледнел, говоря мне однажды: "Когда я бросаю взгляд на бесконечные тайны, которые мне предстоит ещё изучить, я дрожу от своего невежества и чувствую себя слепой и ничтожной пылинкой!"
   - Прости меня, брат, за мои глупые и обидные слова, - сказал Супрамати, обнимая Дахира. - Но у меня иногда кружится голова в этом мире, куда меня так неожиданно бросила судьба.
   - Я не обижаюсь и понимаю состояние твоей души, так как прошёл через это. Но на сегодня довольно! Ты - утомлён и взволнован. Пойдём к Наре: её присутствие лучше всего успокоит тебя.
   С этого дня Супрамати с жаром принялся за работу. Особенно он жаждал дисциплинировать свою мысль, и целые часы проводил перед магическим зеркалом. А когда металлический диск впервые отразил правильный и слегка окрашенный зелёный лист, Супрамати почувствовал такую радость, что Нара и Дахир от души хохотали.
   Зато изучение магических формул, в которых он ничего не понимал, каббалистических знаков и длинного списка имён было ему скучно, и только постоянным усилием воли он заставлял себя приобретать эти знания, казавшиеся ему бесплодными. Часто он ослабевал и чувствовал утомление, не имеющее, впрочем, отношения к его физическим силам, так как он оставался сильным и здоровым. Но умственная работа становилась иногда для него невыносимой, хоть он и старался побороть подобную слабость.
   Дахир следил за состоянием души своего ученика и в тяжёлые минуты помогал ему: или прерывал работу на несколько дней, которые посвящались отдыху и развлечениям, или менял предмет занятий, что тоже давало отличные результаты.
   Прежняя специальность не потеряла для Супрамати своего интереса. Новые взгляды на искусство исцелять и разрушать, которые открывал ему его учитель, так же интересовали его, как и искусство думать, которое он с таким жаром изучал.
   Однажды, когда они долго говорили о лечении болезней, Супрамати спросил:
   - Объясни мне, ради БОГА, Дахир, почему необходимо быть хорошим врачом, чтобы сделаться колдуном или Магом хотя бы низшего порядка?
   - Потому что тело является главным объектом, на котором практикуется знание колдуна. А между тем это орудие души - очень сложная и требовательная машина. Поэтому Магу надо знать все средства, служащие для исцеления, а также и для разрушения тела. Как доктор, ты знаешь, что для образования человеческого тела Природа употребляет минеральные, растительные и животные вещества, которые поглощаются матерью во время беременности и затем служат для поддержания пламени той капли Первоначальной Материи, Которой родители одаряют будущее существо в минуту зачатия. Действие других очень могущественных агентов, каковыми есть цвет, звук, аромат и прочее, ещё мало известны современной науке. Между тем истинная врачебная наука заключается в умении пользоваться всеми средствами для удаления из организма излишних веществ и для введения в него недостающих.
   Поэтому тебе следует научиться находить всюду - и в атмосфере, и в разных царствах Природы - действующие силы, способные поддерживать жизненность всякого создания. А в то же время ты должен изучить средства разрушения, как оккультные, так и материальные.
   - Я всегда интересовался ботаникой и чудесными свойствами растений. Но то, что я уже слышал от тебя, доказывает, что я мало знаю об этом, - сказал Супрамати.
   - Это - естественно, так как наука в лечении отводит растениям второстепенное место. В своём невежестве человек попирает ногами благодетелей человечества, растущих у него ног. А ведь Природа дала необходимое средство против каждого недуга. Если бы доктора обладали лупой, похожей на наши магические очки, они были бы удивлены сделанными ими открытиями. Для доказательства я покажу тебе некоторые травы и корни под магическими очками, так как твоё духовное зрение ещё не развилось.
   Дахир подошёл к большой дубовой шкатулке с металлическими углами на бронзовых ножках и открыл её. Вся внутренность шкатулки была разделена на отделения, наполненные травами, сухими цветами, кореньями, пузырьками и драгоценными камнями.
   Супрамати наклонился и стал рассматривать содержимое шкатулки. Дахир же вынул из двух смежных отделений растения и положил на стол.
   - Ты хочешь показать мне арнику и валериану? - спросил Супрамати.
   - А ты ожидал увидеть какое-нибудь незнакомое, необыкновенное уже по одному своему виду растение? - с улыбкой сказал Дахир. - Я с намерением выбрал эти травы, за которыми даже ваша "гордая" наука признаёт целебные свойства, хоть и относит их к народным средствам. Теперь возьми магические очки и полюбуйся этими двумя представителями растительного царства во всём их оккультном блеске. То, что ты увидишь, - высшая степень открытого Гелленбахом света, который издают предметы, и который он назвал - "Одом". Это открытие ещё оспаривается. Пока самое большое, что допускается как факт, это - то, что из концов пальцев и из кристаллов исходят световые лучи различной окраски. При помощи этого инструмента ты увидишь астральную силу, исходящую из каждого предмета. Посвящённые видят её своим спиритуализованным зрением, которое позволяет им судить, здоровое - это вещество или вредное.
   - Позволь мне осмотреть простым глазом этих целителей растительного царства, чтобы я мог лучше дать себе отчёт в той разнице, какую затем увижу, - сказал Супрамати, осматривая цветы арники и потемневшие корешки валерианы. - Мои глаза не могут открыть ничего особенного в этих двух представителях растительного мира, - сказал он с улыбкой, надевая магические очки.
   И вдруг крик удивления и восхищения сорвался с губ Супрамати, до такой степени растение изменило свой вид. Жёлтые лепестки арники казались золотыми звёздами, а сердцевина преобразилась в шар синеватого света, который вибрировал. Из жёлтых лепестков исходили маленькие иглы, которые, проходя сквозь голубоватое облако, казалось, ткали в атмосфере тонкую ткань, покрывающую растение светящимся покровом, который вибрировал и был изборождён молнией.
   - Ты видишь удивительную работу. Это - флюидический ткач. Он возобновляет и исправляет повреждения ткани, как флюидической, так и материальной, причинённые ранением, ударом и прочим. Отсюда его свойства, излечивающие раны и предупреждающие дурные последствия переломов и ушибов. Аромат арники немедленно дезинфицирует повреждённое место, а маленькая электрическая машина разгоняет скопившуюся от удара кровь, заменяет, где нужно, жизненное вещество и возобновляет ткань. Кроме того, арника обладает способностью привлекать и скоплять в себе громадное количество тепла солнца. Ты можешь представить себе, какое действие производят силы этого целителя на организм человека, животного и даже растения, когда умеют употреблять его для лечения сломанных, измятых и умирающих от истощения цветов. Однако изучение целебных свойств этого растения и их употребление представляет громадный труд. Теперь перейдём к осмотру валерианы, - сказал Дахир, убирая в шкатулку арнику.
   Супрамати наклонился над корешком, который тоже изменил свой вид. Корень был теперь красен. По нему проходили толстые жилы с электрическими узлами. Каждый из корней, казалось, был осыпан искрами, а в центре горело небольшое мерцающее пламя, от которого по всем жилкам протягивались огненные нити. Из всего растения исходил пурпурный свет с золотистым отливом, который образовал вокруг него ореол.
   - Астральный огонь, скопившийся в этом растении, будучи введён в тело, возбуждает жизнедеятельность, успокаивает и согревает организм, действуя главным образом на функции мозга и работу сердца, - сказал Дахир, снимая с приятеля магические очки и убирая их в футляр.
   - Вероятно, другие растения менее богато одарены, чем эти два князя растительного царства? - сказал Супрамати.
   - И да, и нет! Некоторые растения имеют специальное назначение. Но нет ни одной былинки, ни одной травы, которая не обладала бы каким-нибудь зловредным или благотворным качеством. И это - естественно, так как растение черпает себе силы из всего, что его окружает, атмосфера, токи звёзд, земля с её минералами, вода с её солями - всё служит для его образования.
   Все эти элементы с их богатствами, целебными и разрушительными, находятся в распоряжении Высшего Мага и дают ему почти фантастическое могущество, если ещё прибавить аромат, звук и цвет - этих двигателей Вселенной, которыми он один может и умеет управлять. Мы же можем научиться пользоваться лишь первичными силами, изучая скрытые основы зла, скрывающегося в окружающем нас хаосе.
   И так, нам необходимо научиться делать зло, но мы не смеем пользоваться этим могуществом, а должны изучить разрушительные силы, подчинить их себе и пользоваться нашим Знанием для их укрощения.
   - Если я понял тебя, то мы находимся в положении "честного" человека, который знает, что можно воровать для приобретения, но смотрит на воровство, как на преступление. Или который понимает, что можно убить для удовлетворения жажды мести, но ни за что на свете не замарает своих рук убийством.
   - Ты точно сформулировал мою мысль, дорогой Супрамати! Знакомство с оккультным злом даётся не для злодеяния, что было бы недостойно ума, стремящегося к Свету. Обладать могуществом - делать зло, и никогда не причинять его, это отличительное достоинство Высшего Посвящения.
   - Почему допущены сношения земного мира с миром низших духов? - спросил Супрамати. - Если бы только высшие и добрые духи общались с людьми и наставляли их, сколько бы зла было избегнуто!
   Дахир покачал головой.
   - Твой вопрос доказывает незнакомство с загробным миром. Невозможно воздвигнуть стену между двумя мирами, так тесно связанными между собой.
   Существа, освободившиеся от тела и перешедшие в иной мир, остаются привязанными к Земле бесчисленным множеством фибров любви, ненависти и привычек, которые влекут их к тому месту, где они жили. Смерть не может разбить этих уз, так как всякая вещь, всякая мысль, всякое чувство, - доброе или дурное, - выделяет астральное вещество, создающее связь. Так называемые "мёртвые", это - невидимые, но не отсутствующие существа. И для спиритуализованного взора те, кого считают навсегда исчезнувшими в неведомой бездне, находятся среди нас.
   Когда ты посетишь окружающий нас невидимый мир, уголок которого видел Данте, и который заслуживает название ада, тогда ты будешь в состоянии составить себе понятие о царящей там жизни, о происходящих там битвах и о бушующих бурях, шум которых наше ухо не воспринимает. Не слыша и не видя ничего вокруг себя, кроме ясной и спокойной атмосферы, будто бы населённой самое большее бациллами и атомами пыли, человек воображает, что он один живёт и царит в пустом пространстве, образующем, по его понятиям, Вселенную.
   - Нара мне уже показывала множество существ, толпящихся вокруг нас. Я содрогнулся при виде этого мира с его тайнами, - сказал Супрамати.
   - Да, первая сфера, окружающая нашу планету, - место далеко не приятное. А ты ещё видел только её поверхность. Я скоро познакомлю тебя с некоторыми главарями адских корпораций - "демонами", по мнению людей. В этом мире я могу составить тебе протекцию. В высшие же сферы тебя введёт когда-нибудь Эбрамар, или кто-нибудь другой из посвящённых того же ранга.
   - О! Когда же ты представишь меня господам демонам?
   - Скоро, так как я вижу, что тебя уже утомило заучивание наизусть каббалистических слов и символических знаков, в которых ты ничего не понимаешь, - со смехом сказал Дахир.
   - Да, это - правда! Меня раздражает затверживание бессмысленных слов, - сказал Супрамати, затем прибавил. - Скажи, очень страшны на вид эти адские существа?
   Дахир покачал головой.
   - Первое впечатление, которое выносишь из посещения этой адской сферы, - ужасно! Я знал человека, который без достаточной подготовки проник в этот мир и умер через двадцать четыре часа, а его волосы в несколько часов побелели. Тебе же нечего бояться чего-либо подобного. Ты - бессмертен, и твои тёмные кудри не рискуют потерять своего цвета.
   - Это - хорошо, иначе мне пришлось бы остаться седым на всю планетную жизнь, - со смехом сказал Супрамати.
   - О, нет! Есть средство вернуть даже у простых смертных волосам их прежний цвет, а организму силу молодости.
   - А тебе - известны подобные средства, Дахир?
   - Я имею некоторые указания, настоящий же рецепт этих средств, которыми обладают высшие посвящённые, мне ещё - неизвестен.
   По этому поводу я расскажу тебе случай, свидетелем которого я был, и который иллюстрирует мои слова.
   Однажды я провёл несколько месяцев у Эбрамара. Ежедневно мы совершали прогулки в окрестностях, во время которых он поучал меня своим всегда интересным разговором.
   Во время одной из таких экскурсий, мы зашли дальше обыкновенного, и у меня появилось желание отдохнуть и напиться чего-нибудь.
   Эбрамар, который читает мысли, сказал:
   - Здесь, недалеко живут бедные люди. У них мы и отдохнём. И действительно, через несколько минут ходьбы мы увидели тонущие в зелени хижины.
   Мы вошли в первую попавшуюся лачугу, принадлежавшую очень старой женщине. Эта женщина подала нам хлеб и молоко. Уходя, я дал ей золотую монету.
   Пока она рассыпалась в благодарностях, Эбрамар с улыбкой наблюдал за ней.
   - Я тоже, бабушка, не хочу остаться неблагодарным за твоё гостеприимство. Проси у меня чего-нибудь: я - Маг и могу исполнить твоё желание.
   Старуха с любопытством и недоверием посмотрела на него, а затем сказала:
   - Мой добрый господин! Если ты - Маг, то сделай, чтобы у меня выросли зубы. Если бы ты знал, как трудно есть чёрствый хлеб, имея всего один зуб.
   - С удовольствием! - сказал Эбрамар.
   Он вынул из кармана мешок, который ты знаешь, и который он всегда носит с собой, достал оттуда пузырёк, и влил несколько капель в глиняный горшок с водой.
   Вода приняла меловой оттенок.
   - Храни этот горшок в тёмном и холодном месте, - сказал Эбрамар. - В течение девяти дней полощи рот этой водой по три раза в день: утром, в полдень и вечером. Через шесть недель, несмотря на твои года, ты будешь в состоянии грызть орехи и есть корки.
   Я был заинтересован и решил сходить через шесть недель узнать о действии лекарства. Но в то время у меня было так много занятий, что прошло несколько месяцев, прежде чем я мог совершить эту экскурсию.
   Старуху я застал сидящей перед хижиной. Она, казалось, помолодела и с аппетитом ела большой кусок хлеба, как показалось мне, не первой свежести.
   - Ну что? Как зубы? - спросил я.
   Она вскочила, простёрлась и вскричала:
   - Да будет благословен Брахма и Его посол - Маг! Благодаря его лекарству у меня такие зубы, что им могут позавидовать мои внуки.
   Старуха открыла рот и показала мне два ряда белых зубов, которые составляли странный контраст с её старым, морщинистым лицом.
   - Я так экономно полоскала, что смогла уделить часть этой воды моей старой сестре. У неё теперь тоже новые зубы, - сказала она.
   Вернувшись домой, я рассказал про этот случай Эбрамару и просил его дать мне рецепт или, по крайней мере, флакон этого вещества. Эбрамар посмеялся над моим экстазом, но отказал.
   "Не думаешь ли ты составить себе в Европе состояние, наделяя зубами кутил или беззубых кокоток, так как ты не рискуешь потерять зубы?" - сказал он.
   На этом дело и кончилось. Но я знаю, что он обладает необыкновенными средствами, которые привели бы в недоумение врачей.
   Так, во время наших прогулок, я видел, как он излечил с поразительной быстротой и без операции нескольких слепых, из которых двое страдали катарактой. Что же касается исцеления паралитиков, то это для него - детская игра.
   - Как же он излечивает катаракту? - спросил Супрамати.
   - Он смачивает глазное яблоко прозрачной, с зеленоватым оттенком жидкостью. Затем он завязывает глаза платком и кладёт больного на землю в такое место, куда не достигают лучи солнца. Между четвертью часа и полутора часами, смотря по важности случая, больной встаёт зрячим и здоровым.
   Несколько дней были посвящены отдыху в обществе Нары, а затем Дахир и Супрамати переселились в лабораторию, чтобы приготовиться к свиданию с сановниками загробного мира.
   Они выдерживали особый режим в пище, который не особенно понравился Супрамати, так как все подаваемые блюда имели острый и пряный вкус. Кроме того, всё время он должен был оставаться в темноте, а масло единственной освещающей комнату лампады издавало сильный и раздражающий запах. Наконец Дахир предписал очень тёплые ванны, в воду которых он клал ароматические травы, что всегда вызывало у Супрамати удушье.
   Если бы он не интересовался так свиданием с существами "иного" мира, он стосковался бы. Но разговоры с товарищем поддерживали его и ещё больше возбуждали интерес, так что он уже с нетерпением ждал, когда окончатся девять суток, назначенные для приготовления.
   Наконец настал назначенный день. Незадолго до полуночи они надели чёрное трико и чепчики, такого же цвета, плотно облегающие лицо и скрывающие волосы. Затем Дахир повесил себе на шею магический жезл, и они прошли в лабораторию.
   Здесь они зажгли четыре свечи и треножники с ароматическими травами, которые с треском горели, распространяя острый и густой дым. Затем Дахир с товарищем вошли в середину магического круга, вне которого стояли два кресла.
   Подняв руки, Дахир произнёс формулы заклинаний, уже известных Супрамати, и на конце жезла вспыхнуло кроваво-красное пламя. Тогда, пользуясь магическим жезлом, Дахир начертал в воздухе каббалистический знак, линии которого, фосфоресцируя, вибрируя и потрескивая, реяли в воздухе.
   В воздухе образовалось облако, быстро сгустившееся в спираль чёрного дыма, который раздался, открыв исполинскую фигуру человека. Плотно облегавшая волосатая одежда вырисовывала его могучие формы и широкую грудь.
   У него за спиной высились кроваво-красные крылья, а с плеч ниспадал воздушный сероватый плащ, который расстилался позади и терялся в сумраке. Этот плащ был соткан словно из бесчисленного количества человеческих лиц, неясные контуры которых сливались воедино, и только их фосфоресцирующие глаза горели в облачной массе.
   Правильные черты длинного худощавого лица дышали хитростью и силой. Глаза сияли огнём, а два широких фосфоресцировавших луча, исходившие из его чела, имели вид согнутых рогов.
   - Привет тебе, Сармиэль! - сказал Дахир, кланяясь личности, имеющей вид живого человека. Затем, повернувшись к Супрамати, который смотрел на этого гостя, он прибавил. - Дай руку, брат, твоему новому союзнику, повелителю духов, блуждающих в первой сфере нашей планеты. Ему подчинены миллионы злых, невидимых, недовольных, строптивых и вредных существ, отброшенных в пространство после жизни, полной излишеств и преступлений. Он послужит и поможет тебе, когда понадобится.
   Подавив дрожь, вызванную видом этого существа, Супрамати подал руку.
   Когда их пальцы соединились над магические кругом, из жезла Дахира брызнуло пламя, которое пронизало их руки, запечатлев, таким образом, заключённый союз.
   Усмешка скользнула по бронзовому лицу демона, а его взор впился в бледное, но решительное лицо Супрамати.
   - Не бойся меня! - сказал он. - Когда ты познакомишься с моими подданными, ты убедишься, что в их мрачных душах звучит столько же Добра, сколько и зла. Нам не созидают часовен, в нашу честь не курится ладан, нам не поют благодарственные гимны, а между тем не одно преступление, не один пожар и не одно несчастье остановлено нашими руками. Мы только "демоны", и никто не знает работы этих демонов на благо наших братьев по человечеству. Впрочем, так всегда и бывает! Благодарность принадлежит патентованным, канонизированным благодетелям, палачей проклинают, а судей прославляют.
   Насмешка звучала в словах великана. Отказавшись жестом сесть в кресло и продолжать разговор, дух сделал шаг назад. По зале со свистом пронёсся порыв ветра, и видение исчезло в столбе чёрного дыма.
   Когда рассеялся последний клок чёрного пара, Дахир произнёс новое заклинание и начертал в воздухе новый каббалистический знак. У магического круга появился новый призрак.
   Это был высокий и стройный молодой человек. Красная, плотно облегающая одежда вырисовывала его чудные формы. Его бледное и прозрачное лицо отличалось выдающейся, но зловещей красотой. В его больших тёмных и непроницаемых глазах светилось выражение непобедимой энергии, смешанной с холодной жестокостью. Улыбка, игравшая на его пурпурных губах и открывавшая белые зубы, таила в себе что-то дьявольское.
   Плотно облегающий чепчик покрывал его голову, и надо лбом, между двумя огнями в форме рогов, высился блестящий крест. На шее у него была надета разноцветная цепь, с которой свешивалась на грудь большая золотая звезда. На руке у него висела свёрнутая вроде лассо верёвка с огненной стрелой на конце. За ним был обширный ореол, словно зарево пожара. Там, окутанные дымчатым паром, стояли два существа в чёрном трико с красными поясами, длинным мерцающим пламенем за спиной и крестиками на лбу.
   Вновь явившийся протянул тонкую и белую с тонкими пальцами руку, а Супрамати подал свою - и молния запечатлела их союз.
   Дахир поклонился и сказал:
   - Тот, с кем ты сейчас заключил союз, мой брат, царь ларвов. Его имени тебе не нужно, потому что достаточно - священных знаков и формул, чтобы ты мог призвать себе на помощь в нужную минуту его, его помощников или одного из его подчинённых. Ты ещё не имеешь понятия о том, что такое - ларвы, эти отвратительные и вредные твари, населяющие невидимый мир и стерегущие живых, чтобы губить их. Для их укрощения необходим такой владыка, как твой новый союзник.
   Более общительный, чем его предшественник, повелитель ларвов сел в кресло и слушал, играя кольцом, украшенным красным камнем.
   При последних словах Дахира полунасмешливое, полуусталое выражение скользнуло по красивому лицу духа.
   - Твои слова - это ещё мёртвая буква для твоего ученика, Дахир, - сказал он с усмешкой. - В нём ещё - слишком жив "ветхий человек", и современный психиатр, чтобы он мог сразу войти в наш мир, отрицаемый наукой, допускающей лишь то, что можно осязать, взвесить и рассечь скальпелем.
   - Ты - прав! Брат Супрамати ещё - слеп во многом, но у него есть охота и рвение, - сказал Дахир. - Чтобы верить и понимать - надо видеть. Я рассчитываю скоро побывать с ним в ваших владениях и надеюсь, что ты поможешь показать ему деятельность ларвов, а также как ты их усмиряешь.
   - Приходите, и я с удовольствием покажу вам своё царство, - сказал с улыбкой посетитель. - Вы прекрасно выбрали время для посещения. Земля в изобилии отсылает нам чудные экземпляры этих "очаровательных" существ, а воплощённые употребляют всевозможные усилия, чтобы угодить их вкусам. У нас дел - по горло, так как ты знаешь, что нет ничего трудней, как оторвать людей от хорошо сервированного стола. До свиданья.
   Он встал, сделал прощальный жест, и потонул в красном сумраке, который затем рассеялся.
   Я показал тебе двух страшных блюстителей, повелителей армии зла, - сказал Дахир, улыбаясь при виде недоумевающего и взволнованного вида Супрамати. - Теперь мы вызовем ещё некоторых глав рабочих корпораций и низших духов, как-то животных и прочих тварей.
   Перед взором Супрамати продефилировал целый ряд существ, одни страннее других, по своему виду и цвету. Его глазам открылся незнакомый и поразительный мир.
   Он чувствовал, что должен был, вероятно, чувствовать первый учёный, открывший при помощи микроскопа новый мир, недоступный простому глазу.
   Наконец разнообразие и множество знаков и формул, которые Дахир произносил с уверенностью (все посетители его знали, и он знал всех), утомили Супрамати. Несмотря на интерес, с которым он слушал и смотрел, он почувствовал что-то вроде слабости.
   Заметив это, Дахир сказал, что на сегодня - довольно, и когда они вернулись в свою комнату, он дал Супрамати выпить кубок вина, а затем приказал ему принять ванну.
   - Теперь, прежде чем приступить к чему-либо другому, я даю тебе отпуск для отдыха. Пойдём! Нара ждёт нас ужинать. Ты заслужил удовольствие - увидеться с ней, - со смехом сказал он.
   Супрамати последовал за Дахиром. У него кружилась голова от всех вынесенных впечатлений. Он грезил или всё им виденное существовало? Он сжал руками лоб, покрытий холодным потом, и в голове шевельнулась мысль: не сошёл ли он с ума, не находится ли уже в доме сумасшедших и не создание ли его больного мозга вся эта эпопея с Эликсиром Жизни и всеми последствиями его встречи с Нараяной.
   Смех Дахира вывел его из задумчивости.
   - Не бойся! Ты - не сумасшедший. Всё, включая и твою жену, - действительность.
   Минуту спустя они входили в столовую, где их уже ждала Нара.
   Хозяйка была весела и очаровательна. Она поцеловала мужа, но когда он хотел начать рассказывать ей обо всём, что видел и слышал со времени их разлуки, Нара со смехом сказала:
   - Пойдём ужинать! Свои впечатления ты расскажешь мне после. Дахир так скудно кормил тебя, что ты, наверное, голоден.
   - Действительно, наше меню оставляло желать многого, - сказал Супрамати.
   После ужина, показавшегося Супрамати восхитительным, все перешли в гостиную. Когда они уселись перед камином, Нара спросила:
   - Ну что? Видел ты его ларвское величество? Как он - красив, не правда ли? Он был бы обольстительным, если бы на нём не лежала такая противная обязанность.
   - Не хочешь ли ты заставить меня ревновать, так восхищаясь красотой царя ларвов? - с улыбкой сказал Супрамати, целуя руку жены, затем он прибавил. - Мне хотелось бы составить себе более ясное понятие о ларвах. Всё, что я до сих пор знаю о них, - недостаточно.
   Нара сделалась серьёзна.
   - Ларва, мой друг, - это Нараяна. Это - существо, которое подкрадывается к человеку, чтобы питаться его жизненным соком, внушать ему свои неутолённые страсти и увлечь его в бездну нравственной нищеты и физических страданий. Тот, кого ты видел, - великий благодетель человечества. Его имя - неизвестно на Земле, никто не знает, сколько жертв избегло гибели благодаря энергии этого духа - труженика, который поддерживает, спасает и освобождает несчастных.
   Его надо видеть в деле. Смелый и хладнокровный, он побеждает и покоряет самых подлых, опасных, зловредных и отвратительных существ, которые блуждают в насыщенной разложением атмосфере Земли. Труд - противный, представь, что тебе пришлось бы бороться грудь в грудь с прокажённым, и это искупление, которое он наложил на себя, иногда кажется ему превышающим его силы, но его поддерживает железная энергия.
   - Да, энергией и, кроме того, жестокостью веет от него, - сказал Супрамати.
   - В той среде, где он действует, нужно и то, и другое. Ты не можешь себе представить, что происходит в первом атмосферном слое, окружающем наш земной шар.
   - Разве это - хуже того, что ты показывала мне в Венеции?
   - О, да, и к тому же ещё - в другом роде! - со смехом сказала Нара.
   - Нара! Нужно иметь очень крепкую голову, чтобы не сойти с ума от подобных приключений. Когда я думаю обо всём, что видел в последнее время, мне кажется, что всё это было во сне.
   Нара, улыбаясь, протянула ему руку и, усадив его рядом с собой на диван, сказала:
   - Не есть ли вся наша жизнь, мой возлюбленный, один непрерывный сон? Даже события нашей вековой жизни проходят мимо, подобно меняющимся картинам театральных декораций, едва показавшись, они исчезают.
   Супрамати рассказал всё, что увидел и перечувствовал.
   - Чем больше я узнаю тайн, управляющих человеческой жизнью, чем больше я знакомлюсь с Законами бесконечности, тем больше пристращаюсь к их изучению, - сказал Супрамати.
   - И ты хорошо поступаешь! Знание - это якорь спасения нашей долгой жизни. Одно Оно может примирить их с нравственными страданиями бесконечного существования, которое отказывает нам даже в необходимом могильном отдыхе. Для нас работа - это поддержка, забвение, прогресс, если мы не хотим пасть, как пал Нараяна, - сказала Нара.
   С этого дня Супрамати со всё возрастающим жаром снова принялся за работу. Его занятия до такой степени поглотили его, что он забыл обо всём остальном. Его интерес к внешней жизни угас, и он жил в мире Оккультного Знания, открывающего ему всё новые горизонты. Теперь Дахир должен был даже останавливать его, чтобы он время от времени давал себе несколько дней отдыха.
   В замке дней не считали. Там ничто не изменилось, и по-прежнему царила спокойная роскошь, тишина и уединение. Несколько старых слуг исчезли и были заменены другими, тоже старыми, молчаливыми и скромными. Супрамати едва замечал эти перемены, так, как управление домом лежало на Наре. Он же был погружён в изучение магических формул, которые скоро не имели от него тайн. Он мог уже приступить к вызываниям и проникать в области чёрной магии с её наставлениями и могуществом делать зло.
   Супрамати не пренебрегал также и медициной. Только он изучал теперь новый метод лечения и употребления новых средств. Магнетизм, ясновидение и гомеопатия играли при этом выдающуюся роль. Но с особенным старанием он предавался упражнению воли.Еего дисциплинированная мысль вызывала в магическом зеркале всё более совершенные и более сложные образы. Его воля никогда не изменяла ему и повелевала низшими духами и разрушительными силами.
   В неподвижной среде, в которой жил Супрамати, изменился только он и только он не замечал, что от прежнего доктора Ральфа Моргана не осталось почти ничего. Скептическая улыбка исчезла с губ учёного Мага. Мир с его пошлыми радостями, шумными развлечениями и мелочными интересами, казалось, больше не существовал для него, а в его больших тёмных глазах горел тот огонь, который некогда поразил его во взгляде прочих членов бессмертного братства.
   Однажды вечером Супрамати удачно довёл до конца одну магическую, очень сложную операцию, которая требовала столько же Знания, сколько и Энергии. Дахир пожал ему руку и сказал:
   - Мой труд - закончен! Ты, брат, обрёл первое Посвящение. Мы исследовали зло, изыскали его корни и изучили противоядия. Теперь ты находишься на пороге Белой Магии. После необходимого отдыха, мы можем вернуться к Эбрамару и уже под его руководством приступить к изучению Науки Света.
   На следующий день, когда после обеда всё общество перешло в небольшую гостиную, Супрамати стал говорить об их отъезде в Индию, но Нара перебила его:
   - Погоди, - со смехом сказала она. - Прежде чем хоронить себя в Гималаях, нам необходимо отдохнуть, вернуться в свет и совершить несколько небольших путешествий.
   - Какая нужда терять даром время на то, чтобы сходиться с глупой толпой и бесцельно путешествовать! - сказал Супрамати, пожимая плечами.
   - Ты ошибаешься, мой друг, и забываешь, чтобы наше Знание сделалось живым, мы должны применять его к тем людям, которых ты называешь "глупой толпой". Прежде чем приняться за новое изучение, мы должны снова погрузиться в свет, чтобы убедиться, что страсти и вихрь удовольствий не властны над нами и чтобы возобновить связывающие нас с человечеством узы, которые никогда не должны обрываться, если мы не хотим стать смешным живым анахронизмом.
   - БОЖЕ мой, Нара, как ты всё преувеличиваешь! За каких-нибудь три или четыре года, которые мы провели здесь в одиночестве, мы не могли уже так отстать от общества. Но раз и ты, и Дахир считаете это полезным и даже необходимым - давайте путешествовать и вести светскую жизнь! Слава БОГУ! У нас нет недостатка во времени. Но куда же мы поедем?
   - Прежде всего, в Париж, а оттуда в Венецию. Мы можем также сделать экскурсию в ледники и посетить склад, хранителем которого ты состоишь. Затем мы отправимся в замок братства ко времени, когда все собираются туда, чтобы отдать отчёт в наших трудах, и начертать программу на будущее. Лора будет счастлива снова увидеть Дахира, которым завладели на такой долгий срок. Теперь, господа, если вы одобряете мои планы, позвольте мне приготовить всё необходимое для нашего отъезда и позаботиться о наших костюмах. Когда всё будет готово, я вас уведомлю. А пока можете заниматься вашими обычными работами.
   Это предложение было со смехом принято. Результатом всего этого было то, что Нара имела конфиденциальный разговор с Тортозом, вследствие которого последний в тот же вечер уехал из замка.
  
   Глава 4
  
   Прошло около трёх недель со времени описанного разговора. Однажды утром Нара объявила, что все приготовления закончены, и что на следующий день они уедут из замка.
   Весь остальной день мужчины посвятили приведению в порядок лаборатории и укладке вещей, которые собирались взять с собой.
   Утром слуга Супрамати подал своему господину новое платье, значительно разнившееся по своему виду и покрою от тех, какие он обыкновенно носил.
   - Это - последняя лондонская мода, ваша светлость, - сказал Тортоз, заметив недоверчивый взгляд своего господина. - Посмотрите! Мой костюм имеет такой же покрой.
   - Гм! Как я вижу, мода значительно изменилась. Любопытно взглянуть на костюм Нары, - сказал Супрамати, застёгивая длинный суконный сюртук цвета летучей мыши.
   Затем, схватив остроконечную фетровую шляпу, он направился в комнату жены.
   Нара стояла перед зеркалом и оправляла шляпу. На ней было надето узкое суконное платье с разрезами по бокам, что позволяло видеть панталоны с буфами, чёрные чулки, рельефно вырисовывающие ноги, и башмачки с высокими каблуками.
   - Нара! На кого ты - похожа? Твоё платье - неприлично, а эта шляпа с тремя перьями и громадным бантом - смешна! - вскричал Супрамати.
   - Это - последняя парижская мода! - сказала Нара, затем с улыбкой прибавила. - Не воображаешь ли, что ты - красив в этом халате и остроконечной шляпе? Ты - похож на расфрантившегося жида из Галиции. А ты ещё не хотел вернуться в свет и посмотреть, что там делается!
   - Чёрт возьми! Я начинаю верить, что мы встретим там не один сюрприз, - со смехом сказал Супрамати.
   Позавтракав с Дахиром, одетым в такой же костюм, как и Супрамати, они вышли. Во дворе их дожидался фургон, запряжённый парой, и экипаж без коней, кучер которого сидел сзади на высоком сидении.
   Автомобиль быстрее, чем кони, помчал путешественников к небольшой станции железной дороги.
   Пустынная местность, окружающая замок, не изменила своего вида, но деревни, которые они при приезде видели вдали, разрослись, а высокие дымящиеся трубы указывали, что здесь возникли фабричные центры.
   Станция тоже изменилась. Из маленького строения, затерянного в окружающем его просторе, она превратилась в громадный вокзал, выстроенный из железа и стекла, и стояла теперь в центре городка, большие дома и изящные, окружённые садами, коттеджи которого раскинулись далеко вокруг.
   Задумчивым и всё более удивлённым взглядом Супрамати смотрел на то, что его окружало, и в нём с каждой минутой крепло подозрение, что он провёл в замке больше времени, чем предполагал.
   Первое время пребывания в Шотландии Супрамати получал и читал журналы, но затем, увлекаясь всё больше своими занятиями, он стал пренебрегать этим чтением. Политика потеряла для него интерес, светские события, волновавшие общество, с которым у него не было уже ничего общего, стали ему безразличны и даже противны. Но в настоящую минуту им овладело желание снова ознакомиться с современной жизнью, и как только они вошли в вокзал, он стал искать глазами газетчика.
   Газетчика не было. Зато он увидел павильон, вращающийся вокруг своей оси. В каждом отделении, на которые был разделён павильон, находились номера нескольких журналов. Внизу отделений был устроен автоматический аппарат, указывающий цену журнала.
   Минуту спустя Супрамати держал в руках номер газеты "Таймс" и искал глазами дату дня.
   Вдруг он побледнел и сложил газету. Дрожь пробежала по его телу. Он прочёл: 30 сентября 1940 года, а в замок он приехал в августе 1900 года. Следовательно, со времени его прибытия в Шотландию прошло сорок лет, а не четыре или пять, как он думал.
   Возможно ли это? Не грезит ли он?
   Супрамати не имел времени решить этот вопрос, так как в эту минуту без шума к платформе подошёл поезд с локомотивом иной конструкции. Так как остановка была коротка, Нара взяла мужа под руку и увлекла его к одному из вагонов, куда все трое вошли.
   Супрамати опустился в кресло и закрыл глаза. У него кружилась голова. Он не мог прийти в себя от волнения, перенесённого им, когда узнал, что почти полвека прожил в лаборатории. Им снова овладели сомнения.
   Он вынул из кармана бумажник и стал в нём рыться. Супрамати помнил, что там у него хранились некоторые бумаги, помеченные числом, относящимся ко времени его отъезда в Шотландию. Первый листок, попавший ему в руки, оказался счётом на несколько покупок, сделанных им накануне их отъезда из Венеции. Он сравнил дату счёта с датой газеты. Не могло быть сомнения: он незаметно для себя прожил сорок лет в лаборатории, и теперь ему уже семьдесят четыре года. Кто поверит этому? Ещё сегодня утром, одеваясь, он любовался в зеркале своим юношеским видом. Впрочем, он знал, что его юность - вечна, а в сравнении с летами Нары он был моложе грудного младенца. Однако, несмотря на столько протёкших веков, красота его жены не претерпела изменения, и только её глаза, устремлённые в пространство, выдавали иногда утомление и разочарование долгой жизнью. Очевидно, работа сокращает время, и Нара была права, говоря, что для бессмертных труд служит якорем спасения.
   Супрамати почувствовал тёплое веяние. Он поднял глаза и встретил любящий взгляд жены, которая улыбалась ему.
   Супрамати выпрямился. Он провёл рукой по лбу и сказал:
   - Простите меня, друзья, что я, несмотря на все ваши уроки, не могу отделаться от прежних глупостей. Такой пустяк, как быстро и незаметно пролетевшие сорок лет, причинил мне головокружение и я с ужасом высчитал, что мне теперь уже семьдесят четыре года. Но вот всё уже и прошло. Я снова нахожусь на высоте моего положения и постараюсь как можно скорей ознакомиться с действительностью. На будущее время я всегда буду стараться поддерживать сношения с миром, чтобы не казаться среди людей выходцем с того света.
   - Все мы в первый раз пережили такие же сюрпризы и понимаем тебя, - сказал, смеясь, Дахир.
   - А теперь читай свою газету, чтобы хоть немного ориентироваться, - сказала Нара.
   Супрамати углубился в чтение, но разобраться было труднее, чем он предполагал. Очевидно, глубокие перемены произошли в политическом устройстве мира. Имена людей, управляющих судьбами народов, были незнакомы Супрамати. Но что особенно бросилось в глаза учёному и будущему Магу, так это - тот факт, что более чем когда-нибудь случай царит на Земле, что ещё беспощаднее сильный гнетёт и эксплуатирует слабого, и что эгоизм давит общество, уравнивая все положения и выдвигая только одно божество - золото.
   В Лондоне путешественники пробыли неделю. Дахир и Супрамати употребили это время на то, чтобы ознакомиться с событиями, совершившимися в течение протёкших сорока лет. Что же касается Нары, то она, казалось, была лучше осведомлена обо всём и занялась разыскиванием некоторых лиц, судьбой которых интересовалась.
   Супрамати тоже хотел посетить свою бывшую квартиру, но здание времён Кромвеля исчезло вместе с садиком, уступив место пятнадцатиэтажному дому, а квартал, некогда бывший окраиной, очутился в центре громадной части города, разросшегося во все стороны.
   Клиника для душевнобольных ещё существовала, но была втрое больше, чем прежде, и переполнена больными, ввиду того, что случаи душевных заболеваний возрастали из года в год в пропорциях, внушающих опасения. Как и следовало ожидать, никто не помнил доктора Ральфа Моргана.
   Супрамати приобрёл различные учёные труды и целую коллекцию всевозможных "Review". Просмотрев приобретённые книги, он быстро ознакомился с историческими событиями, случившимися со времени его удаления от светской жизни, а также составил себе представление о социальном, коммерческом и религиозном состоянии общества на ту минуту, когда он снова появился в нём.
   Всё, что он прочёл, произвело на него тягостное впечатление, так как всё говорило о падении нравов человечества, которое, обезумев от пороков и жадности, казалось, стремилось к своей гибели.
   Несколько попыток погасить пламя войны окончились неудачей. Два раза мир был залит кровью и усыпан трупами. В одну из этих кампаний побеждённая Англия потеряла часть колоний, к выгоде Америки, которая всюду протягивала нити своей алчности.
   Торг во всех видах служил центром, вокруг которого вращались интересы человечества. Золото вышло из мрака и царило, как единственный кумир Вселенной. Оно подрыло троны, расшатало церковь, уничтожило нравственность, заменило Справедливость насилием богатства. Самые грязные руки, если они были только вооружены золотом, могли осквернять самые чистые алтари и глумиться над Правом и Честью.
   По мере того как разворачивалась эта картина и яснее вырисовывались все её подробности, всё более глубокая грусть овладевала Супрамати.
   Накануне отъезда из Лондона, прочтя отчёт о нескольких процессах, в которых продажность суда и несправедливость бросались в глаза, Супрамати оттолкнул книги и журналы, спрашивая себя, к чему всё это приведёт.
   Вдруг ему вспомнилось предсказание, сделанное одним Магом, которое он прочёл в очень древней магической рукописи. В его памяти почти восстали пророческие слова:
   Из недр земли явится демон, который сделается могущественным союзником зла. Он будет жёлт и блестящ, а его вид и аромат будут возбуждать самые низкие страсти.
   Он станет скользить между рук людей, задерживаясь только у некоторых. Там, где он остановится, будет изобилие удовольствий, наслаждений и почестей, но там же очерствеют человеческие сердца, а Божественный Огонь угаснет под рукой демона, девиз которого будет: "Наслаждение во что бы то ни стало!"
   Затем наступит время, когда, наскучив жить лишь у своих избранных, этот демон появится на общественной арене, ища могущества, почестей и обожания.
   Возведённый на трон своими адептами и подданными, он всё покорит, все купит и насмеётся над общим уничтожением.
   В своей бессмертной гордости, не сдерживаемый никакой уздой, демон потребует, чтобы Добродетели пали ниц перед ним, а Великие Истины служили бы ему, как рабы. Он будет грозить гневом своим подданным, если они не приведут к нему осмеянную, загрязнённую Добродетель, некогда столь почитавшуюся.
   И его воля исполнится. Правосудие, покрытое грязью, с полным золотой пены ртом, связанное грязными руками, потеряет способность провозглашать Истину и беспристрастно судить. Любовь, извращённая и продажная, превратится в разврат, и Ей будут плевать в лицо. Милосердие сделается предлогом для злоупотреблений, условным термином, чтобы выманивать подачки и пособия у глупцов. Наконец Вера, гонимая и осмеянная, не будет больше озарять лучом Надежды истерзанные сердца и лица, искажённые сомнением, возмущением и страстями.
   В эту эпоху золотой телец будет царить над миром, а у его ног будет пресмыкаться униженное человечество. Тогда настанет минута, когда БОГУ, СОЗДАТЕЛЮ Вселенной, наскучат столькие преступления, и ОН восстанет на обманщика, который отверг ЕГО, занял ЕГО Место, говорил от ЕГО Имени и насмеялся над ЕГО служителями.
   И Гнев БОЖИЙ обрушится на это двуногое стадо, и Голос прогремит в пространстве:
   - Если золотой демон, безумные, составляет для вас всё, то оставайтесь с ним и наслаждайтесь его дарами, всё же то, что Я дал вам, - Я же и отниму у вас.
   И ГОСПОДЬ созовёт все СВОИ творения, которые не поклоняются демону, и спросит их, хотят ли они остаться на Земле или предпочитают следовать за НИМ.
   Тогда спрошенные существа воскликнут со слезами:
   - Уведи нас, ГОСПОДИ! ТЕБЕ ЕДИНОМУ мы поклоняемся и надеемся только на ТВОЁ Милосердие. Демон - это наш враг и преследователь. Он всюду хватает нас и губит.
   И начнётся великое переселение. Птицы, рыбы, домашний скот и звери - всё, что населяло воздух, воды, леса и равнины, всё, что питало, одевало и развлекало людей, исчезнет с Земли. Затем исчезнут цветы, деревья и зелёная трава. За ними последуют источники вод и реки. Все они убегут и найдут приют в Лоне ПРЕДВЕЧНОГО. А Земля обратится в пустыню, где будут красоваться дворцы, полные сокровищ, но не будет хлеба.
   Тогда при виде надвигающейся со всех сторон смерти крик ужаса вырвется из груди человечества. Человечество воззовёт к демону, но тот останется глух к его жалобам и упрёкам, так как он был велик, могуществен и насмешлив, пока эксплуатировал созданную БОГОМ природу, пока пользовался и злоупотреблял ЕГО творениями.
   Доведённые до отчаяния люди будут кататься по слиткам золота, но тщетно будут они искать пищи. А демон будет глумиться над их бессилием. Они продавшиеся и унижавшиеся ради горсти золота, не будут уметь даже молиться. ГОСПОДЬ же, видя СВОИ храмы пустыми, а СВОЁ Имя забытым, не смягчит СВОЕГО Гнева, и предаст сей род жестокой смерти, которую тот себе уготовил...
   Супрамати вздохнул. Это предсказание сходилось с пророчеством, сделанным Эбрамаром. А всё, что он читал и изучал, доказывало ему, что люди стремятся к предсказанной гибели. И ему суждено было быть очевидцем этой катастрофы, этой агонии мира!
   - О, предатель Нараяна! И зачем только выпил я кубок жизни? - пробормотал Супрамати.
   На следующий день вечером путешественники прибыли в Париж, и ожидающий экипаж доставил их во дворец Супрамати.
   Электричество заливало улицы почти дневным светом.
   Над улицами, по воздушным рельсам, бегали небольшие поезда, переполненные публикой, и всюду высились пятнадцати- и двадцатиэтажные дома. Очевидно, лихорадочная деятельность большого города ещё больше возросла.
   Супрамати и Дахир решили на следующий день сделать прогулку по городу, чтобы изучить новую физиономию Парижа. В Лондоне они мало выходили из дома, занимаясь главным образом чтением, предназначающимся для ориентировки в новом мире, в который они вступали.
   Дворец Супрамати не изменился, из-за его стен по-прежнему виднелась пожелтевшая зелень вековых деревьев. Старое здание имело теперь странный, древний вид и выглядело анахронизмом среди колоссальных сооружений, давящих его со всех сторон.
   Прислуга собралась для встречи господ, но это были всё новые лица. Все эти слуги, очевидно, имели большие претензии на изящные манеры. Кроме того, начиная с лакея, с достоинством кланяющегося, и кончая одетой в шёлковое платье, с часами и кольцами на руках, камеристкой, которая приветствовала Нару реверансом, все слуги, казалось, соблюдали между собой иерархию.
   Приказав, чтобы ужин был подан как можно скорее, Супрамати прошёл в свою комнату переодеться. Но скоро он опять вышел в столовую, где не без удивления увидел господина, который, очевидно, был дворецким, но имел вид чиновника министерства. Этот господин распоряжался дюжиной молодых людей, которые распаковывали корзины и передавали слугам готовые блюда изысканного ужина.
   - Отчего приносят кушанья в корзинах? Разве повар не был предупреждён вовремя о нашем приезде? - спросил Супрамати.
   Господин с удивлением посмотрел на него, потом ответил с поклоном:
   - Разве ваша светлость не знает, что даже такие богатые лица, как вы, не могут больше держать поваров? Этой категории домашней прислуги уже больше не существует. Есть профессора гастрономии, управляющие пищевыми фабриками, которые и снабжают всё население кушаньями.
   - Правда! Прожив долго в Индии, где всё - так консервативно, я ещё не успел познакомиться с новыми обычаями Парижа. Много ли таких фабрик? Каким образом они удовлетворяют публику? - с улыбкой спросил Супрамати.
   - Эти фабрики, ваша светлость, бывают трёх родов: для аристократической, буржуазной и народной кухни. Профессора гастрономии, управляющие заведениями первой категории, получают сто тысяч франков, второй - шестьдесят, а третьей - сорок, но и их помощники также хорошо оплачены. Меню завтраков, обедов и ужинов печатаются каждое утро, а указанные блюда доставляются абонентам при помощи пневматических проводов. По причине отсутствия вашей светлости ваш дворец ещё не снабжён такими проводами. Поэтому я приказал доставить ужин носильщикам. Мой контракт обязывает меня наблюдать за всем, что относится к сервировке и столу вашей светлости. Остальное меня не касается.
   - Всё это - прекрасно! Но отчего я вижу здесь столько лакеев? Мне кажется, их слишком много, чтобы служить нам троим.
   - Это кажется только с первого взгляда. Каждый из этих лакеев - специалист, окончивший курс по своей специальности. Один, например, занимается только напитками и должен знать, какое вино соответствует какому блюду. Кроме того, принято, чтобы в высокопоставленных домах всегда были две смены прислуги, ввиду того, что приёмы, многочисленность гостей и необходимость вставать рано, а ложиться поздно, делают службу утомительной, и трудно найти людей, которые согласились бы принять на себя такой тяжёлый труд. Ваша светлость, надеюсь, ничего не имеет против того, что я прибегнул к обычному способу?
   - Напротив, я желаю, чтобы всё делалось сообразно принятому обычаю.
   В столовую вошёл Дахир, а за ним Нара, и все трое сели за стол.
   Ужин был великолепно приготовлен, но состоял почти из мясных блюд, так что путешественники, отвыкнув от животной пищи, не решались их есть.
   - На будущее время позаботьтесь, Гроспэн, чтобы нам подавали вегетарианские блюда. Надеюсь, что их можно получить на пищевой фабрике? - сказал Супрамати, обращаясь к дворецкому, который с важным видом руководил прислугой.
   - Без сомнения, ваша светлость! С завтрашнего же дня ваше приказание будет исполнено. Это тем легче сделать, что большая часть населения вегетарианцы, так как количество скота и дичи уменьшается с ужасающей быстротой.
   - Почему? Разве больше не занимаются скотоводством и птицеводством?
   - Причины пока - не выяснены, но факт - несомненен. Дичь уменьшается, и сделалась редка, а некоторые виды рыб исчезли.
   Супрамати обменялся взглядами с Дахиром и женой. Симптомы БОЖЬЕГО Гнева стали, значит, уже проявляться...
   Супрамати с женой поздно легли спать. Вид комнат, которые он занимал, когда начинал новую жизнь "бессмертного", и многочисленные вещи, напоминавшие различные случаи во время его пребывания здесь, вызвали весёлый и оживлённый разговор. Нара спросила Супрамати, не думает ли он разыскать свою бывшую пассию - Пьеретту, - и даже предложила ему воспользоваться магическим зеркалом, чтобы он мог легче найти её соперницу.
   - Злая! В настоящее время соперница не может быть опасна. Что же касается магического зеркала, то я не хочу им пользоваться в своих поисках. Забудем на время и наши занятия, и магию, а будем прибегать только к обыкновенным человеческим средствам. Завтра же наведу справки о виконте де Лормейль, который за это время должен был наделать много долгов, о Пьеретте, о Лилиане и доброй Розали. Сопровождать себя я прикажу моему секретарю, который явится завтра.
   - Он будет, вероятно, иметь вид, по крайней мере, министра, - со смехом сказала Нара.
   Утром явился секретарь, скромный и симпатичный молодой человек, понравившийся Супрамати, и тот взял его с собой на экскурсию. Кроме того, ему нужно было побывать в банках, чтобы свести счёты и взять необходимую сумму.
   На этот раз они ехали на конях. От своего управляющего Супрамати узнал, что он владеет конюшней, но что этот способ передвижения является теперь только прихотью знатных господ.
   По мере того, как они проезжали по знакомым ему улицам, Супрамати всё больше убеждался, какой громадный шаг вперёд сделали роскошь и комфорт. Всюду действовали электричество и пар, а машины сделали почти ненужным труд человека. А между тем люди не казались счастливее, бледные и истощённые лица, истрёпанные одежды и все признаки нищеты встречались на каждом шагу.
   - Великий БОЖЕ! Сколько бедноты! Не уже ли не стараются помочь беде, или общественная благотворительность не в силах облегчить участь несчастных? - спросил Супрамати.
   - Общественная благотворительность, ваша светлость, не в силах бороться с ужасающей нищетой, а социальный вопрос обострился больше чем когда-либо, - сказал секретарь. - Капиталы финансистов и промышленников достигли колоссальных размеров. Жизнь страшно вздорожала, а предметы первой необходимости достигли неслыханных цен. Люди среднего состояния уже не могут жить, как прежде, и поэтому борьба за существование сделалась беспощадной. Один ГОСПОДЬ знает, что готовит нам будущее!
   Они проезжали мимо собора БОГОМАТЕРИ. Древний собор имел заброшенный вид, и его двери были заперты.
   - Отчего собор заперт? - спросил Супрамати.
   - Собор всегда заперт во избежание кощунства или святотатства. Кроме того, служба совершается только по воскресеньям и большим годовым праздникам. Но притом совершается за семью замками.
   - Но по каким же причинам делается всё это?
   - По многим, ваша светлость! Во-первых, публичное отправление христианского культа воспрещено. Приход, не получающий больше от государства содержания, сделался малочисленнее. Число верных тоже уменьшается из года в год.
   - Всех обуяло "свободомыслие"? - спросил, усмехаясь, Супрамати.
   - Не совсем. У нас бесчисленное количество сект. Буддисты - многочисленны и имеют много храмов. Что же касается синагог, то в одном Париже их насчитывается около двухсот. Очевидно, восточные народы крепче держатся своих религий, чем мы, - сказал секретарь.
   - Ваши слова заставляют меня предполагать, что вы принадлежите к числу ревностных христиан.
   - Да, ваша светлость! Я принадлежу к древней семье, которая остаётся твёрдой в вере своих отцов и прежних основах вероучения. Такие семейства ещё встречаются, но их - мало.
   Только на следующий день Супрамати стал разыскивать своих прежних знакомых.
   Прежде всего, он навёл справки о Розали Беркэн. Она умерла лет пятнадцать назад, но её помнили в квартале и, очевидно, жалели эту благодетельницу бедных.
   Ни о Пьеретте, ни о Лормейле Супрамати ничего не мог узнать. Отель виконта уже лет двадцать как был продан за долги и с тех пор он исчез.
   Все попытки найти кого-нибудь из прежних знакомых были также бесплодны. Супрамати уже отчаялся найти какую-нибудь живую нить, которая связывала бы его с прошлым, как узнал в артистическом клубе, что бывший тенор Пэнсон был ещё жив и получает пенсию от общества драматических и оперных артистов.
   Супрамати взял адрес и отправился в отдалённое предместье, где жил Пэнсон.
   Ехать Супрамати пришлось далеко. Местожительство бывшего тенора находилось в предместье Парижа. Здесь встречались ещё домики, окружённые садами, что придавало этой окраине деревенский вид.
   Здесь жили небогатые или отставные служащие, гувернантки, приказчики и конторщики. Каждое утро рой велосипедов уносил этот народ в большой город, на их дневные занятия.
   Домик, где жил Пэнсон, стоял уединённо, а сад при нём был окружён высокой стеной. Дверь Супрамати открыла девушка. Сначала она сказала, что её дедушки нет дома, но, окинув взглядом посетителя и его экипаж, она пригласила Супрамати войти, прося подождать, пока она предупредит дедушку.
   - Я попросил бы вас, сударыня, указать мне, где находится господин Пэнсон. Я его старый знакомый и хотел бы сделать ему сюрприз.
   Девушка провела его в сад, большая часть которого была занята огородом. Указав ему мужчину, одетого в нанковый жакет, с большой соломенной шляпой на голове, она сказала:
   - Вот дедушка!
   Затем она удалилась.
   Подойдя ближе, Супрамати увидел, что прежний певец был занят срезанием артишоков. Корзина, стоящая около него, была уже наполнена огурцами, кочанами капусты и другими овощами.
   Несмотря на свои восемьдесят лет, это был ещё бодрый и сильный старик.
   При виде посетителя он пошёл ему навстречу, и вдруг попятился, вскрикнув. Садовый нож выпал у него из рук.
   - Что же, Пэнсон? Я испугал вас, или вы меня не узнали? - спросил Супрамати, улыбаясь и протягивая ему руку.
   - Клянусь Бахусом! Я думаю, что узнал вас. Таких людей, как вы, не забывают! Если же вы меня и испугали, то в этом нет ничего удивительного. Вот уже прошло сорок лет, как мы не видались: следовательно, по законам Природы, вам должно было бы быть лет семьдесят, а я знаю, как тяжело ложатся на плечи такие года. Вы же остались, каким и были - красивым тридцатилетним человеком. После этого, если вы и не дьявол, то, во всяком случае, должны были получить от него средство, чтобы не стареть.
   - О! В моей наружности дьявол - ни причём. Только мы, индусы, стареем не так быстро, - со смехом ответил Супрамати.
   Видимо, польщённый этим посещением, артист отвёл своего гостя на небольшую, прилегающую к дому террасу, и не успокоился, пока не угостил его стаканом вина и сигарой.
   Говорили о прошлом и настоящем. Супрамати стал расспрашивать о различных лицах, знакомых им. Большая часть из них уже умерла, когда же речь зашла о виконте, лицо старика омрачилось.
   - О, да! Я знаю, что с ним случилось. Он ещё - жив, но не думаю, что долго не протянет. Ваш приезд для него - благодеяние. Я знаю вашу щедрость. Раз вы его разыскиваете, то, конечно, облегчите его последние дни.
   - Таково - моё намерение. Но по какому стечению обстоятельств он впал в нищету? Где он живёт?
   - Здесь недалеко, во флигеле одного домика, где одна благодетельница-вдова даёт убежище разорившимся светским людям. Вы, вероятно, помните, что Лормейль любил хорошо пожить и притом ещё был игрок. Перед своим отъездом вы щедро наградили его, но в течение нескольких лет он снова всё спустил, а кредиторы продали его имущество, и он остался на улице.
   Все отвернулись от него, так как он был скомпрометирован в некоторых неблаговидных поступках. С тех пор он вёл тёмную жизнь: был крупье в Монако, затем служил агентом в страховом обществе и, наконец, стал клерком. Спускаясь со ступеньки на ступеньку, он дошёл до нищеты и больным был подобран благотворительницей, о которой я говорил вам.
   Всё это я узнал случайно и навестил его. С тех пор мы, по мере наших сил, помогаем ему, так как он нуждался во всём. Моя дочь и внучка каждый день носили ему суп и из двух старых юбок сшили ему халат. Мы не имеем лишнего, но очень уж тяжело видеть в таком положении человека, знавшего лучшие дни.
   Жалость и участие сжали сердце Супрамати.
   -  Это - далеко отсюда? Не будете ли вы любезны - проводить меня к виконту?
   - Это - в двух шагах, и я с удовольствием провожу вас, - сказал Пэнсон.
   Полчаса спустя они вошли в полуразвалившийся домик и тёмным узким коридором прошли в грязную и сырую комнату. Вся меблировка состояла из старого стола, двух деревянных скамеек и грубой кровати, на которой лежало человеческое существо, покрытое истасканным одеялом.
   - О, несчастный! - подумал Супрамати, вспоминая квартиру кутилы.
   Подойдя к кровати, Супрамати наклонился над человеком, лежащим с закрытыми глазами. Взглядом врача он определил, что перед ним лежит умирающий, но Супрамати никогда не узнал бы Лормейля в этом иссохшем скелете, обтянутом кожей, похожей на пергамент и изборождённой морщинами.
   - Виконт! - сказал он, дотрагиваясь до похолодевшей руки умирающего.
   Лормейль вздрогнул и выпрямился. С минуту его глаза недоумевающе смотрели на Супрамати, а затем вспыхнули радостным огнём. Протянув к нему дрожащие руки, виконт вскричал, дрожа:
   - Супрамати! Мой - великодушный покровитель!..
   - Мой бедный друг! Как я жалею, что не приехал раньше или, по крайней мере, не знал, что вы - так несчастны. Но не отчаивайтесь: всё переменится, и я приму меры, чтобы ваша жизнь была бы окружена покоем и комфортом.
   Выражение горечи скользнуло по лицу умирающего.
   - Благодарю вас, Супрамати, за великодушные намерения. Но в этом мире мне нужен только гроб. Я расточил свою жизнь и своё добро - и был наказан за это такой долгой жизнью и нищетой. Я терпел голод и холод, ночевал по большим дорогам, просил милостыню и питался корками, которые бросали собакам...
   Рыдания помешали ему говорить, но, быстро овладев собой, он продолжил:
   - Умереть... Я только этого и жажду. Послушайте, Супрамати! Если уж вы хотите оказать мне последнее благодеяние, то прикажите прилично похоронить меня, чтобы моё тело не бросили в общую могилу.
   Супрамати пожал руку виконта.
   - Клянусь вам в этом! Если же вы имеете ещё какое-нибудь желание относительно вашего погребения, то выскажите мне, и я всё исполню его.
   - Благодарю вас! В таком случае я желал бы быть похороненным на кладбище в моём поместье. Там, в этом холщовом мешке, вы найдёте бумаги, содержащие необходимые указания. В этом имении я родился, там находятся могилы моих родителей и...
   Голос старика перешёл на шёпот, лицо побледнело, и он опрокинулся на кровать.
   Супрамати испытывал жалость к этому грешнику, так наказанному, и в то же время у него мелькнуло желание спасти его при помощи нескольких капель Эликсира Жизни. Он тоже был умирающим, - и к нему явился незнакомец, спас его и сделал богатым, независимым и учёным. Может, и виконт, очищенный страданием, раскается и тоже сделается исследователем.
   Никакой закон, никакое условие не запрещало адепту и обладателю Первоначальной Эссенции пользоваться Ей по своему усмотрению и расширять цепь членов братства. Дахир говорил ему, что никакой ответственности не падает на того, кто, "под влиянием великодушного порыва или жалости", обессмертит людей, часто взятых наудачу, без выбора.
   Супрамати уже опустил руку в карман, чтобы достать флакончик с Эликсиром, как новая мысль остановила его.
   Действительно ли он окажет благодеяние виконту, если даст ему бесконечную жизнь? Что, если, оказавшись способным к серьёзному труду, он, будучи здоровым, и обладая громадным состоянием, снова впадёт в свои прежние пороки и сделается вторым Нараяной, ещё более презренным и мелочным, чем первый? Не был ли виконт представителем типа ленивого и развращённого люда, который живёт только для наслаждения и готов лобызать всякую руку, если только та даёт ему золото? Нет! Мудр - закон, уносящий в загробную жизнь порочных и бесполезных существ.
   Бросив последний взгляд на почти неподвижно лежащее перед ним тело, Супрамати повернулся и со вздохом вышел из комнаты.
   Супрамати поблагодарил Пэнсона, попросил его нанять для виконта приличное помещение и сделать всё для облегчения его последних минут. Он просил его также взять бумаги виконта, чтобы можно было исполнить последнее желание несчастного и похоронить его рядом с его родителями. Отставной певец принял поручение и обещал известить его, как только виконт скончается, что не могло долго заставить себя ждать.
   С тяжёлым сердцем Супрамати направился домой. Несмотря на убеждение, что он поступил хорошо, ему казалось, будто он подписал смертный приговор, и это впечатление давило его весь остальной день.
   Только вечером, оставшись наедине с Нарой, он рассказал ей, в каком положении нашёл виконта и всё, что прочувствовал и передумал по этому случаю.
   Нара, задумчиво и печально слушавшая мужа, пожала ему руку.
   - Ты хорошо поступил, Супрамати, и не можешь упрекать себя за то, что не сохранил жизнь, на несчастье этому человеку, неспособному к испытанию почти вечной жизнью.
   Не забывай, что, не желая быть таким же, как Нараяна, необходимо трудиться и разрешать тяжёлую проблему: спиритуализоваться заживо.
   По правде сказать, наша судьба - ужасна, и адептам не следует слишком увеличивать наши ряды. У меня на совести лежит несколько подобных грехов, но я давала Эссенцию Жизни только людям полезным и трудящимся, которые настойчиво и энергично поднимаются по тропинке прогресса. А ты, не подумавший сохранить для бедных полезную жизнь Розали, оплакиваешь, что не дал бессмертия негодяю!
   - Это же говорил я себе. Но не знаю, почему мне было так тяжело видеть, как умирает этот человек, когда я знал, что в моих силах спасти его.
   - Ты оказал бы ему дурную услугу. Бесконечная жизнь иногда бывает невыносимой казнью для людей, не способных приспособиться к её условиям.
   По этому поводу мне вспомнился один эпизод, который я сейчас расскажу тебе, и виновником которого был Нараяна, неисправимый в своём преступном легкомыслии, несмотря на всё, что он знал и видел из тайн жизни.
   Это произошло около 1340 или 1350 года. Мы провели с Нараяной несколько месяцев в Италии и направлялись в Баварию, где он владел небольшим замком, от которого теперь не осталось и следа. Там Нараяна намеревался заняться магическими опытами с одним из наших, жившим в окрестностях.
   Хоть мы и пользовались всем комфортом, доступным в ту эпоху, тем не менее, путешествовали медленно, так как дороги были отвратительны, и на ночь приходилось останавливаться.
   Однажды, проезжая по Тиролю, мы были захвачены грозой и очутились в затруднении, так как, насколько нам было известно, нигде поблизости не было жилища. Вдруг один из конюших, уроженец страны, предложил нам проводить нас в небольшой замок, находившийся недалеко, но стоявший в стороне от большой дороги.
   Нараяна согласился, и тот повёл нас крутыми окольными тропинками в уединённую долину к замку, лепившемуся на скале.
   Мы были приняты с распростёртыми объятьями владельцами замка, людьми простыми, добрыми и гостеприимными.
   Всё семейство состояло из рыцаря, его жены, троих детей и нескольких слуг.
   Во время завязавшегося после ужина разговора Нараяна стал расспрашивать рыцаря про жизнь и желания, какие имеет он и его жена.
   Супруги ответили, что чувствуют себя счастливыми. Виноградник даёт им достаточно вина, с полей они снимают необходимый хлеб, замок по своей солидности и положению - безопасен, дети - добры и здоровы, владелица замка - образец жены и хозяйки и, наконец, слуги - все честные и преданные люди.
   "ГОСПОДЬ, по СВОЕЙ Доброте, даровал нам всё. Что беспокоит нас, так это - то, что время всё это изменит, что мы и наши слуги состаримся, что дети вырастут и оставят наше гнездо, и что смерть разлучит нас. Если бы случилось чудо и всё могло бесконечно оставаться в таком же положении, если бы ни смерть, ни старость не грозили нам, - то все наши желания были бы исполнены", - со смехом сказал рыцарь.
   Я заметила улыбку, скользнувшую по лицу Нараяны, но сразу не обратила на это внимания. Даже позже, когда он рылся в багаже, у меня не зародилось подозрения.
   По просьбе наших хозяев мы отложили свой отъезд до следующего дня. Решено было, что мы уедем после обеда. Когда Нараяна, садясь за стол, объявил, что и он в свою очередь хочет угостить хозяев несравненным вином, какого они никогда не пили, мной овладело предчувствие, и я сделала ему по-гречески замечание.
   Нараяна мне ничего не ответил, но взял принесённую бутылку и наполнил кубки всех обедавших, не исключая детей. Кроме того, он попросил позволения угостить и слуг, что ему и было разрешено.
   Я была взволнована и колебалась, не будучи в состоянии поверить, чтобы он злоупотребил доверием этих несчастных. Но не успела я ещё принять какое-нибудь решение, как вся компания осушила кубки. Увидев, что все упали, я поняла, что свершилось несчастье.
   "Что ты сделал?" - вскричала я.
   "Что я сделал? Дал им желанное счастье: они не состарятся и не умрут", - сказал он, смеясь.
   Затем, намочив в ужасной влаге кусок хлеба, он дал его съесть двум охотничьим собакам, лежавшим под столом.
   Когда час спустя мы уезжали, двое слуг, которые нас провожали и не получили рокового угощения, сочли своих господ пьяными. Нараяна подтвердил их догадку и приказал им не беспокоить хозяев, пока они не проснутся.
   Сто восемьдесят лет спустя мы проезжали по тому же пути и Нараяна, вспомнив про этот эпизод, сказал, что хочет посетить замок. Я отказалась сопровождать его и осталась в ближайшей гостинице, а он поехал.
   Нараяна вернулся на следующий день и рассказал, что в замке его приняли сначала за дьявола. Слуга, прислуживавший тогда за столом, бросился лицом на землю и стал призывать себе на помощь всех Святых Рая.
   Бледный рыцарь грозил ему крестом, который носил на шее, а жена кропила его святой водой. Но Нараяна осенил себя крестным знамением и объявил, что он - христианин, не боится ни креста, ни святой воды, и что его удивляет подобный приём.
   "Если вы - не дьявол и не антихрист, - сказал рыцарь, - то, может, вы - обитатель Неба и пришли освободить нас, так как ваше посещение вызвало странные последствия, тяжёлые для нас, которые заставляют опасаться за спасение наших душ".
   Затем рыцарь рассказал, что ни он, ни его жена не стареют и не умирают, хотя ему в настоящую минуту уже двести пятнадцать лет, а ей двести шесть. Ещё более странно, что они продолжают иметь детей, которые растут и умирают, как и все, тогда как трое первых остаются в том же положении и не выросли ни на волос. Двое слуг и даже две охотничьи собаки всё ещё - живы. Всё это - обстоятельства, неслыханные в летописях мира, которые обратили уже на них внимание духовенства.
   "Было уже произведено следствие, и нас обвиняли в сношениях с дьяволом. Народ избегает и проклинает нас. Недавно мою жену грозили сжечь, как колдунью, и поджечь наш замок. Что тогда будет с нами? И без этого времена так изменились, что почти невозможно жить", - закончил рыцарь, заливаясь слезами.
   Я указала Нараяне все неудобства, какие произойдут, если предоставить этих людей общественному любопытству, и он согласился, что необходимо, чтобы они скрылись, так как посвятить их в тайну отняло бы слишком много времени, и, кроме того, на них было уже обращено общее внимание.
   На следующий день Нараяна вернулся в замок и убедил невольных бессмертных, что он откроет им тайну их необыкновенного приключения.
   "Приближается кончина мира, - сказал он. - Для борьбы с антихристом ГОСПОДЬ избирает благочестивых и добрых людей, которых ОН освободил от смерти. Эти люди составят воинство ГОСПОДА, а потом будут взяты живыми на Небо, как Энох и Илья".
   Затем прибавил, что он, Нараяна, принадлежит к числу избранных и явился за ними, чтобы вместе совершить паломничество в Иерусалим.
   Смущённые, но счастливые, эти люди согласились. Несколько дней спустя они уехали с нами, Нараяна поджёг замок. Только вместо Иерусалима отвезли их в Индию.
   - И они до сих пор живут там? - спросил Супрамати.
   - Двое детей - да. Все же остальные умерли...
   - Как так?
   - Да! Их тщетно старались посвятить в таинства. Их слишком малоразвитый ум не был способен ни к какому изучению, и они чувствовали себя такими несчастными, и находились всё время в таком отчаянии, что занимавшийся с ними Маг нашёл необходимым вернуть их в загробный мир, при помощи средства, аналогичного тому, к которому прибег Нараяна. Из этого примера ты видишь, мой дорогой, как опасно давать бесконечную жизнь тому, кто не может воспользоваться ей для собственного Совершенствования. Поэтому ты можешь только поздравить себя с тем, что устоял перед искушением сделать бессмертным виконта.
   - Всё это - так, и я понимаю, что смерть - это милосердный закон. А между тем человек всегда чувствует горе, когда близкое или даже только знакомое существо переходит в загробный мир.
   - А это - естественно, - сказала с улыбкой Нара. - Жизненный флюид, распространённый в мире и заключённый в каждом атоме, в виде общего и присущего каждой твари влечения, образует прочную цепь. Поэтому, когда какое-нибудь существо отрывается от этой цепи, то те, кого соединяло это влечение, чувствуют пустоту, и причиняемое разрывом этой флюидической цепи горе бывает жестоко. Узы, создаваемые этим жизненным током, так могущественны, что даже вещи, долго служившие человеку, пропитываются им и делаются ему дорогими. Поэтому и бывает так трудно расстаться со старой мебелью, к которой привык, с квартирой, где долго жил, и прочим.
   Несколько дней спустя Пэнсон явился сказать, что виконт скончался, и Супрамати объявил при случае певцу, что скоро уезжает в Индию, и на память подарил ему солидную сумму на приданое его внучке.
   Пребывание в Париже мало интересовало и даже тяготило Супрамати. У него был иной характер, чем у Нараяны, которым всегда овладевала рассеянная жизнь, несмотря на его занятия и уединение, к которому он иногда прибегал. Это происходило потому, что Нараяна никогда не очищался. Материя всегда властвовала над ним и увлекала его на беспутства.
   Супрамати же, по природе трезвый, чистый и серьёзный, в течение лет, употреблённых на первое Посвящение, избавился от "ветхого человека". Приобретённое им оккультное могущество не служило ему забавой, и он не окружал себя ореолом кудесника, чтобы дивить и пугать толпу. Он смотрел на свою власть как на первую ступень громадной лестницы Знания, по которой ему предстояло подниматься. Все его мысли были заняты будущим, не давая ему много интересоваться настоящим.
   Супрамати привык к уединению, упорной работе и сношениям с потусторонним миром. Иногда, когда он сидел, склонившись над астрологическим манускриптом, и затруднялся разрешить какую-нибудь проблему, он чувствовал чьё-то лёгкое прикосновение к себе и тёплое или холодное веяние. Тогда около него появлялись или воздушная и сияющая фигура, или плотная и тёмная. Но Супрамати уже не боялся этих гостей пространства, а относился к ним или благосклонно, или с почтением, смотря по тому, чего они заслуживали, но с благодарностью принимал их поучения.
   Не раз в его уединённой лаборатории появлялись Эбн-Ари или какой-нибудь другой могущественный демон и, склонившись над столом, чертили какой-нибудь неизвестный ему знак и объясняли его могущество.
   При таком характере и при таком направлении ума Супрамати скучал и чувствовал себя чужим в легкомысленной и тупой толпе, среди которой жил.
   Кроме того, "свет", куда он снова вступил, изменился и коробил его идеи и убеждения. Ему было противно направление торгашества, которое заполонило всё, сравняв все общественные положения, но не уравняв имущественного неравенства.
   Ещё больше его коробил религиозный хаос и множество сект, которые враждовали между собой. А вне их всякий имел собственную религию, каждый объяснял по-своему тайны жизни, искал наиболее удобное решение занимающих его вопросов, проповедовал различные парадоксы и, в сущности, ни во что не верил.
   Не менее противен был ему и цинизм, который женщины выставляли ещё наглее мужчин. Всякая забота о сохранении хотя бы внешнего приличия, всякое чувство стыда, собственного достоинства и долга окончательно, казалось, были отброшены. На что сорок лет назад смотрели как на постыдное и унизительное, то приобрело теперь право гражданства. Никто не стеснялся жить, как ему нравилось, и никому до этого не было дела. Было бы только золото, тогда можно было создавать законы, а не подчиняться им.
   При подобных условиях "семья" - в прежнем смысле - почти перестала существовать. Статистика констатировала факт уменьшения населения в ужасающей пропорции.
   Аристократическое изящество Супрамати и его спутников, а также его богатство, создали им в обществе привилегированное положение и привлекли к ним всеобщее внимание. Дахир считался братом Супрамати, и им обоим льстили. Что же касается Нары, то все мужчины были от неё без ума и бесились из-за "забавной добродетели" такой очаровательной женщины.
   Несмотря на свой грубый материализм, эти люди чувствовали, что от них троих исходило что-то особенное, а один старый дипломат, славившийся верностью определения людей с первого взгляда, сказал, что Супрамати и его супруга - похожи на "выходцев из преисподней".
   Все трое отличаются одинаковой матовой бледностью и одинаковым властным огненным взглядом, а в выражении их глаз и улыбке проглядывает что-то такое, что заставляет думать, что они слышат чужие мысли.
   Несмотря, однако, на такую репутацию, все искали общества богатых иностранцев и жаждали познакомиться с ними.
   Бывший Ральф Морган был слишком врачом в душе, чтобы не попытаться применить на практике приобретённые им новые медицинские познания. Сначала он вылечил нескольких бедняков, а затем кое-кого из высшего общества. Но эта серия исцелений быстро составила ему такую славу и грозила столь многочисленной клиентурой, что Супрамати счёл за лучшее убраться подальше. И в одно прекрасное утро все трое покинули Париж и отправились в Венецию, соблюдая инкогнито.
  
   Глава 5
  
   В старом дворце, который, казалось, был так же крепок и неразрушим, как и его обладатели, Супрамати ещё больше был охвачен воспоминаниями.
   После ужина он передал своим друзьям былые впечатления, когда вновь возведённый в принцы Супрамати прибыл в этот дворец и чувствовал себя неловко в своём новом положении. Этот рассказ заставил много смеяться Нару и Дахира. Затем было решено, что они пробудут в Венеции всё время, какое остаётся в их распоряжении до отъезда на собрание братства.
   - Ты хочешь делать визиты, Нара? Но ведь будет неловко, если кто-нибудь узнает нас, - сказал Супрамати.
   - Успокойся! Никто никогда не узнает нас. Самое большее если скажут, что ты - похож на одного из своих родственников, - со смехом сказала Нара. - По этому поводу мне вспомнился случай с Нараяной.
   Вам известно, что этот дворец принадлежал ему с давних времён. Так как Нараяна любил Венецию, то не упускал случая, хоть один раз в течение века, а иногда и чаще, проводить здесь по несколько лет.
   Однажды, во время своего пребывания здесь в начале шестнадцатого века, Нараяна заказал известному живописцу написать свой портрет, у него была мания в этом отношении. Все восхищались сходством портрета, затем мы уехали, и когда лет через восемьдесят вернулись в Венецию, Нараяна повесил свой портрет в кабинете, где все обратили на него внимание. Один же старый нобили в восхищении сказал мне:
   "Как ваш супруг - похож на своего предка! Если бы не костюм, то можно было бы подумать, что это - он".
   Нараяна был в восторге от этого и заказал новый портрет. Эту игру он продолжал и в 1740 году, когда мы опять приехали сюда. Его забавляли такие восклицания, а в результате каждый раз следовал заказ нового портрета. О! Нараяна во многих отношениях был большой ребёнок.
   - Эти портреты ещё существуют? - спросил Дахир.
   - Конечно! Они все висят в кабинете, смежном с библиотекой, - ответил, вставая, Супрамати. - Пойдёмте смотреть их: это - выдающиеся произведения искусства.
   Все прошли в указанный кабинет и стали рассматривать четыре портрета, писанных во весь рост в натуральную величину. В богатых костюмах прошлых веков красота Нараяны выделялась во всём своём блеске.
   - Как жаль, что существо, обладавшее такой красотой и одарённое, так мало воспользовалось преимуществами своей судьбы для развития своей души, интересуясь лишь внешними пустяками, - сказал Супрамати.
   - Будем надеяться, что он лучше воспользуется своим загробным существованием. Страдания и отвратительное состояние, следовавшее за его смертью, сделают его серьёзнее, - сказала Нара, затем она прибавила с улыбкой. - Во всяком случае, благодаря мании к портретам, он оставил нам интересную память о себе.
   - Это - правда! Я жалею, что он не передал тебе своего вкуса к портретам. Твоих портретов, Нара, мало.
   - О! Я достаточно жертвовала собой в угоду его страсти. Доказательством этого служат фотографии, украшающие твоё бюро, и портрет в твоём кабинете. Я не люблю, чтобы с меня писали портреты. Моё единственное изображение, которым я дорожу, - это моя статуя. Тогда я была молода душой и телом. Теперь я уже не способна чувствовать порывы и увлечения, или переживать мечты о будущем, которые осаждали меня в те времена. Они улетели, как сны в летнюю ночь. Моё тело осталось молодо, но глаза выдают мою старость. Это выражение глаз не передаст ни один художник, и портрет останется просто рисовкой костюма.
   Супрамати и Дахир с грустью смотрели на изображение бывшего сотоварища, сумевшего в течение веков сохранить свежесть чувств и способность к наслаждениям.
   - Но в нашей галерее недостаёт одного портрета - твоего, гроза моряков, призрак океана! - сказала Нара, положив руку на плечо Дахира.
   Тот, оторванный от своих мыслей, вздрогнул.
   - Герой легенды потеряет весь свой ореол, если представит публике свой портрет или подаст визитную карточку, - сказал Дахир.
   - Я вижу, что ты дорожишь своим престижем "пугала". Но мы знаем, как и Вагнер знал, но по наитию, что Блуждающий голландец - красивый молодой человек, опасный только для женских сердец.
   На следующий день, вечером, все трое решили ехать в театр. Давали какую-то оперу, и они хотели познакомиться с новым направлением итальянской музыки.
   Занавес только что поднялся, и зрительный зал был погружён в полумрак, когда Нара и её спутники вошли в ложу и заняли места. Они стали слушать музыку, более шумную, чем мелодичную, и с интересом смотрели представление, которое по своей реальности переходило за границы дозволенного на сцене.
   Во время первого антракта они стали осматривать залу, ища среди публики прежних знакомых. Но трудно было узнать в почтенных старичках и седых старушках с согбенным станом некогда красивых молодых женщин и изящных кавалеров, так ухаживавших за Нарой. Некоторые из находящихся в театре этих почтенных остатков прошлого с удивлением смотрели на Супрамати и Нару. Они помнили их, но сочли теперь за незнакомых и удивлялись сходству с их бывшими друзьями.
   Многие смотрели на ложу Супрамати, но тот не обращал на них внимания. Вдруг он вздрогнул и, наклонившись вперёд, навёл бинокль на противоположную ложу. Там сидела белокурая молодая женщина, красивая и нарядная, разговаривающая с молодым человеком.
   - Нара! Видишь ли ты эту женщину в белом платье с изумрудной диадемой на голове? Это Лилиана - жертва Нараяны, историю которой я рассказывал тебе, - прошептал Супрамати на ухо жене.
   Нара навела бинокль на указанную ложу, но сидящая в ней дама тоже заметила их. Она вздрогнула, так что веер выпал из её рук, и, побледнев, откинулась на спинку кресла. Её взгляд словно прирос к Супрамати.
   - Несчастная! Она снова принялась за своё ремесло. Благодаря действию Эликсира Жизни, она сохранила молодость и красоту, но в её глазах что-то не светится счастье, - сказала Нара. Затем, минуту спустя, она прибавила. - Ты должен повидаться с ней, Супрамати. Может, она потеряла или растратила своё состояние, и это снова толкнуло её на путь разврата.
   - Но если я пойду к такой особе, то это будет не особенно выгодно для моей репутации женатого человека, - сказал, смеясь, Супрамати.
   - О! Я не буду ревновать такого мужа, как ты, несмотря на чувства, какие ты внушил Лилиане, - сказала Нара. - Ступай со спокойной совестью! Может, мы окажемся полезными этому созданью! Не забывай, что она - жертва Нараяны, а это налагает на нас обязанности по отношению к ней.
   - Ты - права. Завтра же я навещу Лилиану. А теперь я пойду, и узнаю её адрес, и какое имя она носит в настоящую минуту.
   Через десять минут Супрамати узнал, что Лилиана превратилась в Андриен Леванти, что она появилась в свете три или четыре года назад и состоит любовницей маркиза Палестры, богатого тосканца.
   Собрав эти сведения, Супрамати написал записку.
   Завтра, в 11 часов утра, будьте одна. Я приду навестить вас. С.
   Эту записку он послал в ложу куртизанки, где она так ловко была передана привратницей, сдобренной золотой монетой, что куривший в фойе маркиз не заметил.
   Лилиана была взволнована, узнав в Супрамати своего благодетеля, спасшего её от ужасного состояния, в какое погрузил её Нараяна. Она не забывала красивого и великодушного молодого человека, который удостоил её своей любовью, и хоть тот и не давал никогда известия о себе, он остался идеалом её сердца. Когда Лилиана увидела его всё таким же молодым и обольстительным, каким знала раньше, и к тому же - в обществе очаровательной женщины, в её душе поднялась буря. Горе, страсть и ревность душили её. Записка Супрамати немного успокоила её. Он узнал её и хотел видеть - это было утешением! Лилиана чувствовала, что не в состоянии остаться в театре и поэтому, как только вернулся маркиз, она сослалась на нездоровье, что подтверждали её бледность и расстроенный вид, и уехала домой.
   Она провела бессонную ночь. В часы раздумья в ночной тиши она снова пережила всё прошлое, всю эпопею своей жизни. Но ещё дольше тянулись утренние часы, предшествовавшие приезду Супрамати. Стоя на балконе, Лилиана всматривалась в проезжих. Её сердце усиленно забилось и дыхание захватило, когда возле её подъезда остановилась гондола, и из неё вышел Супрамати.
   Лилиана приняла его в будуаре. Она так волновалась, что не могла произнести ни слова и, подав ему руку, указала на кресло.
   - Я - счастлив, что случай снова свёл нас, и что я нахожу вас такой молодой и прекрасной, - сказал он, пожимая ей руку. - А между тем, мисс Лилиана, я не могу скрыть, что мне грустно встретить вас снова на том пути, который, я наделся, вы навсегда покинули.
   Румянец залил её лицо.
   - Вы касаетесь больного места, но вам, моему благодетелю, я обязана сделать полную исповедь и дать отчёт в том состоянии, которое вы так великодушно...
   - Нет, мисс Лилиана, вы не должны ни давать мне отчёта, ни исповедоваться, - перебил её Супрамати. - Но если вы хотите поверить как другу то, что произошло в течение долгих лет нашей разлуки, я буду вам признателен. Поверьте, я принимаю искреннее участие в вашей судьбе. Разве вы - не жертва преступного легкомыслия моего брата Нараяны?
   - О! Я с радостью доверю вам всё! Но затем и вы ответите мне на один вопрос и объясните тайны, происходящие в моём теле. Я передам вам неслыханные факты.
   - Я догадываюсь, о чём вы хотите спросить меня, и отвечу вам по мере возможности.
   - После вашего отъезда я старалась сдержать своё обещание и начала новую жизнь. Я училась, читала и совершенствовалась в пении и музыке. Кроме того, под руководством мадам Розали, я занималась делами благотворительности и посещала церковь. Все эти непривычные для меня занятия, которым я отдавалась как бы по обязанности, а не по собственному побуждению, не наполняли мою жизнь, оставляя сердце пустым. Мимолётное счастье, которое я испытывала, облегчая нищету какого-нибудь бедняка или видя свои успехи в игре на рояле, меня не удовлетворяли. Единственный человек, которому я хотела бы показать свои таланты и похвалы которого я жаждала, был далеко и не давал мне о себе известия.
   - Если бы вы искали одобрения ГОСПОДА, а не человека, такого же несовершенного, как и вы, ваше сердце было бы удовлетворено, - сказал Супрамати.
   - Я не стараюсь оправдать мои недостатки или мою слабость. Я признаюсь в них, чтобы лучше мотивировать ошибки, проистекающие из них, - со вздохом сказала Лилиана. - Но продолжаю мой рассказ. В течение трёх лет я вела уединённую и трудовую жизнь, не видя никого из знакомых, как неожиданно встретилась с виконтом Лормейлем, которого не видела со времени катастрофы, случившейся между мной и Нараяной. Виконт ничего не знал. Увидев меня, он обрадовался и сказал, что не отпустит, так как нам необходимо поговорить. Мы зашли в сад одного кафе, который был почти пуст в такой ранний час, и там он рассказал мне, что Нараяна умер, а ему наследовал его брат. Он рассыпался в похвалах вам. В заключение он рассказал, что вы женились в Венеции, а затем уехали в Индию...
   Лилиана остановилась.
   - Ну, что же, мисс Лилиана? Продолжайте! Я догадываюсь, что вам неприятно было известие о моём тайном браке, - с улыбкой сказал Супрамати.
   - Вы - правы, - сказала она. - Я была взбешена и настолько глупа, что смотрела на ваш брак с очаровательной женщиной, почти как на личную обиду. В своём бешенстве я считала себя как бы свободной от моего обязательства вести честную жизнь, не понимая в своём ослеплении, что Добродетель - полезна, главным образом, тому, кто Её придерживается.
   Несмотря на просьбы и убеждения Розали, я, очертя голову, окунулась во все светские беспутства, но моё сердце продолжало оставаться пустым, а в часы одиночества меня терзали угрызения совести, что я пренебрегла советами моего благодетеля. Чтобы наполнить эту пустоту и заглушить мучительное понимание, я бросалась во все крайности. Я искала сильных ощущений, играла на бирже и в рулетку, а кончила тем, что растратила всё своё состояние на одной рискованной спекуляции. Я потеряла всё, что имела, но это не особенно огорчило меня. Моя красота, на которую, казалось, ни время, ни излишества не имели влияния, давала мне неистощимый источник богатства. Я не могла понять, отчего моя красота не увядает. Хоть мне и стукнуло уже пятьдесят лет, а зеркало всё отражало лицо двадцатипятилетней женщины. Мне часто приходило на ум, что я - вторая Нинон де Ленкло.
   Однажды, этому уже будет лет семь, я почувствовала сильное нездоровье. Это удивило и испугало меня, так как уже больше тридцати лет я не была больна. Я ощущала тяжесть в членах и отвращение к жизни. Приглашённый мной доктор не мог найти органической болезни и пришёл к заключению, что, очевидно, моя расстроенная нервная система вызывает эти симптомы. Предполагая, что я приближаюсь к сорокалетнему возрасту, он прибавил, что года имеют свои требования, и предписал мне полный отдых в течение нескольких месяцев в уединённом месте, куда бы недостигал шум светских развлечений. Я должна была жить преимущественно на чистом воздухе, проводить как можно больше времени в лесу, пить молоко, придерживаться вегетарианского режима, ничего не делать и никого не видеть, чтобы дать своему организму покой.
   Я последовала этому совету и поселилась на одной уединённой ферме в южной Германии. Мои хозяева были бедные, простые, благочестивые и честные. Их имение было окружено лесом, что - большая редкость в наше время. Но соседний старик-помещик, тоже отсталый человек, не соглашался продать лес. Я поселилась в этой глуши.
   Первые дни я чувствовала себя лучше, но вскоре тревожные симптомы появились снова: тяжесть конечностей сделалась невыносимой, зрение портилось, слух притуплялся, волосы на голове седели, стан сгорбился, а кожу, до того времени атласную и свежую, избороздили морщины. В течение двух или трёх недель - не могу точно определить время, так как была тогда, как сумасшедшая, - я превратилась в старуху. Моё состояние было ужасно. Я так привыкла всегда быть молодой и красивой, что забыла про свои годы. Я убеждала себя, что неожиданно наступившая старость естественна, и что только какой-то непонятный случай так долго отсрочивал её. Но всё равно я не могла с ней свыкнуться.
   Последняя фаза этого состояния была страшно тяжела. Всё моё тело, казалось, высохло, волосы вылезали прядями и все зубы выпали. В каких-нибудь три дня мой рот опустел, череп обнажился, а слабость достигла такой степени, что я не могла вставать и думала, что настал мой последний час. Моё состояние беспокоило хозяев, и они хотели послать за доктором, но я воспротивилась этому. Жить такой, какой я стала, было в тысячу раз хуже смерти. Я сделала распоряжения относительно своих похорон и вручила им сумму, достаточную на погребение. Они не должны были никого извещать о моей смерти. Я хотела исчезнуть бесследно...
   Это было вечером. Я лежала одна в своей комнатке, погружённая в оцепенение, на которое, в минуты прояснения сознания, я смотрела как на предсмертную агонию. Но вдруг я почувствовала, будто в том месте, где была рана, некогда нанесённая мне Нараяной, вспыхнул огонь. Оттуда, казалось, брызнули огненные стрелы, которые пронизали моё тело по всем направлениям, производя всюду внутренние взрывы: то в руке, то в ноге, то в глазу, то в желудке. Я испытывала боль, которая переносилась с места на место. Наконец, моя голова словно разлетелась на части, и я потеряла сознание. Хозяйка рассказывала мне потом, что когда она пришла проведать меня, ей показалось, что я сплю. Спала я так сорок восемь часов. Когда я проснулась, то чувствовала себя хорошо и только была голодна. Служанка, принёсшая мне завтрак, сказала, что у меня - хороший вид и что я помолодела на тридцать лет.
   Ещё скорей, чем я состарилась, ко мне вернулась молодость, и красота. Мало-помалу у меня прорезались и выросли зубы, - и я сделалась такой, какой вы видите меня. Моя хозяйка сначала смотрела на меня со страхом, а потом успокоилась и призналась мне, что считает мою болезнь колдовством, наведённым на меня кем-то, действие которого было уничтожено реликвией, которую она, незаметно от меня, поставила в головах моей кровати. Я не возражала, так как не могла понять, что происходило со мной.
   Когда я поправилась, я должна была снова взяться за своё скверное ремесло, чтобы жить, как я привыкла. Только я не хотела появляться под своим старым именем и особенно там, где я прежде жила. Поэтому я приняла имя Андриенн Леванти и уехала в Америку. Оттуда меня привёз в Венецию один друг - итальянец. Остальное не представляет интереса.
   Теперь объясните мне тот факт, который я передала вам. Вы, над которым время не имеет власти, должны знать ключ к этой тайне и можете сказать мне, когда кончится эта молодость и ненавистная жизнь, которая давит меня, как невыносимое бремя... Мне всё надоело, у меня нет цели в жизни, и я даже ни на что не гожусь. Хотя бы из жалости скажит: когда и каким образом придёт моя смерть?..
   Супрамати с удивлением слушал этот рассказ. Только теперь он понял слова Эбрамара, который сказал, что Эссенция Жизни, будучи введена в организм Лилианы тем способом, которым ввёл Её Нараяна, действует иначе и намного увеличивает продолжительность жизни, не делая её, однако, вечной. Но каким образом? Эбрамар объяснений не дал, и Супрамати не знал, что ждёт Лилиану в будущем. Способ, каким обновился организм Лилианы, был новостью для него и указывал, как разнообразно - действие Элексира Жизни.
   - Вы спрашиваете у меня больше, чем я могу вам сказать, мисс Лилиана, - сказал Супрамати, - правда, есть Вещество, удлиняющее жизнь на более или менее продолжительное время и поддерживающее силы и юность. Но преступно пользоваться таким Средством легкомысленно, и я считаю Нараяну преступником по отношению к вам, так как не спросив вашего согласия и не обсудив, способны ли вы на такое испытание, он осудил вас на жизнь, конца которой я не знаю, но которая, по моим предположениям, будет очень продолжительна. И всё это Нараяна сделал ради удовлетворения своих животных страстей!
   Видя, что Лилиана побледнела и с ужасом смотрит на него, Супрамати прибавил:
   - Успокойтесь, и смело смотрите в будущее! Всё, что зависит от меня, я сделаю для облегчения вашей участи.
   Прежде всего, я снова дам вам состояние, которое избавит вас от необходимости торговать своей особой. Капитал я помещу таким образом, чтобы случайные спекуляции не могли его отнять у вас. Во-вторых, я могу только повторить мой совет, который уже раз дал вам, а именно: жить ради благородной и полезной цели, а не для тщеславия. Нам необходимо победить разнузданные чувства, которые кипят в нашей душе, а не пользоваться ими, как предлогом для совершения глупостей.
   Я не могу поверить, чтобы такая унизительная жизнь, какую вы ведёте, удовлетворяла бы вас. Вы сказали, что вам всё опротивело. Да иначе и быть не может! Вложенная в нас божественная искра толкает нас вперёд - от мрака к Свету. В этом и состоит назначение души, это и есть Тот Путь, по Которому мы должны подниматься, чтобы соединиться с нашим Небесным ОТЦОМ.
   Посвятите себя труду и самосовершенствованию, и эта жизнь, которая так пугает вас, покажется вам не столь долгой, а вы менее будете чувствовать пустоту этого мира, где смерть косит всё вокруг, оставляя в живых только вас.
   - Всё, что вы говорите, - правда. А между тем, когда я думаю об ужасе такого будущего, мне кажется, что я теряю рассудок, - пробормотала Лилиана, закрыв лицо руками, затем, выпрямившись, прибавила. - Вы говорите, чтобы я трудилась и совершенствовалась. Но как? Каким путём? Уединение и благотворительность не удовлетворяют меня и не вносят интереса в мою жизнь.
   - Я позабочусь дать вам более существенные занятия, - с улыбкой сказал Супрамати. - А пока я устрою ваши имущественные дела. До свидания! Скоро вы получите от меня известие.
   Вернувшись домой, Супрамати рассказал Наре о результате своего визита и стал обсуждать с ней, что можно сделать для облегчения участи жертвы Нараяны, осужденной, очевидно, на долгую жизнь.
   После размышления Нара посоветовала попробовать заинтересовать Лилиану оккультными науками. Может, эти занятия завлекут её и даже приготовят в будущем из неё помощницу им. Нара хотела поговорить с Лилианой и объяснить ей, в чём - дело.
   Она пригласила Лилиану приехать к ней.
   Лилиана приехала, движимая столько же ревностью, сколько и любопытством, но все эти чувства быстро исчезли в понимании своего ничтожества перед этой женщиной.
   Тут впервые она поняла, почему Супрамати, будучи мужем Нары, не мог полюбить её. Но в то же время она чувствовала себя побеждённой его Добротой, и в ней проснулось желание трудом и нравственным очищением приблизиться к этой чете.
   Лилиана приняла предложение отдаться изучению оккультных наук, а несколько феноменов, показанных Нарой, заинтересовали её.
   При помощи Дахира, имеющего на континенте различные знакомства, снеслись с одним стариком немцем, живущим близ Нюрнберга в уединённом замке и занимающимся эзотерическими науками. И он, и его жена согласились принять в свой дом Лилиану в качестве ученицы, а один из Высших Адептов, живущий в Лондоне, обещал наблюдать за неофиткой и руководить ей.
   Когда все приготовления были окончены, Лилиана уехала в Нюрнберг, снабжённая новым состоянием и воодушевлённая намерениями учиться и совершенствоваться. Её сердце было покойнее, а признательность внушала ей желание оправдать заботы и заслужить уважение своих благодетелей.
  
   Глава 6
  
   Однажды вечером, после отъезда Лилианы, Супрамати сидел один в своём кабинете. Дахир ушёл, а Нара работала в своей комнате, приводя в порядок свои заметки, просматривая дневник, который она вела в течение нескольких веков и который, конечно, представлял самые интересные мемуары, какие когда-либо были написаны человеком.
   Лёжа на диване, Супрамати перелистывал новые романы. Ему хотелось познакомиться с новой итальянской литературой, но ему скоро надоело это чтиво. Он бросил книги на стол и задумался.
   Пребывание в этом уединённом кабинете всегда приводило его в какое-то особенное настроение души. Здесь его толпой осаждали воспоминания о его первом прибытии в этот дворец и тех ощущениях, когда бедный и скромный Ральф Морган был неожиданно перенёсен в сказочную обстановку "Тысячи и одной ночи".
   Сорок пять лет прошло с тех пор, но иногда ему казалось, что прошло столько же веков, до такой степени он изменился. Какие горизонты открылись его уму, в какие тайны он проник и какое могущество приобрёл! Его воля не была уже колеблющимся тростником, мысль не была уже мерцающим пламенем, которое мог загасить порыв ветра. Теперь его мышление стало гибким огненным током, который вылетал из дисциплинированного ума и достигал цели.
   Улыбка скользнула по губам Супрамати. Он на минуту сконцентрировал свою волю, глядя сверкающим взглядом на свечу, стоящую на бюро. В воздухе пронеслась искра, и свеча вспыхнула. Минуту спустя один из томов, лежащих на диване, поднялся в воздух и лёг ему в руки.
   Бесчисленное количество раз он проделывал подобные же опыты, но только в тиши своей лаборатории. С тех пор, как он снова вступил в свет и ежедневно сталкивался с легкомысленной и невежественной толпой, ему иногда казалось, что всё его Знание осталось там, в шотландском замке, где как во сне протекло для него полвека, и где работа так поглощала время.
   Но нет! Он ничего не забыл и ничего не потерял. Его воля была гибка, послушна и могущественна, а оккультные силы повиновались ему. Нет, он не сделался снова тем, чем был!
   Мысль Супрамати перешла к тому, кому он обязан был своей судьбой. В этой комнате всё ещё напоминало Нараяну. Эту мебель выбирал он, в этой шифоньерке находятся ещё положенные им же вещи, а там над бюро висят портреты его и Нары.
   Вздох участия и сожаления вырвался из груди Супрамати. Он жалел своего предшественника, которого увлечения и страсти толкнули на преступные деяния и привели к такому концу. Что делает он теперь? Находится ли он всё в том же состоянии, в котором он видел его здесь, в этом дворце? Теперь он не испугается его. Теперь он уже - не трус, падающий в обморок при виде загробного существа! Он победил все ужасы, которыми дракон ограждает вход в невидимый мир, и располагает оружием, покоряющим низших опасных духов, населяющих бездны потустороннего мира.
   Продолжая смотреть на портрет Нараяны, Супрамати заметил маленький, сапфирового цвета шар, который бегал по холсту, а потом превратился в облачко и приблизился к нему, вращаясь и фосфоресцируя. Он почувствовал, будто паутина скользнула по его лицу, и ощутил запах крови.
   Оккультные труды обострили чувства Супрамати. Поэтому он услышал потрескивание, производимое, вероятно, присутствием духа Нараяны. Не хочет ли тот что-нибудь сказать ему? Не хочет ли он о чём-нибудь спросить? Не нуждается ли он в помощи? Супрамати счёл своим долгом ответить на обращённый к нему призыв, и поэтому мысленно спросил:
   - Ты хочешь, чтобы я вызвал и материализовал тебя, Нараяна?
   - Прошу тебя... - прошептал ему на ухо голос
   Супрамати встал и принёс из спальни шкатулку, наполненную порошками и флаконами. Эту шкатулку он поставил на бюро и достал серебряный треножник, большой поднос из такого же металла, подсвечник о семи рожках и широкий хрустальный сосуд.
   Выдвинув стол на середину комнаты, он поставил на него поднос, шандал и треножник, на который наложил угли. Хрустальный сосуд он наполнил свежей водой и поставил рядом с ним кубок, вылив в него из флакона красную эссенцию, распространявшую приятный и живительный аромат.
   Окончив эти приготовления, он погасил электрический свет и достал из-под одежды магический жезл. Поклонившись на север, юг, восток и запад, он стал нараспев читать магические формулы, сопровождая их знаками, которые чертил в воздухе над столом.
   Едва исчезли фосфоресцирующие контуры иероглифов, как воздух с треском прорезало пламя и зажгло семь свечей и угли с порошком, который Супрамати раньше насыпал на них. Порошок вспыхнул белым и ярким пламенем, осветив самые отдалённые уголки кабинета. Потом это пламя стало переливать всеми цветами радуги, и, наконец, всё погасло с лёгким взрывом.
   Только что произведённое явление некогда стоило ему труда и усилий, но Дахир требовал от ученика владения этим искусством, необходимым всякому, кто хочет сделаться господином в области Оккультного Знания, так как магические предметы нельзя зажигать обыкновенным огнём, а необходимо вызвать огонь пространства. По этой причине колдуны, не обладающие силой вызвать такой огонь, стараются что-нибудь зажечь от молнии, и поддерживают этот огонь для пользования им при занятиях магией.
   Опустив жезл, но продолжая размеренное пение, Супрамати отступил от стола, около которого появилось большое сероватое, прозрачное пятно. Порывы ветра сотрясали это облако.
   По мере того как уменьшалось и угасало белое пламя, серое пятно сгущалось и вытянулось, приняв форму человеческой фигуры. Это существо, с неясными контурами и двумя фосфоресцирующими точками вместо глаз, пошатываясь и колеблясь во все стороны, придвинулось к столу. Воздушная рука отделилась от этой облачной массы и схватила кубок, который странное существо залпом осушило. Человеческая фигура уплотнилась, и появилась покрытая чёрными волосами голова, которая несколько раз окунулась в хрустальный сосуд. Затем это существо омочило в этом же сосуде и обе руки.
   Теперь можно было видеть высокую фигуру человека, закутанного в широкий серовато-белый плащ. Когда эта фигура обернулась, Супрамати очутился лицом к лицу с Нараяной, протянувшим ему руки.
   - Благодарю тебя, друг Ральф, что ты ответил на мой призыв и вызвал меня к действительной жизни, - сказал Нараяна.
   Супрамати пожал ему руку.
   - Это я - обязан тебе, - сказал он. - Чем другим мог бы я отблагодарить тебя за тот дар, который ты преподнёс мне? Я - счастлив, что мои Знания позволили мне вызвать тебя и дали возможность поговорить с тобой. Позволь мне поздравить тебя с переменой, произошедшей в твоём состоянии. Мне было грустно, когда я видел тебя в последний раз. Ты должен был много поработать, чтобы очиститься до такой степени!
   Нараяна пододвинул кресло и сел. С минуту его взор блуждал по окружающим его предметам. При свете семи свечей Супрамати заметил, что красивое лицо его предшественника носило следы утомления. Зато выражение адской злобы и небольшие красные рожки, прежде выглядывавшие из чёрных волос, исчезли. В данную минуту Нараяна имел вид живого человека.
   Обернувшись к Супрамати, Нараяна сказал:
   - Когда ты меня видел в последний раз, то в силу страдания я был отвратительным и злым существом. Да... Никакие слова не в силах передать тот ад, который я перенёс! Я много грешил, но для человека с моим характером было страшным искушением жить сотни лет, будучи вооружённым могуществом, ставившим меня выше всего человечества. Счастлив - ты, Ральф Морган, что в твоих жилах течёт спокойная кровь, а в сердце живёт любовь к Науке. Ты высоко поднимешься по лестнице Знаний, и века увенчают твоё чело звездой Мага! Я же оставался рабом плоти, игрушкой своих страстей, а в пространстве сделался рабом Первоначальной Материи, Которая вливала потоки жизни во флюидические жилы моего астрального тела. Ты видел, как низко я пал. Сознание такого падения заставляло меня почти столько же страдать, сколько и физическая боль, терзавшая моё астральное тело. Тем не менее, я не напрасно обладал обрывками Знаний, дисциплинированной, отчасти, волей и друзьями, среди которых был и старик, которого ты видел в гроте предков. Поддерживаемый ими, я принялся за работу, чтобы очиститься и хотя бы несколько искупить причинённое мной зло. Ты видишь результаты моих усилий. Я всё ещё остаюсь страждущей душой, но уже не нуждаюсь больше в пище, и мне не нужны материальные наслаждения. Крест Нары уже не заставит меня отступить. Но, кстати, о моей экс-супруге. Счастлив ли ты с ней?
   - Для меня она - ангел!
   - Тем лучше! В отношении меня она всегда была неблагодарна и бессердечна. Уж, конечно, она не подарила бы мне этого часа беседы! Я - благодарен тебе, что ты материализовал меня в этом кабинете, полном воспоминаний. Мне почти кажется, что я всё ещё - владелец этого дворца.
   - В моих глазах ты и остался им! Мне хотелось бы доказать лучше, чем этой безделицей, мою тебе благодарность.
   - Если ты желаешь сделать мне приятное, Ральф, или скорей Супрамати, как все теперь зовут тебя, то не откажи мне и оставь здесь одного на четверть часа помечтать и отдаться воспоминаниям, будто я всё ещё принадлежу этому миру.
   Сидевший в кресле, Супрамати встал.
   - Я оставляю тебя одного! Побудь здесь, Нараяна, и считай себя хозяином этих комнат, ещё полных тобой.
   Супрамати сделал дружеский знак рукой и ушёл в спальню, дверь которой запер за собой на ключ. Он не заметил странного и насмешливого выражения, вспыхнувшего в глазах призрака.
   Но не прошло и нескольких минут со времени ухода Супрамати из кабинета, как противоположная дверь, ведущая на половину жены, быстро открылась и в неё вошла Нара.
   - Что ты наделал! - вскричала она, подбегая к мужу и хватая его за руку. - Ты материализовал Нараяну и оставил одного в кабинете? Разве можно делать такие безумства! Это - непростительно! Ведь ты - не профан, который забавляется, не понимая, что делает...
   Супрамати с недоумением смотрел на неё. Она бросилась к двери кабинета, но та в эту минуту открылась, и на её пороге появился Нараяна. Его чёрные глаза пылали, на губах блуждала улыбка, а на бледных щеках выступил румянец. Его красота явилась в полном блеске.
   Супрамати с восхищением смотрел на него и не понимал причину гнева Нары, не понимал, какая беда может произойти от материализации или от желания духа остаться на несколько минут одному в комнате, где он так долго жил.
   Но взгляд, брошенный случайно в кабинет, заставил его вздрогнуть. В стене, напротив которой сидел Нараяна, оказывается, было отверстие, о существовании которого Супрамати не подозревал, а на столе стояла открытая шкатулка. Рядом со шкатулкой лежал флакон с золотой пробкой, содержащий в себе Первоначальную Материю. Дерзкий дух осмелился воспользоваться ей...
   Супрамати побледнел. Нараяна смерил Нару насмешливым взглядом и сказал:
   - Ты явилась поздно, чтобы помешать мне, моя прекрасная экс-супруга! Несмотря на всю твою предусмотрительность, ты забыла предупредить Супрамати, сердце которого века не успели ещё иссушить, как твоё.
   - Ты оказал себе плохую услугу, но твоё легкомыслие - неисправимо, - сказала Нара, хмуря лоб.
   - Не тревожься, я и буду нести последствия моего поступка, а супружеские бури уж больше не страшат меня. К тому же, твои чары потеряли надо мной власть, - сказал Нараяна. - И так, успокойся, жестокая и очаровательная Нара: я не потребую никакого наследства, даже тебя. Тебе лучше, чем кому-либо, известно, как мне тяжело будет теперь сношение с людьми. Поэтому я удаляюсь во дворец на юг Гималаев, и никого не буду беспокоить.
   Нара пожала плечами и отвернулась, а потом вышла из комнаты, бросив мужу:
   - Глупец! Трижды глупец!
   - Не огорчайся, что я стоил тебе такого титула, мой бедный друг и наследник. Ведь я один только слышал его. К тому же, в былое время меня награждали ещё энергичней, но со стороны красивой женщины это - пустяки! - со смехом вскричал Нараяна.
   - Ах, ты - неисправим! - сказал Супрамати, смеясь, затем уже серьёзным тоном он спросил. - Что ты сделал?
   - Только то, на что имел право: я воспользовался Первоначальной Материей, Которую завещал тебе. Ты же не обеднеешь от нескольких капель, которые я истратил.
   - Полно, Нараяна. Всё, что принадлежало тебе, так и остаётся твоим добром. Я ничем не воспользуюсь. Самый же драгоценный твой дар - Посвящение - останется при мне.
   - Ты - хороший и честный человек, Супрамати! - сказал Нараяна. - Но я не нуждаюсь в земных благах, которые завещал тебе.
   - Во всяком случае, всё находится в твоём распоряжении. Только не думай, пожалуйста, что я сожалею о твоём воскрешении.
   - Я знаю. Но пойми, Супрамати, что я не стал обыкновенным человеком, я - амфибия, вошедшая через обе двери в невидимый мир. Так, я не могу употреблять обыкновенные блюда, а должен питаться особой пищей, которая почти ничего не стоит. Я приобрёл способность не разлагаться благодаря Первичной Эссенции, Которая одарила меня волей или жизненной силой, оставаясь в то же время духом. Так я, по желанию, могу быть видимым и невидимым. Сейчас я докажу это тебе.
   Нараяна взял Супрамати за руку и исчез. Как тот ни оглядывался, он всюду встречал прозрачный воздух, а между тем продолжал чувствовать пожатие пальцев Нараяны. Наконец, тот снова сделался видимым, восхищённый удивлением и недоумением молодого Мага.
   - Тебе ещё - неизвестны многие тайны, так как ты изучил только первые области Науки, но изучил их последовательно. Хотя явления, какие можно получить при помощи Первоначальной Материи, тебе почти неизвестны. Их разнообразие - бесконечно, так как Этот Агент с такой же лёгкостью сплачивает молекулы, как и рассеивает их. С четвёртой частью того, что ещё заключается в этом флаконе, ты можешь воскресить целое кладбище. Только это не будет то, что я сделал. Я привлёк только из пространства некоторое количество молекул, которые гарантируют мне компактность, необходимую для получеловеческой жизни, лишённой, впрочем, плотских неудобств. Такую жизнь я предполагаю вести во дворце, расположенном в Гималаях. Этого дворца ты не видел ещё, но надеюсь, что навестишь меня там. Ты же, несмотря на своё бессмертие, чувствуешь тяготы материального тела и нуждаешься в тысяче вещей для своего комфорта, перемещения и прочее. Если ты не можешь умереть от голода, то всё-таки должен чувствовать другие неудобства, от которых я избавлен.
   Супрамати упал в кресло и провёл рукой по лбу.
   - Я теряюсь в этом лабиринте чудес и тайн, источником которых служит Первоначальная Материя. Всё более во мне крепнет понимание того, что я - невежда, едва изучивший азбуку. Но ты, Нараяна, искусен в этой науке, которая для меня - неизвестна. Ты изучил свойства Первоначальной Материи. Дай мне кое-какие объяснения и ответь на некоторые вопросы.
   - С удовольствием сообщу тебе немногое, что знаю.
   - В таком случае, скажи, шутил ты или нет, когда говорил, что при помощи Первоначальной Материи можно воскресить целое кладбище?
   - Я говорил серьёзно. Это - возможно.
   - Я не понимаю этого. Благодаря нашей системе погребения, в могилах остаются только костяки, от сжигаемых же трупов остаётся лишь пепел. Каким же образом могут ожить и одушевиться такие останки?
   Нараяна погасил семь свечей, которые ещё продолжали гореть. Затем он прошёл в соседнюю комнату и сел на диван, предложив Супрамати занять место рядом.
   - Я вижу, что ты собираешься долго расспрашивать меня, и поэтому нам будет удобнее здесь. А теперь я отвечу на твой вопрос. Пока существует остов человеческого тела - есть объект, пропитанный жизненным флюидом. Это составляет основание, около которого может быть сосредоточена молекулярная система, которая некогда составляла одно целое. Такое действие происходит всегда, и притом с поразительной быстротой, если в останки тела ввести частицу Первоначальной Эссенции, необходимой для агломерации.
   - И воскрешённые таким образом существа становятся бессмертными? - спросил Супрамати.
   - Нет! Они приобретают жизненность только на известное время, которое не бывает продолжительно ввиду того, что материя сильно поглощается процессом, имеющим свои неудобства. Так, например, чтобы вернуть душу в тело, в котором она некогда обитала, иногда приходится вырывать её из тела, которое она оживляет в данное время, что вызывает моментальную смерть этого субъекта, так как действующая сила не знает преград и проявляется там, где оказывается сильнее. В занимаемом нас случае Высшая Сила всегда находится в разрушенном теле, так как доза Материи зависит от оператора. Душа, приведённая таким образом в своё прежнее обиталище, теряет воспоминание о прошлом, безразлично, вызвана ли она из пространства или вырвана из другого тела. Впрочем, с помощью Этой Материи - Эссенции Жизни - можно даже искусственно создать человека, но его жизнь будет кратковременна, потому что Жизненная Материя поглощалась бы слишком быстро. Такой человек обратился бы в пепел, но это - возможно.
   - Отчего же Дахир никогда не говорил мне о таком важном деле? - пробормотал Супрамати.
   - О! Дахир - осторожный и методичный наставник. Он научил тебя магическим формулам, которые подчиняют низших существ, развил твои оккультные чувства и дисциплинировал твою волю, но не познакомил тебя со свойствами Первоначальной Материи, оставляя это, вероятно, на будущее время. Я же всегда был строптивым учеником и не выносил слишком медленного обучения. Я стремился ориентироваться во всех областях Знания. Теперь же я поделюсь с тобой результатами моих занятий в этой области. Если желаешь, я покажу тебе несколько опытов, иллюстрирующих то, что я говорил о свойствах и силе Первоначальной Эссенции.
   - Ещё бы не хотеть! Буду тебе признателен, если ты просветишь меня немного относительно свойств Необыкновенной Материи, Которой я владею как невежда, не умеющий пользоваться Ей и рискующий причинить много зла там, где хотел бы сделать много Добра.
   - Мы можем немедленно же приступить к опыту воскрешения. Теперь едва полночь. Время - благоприятное. А так как я, слава БОГУ, не рискую распасться, то и отдаю себя в твоё полное распоряжение. Отправимся на остров мёртвых. Там мы выберем нескольких покойников, которых вернём к радостям жизни. А так как они не будут знать, что мы являемся их благодетелями, то не будут в состоянии донести на нас и не допустят мысли, что были мертвы, - со смехом сказал Нараяна.
   Супрамати задумался.
   Возможность присутствовать при неслыханном опыте подстрекала его любопытство, а досада на Дахира и Нару, которые по ложкам отмеривали ему Знания, побуждала его принять предложение Нараяны. С другой стороны, его душу беспокоила боязнь причинить вред, преступно воспользовавшись неизвестными Законами.
   Нараяна, который следил за ним, рассмеялся.
   - Ты колеблешься? Может, ты боишься Нары или Дахира? В таком случае, оставим то, о чём я говорил. БОЖЕ сохрани, чтобы ты получил из-за меня нагоняй от своих наставников.
   Лицо Супрамати залил румянец.
   - Полно говорить глупости! Я ни от кого не получаю приказаний. Я хочу присутствовать при интересном феномене, который ты обещал мне показать, и следую за тобой. Дай мне только убрать вещи и захватить плащ.
   - Как знаешь. Не забудь взять с собой флакон с Первоначальной Материей и дай мне какой-нибудь плащ. Мне неудобно выйти на улицу в этом загробном костюме, - сказал Нараяна, сбрасывая на пол, бывший на нём плащ, который будто расплылся в воздухе.
   Он оказался в фиолетовом бархатном костюме с широким кружевным воротником и в высоких сапогах со шпорами.
   Супрамати с улыбкой посмотрел на него, а затем, убирая вещи, спросил:
   - Скажи, почему Нара хотела помешать тебе - обрести настоящее состояние? Ведь это же ей - всё равно.
   Улыбка скользнула по губам Нараяны.
   - Спроси у неё. Может, она и откроет тебе причину своего недоброжелательства ко мне. Я же не желаю ещё больше раздражать её, возбуждая, может быть, необоснованные подозрения.
   Десять минут спустя оба ушли из дворца через тайную лестницу, выходящую на боковую лагуну. У подножия лестницы стояла лодка.
   - Я изменил свой план, - сказал Нараяна, садясь в лодку и закутываясь в плащ, принесённый Супрамати. - До острова мёртвых далеко, да к тому же там трудно достать костяк. Я придумал лучше. Недалеко отсюда, - он назвал один из небольших боковых каналов, - есть старый полуразвалившийся палаццо. Его обладатель, носящий древнее имя, разорён и прозябает в одной из комнат первого этажа, где скоро и подохнет, но продать свои развалины он не хочет. В этом дворце некогда находилась капелла, под которой был устроен ныне уже забытый склеп. Там мы и найдём то, что нам нужно.
   - Хорошо! - сказал Супрамати, схватив вёсла и направляясь к указанному месту.
   Это был древний квартал Венеции. Дома, обрамляющие небольшой канал, имели по большей части пустынный и покинутый вид. Наконец Нараяна указал на большое, больше других разрушенное здание и сказал:
   - Вот - этот палаццо! Приставай к маленькой двери слева.
   Супрамати причалил к древнему бронзовому кольцу, вделанному в стену, и стал подниматься по ступеням. Нараяна - впереди него. Под давлением руки Нараяны дверь со скрипом открылась и почти тотчас же захлопнулась за ними.
   - Здесь - темно, как у дьявола в глотке, - сказал Супрамати и вынул из кармана стеклянный шар на бронзовой ручке, этот шар издал яркий свет.
   - А! Значит, узнали секрет вечных ламп, тайна которых так интересовала учёных с того времени, как они были найдены в римских могилах? - сказал Нараяна.
   - Да, эта тайна разгадана лет тридцать назад. Теперь они - в большом ходу. Ну, Нараяна, иди вперёд и указывай дорогу, так как тебе известно - расположение этого дома.
   - О, в совершенстве! Я видел этот дворец в его лучшие времена, а именно - около 1560 года. Тогда это был роскошный дом.
   Они прошли целую анфиладу пустых зал. Свет лампы освещал обнажённые стены, покрытые мхом фрески и потрескавшиеся плафоны, грозящие обрушиться. Тяжёлый контраст представляла вся эта нищета, и разорение с каминами из белого и жёлтого мрамора, с мраморными и мозаичными полами, покрытыми пылью и обломками.
   Шаги Супрамати гулко раздавались по каменным плитам. Нараяна же бесшумно скользил рядом с ним.
   Вдруг в этой ночной тишине, в этой обстановке разрушения в Супрамати проснулось что-то, напомнившее прежнего Ральфа Моргана. На какое приключение отважился он в обществе спутника, явившегося из загробного мира?
   - Ах! Не предавайся ты своим глупым мыслям! - сказал Нараяна. - Думай лучше о том, что мы намерены сделать. Мы приближаемся к цели. Если я не ошибаюсь, то в конце этой галереи мы выйдем на дворик, где прежде бил фонтан, а по другую сторону находилась капелла.
   После нескольких минут ходьбы они очутились перед дверью, которая вела на дворик, выстланный каменными плитами и обнесённый галереей с арками. Луна выглянула из-за туч, покрывающих небо.
   При свете луны на противоположном конце двора вырисовывалось строение с куполом, увенчанным крестом.
   - Капелла имеет также выход с другой стороны в переулок, но та дверь заперта изнутри, так как в этой часовне уже давно не совершаются богослужения, - сказал Нараяна.
   - Удивительно, как ты хорошо помнишь топографию и всё, что касается этой развалины, - сказал Супрамати.
   - Нараяна рассмеялся.
   - Я имел здесь друзей и одно время был частым гостем в этом доме. Но идём! Нам нужно войти в ризницу, служившую входом для владельцев дворца, которые были строителями этой часовни.
   Они прошли через двор, остановились перед дверью, источенной червями, и Супрамати ударом плеча выбил эту дверь. Ризница была пуста, как и часовня, имеющая унылый вид.
   Стёкла в двух высоких и узких стрельчатых окнах были выбиты, алтарь обнажён. Несколько больших надгробных плит украшали стены. Нараяна прошёл вглубь часовни, где влево от алтаря находилась каменная плита со вделанным в центре бронзовым кольцом. Он наклонился и поднял плиту. Тогда, при свете лампы, обнаружились ступени каменной лестницы.
   - Это - вход в склеп, - сказал Нараяна, спускаясь по лестнице.
   Супрамати с лампой последовал за ним. Скоро они очутились в подземелье, предшествовающем склепу. Бронзовая дверь склепа была закрыта на засов, на котором висел замок. Супрамати поднял валяющийся в углу кусок железной полосы и несколькими ударами сбил замок. Затем он отодвинул засов - и дверь со скрипом открылась. Из склепа пахнуло спёртым воздухом, насыщенным запахом сырости. Супрамати не обратил на это внимания и вошёл в склеп. Свет лампы, которую он держал в руке, осветил ряд больших и маленьких гробов, стоящих на каменных подставках вдоль стен.
   Некоторые из них сгнили, и их истлевшие доски обвалились на землю, вперемешку с костями. Другие гробы были целы. Нараяна направился к большому и массивному гробу из почерневшего дуба с металлическими углами.
   - Здесь, - сказал он, - почивает та, которую я хочу воскресить. Лоренца была красивая женщина. Её муж - старое чудовище - задушил её в припадке ревности за то, что она предпочла ему молодого и красивого возлюбленного. Эта история не выплыла на свет БОЖИЙ лишь потому, что старый Марко приходился родственником дожу.
   Нараяна начал снимать крышку гроба, которая не без труда поддалась его усилиям и с шумом упала на землю. Из гроба поднялось облако пыли.
   Затем Нараяна сбросил истлевшее от времени покрывало и Супрамати увидел лежащее в гробу тело.
   Это не был скелет, так как почерневшая и высохшая кожа покрывала кости, вырисовывая все их неровности. Вместо глаз зияли чёрные впадины. Безгубый рот скалил зубы и голова, окружённая пышной массой волос, имела вид черепа.
   Нараяна сделал гримасу.
   - Немного же осталось от красавицы Лоренцы! Но ты сейчас увидишь, что синьору Марко простительно было принять на совесть преступление. А что великолепно сохранилось, так это платье. Обрати внимание на эту пурпурную парчу. Она - толста и прочна, несмотря на то, что пробыла здесь больше трёх веков. Вашим фабрикам не худо было бы принять её за образец.
   Супрамати пощупал отлично сохранившуюся материю. Только золотые кружева, украшавшие корсаж с широкими рукавами, почернели.
   - Однако нам пора приниматься за дело. Я только схожу за водой к фонтану, - сказал Нараяна.
   Он ушёл, а Супрамати прислонился к стене.
   Совесть упрекала его за то, что он решается на опыт, который, в случае удачи, явится страшным испытанием для существа, над которым будет произведён. Но противовесом этому чувству явилось любопытство "учёного", которое и заглушало угрызения совести. Он спрашивал себя: не сказки ли это, придуманные Нараяной? Не уже ли руки скелета, держащие крест из чёрного дерева, могут сделаться руками живого человека, а этот разложившийся труп выйти из гроба?
   Приход Нараяны прервал его мысли. Он принёс кружку воды и зажжённый фонарь древней формы, которому было лет полтораста.
   - Вот! - сказал Нараяна, поставив кружку и фонарь на один из соседних гробов.
   - К чему этот фонарь? По сравнению с моей лампой - это светлячок, - сказал Супрамати.
   - Твой шар своим ярким и ослепительным светом будет вредить феномену. Заверни его, и спрячь в карман, - сказал Нараяна.
   - Это я могу сделать и при свете фонаря. Но как ты зажёг его? - спросил Супрамати, пряча светящийся шар.
   - А вот как, - сказал Нараяна, поднимая руку.
   На его руке вспыхнул мерцающий огонёк, который погас, как только он опустил руку.
   Супрамати достал флакон и капнул три капли в воду. Из кружки брызнуло большое красное пламя, а вода словно превратилась в расплавленную массу.
   - Вылей всё из кружки в гроб! - сказал Нараяна.
   Супрамати повиновался. Послышался треск, будто воду вылили на негашёную известь.
   - Теперь отойдём в тот тёмный угол. Оттуда мы можем всё видеть, не будучи видимы.
   Супрамати прислонился к стене и смотрел на гроб, где что-то трещало и кипело, а вверх поднимался густой беловатый пар, изборождённый огненными зигзагами.
   Затем с потолка, стен и пола появилась масса блестящих фосфорических искр, которые с треском сыпались на массу, кипевшую в гробу.
   Сердце Супрамати билось со страшной силой, а от волнения у него захватило дыхание. Он взглянул на Нараяну, который стоял рядом с ним, но его лица не было видно, так как Нараяна закрылся с головой плащом. Его же плащ был покрыт фосфоресцирующим туманом, который вырисовывал на тёмной стене фигуру Нараяны. Рука же с длинными и тонкими пальцами, придерживающая складки плаща, была рукой живого человека. Супрамати отвернулся и стал смотреть на гроб.
   Там произошли перемены. Беловатый пар превратился в красное облако, которое быстро исчезало внутри гроба. С потолка спустилось большое пламя, стрелой пронеслось через склеп и потонуло в гробу, увлекая за собой остатки красного облака. Затем всё угасло, и в склепе, освещённом светом фонаря, настала тишина.
   Вдруг что-то зашевелилось и раздалось шуршание шёлковой материи. Потом послышался вздох, такой жалобный и болезненный, что дрожь пробежала по телу Супрамати. На краю гроба появилась белая рука, а затем голова и торс женщины, которая приподнялась и села, тяжело переводя дыхание. Это лицо, которое за четверть часа перед этим было черепом, выражало теперь ужас, а глаза блуждали по зловещей обстановке.
   - Великий БОЖЕ! Пресвятая БОГОРОДИЦА! И так, это не было ужасным сном, что Марко хотел задушить меня? И меня сочли умершей! - пробормотал дрожащий голос.
   Женщина выпрямилась, приподнялась и встала из гроба. Она вздрогнула и, подняв ногу, посмотрела на неё.
   - Скажите, пожалуйста, какие рваные башмаки надели на меня! - сказала она на тосканском наречии.
   Охваченная слабостью, она села на ступеньку и сжала голову руками.
   Супрамати увидел, что это была ещё молодая стройная женщина, с роскошными чёрными волосами. Охваченная ужасом, какой внушало ей это место, Лоренца встала и схватила фонарь.
   - Кто мог принести сюда этот фонарь? Конечно, он, чувствуя, что я - жива. Но где же - он? - шептала она, и на её губах появилась улыбка.
   Затем она повернулась и вышла из склепа.
   - БОЖЕ, какое очаровательное создание! Но что с ней будет? - пробормотал Супрамати. - То, что ты сделал, Нараяна, это дьявольское дело! Уж не ты ли этот "он", которого она ждёт? - спросил он.
   - Ты - воплощённая проницательность, друг Ральф. Теперь же я должен возложить на тебя бремя покровительства Лоренце. Надеюсь, что Нара не будет ревновать тебя: ведь ты - такой добродетельный и верный супруг! - со смехом сказал Нараяна. - Впрочем, даже рискуя рассердить мою экс-половину, я не могу заняться воскресшей красавицей. У меня нет ни человеческих прав, ни прав духа. Но она не поймёт этого, если увидит меня, и её любовь причиняла бы мне только затруднения. А теперь - до свиданья! Ступай наверх! Бедная малютка - во дворе и не может понять перемены, произошедшей с её дворцом. Предложи же ей свои рыцарские услуги. Кстати, вернуться к лодке ты можешь другим, более прямым и коротким путём, чем тот, которым мы пришли. В зале, где находится камин, украшенный головой Аполлона, есть слева дверь. Она выходит в галерею, которая приведёт вас в вестибюль. Я оставляю также плащ, который ты дал мне. Он пригодится, чтобы прикрыть не совсем модный костюм Лоренцы.
   Минуту спустя Супрамати был уже в склепе один, а Нараяна исчез.
   Супрамати поднялся по лестнице и увидел во дворе Лоренцу. Она была испугана и стояла в нерешительности, не смея двинуться вперёд.
   - Синьора! - сказал он, подходя к женщине. - Позвольте мне проводить вас туда, где вы сможете отдохнуть.
   Супрамати говорил по-итальянски.
   Лоренца подняла на него большие чёрные глаза и с недоверием оглядела его высокую фигуру, закутанную в тёмный плащ, с большой фетровой шляпой на голове. Она отступила назад и пробормотала:
   - Убийца?!
   Улыбка скользнула по губам Супрамати.
   - Успокойтесь, синьора! Я - нобили, а не убийца. Я хочу отвезти вас к моей жене. Остальное мы обсудим позже, - сказал он, набрасывая плащ ей на плечи и беря фонарь.
   - Понимаю! Вас послал Нараяна. Он найдёт меня и возьмёт под своё покровительство, - сказала Лоренца, опуская капюшон. - Но я не хочу идти через дом: Марко может узнать это. Мы можем выйти через капеллу.
   - Не бойтесь, синьора! Никто не увидит и не остановит вас. Вы можете довериться мне.
   Лоренца последовала за ним. Но когда она проходила по пустым и разрушающимся комнатам, ей овладел такой ужас, что она схватила Супрамати за руку и вскричала:
   - Что это значит? Весь дом - разграблен. Что же могло случиться здесь в несколько дней?
   - Скоро вы всё узнаете, синьора! Здесь - не место для разговоров, - сказал Супрамати, увлекая спутницу к выходу.
   Во время переезда не было произнесено ни слова, но когда Супрамати причалил к своему дворцу, Лоренца крикнула:
   - Вы замышляете предательство, синьор незнакомец? Вы везёте меня во дворец Нараяны? Здесь он не станет прятать меня. Отвезите меня к нему! Я хочу его видеть! - сказала она, разражаясь рыданьями.
   Улыбка скользнула по лицу Супрамати.
   Вместе с жизнью в душе несчастной пробудилась и любовь к предавшему её человеку, который был причиной её кончины и который вырвал теперь её из гроба, чтобы произвести "интересный опыт" и доказать, что он может воскрешать мёртвых.
   Он убедил Лоренцу выйти из лодки и провёл её в гостиную Нары, где и попросил подождать его. Он же прошёл в спальню жены, чтобы сообщить ей о произошедшем.
   Нара была раздражена и ходила по комнате. Когда вошёл муж, она смерила его взглядом.
   - Ну, что скажешь нового? Какую глупость ты ещё сделал? Соучастником какого нового проступка сделал тебя Нараяна? - спросила она.
   - Прости меня, Нара, - сказал Супрамати, беря её руку и поднося к губам. - Это - правда! Я позволил себе увлечься опытом преступным, но до такой степени необыкновенным, что...
   - Понадобилось убить живое существо и облечь в траур семью, чтобы воскресить скелет, а Нараяне дать возможность показать своё "знание"! Право, нет конца его злобе, и той дерзости, с которой он забавляется человеческими жизнями. Ты выбрал себе опасного учителя. Это - учёный без совести. Он пользуется Законами не для полезной цели и не с благоразумием, как истинный посвящённый, а с преступной беззаботностью.
   - Может, я и был неблагоразумен, но меня увлекло желание Знания. Я хочу знать свойства Той Первоначальной Материи, Которой я владею! Вы же с Дахиром оставляете меня в неведении, отмериваете мне Знание по каплям, - сказал Супрамати.
   - Кто хочет учиться, должен постепенно двигаться вперёд. Ты же, Супрамати, несмотря на все твои хорошие качества, - ужасный ребёнок! Разве не увлекло тебя сегодня твоё любопытство на жестокий и бесполезный поступок? Какова будет судьба женщины, которую вы воссоздали? Что будет она делать, очутившись в непонятных для неё условиях, в этом мире, где она никого не знает?
   Супрамати покраснел, а потом привлёк Нару к себе и поцеловал в щёку.
   - Ты - права, моя прекрасная и мудрая волшебница. Но раз зло сделано, помоги мне исправить его в пределах возможного. Я привёз Лоренцу сюда. Нельзя же было её бросить на улице. Теперь она - в твоей гостиной и вид у неё - немного сумасшедшей.
   - Я полагаю. Безумие было бы для неё благодеянием. Хоть Лоренца и не заслуживает моего участия и помощи, но ввиду протекшего времени и двойной смерти, которую ей предстоит пережить, я прощаю тебя, и постараюсь облегчить её участь.
   - Ты знала Лоренцу?
   - О, конечно! Её выдали замуж за одного старого, очень богатого нобили, который любил её, но Нараяна увлёк её и обольстил. Их связь была так скандальна, что слухи о ней дошли до синьора Марко, и тот в припадке ревности задушил жену. Мучили ли его угрызения совести, или волнение было слишком сильно для него, только по совершении преступления с ним случился апоплексический удар, а через шесть месяцев он умер. Что же касается нас, то мы уехали из Венеции - и вся история была замята. Теперь я пойду к живой покойнице, а ты ступай к Нараяне. Может, он научит тебя, как создать при помощи Первоначальной Материи человека. Он и это умеет делать. И если вы с ним не населите целую пустыню, то, может, навяжете мне заботы о какой-нибудь новой жертве ваших "опытов".
   Нара повернулась и вышла из комнаты.
   Лоренца сидела в гостиной, закрыв лицо руками. В её голове бушевал хаос мыслей, и ей казалось, что она сходит с ума.
   Очевидность указывала ей, что с той минуты, как она потеряла сознание, до того времени, как очнулась в склепе, произошла перемена во всём, что её окружает.
   Она помнила, как вернулась к гондоле, наполненной цветами, которые в изобилии бросал ей Нараяна во время корсо на Большом канале.
   Она с трудом таила свою страсть к Нараяне, который был чужеземцем только по происхождению, но по костюму, манерам и даже христианскому благочестию ничем не отличался от венецианских синьоров, за исключением, может, своей щедрости сатрапа. С какой изобретательностью он находил всегда возможность осыпать её подарками с тех пор, как сделался её любовником!
   После этого чудного вечера настала ужасная ночь. Муж устроил ей сцену. Она с дрожью вспомнила искажённое лицо, налитые кровью глаза, смотревшие на неё с ревностью, и ледяные пальцы Марко, которые сдавили её горло.
   Всё это произошло лишь несколько дней назад, а между тем дворец обратился в развалины, улицы изменили свой вид, костюмы прохожих не были похожи на те, к которым она привыкла, и даже эта комната, куда привёл её неизвестный покровитель, дышала чем-то новым, неведомым. Всё было ей чуждо здесь, начиная с огня, горящего в стеклянных трубочках, и кончая мебелью странной формы, обтянутой атласом.
   Боль сдавила ей череп, и она поникла головой на стол.
   Прикосновение руки заставило Лоренцу вздрогнуть. Она выпрямилась и вскочила на ноги.
   - Мадонна Нара! Это - вы?! - пробормотала она.
   - Да, это - я, мадонна Лоренца! Пойдёмте в мою комнату и там мы сможем объясниться.
   Лоренца пошла в будуар Нары, где на столике была приготовлена еда, состоящая из овощей, молока и хлеба, тут же стоял кубок вина.
   - Прежде всего, подкрепите едой свои силы, - сказала Нара, заставляя сесть свою посетительницу.
   Вид кушаний возбудил аппетит Лоренцы. Она выпила вина и отведала всех блюд. Но когда она хотела начать объяснения, Нара остановила её.
   - Прежде, чем приступить к беседе, вам необходимо принять ванну и переменить платье. Никто не должен видеть вас в этом костюме. И так, пойдёмте в мою уборную.
   Лоренца повиновалась, чувствуя себя утомлённой и неспособной рассуждать. Она разделась и погрузилась в ванну, куда Нара налила что-то из флакончика. Пока её гостья мылась, Нара принесла из гардеробной бельё и приготовленный для неё пеньюар, так как не хотела будить камеристку.
   Ванна освежила Лоренцу, а когда она надела батистовое бельё и широкий шёлковый пеньюар, отделанный кружевами, то почувствовала себя хорошо.
   - Теперь надо поспать, - с улыбкой сказала Нара.
   - Но прежде я поблагодарю вас за вашу доброту ко мне. Я так мало заслужила её и виновата перед вами, - пробормотала Лоренца, краснея и опуская глаза.
   - Ваша вина передо мной прощена и забыта, так как с умершими не считаются. Для первого объяснения многих вещей, которые кажутся вам непонятными, я должна сказать вам, маркиза, что ваша летаргия длилась дольше, чем вы предполагаете. За это время Нараяна умер...
   Лоренца побледнела и вскричала:
   - Нараяна умер, а я - жива! - Заливаясь слезами, она продолжала. - Зачем ГОСПОДЬ дал мне пережить его! Как ни преступна моя любовь, она связывает меня с ним всеми фибрами моего существа. Ради него я готова была всё перенести. - Видя, что Нара молчит, глядя на неё, Лоренца пробормотала, стараясь подавить рыдания и побороть своё отчаяние. - Простите мне такое выражение горя, которое для вас - равносильно оскорблению. Моё единственное извинение заключается в том, что сердцу нельзя приказывать и что он говорил мне, что разошёлся с вами, что вы не любите его больше и равнодушно смотрите на его любовь к другой женщине. Правда ли - это? Возможно ли, не любить такого человека, как он?
   - Это - правда. Я не могла любить Нараяну. Меня отталкивали от него беспутная жизнь, безнравственные принципы, измены и легкомыслие, с какими он бесчестил женщин. Его поведение по отношению к вам и вашему супругу было недостойно. Он выдавал себя за друга маркиза и воспользовался его кратким отсутствием, чтобы обольстить вас. Вы были так молоды и хороши собой, что легко могли возбудить каприз гуляки. Ваш же муж любил вас. Когда вы погубили его счастье и честь, он дошёл до преступления и умер.
   - Как? Марко тоже умер? - пробормотала Лоренца, падая в кресло.
   - Да, вам остаётся только молиться за него и за вашего обольстителя. ГОСПОДЬ даровал вам жизнь, чтобы вы раскаялись и посвятили остаток ваших дней Молитве и Очищению души.
   - Скажите же, отчего он умер, и как долго я лежала в летаргии? Объясните мне всё, что произошло с того времени, как я... лишилась сознания, - попросила Лоренца.
   - Только не теперь. На сегодня довольно волнений. Мне нужно будет передать многое, что сильно взволнует вас, а вы нуждаетесь в отдыхе.
   Видя, что Лоренца собирается протестовать, Нара сказала:
   - Без возражений! Примите эти успокоительные капли, ложитесь в соседней комнате на диван и спите. Завтра вы узнаете всё, что пожелаете.
   Лоренца не понимала, что её силы - истощены. Ужасный "опыт", какой вынесли её душа и тело, давал знать о себе. Поэтому, едва она легла на диван, как принятое ей наркотическое средство погрузило её в сон.
   Нара смотрела на красивое лицо, которое в течение веков было прахом, и теперь оживлено преступной волей. Из её груди вырвался вздох.
   - Несчастная! Какие нравственные муки ждут тебя при пробуждении. Когда же, Нараяна, поразит тебя правосудие Небес? Когда ты осознаешь преступность легкомыслия - играть Знанием, попавшим в твои руки? - пробормотала она.
   - Ты ненавидишь меня, и поэтому так осуждаешь,- сказал знакомый голос.
   Нара обернулась, и её взгляд встретился с пылающими глазами Нараяны.
   - Ты явился полюбоваться на своё дьявольское дело? Не уже ли тебя не мучает совесть, что ты снова так жестоко поступил с этой жертвой своих прихотей? - спросила Нара. - Но ты знаешь, что я не ненавижу тебя, так как степень моего Посвящения исключает такое чувство. Я жалею тебя и упрекаю, что ты, держа в руках кубок Знания, предпочёл ему кубок наслаждений. Мне жаль, что ты не захотел стряхнуть с себя прах пошлого человека и пользуешься обрывками приобретённых Знаний, чтобы делать зло и глупости. Ты знаешь, что на твоём прошлом лежит больше проклятий, чем благословений.
   - Это ты всё намекаешь на воскрешение Лоренцы?
   - Не только о нём. Вспомни, сколько ты совершил оккультных злоупотреблений, забывая, что творящий и разрушающий двигатель доверен нам, чтобы мы были его хранителями, а не чтобы пользоваться им ради забавы или для удовлетворения личных фантазий. Статус братства, членом которого ты был, запрещают употреблять Первоначальную Материю для нарушения действующих Законов, как-то: для воскрешения мёртвых, что создало бы беспорядок и вызвало бы неслыханные осложнения. Если бы каждый из нас пользовался известными свойствами Таинственной Эссенции подобно тебе, мы перевернули бы всю планету.
   - Ты - права, Нара, и всё-таки, однако, заблуждаешься. Воскрешение одного существа не воспламенит мир и не поколеблет мудрого закона, обрекающего на смерть всё живущее. Так же никому не принесёт вреда, что я принял несколько капель Эссенции Жизни.
   - Для тебя последствия этого будут тяжелы.
   - Эти последствия я и буду нести. Но можешь ли ты, зная законы, которым я подчинён, так осуждать меня? Тебе известно, что вследствие долгой жизни моё астральное тело чересчур пропитано Первоначальной Материей и что в течение времени, которое трудно определить, я не могу снова воплотиться. Таким образом, я осужден на блуждание.
   Но так как меня не допускают в Высшие Сферы, то я должен влачить своё существование в людской среде, а ты понимаешь все невыгоды подобного состояния. Какое человеческое воображение способно придумать более ужасный ад, чем блуждание около Земли! Пляска мёртвых, людей и животных, атмосфера борьбы миллиардов существ, ищущих равновесия, стоны, картины преступлений, наполняющий всё адский вихрь смертей и рождений - нет, существовать в таких условиях у меня не хватает сил.
   Человечество и так достаточно страждет, чтобы увеличивать эти страдания. Продолжать же существование бродячей собаки я не хочу. Поэтому я и решил снова наполовину войти в человечество, чтобы быть в состоянии скрыться, когда пожелаю, от удовольствия созерцать окружающее и прозябания в вонючей атмосфере первой сферы.
   Полудух, получеловек, я буду жить в Индии подобно йогу и буду подкреплять свои силы необходимыми жизненными токами, но не стану никому делать зла, не считая, конечно, шуток над негодяями, не заслуживающими ничего лучшего. Обещаю тебе больше не пользоваться Первоначальной Материей, а буду забавляться лишь своей двойственностью. Вообрази, как будет смешно, если какая-нибудь старая леди, не видя меня, наступит мне на ногу, а я закричу "ой!" и вырву у неё ридикюль, или, например, если я крикну: "Ха! ха!" на ухо какому-нибудь обожателю, когда он будет объясняться в любви своей возлюбленной.
   - И подобные глупости могут развлекать тебя? Ты - достоин сожаления, Нараяна! Великий БОЖЕ! Кому же будет дано внушить тебе любовь к Чистому Знанию! - сказала Нара, вздохнув.
   - Успокойся! Я не буду заниматься исключительно глупостями. Как только я прилично устроюсь, - ведь тебе известен мой девиз: "если жить, то жить хорошо", - и немного позабавлюсь, ослепляя людей своим блеском и заинтриговывая их окружающей меня таинственностью, я обосную небольшую школу Посвящения. У меня будет несколько учеников, которых я обучу если не Высшей Магии, то, во всяком случае, феноменам, вызываемым полумагом. И ты увидишь, что меня будут уважать не меньше, чем Супрамати, который одарён всеми качествами, чтобы сделаться настоящим Магом, что без зависти я и признаю. А теперь - до свиданья, моя прекрасная экс-супруга! Приглашаю тебя с Супрамати навестить меня. Вы будете желанными гостями, особенно ты, так как, отказавшись от прав мужа и от всех сопряжённых с ними удовольствий, я сохраняю за собой права кавалера и постараюсь вниманием второго загладить все ошибки первого.
   - Шут! - сказала Нара, пожимая плечами и смеясь.
   В своей комнате Нара застала взволнованного и встревоженного Супрамати. Он спросил про Лоренцу. Нара рассказала ему, что она сделала, и прибавила, что видела Нараяну, упрекавшего её в ненависти к нему, вследствие которой она будто бы слишком строго судит его.
   - Я тоже думаю, что ты к нему - недоброжелательна, - сказал Супрамати. - Ты очень рассердилась, когда я дал ему чуточку Эликсира Жизни, а между тем, не всё ли равно тебе?
   - Конечно, всё - равно, за исключением некоторых флюидических неудобств, проистекающих от уз, какие образовались между нами в течение веков. Я считала бесполезным и опасным вводить Нараяну в искушение. Если бы он оставался в состоянии блуждания, то отвращение к своему страждущему положению всё-таки толкало бы его вперёд по пути Очищения и Труда. Теперь же он остановится на одном месте, будет забавляться и ничего не делать.
   - В таком случае, я сожалею о своей непредусмотрительности, - сказал Супрамати.
   - Теперь сожаления уже не помогут. Нет, мой друг, я вижу, что тебе надо ещё много учиться, прежде чем ты приобретёшь не только Знания истинного Мага, но и его Благоразумие.
  
   Глава 7
  
   Для Нары настали тяжёлые дни. Ей надо было объяснить Лоренце, что она спала более трёх веков и что ничего не осталось от того, что она знала и любила.
   Самое грустное заключалось в том, что ум воскрешённой не мог понять того, что она считала невозможным.
   Сначала Лоренца подозревала мистификацию, но подавляющая действительность скоро рассеяла последнюю иллюзию, и это вызвало такое состояние, что только искусственный сон на время прерывал его.
   Наконец после недели отчаяния и потоков слёз Лоренца впала в апатию. Она часами лежала на диване, отказываясь от пищи и питья, или, сидя у окна, смотрела на канал таким взглядом, словно задумала что-нибудь отчаянное.
   Нара с беспокойством наблюдала за ней. Супрамати же был подавлен последствиями своего "научного опыта". Для обоих состояние души воскрешённой тем более было тяжело, что приближалось время их отъезда в братство, а они не хотели бросить Лоренцу, пока не пройдёт такой опасный нравственный кризис.
   С согласия Дахира было решено отвезти Лоренцу в Индию и поместить её в общину женщин, судьба которых была одинакова с её судьбой. Там постарались бы развить её ум и создать ей новые условия существования в занятиях и труде. Если бы она оказалась неспособной найти счастье и покой на этом пути, то можно было бы постараться выдать её замуж, как только она приобретёт достаточно спокойствия, чтобы войти в свет под новым именем и не выдать тайны своего прошлого.
   Однажды утром Нара отправилась к своей пациентке, чтобы попытаться ещё раз внушить ей благоразумие. Не обращая внимания на мрачный и озабоченный вид Лоренцы, Нара села рядом с ней, и заметила, что покорность истинной христианки с верой и доверием преклонилась бы перед путями ПРОВИДЕНИЯ, как бы непонятны они ни казались ей.
   Видя, что Лоренца покраснела и смутилась, наставница напомнила ей, какой грех предшествовал её летаргии, - что она была мертва, так и осталось для неё тайной, - и что ГОСПОДЬ, наказывая её, был настолько милосерден, что соединил её с Нарой, которую она знала, и обеспечил ей новое будущее. Она прибавила, что Супрамати даёт ей солидное состояние, а это избавляет её от денежных забот. Поэтому она, по своему усмотрению, может вернуться в свет и выйти замуж под новым именем, или ехать с ними в Индию и отдохнуть среди друзей до той минуты, пока не успокоится достаточно, чтобы решить своё будущее.
   Уверенность, что она - не нищая, успокоила Лоренцу, и она выразила желание помолиться в церкви. Нара свозила её в церковь Святого Марка.
   Вид церковной службы, которая совершалась так же, как и прежде, подкрепил женщину. С этого дня Лоренца сделалась благоразумней и выразила желание сопровождать Нару и её мужа в Бенарес. Остальное время до отъезда она ходила по церквям и разыскивала могилы своих современников, у которых подолгу молилась. Особенно долго она молилась у мавзолея мужа, который ей удалось разыскать.
   Две недели спустя все уехали из Венеции и остановились на острове Кипр, где оставили Лоренцу с Тортозом. Там она должна была дожидаться их.
   Женщина была грустна и серьёзна, но спокойна. Теперь нечего было бояться нескромности с её стороны, так как она поняла, что её прошлое не из числа тех, о которых можно говорить.
   В бурную ночь из гавани вышла лодочка. В ней сидели три бессмертных, которые не боялись бурь и направлялись в море. Как только последние фонари гавани исчезли в тумане, показался корабль-призрак, который под парусами дожидался своих пассажиров.
   Сколько времени длилось путешествие, Супрамати не мог определить. Разнообразные чувства волновали его душу, когда они приставали к затерянной в океане скале, которая в своих недрах таила тайны.
   Церемониал приёма был такой же, как и в первый раз, а затем все разошлись по назначенным им комнатам.
   Утром, одетый в белоснежную тунику, сосредоточенный и полный тревоги, Супрамати отправился на службу, торжественность которой произвела на него глубокое впечатление.
   Старец-Первосвященник, совершающий службу, как и полвека назад, подзывал присутствующих по одному и выливал на их головы по несколько капель таинственной влаги, содержавшейся в чаше. Супрамати, Нара и Дахир были последними.
   Старец приказал им стать у подножия ступеней, а сам отнёс чашу на алтарь. Затем он вернулся, привлёк в объятья Супрамати и поцеловал его.
   - Я счастлив, брат мой, приветствовать тебя здесь как полезного и достойного члена нашего братства. Ты сдержал своё обещание. Богатство не приковало тебя к материальному миру, не увлекло тебя своими наслаждениями и не сделало тебя ненасытным в отношении тех мирских пошлостей, которые всегда остаются одни и те же под новыми именами и извинительны едва ли даже для существ, живущих и умирающих, но для бессмертного они составляют преступление и несчастье. Ты возвращаешься к нам не загрязнённый страстями. Ты хорошо поработал и прошёл первые ступени Знания. Теперь ты готов вступить на Путь Высшего Посвящения. Но я вижу в твоей душе боязнь и смущение при виде громадного поля Труда и Знания, Которое ещё предстоит одолеть тебе.
   Успокойся, мой брат! Как ни тяжёл путь, Желание и Воля сглаживают все трудности, а деятельность заставляет забывать время. После каждой раскрываемой тайны встречается запертая дверь новой, ключ к которой приходится искать. Таким образом, переходя от одной области к другой, и поднимаются по лестнице Света, которая ведёт к центру, где царит Непогрешимое СУЩЕСТВО - ТВОРЕЦ бесконечности. И чем выше ты будешь подниматься, тем больше твоя душа будет наполняться Гармонией, и обретать Могущество.
   Нашему брату, Эбрамару, мы поручаем руководить тобой в изучении Высшей Магии, и пусть он научит тебя использовать приобретённые тобой Знания. Испытание Мага кончается, когда он может произвести что-нибудь полезное для общего блага и умеет сознательно пользоваться Великими Двигателями Вселенной. Помните вы, друзья, собравшиеся здесь, что бессмертие - это бремя, что наше назначение - облегчить агонию нашего старого умирающего мира и колонизировать новую планету. Пусть же понимание такой ответственности поддерживает тебя, Супрамати, и вооружит Мужеством и Настойчивостью, которых ничто не могло бы поколебать! - Старец сделал Наре знак приблизиться и продолжил. - Ты тоже, дочь моя, хорошо трудилась! Ты очистилась, и вихрь плотских влечений, в который бросил тебя твой союз с Нараяной, не имеет больше влияния на тебя. Тебя ждёт важное и полезное дело под руководством Эбрамара. Выполни его с честью и усердием - и ты поднимешься ещё ступенью выше.
   - Наконец, тебе, Дахир, я могу сообщить благую весть. Последнее из тяготевших над тобой проклятий изгладилось. Жертвы, простившие тебя, сделались твоими друзьями. Мрачные же души, упорствующие в своей ненависти, - бессильны над тобой. Разрушающий, исходящий от них флюид падает на их же головы. Чистый и свободный от всякой связи с твоим преступным прошлым, ты переступишь порог Высшего Посвящения.
   Дахир преклонил колени и поцеловал край сверкающей туники Первосвященника, а тот положил руку на его склонённую голову и благословил. С минуту ещё стоял Дахир на коленях, погружённый в Молитву. Потом он встал и спросил:
   - А моя жертва, Лора? Долго ещё продолжится её наказание? Её участь камнем давит мою душу.
   Старец улыбнулся.
   - Пусть эта забота не смущает твоего Восхождения к Свету. Уже давно ненависть Лоры превратилась в любовь. Размышление, Молитва и Покорность судьбе завершили дело её очищения. Она жаждет следовать за тобой. Но так как предпринимаемые тобой занятия исключают всякие сношения, кроме духовных, то Лора тоже посвящает себя Труду и Учению. Под руководством Нары она пройдёт Посвящение, чтобы быть в состоянии сделаться твоей подругой в работе и преданной ученицей к тому времени, когда на Земле начнутся тяжёлые испытания и катаклизмы, которые готовит слепое человечество. И так, друзья мои, отдыхайте у нас, сколько вам будет угодно. Потом, Дахир, твой корабль-призрак отвезёт тебя в назначенное место, и твои друзья будут твоими последними пассажирами.
   Три месяца провели Супрамати с женой и Дахиром в убежище ГРААЛЯ. Гармония и Покой царили в этом месте. Теперь Лора жила вместе с ними. Она была и счастлива, и грустна, так как земная любовь, какую внушил ей Дахир, ещё болезненно звучала в её душе. Но братское участие и привязанность к ней молодого Адепта, а также Знания, Которые он в ней развил, открыли ей иные горизонты. Она увлеклась ими, а земные чувства потемнели и исчезли.
   Когда Дахир с друзьями уезжал, его прощание с Лорой было не так тяжело, как в первый раз. Лора хотела сопровождать его, но старейшина общины приказал доставить её в Индию.
   Наши путники не заезжали на Кипр. Супрамати послал Тортозу приказание ехать с Лоренцой в Калькутту и там дожидаться их во дворце. Корабль-призрак доставил путников в гавань на Цейлоне.
   Не без чувства грусти покидал Дахир палубу судна, бывшего свидетелем его преступлений и Искупления. Стоя в шлюпке, он не спускал глаз со старого товарища, качающегося на волнах. Вдруг корабль потемнел, а затем всё расплылось и исчезло в атмосфере.
   Дахир со вздохом опустился на скамейку и задумался. Друзья не тревожили его. Только когда они вышли на берег, он провёл рукой по лбу и заговорил о путешествии.
   С этой минуты наши путники уже пользовались обыкновенными способами сообщения, чтобы добраться до Калькутты, где Супрамати нужно было привести в порядок некоторые дела до отъезда в Бенарес.
   Во время этого переезда ко всем вернулось хорошее расположение духа, немного смущённое пребыванием на призрачном корабле. Они старались забыть прошлое и говорили только о будущем и предстоящей им работе.
   - Изучать под руководством Эбрамара - это наслаждение, - сказала однажды Нара. - Он так объясняет самые трудные проблемы, что они кажутся простыми и лёгкими. Правда, он - строг и, главное, требует такой дисциплины ума, что считает непростительной небрежностью всякую праздную мысль. Но к этому мало-помалу привыкаешь. Кроме того, понимание могущества дисциплинированного и сознательного мышления, которое можно сравнить только со стихийной силой, налагает обязанность быть всегда господином этого оружия, убивающего подобно молнии. Тебе и Дахиру придётся ещё много поработать над обретением этой способности, но обстановка, в какой вы будете находиться, облегчит вам ваш труд.
   - Ты - права, Нара, и я с наслаждением вспоминаю о моём пребывании у Эбрамара. В Этом Покое и Гармонии душа набирается сил и чувствуешь, что у тебя вырастают крылья. Это - настоящее предвкушение Райского Блаженства.
   В Калькутте путники пробыли всего несколько дней, чтобы устроить Лоренцу в женской общине, находящейся под управлением посвящённой. Эта община должна была скоро переселиться в окрестности Бенареса, чтобы быть ближе к мудрецам, живущим в тайниках Гималаев.
   По мере того, как Супрамати приближался к Бенаресу, он становился всё озабоченнее. Это происходило от того, что во дворце, куда он вёз Нару, жила Нурвади и его сын, которого он сделал бессмертным. Ему теперь должно было быть около 42 лет.
   Как признаться Наре, что под одной кровлей с ней живёт его бывшая возлюбленная, та, ради которой он почти на два года забыл свою законную супругу?
   Когда поезд миновал последнюю станцию и приближался к священному городу индусов, озабоченность Супрамати достигла апогея.
   Облокотившись на подушку, Нара наблюдала за выражением чувств, которые отражались на лице мужа.
   Наконец она встала, положила руку на плечо Супрамати и сказала:
   - Полно мучиться из-за старого греха! Ты был тогда свободен и так скромно пользовался этой свободой, что я была бы неблагодарной, если бы сердилась на тебя за такие пустяки. Я знаю историю Нурвади и жалею это бедное создание, которое любит тебя. Я не хочу ни смущать её, ни возбуждать её ревность. И поэтому скажи ей, что я - твоя сестра. Это позволит мне видеть её и говорить с ней. Несчастная - бессмертна, и грешно оставлять её прозябать в невежестве. Я хочу попытаться развить её и открыть ей Путь к Знанию.
   Супрамати прижал к губам руки Нары. Он был и доволен, и сконфужен.
   - Мне будет стыдно сказать эту ложь, - пробормотал он.
   - Это будет ложь лишь наполовину, так как мы оба отдаёмся Высшему Посвящению, Которое не допускает земной связи. Наша любовь превращается в единение душ, и эта привязанность, лишённая всего материального, становится вечной и нерушимой, - сказала она.
   В Бенарес они приехали после полудня. Когда все почистились немного после дороги, Нара послала мужа к Нурвади.
   - Ступай! Будь добр и нежен к ней, она заслуживает этого. А потом приводи её к ужину и познакомь со своим братом, и сестрой, - сказала она, смеясь над смущённым видом мужа.
   Супрамати направился в дальний флигель дворца, где жила Нурвади. От служанки он узнал, что Нурвади - на террасе, и что там же находится молодой принц, только что вернувшийся из поездки в Гималаи на встречу со своим отцом.
   Супрамати был удивлён. Каким образом его сын мог узнать о его приезде, если его не предупредил об этом Эбрамар? Но он не говорил ему о своей связи.
   Он прошёл ряд знакомых ему комнат, направляясь к террасе, ковры заглушали его шаги. Войдя в любимую комнату Нурвади, смежную со спальней, он увидел её. Она стояла спиной к нему на террасе и прижимала к груди мальчика, которому с виду можно было дать не больше десяти лет.
   Супрамати остановился. Тысячи воспоминаний заставляли усиленно биться сердце. Его голос слегка дрожал, когда он позвал:
   - Нурвади!
   Она обернулась и с криком бросилась в объятья Супрамати.
   - Ты вернулся! Я снова вижу тебя! О! Если бы я могла в эту минуту умереть от радости!
   Супрамати прижал её к себе и поцеловал в лоб, но в этом поцелуе чувствовалась привязанность брата, а не страсть любовника, и Нурвади поняла это.
   Она выпрямилась и заглянула в глаза Супрамати.
   - Смотри, вот - наш ребёнок, - сказала она, указывая на мальчика, который стоял в стороне, опустив глаза.
   Супрамати подошёл к сыну, прижал его к себе и покрыл поцелуями. Затем, отстранив от себя, стал рассматривать его с чувством радости и грусти. Если мальчик и отличался ангельской красотой, то всё-таки это был ребёнок, а не мужчина, каким ему следовало быть в его лета.
   - Сандира! Твой вид радует, но и огорчает меня. Ты - не мужчина, каким я надеялся видеть тебя...
   Мальчик поднял на него большие чёрные глаза, и их взгляд заставил Супрамати вздрогнуть. Мысль, светящаяся в его глазах, была мыслью зрелого, развитого, сильного духом и волей человека.
   - Я понимаю тебя, отец! Но то, что ты видишь, - дело твоих рук. Мне не хотелось омрачать упрёком наше первое свидание, но раз ты намекнул на мой облик, который не соответствует моим летам, позволь заметить тебе, что было неосторожно с твоей стороны вводить в неразвитый организм То Вещество, Которым ты обладаешь. Несомненно, тобой руководили любовь и боязнь потерять меня, к тому же ты не знал, на какие мучения осуждал меня. Если бы не Эбрамар и его Знание, я оставался бы ещё долгие века грудным младенцем.
   - Как? Ты знаешь Эбрамара? - вскричал Супрамати.
   - Я - его ученик и прошёл под его руководством суровый и длинный Путь Посвящения. Только благодаря особому режиму и беспрерывной работе, я понемногу рос. А теперь позволь мне приветствовать тебя и передать, что наш Учитель ждёт нас к себе.
   Супрамати слушал, не спуская глаз с розового ротика, произносившего такие слова.
   - Ты - прав, мой сын! Я действовал с преступной непоследовательностью, когда воспользовался ужасной силой, не зная последствий моего поступка. Прости меня, что я причинил тебе столько страданий. Единственным утешением может служить то, что мой поступок доставил тебе покровительство Эбрамара. Мне хотелось бы сейчас же поблагодарить его за то, что он исправил сделанное мной зло. Впрочем, может, ты ещё и выиграл, так как ты избежал всех земных искушений, всей той телесной и душевной грязи, с которыми сталкивается человек в мире. Ничто не препятствует твоему Восхождению к Высшему Знанию.
   Сандира улыбнулся.
   - Дай БОГ, чтобы ты был прав. О! Надо пройти ещё громадное расстояние и мы знаем пока лишь точку отправления, но ЦЕЛЬ Пути теряется в океане Света ЦЕНТРА, охраняемого семью Гениями Сфер. Там в последний раз восстаёт сомнение и шепчет труженику, достигшему врат Сияющей ТВЕРДЫНИ: "Какова-то будет награда за твои усилия, за твой смело пройденный Путь сквозь мрак и горе?" О, отец! Порой у меня кружится голова, и я спрашиваю себя: где же - Ты, Светлый Покой? Что за сила толкает нас вперёд?
   Взгляд юноши был устремлён в пространство, а его ручки сжимали руки отца.
   Супрамати с грустью смотрел на него. В его воспоминании Сандира остался грудным ребёнком, которого он носил на руках. А сын, которого он видит теперь, - незнакомец, ребёнок с виду, но мыслитель по развитию, которого волнуют уже проблемы существования.
   Супрамати сел на диван и усадил рядом с собой Нурвади и Сандиру. Между ними завязался разговор о прошлом и будущем.
   Когда настало время ужина, он сказал собеседникам, что отведёт их к брату и сестре, которые желают с ними познакомиться.
   Супрамати так стремился увидеть Эбрамара, что выразил желание ехать на следующий день.
   Нурвади просила позволения сопровождать его. Она не хотела расставаться с ним и с сыном. Кроме того, Наре достаточно было нескольких часов беседы, чтобы овладеть умом Нурвади.
   Она объяснила ей странность её существования и необходимость создать себе иную, более серьёзную цель, чем занятие спаньём и нарядами.
   Нара сообщила Нурвади, что близ того места, где живёт мудрец, руководящий Сандирой, устроена школа для женщин, тоже обречённых на долгую жизнь, и предложила поступить туда, на что она согласилась.
   После нескольких дней пути через гористую страну с восхитительными видами путники прибыли ко дворцу, где жил Эбрамар.
   Входная дверь была открыта, и тот же управляющий, который сорок лет назад встречал Супрамати, встретил их радостно и почтительно.
   Сандира сказал, что проведёт их в рабочую комнату Мага.
   Эбрамар встретил их на пороге комнаты и обнял Супрамати с Дахиром, а затем протянул руки Наре, которая смотрела на него светлым и признательным взглядом.
   Когда улеглось первое волнение, все сели и завязался разговор. Эбрамар поздравил Супрамати с быстрым прохождением первого Посвящения, а Дахира с избавлением от всех уз, сковывавших его с прошлым. Он сказал, что даёт им несколько недель свободы и отдыха, прежде чем укажет их новые занятия. Затем, обернувшись к Наре, он прибавил с улыбкой:
   - Для тебя, сестра моя, я сохранил место Вайрами, которая желает предаться особому культу Магии и удаляется в сферу Созерцания. И так, теперь ты будешь руководить школой женщин и первыми занятиями новых неофиток: Нурвади и Лоры, которые поступят туда. Первую я сейчас же передам Вайрами.
   По приказанию Мага, Сандира побежал за Верховной Жрицей.
   - Как, Учитель? - спросил Супрамати. - У тебя здесь есть школа для женщин? Вот чего я не мог бы предположить!
   - О! Здесь есть ещё много, чего ты не видел. Я всё покажу тебе в тот день, когда ты будешь осматривать свои владения, - с улыбкой сказал Эбрамар.
   Супрамати покачал головой:
   - Нет, Учитель! Здесь, где всё - полно твоей Мудростью и Добротой, ничто не принадлежит мне, за исключением твоей дружбы и покровительства. Блажен - этот дом, что в нём обитает такой мудрец, как ты! Блаженны - те, кто может жить здесь, чтобы под твоим руководством достигнуть Света Высшего Знания! Что мне миллионы, положенные во всех банках мира на имя Супрамати? Переступив этот порог, я оставил за собой всё, что связывало меня с земной суетой. Я приношу с собой только частицу Знания и желание работать, чтобы подняться к Свету по опасному пути, откуда нет возврата, так как впереди будет сиять неведомая таинственная ЦЕЛЬ, но за мной разверзнется пропасть.
   - Будь верен своей Решимости, и ты не остановишься на полпути. Я надеюсь, что с радостью возложу когда-нибудь на твою голову сияющий венец Мага, - сказал Эбрамар, пожимая ему руку.
   Их разговор был прерван приходом Сандиры и молодой красивой женщины в белой одежде, закутанной в длинное и широкое газовое покрывало.
   На её лице лежало строгое и спокойное выражение, а чёрные бархатные глаза горели восторженно. Скрестив на груди руки, она склонилась перед Эбрамаром.
   - Я приказал позвать тебя, Вайрами, чтобы объявить о скором исполнении твоего желания посвятить себя уединению. Наша сестра Нара - он указал на молодую женщину, - будет руководить твоими ученицами. Я пока не могу ещё назначить день, когда передам ей её новое дело, пока же, Вайрами, доверяю тебе нашу новую неофитку, Нурвади, возьми её и помести у себя. Ты же, дочь моя, простись с сыном. Ты будешь видеть его только по праздникам. Насчёт же его судьбы ты можешь быть спокойна.
   Нурвади покраснела, её глаза наполнились слезами, но она поборола волнение. Она обняла Сандиру и Нару, пожала руку Супрамати и поцеловала руку Эбрамару.
   Вайрами поблагодарила Учителя. Затем она сняла своё покрывало, покрыла им голову Нурвади и ушла с ней с террасы.
   - Скажи, Учитель, много ли бессмертных женщин в школе, которой будет заведовать Нара? - спросил Супрамати.
   - В школе около двухсот воспитанниц, и все они - бессмертны. Поэтому мы их и посвящаем в Высшее Знание. Маленькие общины, подобные той, в какую вы поместили Лоренцу, носят другой характер и преследуют иную цель, - сказал Эбрамар.
   - Великий БОЖЕ! Более двухсот бессмертных! Кто же был так неосторожен и неблагоразумен? - вскричал Супрамати.
   Нара покачала головой.
   - Ты забываешь, мой друг, что прежде, чем сделаться Магами, все те, кто обратил этих женщин в бессмертных, были людьми. То же чувство, которое побудило тебя дать сыну Элексир Жизни, руководило и другими. Здесь есть женщины, которых страстно любили, есть матери, дочери и сёстры, с которыми не хотели в своё время расставаться. Вспомни, как ты жаждал дать Эликсир Жизни виконту Лормейлю. Кто знает, сколько грехов такого рода лежало бы на твоей совести, если бы ты ещё дольше прожил в этом мире. По крайней мере, список жертв Нараяны - длинен.
   - Настанет время, когда мы не будем считать себя слишком многочисленными. Когда разразятся катаклизмы, работа будет для всех. Когда вокруг нас, бессмертных, всё умрёт, нас едва хватит, чтобы заселить один город, - сказал Эбрамар.
  
   Глава 8
  
   Прошло около десяти дней, как они прибыли к Эбрамару.
   Сначала время протекало, как в очарованном сне. Гармония, царящая всюду, оказывала своё влияние на всех, а беседы с Эбрамаром производили чарующее впечатление. Но вот уже два дня, как Дахир и Супрамати были одни. Маг удалился к себе, объявив, что ему необходимо несколько дней, чтобы сосредоточиться. Нара тоже не показывалась и готовилась с Вайрами к своему новому назначению начальницы женской школы Посвящения.
   Приятели чувствовали пустоту и были грустны. Сидя на террасе, прилегающей к комнатам Супрамати, они говорили о прошлом и будущем.
   Уже давно опустилась ночь, и полная луна освещала окружающую их картину.
   - Знаешь, Дахир, а ведь Нараяна обманул нас! Он обещал дать знать о себе, а между тем не даёт известия, - сказал Супрамати, который стоял, облокотившись на перила.
   - О! Это - неустойчивый человек. Может, он уже переменил свои намерения и не хочет открывать нам своё убежище, - с улыбкой сказал Дахир.
   - А мне хотелось бы знать, что делает этот странный и загадочный дух - смесь пороков и добродетелей, науки и легкомыслия. Только мне стыдно спросить об этом Эбрамара.
   Шум крыльев заставил их обернуться.
   Они смотрели на белого павлина, который опустился на балюстраду и распустил хвост. Золотистый хохолок покачивался на его голове. Его чёрные глаза смотрели на Супрамати умным, почти человеческим взглядом.
   - БОЖЕ! Что - за чудная птица! Никогда ещё я не видел подобной! - вскричал Дахир.
   Павлин похлопал крыльями, спрыгнул в сад и стал вертеть головой, будто приглашая их следовать за собой.
   - Готов поклясться, что это - посол Нараяны! - сказал Дахир.
   Павлин наклонил свой фосфоресцирующий хохол и забегал по аллее, возвращаясь назад, будто желал посмотреть, следуют ли за ним.
   Супрамати пошёл за птицей, но Дахир остановился.
   - Может, приглашают тебя одного? - сказал он.
   Павлин вскрикнул и дважды качнул головой.
   - Честное слово, он понимает нас! Не будем же заставлять его ждать, - со смехом вскричал Супрамати, хватая Дахира за руку и увлекая за собой.
   Павлин быстро продвигался вперёд. Они прошли сад, длинную, почти тёмную аллею и очутились на открытом месте, поросшем густой и высокой травой. Не без труда они продвигались вперёд. На их пути со свистом поднимались змеи, но тотчас же откидывались назад, так как ни одно животное не нападало на бессмертных. Занятые тем, чтобы не упустить из виду павлина, они даже не обращали внимания на гадов.
   В конце долины находилось ущелье, куда они спустились по крутой, едва видимой тропинке. Внизу было темно, но бегущий впереди павлин вырисовывался во мраке белым облаком. Птица остановилась перед чёрной, покрытой мхом скалой, а затем скользнула в узкую, почти закрытую кустарником расселину.
   Дахир и Супрамати пустились за ним и очутились в узком коридоре, который привёл их в высокий и узкий, освещённый синеватым светом грот, образовавший род свода над каналом.
   Берега канала были высоки и круты. Высеченные в скале ступени вели к воде, где лодка, казалось, ждала друзей. Это было что-то вроде пироги, с высоко поднятым носом, украшенным золочёным павлином, с электрической лампой на его спине, лучи которой играли на сталактитах свода.
   Дахир взялся за вёсла, Супрамати сел за руль, а павлин поместился на носу, за электрической лампой, спиной к ним.
   По мере того как они плыли дальше, перед их глазами расстилались странные и чудесные виды.
   Подземная речка шла всё время изгибами. То с одной, то с другой стороны открывались гроты. Одни из них казались галереями и терялись вдали, другие представляли пещеры, но все были озарены разноцветным и нежным светом. Некоторые гроты, окутанные зеленоватой дымкой, казались исполинскими изумрудами. Другие были залиты розовым светом, но большинство из них было озарено синим светом, который наполнял главный канал и был так силён, что перед ним бледнел электрический свет. Откуда исходил этот свет - определить было нельзя. Можно было подумать, что он просачивался сквозь стены скалы.
   Друзья, как очарованные, смотрели на эту картину. То со скалы низвергался ручей, похожий на расплавленный рубин, то на гладкой тёмно-синей поверхности воды появлялись водяные цветы, голубые, белые с золотыми тычинками, или красные. Иногда многочисленные разветвления реки ставили друзей в затруднение относительно выбора дороги. Но павлин был настороже и всегда предупреждал криком, если они собирались уклониться от пути.
   - Ясно, что наш вожатый ведёт нас к Нараяне. Если его жилище по красоте равняется с ведущей к нему дорогой, то неисправимый повеса ещё раз докажет свой вкус, - сказал Супрамати.
   Раздался смех, который эхо разнесло под сводами - но притом прозвучавший так близко от них, что оба обернулись и стали искать глазами Нараяну, но он оставался невидим. Только павлин распустил хвост и крикнул. Этот крик прозвучал тоже хохотом.
   Свод понизился, а канал сузился и сделал крутой поворот. Теперь лодка скользила в низком и тесном проходе. Лампа погасла, и путники очутились почти в полной темноте. Вдруг течение подхватило лодку, и она понеслась по чёрному и прямому проходу и вышла на озеро, на водах которого играли лучи восходящего солнца.
   Эта перемена произошла так быстро, что молодые люди, ослеплённые потоками света, закрыли глаза, но почти тотчас же у них вырвался крик восхищения и удивления.
   Вода, на которой покачивалась их лодка, была так прозрачна, что можно было рассмотреть всякую неровность и каждый камушек на дне. Рыба сверкала на солнце серебряной, золотой или ярко окрашенной чешуёй.
   Берега озера были высоки, скалисты, покрыты лесом и опоясаны горами. Перед ними, на острове или полуострове - пока этого различить ещё было нельзя - окутанные изумрудной растительностью, виднелись стены и крыша дворца.
   Подхваченная невидимым гребцом, лодка полетела по гладкой поверхности озера и через несколько минут очутилась у мраморной лестницы, украшенной внизу двумя бронзовыми сфинксами. Наверху виднелся портал с колоннами.
   Встречать лодку на лестницу явились четверо красивых юношей. На них были белые туники с золотыми поясами и ожерелья на шее. Они притянули и привязали лодку. Павлин испустил три крика, распустил хвост и исчез.
   Дахир и Супрамати выпрыгнули на ступеньки лестницы. Но прежде чем они успели дойти до верхней площадки, появился Нараяна, радостный, улыбающийся и более красивый, чем когда-либо.
   На нём была надета длинная, стянутая шёлковым шарфом одежда, вырисовывавшая его стройный стан, его голову покрывал тюрбан.
   - Добро пожаловать, дорогие друзья, в мою хижину! - сказал он, обнимая прибывших.
   - Шутник! - со смехом сказал Супрамати. - Волшебный дворец он называет хижиной!
   - Если он нравится вам, то отдыхайте в нём, сколько вам позволит ваш строгий Учитель, Эбрамар, - сказал Нараяна, вводя во дворец друзей.
   Они прошли целый ряд залов, убранных с царской роскошью. Было очевидно, что Нараяна во все времена любил это убежище, так как наряду с роскошными произведениями восточного происхождения встречались европейские современные скульптурные работы и картины мастеров, вид которых в этом индийском дворце производил странное впечатление.
   Нараяна остановился в большой зале, убранной по-восточному низенькими диванами.
   - Будьте здесь, друзья мои, как дома. Рядом - ванная, и советую вам освежиться. Затем мы позавтракаем, отдохнём, а когда жара спадёт, я покажу вам своё отшельническое жилище.
   Сделав приветственный знак рукой, Нараяна исчез. Супрамати и его сотоварищ прошли в смежную комнату, которая оказалась залой с бассейном посередине. Этот бассейн был настолько обширен, что в нём могли свободно плавать два человека. Тут ждали два служителя, которые раздели их, а после ванны облачили в широкие и лёгкие белые туники, а затем провели их в комнату, выходящую в сад. Там у роскошно сервированного стола их ждал Нараяна.
   - Садитесь, друзья. Так как вы ещё - настоящие люди, то подкрепитесь, - сказал хозяин, садясь за стол и указывая гостям на стулья.
   Меню состояло из великолепно приготовленных овощей, печенья, фруктов, вина, молока и мёда.
   Дахир и Супрамати были голодны и отдали должную честь завтраку. Что же касается Нараяны, то он ограничился стаканчиком молока и хлебцем величиной с яйцо.
   Супрамати спросил с улыбкой:
   - Что, ты сделался вегетарианцем или особые условия твоего существования налагают на тебя такой строгий режим?
   - Да, время хороших обедов и сытных ужинов прошло для меня с тех пор, как я лишил себя материальной жизни, - сказал Нараяна. - Впрочем, я не могу жаловаться: я - не голоден и поглощаю только вещества, необходимые для обновления жизненного флюида, который циркулирует в моих жилах. Эликсир Жизни - материальная субстанция, а не духовная, а поэтому для своего равновесия она требует своего рода топлива в организме.
   - Я всё больше понимаю, какое обширное поле для работы представляет изучение Первоначальной Материи. Один уже ты, Нараяна, в своём настоящем состоянии, представляешь трудно разрешимую загадку. Если бы мы рассказали кому-нибудь из наших современников твою или нашу историю, нас сочли бы трижды сумасшедшими, - сказал Супрамати.
   Нараяна рассмеялся.
   - Ещё бы! Эти насекомые блуждают на Земле каких-нибудь лет шестьдесят, а запаслись вековым тщеславием. Как только они наталкиваются на какой-нибудь неизвестный им и поэтому кажущийся новым Закон или явление, они кричат: "Это - чудо!" "Это - невозможно!", "Это - несогласно с Законами Природы!", "Это - против здравого смысла!". Луч света, неожиданно блеснувший, ослепляет учёного-автомата. Он боится этого нового явления, которое ниспровергает все его идеи. Он защищается, прячется за старые тексты, закрывает глаза перед очевидностью и предпочитает лучше изобретать невероятные предположения и гипотезы, чем допустить простую и понятную истину, но которая находится в противоречии с его идеями. Нет! Не таким людям могли бы мы рассказать нашу историю! Даже великие открытия чуть не гибли подчас из-за слепоты толпы и упрямства патентованных учёных.
   - Ты - прав! Все Великие Истины, как и великие открытия, всегда принимались враждебно. Может, это происходит потому, что учёные пирамид и пагод всегда скрывали Высшее Знание под покровом тайны, - сказал Дахир.
   - И они поступали мудро. Что же касается жрецов современных религий, то они утеряли ключ от тайн и основывают свой авторитет на слепой вере. Они - слепы и кричат о "дьяволе" и "ереси" всякий раз, когда наука и человечество делают шаг вперёд, - сказал Нараяна, затем продолжал, воодушевившись. - Но для того, кто бросил взгляд за покрывало Изиды, невозможного не существует. Всё, что только может предположить человеческий ум, - явления возможные и осуществимые для того, кто знает и умеет привести в действие законы, управляющие ими. Христос провозгласил Великую Истину, указав, что Вера может двигать горы.
   Супрамати, наблюдающий за подвижным и выразительным лицом собеседника, спросил:
   - Скажи, Нараяна, каким образом ты, со своим умом и знанием великих тайн, так мало заботился о своём нравственном совершенствовании и осудил теперь себя на неподвижное состояние?
   Лицо Нараяны омрачилось, со звонким, пронзительным смехом он вскричал:
   - Уверен ли ты, что двигаться вперёд такое уж большое счастье? Сомневаюсь. Я, видишь ли, слишком долго жил и от скуки много изучал и не столько для нравственного усовершенствования, сколько, чтобы научиться применять воспринятые законы. У меня бывали мрачные часы, во время которых я готов был сделать визит в недоступную твердыню Неба, чтобы узнать, наконец, найдёт ли хоть там себе покой несчастный, измученный и истерзанный огонёк, который мы называем душой, и который создала Самодержавная Воля, не спрашивая его, желает ли он жить? Что делается за той огненной стеной, где царит полная победа над порабощённой материей, где всё исполнено совершенства, где кипит Творческая Сила, Которая скрывает ТОГО, КТО должен быть нашим ВЛАДЫКОЙ? КОГО мы называем БОГОМ, и КТО управляет нашими судьбами и нашими страданиями... - Взгляд Нараяны пылал, а кулаки сжимались, когда он продолжил. - Да! Не раз у меня, объятого отчаянием, сомнением и ужасом этого круговорота восхождений и нисхождений, появлялось желание броситься на эту сияющую Твердыню, силой ворваться туда и посмотреть, что там делается. Ни малейшего шума не доносится оттуда, не проявляется никакой видимой деятельности, и семь Гениев, стоящих на страже вокруг ЭТОГО ЦЕНТРА Вселенной, - немы.
   Ты удивляешься, Супрамати, что я хочу остановиться на одном месте? Не думаешь ли ты, что восхождение - такое уж великое блаженство? Правда, хаос и буря борьбы и страданий, в которых бьётся вначале разумная искра, стихают, но чем выше ты поднимаешься, тем больше ширится вокруг тебя ужас, навевающий молчание. Учителя перестают направлять тебя, и ты вынужден руководиться добытым Знанием. Необходимость толкает тебя вперёд, а закон притяжения влечет к ТОМУ ЦЕНТРУ, ОТКУДА ты вышел и КУДА должен погрузиться. С какой целью, какая участь и будущее тебя ждут, этого никто не знает. И таким образом, болтаясь между невежеством протоплазмы и молчанием Архангела, мы совершаем это восхождение, которого ты так жаждешь, и которое пугает меня... - Затем, впадая снова в шутливый тон, Нараяна прибавил. - Но так как время ещё терпит, то я предпочитаю приостановиться и насладиться некоторым отдыхом на какой-нибудь приятной станции, вроде этого дворца, где я чувствую себя прекрасно и с которым не думаю так скоро расстаться.
   Настало молчание. Видя, что гости стали молчаливы и задумчивы, Нараяна встал и предложил осмотреть дворец и сады, на что они согласились с удовольствием.
   Сначала осмотрели дом, представляющий из себя музей, а затем вышли в сад. Там искусство и природа соединились вместе и создали рай.
   Что придавало особенную оригинальность этому парку, так это - разнообразие растительности: рядом с группой пальм росли сосны и другие деревья северных лесов. В густой зелени были разбросаны павильончики, напоминающие своим стилем и убранством разные эпохи прошлой жизни Нараяны. Так среди группы кипарисов и лавров виднелась крошечная греческая вилла. Другое, отражающееся в водах озера, здание напоминало собой венецианский дворец. Всюду царила утончённая роскошь, и везде были собраны со вкусом произведения искусства.
   Наконец они остановились под группой пальм, акаций и разных деревьев, листва которых образовывала зелёный свод, непроницаемый для лучей солнца. Серебряные струи бившего в мраморном бассейне фонтана овевали прохладой.
   Все сели на мраморную скамейку, и разговор зашёл о том, чем они только что любовались.
   - БОЖЕ! Как всё здесь - прекрасно! Словно в волшебной сказке! - вскричал Дахир.
   - Следовательно, это и есть самое подходящее для нас место, потому что и мы - сказочные принцы, легендарные и фантастические существа. Века протекают мимо нас, пресыщая мало-помалу наши души. Мы теряем истинную радость жизни, а сомнение и бесконечное будущее тяжело ложатся на наши нервы. Поэтому справедливо, чтобы нас окружала и скрашивала бы нашу судьбу красота природы, которая только одна не надоедает.
   Эти слова Нараяны вернули мысли присутствующих к вопросам, затронутым за завтраком, и они стали рассуждать о законах прогресса, о правосудии Небес, о Добре и зле, и о других ещё не решённых проблемах.
   - Справедливость Небес - это применение Законов, Которые живут в душе и которые мстят за Их нарушение, или вознаграждают за всякое усилие, - вскричал Супрамати.
   - Справедливость!.. Награда!.. Кто не желал бы пользоваться благодеяниями Одной и наслаждаться Другой! Только трудновато поймать Этих Дочерей Неба, столь же неуловимых и обманчивых, как и Их Сестрица - Надежда! - сказал Нараяна. - Если желаете, друзья мои, я расскажу вам одну индусскую легенду, относящуюся к занимающему нас вопросу.
   Нараяна сосредоточился, а затем начал:
   Жил болван, который до такой степени мечтал о Небе, что не видел больше земли. Его вера в Справедливость Брахмы была непоколебима, и он со Смирением переносил все несправедливости и обиды, причиняемые ему богатыми, властными и счастливыми людьми, которые всегда забавляются тем, что обдают своим презрением простые умы. Наконец этот чудак умер с голоду на ступенях пагоды, грозя своим гонителям Правосудием Брахмы, уверенный, что получит награду за своё Смирение и Терпение.
   Лёгкий и сияющий, он поднимался в пространство. Его астральное тело дышало светом и теплом. Он с презрением взглянул на останки, которые покинул. Он чувствовал себя счастливым, так как его окружали Тишина и Покой.
   Он говорил себе: "Вот я нахожусь на пути к Небу. Надо только узнать, где находится Чертог, Где восседает Брахма, творящий Правосудие, наказывая преступных и вознаграждая праведных".
   Блуждая и ища дорогу в Рай, он встречал толпы существ, носящихся в атмосфере, но отвратительных, покрытых нравственными язвами. Все они богохульствовали и роптали. Никто из них не мог ответить на вопрос Вайдхивы, - так звали героя.
   Бедные, страждущие и мучимые духи ничего не знали о Правосудии Брахмы и не ведали о месте Его пребывания. Они слышали только, будто Он царит в надзвёздных высотах, и что лишь самые достойные и чистые могут появляться перед Его ослепительным троном. Волны Законов выносят праведных перед Лик Брахмы, и те же волны отбрасывают преступных и недовольных в бездны искупления.
   Счастливый и полный веры, Вайдхива славил Брахму, Его Правосудие и Могущество. Подхваченный волнами Гармонии, он был перенесён в Высшую, Светлую Сферу, где встретил таких же праведников, как и сам, лучезарных и мудрых, которые также прославляли Брахму и Его Правосудие.
   Вайдхива спросил своих спутников, куда они стремятся?
   - К трону Брахмы, - ответили они, - чтобы принять награду за перенесённые несправедливости, за наши Труды и нашу Веру в Него.
   Неустанно работая, Вайдхива поднимался, и другие поднимались с ним. Полные Веры и Усердия, они провозглашали Славу, Мудрость и Милосердие Брахмы. Но когда они спрашивали, где находится Его Небесное Местопребывание, им отвечали:
   - Продолжайте свой путь: это - ещё дальше! А Вайдхива всё поднимался. Теперь он представлял из себя лишь светозарное облако. Его Знание было громадно и Могущество - почти безгранично. А он всё ещё ждал Правосудия Небес и Награды за свои труды.
   И так, переходя из сферы в сферу, он достиг, наконец, центра Вселенной. Там высилась стена ослепительного света, состоящая из ряда солнц. Её пределы казались неизмеримыми. Только приобретённое уже Совершенство позволяло Вайдхиве созерцать её и перед ним, подобно облачному видению, отливающему всеми цветами радуги, стоял один из Гениев - Стражей священной стены.
   - Вот мы - и у входа в Чертоги Брахмы! - сказал Вайдхива, и сопровождавшая его фаланга праведников. - Дай нам войти, открой врата Неба, Гений Сфер, Страж священного входа! - говорили они. - Мы заслужили счастье явиться перед сияющим Ликом Брахмы. Мы терпеливо переносили все несправедливости и обиды, мы без устали работали, чтобы проложить себе путь сюда, наша Вера никогда не ослабевала в испытаниях и страданиях, и во время тягчайших трудов мы всегда воспевали Славу и Доброту Брахмы, поддерживая слабых, ободряя невежд и убеждая недовольных. Мы победили сомнения, терзавшие нас и преграждавшие нам путь. Теперь, утомлённые долгим Восхождением, мы хотим пасть ниц перед троном Брахмы, насладиться Покоем и добиться наказания наших угнетателей.
   Гений Сфер молчал, светлая стена оставалась закрытой, и тщетно они повторяли свою просьбу - ответа не было, так как на устах Гения лежала печать тайн, которые он хранил.
   Праведники переглянулись, не понимая этого молчания, но вдруг из-за стены раздался Голос, могучий и гармоничный:
   - Ступайте и работайте ещё, так как ваши слова доказывают, что вы не готовы явиться к трону Брахмы. Вы только что требовали Правосудия и Награды, не понимая, что уже получили и То, и Другое. Взгляните на своё светлое одеяние, оцените своё безграничное Терпение, приобретённое вами Знание, побеждённые инстинкты и заглушённые желания, всё это вы получили по Благости и Милосердию Брахмы, Который поддерживал вас и награждал за каждое ваше усилие высшей степенью Совершенства. Те, кто оскорблял, обижал и заставлял вас страдать, следуют за вами, обвиняя других в несправедливости и жестокости, не понимая, как и вы, что от материи избавляются только страданием. Мир, в котором вы жили, уже не существует, так как прошло больше пятидесяти миллионов лет с того дня, как Вайдхива умер на ступенях пагоды.
   Вам всем было даровано Могуществом и Правосудием Брахмы, а вы ищете покоя, не понимая, что его не существует, и что Высшее Блаженство заключается в беспрестанной деятельности. Вы не созрели, чтобы переступить за врата Неба и созерцать сияющий Лик Брахмы. Идите, работайте и пойте Его Славу!
   Голос умолк. Часть праведников опустила голову, и погрузилась в Молитву. Но душа Вайдхивы преисполнилась ярости. Сомнение, не оставлявшее его, несмотря на Совершенство, до входа в Рай, шептало ему:
   - Ну, что? Кто был прав?
   Вайдхива бросился на светлую стену, пытаясь взобраться на неё и крича:
   - Изыди, обещанное Правосудие! Суди моих угнетателей и награди меня по моим делам!
   Ответом ему было молчание. Он вторично бросился вперёд, изрыгая проклятия, и вдруг звёзды, увенчивавшие его голову, распались с громоподобным шумом, извергая клубы чёрного дыма, вся атмосфера задрожала, а из-за ограды блеснула молния и пронзила сердце Вайдхивы. Его прозрачное тело распалось на тысячи атомов, и стихии первоначального хаоса захватили его и со свистом увлекли в огненный ураган, который сжёг его светлые одежды, убил его память, отнял у него Знания и Могущество.
   Он летел в бездну, казавшуюся бесконечной, пока толчок не остановил его полёт.
   Разбитый, терзаемый болью, Вайдхива понял, что он заключён в камень. От его лучезарного света осталось лишь маленькое, красноватое пламя, мерцающее подобно блуждающему огоньку. Его мысль с трудом работала. От всего его Знания и Могущества сохранилось лишь воспоминание о том, чем он был, и понимание, что теперь он - камень.
   Вдруг нестройное пение смутило дремоту, в которой прозябал павший гигант. Он увидел толпу голых и едва прикрытых звериными шкурами людей, которые приближались, неся ветки и плоды. Всё это они сложили на камень и подожгли, а затем, упав на колени, запели песнь, славословя Справедливость Брахмы.
   Пение и его слова пробудили память Вайдхивы. Им овладело такое отчаяние, что камень треснул и из его сердцевины брызнул источник.
   - Слёзы праведника будут ему наградой, - произнёс чей-то голос, утешая душу Вайдхивы.
   Невежественная и простодушная толпа обоготворила источник. Отовсюду к нему стекались больные, увечные и слепые, получая исцеление в его водах, так как со слезами, вытекающими из каменного сердца Вайдхивы, изливалась сущность его естества. В хрустальных каплях источника сосредоточилось всё Могущество, приобретённое Магом, его умение управлять астральными течениями и благотворные излучения, исходящие из него, что не могло быть уничтожено.
   Бедные, обездоленные, нищие духом поняли это и слезами праведника облегчали свои страдания.
   Они на руках принесли материал и построили пагоду, чтобы охранить источник. Каждый, кто погружается в его воды, поёт Славу Брахме и восхваляет Его Мудрость.
   Нараяна умолк. Его собеседники тоже молчали, а потом Дахир сказал:
   - Твоя легенда - поэтична, но полна парадоксов. Пока мы находимся внизу лестницы Совершенства, наш ум не в силах объять нашу судьбу во всём её объёме. Особенно представляется нам непроницаемой тайной её конечная цель. Тем не менее, мы знаем одно, что Закон толкает нас вперёд, и что на этом пути всякая остановка - гибельна. Поэтому малодушно и бесполезно роптать, сомневаться и судить Силу, настолько высокую, что противиться Ей было бы таким же безумием, как если бы пловец вздумал противиться волнам океана во время бури.
   - Кроме того, позволь мне прибавить, - сказал Супрамати, - что Вайдхива, несмотря на всё своё Совершенство и на воспевание Славы Брахмы, был непоследователен. Каким образом, достигнув Гармонии, он мог сохранить злопамятство? Почему, обладая почти безграничным Могуществом, он не судил в таком случае своих недругов? Его же бешенство, когда он получил справедливый ответ, непонятно.
   - Мораль моей легенды - такова, что путешествие к Совершенству - рискованное предприятие, и что никогда нельзя быть уверенным, что достигнешь Цели, так как человеческий инстинкт до такой степени внедрён в душу, что почти нет возможности констатировать, когда он исчезает.
   Герой моей легенды, по-видимому, очистился во время своего долгого Восхождения. Его существо казалось одной волной Гармонии. Вся его мысль обратилась в Волю и повелевала Космическими Законами, Которые он понял и Которыми умел пользоваться, и только в глубине его существа остался атом сомнения и эгоизма. Эта частица возмутилась и сожгла всё здание.
   - Для себя, - сказал Нараяна со смехом, - я вывожу из этой легенды следующую мораль: так как нас никто не торопит и недостатка во времени у нас нет, то благоразумнее наслаждаться настоящим и, насколько возможно, отдалять ту минуту, когда придётся явиться перед вратами Небес и их молчащими Стражами, Гениями Сфер.
   - Ты говоришь глупости, Нараяна! Ты слишком много узнал, чтобы не чувствовать всю тяжесть невежества, и близка минута, когда ты будешь оплакивать, что так неблагоразумно осудил себя на бездеятельность, - перебил его Супрамати.
   - Не страшно! Чувствуя себя хорошо, я намерен оставаться здесь как можно дольше и буду любоваться издали, как вы будете исходить кровавым потом, карабкаясь по крутой и неблагодарной дороге Совершенства, впряжённые в колесницу невежества.
   - Ты забываешь, что с каждым усилием, с каждым шагом вперёд бремя невежества будет таять, и подъём сделается легче, - с улыбкой сказал Дахир.
   - Но не довольно ли? На этой почве мы никогда не сойдёмся. Лучше я покажу вам иллюстрацию к легенде о Вайдхиве: камень, в котором заключена душа мудреца, оплакивающего своё падение.
   - Разве здесь есть такой камень? Разумеется, я хочу его видеть, - вскричал Супрамати.
   - Да, в конце моего сада. Пойдёмте, я сейчас покажу его вам, - сказал Нараяна, вставая.
   По длинной аллее они прошли весь сад и вошли в рощицу. После десятиминутной ходьбы они очутились на полянке, в центре которой стояла маленькая пагода.
   Внутри пагоды, в полумраке вырисовывалась большая статуя Будды, стоящая на высоком постаменте.
   У подножия статуи виднелся большой серый камень, треснувший по всей высоте. Изнутри, журча, била струя воды, падающая в плоский водоём, который хоть и был переполнен, однако вода не выливалась из него. Куда она девалась - трудно было определить, так как нигде не было видно отверстия.
   Вокруг водоёма, на ковриках, сидели в разных позах семь человек, обнажённые и худые. На лицах застыло восторженное выражение, а позы указывали на каталептическое состояние.
   - Это - факиры-созерцатели, добровольные стражи источника. Они годами не двигаются с этого места, да так и умрут здесь, а их заменят фанатики такого же сорта. Я взял на себя заботу об их содержании. Раз в сутки я приношу им по горсти риса, который они машинально проглатывают, пою их из источника и смачиваю водой их иссохшие тела. Этого достаточно для поддержания физической жизни. Что же касается их душ, то они, под влиянием экстаза, витают в эфире, позабыв о своей телесной оболочке.
   - Да, да! Телесные излучения, жизненная сущность этих жертв научного насилия служат для поддержки и продолжения существования какого-нибудь бессовестного учёного, осудившего их на бесполезное прозябание, тогда как он наслаждается всеми прелестями роскошной жизни, украшенной умственным трудом, - сказал Дахир, с сожалением и участием глядя на эти живые скелеты, которые сидели столь же неподвижно и равнодушно, как и камень, который они оберегали.
   - Ну, это камень не в мой огород. Поглощённая мной Первоначальная Материя избавляет меня от необходимости заимствовать жизненную силу у чужого организма, - сказал Нараяна, затем он прибавил. - Однако становится жарко! Вернёмтесь домой, друзья мои, и отдохните. За ужином мы увидимся.
   Они вернулись во дворец, где Нараяна их покинул. Они стали рассматривать произведения искусства всех эпох, а потом занялись перелистыванием редких рукописей.
   Время летело быстро, и солнце уже достигло зенита, когда они, наконец, усталые, улеглись на диван и заснули.
   Их разбудил Нараяна.
   - Пойдёмте ужинать! Солнце село, а воздух - тёпл и ароматен. Хорошо жить даже вполовину, как я живу, - сказал он. - Но прежде примите ванну: это освежает.
   Полчаса спустя, один из красивых отроков, служащих во дворце, провёл Дахира и Супрамати в открытую залу, выходящую в сад. Сквозь аркады с тонкими колоннами виднелись тёмные группы деревьев, из-за которых сверкала гладкая поверхность озера.
   Голубоватый свет освещал залу, в центре которой стоял роскошно сервированный стол.
   При входе гостей Нараяна встал с дивана, на котором лежал, и все сели за стол. Ужин был такой же прекрасный, как и завтрак. Хозяин дома ограничился молоком и фруктами. Он был весел и неистощим в разговорах, так что ужин прошёл оживлённо.
   Настала уже ночь, когда они встали из-за стола и перешли на террасу. Миллиарды звёзд сверкали на тёмной лазури неба, а восходящая луна освещала всё мягким светом.
   Видя, что гости погрузились в созерцание пейзажа, Нараяна хлопнул по плечу Супрамати и сказал:
   - Ну, что? Ты всё ещё находишь "глупым" и "преступным" моё желание отдохнуть немножко в этой чудной обстановке и насладиться настоящим, вместо того, чтобы стремиться к неизвестной цели и сомнительному счастью, которого я всё равно вынужден буду когда-нибудь достигнуть, желаю я этого или нет?
   - Перестань смущать душу Супрамати, и притом в такую минуту, когда он готовится отдаться тяжёлому и всепоглощающему труду Высшего Посвящения, Которое требует, прежде всего, спокойствия и сосредоточения всех умственных способностей, - сказал Дахир.
   - Напротив. Именно в ту минуту, когда он собирается совершить величайшую глупость и заживо похоронить себя, следует разумно говорить с ним и показать ему все прелести жизни, от которой он хочет отказаться, не насладившись ей досыта.
   - Я не жалею о пошлостях жизни, её пустых и бессмысленных удовольствиях. Меня больше интересуют новые горизонты, которые открывает мне изучение великих проблем, - с улыбкой сказал Супрамати.
   - Я вижу, что ты - неисправим! Я же люблю презираемые тобой удовольствия и, в качестве моего гостя, ты должен присутствовать на концерте и балете, которые я устраиваю сегодня вечером в вашу честь.
   - У тебя, видно, прекрасно организованный двор, если ты располагаешь даже оркестром и кордебалетом. Мне любопытно видеть и то и другое. Хоть я и не ищу и не желаю светских развлечений, тем не менее, я ими не пренебрегаю, а твой утончённый вкус служит нам ручательством за интересное представление, - со смехом сказал Супрамати.
   Нараяна вздохнул.
   - Я не располагаю больше такими средствами, как прежде, но в пространстве всегда найдутся хорошие музыканты. В глубине же этого озера покоится много прекрасных баядерок, утонувших к великому горю брахманов, их покровителей.
   - Нараяна, ради всего святого, не вздумай воскрешать этих мёртвых! От такого спектакля я отказываюсь! - вскричал Супрамати.
   Хозяин рассмеялся.
   - Не кричи и успокойся! Я никого не буду воскрешать. Дело идёт о простой материализации, которая доставит столько же удовольствия вызванным духам, сколько и нам, а на рассвете все артисты вернутся в загробный мир. Следовательно, ты можешь со спокойной совестью наслаждаться концертом и балетом.
   Нараяна повернулся и ударил в бронзовый гонг, стоящий на столе.
   Явились двое молодых слуг: один с треножником, другой со шкатулкой, которые они поставили у балюстрады.
   Нараяна вынул из шкатулки флакон и коробку. Напевая вполголоса вызывания, он вылил на угли несколько капель красной жидкости и бросил щепотку порошка.
   Поднялся густой дым, затем сверкнули снопы искр, огненными зигзагами рассеявшиеся по всем направлениям, и, наконец, появились кроваво-красные шары, которые взлетели и разорвались с громоподобным шумом. Часть из них упала в озеро, вода которого будто вскипела. Потом на время настала тишина.
   Но вот из стен, из мрака рощи и из атмосферы стали появляться белые облака и группироваться с одной стороны террасы. Стоя с поднятой рукой, пылающим взглядом, Нараяна, казалось, распоряжался ими и руководил их движениями. Через несколько минут половина большой террасы была отделена серовато-белой волнующейся завесой, испещрённой искрами. Затем раздалась странная музыка, смесь человеческих голосов и неизвестных инструментов. Это были волны гармоничных вибраций, нежных и сильных. Исполняемая мелодия была так же странна и оригинальна, как и способ исполнения концерта.
   Супрамати с восхищением слушал музыку, как его внимание было привлечено рокотом, доносящимся с озера.
   Он увидел, как на его поверхности вздулась пенистая волна и понеслась к берегу. Когда же она разбилась о ступеньки лестницы, то появилось несколько женских фигур с неопределёнными контурами, которые скорее плыли, чем шли по террасе.
   Нараяна бросил новую щепотку порошка на уголья, и поднявшийся дым стал извиваться спиралью, направляясь к приближающимся воздушным фигурам. Те стали поглощать этот дым, потеряли свою прозрачность, и через несколько минут шесть женщин, по виду живых, вошли на террасу и, скрестив на груди руки, склонились перед Нараяной.
   Это были молодые индусские девушки в расцвете жизни. Вышитые газовые туники чуть прикрывали их формы. Драгоценные камни, украшающие их головы, шеи, руки и пояса, сверкали разноцветными огнями.
   Нараяна сказал несколько слов по-индусски, а затем сел на диван и усадил рядом с собой гостей.
   В розовых шарах вспыхнули электрические лампы и залили террасу светом. Баядерки начали танцевать. Лёгкие, грациозные и полные жизни, они кружились или составляли чудные пластические, но в то же время вызывающие и страстные группы.
   Когда баядерки поклонились во второй раз, давая этим знать, что представление окончилось, Нараяна встал и сделал им знак приблизиться.
   - Нам следует угостить танцовщиц хорошим ужином. Им редко выпадает возможность насладиться таким угощением, и к тому же это - единственное вознаграждение, которое мы можем предложить им, - сказал он. - Нас трое, а их шестеро, а поэтому каждый из нас должен взять на себя заботу о двух красавицах.
   Покачивая головами, но смеясь, Супрамати с Дахиром взяли за руки по две женщины и последовали за Нараяной в столовую. Стол был снова сервирован, но только меню было другое. Вместо овощей и других вегетарианских блюд стояли мясо с кровью, хлеб и тёплое сильно пряное вино.
   Загробные гостьи так набросились на эту пищу, что Супрамати едва успевал подкладывать им на тарелки новые куски и наполнять их кубки.
   По мере того как танцовщицы насыщались, их бледные лица принимали розовый оттенок. Их глаза сверкали, с любопытством и страстью глядя на Дахира и Супрамати. В отношении Нараяны они выказывали равнодушие.
   - Смотрите, пожалуйста! Неблагодарные презирают и обижают своего благодетеля, - сказал Нараяна. - И наибольший успех имеет Супрамати. Канальи чуют, что он - наименее святой между нами.
   Самые горячие взгляды бросались в направлении Супрамати. Особенно одна баядерка всеми силами старалась смутить его спокойствие. Теперь она танцевала для него одного, пользуясь всеми прелестями своей красоты. Всё её существо, казалось, светилось чем-то демоническим и чарующим, что опьяняло, покоряло и волновало ум и сердце.
   Несмотря на строгую дисциплину первого Посвящения, научившую его побеждать инстинктивные стремления и подчинять тело воле ума, Супрамати, не замечая, поддавался чарам странного создания. Его глаза горели восхищением, его щёки окрасил румянец. Забыв всё окружающее, он следил за движениями танцовщицы, которая незаметно приближалась, делаясь всё обольстительней и страстней. Затем грациозным прыжком она упала на колени около Супрамати и обняла его.
   - Дай мне несколько капель Эссенции Жизни, Которой ты обладаешь! Дай Божественный Дар земного существования, - пробормотала она, умоляюще глядя на него.
   Супрамати пытался оттолкнуть её, но участие и жалость к этому юному существу, безвременно отброшенному в загробный мир, делали его слабым.
   Лицо баядерки потемнело, рука, лежащая на руке Супрамати, похолодела, и дрожь пробежала по её телу.
   - Ах! Я исчезаю! Жизнь и сила оставляют меня! - вскричала она.
   Она вцепилась в него.
   - Жестокий! Не уже ли тебе жаль капли жизни, которую я вымаливаю у тебя?
   В голосе несчастной звучало такое отчаяние, а на её лице отражалось такое страдание, что охваченный жалостью Супрамати, позабыв всё, стал искать флакон с Эссенцией Жизни, который он имел обыкновение всегда носить с собой. Но карман был пуст: он забыл взять флакон. Впрочем, было уже поздно. Смерть завладела своей добычей. Лежащее перед ним тело танцовщицы, казалось, таяло и быстро расплывалось. Скоро остался лишь прозрачный смутный облик, а затем всё превратилось в беловатый комок, который исчез в атмосфере.
   Тяжело переводя дыхание, Супрамати провёл рукой по лбу и оглянулся: в зале никого не было, кроме Дахира и Нараяны.
   - Ты ещё не привык отказывать в глупых просьбах. Ты ещё слишком молодой "бессмертный" чересчур легко воспламеняешься и поддаёшься чувству жалости, - сказал Нараяна. - Ты до такой степени был поглощён, что не мог даже полюбоваться, как мы - Дахир и я - отклонили такие же мольбы.
   - Ты говоришь правду! Я не привык к такой жестокой игре и, надеюсь, никогда не буду находить в ней удовольствие. Но ты, Нараяна, принадлежащий к обоим мирам, не должен был бы глумиться над смертью и жизнью!
   Послышался звон колокольчика.
   - Эбрамар зовёт нас, - сказал Дахир, поднимаясь.
   - Не удерживаю. Я провожу вас, так как вам незнакомы все извилины подземного лабиринта, - сказал Нараяна, пожимая им руки.
   Они быстро добрались до лодки.
   Первые лучи восходящего солнца едва золотили горизонт, когда они входили в сад, прилегающий ко дворцу Эбрамара.
   Прошло около двух недель без чего-либо особенного. Они беседовали, читали, гуляли и наслаждались покоем. Но однажды вечером, после ужина, Эбрамар сказал, вставая из-за стола:
   - Время приступать к работе, дети мои! Завтра я устрою Нару на новом месте, а затем вы оба начнёте свои занятия под моим руководством. Простись со своей подругой, Супрамати! На заре вы расстанетесь, и будете видеться редко.
   Супрамати побледнел. Настала минута, которой он так боялся - минута разлуки с женщиной, которую он любил ещё земным чувством. Его сердце сжалось от страха и горя. Его взгляд искал взгляда Нары. Но в её глазах читалась такая привязанность, такая энергия, что к нему вернулись Мужество и Спокойствие.
   Супрамати подошёл к Наре, прижал её к груди и поцеловал.
   - Будь мне поддержкой даже издали, если ослабею на Тернистом Пути, так как я чувствую, что во мне ещё - слишком жив "земной" человек, - пробормотал он.
   - Мы будем видеться насколько можно чаще. Моя же мысль никогда не покинет тебя. Чем больше наши души будут освобождаться от материи, тем ближе они будут друг к другу и тем будет неразрушимее Любовь, соединяющая нас, - сказала Нара, целуя его.
   Затем, сделав рукой прощальный жест, она вышла из комнаты.
   На следующий день, ещё до рассвета, Сандира пришёл за отцом. Он принёс ему длинную белую, обшитую оранжевой лентой тунику, шарф такого же цвета, который должен был служить и поясом.
   - Это - одежда учеников Высшего Посвящения, - сказал он, помогая Супрамати одеться.
   Затем Сандира отвёл Супрамати в комнатку, где уже находился Дахир, одетый в такой же костюм.
   Появился Эбрамар и обменялся с ними приветствием. Затем он повёл их той же дорогой, какой они шли, когда направлялись к Нараяне.
   Как и тогда, они спустились в лощину, прошли узкий высеченный в скале коридор и вышли на канал, где их дожидалась лодка, в которую они сели. Эбрамар взялся за руль.
   Скоро они свернули в боковую галерею, которая имела многочисленные рукава. После довольно долгого переезда показались ступеньки, преграждающие канал во всю его ширину.
   Когда они пристали, то Супрамати увидел перед собой монументальный вход в подземный храм, украшенный исполинскими символическими фигурами. Внутренность представляла собой грот огромных размеров, с неправильно расположенными колоннами. Стены, сверху донизу, были покрыты скульптурой. Грот освещал мягкий, голубоватый свет.
   - Какая чудная работа! Но какие великаны могли выполнить такую работу и сколько веков употребили они на это? - пробормотал Супрамати.
   - Чёрная раса в апогее своего умственного и промышленного блеска создала этот подземный мир, который заключает в себе много чудес, которые ты даже вообразить не можешь, - сказал Эбрамар.
   Затем, приказав ученикам остановиться и ждать его, Эбрамар скрылся за пурпурной завесой, скрывающей внутренность храма.
   Супрамати стал осматриваться вокруг. Теперь он рассмотрел, что по обе стороны завесы находились слабо освещённые галереи, теряющиеся в сумрачной дали. Дальше он увидел, что в углублениях стен стояли высокие треножники с угольями, на которых юноши жгли благовония, приятный, живительный аромат наполнял грот.
   Его внимание было привлечено доносящимся издалека, но приближающимся пением. Вскоре из одной галереи вышел хор женщин, одетых в белые одежды и закутанных в покрывала. Во главе их шли Вайрами и Нара, ведя между собой Нурвади. Не переставая петь, женщины выстроились полукругом. Когда, окончив гимн, они умолкли, послышался мужской хор, и новое шествие вышло из другой галереи, образовав второй полукруг.
   Настала тишина. Затем завеса приоткрылась, и из-за неё вышел Эбрамар в сопровождении нескольких мужчин, одетых, как и он, в белоснежные сверкающие одежды. Эбрамар нёс чашу, похожую на ту, какую Супрамати видел в руках старейшины ГРААЛЯ. Из чаши поднимался золотистый пар.
   Нара и Вайрами приблизились к Магу и преклонили колени. Двое из сотоварищей Эбрамара сняли длинное покрывало со жрицы и покрыли им белокурую голову Нары.
   - Иди и работай, дочь моя, не только для себя, но и для своих спутниц в жизни, столь долгой, что она привела бы в отчаяние, если бы её не наполнить учением и если бы её не скрашивала та ясность, которую даёт Знание, - сказал Эбрамар, подавая кубок молодой женщине.
   Она омочила губы в золотистый пар, а затем углубилась в Молитву. Минуту спустя из её тела стал исходить беловатый свет, который окутал её.
   Тогда Эбрамар обратился к Вайрами:
   - Твоё желание исполнено. Ты можешь отдаться уединённой работе и созерцанию до той минуты, когда я призову тебя.
   Он подал и ей кубок. Когда Вайрами отпила, с неё повторилось то же явление, что и с Нарой, но только сильней. Белый свет с такой силой сконцентрировался надо лбом Вайрами, что казался пламенем, освещающим лицо молодой женщины, которая находилась в экстатическом состоянии. Вдруг она заколебалась, поднялась в воздух и скрылась в облаке, которое окутало её, подняло кверху и унесло.
   Тогда Нара вернулась к женщинам, стала во главе их и, закрыв покрывалом голову Нурвади, исчезла со своим кортежем в подземной галерее.
   Мужчины тоже удалились, и скоро в гроте остались только Дахир и Супрамати.
   - Вернёмся домой, - сказал Дахир. - Эбрамара мы увидим только завтра, и тогда он укажет нам, вероятно, место, назначенное для нашей новой работы - Посвящения.
   Вернувшись домой, они разошлись по своим комнатам.
   Супрамати лёг на диван и сжал руками голову. В нём бушевал хаос мыслей и чувств. Уже давно судьба не давила его так. Разлука с Нарой причиняла его сердцу почти физическую боль. Гигантская, предстоящая ему работа пугала его, а бесконечная жизнь, от которой он не мог отделаться, внушала ему отвращение и отчаяние.
   По его щекам полились слёзы, ему показалось, будто кто-то провёл рукой по его лбу, а любимый и знакомый голос прошептал ему на ухо:
   - Смотри на будущее! Ты - не один: мы - не разлучены, так как моя душа видит и слышит тебя. Работай, иди вперёд, мой возлюбленный, и скоро тебе будет дарована такая же радость. Ты будешь видеть меня и свободно говорить со мной. Грубая материя уже не разлучит нас.
   Голос смолк, но Супрамати чувствовал себя успокоенным и подкреплённым. Он преклонил колени и молил СОЗДАТЕЛЯ поддержать его и дать силы достойно нести ниспосланную ему судьбу.
   Когда он встал, к нему вернулось Самообладание. Он сел у окна и смотрел на волшебную, расстилающуюся перед ним картину. Он стал думать о будущем.
   С прошлым было покончено. Его светская жизнь, с её печалями и радостями, исчезала в туманной дали. Когда он снова появится среди людей, протекут годы, а, может, и века. Всё будет иным и в нём, и вокруг него. Стоит ли сожалеть о несчастьях и страданиях эфемерных, ослеплённых страстями преступных существ, которые навлекают на себя БОЖИЙ Гнев.
   Нет, и тысячу раз нет! Он - счастлив тем, что перед ним расстилается более обширный горизонт, и ему открыт путь в светлые области Чистой Науки.
   - И так, прощай мрачное прошлое, несмотря на твои мимолётные радости. Вперёд, к Свету! - пробормотал он.
  
   БОЖИЙ ГНЕВ
   Часть 1
   Глава 1
  
   Первые лучи восходящего солнца заливали золотом и пурпуром вечные снега вершин Гималаев.
   Затем светило озарило долину, окаймлённую отвесными остроконечными скалами и рассечённую пропастями. По крутой, вьющейся по окраине скал тропинке, едва доступной горным козам, шли трое в костюмах индусов.
   Впереди шёл человек высокого роста, худой, с бронзового цвета лицом. Это был мужчина средних лет. В его больших чёрных глазах светились Такая Воля и Сила, что всякий проникался уважением и даже трепетом.
   Оба его спутника были красивые молодые люди.
   Когда тропинка вывела их на площадку, они остановились передохнуть и прислонились к скале.
   - О чём задумался, Супрамати? - с улыбкой спросил человек с бронзовым лицом.
   - Засмотрелся на величавые и дикие окрестности, на чёрные скалы и это узкое ущелье, кажущееся бездонной пропастью. Можно подумать, что это один из входов в ад, о чём повествовал Данте. Даже карандаш Доре не сумел бы создать что-либо более фантастическое, чем эта действительность. И по таким дьявольским местам, олицетворению бесплодия и смерти, мы идём к ИСТОЧНИКУ Жизни нашей планеты?.. Далеко ли до него, Эбрамар?
   - О! Нам предстоит ещё порядочный переход, - ответил он. - Мы обогнём этот угол скалы, а там и находится расщелина, служащая входом в подземный мир, куда нам надо дойти. И так, в дорогу, друзья! Я вижу, что Дахир горит нетерпением.
   Тот, к кому относились эти слова, слегка покраснел, но не протестовал.
   Они обогнули угол скалы и вошли в узкую и тёмную, находиющуюся по другую сторону расщелину.
   Они очутились в тёмном извилистом проходе, который понемногу расширялся. Как только они были в состоянии свободно двигаться и стоять, путники зажгли висящие у поясов факела и продолжили путь.
   Они быстро продвигались по проходу, который становился постепенно широким и сводчатым, а при свете факелов принимал всё более волшебный вид.
   Висели причудливой формы сталактиты. Крупные и блестящие капли застывали по стенам, и мало-помалу всё принимало зеленоватый оттенок.
   За поворотом они очутились в пещере средней величины, которая при огне факелов засветилась, будто исполинский изумруд.
   Молодые люди вскрикнули.
   - БОЖЕ! Какое великолепие! В сто раз красивее голубой пещеры на Капри! - сказал Дахир.
   - Раз это место вам нравится, остановимся здесь, чтобы передохнуть и подкрепить свои силы, - сказал Эбрамар, втыкая факел в расщелину и садясь на камень.
   Спутники последовали его примеру.
   Потом они достали из мешочка круглые хлебцы и скляночку с молоком, а Эбрамар вынул из-за пояса хрустальную коробочку с шариком из розового ароматного теста и проглотил его.
   - Любопытно было бы узнать, каким образом и кем был открыт этот путь к ИСТОЧНИКУ Эликсира Жизни?
   Его нелегко найти смертному и нелегко идти по нему даже "бессмертному", - сказал Супрамати.
   - Если хотите, пока мы отдыхаем, я расскажу вам легенду о том, как была открыта Первобытная Эссенция, - сказал Эбрамар.
   Заметив интерес и любопытство учеников, Маг начал рассказ.
   В столь отдалённое время, о котором в истории не сохранилось даже намёка, в одном городе, на месте которого веками уже растут девственные леса, жил учёный индус Уграсена.
   Это был святой старец, примерной жизни и глубоко учёный. Но его не любили в родном городе, а многие даже ненавидели, потому что он осуждал пороки своих сограждан, не щадя никого, и безжалостно раскрывал и преступления и проступки.
   Он жил один в скромном домике, недалеко от одного из больших храмов, и люди избегали его, опасаясь его речей.
   Любила и почитала старца только молоденькая баядерка при храме. Она посещала его, приносила пищу, чистое платье и помогала ему, сколько могла, особенно с тех пор, как Уграсена, много лет страдавший глазами, ослеп.
   Но враги старца нашли этот момент самым удобным для мести и решили сначала изгнать его из города, а затем убить.
   Баядерка узнала об этом, предупредила старца и бежала с ним, решив посвятить себя служению ему.
   Хоть слепец и девушка и скрылись в горах, тем не менее, их бегство открылось, враги напали на их след и погнались за ними.
   Беглецы достигли самых недоступных мест, а слепец, не переставая, возносил хвалу Брахме и призывал Его на помощь.
   Бог привёл их в расщелину одной скалы, где они и укрылись, напав на тот подземный путь, по которому мы теперь идём. Но они шли в темноте, не зная, куда идут.
   Старец был спокоен, а девушка плакала, её глаза распухли так, что она стала почти слепой.
   Вдруг они услышали шум водопада, и когда баядерка протянула руку, то почувствовала, будто жидкость потекла по её пальцам.
   Так как оба умирали от жажды, то баядерка опустила каменную чашу в то, что приняла за воду, напоила Уграсену и напилась сама.
   Баядерке показалось, что её ударило по голове, а тело словно пожирал огонь. Она подумала, что умирает, и без памяти упала на землю.
   Когда очнулась, то подумала, что видит волшебный сон.
   Она лежала около ручья жидкого огня, а в нескольких шагах от неё была обширная, залитая светом пещера, и там каскадом извергался поток того же жидкого огня.
   Не успела она ещё прийти в себя от изумления, как увидела склонившегося над ней молодого незнакомца.
   Она вскрикнула и вскочила на ноги, но он сказал ей:
   - Я - Уграсена и не понимаю, каким чудом ко мне вернулась молодость.
   Сначала она не хотела ему верить, но увидев на нём сотканную ей одежду для старца, услышав от него такие эпизоды, которых никто другой не мог знать, она убедилась в истине.
   Они вошли в пещеру, чтобы поближе увидеть сказочное зрелище и тогда в углублении заметили величавого старца, спросившего их, что им надо.
   Они ответили правду, и тогда хранитель ИСТОЧНИКА сказал:
   - Как мне назвать вас, которых Брахма привёл сюда, счастливыми или несчастными? Но вы вкусили Первобытную Эссенцию, Которая есть Эликсир Жизни, и не умрёте, будете жить долго, почти вечно. Наполните же вашу чашу Драгоценной Влагой и давайте Её лишь тем, кого полюбите всем сердцем.
   Баядерка наполнила свою чашу, затем они ушли и вернулись к людям.
   Никто не признал Уграсены. А он со своей подругой поселился впоследствии в горах, и они стали основателями Братства Бессмертных.
   Эбрамар умолк, с грустью глядя на своих учеников, которые слушали его.
   - Счастливы - мы или несчастливы? - спросил Супрамати.
   - Несчастливы! - ответил Дахир. - Да, несчастливы, потому что уже сравнительно короткая жизнь в каких-нибудь 60-70 лет может разочаровать человека и вызвать жажду смерти. Какую же пытку претерпеваем мы, обречённые влачить бесконечную жизнь тупых, лукавых, мелочных, лживых и порочных людей, не имея к тому же ничего общего с тем обществом, в котором время от времени вынуждены жить и видеть, как всё вокруг нас умирает. Живые загадки, люди иного мира, храня в усталой душе воспоминания и впечатления стольких веков, стольких цивилизаций, вечно одинокие и чужие среди кишащего вокруг нас, быстро сменяющегося человечества, мы - втройне несчастливы!
   В его голосе слышалась горечь, а на глаза Супрамати навернулись слёзы.
   - Чтобы скрасить вашу долгую жизнь, дети мои, и дать ей цель, вам предоставлена Чистая и Великая Наука, Которая возвышает вас над невежественным человечеством, порочным вследствие своего невежества. Вам открыто более ясное и совершенное понимание БОГА. Для вас поднята завеса, скрывающая от других невидимый мир, вам открыт доступ к самым необычайным, великим тайнам Природы, как та, которой вы сейчас будете любоваться.
   Голос Эбрамара звучал строго и ободряюще.
   Молодые люди ободрились и выпрямились.
   - Прости нам, Учитель, слабость, недостойную Того Знания, Какое мы уже приобрели, - сказал Супрамати.
   - И также нашу неблагодарность за все дарованные судьбой благодеяния, - сказал Дахир.
   - Я вижу, что вы уже победили случайное, мимолётное малодушие, а то, что вы увидите, окончательно примирит вас, надеюсь, с вашим положением "бессмертных". В дорогу, друзья мои! - сказал, вставая, Эбрамар с улыбкой.
   Они снова пустились в путь.
   Подземный проход, по которому они шли, всё расширялся, своды делались выше, спуск становился более покатым, по сторонам открывались боковые проходы, а факела вскоре оказались лишними, потому что появился полусвет неопределённого оттенка. И вдруг перед ними открылось такое, от чего Дахир с Супрамати онемели от изумления и остановились.
   На первом плане была арка, высеченная в своде природой наподобие врат готического собора. За этим входом простиралась пещера со сводом, теряющимся в высоте. Ослепительный, но удивительной мягкости свет озарял всё вокруг. Сталактиты и сталагмиты в его блеске сверкали. Пол пещеры повышался широкими, отлогими ступенями и за верхней высилась громадная, в несколько метров толщиной струя, вершина которой терялась в высоте свода.
   Окружённая тучей сверкающих брызг, Таинственная Влага била огненными фонтанами с золотыми и пурпурными оттенками. Клокочущие волны катились по ступеням, у подножия которых был просторный бассейн, а излишек изливался ручьями в боковые галереи, одни - высокие и широкие, другие - низкие и узкие. Над бассейном, как и вверху, над всей пещерой, в виде облака витал золотистый пар.
   Супрамати и Дахир застыли, восхищённые красотой картины. Их взор блуждал от огненного водопада к кружевам, которые покрывали стены, свешивающимся гирляндам, нишам и колонкам. А всё это блестело, сверкало и переливалось разными цветами: тёмно-синими, красными, зелёными или фиолетовыми.
   - Всемогущий БОЖЕ, какие чудеса создала ТВОЯ Премудрость, и ТВОЯ Благость даровала нам счастье любоваться ими! - прошептал Супрамати, прижимая руки к груди.
   - Да, дети мои, велика - Милость СОЗДАТЕЛЯ, дарующего нам возможность приблизиться к одной из высочайших тайн творения. Ваше смущение и волнение - естественны, потому что вы видите перед собой ИСТОЧНИК Жизни, СУЩНОСТЬ питания планеты, ОЧАГ сохранения и обновления действующих и творческих сил Природы. Прежде ДЕВЯТЬ ИСТОЧНИКОВ насыщали планету. Теперь ШЕСТЬ иссякли, а ТРИ оставшиеся уже утратили часть СВОЕЙ Силы. Когда исчезнет ПОСЛЕДНИЙ, холод и смерть охватят нашу Землю.
   - А тогда? - прошептал Супрамати.
   - Тогда мы покинем обречённую на гибель Землю и поищем пристанища на новой планете, чтобы там выполнить наш последний долг "посвящённых" и сложить, наконец, телесное бремя, а затем вернёмся в загробный мир. Но это ещё - так далеко, что пока не стоит и думать об этом, - сказал Эбрамар, заметив, что его спутники вздрогнули и побледнели.
   - А теперь, дети мои, помолимся!
   Дахир и Супрамати заметили, что перед бассейном находился престол.
   Это был прозрачный, широкий, кубической формы камень, и на нём на подставке из того же вещества стояла хрустальная чаша, наполненная Первобытной Эссенцией, из которой исходил огненный пар. Над чашей витал Прозрачный Сияющий Крест.
   Они опустились на колени, и из их душ полилась Молитва к СОЗДАТЕЛЮ всего сущего, Верховному СУЩЕСТВУ, от КОТОРОГО исходит вся Милость, вся Мудрость и вся Сила.
   Поцеловав престол и чашу, Супрамати и Дахир встали.
   - Теперь, сыны мои, вы видели то, что люди веками искали и ищут: "Философский Камень", "Эликсир Жизни", "Источник Вечной Молодости". Инстинкт и воспоминания подсказывают им, что Эти Сокровища существуют, но они не могут снова найти к Ним дорогу.
   - Учитель, так этот жертвенник и чаша - произведение человеческих рук? - спросил Супрамати.
   - Да, они сделаны Адептами, поочерёдно живущими здесь. Они охраняют ИСТОЧНИК, и на них возложена обязанность - следить за силой фонтана и измерять её понижение, хоть и медленное, но непрерывное. Эта работа - утомительная, требующая столько же знания, сколько точности, но зато она оказывает громадное действие в смысле очищения их тел. Так, за всё пребывание здесь они не нуждаются в пище, ибо аромат ИСТОЧНИКА заменяет её. А теперь дальше, в путь.
   В последний раз молодые люди в Благоговении взглянули на картину ИСТОЧНИКА Жизни, и пошли за Эбрамаром, который вошёл в один из боковых проходов пещеры.
   Дорога круто поднималась, и местами в скале были высечены ступеньки. Опасный путь освещался светильниками, подвешенными к сводам или укреплёнными в расщелинах скалы.
   Через несколько часов хода они дошли, наконец, до пещеры, озарённой голубоватым светом.
   Перед ними расстилалась гладкая поверхность озера.
   На столбе, стоящем у берега, висел металлический колокол. Эбрамар позвонил три раза, и через несколько минут появилась лодка с гребцом в белом одеянии. Как только она причалила, трое путешественников вошли в неё, Супрамати и Дахир взялись за вёсла, а гребец сел за руль.
   Это был красивый молодой человек с задумчивым, грустным лицом. В его глазах светилось то выражение, которое отличает "бессмертных".
   Лодка неслась по озеру, потом по каналам, то узким, то широким, извивающимся зигзагами.
   Вдруг подземный канал сделал поворот под прямым углом, и Супрамати ахнул от изумления.
   Лодка скользнула в узкое отверстие в скале и вошла в средней величины озеро, залитое лучами солнца.
   Это озеро лежало посреди глубокой долины. Со всех сторон возвышались отвесные скалистые горы с убелёнными снегом вершинами, уходящими в облака. Только по краю воды возвышающаяся террасами полоса земли была покрыта растительностью.
   В одном месте эта полоса значительно расширялась, и там, на возвышении виднелся прислонённый к скале маленький, белый дворец, выделяющийся на фоне окутывающей его зелени.
   Через несколько минут лодка причалила к подножию мраморной лестницы, последние ступени которой спускались в воду.
   Дахир и Супрамати пожали руку рулевому, и затем все трое направились ко дворцу, вблизи ещё больше чарующему, чем издали.
   Он был построен из камня, белее мрамора, и в неизвестном стиле. Стены украшала тонкая резьба, воздушные колонки поддерживали крышу широкой террасы и потолок довольно обширной залы, следующей за сенями.
   Эбрамар вывел их через множество комнат на открытую террасу, перед которой раскинулся сад.
   На изумрудно-зелёной лужайке бродили, щипали траву, прыгали или лежали, растянувшись на солнце, тигр и медведь вперемешку с овцами, газелями, собаками, большими птицами и так далее. Супрамати удивлённо смотрел на это сборище, а близость хищников внушала ему некоторый страх.
   - Не бойся ничего, - сказал Эбрамар, отвечая на его мысли.
   - Эти животные не знают человека в роли палача или врага, они видят в нём друга. Они не причиняют вреда друг другу, а их присутствие здесь - необходимо и предусмотрено.
   Это жилище, друзья мои, будет служить для вашей подготовки. Здесь, прежде всего, вы насладитесь разлитым повсюду Покоем, затем вы научитесь лучше сосредотачиваться, сделаете вашу мысль и волю подвижными, гибкими.
   Научитесь понимать язык низших существ, что вам знать необходимо. А достигнуть этого можно только среди Покоя и Гармонии. Здесь наши души освободятся от телесных цепей и почерпнут новые духовные силы.
   Я покидаю вас, потому что вам нужен отдых. Сегодняшний день был полон волнений и утомителен даже для вашей исключительной натуры. Но я навещу вас, когда это понадобится, чтобы дать вам нужные указания в ваших занятиях, и буду руководить ими.
   В зале, смежной с этой террасой, вы ежедневно будете находить готовый обед, в другой зале, приспособленной для омовения, каждое утро вы будете принимать ванну и сменять приготовленное вам там платье. А теперь проводите меня, я не могу дольше задерживать гребца.
   На берегу озера Эбрамар простился со своими учениками и вскочил в ожидающую его лодку.
   На этот раз он правил рулём, а лодка полетела по воде и скрылась вдали.
   Вернувшись на террасу, Супрамати и Дахир облокотились на перила и любовались дышащей Тишиной картиной.
   Ни малейший ветерок не рябил поверхности озера. Чёрные, белые и голубые лебеди скользили по глади вод, и только щебетание птичек, порхающих вокруг террасы, будто живые и яркие драгоценные камешки, нарушало Тишину.
   Прервав, наконец, мечтания, они обошли своё новое жилище и осмотрели его.
   Дворец был не велик, но являл собой произведение искусства, неведомого и невиданного.
   Простая, но богатая обстановка соответствовала стилю, а шёлковая материя, чуть не в палец толщиной, украшающая двери и окна и покрывающая диваны, была выткана на веки веков.
   - Какая это раса высекла из камня такие кружева здесь, в этой долине? - сказал Супрамати, рассматривая оконные ниши.
   - Когда мы в состоянии будем проникать в отражение прошлого и разбирать архивы нашей планеты, тогда узнаем и это, - улыбаясь, сказал Дахир.
   Им доставило удовольствие открытие библиотеки, где были во множестве собраны свитки папируса и древесной коры, дощечки, глиняные цилиндры, старые фолианты и даже современные книги.
   - Кажется, здесь собрали литературу чуть не от сотворения мира, и её хватит на века для удовлетворения умственных потребностей, - сказал Дахир.
   - Благодаря БОГУ, во времени у нас недостатка не будет, - смеясь, сказал Супрамати. - А теперь пойдём, друг Дахир, поищем обед. Я ощущаю неприличный для подобной эстетической обстановки аппетит, но плоть не желает приспособливаться к пище, состоящей исключительно из астральных течений.
   Оба рассмеялись и отправились в указанную им Эбрамаром столовую.
   Они нашли накрытый стол. Около каждого прибора был положен средних размеров круглый хлеб и стояли сосуд с молоком да две тарелки с рисом и политой маслом зеленью.
   - Не особенно обременительно, - сказал Супрамати. - Невольно вспоминаешь моего парижского повара и его обеды.
   - И мадмуазель Пьеретту? - сказал Дахир. - Но успокойся. На десерт мы нарвём в саду фруктов. Я уже заметил здесь деревья всех стран, даже неизвестных пород, и все они гнутся под тяжестью плодов.
   - О Пьеретте я меньше всего сожалею, но мне приятнее было бы увидеть хороший паштет. Хотя всё-таки твоя мысль о десерте - превосходна, - сказал Супрамати, садясь за стол.
   В конце этого обеда Супрамати заметил около буфета несколько больших корзин с кусками хлеба, рисом и зёрнами.
   - Что - это? Трудно предположить, чтобы и это предназначалось нам. Даже несколько здоровых рабочих не осилили бы этих припасов, - сказал он.
   - Я полагаю, что корзины предназначены для животных. Пойдём, снесём их на террасу. Если животные приучены, чтобы обитатели этого дома их кормили, то они сбегутся, увидев корзины, - сказал Дахир.
   Едва они показались с ношей, как животные бросились толпой, даже белый слон вышел из чащи.
   Животные не толкались, не спорили из-за пищи, а ожидали очереди.
   Супрамати и Дахиру доставляло удовольствие видеть то доверие, с каким окружали их животные.
   Птицы садились им на плечи, другие становились около них, даже в глазах хищников - льва, медведя и тигра - незаметно было дикого и недружелюбного выражения.
   Лев тоже подошёл за своей порцией, и Супрамати, ободрённый его кротостью, погладил его гриву, а животное лизнуло ему руку.
   - Животные здесь будто подчиняются одному с нами правилу воздержания, ибо я сомневаюсь, чтобы нескольких горстей риса и кусочка хлеба было достаточно для удовлетворения аппетита медведя, льва или слона? - смеясь, сказал Супрамати.
   - Вероятно, добрый гений, который заботится о нашем питании, кормит и наших четвероногих братьев. И то, что мы дали им, составляет десерт для поддержания товарищеских отношений, - сказал Дахир. - А теперь, пойдём добывать собственный десерт.
   Они спустились в сад, изобилующий великолепнейшими и необыкновенно вкусными плодами всех стран, а некоторые сорта показались им незнакомыми.
   Насытившись, друзья вернулись во дворец отдыхать.
   Они выбрали для спальни небольшую залу с двумя диванами. Среди всеобъемлющей Тишины слышалось лишь журчание фонтана в ониксовом бассейне.
   Супрамати с Дахиром улеглись и скоро уснули.
   Проснулись они уже поздно, но, помня указание Эбрамара, приняли ванну и переоделись в лёгкие полотняные одежды, уже приготовленные им.
   Окончив затем ужин, друзья уселись на террасе, выходящей на озеро. Сначала они беседовали, но понемногу каждый ушёл в свои мысли.
   В памяти Супрамати пробуждались воспоминания прошлого.
   Он видел себя бедным чахоточным врачом в своей лондонской квартире, где тогда его нашёл Нараяна и сделал ему предложение. Потом перед ним стали разворачиваться первые обстоятельства того существования, на которое он обрёк себя.
   Мелькали сцены его жизни в Париже, Венеции и Индии, оживали образы Пьеретты, Лормейля и прочих попадавшихся ему на пути лиц.
   Затем следовало первое Посвящение, закончившееся прибытием его сюда, и, наконец, наступила разлука с Нарой, выдающейся, обаятельной женщиной, бывшей ему женой и оставшейся другом, верной спутницей жизни за время их долгого существования, Восхождения к Совершенству.
   Перед ним встал образ молодой женщины, а чувство тоски и одиночества сжало его сердце.
   Но ему в лицо повеяло благовонное дуновение, а на лбу он ощутил прикосновение руки и любимый голос прошептал:
   - Гони прочь волнующие тебя воспоминания прошлого. Открой глаза, любуйся, преклонись и благодари Неисповедимое СУЩЕСТВО, дающее тебе видеть чудеса, созданные ЕГО Премудростью. Видишь, наши души - соединены по-прежнему, и моё сердце ощущает всякое движение твоего.
   Голос умолк, но к Супрамати вернулось Спокойствие. Он провёл рукой по лбу, выпрямился и вздрогнул. Его взор не мог оторваться от бывшего перед ним волшебного зрелища.
   Уйдя мыслями в старые воспоминания, Супрамати утратил представление о внешнем мире и не заметил, что наступила ночь. Луна залила всё светом.
   Под лучами царицы ночи гладь озера блестела, из тёмной зелени деревьев фантастически выделялись белые колоннады дворца, блестели и искрились брызги водопада.
   Покой объял уснувшую природу, и вдруг среди этого безмолвия послышалась нежная мелодия.
   Дахир встал, обнял друга, и они смотрели на небо, прислушиваясь к музыке, какой никогда не слышали.
   Мало-помалу в их душе воцарился Покой. Смущение, сомнение, тоска - всё исчезло, изгладилось даже всякое воспоминание о прошлом, и пропал страх перед будущим. Одно НАСТОЯЩЕЕ наполняло их. И как всё здесь было чудесно, хорошо и спокойно, вдали от людей, от сутолоки их жизни, интриг и эгоизма!..
   Если бы эта толпа, опьянённая страстями, запятнанная пороками, снедаемая болезнями, могла хоть на минуту испытать Блаженство, Которое даёт душевный мир, созерцание природы, деятельное и здоровое существование, она, может, пробудилась бы от кошмара, называемого ей "жизнью".
   В эту минуту столицы и кишащее в них население с его суетой, дрязгами и нищетой казались Супрамати отделениями ада, где люди приговорены жить в наказание.
   Ему вспомнились слова, сказанные однажды Нарой перед его Посвящением:
   - Ты не можешь представить и понять Того Блаженства, Которое испытывает достигший известной степени Очищения, потому что пока всё твоё существо ещё наполнено беспорядочными и нечистыми токами, царящими здесь. Когда выходишь из храма Света, где царит Гармония, окружающие нас люди производят впечатление стада животных, готовых растерзать друг друга. И ничто не остановит их в безумном беге.
   Они знают, что смерть сторожит их на каждом шагу, что каждую минуту она отнимает у них любимое и близкое им существо, а всё-таки это не пробуждает в них понимания бренности всего земного.
   Утром они плачут на похоронах, а вечером хохочут, пируют и пляшут. Эти животные в человеческом образе - отвратительны, и Маг беспомощно останавливается перед ними, не зная, чем взять их и как отрезвить их от опьянения плоти, влекущего на гибель.
   Теперь Супрамати понимал её. Он чувствовал, что с тела спадала тяжесть, что у души вырастали крылья и его охватило омерзение при воспоминании виконта де Лормейля или Пьеретты и прочих человекоподобных животных, - добыча смерти, скошенная уже временем, чтобы уступить место другим, столь же мимолётным и порочным существам.
   О! Как он - счастлив и обласкан судьбой сравнительно с другими! Им овладела потребность молиться, славословить, благодарить Великого СОЗДАТЕЛЯ всех чудес, которые ему дано было созерцать. Он и Дахир опустились на колени.
   Это не была определённо выраженная словами Молитва, а из всего их существа исходило излияние Благодарности.
   Когда после этого порыва к бесконечному, они снова почувствовали себя на земле, то чувствовали себя легче, гибче, а зрение и слух приобрели большую остроту.
   Взглянув на сад, Супрамати вздрогнул. Он увидел, что из всякого растения исходил розоватый светящийся пар, а в чашечке ближайших к нему ползучих растений, обвивающих перила и колонны террасы, мерцали огоньки.
   - Взгляни, Дахир, - сказал он, - на огоньки в чашечках цветов. Это ведь - душа растения, которая из бессознательного состояния пойдёт со временем по тому же Пути Совершенствования, по какому идём и мы.
   Дахир приподнял большой белый цветок, лежащий на балюстраде, и долго рассматривал его.
   - Да. Может, это - душа будущего Мага покоится в розовой чашечке, не осознавая своего будущего назначения, - сказал он, опуская цветок.
   Они сели и вдруг им почудилось, что в воздухе движутся призрачные существа в длинных развевающихся одеяниях. Они летали, не касаясь земли, и, поднимаясь на высь ледниковых вершин, исчезали из виду, будто расплывались в беловатом тумане. Когда первые лучи восходящего солнца разбудили спавшую природу, тогда лишь Супрамати и Дахир ушли с террасы.
   - БОЖЕ мой, какие мы ещё - невежды, сколько вещей нам ещё не понятно, а те немногие приобретённые нами познания, которые, к моему стыду, составляли предмет моей гордости, я не знал даже, как применить здесь, - со вздохом сказал Супрамати.
   - Всё придёт в своё время. Не забывай, что поспешность служит доказательством несовершенства, - сказал с улыбкой Дахир.
  
   Глава 2
  
   Много недель прошло со времени прибытия Дахира и Супрамати в волшебную долину, а они ещё не видели ни Эбрамара, ни одной живой души. Однако они не скучали, и ничто не омрачало их настроения.
   Они гуляли, изучали фауну и флору, в изобилии окружающую их, и работали в библиотеке, содержащей сокровища науки, но вместе с тем множество трудов, непонятных им.
   Однажды, после того как Супрамати долгое время просидел над одной древней рукописью и не мог усвоить её содержание, у него вырвалось восклицание.
   - Это, наконец, возмутительно! Сидишь, как дурак, над этой древней ветошью и не можешь добраться до скрытой в ней сути. А между тем, судя по каббалистическим знакам, которые я на ней вижу, это должно быть что-нибудь интересное. Мне так хотелось бы работать, а Эбрамар не является и никого не шлёт, чтобы руководить нашими занятиями.
   - Почему ты не довольствуешься изучением того, что доступно нам? Благодаря БОГУ, в материале нет недостатка. А Эбрамар привёз нас сюда не для того, чтобы обречь на бездействие. Когда придёт время, он явится или пришлёт руководителя, - сказал Дахир. - Пока будем наслаждаться счастливым настоящим. Всё у нас есть, невидимые руки удовлетворяют наши потребности, наши четвероногие друзья, привязавшиеся к нам до того, что являются с пожеланием доброго утра, без ущерба заменяют старых парижских знакомых. Я нахожу интересным изучать разнообразие их характеров и способностей. Потом, не подметил ли ты, что со времени нашего прибытия сюда, в нас происходят странные явления? Я, по крайней мере, вижу, что из твоего тела выделяется черноватый пот.
   - Ты - прав, - сказал Супрамати. - Я заметил подобное же испарение у тебя, а туники, которые мы каждое утро находим в купальне, также изменились. Вначале они были льняные, а теперь - смотри, - такой ткани я никогда не видел. Она будто фосфоресцирует. Утром, когда я надеваю её, она серебрится, а вечером, когда снимаю, она делается тусклой, измятой и покрывается чёрными крапинками. Так же прозрачно-голубоватая вода бассейна становится мутно-сероватой после того, как я выкупался в ней. Очевидно, наше тело ещё пропитано нечистыми испарениями, и мы не можем начать своё новое Посвящение, пока не очистимся.
   - Значит, надо быть терпеливым и мирно жить в нашем раю, - со смехом сказал Дахир.
   Наконец к их радости появился Эбрамар.
   - Я с удовольствием вижу, друзья мои, что вы с нетерпением ожидали меня, а это служит добрым знамением для наших занятий, - сказал Маг с улыбкой. - Между тем я собираюсь возложить на вас нелёгкую задачу: изучение бесконечного с утилитарной целью.
   Нам со временем потребуется умение использовать силы Природы, чтобы приходить на помощь человечеству и поддерживать его в страданиях, которые оно подготавливает себе по своему ослеплению. А ещё больше понадобятся нам все наши познания, когда мы высадимся на новой планете, где нам предстоит быть просветителями и наставниками.
   Всё, что мы теперь собираем, все плоды наших трудов мы должны будем предоставить на пользу нарождающегося человечества.
   Установить там порядок, создать законы, научить людей разумному удовлетворению как материальных, так и духовных потребностей, внедрить в них основы процесса и понимания БОГА. Задача - громадная и трудная...
   - Не вызывай передо мной это будущее, Учитель. Оно представляется мне таким ужасным, что мной овладевает слабость, голова кружится и тоска сжимает сердце! - вздрогнув, прошептал Супрамати.
   Эбрамар возложил руку на его поникшую голову и лучистым взором посмотрел на бледное лицо ученика.
   - Я не стал бы вызывать картину грядущего, если бы не был уверен, что Дахир и ты уже в силах вынести сознание того, что вам предстоит. Приучайтесь сознательно смотреть на предназначенное вам будущее, оцените всё его величие, и страх исчезнет.
   Впрочем, эта конечная цель нашего существования ещё - далека, а в настоящую минуту у нас - более скромная задача, которая, надеюсь, поглотит вас.
   Супрамати выпрямился, его лицо просветлело, и в глазах зажглись вновь сила и решимость.
   - Благодарю тебя, Учитель, и прошу простить мою слабость. Чего мне опасаться в будущем при твоей поддержке и руководительстве? А БОГ даст силы для выполнения предназначенной задачи.
   - Вот таким я люблю тебя. Веруй, будь деятельным, покорным и будешь силён. А теперь я намечу вам программу ваших занятий до моего следующего прибытия.
   Они сели, и Эбрамар открыл скрытый в стене шкаф, достал несколько связок пергамента и разложил на столе.
   - Первые наши занятия будут посвящены изучению языка животных. Вот тут пояснительные заметки и ключи, которые дадут вам представление о разговоре существ, стоящих ниже вас. Это - необходимо для Мага, потому что иначе вы не могли бы составить себе полное понятие обо всех фазах прохождения несокрушимой искры через три низших царства, о корпорациях первичных духов, их работах, воспитании, подготовке к их будущей роли и также той, которую они играют в хозяйстве Природы.
   Во-вторых, вы будете развивать ваши чувства в том смысле, чтобы каждое из них имело себе равнозначащее в царстве четвёртого измерения. Ваши глаза должны с одинаковой лёгкостью видеть и материальный и сверхземной мир, ваши уши должны одинаково слышать как пение птиц в саду, так и движение сока в ветках растения или колебание воздуха при пролёте духа. Помимо же указаний, которые я дам вам, вы найдёте в этой рукописи все необходимые вам советы.
   Наконец, здесь, - сказал он и развернул старый папирус, покрытый странными буквами и каббалистическими знаками, - заключаются некоторые законы Белой Магии и формулы, которые дадут вам власть распоряжаться молекулами пространства: сплачивать их воедино или рассеивать, смотря по надобности.
   Три дня Эбрамар пробыл со своими учениками, указывая им основы и первые понятия предложенной им работы. Затем он уехал, наказав работать усердно, но не спеша, ввиду того, что недостатка времени опасаться нечего.
   Супрамати и Дахир принялись за работу. Нелёгкое дело было разбирать запутанное письмо древних рукописей, учиться различать и применять многочисленные каббалистические знаки Высшей Магии, но Прилежание и Добрая Воля помогали преодолевать трудности.
   Эбрамар появлялся время от времени проверить их знания, подать советы и указания, ободрял их и радовался их успехам.
   Быстрее всего подвигалось и в настоящую минуту больше всего удовлетворяло их занятие изучением языка низших существ и усовершенствование собственных чувств.
   Они могли уже разговаривать со своими четвероногими друзьями, понимали смысл пения птиц, жужжание насекомых, шум, производимый муравьями.
   Они наблюдали и изучали открывающийся им мир, распознавая в нём уже заложенные основы "будущего человека". Они были подавлены величием Премудрости БОГА, Которая вела несокрушимую искру постепенным ходом совершенствования, начиная от бесчувственного сна в минерале к просонкам в растении и уже сознательной жизни в животности.
   И чем больше они научались понимать низшие души, тем больше открывали в них странные бездны, расовую ненависть, корни которой, по-видимому, терялись в растительном, а не то даже минеральном царстве. Перед ними намечались антагонизм и борьба, в которых два великих двигателя "Добро" и "зло", казалось, уже сталкивались между собой и мерялись силами.
   В одно из своих посещений, после просмотра их трудов, Эбрамар сказал, что настало время включить в их занятия основательное изучение Эликсира Жизни.
   - Следуйте за мной, я поведу вас в лабораторию.
   Они пошли за Магом в боковую галерею, пробитую в скале и поддерживаемую колонками. Там, в нише, находился барельеф с изображением человеческой головы с закрытыми глазами. Оба они восторгались не раз скульптурой, не подозревая в ней специального назначения, и с изумлением увидели теперь, что Эбрамар наложил руки на глаза барельефа.
   Каменные веки приподнялись и из-под них глянули два изумрудных глаза. Затем задняя стена ниши повернулась на невидимых петлях и обнаружила ступени.
   Все трое поднялись по лестнице, потом снова спустились, прошли небольшой сводчатый коридор, и в конце его Эбрамар приподнял тяжёлую тёмную завесу, пропуская их в грот, с одной стороны которого был дворик, замкнутый со всех сторон скалами и стенами. В глубине грота была железная дверь резной, драгоценной работы, которую Эбрамар отпёр золотым ключом.
   Тогда они очутились в другой пещере, большой и высокой. Стены были покрыты зелёными сталактитами, и царившее там освещение было так сильно, что позволяло читать самое мелкое письмо.
   В углублении из расщелины в стене вытекала золотистая и сверкающая струйка, падала в хрустальный бассейн рубинового цвета и затем терялась в другой расщелине на поверхности земли.
   Посередине пещеры стояли два больших хрустальных стола и два таких же стула, вдоль стены виднелось несколько столов и полок, уставленных инструментами странной формы и неведомого назначения. Были и лупы различной величины, нечто вроде волшебного фонаря, большой белый экран и несколько астрономических инструментов, уже знакомых обоим ученикам.
   - Здесь вы должны, друзья мои, проводить ежедневно несколько часов, - сказал Эбрамар, - чтобы специально изучить Изначальную Материю, То Вещество, Которое с одинаковой силой переустраивает, даёт жизнь, но и разрушает.
   Прежде всего, вы должны познать Его в грубом виде, а затем научиться разлагать, чтобы извлекать первичные частицы, зачатки минералов, растений и животных. Сначала надо отделить элементы один от другого, потом каждую породу отдельно, уметь различать и применять их, соединять и разъединять. Это - продолжительная и тяжёлая работа, но она окажет вам услугу впоследствии.
   - Ты сказал, Учитель, что Изначальное Вещество одинаково и даёт жизнь, и разрушает. Я всегда предполагал, что Его назначение единственно давать жизнь и поддерживать её, - сказал Супрамати.
   - Без сомнения. Будучи разлито по всему организму планеты и во всём обитающем на ней, Первобытное Вещество всюду поддерживает жизнь, но Оно разрушило бы всякий организм, который пришёл бы в прямое и безмерное соприкосновение с могуществом Этой Стихии, такой организм разлетелся бы на свои первоначальные атомы.
   Кроме того, Эликсир Жизни, выполняя Своё назначение, может разрушать и убивать иным способом. Припомните случай с Лоренцой, относительно которой Нараяна возымел преступное намерение воскресить её чуть не через три столетия после её смерти. Ты помнишь, Супрамати, с какой быстротой был оживлён и восстановлен организм, и привлечена жившая в нём прежде душа. Но, чтобы достигнуть такого результата, было убито тело, обитаемое в ту минуту душой Лоренцы, и целая семья была повергнута в отчаяние, оплакивая эту необъяснимую смерть.
   Эликсир Жизни представляет собой обоюдоострое оружие и если Маг в интересах науки имеет право делать опыты, то всё же должен остерегаться злоупотреблять наукой и не увлекаться жестокими опытами.
   - Супрамати передавал мне этот случай, и мне известен способ, употреблённый Нараяной. Но, тем не менее, несмотря на горячее желание и любопытство взглянуть на подобное воскрешение, я всё-таки воздержался бы пробовать его, - сказал Дахир.
   - Твоё любопытство - естественно, а твоя осторожность делает тебе честь, - сказал Эбрамар. - А вот пойдёмте со мной во двор, и я покажу вам опыт в том же роде.
   Во дворе Маг открыл шкаф, вделанный в стене, и достал оттуда улей. Его отверстия были закупорены, и когда Эбрамар открыл их, то внутри оказались высохшие тела пчёл, погибшие там за неимением выхода.
   Эбрамар велел принести из лаборатории, с указанного стола, пульверизатор и фарфоровый горшок с сероватым студёнистым веществом. Маг достал из-за пояса флакон с Эликсиром Жизни и влил несколько капель в сосуд. Студёнистое вещество стало жидким, приняло розовый оттенок и дало фосфорический свет. Тогда Эбрамар налил часть жидкости в пульверизатор и прыснул во внутренность улья.
   Посыпались с треском огненные брызги, и поднялись облака дыма, рассекаемые огненными зигзагами.
   Дахир и Супрамати следили за картиной превращения. Через несколько минут послышалось гудение, дым рассеялся, и ожившие, полные сил пчёлы стали вылезать из улья. Одни полетели на работу, а другие летали и ползали по своему опустошённому жилищу, стараясь восстановить в нём порядок.
   - Теперь я покажу вам подобное же воскрешение в растительном мире, - сказал Эбрамар. - Видите там, в углу, старое высохшее дерево. Его мёртвые корни - похожи на лапы гигантского паука. Надо вытащить его на середину двора.
   Эбрамар вылил несколько капель Таинственной Жидкости на ствол, где начинались корни.
   Клубами повалил густой чёрный дым, с треском и свистом, закрыв собой мёртвое дерево.
   Спустя несколько минут дым из чёрного стал серым, потом принял зеленоватый отлив. Свист продолжался, поднялся ветер, затем раздался треск, и когда дым рассеялся, глазам учеников предстало дерево.
   Его густая, пышная листва отбрасывала тень по двору. Корни взрыли плиты, устилающие двор, и врезались в землю.
   - Что за чудодейственная и страшная сила! Такие чудеса вызывают изумление и в то же время навевают ужас! - сказал Супрамати.
   Дахир закрыл лицо руками.
   - Да, и действия Этого Таинственного Вещества - столь же многочисленны, как и чудны. Оно влияет не только на организмы, но даже на отпечатки, оставленные в атмосфере человеком или каким-либо событием. Вернёмся в пещеру, и я покажу вам подобную картину.
   Они вернулись в лабораторию. Смешивая каплю Эликсира Жизни с несколькими другими веществами, Маг рассказывал:
   - Много веков назад один из наших привёл в эту пещеру группу индусских паломников. Они не совсем понимали тайну, беречь которую поклялись, не подозревая даже, что на расстоянии вытянутой руки находился Эликсир Жизни. Они ушли отсюда и умерли затем, подобно обыкновенным смертным, но до конца своей очень долгой жизни были избавлены от болезней. А отпечатки их пребывания здесь остались, и я покажу их вам.
   Он зажёг в жаровне угли, бросил в них черноватое со смолистым запахом вещество, а сверху налил немного приготовленной смеси. Поднялся дым, и когда он рассеялся, человек десять в холщовом одеянии толпились около бассейна ИСТОЧНИКА, кто на коленях, а кто стоя, с поднятыми к небу руками. Глаза всех были устремлены на ИСТОЧНИК.
   Группа казалась живой, только вся была покрыта желтоватым оттенком, напоминающим терракоту.
   Через несколько минут всё побледнело и истаяло в воздухе.
   - Вы видите, что идя по тому же пути, но особым, приноровленным к каждому отдельному случаю способом, можно Первобытным Веществом оживить прах угасшей планеты и вернуть к жизни исчезнувшие народы, - сказал Эбрамар.
   Неподалёку отсюда лежит мёртвый город, погребённый во время катастрофы, над которым давно уже вырос лес. Но всё-таки известными мне подземными путями можно пробраться туда, и, может, когда-нибудь я покажу вам его. При желании я мог бы вернуть к жизни население этого города. Это было бы грандиозно, но к чему ставить такой опыт.
   Воспоминание об Эликсире Жизни и Его необычайной силе сохранилось даже среди непосвящённых. То в образе Источника Вечной Молодости в волшебных сказках, то в Чаше Святого ГРААЛЯ, наполненной будто бы кровью Христа, везде воспевали и искали Неведомое Начало, Которое должно устранять смерть и обращать самый грубый металл в золото.
   Один учёный европеец, Парацельс, тоже старался найти Первобытную Эссенцию, чтобы с помощью хотя бы Её капли создать человека без людской помощи, а собирая молекулы усилиями своего ума. Он воображал, что может упорным трудом заменить Великую Творческую Силу, Которая невидимо и неуловимо создаёт совершеннейшее из всех творений - человеческое существо. Разве ребёнок, как и маленькое животное, не является наихудожественнейшим произведением лаборатории Природы, в развитии которого человек не отдаёт себе даже отчёта? Но Парацельс не имел ключа от этой тайны, и его мечты остались утопией.
   На другой день, под вечер, все трое беседовали на террасе. Небо уже стало заволакиваться ночными тенями.
   - Когда появятся звёзды, - сказал Эбрамар, - я пошлю вас выкупаться, влив в воду содержимое этого флакона, а затем мы совершим воздушное путешествие.
   Я хочу показать вам некоторые из слоёв, окружающих Землю, а попутно корпорации низших духов и их воспитание, словом, подготовку будущего человечества.
   Обрадованные Супрамати и Дахир не знали, как благодарить Эбрамара, и между ними завязался разговор по поводу столь интересного и мало кому знакомого вопроса о бытии и всех фазах развития, которые претерпевает несокрушимая искра на пути её восхождения.
   - Я давно хотел спросить тебя, Учитель, как первообразные духи переходят из состояния минерала в растительное? Каким образом оканчивается их жизнь в неорганической среде и совершается переход в другое царство Природы, тогда как существование каменистых пород представляется бесконечным? - спросил Супрамати.
   - Всё совершается по общему Закону, - ответил Эбрамар.
   Вы знаете, что центром всякой клеточки или собрания пассивных атомов является одна из тех несознательных индивидуальностей, вся роль которых заключается пока только в представительстве жизненного тока, то есть отталкивании или притяжении различных флюидов, вредных или необходимых для поддержания и питания этого мирка. Такое бессознательное существование, хоть и кажется бесконечным с точки зрения человека, тем не менее, хрупко, и немного надо, чтобы оторвать индивидуальность от центра, если только первые связи с материей нарушены духами, облечёнными правом на это. Так сильные атмосферные сотрясения, колебания почвы и так далее часто бывают сигналом громадного перемещения среди этих невидимых жителей. Миллиарды их, уже готовые в путь, выделяются из материи и уносятся сильными, образующимися тогда вихрями, тогда как другие, стоящие ещё на первой ступени существования, занимают их место. Ибо в Природе нет застоя, и всё возобновляется в определённое время, хоть и невидимо для человека, но на основании непреложных Законов.
   Здесь действует тот же Закон, что и в вашей крови, которая также совершенно обновляется в известное время, а вы не замечаете этого, и ваша внешность от этого не изменяется. Кроме того, прохождение несокрушимой искры через минеральное царство играет первенствующую роль и определяет основы дальнейших существований.
   Будучи связанными с клеточками, которые своими бесчисленными массами составляли какой-нибудь слой земли, скалу, и так далее, эти миллиарды первообразных душ были охвачены одновременно флюидическими токами, пущенными в них рабочими духами. Все проникались одинаковыми впечатлениями, насыщались одинакового состава флюидами, выделяли те же истечения, и, таким образом, вся масса с течением времени получила единообразие частиц, которое составляет сущность их организма, и, развиваясь, действует на их будущие организмы.
   С этой первой ступени жизни идёт расовое различие, которое с первой же минуты даёт каждому определённый, своеобразный химический состав, отличный от других организмов.
   Это однообразие остаётся как основа на будущее, продолжается в семействах растений, в породах животных, и, наконец, среди человеческого рода, начиная от расовых отличий по цвету кожи, форме черепа и так далее вплоть до распределения народов одной расы, как, например, славяне, германцы, романцы. Не пустая болтовня, что каждый народ имеет различный аромат. Это - верно. Потому что в основе у каждого - особый химический состав. Образуется нового рода влечение, которое объединяет особенно мало развитых душ при их воплощениях, но и совершенные души предпочитают воплощаться среди народа, химическая основа которого соответствует их астралу.
   - О! Какую отвратительную иллюстрацию этой теории представляют негры, китайцы и евреи. Их тошнотворный запах выдаёт их скверный химический состав! - воскликнул, смеясь, Дахир.
   - Знакомство с запахами даёт возможность добраться до первобытного источника происхождения народов и отдельных личностей, потому что он сохраняется в растениях и животных. Вам, любезные мои ученики, ещё предстоит впереди эта высшая наука о запахах. Однако нам уже пора выкупаться и подобающим образом переодеться для нашего путешествия, - сказал Эбрамар.
   Супрамати и Дахир встали и отправились исполнять приказание.
   В ванной комнате они нашли два одеяния в виде трико, из оригинальной сероватой материи, шелковистой, тонкой и слегка фосфоресцирующей. Это одеяние так плотно прилегало к телу, будто сливалось с кожей и закрывало всё тело с головой.
   Придя к Эбрамару, они увидели его в таком же одеянии, но более светлом и блестящем.
   Перед ним стояли два кубка с красной дымящейся жидкостью, которую он предложил ученикам выпить. Выпив, Супрамати почувствовал головокружение. Но как только это состояние прошло, он заметил, что его тело утратило вес, и он без усилия взлетел на воздух за Эбрамаром, который быстро поднимался ввысь. Кроме того, он заметил, что его тело следовало в том направлении, какое он желал ему дать.
   Пространство, по которому они пролетали, было озарено теперь сероватым полусветом, воздух был напоён зловонными, гнилостными испарениями, и слышался беспорядочный шум. По временам в разных местах вспыхивал и гас кроваво-красный свет. Разноцветнее всех оттенков радуги огни порхали, и вихрем кружились во всех направлениях, то поднимаясь, то опускаясь.
   Всматриваясь, вокруг этих огней можно было заметить отражения людей и животных. Местами плыли в воздухе, отдельно или группами, отражения растений.
   Посреди этого хаоса, будто клубы пары, скользили светлые тени с ясно очерченными головами, большими фосфоресцирующими глазами и отличительными знаками, соответствующими положению их в духовной иерархии: кто носил изображение огня, кто креста, звезды или цветов. Это были духи-наставники, покровители, главы групп и так далее.
   Местами, но далеко друг от друга, виднелись очаги ослепительного света, из которых снопами исходили лучи и терялись в направлении Земли. И там, посередине этих очагов света, были заметны призрачные человеческие образы.
   - Вы видите эти подобия солнц, рассыпанные в пространстве? Это - хранилища Сил Добра, - сказал Эбрамар.
   - Существа, которых вы там видите, это - Высшие Духи, покровители какой-нибудь страны. Силой Своих Молитв и Воли Они собирают и направляют к намеченной цели обновляющий материал, который поддерживает и укрепляет человечество, тонущее в пороках и страданиях. Люди называют Их святыми и инстинктивно просят Их помощи. Завтра я поведу вас в какую-нибудь церковь и покажу имеющиеся там флюидические токи, а также и печать светлого флюида на людях, священных предметах и так далее.
   Разговаривая, они продолжали подниматься.
   Мало-помалу стихал хаос раздирающих душу вибраций, вызываемых страданиями тела. Кровавый пар, тлетворные испарения порока - всё это постепенно бледнело и оставалось под ними.
   Пространство вокруг них становилось голубоватым, прозрачным и было напоёно острым, но живительным ароматом.
   Вдруг раздался шум, как от множества крыльев или колёс машин.
   - Мы приближаемся к интересному месту, школам низших духов, - сказал, улыбаясь, Эбрамар.
   Оба ученика следовали за Учителем, направляющимся к светлому и кажущемуся бесконечным пространству.
   Супрамати заметил кое-где сероватые, окружённые красноватой аурой фигуры, с ясно очерченными головами, отражающими ум и энергию. Вокруг каждой из этих личностей кишели тучами фосфорические искры, которыми они распоряжались, уча их подражать флюидическим моделям, огненными чертами вырисовывающимся в воздухе, или разъясняя понемногу ход предстоящей работы.
   - Вы видите здесь подготовляющееся рабочее население Земли: пчёл, муравьёв, пауков, шелковичных червей, а там, дальше, корпорации высших животных. Все занимаются под наблюдением их руководителей, учатся применению ремёсел и проникаются знаниями, необходимыми при их воплощении.
   Теперь трое Адептов двигались медленно, с трудом различая иногда микроскопических работников.
   Однако Супрамати всё же заметил среди учителей черноватые образы с демоническими глазами, также не ускользнуло от его внимания, что между учениками было несогласие. Тучи роящихся искорок набрасывались одна на другую, испуская чёрные клубы. А среди духов высших животных возникали драки и враждебные, полные ненависти токи, которыми они обдавали друг друга, бороздили даже кроваво-огненные зигзаги.
   Супрамати хотел спросить объяснение этому зрелищу, как Эбрамар дал знак к возвращению.
   Спуск совершился с головокружительной быстротой. Очутившись на террасе своего жилища, молодые люди только что собирались задать интересующие их вопросы, как Эбрамар пресёк их любопытство.
   - Идите сейчас же выкупайтесь и ложитесь спать, потому что даже ваши бессмертные тела нуждаются в отдыхе после такого путешествия. Завтра поговорим, так как я ещё не покидаю вас.
  
   Глава 3
  
   На следующий день, по окончании работы, все втроём расположились на террасе и Эбрамар сказал:
   - Теперь, дети мои, предлагайте мне вопросы, которые хотели задать вчера.
   - Ах! В этом новом мире, который мы увидели, так много интересного, что не знаешь, с чего начать, - сказал Супрамати. - Но как я - благодарен тебе, Эбрамар, за то, что ты показал мне астральные школы. Я никогда не мог объяснить словом "инстинкт" способности животных к работам, артистическим или так практически полезным и целесообразным, что и человек не отказался бы от них.
   - Несомненно. Какой же другой фактор, кроме ума, мог бы сделать всё, что делает животное, - сказал Эбрамар. - Это слово "инстинкт" человек выдумал по высокомерию, чтобы охранить собственное величие. Если бы люди, забыв своё тщеславие, пожелали открыть глаза и увидеть очевидность, одни лишь работы животных послужили бы им доказательством их происхождения с самых низов лестницы существ.
   Среди животных человек нашёл бы всё то, что он считает признаком своего божественного происхождения. Если бы он пожелал увидеть, то понял бы, что является лишь более усовершенствованным плагиатом. Среди этих меньших, презираемых братьев, есть хлебопашцы, химики, архитекторы, ткачи, рыболовы, пловцы, могильщики, математики, певцы, музыканты, воины и так далее. Все искусства и ремёсла имеют своих представителей.
   Также и относительно общественных организаций и форм правления: вы найдёте у них монархии, республики, рабочие ассоциации, царей и цариц, гаремы и гинекеи. В меньшей степени у них заметны те же фазы развития, через которые проходят народы: касты, войны или военные экспедиции для захвата невольников. Наше общество полностью отражается в животном мире.
   - Ты забываешь ссоры, соперничество, вражду, - сказал Супрамати. - Я видел вчера битвы среди этих микроскопических школьников, и задача их учителей должна быть не из лёгких.
   - О, разумеется, их миссия - одна из труднейших. Чем ниже порода, тем легче влиять на неё и внушать послушание, но по мере развития существа в нём расцветают непокорность, леность и ропот.
   Эти крошечные существа - ленивые, капризные и эгоистичные - считают своего учителя угнетателем, понуждающим их к работе, которая не нравится им. Но самым трудным для дисциплинирования и руководства элементов являются души животных, которые при воплощении побывали в соприкосновении с человеком и испытали на себе всю его жестокость. В загробный мир они вступают полные ненависти и жажды мести.
   Велики - преступления человека перед низшими и беззащитными существами, над которыми, он присвоил себе право распоряжаться жизнью и смертью. Он убивает их, истребляет и мучает с жестокостью.
   Слепой и безжалостный, в своей надменности человек не понимает, что создаёт себе врагов. Душа животного начинает смотреть на душу человека, как на своего самого жестокого врага, и по мере своих сил отплачивает ему злом за мучения. Недаром говорят: "Животное чувствует, кто его любит", но вообще оно избегает человека. Только уже очищенные и высокие души стараются снискать расположение низших существ, с любовью руководят ими, воздерживаются от дурного с ними обращения и создают себе друзей в их среде. Те, кто грубо обращаются с животными и мучают их, создают этим непокорное, враждующее, желчное население. По непреложному закону прогресса, эти миллиарды душ облекаются временно плотью, но когда они возвращаются в потусторонний мир, все их дурные страсти вспыхивают, и очень трудно руководить этими массами.
   - Я понимаю ненависть животного к человеку, но по поводу чего дерутся они между собой в пространстве, как мы это видели вчера? - спросил Дахир.
   - Много личных и общих причин заставляют их нападать друг на друга, - с улыбкой ответил Эбрамар. - У этих низших народов существует расовая ненависть, так же, как у их братьев - людей. Кроме того, здесь действует ещё один великий принцип. Две враждебные силы - Добро и зло, - царящие во Вселенной и оспаривающие её друг у друга, дают себя знать с самого начала человечества. Потусторонний мир разбит на два лагеря: Небесное Воинство и армия ада, которая рассчитывает взять приступом стены Неба, скрывающие Высочайшую Тайну.
   Каждая из двух враждующих сторон старается навербовать себе союзников и создать орудия борьбы. По этой причине вы видите во всей одушевлённой природе деятельных агентов Добра и зла.
   Уже среди минералов есть такие, которые содержат в себе смертельные яды, с другими будто бы неразлучно связано несчастье. В растительном мире есть много адских растений, особо приспособленных к сатанинским действиям и мрачным обрядам чёрной магии. Такие растения всегда - зловредны добродетельному человеку, полезному животному, питательному растению.
   Между животными разделение на два лагеря сказывается ещё заметнее. Существует множество вредных пород животных, о которых спрашиваешь себя, к чему они существуют? Хоть эти существа и низшие, но они одарены уже утончённой злобностью. Уничтожение - цель их жизни, вредить людям и животным противоположного лагеря - их главное занятие.
   Из этих адских пород укажу на смертоносные растения, которые, обвиваясь вокруг дерева, душат его, или на нечистых насекомых, как клопы, блохи, вши, черви-точилы, крысы, гиены и животные, питающиеся падалью. Все они прячутся в щелях, расселинах, норах, ползают во тьме, избегая света и, если всмотреться, то видно, что все высшей породы и полезные человеку животные избегают, боятся и ненавидят этих исчадий ада.
   - Так значит, черноватые духи с демоническим взором - наставники зла? - спросил Дахир.
   - Именно. Сатанинский стан работает по мере сил над расширением своего поля действия и, подобно тому, как пионеры света внедряют в своих учеников Добро, Красоту и Пользу, так деятели зла учат своих изощряться в искусстве - наносить вред, разрушать, причинять страдания.
   Своей жестокостью к животным люди гонят в невидимый мир миллионы существ, снедаемых ненавистью, желчью, жаждой мести, которые становятся добычей злых духов. Позабыв уроки наставников Света, эти существа втираются в среду своих братьев, развращают их, внушают бунт и ещё больше затрудняют работу наставников. С течением времени эти низшие души перерождаются в легионы демонов, в противников всего чистого, полезного и светлого.
   Человек - слеп и не понимает всего совершающегося вокруг него в том пространстве, которое кажется ему пустым и прозрачным. Он и не подозревает, какой ад кипит и трещит около него.
   С беспечностью невежества он смеётся, когда прочтёт в книге магии, что, тот или другой демон повелевает столькими-то легионами демонов. Для "посвящённого" это значит, что такой или иной злой дух властвует над легионами низших душ, душ животных, и направляет их действие сообразно своему желанию или под влиянием мстительного чувства.
   Никто ещё пока не объяснил научно причины внезапного появления миллионов мышей, неизвестно откуда взявшихся и уничтожающих поля, или туч саранчи, пожирающей посевы. Какое дуновение направляет их и множество иных врагов, уничтожающих и сводящих на нет человеческий труд?
   Человек кичится обрывками своего знания, хотя всё-таки, несомненно, идёт по пути прогресса и усидчивым трудом открывает не одну полезную истину. Тем не менее, учёный, достойный этого имени, понимает, что он ещё только невежда, а под скальпелем и в цифрах ищет "бесконечное", тогда как мнимые учёные с презрением заявляют, что в невидимом мире ничего нет. Между тем они ведь наблюдают лишь производные этого мира причин.
   Кто, например, знает происхождение повальных и неизлечимых болезней, эпидемий самоубийств, сумасшествия, убийств, которые охватывают внезапно человечество? Откуда берутся миллиарды микроорганизмов, которые заражают воздух, порождают неизвестные болезни, присасываются к человеческому организму и убивают его, пожирая ткани, или, наконец, ослепляют человека и заражают его душу?
   И почему так часто бывает, что эти неизлечимые болезни, не поддающиеся врачебной науке, излечиваются Молитвой и Святой Водой? Разве не доказано фактами, что эпидемии, засуха и другие катастрофы прекращались после религиозных процессий?
   В эпоху вырождения, когда падает Вера, разлагается семья, а разврат и порок овладевают обществом, тогда с наибольшей силой и свирепствуют страшные эпидемии. Преграда, созданная вмешательством чистых и светлых флюидов, рушится, а излишества и беспутства порождают смертоносные микробы повальных болезней, физических и духовных, проистекающих из преступных деяний.
   И эти микроорганизмы тучами носятся в пространстве, отыскивая благоприятную среду для своего развития, потому что заразы не бывает там, где порок не находит для себя подходящего материала.
   Порочный человек притягивает к себе вредоносные бациллы, которые проникают сначала в его ауру, затем просачиваются в поры организма и обрушиваются на ту часть тела, которая является орудием господствующей страсти человека. Если человек - жаден и прожорлив, развратен и чувственен, то и зараза поражает соответствующие органы. Если извращённый мозг развивает одни лишь преступные мысли, нечистые вожделения, циничные образы, то и разрушительная стая прицепляется к этому главному слуге ума, овладевает им, порабощает его, вырабатывает смертоносные флюиды зла, пока, наконец, жертва не валится в пропасть безумия, самоубийства или убийства. А когда телесное орудие разбито подобно сосуду, лопающемуся от слишком сильного давления пара, тогда стая невидимых врагов набрасывается на разлагающийся труп, пожирает его и в свою очередь умирает, чтобы возродиться в ином мире и двинуться дальше в иерархии зла.
   Ах, друзья мои! Если бы мы могли втолковать людям, как важно следить за своими мыслями, создавать при их помощи только добрые, прекрасные и чистые образы, чтобы из рассадника мышления исходили лишь потоки Света, воздвигающие вокруг человека как бы священную ограду, которую не в состоянии преодолеть эти ублюдки пространства! Если бы они послушались нашего крика: храните чистоту сердца, и вы будете неуязвимы!
   Христос обладал тем Огнём и Светом, Которые исцеляли прокажённых, возвращали зрение слепым и изгоняли бесов. ЕМУ была ведома тайна человеческих бедствий. ОН знал, что Молитвой можно ослабить и даже прекратить эти эпидемии.
   Чем больше население планеты наводняется исчадиями ада, тем скорее её постигает разрушение и наступает частичный или полный катаклизм. Равновесие - нарушено, а излияния зла, становясь преобладающим элементом, отягчают атмосферу, мешают правильному обмену кислорода и азота, вызывают атмосферные беспорядки. Непомерная эксплуатация, грабёж всех земных богатств истощают Землю, климат изменяется, холод, засуха или избыток влаги уничтожают плодородие почвы и вызывают голод. Питательные соки иссякают, прекращается правильный обмен необходимых веществ среди различных царств Природы. Растительность становится жалкой и слабой, население даёт хилых, нервных, болезненных людей, стареющих преждевременно, предрасположенных к порокам и болезням, которые человечество породило.
   В конце концов, планета умирает, и ад торжествует победу, радуясь, что уничтожен чудный цветок творчества БОГА.
   Поэтому, когда новая планета вступает в жизнь, законодатели, избранные души, знающие основные Законы творения, устанавливают строгие правила, ограждающие Добродетель, учреждают культ БОГА и священным ореолом окружают земледелие и всё, что растёт и нарождается на земле, чтобы оградить его по мере возможности от влияния ада.
   В человеке врождена потребность молиться, обожать Верховное СУЩЕСТВО, Неведомые и Таинственные Силы, управляющие его судьбой, для поклонения Которым он посвящает особое место. Создание бессознательно чувствует, что Молитва служит ему связью с ТВОРЦОМ, спасительной цепью, которая соединяет его с Небом, ограждает от множества опасностей и привлекает к нему на помощь Невидимых Покровителей.
   Тот же инстинкт внушал первоначально людям освящать поля, плоды, скот, жилища, чтобы привлечь на них благотворные токи, светлые и чистые флюиды, отгоняющие бесов.
   Какое величайшее заблуждение воображать, будто человек делает угодное БОГУ и ЕГО служителям, созидая в их честь храмы и молясь им! Ни Верховное, Неизречённое СУЩЕСТВО, ни исполнители ЕГО Воли в этом не нуждаются.
   Человек воздвигает храм для себя, чтобы иметь особое место, священную ограду, твердыню против вторжения духов зла.
   Он ставит там престол, чтобы в одном месте сосредоточить Божественный Ток, привлечённый Молитвой, священные песнопения, наполняющие церковь, порождают вибрации, которые поддерживают приток Святого Огня и собирают Лучезарное Вещество, откуда человек черпает душевные и телесные силы. Курения, всюду, во все времена и во всех культах сопровождавшие службу БОГУ, распространяют ароматы, которые отгоняют и рассеивают нечистые выделения, приносимые с собой людьми в храм.
   В древности все эти вопросы, тщательно изученные, применялись со знанием дела. Моисей, например, перечисляет материалы, необходимые при построении святого места и для предметов богослужения: золото, серебро, слоновая кость, кедровое и сандаловое дерево, ладан для курений, оливковое масло, воск, вырабатываемый пчёлами как чистыми насекомыми, сопровождающими работу пением Молитв на своём языке.
   Священнослужители, подчинённые относительно чистоты драконовским законам, должны были носить льняные одежды, а алмазы, рубины, изумруды, сапфиры и другие драгоценные камни, украшавшие нагрудник Первосвященника, имели магическое, мистическое и символическое значение. Жемчуг, на который большой спрос в обществе и который ценится высоко, не входил в число этих драгоценностей, несмотря на свою красоту, он считался нечистым, не приносящим счастья.
   Человек нуждается в БОГЕ, Великих Покровителях планеты и в Тех, Кого вы называете Святыми, это - необходимый атрибут всех религий, как наследие Великих Посвящённых и Посланников БОГА. Все такие верования признавали Невидимых Покровителей, и новорожденного ребёнка посвящали или БОГУ, или Святому. Это верование имеет свои глубокие и справедливые основания. Его источник теряется во мраке древности и составляет одну из великих тайн культа. Имя связывает человека с Высшим Духом или группой Духов, Которыми Тот руководит и Которым покровительствует. Народ называет Его Ангелом-Хранителем, Ангелом имени человека.
   Так же и изображения Святых, статуи, мощи, даже идолы являются (для прозорливого) Очагами Света, ибо всякая Молитва, всякая Благочестивая Мысль, всякий Горячий Призыв даёт луч Светозарной Материи, Которая пристаёт к этому изображению, проникает насквозь и в некотором роде оживляет его. Места, посвящённые культу, как постоянно наполненные изображениями БОГА, благотворными ароматами, гармоничными вибрациями, освещённые неугасаемыми лампадами, являются убежищем для человека. Там, перед каждым из очагов Лучезарного Света, в единении с Неведомыми, Могучими Силами, находится хранилище нравственной и физической помощи, готовой к услугам каждого, способного принять её.
   И чем больше в церкви таких Очагов Света, тем они - могущественнее, выделяемый ими Свет чище, Молитва человека действеннее, тем скорее Она облегчает и очищает его. Отсюда из этого основания проистекает уверенность в помощи чудодейственных икон и статуй, как, например, Лурдекой БОГОМАТЕРИ, святое место, колодезь и источник КОТОРОЙ обладают целебными свойствами, излечивают болезни, признаваемые "наукой" неизлечимыми, и восстанавливают жизненные вещества в организме.
   Эбрамар оживился во время разговора.
   В голосе Мага звучала Вера, а в ночной тьме его белоснежная одежда казалась осыпанной бриллиантовой росой. Вокруг его головы образовался широкий светлый диск, три ослепительно ярких луча исходили из его чела в виде звезды, и всё его тело источало фосфорический свет.
   Он весь был словно из Огня и Света. Даже его голос звучал сладко и воодушевлённо, а в глазах отражались чудеса иного мира, созерцать которые ему было дано.
   Дахира и Супрамати опустились на колени и преклонились перед Наставником, Который постепенно открывал им тайны творения.
   Эбрамар вздрогнул и выпрямился.
   - Что вы делаете, друзья? Какое незаслуженное поклонение оказываете вы мне, - сказал он, поднимая их.
   - Как я ещё - ничтожен в сравнении с великими светочами небесного пространства! Но чтобы проиллюстрировать рассказанное мной, я покажу вам некоторые места, посвящённые Молитве. Сначала мы побываем здесь, в Индии, в древней пагоде, а потом отправимся в далёкую северную страну. Там Вера сохранилась ещё сильнее, чем где-либо, но зато рассвирепело бесовское воинство и ринулось на приступ, удушая Совесть и сея зло, преступления и разврат.
   - Мы отправимся путешествовать, Учитель? - спросил Супрамати.
   - Астрально, сын мой. Что за жалкие Маги были бы мы, если для перемещения нам потребовалось бы много времени и экипаж, - сказал, улыбаясь, Эбрамар.
   - А теперь, дети мои, вернёмся к нашему путешествию. Примите ванну, наденьте одежду, что была на вас в прошедшую ночь, и возвращайтесь ко мне.
   Когда они вернулись, он приказал им сесть, сделал над ними пассы, потом прикоснулся к их глазам и дунул на них со словами:
   - Отверзаю ваши телесные очи на красоты небесные. Теперь - в дорогу!
   Они поднялись в пространство и скоро опустились перед входом в древнюю пагоду.
   Была ещё ночь. Справлялся праздник, и множество богомольцев входило в храм, над которым парил широкий Диск Золотистого Света.
   - Не бойся, мы - невидимы для глаз смертных, - сказал Эбрамар, отвечая на мысль Супрамати.
   Смешавшись с толпой, они вошли под своды храма.
   В глубине, где стояла статуя Брахмы, пылал костёр, ослепительно светлый и распространяющий жар. С треском вылетали оттуда разноцветные огни и по временам озаряли чуть заметный облик человека.
   Порывы чудного и опьяняющего аромата вырывались из середины костра и овевали тех, кто с Верой подходил и преклонял колени. И по мере того как Молитва, в виде Луча, более или менее светлого, возносилась из сердца верующего, его тело покрывал Дождь Искр, вызывая обильный пот, а чёрные, окружающие его тени, бледнели, дыхание становилось свободнее, и весь его облик очищался и хорошел.
   Многие, особенно горячо молящиеся, подолгу оставались на коленях, упиваясь проникающим в них Небесным Током, Который успокаивал их и ободрял, восстанавливая душевные и телесные силы.
   - Идёмте. Теперь мы посетим другой Очаг Света, - сказал Эбрамар, делая ученикам знак следовать за ним.
   Они поднялись в пространство и полетели.
   Вскоре им представилась гористая местность. Фосфорический полусвет разлился над долиной.
   - Мы - в Лурде, где творится столько чудес, - сказал Эбрамар.
   Спустившись на землю, они присоединились к процессии, которая с пением Молитв направлялась к чудотворному гроту.
   Дойдя до источника, толпа опустилась на колени и Молитвы их сердец Светлыми Волнами поднялись к небу.
   Картина была волшебная. Золотистые и серебристые лучи шли во всех направлениях. От источника исходил фосфорический пар, и статую ДЕВЫ окружали, казалось, снопы пламени, распространяющие жар. В воздухе звучала Гармония, без единой несогласной нотки.
   Вдруг из пространства стали падать Огненные Капли, потом с треском развернулась широкая, Пламенная и Золотистая Лента, упавшая на лежащую на носилках женщину. Огненные Зигзаги забегали по телу больной, потом оно будто вспыхнуло, из организма поднялись клубы чёрного дыма, рассыпаясь в воздухе, и женщина с криком выпрямилась.
   Минуту спустя она уже стояла на ногах, сияющая от счастья. Затем упала на колени, крикнув:
   - Я исцелилась!
   - Вы видели только что оккультную сторону этого исцеления: сошествие Святого Огня, вызванного Силой Молитвы, - сказал Эбрамар.
   - А теперь - в путь, друзья мои. Я хочу показать вам ещё два места Небесной Благости, оба в высшей степени интересных.
   Он достал из-за пояса палочку, повертел ей в воздухе, и из неё посыпались снопами искры. Вдруг поднялся ветер и тёплое, огненно-красное течение подхватило всех троих и понесло с такой быстротой, что Супрамати показалось, что он вот-вот задохнётся.
   Когда полёт стал замедляться, Супрамати увидел под собой раскинувшийся город. Улицы и крыши были покрыты снегом, множество церквей поднимали к небу золочёные маковки, увенчанные крестами, и широкие полосы Света отличали эти священные убежища человечества от окружающих зданий.
   Путешественники опустились на землю около часовенки, наполненной богомольцами и окутанной столь Ярким Светом, что она казалась объятой пламенем.
   В высоких серебряных подсвечниках горело множество восковых свечей. Некоторые из них окружала широкая Золотистая Полоса, и свеча горела ярко, а пламя вытягивалось и словно сливалось с Источником Огня и Света, пылавшим в глубине часовни. Иные свечи горели тускло, дымились, трещали, и воск оплывал.
   Посреди Очага Света виднелась большая икона под золотой, украшенной драгоценными камнями ризой, и сквозь древнюю живопись выступал Лик небесной красоты, дышащий Милосердием и Грустью. Глаза смотрели на коленопреклонённую толпу с выражением Любви и Сожаления. И на каждого подходящего к иконе ясный взгляд бросал Огненный Луч, Который пронизывал, согревал, укреплял молящегося, вступающего в эту обитель Света, Тепла и Гармонии.
   - Вы видите здесь одно из отражений Пресвятой ДЕВЫ! - сказал Эбрамар, падая ниц перед образом.
   Оба ученика последовали его примеру, и из их душ вознеслась Молитва к УТЕШИТЕЛЬНИЦЕ всех страждущих, плачущих, борющихся с земной юдолью и взывающих к ЕЁ Милосердию.
   Когда они поднялись, новая толпа мужчин, женщин и детей, богатых и бедных, без различия положения, хлынула в часовенку. Скоро явился священник, и начался общий молебен.
   По мере того как Молитва, сообразно чистоте молящегося, возносилась более или менее Блестящими Золотистыми Спиралями, возникало удивительное зрелище.
   В центре Света, окружающего образ, с треском кипела будто раскалённая лава, из которой вырывались широкие Волны Разноцветного Огня, падающего на благоговейно склонённые головы, оставляя на них Фосфорические Светлые Пятна.
   Вся часовня словно дрожала под Вибрациями Гармонии, Которая была собранием разнообразных аккордов, сливающихся в бурю созвучий: это были вибрации общей Молитвы.
   - Вы видите, друзья мои, великую тайну Силы БОГА, вызванной и привлечённой Молитвой. Она излечивает, укрепляет, обновляет, даёт забвение земных страстей и горестей. Смотрите, одни плачут, другие охвачены испариной, это излучение Добра гонит из организма вредные миазмы, - сказал Эбрамар, когда они выходили из часовни.
   У входа Эбрамар остановился и указал рукой на человека ещё молодого, но истощённого. Он шёл с поникшей головой, глядя в землю. На его бледном лице застыло выражение злобы.
   - Посмотрите на этого человека. Он собирается покончить с собой, в кармане у него яд. У него нет больше ни сил, ни желания влачить своё существование, бороться с житейскими невзгодами, противиться мучающей его бесовской своре. Посмотрите: чёрные тени кружатся вокруг него, внушают ему ропот, разжигают горечь и отвращение к жизни. Но недаром, несчастный, твой Дух-Покровитель привёл тебя к этому источнику Спасения.
   Маг поднял руку, и из неё блеснул Яркий, Светлый Луч. Неизвестный остановился. Адская же стая начала отступать, свистя и корчась.
   Золотой Луч обвился вокруг незнакомца, увлекая его к часовенке, куда он вошёл, и словно задыхаясь от чистых, острых и пронизывающих токов, упал на колени.
   Несколько минут стоял он без мысли, в изнеможении. Но Глаза БОГОМАТЕРИ уже взирали на горемыку с сожалением, хлынули Потоки Света и Тепла, Змейки Огня забегали по нему, пронизывая его, а затем из его тела повалил густой чёрный дым и брызнули дождём разноцветные шарики, с треском лопающиеся, распространяя зловоние, которое заглушалось чистой атмосферой часовенки.
   И по мере того как очищался его организм, сходила мертвящая апатия, а мутный и усталый взор несчастного обратился к Лику ДЕВЫ. Медленно, с усилием пробормотал он Молитву, почти машинально поднял руку и три раза перекрестился. Перед ним и по бокам появились три Светящихся Креста, и Белая, Блестящая Дымка окутала его.
   При виде этого толпящиеся у входа бесы заволновались, шумя, свистя и испуская зловонные флюиды. Они понимали, что жертва вырвалась от них, и когда несчастный вышел из часовенки, накинулись на него, но уже были бессильны, натолкнувшись на Кресты, освещающие путь грешнику и ограждающие его совместно с явившимся за ним Чистым Духом. Чёрная бесовская туча отступила, а немного спустя незнакомец вынул из кармана флакон с ядом и разбил его о мостовую. Над его челом витал Мерцающий Огонёк.
   - Этот не погибнет. Он снова обрёл Веру, а такая броня делает человека неуязвимым, - сказал Эбрамар.
   И трое путешественников поднялись в пространство.
   Улыбка озаряла лицо Мага: он спас человеческую душу.
   - Куда отправляемся мы теперь, Учитель? - спросил Супрамати.
   - К одному из величайших покровителей этой страны, против которой ад ведёт в настоящее время жесточайший приступ.
   На этот раз достаточно было нескольких минут, чтобы привести их к цели.
   Показалась зубчатая стена и золотые купола древнего монастыря.
   Путешественники вошли в обширный храм с массивными стенами. Налево от царских врат на возвышении стояла гробница святого и несколько монахов стояли у изголовья.
   Но там почивал не усопший, мощам которого поклонялись. Над ракой возвышалась высокая, величавая фигура старца. Громадное сияние окружало его голову, и из всего его существа исходили снопы Света, а за плечами два широких луча ослепительной белизны и яркости, сверкающие, как снег на солнце, поднимались и исчезали вверху.
   Воздевая руки над теми, кто подходил к нему, Дух обливал их Серебристым Светом.
   Эбрамар с благоговением преклонил колени и получил в ответ Поток Золотистых Брызг, Которые были поглощены чистым и светлым телом Мага.
   - Тяжела и трудна - миссия Этого Великого Духа, - сказал Эбрамар.
   Благодаря своей Чистоте, Мудрости и Силе, Он мог бы подняться в Лучезарные Сферы. А Он добровольно остаётся прикованным к Земле, в этой слизистой, наполненной миазмами атмосфере и ежеминутно должен прикасаться ко всем человеческим язвам.
   Но Любовь к народу, среди которого Он жил, внушает Ему столь глубокое Сострадание, такой неистощимый запас Милосердия, что Его бремя не кажется Ему тяжким. Взгляни: без перерыва и устали Он изливает на всех приходящих к Нему Живительное и Врачующее Веяние. Его Сила - неимоверна, всё вокруг озарено Светом, даже масло, горящее в лампадках у раки, насыщено Светом и Целебными Ароматами.
   Какие же мы - счастливые бездельники в сравнении с Ним! Мы бежим от тьмы, от прикосновения ко всему нечистому. Мы изучаем и мирно смакуем в тиши своих дворцов чудеса Науки, тогда как Он, Который мог бы наслаждаться всем Великолепием Высших Сфер, Гармонией и Покоем, Блаженством Праведника, остаётся здесь. Ничто не может поколебать Его Милосердия. Он исцеляет и укрепляет. Его ухо, как и сердце, всегда открыты всем, кто несёт Ему свои грехи, сомнения, горе и надежды. Он плачет и молится с ними, поддерживает их, внушает силу жить, чтобы честно довести до конца их земное испытание. Как мелки мы перед Этими Великими Духами, Которые жертвуют Собой для человечества, защищая его от лукавства и злобы бесов, производящих даже на них яростные нападения.
   Если бы люди знали всю широту помощи, которую могут оказать им Эти Друзья и Покровители Свыше, именуемые Святыми, если бы видели Силу, заключающуюся в Молитве, то не было бы столько несчастно погибающих.
   - Учитель, а разве Раскаяние и Молитва после смерти не могут спасти душу? - спросил Дахир.
   - Конечно, могут. Молитвой и Раскаянием спасено неисчислимое количество душ. Только надо много силы упавшему в яму, чтобы выбраться из неё. А не все - сильны. На эти колеблющиеся, греховные и часто впадающие в отчаяние души и набрасываются с ожесточением злые духи, привлекают их к себе и искушают упоением, роскошью жизни, безнаказанностью преступления и наслаждением всем тем, что составляет прелесть для развращённой души. Часто эти души становятся адептами ада и на долгие века сходят со светлого пути прогресса. Это служит объяснением одного места в Евангелии, которое профану кажется несправедливым: "...так на Небесах больше Радости будет об одном кающемся грешнике, нежели о девяносто девяти праведниках, не имеющих нужды в Покаянии".
   - Во время моего последнего пребывания среди людей я заметил, что религиозный дух угасал всё больше. Что же будет, если чувство Веры исчезнет в человечестве? - спросил Супрамати.
   - Первым следствием подобного положения вещей для человечества явится умножение преступности. А по мере того как люди будут двигаться всё дальше по пути порока, преступлений и других мерзостей, человеческий род будет дурнеть, вырождаться и быстро уменьшаться. Взамен этого в ужасающих размерах возрастёт та язва невидимого мира, которая и теперь уже первый атмосферный слой, окружающий Землю, обращает в настоящее чистилище, если не в ад для всякой души, покинувшей тело. Я говорю о полчищах выкидышей, о тех несчастных душах, которые пригвождены к земной атмосфере.
   Втолкнутые в плоть Законом воплощения, и затем будучи насильственно вырваны из этой среды во время формирования земного тела, они оказываются в пространстве с астралом, покрытым словно толстой корой жизненными флюидами, собранными на значительное число лет. Тогда астральное тело питается этими жизненными запасами, оставшимися без употребления, растёт, развивается неестественным образом и получается амфибия, - получеловек, полудух, пригвождённый к Земле и испытывающий земные потребности.
   Эти существа чаще всего становятся бесами, которые подстерегают людей и животных, чтобы высасывать из них жизненную силу. Иногда они внедряются в тело человека, чтобы насладиться с ним плотскими удовольствиями. Будучи одержимыми духами, по преимуществу, они толкают человека на преступление или подводят под несчастье, катастрофу и так далее, чтобы насытиться пролитой кровью, запах которой опьяняет их и доставляет наслаждение. Народ зовёт их кикиморами. Но люди и не подозревают даже могущества этих ларвических, вампирических существ.
   Ну, а теперь, дети мои, в дорогу. Пора вернуться домой, - сказал Эбрамар.
   И все трое направились к их уединённому дворцу в Гималаях.
  
   Глава 4
  
   Эбрамар уехал, а его ученики принялись за работу.
   Главным образом они занимались развитием зрения, обоняния, слуха, осязания и с восторгом убеждались, как постепенно развивались незнакомые им до тех пор чувства.
   Сокровенная жизнь существ и вещей раскрывалась перед их прозревшими глазами. Теперь они видели в пространстве, как корпорации духов-работников вдыхали - в виде питания - растительные излияния, они уже могли следить за увяданием и смертью растений. Их глаз усматривал черноватое пятно, поглощающее последнюю каплю Первобытной Материи, Которая выделялась из растительного организма.
   С не меньшим интересом они наблюдали все фазы развоплощения животного, этого меньшого брата человека, язык которого они научились понимать. Наконец, изучение бесчисленных свойств Эликсира Жизни и разнообразные методы Его применения представляли бесконечное поле для труда.
   Эта умственная работа до того поглощала их, что личной жизни у них почти не существовало.
   Как-то, когда они отдыхали на террасе после особенно утомительной работы, Дахир спросил:
   - Как ты думаешь? Сколько времени могло пройти с тех пор, как мы - здесь? Должно быть, порядочное количество лет.
   - О, конечно! Но к чему считать время! Ведь только заурядное человечество считает годы его мимолётной жизни, из которой к тому же половину оно проводит во сне, в еде и грехах. Нас время не касается, - сказал Супрамати.
   - При последнем посещении Эбрамар сказал, что наши познания достаточно подвинулись, чтобы мы могли испытать их на практике, - сказал Дахир, помолчав. - Но я страшусь этой минуты. Что он от нас потребует? Какому испытанию подвергнет? Может статься, чувства и страсти, которые мы считаем побеждёнными, вновь пробудятся и будут терзать нас.
   Супрамати вздохнул.
   - Ты - прав. Вероятно, предстоит ещё не одна нравственная борьба. В каждом из нас земной человек укоренился глубоко.
   Но к чему заранее мучить себя? Тайна нашей судьбы повелевает нам идти вперёд, и потому пойдём.
   Он протянул руку своему товарищу по несчастью и работе, и тот пожал её.
   Дня через два после этого разговора, оканчивая обед, они увидели приближающуюся лодку.
   В первую минуту они подумали, что это - Эбрамар, но вскоре увидели в лодке двух учеников.
   Причалив, они вышли на террасу и пожали руки отшельникам, приветливо встретившим их.
   Это были красивые молодые люди, но в их глазах таилось выражение задумчивости, изобличающей бремя веков.
   - Мы пришли за вами, братья, - сказал один из прибывших. - Надевайте скорее вашу лучшую одежду, и через час мы должны уехать.
   - И куда мы отправимся? - спросил Супрамати.
   - На собрание братьев, - ответил посланный.
   Час спустя Дахир и его друг входили в лодку.
   Они были в белом официальном одеянии, на шее висели медальоны с Первобытным Веществом, на пальце было надето кольцо ГРААЛЯ. По той же дороге, по которой когда-то пришли, они достигли пещеры ИСТОЧНИКА Вечной Жизни.
   Там собралась многочисленная толпа, сгруппировавшаяся полукругом около камня, где стояла чаша. С одной стороны стояли мужчины, с другой - женщины под покрывалами. Посередине, перед чашей, стоял Эбрамар, который жестом подозвал к себе Дахира и Супрамати и поставил около себя.
   Все присутствующие хором запели песнь, и странная, впервые услышанная мелодия произвела на обоих друзей глубокое впечатление.
   Когда последние аккорды стихли, заговорил Эбрамар и прочёл Молитву, испрашивая у Верховного СУЩЕСТВА Силу, Мужество, Терпение и Покровительство для всех собравшихся, чтобы они могли пройти Тернистый Путь их судьбы, предназначенной им Небесным ОТЦОМ.
   После этого все опустились на колени, произнесли Благодарение, поклонились ИСТОЧНИКУ Вечной Жизни и затем прошли в большую смежную пещеру, в глубине которой был накрыт большой стол, окружённый стульями.
   Прежде чем сесть за обед, все перемешались, с радостью отыскивая старых, давно невиданных знакомых. Супрамати узнал многих рыцарей ГРААЛЯ, как его сердце сильно забилось. Одна из женщин откинула вуаль и пошла к нему, счастливая и улыбающаяся. Это была Нара.
   Дрожа от волнения, Супрамати прижал её к груди и поцеловал.
   Молодая женщина казалась ещё прекраснее. В своей белой, лёгкой и фосфорически блестящей тунике, окутанная золотистыми волосами, она напоминала ангельское видение. Её глаза выражали Такую Любовь, что сердце Супрамати охватило Блаженство.
   - Какое счастье видеть тебя снова, возлюбленная Нара, - шептал он. - Это счастье вознаграждает меня за все мои труды и долгую разлуку.
    - Неблагодарный, - сказала Нара, улыбаясь. - Разве ты не слышал часто мой голос, не чувствовал моего дыхания на своём лице, разве мы не обменивались мыслями? Наши души никогда не разлучались. Но для меня большая радость видеть тебя лично. Погоди, после обеда наговоримся, а теперь ты должен ещё обнять Нурвади и своего сына. Смотри, они идут к нам.
   Супрамати направился навстречу прекрасной индуске, которая подходила в сопровождении юноши лет 17 или 18. Его большие чёрные глаза смотрели на отца радостно и любовно.
   Супрамати поцеловал Нурвади, потом привлёк к себе сына.
   - Сандира, дорогое моё дитя. Я с радостью замечаю, что последствия моего невежества всё больше сглаживаются. Ты стал почти молодым человеком, - сказал Супрамати, волнуясь и радуясь.
   - Да, я всё быстрее расту, и лет через десять у меня начнут пробиваться усы, - сказал Сандира. - Не упрекай себя, дорогой отец. Ведь из любви ко мне, страшась потерять меня, ты дал мне выпить Эликсир Жизни. Ты не предвидел, что доза была слишком велика для грудного ребёнка, но это - простительно, и избави меня БОГ упрекать тебя за это. Кроме того, твоя неосторожность дала мне Покровительство и Любовь Эбрамара. Он руководит мной, учит меня, лечит и наблюдает за мной, как за сыном, а ты понимаешь, какое счастье быть под попечением Этого Высокого Духа.
   Их разговор прервало приглашение к обеду. Супрамати с любопытством осматривал и общество, и накрытый стол, который был сервирован с роскошью, по-видимому, любимой таинственным братством.
   Посуда, сосуды и корзины - всё было из драгоценного металла, резное, инкрустированное, отделанное эмалью. Но все эти образцы искусства носили особый отпечаток, были неизвестного стиля, по-видимому, баснословной древности.
   Что касается гостей, то они принадлежали ко всем слоям тайного общества, и на этой братской трапезе не соблюдалось иерархического различия.
   Простые рыцари ГРААЛЯ сидели рядом с Магами высших степеней, от Которых лился сильный, трудно выносимый Свет. Не без удивления он убедился, что головы Адептов, не исключая и Дахира, окутывало более или менее блестящее сияние. Свою голову он не видел, но предполагал, что и его очистившийся и развившийся ум источает подобный же Свет, и это понимание радовало его.
   Обед, несмотря на роскошную сервировку, был скромный.
   Он состоял из риса и зелени, маленьких, лёгких хлебцев, залитых мёдом, и чего-то вроде душистого сероватого желе, какого Супрамати никогда не пробовал. Это кушанье подали в крошечных золотых вазочках, по одному шарику с орех величиной в каждой. Съев его, Супрамати ощутил живительную теплоту. Всё его существо как бы расширилось, исполнилось силой, напряжением воли и жаждой деятельности.
   После обеда все хором пропели Молитву, потом присутствующие группами рассеялись по соседним гротам. В одном поместился Супрамати с Нарой и Нурвади с Сандирой.
   Только теперь Супрамати рассмотрел молодую индуску.
   Она похорошела, и её большие чёрные глаза, с добрым и мягким выражением, озарились огнём высшего ума.
   - Не испытываешь ли ты разочарования в твоей новой жизни, не жалеешь ли о прошлом, Нурвади? - спросил он.
   Нурвади покраснела.
   - Нет, я - счастлива. Я работаю, начинаю понимать красоты творения и, живя Наукой, не испытываю больше пожиравшей меня скуки. Сандира часто навещает меня и для меня это - дни радости, а о тебе, которому обязана всем своим счастьем, я думаю непрестанно. Но теперь моя любовь к тебе - иная. Ревнивая страсть, земные желания меня больше не мучают, Мир и Гармония наполняют моё сердце, а я обожаю тебя, как доброго гения и покровителя, - сказала она, прижимая к губам руку Супрамати.
   Сандира также описал свою жизнь, и завязалась беседа, в которой Нара поделилась с мужем своими замечаниями.
   - Слышишь, колокол звонит, - сказала Нара. - Это - знак, что наше свидание должно закончиться. Мы должны надолго расстаться телесно. Сложная задача будет возложена на тебя и Дахира, как сообщил мне Эбрамар. Но, когда это испытание окончится, нас отправят прогуляться по белу свету, и тогда мы вновь будем развлекаться и бывать в обществе. Только я не позволю тебе разыскивать мадмуазель Пьеретту, - сказала она и потянула его за ухо.
   Супрамати рассмеялся. Мысль снова увидеть Пьеретту показалась ему комичной.
   - Злопамятство женщины, оказывается, тоже бессмертно, - улыбаясь, сказал он.
   Однако шутка пришлась, как нельзя, кстати, чтобы прервать и рассеять волнение, охватившее Супрамати при мысли о продолжительной разлуке с Нарой, он понимал, как много ещё было земного в его чувствах к жене.
   У входа в грот появился Эбрамар и жестом позвал своего ученика.
   Супрамати поцеловал Нурвади с сыном, прижал к груди Нару и, простившись с ними, пошёл за Магом.
   В смежном гроте они нашли ожидающего их Дахира. Лабиринтом подземных ходов они дошли до канала, где их ожидала лодка с гребцом, и Эбрамар сел у руля.
   По мере того как они скользили под сводом каменной галереи, озарённой зеленоватым светом, ощущение тоски и усталости охватило обоих учеников-Магов. Потом незаметно их веки сомкнулись, и они уснули. Их разбудил порыв холодного ветра, от которого они вздрогнули. Они выпрямились и осмотрелись.
   Во все стороны расстилалось водное пространство.
   Воздух был холоднее того, к которому они привыкли, по туманному небу бежали тучи, зеленоватая вода была непрозрачна и косматые пенистые волны качали лодку.
   На горизонте показалась полоса земли, к которой они быстро подошли. Перед ними был пустынный каменистый берег, а вдали виднелись голые остроконечные скалы.
   Дахир с приятелем обменялись взглядами и их сердца забились сильнее, когда лодка причалила к каменным ступеням, и они смогли ближе взглянуть на расстилающуюся перед ними картину.
   Почва была бесплодна и усеяна камнями, вдали тянулась цепь скал, и на всём видимом пространстве не имелось ни дерева, ни зелени.
   Эбрамар вышел на землю и сделал знак ученикам следовать за ним.
   Они вышли, но по мере того как они подвигались, ими овладевала тоска.
   Нигде не замечалось и следа растительности, даже клочка мха не было, чтобы хоть сколько-нибудь оживить пыльную сероватую почву или чёрные расщелистые скалы, ни струйки воды не журчало между камнями. А Эбрамар всё шёл вперёд. Дойдя до ближайших скал, он остановился и потом через расщелину вошёл в пещеру, освещённую укрепленным в стене факелом.
   Красноватое дымное пламя отражалось на сталактитах свода и позволяло видеть в полутьме две постели, каменный стол и два стула.
   Супрамати и Дахир осматривали предназначенную им для жилья мрачную, пустую, с двумя ложами пещеру. У них сжималось сердце, и кружилась голова при мысли жить в пустыне, в этой яме после того, как они привыкли к роскоши и комфорту их гималайского дворца и богатой природе, представляющей уголок рая.
   Эбрамар, наблюдающий за ними, усмехнулся.
   - Я вижу, друзья мои, что вы - потрясены, но это - напрасно. Я привёз вас сюда не в ссылку, в виде наказания, а чтобы предоставить вам поле деятельности, предназначенное для упражнения ваших способностей.
   Наступило время применить к делу усвоенную вами науку. Вам нет необходимости жить в таком месте, и от вас зависит - обратить его в уголок рая. В этом отношении вы обладаете всеми средствами. Ваша дисциплинированная воля повелевает стихиями, утончённые чувства позволяют вам видеть и слышать многое, невидимое смертному. Вы научились анализировать Первобытную Материю, извлекать таящиеся в Ней семена жизни. Наконец, в вашем распоряжении формулы Белой Магии, которые позволяют вам собирать и рассеивать молекулы пространства.
   Вы вооружены могуществом, необходимым, чтобы оплодотворить это место, примените же ваши Знания к столь громадному труду. Из простых смертных ваша Энергия сделала вас Магами, так покажите себя достойными Посвящения и выполните эту задачу. Она - велика, благородна и полезна. Вам незачем спешить, времени у вас - достаточно.
   А теперь, дети мои, я вас покидаю и вернусь, когда это место покроется растительностью, деревья дадут тень для отдыха, плоды созреют, чтобы подкрепить меня, а цветы усладят мой взор и моё обоняние.
   Недалеко от этой пещеры, в углублении скалы, висит колокол, он отлит из смеси металлов в особые мистические часы и обладает таинственной силой. Когда начертанная мной вам программа будет выполнена, и ваша душа будет призывать меня, колокол начнёт звонить, тогда эти звуки донесутся до нашего слуха, и я приду с другими Магами, моими братьями, приветствовать вас и проверить вашу работу.
   Прощайте, дети мои! Да поддержат вас и да помогут вам Добрые Духи.
   Он обнял их, благословил и покинул пещеру. Супрамати и Дахир стояли, словно оцепеневшие, но когда усилием воли стряхнули с себя забытьё и бросились провожать Эбрамара, то Мага уже не было.
   С тяжёлой головой, со сжатым тоской сердцем они вернулись в пещеру, сели на каменные стулья и, опустив головы на руки, погрузились в думы.
   Они ещё никогда не испытывали такой слабости. Данная им программа казалась непреодолимой трудностью, задача обратить пустыню в рай подавляла их. Это был час душевной слабости, когда они усомнились в собственном Знании, и страх неудачи сжимал их сердца.
   Супрамати показалось, что он ничего не знает, что все его Знания улетучились, что он безоружен перед этой задачей, и сквозь его пальцы капнуло несколько слезинок. Была минута, когда он даже пожалел о своей комнате в Лондоне и о невежестве бедного врача Ральфа Моргана.
   Его лба коснулась рука и знакомый голос прошептал:
   - Ах, Супрамати! Можно ли поддаваться подобной слабости! Оставаясь Морганом, ты не знал бы Нары, а я льщу себе мыслью, что ты пожалел бы об этом.
   Супрамати вскочил и покраснел.
   В его глазах сверкнула обычная энергия.
   Подойдя к Дахиру, сидящему с поникшей головой, он хлопнул его по плечу.
   - Подними голову, друг. Нара только что пристыдила меня за слабость, и она - права! Мы ведём себя, как два школьника, а не как Адепты, стремящиеся завоевать венец Магов. Я краснею при одной мысли об Эбрамаре.
   Дахир выпрямился и отёр глаза.
   - Благодарю, что ты заставил меня опомниться, - сказал он. - Хныканьем мы не улучшим своего положения, а если не хотим терпеть нужду, то должны работать.
   К Супрамати уже вернулось хорошее расположение духа.
   - Пойдём, прогуляемся по нашим владениям и осмотрим предоставленное нам поле деятельности. Воздух освежит нас, а то эта яма с дымящимся, вонючим факелом раздражает нервы.
   Смеясь, он взял под руку Дахира и вывел на воздух.
   Неподалёку они увидели колокол, который должен был возвестить об их успехе. Он был сделан из металла, отливающего всеми цветами радуги, и помещался высоко над отвесной скалой, но как и на чём он висел, было трудно понять.
   - Ах, колокол, как я буду рад, когда ты зазвонишь, возвещая наш отъезд из этого места, - сказал Супрамати, вздохнув.
   Их прогулка длилась несколько часов.
   Они убедились, что находятся на острове не больше двух километров в окружности, разделённом надвое цепью скал.
   - Нет ни источника, ни следа растительности. Эта мёртвая природа - отвратительна, и надо как можно скорее приняться за дело. Эбрамар - прав, под этой серой, пыльной корой течёт Первобытная Кровь творения, и я слышу шум подземных источников, - сказал Дахир.
   Усталые, они вернулись в пещеру и улеглись на постелях, неудобных и жёстких. Но через несколько минут Супрамати вскочил.
   - Меня бесит этот факел, он дымит и воняет пуще прежнего, и к тому же так темно, что ничего не видно. А я хочу есть. Не может быть, чтобы на первый раз нам не приготовили чего-нибудь. Было бы жестокостью заставить нас спать на этом одре с пустым желудком.
   Дахир рассмеялся.
   - Правда, и я - голоден, и меня раздражает эта полутьма. А что, если устроить освещение сгущённым электричеством?
   - Ты можешь иногда дать хороший совет, Дахир. Так примемся же за дело.
   Они стали на значительном расстоянии друг от друга и, подняв волшебные жезлы, стали вертеть их над головами.
   Вскоре на конце жезлов появился голубоватый свет, огненные зигзаги замелькали в воздухе и словно поглощались голубоватым светом, который увеличивался, принимал шаровидную форму, сгущался и становился матовым. Когда сфера достигла величины апельсина, Супрамати снял её с жезла, который засунул за пояс, помял в руках это, сделанное как бы из голубоватого теста, приложил его к стене, а затем поднял руку, и из его пальцев сверкнула струя огня, и сфера вспыхнула ослепительным светом.
   Дахир проделал то же, и когда его шарик вспыхнул, пещера озарилась как днём, и стали видны самые отдалённые её уголки.
   Супрамати сорвал факел, затушил его и выбросил вон.
   Теперь видно было, что в глубине пещеры стояли два шкафа, два деревянных сундука, а на них два больших ящика из чёрного дерева с богатой резьбой, заключающие в себе магические инструменты. В сундуках находились платье и бельё, а в шкафах несколько книг и папирусов, два больших сосуда с вином и две коробки с тёмным, душистым порошком.
   - Вино и питательный порошок? Этим желудка не расстроишь, - с кислой миной сказал Супрамати.
   В это время Дахир снимал бывшее на нём платье и надевал тёмную шерстяную тунику с кожаным поясом.
   Супрамати последовал его примеру. Затем они выпили каждый по чаше вина и съели по ложке питательного порошка.
   - На сегодня приходится довольствоваться этой монашеской трапезой, а завтра постараемся добыть что-нибудь получше, - сказал Супрамати, вытягиваясь на постели.
  
   Глава 5
  
   Друзья поднялись с рассветом, свежие, бодрые и в прекрасном расположении духа.
   Во время скромного завтрака, состоящего из чаши вина и ложки порошка, Супрамати сказал:
   - Остров разделён на две части цепью скал, возьмём каждый по половине: ты будешь обрабатывать одну, а я - другую. Во время обеда будем сходиться здесь, и обмениваться результатами наших опытов.
   - Твоя мысль - хороша. И так, мы расстанемся. Которую половину берёшь ты?
   - Ту, которая окружает нашу пещеру, если тебе - всё равно.
   - Положительно.
   Продолжая разговаривать, они вышли на воздух.
   - С чего ты думаешь начать? - спросил Дахир.
   - Я хочу вызвать проливной дождь, чтобы увлажнить и очистить воздух, который - тяжёл и густ, будто перед грозой. Мы ещё не видели здесь луча солнца. А ты что будешь делать?
   - Я пойду искать подземные источники и попробую вызвать их на поверхность земли. Оба опыта - хороши и помогут нам оживить нашу пустыню.
   Обменявшись рукопожатием, друзья расстались.
   Дахир перебрался через скалу, составляющую границу его владения, достал магический жезл и, опустив его к земле, пошёл вдоль скал к тому месту, где накануне ему слышался шум подземных вод.
   Жезл начал вздрагивать, уклоняться вперёд, увлекая хозяина, пока не остановился на расщелине одной скалы. Дахир прислушался, и до его слуха донеслось клокотание потока воды.
   Очевидно, там протекал источник, не находящий выхода.
   Заткнув за пояс жезл, Дахир обнажил волшебный меч. Блестящим клином он очертил в воздухе огненный треугольник и затем несколько каббалистических знаков, произнося формулы, вызывающие духов стихии.
   На острие меча сверкнуло голубоватое пламя, и тогда Дахир вонзил оружие в расщелину.
   Раздался взрыв. Расщелина скалы раздвинулась, и из неё стали вылетать камни и земля. Потом вырвалась струя воды, которая хлынула с такой силой, что покрыла ноги Мага и, наверное, опрокинула бы его, не воткни он перед собой меч. Пенистые волны разделились на два рукава и стали наполнять ров, который, извиваясь, спускался в долину.
   Дахир пошёл вдоль потока, а потом свернул направо и осмотрел долину.
   Вскоре он открыл углубление, походившее на высохшее дно озера. Опыт с волшебным жезлом убедил его, что воды, исчезнувшие вследствие какой-нибудь катастрофы, заполняли собой подземные пещеры, и надлежало вызвать их на поверхность.
   Он вынул меч, очертил им в воздухе круг и произнёс формулы. Жилы на его лбу надулись под напряжением воли, а глаза метали пламя.
   Со свистом из атмосферы сверкнуло что-то вроде красной стрелы, которая вонзилась в середину начертанного Дахиром круга.
   Земля задрожала и стала растрескиваться, потом со всех сторон хлынула вода, и мутные воды стали наполнять высохшее ложе.
   Погружённый в работу, Дахир не заметил, что небо покрылось сизыми тучами, ветер поднял вихрь пыли, и лишь когда прокатился удар грома, он поднял голову и увидел, что потемневшее небо бороздили молнии.
   - Ага! Супрамати занялся грозой, - прошептал он, улыбаясь.
   И, не обращая больше внимания на работу приятеля, он стал наблюдать, как наполняется чаша озера, а ветер вздымает пенистые, косматые волны.
   Гроза перешла в ураган. Удары грома потрясали землю, молнии озаряли бесплодную долину и зубчатые контуры скал. Ветер ревел, свистел, и хлынул проливной дождь.
   - Это, пожалуй, уже слишком, - сказал Дахир, встряхивая своё промокшее в одно мгновение платье. - Надо пойти к Супрамати и поздравить его с ураганом, а затем позвать в пещеру.
   И он направился к холмистой преграде, разделяющей их владения.
   Он увидел Супрамати стоящим на выступе скалы с поднятым жезлом. Его взор сверкал и он, казалось, повелевал бурей.
   В несколько шагов Дахир был около него и со смехом тряхнул его за руку:
   - Поздравляю! Гроза сделана мастерски. Но, мне кажется, она может дальше разыграться сама, а мы пойдём в пещеру. Ты устроил потоп.
   - Может, я употребил слишком сильную формулу. Это - мой первый опыт. Взгляни, однако, как работают духи стихий.
   Дахир поднял глаза к небу, и оба залюбовались происходящей там работой.
   Фаланги сероватых теней плотными рядами пронизывали воздух во всех направлениях. Их путь обозначался миллиардами искр, которые сливались и огненными зигзагами прорезывали сизо-чёрное небо. Другие колонны духов толкали скопляющиеся тучи, будто что-то лепили и сгущали в пространстве.
   - Пусть работают. Всё идёт, как я им приказал, - сказал Супрамати. - Пойдём в пещеру, а то здесь - слишком сыро. Но, сказать правду, управлять стихиями тяжёлое дело.
   И смеясь, оба бегом направились к своему жилищу.
   Переодев платье и обтерев волосы, они стали у входа в пещеру, наблюдая, как понемногу стихала гроза, прекращался дождь и ветер разгонял тучи. Наконец, выглянул кусочек голубого неба, и вдруг блеснул широкий луч солнца, обдавший землю теплом и светом.
   Супрамати поднял руки к небу.
   - Привет тебе, царственное светило, помощник всех творческих сил, животворный очаг света, тепла и надежд. Как я понимаю, мудрейшие из народов, египтяне, поклонялись тебе на коленях! Где появляешься ты, людское сердце оживает, и в душе возрождается надежда, человек поднимает свою поникшую голову и оживлённый, укреплённый тобой, принимается снова за работу. Нам также, Дахир, небесный благодетель Ра-победитель, источник жизни и изобилия, посылает свои лучи и улыбкой приветствует наши труды.
   Дахир смотрел на лицо друга.
   - Да, первый день нашей работы был плодотворен, - сказал он с улыбкой. - У меня есть озеро, источник, голубое небо и солнце. Будем надеяться, что с помощью Ра в будущем у нас будет трава и другие хорошие вещи.
   - Ах, как бы я хотел иметь дыню, грушу или какой-нибудь сочный плод! Я - так голоден, словно я всё ещё - бедный смертный Ральф Морган! - воскликнул Супрамати.
   - Потерпи немного. Как только у нас появятся растения, мы станем выращивать плоды ускоренным темпом, а пока довольствуйся питательным порошком.
   - И не подумаю. Я сейчас же добуду сытный обед, - сказал Супрамати, доставая жезл.
   - Ты собираешься, кажется, извлечь себе обед из воздуха? - спросил Дахир, смеясь.
   - Нет. Для такого разбойника, каким ты был, ты - не особенно находчив, друг Дахир.
   - Конечно, я немного отвык от моего старого ремесла, тем не менее, начинаю, кажется, понимать. Ты хочешь стащить обед, - сказал Дахир.
   - Фу, какие грубые выражения для бессмертного Мага! Я хочу, в виде опыта, приказать первичным духам принести нам из нашего гималайского дворца обед более существенный. Эбрамар сказал, что от нас одних зависит создать себе довольство, и не запретил пользоваться нашей магической силой и каббалистическими формулами. Ну, иди скорее ко мне.
   Жезлом он очертил обоих большим кругом, поклонился на север и юг, восток и запад, произнося формулы, которые призывали к нему первичных духов, и повелел им исполнить его приказания.
   Вскоре в пещере раздался шум, послышались всюду сухие удары и стали появляться сероватые облачные тени, усыпанные фосфорическими пятнами, разноцветные огоньки закружились в пляске за пределами круга и послышался гам, крики и свист.
   Супрамати поднял руку, произнёс формулу, и наступила тишина. Затем стена расступилась, сверкнул широкий луч, и в голубоватом фосфорическом свете показались скопища сероватых призрачных существ, тянущих и толкающих облачный предмет, бесцветный и лёгкий, который дрожал и колебался, но имел вид уставленного яствами стола.
   Воздух прорезал огненный зигзаг, земля вздрогнула, и тяжёлый объёмистый предмет с сухим треском вдвинулся в круг. А прозрачные массы низших существ исчезли в воздухе.
   Супрамати опустил руку, спрятал жезл за пояс и отёр струящийся по лбу пот.
   - Браво! Стол - готов и может удовлетворить даже обжору! А ты славно истолковал слова Эбрамара, что от нас зависит жить в довольстве, - сказал Дахир и засмеялся.
   - Посмотрим, что нам подали, - сказал Супрамати, осматривая стол, от которого доносился приятный аромат.
   Посередине красовались дыня и пирог, облитый вареньем, вокруг стояло несколько блюд зелени, масло, хлеб, сыр, мёд и кувшин с молоком.
   - Да ведь они, вероятно, стянули это лукулловское пиршество на кухне какого-нибудь раджи, - сказал Супрамати, восхищаясь не столько обедом, сколько способом, каким добыл его.
   Приятели поели с аппетитом, и часть провизии оставили на ужин. Тут же было решено, что на будущее время они будут доставать обед по очереди.
   В следующие дни они продолжали отыскивать и извлекать новые подземные ключи, воды которых потекли в овраги. Они увидели также, что во многих местах вода и проливной дождь смыли песок и обнажили почву, пригодную для обработки.
   Пользуясь способностью двойного зрения, обретённого продолжительной работой над обострением их чувств, они скоро нашли невидимые для непосвящённого подземные артерии, красные и жгучие, пронизывающие землю по всем направлениям.
   Это была Первобытная Материя, Которая текла, ища Себе выход из-под твёрдой и сухой коры.
   Тогда они занялись добыванием известного количества Первобытной Материи, чтобы извлечь из Неё семена флоры и фауны, зародыши жизни, заключающиеся в Таинственной Эссенции и ожидающие, чтобы влажные земные пары пропитали их и вызвали на поверхность.
   Наука ускоряла длительную работу Природы. Воля Адептов быстро вызывала на поверхность таящееся в недрах земли богатство, и затем жизненные начала, извлекающиеся из Первобытной Материи, распределялись по поверхности.
   Супрамати сделал план своего владения, и каждое его место обозначил именем растения, которое желал на нём вырастить, а затем он разбил землю по участкам и работал на них попеременно. Стоя посередине такого участка с вытянутыми руками, со вздутыми от усилия воли жилами на лбу, он преображался. Из всего его существа исходили фосфорический свет и порывы тепла. Из его пальцев то шли длинные огненные струи, уходящие в землю, то лились лучи белого серебристого света, который стлался по поверхности и покрывал землю будто дымкой.
   Его усилия скоро увенчались успехом.
   Однажды утром, отправляясь на поле, где он работал, Супрамати увидел, что земля будто подёрнулась зеленоватым газом, и даже камни стали чуть окутываться мхом.
   Мало-помалу выполнялась составленная Эбрамаром программа, и каменистая, бесплодная пустыня превращалась в цветущую долину.
   Немало радости доставило молодым Магам появление живых гостей, когда в густых уже ветвях деревьев начали вить гнёзда первые певчие птички, в расщелинах скал появились голуби, в озере засверкала чешуёй рыба, а среди цветов запорхали бабочки и пчёлы.
   Они работали неутомимо, чтобы украсить и обогатить тот уголок рая, который обязан был им своим существованием. Они то умеряли силу грозы, то разгоняли тучи, грозящие градом, или ослабляли разрушительную силу ветра. И каждый раз, когда стихии повиновались их воле, природа действовала согласно их намерениям, а невидимые духи им покорялись, чувство гордости и осознания своей власти просыпалось в душе молодых Магов при мысли, что они владеют Наукой, облекающей их чудодейственным, чуть ли не божественным могуществом. И в такие минуты их почти безграничная жизнь им казалась благом.
   По мере того как шла естественная работа природы, Супрамати и Дахир не имели больше свободного времени, но, привыкнув к беспрерывной деятельности, они захотели испытать себя в искусстве.
   На первый раз они слепили колонку, изображающую ветку лотоса, из распустившегося цветка которой возвышался бюст Эбрамара, удивительный по сходству и законченности исполнения. Затем Супрамати сделал статую Нары: обе статуи были помещены в пещере и украшены свежими цветами. Неоднократно, когда художники любовались своей работой, им казалось, будто мраморные головы оживают и приветствуют их улыбкой и любящим взором. Они забавлялись также добыванием металлов и делали корзины, сосуды и чаши из золота и серебра.
   - Чтобы угощать Магов даже из посуды собственной работы, - говорил, смеясь, Супрамати.
   Наконец всё было готово.
   Под влиянием их воли и магического искусства пустыня преобразилась в сад. На полях волновалось золотистое море колосьев, изумрудная трава убралась цветами, деревья гнулись под тяжестью плодов, водопады лились, журча среди мшистых камней, а на кустарниках и в цветниках, всюду, цветы разливали аромат. В воздухе раздавалось пение птиц, а на озере плавали белые и чёрные лебеди.
   Однажды утром, осмотрев созданный ими уголок рая, друзья стояли перед колоколом и смотрели на него. Бесплодная прежде равнина, расстилающаяся у подножия отвесной скалы, была покрыта теперь пальмами, листва образовала зелёный купол, который сверкал под лучами солнца.
   - Я полагаю, что мы разрешили данную нам задачу, и удивляюсь, что ещё не раздаётся сигнал, который должен призвать Эбрамара и других Магов для осмотра нашей работы, - сказал Супрамати.
   - Мне тоже кажется, что мы во всём объёме применили преподанную нам науку... А может, мы что-нибудь забыли или пропустили? При всём нашем знании, мы всё-таки пока - лишь невежды по сравнению с великими искателями ИСТИНЫ и бесконечных, неразгаданных тайн творения.
   - Ты - прав, - прошептал Супрамати, проводя рукой по лицу. - Где - вершина той волны, которая подхватила и несёт нас?
   Они замолчали и потупились.
   Но колокол безмолвствовал, и они вернулись в пещеру, решив, что в их работе сделано какое-то упущение.
   Они осмотрели каждую частицу своего царства, украшая и оживляя каждый уголок, кажущийся им несовершенным. После этого они снова пришли к колоколу, но он безмолвствовал.
   Адепты переглядывались в тревоге и изумлении.
   - БОЖЕ! Чего же не достаёт здесь, чтобы удовлетворить наших Учителей? - сказал Супрамати.
   - Я знаю, - сказал Дахир после раздумья. - Недостаёт престола БОГУ!
   - Ах! Как могли мы забыть венец нашего дела! - вскричал Супрамати, и его глаза сверкнули.
   Они принялись за дело. Скоро под отвесной скалой появились две мраморные ступени. Потом, послушный воле Магов, от скалы отделился огромный кубический камень и лёг наверху ступеней. Из глыбы сверкнуло пламя, оплотнилось и приняло форму Яркого, Блестящего Креста.
   Маги распростёрлись перед Мистическим Символом Спасения и Вечности. Из их сердца полилась Молитва к ОТЦУ всего сущего, СОЗДАТЕЛЮ всех чудес, которыми наделена Вселенная.
   Колокол начал звонить, и его звуки потрясали все фибры человека.
   Супрамати и Дахир встали. Наполняющая их душу Гармония изгладила и рассеяла все тени, все сомнения, все страдания, пожирающие сердце человека-профана, которого плотские инстинкты держат в своих когтях.
   Колокол смолк, но вдали послышался лёгкий мелодичный звук.
   - Эбрамар едет, - сказали одновременно Дахир и Супрамати, и направились к берегу.
   Там только что причалила лодка, из которой вышел Эбрамар, а с ним - ещё двое в белом одеянии, которые несли что-то на красных подушечках. В руках Эбрамара была небольшая золотая шкатулка.
   Прибывшие шли величаво и торжественно и остановились перед молодыми людьми, в смущении и нерешительности смотрящими на них.
   - Привет вам, мужественные работники, достойно использовавшие Науку и данное вам Могущество. Продолжайте идти тем же путём. А теперь примите следуемую вам награду и дары от ваших братьев-Магов, - сказал Эбрамар, открывая шкатулку.
   Дахир и Супрамати опустились на колени. Эбрамар обмакнул кисточку в голубоватую жидкость, находящуюся в шкатулке, и начертал ей знак на их челе. На их головах вспыхнуло пламя.
   - Это - первый лепесток венца Магов, по нему вас узнают все адепты и его устрашатся силы зла.
   Затем с одной из подушек он взял два больших золотых нагрудных знака, сверкающих камнями, и надел им на шею, а с другой подушки - две магические чаши, которые дал им в руки. После этого он поднял их и обнял, два других Мага также поцеловали их.
   Затем, помолившись у жертвенника, все направились в пещеру, где молодые хозяева предложили гостям обед из произведений их острова.
   Завязалась беседа, и Эбрамар сообщил ученикам, что сопровождающие его Маги решили поселиться на острове, оплодотворённом благодаря их труду, и построить здесь дом для специальных научных работ. Они уезжали в тот же вечер и должны были вернуться через несколько суток. Эбрамар же рассчитывал провести на острове весь следующий день для осмотра их царства, а вечером намеревался вместе с ними уехать в один из их гималайских дворцов.
   На следующий день Эбрамар с учениками обошли остров. Всё было осмотрено и Супрамати с Дахиром дали отчёт, какие способы они употребили на то, чтобы сделать плодородным и населить порученный им клочок земли.
   Эбрамар хвалил, судил и объяснял, дополняя свой осмотр теоретическими и практическими указаниями в области науки, применённой обоими Адептами.
   По возвращении в пещеру разговор продолжился на ту же тему.
   Супрамати показывал электрические снаряды, с помощью которых он ускорял развитие зародышей животных и растений, извлечённых из Первобытной Материи, добавив при этом, что не один раз пожалел о невозможности воспользоваться прямо Таинственной Эссенцией, Которая могла в мгновение ока восстановить или создать организм, как, например, дерево или даже человеческое тело.
   - Но ты предписал нам идти медленным, научным путём, и мы старались не отступать от этой программы.
   - Такое ограничение было необходимо, чтобы посвятить вас во все подробности работы механизма Природы. А пользоваться Первобытной Материей - относительно легко, - сказал с улыбкой Эбрамар.
   - Да я не протестую против такого распоряжения, - мудрого и полезного, как всякое из твоих указаний, - сказал Супрамати. - Я хотел задать другой вопрос. Признавая за Первобытной Материей свойство - оживлять и восстанавливать, нельзя ли было бы при Её содействии предотвратить смерть планеты, оживить истощённые соки нашей Земли. Это Вещество до такой степени - плодотворно, что достаточно будет бесконечно малых частиц, чтобы совершать чудеса. Нельзя ли сделать запасы Эликсира Жизни в недоступных местах, и когда ослабнут или иссякнут внутренние ИСТОЧНИКИ, иным способом вдохнуть жизнь? Например, поливая землю, выращивать леса, возродить исчезнувшую растительность, хлеб что ли, для пропитания неимущих во время голода?
   - Для всей планеты это было бы трудно. А местами такая помощь - возможна. Но, во всяком случае, это будет искусственное оплодотворение, и как только запас Первобытной Материи, заложенный или впрыснутый в данное место, истощится, а возобновлять его неоткуда, всё пойдёт прахом и снова превратится в пустыню. Это была бы лишь гальванизация, а не воскрешение. Это ведь - не человеческое тело. У организма планеты более сложные требования. Да и мы, выпивая Эликсир Жизни, разве не умираем в первый момент, поражённые силой, поглощённой нами стихии? Только впоследствии совершается воскрешение, и обновлённый организм готов служить нам почти беспредельное время. Помнишь жертву Нараяны, Лилиану, тело которой он окунул в жидкость, заключающую в себе Первобытную Эссенцию? Вспомни, как потом обновился её организм.
   - Да, Учитель. В несколько месяцев она дошла до совершенной дряхлости и думала, что умирает от удара, а когда опомнилась, то снова сделалась молодой и сильной.
   - Именно. Вот такие-то неполные смерть и воскрешение переживают планеты. Это - то, что в индийских традициях называется "ночью Брахмы".
   Геологические перевороты потрясают планету, и жизнь будто останавливается. А через некоторое время отдыха подкрепившая свои силы и обновлённая Земля принимается за прежнюю работу. И так до окончательной катастрофы, которая может быть ускорена или отдалена, смотря по тому, сберегут ли или расточат обитатели планеты силы Матери-Кормилицы, - сказал Эбрамар.
   - Всё это я понимаю, но мне кажется, что установленный на нашей планете порядок - не рационален и способствует её разрушению. Почему человечество, населяющее нашу планету, не может быть бессмертно, то есть жить планетной жизнью и, в известных пределах, получать своё духовное воспитание? Давая надлежащую дозу грудным детям, можно было бы создать новое поколение людей и воспитывать его в желаемых условиях, почему и его совершенствование подвигалось бы быстрее.
   Ведь и грустно и невеликодушно смотреть, как человечества наследуют друг другу, одно другого ненужнее, ничтожнее, порочнее. Сколько проходит бесполезных и зловредных жизней, сколько печали и страданий, утрат, страшных происшествий переживают люди прежде, чем умереть, а затем сменяются столь же бесполезными и злыми существами.
   Если планете предназначено жить тысячелетия, почему же не допустить, чтобы её населяли здоровые, сильные, красивые и учёные люди? Одного флакона Первобытной Материи достаточно было бы для миллионов людей, а места всем хватит.
   Возьмём даже нашу планету. Сколько сотен миллионов людей, сверх нынешнего населения, могла бы она прокормить! Сколько невозделанных земель можно было бы обработать, сколько островов, даже маленьких материков, можно было создать по мере роста населения. Ведь пространство, занимаемое океанами, - громадно.
   Супрамати говорил оживлённо, а Эбрамар слушал его, внимательно и не прерывая. Когда молодой человек умолк, Маг улыбнулся и сказал, поглаживая бороду.
   - Всё сказанное тобой кажется справедливым и логичным, а между тем твой проект хромает со многих сторон.
   Во-первых, кончится тем, что места всё-таки не хватит на всех. Во-вторых, ты забываешь, что наша Земля - школа довольно низкого сорта, куда души приходят, чтобы бороться, работать и изощрять свои наклонности, как добрые, так и дурные. Население на планете меняется, потому что необходимо освобождать вакансии для идущих снизу. В-третьих, ты не принимаешь в соображение, насколько разнообразны личности и что не всякий способен пройти "Посвящение" вроде нашего. Насколько оно - трудно, вы знаете на опыте.
   Чтобы достойно применять Знание и Могущество, Какими вы обладаете, надо быть достойным Их во всех отношениях. Представь, что делал бы преступный человек, одарённый бессмертием и могуществом, которое даёт аука?
   - Ты - прав, и мой план оказался неосуществимой утопией, - сказал Супрамати.
   - Отчего неосуществимой? Почём ты можешь знать, что опыт, о котором ты говорил, не был испробован где-нибудь в бесконечном пространстве? Человеческая мысль не может изобрести что-либо несуществующее. Невозможное не может зародиться в мысли, значит, всякая идея, какой бы странной она ни казалась, где-нибудь существует, иначе мысль не могла бы сформулировать её.
   И так, то, о чём ты говорил, существует, и чем больше душа и мысль - развиты, обработаны и гибки, тем разнообразнее будут представления о возможном. Ибо для невозможного не существует ни выражения, ни сравнения. То, что можно создать, выразить и сформулировать в чистой идее, - существующая вещь. Не здесь, может, но где-нибудь в ином месте Вселенной, и чем выше и развитее ум, тем шире его понимания о вероятном и возможном, которые он и выражает, как художник в фантастической картине.
   - Ах! - прошептал Супрамати. - Если бы можно было понять весь механизм творения и увидеть цель этого восхождения, кажущегося бесконечным; понять многое, что кажется странным, даже несправедливым, и победить сомнение и страх, внушаемые нам конечной целью, остающейся для нас неизвестной. А если этот путь к Совершенству не имеет предела? Если это - закон круговращения, никогда не прерывающий своего действия: умирать, чтобы оживать и жить, чтобы умирать?
   - Нет, друг мой, - сказал Эбрамар. - Мудрость Верховного и Неисповедимого СУЩЕСТВА, из КОТОРОГО всё исходит и к КОТОРОМУ всё возвращается, не может быть нелогичной. Всё идёт по совершенному плану, но только мы ещё не в состоянии понять и объять Вселенную в целом. Перед нами бесконечность во всех направлениях. Кто может сказать, где кончается воздушный океан, по которому плавают миллиарды планетных систем и туманностей? Никто никогда не доходил до его пределов и, сколь ни велико доступное нам пространство, оно ничто в сравнении с целым. В этой необъятности наша несовершенная мысль всюду наталкивается на неведомое, смущается и спрашивает: "Есть ли конец"? Но логика отвечает, что там, где царствует и правит Столь Мудрая и Милосердная СИЛА, господствует и Совершенная Справедливость. А когда мы победим последнее сомнение и пройдём последнюю ступень, тогда наша сила и наука найдут достойное применение.
   Пока не будем искать то, чего нельзя найти, не будем стараться постичь непостижимое, а будем работать в нашем маленьком царстве.
   К тому же теперь вам предстоит спускаться в область заурядного человечества. Но пора ехать, друзья мои! Проститесь с уголком, который обязан вам жизнью, и в путь.
   Супрамати и Дахир повиновались и в несколько минут уложили в ящики флаконы с Первобытной Эссенцией и разную мелочь, которую хотели сохранить на память.
   Окинув взором пещеру, где текла их странная жизнь, они пошли помолиться в последний раз перед алтарём, воздвигнутым их волей, над которым блестел Лучезарный Крест, - Тот Огонь, изошедший из недр камня, переместившегося по их велению.
   После краткой, но горячей Молитвы они направились к песчаному берегу, и у них было тяжело на сердце.
   Никогда ещё ни одно дерево, куст или цветок не казались им столь близкими и дорогими, как теперь, когда они покидали их навсегда.
   - Не знаю, почему мне так тяжело расставаться с этим местом? Казалось бы, что это - место учения, испытания, а между тем у меня такое ощущение, будто невидимые цепи приковывают меня к каждому предмету, - со слезами на глазах сказал Супрамати.
   Но и Дахир отёр свои влажные от слёз глаза.
   - Ваше чувство - естественно, друзья мои, и не уже ли вы не догадываетесь, чем оно внушено? - сказал Эбрамар. - Цепи, ощущаемые вами, отлиты из вашей силы и ваших излучений, из астрального огня вашего существа. К каждому кусту, к каждому предмету, вы привязаны нитью вашей воли, а поэтому вы очутились словно в паутине, и разрыв этой флюидической сети для вас - тяжёл.
   По мере приближения к берегу около Адептов собралась многочисленная толпа. Это были обитатели острова, пришедшие проститься с наставниками и покровителями, понимающими их и всегда выказывающими им любовь и заботящимися о них. В глазах животных отражалась тоска разлуки.
   Дахир и Супрамати ласкали жавшихся к ним животных, целовали головки птичек, садящихся к ним на руки, и потом вошли в лодку, которая навсегда уносила их из того места, где над их челом засияла звезда Магов, первый цветок мистического венца Высшего Посвящения.
  
   Глава 6
  
   Для отдыха Эбрамар отвёз своих учеников в тот гималайский дворец, где Супрамати в первый раз увидел своего учителя и покровителя. Эбрамар сказал, что им следует подготовиться к мирской жизни, к платью, которое придётся носить в Европе, изучить всеобщий язык, принятый в качестве международного, прежде чем вступать в людскую толпу, не возбуждая к себе внимания.
   Эта программа опечалила молодых людей. Они так отвыкли от светской суеты и шума, чувствовали себя так хорошо в уединении, на лоне природы, в той умственной деятельности, которая заставляла их забывать о времени, что понимание необходимости покинуть это мирное и роскошное убежище было им тяжело.
   - Скажи нам, Учитель, почему мы должны снова войти в среду заурядного человечества? Мы были бы так счастливы - побыть здесь с тобой, и мне отвратительна мысль - смешаться с невежественной, порочной и пошлой толпой, - сказал Супрамати, когда они, сидя на террасе, беседовали о предстоящем отъезде.
   - Мы довольно давно покинули Европу, и там всё должно было измениться, - и нравы, и обычаи. Мы будем не на месте, и не будем знать, как держать себя, - сказал Дахир.
   - Тебе, Дахир, следовало бы быть рассудительнее, так как ты уже производил подобные опыты, попав из XV в XIX век, и всегда, однако, успевал ориентироваться. Вместо того чтобы ободрить Супрамати, самого младшего из нас, ты поддерживаешь его уныние, - сказал Эбрамар. - Поймите, дети мои, что душа Мага должна уметь гнуться и применяться ко всяким положениям и, кроме того, не может становиться чуждой человечеству. Предназначенная нам в будущем роль ставит необходимым условием, чтобы мы всегда оставались до некоторой степени в сношениях и соприкосновении с поколениями, сменяющими одно другое на Земле. Это - основной закон нашего братства, всегда сохраняющийся. Наши члены появлялись в обществе как простые смертные, смешивались с толпой и следили за её физическим и умственным развитием. Это - обязанность, которую вы должны исполнить и, я уверен, исполните так же добросовестно, как относительно оживления бесплодного острова, - сказал с улыбкой Эбрамар.
   - Ты - прав, Учитель, и я понимаю необходимость появляться время от времени в обществе людей. Мне - противно только ежедневное соприкосновение с этой сутолокой, - сказал Супрамати.
   Дахир молчал, понурив голову.
   - Ах, какой сегодня неудачный день! Не уже ли я в должен напоминать Магу высшей степени, что во всём предпринимаемом им он должен гнать прочь от себя отвращение и сомнение, этих двух микробов, которые в корне подрывают всякую удачу в предприятии. Ну, милые мои друзья и ученики, к чему так трагически смотреть на вашу экскурсию в мире мимолётного земного человечества? Попробуем перебрать её хорошие стороны.
   Прежде всего, нравственная сторона. Испытываемое вами отвращение вытекает отчасти из понимания вашего научного превосходства, высоко возносящего вас над толпой, и вам противно натыкаться на массу глупостей и пошлости. Но, дети мои, наука есть относительная вещь.
   Я знаю больше вашего и перед профаном я - Полубог, а между тем я - ничто, слепой и убогий атом рядом с Архангелом. Такое сравнение с высшими ступенями лестницы Знания охлаждает нашу гордость и тщеславие. Но человек так создан, что ему иногда приятно стоять в первом ряду среди низших. Это поднимает в нём уважение к себе. Человек понимает, что он представляет нечто, и наслаждается чувством собственного достоинства. Такое удовлетворение ожидает и вас, - с вашим Знанием и Эликсиром Жизни.
   Вы тоже окажетесь Полубогами. Вы в состоянии делать "чудеса" и попутно много Добра. Никто не мешает вам стать благодетелями человеческого рода, имена которых будут записаны в народных летописях. Эти имена были бы так же бессмертны, как и вы, если бы планета не таила коварного замысла развалиться, а с её останками исчезнут в невидимом пространстве и имена всех героев, составлявших гордость народов.
   Молодые люди рассмеялись.
   - Ах, Учитель! Ты набрасываешь тень на свою заманчивую картину, чтобы наше тщеславие не чересчур возросло, и чтобы нас не ослепили краткие и временные слава и бессмертие? - воскликнул Супрамати, к которому вернулись весёлость и хорошее расположение духа.
   - Вы оба - неблагодарны и хотите поссориться со мной, - сказал, смеясь, Эбрамар. - Если ваша слава и окажется недолговременной здесь, на Земле, тем продолжительнее она будет в другом месте.
   Разве вы забыли, что мы переживём нашу Землю и что на новой планете, куда попадём, мы сделаемся основоположниками новой цивилизации, имена которых будут чтиться наравне с Рамой, Заратустрой и прочими Великими Наставниками человечества.
   Шутка Эбрамара рассеяла тоскливое настроение его учеников. Разговор продолжался весело, и молодые Маги трунили над своим будущим дебютом в свете и ожидающими их там приключениями.
   Последнее время Супрамати стал замечать, что подаваемая пища становилась всё более существенной, и чувствовал, что его тело делалось тяжелее.
   На его вопрос Эбрамар ответил, что необходимо заблаговременно привести их организм в такое состояние, которое позволяло бы им жить и свободно вращаться в толпе, не возбуждая к себе внимания.
   - Ведь вы не можете жить в миру питательным порошком. Вы обращаетесь в простых смертных, а поэтому должны жить, пить и есть, как все, но, конечно, вегетарианскую пищу. А по возвращении мы вас быстро очистим, будьте покойны, - сказал Эбрамар.
   Маг вручил им также книги с правилами и словарь всемирного, бывшего в употреблении языка, состоящего из смешения всех европейских наречий и языков, в том числе и китайского. Привыкнув к другим, более трудным и отвлечённым занятиям, адепты без особого труда изучили новый язык, показавшийся им неблагозвучным и пошлым.
   - Какой дикий говор, - сказал Супрамати.
   Решено было, что они отправятся во дворец около Бенареса, где когда-то жила Нурвади. Там их должен был встретить молодой посвящённый низшей степени, который будет их руководителем и доставит по назначению. Он будет состоять при них в качестве секретаря, и исполнять их приказания и поручения, в которых профан не мог бы разобраться.
   Только относительно числа текущего года, перемен, произошедших на свете за время их отшельничества, а равно и места их назначения Эбрамар не хотел ничего говорить.
   - Пусть это вам будет сюрпризом, я не хочу портить свежесть впечатлений. Одно название, так же, как число, год и месяц, не представляют ничего без действительности, служащей им иллюстрацией, - сказал он.
   Наконец, настал час разлуки. Эбрамар благословил их, долго держал в объятьях, дал ещё некоторые указания и проводил до выхода.
   - Я не прощаюсь с вами потому, что мы всегда можем переговариваться, когда понадобится. В добрый путь, дети мои! У решётки за садом вас ожидают верховые кони и свита. До Бенареса вы проедете по-старинному. Здесь у нас мало перемен, а там вы уже попадёте во власть новых цивилизаций.
   Словно волна новой жизни захватила Супрамати и Дахира, когда золочёная решётка захлопнулась за ними. Они сели на великолепных коней в богатом уборе и в сопровождении нескольких индусов двинулись к Бенаресу.
   Была уже ночь, когда они прибыли во дворец, оказавшийся нетронутым и в том же виде, будто они только накануне покинули его.
   Их встретил менее многочисленный штат прислуги, а в прихожей ожидал молодой человек с тем взглядом, который отличает бессмертных, и представился им, как секретарь его светлости Леонтий Нивара.
   С любопытством оглядывали друзья своего нового секретаря, который был не в индусском платье.
   На нём было что-то вроде длинного сюртука светлого цвета с голубыми отворотами и шёлковая рубашка, белая с голубыми полосами, без жилета, но с широким кожаным поясом.
   - Это - новая мода! - сказал Супрамати, удерживаясь от смеха при виде костюма и причёски своего секретаря. - "БОЖЕ милостивый, придётся этак же вырядиться", - думал он, сожалея о том, что приходится покинуть льняные или шерстяные одежды, лёгкие и удобные, к которым он привык.
   После ужина, какого они давно не имели, секретарь пригласил их в спальню, так как было время переодеться.
   Прежде всего, Нивара предложил им выкупаться в смежной комнате, где стояли две ванны с розовой, мягкой водой.
   Затем секретарь помог им одеться.
   Он достал из плетёной корзины и подал два костюма, состоящих из батистовых рубашек с мелкими складками на груди, узких чёрных брюк, кожаных ботинок, широкого чёрного атласного пояса и длинного чёрного бархатного сюртука с широкими отворотами, расшитым разноцветными шелками. На рукавах были такие же обшлага, из-под которых виднелись белые полотняные манжеты.
   Под рубашку Супрамати повесил на голубой ленте свою звезду Мага. Она блестела, как маленькое электрическое солнце, и Супрамати скрыл её под широким поясом. Отложной воротник рубашки повязал мягким галстуком из чёрного шёлка и воткнул в него булавку с сапфиром, поданную Ниварой, а потом стал разглядывать себя в зеркало.
   Костюм шёл ему, был сделан со вкусом и прост, но причёска не нравилась. Нивара коротко обстриг ему волосы на затылке и только на маковке и по бокам оставил густые кудри, которые свободно падали на лоб.
   Дахир также был готов и, подойдя, похлопал его по плечу.
   - Ну, довольно любоваться. Ты - красив и будь покоен - в победах недостатка не будет... Никто не заподозрит, что ты уже старый повеса, - сказал он.
   Супрамати оглянулся и осмотрел его.
   - Да ты так же - хорош, как и я. Причёска жирафом идёт тебе ещё больше, чем мне. Никто не подумает, что ты на четыреста лет старше меня, - сказал Супрамати, смеясь. - Ну, а относительно побед, ты, наверное, одержишь их больше моего, потому что я - женатый и степенный человек.
   - Ага! Испугался Нары и завидуешь моей свободе? Мне не будут делать сцены, как тебе, если ты вздумаешь разыскать мадмуазель Пьеретту, - сказал Дахир.
   Но приход секретаря прервал разговор.
   - Ваш экипаж подан, - сказал он. - Из багажа вы возьмёте с собой только эти два сундучка? - спросил он, указывая на два ящика из чёрного дерева с серебряными углами.
   - Да, - ответил Дахир.
   Друзья накинули на плечи чёрные плащи на шёлковой подкладке, надели фетровые широкополые шляпы, взяли со стола перчатки из желтоватой кожи и пошли за секретарём, который поднимался по витой лестнице, выходящей на площадку высокой башни. Эта плоская крыша была окружена перилами.
   Супрамати с любопытством огляделся вокруг.
   Вдруг он увидел в воздухе большую звезду, приближающуюся с головокружительной быстротой.
   - Надеюсь, мы едем не на этой звезде? - спросил он, смеясь.
   - Именно. Это - ваш самолёт, - ответил с улыбкой секретарь.
   Минуту спустя длинный цилиндрический ящик в форме сигары, с двумя большими, круглыми, ярко освещёнными окнами по концам, остановился на высоте площадки. Нивара отворил дверцу в балюстраде, вторая распахнулась в боку сигары, изнутри выкинули мостик, прикрепив его к железным кольцам, вдавленным в стену. Аппарат свистал и дрожал.
   Дахир и Супрамати перешли на судно, за ними Нивара, а слуга-индус перенёс два сундука.
   В маленьком освещённом коридоре их встретил господин, весь в чёрном, который поклонился им до земли и провёл в крошечную гостиную, обитую золотистым атласом, с низкими мягкими креслами и чёрными лакированными столиками.
   Самолёт напоминал внутренним убранством вагон с тремя отделениями. Два из них были гостиная и спальня, затем шла комната для секретаря. А в каморках по концам помещались механик, слуга и багаж.
   В спальне, меньшей, чем зала, были две низкие, узкие постели и умывальник с туалетным столом, всё - лакированное. В обивке и отделке преобладали белый и голубой цвет с золотом. Каждая из комнаток имела круглое окно, задёрнутое шёлковой шторкой.
   Мостик был снят, дверь захлопнулась, и лёгкая качка указала, что самолёт двинулся в путь. Немного спустя слуга подал чай с бисквитами и удалился. Нивара больше не показывался.
   После краткой беседы Дахир предложил идти спать.
   - Поздно, и я чувствую усталость. Очевидно, нас везут, куда следует, и когда понадобится, разбудят.
   Любопытство, нетерпение и нервное возбуждение не дали им долго спать, и чуть стало светать, как они вышли в залу, и Супрамати поднял шторку на окне.
   Далеко внизу под ними виднелась земля, кое-где намечались строения и водные пространства, но быстрота полёта не давала рассмотреть подробности. Тут он убедился, что у их воздушного экипажа было много спутников, чёрные массы самолётов всех размеров мелькали в воздухе во всех направлениях.
   Супрамати наскучило смотреть, и он сел, вскоре появился Нивара, а потом слуга с завтраком.
   Насытившись, друзья осмотрели интересующий их механизм воздушного судна. Новый способ передвижения им нравился, удобства были полные, езда быстрая и не утомительная, как бывало на железных дорогах.
   Наступил день, и солнце блистало так, что пришлось опустить шторки.
   - Ну, далеко ли мы ещё от места назначения? Кстати, не едем ли мы в Париж? - спросил Супрамати, вытягиваясь в кресле.
   - О, нет, Парижа давно не существует: он уничтожен огнём.
   Супрамати побледнел.
   - Как? Не уже ли пожар был таков, что мог уничтожить громаднейший город? Вероятно, разрушена какая-нибудь часть.
   - Разрушено всё до основания. Это была катастрофа, во-первых, из земли вырвались удушающие газы, заражающие воздух, дальше почва дала трещины, и много зданий разрушилось, а из земли хлынул огонь. Все газовые трубы и электрические провода вспыхнули. Это было море огня, пожравшего всё.
   Я везу вашу светлость в Царьград, или бывший Константинополь, - сказал Нивара, - и мы скоро прибудем.
   - Константинополь ещё принадлежит Оттоманской империи? - спросил Дахир.
   - Нет. Мусульмане уже давно изгнаны в Азию, где они основали единое, очень сильное даже в настоящее время государство, несмотря на конкуренцию Китая, тоже развившегося и захватившего Америку, наводнённую желтолицыми.
   Что касается Царьграда, то он теперь - столица Русской империи, одного из могущественнейших государств мира, стоящего во главе великого всеславянского союза.
   Ведь Австрия погибла. Она распалась на составные народности. Одна часть, немецкая, присоединилась к Германии, а остальные, в том числе и венгры, слились в славянском море.
   Но мы уже подходим, - сказал секретарь, заглядывая в окно. - Самолёт опускается.
   Дахир и его друг переглянулись.
   - Всю новую географию и порядочный кусочек истории придётся изучать, чтобы показаться приличными в свете, - сказал Супрамати со вздохом.
   Подойдя к окну, он поднял шторку. Дахир встал рядом.
   Воздушное судно опустилось и уменьшило ход. Теперь можно было рассмотреть расстилающуюся под ними картину.
   Золотой Рог мало изменился, и по берегам моря, спокойного и гладкого, раскинулся колоссальных размеров город, над которым во многих местах возвышались здания огромной высоты, господствующие над прочими зданиями.
   Вокруг этих построек теснилась, подлетая и улетая, целая воздушная флотилия всех размеров.
   Через несколько минут их самолёт также подошёл к платформе, заполненной людьми.
   Теперь путники увидели, что находятся на вершине огромного с Эйфелеву башню здания. Длинный мост соединял башню, где они находились, с другим зданием одинакового размера и по этому мосту бегали взад и вперёд вагончики с пассажирами.
   Нивара объяснил Магам, что эти два здания - пристани: одна для отъезжающих, другая для прибывающих. Но так как на обеих пристанях были гостиницы и рестораны, то и движение между ними было оживлённое.
   Хоть по костюму Супрамати, Дахир и секретарь ничем и не отличались от остальных, всё-таки что-то привлекало к ним внимание, и любопытные взгляды останавливались на путешественниках, когда они, в сопровождении Нивары и слуги, двигались по платформе, а потом спускались в залу с подъёмными машинами.
   Спуск кончался круглой большой залой, вокруг которой виднелись сводчатые двери, подобно той, из какой они вышли. За ними были другие подъёмные машины. Пространство между дверями было заставлено деревьями, креслами и диванами из красной кожи, столами и этажерками с книгами и журналами. Посреди залы в бассейне бил серебристый сноп воды.
   Было решено, что Дахир появится в свете под именам принца Дахира, младшего брата Супрамати. Да они и любили друг друга и считали себя братьями.
   Через одну из дверей они вышли на широкий открытый подъезд, где внизу их ожидал экипаж, походивший на автомобиль, но легче и изящнее.
   Когда Маги и секретарь уселись, Супрамати спросил:
   - Куда мы едем?
   - В ваш дворец, где всё готово для приёма вашей светлости и вашего брата. Я приказал ехать не прямо, чтобы вы могли посмотреть город, - сказал Нивара.
   Экипаж медленно - чтобы они могли ознакомиться - катился по длинным улицам, усаженным деревьями и украшенным скверами с фонтанами и цветниками, зелень была в изобилии.
   Наружный вид домов мало изменился, только фасады были причудливо разукрашены в новом стиле, который показался Супрамати малоизящным и с претензиями.
   Через бронзовую резную арку с надписью "Торговые галереи" экипаж въехал в сад.
   В его аллеях возвышались беседки, киоски и галереи с магазинами. Тут были собраны разнообразнейшие и богатейшие произведения всех стран света. Сотни экипажей двигались во всех направлениях, а в аллеях, назначенных для пешеходов, стояло множество скамеек, занятых посетителями.
   Новый Константинополь стал великолепнейшим городом. Старых кварталов с восточным обликом, узкими улицами, базарами, прежним населением не было видно.
   На вопрос Супрамати Нивара ответил, что на окраине города остался ещё один восточный квартал, сохранилась также и часть древних византийских стен, сберегаемых и поддерживаемых как памятник старины.
   Интерес, возбуждённый видом города, кипевшего жизнью, от которой Супрамати и Дахир отвыкли, так поглотил их, что они не знали, куда смотреть, и впечатления путались. Тем не менее, вид нескольких лиц среди мелькающей толпы поразил их, и у Супрамати вырвалось восклицание.
   - Взгляни, Дахир, на этих троих. Может, у меня куриная слепота, но не уже ли ныне на улице допускается подобное бесстыдство.
   Они пересекали улицу, и несколько пешеходов остановилось, давая дорогу экипажу. Внимание Супрамати привлекли две дамы и мужчина, одетые самым неприличным образом на взгляд людей, проникнутых ещё старыми воззрениями на благопристойность.
   На дамах было нечто вроде газовой рубашки, доходящей до щиколотки, но такой прозрачной, что тело было видно во всех подробностях. На цветном шёлковом поясе сбоку висел большой вышитый мешочек с кружевами. Ноги были обуты в сандалии из золочёной кожи с кольцами на пальцах. На руках были кожаные перчатки до локтей. Соломенная шляпа на высокой причёске и зонтик дополняли туалет.
   Костюм господина был не менее откровенным. Короткая рубашка из такой же прозрачной материи была стянута у пояса кожаным кушаком с привешанными к нему по обе стороны большими, кожаными сумками, на шее висела золотая цепь с часами и маленькой памятной книжкой. На голове - широкополая шляпа, как у Супрамати.
   Держа под мышкой портфель, он курил сигару и болтал со своими знакомыми.
   - Какие бесстыдники! Что это, сумасшедшие или маньяки? И как позволяют им ходить по улицам, оскорбляя общественную нравственность! - сказал Супрамати.
   - Я уже видел подобных господ на пристани и в коммерческой галерее и был поражён, - сказал Дахир.
   Молодой секретарь окинул взглядом странных прохожих и, по-видимому, не поразился их видом.
   - Это - члены общества "Красота и природа", - сказал он. - По их убеждению, человеческое тело, высшее создание природы, не может быть неприличным, и только лицемерие да ложная стыдливость требуют его прикрытия. Если дозволяется показывать лицо, руки, шею и так далее, - говорят они, - то смешно закрывать остальное, столь же прекрасное, совершенное и полезное. Нагота, как и красота, - "священны" по их понятиям, а так как теперь - полная свобода мнений, то их оставляют в покое, и никто не обращает на них внимания.
   - Много ли таких поклонников святой наготы? Ну, а зимой они тоже ходят по улице раздетыми? - спросил Дахир.
   - Их особенно много во Франции и Испании, но они встречаются везде. В XX веке были сделаны первые попытки завоевать наготе право гражданства в общественной жизни. Сначала явилась сильная оппозиция, которая мало-помалу слабела, а так как адепты стояли твёрдо за свои убеждения, то понемногу отстояли свои права. Сначала они появлялись на сцене, в живых картинах. Потом они учредили особые кружки, а когда наступила эра безграничной свободы личности, они начали расхаживать и по улицам. Теперь к ним привыкли. У них - свои клубы, казино, собрания, театр и так далее. Зимой же и в холодную погоду они носят обыкновенное платье, а в прочих местах остаются верны своим убеждениям.
   - Хороши убеждения, - сказал Супрамати.
   В эту минуту переходил дорогу другой член общества "Красота и природа", и Супрамати отвернулся.
   Теперь они проезжали по улице вдоль Босфора, усаженной деревьями, потом экипаж свернул во двор, вымощенный мраморными плитами, и остановился у подъезда с колоннами.
   Двое слуг бросились помогать господам. В прихожей собрался остальной служебный персонал, а управляющий обратился с приветствием и провёл во внутренние апартаменты на первом этаже.
   Отпустив прислугу и объявив, что желает до обеда остаться один и отдохнуть, Супрамати осмотрел своё новое, пока только личное помещение: спальню, рабочий кабинет, библиотеку, залу и столовую.
   Всё было убрано с царской роскошью, но особенно ему понравилась спальня.
   Стены были покрыты словно кружевом из слоновой кости на вишнёвого цвета эмалевом фоне. Постель, мебель, туалет - всё было из слоновой кости, или из какого-то состава, напоминающего её. Одеяла и драпировка были из шёлка малинового цвета. Но вся эта обстановка вдруг потеряла для него интерес, когда на столе рабочего кабинета он увидел пачку журналов.
   Он схватил первую попавшуюся газету и развернул её, найдя глазами число: "14 июля, 2284 года".
   Газета задрожала в его руке, и глаза словно заволокло туманом. Охваченный слабостью, он опустился у стола в кресло, облокотился и сжал голову руками.
   Три века прошло мимо него, а он и не заметил... Его сердце сжалось и чувство отчаяния, страха и сознания одиночества объяло его душу.
   Но слабость не была продолжительна. Воля Мага победила её.
   Что значило время? Гигант, с которым считается скоропреходящее земное человечество и старается его урегулировать. Умственный труд заставил его забыть время. Да и не всё ли равно, в конце концов, два ли, три ли, десять ли поколений сошли друг за другом с житейской сцены за время его отсутствия? Все они - чужды ему...
   Супрамати вздохнул, провёл рукой по лицу и выпрямился. Он снова взял газету и его взор упал на его белую, тонкую руку, с атласной кожей, руку молодого человека не старше тридцати лет...
   Горькое, насмешливое выражение мелькнуло на его лице.
   Развернув газету, озаглавленную "Истина", он начал читать. Прежде, чем войти в сношение с людьми, ему хотелось немного сориентироваться в новой жизни. Пробежав газеты, разбирающие злободневные вопросы, Супрамати отыскал в библиотеке тома энциклопедии и стал перелистывать их.
   Прежде всего, он хотел изучить финансовую сторону и разобраться в монетной системе. Это нужно было для его ежедневных потребностей, чтобы не казаться смешным, и не обращать на себя внимание своим невежеством. Кроме того, ему хотелось узнать, чем он владел в настоящее время в Европе, и просмотреть отчёты управляющих.
   Он ещё был погружён в изучение монет, когда его позвали обедать.
   Дахир был уже в столовой и представил ему своего личного секретаря.
   Обед, хоть и вегетарианский, был превосходный. За столом болтали о пустяках, а после обеда секретари удалились, и друзья прошли на половину Супрамати.
   Они сели в рабочей комнате, и Супрамати протянул Дахиру газету, указывая на число.
   - Я уже знаю, что мы постарели на три века. Такая же газета ожидала меня в моей комнате, - сказал он, смеясь. - У меня уже был не один сюрприз в этом же роде. Но я не для этого пришёл к тебе. Я рассчитываю завтра уехать...
   - Как! Ты хочешь покинуть меня? - перебил его Супрамати.
   - Да. Будем развлекаться каждый по-своему, - сказал, смеясь, Дахир. - Я побеседовал с моим секретарём - чудесный юноша, между прочим, - и решил, прежде всего, съездить во дворец ГРААЛЯ, навестить некоторых друзей. Затем, я с Небо - моим секретарём - поеду во Францию и Испанию, где, надеюсь, мы встретимся с тобой, когда тебе наскучит Царьград.
   - Ты, может, побываешь на месте, где стоял некогда Париж? - спросил Супрамати.
   - Нет, это интересует меня меньше. Но я узнал, что обе эти страны объединились в одно еврейское царство, и мне любопытно взглянуть, как устроились у себя евреи, эти всегдашние разрушители всякого государственного строя, эти нарушители всяких законов, устанавливающих честную жизнь человека. Ещё одна новость, которая может огорчить тебя, если под оболочкой Мага живёт ещё англичанин!
   - Не уже ли и Лондон пострадал от катастрофы, уничтожившей Париж? - спросил Супрамати.
   - Увы, хуже! Катастрофа уничтожила большую часть Англии, поглощённую затем океаном.
   Супрамати побледнел, вздрогнул и опёрся на стол.
   Он забыл о своём бессмертии, о своей Магической Науке, о минувших веках, теперь он был Ральф Морган, английский патриот, подавленный несчастьем, поразившим его родину.
   Настало краткое молчание.
   - Узнал ли ты какие-нибудь подробности об этом бедствии, и когда оно было? - спросил он.
   - Сто восемьдесят или двести лет назад произошло землетрясение. Английская часть острова обрушилась, и только гористая часть Шотландии устояла, образовав островок. И представь, наш старый замок в Шотландии, где ты проходил своё первое Посвящение, уцелел на своём утёсе. Там пришлось сделать поправки, но незначительные, - сказал Дахир.
   - Ужасно, что столько произошло на свете за время нашего отсутствия, и я примусь за историческое изучение произошедших перемен. Конечно, поверхность Земли много раз уже изменяла свой вид, гибли материки, и ввиду готовящегося разрушения планеты это несчастье - пустяки. А всё-таки "ветхий человек" в нас так твёрдо сидит, что разрушение моей старой Англии ударило меня по сердцу, и я не могу ещё смириться с мыслью, что Лондон, с его миллионным населением, со всеми его историческими и научными сокровищами, покоится на дне океана!..
   - Надо привыкать ко всему. Это - как бы подготовка к иного рода испытаниям, ожидающим нас, когда будет умирать наша планета, - сказал со вздохом Дахир. Потом, запустив руки в свои густые чёрные волосы, он прибавил. - В настоящую минуту мы - здесь, чтобы жить среди людей. Поэтому будем людьми и станем жить счастливыми смертными. Ты намерен сегодня выходить?
   - Нет, я проведу вечер за чтением этой энциклопедии, чтобы сориентироваться в истории и географии. Составь мне компанию. Завтра утром я поговорю с управляющим и Ниварой, чтобы привести в порядок мои денежные дела, - сказал Супрамати.
   - Отлично, будем изучать современную историю, а завтра после полудня я уеду. Кроме того, надо лечь не слишком поздно и постараться уснуть, чтобы успокоить нервы, - сказал Дахир.
    - Ах, да! Спать! Каждый день я благодарю БОГА, что наше бессмертие не лишило нас этого дара... сна.
  
   Глава 7
  
   На следующий день, после завтрака, Дахир уехал. За завтраком, как и за обедом, накануне, приятая музыка и великолепное пение увеселяли собеседников, и Нивара объяснил, что это были инструменты вроде прежних граммофонов, но усовершенствованные до полной иллюзии. По отъезду друга Супрамати ещё больше почувствовал своё одиночество.
   Всё утро он работал с дюжиной управляющих и Ниварой и убедился, что всё ещё обладал поместьями, дворцами и капиталами во всех уголках Земли. Ему казалось чудом, что часть его прежних имений находилась и теперь в его владении, и он решил их осмотреть. Но это соприкосновение с материальным миром, от которого он отвык, утомило его больше, чем самая сложная магическая работа.
   Простившись с Дахиром, он ушёл в свой кабинет, сел у открытого окна и просидел несколько часов, мечтая о былом, перебирая старые воспоминания и любуясь картиной Босфора с мелькающими по нему лодками. С наступлением вечерней прохлады он решил пройтись по городу, это было лучшее средство - близко видеть людей и войти с ними в сношения.
   Он позвонил. Явился слуга, сопровождающий его от Бенареса, и помог ему одеться.
   На этот раз он надел тоже чёрное платье, но не бархатное. Мягкая и шелковистая материя напоминала тонкое сукно. Платье было на тёмно-красном шелку, и отвороты вышиты тем же цветом.
   Супрамати положил в карман план города и собирался взять перчатки и шляпу, когда вошёл Нивара, а слуга удалился.
   Секретарь, улыбаясь, вручил ему часы и бумажник с монетами и банковскими билетами.
   - Ваша светлость собирается выйти, а забыли спросить часы и кошелёк.
   Супрамати рассмеялся.
   - Вы - правы, мой друг. Что бы я делал на улице без часов и денег? Но я ещё не усвоил привычки считать часы и расплачиваться за то, что мне понадобится.

***

   Он ходил по улицам, рассматривая дома, магазины и особенно толпу. Дойдя до сада, в котором виднелся ресторан, он вошёл, сел за первый попавшийся столик в тени деревьев и спросил вина, пирожков и фруктов. Ему подали охлаждённое вино, пирожки, фрукты и несколько иллюстрированных листков.
   Попивая вино и заедая его фруктами, казавшимися ему менее сочными, чем те, которые были на его пустынном острове, Супрамати наблюдал за всем происходящим вокруг.
   Он убедился, что население было более хилое, чем в его время, нервозность отражалась на мужчинах и женщинах с хрупкими членами, бледными и словно преждевременно состарившимися лицами.
   Ещё больше его поразило малое число детей. Многочисленные, шумные и весёлые ватаги ребят всякого возраста, оживлявшие сады в его время, теперь отсутствовали.
   Для него, человека с утончёнными чувствами, астральный вид этой толпы был отвратителен, её эманации вызывали тошноту. Но он старался побороть в себе эти ощущения. Надо было привыкать к этому обществу, чтобы войти в него.
   Он собирался позвать слугу, чтобы заплатить по счёту и уйти из ресторана, как чья-то рука опустилась на его плечо и насмешливый голос сказал:
   - Добрый вечер, Ральф Морган, рад встретить тебя, уже триста лет мы не виделись с тобой.
   Супрамати смутился, обернулся и очутился лицом к лицу с улыбающимся и глядящим Нараяной на него.
   Он не утратил своей демонической красоты, одет был по последней моде, с изяществом и, конечно, никто не заподозрил бы в нём странное существо, получеловека, полудуха.
   Он бросил шляпу на стол и сел.
   - Ну, очнись же от своего оцепенения, друг мой, а то ведь ты обратишь на себя внимание. Вместе с тем, позволь поздравить тебя. Я вижу блистающую сквозь твою одежду звезду Мага. Значит, ты хорошо поработал, и я радуюсь, что так удачно выбрал себе наследника.
   - Ради БОГА, не болтай так, Нараяна. Тебя могут услышать! Пойдём куда-нибудь, где мы могли бы поговорить без свидетелей. Хочешь ко мне, если у тебя здесь нет дома?
   - Я не имею дома? За кого ты меня принимаешь? Я живу не хуже тебя! Благодаря БОГУ, в пещере Монте-Роза недостатка в золоте не бывает. Пойдём, я сведу тебя в моё скромное жилище.
   Когда Супрамати расплатился, Нараяна взял его под руку, и они отправились к выходу, но их заметила группа входящих молодых людей и подошли к ним.
   - Как мы - счастливы, принц, что встретили вас, - сказал один из них, пожимая руку Нараяны.
   - Мы всюду вас ищем, чтобы пригласить вас с нами в театр, - сказал второй.
   - Прежде всего, господа, позвольте представить вам моего двоюродного брата, принца Супрамати. Прелестнейший - молодой человек и притом учёный. Прошу любить и жаловать.
   И он назвал Супрамати несколько русских имён.
   После рукопожатий один из этих господ, граф Минин, пояснил, что они искали Нараяну, чтобы пригласить его с ними в театр смотреть новую пьесу и что они будут счастливы, если его двоюродный брат присоединится к ним.
   - Я сожалею, что не смогу воспользоваться вашим приглашением, - сказал Нараяна. - Я - не свободен сегодня вечером. Мой двоюродный брат только что приехал из Бенареса. Мы давно не виделись и нам надо обсудить семейные и другие дела, не терпящие отлагательств. Завтра мы будем в полном вашем распоряжении.
   Но я должен предупредить, что Супрамати - не такой весельчак, как я. Он - слишком учён и при этом скромнее и застенчивее всякой девушки. Хоть я и надеюсь, что мы приручим его и немного развратим, - прибавил Нараяна, подмигивая.
   При общем смехе они расстались.
   - Ты - неисправим, Нараяна! Я убеждаюсь, что твоя голова набита всяким вздором, как и 300 лет назад, до твоей телесной смерти.
   - Конечно! Мой девиз - "женщины, карты и вино" - никогда не изменится. Уж я признаюсь тебе, что, благодаря Эликсиру Жизни, я довёл своё тело до такой степени плотности, что могу пользоваться всякого рода наслаждениями. Я всегда был приличным химиком, и в этом отношении уроки Эбрамара не пропали даром, - сказал Нараяна. - А ты разве намерен разыгрывать из себя монаха? Предупреждаю, что во время ваших экскурсий ты свободен делать, что хочешь, лишь бы сойтись с обществом и изучить его, даже можно жениться, и Наре до этого нет дела!
   - Во всяком случае, до этой минуты я ещё не видел ни одной женщины, которая внушала бы мне желание жениться, - сказал Супрамати.
   Нараяна остановился у высокой золочёной решётки, отворил калитку ключом, который достал из кармана, и они вошли в сад. В конце сада возвышался изящный маленький, белый дворец. Через отворённую на террасу дверь они прошли в розовую залу, убранную цветами, а оттуда - в столовую, где был накрыт богато сервированный стол, с несколькими бутылками шипучего вина в серебристых ведёрках со льдом.
   - Ты живёшь без прислуги? - спросил Супрамати, не видя ни души в целой анфиладе пустых комнат.
   Его взгляд остановился на приготовленных кушаньях, и он спросил:
   - И ты ешь мясо, или это - для отвода глаз публики?
   - Нисколько. Это - скорее шик для богатых людей, так как мясо едят только очень богатые люди. Цены на него - ужасные. Что касается первого вопроса, то, увы! У меня есть лакеи, но я не люблю, чтобы эти плуты торчали на глазах. При моём несколько загадочном существовании неудобно, если тебя побеспокоят не вовремя. Поэтому всё и всегда должно быть готово, но слуги являются только на зов. И так, мы - одни, никто не потревожит нас, и мы можем говорить, о чём угодно.
   - Я о многом хочу тебя порасспросить, тем более что у тебя обширные, по-видимому, знакомства, а мне предложено войти в общество.
   - О! Ничего нет легче. Я бываю в высших кругах, не только здесь, но и в других столицах, а поэтому могу всюду тебя ввести. Я представлен ко двору, так как ведь у русских всё ещё есть император. Очень хорошо принят в императорской семье и являюсь баловнем великосветского общества. Особенно меня балуют женщины, те, конечно, которые ещё отдают предпочтение мужчинам. Но у меня приятельницы везде, даже среди тех, которые нас недолюбливают. Боюсь только, что ты явишься сильным конкурентом мне. Ты - так красив, богат, как император, и вооружён Наукой, Которая делает тебя Полубогом. Ты будешь делать чудеса, и похищать у меня сердца женщин, которые и не догадываются о твоём почтенном возрасте, - сказал Нараяна, отрезая кусок пирога.
   Супрамати рассмеялся.
   - Относительно возраста ты больше моего надуваешь женщин, так как я по сравнению с тобой - грудной ребёнок. Но успокойся, я не намерен конкурировать с тобой перед прекрасным полом, я - верный муж.
   - Осёл - ты!
   - Пусть так, положим, осёл. Но могу ли я веселиться и забавляться, как заурядные люди, при всём том, что мне - известно. Имеем ли, наконец, право мы, посвящённые, предаваться пошлым развлечениям, когда предстоят такие катастрофы, когда столько бедствий и страданий готово обрушиться на человечество. Мы призваны, чтобы приносить пользу, применять наши Знания для облегчения и поддержки ближних, а не чтобы забавляться и делать глупости, - сказал Супрамати.
   Нараяна облокотился на стол, оттолкнув тарелку с куском пирога.
   - Это - правда. Наша планета трещит по швам, а её обитатели всеми силами способствуют её уничтожению. Общая температура понизилась, там, где прежде была жара, теперь рады и +30®. Вообще, в самые жаркие месяцы температура не превышает +20®. Многие пространства Земли обратились в пустыни, участились геологические катастрофы. Здесь ещё - оазис дивной растительности и богатства, а вообще растительность также оскудела, в чём ты убедишься впоследствии.
   Я только что сказал тебе, что мясо - доступно лишь богачам. Это - потому, прежде всего, что неслыханные эпизоотии в несколько приёмов уничтожили стада, а причины повального падежа "наука" не сумела исследовать. Вообще, количество скота уменьшается в ужасающих размерах.
   Многие породы, очень многочисленные в твоё время, исчезли. Давно уже не существует китов, тюленей, выдр, слонов, бизонов, северных оленей и так далее. Многие виды птиц сохраняются как редкость в птичниках и зоологических садах. Не могу даже перечислить всего, что угасло и исчезло в водном, воздушном и земном мире.
   Да, да, наша Земля приводит в порядок своё хозяйство и готовится к смерти. Это огорчает меня. Я люблю нашу старушку, хоть и не имел счастья присутствовать при её формировании и способствовать её цивилизации. У меня здесь много прекрасных и приятных воспоминаний, но... - Он провёл рукой по лицу. - К чему оплакивать то, что - неизбежно! Мы ведь переживём планету, и меня вы должны взять с собой! Там я буду полезен для колонизации новой земли и насаждения вкуса к прекрасному. А пока будем наслаждаться настоящим. Да здравствует жизнь и Первобытная Материя!
   Он придвинул тарелку с пирогом, налил два стакана вина и выпил за здоровье Супрамати, а тот полушутя, полусерьёзно выпил тоже.
   - А теперь, Нараяна, брось дурачества и шутки, ответь мне, прежде всего, о религии. Какое вероисповедание теперь господствующее? Христианство ещё существует, потому что в Царьграде я видел много церквей с крестами.
   - Да, - ответил Нараяна, - христианство ещё держится в России и все славянские народы исповедуют его теперь. Необходимость в политической сплочённости создала и религиозное единство. В этой колоссальной массе, именующейся Всеславянским союзом, ещё есть бесчисленное множество церквей, святых мест, монастырей и так далее. Сохранились также в значительной мере обряды и таинства.
   Что же касается христианства римско-католического, которое сильно пошатнулось ещё в XX веке, то оно пало вследствие равнодушия его последователей и вражды отступников. Уже более полутораста лет уничтожено папство. Ватикан теперь - музей. В прежних католических странах самые красивые и исторически замечательные церкви обращены в музеи, и то, что называлось культом, больше не существует.
   Германия, сделавшись рационалистической и атеистической, упразднила БОГА. Существуют некоторые секты, их много и в славянстве, которые имеют свои оккультические храмы, где вызывают духов, но, конечно, не первого разбора.
   Евреи с тех пор, как образовали собственное государство, управляемое старинной сектой франкмасонов, уволили в отставку своего старого Иегову! Они восстановили культ Бафомета, которому поклонялись тамплиеры, концепцию нового мировоззренческого направления, так что теперь чтут дьявольского козла и публично совершают "восхитительные" обряды, стоившие некогда смерти на костре рыцарям Храма. Так вот! Как видишь, день на день не походит.
   Азиатские народы твёрже в своих убеждениях. Китайская республика по-прежнему чтит Конфуция и Будду, а мусульманский мир и теперь ещё поёт: "Аллах и ЕГО пророк Мухаммед".
   Кажется, я сказал тебе главное относительно религии. Добавлю только, если и существуют ещё фанатики, то религиозный индифферентизм распространяется всё больше.
   - Благодарю. Общее представление у меня теперь имеется, подробности нетрудно добавить. Теперь поговорим о нравственности и её влиянии на быт.
   Нараяна усмехнулся и почесал за ухом.
   - Нравственность?.. Гм! Она никогда не была особенно крепка на нашей Земле. Я имел возможность кое-что понаблюдать со времён великого Македонца. Что она хромала в твоё время, ты знаешь, а теперь произошла эволюция, и взгляды изменились.
   Например, брак! В России он существует ещё как таинство, и церковь освящает его. Но церковная церемония - не обязательна. Развод допускается, но лишь по истечении десяти лет, ввиду слишком частых злоупотреблений. Кроме того, церковь и общество сделали уступку духу времени.
   Так, прелюбодеяния - как называли прежде - терпимы, никто не осуждает за них, но они строго оформлены, всё ясно и скрепляется нотариальным контрактом. Например, если женатый человек захочет взять любовницу, он извещает об этом свою жену и заключает с женщиной, которая ему нравится, контракт на десять месяцев, причём обязывается внести достаточную сумму на содержание матери и ребёнка, на случай если их связь будет иметь последствия. Если бы та же возлюбленная, по неосторожности, заключила в течение уговоренных десяти месяцев другой контракт, то первый считается недействительным, а все потери и убытки падают на второго возлюбленного.
   И замужняя женщина не может иметь возлюбленного иначе, как получив от мужа десятимесячный супружеский отпуск, в течение которого тот отказывается от своих прав на неё. Ребёнок, рождённый при таких условиях, носит девичье имя матери, которая совместно с другом сердца вносит капитал на его содержание и воспитание. Незаконный ребёнок воспитывается в семье с согласия мужа. Дама пользуется во время отпуска правом посещать своего возлюбленного, но тот не смеет бывать в доме, где она проживает с мужем.
   Всё делается открыто, по уговору и обеспечивается деньгами. Нет больше ни обманутых мужей, ни жён-изменниц. Если мужчина нравится женщине и объяснился ей в любви, дама испрашивает у супруга отпуск на несколько месяцев, не покидая супружеского дома, если не пожелает. Муж не имеет права отказать жене, потому что и сам не стесняется заключать контракты с женщинами, которые ему нравятся. Не правда ли, это - оригинально? А какой богатый материал для романистов! Совсем новая литература, - сказал Нараяна, смеясь. - Но вот факт. Теперь меньше разводов и даже меньше прелюбодеяний, потому что все эти сделки стоят дорого, так что многие люди предпочитают довольствоваться законным счастьем.
   Однако мы ещё не исчерпали вполне брачный вопрос. В безрелигиозных странах контракты заключают на 5, 10, 15 и 20 лет.
   Через 20 лет союз прекращается сам, но если стороны желают продолжать его, брак возобновляется новым контрактом. Против "шалостей" существуют также специальные правила, вроде перечисленных мной.
   - А не бывает разве раздоров вследствие ревности? Или это чувство, свойственное даже животному, теперь атрофировалось? - спросил Супрамати.
   - О нет, бывают ссоры, и даже семейные катастрофы, только реже прежнего. Во-первых, потому что вся человеческая порода пошла назад и стала апатичной, малодушной, трусливой, неспособной к более пылким, героическим, возвышенным чувствам. Во-вторых, привычка - вторая натура, и, наконец, такие преступления, как задушить жену, а не то перерезать горло мужу или любовнику, караются очень строго. Это не устраняет, однако, убийства, и вообще преступность - ужасающая.
   Но возвращаюсь к дамам. Я ещё не говорил тебе об одной категории женщин, прозванных "амазонками". Это - независимые женщины, не желающие связывать себя ни браком, ни контрактом, но которые сохраняют за собой право иметь детей, если им вздумается, не отдавая в этом никому отчёта. Это - особый мир!
   - Но не уже ли в христианской стране, где ещё сохранились кое-какие понятия о нравственности, подобная свобода нравов допущена и терпима? - спросил Супрамати.
   - Стихийная сила заставила допустить её. Так же, как женщинам дозволили основывать собственные университеты, клубы, убежища, больницы и так далее. Между учёными всяких категорий есть члены-женщины, и выдающиеся притом. Как же ты хочешь, чтобы подобные женщины, независимые по уму и состоянию, - а зарабатывают они не меньше мужчин, - не получили права жить по своему усмотрению? Они воспитывают детей, если таковые окажутся, дают им своё имя и не требуют ничего на их содержание.
   О, женщина сделала большой шаг в деле эмансипации. Она пробралась даже в священство. Здесь, в России, среди православных, нет женщин между священнослужителями, но в большинстве сект богослужения совершают девушки. Но они должны быть весталками, верующие следят за этим, и им плохо приходится, если они вздумают заняться флиртом.
   Супрамати вздохнул.
   - Тяжело при всём этом являться в новом мире, - словно выходцам с того света, и наталкиваться на перемены, которые противоречат убеждениям, внедрившимся в нашу душу.
   - Мне это - знакомо. Помню, как меня коробило и возмущало, когда я не нашёл невольников, а потом когда вассалы обратились в граждан, - сказал Нараяна и засмеялся. - Поговорим о чём-нибудь другом, что тебя меньше волнует. Надо развлечь тебя, друг мой! Хочешь, я сведу тебя к моим приятельницам-амазонкам? Между ними есть прехорошенькие. Или предпочитаешь идти в театр?..
   - А ещё есть театры? Я тогда съезжу непременно, но не сегодня, посещение амазонок также потерпит. Но раз мы коснулись этой темы, скажи, как развились искусства. Ведь ты всегда был знаток этого дела? - сказал Супрамати, наливая себе вина.
   Нараяна улыбнулся.
   - У меня душа - эллина, и я всегда любил прекрасное во всех видах. Что касается искусства с практической стороны, то оно сделало огромные успехи: машины работают с таким совершенством, что кажутся живыми. Человек покорил все стихии и эксплуатирует их с лихорадочной алчностью, людское богатство растёт, а богатство природы оскудевает. Прокорм - так дорог, что количество скота уменьшается с каждым днём. Народ, принуждённый к вегетарианству, меньше подвержен эпидемиям, которые теперь - редки. Но, взамен этого, возросли флюидические эпидемии, и от сумасшествия самоубийств, маразма и преждевременного истощения людей погибает не меньше, чем прежде от холеры или чумы.
   - Понимаю, физическая гигиена преуспела, зато духовная гигиена пала, - сказал Супрамати.
   - Именно. И эта духовная упадочность отозвалась, прежде всего, на искусствах. Искусства пропитаны цинизмом, который характеризует эпоху.
   - Так и театр обратился в школу цинизма?
   - Как и всегда, он является отражением общества.
   - А артисты всё так же - самодовольны и требовательны, так же жадны, несносны, как было и в наше время? - спросил, смеясь, Супрамати.
   - О, эти достоинства не меняются, - ответил Нараяна. - Только теперешние артисты пользуются более прочным положением. Вообще, театр стал такой же необходимостью, как еда, а поэтому их число увеличилось. Нет даже городка, где их бы не было. В больших городах и столицах они насчитываются сотнями, потому что каждый гражданин, богатый или бедный, хочет иметь своё представление в театре или у себя. Все частные дома соединены с разнообразными храмами искусств и дают возможность, не выходя из своей гостиной, видеть и слышать всякое интересное представление.
   Ты понимаешь, какой огромный персонал нужен для удовлетворения такой потребности. Поэтому имеется множество театральных школ, настоящих университетов по числу учеников и разнообразию курсов. Есть также много убежищ для артистов, которые по старости или болезни не могут работать. Эти учреждения очень богато содержатся и доставляют своим пенсионерам до смерти все удовольствия и комфорт, к какому они привыкли.
   Это - архимиллионная корпорация, позволяющая себе неимоверную роскошь. Например, здесь, в Царьграде, наиболее известные артисты составили компанию для постройки собственного дворца, где у каждого отдельное роскошное помещение, кроме того, там устроены общие залы для собраний, приёмные, библиотеки и двенадцать театральных сцен, специально для репетиций, чтобы ходить в театр приходилось только для генеральных репетиций и спектаклей. Как видишь, теперь любят удобства. Что касается административной части, то она - в руках государства и составляет специальное министерство. Назначения на должности делаются сообразно степени таланта и расположения, которое артист успел заслужить или снискать у публики. А жалованья - громадны!
   - В общем, я вижу, что корпорация артистов значительно выиграла в отношении материальных средств, привилегий и общественного положения, - сказал Супрамати, смеясь. - Жаль только, что приближается конец мира, о чём ни они, ни человечество не подозревают.
   - В этом ты ошибаешься. Инстинкт подсказывает людям, что готовится нечто скверное. Со всех сторон являются пророки, предсказывающие конец нашей планеты, только они не могут прийти к соглашению, какого рода предстоит катастрофа. Одни говорят, что нас уничтожит комета, другие - что мы замёрзнем, третьи - что извержения вулканов взорвут Землю. В общем, предсказываются самые разнообразные виды смерти, но упорнее всего держится мнение о новом потопе, который уничтожит население, но не истребит Землю. В предвидении катастрофы предприниматели даже проектируют построить здания, могущие противостоять потопу, а я предлагаю соорудить для будущей выставки ковчег вроде Ноева, - с хохотом сказал Нараяна.
   Супрамати тоже рассмеялся.
   - Да, я думаю, что катастрофа готовит им много сюрпризов, - сказал Нараяна. - Они даже не догадываются, насколько Земля истощена, и не понимают, как должно, предупреждений природы.
   Они умолкли, занятые думами.
   Супрамати, оглядывающий стол, заметил стоящую недалеко от него корзину с фруктами, где посередине лежала исполинская груша, а по её бокам - две сливы величиной с апельсин. Виноград размером в большую сливу завершал содержимое корзины, рядом, на хрустальной тарелке, лежала крупная, как небольшое яблоко, земляника.
   - Разве теперь разводят только такие громадные фрукты? - спросил Супрамати. - Я ещё дома у себя заметил, что нам с Дахиром кидали на десерт четыре вишни, которые я принял сначала за гранаты, а сейчас в ресторане подали смородину анормальной величины.
   - Овощи, плоды, хлебные злаки достигают теперь громадной величины, а всё благодаря новому способу обработки при помощи электричества, - сказал Нараяна. - Земля оскудела, обширные пространства превратились в пустыни, а выращивание фруктов и овощей производится в огромных теплицах...
   - Но ведь хлеб, овёс и другие злаки нельзя возделывать в теплицах? - перебил Супрамати.
   На губах Нараяны появилась улыбка.
   - Завтра я повезу тебя в городок амазонок и покажу их теплицы. Они славятся своими чудными продуктами, составляющими даже один из главных источников богатых доходов общины эмансипированных дам. Лишь благодаря электричеству получаются такие исполинские произведения, которые приноровлены к настоящим условиям жизни и потребностям человечества. Эти условия сильно изменились за то время, пока ты там зарабатывал себе звезду Мага, но скоро ты со всем освоишься.
   - Будем надеяться, а пока я чувствую себя не в своей тарелке, - сказал Супрамати со вздохом. - Однако, поздно, - прибавил он, взглянув на часы, - пора домой. Я чувствую себя усталым и разбитым, словно двенадцать часов подряд копал землю, а мне ещё хочется почитать энциклопедию, чтобы разобраться в истории. Я не могу показаться неучем перед людьми, среди которых мне суждено вращаться.
   - Ты устал и разбит потому, что отвык от флюидов толпы и материальных, порочных людей, окружающих тебя и... увы, нынешние - ещё хуже наших современников, - сказал Нараяна.
   Но подожди, я дам тебе книгу, в которой кратко, но ясно изложена история последних трёх веков, и ты ознакомишься с ней в общих чертах.
   Он встал и через минуту вернулся с книгой, которую вручил другу.
   - А теперь пойдём, я провожу тебя на своём летуне, а завтра приеду за тобой на нашу первую прогулку, - сказал он, смеясь.
   Они прошли в смежную комнату и по витой лестнице поднялись на площадку башенки.
   Там находился привязанный к перилам небольшой воздушный экипаж с электрическим, похожим на часы аппаратом, снабжённым компасом и ручкой. Мягкое сиденье, обтянутое тёмным шёлком, было двухместное, и спереди была устроена скамеечка для механика. Лёгкий кожаный верх был поднят, но Нараяна опустил его, посадил Супрамати, сел сам, и, отвязав канат, пустил в ход машину.
   Воздушная лодка поднялась в пространство и взяла нужное направление.
   - Ты не держишь механика? - спросил Супрамати.
   - Держу двух: одного - для земных экипажей, другого - для воздушных. Но это не мешает мне часто выезжать одному. Вообще должен сказать тебе, что прислуга всё больше уменьшается и баснословно дорого стоит! Только очень богатые люди позволяют себе роскошь иметь повара, лакея, камердинера, и то это - не прежние слуги. Я знаю очень богатые семьи, где довольствуются одной служанкой, редко двумя и этого достаточно, потому что в доме всё готовится машинами. Ты ещё не видел таких хозяйств. Мне даже пришла мысль свести тебя завтра к моему приятелю, доктору Ранцеву. Это - прелестный человек. Он в настоящее время - один, потому что его жена - в отпуску, - и ты можешь подробно осмотреть его помещение.
   Нараяна приподнял дощечку, прилаженную около двигателя, и открыл круглую плоскую коробочку, где была целая серия металлических кнопок.
   - Посмотри, Супрамати, этот аппарат - усовершенствованный правнук беспроволочного телеграфа системы Маркони. Через него можно говорить с кем угодно. Я спрошу доктора, когда он сможет нас принять.
   Он надавил несколько кнопок, и через минуту в центре коробки появился свиток тонкой бумаги, на которой обозначались фосфорические знаки.
   - Вот, доктор завтра ожидает нас к обеду. Я приеду за тобой, и мы сначала отправимся к доктору, а потом к амазонкам. Ну вот, мы и приехали.
   Аэрокэб спустился у башенки с такой же платформой, как и у дома Нараяны. Супрамати вышел, приятели простились, и воздушный экипаж исчез в темноте.
   Войдя в свою комнату, Супрамати приказал подать себе халат и отпустил камердинера.
   Он хотел ознакомиться с книгой истории, данной ему Нараяной, но, прочитав немного про вторжение жёлтых, наводнивших Европу в XX веке, он снова почувствовал такую усталость, что бросил книгу и лёг.
   Нездоровые испарения, тяжёлые и зловонные флюиды, излучаемые толпой и заражавшие атмосферу, болезненно отзывались на очищенном организме Мага, утомляя его больше, нежели упорный умственный труд и самые сложные магические опыты.
  
   Глава 8
  
   На следующий день, приняв ванну, Супрамати почувствовал себя вполне свежим и бодрым, если не считать лёгкой тяжести, от которой он не мог отделаться с приезда в Царьград. Выходить из дома ему не хотелось, и он провёл утро за чтением истории, разыскивая попутно в энциклопедии биографии знаменитых людей, имена которых встречались ему.
   Затем он принял отчёт управляющего одним из отдалённых поместьев, вручившего ему крупную сумму денег, и, наконец, занялся туалетом, чтобы быть готовым к приходу приятеля.
   Было около трёх часов, когда прибыл Нараяна - свежий, улыбающийся и изящный, как всегда.
   - Не рано ли для обеда? - спросил Супрамати.
   - Конечно, час для обыкновенного обеда - неподходящий. Но так как мы отправимся ещё к амазонкам, то доктор, с которым я утром беседовал, предлагает нам dejeuner-dinatoire. Я предупредил его, что ты - первый раз в Европе и желаешь изучить последнее слово современного комфорта, и он покажет тебе свой дом.
   Теперь Нараяна приехал в экипаже вроде того, какой доставил и Супрамати с пристани, и через полчаса автомобиль остановился у большого дома в двенадцать этажей.
   Это был дворец, построенный в странном и не особенно изящном архитектурном стиле последнего времени. На каждом этаже были широкие балконы с цветами и резными перилами, и почти у всякого было прикреплено по воздушному экипажу.
   - Почему мы не приехали в самолёте? Это было бы удобнее, особенно если доктор живёт высоко, - сказал Супрамати.
   - Он живёт на десятом этаже, и швейцар поднимет нас, но я хотел показать тебе прихожую дома.
   - Как! Ещё существуют швейцары? - спросил Супрамати, смеясь.
   - Да, но они мало походят на прежних. Это - необходимый служащий в каждом доме, очень занятый своей особой. Получает он 15000 рублей жалованья и квартиру. У него четыре помощника, получающих по 6000 рублей жалованья с квартирой, и каждый обслуживает один из входов, которых имеется пять, но это - главный.
   Они поднялись на ступени крыльца и вошли в прихожую.
   Прихожая оказалась обширной залой с эмалированными керамическими колоннами, в центре потолок доходил до вершины дома и кончался стеклянным куполом с разноцветной живописью. В этой зале ходили вверх и вниз четыре подъёмные машины, но нигде не было видно, кто бы управлял аппаратом. Высокие с разноцветными стёклами окна освещали залу. Два фонтана в мраморных бассейнах веяли прохладой. Там и сям, среди цветов и зелени, были разбросаны скамейки и кресла, а на столиках кучами лежали газеты и журналы.
   С одной стороны залы, на прилавках и полках, помещались съестные припасы: овощи огромных размеров, фрукты, масло, сыры. Всё было расположено со вкусом и аппетитно выглядело в корзинах, убранных зелёными листьями и украшенных вырезанными из бумаги кружевами.
   - Это что, рынок? - спросил Супрамати.
   - Эти продукты выставляются каждое утро, чтобы жильцы могли убедиться в доброкачественности и свежести припасов и, по желанию, выбрать провизию. А вон там, направо, на эстраде, этот шикарный господин, восседающий за бюро, заваленным счётными книгами и другими бумагами, и есть швейцар, - сказал Нараяна вполголоса, подходя к эстраде.
   Швейцар, увидев их, встал и поклонился.
   - Принц желает, вероятно, подняться на десятый этаж, квартира двенадцать? Благоволите пожаловать в машину номер два.
   Поблагодарив его, приятели сели в подъёмную машину, и Нараяна нажал пружину. Аппарат полетел вверх и остановился, когда привели в движение другой механизм.
   Они вышли на площадке, украшенной цветами и большим зеркалом. Тут же находились две двери с фарфоровыми пластинками, обозначающими имена жильцов.
   Нараяна нажал пластинку. Дверь без шума открылась, и они очутились в передней, где в стену был вделан шкаф, закрытый хрустальной дверцей. В этот шкаф посетители спрятали свои плащи, шляпы и трости, и в эту минуту вошёл доктор и поздоровался с ними.
   Это был человек лет тридцати, худой и даже несколько хилый, как большинство населения, но наружность была интеллигентная, приятная и добродушная.
   - Здравствуйте, Павел Павлович. Как видите, мы - аккуратны. А вот и мой двоюродный брат, принц Супрамати, о котором я говорил вам. Прошу любить и жаловать, но предупреждаю, что он - жаден на всё новое, потому что приехал из старого гималайского дворца, где мамаша воспитала его в затворе.
   - Хорошая рекомендация! Доктор сочтёт меня навязчивым и любопытным дикарём, - сказал Супрамати, усмехаясь. - Должен, однако, сознаться, что во дворец, где я воспитывался, ещё не проникло последнее слово цивилизации и новейшего комфорта, и я желал бы познакомиться с ними, чтобы ввести у себя все новейшие усовершенствования.
   - Я рад показать вам всё, что может вас заинтересовать, принц, но боюсь, что скромный комфорт моего уголка не удовлетворит требования человека вашего положения и состояния, - сказал доктор, вводя своих гостей в маленькую, меблированную с большим вкусом залу, к которой прилегал обширный балкон, который служил так же пристанью для самолётов.
   - Если не желают видеть балкон, выдвигают эту ширму, - сказал доктор, нажимая пружинку.
   Из стены выдвинулась перегородка и закрыла балконную дверь так, что стена казалась цельной.
   - Вот - мой кабинет, но в нём нет ничего интересного, а это - спальня, - сказал хозяин, вводя их в большую, светлую комнату с лакированными, блестящими стенами.
   Несколько кресел и диван, обитые кожей, два деревянных туалета с круглыми зеркалами и бесчисленными перламутровыми инкрустированными ящичками для мелких вещиц составляли всю меблировку.
   - А где же постели? - спросил Супрамати. - У меня они занимают порядочно места.
   - Это - другое дело. Вы занимаете один целый дворец, а я живу в квартире, где место ограничено, - улыбаясь, сказал доктор.
   Он тронул доску в стене, и появилась прекрасная постель с металлической отделкой, покрытая красным шёлковым одеялом.
   - Взгляни, Супрамати, матрац и подушка из каучука и только покрыты шёлковыми наволочками, - сказал Нараяна.
   - О да, пух ценится теперь на вес золота, так как птица стала редкостью, - сказал доктор. - А вот - наше белье, - прибавил он, открывая широкий шкаф, вделанный в стену.
   Там лежало стопками бельё, необходимое в обиходе светского человека. Он достал рубашку, полотенце, носовой платок и дал Супрамати их пощупать.
   - Не правда ли, ткань - мягка, тонка и шелковиста, как лучший батист? А между тем, это - китайская или японская бумага. Как всё - удобно и гигиенично! Теперь не стирают белья, как прежде. Кто бы это делал? К тому же нет больше прачек, а поэтому бывшее в употреблении бельё выбрасывается. Жалеть об этом не стоит, потому что тысяча платков, например, стоит десять рублей.
   - Отчего же, в таком случае, моё бельё и моего кузена - из полотна или шёлка? - спросил Супрамати.
   Доктор улыбнулся.
   - Это - прихоть миллиардеров, которые только и могут иметь собственные прачечные. Обыкновенные смертные носят бумажное бельё. Пойдёмте, господа, я покажу вам ванную и кухню, а затем пожалуйте кушать.
   Ванная была средних размеров комната, которая осветилась, как только открыли дверь. В глубине помещалась низкая фарфоровая ванна и камышовая мебель. Хозяин объяснил, что можно весь день иметь горячую воду, затем показал кухню.
   То, что носило такое громкое название, оказалось комнаткой с электрической печью величиной с чайный поднос.
   - Это - только для исключительных случаев, если понадобится что-нибудь сварить или согреть ночью. Обед же нам подаётся готовый, - сказал Павел Павлович. - О! У нас уже нет громоздкого хозяйства наших предков и наши жёны гораздо свободнее. Их не злят нечистоплотные и ленивые горничные или пьяные и вороватые кухарки. Всё делается и подаётся готовое. Даже уборка и метение производятся усовершенствованной машиной, которая вбирает, поглощает пыль и сжигает её. Теперь перейдёмте в столовую, и я прикажу подавать.
   Столовая была большая комната с панелями из полированного дерева. В ней были два буфета с дорогим серебром и фарфором, а посередине, вокруг пустого пространства, были расставлены стулья. Около того, который, очевидно, назначался для хозяина или хозяйки дома, находились две низкие и широкие колонки, окружённые тонкой золочёной решёткой.
   Приказание подавать ограничилось нажатием металлической кнопки на одной из колонн.
   Пока разговаривали в ожидании обеда, доктор сказал:
   - Я часто спрашиваю себя, как наши предки могли жить при полном отсутствии комфорта? Например, переезд на квартиру. Ведь это ужасно - перетаскивать всё своё имущество из одного дома в другой или, ещё ужаснее, - из одного города в другой.
   - Так вы никогда не переезжаете? - спросил, улыбаясь, Супрамати.
   - Избави БОГ делать это, как делали мои предки. Для меня перемена квартиры не значит ровно ничего. Я оставляю здесь всё, что вы видите, и получаю там всё необходимое. Всё находящееся в квартире - мебель, серебро, посуда, цветы, безделушки и так далее - принадлежит этому заведению. Я отвечаю только за разбитое и испорченное. И лишь приходится увозить одни не громоздкие вещи, составляющие мою личную собственность. А вот и обед! Звонят!
   В полу образовалось отверстие, и оттуда поднялся роскошно сервированный стол, украшенный цветами и хрусталём.
   Сначала съели суп из зелени с пирожками, после чего доктор поставил грязную посуду на колонну с левой стороны, привёл в движение механизм, и посуда опустилась, а через правую колонну появилось второе блюдо. Таким образом, шло последовательно до десерта из фруктов и шипучего вина.
   Во всё время обеда, оказавшегося превосходным, играла приятная музыка, но так тихо, что не мешала разговаривать.
   По окончании обеда стол исчез. Они перешли в гостиную, сели около открытого балкона и беседовали, попивая кофе, а доктор с Нараяной закурили сигары.
   - Позвольте задать нескромный вопрос, Павел Павлович: сколько стоит вам квартира, включая стол, услуги и так далее? Ввиду окружающей вас роскоши, я полагаю, что это должно быть очень дорого, - сказал Супрамати.
   - Нет, я плачу относительно недорого. Всё, что вы видите, стоит мне тридцать тысяч рублей в год, а так как мой годовой заработок равняется шестьдесят тысяч рублей, то, значит, половина остаётся мне на остальные нужды и удовольствия.
   - У вас - большая практика?
   - Я - врач общества этого дома, который - невелик и вмещает всего три тысячи жильцов. Другие дома имеют по пятнадцать и двадцать тысяч человек. Но порядок, установленный в таких учреждениях, везде одинаков. У каждого - свои врачи, аптекари, дантисты, механики и так далее, которые связаны с заведениями пожизненными или продолжительными контрактами. Здесь нас - три врача, и я обязан во всякое время дня и ночи быть в распоряжения жильцов четырёх этажей, находящихся в моём заведении.
   В этом отношении мы также - счастливее наших коллег прошлых веков, которые должны были охотиться за пациентами. Причём один утопал в золоте, другой умирал от голода. В настоящее время, находясь в зависимости от случайности клиентуры, никто не мог бы существовать. Каждый находит прочное положение, обеспечивающее ему известное довольство. Конечно, есть разница в заработке врача, так, заведения второго и третьего класса платят меньше, но всё-таки это - верный доход.
   Да, я забыл сказать, что мой обед рассчитан на троих: на меня, мою жену и дочь. Хоть моя жена в настоящее время и отсутствует, а дочь гостит у бабушки, мне подают всё-таки на троих, и я могу приглашать друзей. Если я приглашу больше гостей, то платить должен отдельно.
   Когда доктор сказал о жене, Супрамати с любопытством, посмотрел на него. Он знал от Нараяны, что дама была в супружеском отпуску с возлюбленным. Но напрасно он искал на лице своего амфитриона и даже в его мыслях, которые читал, хотя бы тень грусти, ревности, нравственного страдания. По лицу доктора было разлито спокойствие, а его мысли отражали только любопытство, которое внушала ему личность Супрамати. Доктор инстинктивно чуял в своём госте что-то необыкновенное.
   - У нас, в Индии, люди ещё - очень консервативны. Я убеждаюсь в этом каждую минуту. Мы отстали, по крайней мере, на столетие, - сказал Супрамати, улыбаясь. - Рискуя, что вы примете меня, дорогой Павел Павлович, за выходца из прошлого века, я позволю себе задать вам ещё несколько вопросов ввиду того, что я намереваюсь употребить своё очень значительное состояние на нововведения по последним данным европейской цивилизации.
   - Пожалуйста, ваша светлость, спрашивайте. Я буду рад разъяснить всё интересующее вас.
   - Благодарю. Я желал бы осведомиться насчёт медицины, устройства больниц, борьбы с эпидемиями, со смертностью и так далее. Я знаю, что в медицине произошёл огромный переворот, что прежние эпидемии уступили место другим, но все мои сведения поверхностны.
   - Это - понятно, князь. Вы ещё слишком молоды, чтобы приобрести познания по специальным отраслям науки. Я постараюсь ответить на ваши вопросы по порядку. И так, прежде всего о медицине. Она развилась и изменилась, что было необходимо, потому что человечество страшно изменилось, и люди мало походят на прежних, насколько я могу судить по нашей литературе. Если вы, принц, изучали историю минувших веков с этой точки зрения, то...
   - Как же, - перебил Супрамати, - я забыл сказать вам, что у меня страсть к археологии, и я так ушёл в прошлое, что даже чувствую себя в настоящем не на своём месте.
   - В этом случае я вам сочувствую. Я тоже люблю рыться в прошлом, читать старые медицинские сочинения, сравнивать прежние нравы с нынешними и подчас, - сказал он и вздохнул, - мне кажется, что, несмотря на их более тяжёлую, бедную, лишённую комфорта жизнь, минувшие поколения были счастливее нас.
   Впрочем, это всё - грёзы мечтателя. Конечно, и в нашей современной действительности достаточно прекрасного и хорошего, чтобы не сожалеть о прошлом. Но возвращаюсь к вопросу.
   Наше поколение - малосильно, всё у нас - искусственно, теплоты солнца недостаёт и людям, и растениям. Все эти фрукты, овощи и прочее лишены естественного импульса для произрастания. Всё растёт и зреет при помощи электричества, и наши организмы, пресыщенные электричеством, стали до чрезвычайности хилы и нервны. Нынешняя порода людей будто нигде не находит себе места. Лихорадочно возбуждённая и в то же время страстная, но утратившая прежнюю мощь, она породила болезни, неизвестные прошлым векам. Холера, чума, дифтерит, инфекционные болезни исчезли. Наука сумела исследовать и осилить мир бацилл, особенно после полного истребления крыс и мышей к концу XX века. Но взамен их возросли нервные болезни в ужасающих размерах. Менингит, например, является ныне бичом человечества и убивает за несколько часов.
   Есть ещё странная, ужасная и неизлечимая болезнь святого Эльма. Больной начинает испускать огонь. Сначала из концов пальцев, потом изо рта и ноздрей. К такому больному опасно подходить: как это ни странно, но болезнь - заразна. Через два-три дня страшных мучений человек умирает. Тело кажется нетронутым, но внутренние органы сожжены.
   Наша анормальная жизнь мстит за себя! Таланты редчают, возбуждённый мозг лишь с большим трудом выносит продолжительную и деятельную умственную работу. Рождаемость также уменьшается в тревожных размерах, живут уже не сердцем, а ощущениями. То, что прежде было любовью, обратилось в чувственность. Леность и слабость объяли человеческий род. Так учёные, слишком усердные работники, нередко впадают в летаргию и только после нескольких месяцев полного отдыха в состоянии приняться за занятия. С другой стороны, есть люди, которые проводят половину жизни в дремоте и прозябают, таким образом, не будучи в состоянии очнуться и работать. Для таких есть специальные убежища.
   Болезни, будучи менее частыми, стали более сложными, а ввиду произошедших в человеческом организме изменений прежние методы лечения уже неприменимы! Аллопатические дозы, которые назначали раньше, подействовали бы теперь ошеломляюще и убили бы больного. Так что я иногда спрашиваю себя, какими исполинами должны были быть люди ещё два, три века назад, не только, чтобы глотая не умереть, но даже излечиться такими варварскими средствами.
   - Значит, аллопатия теперь - не в ходу и, вероятно, воздаётся честь нашей индийской растительной медицине и магнетизму, - сказал, улыбаясь, Супрамати.
   - О! Я полагаю, что никто не лечится больше аллопатией. Её заменила гомеопатия, лечение магнетизмом - самое действенное. Теперешний врач не может получить диплом, не пройдя курс магнетизма и не будучи хорошим магнетизёром. Есть и особые магнетизёры-специалисты, обладающие исключительной силой. Те следуют особому режиму и образу жизни в медицинских институтах, откуда эти целители и вызываются в серьёзных и опасных случаях.
   - Вы сказали, доктор, что рождаемость уменьшается в тревожных размерах? Это объясняет мне, почему на улицах и в садах видно так мало детей. Печальная перспектива для человечества! - сказал Супрамати.
   - Да! Будущее представляется мне не только печальным, но зловещим, - сказал доктор со вздохом. - Статистикой доказан факт, что смертность превышает рождаемость. Поэтому государство стремится блюсти подрастающее поколение и охраняет его от возможных случайностей. Вследствие этого дети с рождения помещаются в специальные заведения.
   - Это - некоторое насилие относительно родителей! - сказал Супрамати.
   - Нисколько. Родителям предоставляется свобода оставлять у себя малюток, но они обязаны с шестилетнего возраста посылать их в школу. Школьная карета с особо доверенным лицом приезжает за детьми в девять часов и привозит обратно в пять. Во время рекреаций их водят в санитарный сад, где подаётся тёплое молоко, свежие яйца, фрукты. Тем не менее, многочисленных семей больше нет, как и не существует "семьи" в прежнем смысле.
   К чему это, в конце концов, приведёт, - один БОГ знает, настолько условия жизни становятся тяжелы. В тёплых странах, как здесь, например, ещё ничего, но на севере, где страшные морозы и не всякий может оттуда бежать, существование становится анормальным. Несчастные, вынужденные жить в таком климате, подвергаются приступам спячки или оцепенения в такой степени, что часто приходят в себя только через пять, шесть дней, чтобы немного подкормиться. Что касается полярных жителей, они исчезли.
   Раздался дрожащий и мелодичный звук, но такой громкий, что его было слышно во всей квартире.
   Доктор встал и подошёл к большой раме с металлической пластинкой, на которой появились фосфорические знаки.
   - Извините, господа, меня зовут к больному, - сказал Павел Павлович, обращаясь к гостям. - Я, право, в отчаянии, но, может, вы подождёте меня, я поспешу вернуться.
   Но гости поблагодарили, сказав, что у них ещё визит к амазонкам.
   Супрамати пригласил доктора к себе на обед в один из ближайших дней, и они расстались. Доктор побежал к своему балкону, чтобы перелететь на самолёте на балкон своего клиента, а приятели пошли к своему экипажу.
  
   Глава 9
  
   Амазонки жили за городом на расстоянии не меньше часа пути. Дорога, превосходно содержимая и гладкая, вилась между зелёных полей и садов. Во все стороны, куда хватал глаз, были видны колоссальные теплицы и оранжереи со сверкающими на солнце стеклянными куполами.
   Проезжая мимо огромного здания, построенного на пригорке, Нараяна сказал:
   - Это - яичный завод. Тут содержатся несколько миллионов кур, которые несутся день и ночь. Компания ведёт блестяще дела, потому что каждое яйцо заранее куплено учреждениями, подобными тому, где живёт доктор, а их в городе более двухсот тысяч, при населении в несколько миллионов. Но вот мы уже приближаемся к городку амазонок.
   Дорога здесь шла немного в гору, и с вершины холма вдали стали видны белые стены ограды, разноцветные здания и огромные сады общины.
   Через несколько минут автомобиль остановился у въездных ворот.
   Это был высокий портал с колоннами из белого мрамора, увенчанными колоссальных размеров группой тоже из мрамора. Она изображала мужчину, лежащего на спине и держащего в зубах половинку яблока, а женщина, с гордо закинутой головой, поставила ногу на грудь мужчины, а в поднятой руке держала знамя с надписью красными буквами:

ЕВА-ПОБЕДИТЕЛЬНИЦА

   - Ева, свергнувшая тиранию мужчины и изгнавшая мужа. Ни один мужчина не имеет права жить здесь, - сказал Нараяна, прочитав надпись.
   - А между тем мы собираемся войти, и ты рассчитываешь, кажется, быть принятым, - сказал Супрамати, усмехнувшись.
   - О! Гостей они принимают, но соблазнить их трудно, ввиду того, что многие из них принадлежат к "третьему полу".
   Тем не менее, если ты понравишься даме, она, пожалуй, наградит тебя минутной любовью, что, однако, не даст тебе дальнейших прав. Это - вроде чашки чая, подаваемой гостю, которая также ни к чему не обязывает.
   - А подарки можно делать таким гостеприимным хозяйкам? - спросил Супрамати.
   - Это дозволяется, хоть и необязательно. Но, если кто желает завоевать расположение и быть хорошо здесь принятым, он должен пожертвовать сумму на улучшение общины. Это называется "носить дрова для собственного костра". Меня, например, хорошо принимают. Я уже пожертвовал для своего "костра" миллион, а попутно откушал не одну "чашку чая"...
   - Неисправимый повеса! - сказал Супрамати.
   Нараяна подмигнул.
   - Привычка, милый мой. К тому же женщины тут есть прехорошенькие и по большей части артистки. Лучшие произведения искусства бывают обыкновенно на выставках амазонок. Но я позвоню, чтобы нам открыли двери рая.
   Он подошёл к решётке и нажал металлическую кнопку.
   Несколько минут спустя дверь открылась и у входа показалась кокетливо одетая женщина неопределённых лет, высокая и худая.
   На ней были жёлтые кожаные лакированные ботинки с голубыми шёлковыми чулками, короткая юбочка и тёмные шёлковые панталоны буфами, того же цвета блуза и фетровая шапочка с голубым пером.
   - А! Это - вы, принц? Кого вы привезли к нам? - спросила она, протягивая Нараяне руку.
   Когда он представил своего двоюродного брата Супрамати, его так же удостоили пожатием руки.
   - Входите, господа, а экипаж вы уже знаете куда поставить, мистер Нараяна, - сказала она.
   Вкатив автомобиль в сарай у стены, они оба и их спутница направились по усыпанной песком аллее к большому зданию с громадным подъездом.
   Они вошли в круглую прихожую, увенчанную вверху куполом с цветными стёклами, а оттуда в открытую залу, представляющую вход в царство амазонок. Отсюда открывался вид на огромный парк, прорезанный песчаными аллеями. Вдали сверкала гладкая поверхность озера, а из зелени выглядывали купола беседок и стены домов, разбросанных в глубине парка.
   В зале были белые стены, украшенные сеткой из золотой проволоки, на которой вились ползучие растения с цветами и густой зеленью, преобладали розы, распространяя одуряющий аромат. В мраморном бассейне посередине бил фонтан, переливаясь всеми цветами радуги.
   - Не желаете ли, господа, погулять в парке? Наши дамы ещё - не в сборе, а потом они займутся туалетом, так как у нас сегодня концерт. Соберутся в большом павильоне, куда вы и пожалуете часа через полтора. Я должна извиниться, у меня ещё есть работа, а затем нужно переодеться.
   - Конечно, Ираида Петровна, отправляйтесь по своим делам. Мы погуляем в вашем парке, где так много интересного, и с вашего позволения пройдём в теплицы и оранжереи.
   - Пожалуйста, всё - к вашим услугам. До скорого свидания. Она кивнула и исчезла в боковой аллее.
   - Эти дамы прекрасно устроились, - сказал Супрамати, осматривая чудную картину.
   - Да, они - богаты, любят искусство и постоянно украшают своё обиталище. Пойдём, сначала я покажу тебе гроты, потом отправимся в теплицы, которые - замечательны, - сказал Нараяна.
   И они направились по аллее.
   Парк содержался в порядке. Всюду были цветники, статуи, павильончики, словно высеченные из коралла, перламутра или лазуревого камня. В огромных птичниках летали редкие птицы, а стаи белых и тёмных павлинов блестели в траве разноцветным оперением.
   Проходив с четверть часа, они подошли к груде скал. В расщелинах росли кустарники, а с вершины широкой струёй падал каскад, образуя внизу ручей, исчезающий в глубине парка.
   Они вошли в узкую, но высокую расселину в виде двери, и Супрамати очутился в гроте из сапфирового цвета сталактитов. Голубой свет наполнял грот. В его конце, в углублении, стояла статуя женщины из голубого хрусталя. В одной руке она держала кувшин, из которого с журчаньем лилась струйка воды в хрустальный бассейн, другой рукой она поднимала голубой шар в виде лампы.
   По другим нишам были разбросаны диванчики из золочёной бронзы с голубыми шёлковыми и с золотой бахромой подушками. На столиках стояли фарфоровые подносы с чашами и хрустальными кувшинами, наполненными чем-то тёмным. Неподалёку, в виде треугольника, были расположены ещё два грота, так же отделанные. Только статуя, свет, подушки были в одном изумрудного цвета, а в другом рубинового.
   - Отдохнём немного, здесь - очень красиво. Тому, кто не видел гроты, окружающие источник Первобытной Эссенции, картина покажется волшебной, - сказал Супрамати, усаживаясь на диван.
   - Правда, здесь - хорошо. А самое интересное, что почти всё здесь - работа амазонок. Например, статуи сделаны из вещества, изобретённого лет пятьдесят назад, по блеску, по игре света оно походит на горный хрусталь, но его можно окрашивать по желанию и высекать, что угодно. А лампы делают из того газа, который горит вечно. Но так как его свет - слишком ослепителен, его помещают в цветные шары. Это даёт эффект, но ведь у тебя должны быть такие лампы?
   - Да, я видел их в одной из зал библиотеки.
   - Кстати, - сказал Нараяна, - на последней выставке один художник дал несколько статуй и в зрачки ввёл крошечные шарики с таким светом. От этого лица получили жизненное, но вместе с тем и демоническое выражение. Однако пора идти, если желаешь видеть теплицы.
   Нараяна знал топографию местности и быстро провёл друга к огромным высоким постройкам со стеклянными куполами.
   Они вошли в первое из этих сооружений, оказавшееся широкой и длинной галереей. По обеим стенам в три этажа были расположены на бронзовых колонках стеллажи вроде балконов, на которых помещались ящики, кадки и гряды земли, покрытые растительностью.
   - Здесь культивируют хлеба: рожь, пшеницу и так далее, - сказал Нараяна, всходя по металлической лестнице, которая вела на первую галерею.
   Там в ящиках и кадках росла кустарниками рожь. Огромные колосья сгибались под тяжестью множества зерён величиной с крупную горошину. Каждый куст представлял сноп этих колосьев.
   - Когда колосья созревают, их мелют в электрической машине. Теперь в городе многие небогатые семьи выращивают таким способом рожь в кадках и муку мелют дома. Это обходится дешевле.
   - Но как же целая семья может прокормиться мукой из ржи, созревшей на её балконе? - спросил, смеясь, Супрамати.
   Нараяна также засмеялся.
   - Должно быть, может, потому что люди едят теперь мало. Я помню, сколько мы поедали в XIX веке, и, сравнивая, сколько надо теперь человеку, чтобы быть сытым, я удивляюсь. Тогда здоровый человек, особенно пролетарий, свободно съедал три фунта в день, теперь не найдёшь такого, кто бы переварил один фунт, а прочее в том же роде. Одной картофелины хватает на семью, одна-две ягоды земляники - самая большая порция. Ты заметил, что ел сегодня доктор? Три-четыре ложки супа, пирожок величиной с орех, одну спаржу, - правда, с прежний огурец толщиной, рисовую котлетку и одну ягоду земляники. К хлебу он не дотронулся. Подай такой обед Лормейлю или даже Пьеретте, они умерли бы с голода через три дня, - сказал Нараяна и засмеялся.
   Супрамати улыбнулся.
   - Правда, по нашим прежним понятиям этого мало, но ведь это - не новость, что аппетит человека уменьшается. Ты, видевший аппетит средневековых рыцарей и принимавший участие в тех пиршествах, где подавали целых кабанов, мог сравнить, каким пигмеем рядом с этим закованным в железо великаном, оказывался человек XX века, который не мог справиться с одним пирогом. А теперь, когда близится конец, регресс пойдёт ещё быстрее. Продуктов окажется всё меньше, и они будут дороже, а человек, становясь всё более нервным и более пропитываясь электричеством, при извращённой и порочной жизни, будет есть ещё меньше. Его хилый организм потребует ещё более лёгкой пищи. Впрочем, шаг, сделанный в этом направлении, громаден за последние три века, и вид этой растительноcти, такой же анормальный, как и её насадители, внушает мне интерес.
   - Действительно, всё - громадно и анормально. Взгляни на этот колос, в нём - около тысячи зёрен, величиной с боб, и весит он несколько фунтов. Но, во всяком случае, увеличился комфорт, и люди довели свой труд до минимума. Взгляни на это сито, протянутое над всеми посадками. Три раза в день поворачивают рычаг при входе в галерею, и через множество проводов выступает вода и через это сито мелким дождём поливает растения. Через десять минут или четверть часа, смотря по надобности, автоматический механизм замыкает рычаг в определённую минуту. Жатва производится также посредством машин. Земля в ящиках и кадках возобновляется не раньше пяти или шести лет, ввиду того, что её постоянно удобряют, поливая студёнистой массой, - смесью экстракта нефти и разных снадобий, которой это вещество всасывается и поддерживает плодородие почвы.
   - А что в других теплицах и в этом огромном круглом павильоне? - спросил Супрамати, указывая на отдалённые здания.
   - В теплицах - овощи и фрукты колоссальных размеров, а там лес деревьев, из которых выгоняют растительное молоко, очень распространённое теперь, когда так вздорожало коровье. Всё это - под защитой стеклянных куполов и не боится дождя, засухи, града и других бедствий прежнего земледельца. Голод в настоящее время исчез. А эта круглая башня - мукомольная мельница, за ней амбары для запасов, консервов, сухих фруктов и так далее.
   Весь день амазонки заняты посадками, жатвой и другими работами, но так как они - богаты, то нанимают помощниц, держат служанок и несколько кухарок.
   Но я полагаю, ты достаточно насмотрелся здесь. Пойдём теперь к лебединому озеру, там - главное здание и другие заведения.
   По аллее, обрамлённой цветниками и кустарниками, они направились к большому озеру. На его гладкой поверхности плавали белые и чёрные лебеди. Посередине, на маленьком изумрудно-зелёном островке, возвышался лебединый домик и большой птичник. У берега была привязана лодка, сверкающая эмалью и позолотой.
   Огибая озеро, посреди кустов и вековых деревьев, был разбросан ряд построек.
   Во-первых, стоял огромный дом в 10 или 12 этажей из эмалированного кирпича. Этот дом был главным местожительством амазонок. Дальше был маленький, весь розовый дворец начальницы общины, "царицы амазонок", как её называли. Затем - два очень больших здания, голубое и красное, с галереями, колоннами и высокими портиками, к которым вели монументальные лестницы.
   - Голубое - храм искусств, - сказал Нараяна. - В нём - мастерские живописи и скульптуры, библиотека, школы: музыкальная, декламации и так далее. В красном - театр, концертный зал, залы для собраний, танцев, гимнастики и игр.
   Когда они входили в галерею с колоннами из красного дворца, до них донеслись звуки музыки. Затем они вступили в концертный зал, уже полный публикой.
   В глубине, на возвышении, была сцена, задрапированная красной материей, и там сгруппировались артисты. На скамьях, покрытых красным, сидели слушатели. Против сцены, в закруглённом углублении, была устроена большая ложа, убранная красным с золотом.
   В ней, на стульях с резными спинками, помещалось "начальство" общины, красивые женщины, в нарядных лёгких платьях, большеё частью белых. Шеи и руки были украшены бриллиантами, а завитые и распущенные волосы цветами. Посередине ложи восседала "царица" амазонок, молодая и красивая особа с чёрными волосами и глазами.
   К этой ложе Нараяна и повёл Супрамати. После представления "кузена" они были приглашены занять места позади "царицы", рядом с двумя другими господами еврейского облика.
   Это были директора одного из театров, приехавшие приглашать певиц, которые ради общины соглашались выступить на сцене за неимоверно высокую плату.
   Молодые артистки пели превосходно, но Супрамати не понравились их мелодии, иногда дикие и дышащие страстностью. Оба директора были в восторге и уже в первом антракте условились с начальницей общины, что на другой день утром приедут подписывать контракт. Ещё одну странность подметил Супрамати: некоторым номерам пения аккомпанировали невидимые инструменты. Глубокие аккорды с тихой модуляцией вторили голосам певиц. Казалось, что эти новые инструменты также страстно увлекались исполняемой музыкой, как и её живые выразительницы.
   По окончании концерта "царица" пригласила присутствующих к ужину и все прошли в обширную, волшебно освещённую залу с расставленными столами, украшенными серебром, хрусталём и душистыми цветами.
   Супрамати с Нараяной и оба директора как почётные гости были помещены за столом "царицы", и Супрамати скоро убедился, что она флиртует с Нараяной.
   "Пир как раз для Мага", - подумал он, до того легки были подаваемые блюда, состоящие из овощей, фруктов и воздушных, тающих во рту пирожков.
   Всё было превосходно приготовлено, но Супрамати едва притрагивался к кушаньям, чувствуя недомогание. Воздух, которым он дышал, казался ему густым, грудь давила тяжесть и временами кружилась голова. От чёрных теней, скользящих между присутствующими, веяло ледяным холодом. Его охватила тоска, и он с удивлением смотрел, как Нараяна болтал со своей соседкой, ел с аппетитом и чувствовал себя, по-видимому, превосходно.
   Чувство, что кто-то смотрит на него, вывело Супрамати из задумчивости. Он огляделся и увидел, что чёрные глаза сидящей напротив него дамы смотрели на него с таким любопытством, с таким восхищением, что усмешка мелькнула на его лице. Пойманная на месте преступления, дама, казалось, смутилась. Прозрачное личико зарделось, и она отвернулась. Но минуту спустя её взгляд снова остановился на Супрамати. На этот раз и он вгляделся в неё.
   Это было очаровательное создание, юное, с густыми золотистыми волосами и белым личиком. На пурпуровых губках замечалась энергичная складка.
   После ужина все отправились гулять по великолепно освещённому парку, и Нараяна вёл под руку "царицу" амазонок, которая не скрывала, что он нравился ей. Ей и в голову не могло прийти, что красивый молодой человек, ухаживащий за ней, как простой смертный, был амфибией между видимым и невидимым миром.
   Когда Супрамати спускался по ступеням в парк, дама, разглядывавшая его за столом, вдруг очутилась возле него.
   - Позвольте мне, принц, показать вам наш сад. Меня зовут Ольга Александровна Болотова, я - племянница председательницы нашей общины, - сказала она, кивая головой.
   - Будьте так любезны, я вам - благодарен, - сказал Супрамати, кланяясь и подавая ей руку.
   Она вздрогнула и подняла на него испытующий взгляд.
   - Какой странный ток исходит от вас! Он вызвал во мне дрожь, - сказала она.
   - Это вам показалось, - сказал Супрамати, подавляя усилием воли испытанное девушкой ощущение.
   - Правда, теперь я уже ничего не ощущаю.
   И она принялась болтать, подвергая своего кавалера допросу, откуда он явился, кто - он и так далее.
   Супрамати слушал её, но его ответы были сдержанны, бесцветны и даже холодны. Болтовня начинала ему надоедать, а заниматься флиртом он не мог.
   Над ним ещё тяготели величие и важность его положения как Мага и мыслителя, только что вышедшего из области Тишины и Созерцания. Гармония и Торжество Победы, одержанной над страстями плоти, запечатлелись на его чертах особой духовной красотой.
   Он почувствовал облегчение, когда к нему подошёл Нараяна и сказал, что пора уезжать.
   Когда они ехали уже в автомобиле, Нараяна стал подсмеиваться и поддразнивать Супрамати.
   - Поздравляю с победой, в тебя влюбилась красивейшая из амазонок. Она просто ела тебя глазами. На этих днях она явится к тебе с визитом, потом последует приглашение к ней, а кончится тем, что тебе предложат... "чашку чаю"!
   - Которую я принимать не намерен, - сказал Супрамати.
   - Почему? Я уже говорил, - да и ты знаешь лучше моего, что во время путешествия по свету любовные отношения разрешаются. Никто, даже твоя вековая супруга Нара, не будет иметь ничего против. Потому что для Мага даже необходимо иногда окунуться в действительную жизнь. И так, зачем ты будешь отвергать любовь этого очаровательного ребёнка, обожающего тебя? До сих пор она - чиста, если можно ещё в настоящее время употреблять это слово. Я хочу сказать, что она ещё не поддавалась любви мужчин и женщин, из которых многие без ума от неё. И так, ты - её первая страсть. А если в память своего пребывания здесь ты оставишь ей ещё маленького мага, то этим избавишь её, может, даже от других опасностей и она отдастся ребёнку. Ха! Ха! Ха! Да ты ещё сделаешь доброе дело...
   Супрамати улыбнулся.
   - Твои доказательства - особенные и достойные такого, как ты, неисправимого проказника. Но как ты, будучи посвящённым, не понимаешь, что степень достигнутого мной Очищения препятствует мне находить удовольствие в подобных похождениях?
   Уже одно присутствие этих людей, с их тяжёлыми, нечистыми, зловонными излучениями тягостно действует на меня. Что же будет, если я вступил бы в такие отношения? Кроме того, она ещё полуребёнок и возбуждает во мне сожаление. Её флюиды и мысли доказывают, что она - меньше испорчена, нежели её подруги, меньше заражена окружающими её пороками.
   Она - впечатлительна, потому что сразу почувствовала чистый ток, исходящий из меня, который не пробил толстую материальную броню других. Поэтому я посмотрю, не смогу ли употребить внушённое мной чувство на то, чтобы возбудить в ней более благородные мысли и вырвать из грязи, в которой она пресмыкается.
   Ведь наше назначение - испытывать сердца и разыскивать тех, кого ещё можно спасти и в достаточной мере посвятить, чтобы можно было их взять с собой на новую планету, большую и населённую существами, едва вышедшими из животного состояния. Предстоит громадный труд, и нам понадобятся помощники и наставники, воодушевлённые чистым рвением. Подумай об этом, Нараяна, ведь ты же отправишься с нами?
   - Ах, не напоминай мне об этой перспективе! - воскликнул Нараяна. - Я чуть не плачу, когда подумаю, что наша бедная старушка осуждена на смерть и доживает последние дни. Надо пользоваться этой последней возможностью насладиться культурной жизнью, веселиться, оказывать внимание нашей умирающей, любуясь и смакуя всё, что она даёт нам.
   На новой планете будет столько дела! Нечего сказать, хорошее удовольствие цивилизовать этот зверинец. Я буду чувствовать себя гладиатором или укротителем зверей.
   Но пока мы не освоимся сколько-нибудь с этими низшими породами, я недоумеваю, как мы будем обходиться без театров, ресторанов, железных дорог, автомобилей, воздушных экипажей и так далее. Ничего, кроме этой дичи!..
   В его голосе звучало такое отчаяние, что Супрамати расхохотался, но не успел ответить, потому что экипаж остановился у его дворца и один из слуг поспешил встретить его.
  
   Глава 10
  
   На следующий день, когда Супрамати завтракал на открытой террасе, выходящей в сад, он увидел приставший к башенке самолёт, из которого выскочил Дахир в сопровождении секретаря. Пять минут спустя Дахир, улыбаясь, появился на террасе.
   - Как, ты уже окончил своё кругосветное путешествие в три дня? - спросил Супрамати.
   - Я побывал только в храме ГРААЛЯ и проехался ненадолго в Шотландию, - сказал Дахир.
   Я привёз тебе поклоны от всех друзей и главы братства. Все желают увидеть тебя. Любовь, с Которой меня встретили, тронула меня и придала силы. После всего услышанного от них, я был огорчён нравственным и физическим вырождением мира. Притом мне стало скучно одному. Я так привык делиться с тобой своими мыслями и впечатлениями, что мне было противно бродить одному по этому новому миру. А так как и в Царьграде немало интересного, то я и вернулся.
   Супрамати протянул ему руку и взгляды, которыми они обменялись, доказывали, как сильна и непоколебима - связывающая их дружба.
   - Но что тебе понадобилось в Шотландии? - спросил Супрамати.
   - Ничего особенного. У меня появилось желание повидать место, где мы оба выдержали наше первое Посвящение. Ах, я испытал гнетущее чувство, когда увидел, что волны покрывают место, где расстилались равнины города и порта самого величественного в мире флота. Гористая часть Шотландии тоже пережила, однако, страшную катастрофу, но наше древнее гнездо всё ещё ютится на утёсе. Оно, кажется, так же несокрушимо, как мы. Я даже хочу предложить тебе, Супрамати, поехать провести там несколько недель, чтобы отдохнуть от соприкосновения с действующим на нервы порочным обществом, в которое мы принуждены войти. Мы изучим там, на свободе, историю трёх веков, которые прошли около нас так, что мы их даже не заметили, а эта тишина с видом на океан принесёт нам пользу.
   Супрамати слушал, понурив голову, и его сердце сжалось, но он поборол слабость и одобрил предложение Дахира, сказав, что при первой возможности они приведут его в исполнение.
   Затем он рассказал другу о встрече с Нараяной и обо всём виденном и услышанном за время их разлуки. Он описывал свой визит к амазонкам, когда явился Нараяна, в наилучшем настроении.
   - А, Кастор и Поллукс снова - вместе, - сказал он, смеясь и пожимая руку Дахира. - Он рассказывает тебе о своих победах у амазонок? Продолжай, Супрамати, и если ты пропустишь какие-нибудь подробности, я дополню твой рассказ. Держу пари, что он не упомянул о своём успехе. Красивейшая из амазонок - у его ног, сгорает от любви к нему, а он - бесчувствен, и прикрывается своим величием Мага.
   - Хорош был бы я Маг, если бы руководился гордостью, или, ещё лучше, увлекался бы похотью, - сказал Супрамати, пожимая плечами.
   - Он боится, как бы ревнивая Нара не свалилась ему, как снег на голову, и не устроила ему сцену, несмотря на их обоюдное величие! - сказал Нараяна, подмигивая.
   Супрамати рассмеялся.
   - Это предположение доказывает, какого страха задала тебе Нара, что ты до сих пор помнишь о супружеской дисциплине.
   Дахир рассмеялся, а Нараяна повёл плечами и сказал:
   - Брр! Давай лучше поговорим о другом.
   Он достал из кармана несколько печатных листов и развернул их.
   - Вот несколько объявлений, которые должны вас заинтересовать. Здесь есть такие места, которые вам необходимо осмотреть. Например, "Спиритуалистический нейтральный храм". Там не проповедуют ни БОГА, ни чёрта, а признают одну чистую науку и могущество формул. Там есть отделы вызывания духов, пророчеств, астрологии, ясновидения, показывают в магическом зеркале прошедшее и разные неведомые вещи, предсказывают будущее, готовят магические зелья, заговоры на любовь или ненависть, составляют гороскопы. Там имеются специалисты по всем полезным отраслям.
   Да, чуть не забыл. Там вызывают мёртвых, но только первой сферы и если смерть последовала не более 50 лет назад.
   - Вот это - любопытно. Сегодня же поедем в этот храм, Супрамати! - сказал Дахир.
   - Поедем. Мне любопытно увидеть, как они пророчествуют, что у них за волшебные зеркала, и какого сорта зелья они фабрикуют, - сказал Супрамати.
   - Закажите им свой гороскоп. Пусть они раскусят этот орешек, - сказал Нараяна.
   Дахир сказал, что последует его совету.
   - Отлично! Теперь перейдём ко второму номеру моей программы. Он - ещё интереснее, потому что в нём будет деятельная роль Супрамати, а также твоя, Дахир, раз ты - налицо.
   - Уж не собираешься ли ты показывать нас за деньги? - спросил Супрамати.
   - Нет, друг мой, я назначаю вам более благородные роли и хочу вас развлечь, дав занятие. А то ты в своих гималайских пещерах сделался совсем старым англичанином, одержимым хандрой, - сказал Нараяна. - А теперь слушайте! Здесь есть две ложи сатанистов и у них немало последователей. Главная резиденция сатанизма - во Франции, но их ложи разбросаны по всем странам. Через несколько дней там будут торжества и вот программа, чрезвычайно заманчивая.
   Нараяна развернул большой чёрный лист с надписью кроваво-красными буквами:

Программа собрания братьев ложи Люцифера,

такого-то дня и числа:

  
   1. Чёрная месса, совершаемая Люцифером.
   2. Поругание Божества.
   3. Кровавая чаша сатаны.
   4. Адская пляска.
   5. Жертвоприношение ребёнка, раздача крови и мяса.
   6. Большой пир с ларвами, близкими присутствующим действительным и вновь посвящённым членам.
   7. Вызывание умерших.
   - Ну, что, разве это - не великолепно? Разве это не достойная тебя или Дахира роль - присутствовать там и спасти вашей магической властью несчастных, купленных у бедных родителей детей, которых собираются задушить почтенные ложи Люцифера и Ваала, - сказал Нараяна, сворачивая программу.
   - Гм! Перспектива попасть в эту преступную, кощунственную берлогу не особенно заманчива, но всё-таки ты - прав, Нараяна. Раз только мы вошли в людскую толпу, наша обязанность бороться с тьмой и преступлениями посредством чистой и светлой власти, которой мы облечены. Только как же мы попадём на эти собрания? - сказал Супрамати. - Ведь если они пронюхают о нашем сане, то даже не подпустят близко подойти к дьявольскому гнёздышку.
   - Не бойтесь, я достану вам входные билеты. Завтра званый вечер у барона Моргеншильда, одного из моих друзей, очень любезного человека. Я обещал ему представить моих кузенов, прибывших из Индии. Вы встретите там весь цвет царьградского общества. Но так как барон - сатанист и член ложи Люцифера, а его дядя - один из главарей ложи Ваала, то вы понимаете, что им доставит удовольствие ввести вас на свои собрания. Конечно, в надежде обратить и вас, таких богачей, в свою веру. Но оба сатаниста и не будут подозревать, какую шутку я сыграю с ними.
   Обсудив все подробности, друзья расстались. Нараяна отправился, по его словам, делать визиты, а приятели переоделись и поехали в храм Нейтрального Спиритуализма.
   Это было обширное здание из базальта причудливого стиля. Широкие ступени вели ко входу, поддерживаемому колоннами. Возле монументальной бронзовой двери на высоких треножниках горели травы, распространяющие едкий и сильный аромат. На дверях были нарисованы огненно-красные, фосфоресцирующие ночью, огромные пентаграммы.
   Когда Дахир нажал металлическую ручку, дверь бесшумно открылась, и они вошли в сводчатую залу со стеклянным потолком сапфирового цвета.
   Посередине залы помещалась касса с двумя кассиршами.
   - В какое отделение вы желаете получить билеты, господа? - спросила первая, к которой обратились друзья, - Если вы - профаны, то могу указать, что секция магического зеркала, гороскопов или вызывания умерших - очень интересны. Впрочем, вот программа, потрудитесь выбрать.
   - Мы - не совсем профаны, - сказал Супрамати. - Но нам желательно видеть всё, что есть интересного в этом храме науки, поэтому потрудитесь дать нам билеты во все отделения.
   Когда они заплатили довольно круглую сумму, кассирша крикнула в аппарат:
   - Проводника для двух иностранцев, взявших билеты во все отделения.
   Через несколько минут вошёл молодой человек и представился им в качестве руководителя. Взглянув же на визитные карточки посетителей, он отвесил им поклон.
   - Ваши светлости прибыли из Индии, колыбели наших сокровенных наук. Значит, вы не можете быть профанами в полном смысле этого слова. С какого отдела вы желаете начать? - спросил он.
   - Действительно, мы обладаем кое-какими обрывками оккультного знания. Но я желал бы видеть, прежде всего, вызывание, - с усмешкой ответил Дахир.
   - В таком случае, мы спустимся в склепы, и вы вызовете по вашему желанию души ваших усопших родственников.
   В подземелье вела длинная лестница. Руководитель ввёл их в круглую, обитую чёрным залу, освещённую неизвестно откуда полусветом. В зале стоял острый и едкий запах.
   Близ двери, в длинных белых балахонах, стояло несколько молодых людей, которые спорили с молодой женщиной в трауре.
   Она желала, по-видимому, вызвать двух лиц, так как один из молодых людей заявил ей, что в таком случае она должна заплатить вдвойне, ибо на один билет нельзя вызывать двух душ.
   При входе Супрамати и Дахира вызыватели поклонились им, а руководитель провёл их в нишу, где стояли два кресла, и справился, кого они желают вызвать.
   Даме в трауре было предложено подождать, пока окончится сеанс для знатных иностранцев.
   - Да нет же, пожалуйста, займитесь этой дамой, - сказал Супрамати. - Мы не хотим никого вызывать, а желали бы поприсутствовать при этом явлении. Я вижу, что эта дама жаждет вызвать мужа и сына, погибших в море во время крушения. Это и нам интересно видеть.
   Вызыватели переглянулись, не понимая, каким образом иностранец был осведомлён об обстоятельстве, которого они ещё не знали, однако с их стороны возражений не последовало.
   Дама была посажена на стул в другой нише, и один из молодых людей с поясом, украшенным звёздами, что отличало его как главного вызывателя, занял место в центре большого металлического круга на полу. Помощники принесли три треножника и расставили их треугольником. Затем вызыватель достал из-за пояса карточку с напечатанными формулами и палочку, которой начал делать в воздухе каббалистические знаки, произнося заклинания.
   Вскоре зала потонула в полумраке. Раздался отдалённый гром, потом засвистел ветер и послышался плеск волн. Из металлического круга повалил чёрный дым и окутал вызывателя. С потолка блеснула молния, дым рассеялся, и перед зрителями предстало море.
   По небу неслись косматые тучи, у ног катились пенистые волны и терялись в облачной дали. Волны били и заливали остатки разбитого судна, а неподалёку молодой человек и мальчик лет десяти уцепились за доску и боролись с бурей, в надежде добраться до берега, видневшегося на горизонте.
   Дама в трауре вскрикнула и хотела броситься в воду, но один из помощников удержал её. Ещё несколько минут образы погибавших были видны, потом они растаяли в волнах и всё исчезло. Дама лежала в обмороке.
   Видимо, довольный собой, вызыватель вышел из круга и подошёл к Супрамати.
   - Вы показывали нам, сударь, не души умерших, - сказал Супрамати, - а лишь отражение прошлого и безжизненные, безличные оболочки.
   Лицо вызывателя покраснело.
   - Ваша светлость, нам только в редких случаях дано вызывать души.
   - Тогда следует называть вещи своими именами. Это - не совсем порядочно, - сказал Дахир, направляясь со своим другом к выходу.
   Иерофант проводил их гневным взглядом. Да и руководитель, не проронивший ни слова, исподлобья поглядывал на иностранцев.
   В отделении волшебного зеркала им больше посчастливилось, и они полюбовались террасой и уголком сада одного из их гималайских дворцов. Но в отделе гороскопов снова возникли недоразумения.
   Астролог несколько раз переспрашивал подробности, осматривал их руки, мешал азбуку, справлялся с цифровыми таблицами и, наконец, бросил всё.
   - Я ничего не понимаю в вашей судьбе, господа, - сказал он. - События представляют такую путаницу, что теряешься. Ни начала, ни конца вашей жизни не видно, а линии ваших рук кажутся бесконечными. Я не могу составить вашего гороскопа. Кто же - вы?
   - Да самые простые, безобидные люди, как и вы. Я не понимаю, что может препятствовать вам в составлении нашего гороскопа? - сказал Дахир, пожимая плечами.
   - Чёрт возьми! Мне ещё никогда не доводилось видеть, что жизнь, окончившаяся катастрофой, снова возродилась, как ни в чём не бывало! - сказал астролог.
   - Ну, так оставим это. Очевидно, наши флюиды - противоположны и неблагоприятно реагируют на ваше ясновидение! - сказал Супрамати.
   И они расстались.
   С сомнамбулами вышло ещё хуже.
   Несколько женщин, находящихся в трансе, пали ниц на землю и кричали, что они не в состоянии выносить ослепительного света, исходящего от этих двух людей.
   Этот случай был особенно неприятен Магам. Они поняли, что им нелегко скрыть свою силу и свойство. Но так как они уже составили себе понятие о направлении современного спиритуализма, то Супрамати хотел уйти, а Дахир желал видеть своё будущее. Супрамати, оставив его одного, направился к выходу.
   Когда он проходил коридором, открылась дверь, и на пороге появился молодой человек высокого роста, в плотно облегающем белом платье и чёрном плаще. На шее у него висела золотая, украшенная каменьями цепь с пентаграммой, спускающейся на грудь в виде медальона.
   Долгим, пытливым взглядом он посмотрел на Супрамати, потом поклонился ему и жестом пригласил его войти. Как только дверь за ними закрылась, и они остались вдвоём, этот человек, оказавшийся начальником заведения, опустился на одно колено.
   - Приветствую тебя, Учитель! Добро пожаловать под эту кровлю и не откажи нам в своей благосклонности, - сказал он. - Тебе подобает всякая честь и духи Сфер да охранят каждый твой шаг.
   Супрамати понял, что был узнан.
   - Сын мой, ты - истинно посвящённый, ибо ты узнал меня, - сказал он, возлагая руку на его голову. - Но храни молчание, таков - приказ Свыше. Я - не что более, чем скромный служитель Высшей Науки, и нам было повелено идти сюда. Я готов принять тебя в число моих тайных учеников, когда возвращусь опять сюда, но ты никогда и никому не должен выдавать тайну моего сана.
   - Благодарю тебя, Учитель, за даруемую мне милость, твоё приказание - для меня закон, - сказал адепт, целуя руку Супрамати.
   По дороге Супрамати передал Дахиру этот разговор.
   - Очевидно, - сказал он, качая головой, - его служащие возбудили в нём подозрение, что у них появились не совсем обыкновенные посетители, но я предвижу, что впереди ещё не одна опасность грозит нашему инкогнито.
   Назавтра друзья весь день были заняты визитами.
   Нараяна составил им список знатных лиц и богатых гостеприимных семейств, много принимающих у себя, с которыми, по его мнению, им следовало познакомиться.
   Утомившись этим объездом больше, чем если бы произвели целый ряд бурь, они вернулись домой и приняли ванну.
   Восстановив силы, они переоделись в лёгкое домашнее платье из мягкой шёлковой ткани и, пообедав, расположились на террасе, выходящей в сад, которая уже сделалась любимым местом отдохновения Супрамати.
   Кусты роз и других цветов наполняли воздух благоуханием. В густой зелени сверкали фонтаны, и эта мирная картина, это безмолвие природы успокаивало нервы, утомлённые соприкосновением с толпой.
   Растянувшись в шёлковых гамаках, они беседовали, попивая кофе и обмениваясь впечатлениями. Вдруг раздался шум, и объёмистый чёрный предмет спустился из воздуха на песчаную площадку вблизи террасы.
   Это был одноместный самолёт. Из воздушного экипажа вышла хорошенькая амазонка, Ольга Александровна Болотова. Она поднялась на ступеньки и протянула им руку. Супрамати был сконфужен и недоволен, а Дахир едва удерживался, чтобы не рассмеяться.
   - Вы, не особенно довольны моим визитом, принц? - сказала она. - Но мне так хотелось видеть вас.
   Супрамати протестовал против такого предположения, пояснив только, что предпочитал бы быть предупреждённым заранее об её визите, чтобы принять её более достойно. Затем он представил ей своего брата, принца Дахира.
   Девушка вздрогнула при этом имени, и какое-то неопределённое выражение скользнуло по её лицу, но она долго не задумывалась и обратилась к Супрамати:
   - Я ненавижу скучные визиты с церемонными приёмами и являюсь всегда внезапно. Я застала вас дома, чего же больше? Но если вы желаете угостить меня, дайте мне чашечку кофе и пирожок. А затем, господа, пожалуйста, ложитесь в свои гамаки. Я приехала не для того, чтобы стеснять вас, а поболтать, и китайские церемонии - смешны в наш просвещённый, свободный век.
   Она придвинула камышовое кресло к столу возле гамака Супрамати и выпила чашечку кофе, хрустя поданным по приказанию хозяина сухариком.
   Завязался разговор. Ольга была остроумна и образованна. Она рассказала, что приехала от приятельницы, в семье которой оба принца были днём.
   - Все - очарованы вами и хотят вас видеть. Кстати, вы будете на празднике барона Моргеншильда?
   - Да, мы получили приглашение, - сказал Дахир.
   - Значит, это - правда. А он телефонировал про это всем своим друзьям, и будет толпа народу.
   - Мне это - лестно, но я не совсем понимаю причину внимания общества ко мне и моему брату, - сказал Супрамати.
   - Очевидно, в вас подозревают что-то необыкновенное, - сказала Ольга. - Двоюродный брат моей приятельницы - вызыватель в нейтральном храме Спиритуализма, так он передавал, что вы были в их учреждении и произвели там переполох. Вы раскритиковали чудесно удавшиеся, по их мнению, вызывания. Сомнамбулы заявили, что от вас исходит сияние, как от солнца, а астролог даже заболел от отчаяния, потерпев неудачу с вашими гороскопами.
   - Это доказывает, что эти господа рассчитывают главным образом на невежественных и доверчивых посетителей, которым можно говорить и предсказывать всё, что вздумается, мы же приехали из Индии, где оккультные науки очень разработаны и где умеют отличить тень от психической индивидуальности. Тем не менее, мы сожалеем, что огорчили вызывателя.
   И оба посмеялись.
   Однако Супрамати поспешил дать другое направление разговору, и на его вопросы Ольга отвечала откровенно.
   Она рассказала, что была сиротой, имела значительное состояние и ушла в общину, чтобы пользоваться полной свободой.
   - Мне - хорошо у тёти, - сказала Ольга. - Тётя никогда не вмешивается в мои дела, я езжу, куда хочу, принимаю кого вздумается. А так как я люблю чтение и науку, в моём распоряжении одна из первоклассных библиотек мира, залы для занятий и прекраснейшие мастерские. Одним словом, полный комфорт и свобода.
   Разговаривая, она несколько раз с любопытством взглядывала на лежащую на столе книгу, но, наконец, не выдержала и спросила:
   - Можно взглянуть, что вы читаете, принц?
   - Разумеется. Книга мне кажется интересной, я нашёл её сегодня в своей библиотеке, - сказал Супрамати, подавая ей книгу.
   - А! "Прошедшее и Грядущее", - прочла она. - Это - интересно, хоть автор и пророчит в будущем несчастье и видит всё в чёрном цвете. Он предсказывает конец мира, страшные перевороты и второе пришествие антихриста, одним словом, одни ужасы. Но в сочинении есть и пробелы. Так, он почти не говорит о первом пришествии антихриста, а между тем это - такая интересная легенда.
   - Я знаю, что по преданию антихрист появлялся уже несколько веков назад и причинил много зла, но я не знал, что существует легенда об этом. Не помню только, как и чем он кончил, - сказал Супрамати.
   - Если желаете, я расскажу вам легенду. Она особенно интересует меня тем, что многие серьёзные люди предвидят близкое второе пришествие антихриста.
   Друзья уверили свою гостью, что будут ей благодарны, и она, подумав, начала рассказ:
   Это случилось в конце XX века. Время было тяжёлое. Происходило крушение тронов, ну, а подданные были охвачены всеобщим поветрием безумия. Измены и восстания подкапывали богатство и могущество стран. Народы объяла мания разрушения, беззакония и кощунства. Вражда к БОГУ и Христу приняла невиданные размеры. В это время и появился антихрист.
   Он прибыл из Америки и оказался сыном еврейки и расстриги-католического монаха, богоотступника.
   Это был чарующей человек, но демонической красоты. Над всеми, с кем бы он ни соприкасался, он обретал могущество. Он умел возбуждать страсти, управлять толпой сообразно своим целям и всюду вслед за ним разражалась буря вражды, анархии и братоубийственной войны.
   Сатанизм сделался так могуч, что всякий осмеливавшийся ещё верить в БОГА и переступать порог церкви, подвергался гонению. Но, несмотря на великие победы антихриста, немало оказалось ещё благочестивых и верующих людей, потому что у христианства были слишком глубокие корни. Образовались партии, и каждый с остервенением защищал свои убеждения.
   Христиане водрузили на своих дверях щит с высеченной чашей и крестом над ней. Перед церквями непрерывно курился в треножниках ладан, у входа были поставлены плоские чаши со святой водой, а порог можно было переступить только босым, произнося при этом Молитвы, отгоняющие бесов. Верующие для повышения своих сил собирались для общей Молитвы и ежедневно причащались, образовали христианскую милицию, которая охраняла их собрания, а также богослужения и процессии, если они осмеливались выходить за церковную ограду. Наконец, как отличительный знак христианина, каждый верующий в БОГА татуировал себе на ладони крест и, входя в какое-либо собрание, поднимал открытую руку, чтобы обнаружить распятие, и показать, к какой партии он принадлежал.
   Приверженцы сатаны не отставали от них. Они рисовали на своих домах и на руках рогатого козла или какой-нибудь иной дьявольский знак. В то время кровавые стычки с верующими и их убийства стали обыденным явлением.
   Антихрист подстрекал на все эти преступления. Вера с каждым днём таяла, а антихрист торжествовал.
   В тот момент, когда его могущество достигло своего апогея и ему оставалось сделать несколько шагов, чтобы завладеть мировым скипетром, он внезапно исчез и ошеломлённый народ вопрошал, что с ним случилось.
   Сначала никто ничего не знал, а потом стал циркулировать следующий рассказ о конце антихриста.
   Среди христиан находилась девушка ангельской красоты. Её кожа была лилейной белизны, волосы - словно золотые нити, а глаза - небесного цвета. Антихрист влюбился в неё и желал обладать ей. Он употреблял все способы соблазна, и сначала всё было напрасно, но затем в её голове созрел план уничтожить гения зла.
   Она притворилась, будто склоняется на любовь антихриста, но заявила ему, что из страха перед своей партией она не может открыто сочетаться с ним и, таким образом, завлекла его в уединённую пещеру в Альпах. Там, несмотря на ненависть и ужас, внушаемые им, она должна была отдаться ему. Но за это она влила ему в вино снотворное зелье, и когда он заснул, распяла его.
   Все демоны пришли от этого в бешенство и кинулись освобождать его, но девушка оборонялась Распятием, призывая на помощь Христа, Святых и Небесное Воинство. Тогда неведомой силой крест, к которому был пригвождён антихрист, глубоко врезался в скалу, пещера закрылась, и на входе в неё тоже появился высеченный в камне крест.
   Разъярённые демоны отшатнулись, но затем, схватили христианку и бросили в пропасть ледников. Христос, к КОТОРОМУ она взывала, умирая, обратил её в горлицу, и с тех пор она витает над входом в пещеру и стережёт темницу антихриста.
   Но когда наступит час, назначенный судьбой для торжества сатаны, демоны ринутся на приступ пещеры, горлица улетит на Небо, скала распадётся и освобождённый антихрист выйдет, уничтожит всех оставшихся верующих в БОГА и зальёт Землю кровью из своих ран. Эта кровь обратится в потоп и человечество потонет в нём, а Земля, покинутая даже демонами, погибнет.
   Поблагодарив девушку, Супрамати сказал:
   - Это - любопытная легенда. Но на чём основывается предположение, что антихрист в скором времени освободится из темницы?
   - Не знаю, но это предсказывается со всех сторон. Это витает в воздухе. На меня произвели сильное впечатление слова одного старого священника, нашего родственника, которого я люблю. Это - удивительный человек, словно из другого века. Он ведёт отшельническую жизнь, постится и молится день и ночь. Вера у него - так велика, что, когда бываю с ним, я также начинаю верить и пробую молиться. Правда, это не бывает продолжительно, и действительность вступает в свои права, - сказала она и засмеялась. - Но всё-таки слова преподобного Филарета имеют для меня большое значение. Этот благочестивый старец особенно почитает одного святого, жившего ещё в начале XX века и носившего имя отца Иоанна, прозванного Кронштадтским, по острову, уже не существующему теперь, где он был многие годы священником. Так вот, у отца Филарета бывают видения, ему является отец Иоанн, и, вероятно, даёт предсказания, потому что однажды он сказал мне: "О! Как люди - слепы! Они пляшут на вулкане, не хотят видеть, что могущество сатаны растёт с каждым днём, что он мало-помалу забирает в свои лапы всё человечество, что антихрист зашевелился уже в своей темнице, что расшатываются уже удерживающие его гвозди. Скоро пробьёт час, когда он выйдет, кипя ненавистью и гордыней, чтобы задушить всё, что ещё осталось доброго и чистого. Но наказание не замедлит поразить эту оргию зла, и Десница БОГА столь тяжело ударит по этому нечестивому гнезду, что оно развалится".
   Ах! Я вздрогнула от его слов, а потом сказала себе, что отец Филарет увлекается. Свет, право, не так уж дурён. У нас - так много свободы, благосостояния, знания, мы живём намного лучше, нежели люди прошедших веков. Почему же всё это должно быть преступным? Может, антихрист и придёт, а с ним все несчастья, но только ещё через несколько веков.
   - Будем надеяться, - сказал, улыбаясь, Супрамати. - Во всяком случае, у вас теперь так много сатанистов, что повторение всего, бывшего в XX веке, возможно.
   - Правда, их много. Но ведь это - такое же верование, как и всякое другое, и они имеют право поклоняться Люциферу, как и те, кто желает почитать БОГА и Христа, душе приказывать нельзя. Или вы другого мнения?
   - Нет, я не намерен посягать на свободу совести, но поклонники сатаны не внушают мне симпатий.
   - Действительно, между ними есть отвратительные личности. Особенно одного я не могу даже видеть! - воскликнула Ольга.
   - Разве этот бедный люциферианин оскорбил вас чем-нибудь, что вы так не расположены к нему? - спросил Дахир.
   Ольга покраснела.
   - Посмотрю я, как он посмеет меня оскорбить! Он просто надоел...
   Хозяева улыбнулись, засмеялась и гостья.
   - Видите ли, в чём - дело. Он влюблён в меня и желал бы сделать меня своей возлюбленной, а я буду любить только того, кто мне понравится. Но меня злит, что он всюду волочится за мной. Это испортит мне даже удовольствие предстоящего бала у барона Моргеншильда. Он - двоюродный брат хозяина и, конечно, будет приглашён, а, значит, надоест мне своими ухаживаньями. Однако мне - пора, сегодня у тёти - гости, - сказала Ольга, вставая.
   Она пожала руки хозяевам и села в самолёт, а минуту спустя аппарат поднялся и исчез из виду.
   Как только друзья остались вдвоём, Дахир рассмеялся.
   - Поздравляю, Супрамати, твоя победа - восхитительна и, если устоишь перед этой соблазнительницей, вдвойне опасной по своей наивности, ты окажешься твёрже святого Антония.
   - Ах, оставь ты меня в покое. Ничего глупее не могло со мной приключиться, как эта победа! Экое несчастье, что не ты первый попал к амазонкам. Победа досталась бы тебе, и, как знать, может, ты оказался бы снисходительнее.
   - Почему я? Не будь самоуверен. Ты забываешь, что раз мы вмешиваемся в толпу людей, то их флюиды действуют на нас, а мы, несмотря на наши Знания, остаёмся людьми, да ещё "бессмертными", у которых ни лета, ни болезни не убивают плотских инстинктов организма, в котором жизнь бьёт ключом. Чтобы обуздать страсти, ещё таящиеся в глубине человеческого существа и подстрекаемые порочной и страстной окружающей атмосферой, у нас есть только воля. Поэтому недаром во время наших экскурсий по свету нам всё разрешается.
   - Это всё - справедливо, но воля - достаточно сильна, чтобы оградить нас от пошлых увлечений. Верно только то, что эта маленькая ветреница до сих пор не внушала мне соблазна. Но я желал бы вырвать её из окружающей её грязи, потому что инстинкты у неё - не дурные, - сказал Супрамати.
  
   Глава 11
  
   Дом барона Моргеншильда, расположенный на одной из лучших улиц Царьграда, был громадным зданием новейшего стиля, с монументальным подъездом и двумя башенками для воздушных экипажей.
   На улице и у башенок теснились разного сорта экипажи, высаживающие всё новых гостей.
   Залы были уже переполнены гостями, когда вошли Дахир с Супрамати, и сразу сотни глаз обратились на них, пока они раскланивались с хозяевами дома и старушкой, его родственницей, представляющей хозяйку, так как барон был холост.
   Для Магов это был первый большой вечер, на котором они присутствовали. Поэтому они с любопытством осматривали всё окружающее.
   Особенный интерес возбудила в них большая зала с открытыми буфетами и столами, на которых автоматические приборы доставляли гостям чай, бульон, вино, всякую желаемую жидкость и мороженое. Слуг было мало, и Нараяна объяснил, что теперь не принято подавать ужины, а каждый брал сам, что угодно в буфете.
   Затем внимание Магов привлекло собравшееся общество, и они рассматривали толпу, окружающую их.
   Конечно, не было недостатка в хорошеньких женских личиках, немало было и красивых, интеллигентных мужчин. Но, в общем, на всём этом хилом, болезненном, нервном поколении с лихорадочными взглядами и порывистыми движениями, лежал отпечаток вырождения. Рост также уменьшился, и высокие фигуры Дахира и Супрамати выделялись в толпе. Туалеты были великолепны, дамы блистали драгоценностями и даже костюмы мужчин отличались богатством и разнообразием цветов.
   Но Супрамати и Дахира покоробило наличие многих членов общества "Красота и Природа". Поверх своих газовых рубашек дамы понавесили на себя огромные ожерелья и широкие пояса, усыпанные драгоценными камнями, на головах некоторых развевались султаны из перьев, а другие украсили себя гирляндами цветов и диадемами. Рубахи мужчин были расшиты разноцветными шелками, а пояса, цепочки и кошельки были тонкой ювелирной работы. Присутствие этих безобразников и самодовольство, с которым они расхаживали, выставляя свою наготу, возмущало и раздражало Супрамати.
   Группа молодых людей увлекла Дахира, а Супрамати, беседуя с Нараяной в обществе дам, заметил в другом конце залы Ольгу с молодым человеком, оживлённо говорящим с ней.
   Этот господин, весь в чёрном, был красив. Довольно высокий, худощавый и стройный, с правильным лицом, густыми волосами на голове и маленькой остроконечной иссиня-чёрной бородкой, он выделялся между другими, но мрачное и жёсткое выражение больших чёрных глаз и бледность лица портили его приятный облик.
   Ольга была прелестна. Белое воздушное шитое серебром платье обрисовывало её стан, волосы, подхваченные жемчужными нитями и розами, были распущены и падали ниже колен. Нитки крупного жемчуга украшали шею. В обтянутых белыми перчатками ручках она держала кружевной веер и раскрывала и складывала его. Она слушала кавалера, по-видимому, одним ухом, а глазами осматривала толпу.
   Было видно, что кавалер влюблён в неё. Страсть светилась в его глазах, устремлённых на девушку.
   Вдруг Ольга вспыхнула: она увидела Супрамати, но когда заметила, что он разговаривает с дамой, на её лице мелькнуло выражение гнева и ревности. Она отвернулась от кавалера и направилась к Супрамати.
   Поклонник позеленел и мрачным, злобным взглядом окинул Ольгу и Супрамати. Минуту спустя он затерялся в толпе.
   Супрамати видел эту сцену, но так как он не желал, чтобы Ольга так выставляла своё увлечение, то встретил её холодной вежливостью и продолжал разговор.
   Ольга смешалась и огорчилась. На её личике мелькнуло негодование. Потом она побледнела, приняла усталый, равнодушный вид, отвернулась и пошла к другим знакомым.
   Поклонник Ольги проходил по зале, и Супрамати спросил у своей собеседницы его имя.
   - Это - Хирам де Ришвилль, француз, несколько лет назад поселившийся в Царьграде. Он - богатый человек и любим в обществе, - сказала дама.
   Тут подошли ещё несколько человек, и разговор изменился.
   Прошло с полчаса. Супрамати чувствовал уже усталость. У него появились недомогание и тяжесть. Он вышел из залы и прошёл в зимний сад, занимающий весь задний фасад дома.
   Сад казался пустым, и лишь плеск фонтана нарушал тишину. Уйдя в дальнюю часть сада, Супрамати присел под лавровыми и апельсиновыми деревьями на скамью, крытую зелёным плющём, и вздохнул.
   Но не прошло и нескольких минут, как он услышал шаги, шелест шёлковых юбок и раздражённый голос Ольги:
   - Прошу вас оставить меня. Я уже сказала вам, что хочу быть одна. У меня болит голова.
   - Это - отговорка, Ольга Александровна! - сказал голос. - Вы бежите от меня. Но если вы думаете избавиться под этим предлогом от объяснения, то ошибаетесь. Мне надоели ваши причуды, не имеющие к тому же разумного основания. Вы забавлялись, дразнили меня, возбуждая мои чувства, и достигли своей цели. Я люблю вас и рассчитываю обладать вами. Поэтому бросьте эту игру, эту комедию. Вы - свободная амазонка, которой ничто не мешает наградить любовью, кого вздумается. Почему же вы отказываете мне?
   - Потому что я ненавижу вас! Это - ложь, будто я кокетничала с вами, возбуждала или поощряла вашу любовь. Я всегда избегала вас, потому что ненавижу. Да, я свободна - любить, кого хочу, иметь, сколько вздумается любовников - хоть до сих пор у меня их и не было, - но не вы будете первым!..
   - А! Вы отталкиваете меня, потому что влюбились в этого индусского проходимца, неизвестно откуда взявшегося? И вы воображаете, что я уступлю ему счастье быть вашим первым любовником! - хриплым голосом сказал Хирам. - О! Ты ещё плохо знаешь меня! Ты будешь принадлежать мне, и никому другому, и притом немедленно!
   Супрамати встал, повернул внутрь ладони камень кольца ГРААЛЯ и произнёс каббалистическую формулу. Образ Мага затуманился, побледнел и истаял.
   В искусственном гроте зимнего сада продолжалась между тем сцена между Хирамом и Ольгой.
   - Как! Вы смеете грозить мне насилием? Да вы с ума сошли! - крикнула девушка, подавляя страх и тоску, вдруг охватившие её.
   Она повернулась, чтобы бежать, но застыла на месте.
   Хирам захохотал и поднял руки. Из кольца с красным камнем, которое он носил на пальце, сверкнул яркий зеленоватый свет, и когда он коснулся головы Ольги, она вскрикнула и зашаталась, а потом выпрямилась, её руки повисли, голова завалилась назад, а она опустилась на стул.
   Хирам подошёл ближе и, не сводя взгляда с её лица, направил ей в глаза зелёный луч своего кольца.
   - Приказываю тебе, - сказал он, - полюбить меня и добровольно мне отдаться, индуса ты забудешь и возненавидишь.
   Он нагнулся, схватил волосы девушки и прижал их к губам.
   - А теперь сними платье, - приказывал он, выпрямляясь. - Я хочу насладиться видом красоты твоих форм, прежде чем обладать твоим телом.
   Когда губы Хирама коснулись волос спавшей Ольги, она застонала и зашевелилась. Её лицо озарилось улыбкой счастья, и, простирая с мольбой руки к чему-то невидимому, она прошептала:
   - Учитель! Спаси, защити меня!
   Между ней и Хирамом сверкнул свет, и горячая струя воздуха с силой отбросила его. Широко раскрыв глаза, сатанист с ненавистью и страхом смотрел на высокую фигуру человека в белом, который появился в воздухе и заслонил собой Ольгу.
   Светлая дымка скрывала его черты, на груди сияла звезда, а над челом сверкало ослепительное пламя. Рука видения была поднята, а из ладони и пальцев снопами сыпались искры.
   - Прочь, раб плоти! - сказал голос. - Никогда не смей осквернять эту девушку своим тлетворным дыханием. Я ограждаю её кругом, недоступным для тебя, осквернитель ИСТИНЫ и Света.
   Увидев, что вокруг Ольги загорелся фосфорический круг, Хирам отшатнулся с пеной у рта, но затем он поднял руки, начертил в воздухе магический знак и произнёс сатанинскую формулу, нo сверкающая молния пала на него и опрокинула на землю.
   - На колени перед твоим господином, повелевающим низшими тварями, как ты! - прогремел голос. - Ползи отсюда на четвереньках, как тебе и подобает, бесовская тварь!
   Хирам завыл и пополз к выходу. Ему казалось, что удары кинжала поражали его в спину, а это были светлые лучи, исходящие из руки Мага.
   Затем Супрамати обратился к девушке, опустившейся на колени, и положил руку на её склонённую голову.
   - Спи спокойно, а через четверть часа проснись, - сказал он и вышел из грота.
   Через несколько минут в доме поднялась суматоха. В большой зале, примыкающей к зимнему саду, гости бегали, кричали и суетились. Причиной волнения было появление Хирама, который полз к выходу с искажённым лицом, вопя. К нему бросились, чтобы помочь, но поставить его на ноги не могли. Он казался пригвождённым к земле и при всяком прикосновении корчился от боли.
   Среди любопытных, прибежавших на крик из соседних комнат, оказался и Нараяна. Он угадал причину этого явления, но сразу нашёлся, как положить этому конец.
   - Господин де Ришвилль страдает болезнью позвоночника, которую я наблюдал часто в Индии, но я надеюсь помочь ему, - крикнул Нараяна. - Позвольте мне только на минуту остаться вдвоём с больным.
   Толпа отхлынула в глубину комнаты. Тогда Нараяна опустился на колени и сделал пассы, потом достал из-за воротника металлический предмет в форме креста и приложил ко лбу Хирама, спине и солнечному сплетению.
   - Теперь встаньте, уходите и не болтайте. А впредь не бравируйте высшими силами! - прошептал он на ухо сатанисту.
   Затем он помог ему встать, но тот шатался и Нараяна, поддерживая его, повёл к двери. Теперь подошли и остальные, а друзья взялись свести Хирама до экипажа.
   Нараяна объяснял любопытным, что у больного были нервные судороги позвоночника, и что эта болезнь облегчается иногда наложением предметов из известной смеси металлов.
   Случай с Хирамом сделался темой всех разговоров. Скоро узнал про него и Дахир, играющий в шахматы в другой комнате, и не усомнился, что это было наказание, наложенное Супрамати на сатаниста, пойманного на гадком деле.
   Нараяна же, убеждённый в том же и желающий знать подробности, отправился искать Супрамати, которого нигде ещё не видел, но так как Хирам выполз из зимнего сада, то он и направился туда.
   Однако он не нашёл, кого искал, несмотря на то, что для него Супрамати был видим, и когда другие не видели его.
   Вместо него он наткнулся в конце сада на Ольгу. Бледная, расстроенная, с полными слёз глазами, она стояла около кустарника.
   "А! Я не ошибся, - подумал Нараяна. - Девочка замешана в истории. Мой друг Морган защищал её и наказал её оскорбителя".
   Он подошёл к девушке.
   - Я ищу своего двоюродного брата. Не встретили ли вы его? Но что я вижу! Глаза - полны слёз, лицо - бледно. Что с вами, милая барышня? Говорите откровенно и будьте уверены, что я вам - друг и не употреблю во зло ваше доверие.
   Он взял её руку и пожал.
   Ольга взглянула на него и сказала, что не понимает, как Хираму удалось увлечь её в уединённый грот, о существовании которого она даже не знала, а там он сделал ей ужаснейшую сцену и даже осмелился грозить.
   Затем, я почувствовала, будто меня ударили обухом по голове, я не знаю, что произошло дальше. Когда я опомнилась, Хирама не было, но грот был наполнен тем ароматом, который я всегда ощущаю в присутствии принца Супрамати. Я - уверена, что это он спас меня oт гадкого Ришвилля и затем ушёл. Он пренебрегает даже моей благодарностью, а между тем Один БОГ знает, как я... - она покраснела и смешалась.
   - Я люблю его, - окончил за неё Нараяна, улыбаясь.
   - Нет, я хотела сказать, что уважаю и восхищаюсь им. Мало того, я чувствую, я знаю, что он - необыкновенный человек. Впрочем, и вы, и принц Дахир, также не те, за кого себя выдаёте. Но из вас троих, загадочных людей, никто не действует на меня, как Супрамати. От него исходит ток, приводящий меня в дрожь, моё дыхание захватывает, но в то же время меня влечёт к нему. В его глазах, спокойных и глубоких, таится что-то бесконечное. А между тем мне кажется, что я могла бы без устали любоваться ими. О! Как должны быть счастливы те, кого он удостаивает своей дружбы!
   Она воодушевилась, её щёки горели, глаза блестели, и в них так ясно сказывалась любовь, что Нараяна улыбнулся.
   - Клянусь моей бородой, милая амазонка, вы влюбились в моего кузена. Ясно, что если бы в его загадочных глазах вы увидали немножко любви, это не было бы вам противно.
   - О! Я отдала бы жизнь за его любовь! - воскликнула Ольга.
   Но увидев, что её собеседник засмеялся, она побледнела и опустила глаза.
   - Дело - плохо, мой юный друг, Супрамати - бесчувственное и упрямое чудовище. Какое несчастье, что вы полюбили не меня, я - сговорчивее и... легче воспламеняюсь.
   - Ах, принц, вы - красивы, как прекрасная греческая статуя. Вы даже - красивее его. Но вас любит тётя, и я не хочу обижать её. Что делать? У всякого - свой вкус, и я отдаю предпочтение ему. Милый принц, вы - добры, вы - мой друг, скажите же, что мне сделать, чтобы удостоиться его любви?
   - Право, не знаю, как вам помочь? С ним трудно поладить, уж очень он - несговорчив... А, может, и не свободен?..
   - Ах! - вырвалось у Ольги, и она схватилась руками за голову. - Как я могла забыть это? Ведь он - муж Нары!
   Это было так неожиданно, что даже Нараяна смутился.
   - Вот так штука! Это - слишком! - воскликнул он. - Что вы затронули, неосторожная! Знаете ли вы, что мне следует одним ударом заставить вас смолкнуть навсегда, чтобы вы не болтали впредь о вещах, скрытых от смертных. А теперь, признавайтесь, кто рассказал вам этот вздор?
   Ольга взглянула на него.
   - Никто ничего мне не рассказывал. Я читала всю вашу историю...
   - Час от часу не легче, - сказал Нараяна.
   - Ну, раз уж я вам выдала, что знаю, так я расскажу, откуда я почерпнула эти сведения, - сказала Ольга.
   - Я весь обратился в слух, - сказал Нараяна, подводя её к дивану и усаживаясь рядом.
   - Один из наших предков был рьяным оккультистом и собрал большую библиотеку самых редких сочинений по этой отрасли знания. Во время "жёлтого нашествия" ему удалось спастись и так счастливо, что он захватил даже часть библиотеки и вещи, которыми больше всего дорожил. Вы ведь знаете, какое это было ужасное время, сколько сокровищ искусства и науки было истреблено. Но ему посчастливилось, и он скрылся на дирижабле с частью своих сокровищ. Тогда воздухоплавание не было ещё так усовершенствовано, как теперь, но всё же были уже воздушные суда, на которых можно было провозить 40-50 человек и значительное количество багажа.
   Мой предок укрылся на Кавказе, где владел землёй и домом в уединённом ущелье. Там он и поселился. Но после его смерти не нашли ни одной книги из его библиотеки и никто не знал, куда она исчезла.
   Несмотря на дальнейшие превратности судьбы, это поместье осталось собственностью нашего рода, а в прошлом году досталось мне по наследству от двоюродного брата, и мы отправились с тётей осматривать его. Мне понравился дом, хоть он - и очень стар, но он - каменный и прочный. Одной стороной он прислонён к скале.
   По преданию, одна из комнат этой части дома была кабинетом "Колдуна", как прозвали моего учёного предка. Эта комната особенно привлекала моё внимание.
   Она показалась мне знакомой, и я постоянно искала в ней чего-то, но чего? Я не могла дать себе отчёта. Однажды, любуясь и осматривая в сотый раз старинную деревянную резьбу, украшающую стены, я нашла пружину, нажала её и в стене открылась дверь, так хорошо скрытая, что никто не подозревал об её существовании.
   Я прошла в сводчатую, высеченную в скале залу и там нашла нетронутой и в полном порядке библиотеку. Среди заключавшихся в ней сокровищ нашлись две книги XX столетия с описанием трёх загадочных личностей: Нараяны, Дахира и Супрамати.
   Каждые сто лет, или через несколько столетий, они появляются в миру, уверенные, что новое поколение ничего не знает о них.
   Теперь посудите, не странная ли случайность, что в настоящее время в Царьграде появились три носителя тех же имён и отвечающие описанию этой книги?
   - Любопытно, но это - случайность, - сказал Нараяна.
   - Нет! Таких случайностей не бывает. К тому же ведь существует предание, что в Гималаях живут учёные, которые иногда появляются в свете...
   - Я вижу, вы стоите на своём, но скажите, кто - этот писатель XX века, которому вздумалось изобразить в подозрительном виде людей, так похожих на нас?
   - Не могу сейчас вспомнить имя автора... но это - женщина.
   - Женщина? Я так и думал. Их язык - на погибель человечества! Но мы отклонились от главного предмета нашего разговора, от Супрамати, которого вы любите, не разбирая, старый ли это Супрамати или новый, - сказал Нараяна.
   - Ох, я желала бы, чтобы был новый. В этом случае ничто не помешало бы ему любить меня, если бы мне удалось завоевать его сердце, - сказала Ольга, вздохнув. - Но, к несчастью, это - старый Маг, супруг Нары.
   - Но если это - прежний, то подумайте, как он должен быть стар. Вам должно быть страшно любить его, - сказал Нараяна.
   - Стар - он? Да вы ещё - старее его, и притом вы - воскресший мертвец, - сказала Ольга, раскрасневшись.
   - Я? Мертвец? Протестую, и многие дамы могут удостоверить, что я - "живой", а моя личность доказывает, что ваша авторша XX века оказалась только пророчицей, предсказавшей наше существование, - воскликнул Нараяна, притворяясь обиженным.
   Ольга побледнела.
   - Умоляю вас, простите мои слова. Теперь вы рассердитесь и не захотите помогать мне.
   Она готова была заплакать.
   - Нет, я всегда - снисходителен к хорошеньким женщинам и готов забыть ваши слова. Но как я могу помочь вам?
   - Скажите, Нара - ревнива?
   - Гм! Какая женщина - не ревнива!
   - Но она не может же отказать ему в отпуске, если он потребует его? Ведь это - закон, - оживляясь, воскликнула Ольга.
   - Чёрт возьми, это - идея! - воскликнул Нараяна. - Подождите, милая моя барышня, у меня тоже появилось соображение. У Супрамати, видите ли, есть начальник, Маг Эбрамар...
   - Эбрамар? - перебила его Ольга. - Не тот ли это, что спас Нару, когда она была весталкой, и её замуровали живой? Про это ведь тоже сказано в той книге.
   - Ну, знаете, эта ваша дама XX века была точна. Да, это - тот Эбрамар. В то время он не видел в любви смертного греха, да я - уверен, что и теперь, несмотря на своё высокое достоинство Мага, трижды увенчанного, он не откажет вам в любезности.
   И так, пожалуй, я помогу вам вызвать Эбрамара. Я дам вам волшебное зеркало, молоток, диск и одеяние с магической гирляндой, необходимые для вызывания, а затем научу нужным формулам. Пусть будет, что будет!
   Эбрамар - единственный, кто может добыть Супрамати отпуск и, может, тогда он вас и полюбит... Есть же у него обязанности относительно своих современников...
   - Как мне благодарить вас за такую услугу? - сказала Ольга, пожимая руку Нараяны. - А когда вы дадите мне эти предметы, когда научите формулам для вызывания? - дрожа от нетерпения, добавила она.
   - Как только приготовлю всё необходимое. А найдётся ли у вас уединённое место, где вы могли бы в одиночестве и посте приготовиться к столь важной церемонии.
   - У меня есть недалеко от города домик с садом. Место - очень уединённое, а живёт там один старик сторож, так что я могу пробыть там, сколько понадобится.
   - Отлично. Я предупрежу вас, когда будет нужно, а пока последний совет: никогда не говорите никому о ваших на наш счёт предположениях, основанных на старой книге XX века. Из этого могут произойти неприятности, которые вынудят нас уехать отсюда. Кому приятно быть предметом любопытства и пересудов?
   Тон Нараяны был строгий, а взгляд так мрачен и повелителен, что Ольга смутилась.
   - Если я молчала до сих пор, так и впредь буду нема, - прошептала она, бледнея.
   - В таком случае мы останемся друзьями, - сказал Нараяна.
   Чтобы развеселить девушку, он рассказал ей приключение с Хирамом и его внезапный отъезд с вечера.
   Удовлетворение, данное Ольге таким унижением человека, осмелившегося оскорбить её, вернуло ей хорошее настроение. А так как она горела нетерпением поболтать с подругами о столь невероятном приключении, то новые друзья вышли вон из зимнего сада, который в это время стал наполняться гостями.
   В одной из зал Ольга увидела Супрамати, но он был в обществе мужчин и они толковали о политике. Поэтому она не подошла к нему, а присоединилась к своим приятельницам и группе дам, продолжающих разговор о странной болезни, постигшей Ришвилля.
  
   Глава 12
  
   По просьбе Нараяны барон Моргеншильд вручил индусским принцам входные билеты на сатанинские собрания, готовившиеся в двух люциферианских ложах: Ваала и Люцифера.
   Вечером, через день после описанного праздника, друзья имели совещание со своими секретарями, которым были даны особые инструкции. А затем они отправились каждый в свою сторону, так как ложи находились в разных частях города.
   В сопровождении Нивары Супрамати отправился на самолёте, и через несколько минут воздушный экипаж опустился на большой площади, посередине которой возвышалось круглое здание с плоской крышей, окружённое колоннами. Всё сооружение было чёрное.
   Супрамати вышел, поднялся по ступеням галереи с колоннами, окружающей сатанинский храм, и три раза стукнул в дверь, у которой стояли две статуи демонов из чёрного камня.
   Дверь без шума открылась, и он вступил в обширную круглую залу с чёрными стенами, озарённую красноватым полусветом.
   Посередине, на высоком и громадном цоколе, была воздвигнута исполинская статуя сатаны, сидящего на глобусе Земли. Своим копытом он попирал опрокинутый крест. В одной руке он держал мешок с надписью фосфорическими буквами: Золото заглушает все Добродетели, а в другой - чашу с огненной надписью: Кровь БОЖИИХ сынов.
   В цоколе, под ногами идола, виднелась дверь, по сторонам которой сидели два рогатых демона из чёрного камня, с зажжёнными факелами в руках.
   При входе Супрамати, к нему подошёл закутанный в плащ человек. Осмотрев его билет, он подал ему маску и пригласил следовать за ним.
   Когда дверь в цоколе распахнулась, и Супрамати переступил порог, раздался треск, и где-то вдали прокатился удар грома.
   - Наденьте маску, - сказал проводник, с удивлением смотрящий на него.
   Супрамати надел маску. Затем они оба спустились по освещённой красными лампами чёрной мраморной лестнице и вошли в громадную подземную залу, уже наполненную публикой. Все присутствующие были закутаны в длинные чёрные плащи и толпились в первой половине, так что глубина залы оставалась свободной.
   Там, на высоте нескольких ступеней, возвышался жертвенник из красного порфира перед статуей Бафомета, и пять электрических ламп, расположенные в форме пентаграммы над головой дьявольского козла, заливали залу кроваво-красным светом. Перед статуей, в тяжёлом золочёном семирожковом подсвечнике, горели с треском чёрные восковые свечи.
   В полу перед жертвенником был вделан большой металлический круг, а около, на треножниках, горели травы и сучья, распространяя запах серы и смолы.
   От соприкосновения с заражённой нечистыми выделениями атмосферой в очищенном теле Супрамати дрожал каждый нерв. Но усилием воли он поборол слабость. Сжимая в руке крест Магов, который достал из-за пояса, он занял место во втором ряду присутствующих и сосредоточил внимание на трёх жрецах-люциферианах, стоящих в центре металлического круга, около большого металлического резервуара, почти до верха наполненного кровью.
   На шее жрецов - нагих с закрученными вверх волосами, стянутыми красными ремнями, - висели чёрные эмалевые нагрудные знаки. Их тела были выпачканы кровью только что перед тем зарезанных ими животных, туши которых ещё валялись тут же. Они выпускали в резервуар кровь последней жертвы - чёрного козлёнка. Затем они расположились треугольником вокруг резервуара и затянули дикий и нестройный гимн.
   Через несколько минут кровь в бассейне начала волноваться, потом кипеть и подёрнулась чёрной дымкой. При этом и присутствующие запели, если можно назвать пением этот гам, прерываемый иногда криками:
   - Гор! Гор! Саббат!
   Голоса всё больше дичали. Плащи спали, обнаруживая наготу беснующейся толпы, глаза которых были прикованы к резервуару.
   Теперь из него поднималась человеческая фигура. Сквозь чёрное прозрачное тело просвечивал будто жидкий огонь. Черты лица, более плотного, были зловеще прекрасны, но выражение дьявольской злобы делало его омерзительным.
   Как только это существо начало формироваться над резервуаром, один из люциферианских жрецов поднял с земли и развернул красный свёрток, из которого достал и положил на жертвенник ребёнка нескольких месяцев, по-видимому, спавшего. Два других жреца встали на ступенях по обе стороны жертвенника: один держал в руках сверкающий нож, а другой - золочёную чашу.
   - Слава! Слава! Слава тебе, Люцифер! - рычали собравшиеся.
   Тёмный дух выскочил из бассейна на ступени жертвенника. Теперь его тело казалось плотным, как у живого.
   А за ним, из этого же резервуара, выходили сероватые тени, которые быстро оплотнялись и оживали. Это были женщины-ларвы: навевающей ужас красоты, с зеленоватыми глазами, кроваво-красными губами и вкрадчивыми, гибкими движениями.
   Но что-то не нравилось и беспокоило гостей из преисподней, потому что их гибкие тела вздрагивали и корчились, а тревожные взоры оглядывали собравшуюся толпу.
   Люцифер схватил жертвенный нож и, произнося заклинания, занёс его над ребёнком.
   Вдруг он вздрогнул, выронил нож и обернулся. Его лицо исказилось судорогой, а из полуоткрытого рта капала зеленоватая пена.
   - Измена! - закричал он, цепляясь за жертвенник.
   Супрамати сбросил плащ и маску. Его голова пылала серебристым голубоватым светом, над челом горело мистическое пламя его оккультного могущества, а из висящей на груди звезды исходили ослепительные лучи, окутывая фигуру Мага широким ореолом. В его поднятой руке сверкал Крест Мага. Это был Крест из чистого золота, освящённый Магами высших степеней. Из Его концов струились снопами Лучи Света, а в середине виднелась чаша.
   Подняв высоко Это Священное Оружие, и произнося формулы Высшего Посвящения, Супрамати шёл к жертвеннику.
   Раскат грома потряс здание до основания и Люцифер, корчась в судорогах, зарычал. Свечи и другие огни потухли, треножники полетели на землю, и зала огласилась криками. Лишь Свет, исходящий от Мага, освещал окружающее его зрелище.
   Позади Супрамати тянулась широкая полоса Света, и там виднелись волнующиеся массы низших, подчинённых ему духов. Их лица светились умом, а на груди блестели голубоватые огни. Вызванные своим главой, они явились поддержать его в борьбе с адскими духами.
   И эта борьба разразилась со страшной силой. Бесовская свора сплотилась у жертвенника, окружая Люцифера, который с пеной у рта, отвратительный и страшный, пускал в Мага снопы искр и клубы чёрного зловонного дыма. Всё это большими тёмными пятнами падало на светлую одежду Супрамати, но таяло и исчезало. Ларвы и сатанинские жрецы метали в него раскалёнными добела стрелами.
   Но Супрамати шёл, словно столб Света, и, дойдя до металлического круга, поднял руку, вооружённую Крестом, а его голос, читающий заклинания, покрыл стощий в зале шум.
   Из Креста сверкнула Молния и ударила в грудь Люцифера. Нечистый дух заревел и покатился со ступеней, корчась в судорогах у ног Супрамати.
   - Сгинь ты, дьявольская плоть, тварь негодная и преступная. Я изгоняю тебя из земной атмосферы! Блуждай в отражениях прошлого, любуйся своими преступлениями и затем размышляй над ними в одиночестве.
   По мере того как говорил Маг, Люцифер переставал обороняться и вытянулся неподвижно. Но вдруг его тело распалось с шумом пушечного выстрела и из этой окровавленной бесформенной массы вылетело нечто вроде полосатого чёрно-жёлтого крылатого змея с человеческой головой. Со свистом и рычанием чудовище пролетело по зале и исчезло.
   Когда Люцифер, побеждённый, пал, ларвы превратились в нечистых животных, а члены собрания, с пеной у рта и воя, бросались друг на друга. Ларвы вмешались в толпу, и началась свалка. Видны были лишь сцепившиеся между собой голые тела, которые катались, рвали зубами и душили друг друга, вопя. Все три жреца люцифериан валялись мёртвые, и их тела почернели.
   Супрамати взял с жертвенника ребёнка и, прижимая его к себе, вышел, пятясь, продолжая читать магические формулы. В прихожей его ожидал бледный и ошеломлённый Нивара. Супрамати увидел, что опрокинутая с цоколя статуя сатаны валялась на земле и была разбита и что толстые стены храма в трёх местах треснули во всю вышину.
   - Возьмите ребёнка, Нивара. Он останется у нас, потому что родители недостойны видеть его и для них он исчез навсегда! - сказал Супрамати, закутываясь в поданный секретарём плащ.
   У выхода их ждал самолёт, который и доставил их обратно.
   По возвращении домой Супрамати прошёл с Ниварой в своё помещение и занялся приведением в чувство ребёнка.
   Это была девочка шести месяцев, и когда она открыла голубые глазки, Супрамати погладил кудрявую головку.
   В это время прибыл Дахир с ребёнком, которого он тоже спас. Это был полуторагодовалый мальчик. Когда он очнулся, Нивара унёс обоих малюток, чтобы на другой день отвезти на воспитание в общину.
   Маги были утомлены. Они приняли ванну и переоделись. А затем отправились в столовую, чтобы подкрепиться чашей вина и поужинать.
   За ужином они рассказывали друг другу о своих приключениях и обменивались впечатлениями. В обоих случаях дело происходило почти одинаково.
   - Как разрослось зло, какую силу приобрело оно с тех пор, как мы ушли от жизни в обществе, то есть за эти три века, - сказал, вздыхая, Супрамати.
   - Да, в то время публичные собрания вроде тех, на которых мы сегодня присутствовали, считались бы чудовищными и невозможными, - сказал Дахир. - И какое гадкое дело обуздывать этих чудовищ. Фу! Я дрожу от отвращения при одном воспоминании.
   - Да, мы отвыкли от такого общества и подобных малоприятных волнений, - сказал Супрамати с улыбкой. - Да и борьба была нелёгкая, несмотря на мою силу и бывшее в моей руке могучее орудие. Был момент, когда я думал, что зловонные флюиды задушат меня, и мне пришлось напрячь всю силу воли, чтобы отбивать дьявольские нападения, так отчаянно защищался Люцифер со своей стороны.
   - Да, я испытывал то же. Там также делалось всё, чтобы отбросить меня и заставить покинуть своё место. Но им это не удалось, и Ваал так же был побеждён, как и Люцифер, - сказал Дахир.
   На другой день друзья только что отпили кофе и отдыхали на террасе, как явился Нараяна.
   - Вот вы, какие герои! - сказал он, пожимая руки друзьям. - Весь город содрогается от ваших похождений, а вы распиваете тут кофе!
   - Если ты называешь "похождениями" наше посещение сатанинских лож, то это приключение - не так забавно. Я ещё до сих пор разбит борьбой с дьявольской шайкой, - сказал Дахир.
   - Ты уже давно знаешь об этом деле, но меня удивляет, что о нём так рано уже говорят в городе! - сказал Супрамати.
   - Не говорят, а кричат, ревут и дрожат от страха. Ведь ничего подобного не было с тех пор, как свет стоит! - сказал Нараяна.
   - Сегодня утром - не было ещё восьми часов - является ко мне молодой барон Нейндорф, племянник нашего амфитриона, давшего вам входные билеты, - сказал смеющийся до слёз Нараяна, вытирая глаза. - Но, БОЖЕ мой, на что он был похож! Всё лицо испещрено синяками и залеплено пластырем: один глаз подбит, а рука - на перевязи. Увидев моё удивление, он сказал, что пришёл просить моей помощи и совета ввиду необыкновенных знаний, доказанных мной в деле Ришвилля, а затем описал мне всё произошествие, с его точки зрения. По его мнению, к ним появился волшебник, более сильный, чем они, наученный или подосланный кем-то, кто желал отомстить. Вот этот негодяй и устроил из их собрания побоище.
   - Значит, им ещё - неизвестно, что такое же "побоище" произошло в другой ложе и что работали два "негодяя"? - спросил Супрамати, смеясь.
   - Известно. Только предполагают, что в обоих случаях действовал один "мерзавец".
   - В таком случае, на нас не пало подозрения? - сказал Дахир.
   - Ни малейшего. До сих пор, по крайней мере. Но ввиду того, что в обоих случаях были пущены в ход одинаковые способы, это вселило убеждение, что действовало одно лицо.
   - А какого совета ожидали от тебя? - спросил Дахир.
   - Просили помочь им найти чародея, чтобы расправиться с ним, - сказал Нараяна и засмеялся. - Они дышат жаждой мести, а что делать - не знают, потому что погибли их сильнейшие члены. Двадцать человек в ложе Люцифера и семнадцать в ложе Ваала убито, а ранено больше ста. Такое кровопролитие встревожило город. Уцелевшие члены обеих лож уже созывали собрание, на котором присутствовали все пострадавшие, способные двигаться. Был приглашён глава храма спиритуалистов и ему дали поручение открыть, с помощью его ясновидящих, личность волшебника, лица которого никто не мог различить, вследствие окутывающего его света. Но директор отказался делать что-либо в этом направлении и не разрешил сомнамбулам участвовать, да и вмешиваться в эту историю. Ни увещевания, ни угрозы не поколебали его упорства. Вот тогда они вздумали обратиться ко мне.
   - И что ты ответил?
   - Я сказал, что знаю кое-что по части индусской медицины и поверхностно знаком с оккультическими науками, но не компетентен в таком серьёзном и сложном случае...
   Все рассмеялись.
   - А что, храбрый Хирам - не в числе ли умерших? Это было бы кстати, - спросил Супрамати.
   - Эге! Как ты, однако, принимаешь к сердцу обиду твоей обожательницы, - сказал Нараяна. - Но я не могу тебя порадовать этой новостью. Хирам - жив. Он всё ещё страдает от боли, которой ты его наградил, и поэтому не был на собрании.
   - Жаль! - сказал Супрамати.
   Они поговорили ещё о событиях последней ночи, а затем Нараяна сказал, что им следует выйти, показаться в городе, чтобы устранить от себя подозрение, и предложил посетить театральный дворец, которого они ещё не видели.
   Дахир согласился сразу, а Супрамати насилу дал себя уговорить. Он давно не чувствовал такой потребности в уединении, как теперь, и не ощущал такого отвращения к людям.
   Переодевшись, они отправились в аэрокэбе и быстро прибыли на место. Театральный дворец был колоссальных размеров зданием, будто целый квартал под одной крышей.
   - Вот вам - и театральный дворец, или Лабиринт, - сказал Нараяна. - Здесь соединены все наиболее известные театры, и только на отдалённых окраинах находятся театры для народа. Вон там, налево, отделённый садом, дворец артистов. Бесчисленное множество актёров и актрис живут здесь в квартирках, куда они приходят, большеё частью, только спать. Потому что всё остальное они могут найти в театре, где играют. Там есть рестораны, читальни, приёмные, уборные и так далее. Там завязывается большинство интриг, выставляются напоказ самые богатые туалеты, и залы постоянно переполнены. Первые представления для избранной публики начинаются в два часа пополудни. Это делается для очень богатых людей, не работающих, живущих доходами и желающих быть в своём кругу. Вечером же бывают люди, занятые службой или делами днём и освобождающиеся только вечером.
   Во время разговора воздушный экипаж опускался над обширным садом, где среди густой зелени были разбросаны домики разной архитектуры. Над входной дверью на шёлковых флажках разных цветов значились имена владельцев.
   - Все павильоны - особые убежища и принадлежат или артистам, или богатым частным лицам, желающим отдохнуть до представления, которое, впрочем, и отсюда можно видеть, не давая себе труда идти в залу. Полюбуйся на теперешних людей. Это уже - люди "не конца века", а "конца света": нервные, чахлые, болезненные и бессильные душой и телом. Они мечтают и ищут, как бы до высшей степени увеличить комфорт и возможно меньше утомляться. У меня также есть здесь pied-a-terre. Я покажу его вам до представления.
   Самолёт остановился перед небольшим индусским храмом из белого мрамора, напоминающим их гималайский дворец. Около входа алебастровый слон держал в поднятом хоботе щит с надписью:

Нараяна, индийский принц.

   Они вошли сначала на мощёный дворик, посередине которого бил фонтан, а оттуда поднялись по ступеням крыльца, и Нараяна открыл резную дверь. Они очутились в прихожей, где два индуса в белых тюрбанах до земли поклонились им и подняли тяжёлую завесу из индийской материи, затканной золотом. Перед ними была круглая зала с голубым стеклянным куполом вместо потолка. Единственное окно было задёрнуто голубой кисеёй, и вся зала тонула в полусвете. Меблировка состояла из нескольких мягких диванов и стульев. В хрустальном бассейне плескался фонтан, распространяя прохладу.
   - Рай Мухаммеда, хоть и без гурий! - сказал Дахир.
   - Могу достать гурий, если желаешь и... если позволит нам добродетельный и целомудренный Супрамати, - сказал Нараяна. - Пока подкрепимся, - прибавил он, нажимая кнопку в одной из колонн.
   Из-под пола поднялся сервированный со всей утончённой роскошью эпохи стол, за который они и сели.
   - Я - не против того, чтобы вы пригласили гурий, - сказал Супрамати, разворачивая салфетку, - только бы мне нe пришлось принимать участие в их приёме. А пока скажи, Нараяна, что сегодня дают в театре и что больше всего - в моде?
   - Если желаешь знать, всё - в моде, начиная с самого циничного реализма до самого отчаянного мистицизма. Потому что среди многочисленных посетителей театров есть поклонники и даже фанатики всех сортов, - сказал Нараяна. - Вот подожди, пока мы завтракаем, я покажу тебе одну из пьес, идущих в настоящую минуту.
   Он встал и подошёл к вделанной в стену раме, на которой было множество разного цвета эмалированных кнопок, расположенных вокруг одной, большой кнопки, посередине. Нараяна привёл в движение сначала среднюю кнопку, и часть стены бесшумно раздвинулась, открывая огромное фосфоресцирующее полотно, тонкое, как паутина. Оно дрожало и волновалось. Тогда Нараяна нажал вторую кнопку, и минуту спустя полотно потемнело, потом обрисовалась внутренность помещения, появились действующие лица, и всё приняло жизненный вид, а представление шло так правдиво и жизненно, что можно было чувствовать себя в зале театра.
   Действие уже началось, тем не менее, нетрудно было уяснить сюжет и следить за развитием пьесы, несложной, но циничной по содержанию.
   Дело шло о приключениях жены, находящейся "в отпуску". Муж хоть по закону и обязан был разрешить ей наслаждаться с другим, но был ревнив и втихомолку подносил влюблённым самые неожиданные и неприятные сюрпризы. Приключения были забавны, но большинство сцен так сильны, так бесстыдно реальны, что Супрамати с Дахиром минутами сомневались в свидетельстве своих глаз.
   - Это - невообразимо! Я не понимаю, какое удовольствие находят люди в таких нелепостях, и притом грязных до тошноты, - сказал Супрамати.
   - А ты, однако же, смеялся, - сказал Нараяна, забавляющийся спектаклем.
   - Смешные положения, конечно, возбуждают смех, но подробности - отвратительны!
   Встав из-за стола, Нараяна предложил идти в какой-нибудь театр, где должно начаться представление.
   - Только, пожалуйста, покажи нам что-нибудь в ином роде. С меня - достаточно виденного. Надеюсь, и Дахир - согласен со мной, - сказал Супрамати.
   - Я покажу вам мистическую феерию, такую высоконравственную, что ты можешь вообразить себя в раю, - сказал Нараяна, смеясь.
   И так, все трое отправились в театр. Зала была великолепна, а их ложа была обтянута розовым шёлком, с цветами, зеркалами и статуями.
   Что касается спектакля, то если он и не вполне отвечал характеристикам Нараяны и былым понятиям о рае, то всё-таки был в достаточной мере приличен, чтобы смотреть его, не особенно краснея.
   Сюжетом взята была история молоденькой амазонки. Разочаровавшись в жизни, она обратилась к благочестию, но злые духи старались свернуть её с истинного пути и толкнуть на грех, а после смерти её душу оспаривали добрые и злые силы. Но главный интерес представления сосредоточивался на сценической обстановке и, в этом отношении, театральная техника достигла такого совершенства, что была полная иллюзия. Даже Дахир и его друг были увлечены картинами, в которых с изумительной точностью изображались сцены "потустороннего" мира, виденные ими в действительности.
   Зала была полна, но не все зрители одинаково интересовались представлением и разговоры не умолкали.
   В соседней ложе болтали громко, и Супрамати скоро узнал, что поражение сатанистов занимало все умы. Слухи разрастались, и дело приняло чудовищные размеры. Какая-то дама, знавшая будто бы все подробности из первых источников, рассказывала, что погибло, по крайней мере, двести человек, что оба храма разрушены, что в стенах оказались огромные дыры, через которые улетели демоны и, наконец, что искать волшебника было бы напрасно, потому что это был Архангел.
   - Моя кузина, Лили, бывшая там, видела, как он развернул огненные крылья и улетел через потолок, - окончила рассказчица.
   - А Лили благополучно отделалась при этом происшествии? - спросила другая дама.
   - Она, слава БОГУ, вышла живой, но потрёпанной, - со вздохом ответила первая дама. - У неё - следы укусов на щеках, а всё тело - в синяках и иссечено. Она решила порвать с сатанизмом, и выходит из общины.
   Во время разговора соседей Нараяна забавлялся тем, что подталкивал то одного, то другого из друзей, особенно, когда говорили об улетевшем Архангеле. Супрамати с Дахиром с трудом сдерживали смех.
   Последующие дни друзья только и слышали те же разговоры. Всюду, в обществе, ресторанах и театре им подносили новые подробности, хотели знать их мнение, спорили о причинах и последствиях этого события.
   Однажды, по возвращении со званого вечера, Супрамати швырнул на пол шляпу.
   - Нет, больше не могу, - сказал он. - Если я услышу ещё о Люцифере, у меня будет хандра. Завтра же убегу, всё равно куда, и вернусь, когда эта история забудется.
   - О, как ты - прав! У меня делаются спазмы, когда начинают пересчитывать разбитые физиономии, спины и носы наших жертв. А так как столько живых свидетелей видело, как мы улетали, то улетим действительно, но куда? - сказал Дахир, смеясь.
   - Я предлагаю навестить наше старое гнездо в Шотландии и заняться там слегка изучением истории, - сказал Супрамати. - Видишь эти книги на столе, у окна? Это сочинение только что вышло в свет, и мне прислал его мой книгопродавец. В нём история последних трёх веков. То, что нам нужно, потому что предшествовавшие мы знаем. Там, в уединении, полном воспоминаний о прошлом, мы отдохнём от этой сутолоки и поработаем на свободе. А через несколько недель можем вернуться, не рискуя, что нас будут снова бесить.
   - Прекрасная мысль, едем! Я сейчас распоряжусь приготовить нам самолёт, - сказал Дахир.
  
   Глава 13
  
   На рассвете следующего дня друзья сели в воздушный корабль, который доставил их из Индии, и покинули Царьград. Секретарям, Ниваре и Небо, было поручено оповестить знакомых, что они уехали на несколько недель по неотложному делу.
   Супрамати приказал, чтобы судно шло медленно и опускалось, пролетая над местом, где стоял Париж, и над той частью океана, где была погребена его родина.
   После полудня судно уменьшило ход и начало спускаться. Друзья, мечтавшие до сих пор, выпрямились и стали у окон.
   Под ними расстилался вид, напоминающий окрестности Царьграда. Среди зеленеющих лугов мелькали широкие полосы бесплодной и пустынной земли, дальше виднелись огромные теплицы и некоторые - в несколько километров длиной. Потом стало видно обширное пространство необработанной земли. Сожжённая почва была покрыта бесформенными развалинами. Подробностей рассмотреть было нельзя, но и от того, что видел Супрамати, его сердце сжалось, нахлынули воспоминания. Но ожидание увидеть могилу старой Англии поглотило его. И вот океан катит свои мутные, пенистые волны и бьёт о новые берега Франции, часть которых тоже исчезла под водой при бедствии. А там, вдали, виднелись лишь два островка, обрезанная и обезображенная океаном Ирландия, да клочок Шотландии.
   Так вот где покоилась закутанная в свой водяной саван царица морей. В этих волнах погребены плодородные земли, памятники и вся деятельность второго Карфагена.
   Супрамати становилось трудно дышать, а его взор был прикован к океану, над которым пролетало воздушное судно. В его памяти оживала картина прошлого, и слёзы засверкали в глазах. В эту минуту он был Ральф Морган, англичанин, оплакивающий свою родину.
   Дахир наблюдал за впечатлениями, отражающимися на лице Супрамати. Сочувствие к горю друга и любовь светились в его глазах, и лишь когда они приблизились к цели путешествия, он пожал ему руку.
   Супрамати вздрогнул и выпрямился.
   - Я всё ещё - во власти земных мелочных интересов, - сказал он со вздохом. - Я горюю о разрушении клочка земли, когда скоро и планета обратится лишь в воспоминание...
   - И мы не менее горько будем оплакивать нашу Кормилицу-Землю. Флюидические нити, связывающие нас с ней, слишком крепки, чтобы порваться, не нанося боли, и самым тяжким испытанием для нас будет обязанность полюбить тот мир, в который мы попадём, чтобы сеять там семена Добра и Просвещения, - сказал Дахир.
   Они перешли к другому окну и стали разглядывать древний замок. Массивный, мрачный и почерневший от времени, он высился на утёсе, неразрушимый, как и они...
   Минут через десять воздушное судно опускалось на главном дворе, и трудно было бы представить более странное противоречие, чем этот аппарат, олицетворяющий собой новейший триумф творчества ума, среди толстых стен феодальной твердыни.
   Несколько старых слуг почтительно встретили хозяев. Это были не те, что служили Супрамати в его первый приезд сюда. Но они казались не менее почтенными по летам.
   Внутри замка также ничто не переменилось. На мебели XII века не было заметно следов порчи. Обои, старые картины, древняя утварь - всё было нетронуто, и в той зале, где Дахир ужинал с Нарой и её мужем, когда приезжал для первого Посвящения Супрамати, там они снова ужинали теперь и долго мечтали на балконе, висящем над океаном. Оба молчали. В их памяти вставало прошлое, смущающее Ту Гармонию, Которая издавна жила в душе Магов. Потом Супрамати удалился в прежнюю комнату Нары, где множество мелочей напоминало ему жену.
   Утром приятели осматривали башню Посвящения, а после обеда расположились в библиотеке, чтобы начать занятия по истории.
   Странное и неопределённое чувство просыпалось и волновало душу Супрамати, когда он читал первый том привезённого им сочинения, он переживал словно воскрешение. Он был жив и, вместе с тем, мёртв, для прошедшей мимо него жизни. Угасали поколения, поглощались страны, падали государства, кровавые битвы косили человечество в то время, как он, ничего не подозревая, учился в своём гималайском уголке.
   И снова поднялось в его душе то чувство, которое он испытывал накануне, тоска о прошлом, о той исчезнувшей стране, где родился, полюбил и страдал Ральф Морган...
   Он вздохнул и, сжав руками голову, напряг волю, чтобы отогнать волновавшие его воспоминания.
   К чему сожаления? Судьба указала ему иное назначение. Ральф Морган умер. Супрамати - бессмертен и его сфера - Бесконечная Наука. Иная будущность ждёт его в новом отечестве на той планете, которой суждено схоронить его кости после того, как он отдаст ей весь цвет Знания, собранного здесь.
   Он выпрямился, и из его сердца полилась Молитва к Неисповедимому СУЩЕСТВУ, управляющему Вселенной, КТО указал ему эту участь, будет руководить им и поможет достойно нести её бремя...
   Успокоенный и укреплённый Молитвой, он взял книгу и принялся за чтение вступления.
   Автор был, очевидно, философ и мыслитель, человек, сохранивший Веру и здраво судивший как прошедшее, так и своих современников.
   "Чем больше я изучаю прошлое и разбираюсь в исторических явлениях жизни человечества, - писал он, - тем больше во мне крепнет убеждение, что наша эпоха - эпоха упадка, и что цивилизация, которой мы так гордимся, ведёт нас к катастрофе, может, даже худшей, чем та, которой закончился XX век, а может, и к геологическому перевороту.
   Ещё в конце XVIII века начали назревать идеи и общественные течения, которые должны были вызвать историческую катастрофу, то есть вторжение жёлтых.
   Нравственный распад ведёт своё начало от сочинений так называемых "философов", возвещавших новые будто бы истины, которые в действительности оказывались объявлением войны БОГУ и установленным ЕГО Именем Законам, Которые вели человечество до тех пор к прогрессу, к изобилию и к убеждениям, устанавливавшим правильные взаимоотношения людей на основах Чести и Долга. Существовали принципы и правила жизни, которые если и нарушались, то лишь по слабости, но и на эти нарушения смотрели, как на постыдные или преступные.
   Но лишь только объявили войну этому врагу, именуемому БОГОМ, как была снята всякая узда, сдерживавшая страсти. Подрытая в корне Нравственность, осмеянная Добродетель, все восхваляемые или поощряемые пороки - всё это породило поколение без Совести, Чести и Принципов, подлое и алчное, поклоняющееся одному лишь золотому тельцу, - этому новому богу, воссевшему на развалинах древних алтарей.
   И людская душа всё больше проникалась инстинктами и страстями. Человеческое достоинство падало всё ниже, зверь в человеке всё рос и, наконец, захватил его. Ум, уже не искавший больше БОГА, потонул в материи. Люди терзали друг друга из-за клочка власти, никакое преступление не могло остановить того, кто стремился только к золоту, материальной выгоде и наслаждению. Человечество по своей алчности и жестокости стало походить на апокалипсическое чудовище, которое в своём ослеплении богохульствовало и воображало, что, отрицая ТВОРЦА, оно покорило ЕГО. Для мыслящего человека и историка больно и трудно рыться в этом прошлом, отмеченном печатью падения, которое и привело наиболее одарённую из всех белую расу к упадку и унижению.
   Нравственное разложение имело своим следствием политический развал. Так как было утрачено понятие о Чести, то каждый считал естественным руководствоваться только личными материальными интересами. Патриотизм и Честность обратились в отжившие понятия. Главы государств без стеснения грабили страны. Неподкупных чиновников больше не существовало, всякий продавал, предавал и крал как можно больше, потому что уважение оценивалось его богатством.
   Семейная жизнь рушилась, а с ней пропало и воспитание, которое прежде выковывало великие характеры. Всё спуталось. Древняя аристократия смешалась с подонками народа, и обособленность, поддерживавшая прежде чистоту породы, заменилась хаосом. Герцогини бегали за скоморохами, князья женились на еврейках или уличных таскуньях, громадные состояния проматывались, а разбогатевшие проходимцы, скупавшие старые родовые "гнёзда" и украшенные гербами замки, забавлялись унижением разорившихся аристократов и издевались над ними. Но самым удивительным явлением эпохи было то, что падшие потешались над своим упадком, пресмыкаясь перед новыми "господами", которые внушали им ненавидеть Родину и презирать Долг, растлевали Нравственность их жён и дочерей, прививая им бесстыдство, и выставляли напоказ толпе нравственную наготу этих древних "привилегированных" культурных слоёв.
   И нравственная гангрена быстро заражала все европейские народы, а людей охватило поветрие безумия. Они торговали всем: Честью, Уважением, Национальной Гордостью и Безопасностью Родины. Национальные богатства продавались с молотка. Все народности смешались в месиво, все здравые понятия были извращены.
   Параллельно с этим росла леность. Никто не желал уже больше обрабатывать землю, по-прежнему работать в поле, на фабрике или заниматься ремёслами. В невероятном количестве множились школы, университеты и научные учреждения. Не стало крестьянина и рабочего, а остались только "господа", "дамы", учёные и артисты, желающие жить богато. Изощрялись в изобретении усовершенствованных машин, которые заменяли бы личный труд и позволяли каждому быть хозяином и слугой.
   А пока разыгрывалась эта вакханалия, из глубины бездны явились бесы, и это не был уже плод фантазии "отсталого духовенства", пугавшего людей XVII и XVIII века дьяволом, над которым все смеялись и в которого не верили, потому что не видели его никогда. В конце же XX века дьявол явился видимый и осязаемый, враждебный и глумливый.
   И через 300 лет мы пришли к тому же. Теперь бесов вызывают публично, их все видят, осязают и им поклоняются, а сатана воссел на престол, управляет миром и в своей злобе ведёт нас к погибели. Кто может сказать, когда окончится эта адская работа? Но многие, как и я, думают, что катастрофа - близка и что наша планета перестала быть нормальной. Всякое новое открытие, вытаскивающее на улицу какую-нибудь герметическую тайну, которой толпа пользуется, чтобы скорее опустошить и разорить Землю, звучит, как отзвук адского смеха над нашей слепотой.
   Но я уклонился от своего предмета и возвращаюсь к последним годам XX века. В то время как в Европе быстро подвигалось нравственное и физическое падение белых народов, в Азии пробуждалась, росла и зрела жёлтая раса. Ещё здоровая, верующая, одушевлённая патриотизмом, тем пылом, который создаёт героев и учит презирать смерть, эта старая жёлтая раса переняла у белых всё могущее служить ей на пользу. Она создала и дисциплинировала войска, построила морской и воздушный флот, улучшила пути сообщения, и когда всё было готово, чтобы вывести избыток своего населения, она двинулась на запад.
   Это было новое переселение народов, неистощимый людской поток и миллионы желтолицых по суше и морю хлынули на белых.
   Европа и Америка были ими наводнены, но прежде мы займёмся судьбой Европы.
   В то время Китай был ещё империей и на троне сидел молодой, энергичный император, мудрый и лукавый. Прежде чем предпринять свой поход, он собрал самые подробные сведения. Целая армия шпионов обошла все намеченные завоевателем страны и удостоверилась, что момент - благоприятен для успеха вторжения. Прежде всего, шпионы убедились, что вследствие пороков, наличности "третьего пола" и ненависти к ребёнку население Европы значительно уменьшилось. А, в общем, это были расслабленные, нервные люди, мало способные к обороне, так как "милитаризм" признавался безнравственным, национальное знамя было выброшено в навоз, армии хоть и не были упразднены, но представляли собой плохо вооружённое людское стадо, недисциплинированное и не проникнутое военным духом. Это были граждане, презиравшие своё ремесло и видевшие в нём пережиток варварства, обречённый на уничтожение.
   Нашлись, конечно, люди, которые пробовали протестовать против такого направления мысли, но "мирные" конгрессы и конференции объявили их врагами человечества, желавшими залить кровью землю, да ещё в такое время, когда de facto война стала невозможной ввиду усовершенствования боевых снарядов и орудий войны, которые могли в одну минуту разрушить целый город, усеять страну обломками, вызвав большие жертвы.
   "Надо было проповедовать не вооружение, а братство народов, - кричали "миротворцы". - Потому что кто же отстроит разрушенные города и починит повреждения, когда почти невозможно найти рабочих. А с другой стороны, цивилизация достигла, наконец, цели и все члены общества - богаты, счастливы и равноправны".
   И во время этой идиллии нежданно-негаданно вторглись орды жёлтых, и настало неслыханное унижение белых перед азиатами, которых те так давно презирали, эксплуатировали и мучили.
   Подлое, трусливое население, порождение гнилой "цивилизации", которую оно представляло, ошалело от страха. Каждый дрожал только за свою жизнь, о самообороне не было и помина, и побеждённые на коленях встречали победителей, ожидая приговора и вымаливая помилование.
   Не скрывая даже своего презрения к стаду трусов, распростёртых на его пути, молодой император совершал объезд покорённых стран, останавливаясь преимущественно в столицах, которые, будучи чрезмерно заселены, сделались в буквальном смысле сердцем страны и вмещали весь цвет нации.
   И всюду, где проходил гордый "сын солнца", он заводил новый порядок: богатое население изгонялось из их домов и дворцов, а имущество его конфисковывалось. Лишённая комфорта и роскоши, вся эта толпа тунеядцев и предателей, умевшая только изменять и убивать, или унижать и продавать свою родину, презирая притом труд, была изгнана под конвоем из городов и послана обрабатывать поля, чтобы обеспечить победителям запасы овса, муки и других видов продовольствия. Толпы "учёных" и богачей трудились под угрозой кнута или виселицы. Оживились заброшенные заводы и фабрики и начали работать на пользу победителя.
   Загнанные в лачуги, эти "освободители" людей от всякого Долга, Закона и Веры испытали на себе Закон возмездия. Исповедываемое ими "равенство" они нашли теперь в общем позоре, несчастии, нищете и тяжком труде. Они отринули БОГА, уничтожили церкви, памятные праздничные в христианстве дни, а в дни рабства под железным кулаком нового владыки они пожалели о прошлом и стали опять молиться, ища помощи у ТВОРЦА, КОТОРЫЙ Один мог помочь там, где - бессилен человек. Грешить по-прежнему уже было нельзя, поклонение сатане было воспрещено под страхом смерти, так же как противоестественная любовь, и в глубине души не один из "свободных граждан" пожалел, что не любил в своё время родину и не защищал её, а кулаки сжимались при воспоминании о "миротворцах" и их разглагольствованиях.
   Молодой император обдумывал между тем один вопрос, сугубо интересовавший его. Он не мог понять, каким образом славные, гордые и воинственные некогда народы могли пасть до такой степени скотства, чтобы сдаваться, не обороняясь, и даже потеряли понятие о нравственном и гражданском мужестве, в течение многих веков составлявшем их силу и славу. Шпионы донесли ему, что пороки, продажность, безверие, отсутствие патриотизма съедали западные народы и облегчали победу. Но что было причиной такой духовной нищеты? Что вызвало её? - додуматься он не мог.
   Тогда император созвал несколько советников, изложил им своё недоумение, поручил исследовать причины упадка покорённых народов и прибавил:
   - Нам необходимо исследовать зло, погубившее белые нации, потому что наш народ живёт теперь среди них и та же гангрена может заразить и его.
   Советники принялись за работу и через несколько месяцев явились с докладом. Изложив указанные нами выше причины упадка, они дополнили:
   - Главным виновником всего этого упадка, нравственного и физического, оказался пришедший некогда из Азии народ-паразит, который втёрся во все страны и вёл к уничтожению всех, кто имел неосторожность приютить его у себя. Этот народ, враг человеческого рода, проникал всюду и с удивительной ловкостью и наглостью использовал для себя гуманитарные принципы христианской веры, чтобы забрать в руки всё управление и богатство..."
   ...Дальше рассказ касался подробностей владычества жёлтой расы и того гнёта, который вынесли порабощённые европейские народы.
   - БОЖЕ мой, что за ужасное время! Я не могу даже представить подобное рабство целых народов в XXI веке и такое хладнокровное избиение нескольких миллионов людей, - сказал Супрамати, прерывая чтение.
   Дахир отодвинул книгу и потянулся в кресле.
   - Правда, - сказал он, улыбаясь, - скверные вещи творились на белом свете, пока мы оживляли пустынный остров. Но разве европейские народы не заслужили этот урок? И он принёс им пользу: снова научил их работать, пробудил остаток дремавшей в них энергии, дал силы сбросить иго рабства и прогнать жёлтых в Азию. Несомненно, что с этого времени берёт своё начало уменьшение народонаселения Европы. Невероятно, сколько погибло тогда народа, особенно женщин и детей. Зато уцелевшие оживились новой энергией, Верой и молчавшим в них чувством Долга. Я только что прочёл описание этого пробуждения белой расы.
   Это был порыв единодушия, и хоть на короткое время, но осуществилось братство народов. Конечно, продолжительно это быть не могло, потому что проснувшееся национальное чувство побуждало племена замкнуться в своём племенном составе. Тогда и объединились славянские народы. Германия слилась с Голландией, Бельгией, частью Франции и Швейцарии. Италия дополнила своё объединение, а турки были отброшены в Азию. Это - интересно, и нам надо бы перечитать всё это вместе.
   - Здесь также есть любопытные подробности о вторжении жёлтых и о европейской трагедии, которая была ужасна по количеству жертв, - сказал Супрамати.
   - Разумеется, избиение зараз нескольких миллионов людей представляет собой факт, редко повторяющийся в истории, - сказал Дахир. - Но в то же время ясно, что эта раса - неистребима. Потому что даже такое кровопускание не помешало евреям, сплотившись вновь, образовать даже собственное государство, где они по-старому стали поклоняться сатане и немало, конечно, содействовали воскрешению всех пороков, предшествовавших вторжению жёлтых, и которые процветают теперь на наших глазах.
   Жаль, что твоей старой Англии не довелось дожить до этого времени и участвовать в пробуждении Европы. Она не вынесла своего падения, понимания неизбежности рабства, привыкнув всегда повелевать, и рухнула от стыда, похоронив в океане и победителей, и побеждённых.
   Супрамати вздохнул, глядя на волны, разбивавшиеся об утёс.
   - Хотя надо сказать правду, - сказал Дахир минуту спустя, - что у гордой царицы морей на счету много грехов. Без зазрения совести она всегда преследовала только свой личный интерес, принося ему в жертву народы и людей, выжимала соки из союзников, изменяла и управляла миром, опутав его сетью интриг.
   - Тсс! De mortuis aut bene, aut nihil! Англия руководилась правилом: "que la charite bien entendue commence par soi meme". А потому с человеческой и политической точки зрения она была права, - сказал Супрамати.
   Дахир рассмеялся и, встав, похлопал друга по плечу.
   - Браво, Ральф Морган! Я заключаю, что в тебе англичанин - выше Мага, и предвижу, что на новой планете ты обоснуёшь первую империю с девизом "La charite bien entendue" и так далее.
   Оба посмеялись и принялись за чтение.
  
   Глава 14
  
   Больше трёх недель прошло с отъезда друзей из Царьграда, и они так хорошо чувствовали себя в старом замке, что и не думали покидать его. Они снова нашли Тишину, Спокойствие и Уединение, к Которым так привыкли.
   Изучение истории заняло их и служило даже отдохновением, потому что не было столь тяжёлым и требующим сосредоточенного внимания, как занятия, требуемые Посвящением...
   Дахир заметил как-то, что им следовало бы вернуться в мир, но Супрамати ответил, что, благодаря БОГУ, у них нет недостатка во времени и они успеют ещё насладиться современным обществом.
   Однажды после полудня, примерно через неделю после этого разговора, друзья сидели за кофе и увидели направляющееся к замку воздушное судно.
   - Держу пари, что к нам летит Нараяна, - смеясь, сказал Супрамати.
   Через несколько минут самолёт спустился во двор замка и Нараяна пожимал руки вышедшим ему навстречу приятелям.
   - Я приехал взглянуть, что вы поделываете в этом старом совином гнезде, - сказал он, когда все трое очутились на балконе. - Или вы намерены провести здесь всё время вашего пребывания в миру?
   - Нет. Мы хотим только окончить наши занятия историей, а ты так устроил этот замок, что здесь чувствуешь себя превосходно, делай, что хочешь: мечтай, учись или производи опыты, - сказал Супрамати.
   - Да, я всегда был недурным хозяином... Ну, а так как мне выпала честь быть вашим чичероне, то я явился, чтобы нарушить ваше пустынножительство для прогулки, которая будет вам и приятна и полезна.
   - Полагаемся на твою опытность. Но куда ты хочешь везти нас? - спросил Дахир и засмеялся.
   - В Сахару.
   - Разве уж это будет так приятно?
   - Даже очень, потому что вы не узнаете Сахары. Пустыня превратилась в одно из плодороднейших и богатейших мест на земном шаре. Там теперь масса воды и много больших городов. А городское население, как и сельское, представляет смесь всех рас, что дало, в общем, довольно некрасивый тип.
   Этот народ "попурри" - деятельный и предприимчивый. Однако и там, как повсюду, столько злоупотреблений в эксплуатации сил природы, что уже замечается истощение.
   - Странное и непонятное явление вспомнилось мне. В такое время, как теперь, когда известен и исследован всякий уголок на земном шаре, когда воздухоплавание устраняет горы и все препятствия, словом, всё, что в прежнее время задерживало исследователей, наши гималайские дворцы остаются неизвестными и неоткрытыми, - сказал Супрамати.
   - И так останется до разрушения планеты, - сказал Нараяна. - Помнится, я даже разговаривал однажды по этому поводу с Эбрамаром.
   "Да, - сказал он мне, - дворцы Махатм, школы Магов, вся подземная Индия с её богатствами и тайнами никогда не осквернятся любопытными. Кое-какие секреты будут украдены и проданы, но это - не важно. Толпа будет злоупотреблять ими, но использовать их не сумеет, а всё-таки никто не переступит порога наших храмов Посвящения. Воля Высших Магов сделала эти места невидимыми для взора профана, и тот ничего не увидит, кроме скал, пропастей, и никогда не нарушит покой наших приютов".
   - Это - высочайшая степень гипноза, - сказал Дахир.
   - Однако вернёмся к вопросу, - сказал Нараяна. - После объезда новой Сахары я свезу вас в Египет. Там вы тоже найдёте много любопытного, и если пожелаете, то увидите восстановленные Фивы, Мемфис и Гелиополь, перестроенные спекулянтами в древнем стиле для любителей. У меня тоже есть дворец в Александрии, выстроенный по модели моего отца, друга и сподвижника Птолемея Лага.
   - Решено! - сказал Супрамати. - Мы отправимся в Сахару и Египет и двинемся, когда ты захочешь. А потом куда ты повезёшь нас?
   - Я думал, что вы вернётесь в Царьград, где вам ещё много осталось кое-чего посмотреть.
   - Только бы не слышать больше разговоров о люциферианах. Одна мысль о подобного рода толках меня выводит из терпения.
   - Об этом ещё болтают пока, однако, уже немного, ввиду многочисленных случаев отступничества. Но надо надеяться, что к нашему приезду что-нибудь новое займёт праздное людское любопытство, - сказал Нараяна.
   - Кстати, раз уж мы заговорили о Царьграде. Что там - нового? Что поделывают Хирам и очаровательная амазонка мадмуазель Ольга? - улыбаясь, спросил Дахир.
   - Хирам, наконец, излечился от своих спазм, но кипит злобой. Потому что не смеет подходить к Ольге, в которую влюблён до безумия. Ревность делает проницательным, и он подозревает, что ты, Супрамати, виновник его неудачи, а поэтому замышляет отомстить тебе.
   - Пусть попробует!
   - Я думаю, что он всё-таки попробует или над тобой, или над ней. Бедняжка только и мечтает добиться для тебя отпуска у Нары! - сказал Нараяна.
   Он захохотал, видя, что Супрамати выпрямился и в изумлении посмотрел на него.
   - Что ты мелешь?
   Нараяна передал то, что девушка говорила ему по поводу старой книги, изданной триста лет назад, в которой писалось о них.
   - Какая глупая история! - сказал Дахир. - Если эта девочка примется теперь болтать, то наше "инкогнито" откроется и кто-нибудь явится с предложением показывать нас как учёных пуделей с объявлением: вот, мол, настоящие бессмертные.
   - Мы поступили опрометчиво, не изменив имён. Но можно ли было думать, что через три века кто-нибудь о нас вспомнит, - сказал Супрамати, нахмурив брови.
   - Успокойтесь, - сказал Нараяна. - Девочка не будет болтать. Она слишком боится этого, да и её голова занята...
   - Глупостями, - подсказал Супрамати.
   - Фу! Можно ли сердиться на такого прелестного ребёнка. Она обожает тебя и надеется, по своей наивности, применить к тебе и Наре законы, к которым привыкла.
   - Я не сержусь. Да это - и забавно, - сказал Супрамати, смеясь. - Меня только бесит это потому, что я ничего не могу поделать. Время любовных похождений прошло для меня, а жениться на ней, чтобы зажить мещанским счастьем в Царьграде, было бы... скучно! Впрочем, оставим пока этот вопрос и лучше поговорим о нашем отъезде.
   Обсудив дело, решили ехать безотлагательно в Сахару и Египет, и на следующий день воздушное судно мчало друзей к берегам Африки.
   Пустыня была неузнаваема. Некогда мёртвые, песчаные пространства были теперь покрыты пальмовыми лесами и всей флорой жарких стран. Посреди этого моря зелени виднелись большие города, своей архитектурой не отличающиеся от царьградской.
   В одном из этих городов приятели провели три дня, чтобы ближе познакомиться с интересовавшим их населением.
   Этот народ, образовавшийся из смеси всех земных рас, представлял любопытный, но странный и противный тип.
   Люди были приземистые, коренастые и сильные, с цветом от красновато-бурого до грязно-серого, с большими тёмными глазами и каштановыми волосами, не густыми, но жёсткими.
   Они казались более деятельными и энергичными, чем старые западные народы, нервные и изнеженные: но были подвержены опасной накожной болезни, которая выражалась слабостью, появлением кровавых пятен, потом сонливостью, быстро переходящей в летаргию и, наконец, смерть. Средств против этой болезни ещё не было. Между тем, в центре прежней пустыни открыты были радиоактивные источники такой силы, что вода в темноте излучала голубоватый фосфорический свет. Эти источники производили чудесные исцеления, но против "красной немочи", как прозвали эту болезнь, и они были бессильны.
   Наконец как-то утром путешественники высадились на египетской земле, и их самолёт пристал у высокого пилона, исполняющего здесь назначение башен-пристаней для воздушных экипажей.
   Они очутились на месте Мемфиса, который восстановили предприниматели, сохранив по возможности старый стиль, но приспособив его к потребностям новейшего комфорта, что создавало иногда забавные сочетания, изобличающие упадок художественного чутья и вкуса. Египтянин времён Рамзеса почувствовал бы себя чужим в этом "новом" Мемфисе. От этих разнокалиберных сооружений приятно отличался дворец Нараяны, построенный на берегу Нила, в историческом стиле, с громадной террасой. Украшенная сфинксами лестница спускалась к реке и внизу покачивалась на воде ладья, с высоким остроконечным носом, украшенным золотым цветком лотоса.
   Внутренность дворца соответствовала его внешнему виду. Залы, драгоценная с инкрустацией мебель, тяжёлые драпировки из неизвестной ткани - всё было восхитительно и стоило дорого. Но ведь у Нараяны было в распоряжении такое же неистощимое богатство, как жизнь "бессмертных", а его вкус не терпел ничего пошлого и мишурного.
   На внутреннем дворике, примыкающем к занимаемой им комнате, в гуще зелени стояли две статуи из белого мрамора, изображающие греческого воина с головой Аполлона и высокую стройную женщину восточного типа с миндалевидными глазами.
   - Это - статуи моих родителей, высеченные по образцу отражений прошедшего, которые я вызвал. Моя мать была персиянка из придворных Дария Кодомана. Её выдали за моего отца незадолго до смерти Александра, - сказал Нараяна, грустно глядя на статуи.
   Но он быстро стряхнул с себя тоскливое настроение и увёл друзей под предлогом, что пора завтракать и он умирает от голода.
   После полудня, когда спала жара, Нараяна предложил Магам осмотреть пирамиды и сфинкса.
   Супрамати и Дахир согласились, и вскоре изящный автомобиль привёз их к пирамиде Хеопса, всё ещё стоящей несокрушимо.
   Но вместо прежней пустыни, представляющей соответствующую этим памятникам раму, теперь пирамиду окружал пальмовый лес, тянущийся дальше вдоль реки, а в долине сверкали огни большого города.
   Под пальмами были разбросаны киоски и рестораны, всюду виднелись толпы гуляющих.
   Заметив грустные и недовольные взоры друзей, Нараяна приказал везти их к сфинксу.
   - Вас коробит произошедшая здесь перемена. А что сказали бы вы, если бы видели стовратные Фивы, перестроенные частью в современном, а частью в мнимо древнем стиле?
   В голосе и в глазах Нараяны было заметно презрение.
   - Знаете ли, какое впечатление это произвело на меня? Передо мной была будто старая матрона, которую все привыкли уважать, и вдруг она является разрумяненная, затянутая в корсет, выкрашенная и разряженная в современную мишуру. А сквозь белила и румяна проглядывают морщины, как бы протестующие против такого маскарада.
   Экипаж въехал в аллею и остановился около большой площадки вокруг сфинкса, обрамлённой золочёной решёткой.
   Там были цветники и аллеи, а на голове древнего колосса соорудили кафе-ресторан, в который поднимались по бронзовым витым лесенкам, устроенным по обе стороны каменного сооружения. Откуда-то слышались звуки граммофона, играющего танцы и отрывки из опер.
   - Такой обстановки я и вообразить не мог бы. Это что-то - невероятное! - сказал Супрамати.
   - Пойдёмте наверх. Оттуда - прелестный вид. Видно даже кусок пустыни, оставленный для любителей старины, - сказал Нараяна, выходя из автомобиля.
   Приятели последовали за ним и вскоре уже сидели за столом на голове сфинкса.
   Солнце садилось, заливая небо теми красками, каких нигде больше не увидишь.
   Супрамати пил вино, не спуская глаз с куска пустыни и пирамид, виднеющихся сквозь прогалину и залитых золотом и пурпуром заката.
   - Скажи, Нараяна, показывают ли внутренность пирамиды, то есть подземелья, - спросил он.
   - Не было никакой возможности исследовать их, - сказал Нараяна, улыбаясь. - Вход в подземелья - недоступен. Сколько раз собирались проникнуть туда, но вредные газы удушают смельчаков, и никакими усилиями не удалось очистить воздух. Поэтому любопытствующей публике приходится ограничиться обозрением старых стен и кое-каких галерей.
   - Я так и думал! - сказал Дахир.
   - Но для рыцарей ГРААЛЯ воздух, вероятно, очистится, - прошептал Нараяна, нагибаясь к приятелям. - Если хотите, как-нибудь ночью мы сделаем визит к иерофантам пирамиды.
   - Хочу ли я?! У меня нет более сильного желания, как засвидетельствовать почтение представителям Древней Науки. Я считаю это даже своим долгом.
   Спустилась ночь и в разных местах вспыхнули электрические фонари. Супрамати вдруг охватила жажда Покоя, потребность мечтать в уединении. Он встал и сошёл вниз, сказав, что будет ждать их у выхода.
   Он обошёл вокруг памятника и остановился, дойдя до каменной доски с надписью между лап сфинкса. Прислонившись к дереву, Супрамати задумался, так что не слышал звуков музыки и шума толпы.
   Он знал от Эбрамара, что в подземельях пирамиды уже много веков существует школа Магов и братство Иерофантов, ещё видевших Египет в расцвете величия, но до сих пор он не имел ещё случая посетить этот питомник Высшей Науки.
   Широкая полоса зеленоватого света, ударившая в лицо Супрамати, вывела его из задумчивости. Он выпрямился, вздрогнул и тогда заметил, что светлый луч исходил из надписи каменной доски, а прислонившись к ней и залитый зеленоватым светом, стоял человек в белом одеянии.
   Это был худой, высокого роста старик. Его лицо бронзового цвета дышало Покоем, а в больших тёмных и глубоких глазах светилась Энергия и Воля.
   На нём был полосатый клафт, и над челом горела звезда, а на шее сверкало разноцветными огнями широкое ожерелье из драгоценных камней.
   Он протянул руку к Супрамати, и послышался звучный, будто издалека донёсшийся голос:
   - Добро пожаловать, Маг, рыцарь Круглого Стола Вечности и Святого ГРААЛЯ. Голос сердца подсказывает нам, что ты находишься поблизости и желаешь нас видеть. В будущую ночь мы будем ждать тебя с братом.
   Луч погас, и видение истаяло.
   Супрамати поспешил обратно в ресторан, но внизу, у лестницы, столкнулся с шедшими навстречу приятелями и сообщил им о случившемся.
   - Что за невежа. Меня так и не пригласил. Должно быть, я в их глазах что-то вроде ларва высшего разряда, - сказал Нараяна. - Впрочем, я и не жажду приглашения. Мне уже не раз доводилось посещать братство, а вам будет интересно и ново повидать стариков.
   - Хорошо, но как мы войдём туда, чтобы нас не заметили, везде так много народу! - сказал Супрамати.
   - Я вас проведу, - сказал Нараяна. - Кроме того, ты, должно быть, забыл от волнения, что можешь делаться невидимым.
   - Правда! Я - действительно наивен! - сказал Супрамати, и они расхохотались.
   В следующую ночь Маги облеклись в серебристые хитоны и белые плащи рыцарей ГРААЛЯ, надели звёзды и нагрудные знаки своего достоинства и, завернувшись в чёрные плащи с капюшонами, отправились в сопровождении Нараяны к большой пирамиде.
   В этот поздний час ночи пальмовый лес и рестораны были почти пусты. Никто не обратил внимания на чёрные фигуры, скоро скрывшиеся в тени пирамиды. Они вошли в одну из галерей и засветили электрический фонарик.
   Перед рисунком, изображающим Осириса и двух судей Аменти, Нараяна остановился и постучал особым образом. Через минуту камень бесшумно повернулся, открывая отверстие, в котором показался человек в белом одеянии египетских жрецов с факелом в руке. Затем отверстие закрылось за Дахиром и Супрамати и, следуя за проводником, они спустились по узкой и длинной лестнице, которая вывела их на берег подземного канала. Там была привязана лодка. Высокий золочёный нос изображал цветок лотоса. Все трое вошли в неё, проводник привёл в движение механизм, и лодка полетела по глади воды.
   Висящие вверху под сводом лампы заливали канал голубоватым светом. По обе стороны кое-где попадались обширные, ярко освещённые залы, и в них за столами, заваленными свитками папируса, книгами и инструментами, сидели люди в белом одеянии и были так погружены в работу, что не поднимали голов при проходе лодки.
   По мере движения всё яснее слышалась музыка и, наконец, можно было различить, что хор пел гимн.
   Подземный канал сделал крутой поворот, и лодка подошла к ступеням белокаменной террасы.
   За террасой тянулась усыпанная песком площадка, которую можно было бы принять за сад, будь над ней небо вместо каменного свода. Там росли деревья, кусты и даже цветы. Но эта растительность была необыкновенного оттенка, то бледно-зелёного и сероватого, то белого и словно фосфорического. Тёмные углы были озарены белым и голубым светом. Два небольших фонтана с прозрачной водой оживляли картину.
   По обе стороны террасы и дальше, в саду, стояли иерофанты высших степеней в одеянии египетских жрецов. Из их голов, украшенных клафтами, исходил золотистый, серебристый или голубоватый свет, но настолько сильный, что осенял сиянием всю фигуру.
   Бронзовые лица дышали Покоем, а из нагрудных с драгоценными камнями знаков исходили разноцветные лучи.
   За этими высокими сановниками братства был расставлен ряд посвящённых низших степенен, одетых так же в белое. А посередине собрания стоял Великий Иерофант и держал в руке золотую чашу, окутанную Ослепительным Светом.
   Сбросив плащи, Дахир и Супрамати направились к Великому Иерофанту, голова которого казалась окружённой Столпом Огня.
   Подойдя к нему, они преклонили колени. В серебристом одеянии, со звёздами Магов на груди, с пламенем Посвящения над челом и просветлённо-покойными красивыми лицами, они казались неземными существами.
   - Добро пожаловать, передовые сыны Священной Науки! Ваши знаки показывают, что вы достигли степени Магов и поработили зверя в человеке. Так пейте же эту эссенцию, освящённую излучениями БОГА, - сказал Великий Иерофант, давая им испить из чаши.
   Затем он поднял их, облобызал и сказал:
   - Вы - вооружены Духовными Чувствами и Высшим Знанием, поэтому я введу вас в наше святилище, где мы поклоняемся БОГУ по древним обрядам, практиковавшимся ещё в то время, когда мы приняли первое Посвящение, и которым мы остались верны доселе в нашем убежище.
   Он указал Дахиру и Супрамати стать по бокам его и прошёл с ними в сад. Там они остановились перед двумя массивными пилонами, за которыми пылала огненная завеса.
   На пороге лежал огромный змей, который приподнялся, шипя и яростно смотря своими изумрудными глазами на подошедших. Но когда Супрамати поднял меч и произнёс священную формулу, змей свернулся и отполз влево от входа, огненная завеса погасла, а иерофант со спутниками вошли в святилище.
   Там, на каменном постаменте, возвышалась статуя Осириса, озарённая Фосфорической Дымкой. Перед ней на низком жертвеннике были приготовлены для жертвоприношения хлеб, вино, елей и ладан.
   - Братья, здесь мы поклоняемся Верховному СУЩЕСТВУ под именем Осириса, - сказал иерофант. - В мире, где живёте вы, ЭТО Неизречённое и Непостижимое СУЩЕСТВО, КОТОРОЕ создало Вселенную и правит ей во веки веков, носит другие Имена, но ОНО - едино. Только люди в своей слепоте поделили Единого БОГА, сделав из НЕГО "богов", оспаривают ЕГО друг у друга и заливают мир потоками крови во имя ЕГО. Это - всевечное повторение убиения Осириса Тифоном (воплощением зла), - покрывшим мир окровавленными останками Единого, Милосердного БОГА, вокруг которых режется слепая, глупая толпа, с остервенением отнимая их друг у друга.
   Человек не понимает, что лишь с Миром в душе, с Уважением, Верой и Любовью в сердце можно приступать к БОГУ, что только поборов в себе нечистые и мятежные земные желания, божественная искра найдёт силу вознестись и установить связь, которая соединит её с СОЗДАТЕЛЕМ. Иначе между ними вырастает стена плоти и тьмы, закрывающая собой всё, и Луч БОГА не в состоянии уже проникнуть сквозь эту бурю страстей.
   Полные Веры, оба Мага опустились на колени и потом принесли жертву.
   - У вас есть Вера, Покорность и Знание, - сказал Иерофант, когда они окончили Молитву, - поэтому я считаю вас достойными приблизиться к Высокому Духу, Который был просветителем с первых веков и о Котором у людей сохранилось воспоминание под именем Гермеса Трисмегиста.
   Заметив, как обрадовались гости, иерофант улыбнулся, поставил чашу на жертвенник и, взяв их руки, пошёл с ними за статую Осириса, где откинул завесу из золотых нитей. Они очутились в длинной галерее и, дойдя до конца, осмотрели помещение, в которое вступили.
   Была ли то зала, или пещера? Подробности мешал рассмотреть голубоватый туман. Но сквозь него вырисовывался большой саркофаг, стоящий посередине. Супрамати показалось, что появляющиеся там и сям Туманные Облака скрывали лёгкие, с неясными очертаниями существ, прекрасные головы которых то появлялись, то исчезали.
   Из глубины грота, или залы к ним подошёл другой жрец, и все четверо пали ниц, а Великий Иерофант запел Молитву.
   Минуту спустя вспыхнули несколько треножников, до тех пор невидимых, и полился аромат. Потом широким лучом хлынул Свет, и в Его дрожащем блеске появился человеческий образ изумительной, но суровой красоты.
   Это Существо было соткано из Голубоватого Света с золотистыми отливами, на голове сиял семиконечный венец Высших Магов.
   С сердечным трепетом Дахир и Супрамати созерцали Гермеса Трисмегиста, Просветителя того мира, который уже исчез и сохранился лишь в этом уголке верных Иерофантов с их учениками.
   Глядя на Этот Образ, кажущийся лучом Света, они осознали, какая пропасть ещё отделяла их от Этого Адепта Верховной Науки, какой длинный путь предстояло им ещё пройти, чтобы достигнуть подобной Духовной Красоты. Сопоставление казалось подавляющим, но в их душе не было и тени зависти, а было разлито лишь чувство Умиления, Благоговения и Благодарности за Милости, даруемые им их судьбой в вознаграждение за бремя бесконечной жизни, в том числе и за Милость созерцать Того, Чью книгу о семи печатях они научились разбирать.
   Гермес, читающий их мысли, улыбался им.
   - Для Знания не существует ни прошедшего, ни настоящего, ни будущего, - сказал Он голосом, звучащим издалека. - Безусловное Знание есть Тайна, существовавшая раньше нас, Которая будет существовать всегда, потому что Она есть Сущность БОГА, не имеющего ни прошедшего, ни настоящего, ни будущего, Всеведение КОТОРОГО никогда не изменяется, не уменьшается и не увеличивается.
   Но для создания, сотворённого Этим Бесконечным СУЩЕСТВОМ, эти познания накопляются атом за атомом. Приобретаемое Знание - подобно лампе, чем совершеннее - её прибор, тем больше она даёт света. Первые люди довольствовались горевшей веткой, потом появились факела, за ними масляные лампы, масло сменилось газом, газ - электричеством, а будущее готовит ещё более совершенный Свет.
   Такова человеческая душа - бессмертная лампа, и её назначение загореться совершенным Светом.
   Не отчаивайтесь, сыны Науки, потому только, что ваш Свет ещё - не полный, вы уже - на Пути. Пожалейте лучше человечество, которое бродит впотьмах, съедаемое страстями, неспособное воспринять Лучи Очистительного Света, создать и укрепить Связующую Цепь между БОГОМ и ЕГО созданием. Я говорю о Молитве, об Этом Порыве души, возносящем её над плотью.
   Горе - поколениям, низвергающим алтари, оскверняющим святилища и разрывающим связь с Вечным Отечеством. Ведь БОГ не нуждается ни в алтарях, ни в их Молитвах. Это людям нужен Свет, исходящий с Небес, Который всасывается в атмосферу, заражённую миазмами пороков, и очищает её.
   На вас, братья мои, возложена миссия спасать тех, кого ещё можно спасти! Вы, достигшие уже Света, несите Его неверующим, воспойте священные гимны, раздуйте огонь на погасших алтарях, зовите людей к Покаянию, ибо надвигается БОЖИЙ Гнев, и близок час истребления этой истощённой Земли.
   Тяжела будет расплата, которую готовит себе эта толпа, ослеплённая жаждой наслаждений. Тяжкими испытаниями и изнурительной работой придётся добывать ей себе Тот Свет, от Которого она отворачивается ныне с презрением. Таким образом, вы окажете тройное благодеяние тем, кого спасёте из мрака.
   Братья мои, смело идите вперёд! Сколь ни далека ещё Конечная Цель, первые шаги уже сделаны: в вас зверь - уже скован и бессилен, а перед вами расстилается громадное поле благотворной работы - новый мир, в котором вы будете господами, руководителями и просветителями. Там вы приложите приобретённые вами Знания и среди этого ещё младенческого человечества вы насадите новую цивилизацию, вкусите тысячи ещё неведомых вам радостей. Вас будет окружать толпа адептов, учеников, друзей, связанных с вами Светом, Который вы прольёте в их души. И как вы полюбите этих слепцов, которым дадите зрение, глухих, которые благодаря вам услышат Гармонию Небес, этих слабых, которых обратите в Атлетов Силы и Воли. Эта цель стоит борьбы! Поэтому, братья мои, без страха спускайтесь в бездны преступления и греха, вырывайте у демонов их жертвы, и никакое нечистое прикосновение не запятнает ваши белые одеяния.
   А теперь подойдите и поцелуйте меня.
   Дрожа от волнения, Супрамати и Дахир вошли в огненный круг, отделяющий их от Верховного Мага.
   Когда Гермес заключил их в объятья, Он преобразился в Столб Пламени, Которое поглотило обоих Адептов. Под сводами раздавалось пение.
   Потом Пламя погасло. Гермес исчез, а в открытом саркофаге оказались лежащими Дахир с Супрамати, и Золотистая Светящаяся Дымка покрывала их. Они почивали сном Магов.
   Открыв глаза, Дахир и Супрамати увидели по бокам саркофага двух молодых посвящённых, которые помогли им встать и подали каждому по чаше тёплого, ароматичного вина, а затем с поклоном пригласили пройти в залу, где их ожидали Иерофанты.
   Супрамати с приятелем шёл за проводниками, дивясь, что их тела, и особенно голова, излучали Яркий Свет.
   Но их мысли приняли другое направление, когда они очутились в большой подземной зале, где был приготовлен стол, и собрались члены братства. В подобной обстановке пировали, вероятно, Тутмосы и Рамзесы, фараоны Египта.
   Поддерживающие довольно низкий потолок колонны украшала такая свежая живопись и блестящая позолота, будто художник только накануне окончил работу. Вокруг стола были расставлены древние стулья пурпурового цвета с затканными золотом подушками, а драгоценная столовая утварь могла привести в восторг любого археолога, которому посчастливилось бы любоваться такой картиной.
   Великий Иерофант посадил гостей на почётные места около себя, а во время подаваемого на золотых блюдах обеда слышалась музыка, и под её аккордами всё существо ширилось, трепетало, стремилось в пространство, в область Мира и Света, а телесная тяжесть исчезла.
   В этой атмосфере, не имеющей ничего общего с наружным воздухом, охватывала Благодать. Супрамати казалось, что стоит только пожелать - и поднимешься в пространство, погрузишься в волшебный сон, убаюканный Гармонией Сфер, и почерпнёшь новые силы под наитием Высших Духов.
   "Опять новые ощущения, опять неведомые силы", - думал Супрамати.
   В нём пробудилось желание остаться здесь, окунуться в эту атмосферу Мира и Знания.
   - Учитель, - сказал он, обращаясь к Великому Иерофанту, - когда я снова вступлю в Область Покоя, позволишь ли ты мне вернуться сюда, чтобы провести здесь некоторое время и поработать под твоим руководством?..
   - И ты, и твой брат будете желанными гостями. Наша дверь всегда будет открыта для вас.
   Супрамати поблагодарил и потом сказал:
   - Не могу выразить тебе, Учитель, как жажду я этой минуты. Никогда раньше не понимал я, как заманчиво Очарование Тишины!..
   Иерофант улыбнулся.
   - Сын мой, полной Тишины нигде не бывает. Ты принимаешь за Неё мир твоей души, чуждой желаний. В мнимой, окружающей тебя тишине царит невидимый мир, полный жизни, деятельности, движения. В Этом Безмолвии с искателем говорят силы Природы, перед ним разворачивается её сложный механизм. Вокруг нас везде всё - жизнь. Каждый, проносящийся в пространстве атом, таит в себе свою судьбу. Всюду кипит Бессмертное Семя Творчества, всюду рассеян Материал для нарождающихся миров.
   Каждая клеточка представляет собой мир. Каждый мир есть клеточка Великого ЦЕЛОГО и всё это наделено умом, всё тянется к Свету и проходит сквозь борьбу Гармонии с дисгармонией, Творческих Сил с разрушительными силами хаоса.
   Каждое существо представляет особый мир и, сообразно с полётом его мысли, с направлением его труда, оно создаёт семена Добра или зла, Красоты или безобразия. Ах! Если бы люди были знакомы с Великими Законами образования материи, они строже следили бы за своими поступками и мыслями...
   После все Адепты собрались на террасе садика, и завязалась беседа. Ещё во время обеда Супрамати заметил молодого посвящённого, худощавого и бледного, который смотрел на него большими задумчивыми глазами.
   Увидев, что юноша, скромно стоя в тени кустарника, прислушивается к разговорам высших посвящённых, Супрамати подошёл к нему, усадил на скамью и заговорил о его занятиях, жизни и работах. Он спросил, какую степень Посвящения тот прошёл и почему не носит установленного знака. Пентаур, как звали молодого Адепта, ответил, что он недавно лишь закончил труды над развитием пяти чувств и получит знак отличия только после практического применения своих способностей.
   - А как же вы это делаете? - спросил Супрамати, желая убедиться, та ли метода существует здесь, как и у Эбрамара.
   - Когда Иерофант, на которого возложено наше Посвящение, найдёт, что время наступило, - сказал Пентаур, - он помещает неофита в комнату, где тот в полном уединении в продолжение трёх лет ведёт подготовительный образ жизни для очищения себя путём Поста, Омовений и Окуриваний. Кроме того, он учится разбирать рукописи, магические формулы и чертить каббалистические знаки, повелевающие силами невидимого мира.
   Когда ученик удовлетворительно выдержит испытание в этом, переходят к управлению пятью чувствами. Иерофант лишает своего ученика дара слова, чтобы он не растрачивал силы в ненужных звуках, а учился говорить мыслями и сделал бы их столь же понятными, как и человеческий голос. Он должен уметь силой мысли начертать в воздухе или на каком-нибудь предмете то, что желает выразить словом.
   По достижении этого ученик лишается слуха, чтобы звуки извне не развлекали и не смущали его. Тогда он учится слышать издалека, приобретает способность воспринимать звуки мысли, приближение духов, шелест невидимых сил, колебания материи, Музыку Сфер.
   Затем Иерофант лишает его обоняния, чтобы он выработал способность распознавать ароматы, чистые и нечистые. Развитое обоняние даёт возможность различать астральные ароматы, миазмы пространства и по испарениям растений определять их лечебные свойства, полезные или вредные.
   Посредством вкуса ученик определяет медикаменты и так далее, но это чувство играет наименьшую роль.
   Наконец, его лишают зрения и, став слепым, ученик приучается видеть невидимое, изощрять духовное зрение до такой степени, чтобы смело ходить в незнакомых местах и преодолевать препятствия. Внутренний Свет должен всё озарять, указывать ему излучения и выделения всех трёх царств, сокровенный мир и так далее.
   Когда такой калека станет хозяином всех духовных чувств и сделается независимым от своего физического организма, все его пять чувств к нему возвращаются. Но так привыкаешь обходиться без них, что первое время глаза, уши, нос только стесняют, - сказал, улыбаясь, Пентаур.
   Супрамати слушал его с интересом.
   - Моё Посвящение, в этом отношении, происходило иначе. Эбрамар, мой руководитель-маг, применяет иную методу... Но много путей ведут к Одной Цели, - сказал Супрамати.
   - Только бы достигнуть Её, и особенно лишь бы забыть время, это чудовище, преследующее смертных, - сказал Пентаур, вздохнув.
   - Разве вы боитесь его? Я думаю, что для вас и всех, живущих здесь, время - пустой звук, - улыбаясь, сказал Супрамати.
   - Это - правда, но я всё-таки чувствую ещё его влияние, вследствие моего несовершенства. То мне кажется, что время летит слишком скоро, то тащится чересчур медленно. Иногда я пытаюсь представить обыкновенного человека, не могущего забыть о времени, которого давит прошедшее, терзает настоящее и страшит будущее, потому что там, в конце, его ждёт грозная загадка: смерть. Вот я и спрашиваю себя, кто из нас двоих - несчастнее: он ли, боязливо отсчитывающий годы и дни своей жизни, или мы, для которых прошлое представляется бездонным, а будущее рисуется беспредельным...
   - Счастливее - мы, потому что мы лучше понимаем цель существования души. И ещё потому, что для нас смерть не является ни загадкой, ни пугалом, - сказал Супрамати, пожимая руку молодого адепта.
   Когда через несколько часов приятели вернулись, Нараяна поджидал их.
   - Ну, как понравилось вам у стариков? - усмешкой спросил он.
   - Воспоминание об этом вечере будет драгоценным для меня, и я благодарю тебя за то, что ты привёл нас сюда, - сказал Супрамати.
   - Эх, Нараяна! - сказал Дахир. - И зачем ты остановился на полпути? Скольких радостей ты лишил себя...
   - По Милости БОГА, времени-то ведь, кажется, хватит? Передо мной Вечность, и я своё успею наверстать, - сказал он.
  
   Глава 15
  
   Прошло несколько дней, и приятели поживали во дворце на берегу Нила, то разъезжая по окрестностям, то мечтая на террасе. Но натуре Нараяны такая бездеятельность становилась скучной. Как-то после полудня Дахир читал на террасе, Супрамати разлёгся в гамаке и любовался рекой, а Нараяна на большом листе картона рисовал сфинкса с его рестораном.
   Несколько раз исподлобья он посматривал на друзей и вдруг швырнул карандаш.
   - Чёрт возьми! Я начинаю предполагать, что вы хотите поселиться здесь. Послушайте, прекрасные принцы, вы становитесь лентяями. Целые дни вы преимущественно заняты мечтаниями на этой террасе, позабыв, что приехали из Гималаев, чтобы пожить в свете.
   Он встал и хлопнул Супрамати по плечу.
   - Так что ж? Ведь отпуск же мой - не ограничен, и состариться я не рискую, отдыхая здесь. А вот ты, непоседа, я вижу, соскучился, и тебя опять куда-то потянуло, - приподнимаясь, сказал Супрамати.
   - Действительно, здесь - изрядно скучно, да и вы перевидали всё, что достойно внимания.
   - В таком случае уедем. Но куда?
   - Да в Царьград, я полагал бы. Город - прелестный, у меня там друзья и я весело провожу время.
   Заметив, что Супрамати нахмурился, Нараяна рассмеялся.
   - Взгляни, Дахир, как встревожился Супрамати! - сказал он, подмигнув. - Мне сдаётся, что он боится туда вернуться. Ха! Ха! Ха!
   Увидев, что Супрамати чуть покраснел, и, подметив на его лице досаду, Нараяна поспешил его утешить.
   - Успокойся, о ты, стыдливейший из бессмертных. Я придумал везти тебя в менее опасное место. Не желаете ли обозреть город учёных? Там производятся разные медицинские опыты, и ты будешь чувствовать себя в своей стихии.
   - Да разве? Город докторов? Ведь это же - самое интересное, что может быть! - воскликнул Супрамати, выскакивая из гамака.
   - Кроме врачей, там есть учёные всякого рода. А городок - преоригинальный! Видишь ли, в настоящее время учёные-исследователи, посвятившие себя чистой науке, тяготятся жизнью в чересчур нервной и шумливой атмосфере больших населённых центров и поэтому основали особый город, приспособленный к их занятиям.
   Рассказ Нараяны возбудил такой интерес, что решено было ехать в тот же вечер.
   Луна только что взошла, когда самолёт Супрамати направился к границам древней Сахары, где находился город учёных.
   При восходе солнца воздушный корабль начал опускаться, и вставший от сна Супрамати увидел из окна большой, закутанный в массу зелени город.
   По мере спуска стали яснее видны широкие и прямые улицы, обсаженные исполинскими деревьями, листва которых сливалась и будто образовала свод. Большие дома отделялись друг от друга садами.
   Вскоре самолёт пристал у высокой башни. Приятели вышли и по широкой лестнице спустились в открытую залу, перед которой был разбит сквер с фонтаном.
   - Я поведу вас к своему другу профессору Иваресу, директору одной из самых больших клиник, где под его руководством работают около 2000 студентов, - сказал Нараяна, направляясь с друзьями в боковую улицу.
   Дахир и Супрамати рассматривали обширные здания невиданной ещё архитектуры и дивились колоссальным размерам растительности. Вода всюду была в изобилии, вдоль улиц тянулись каналы, а на каждом перекрёстке и во всех садах били фонтаны.
   А больше всего поражала путешественников царящая всюду тишина. Суета обыденной жизни отсутствовала. Не видно было ни магазинов, ни экипажей, а изредка попадавшиеся пешеходы проходили безмолвно, и пропадали где-нибудь в саду или в домах.
   - Какая специальность профессора Ивареса? - спросил Дахир.
   Нараяна повернулся к нему и улыбнулся.
   - Вы расхохочетесь, если я назову специальность моего друга. Как бы это сказать?.. Ну, он изобрёл способ впрыскивать добродетель, что ли...
   - И что же, средство действует? - спросил Супрамати.
   - Кажется, что да. Он утверждает, что может преобразить преступного, с грубыми страстями человека, в честного и добродетельного.
   - Это - чудо! Помнится, в XX веке делали впрыскивания против болезней, но против пороков?! Это не могло бы мне и в голову прийти, - сказал Дахир и рассмеялся.
   - Иварес рассказывал мне, что в конце XXI века какой-то учёный открыл микробы порока и Добродетели, а вместе с тем убедился, что у преступного человека этим зародышам - присущи тошнотворный запах и тёмная окраска, кроме того, они - лишены способности лучеиспускания. Рядом опытов было доказано, что эти микробы, впрыснутые в кровь собаки, лошади или другого животного, спокойного и кроткого, делали его диким и злым. Продолжая опыты, подметили новое любопытное явление, а именно, что микробы Добра, будучи введены в порочный организм, хоть и переделывали, в конце концов, такого отрицательного субъекта, но уже в промежуток времени довольно продолжительный и при многократном повторении. Из этого следовало заключение, что микробы зла поглощали микробов Добра, и для победы положительного начала следовало несколько раз возобновлять их прививку. Отсюда учёные предположили, что при борьбе положительные микробы оказывались намного слабее отрицательных... Вот мы и пришли, а остальное профессор объяснит вам лучше меня.
   Приёмная в клинике профессора Ивареса оказалась прекрасной залой, одной стороной выходящей в сад и украшенной множеством редких душистых цветов.
   Вскоре пришёл профессор и радушно принял гостей. Это был человек средних лет, невысокий, худощавый, уже лысый, с добродушным, приветливым лицом. Его серые глаза смотрели умно и вдумчиво.
   Узнав, что гости интересуются его опытами, профессор оживился и подробнее пояснил им уже рассказанное Нараяной.
    - Теперь, - сказал он, - мы сделали большие успехи, а так как многочисленными фактами было подтверждено, что дети и даже взрослые исправлялись изложенной мной методой, то этот способ лечения распространился. Несколько веков назад нас сочли бы за сумасшедших. Впрочем, и в настоящее время находятся люди, которые считают, что мы увлекаемся, и недоверчиво относятся к нашим работам. Пусть думают, что хотят, а мы идём вперёд и неоспоримые, возрастающие подтверждения указанного мной метода расширяют круг наших сторонников.
   Открытие, сделанное мной, состоит в том, что для излечения порочного субъекта, алкоголика или умалишённого, следует очистить его ауру, где гнездятся вредные микроорганизмы, представляющие собой словно резервную армию, которую необходимо уничтожить прежде, чем приступить к очищению телесного организма.
   - Ввиду поражающей развращённости нашего времени ваша клиника, профессор, должна быть переполнена. Кроме того, вам невозможно, конечно, лечить миллионы больных, если не устроить массу вспомогательных отделений, - сказал Супрамати.
   - Нет, мой институт - единственный, и хоть больных - очень много, но он удовлетворяет пока нужды моих пациентов.
   Есть много скептиков, а ещё больше людей, не желающих лечиться, хотя бы, например, люцифериане. Конечно, если бы наше лечение было обязательно, как в прошлые века была обязательна прививка оспы, если бы особенно дети были подчинены ему поголовно, то я полагаю, что можно было бы вернуть человечество к началам нравственной и физической чистоты. Но я сомневаюсь, чтобы мы когда-либо достигли этого. Остаётся делать, что можно, остальное - в Воле БОГА. Я, мои помощники и ученики - верующие люди. Привели нас к этому наша наука и опыты.
   Но, возвращаясь к вашему вопросу, я должен сказать, что в наш институт доставляют лишь субъектов, считающихся окончательно погибшими, - "висельников", сказали бы в старину, или таких, с которыми семьи не знают что делать и хотят от них избавиться: пьяниц, буйных сумасшедших, бесноватых, воров, одним словом, всякого рода преступников.
   - А какую методу применяете вы, и могу ли я надеяться, что вы разрешите нам осмотреть ваше заведение? - спросил Супрамати.
   - Как только я объясню систему, чтобы облегчить вам понимание того, что вы затем увидите, тогда я покажу вам и всю больницу.
   Возвращаюсь к лечению. Для исследования ауры необходимо видеть её, а, следовательно, осветить, для чего мы имеем специальные инструменты. Как только определены объём, толщина, степень черноты и состав этой атмосферы, субъект помещается в особую келью, голубую или зелёную, смотря по надобности.
   Эта келья постоянно озарена нужным для пациента светом и пропитана чистым ароматом. Кроме того, в одной из стен проделано окно с решёткой, выходящее в круглую залу, - голубую или зелёную, - где звучит тихая, гармоническая музыка или глубоко потрясающее религиозное пение. Наши залы устроены наподобие театральных, кельи изображают ярусы лож и из каждой можно видеть сцену, на которой несколько раз в день кинематограф показывает то живописные виды, то возвышенные сцены самопожертвования, экстаза и так далее, образы или группы идеальной красоты, одним словом, картины, которые возбуждали бы в больном лишь приятные и мирные ощущения.
   Таким образом, наши пациенты окружены мягким светом, гармоничными звуками, чистыми и оживляющими ароматами. А всё это вместе взятое потрясает их ауру, убивает и ослабляет микроорганизмы, которые для своего существования нуждаются в острых и зловонных испарениях, резких дисгармоничных звуках, раздражающем запахе крови, в картинах убийства и резни, красном свете страсти и гнева, в возбудителях порока, в тяжёлой пряной пище. Тогда происходит двойной эффект: аура пустеет, а затем микроорганизмы тела, лишённые привычного состояния и подходящей пищи, через несколько недель выселяются в ауру, где также погибают. В течение этого времени пища больного состоит из молока и овощей. К концу шести недель аура принимает уже иной вид, больной впадает в продолжительную сонливость и тут наступает момент делать впрыскивания, которые мы повторяем через день.
   - Откуда же вы берёте это очищенное вещество? - спросил Супрамати.
   - Есть люди, добровольно приносящие себя для этого в жертву. Они проводят жизнь в Посте и Молитве, жертвуя часть крови на благо своих братьев по человечеству. Это - "миссионеры" нашего времени, отвечающие потребностям минуты.
   В нашем заведении имеется до 200 аскетов, живущих отшельниками, в Воздержании и Молитве. Их кровь, будучи освещена, - похожа на серебристый пар.
   Теперь, господа, если желаете, я покажу вам больницу и все её отделения, потому что мы ведь лечим также нервные болезни, леность, недостаток воли, апатию... Но эти недуги требуют другого метода лечения.
   Супрамати и Дахир приняли приглашение осмотреть эту клинику, восхищаясь тем, что в такое развращённое время нашлись ещё тысячи людей, пожелавших посвятить себя делу благотворения.
   В сопровождении директора они начали осмотр клиники и прежде всего им показали одну из зал, окружённых кельями.
   Зала была громадна и обнесена тремя ярусами лож. Сцена в эту минуту была пуста, и представления не было, зато посередине её, почти до потолка, бил фонтан воды сапфирового цвета и всё было залито голубым светом. Воздух был напоён ароматом - смеси розы с ладаном, - и небесная музыка потрясала каждый нерв могучими аккордами. Пел стройный хор, и звуки то нарастали, то замирали в мелодичном шёпоте. Эти гармоничные волны действительно могли унести душу в Высшие Сферы, а телесные цепи и низменные страсти должны были спасть.
   Супрамати и Дахир с уважением смотрели на учёного, который не только угадал, но и применил неведомые его современникам законы астрального очищения.
   Довольный интересом своих гостей, профессор рассказывал, что у него восемь подобных зал, четыре синих и четыре зелёных, а затем повёл их в кельи.
   Они дошли до коридора, по сторонам которого были двери на большом расстоянии одна от другой. Одна из дверей была в то время открыта и около неё столпились молодые люди в длинных белых рубахах. Они были заняты укладкой на длинную тележку с колёсами тела, завёрнутого в простыню.
   Профессор нахмурился, остановился, а потом подбежал к группе учеников.
   - Умер? Наш опыт лечения не помог?
   - Нет, профессор, ничто не помогло. Он скончался полчаса назад, и тело почернело, - ответил один из молодых людей, пожимая плечами.
   - Это - последний, которого я согласился принять к себе. Никто из них не будет больше допущен в заведение, - сказал профессор, возвращаясь к своим гостям.
   - Один из ваших больных не вынес, кажется, очистительного лечения? Часты у вас - подобные случаи? - спросил Дахир.
   - Да нет! Эта смерть не является следствием лечения. Это - особый случай и относится к одному из самых непонятных явлений. Умерший... не поддаётся Очищению, сколько я ни пробовал - всё напрасно.
   ...Он открыл одну из дверей и впустил гостей в длинную и просторную комнату.
   У решётки, на низкой постели, лежал человек в длинной белой рубашке. По его лицу струились слёзы, временами его потрясали рыдания, и всё тело корчилось, а лицо горело. Его глаза были закрыты, и он не заметил присутствия посторонних.
   На низеньком столе, около постели, стоял графин и стакан, а в углу был устроен душ.
   - Вы видите теперь самый тягостный для больного период лечения, - сказал профессор. - Музыкальные вибрации потрясают тело и изгоняют микроорганизмы. Во время этого процесса больной находится в лихорадочном состоянии и мучается жаждой. Часто у него появляется обильный пот, причиняющий зуд, а поэтому требуются частые омовения. Наши ученики и надзиратели следят за этим.
   Теперь я поведу вас на опытную станцию, где мы исследуем больных и там же находятся определительные приборы, - сказал Иварес по выходе из кельи. - Вам везёт: у нас сегодня три крайне любопытных субъекта: алкоголик, умалишённый, болезнь которого официально называется неизлечимым параличом мозга, и бесноватый.
   Спустившись в нижний этаж, они вошли в большую круглую залу, где было до пятидесяти молодых людей и двое пожилых, которых профессор представил как своих помощников. Посередине залы, на железной сетке, лежал с раскрытыми глазами нагой человек.
   - Приходится всегда усыплять больного, иначе его нельзя исследовать, - сказал профессор, проводя посетителей к ряду кресел.
   Они сели. Один из врачей поместился около них, и профессор попросил начинать.
   Молодые ученики-медики погасили электричество, и наступила темнота. Студенты сгруппировались около больших приборов, поставленных в глубине комнаты.
   Послышался треск, затем вырвался широкий луч ослепительного света, который сосредоточился на распростёртом теле и принял овальную форму.
   На этом белоснежном фоне спиралью заклубился красноватый дым, испещрённый чёрными точками. Затем он расширился, и появились тучи микроорганизмов.
   Эти инфузории были разнообразных форм: длинные, словно пиявки, другие в виде нитей или похожие на драконов, мух, пауков и скорпионов, а между этими роящимися массами мелькали маленькие существа со змеиными хвостами и фосфорически блестящими осмысленными, казалось, глазками.
   Тело больного было усыпано этими микроорганизмами, которые ползали по нему, липли к нему и сосали его. Его тело казалось прозрачным, и паразиты особенно обрушивались на внутренние органы, грызли их, покрывая ранами, в которые внедрялись скопища микроскопических чудовищ.
   - Не правда ли, хорошенькое население живёт в теле пьяницы? - сказал профессор.
   Через минуту свет был зажжён, ученики унесли человека, кажущегося мёртвым, и вернулись с другим больным, которого также положили на сетку.
   Снова настала темнота, и обозначился яйцевидный круг, но тело и аура были иного вида.
   - Здесь вы видите умалишённого, - сказал Иварес. - Его аура тускло-серая и кишащие чёрные точки, как сеткой покрывают его организм. Обратите также внимание на внутренние органы, их чёрные пестрящие полосы и вздутое сердце, но особенно на мозг. Он словно окутан чёрным паром, который препятствует обмену веществ тела с внешними веществами. Кровяные шарики словно съёжились, и это сероватое вещество, прозрачное, волнистое, но непроницаемое, которым окутан весь организм, останавливает всякую деятельность астрального тела.
   Прежде всего, следует уничтожить этот серый саван, оживить клетки и восстановить обмен мозговых веществ с внешним миром. Всё это мы достигнем при посредстве трёх великих сил: Звука, Света и Аромата, - сказал профессор.
   Во время объяснений ученики заменили больного новым субъектом.
   Это был ещё молодой и сильный человек, но его бледность и слабость тела производили впечатление покойника.
   В светящемся кругу обозначилась аура зеленовато-жёлтого цвета, более расширенная, чем у первых двух субъектов и иной плотности. У первых двух больных астральное тело - тяжёлое и вздутое у пьяницы или сморщенное и словно высохшее у помешанного, - в общем, бездействовало, тут было наоборот.
   Над головой физического тела выдвинулось до пояса астральное тело - серо-зеленоватого цвета, испещрённое чёрными пятнами, лицо было искажено, а широко раскрытые глаза смотрели в пространство с выражением злобы и ужаса. Физическое тело больного облипло кругом полулюдьми-полуживотными, которые сосали жизненную силу одержимого, и такие же отвратительные существа набрасывались на присосавшихся уже ларвов, стараясь вытеснить их, чтобы захватить какую-нибудь жизненную артерию. Между ними шла драка.
   Вне пределов ауры, окутанной кроваво-красной дымкой, витал дух дьявольского облика, и фосфоресцирующая нить соединяла его с жертвой. Дух наслаждался страданиями одержимого им человека, который стонал и корчился. А враг натравлял на него и науськивал ларвов, вызывая в его мозгу картины сладострастия, игры, обжорства и так далее.
   Наконец, электрический удар вогнал астральное тело снова в организм, куда провалился за ним и его мучитель.
   - Этого господина мудрёно будет выселить. Бесноватые труднее всего поддаются лечению, - сказал профессор. - Любопытна также - аура убийц. Но я не располагаю теперь таким субъектом, чтобы показать вам. Но, сообразно уже виденному вами, вы поймёте описание.
   Аура убийц - громадных размеров и кровавого цвета, а на этом фоне мелькают картины совершённых злодеяний. Вне пределов ауры витает образ жертвы или жертв, соединённых с преступником фосфорическими нитями, и по таким каналам в убийцу вливается зеленоватая масса, густая и липкая на вид. Насильственная смерть исторгает из организма жертвы вещества, которые входят затем в ауру убийцы и остаются там, отражая волнения предсмертной минуты и перипетии убийства. Если жертвы находятся на одном нравственном уровне с убийцей, то вражда приковывает их один к другому и их состояние - ужасно. В этом обстоятельстве и кроется причина того явления, что часто преступники выдают себя. В подобных случаях излечение возможно при условии, если удастся отделить жертву от убийцы.
   Дахир и Супрамати знали это лучше профессора, сотни раз видя всё собственными глазами, которые проникали сквозь завесу, скрывающую тайны иного мира, но им было любопытно знать, до чего дошли учёные в искусстве делать видимыми явления мира, обычно невидимого, результаты превзошли их ожидания.
   Поблагодарив профессора Ивареса, гости простились с хозяином, а так как работы учёных по другим отраслям знания менее интересовали их, то они решили покинуть город сынов науки и пошли по пустынным улицам к башне, где их ожидал воздушный корабль.
   - Ясно, что приближается конец мира, - сказал Дахир. - Невидимое обнаруживается аппаратами современной науки и подчиняется человеку. Перед профаном раскрылась книга о семи печатях и стали известны замогильные тайны.
   - Да. А вместо того, чтобы облагораживаться и очищаться, ввиду открывшихся тайн, человечество вырождается. Растеряв Веру и Идеалы, оно опускается на степень животности, - со вздохом сказал Супрамати.
   - Куда ты нас повезёшь теперь? - спросил Дахир.
   - Право, не знаю, ввиду того, что Супрамати не хочет в Царьград, - сказал Нараяна, подмигнув.
   - Я не говорил, что не хочу возвращаться туда.
   - Нечего, нечего. Ты боишься за свою Добродетель.
   - Ну, а если тебе это - известно, в таком случае следует избегать наталкивать меня на соблазн, - сказал Супрамати.
   - Вовсе нет. Ввиду моего несовершенства, твоя Добродетель колет мне глаза. Я только и думаю, как бы совратить тебя с Истинного Пути.
   - Вот это - настоящий друг! - сказал Супрамати и засмеялся. - Но почему же моя Добродетель, а не Дахира, колет тебе глаза?
   - Потому что я не могу видеть, как хорошенькая женщина сохнет от любви к такому бездушному бревну! Скажи, разве Ольга не нравится тебе?
   - Нет, нравится. Она - хороша, её обожание - трогательно, а наивность даже ни с чем несравнима. Возьми она меня в учителя, а не в возлюбленные, я был бы ей преданнейшим слугой.
   - ГОСПОДИ, БОЖЕ мой! Ну, если мне грозит опасность сделаться подобным дураком, так я отказываюсь навсегда от звезды Мага, несмотря на все доводы Эбрамара, - воскликнул Нараяна.
   Оба Мага засмеялись. Но тут они уже подошли к башне и снова начали обсуждать цель путешествия.
   - Я повезу вас в Иудейское царство, к люциферианам. Но будьте осторожны, потому что, если вы вздумаете разрушать их храмы, выйдет скандал и наше "инкогнито" быстро откроется.
   - Как же быть в таком случае? Ведь не можем же мы приносить жертву Люциферу! - сказал Дахир, смеясь.
   - Слушайте, друзья, что я предложу вам, - сказал Супрамати. - Ясно, что мы не пустим корни в этой прекрасной стране, а поэтому бесполезно совершать торжественный объезд с барабанным боем, самое же надёжное "инкогнито" - это быть невидимым. К тому же нетрудно быть невидимым для грузных и грубых люцифериан, и мы можем незаметно осмотреть всё интересное, потом надо будет только вычиститься.
   - Блестящая мысль, - сказал Нараяна. - Так мы можем всё осмотреть и даже потешиться над этими негодяями. На будущей неделе у них большой праздник с процессией в честь сатаны, избиением христиан, уничтожением религиозных символов, оргиями и так далее. Великолепно будет, если мы испортим им торжество. А втроём мы можем устроить пречудесный скандал.
   - Не сомневаюсь. Тем не менее, прежде чем пускаться в такую "авантюру", я полагаю, следовало бы посоветоваться с Эбрамаром. А если он одобрит нас, тогда держись, сатанисты! - сказал Супрамати.
   - В таком случае, вернёмся в Шотландию на несколько дней. Там всё приспособлено для вызываний, - сказал Дахир.
   Совет был принят единодушно и через несколько минут самолёт летел к старому замку над океаном.
  
   Часть 2
  
   Глава 1
  
   Несколько дней спустя после отъезда Магов из Царьграда Нараяна посетил Ольгу и передал ей обещанные предметы для вызывания Эбрамара. Девушка была грустна, и, видимо, пала духом. А когда заговорили об отъезде Супрамати, она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Нараяна утешал её и уверял, что его кузен - учёный чудак, имеющий обыкновение скрываться, таким образом, но что на этот раз было неотложное дело, которое вызвало его отъезд. Подняв несколько дух Ольги, и дав указания, он простился со своим новым другом.
   На следующий день она заявила тётке, что на несколько недель уезжает в одно из своих поместий, и ввиду предоставляемой общиной амазонок своим членам полной свободы действий, Ольга не встретила препятствий.
   Прибыв в имение, о котором говорила Нараяне, она начала предписанные ей приготовления к вызыванию.
   Никто не беспокоил её, потому что старый управляющий и его жена, охраняющие усадьбу, были простые добрые люди, которые, хоть и подивились, что их красивая, молодая барышня замкнулась в одиночестве, но не позволили себе расспросов по этому поводу.
   Живя в тишине и безмолвии, Ольга наложила на себя строгий Пост и неустанно молилась. Образ Супрамати преследовал её день и ночь. Она отдалась своей страсти, и в нервном, восторженном состоянии ничто не казалось ей тяжёлым, лишь бы, в конце концов, удалось покорить сердце обожаемого человека.
   Эта мысль дошла до Супрамати, напоминая ему о девушке, вызывая в памяти её образ и внушая разнообразные чувства. Иногда он сердился и скучал, а порой был весел. Но случалось, что в глубине души Мага шевелился ещё остаток смертного человека, и внушённая им любовь трогала его и возбуждала доброе, дружеское чувство к наивной девочке.
   Наконец миновали три подготовительные недели, и Ольга стала готовиться к вызыванию.
   Она изменилась за время поста и духовного самосозерцания, стала ещё стройнее и тоньше. А прозрачное личико сделалось серьёзным и задумчивым.
   К ночи Ольга приняла ванну, вылив в неё содержимое флакона, данного Нараяной, и почувствовала уколы по всему телу, но не обратила на это внимания. Потом она надела длинную широкую тунику из шелковистой фосфорической ткани, плотно прилегающую к телу, и распустила золотистые волосы. Голову она украсила гирляндой цветов с широкими лепестками серебристо-белого цвета, фосфорически светящимися чашечками и маленькими голубовато-зелёными листьями, покрытыми словно хрустальной, сверкающей пылью.
   Окончив одевание, она вошла на большую террасу в саду, куда предварительно перенесла сундук из кедрового дерева, привезённый ей Нараяной. В нём находился большой металлический круг, покрытый гравированными красными каббалистическими знаками, три небольших треножника и два массивных серебряных подсвечника со свечами, отлитыми словно из серебра.
   Разместив всё согласно указанию, она зажгла свечи, а на треножниках ароматичные травы, и окропила вокруг душистой эссенцией. За тем Ольга вошла в круг, опустилась на колени и стала произносить формулы, заученные наизусть.
   Спустилась южная ночь, тёплая и благоуханная, но тёмная. В природе стояла тишина, нарушающаяся лишь голосом Ольги, дрожащим по временам от волнения, но звучащим восторженно и решительно.
   Вдруг на тёмном небе зажглась словно падающая звезда, которая с неимоверной быстротой стремилась по направлению к террасе. Потом звезда окуталась будто облаком и упала в нескольких шагах от Ольги, которая, ни жива, ни мертва, смотрела на туманный, слово из земли выросший столб, испещрённый огненными зигзагами. Облачный покров рассеялся, и показалась высокая стройная фигура человека в белом одеянии. На его голове была белая искрящаяся чалма. Лицо бронзового цвета было прекрасно, и Ольге казалось, что большие чёрные глаза пронизали её своим взором.
   - Безумная!.. На что ты отважилась?.. Не понимая тех сил, которые привела в действие, ты рисковала сгореть живой или быть убитой электрическим ударом, - раздался голос.
   Две руки подхватили её и вынесли из металлического круга.
   Ольга оцепенела от изумления и со страхом смотрела на гостя.
   У неё явилось понимание того, что она коснулась каких-то неведомых и страшных тайн.
   Дрожа, она опустилась на колени и с мольбой протянула к незнакомцу руки.
   - Прости мне, Маг, мою смелость... Решившись тревожить и призывать тебя, я - нечистая, ничтожная - не постигала всей дерзости моего поступка. Надоумил меня и наставлял Нараяна... А теперь, увидев тебя, могущественного и таинственного, мне стыдно признаться, что внушило мне эту мысль.
   Она разразилась рыданьями и закрыла лицо руками. Её тело дрожало, и головка склонялась всё ниже.
   Она не видела улыбки, озаряющей лицо Эбрамара, и отразившейся на нём Доброты. Он положил руку на её голову и поднял Ольгу.
   - Встань, моя милая, и успокойся. Нет человека, который был бы слишком низок, чтобы не осмелиться призвать меня, если его призыв искренен и могуч, чтобы достичь моего слуха. Степень Очищения и Знания, приобретённые мной, налагает на меня долг служить каждому нуждающемуся в моей помощи и имеющему возможность войти в сношение со мной. А ты - молода, чиста душой и телом, так почему же твой призыв может оскорбить меня? Я порицаю Нараяну, который натолкнул тебя на столь опасный магический опыт, не приняв в соображение законы, могущие быть пагубными для тебя.
   Во время разговора он подвёл девушку к мраморной скамье в конце террасы, сел и указал ей место около себя.
   - Сядь, малютка, побеседуем.
   Ольга схватила руку Мага и прижала к губам. Краска покрывала её лицо, слёзы повисли, блестя на ресницах, а на лице так отражалась борьба стыда понимания и желания его помощи, что Эбрамар улыбнулся:
   - Я знаю твои помыслы и намерения, моя милая, иначе был ли бы я Магом! Ты любишь Супрамати, моего ученика и друга, и жаждешь взаимности...
   Ольга прижала руки к груди.
   - Да, Учитель, я люблю его больше жизни. С тех пор, как я увидела Супрамати, его образ пленил меня и поработил мою душу. Я не знаю иного желания, как быть возле него, слушать его голос, видеть его взгляд на себе. От него исходит излучение, тепло, что-то для меня необъяснимое, но что приковывает меня к нему.
   - Верю, а то, что тебя влечёт к такому чистому и возвышенному существу, как он, доказывает лишь, что ты стремишься к Свету и отвращаешься от тьмы. Если в тебе хватило настойчивости провести три недели в Безмолвии, Уединении, Посте и Молитве, воздерживаясь от развлечений, это свидетельствует, что ты способна принести себя в жертву для идеи и что твоё чувство - глубоко и истинно. При таких условиях понятно, что ты ищешь единения с Супрамати.
   - Да, я жажду этого, но он - равнодушен ко мне и, кажется, презирает мою любовь. Он уехал, не бросив мне ни слова на прощанье. Кто знает, вернётся ли он когда-нибудь сюда?.. Впрочем, любовь ослепила меня, и я понимаю, насколько она была тщеславна, стремясь к нему, как к обычному человеку. Какой интерес может возбудить девочка у Мага, подобного ему...
   Слёзы помешали ей продолжать. Эбрамар смотрел на неё.
   - Глубокая, чистая привязанность - драгоценный дар для Мага, как и для обычного человека. Так почему же Супрамати мог бы пренебрегать им? Может, иное чувство руководит им. Ему - ведомо то, что неизвестно тебе: ведь союз Мага со смертной оплачивается её смертью. Пламя Высшей Любви сжигает нежный человеческий цветок.
   Краска залила личико Ольги, а глазки заблестели восторженно и страстно.
   - О, если бы только это, Учитель! Заплатить только смертью за счастье принадлежать ему, ведь это было бы верхом Блаженства. Чего большего могла бы я желать, как умереть молодой, красивой, любимой, прежде чем годы состарят меня. Потому что я - смертная, а он - бессмертен! Какую пытку испытывала бы я - старая, дряхлая - рядом с ним, всегда молодым, прекрасным, неуязвимым для всеразрушающего времени. Какая Милость Небес избежать этих мучений и умереть возле него, насладившись счастьем. Но не шутишь ли ты, уважаемый Учитель? Не уже ли такое Блаженство покупается лишь ценой смерти. О! Десять раз готова я умереть, лишь бы прожить хоть один год в раю...
   Эбрамар покачал головой.
   - Не увлекаешься ли ты, восторженная головушка, и не пожалеешь ли, сходя в могилу, когда придётся прощаться с жизнью, полной очарования, и покидать любимого человека, а может, и ребёнка?..
   Ольга побледнела и вздрогнула, но затем стряхнула охватившую её слабость, и восторженная, но полная Смирения Вера вспыхнула в её глазах.
   - Возле Супрамати веет Мир и Свет, а Сила, исходящая из него, утишит всякую душевную бурю. Ты говорил о Законе, по Которому низшая материя сжигается огнём, исходящим из Мага! Посмею ли я роптать против непреложного Закона? Нет. Если бы на мою долю могло выпасть незаслуженное счастье быть любимой Супрамати, я приняла бы смерть, не моргнув глазом и не жалуясь. Ведь она также была бы даром, исходящим от него.
   Взор Эбрамара засветился, он положил руку на голову Ольги и затем встал.
   - Вижу, что ты способна вынести испытание, очиститься в ауре Мага и покорно принять смерть. Добавлю, что телесная смерть снимет с твоего существа тени плоти и вознесёт тебя в Высшие Сферы. Я не имею власти над сердцем Супрамати и ничего определённого не обещаю тебе, но поговорю с ним и, если буду в состоянии способствовать твоему счастью, сделаю это.
   Ольга схватила его руку и прижала к устам.
   Серебристая дымка заволокла высокую фигуру Мага. Затем облачный столб вихрем поднялся в пространство и скрылся во тьме.
   Ольга встала, шатаясь, и убрала предметы, служившие для вызывания. Но, очутившись в своей комнате, она упала на постель без сознания.
   В эту ночь Нараяна с друзьями вернулись в Шотландию.
   Следующий день прошёл в разговорах и проектах относительно посещения люциферианской столицы. Нараяна особенно был неистощим в изобретении разных подвохов сатанистам, в которых видел личных врагов. Решено было пригласить вечером Эбрамара - отужинать с ними и узнать, одобрит ли он их намерения, а тогда побеседовать и об исполнении их замыслов. Приглашение было возложено на Супрамати.
   Он отправился на башню, приспособленную для магических операций, и сел перед большим аппаратом, представляющим раму, поддерживаемую разной формы металлическими цилиндрами и палочками. Внутренность рамы представляла слегка студёнистую вибрирующую поверхность, тёмную, как грозовое небо, по которому ходили словно голубоватые облака. Вся эта гладь волновалась, дрожала и меняла вид, словно под напором сильных порывов ветра.
   Супрамати только собрался начать произносить полагающуюся формулу, как заметил вспыхнувшую где-то в глубине облачной тьмы блестящую звёздочку, которая быстро приближалась, увеличивалась и превратилась в ярко-светлое облако, выступившее из рамы.
   На Супрамати пахнул порыв тёплого и ароматичного ветра, а несколько секунд спустя светлое облако рассеялось, и перед ним появилась высокая фигура Эбрамара, с улыбкой протянувшего ему руку.
   - Учитель, ты услышал наш мысленный призыв и пожаловал раньше, нежели я произнёс формулу! - воскликнул Супрамати, обнимая Мага.
   - Да, милый мой ученик, я явился на ваше приглашение отужинать с вами, но, кроме того, мне надо поговорить с тобой и я рад, что застал тебя одного.
   - Не провинился ли я в чём-нибудь? Может, я нарушил какое-нибудь из твоих предписаний? - спросил Супрамати.
   Эбрамар рассмеялся.
   - Нет, нет, я охотно выдам тебе аттестат, что ни один из моих учеников не доставил мне столько радости и так мало причинил огорчений, как ты. Мне не в чем упрекать тебя. Я хочу дать несколько советов, а ты свободен - принять их или нет.
   - Что ты говоришь, Учитель! Каждый твой совет - приказ для меня, - сказал Супрамати, покрасневший от похвал Мага.
   - Я хочу поговорить с тобой о жизни в свете, которую ты призван теперь вести, - сказал Эбрамар, садясь на предложенный стул.
   - О, она - нелепа, эта жизнь, и возбуждает во мне желание вернуться в мир Науки и Тишины. Не могу высказать тебе, Учитель, как мне порой хочется бежать из этого жалкого, неразумного общества, от этих тупых, порочных людей, от всего этого хаоса пошлых интересов, грязных интриг и животных инстинктов, - сказал Супрамати.
   Эбрамар покачал головой.
   - Ты идёшь по ложной дороге, Супрамати, предаваясь чувству отвращения к людям, с которыми тебе надлежит прожить известное время. Поверь, что мудрость высших руководителей недаром требует, чтобы мы сходились со смертными людьми, чтобы мы жили их жизнью и интересовались тем, что волнует их душу. Хоть мы - и бессмертны, до известного предела, но всё-таки остаёмся людьми, и поэтому не можем порывать отношений с человечеством, но обязаны помнить, что каждый из нас - человек, и ничто человеческое ему не должно быть чуждо. Не забывай, что конечная цель нашего долгого жизненного странствования - новый мир, где мы станем снова смертными, куда мы призываемся на работу, чтобы там применить всё наше Знание и посеять Науку, Которой обладала погибшая планета.
   Будущие цари младенческих народов, основатели религий, законодатели и руководители этой молодой Земли, изобилующей жизнью и богатством, мы не смеем забывать ничего, что волнует и увлекает человеческое сердце.
   Чтобы достойно выполнить эту задачу и заложить основы новой цивилизации, полчища Магов - этих тружеников будущего - не могут вращаться только в астрале, но должны являть собой двусторонних исполинов, обладающих всеми физическими способностями человека и всем Могуществом ДУХА. Царь, священнослужитель и законодатель должны быть живыми существами, а не только бесстрастными Магами, любящими одну Науку.
   Ты можешь впасть в такое заблуждение, если поддашься чувствам отвращения и презрения, которые сейчас высказал. Остерегайся и не беги от того, что волнует человеческое сердце, чтобы впоследствии тебя не упрекнули в том, что, вознёсшись так высоко, ты утратил понимание людей, которыми правишь, чтобы не сочли Свет и Гармонию твоей СУЩНОСТИ за бесчувственность.
   Да не обвинят тебя никогда в том, что ты - глух к нуждам и жалобам малых, сирых и убогих. Помни, что ведь на тебя взирать будут снизу, и эти слабые, безвольные существа, с шатающейся Верой, могут не понять твоей Мудрости, а будут видеть в тебе только палача, бездушного исполнителя неумолимых Законов, налагающего на них непосильные испытания и толкающего их, вместо далёких, недосягаемых - по их мнению - врат Неба, в ад!
   Супрамати побледнел.
   - То, что ты сказал, Учитель, - ужасно. Сохрани меня БОГ потерять способность понимать моих меньших братьев, но что же мне делать, чтобы избежать этой опасности?
   - Никогда не отстраняться от людей, чтобы в невозмутимом спокойствии бесстрастного Мага не погасли все волнения человеческой души. Пока живёшь в свете, ныряй без страха в круговорот жизни. Свет не должен блистать и греть на одних лишь вершинах, а обязан озарять также глубины и бездны. Чистая Любовь не унижает Мага, ибо Любовь, ты знаешь, - это сила Природы, Божественное Чувство, хотя бы даже в ничтожном создании. Птичка, которая дрожит за своё гнездо и печётся о своих птенцах, уже трогает струны Божественных Чувств.
   Почему бы тебе, друг, не последовать примеру птицы и не свить себе гнездо на время твоего пребывания между смертными? Мы - бессмертные - похожи на перелётных ласточек. Подобно им, мы прилетаем из дальних, неведомых стран и вскоре улетаем неизвестно куда. Подобно им, мы поднимаемся на эфирные высоты, купаясь в живительных лучах солнца Науки, и снова вступаем в вихрь жизни, опускаясь на Землю...
   - Учитель! Ты хочешь женить меня?! - воскликнул Супрамати, слушающий со всё возрастающим изумлением, и покраснел.
   Эбрамар засмеялся.
   - Могу ли я хотеть женить тебя, если это тебе - неприятно! Избави меня БОГ злоупотреблять моим на тебя влиянием, чтобы навязывать отношения, которые можно взять на себя лишь добровольно. Но я не отрицаю, что, если бы ты решился жениться на достойной тебя женщине, то я одобрил бы такое решение, и по многим причинам.
   Во-первых, ты на деле вступил бы в мир, чуждый для тебя, и сразу завязал бы родственные отношения, которые обяжут тебя принимать участие в людях, ты стал бы настоящим членом общества. Во-вторых, несмотря на наше относительное бессмертие, мы остаёмся людьми, подчинёнными физическим законам, и в известные промежутки времени наш организм, насыщенный Первоначальным Веществом, то есть Жидким Огнём, испытывает потребность окунуться в сферу, наполненную веществами более материальными, чем в наших убежищах Науки, обладающих особой атмосферой. Поэтому нам и необходимо сливаться с низшими относительно нас существами (до известной степени, конечно), чтобы освобождать наше тело от излишка астрального огня и электричества.
   Всё это ты знаешь, как и то, что наши Махатмы после 180-200 лет аскетической жизни вступают в брак. Поэтому и бессмертным разрешается во время их пребывания в миру вести жизнь заурядного человека. А дети Магов становятся могущественными помощниками и превосходными работниками в том мире, которым мы будем управлять.
   - Однако, с этой точки зрения, Дахир тоже должен жениться? - сказал Супрамати.
   - Несомненно, и я не премину сегодня дать ему подобный совет. Закон - один для всех и поэтому, например, Нара, стоящая много выше тебя, сделалась твоей женой, как была раньше моей, несмотря на разделяющее нас расстояние. Низший очищается и возвышается в единении с Высшим Существом, Которое, подобно свече, может зажечь тысячи других, не утратив Своей Яркости и Силы. И так, если мы можем ввести в нашу ауру другое существо, чтобы очистить и возвысить его, почему же не сделать это? Хорошо ли ты понял меня, ученик мой и друг?
   - Да, Учитель, и постараюсь последовать твоему совету, мудрость которого я понимаю. Я знаю даже женщину, которая любит меня... - он колебался. - Её любовь - наивна до смешного, но она - чище и честнее окружающей её толпы.
   - Ты говоришь об Ольге Болотовой, - сказал Эбрамар, улыбаясь, - и я должен подтвердить, что её любовь, несмотря на наивность, чиста, сильна и способна на жертвы.
   И он передал разговор с вызывавшей его девушкой.
   - Ох! Уж этот Нараяна! Выдумать подобную вещь! - сказал Супрамати.
   Он в смущении слушал Учителя, и в то же время был тронут и взволнован.
   - Теперь я понимаю, почему меня так преследовало воспоминание об этой сумасбродке. Но так как я не хотел допустить чужое влияние на себя, то постоянно и напрасно - как вижу теперь - отгонял её мысль, не прочтя.
   Он задумался и замолчал.
   - Учитель, - начал он, - а мне ведь жаль эту девушку. Союз со мной сократит её жизнь, если не дать ей Эликсира Жизни.
   Эбрамар покачал головой.
   - Нет, Супрамати, ваш союз будет испытанием и для тебя. Ольга умрёт, и, несмотря на твоё могущество и горечь потери этого молодого создания, ты должен воздержаться от соблазна дать ей бессмертие. Я нахожу полезным для неё, как и для тебя, чтобы она вернулась в невидимый мир, который, однако, видим мы с тобой. Понимаешь ли, друг, что это вызывается не жестокостью?
   - Понимаю и подчиняюсь всему, что ты прикажешь. Я знаю, что только Любовь и Мудрость руководят тобой, - сказал Супрамати.
   Его глаза любовно и доверчиво смотрели в глаза Наставника. Тот привлёк его к себе и обнял.
   - А теперь, - сказал Эбрамар, - пойдём к нашим друзьям. Я рад отужинать с вами, а затем мне надо поговорить с Дахиром.
   В комнатке, рядом со столовой, приятели играли в шахматы и оба вскочили при виде Эбрамара.
   Чувство стыда и неловкости охватило Нараяну, и его глаза опустились под взглядом Мага.
   - Нараяна, Нараяна, когда же ты сделаешься, наконец, благоразумным? - сказал Эбрамар, качая головой.
   Повинуясь Благоговению перед Магом, Нараяна опустился на колени и, схватив руку Эбрамара, прижал к губам.
   - Прости, Учитель мой, Руководитель и Покровитель, полюби меня хоть немного таким, каков - я, - прошептал он. - Я знаю, ты не покинешь меня, и в светлых волнах твоей СУЩНОСТИ я всё-таки очищусь.
   Эбрамар нагнулся, поцеловал Нараяну в лоб и поднял.
   - Конечно, я не покину тебя, - сказал он, улыбаясь, - но мне тяжело видеть тебя всё в одном положении. Я бы желал, чтобы ты шёл вперёд. Не уже ли тебе ещё не надоело дурачиться? Ты не думаешь об испытаниях, ожидающих тебя на новой планете, где тебе придётся, в конце концов, обуздать "зверя", который властвует над тобой.
   - Эх, Учитель! Там, среди этих гадких скотов, будет легче, меньше представится соблазнов. А пока ещё можно, дай мне повеселиться на нашей бедной утончённой и уютной Земле.
   Все посмеялись и перешли в столовую, где был приготовлен ужин из молока, вина, мёда и лёгких печений.
   За столом разговор зашёл о поездке друзей в город учёных.
   - Скажи, Нараяна, это ты, вероятно, выдумал подшутить над люциферианами? - спросил Эбрамар. - Кажется, Дахир с Супрамати сыграли уже с ними злую шутку в Царьграде?
   - Да, Учитель, но этого мне показалось мало. Надо разить их в центре их могущества. Уж очень они стали наглы в своём кощунстве и цинизме. Давно пора напомнить им, что существуют и Высшие Силы. Только мы не хотели действовать без твоего одобрения и совета, Учитель, - воскликнул Нараяна, сверкнув глазами.
   - Я не против этого, если вы хотите взять на себя довольно-таки противное дело - чистить эту помойную яму.
   - Мы останемся невидимыми, Учитель!
   - Разумеется, но это не избавит вас от необходимости окунуться в зловредную, вонючую атмосферу, - сказал Эбрамар.
   - Можно потом почиститься, зато мы испортим им их сатанинский пир, их мерзкие жертвоприношения и кощунственные церемонии.
   Эбрамар не мог удержаться от улыбки.
   - Да, если ты возьмёшься за составление программы, то можно быть уверенным, что экспедиция выйдет любопытной.
   - Забавной и интересной, - сказал Нараяна.
   По окончании ужина Эбрамар увёл Дахира для беседы в соседнюю комнату, откуда они вернулись через четверть часа, и Маг объявил, что ему пора уходить.
   Все направились к башне-лаборатории.
   Здесь Эбрамар простился с учениками, обнял их, пожелал успеха в предприятии против люцифериан, а потом подошёл к раме, поверхность которой волновалась и бурлила.
   Порыв тёплого, ароматичного ветра пронёсся по комнате и Эбрамар, подхваченный этой волной четвёртого измерения, очутился за рамой. Он рукой послал последний привет и стал исчезать.
   Теперь можно было видеть что-то вроде светящейся искристой полосы, которая уносила Мага.
   Потом, далеко-далеко, на голубоватом фоне, словно марево, показался белый гималайский дворец с его воздушными колоннами, тонкой резьбой, бьющими фонтанами и роскошной зеленью окружающих его садов.
   Друзья смотрели на эту картину, и их охватила тоска, желание следовать за Эбрамаром, укрыться в Этом Покое Природы, вдали от человечества, живущего завистью, алчностью, братоубийственной враждой.
   Тяжело дыша, Супрамати смотрел на дворец. Ему слышался плеск фонтанов, стройная Музыка Сфер, и казалось, что он вдыхает аромат цветов, растущих под широким окном его рабочей комнаты. Его душа словно отрывалась и летела в этот приют Чистой Науки, где ничто не нарушало Гармонии мысли, где забывалось время, где века проходили, как дни. И понимание, что он должен снова окунуться в людской хаос, войти в тесные отношения с этой толпой - грубой и развратной, наполнила его таким отвращением, что даже сердце замерло, словно сжатое тисками.
   Но картина бледнела, а потом исчезла, и поверхность рамы приняла гладкий и зеркальный вид.
   - Ну, друзья, не мечтайте о пустынных островах и новых победных венках. Пока вас ожидают более скромные обязанности и занятия, - сказал Нараяна.
   И его голос вернул молодых учёных к действительности.
   - Гм! Дело - так скромно, что любой босяк с ним справился бы. А между тем, кто знает, мне, пожалуй, легчеоплодотворить пустынный остров, - сказал Дахир. - Эбрамар желает, чтобы я женился, а я не встретил ещё ни одной симпатичной мне женщины. Мне не так везёт, как Супрамати, и не удалось зажечь такую любовь, которая способна ради него взять приступом Небо, - прибавил он, посматривая на друга, который прислонился к стулу, задумавшись.
   Супрамати выпрямился и провёл рукой по лбу.
   - Я полагаю, тебе стоит только пожелать, и ты найдёшь счастье, не уступающее моему, - сказал Супрамати, улыбаясь. - Такому красивому и пленительному мужчине остаётся только выбрать...
   - Не беспокойся, я тебе найду подходящую жену из родни принцессы Супрамати! - сказал Нараяна.
   - О! Если он позаботится о твоём семейном счастье, то можешь быть уверен - мигом пристроишься. У него в запасе героические средства. Ясно, что он, чувствующий себя хорошо только у домашнего очага, желает дать такое же счастье и другим, - сказал Супрамати.
   - Твои слова - отголосок россказней Нары, которая ревностью отравила мне жизнь, - сказал Нараяна.
   - Ну, успокойся! Все знают, что ты был примерным мужем, и я предвижу, что иссякни сокровища Монте-Розы, ты открыл бы брачную контору и сделал бы состояние, если наша планета просуществует до того времени, - сказал Дахир. - А теперь, господа, спокойной ночи, на сегодня - довольно волнений.
   Войдя в спальню, он сел на диванчик, стоящий в ногах широкой кровати с колоннами, и задумался.
   Каждый предмет здесь напоминал ему обаятельную женщину, бывшую подругой первых дней его нового существования, которая помогала ему и руководила его первым Посвящением и всегда поддерживала в часы усталости и слабости. Сколько раз любимый голос раздавался в его ушах, и слово, серьёзное или остроумное, прогоняло нерешительность и поднимало дух. А не то ласка невидимой руки напоминала ему, что он - не один, что издалека Любовь Нары охраняет его. Да, ей принадлежит вся его душа, а ему предстоит жениться на невежественной, ничтожной девочке, которая не может быть для него ни чем иным, как игрушкой тех чувств, которые он уже осилил и поработил.
   Ему была противна мысль - сблизиться с женщиной, дать ей права и взять на себя обязанности... А Нара молчит, не даёт признака жизни... Может, она сердится и не сочувствует мыслям Эбрамара... Он ощутил на своём лбу прикосновение пальцев, и любимый голос зашептал ему на ухо:
   - Стоит ли волноваться, Супрамати? Я знаю, что моё место в твоей душе никто не займёт. Чувство, соединяющее нас, - это родство душ, Любовь, Которую никто не может разбить. Могут ли иметь значение для Этого Вечного Чувства мимолётные случайности нашего длительного существования, странного и анормального? Стоит ли мне ревновать, если на свете окажется больше одним существом, которое полюбит тебя и возвысится, сделается лучше, очистится под твоей защитой?
   Эта девушка - достойна тебя, и её любовь - честна и сильна. Будь добр к ней и снисходителен, потому что насколько она обожает, настолько же и боится тебя.
   Глупенькая девочка так думает обо мне и так страстно желает, чтобы я дала тебе "супружеский отпуск", - в голосе Нары прозвучала насмешка, - что я не могу противиться. А так как я всегда соображаюсь с современными нравами, то подчиняюсь мудрому закону и даю тебе, прекрасный мой принц, отпуск. Как знать, может, со временем, и я попрошу у тебя о подобной жертве.
   - Нара, не шути! Ни одного твоего взгляда я никому не уступлю, - закричал Супрамати, краснея.
   - Ага, господин Маг! Вы обнаруживаете себялюбивые чувства, недостойные вашего совершенства. Но успокойся, ревнивец. Степень Посвящения, проходимая мной в настоящее время, поглотила меня, и я не чувствую желания покушаться на супружескую неверность. И так, с полным спокойствием души наслаждайся своим "отпуском" и знай, что моя привязанность продолжает охранять тебя.
   Последовало пожатие руки, и затем наступила тишина. Охваченный дремотой, Супрамати лёг и уснул.
  
   Глава 2
  
   Проснувшись, Супрамати обрёл обычное Равновесие души и за завтраком его мысли были заняты предполагаемой экспедицией в город люцифериан.
   - Завтра утром нам надо ехать, - сказал Нараяна. - Я препровожу вас к одному из наших, тоже бессмертному. Это - славный малый и живёт в окрестностях города. Он с удовольствием примет нас, и у него мы и устроим свою "главную квартиру". До начала военных действий вы осмотрите город и полюбуетесь его населением, которое - типично и представляет живую иллюстрацию той гнусности, до какой может пасть нация, будучи лишена поддержки Веры и Нравственной Дисциплины.
   Целый день они были заняты приготовлением всего, что им могло понадобиться, чтобы задать сатанистам хороший урок и оградить себя от миазмов, на которые им предстояло натолкнуться.
   На заре воздушное судно Супрамати мчало их к старой французской земле.
   Приятель Нараяны проживал в нескольких километрах от столицы, в отдельном домике, окутанном садом. Это был ещё молодой человек, сосредоточенный, с тем выражением, которое характеризует бессмертных.
   Он радушно принял гостей и даже подружился с Магами, а узнав, что они собираются проучить люцифериан, он пришёл в восторг и обещал помогать по мере сил и возможностей.
   - Вы не можете представить, до чего же стал омерзителен этот народ, - сказал он. - Я - природный француз и застал ещё время, когда моя цветущая, славная родина была средоточием умственного труда, изящества, патриотизма и рыцарской храбрости, поэтому мне так и больно видеть упадок...
   ...В громадном городе, который вы увидите, скопились три четверти золота всего света. Это - мировой банк, но вместе с тем и гнездо разврата. Все искусства пали до степени скотства и художники работают теперь уже над соисканием премии за безобразие. В литературе воспевается порок и разврат, люди, сделавшиеся хуже животных, соперничают друг с другом в утончённости зла и распутства. Что же касается публичного поклонения сатане, то оно по бесстыдству превосходит всё известное в древности... - он замолчал и поник головой, а Маги старались утешить его и поддержать.
   На следующий день Супрамати с Дахиром приготовились к посещению современного Содома. Чтобы ослабить действие зловредных флюидов на их организм, они надели электрические трико и плащи с капюшоном, который опускался на лицо в виде маски, оставляя открытыми только глаза. Эта одежда была сделана из мягкого и небьющегося стекла, отливающего перламутром. На грудь они надели Крест Мага, а в руки взяли золотую палочку, своим видом напоминающую епископский посох, но обладающую такой силой, что заурядный человек не мог бы ни дотронуться до неё, ни перенести исходящий из неё жар. По временам из посоха вырывались струи огня.
   И Нараяна, хоть он и был только оплотнённым духом и поэтому менее чувствителен к влиянию дурных флюидов, всё-таки надел особый костюм. Его глаза, словно два раскалённых угля, светились в отверстии маски, закрывающей лицо.
   Кроме того, каждый из путешественников имел на перевязи золочёную коробочку с питательным порошком и флаконом вина, ввиду того, что в дьявольском городе они не могли бы прикоснуться ни к какой пище.
   Вооружённые таким образом и сделавшись невидимыми, они вступили в город, столицу золота и порока.
   И город был великолепен. На необозримом пространстве тянулись просторные улицы с огромными дворцами, украшенными скульптурой, мозаикой и картинами. Всюду блестели золото, эмаль и все утончённости цивилизации, а в то же время вид этого мраморно-золотого города производил отталкивающее впечатление.
   Картины, украшающие фасады, были циничны, мозаика изображала бесстыдные символы, в окнах магазинов выставлены были гнусные картины с надписями, которые показывали, что чувство стыда давно угасло.
   Было множество общественных садов, где в киосках, помимо вина, фруктов и прохладительных напитков, продавали горячую кровь животных, которых убивали на глазах потребителя, чтобы он был уверен в свежести и доброкачественности дымящегося пойла.
   Население, разгуливающее в этот тёплый день по улицам - или нагое, или едва прикрытое, - на всём своём существе носило печать падения.
   Тощие, бледные лица, со впалыми глазами, не озаряющиеся открытой улыбкой, носили отпечаток чего-то животного. А общий увялый облик выдавал беспорядочную жизнь и злоупотребление беспутствами, злобный и лукавый взгляд был прикован к земле.
   Воздух до такой степени был пропитан миазмами крови и преступности, что стекловидное одеяние Магов скоро покрылось черноватым налётом, зловонным и липким, и они дышали с трудом.
   Нараяна, знающий, топографию местности, повёл приятелей посмотреть главные памятники города и знаменитые статуи.
   Почти все эти статуи имели символическое значение. Одна изображала свободу наслаждений и была так бесстыдна, что Маги не пожелали её смотреть. Другая представляла книгу законов, которую топтал ногами бывший каторжник, разбитые цепи которого валялись по земле, а он раздирал навозными вилами листы уголовного свода. Надпись на цоколе гласила:

Справедливая оценка правосудия.

   Наконец, третья статуя, самая пышная, изображала поваленного на землю человека с заткнутым ртом. Он лежал на куче символов власти и славы. Тут были собраны царские короны, папские тиары, знамёна, ордена, гербы, епископские посохи, распятия и тому подобное. Какой-то гадкий старик попирал ногами поваленного человека и молотом разбивал скученные там знаки отличия. Надпись поясняла, что старичишка изображал собой "Время" - этого палача и победителя всяких предрассудков и привилегий.
   Заметив отвращение и омерзение, которое вызвали эти произведения искусства в друзьях, Нараяна сказал:
   - Да, да, у люциферианских художников свои идеалы, отличные от ваших старых, отсталых. В настоящее время живописцы, скульпторы, литераторы изощряются в достижении верхов цинизма и богохульства, безобразия нравственного и физического, а кто успел наиболее утончённым образом оскорбить Небо и Природу, тому, наверное, обеспечены торжество, слава и богатство. А теперь, друзья, я поведу вас в театр, там вы увидите вещи, которых и во сне не видели! Вас поражала откровенность царьградского репертуара? Так это - детская игра в сравнении с происходящим здесь! Здесь требуется живая действительность, потому что разбитые, притуплённые нервы этих прислужников зла жаждут самых необузданных волнений. Нередко случается видеть на сцепе убийства, когда артисты увлекаются, и роль даёт такой "эффект", возбуждающий бешеный энтузиазм. Подобные убийства не наказуются, потому что здесь законов не существует: каждый живёт своим законом. Но вы поймите, какое значение имеет в исполнении актёров возможность быть убитым, как сильно они бывают возбуждены. Но вот мы и прибыли. Это огромное здание, окружённое красивыми колоннадами, и есть театр.
   Оставаясь невидимыми, приятели поместились в пустой ложе, осматривая окружающую их обстановку.
   Зала не походила на прежние и даже на царьградскую. Сцена была громадна. В каждой из лож, - тоже больших, - находился в глубине маленький буфет с фруктами, конфетами и батареей бутылок с ликёрами и винами. По сторонам ложи были украшены кустами цветущих растений с одуряющим запахом ярких роз и цветов красновато-лилового цвета, вроде гигантского гелиотропа. Воздух в зале был насыщен удушливым и возбуждающим ароматом, а разгорячённые лица присутствующих, блестящие глаза и порывистые движения указывали на действие, производимое этой обстановкой. Женщины в особенности, полунагие и циничные, имели вид вакханок.
   Представляемая пьеса, - полудрама, полуопера, была восхитительно поставлена в декоративном отношении. Сюжетом служили приключения молодого атлета - победителя в знаменитых играх. Две женщины, одна из артисток цирка, где блистал герой, другая - богатая светская дама, оспаривали любовь атлета. Сцены борьбы в цирке были великолепны по обстановке и массе участников, но отвратительны по реализму, так как атлеты боролись нагими. Кульминационной сценой был банкет, следовавший за этой борьбой и перешедший в оргию.
   Соперничество двух женщин достигало здесь апогея, и светская дама увлекала за собой героя под звуки вакхического, дикого и нестройного хора.
   Возбуждение мало-помалу охватывало залу. Слышались смех, возгласы и крики вперемешку с рыданьями. Наконец, занавес открылся для последнего акта драмы и всё смолкло.
   Сцена представляла волшебно-роскошную спальню, где раньше, нежели заснуть, атлет веселился со своей новой возлюбленной. Но отвергнутая соперница преследовала их. Она сумела проскользнуть в спальню и теперь ползла с ножом в руке к постели, где покоились изменники.
   Эта женщина, с бледным лицом, с налитыми кровью глазами, была зверем в человеческом обличье. Вся зала задыхалась, следя за каждым её движением. Но вот она выпрямилась, её рука опустилась - и вдруг крик, а за ним второй, потрясли стены залы. Кинжал нанёс два удара. Кровь бьёт фонтаном. В это время как женщина корчится и стонет в агонии, атлет сваливается с постели с торчащим в груди кинжалом и катается в судорогах, плавая в расплывающейся луже крови.
   Раздаются аплодисменты, цветы и драгоценности летят на сцену. Но в эту минуту, когда артистка раскланивается и благодарит публику, умирающий атлет приподнимается на колени, схватывает сзади свою убийцу, валит на землю и начинает душить. Они мечутся в схватке по залитому кровью полу. Она отбивается, но коченеющие руки умирающего впились в её шею и через несколько минут оба остаются недвижимыми.
   Зрителями овладело безумие, жажда крови и убийства. Подняв вверх руки, они рычали, женщины неистовствовали, срывали с себя немногие бывшие на них одежды и корчились в судорогах. Несколько человек, охваченные сумасшествием, с пеной у рта катались по полу. Наконец, толпа вскарабкалась на сцену, сосала и лизала кровь, струящуюся из ран убитых.
   - Бежим отсюда! - вырвалось у Супрамати.
   Он стоял бледный, прижав руки к груди. Дахир откинулся на стуле с закрытыми глазами, и, казалось, задыхался.
   Нараяна выхватил из-за пояса два кусочка материи, смоченной вином с небольшой примесью Первобытной Эссенции, и приложил к лицу обоих Магов. Почти мгновенно они оправились от слабости.
   - Друзья! Разрушьте же лучше это гнездо, вместо того, чтобы падать в обморок. Имей я ваше могущество, дело уже было бы сделано, - сказал Нараяна.
   Супрамати с Дахиром выпрямились, а в их глазах вспыхнуло негодование и желание покарать этих чудовищ. Сорвав с груди Крест Магов, они бросились вперёд, произнося заклинания, которым повиновались стихии.
   Сверкнули две молнии, принявшие затем форму Больших Крестов, Которые зажглись в воздухе и удары грома потрясли здание. Толпа застыла от ужаса, а затем с криками бросилась к выходам, но сыпавшаяся навстречу им молния принудила их отступить. Гром продолжал греметь, стены трещали и вдруг рухнули потолки, придавив теснившуюся в зале и в ложах толпу.
   Может, в первый раз оба Мага не ощутили ни жалости, ни сожаления по поводу вызванной ими гекатомбы; уж очень давно их душа не была потрясена таким отвращением, граничащим с ненавистью.
   Отступая задом, они покинули залу и театр прежде, нежели они обрушились. Поднявшись в облака, они направились к своему воздушному экипажу, который понёс их в дом друга, где они очистились и подкрепились.
   На следующий день Ренэ де ла Тур, как звали "бессмертного", приютившего у себя троих друзей, отправился в город за новостями.
   Он вернулся довольный и рассказывал со смехом, что всё население сатанинского города подавлено.
   Крушение театра приписывали землетрясению, потому что толчок был слышен далеко, но жалели больше всего о том, что подобное несчастье может нарушить одно из самых чудных и пышных торжеств. Кроме того, не могли объяснить, почему молния приняла форму Лучезарных Крестов, этого ещё никогда не бывало.
   Катастрофа испортила все приготовления к предстоящему на другой день празднеству. Множество людей было убито, ещё больше ранено и изувечено молнией или камнями. Наконец, раскопки и очистка развалин тоже препятствовали торжеству. Нашлись даже голоса, предлагающие отложить на несколько недель жертвоприношения и процессии. Масса же населения, жадная до зрелищ и празднеств, восстала против этого.
   В конце концов, было решено устроить сначала похороны жертв из публики и "гениальных" артистов, которые собственной кровью запечатлели "славное служение искусству", в действительности разыгрывая трагедию. Годовой же праздник пришлось всё-таки отложить на неделю.
   Это решение успокоило и удовлетворило всех. Жаль было, конечно, что катастрофа произошла так некстати, но ведь такие случайности могут всегда произойти, а умирать всё равно надо, рано или поздно. Всё же остальное можно было наверстать и поправить. По милости сатаны имелось достаточно золота, чтобы отстроить новый театр, красивее старого, в актёрах также не было недостатка. А поэтому можно со спокойной душой, схоронив умерших, приняться за хлопоты о празднествах.
   Дахир и Супрамати решили подождать неделю, ибо пылали желанием испортить люциферианский праздник, а чтобы убить время, они занялись изучением нравов и обычаев, не лишённых даже оригинальности.
   Так, они узнали, что иудеи, прежде всего, упразднили своего Иегову, которому пришла неудачная мысль дать Десять Заповедей, по крайней мере, Их приписывали ему. А так как Древний Закон нравственности противоречил началам современной жизни, стеснял евреев в их обиходе и ограничивал их склонности к необузданной свободе, то они переделали по-своему Эти Десять Заповедей, Которые в новой редакции повелевали обратное тому, что предписывалось Ими раньше.
   Например, первая заповедь перелицованного закона гласила: "Да не будет у тебя иного бога, кроме сатаны". Другая: "Убивай всякого, кто стесняет тебя, и пей кровь тех, кто осмелится быть твоим врагом", или ещё: "Бери всё, что может удовлетворить твои желания, поэтому всё, что может служить тебе, и в чём ты нуждаешься, принадлежит тебе по праву". Остальное было в том же духе.
   Этот свод новых, столь удобных и растяжимых законов красовался на бронзовых или мраморных досках по углам главных улиц, для большего назидания гражданам. Последние пользовались такими наставлениями и не признавали иного закона, иного обязательства, кроме своей воли и прихоти.
   Настал, наконец, день великого люциферианского торжества. С зарёй весь город был на ногах и все улицы запружены народом.
   Праздник начинался присоединением к люциферианскому культу новых членов. Эта кощунственная, богохульная церемония в насмешку называлась крещением. Она происходила на большой площади перед главным храмом сатаны, и там публично исполнялись гнусные обряды, разоблачённые ещё во времена процесса тамплиеров.
   На этот раз число неофитов оказалось ещё больше обычного, и церемония затянулась. Было уже поздно, когда выстрел дал сигнал к выступлению.
   Из всех сатанинских храмов двинулись процессии по направлению к огромной площади, составляющей центр города и окружённой самыми красивыми дворцами.
   Там был воздвигнут гигантский костёр с перевёрнутым крестом наверху и окружённый восковыми фигурами, изображающими наиболее чтимых в христианском мире Святых, а также Символами Веры всех других народов. Всё это должно было позднее быть брошено в огонь.
   Вскоре все процессии начали собираться на площади. Одна несла окружённую лесом хоругвей статую сатаны, царя Вселенной. Демон был изображён стоя с распущенными огромными крыльями, на горделиво поднятой голове красовалась зубчатая корона, в вытянутой руке он держал скипетр Вселенной, а ногой попирал терновый венец и опрокинутую чашу.
   Процессии прочих "братств" представляли собой все обряды сатанинского культа. Там были шуточные процессии тамплиеров, нёсших своего Бафомета, или франкмасонов со статуей Люцифера. Все участники были наги, если не считать кожаного передника и знаков отличия их степеней. Дальше следовали поклонники низших дьяволов, жрицы ларвов и прочих нечистых духов, члены общества Шабаша с их царицей, и, наконец, певцы и певицы, сопровождающие жертв. На высокой колеснице следовали человеческие жертвы: несколько детей и две старухи, пожелавшие добровольно заклать себя во славу сатаны.
   Толпа запружала улицы и особенно площадь, где находился костёр. Все ожидали начала жертвоприношений, чтобы отправиться затем на публичные пиршества, приготовленные для народа во всех общественных местах. Такие пиры кончались обычно адскими оргиями.
   Когда все процессии сгруппировались вокруг костра, сатанинские жрецы затянули гимн в честь своего "бога", а в конце каждой строфы народ повторял припев: это дикое, нестройное пение дёргало нервы, ещё сильнее возбуждая толпу.
   По окончании гимна вокруг костра пошла пляска. Кружились и скакали, держась за руки, мужчины, женщины и дети. А по мере того, как сходились и расходились огромные круги этого хоровода, росло возбуждение толпы. Слышались крики и взрывы хохота. А люди корчились и рычали. Но общее исступление достигло высшего напряжения, когда верховный жрец сатаны поджёг костёр, у подножия которого были собраны его жертвы. С длинными блестящими ножами в руках двинулись жрецы, чтобы заклать сначала животных и потом человеческие жертвы. Кровь тех и других должна была быть роздана присутствующим, трепещущим от нетерпения.
   Народ был поглощён церемониями, нервы были напряжены, и никто из собравшихся не заметил, что на горизонте появились свинцовые тучки, а ветерок уже крутил песок и колыхал пламя костра.
   К тому времени как упали под ножом первые жертвы, небо потемнело, земля вздрогнула от удара грома, и порыв ветра пронёсся по площади, опрокинув даже многих из присутствующих. Поднялись вопли, а небо почернело, и молнии бороздили его во всех направлениях. Удары грома следовали один за другим, и, наконец, хлынул дождь пополам с градом.
   Толпа кидалась во все стороны, намереваясь бежать, но вихрь выл, свистел и откидывал в сторону богохульников, которые давили и топтали друг друга. Словно замкнутые в волшебном круге, они старались попасть в свои близлежавшие дворцы.
   Несмотря на потоки воды, костёр продолжал пылать, но опрокинутый Крест воспрянул, был подхвачен ветром и парил, освещая мрак Фосфорическим Светом, Который исходил из Него и окружал снопом искр.
   На площади царили ужас и смятение. Рычания и крики людей, раздавленных поваленными идолами, побитых градом, затоптанных и изувеченных, - всё это сливалось с рёвом бури, ярость которой росла.
   Паника сообщилась остальной части города, так как от землетрясения трещали здания и некоторые с треском рушились, погребая под обломками жертвы, а горящие, вырывающиеся из костра головни, несомые ветром, разносили повсюду пожар.
   Но если в видимом мире разрушение и смерть творили дело правосудия, то в пространстве, невидимом для глаза смертных, происходила борьба между светлыми и тёмными силами, поражёнными в средоточии их могущества. Словно чёрные тучи, демонские скопища обрушивались на Магов, поражая их ядовитыми стрелами, удушая зловонными миазмами, обдавая их белые одежды клейкой, вонючей слюной.
   Но трое друзей боролись стойко и возвратные удары были настолько сильны, что снаряды поражали нечистых, бросавших их, пронзали их вздутые, прозрачные тела, которые лопались с треском, насыщая воздух миазмами. Впоследствии это должно было вызвать в стране заразные болезни, потому что порождало бациллы эпидемий.
   И понемногу ад отступал перед Светом. Демонические существа, отказавшись от борьбы, вернулись к своим обычным занятиям: бросались на умерших и умирающих, высасывая из одних остатки жизненной силы и насыщаясь от других флюидом разложения. На полях сражений и в местах катастроф, всюду, где царит разрушение и смерть, собираются такие подонки неземного населения. Гниение и разложение представляют пищу ларвов, жизненный сок для демонов.
   Когда Маги и Нараяна, помогавший им, очутились у своего хозяина и друга, они оказались окутанными столь чёрным и зловонным туманом, что тот чуть не задохнулся и сказал, что в первую минуту принял их за демонов.
   Нараяна, который был в наилучшем расположении духа, посмеялся над ним, а потом все трое отправились к источнику, который выходил из скалы и протекал в саду. Они влили в воду каплю бывшей во флаконе Первобытной Эссенции, и вода сделалась голубоватой и фосфорической.
   Выкупавшись в этой воде, друзья почувствовали себя окрепшими и поспешили в дом, где их ожидал хорошо сервированный ужин.
   - О! Какой Лукуллов пир! Вино, фрукты, мёд, яйца, масло, пирожки, молоко и даже сыр! - воскликнул Супрамати. - Вы балуете нас, друг, но я сделаю честь этому угощению, потому что голоден, как волк, - прибавил он, усаживаясь.
   - Очевидно, ты проголодался до того, что начал говорить анахронизмы, - сказал Дахир, смеясь, - "голоден как волк", когда давно уже волков не существует.
   - Мы воскресим память о них, - сказал Супрамати, намазывая маслом кусок хлеба и покрывая его сыром.
   Облокотившись о стол, Ренэ де ла Тур с удивлением наблюдал аппетит своих гостей, которые ели всё и похваливали поданное.
   Дахир заметил это.
   - Вижу, друг, вы не ожидали, что мы будем так усердно есть. Не думаете ли вы, что мы живём только наукой и ароматами?
   Де ла Тур покраснел.
   - Что вы, помилуйте! Я - счастлив, что вы делаете честь моему скромному угощению, но я думал... - он, видимо, подыскивал выражение, - что "Маги" отвыкли от нашей грубой пищи и не переносят её. Первые дни вы почти не прикасались ни к чему, и я рассчитывал главным образом на аппетит Нараяны.
   Все засмеялись.
   - Я объясню вам то, что удивляет вас, так как вы забываете, милый мой Ренэ, что мы, "бессмертные" - Маги ли мы или нет, - всё-таки остаёмся людьми, - сказал Супрамати. - Пока мы учимся и работаем в наших таинственных убежищах, вдали от людей, в особой атмосфере, наши материальные потребности доведены до минимума. Глоток вина, ложечка питательного порошка, окружающий нас астральный свет - всего этого достаточно для нашего питания, потому что ум, занятый отвлечёнными и сложными работами, при сбережении материальных сил, должен по возможности быть освобождён от веса тела.
   Но это тело ведь существует же, и наступает минута, когда плоть заявляет свои права, тогда становится необходимым обмен новых веществ. В такие эпохи мы вынуждены вернуться в мир, сходиться с обычными людьми и принимать пищу более существенную. Последние дни мы мало ели, потому что готовились к магическим действиям, требующим всей силы нашей воли, которую не должна была обременять тяжесть тела. В настоящую минуту, тело, истощённое духовными усилиями и прикосновением стольких нечистых миазмов, требует материального подкрепления. Вот откуда наш аппетит и честь, которую мы делаем вашему угощению.
   - О да, они окунаются с головой в жизнь. Они не только едят бутерброды по фунту, а намереваются даже жениться, - сказал Нараяна.
   Де ла Тур привскочил на месте и на его лице изобразилось такое недоумение и недоверие, что все рассмеялись.
   - Послушайте, друг Ренэ, вы, наконец, обижаете нас. Отчего бы нам не жениться и не быть отличными мужьями! - воскликнул Дахир.
   - БОЖЕ мой, разве я сомневаюсь в этом? Но... но представить себе двух столь необыкновенных людей, великанов Знания и Могущества, мужьями обычных женщин, показалось мне чем-то странным, похожим на старые сказки, в которых Боги спускались на Землю, чтобы осчастливить какую-нибудь смертную, - пробормотал де ла Тур.
   Когда стих новый взрыв смеха, Супрамати сказал:
   - Ваше сравнение, друг Ренэ, грешит преувеличением, но это сравнение - справедливо. В глазах заурядных, невежественных людей мы можем сойти за привилегированных людей и даже за "Богов". Легенды и народные предания сберегли множество сказаний о таинственных героях, как, например, Лоэнгрин, которые являются неизвестно откуда, входят в людское общество, женятся на смертных и живут обычной жизнью, а потом исчезают, не оставляя о себе следа.
   Появляются тоже и таинственные женщины, как говорят, феи, которые любят смертных. Народная фантазия исказила, разукрасила и дополнила эти сказания, но в своей основе, в корне, рассказ таит правду.
   Ослепление и самодовольство полузнания заставляет людей пренебрежительно проходить мимо тайн, скрытых в легендах, преданиях и сказках. А между тем то, что вчера ещё казалось фантазией сказки, сегодня бледнеет перед открытиями науки, новизну которых наши современники приписывают себе. Пословица "Ничто не ново под луной" - справедлива. Всё уже открыто, и все открытия в будущем - не новы. Это - применение всегда существовавших сил, добытое уже высшей школой и известное Первым Наставникам мира, в ту пору нового, в котором мы теперь живём, и разрушение которого приближается.
   На зеленеющие равнины этой молодой Земли сошёл некогда Учёный Ареопаг Хранителей сокровищ Науки угасшего мира. Эти Знания и Открытия, это знакомство с Космическими Законами, перенесённые как священное наследство в новый мир, были скрыты затем в храмах и пещерах, вписано на символическом языке в священные книги, запечатанные семью печатями тайны.
   Медленно, путём тяжёлого труда и умерщвления плоти, ползли новые Адепты народившегося мира к Этой Науке, сокрытой и запретной для профана. Вход в Этот Мир Знания охранялся драконом, которого надо было победить, чтобы переступить порог. Этот дракон - тело с его страстями и желаниями. Только кто обуздал "зверя" в человеке и поборол плоть, в состоянии разобрать Таинственные Знаки, Которые медленно разворачиваются в астральном плане, из века в век, по мере жизни планеты.
   Богатства знания, которыми чванятся современные люди, извлечены из сокровищниц угасшего мира, солнце которого восприняло отпечаток всего, что освещали его лучи...
   Он замолчал, и наступила тишина. Всех объяло величие этого прошедшего и будущего. Особенно был подавлен Рене де ла Тур, с волнением слушавший слова Мага... По окончании завтрака он даже попросил разрешения удалиться, чтобы поразмыслить обо всём слышанном и приготовить несколько вопросов, которые хотел задать Магам.
   На следующий день после обеда Нараяна сказал, что, по его мнению, пора уезжать, правосудие - совершено, ничего интересного не предстояло, а оставаться здесь и вдыхать ядовитую заразу бесовского города не имело смысла.
   - Но куда мы поедем? - спросил Дахир. - Мы ещё не объехали вокруг света.
   - Правда, но я показал вам самое интересное и нахожу благоразумным теперь вернуться в Царьград, если не воспротивится Супрамати.
   - Почему же? Я нахожу, что пора туда вернуться и что мы достаточно попутешествовали, - сказал Супрамати, притворившись, что не замечает улыбки Нараяны.
   Тот расхохотался.
   - БОЖЕ, как он - рассудителен! Надо спешить воспользоваться таким добрым расположением. Ночью мы можем выехать.
  
   Глава 3
  
   После полудня следующего дня самолёт Супрамати пристал к башне дворца и оба принца удалились в свои апартаменты. Поужинав один, Супрамати прошёл в кабинет и, сев у открытого окна, углубился в не особенно приятные думы. Уже во время пути он был сосредоточен и молчалив. А теперь, среди одиночества и тишины чудного вечера, ему казалось вдвойне тяжёлым, почти недостойным налагавшееся на него испытание.
   Он - Маг, бессмертный, аскет, привыкший в продолжение веков жить отшельником наедине с Наукой, поглощённый отвлечённой работой и восхождением в Высшие Сферы, должен играть роль влюблённого жениха, обычного мужа, конечно, прекрасной и невинной девушки, но от которой его отделяла пропасть невежества. При этом девушки, питающей к нему земное чувство.
   Что он сделает из неё в их интимной жизни? Поднять её до себя он не в состоянии, ибо в какие-нибудь несколько лет нельзя научить таким вещам, даже смысла которых она не способна понять. А между тем ему придётся заняться ей, потому что у неё будут свои права: права на его общество, на обмен мыслей, на его чувства... Как разыгрывать ему комедию любви, после того как он уже укротил, некоторым образом убил в себе чувства, и знал теперь только одну Любовь духовных влечений и привязанностей?.. Он забыл уже и язык влюблённых, язык жениха, молодого супруга. Научные проблемы, сложные формулы, управляющие стихиями, заполнили его голову. Даже Нара, самая дорогая ему женщина, не играла больше в его жизни роли первых дней их союза. Уступить её другому он не желал бы, конечно, а пофлиртовать... Эта мысль вызывала улыбку на его лице. Она была равна ему по умственному развитию и по учёности, но плотские влечения, слабости повседневной жизни для них больше не существовали, не было больше разногласий, которые приходилось бы улаживать, ни ошибок или обид. Нечему было больше учиться. Сохранилась лишь одна взаимная поддержка очищенной, духовной привязанности. Между ними царили лишь Красота и Гармония, а земные волнения не переступали магического круга Спокойствия или уравновешенных душ.
   В предстоящем же союзе всё было иначе. Предстояло иметь дело с капризами, причудами, ревностью и, может, даже со ссорами, потому что девочка не станет считаться с его высоким саном Мага, а будет видеть в нём лишь мужчину, который нравится и принадлежит ей.
   Такая перспектива возбудила в нём огорчение и тревогу. Он чувствовал себя в положении человека энергичного и трезвого, который при виде пьяницы не может представить, как мог бы сам дойти до такого состояния.
   Супрамати встал и зашагал по комнате. Давно уже так не возмущалась гладь его души, но и эта буря длилась не долго, и стихла под усилием воли. О! Как прав Эбрамар, говоря, что и поборов собственные страсти, трудно руководить малыми и слабыми. Легко сделаться чёрствым и суровым, если забыть ошибки, недостатки и слабости своего детства. Каким же руководителем будет он впоследствии для юного вверенного ему народа, не будучи в состоянии понять волнующих его чувств? Что за педагог, который при своей учёности не сумеет научить азбуке.
   Нет, нет. Пропасть между ним и несовершенными душами не должна больше увеличиваться, следует приблизиться к этому забытому им миру, подчиниться Закону, не переставая быть Магом, - стать снова обычным человеком, влюблённым женихом и добрым мужем.
   Супрамати вздохнул и обеими руками откинул тёмные кудри.
   - Уф! Боюсь, что это посвящение в прошлое окажется труднее, чем управлять бурей и вызывать землетрясения, - проворчал он. - Всё равно, надо брать на себя эту обязанность и найти в ней хорошие стороны.
   Утром Супрамати был занят с управляющими, прибывшими из разных поместий и с нетерпением ожидавшими его возвращения.
   За завтраком Дахир сказал ему с улыбкой:
   - Заходил Нараяна, но узнав, что ты - занят, поручил передать тебе, что Ольга Болотова всё ещё живёт в своём поместье, где она вызывала Эбрамара, и если ты желаешь видеть её, должен отправиться туда.
   - Вот человек, который горит желанием надеть мне петлю на шею, - сказал Супрамати. - Впрочем, я решил покончить с этим и сегодня после обеда отправлюсь повидать девочку. Но после этого, надеюсь, Нараяна обратит на тебя своё рвение, - заключил он с усмешкой.
   Позднее, окончив свой туалет тщательнее обыкновенного, он подошёл к большому зеркалу и в первый раз после долгого перерыва стал осматривать себя. Из его груди вырвался вздох.
   Кто поверит, что века тяготеют над этим красивым молодым человеком, гибким и стройным, с непроницаемым выражением больших блестящих глаз, которое одно только и выдаёт тайну его многовекового существования. Всё остальное дышало силой, красотой, молодостью. Да, таким он был, он легко мог воспламенить любовью сердце девушки, мог нравиться не одной женщине, да и, в конце концов, ведь не несчастье же быть любимым.
   Смеясь в душе над таким аргументом, чтобы облегчить своё испытание, Супрамати открыл ящик и вынул из него талисман в форме медальона. Он был сделан из целого алмаза и представлял собой чашу, внутри которой, в камне блестела, испуская снопы лучей, красная капелька. Медальон был увенчан золотым крестом. Эта драгоценность составляла подарок при обручении, который рыцари ГРААЛЯ делали своим "смертным" невестам. Если окончательное объяснение последует сегодня, то Супрамати вручит Ольге подарок.
   Захватив ещё букет редких цветов, он сел в самолёт, которым управлял сам, и направился к уединённой вилле, где жила Ольга.
   После свидания с Эбрамаром девушка не покидала своего убежища, несмотря на неоднократные письма тётки, которую замкнутость племянницы удивляла и беспокоила. Но Ольга не имела желания возвращаться в мир амазонок. Она продолжала поститься и молиться, мечтая о Супрамати, и изучая книги оккультной науки, данные ей Нараяной.
   Супрамати оставил свой самолёт у входа в сад и направился к дому. На террасе, где происходило вызывание, сидела Ольга. Возле неё на столе лежала открытая книга, но она не читала. Откинув голову на спинку стула и скрестив на коленях руки, она мечтала, и её взор блуждал в пространстве.
   Супрамати остановился и стал смотреть на неё. Она похудела и побледнела за эти недели, что он не видел её. Но теперь она казалась ему красивее. Задумчивое, грустное выражение шло её чертам, и в своей грациозной, беспомощной позе она была восхитительна. Простенькое платье из лёгкой белой материи с короткими рукавами обнажало шею и руки перламутровой белизны. Волосы были заплетены в косы, и одна из них свешивалась на пол. Но внимание Супрамати сосредоточилось на беловатой дымке, окутывающей голову девушки и сливающейся с широкой полосой голубоватого и фосфорического света, который излучали устремлённые в пространство глаза. И в этом луче отражался образ любимого человека, поработившего всё её существо.
   "Вот истинная любовь, которая наполняет душу, господствует над всеми чувствами и сосредоточивает мысли на образе любимого человека. В её ауре нет места ни для кого другого, он - альфа и омега её желаний и надежд. Бедное дитя! Счастье и сомнение заставляют трепетать атмосферические волны твоей ауры", - подумал Супрамати.
   - Увы! Так любить я уже больше не могу! - прибавил он со вздохом. - Но я постараюсь дать тебе всё мимолётное счастье, каким может насладиться супруга Мага. Он направился к террасе, поднялся на её ступеньки и сказал. - Здравствуйте, мадмуазель Ольга.
   Ольга вскочила, бледнея и краснея.
   - Я не сплю? Вы - здесь, принц Супрамати? - пробормотала она.
   - Я, судя по вашим мыслям, думаю, что вы - рады мне, - сказал он, улыбаясь и целуя её ручку.
   Девушка покраснела.
   - Ах, вы читаете мои мысли. Как мне стыдно! Что вы подумаете обо мне, - сказала она, смутившись.
   - Я думаю, что счастлив, внушив такое чистое и глубокое чувство. Я также люблю вас, Ольга, и сила вашей любви привлекла меня сюда, чтобы спросить, хотите ли вы быть моей женой, - сказал он.
   Ольга побелела и прижала руки к груди. Не сон ли это? Или она слышала слова, открывающие ей двери земного рая. Затем, уступая порыву, она опустилась на колени.
   - Ах, Супрамати! Зачем спрашивать, хочу ли я быть вашей женой? Меня мучает вопрос: достойна ли я такого счастья, такого человека. Я спрашиваю себя, как вы будете переносить в своей жизни такое ничтожное, глупое, невежественное создание?..
   - Что вы делаете, Ольга! Теперь вы заставляете краснеть меня! - сказал Супрамати, поднимая её и усаживая на скамейку. - Он сел около неё и продолжил, улыбаясь. - Я люблю вас такой, какая вы в действительности - бедовая головушка. А невежество - зло поправимое.
   Она подняла на него влажные глаза.
   - Нe думайте, что я не понимаю, какая бездна отделяет меня от вас, Мага, учёного, необыкновенного человека, величие которого мой мозг не в состоянии даже постичь.
   - Разве вы любите во мне только Мага? - спросил он с улыбкой.
   - Ах, нет. Чтобы любить Мага по его заслугам, мне недостаёт его понимания. Знаю одно, что я - ничтожество перед вами и, однако, люблю вас больше жизни. О! Супрамати, я готова всегда молчать и во всём подчиняться. Счастье быть всегда около вас - венец всех моих желаний, а если вы полюбите меня хотя бы как свою собаку, которую я видела во дворце, то я буду счастлива и признательна.
   От волнения её голос дрожал, и по бледным щекам катились слёзы. Супрамати привлёк её к себе и поцеловал в губы.
   - Вы - слишком скромны, моя очаровательная невеста, и я не думаю любить свою жену, как люблю собаку. Я буду любить её, как доброго ангела моего очага, как друга. Вы ошибаетесь, Ольга, думая, что только вы получите что-то от меня. Вы также многое дадите мне. Прежде всего - снисхождение и много снисхождения, ибо я очень удалился от земли, будучи поглощён Наукой в уединении. Ваша любовь должна ввести меня снова в круг моих земных братьев, вновь научить понимать их чувства, желания и горести. Особенно научите меня не судить строго тех, которые меньше моего сумели побороть свои слабости. Милая моя, я хочу отложить в сторону Науку Мага, чтобы быть только человеком, со всеми его радостями и желаниями. Я постараюсь сделать вас счастливой, моя Ольга, и если случится, что я вдруг стану больше Магом, чем добрым мужем, вы образумьте меня.
   - А как я хотела бы забыть Мага и видеть только обаятельного человека! - сказала Ольга. - Но делать вам замечания, наверное, никогда не осмелюсь.
   - Будем надеяться, что такая смелость найдётся в вас, - сказал Супрамати, смеясь. - А теперь, дорогая моя, позвольте предложить вам мой подарок. Этот талисман оградит вас от врагов, из которых самый опасный - Хирам. Он питает к вам нечистую страсть и будет вас преследовать. Следует опасаться расставленных им западней, но я научу вас, как надо действовать.
   - Ну, под вашим покровительством я не боюсь даже ада, - сказала девушка, рассматривая полученную драгоценную вещицу.
   - Какая странная вещь, а каково - её значение? Вы говорили, что это - талисман? - спросила она.
   - Я член одного братства учёных и каждый из нас имеет право дарить своей невесте такой талисман, имеющий свойство развивать её духовные способности и ограждать её от нечистых сил, - ответил Супрамати.
   - БОЖЕ, как это - интересно! А не братство ли это рыцарей ГРААЛЯ? - спросила она.
   - Возможно, - ответил, улыбаясь, Супрамати. - Но, милая моя, первая добродетель супруги Мага состоит в том, чтобы никогда не спрашивать, что и почему, а быть скромной, то есть победить две женские слабости: любопытство и болтливость.
   Ольга покраснела, сделала гримаску, но ответила добродушно:
   - БОЖЕ мой! Как трудно с достоинством играть роль супруги Мага. Конечно, я буду помнить, что не должна быть любопытной, а взамен этого скрытной или немой, но... - Она положила головку на плечо жениха. - Не стоит молчать, раз вы читаете мои мысли. Дорогой Супрамати, мне всё-таки будет тяжело, если никто из амазонок не узнает, что я выхожу не просто за принца, прекрасного, как Бог, богатого, как Крез, одним словом, за настоящего сказочного принца, но ещё и за Мага!
   Супрамати расхохотался.
   - Милая моя Ольга, вы в нескольких словах нагромоздили целую гору нечистых чувств: гордость, привязанность к земным благам и ещё тщеславие перед вашими подругами, амазонками.
   - Нет, нет, никто ничего не узнает, я буду покорна. Но я - так счастлива, что хотела бы величаться этим и кричать о моём счастье во все концы света! - воскликнула Ольга и в её красивых влажных глазах светилась такая радость, что Супрамати снова привлёк её к себе и поцеловал.
   - Во всяком случае, ничто не мешает объявить о нашей помолвке. Возвращайтесь завтра же к вашей тётке и объявите ей, что выходите замуж. Я тоже приеду к ней, и мы назначим день свадьбы. А чтобы удовлетворить ваше тщеславное сердечко, мы устроим пышную свадьбу в вашей церкви, так как вы - православная. Я же, хоть и горячо верующий христианин, но не принадлежу ни к одной церкви.
   - А потом, когда мы поженимся, не устроить ли большой вечер или обед в вашем прекрасном дворце, который всех так интересует? - спросила Ольга, волнуемая чувствами скромности, неловкости и беспокойства.
   - Я не вижу препятствий. Мы дадим и большой бал, и обед, - сказал Супрамати.
   Поговорив ещё и отужинав вместе на террасе, он простился и уехал.
   Когда он ехал домой, он обдумывал случившееся и нашёл, что, благодаря деликатной и сдержанной натуре невесты, он сносно вошёл в роль жениха, а впредь можно было надеяться добротой и тихой привязанностью заменить любовь и страсть.
   В своём кабинете он застал за книгой ожидающего его Дахира.
   - Ну, милый друг, поздравлять тебя или сожалеть? - спросил Дахир, смеясь и пожимая ему руку.
   - И то и другое, - усмехаясь, ответил Супрамати. - Я - счастливый жених и намереваюсь отпраздновать свадьбу большим обедом и балом. Видишь, сколько мне предстоит удовольствий, не считая приятностей второго сорта, в виде свадебных визитов, поздравлений, родственных объятий и соперничества Хирама.
   - Клянусь бородой, я начал бы завидовать тебе, если бы то же счастье не грозило мне в будущем. Эбрамар, очевидно, решил переженить всю коллегию Магов. Только тебе, по крайней мере, удалось найти обожающую тебя душу, тогда как в меня никто не влюблён и из всех встреченных мной женщин ни одна не нравится мне.
   - Ты - требователен, Дахир, и обнаруживаешь слишком много равнодушия к прекрасному полу. А вот, чтобы наказать Эбрамара за его выдумки, пусть он отыщет тебе подходящую жену, - пошутил Супрамати. - Или, ещё лучше, сделайся снова легендарным "странствующим голландцем", садись на свой призрачный корабль, летай по всем странам да ищи достойную тебя красавицу.
   Оба засмеялись.
   - Шутки в сторону, брат, - сказал Дахир со вздохом, - вся эта история - не забавна. Когда прожил мафусаилов век, жениться на какой-нибудь вертушке - это каторжная работа. Может, система нашего Учителя Эбрамара, чтобы привязать нашу душу к Земле, - правильна. Но этот способ - колюч, когда отвыкнешь от роли влюблённого! Эбрамару следовало бы показать нам пример и жениться самому.
   - Жди этого, когда мы будем на новой планете. Там мы все вместе создадим расу Полубогов, а пока Эбрамар обязан найти тебе жену. Это - самое лёгкое наказание ему за то, что он вводит в грех сладострастия своих учеников, - сказал, смеясь, Супрамати.
   Продолжая беседовать, они вышли на любимую террасу Супрамати и улеглись в гамаках.
   Вдруг Супрамати привстал. До его слуха долетела гармоническая вибрация, а на фоне тёмного неба, - так как наступила уже ночь, - засверкали искры.
   - Эбрамар! - вскрикнул Дахир, выскакивая из гамака и указывая на появившееся беловатое облачко, которое неслось к ним с быстротой падающей звезды.
   Облако опустилось на террасу, уплотнилось, музыка стихла, пар рассеялся, и появился Эбрамар - красивый и улыбающийся, приветливый и окружённый светлым ореолом.
   Молодые люди радостно встретили его.
   - Вот, заговоришь о солнце, а оно тут как тут, - воскликнул Супрамати.
   - Льстец! - сказал Эбрамар, улыбаясь. - Но я должен сказать вам, друзья мои, что слышал вашу критику и знаю про ваш заговор относительно меня, а поэтому и пришёл побеседовать с вами. Ну, хвалить мне вас не за что. Увы! Ваше себялюбивое "совершенство" дало плоды. То, что некогда было бы верхом счастья, как, например, обладание молодой, добродетельной, любящей женщиной, теперь кажется вам бременем. Обязанность воспитывать и совершенствовать молодую душу, учиться вновь, при её посредстве понимать чувства и нужды существ, менее дисциплинированных вас, кажется вам скучной и противной работой. Господа Маги, изволите ли видеть, боятся малейшего нарушения своих привычек, всякой помехи в их созерцании. Они желали бы объехать современный мир в качестве туристов, питая горделивое понимание, что могут отвернуться от него, когда вздумается. Кроме того, им известно, что они - неуязвимы: ни стихии, ни ненависть и людские страсти вредить им не могут, а тщеславие им - чуждо и богатства завоёвывать им не к чему! Одним словом, вы желали бы окаменеть в вашем покое и благостном состоянии? Это, друзья мои и ученики, было бы непоправимой ошибкой для вас и несчастьем для тех, кем вам предстоит в будущем руководить.
   Нет, нет, дети мои настал момент потревожить ваше спокойствие и встряхнуть эгоизм вашего превосходства. Законодатель должен знать и понимать каждый изгиб человеческого сердца, чтобы соразмерить вводимый им устав с пониманием тех, к кому он применяется.
   Чем совершеннее люди, тем многочисленнее и сложнее могут быть законы. Чем проще индивидуум, тем проще и точнее должен быть закон, чтобы человек понял его и мог справедливо применить его. Но особенно остерегайтесь облекаться в броню себялюбивого равнодушия. Истинные Сыны БОГА, Посланники Небес, приходившие в мир проповедовать ИСТИНУ, всегда смешивались с людьми и делили их скорби. Например, Христос. ОН покинул богатство и величие, чтобы сойтись с бедными, смиренными, несчастными. По СВОЕМУ Милосердию, ОН взял на СЕБЯ все их страдания, познав голод и жажду, усталость, уничижение, преследование сильных. Всё перенёс ОН безропотно до смерти, которой казнили ЕГО враги. Никогда не прибегал ОН к Тому Могуществу, Которым обладал, чтобы устранить тернии со СВОЕГО Пути. ОН, чья Воля могла вырыть бездну под ногами врагов и ввергнуть их туда, с Терпением сносил их гонения и дал распять СЕБЯ. А ведь ЕМУ стоило только пожелать, чтобы подняться ввысь, избавиться от их жестокости и поразить их смертью. ОН делал чудеса только для других, и никогда для СЕБЯ. Да и к СВОИМ гонителям ОН питал лишь Жалость и Милосердие. ОН плакал над ожидавшими человечество бедствиями, и в этом забвении СЕБЯ заключается ЕГО Величие.
   А вы, дети мои, пролили ли уже хотя бы одну слезу над злоключениями и страданиями, которые постигнут мир? Нет, потому что вы чувствуете себя ограждёнными от них, даже обеспеченными на случай смерти планеты, благодаря тому, что судьба предназначила для вашего пребывания новый мир. Подумайте обо всём этом, друзья, и, постигнув Науку ума, поработайте над Наукой сердца.
   По мере того, как говорил Эбрамар, краска стыда залила лица обоих учёных и они опустили головы.
   Да, Учитель был прав. Никогда они не чувствовали так ясно, как в эту минуту, своего превосходства в отношении Науки и несовершенства с другой точки зрения. Потом вдруг оба подошли к Эбрамару и взяли его за руки.
   - Благодарю тебя, Учитель, за твоё строгое и справедливое слово. Мы заслужили его, - сказал Супрамати. - Несмотря на звезду Мага, мы - тщеславные эгоисты, которые нуждаются в воспитании, прежде чем перевоспитывать других. Но я обещаю тебе употребить все усилия, чтобы победить себялюбие и сделаться достойным возлагаемого БОГОМ долга.
   - Верю вам, милые мои ученики, и не боюсь за будущее, потому что, когда опасность - известна, тем уже она наполовину избегнута.
   И так, не будете больше стонать, не правда ли? Вы весело примете лёгкое и не лишённое приятности налагаемое на вас испытание.
   - Да, да, Учитель, мы принимаем его и сделаемся современными людьми, не забывая в то же время освещающую наш путь звезду Мага, - сказал Дахир. - Одно вот: если бы ты, Учитель, пожелал мне помочь чуточку в моём выборе. Ни одна из знакомых женщин не внушила мне симпатии и не кажется способной к роли моей жены. Они так пошлы и материалистичны, и между тем моя жена должна бы быть чистой душой и телом, чтобы не обременять меня своими излучениями.
   - Ты - прав, Дахир, и раз Супрамати, в наказание моих умствований за чужой счёт присудил меня найти тебе жену, я укажу девушку, которая, надеюсь, тебе понравится. Я считаю её способной помочь тебе, в изучении человеческих сердец и людских горестей, - сказал Эбрамар.
   - Ах! Благодарю тебя, Учитель. А когда это будет? Она живёт в Царьграде? - спросил Дахир.
   - Нет, друг мой, подальше. Но ведь для нас расстояние так мало значит, что я сейчас же отвезу тебя к ней, конечно, так, чтобы она не видела тебя. Ты скажешь мне, одобряешь ли мой выбор.
   Спустя четверть часа лёгкий воздушный экипаж уже мчал их. Эбрамар правил рулём. Они летели с быстротой птицы, и под ними расстилалось сначада море, а потом показался возвышенный берег, местами голый и скалистый, местами покрытый растительностью.
   - Кажется, я узнаю, где мы находимся. Неподалёку отсюда, в подземной пещере, должно быть филиальное отделение нашего братства ГРААЛЯ. Я был там не один раз, - вскричал Дахир.
   - Ты - прав и меня радует правильность твоего взгляда, - сказал Эбрамар с улыбкой. - Притом мы уже достигаем цели.
   Он поднял руку, начертал ей в воздухе каббалистический знак, произнёс формулу и, сделавшись невидимым для глаз профана, воздушный экипаж опустился на землю.
   В этом месте берег образовал бухту. На краю высокого утёса стояло здание, окружённое садом. Это была роскошная, богатая вилла, с воздушными башенками, галереями и колоннадами. Среди тёмной зелени, при свете луны, сверкали брызги и снопы фонтанов, выглядывали белые статуи. К одной из галерей прилегала большая терраса, окружённая точёными перилами, и широкая мраморная лестница спускалась к морю.
   Воздушный экипаж замер на уровне этой террасы, и Дахир обратил внимание на кушетку, поставленную неподалёку от балюстрады. Там, на красных шёлковых подушках, лежала девушка лет семнадцати. На ней был широкий белый капот из шёлковой материи, украшенный кружевами и вышивкой.
   Это было очаровательное создание, хрупкое и воздушное. Густые светло-каштановые с золотистым отливом волосы обрамляли бледное, исхудалое личико, а в больших тёмно-сапфировых глазах, устремлённых на луну, застыло грустно-унылое выражение.
   - Она - прекрасна, как мечта, но... это умирающий человек, - сказал Дахир, любуясь девушкой.
   - Правда, но разве у тебя нет силы, чтобы излечить её? Бессильна - лишь "официальная" слепая наука, потому что она не может найти причины недуга. Но взгляни на хрустальную чистоту окружающих её флюидов. Душа этой девушки - необработанный алмаз, который ждёт только ювелира и тогда он заблистает огнём. Уже теперь видно, как пробивается и блестит этот свет сквозь кожу, а душа, хоть и не озарённая пока Знанием, уже обладает Той Силой, Той Верой, Которая выращивает крылья. Посмотри теперь на отражение её прошлого.
   - А! Цирк, звери, а она... она была мученицей? - прошептал Дахир.
   - Да, она умерла за Веру. Это - восторженная душа, жаждущая Высшего Знания, но пока только инстинктивно, ибо, воплотившись в атеистической семье, где единственный бог - золото, она бессознательно стремится, не зная к чему, как музыкант, ищущий мелодию, которую будто бы слышал и не может схватить её. Внутренний огонь пожирает хрупкую оболочку.
   Теперь, если ты одобряешь мой выбор, исцели это юное создание, верни ему БОГА, КОТОРОГО скрыли от него. Эта девушка полюбит тебя, и если ты пожелаешь сделаться простым незнакомцем, другом бедных, она поможет тебе облегчить чужие несчастья, ибо близок - БОЖИЙ Гнев! В этой человеколюбивой работе, которая снова объединит тебя с людьми, ты забудешь свою светозарную тунику Мага, а около тебя распустится прекрасный оживший цветок, который ты спасёшь, руководя и воспитывая его.
   В глазах Дахира вспыхнул светлый луч, и он пожал руку Эбрамара.
   - Благодарю, Учитель. Я понимаю значение и величие этого нового вида испытания, налагаемого на меня, и принимаю его с благодарностью. Довольно - Знания и Магического Могущества, пора дать работу сердцу и снова стать человеком в лучшем значении этого слова.
   - Значит, ты согласен взять в жёны эту девушку?
   - Да, Учитель.
   - Хорошо. Каким способом ты будешь лечить её, каким путём познакомишься с ней - зависит от тебя, а если ты подбавишь к этому чуточку романтизма, это дела не испортит, - сказал Эбрамар, улыбаясь.
  
   Глава 4
  
   Ольга Болотова на другой день вернулась к тёте, и весть о том, что она выходит за принца Супрамати, произвёл волнение между амазонками. Немало появилось завистниц.
   Царица амазонок с распростёртыми объятьями приняла будущего родственника и ради помолвки устроила пышное торжество, свадьбу же назначили через три недели.
   В день этого большого вечера утром Нараяна прибыл с подарками для будущей кузины и передал от Супрамати также футляр с фермуаром из бриллиантов и сапфиров необыкновенной красоты. Этот "царский" подарок, при этом баснословной цены, вызвал бурю восхищения и зависти между подругами Ольги, завтракающими у неё. Когда утихло первое волнение, внимание дам перешло на Нараяну, который сказал, что голоден, и тоже уселся за стол. Толпа амазонок окружила его, угощала чаем, пирожками, вареньем и флиртовала.
   - Ах, принц! Почему вы также не женитесь? Отчего бы вам не осчастливить какую-нибудь женщину, - убеждала красивая, пикантная и кокетливая брюнетка, бросая на него зажигательный взгляд.
   - Я не женюсь потому, что не хочу сделать женщину несчастной. Вам известно, мадам, что я - мотылёк, а кто видел когда-нибудь женатого мотылька? Он может жить - только порхая с цветка на цветок, - сказал Нараяна, улыбаясь.
   Все посмеялись, а когда позднее девушки разошлись по делам и Нараяна остался один с Ольгой и наблюдал за ней.
   Розовая и сияющая счастьем, она в двадцатый раз перечитывала записку Супрамати, присланную при подарке. Видя её такой прекрасной, оживлённой и счастливой, Нараяна почувствовал жалость. Скоро огонь Мага сожжёт этот цветок, и головка поникнет, поражённая смертью.
   Он вздохнул, но Ольга сложила письмо и сказала:
   - О, как он - добр и великодушен, и как я - счастлива!
   На губах Нараяны появилась усмешка.
   - Однако и он на несчастье жаловаться не может, готовясь назвать своей такую красоту и прелесть, а между тем... прекрасная Ольга, не увлекайтесь слишком своими иллюзиями. Несмотря на все свои добродетели и качества, мой милый двоюродный брат имеет один большой недостаток: он - святой. Им можно восхищаться, обожать его, молиться ему, всё это он примет благосклонно, но любить, как любим мы, грешные, он не умеет, и я предвижу, что вы не одну слезу прольёте на алтарь "святого", который не поймёт вас.
   - Молчите, злюка. Я понимаю, насколько недостойна его, но он будет добр ко мне, и я буду около него, а большего я не желаю.
   - Ладно, ладно! Женщины бывают скромны только в невестах, - сказал Нараяна.
   Ольга покраснела и, нагибаясь к нему, сказала:
   - Да, когда дело касается не Магов, а заурядных мужей, вроде вас, например, который обманывает жену, как только она отвернётся! Как вы - ни красивы, а за вас я ни за что не пошла бы, и, кроме того, потому, что вы - "бессмертны". Муж - "бессмертный", по части измен, это несчастье для любящей жены. Я предпочитаю лучше святого.
   Нараяна расхохотался.
   - Благодарю за откровенность. Однако будьте осторожны, будущая магиня: ведь вы этак громогласно раскрываете государственные тайны. А теперь помиримся и останемся добрыми друзьями. Никто больше меня не желает вам счастья с вашим "святым".
   Следовавшее время было для девушки счастьем без помехи. Каждый день она видела своего жениха, а его доброта и подарки, осыпать которыми ему доставляло удовольствие, тоже свидетельствовали, казалось, о его чувствах.
   Одна капля желчи упала в чашу её радости. Это была встреча с Хирамом. Он повстречался, когда она возвращалась после прогулки с Супрамати, и дрожь пронизала её тело, при виде его сверкающего взгляда с выражением страсти и вражды.
   Когда она рассказала Супрамати о своём впечатлении от этой встречи, он посоветовал ей никогда не снимать данный ей талисман и научил, как пользоваться им для защиты в случае, если бы сатанист осмелился напасть на неё.
   Девушка успокоилась. Она верила в силу талисмана и уже заметила, что её чувства непонятным образом развились с тех пор, как она носила его. При приближении к ней разных лиц она ощущала то приятный, то зловонный запах, а по телу проходил ток то тёплый, то ледяной. Она заметила также, что приближение Супрамати всегда сопровождалось тёплым влиянием, чудным ароматом и гармоничными вибрациями.
   При встрече же с сатанистом она вздрогнула под исходящим от него ледяным веянием, её дыхание затруднялось, и голова кружилась от резких и несвязных звуков, потрясающих каждый фибр её существа.
   Дней через десять после её обручения был концерт и приём во дворце амазонок, но Ольга ушла к себе. Торжество не привлекало её, потому что Супрамати не было. Он заезжал утром, а вечером его удержало дело. Со времени обручения, если жених отсутствовал, Ольга предпочитала быть одна. Всё её существо было так переполнено им, что она избегала толпы и шума.
   Во дворце амазонок она занимала помещение из спальни и залы с террасой. Терраса была украшена редкими цветами. Высокая золочёная бронзовая решётка, покрытая вьющимися растениями, отделяла её от сада, а разбросанная в зелени лёгкая мебель манила к отдыху. Зала с розовой, серебром отделанной мебелью, была изящна и роскошна. Розовая лампа заливала сверху полусветом принесённый накануне большой портрет Супрамати. Девушка выпросила у жениха его портрет, чтобы иметь его перед собой и когда его не было с ней. И тот пообещал прислать портрет, снятый, когда он был намного моложе.
   Усевшись в мягком кресле перед портретом, Ольга смотрела на дорогой образ, и ей казалось, что черты Супрамати оживлялись, и его глаза смотрели на неё как живые.
   Вдруг по комнате пронёсся порыв ледяного ветра, от которого Ольга вздрогнула в своём лёгком вечернем платье с открытой шеей и руками. Раздался треск, сопровождаемый стоном, похожим на отдалённое рычание животного.
   Девушка выпрямилась, ища глазами причину шума, а порывы ледяного ветра всё носились по комнате, как вдруг розовая, затканная серебром портьера, отделяющая залу от террасы, откинулась, и на пороге появился Хирам.
   Он был бледен, черты лица искажены, а в чёрных глазах, которые горели, отражались все его страсти.
   - Что это значит, милостивый государь? Разве вы забыли, что вход в наши частные помещения запрещён мужчинам без разрешения нашей председательницы? - спросила Ольга, смерив его гордым, ледяным взглядом.
   - Я хотел видеть вас, - сказал Хирам.
   - Говорить со мной желающие могут в приёмных залах. Здесь вам нечего делать и вы не смеете меня беспокоить. Потрудитесь уйти.
   Усмешка скривила лицо Хирама.
   - Я пришёл сюда по праву любви и не уйду, пока мы не объяснимся. Вы знаете, я люблю вас и, пока я - жив, вы не будете принадлежать другому. Поэтому я пришёл спросить, правда ли то, о чём говорит весь город, будто вы обручились с этим индусским проходимцем, который - жалкий колдун и...
   - Довольно! - оборвала его Ольга, вся вспыхнув и делая к нему шаг. - Это - невероятная с вашей стороны дерзость. Вы - не опекун, не родственник, чтобы являться ко мне с предписаниями и замечаниями. Я вольна выйти за кого хочу. Берегитесь поносить и порочить человека, имеющего власть раздавить вас, как червяка. Да, я - невеста принца Супрамати, которого люблю всей душой и скоро буду его женой. А ваша страсть внушает мне лишь отвращение - я ненавижу вас. Понимаете вы?! А теперь, когда вы слышали это от меня, ступайте прочь!
   Хирам разразился шипящим смехом.
   - Вы выгоняете меня, красавица моя, да ещё так грубо? Но я, видите ли, ещё не считаю себя побеждённым и рассчитываю помериться силами с вашим авантюристом. Вот мы сначала поборемся, а потом увидим, кто выиграет ставку - прекрасную невесту - он или я.
   Он выхватил из кармана блестящий шарик и стал вертеть его перед глазами Ольги.
   Девушка откинулась назад. Зловоние, распространившееся по комнате, душило её. Однако она не потеряла сознания и, вспомнив про подарок Супрамати, сорвала с шеи цепочку и подняла руку с талисманом.
   Пурпуровая капелька, заключённая в чаше, вспыхнула. Из талисмана посыпался дождь золотистых искр, а комната наполнилась мягким, живительным ароматом.
   Хирам зарычал и стал корчиться под падавшими на него золотистыми каплями, будто этот светлый дождь жёг его. Его шарик погас, из него повалил чёрный дым, а потом он с треском рассыпался на множество чёрных шариков, которые тоже лопались, и из них выскакивали тучи мелких животных: жаб, ящериц, змей, крыс, мышей и так далее. Вся эта нечисть с минуту крутилась в пространстве, потом с криком и писком посыпалась на пол, а затем бросилась на Хирама. С криками и угрозами Ольге Хирам отбивался от своры, нападающей на него.
   В одном из углов загорелся красный свет, который становился всё ярче. Раздался треск, и на этом огненно-кровавом фоне обрисовалась приземистая фигура человека в чёрном с вилами в руке.
   Он поднял вилы, начертав ими в воздухе огненный треугольник. Бесовская стая исчезла, и Хирам упал, но неизвестный принудил его встать. Затем красный свет угас, и они оба исчезли на террасе.
   Девушка была в изнеможении. Её голова кружилась, почва, казалось, уплывала из-под ног, и она потеряла сознание, прижав к груди талисман-покровитель. Открыв глаза, она увидела себя на постели, падающий с потолка голубоватый свет большой лампы озарял высокую фигуру Супрамати, склонившегося над ней и держащего руку на её голове.
   - О, как было страшно! Хирам хотел убить меня или околдовать! - воскликнула Ольга, поднимаясь.
   - Ба! Ты видишь, что стоило только оказать ему должное сопротивление, и он обратился в бегство, - сказал принц с улыбкой. - Поздравляю тебя, милая моя невеста, ты прекрасно оборонялась. Я мог бы, конечно, предупредить нападение этого мерзавца и раньше прийти к тебе на помощь, но мне хотелось, чтобы ты приучилась защищаться самостоятельно, так как нападения Хирама только начинаются. Он не отступит после первого поражения, а ведь ад - изобретателен. Теперь успокойся, спи и выпей это.
   Он подал ей хрустальный флакончик с золотой пробкой, наполненный розоватой жидкостью, и девушка выпила. С минуту ещё она ощущала на лбу прикосновение пальцев Мага, а затем уснула.

***

   Наступил чудный тёплый осенний вечер. Солнце садилось, и ветерок с моря навевал прохладу. На террасе виллы, которую за несколько дней перед этим посетили Эбрамар и Дахир, на той же кушетке лежала юная больная. Она была ещё бледнее, и её ручки нервно играли опоясывающей талию лентой. Волнение - не то гнетущая тоска, не то отчаяние - отражалось на её личике. В нескольких шагах от неё сидела старая дама, сухая и строгая. Она читала унылым тоном описание какого-то путешествия.
   - Вы не слушаете, мисс Эдита. Может, вы устали? - спросила лектриса, и её тощее лицо отразило неудовольствие.
   - Да, дорогая мисс Харриет, у меня болит голова, и я попробую уснуть: во всяком случае, покой и тишина облегчат меня. Пойдите, прогуляться, вы - свободны на весь вечер. А если мне что-нибудь понадобится, я позвоню Мэри.
   По уходе компаньонки девушка встала и прошлась несколько раз по террасе, но, видимо утомившись, села, закрыла лицо руками, и на её тонких пальцах сверкнуло несколько слезинок.
   Эдита была американка, единственная дочь миллиардера Даниэля Диксона. Матери она лишилась вскоре после рождения и выросла на руках гувернанток. Диксон не женился вторично, поглощённый делами и своим колоссальным богатством, да и ребёнком он не имел времени заниматься, хоть и любил дочь и не жалел денег на её воспитание и удовольствия. Девочка росла среди роскоши, балованная и обожаемая всеми окружающими её. Нужна была вся врождённая Доброта и Чистота Эдиты, чтобы не испортиться обильно расточаемой лестью, при полной к тому же свободе. До пятнадцати лет девушка обладала хорошим здоровьем, хоть и была нервна и хрупка, но не в такой степени, чтобы вызывать опасения.
   Внезапно надвинулась на неё непонятная болезнь. Началось медленное, но настойчивое увядание, осложнённое сердечными припадками и изнурительным кашлем. Это ещё не была чахотка, но - по мнению врачей - должно было окончиться ей, если болезнь не унесёт её раньше, чем успеет появиться туберкулез. Диксон советовался со всеми светилами науки, но все усилия были тщетны. Эдита таяла, и было видно, что смерть уже наложила свою руку на юную жертву.
   Приехав в Европу по делам и, особенно для лечения Эдиты, Диксон случайно увидел эту виллу. А так как она понравилась девушке, то он купил её и подарил дочери.
   В это утро приезжал знаменитый врач. Он продолжительно осматривал Эдиту и посулил ей скорое выздоровление, но девушка утратила доверие и, пробравшись к окну кабинета отца, подслушала его разговор с доктором.
   - Так вы требуете от меня правды, мистер Диксон? В таком случае я обязан сказать вам, что нет надежды - спасти вашу дочь. Мы всё испробовали, а болезнь не поддаётся. Жизнь угасает в молодом организме с изумляющей нас быстротой, и мы - бессильны. Бесполезно мучить её лекарствами и разными стеснениями, пусть она делает, что хочет.
   - Это - невозможно! Должна же наука найти средства вылечить такое юное существо. Я обещаю вам, доктор, миллионы, по числу лет Эдиты, только спасите её! - вскрикнул банкир.
   - Только чудо может спасти её! - сказал доктор.
   Услышав, что говорящие встали, Эдита скрылась. Её сердце сжалось от боли, и она заперлась в своей комнате.
   Значит, она - приговорена, должна умереть, если не спасёт её чудо. Умереть?.. Нет, нет, она не хотела умирать, никогда жизнь не казалась ей столь прекрасной... А что такое значит - "чудо"?.. Что это - за сила, могущая совершить то, чего не способны сделать ни золото, ни наука?
   Она читала рассказы о древних чудесах, но не придавала этому значения, потому что не имела в себе Веры. Её отец - атеист и материалист - не верил ни в БОГА, ни в чёрта, поклонялся одному золоту, да и никто не говорил девушке о БОГЕ и о Той Вере, Которая создаёт связь между СОЗДАТЕЛЕМ и ЕГО творением. Но теперь страх смерти приковал её внимание к слову "чудо". А может, оно существует? Но как найти эту силу, как заставить её действовать?
   За обедом она спросила мистера Диксона.
   - Кто творит чудеса, отец, и каким образом?
   Банкир с удивлением и подозрительно взглянул на неё.
   - Чудес не существует, дитя моё, это - бабьи сказки. В прежние времена, когда люди были невежественны и ограниченны, они везде и во всём видели чудеса, не понимая что "чудо", будучи нарушением законов Природы, вещь сама по себе - невозможная. Единственный ещё чудотворец в наше время - это доллар, - сказал он с улыбкой.
   Такой ответ не удовлетворил Эдиту. Но возбуждение, которое волновало её с утра, вызвало тяжёлое сердцебиение. Ей овладела тоска, и у неё выступил ледяной пот. Не смерть ли это идёт? А как отыскать "чудо", которое могло бы её спасти, она не знала...
   Её мозг лихорадочно работал, и вдруг вспомнилась ей старая, набожная и верующая няня, ходившая за ней в детстве. Эта женщина любила и жалела ребёнка, у которого так много золота и ничего, что укрепляло бы душу. Она же научила девочку: "ОТЕЦ наш, КОТОРЫЙ - на Небесах", а Эдита не забыла Эту Молитву и иногда читала Её потихоньку, чтобы её не подняли на смех. В эту минуту душевной скорби она вспомнила старую Жанну и её привычку обращаться за советом к Евангелию, которое, по её уверению, отвечало всегда и на все её вопросы. Умирая, она оставила своё Евангелие Эдите и та берегла старую книгу, как воспоминание о своей няне, которую любила.
   Мэри, пришедшая спросить, не желает ли она лечь, так как было уже поздно, нарушила размышления Эдиты. Но она отпустила горничную, сказав, чтобы её не беспокоили, пока она не позвонит, и приказала только зажечь лампу на её столе да подать указанную ей шкатулку.
   В ней хранилось Евангелие Жанны. Дрожащими руками она открыла книгу, и её пальцы упали на стихи, где говорилось об исцелении слепых:
   Когда же ОН пришёл в дом, слепцы приступили к НЕМУ. И говорит им Иисус: "Веруете ли, что Я могу это сделать?" Они говорят ЕМУ: "Верим, ГОСПОДИ!" Тогда ОН коснулся их глаз и сказал: "По вашей Вере да будет вам". И открылись их глаза...
   Эдита вздрогнула, закрыла глаза и выпустила книгу. Луч света пронизал её мозг с почти болезненной остротой.
   Вот - Он, Путь к чуду - это Вера, о Которой говорил Иисус. Она Одна могла вызвать Эту Силу, не зависящую ни от золота, ни от науки, но единственно от Небесного ОТЦА, КОТОРЫЙ СВОИМ Дыханием одушевляет даже тех СВОИХ созданий, которые отрицают или поносят ЕГО.
   Эдита подняла Евангелие и стала перелистывать. С проснувшейся Верой и восторженным Умилением она прочла рассказ о последних днях Христа, ЕГО смерти и воскресении. Что-то удивительное совершалось в её душе, а рассказ евангелиста показался ей знакомым. Чувство Любви и Благодарности к СПАСИТЕЛЮ наполняло её душу, и она готова была умереть за НЕГО.
   Поцеловав и закрыв книгу, она погасила лампу и погрузилась в думы. Потом она опустилась на колени и, скрестив руки, подняла глаза к небу, шепча в порыве Веры:
   - Я хочу верить, хочу молиться!
   И затем полилась Молитва "ОТЕЦ наш, КОТОРЫЙ - на Небесах".
   Слёзы катились по её щекам, жар разливался по телу, и явилось желание причаститься. Но как сделать это? Отец будет смеяться над ней и не позволит...
   - Милосердный Иисус, помоги мне закрепить мою Веру ТВОЕЙ Кровью, - шептала она.
   Ей послышались шаги на лестнице. Она вскочила в испуге и широко раскрытыми глазами смотрела на человека, появившегося на террасе.
   Взошедшая луна освещала высокую стройную фигуру незнакомца в белоснежном плаще. Серебряный крылатый шлем покрывал его голову, а бледное лицо, спокойное и строгое, озаряли большие тёмные глаза, блеск которых трудно было вынести.
   Незнакомец остановился в двух шагах от Эдиты.
   - Твой призыв услышан, - сказал он. - Ты примешь Кровь Христа, если доверишься мне и последуешь за мной.
   Эдита смотрела на него, и ей казалось, что она никогда не видела такой красоты.
   - Ты - Посланник Небес, приносящий мне ответ на мой призыв к БОГУ? - с дрожью спросила она и добавила. - Куда должна я следовать за Тобой?
   Чуть заметная улыбка мелькнула на губах незнакомца. Он развернул белый плащ, подобный бывшему на нём, завернул в него девушку, накинул ей на голову капюшон, взял за руку и повёл к лестнице.
   Внизу лестницы их ожидала лодка, что-то вроде гондолы, окрашенной в белый цвет и с фосфорическим блеском. Её высоко поднятый нос был украшен золотой, озарённой светом, чашей. Четыре гребца в белом одеянии, шитом серебром, сидели на вёслах.
   Эдита вошла в лодку, незнакомец поместился около неё, и судно полетело по волнам.
   Сначала они плыли вдоль скалистого берега, потом ладья вошла в бухту, скользнула в открывшуюся, как по волшебству, расщелину, и по длинным, низким сводчатым коридорам, через озерко, вошла в другую, длиннее и извилистее первой, галерею и очутилась в высокой, обширной пещере, освещённой неизвестно откуда. В глубине высеченные в скале ступени вели в галерею с колоннами.
   Незнакомец помог Эдите выйти и повёл её в другую круглую, с куполом, пещеру, залитую голубоватым светом. Пурпурная завеса, с вышитой на ней золотом огромной лучистой чашей, осенённой крестом, скрывала часть этой не то церкви, не то часовни.
   В нескольких шагах от завесы на земле лежала красная бархатная подушка. Незнакомец подвёл к ней Эдиту и приказал опуститься на колени.
   - Подготовь твою душу к великому моменту восприятия Веры и Крови Христа! - сказал он.
   Потом он удалился, и голубой свет погас. Одна только золотая чаша сверкала во мраке фосфорическим светом.
   Дрожа, Эдита стояла на коленях, со сложенными на груди руками и шептала знакомую ей Молитву.
   Вдруг завеса раздвинулась, открывая залитое светом святилище. Посередине, на нескольких ступенях, возвышался каменный престол, и на нём стояла большая золотая чаша, увенчанная крестом и окружённая Снопами Лучей. Из внутренности чаши выходило Волнообразное Пламя, то поднимающееся, то опускающееся, разбрасывая вокруг Себя Тысячи Искр. Вокруг престола стояли двенадцать рыцарей в затканных серебром туниках, крылатых шлемах и с широкими блестящими мечами в руках. Между рыцарями находился и тот, который привёл сюда Эдиту.
   Впереди всех стоял высокого роста старец в белой ризе. На его груди висел золотой нагрудный знак с изображением мистического символа чаши, увенчанной крестом. На голове сияла древняя семизубцовая корона и на каждом зубце блестели драгоценные камни. Его лицо выражало Покой, а в глазах светилась Сила Воли и чувствовалась Прозорливость, видящая малейший изгиб человеческой души. На грудь старца опускалась серебристая борода.
   С минуту взор старца покоился на лице Эдиты.
   - Твоё обращение к БОГУ услышано, дочь моя, - сказал он. - Всякая искренняя Молитва - вправе быть исполненной. Но, прежде чем даровать просимые тобой Веру и Жизнь, я должен сказать тебе несколько слов.
   Ты считаешь себя богатой потому, что твой отец собрал груды золота? Но из этого золота он создал себе бога и, погрузившись с головой в материю, он заглушил в себе влияние астрального мира, порвав связь между мирами, видимым и невидимым. Ты же приходишь к нам нищая духом, потому что не приобрела ничего из благ духовных, которые только и составляют достояние души. Мир, из которого ты вышла, - хуже ада. Там господствуют преступления, пороки и кощунства. Ослеплённое гордыней и развратом человечество пляшет на вулкане. Оно не слышит, что уже раздаётся БОЖИЙ Гнев. И как жалки будут эти пигмеи, которые не в состоянии предвидеть крушения, когда Земля задрожит под их ногами, а накопленное в разваливающихся дворцах золото не спасёт их, и почитаемый ими сатана, толкавший их на погибель, не поможет им, потому что и он - создание ВСЕМОГУЩЕГО.
   - Небесный служитель, научи меня стать достойной Благости моего СОЗДАТЕЛЯ, - шептала взволнованная Эдита. - Никто от роду не учил меня любить БОГА и искать Путь к НЕМУ. Но если ты пожелаешь наставить меня, я откажусь от золота, которое черствит душу и влечет её к греху.
   Старец подошёл, положил руку на её голову, и Эдита почувствовала тепло, пронизавшее её существо.
   - Тяжёлое испытание берёшь ты на себя - отказываясь от золота и даруемых им наслаждений, а окружающее тебя общество сделает это испытание ещё тяжелее. Потому что для порока нет ничего более ненавистного, как Добродетель, ничто не раздражает так эгоиста и развратника, как Милосердие и Воздержание. Тебя возненавидят и будут душить клеветой, потому что не поймут тебя. Ты не боишься открыто напасть на зло? Твоя Вера будет ли достаточно тверда, чтобы сделать тебя неуязвимой для направленных в тебя ядовитых стрел и чтобы не слушать ничего, кроме голоса твоей Совести, а не лукавых окружающих тебя людей?
   Глаза Эдиты загорелись Верой.
   - Я буду бороться и молиться, чтобы БОГ поддержал меня, дал мне силы идти к Свету, любить бедных и употреблять золото только на Добро, если ГОСПОДЬ продлит мою жизнь, потому что наука приговорила меня к смерти.
   Старый рыцарь улыбнулся.
   - Слепая наука приговорила тебя, а Кровь Христа исцелит.
   Он сделал знак рукой. Молодой рыцарь, который привёл Эдиту, подошёл к ней, поднял её и подвёл к алтарю, а затем взял на руки и с минуту держал под дождём Огненных Капель, брызгающих из чаши.
   - Прими крещение Светом! Да восстановится твоё телесное и душевное здоровье, - сказал он.
   Эдите казалось, что она - словно на костре и с ужасом увидела она, как из её тела выходили клубы чёрного дыма. Её голова кружилась, и она чувствовала, что теряет сознание. Но рыцарь поставил её на землю и головокружение прошло.
   Тогда к ней подошёл седобородый старец. В его руке была небольшая чаша с красной дымящейся влагой, показавшейся ей жидким огнём, и он сказал, приближая чашу к её устам:
   - Вкуси Бессмертную Жизнь Мудрости БОГА, вкуси Блага Небес, Которые сделают тебя способной идти к Совершенству. Слепая прежде - прозрей отныне. Немощная - стань сильной, чтобы укротить "зверя", который терзает и пожирает твоих братьев. Пей и будь достойна выпавшей тебе Милости.
   Эдита выпила бессознательно и почувствовала, что по всему телу разливается Огненный Поток, будто она вся разрывается и разлетается на тысячи атомов...
   Шум голосов привёл её в сознание. Она лежала на своей кушетке, на террасе, бледная и встревоженная. Мэри, горничная, и мисс Харриет стояли над ней, растирая ей виски и ладони.
   - БОЖЕ мой, Эдита, можно ли быть такой неосторожной, - сказала компаньонка, как только девушка открыла глаза. - С вашей болезнью и провести всю ночь на балконе?!
   Взгляните, ваше платье - мокро от росы, а эта Мэри спала, вместо того, чтобы ухаживать и прийти за вами! Что скажет ваш отец, если узнает!
   Эдита улыбнулась и выпрямилась.
   - Успокойтесь, милая мисс Харриет, и не браните Мэри. Это я запретила ей тревожить меня. Отец не узнает ничего, потому что я уже больше - не больна. Я отлично спала, а чувствую себя так хорошо и такой сильной, как никогда.
   - У вас действительно - прекрасный вид, если только румянец ваших щёк не вызван лихорадочным жаром, - сказала мисс Харриет, всматриваясь в неё.
   Но Эдита рассмеялась, заявив, что хочет ещё спать, так как солнце пока только встаёт, и побежала в свою комнату, где заперлась.
   Бросившись на первый попавшийся стул, она схватилась руками за голову.
   - Во сне ли я видела всё это? - шептала она, вздыхая полной грудью.
   Тяжесть и боль в сердце исчезли. Тут новое соображение пришло ей в голову и она, подбежав к зеркалу, стала рассматривать себя, поражённая произошедшей переменой.
   Куда делась её бледность, синеватые тени под глазами и тусклый взгляд? Цвет лица был свежий и розовый, глаза блестели, а ротик, бледный ещё накануне, был теперь румяный и улыбался. Организм дышал жизнью и здоровьем.
   Вдруг она вздрогнула, увидев на шее тонкую золотую цепочку, которой раньше не видела. Она схватила цепь и вытащила из-за платья большой медальон. В нём заключалась чаша, высеченная из большого алмаза, а внутри блестела красная капелька. Вокруг, на золотом обруче, было выгравировано:
   Он напояет жаждущих Света. Чудо совершается для верующего и, по твоей Вере, ты будешь творить чудеса для смиренных и бедных, а чаша наполнится Благодатью БОГА.
   Дрожа от волнения, Эдита любовалась этой драгоценностью, которая доказывала ей, что события минувшей ночи были действительностью.
   В порыве благодарности она опустилась на колени, благодаря БОГА за своё исцеление, потом она поцеловала медальон и прошептала:
   - Драгоценный дар неизвестного, спасшего меня существа, никогда не расстанусь я с тобой. Мы вместе будем нести по хижинам Милость ГОСПОДА. С этого дня я отказываюсь от суетных удовольствий, и собранное моим отцом золото буду употреблять на облегчение человеческих скорбей.
   Изумление мистера Диксона за обедом при виде дочери не поддавалось описанию. Умирающая накануне, она казалась теперь в цветущем здоровье. Но банкир не верил чудесам и боялся обманчивой реакции, а поэтому, спустя два дня, на вилле собрались для консультации выдающиеся врачи. И они также с изумлением могли удостовериться, что девушка исцелилась.
   - Удивительное явление произошло с тобой, милое дитя, - сказал банкир, целуя её.
   - Не явление, отец, а чудо. Ведь профессор сказал же тебе, что только чудо может меня исцелить. Я молилась БОГУ, и ОН исполнил то, чего не могла сделать наука.
   Диксон был слишком счастлив - видеть свою дочь здоровой, чтобы спорить. Он довольствовался тем, что посмеялся, а затем отправился в деловое путешествие, которое откладывал из-за болезни Эдиты.
   Оставшись одна, девушка начала новую жизнь, удивившую её окружающих. Её великолепные костюмы не вынимались из шкафов, она стала носить белые пуританской простоты платья, не надевала никаких драгоценных вещей и избегала шумных увеселений. Она посещала бедных и больных в окрестностях их виллы и тратила на дела Милосердия бывшие в её распоряжении большие деньги. Она избегала общества, мечтая часами на террасе.
   Эдита думала о пещере, где обрела здоровье и где её глаза прозрели ИСТИНУ, но ещё больше она думала о своём спутнике. Его прекрасное лицо преследовало её, как небесное видение.
   Откуда он явился? Кто - он? Как - его имя? Часто она видела его во сне, а иногда, особенно после утренней Молитвы, ей казалось, что он - около неё. Один случай в особенности произвёл на неё глубокое впечатление, но и смутил её.
   Неподалёку от виллы жила бедная женщина, вдова погибшего на пожаре рабочего. Горе вызвало серьёзную болезнь у несчастной. Она оправилась и находилась ещё в сильной нужде с пятилетней девочкой, когда Эдита заинтересовалась её судьбой и внесла некоторое благосостояние в её дом. Но вдруг новое несчастье обрушилось на женщину: её единственный ребёнок заболел воспалением лёгких, и болезнь сразу приняла такую форму, что доктор объявил её смертельной.
   Отчаяние бедной матери возбудило в Эдите жалость.
   - Не уже ли нельзя ничего сделать, доктор? Я заплачу за лечение, сколько бы оно ни стоило, - сказала она доктору.
   - Только чудо может её спасти, а если его не произойдёт, ребёнок не проживёт и ночи, - сказал он, пожимая плечами и прощаясь.
   Эдита вздрогнула. Ведь спасло же её чудо, почему же не могла бы второй раз БОЖИЯ Наука пристыдить слепую человеческую.
   Она схватила за руку вдову и подвела её к висящему на стене Распятию, Которое она подарила ей, так как всюду, где она оказывала помощь, Эдита приносила также изображение СПАСИТЕЛЯ.
   - Помолимся, - сказала она, - чтобы Милосердный ГОСПОДЬ исцелил вашего ребёнка. ОН - истинный врач и сообразно вашей Вере исполнит вашу мольбу.
   В голосе девушки звучала Такая Уверенность, что увлечённая Ей женщина упала на колени и её измученная душа вылилась в Молитве.
   Эдита также молилась, как голос, однажды уже слышанный ей, но который она узнала бы из тысячи, сказал ей на ухо:
   - Возьми медальон и молись.
   Эдита достала медальон, сжала его в руке и... о чудо... Через несколько минут в маленькой чашечке вспыхнул огонёк, а затем появились три красные капельки, которые Эдита влила в полуоткрытый ротик больной. Ей показалось, что у изголовья появилась высокая фигура таинственного рыцаря. Он улыбнулся ей и приветствовал рукой.
   На другой день ребёнок выздоровел, но в сердце Эдиты зародилось любопытство, смешанное со страхом. Кто же это - странное существо, казавшееся живым человеком? А между тем оно являлось ей, как видение, и говорило, как дух. Но всё равно, человек - он или Ангел, она любила его одного и готова была посвятить жизнь на то, чтобы делать Добро во имя его.
   Возвращение мистера Диксона вызвало для девушки целый ряд неприятностей и тяжёлых сцен с отцом.
   В восторге от выздоровления дочери банкир задавал балы и обеды, принимал множество гостей и поощрял двух претендентов, казавшихся влюблёнными в его дочь.
   Прежде всего, его удивило отвращение Эдиты к светским удовольствиям и её пуританская простота, а потом он даже рассердился, когда до него дошли разговоры об её похождениях. Однажды утром он призвал дочь в свой кабинет и подверг допросу.
   - Что значат твои дурачества: бегать нищенски одетой по всем окрестным беднякам и отворачиваться от порядочных людей, бывающих у нас? Знаешь ли ты, что говорят вокруг? Что по выздоровлении твой рассудок помутился. Твоё поведение даёт повод к самым неприятным толкам. Пора всё это кончить и образумиться.
   Эдита была огорчена. Никогда она ещё не видела отца таким сердитым, а между тем она не могла и не хотела отказываться от Наслаждения, доставляемого ей посещением бедных и страждущих.
   Но когда спустя несколько дней она отказала двоим претендентам, гневу Диксона не было границ и он сказал, что Европа наскучила ему, а поэтому он возвращается в Америку в надежде, что на родине, в обычной обстановке, дочь образумится.
   - Впрочем, я приму меры к прекращению твоих капризов и компрометирующих тебя фантазий.
   Это решение отца было ударом для Эдиты. Ей предстояло покинуть дом, в окрестностях которого должна была находиться пещера, где разыгрался самый странный случай в её жизни. А самым тяжёлым было то, что океан отделит её от места, где она увидела то загадочное существо, которое было, может быть, Гением Сфер, но вместе с тем самым обаятельным человеком из всех виденных ей, и которого она любила.
   Ни слёзы, ни мольбы остаться не помогли ничему и возбудили лишь у мистера Диксона подозрение о тайной причине, а может, о тайном увлечении дочери. В назначенный день самолёт банкира умчал их в Америку.
  
   Глава 5
  
   После нападения сатаниста для Ольги настало время покоя. Хирам не показывался даже в обществе, он уехал по делам, как говорили. Отношения с женихом становились всё дружественнее. Супрамати каждый вечер проводил с ней и в продолжительных беседах старался поучать её, расширять кругозор и подготовить к роли жены Мага. Но так как Ольга была от природы умна, а любовь внушала ей желание подняться до человека, которого обожала, то она слушала без утомления всё, чему он учил её всегда в занимательной форме. Их беседы касались, конечно, поверхностных вопросов, тем не менее, Ольга поняла, что её будущий муж - необыкновенный человек и что её ожидает не один сюрприз. За несколько дней до свадьбы Супрамати вручил своей невесте подарок Эбрамара - старинную шкатулку из массивного золота, заключающую великолепную драгоценную вещь: гирлянду цветов с серебристо-белыми лепестками и фосфорически блестящими чашечками. Другая вещь была коробочкой с флаконом бесцветной жидкости и несколькими шариками беловатой, сильно ароматичной массы. Супрамати объяснил ей, что она должна каждое утро съедать один шарик, а в день свадьбы выпить содержимое флакона. Он не сказал ей, что подарок Эбрамара имел целью укрепить её перед вступлением в брак.
   Наконец, наступил день свадьбы. С пышным поездом подруг-амазонок Ольга отправилась в большой собор, где предстояло венчание.
   Невеста была обаятельна, а подвенечное платье - подарок Супрамати - вызвало удивление и зависть всей общины. Оно было из кружев, каких уже больше не выделывали. Даже секрет работы прежних волшебниц-кружевниц затерялся во время нашествия жёлтых. Да и кто захотел бы взяться теперь за такое ремесло, когда всё велось к сокращению труда. Гирлянда, присланная Эбрамаром, украшала волосы новобрачной и шла к ней, хоть она и была бледна и взволнована. Дело - в том, что уже несколько дней, и особенно с этого утра, Ольга ощущала странный, пробегающий по всему телу жар, и никогда ещё она не была так восприимчива к неприятному впечатлению, которое производили на неё некоторые из подруг.
   Во время церемонии ей было не по себе, а излучаемая Супрамати теплота казалась особенно сильной. Потом ей почудилось, что она будто находится в огненном кругу и порывы жгучего воздуха стесняли дыхание. Когда жених надел ей на палец обручальное кольцо, оно будто обожгло её, но присутствие Супрамати ободряло Ольгу, и она храбро боролась с овладевшей ей слабостью. По окончании церемонии их засыпали поздравлениями, и все тяжёлые ощущения исчезли, сменившись сознанием силы и довольства. Она была счастлива, что судьба соединила её с таким человеком.
   Свадьба несметно богатого и интересного индусского принца за целые недели была уже темой пересудов царьградских кумушек и праздного любопытства. Поэтому площадь и улица перед собором были запружены народом, и толпа теснилась вокруг редкого, с инкрустацией, автомобиля новобрачных.
   Не менее плотная масса народа окружала волшебно освещённый дворец Супрамати. Гирлянды электрических цветов огненными линиями обрисовывали фронтоны, башенки и терялись в аллеях сада, разливая вокруг потоки света.
   В залах дворца собрался весь свет столицы, а вино, которое пили за здоровье молодой четы, привело в восторг знатоков. Они никогда не пили подобного нектара, что, впрочем, и не удивительно, потому что вина из погребов старых дворцов Супрамати были почти ровесниками их владельцу.
   Пиршество было в разгаре, когда Супрамати с женой незаметно удалились, оставив Дахира и Нараяну хозяевами вместо себя.
   Стеклянной галереей они дошли до крытой ковром и украшенной цветами лестницы, которая вела в апартаменты принцессы. Затем, через маленький будуар - верх изящества - они вошли в спальню, обставленную по-царски.
   Бледная, взволнованная, с поникшей головой, Ольга вошла в комнату. Супрамати привлёк её к себе и поцеловал, но в ту же минуту он вздрогнул и обернулся. Его глаза сверкнули, и он поднял руку. Ольга взглянула по направлению руки мужа и вскрикнула.
   В двух шагах от неё, касаясь почти её шлейфа, поднимался на хвосте огромный змей. Его чешуйчатое тело извивалось, зеленоватые с фосфорическим блеском глаза смотрели на Ольгу злобным взглядом.
   Голова чудовища походила на череп скелета и была словно окружена кровавым сиянием. Из широко раскрытой пасти капала зловонная пена. Блестящее и длинное жало вытягивалось, стараясь достать Ольгу.
   Задыхаясь от вонючего, бившего ему в лицо, дыхания, Супрамати отшатнулся, прижимая к себе жену, но из его поднятой руки сверкнула струя огня, камень магического кольца на его пальце загорелся ярким светом, и раскат отдалённого грома потряс стены комнаты.
   - Дьявольское чудовище! Как ты дерзнуло приблизиться к Магу! Ты дорого за это поплатишься! - крикнул Супрамати, выхватывая из-под платья кинжал с гладким, словно огненным лезвием.
   Осыпанный перед тем огненными искрами, змей стал корчиться, шипя и свистя, но вдруг выпрямился, намереваясь кинуться вперёд и достать Ольгу жалом.
   Супрамати произнёс магическую формулу и бросил в него кинжал, огненный клинок которого вонзился в череп чудовища. Чудовище испустило рычание, почернело, вздулось и лопнуло, окутавшись чёрным дымом, наполнившим комнату трупным запахом.
   Во время этой сцены Ольга ухватилась за руку мужа и затем дала отвести себя на диван.
   - Копчено, дорогая моя. Посол Хирама убрался к своему хозяину. А негодяй - сильнее, однако, чем я думал. Пусть посмеет он ещё хоть раз напасть на тебя, тогда я покончу с ним, - сказал Супрамати, хмуря брови.
   Подойдя к шкафу, он достал флакон и его содержимым опрыскал комнату. Зловоние рассеялось и сменилось мягким и живительным ароматом.
   - Страшно было? - спросил он, садясь около жены, всё ещё бледной от пережитого волнения.
   - Да, я была так глупа, что испугалась. А чего мне бояться, когда ты - со мной! - сказала она, подняв на него влажные и полные любви глаза.
   Супрамати поцеловал её.
   - То, что здесь сейчас произошло, как и первое нападение Хирама, доказывает тебе, дорогая, что в окружающем, нас невидимом мире скрывается много странных, ужасных тайн. Понимаешь ли, что тот, с кем ты связала себя, - незаурядный человек? Со временем ты увидишь и испытаешь много странного и никогда тобой не виденного, но на твоих устах должна лежать печать молчания, и всё, что ты увидишь или узнаешь как жена Мага, не должен знать ни один профан.
   - Твои слова для меня - закон, Супрамати. У меня нет другой воли, кроме твоей, я буду нема, верь мне. Испытанное мной во время венчания дало мне понять, что я выхожу замуж за необыкновенного человека. Это меня восхищает и наполняет гордостью, а... я не смею даже похвастаться этим! - сказала она с таким сожалением, что Супрамати рассмеялся.
   Следовавшее время проходило для Ольги весело. Супрамати, если и веселился меньше жены, то всё же с неистощимым добродушием подчинялся выпавшим на его долю светским требованиям.
   Сначала это были бесконечные визиты, затем следовало представление ко двору и бесчисленные в их честь празднества, и наконец, состоялись обещанные им банкеты и балы, которые превзошли своим великолепием и оригинальностью всё когда-либо виденное.
   Зачастую этот шум, суета и нечистые испарения вырождающегося общества тяготили Супрамати, и у него появлялось желание уйти в тишину своего гималайского дворца. Но он подавлял подобные настроения и ещё с большим пылом погружался в светскую жизнь, принимая участие во встречавшихся людях, изучая их поступки и мысли.
   Иногда, видя, как веселилась Ольга, с каким увлечением она танцевала и упивалась счастьем носить роскошные туалеты или драгоценные вещи, его охватывала грусть. В такие минуты ему думалось о том, как хороша - настоящая молодость, а не та мнимая, которую тяготят опыт и воспоминания минувших веков.
   Случалось не раз, что в разгар веселья хозяин этого дворца скрывался в какую-нибудь глубокую амбразуру и оттуда наблюдал суетившуюся, блестевшую золотом и бриллиантами толпу, наполняющую его залы и сады. Как ядовиты, лукавы, злы и завистливы были мысли и чувства большинства этих людей, сколько преступлений, беззаконных деяний, безудержной похотливости замышляли головы этой толпы, живущей лишь сиюминутными интересами, позабывшей уроки прошлого и глухой к предупреждениям будущего.
   Надменные, огрубевшие, эти люди не видели и не чувствовали, что на поруганном ими Небе собираются тучи, и уже рокочет надвигающийся ураган утратившей равновесие Природы.
   А перед глазами Мага разворачивались зловещие предзнаменования приближающихся катастроф.
   Он видел, что чистые излучения были так разжижены, что оказывались бессильными служить преградой для лавины беспорядочных элементов, которые, не задерживаемые больше стойкой, дисциплинированной силой, могли ежеминутно пробить брешь, и ниспровергнуть всё, что попадётся на пути.
   Слух Мага слышал уже просачивающийся нестройный гам разнузданных стихий, которые проявляли себя анормальностью температуры, страшными бурями и колебаниями почвы. Ему хотелось крикнуть этим слепцам:
   - Опомнитесь, люди! Прекратите веселье, опрокиньте столы, сбросьте роскошные наряды и молитесь, поститесь и взывайте к своим Незримым Покровителям. Путём Смирения и Покаяния, Путём Веры, да священными песнопениями попытайтесь создать чистые и ясные астральные течения, которые рассеяли бы хаос и спасли вас от готовых обрушиться бедствий.
   Супрамати страдал, видя приближающееся ужасное будущее, и мучился бессилием предупредить или остановить его.
   А толпа не обращала внимания на отдельные случаи, забавлялась, грешила и кощунствовала с лёгким сердцем, создавая могущественные, но нечистые токи, которые ускоряли бедствия.
   Частная жизнь Супрамати текла гладко, в согласии. Кроткая, деликатная и сдержанная жена оживляла его жизнь своей наивностью и любовью. Интуиция любящей женщины руководила Ольгой и давала ей понять, насколько - громадно отделявшее её от Супрамати расстояние.
   Никогда без разрешения мужа она не переступала порога его рабочего кабинета, никогда не приходила без зова и в разговорах с ним старалась избегать всего, что, по её мнению, могло показаться ему скучным или надоедливым. Супрамати также всё больше привязывался к жене и делал всё возможное для её счастья. И Ольга была счастлива, а благодаря постоянной доброте и снисходительности мужа, исчезал мало-помалу и суеверный страх, который она питала к нему в глубине души.
   Видя то, как он подчинялся требованиям света, каким бывал любезным хозяином и приятным собеседником, она переставала видеть в нём Мага.
   Но она не знала, что тот каждую ночь посвящал несколько часов особому режиму "адепта", Созерцанию и Очищению от зловредных флюидов, приставших к нему в продолжение дня.
   Он занимался также и разрешением магических проблем или повторял сложные формулы. Супрамати уходил в астральный мир, чтобы ничего не забыть из приобретённого Знания.
   Около трёх месяцев прошло со дня свадьбы Супрамати и Ольга начинала свыкаться с жизнью в самом великолепном из царьградских дворцов, привыкла одеваться в самые красивые туалеты и носить самые дорогие украшения. Но иногда у неё появлялось желание увидеть что-нибудь из таинственной науки мужа, и это желание ещё усилилось вследствие носившихся по городу рассказов о любопытных и занимательных явлениях, которые показывал один из адептов сатанизма.
   Вернувшись раз от амазонки, где только и говорили о "чудесах", показанных сатанистом, она передала всё мужу, но он будто не обратил внимания на её рассказ.
   Вечером того же дня супруги были одни в маленькой зале рядом с кабинетом Супрамати, и он набрасывал план убежища для умалишённых, которое хотел строить.
   Сидя на диване напротив Супрамати, Ольга держала в руках вышивание, но, вместо работы, раздумывала о том, что ей рассказывали утром, и досадовала, что её муж, "настоящий" Маг, никогда ничего ей не показал из области своего Знания, Которое должно во сто раз превосходить знания какого-нибудь сатаниста. Должно быть, он пренебрегает ей за невежество и относительно неё остаётся всегда простым смертным.
   Она была так поглощена мыслями, что не заметила усмешки на устах Супрамати.
   - Ты - права, моя дорогая, - сказал он, кладя карандаш. - В самом деле, не стоит иметь мужем Мага, если он никогда не показывает жене никакого образчика своего Знания!
   Ольга вздрогнула и покраснела, со страхом глядя на мужа.
   - Прости мне, Супрамати, глупые мысли. Я опять забыла, что ты слышишь их, будто я разговариваю с тобой, - пробормотала она.
   - Я не сержусь, милая Ольга, я нахожу, что ты - права. Так как мы сегодня одни, то я воспользуюсь этим и покажу что-нибудь, надеюсь, столь же интересное, как и "чудеса" сатаниста.
   Ольга бросилась ему на шею.
   Приказав прислуге не беспокоить его, пока он не позволит, Супрамати увёл жену в свою рабочую комнату и, предложив ей подождать, прошёл в лабораторию.
   Через несколько минут он вышел, закутанный с головы до ног в огромный белый плащ из мягкой и шелковистой ткани, отливающей всеми цветами радуги. Широкий капюшон в виде клобука закрывал голову и лицо, были видны только глаза. В руке он держал меч, его широкое лезвие было покрыто инкрустированными, фосфорически светящимися каббалистическими знаками. Поставив около себя Ольгу, он обвёл мечом круг и затем, завернув жену в свой плащ, затянул размеренную песню на незнакомом языке. Через несколько минут Ольга почувствовала, будто почва уходит из-под ног и что, поддерживаемая мужем, она витает словно над тёмной пропастью. Тут её подхватил порыв ветра, и она потеряла сознание...
   Открыв глаза, она подумала, что видит сон. Она очутилась на большом затемнённом пальмами дворе. У фонтана в мраморном бассейне стоял белый слон, а в глубине двора, под мраморной колоннадой с резными сводами, виднелся вход во дворец.
   Слон подошёл к Супрамати и приласкался к нему хоботом, а тот погладил и похлопал его рукой. Затем он повёл онемевшую от изумления Ольгу во дворец.
   Они прошли целую анфиладу роскошных зал и вышли на террасу, откуда открывался вид на громадный сад с цветами и фонтанами. Диван, обитый красной с золотыми разводами материей, манил к отдохновению.
   - БОЖЕ мой! - воскликнула Ольга, бледная и взволнованная. - Скажи, где - мы?
   - Мы - дома, у меня, в моём гималайском дворце, и здесь проведём день, - сказал Супрамати.
   На его звонок прибежали два индуса. Они поклонились и по его приказанию подали завтрак и фрукты.
   После этого Супрамати повёл жену осматривать дворец и сады, Ольга была будто во сне, её ум отказывался понять, как она очутилась в Индии. Она срывала цветы, ощупывала тяжёлые портьеры, ласкала птиц и других животных. Все они были ручные и подходили без опасения. Изумление и радость жены забавляли и веселили Супрамати.
   С наступлением ночи они вернулись на террасу, и Супрамати сказал:
   - Прежде чем вернуться в Царьград, я хочу ещё показать тебе армию, которой я повелеваю. Только не испугаешься ли ты этих невидимых для глаз профана существ?
   - Пугаться, когда я - с тобой? Да ведь и существа, которых я увижу, подвластны тебе, - сказала Ольга. - В таком случае я покажу тебе духов четырёх стихий, - сказал Супрамати.
   Он стал с Ольгой посреди террасы и, подняв руку, сделал в воздухе несколько каббалистических знаков, вспыхнувших фосфорическим светом.
   Через минуту появился лёгкий туман, затянувший всё окружающее. Потом поднялся шум, треск, вперемешку с топотом ног, хлопаньем крыльев и плеском волн, затем словно почва растрескалась, и из земли вышли тысячи маленьких существ, тёмных и коренастых, напоминающих гномов. За ними появились голубоватые прозрачные и словно крылатые существа со смутными очертаниями. Яснее обрисовывались лишь одни головы. Далее с треском явились проворные красные фигуры, и из фонтанов, озёр и подземных источников поднимались серебристые и туманные тени.
   Все эти скопища существ окружили Мага, кланяясь ему и воздавая честь, а Супрамати отвечал на непонятном языке. Но вот он сделал новый знак, и всё исчезло.
   Ольга, как очарованная, смотрела на эту картину, а, когда муж подвёл её к дивану, она опустилась на колени и схватила его руку.
   - О, Супрамати, - шептала она. - Теперь только я понимаю, как тебе должно быть тяжело - покинуть этот уголок рая и жить среди невежественной, порочной толпы. Я понимаю, как велико - твоё могущество. Не думай, что я хочу вернуться в Царьград! Останемся здесь, живи для науки, и я буду счастлива.
   Супрамати положил руку на её склонённую голову, а потом поднял жену и поцеловал.
   - Моё Знание, Которое кажется тебе столь великим, ничтожно перед Знанием Эбрамара, а в сравнении с Гениями пространства я - невежда. Спасибо тебе за готовность покинуть родину и свои привычки, чтобы поселиться здесь со мной, но я не могу остаться в Индии. Я обязан жить в свете, а ты поможешь мне научиться любить людей такими, каковы они есть. Но ведь там не так дурно, не правда ли? И моя жена не особенно скучает в Царьграде? - сказал Супрамати.
   После этого путешествия Ольга несколько дней была задумчива и озабочена. Она не могла забыть квиденного и необходимость молчать о таком приключении и силе мужа была для неё испытанием, которое она выдерживала с достоинством. Однако молодость и развлечения брали своё и стирали полученное впечатление. Иногда она вспоминала о Хираме, который не появлялся больше, и, по слухам, уехал из города. А между тем у неё иногда появлялось чувство, что он - вблизи неё, хоть и невидимый, и дважды до неё доходили порывы зловония. Но эти явления бывали только в отсутствие Супрамати.
   Около шести месяцев после их свадьбы наступил день рождения Ольги и, чтобы доставить ей удовольствие, Супрамати хотел его отпраздновать.
   Бал был в полном разгаре, и нарядная толпа наполняла все залы. Разгорячённая танцами и уставшая, Ольга вышла на террасу и спустилась в волшебно освещённый сад, чтобы подышать свежим воздухом и пройтись вокруг фонтана, сверкающего рубиновыми струями.
   На возвратном пути, в тот момент, когда Ольга подходила к террасе, она вдруг остановилась, и крик ужаса вырвался у неё из груди. Портьера, закрывавшая выход на террасу, горела, и языки огня разбегались во все стороны, лизали стены, фронтоны и вырывались из окон.
   Ольга, как ошеломлённая, смотрела на это зрелище, но увидев Супрамати, сбегающего по ступенькам террасы, она бросилась ему навстречу.
   Изнутри дворца доносились крики, сопровождаемые треском пожара.
   В несколько прыжков Супрамати был около неё, но когда он протянул к ней руки, Ольга почувствовала острую боль в шее. Цепочка от талисмана лопнула и он далеко покатился по земле, а Ольгу словно ударило обухом по голове. Она потеряла сознание и упала бы, не поддержи её мнимый Супрамати. Схватив её на руки, он бросился бежать и исчез в тени одной аллеи. Неподалёку оттуда, на песчаной площадке, стояла воздушная ладья, и в ней сидел какой-то человек. Незнакомец передал Ольгу спутнику и вошёл сам, а минуту спустя аппарат взлетел со свистом и скрылся в темноте ночи. Когда первый огненный язык лизнул драпировку, Супрамати почувствовал толчок и понял, что Хирам устроил новое нападение на него, увидев затем, как дворец наполнялся демоническими существами, распространяющими всюду огонь. Ощущение ожога на груди дало ему понять, что Ольга потеряла талисман.
   Он выхватил волшебный жезл, с которым никогда не расставался, начертал магические знаки и произнёс формулы, вызывающие подвластных ему духов четырёх стихий. Его глаза метали искры, ноздри дрожали и под силой его воли со всех сторон появлялись служители Мага, чтобы вступить в борьбу с огнём пожара, вызванного бесами.
   Началась борьба, но вскоре облачные фаланги, руководимые Магом, взяли верх. Чёрные тени исчезли и огонь погас, а десять минут спустя о грозившей опасности свидетельствовали лишь почерневшие кое-где стены, лохмотья портьер, да опрокинутая во время паники мебель.
   Часть гостей разбежалась, а оставшиеся были перепуганы и подавлены случившимся, не понимая, откуда возник пожар, и ещё меньше, каким чудом он прекратился. Ольга исчезла, и Супрамати не сомневался, что её похитил Хирам, но он сохранил спокойствие, уговаривая гостей остаться ужинать и только извинившись за своё отсутствие, ввиду того, что должен пойти к жене, которая испугалась и чувствует себя нехорошо.
   В одном из диких и дальних горных ущелий Палестины возвышалось старое, почерневшее от времени сооружение. Первоначально это был римский замок, а позднее сарацинская крепость, стоявшая долго в развалинах. Потом неизвестные люди восстановили обрушившиеся стены, растрескавшиеся башни и развалившуюся ограду, и старое соколиное гнездо обратилось в укреплённый замок зла. Местные жители, как и путники, старались обходить стороной это место, над которым постоянно витали какие-то чёрные облака, а ночью оно будто окутывалось красноватым светом. И люди не напрасно избегали этот очаг тлетворных миазмов, которые могли заставить отшатнуться даже Силы Добра. Здесь, как и в прочих во множестве разбросанных повсюду крепостях люцифериан, сосредоточивались возмутительнейшие ужасы, там практиковались всевозможные мерзости, всякие преступления против БОГА и Природы, всякие кощунства, какие только могла изобрести ненависть ада к Небу. Здесь оргии шабаша доходили до высочайшей степени гнусности, и оживлённые трупы принимали участие в сатанинских пиршествах. Здесь совершался также культ утончённого вампиризма, а для его удовлетворения похищались дети и девушки, у которых оживлённые ларвы и люцифериане-вампирики высасывали кровь до последней капли. Наконец, здесь же сочетались инкубы и суккубы.
   В это гнездо ужасов и мерзостей и унёс Хирам Ольгу, и смоченный наркотической эссенцией платок погрузил её в летаргический сон.
   Бледная, без одежды, которую немедленно сожгли, она лежала в одной из башен в ожидании предстоящего ей заклания, так как ненависть Хирама искала удовлетворения только в смерти Ольги. Да, она должна была быть опозорена и убита, чтобы наказать Супрамати, поразив в нём разом супруга и Мага.
   В эту ночь совершалась большая чёрная месса, сопровождаемая вампирическим пиршеством, и Хирам решил высосать кровь Ольги. А если эта кровь окажется слишком пропитанной излучениями Мага, то её принесут в жертву сатане. Во всяком случае, он хотел обладать ей мёртвой, а чтобы она не смутила их и не помешала, защищаясь Молитвами или какими-либо приёмами Белой Магии, которым муж мог научить её, решено было оставить её без сознания до решительной минуты. Вмешательства Супрамати он не боялся. В этой твердыне зла, куда не рискнул бы проникнуть даже Маг, Хирам чувствовал себя неуязвимым.
   Супрамати бросило в холодный пот, когда он определил по своему волшебному зеркалу, что Ольга находится в люциферианской крепости. Чтобы спасти жену, приходилось спуститься в самый ад и вступить в борьбу, казавшуюся ему - выше его сил. Хватит ли у него могущества, чтобы победить столько соединённого зла? Всё равно, надо попытаться.
   Он прошёл в свою лабораторию и позвал Нивару. С его помощью он облёкся в блестящее вооружение рыцаря ГРААЛЯ и опоясался огненным мечом. На его груди горел разноцветными огнями нагрудный знак Мага.
   Бледный и взволнованный, Нивара закутал его в белый плащ с фосфорическим золотым крестом.
   - Учитель, позволь мне сопровождать тебя! - сказал он.
   - Нет, друг мой, это была бы бесполезная жертва: ты повредишь себе, а мне не поможешь. Но, если ты желаешь поддержать меня в борьбе, останься здесь, молись, жги перед алтарём полагающиеся ароматы и читай формулы, призывающие силы Добра для победы над адом, - сказал Супрамати, пожимая руку молодого человека и бросаясь к двери, где его ожидал самолёт.
   Портьера раздвинулась, и на пороге показался Дахир, вооружённый подобным же образом.
   - Ты, Дахир? - воскликнул Супрамати.
   - Как мог ты подумать, брат, что я пущу тебя одного сражаться с адом! - сказал Дахир.
   По комнате пронёсся гармоничный аккорд и послышался голос Эбрамара:
   - Смело вперёд, дети мои, я буду с вами. А ты, Супрамати, как мог ты думать, что мрак может быть сильнее Света!
   Супрамати с Дахиром вбежали на башенку, где их ожидал самолёт. Но прежде чем сесть в воздушный экипаж, Супрамати поднёс к губам рог из слоновой кости, который висел у него на поясе. Раздался странный, дрожащий и длительный звук. Дахир повторил тот же сигнал, а затем оба уселись в самолёт, и он помчался.
   Люциферианская крепость в эту ночь вся была залита кровавым светом, а внутри заканчивались последние приготовления к предстоящим обрядам.
   В громадной зале с воздвигнутым в глубине её жертвенником сатаны толпились члены демонического братства. На убранных красным пышных постелях лежали трупы нагих мужчин и женщин, а вокруг них носились отвратительные существа с мертвенными лицами, впалыми, страшными глазами и красными губами, ожидающие празднества и оргии.
   На жертвеннике лежала Ольга. Хирам заявил, что она заражена чистыми флюидами и годится только на жертвоприношение. Около широких и глубоких сосудов столпились сатанинские жрецы. Они резали животных, чтобы наполнить сосуды кровью, которая должна была служить для материализации инкубов, ларвов и других представителей тёмного населения загробного мира. На высоких треножниках горели травы вместе с внутренностями трупов, распространяя зловоние. Оркестр, состоящий из карликов и уродов, калек и горбунов, играл на инструментах, струны которых были из человеческих жил, дикие и несвязные мелодии, потрясающие воздух.
   Около жертвенника лежали два тигра, две гиены и два волка громадной величины. Они, казалось, были готовы защищать свою жертву, обречённую на заклание, и броситься на всякого приближающегося врага.
   Эти хищники имели лишь вид животных, а на деле были людьми, обращёнными люциферианами в зверей, в наказание за ренегатство, предательство или слабость. (Предание об оборотнях не так нелепо, как полагают скептики, смеющиеся над всем, чего не понимают.)
   В остальной части залы теснилась толпа нагих люцифериан. Их бледные лица, со страшными, налитыми кровью глазами, носили отталкивающее выражение.
   Окончив заклание животных, старший люциферианский жрец взошёл на ступени жертвенника со сверкающим в руке ножом. Но вдруг он откинулся назад с криком, а лежащие на земле животные с рёвом убежали.
   Над телом Ольги появился Большой Блестящий Крест, из Которого исходил Голубоватый Свет, образовавший Фосфорический Шар вокруг неё. Послышались раскаты грома и от сотрясения содрогнулись стены.
   Бешенство и ужас напали на люцифериан. Они понимали, что Добрые Силы намереваются оспаривать их добычу, и приготовливались к обороне.
   Когда Дахир и Супрамати достигли люциферианской крепости, они увидели, что со всех сторон прибывали сверкающие, воздушные суда с рыцарями ГРААЛЯ, которые спешили на призыв своих братьев.
   Глава братства, с короной о семи зубцах на своём шлеме, встал между двумя Магами и вокруг них сгруппировались остальные.
   Главный вход люциферианской твердыни был закрыт, но когда рыцари грянули гимн, а мечами начертали в воздухе огненные знаки, врата с треском раскрылись, давая дорогу Светлому Воинству.
   Белые рыцари подвигались вперёд - бледные от соприкосновения с тучами окружающих их миазмов. Их белоснежное одеяние покрывалось чёрным слоем, но они наступали, имея впереди начальника братства и обоих Магов, Пылающие Мечи и Светящиеся Кресты которых заставляли отступать демонов.
   Решительный и самый жестокий бой произошёл в большой зале. Перед жертвенником появился на защиту своих последователей предводитель люцифериан.
   Высокая чёрная фигура отвратительного существа, получеловека, полудемона, стояла, окружённая ярко-красным ореолом, на котором вырисовывались большие зубчатые крылья, между кривых рогов на лбу горело пламя. Он боролся с Магами смело и бешено, решив дорого продать победу. Огненные полосы, каббалистические знаки скрещивались в воздухе, но победа склонялась на сторону Светлых Духов. Армия ларвов таяла. Каждый раз, когда Луч Ослепительного Света падал на которого-нибудь из нечистых, вампирических чудовищ, оно опрокидывалось, разлагаясь в гнилую массу, а огненные красные стрелы люцифериан летели обратно и поражали бросавших.
   Рыцари двигались фалангами, стараясь образовать в зале круг, и когда обе колонны с двух сторон подошли к жертвеннику, два рыцаря завладели телом Ольги, завернули её в белый плащ и вынесли из замка. Демон вскрикнул, произнося формулу. Удар грома потряс стены, и земля словно расступилась, а чёрный вождь со своей адской свитой исчез в вихре огня и дыма.
   Вокруг жертвенника осталась толпа люцифериан во главе с Хирамом, который, обезумев от бешенства, бился с отчаянием, и Супрамати накинулся на него.
   Из его тела исходили Потоки Света. В одной руке он держал Крест Магов, а другой размахивал Мечом с Огненным Лезвием. Свет прорезал воздух, и Хирам пал замертво. Его тело почернело и вздулось. С рычанием и стонами он катался по полу, затем застыл.
   - Братья! Все оставшиеся здесь - наши пленники! - сказал старейшина рыцарей. - Кинем их в очистительный бассейн.
   Тут из рыцарей стали исходить потоки Света, выметающего и очищающего атмосферу, ошеломлённые люцифериане падали, задыхаясь, на землю, не будучи в состоянии шевельнуться.
   - А теперь, - сказал глава братства ГРААЛЯ, - подойдите, несчастные создания, жертвы творимого вами зла, и кайтесь! Поклонитесь Христу, и мы избавим вас от звериного образа, в который облекли вас.
   Со всех сторон послышались стоны, рычания, вопли и животные поползли к белому плащу с золотым крестом, который один из рыцарей разостлал на полу. Первым распростёрся на плаще один из тигров. Маг произнёс формулу и начертил крест, а один из рыцарей проколол мечом шкуру животного, которая лопнула со свистом, и из неё выполз бледный, тощий человек. Его облили очистительной водой и он, дрожа телом, повторил подсказанную ему Молитву.
   Таким образом, было освобождено больше шестидесяти жертв. Потом люцифериан отвели в сад, к пруду, в который и окунули их, водрузив над водой Крест.
   Многие из них умерли, не будучи в состоянии вынести соприкосновения с Очистительной Силой.
   После этого Воины Добра покинули замок, но Маги решили разрушить люциферианскую твердыню. Молнии посыпались на здание, и начался пожар, земля колебалась, стены рушились под действием магических формул и посреди пламени скоро остались груды чёрного мусора.
   Поблагодарив рыцарей за оказанную помощь, Супрамати и Дахир увезли бесчувственную Ольгу на самолёте во дворец, где очистили и привели её в чувство, не помнящую ничего из случившегося с ней после обморока.
  
   Глава 6
  
   Этот случай произвёл на Ольгу глубокое впечатление. По её просьбе Супрамати объяснил отчасти происшедшее и сообщил о смерти Хирама, не вдаваясь в подробности. Ольга заинтересовалась оккультным миром и упросила мужа поучать её, на что он согласился.
   С жаром принялась она за ученье, и по мере того как для неё разъяснялось множество вещей, существования которых она даже не подозревала, Ольга яснее понимала, как тяжело Магу соприкосновение с порочным и суетным миром, в котором он жил. Да и она становилась с каждым днём восприимчивее к внешним впечатлениям, ощущала тяжёлую атмосферу окружающих её людей, ссоры, интриги, притязания, на которые наталкивалась, и общество опротивело ей. Иногда у неё появлялось желание бежать от этого людского стада и укрыться куда-нибудь, где царят Мир, Тишина и Гармония.
   Однажды, когда это желание охватило её сильнее обычного, она стала умолять мужа покинуть Царьград и уехать в индийский дворец, однажды показанный ей, чтобы там отдохнуть в Гармонии, составляющей истинное Счастье.
   Супрамати привлёк её к себе, и в его глазах засветились любовь и грусть. Давно уже не волновавшая душу Мага тревога проснулась с некоторых пор, как он яснее замечал перемену, произошедшую в жене.
   Она ещё похорошела, и её выражение одухотворилось, но она была так прозрачна, хрупка и воздушна, что можно было считать, наверное, недолговечным этот чарующий людской цветок. Да, могучий, исходивший из Мага огонь сжигал нежный молодой организм.
   Облако грусти омрачило взор Супрамати, но, поборов это тягостное волнение, он поцеловал её и сказал:
   - Да, дорогая моя, мы начнём новую жизнь, но только не такую, о какой ты мечтаешь. Наступило время выяснить тебе готовящееся будущее, приближающиеся несчастья и дать понять, что не время теперь отдыхать в созерцательном покое, а что пришёл час для работы, великой и трудной, к которой я хотел бы привлечь тебя.
   Краска покрыла прозрачное лицо Ольги.
   - Привлечь меня к твоей работе? Разве я - достойна и способна для такой чести? - воскликнула она, и радость сверкнула в её глазах.
   - Каждый из нас будет работать по мере сил, чтобы пробудить людей, погрязших в пороках и нечестии, напомнить им о БОГЕ и попираемых ими ЕГО Законах. Скоро настанет время, когда человеческое самодовольство будет сломлено, когда эти слепцы поймут, насколько они - ничтожны и бессильны, и содрогнутся под громом БОЖЬЕГО Гнева.
   - Ты полагаешь, что разразятся бедствия, которые предсказывал отец Филарет? - спросила Ольга, бледнея.
   - Человечество вызывает бедствия и катастрофы, пренебрегая всеми Божественными и человеческими законами. Попираемые стихии обрушатся на Землю и на этих пигмеев, которые дерзнули вызвать эти силы. Земля разверзнется и поглотит горделивых, ураган опустошит поверхность Земли, Небесный огонь пожжёт памятники и имущество тщеславных преступников, а вода затопит всё, что устоит до того времени. В её волнах погибнут народы, возмутившиеся против своего СОЗДАТЕЛЯ, и их больше не поддержат Чистые, Благотворные Силы, управляющие рассвирепевшими стихиями...
   Голос Супрамати всё возвышался, его взор проникал, казалось, в будущее и видел уже катастрофы, о которых он говорил.
   Ольга дрожала и не спускала с него глаз, не будучи в силах произнести ни слова. Минуту спустя, Маг как бы очнулся от своего видения, его взгляд остановился на жене и, заметив в её лице ужас, он нагнулся к ней и сказал:
   - Не бойся, дорогая. Нас поддержат и спасут Вера и Молитва. Но Земля - покинутая крепость, лишённая духовных и физических сил, которые могли бы защитить её против надвигающегося хаоса и вторжения духов зла. И так, следует попытаться собрать остатки гарнизона Земли, чтобы защитить, а, может, и спасти её. Человек же, дерзавший отрицать БОГА, поклонявшийся своим порокам и чтивший одну материю, запросит пощады...
   - Так я должна буду помогать тебе - пробуждать человеческую совесть? - спросила Ольга.
   - Я предполагаю читать лекции и потом открою тайную школу адептов, куда буду принимать людей, расположенных к делу, и посвящу их сообразно их силам, чтобы подготовить для действия в предстоящее тяжёлое время. Ты же будешь принимать у себя женщин, способных тебя понять, будешь говорить им о Добродетели, а позднее можешь также проповедовать Исправление и Раскаяние, хотя бы, например, между амазонками.
   Ольга бросилась на шею мужа и едва не задушила его.
   - БОЖЕ, как ты - добр и как я благодарна тебе, Супрамати. Я вижу, что эта миссия будет столько же интересна, как и полезна. Но ведь ты дашь мне наставления, не правда ли?
   - О, конечно, я дам тебе все необходимые наставления.
   Он достал из ящика несколько печатных листов и передал ей.
   - Это - текст первых речей, которые ты должна будешь говорить. Изучи их, особенно оттенки голоса. Когда ты будешь декламировать их мне, я дам тебе особые указания. Потому что голос - пособник, могущий гипнотизировать людей и подчинять себе аудиторию.
   Дав ещё некоторые объяснения Ольге, которая горела жаждой деятельности, Супрамати оставил её учить одну из речей, и ушёл в рабочий кабинет.
   Грустный и озабоченный, он углубился в думы. Приближалось время начать общественную миссию, возложенную Высшими Магами, но она тяготила его. Будучи учёным отшельником, Магом, он испытывал отвращение при необходимости выйти из своей замкнутой жизни и выступить на арене перед невежественной, глупой, глумливой и неверующей публикой. До сих пор он работал только для себя, совершенствовал себя, изучал Высшую Науку, чтобы явить собой могущественную силу. В тишине и уединении своего волшебного дворца он учился повелевать стихиями, управлять силами природы. Теперь же ему предстояло научиться управлять толпами и подчинить их себе. Созерцая силы природы и учась бороться с ней, его ум изощрился, а душа приобрела силу и гибкость стали. Предстоящая же теперь борьба казалась ему унизительной и смешной. Он, Маг, посвящённый, должен нисходить до неучей, стараться доказывать им факты, ясные, как БОЖИЙ день, разъяснять Законы, Которые они не способны постичь, и в результате он всё-таки останется в глазах толпы обманщиком, чем-то вроде шута горохового, который пробовал злоупотребить их доверием. Над ним будут издеваться и обольют его той ненавистью, которую испытывает низший ко всему, что выше его.
   Тем не менее, ему всё-таки необходимо действовать, говорить и доказывать этой толпе великие явления иного мира, проповедовать Веру и Покаяние, противоречащие их вкусам, убеждениям и поступкам. О! Это испытание - самое тяжкое из всех. Супрамати закрыл глаза и вздохнул.
   Лёгкая гармоничная вибрация и пахнувшая ему в лицо волна тёплого, благоухающего ветерка вернули Супрамати к действительности. Он вздрогнул и открыл глаза.
   В нескольких шагах от него в сумраке клубилось беловатое облако, затем голубоватый свет разлился по комнате, облако расплылось, сгустилось, и вдруг явилась Нара в простой белой развевающейся тунике. На распущенных волосах был венок из магических синих цветов, в чашечках которых светилось пламя.
   - Супрамати, Супрамати, чего стоит твой венец Мага, если ты уже отчаиваешься, даже не начав дела? - послышался любимый голос.
   - Жестокая Нара, наконец, ты пришла! - вырвалось у Супрамати.
   От радости он вскочил с места.
   - Могу ли я оставаться вдали от тебя, когда ты страдаешь, когда я вижу, что настал час борьбы с сомнениями и разочарованием, - сказала Нара, любовно глядя на него. - Мужайся, Супрамати! Ты укротил дракона, ты подчинил себе духов ада и смущаешься перед необходимостью соприкоснуться с людьми. Ведь это же - только ларвы, которых надо укротить.
   Супрамати схватил её руки.
   - Ты - права. Я страдаю и теряю Гармонию души. Я властвую над существами и стихиями, а во мне - скорбь и отвращение. Ах, Нара, если бы мы могли работать вместе! - И он привлёк её к себе. - Ты не знаешь, как мне тяжело сталкиваться с толпой, подвергаться её насмешкам, проповедовать этим глупцам то, чего они не желают понимать!
   Нара высвободилась и придвинула стул.
   - Разве моё присутствие здесь не показывает тебе, что мы постоянно работаем вместе, и что моя душа ощущает каждое движение твоей души. А теперь, Супрамати, сбрось с себя недостойную Мага слабость. Разве мы не привыкли бороться с низшими существами? Тебе достаточно убеждения в своём превосходстве, но подумай чуточку и о тех, кого ты покоришь, которые окажутся способными понять тебя и оценить даруемое им тобой Благо. Ты - вроде искателя жемчуга, который из глубины океана преступления и мрака извлекает гадкую раковину, в глубине которой скрыта, однако, жемчужина - душа, подобная твоей, способная стать носительницей Света, поборницей Добра. Труд извлечения этой драгоценности из раковины не может и не должен казаться тебе ничтожным. Ты же ведь трудишься уже над подобным делом. Ольга - также жемчужина, нашедшая своего ювелира, чтобы оправить её в золото. Но будь уверен, что даже и среди этой развращённой толпы ты откроешь драгоценные, деятельные и готовые к восприятию души, которыми ты будешь когда-нибудь гордиться, как Эбрамар гордится нами.
   - Ты - права, Нара, это была минута слабости. Я должен бы знать, что ничто не даётся без труда. Только улавливать души, может, труднее, нежели добиваться венца Мага, - сказал Супрамати.
   Потом, приблизившись к Наре, он сказал, глядя на неё:
   - Благодарю, благодарю от всей души за твой приход, верная подруга. В тяжёлые минуты твоя помощь всегда поддерживает меня.
   - Я с радостью прихожу. Могу ли я быть вдали от тебя, когда ты страдаешь, а я знаю, что моё присутствие восстанавливает твоё равновесие. Благодаря БОГУ, эта цель - достигнута, мой Маг пришёл в себя. А теперь, пойди, утешь свою жену. Сейчас она хотела войти, но, услышав мой голос, не могла устоять против соблазна приподнять немного портьеру. При виде меня в её сердечке вспыхнуло подозрение, она считает меня опасной соперницей. Счастливый ребёнок, который ещё может ревновать, а вот мы, бедные старики, уже больше на это не способны.
   И Нара залилась смехом, видимо, забавляясь удивлением Супрамати, сразу возвращённого к действительности.
   - А теперь прощай, - сказала Нара. Она подошла, взяла руками голову Супрамати и запечатлела на его лбу поцелуй. - Братский поцелуй, - шепнула она на ухо ему.
   Её окружило облако голубоватого пара, в котором она истаяла, и по комнате пронёсся мягкий, гармоничный аккорд.
   Несколько минут Супрамати стоял и не мог собраться с мыслями. Его душу наполнило Спокойствие, и Счастье озарило его лицо.
   - Да, прекрасна - Эта Гармония, позволяющая любить без сомнения и ревности, но Ольга - далека от этого... Её сердце волнуется всеми земными страстями и надо идти успокоить её и утешить.
   В душе его жены разыгралась буря ревности и отчаяния. Перечитав несколько раз одну из предстоявших ей речей, и начав изучать её, она наткнулась на несколько не совсем понятных мест и решила спросить у мужа объяснения. Но возле двери кабинета она застыла, как вкопанная.
   Гармоничный серебристый голос говорил там на незнакомом ей языке. У Супрамати была женщина! И он отвечал ей на том же языке, а в его голосе слышались такие глубокие прочувствованные ноты, которых она никогда не слышала, и они выражали Любовь. Сердце Ольги забилось. С кем говорит он? Не будучи в силах противиться искушению, она приподняла портьеру и окаменела.
   Около Супрамати стояла женщина небесной красоты. Простая белая туника обрисовывала её стройные формы, а густые, белокурые, золотистые волосы, шелковистые пряди которых падали почти до земли, окутывали её. Голубоватый, светлый свет окружал голову, украшенную фосфоресцирующими цветами. Большие тёмные глаза чаровницы смотрели на Супрамати с выражением любви, и его восторженный взор тоже любовно смотрел на незнакомку. И вдруг он привлек её к себе...
   Дальше Ольга ничего не видела... Она бросилась в свою комнату и, упав на колени возле окна, зарылась лицом в шёлковую подушку, лежащую на подоконнике.
   В её сердце кипел ураган. Вот - царица его сердца: эта женщина, божественной красоты, была равна ему по Знанию и Гармонии своего существа. Её он любил другой Любовью, чем спокойная и покровительственная привязанность к ней, да это - и естественно. Как дурна и ничтожна должна была казаться она ему рядом с Этой Магиней, принадлежащей, вероятно, к братству Адептов и пришедшей освежить своей беседой и своим присутствием прекрасного и бессмертного, подобно ей, человека, который чувствует себя отшельником или изгнанником между ними, смертными. Да, да, Супрамати должен очень страдать от любви такого ничтожного существа, но как она была тщеславна и слепа, воображая, что может завладеть его сердцем. Нет! Лучше умереть, чем терпеть такое мучение, переносить мысль, что даже такой человек может обманывать, скрыв от неё, что эта чаровница посещает его, а он отдыхает в разговоре с ней после скуки в обществе невежественной и глупой жены.
   Её душили слёзы, потом, озарённая новой мыслью, она схватилась руками за голову.
   - Как скрыть от него то, что кипело в ней? Не успеет он войти, как уже всё прочтёт в её сердце и голове... А если он обидится и, помимо всего, станет ещё презирать её?..
   Она не заметила, что портьера уже приподнялась, и Супрамати остановился на пороге, глядя на неё весело и снисходительно. Затем он подошёл ближе, придвинул стул и сел возле неё. Поглощённая бушующей в душе бурей, Ольга ничего не видела и не слышала.
   Спустя минуту он взял её руку и сказал, притворяясь, что не знает о том, что её волнует:
   - БОЖЕ мой, Ольга, ты, кажется, в отчаянии? Что так огорчает тебя?
   При звуке его голоса Ольга вскочила. В её влажных глазах отражались бурные, волнующие её чувства.
   - Супрамати, прости... Я знаю, что ты уже прочёл все мои гадкие мысли и мне - стыдно перед тобой, но я - так несчастна. Тяжело чувствовать себя недостойной.
   Слёзы брызнули из её глаз, и она прижалась губами к руке мужа, всё ещё держащего её руку. Супрамати рассмеялся и привлёк её к себе.
   - Глупенькая, не стыдно ли быть ревнивой до такой степени, что твоё сердечко готово разорваться, и ты подозреваешь меня в неверности, в тайных свиданиях. И такое нечистое чувство закрадывается в душу жены Мага!
   - Супрамати, будь милостив и не отгоняй меня за такие преступные относительно тебя мысли. Я хочу побороть это дурное, мучительное чувство, потому что понимаю невозможность соперничества с этой женщиной, прекрасной, как небесное видение. Около неё я - безобразна и глупа. Я не могу понимать тебя, как поймёт она. Но право, тяжело понимать, что ей принадлежит твоя Любовь, а меня ты только терпишь. А я, глупая, надеялась, что, несмотря на моё ничтожество перед тобой, ты всё же любишь меня...
   Слёзы помешали ей продолжать.
   - И ты думала правильно, - сказал Супрамати. - Да, я люблю тебя за твою кроткую и преданную любовь, и люблю земной любовью. Ты для меня как бы отражение далёкого прошлого, когда я любил, как обычный смертный, и тебе нечего опасаться, что я предпочитаю кого-нибудь тебе. Та, которую ты видела, - Нара, и чистая связь, соединяющая наши души, не имеет ничего общего с земными страстями. Это - испытанная подруга, очень редко посещающая меня и только в такое время, когда видит, что я страдаю перед новым испытанием, вроде предстоящего мне теперь. Нара - не соперница. А что ты - ревнива, бедное дитя, это не обижает меня, это - естественное чувство, но и для тебя настанет время, когда любовь ко мне будет Миром и Гармонией. Успокойся же, люби меня без ограничений, потому что и я люблю тебя сильно, а чтобы успокоить тебя, хочешь, я вызову Нару? Она придёт и, как сестра, поцелует тебя. Ольга обняла шею мужа и прошептала:
   - Да, я хочу видеть её и попросить у неё Прощения.
   Супрамати встал, сделал рукой, на которой носил кольцо ГРААЛЯ, каббалистический знак и произнёс формулу. Из магического камня вырвалась струя такого света, что Ольга зажмурилась и почувствовала головокружение. Прикосновение привело её в себя.
   Она увидела Нару, смотрящую на неё и протягивающую ей руку. С минуту Ольга смотрела на неё. Она никогда не видела такой божественной красоты, и теперь мысль о соперничестве показалась ей нелепой.
   - Простите за мою неблагодарность и дурные мысли, вдвойне недостойные, потому что вы оба - добры ко мне, - пробормотала она, опускаясь на колени и прижимая к губам руки Нары.
   Нара подняла её и обняла.
   - Мне нечего прощать тебе, милое дитя, напротив, я прошу тебя уделить и мне частицу твоей любви. А его люби всей душой и услаждай ему жизнь среди людей, поддерживая его своей любовью в минуты, когда толпа оскорбит его и бросит в него камень за поданный ей хлеб насущный. Тяжело и трудно - предстоящее ему дело, а помогать ему исполнить его - дивная миссия, которая должна наполнить твою жизнь. А теперь прощай, милая Ольга, и прими это на память обо мне.
   Нара достала из-за пояса пучок магических цветов, подобных тем, которые были в её гирлянде, и дала их Ольге. Затем голубоватый пар окружил стройную фигуру Магини, и она исчезла.
   Счастливая и признательная, Ольга рассматривала цветы, а потом положила их в хрустальный ящичек, на мох.
   - Это ведь - бессмертные цветы, не правда ли? Взгляни, как они сверкают фосфорическим блеском, а чашечки излучают сапфировый свет, - сказала она.
   Супрамати достал из шкафа флакон и спрыснул цветы бесцветной жидкостью.
   - Теперь они останутся навсегда свежими и никогда не увянут, - сказал он. - "Они переживут тебя, бедное дитя", - подумал он, и его сердце болезненно сжалось. - И ты не ревнуешь больше? - спросил он.
   - Нет, я поняла, что в твоей жизни я - придорожная фиалка, которая должна цвести и благоухать у твоих ног, и довольствуюсь этой ролью, - ответила Ольга.

***

   Через несколько недель после описанного случая в большом свете разнеслась новость: принц Супрамати намеревается делать у себя во дворце сообщения и показывать чудеса индийской магии. Во всех царьградских салонах только и разговору было, что про затею принца, которую обсуждали на все лады. Но преобладало мнение, что пресытившийся всеми удовольствиями и не знающий чем заняться миллиардер придумал развлечься ролью оратора, что его восхищение золотом, дворцами и пирами ему наскучило, и он жаждет стяжать славу и аплодисменты в качестве артиста-фокусника. Некоторые, правда, зная Супрамати как серьёзного и учёного человека, догадывались, что, вероятно, какая-нибудь веская причина побудила его выступить оратором, но таких людей было меньшинство.
   Всеобщее любопытство ещё усилилось, когда в городе стали известны шедшие во дворце приготовления. Громадная бальная зала первого этажа переделывалась в аудиторию со скамьями для публики, а в столовой устраивались буфеты.
   Далее сообщалось, что бесед будет целая серия, что принц сделает предсказания о предстоящих бедствиях и переворотах, покажет волшебное зеркало и материализует духов новым, ему одному известным способом. Но, помимо предстоящего забавного зрелища, интересно было то, что вход и угощение будут бесплатными. Эта последняя новость накалила публику добела. Билеты брались приступом, и толпа вела себя, как дикари, а запоздавшие и не попавшие на собрание были вне себя от бешенства.
   Настал, наконец, день лекции, и задолго до назначенного часа дворец наполнился толпой, занимающей места и с любопытством разглядывающей буфеты, где Супрамати, зная свою публику, приготовил изысканные угощения, наилучшие вина и сигары, какие подавались только у него.
   С не меньшим любопытством разглядывалось и убранство залы. В её глубине на эстраде был устроен грот, освещённый голубым светом. Там стояли мраморные стол и стул, и необыкновенный, не виданный до сих пор, инструмент в форме рамы.
   Общество было смешанное. Очевидно, секретарь принца раздавал билеты без разбора. Однако расфранчённые, залитые бриллиантами дамы и элегантные, украшенные орденами кавалеры составляли большинство. В этой нарядной и блестящей великосветской толпе шли толки, втихомолку злословили и подтрунивали над хозяином, тратившим безумные деньги, чтобы показывать нелепости. Если, конечно, за этой затеей не кроется какого-нибудь особого плана. И глумливые усмешки мелькали на увядших, давно бестрепетных лицах этих представителей всех "изящных" пороков, древних и современных. Мало кому из них приходило в голову, что они получат, может, великие откровения и услышат советы громадной важности, которые предостерегут их от неизвестной им опасности. А поэтому большинство подсмеивалось над наивными простаками, осмелившимися не разделять общего мнения и не понимающими, что всё это "шарлатанство" - прихоть пресыщенного богача.
   Сигнал к началу положил конец разговорам. Лампы были погашены и теперь лишь голубой, исходящий из грота свет озарял залу. Нивара поднял в глубине грота голубую с золотой бахромой завесу, и появился Супрамати.
   Он был в индусском наряде и белой кисейной чалме, из складок которой над его челом разноцветными огнями сверкала бриллиантовая звезда. На золотой цепи висел большой медальон, усыпанный, вероятно, особенно драгоценными камнями, судя по снопам исходящих из них лучей. Лицо Супрамати было бледно, лишь большие, тёмные глаза, казалось, жили. Но его высокая стройная фигура в белом производила чарующее впечатление на тёмном сапфировом фоне.
   Гром аплодисментов встретил появление принца и вызвал на его лице краску. Ему, Магу, стало стыдно принимать, будто какому-нибудь фокуснику, подобные приветствия толпы, но он поборол свою слабость. Эти сотни голов, пестреющих у его ног, и были той "человеческой гидрой", о которой говорили посвящённые, и которую ему надлежало победить.
   Прочувствованно, увлекательно звучал его голос и рисовал подавляющую картину нравов настоящего времени, злоупотреблений и преступлений, заражающих воздух и надрывающих жизненные силы планеты. Он объяснял, какое значение имеют Чистые Силы, излучения Добра для обуздания и отражения натиска разъярённых сил хаоса, которые готовы ворваться в жизнь и произвести страшные перевороты. Он взывал к людям, убеждая их обратиться к БОГУ, молиться, призывать Светлые Силы, чтобы избегнуть тяжкой смерти ввиду того, что организм ещё - полон жизненности, а их трупы уже станут добычей ларвических духов, стерегущих каждое покидаемое душой тело, чтобы насытиться им...
   Упоминание о ларвах вызвало смех и в зале замелькали во множестве платки, чтобы заглушить весёлость. Кое-где, впрочем, замечались и озабоченные лица, со вниманием слушающие речь.
   Супрамати не показывал виду, что замечает производимое его словами впечатление и перешёл к опытам, показывающим действие порочных флюидов на астральное тело человека.
   Антракт был поглощён взятием приступом буфетов и обменом мыслей. Много забавлялись предвещаемыми наводнениями и ещё больше смеялись над предложенным для избежания ото всех бедствий лекарством: молиться, уверовать в БОГА и вытащить вновь на сцену церковные обряды. Принц просто-напросто желал бы вернуть мир на несколько веков назад и погрузить его вновь во тьму предрассудков и суеверия, но по счастью, теперь люди не так глупы.
   Сатанисты, со своей стороны, были обижены дурной аттестацией, которую "этот индус" давал ларвам, - очаровательным и интересным существам, с которыми можно потешаться иначе, чем с простыми смертными.
   Тем не менее, каждому любопытно было посмотреть в волшебное зеркало и увидеть в нём собственное будущее: судьба планеты их мало занимала.
   Вторая часть сообщения, в которой Супрамати делал много опытов с человеческой аурой и показал видения "иного" мира, очень заняла публику, и только последняя картина своей реальностью оставила по себе неприятное впечатление.
   Выступившим из рамы чёрным паром заволокло весь грот, скрыв фигуру Мага, и вдруг появился уголок Царьграда. Молнии прорезывали чёрное небо, порывы ветра потрясали стены и гонимые ураганом косматые серые волны с грохотом затопляли город. Иллюзия была так сильна, что, казалось, вот-вот вода зальёт зрителей, и в зале послышались уже крики ужаса. Когда видение исчезло, много дам оказалось в обмороке, у нескольких мужчин с истрёпанными нервами был истерический припадок, а другие разразились рыданьями.
   Но с появлением света всё успокоилось и осталось только общее восхищение "кинематографическим опытом", никогда не виданным и превзошедшим всякое воображение.
   На другой день Нивара сообщил Супрамати, что многие лица просили принять их, чтобы получить некоторые разъяснения по разным вопросам, возбуждённым его лекцией. Все выражали желание поучиться.
   - Любопытных я спровадил, но человекам десяти, верующим, назначил день по твоему указанию, Учитель.
   - Хорошо, Нивара. Когда наберётся таких пятьдесят, сообщи мне.
   И Супрамати сделал нужное распоряжение для устройства открываемой им "эзотерической школы" и для помещения двух молодых адептов, прибывающих скоро, чтобы помочь ему в преподавании.
   Не успел уйти секретарь, как явился Нараяна, напевая шансонетку и в самом прекрасном расположении духа.
   - Знаешь, что я делал? Обратил в свиней с десяток твоих вчерашних слушателей, - сказал он. - Ты не веришь? А это - правда.
   - И тебе не совестно злоупотреблять своими познаниями?
   - Ни чуточки. Меня возмутило, что ты метал вчера бисер перед свиньями и проповедовал двуногим скотам. Но вот как было дело. Гуляю я в парке театрального дворца и встречаю компанию молодых людей, смеяющихся над тобой, над предсказанными тобой переворотами и особенно над советами молиться. Каких только глупостей и кощунств они не болтали. Но, наконец, один из них заявил, что если ты рассчитываешь на слушателей в храмах и на церковной процессии, то тебе следует, в таком случае, выдрессировать свиней и загонять их на эти церемонии. Я притворился, будто мне нравится их идея, и сказал, что мастер дрессировать животных и, если они хотят отправиться со мной в купленную мной виллу близ дворца артистов, то я покажу им любопытные вещи в этом роде.
   Они пошли, и там известным тебе способом я обратил их в свиней, а потом выгнал на улицу. Когда они осознали своё положение, они с рёвом бегали по улицам, крича человеческими голосами, что принц Нараяна околдовал их. Собралась, конечно, огромная толпа и сопровождала почтенных животных, со всех ног бегущих по домам.
   Но там разыгралась преуморительнейшая сцена этой трагикомедии: домашние не захотели признавать таких родственников и, несмотря на крики поросят, вышвырнули их. Но возбуждённая против меня толпа с криками и угрозами бросилась к моему дворцу.
   - БОЖЕ мой! Можно ли так себя компрометировать, Нараяна? Надо же, однако, освободить этих несчастных! - воскликнул Супрамати.
   - Успокойся. Эбрамар уже вернул им их природную красоту, а тебе следовало бы знать, что я никогда не скомпрометирую себя: я приготовил себе alibi. Во время этой истории я находился в театре с шестью великосветскими друзьями, удостоверившими это, и завтра во всех газетах появится моё письмо с объяснением, что какой-то обманщик принял мой образ для производства дьявольского превращения, ибо я был в театре, с друзьями, а поэтому никто не может усомниться в моей честности, - сказал Нараяна.
   - Ты раздвоился, плут. А не лучше ли было помочь мне, чем заниматься такими глупостями? - сказал Супрамати, качая головой.
   - Помогать в спасении этих скотов? Да их всё равно не спасёшь...
   - Если из ста мы спасём одного, и тогда это стоит труда.
   Нараяна скорчил гримасу.
   - Если уж ты так желаешь, пожалуй, чтобы доставить тебе удовольствие, я готов помогать. Но что я могу сделать?
   - Прежде всего, постараться вызвать движение в густой ауре этих людей, чтобы сделать её более чувствительной и восприимчивой. Ты видишь же, какая липкая, сероватая масса окутывает их мозг, мешая ему ощущать чистые токи, препятствуя полёту мысли. Окружающая их атмосфера и люди, с которыми они сталкиваются, запечатлели их мозговую ауру узкими материалистическими идеями, убили понятие о БОГЕ. Смутное влечение к чему-то неведомому, существование которого они чувствуют, таится замкнутое в глубине души, но плотная и липкая аура не даёт духовной птичке развернуть свои крылья.
   Дать слепцам возможность постичь механизм Вселенной - вот работа, достойная нас. Почему мы можем провидеть бесконечные горизонты астрального мира, читать сквозь материю тайны творения и скрытые Законы? Потому что мы расширили своё духовное зрение. А между тем оно ещё крайне ограничено в сравнении с Великими Духами, нашими Учителями. Сколько же Света надлежит нам ещё обрести, прежде чем переступить за грань Верховной Тайны?
   У нас свободный и подчиённый огонь светится сквозь материю и озаряет наш путь в лабиринте тайны творения. У тех же, кого мы хотим спасти, астральная сила замкнута и не в состоянии выступить за обнимающую её тяжёлую атмосферу, мысли становятся узкими, ограниченными, и Высшее Понимание не может прорваться наружу.
   Они не видят тока Света, исходящего от Высшего Существа, хоть и чувствуют этот поток Света и Тепла, падающий на черноватую массу, мешающую мозгу свободно действовать. Но золотой дождь пронизывает густую атмосферу, проделывает в ней ходы, через которые мало-помалу начинает вырываться Свет индивидуума и он становится легче, а мысли гибче. Начинают просыпаться нравственные и научные запросы, восстанавливается обмен, а Внутренний Свет пробивается наружу и принимается за работу.
   Ты знаешь всё это не хуже меня. Но я говорю об этом, чтобы придать более отчётливую форму программе твоей работы. Обязанность каждого Высшего Существа высвобождать эти грубые мозги, под корой которых таится неразрушимая искра, требующая работы как пищи, чтобы возгореться Теплом и Силой, разбить узы плоти и получить Свободу.
   - Да, и первое врождённое усилие разбить материю, преграждающую Путь к Свободе, будет порывом к БОГУ. Эта мысль - наиболее понятна всякому существу. Ах, чего бы я не дал, чтобы понять Закон, по Которому совершенная искра вселяется в низшую материю, чтобы затем снова делаться совершенной путём тысячи страданий, - сказал Нараяна.
   - Мы узнаем это, когда пройдём за огненную ограду, которая скрывает Высшую Тайну творения. Но какой долгий, почти бесконечный путь предстоит нам ещё пройти, - сказал Супрамати.
   Нараяна задумался, глядя в пространство, потом вздрогнул, и на его лице мелькнуло выражение разочарования и усталости.
   - Да, да. Впереди у нас бесконечный труд и беспредельное время для достижения неведомой цели, а позади головокружительная бездна, уже пройденная нами сквозь три царства, пока мы не сделались тем, что мы теперь собой представляем, - сказал он.
   - Да, тяжело - восхождение души от протоплазмы до Мага. Но разве нам не помогали, не руководили нами, не поддерживали нас на Тернистом Пути? А посмотри, чего ты уже достиг.
   И Супрамати подвёл друга к большому зеркалу.
   - Взгляни. В твоих глазах светится великий ум, широкое излучение твоего мозга делает тебя способным постичь величие ТВОРЦА, СВОИМ Дыханием создавшего таких прекрасных существ, которые силой притяжения к НЕМУ постепенно перерождаются.
   Нараяна улыбнулся, но взглянув на Супрамати, аура которого блестела, схватил его за руку и пожал её.
   - Я хочу работать, спасибо, брат мой и друг! Ты оказал мне большую услугу, напомнив о моём долге в отношении моих низших братьев. Я обязан оказать им то, что мне делали другие.
   Супрамати привлёк его к себе и поцеловал.
   Раздался гармоничный аккорд и на мозаичный пол упал луч голубоватого света, в котором оба друга увидели террасу гималайского дворца и стоящего на ней Эбрамара. Он приветствовал их жестом и улыбкой, приняв издали участие в их разговоре, и посылал теперь им свои астральные флюиды.
  
   Глава 7
  
   Исполненная грусти, но решившаяся следовать избранному пути, Эдита вернулась в Америку и, несмотря на усиливавшееся неудовольствие отца, снова стала посещать бедных и больных, а на собраниях и приёмах, которые постоянно устраивал Диксон, она присутствовала только по необходимости и с отвращением.
   Банкир решил выдать дочь замуж и даже наметил будущим зятем дальнего родственника, влюблённого в Эдиту и умевшего снискать его расположение. Возмущённый холодностью девушки, новый претендент решил через отца повлиять на дочь. Его стараниями насчёт девушки пошли самые обидные толки и приняли такие размеры, что один из друзей банкира счёл нужным предупредить его.
   - Тебе следовало бы положить конец этим сплетням, - сказал он. - Ясно, что твоя дочь - ненормальна, потому что какая же девушка, красивая и богатая, будучи в здравом уме, стала бы избегать свойственных её летам развлечений, рыская по лачугам и разговаривая с голытьбой. Что станется с твоим богатством, если ты вовремя не приставишь к нему разумного управителя? Она промотает его.
   Доведённый до белого каления этим разговором, банкир устроил дочери сцену, какой она ещё не видела, и объявил, что, если она не образумится, он поместит её в сумасшедший дом.
   - Мне надоели все эти сплетни и пересуды на наш счёт. Потрудись жить разумно и выбери мужа из числа претендентов. Твой двоюродный брат Сидней больше всех мне нравится. Я хочу найти тебе ещё при жизни разумного покровителя, который сохранил бы моё состояние от нищих. Если ты будешь упорствовать, я буду считать тебя помешанной, состояние здоровья которой требует попечения. Даю тебе неделю на размышления и выбор. Сидней, мистер Хемпдон и мистер Ларрис ищут твоей руки, и если ты хочешь избегнуть неприятностей, обручись через неделю с одним из них.
   Не ожидая ответа, он вышел из комнаты.
   Оставшись одна, Эдита залилась слезами. Благодаря большой свободе, какой пользовались женщины, она могла, конечно, бороться с отцом, но только ценой скандала, потому что она была несовершеннолетняя. Кроме того, она любила отца, который всегда был добр к ней, желал ей, конечно, одного добра и его гордость страдала от толков на её счёт. Но ни за одного из этих антипатичных ей господ она выйти не могла. Все трое были атеисты и кутилы, а Сидней слыл даже сатанистом. Один образ царил в сердце девушки, это - образ рыцаря, спасшего ей жизнь.
   Она не знала, человек - он или Ангел, но в эту минуту скорби она обратилась к нему, стоя на коленях в своей комнате и заглушая рыдания, она молила БОГА ещё раз послать ей этого избавителя для совета и утешения.
   На следующий день она сидела дома, вследствие головной боли, и открыла окно, глядя на улицу. Вдруг она вздрогнула и побледнела. Мимо её дома проезжал элегантный экипаж и в нём - её "рыцарь" или его двойник. Но теперь он был в современном костюме. Незнакомец поднял голову, их взгляды встретились, и он улыбнулся.
   На другой день был большой бал у представителя одной великой европейской державы, и Эдита по воле отца должна была туда отправиться, но, к его удивлению, она согласилась без возражения. Ей казалось, что предстояло что-то счастливое, может, она увидит вчерашнего незнакомца, и при одной этой мысли её сердце забилось.
   Её предчувствие оправдалось. Вскоре в толпе она увидела молодого человека - живой портрет её идеала, а позднее отец ей представил его, назвав принцем Дахиром. Краска, покрывающая в эту минуту лицо дочери, навела банкира на мысль, не встретила ли она красавца индуса случайно в Европе, влюбилась в него, и эта любовь была, может, причиной её странностей. Когда потом принц просил разрешения сделать визит, это подозрение окрепло и даже обрадовало отца. Диксон видел в Царьграде Дахира с Супрамати и знал, что они - богаты. А если индус также видел Эдиту и ради неё приехал в Америку, значит, всё складывалось как нельзя лучше.
   Счастье и тоска боролись в Эдите. Принц разговаривал с ней и ухаживал за ней, но ни слово, ни взгляд не выдали недавнюю встречу. И вопрос, "он ли - это или другой, похожий на него", до такой степени поглотил её, что она не отвечала иногда на вопросы Дахира и не замечала мимолётной улыбки, мелькающей на его лице.
   На другой день Дахир явился к банкиру, который любезно принял его и пригласил обедать. Чуть не каждый день Эдита встречалась с принцем и, к неудовольствию прочих искателей, девушка не видела никого, кроме красивого иностранца.
   Не раз уже беседовали они, а у Эдиты вставал в голове вопрос о прошедшем и об её таинственном исцелении, но робость останавливала её. Несмотря, однако, на это сомнение, она задавала себе вопрос, что ответить, если он попросит её руки?
   - Да, да! Кто бы он ни был, я люблю его, и принадлежать ему - верх блаженства, - шептала она, трепеща от счастья и надежды.
   И так, когда однажды вечером он спросил, согласна ли она принадлежать ему, она ответила, с влажными от счастья глазами.
   - О, я давно - ваша.
   На следующее утро мистер Диксон пришёл к дочери и сообщил о предложении Дахира.
   - Передать ли принцу твой отказ или ты стала благоразумна? - спросил он.
   - Благоразумна, - ответила Эдита, покраснев, и, пряча лицо на груди отца, сказала. - Скажи принцу, что я - согласна.
   Помолвка справлялась торжественно. Двоюродный брат Сидней отсутствовал и обдумывал план мщения, но случай помешал его замыслам. Во время перелёта испортился механизм его самолёта, он упал, сломал ногу и руку и на несколько месяцев слёг в постель.
   Свадьба Дахира и Эдиты была не менее пышная, нежели обручение, и справлялась без религиозных обрядов, к прискорбию невесты. Мистер Диксон, будучи атеистом и материалистом, не признавал никакой религии.
   По окончании великолепного обеда новобрачные сели в воздушный корабль принца и отправились в свадебное путешествие, которое заканчивалось Царьградом.
   Когда они остались, наконец, вдвоём в салоне самолёта, Дахир усадил Эдиту на диванчик и сказал:
   - Ну, милая моя, теперь, когда мы - муж и жена, задашь ли ты мне, наконец, вопрос, который так давно мучает тебя. "Он" ли - это или похож на него?
   Эдита, раскрасневшаяся и смущённая, взглянула на него.
   - Ты уже знаешь, ты угадал мою мысль? Правда, я видела всего один раз таинственного незнакомца, твой живой портрет, и теперь даже сомневаюсь, однако...
   Она колебалась и прижалась головой к его плечу.
   - Я хотела бы лучше, чтобы ты был "другой", но не Ангел.
   Дахир рассмеялся.
   - Успокойся, дорогая, я - не Ангел, хоть, в то же время, я и не совсем обычный человек, но моя жена должна это знать. Видишь ли, я - член одного тайного братства учёных, которые умеют владеть силами, неведомыми профанам. Я увидел тебя, полюбил и захотел вернуть тебе здоровье. При помощи собратьев мне это удалось, но ты поймёшь, что подобное Оккультное Знание, чтобы быть применённым на практике, требует особых условий. Готовься же в качестве моей жены увидеть вещи, которые покажутся тебе необычайными и непостижимыми. Можешь ли ты пообещать мне - не любопытничать, особенно никогда не разбалтывать отцу и не выдавать ни кому того, что узнаешь или что будешь подозревать относительно тайны моей жизни?
   Эдита вздрогнула и с минуту молчала, потом в её глазах сверкнула любовь и, сжимая руку Дахира, она ответила:
   - Ты меня любишь и я - твоя, чего мне больше желать? Ты спас меня, и это только усиливает, если возможно, мою Любовь и Благодарность. А что мне до остального? Не бойся с моей стороны ни нескромности, ни любопытства.
   Дахир прижал её к себе и поцеловал.
   - Благодарю, дорогая, за твою Любовь и Доверие, но позволь мне сказать, что с этой поры в твоей жизни начинается чудесное. Мы едем в Индию, к моему Учителю и Руководителю, одному из учёных, которому ты обязана жизнью, просить его благословить наш союз, не получивший освящения Свыше.
   Наконец самолёт остановился перед террасой дворца Эбрамара. Молодые супруги вышли и, пройдя несколько роскошных зал, вступили в кабинет учёного. В задней стене теперь была открыта глубокая полукруглая ниша, озарённая голубоватым светом, и там стоял Маг. Сноп Ослепительного Света ореолом окружал его, и его белая одежда сверкала.
   Дрожа, Эдита опустилась на колени около Дахира. Эбрамар поднял руки и из его ладоней вылетели два Светящихся Шара, покружились над головами новобрачных, а затем ушли в них. Затем Эбрамар произнёс Молитву, благословил их, поднял и, поцеловав, поздравил.
   После этого все прошли в столовую, где Дахира ожидал сюрприз - Супрамати с женой, приехавшие поздравить их, и Ольга рассказывала, что собиралась уже спать, как пришёл муж и, смеясь, предложил ей съездить поздравить Дахира.
   - Эбрамар приглашает нас, - сказал он. - В ту же минуту явился широкий луч света, а на полу образовался большой красный треугольник. Мы вошли в него, Супрамати завернул меня в свой белый плащ и... мы очутились здесь. Не чудесно ли такое происшествие, и какое нам выпало счастье выйти за таких учёных, - прибавила Ольга, целуя Эдиту.
   Ужин прошёл весело и оживлённо: Эбрамар был самым любезным хозяином. Он отечески отнёсся к молодым женщинам и на память об этом дне подарил им древние медальоны, украшенные изумрудами.
   После ужина Супрамати собрался уезжать, но когда и Дахир хотел последовать его примеру, Эбрамар сказал ему:
   - Не желаешь ли остаться и провести здесь несколько недель твоего медового месяца? Я приготовил вам помещение, я же отправляюсь к приятелям, живущим на острове, прежде необитаемом, - он лукаво улыбнулся, - где мы намереваемся произвести несколько опытов. После вы присоединитесь к Супрамати, чтобы помочь ему, пока не найдётся какого-нибудь полезного дела и для тебя, Дахир.
   Эдита была в восторге и горячо благодарила Эбрамара, который отвёл их в приготовленное им роскошное помещение с живописным видом из окон на сады и горы. Залитая луной, эта картина казалась сказочной.
   В тишине дворца Дахир с женой провели несколько недель счастья.
   Несмотря на свою долговременную жизнь, Дахир не знал радости домашнего очага, счастья любви. Любовь Эдиты согрела и смягчила сердце учёного, столь юного телом и старого душой. Да и он привязался к милой и привлекательной женщине, читающей в глазах мужа его малейшее желание и вместе работающей над развитием своего ума и приобретением познаний, чтобы и духовно приблизиться к нему. Поэтому они покинули Индию с сожалением и поселились в Царьграде, во дворце, приготовленном для них Супрамати.
   Как только они устроились, Дахир стал помогать Супрамати и в сообщениях, которые продолжали привлекать публику, и в руководстве тайной эзотерической школой, насчитывающей уже около 300 членов.
   - Немного для населения в несколько миллионов, но это всё, по крайней мере, серьёзные адепты, преданные люди, на которых можно положиться.
   Собрания у Ольги также не остались без результата. Началось с того, что сначала смеялись над новообращённой амазонкой, проповедующей семейные добродетели, предрассудки и суеверия, уничтоженные, казалось, и столь невозможные в настоящее время, как возвращение к каменному веку. Тем не менее, несмотря на эти насмешки, оказалось всё-таки немало женщин, в душе которых принципы принцессы Супрамати нашли отклик. Образовался кружок сторонниц Ольги, который понемногу расширялся, и Эдита приняла горячее участие в трудах этих адептов-женщин.
   Она была энергичнее и практичнее Ольги, а поэтому под её влиянием реформаторское движение усилилось и члены их общества, отбросив ложный стыд, вернулись к обязанностям жён и матерей, не сдаваясь перед насмешками мужей, не доверяющих прочности принципов своих легкомысленных половинок.
   Прошло около года. Однажды вечером Эдита сидела в спальне, ожидая мужа, бывшего ещё у Супрамати.
   Была великолепная ночь и, сидя у открытого окна, она мечтала, смотря на тёмно-голубое небо, усеянное мирриадами звёзд и вдыхая аромат роз, доходящий из сада.
   Шаги мужа в соседней комнате вывели Эдиту из задумчивости, затем вошёл Дахир и подошёл к ней. Он был бледен, и его лицо выражало строгость.
   - Как ты долго не возвращался! - сказала она.
   - Меня задержали, - сказал Дахир, садясь рядом с ней и целуя её. - А теперь я хочу ещё поговорить с тобой о серьёзном деле и попросить у тебя об одной жертве, - прибавил он, нагибаясь к ней и испытующе глядя в её глаза, с любовью смотрящие на него.
   - Говори. Разве есть что-нибудь, чтобы я не принесла в жертву тебе, если только... - она побледнела и остановилась, - это не касается разлуки...
   - Нет, нет, Эдита. Дело не касается такой жертвы, которая была бы тяжела и для меня. Это - не то. Видишь ли, мои Руководители налагают на меня миссию. Ты знаешь, что в будущем предстоят страшные бедствия, и для блага человечества, для спасения тех, кто пожелает спастись, надо снова научить людей молиться, вселить Раскаяние в зачерствевшие сердца, разъяснить им, что единственный путь к Спасению в Милосердии СОЗДАТЕЛЯ. Миссию, которую Супрамати несёт среди высших классов, мне предстоит выполнить в среде народа. Но чтобы внушить доверие бедняку, чтобы заставить его слушать себя, я должен быть бедным и скромным, как он. Знатному барину, миллионеру, он не поверит.
   И так, дорогая моя, хочешь ли ты идти со мной на это дело, оставить дворец, роскошь, к которой привыкла, и жить со мной в бедном домике, служа бедным и больным, утешая умирающих, поддерживая нищих духом? Достанет ли у тебя бодрости спуститься со мной в логовища нищеты, порока и безверия, чтобы словом и делом поддержать эту отталкивающую и поэтому вдвойне жалкую толпу? Наше золото будет служить только нуждам других, а у нас не будет даже прислуги. Я буду лечить, и проповедовать, а ты станешь помогать мне. Только не будет ли слишком тяжело этим ручкам заниматься хозяйством?
   Эдита обняла шею мужа.
   - О, Дахир! Как я - благодарна тебе, что ты привлекаешь и меня к своей великой миссии Милосердия. Помогать бедным, молиться БОГУ и быть вдвоём, всё делать для тебя, да ведь это - рай.
   Дахир прижал её к себе.
   - Благодарю за такой ответ, мой доблестный друг. Твоя готовность делить со мной труды делает меня счастливым.
   На следующий день вечером Эдита в простом сером шерстяном платье, закутанная в тёмный плащ с капюшоном, садилась с мужем в его самолёт.
   Две корзины составляли весь багаж путешественников.
   Их сопровождал Небо, секретарь Дахира. Он знал миссию своего учителя и должен был поддерживать сношения с ним.
   На рассвете воздушное судно опустилось на площадке. Там, прислонившись к поросшей лесом горе, стоял домик, всю роскошь которого составляла большая, покрытая вьющимся виноградом терраса. Внутри были две скромно меблированных комнатки и кухонька, за изгородью паслись две овцы. С террасы открывался великолепный вид. У подножия горы, в долине, виднелся городок, к которому спускалась извилистая дорога.
   Простившись с секретарём, Дахир с женой осмотрели своё новое жилище, и нашли его восхитительным. Потом Эдита с помощью мужа разместила в шкафу содержимое корзин и побежала на террасу готовить завтрак.
   В буфетике из белого дерева она нашла бельё, посуду и провизию, состоящую из мёда, хлеба, масла, сыра и кувшина овечьего молока.
   Окончив завтрак, Дахир расцеловал ручки жены и сказал, что никогда в жизни не ел с таким удовольствием. Затем он позвал Эдиту осмотреть ещё один уголок их жилища.
   На скате горы, у которой приютился их домик, находилась высокая расселина, почти скрытая листвой плюща и виноградника, и над ней сквозь зелень деревьев выглядывала остроконечная башенка. Изумлённая Эдита очутилась в просторной пещере, похожей на часовню. В глубине висел большой крест с изображением во весь рост распятого СПАСИТЕЛЯ, а сверху струился неведомо откуда голубой свет, который, падая на голову Христа, придавал ей жизненность, да и вся пещера была озарена полусветом.
   У подножья креста был престол из белого мрамора, покрытый золотистой скатертью, а на нём стояла большая, увенчанная крестом чаша братства рыцарей ГРААЛЯ. Посередине пещеры был большой бассейн и в нём бил фонтан, бросая кверху серебристую струю.
   - Это - к чему? - спросила Эдита.
   - Да ведь необходимо начать снова крестить эту толпу, иначе она не поддастся лечению и не будет способна к Раскаянию. Только обмыв её, и очистив немного, можно будет проповедовать ей Слово БОГА, - ответил Дахир, опускаясь на колени перед алтарём.
   Эдита последовала его примеру.
   Когда они помолились, Дахир нажал пружину в углублении скалы и ввёл жену в другую пещеру, осветив её. Там были полки с флаконами и пакеты с травами, странной и незнакомой формы инструменты.
   - Это - твоя лаборатория? Ты тоже - Маг? - спросила, краснея, Эдита.
   - Слегка, - ответил Дахир,
   Потом они уселись на скамью около дома и любовались, беседуя, расстилающейся у их ног картиной. Далеко внизу серебряной полосой змеилась река. Дорога, извилистой лентой спускающаяся с горы в долину, проходила близко от их дома. Дахир указал на неё рукой.
   - Будем надеяться, что вскоре эта дорога приведёт к нам много больных телом и душой. Завтра, на заре, надо будет нам освятить часовню.
   На другой день Дахир надел длинную белую шерстяную тунику, повесил на шею золотой крест и, в сопровождении Эдиты, также в белой одежде, пошёл в часовню.
   Пока Маг читал Молитвы, окропляя престол, стены и бассейн, Эдита зажгла семь треножников и бросала в огонь травы и ароматические порошки, смесь розового масла, сандала, мирры, перуанского бальзама и других веществ. Бальзамический укрепляющий аромат наполнил пещеру и стал звонить колокол, и его звуки далеко разносились вокруг.
   По дороге в горы подвигалась старая женщина с ребёнком на руках и мужчина, хоть и молодой, но худой и сгорбленный. Он опирался на палку, и его душил кашель. Он дышал тяжело и был вынужден останавливаться. Ребёнок, лет трёх, имел вид умирающего, и его маленькое, худое тельце подёргивалось.
   Подходя уже к дому Дахира, мужчина остановился и вытер струящийся по лицу пот.
   - Не могу больше... Надо отдохнуть, устал, - сказал он.
   - Вот у дома скамья, присядь на неё, - сказала женщина и оба сели, прислушиваясь к звону колокола.
   - Где звонит этот колокол? Не видно ни церкви, ни часовни, - сказал мужчина.
   - Да и этого дома я никогда не видела. В последний раз, когда мы ходили в клинику, я помню, что его не было. Вероятно, он только что построен, - сказала женщина. - Посмотри, посмотри. Из-за дома выходят мужчина и женщина. Это, должно быть, священник, у него на шее - крест.
   - Женщина должна быть добрая, попрошу я у неё напиться, - вполголоса сказал мужчина.
   Дахир и Эдита, которые выходили из часовни, подошли к скамье. При виде двух больных с печатью смерти на лице, Маг переглянулся с женой.
   - Я принесу молока для вас всех, милая моя, - сказала Эдита и побежала к дому.
   Дахир нагнулся над ребёнком.
   - Бедняжка - очень болен.
   - Умирает, сударь, и мой бедный сын также - очень болен, а дома жена да ещё четверо детей. Что с нами будет, если он умрёт? Ещё недавно мы были так счастливы!.. Он - электротехник, хорошо зарабатывал, а потом простудился и схватил эту болезнь, которая убивает его в 27 лет!.. - Слёзы помешали ей продолжить, но, преодолев себя, она прибавила. - Мы идём в городскую клинику, попросить какого-нибудь лекарства, чтобы облегчить страдания наших больных, но наука - бессильна для них.
   - Да, человеческая наука - бессильна, но почему вы не обратитесь к Истинному ЦЕЛИТЕЛЮ тела и души, к БОГУ?
   - Ах, добрый мой господин, разве ОН существует? Никто уже не верит больше в НЕГО, потому что ОН ничем не проявляет СЕБЯ. В прошлые века в НЕГО верили, и много молились ЕМУ, но ОН никогда никому не помогал.
   - У людей не было Веры, а преступления отделяли их от БОГА, поэтому ОН и не помогал им. А вы попробуйте молиться. Пойдёмте, здесь есть часовня. Падите ниц, молите БОГА и надейтесь, что ОН поможет вам, - сказал Дахир.
   Эдита принесла молока и напоила всех троих. Мужчина, видимо, почувствовал себя крепче и сказал:
   - Как думаешь, мать, ввиду того, что мы ни во что не верим, можно рискнуть сходить в часовню, если, конечно, это не очень дорого стоит.
   Дахир улыбнулся.
   - Это стоит только Искреннего Порыва к СОЗДАТЕЛЮ всего сущего.
   Ароматы часовни так подействовали на вошедших, что они зашатались и упали бы, не поддержи их Дахир и Эдита.
   Как только они несколько оправились, Маг подвёл их к алтарю и сказал преклонить колени. Послышалось нежное пение. Это был усовершенствованный инструмент, помещённый в углублении скалы. Эта музыка, в связи с ароматами, произвела сильное действие на нервы бедняков. Оба они дрожали и плакали, бормоча, что никогда не молились и не знают, как это делается.
   - Повторяйте за мной! - сказал Дахир, становясь на колени и вздымая сложенные руки. - БОЖЕ Всемогущий и Милосердый, ОТЕЦ всего сотворённого ТОБОЙ, не отврати СВОЕЙ Милости от нас, несчастных. Никто не учил нас молиться ТЕБЕ, пользоваться Этим Благодеянием, Этим Порывом души, соединяющим нас с нашим Небесным ОТЦОМ. Рассей мрак, в котором мы коснеем.
   Пока он говорил, ребёнок поднялся на руках бабушки. Его глаза, мутные перед этим, широко раскрылись и удивлённо блестели. Вдруг он потянулся исхудавшими ручками к изображению ИСКУПИТЕЛЯ и воскликнул:
   - Ах, как красиво!..
   - Видите, - сказал Дахир, - детям открыто Царство БОЖИЕ, они видят Красоты Небес.
   Потрясённые и взволнованные, мать с сыном стали молиться, повторяя:
   - БОЖЕ мой, помилуй нас.
   Дахир взял ребёнка, раздел его и окунул в бассейн. Вынутый из воды ребёнок был будто в обмороке, но, не обращая на это внимания, Маг передал его Эдите и приложил руки к головке и груди. Затем он взял чашу, а Эдита, опустившись на колени, подняла к нему ребёнка, и Дахир влил в его ротик несколько капель пурпуровой жидкости из чаши, а потом накрыл его золотой скатертью с престола и погрузился в Молитву.
   Наступила тишина, нарушаемая только лёгкой, гармоничной вибрацией. По-прошествии минут десяти Дахир приподнял покрывало и ребёнок открыл глаза.
   Отец и бабушка онемели от удивления и не верили себе, глядя на ребёнка. Лёгкая краска сменила бледность, падавшая раньше от слабости головка, выпрямилась, полуоткрытый ротик улыбался, стал свежим и розовым и ребёнок, протягивая ручки к бабушке, закричал:
   - Я хочу есть, дай мне есть!
   Эдита поцеловала его, потом протянула его родным и сказала:
   - Пойдёмте, милая моя, мы переоденем его в чистое бельё и накормим.
   Дахир благословил ребёнка и надел на его шею золотой крест с цепочкой, взятый с престола.
   Когда женщины вышли из часовни, мужчина бросился в ноги Дахиру.
   - Вижу, что ты - святой, что БОГ существует и велико - ЕГО Могущество. О! Спаси же и меня! - воскликнул он.
   - Я - такой же грешник, как и ты, и только простой ходатай перед Небесным ОТЦОМ. Спасение же исходит от НЕГО. Преклони там колени, - он указал на крест, - исповедуй свои прегрешения и проступки, раскайся и прими решение начать новую жизнь. Тогда ты удостоишься получить Милость БОГА.
   Тот опустился перед престолом и дрожащим голосом начал Исповедь. Несмотря на молодость, он совершил много грязных, бесчестных поступков. Когда он умолк, Дахир положил руку ему на голову и сказал:
   - Твоё Раскаяние - искренне, как и желание жить в будущем по Закону БОГА. Прими поэтому телесное здравие, чтобы поддержать душевное. Теперь окунись трижды в этом бассейне. Его хрустальная вода не иссякает, как и Милосердие БОГА, Которое только что снизошло на тебя.
   Как только больной вошёл в бассейн, над его головой вспыхнул Светящийся Крест, а из тела начал выступать густыми клубами чёрный пар, исчезающий вверху.
   Затем Дахир дал ему чистое бельё, надел на него крест и напоил из чаши, наказав жить честно и молиться БОГУ, если не желает возврата болезни.
   Со слезами радости он объявил, что чувствует себя возрождённым. Дышалось ему свободно, боль в груди прошла, новая сила жизни разливалась по жилам, а согбенная спина выпрямилась.
   - БОЖЕ Великий и Милосердый. ТЫ существуешь!.. А мы ничего не знали о ТЕБЕ. Но я до конца моих дней буду веровать в ТЕБЯ и поклоняться.
   С Признательностью и Смирением он благодарил также Дахира и просил разрешения ходить к нему учиться молиться.
   - Не только можешь, а ты должен приходить сюда укреплять свою душу в этом святом месте, - сказал маг.
   Он дал ему книгу благочестивых размышлений и научил древней Молитве, Которая будет вечно нова, благодаря заключённой в ней силе: "ОТЧЕ наш, сущий на Небесах".
   Увидев перемену в состоянии своего сына, старуха едва не помешалась от счастья и умоляла Дахира указать ей также Путь к Бесконечному СУЩЕСТВУ, Истинному ПОДАТЕЛЮ жизни.
   Дахир уважил её просьбу. Он омочил её голову водой из бассейна, дал ей крест и причастил. Затем они вознесли благодарственную Молитву, и трое счастливых направились домой, повторяя, что будут теперь говорить всем страждущим о том, что есть Всемогущий, Благой БОГ для тех, кто с Умилением и Верой обращается к НЕМУ.
   Дахир и Эдита сели на скамью и провожали глазами возродившихся.
   - Первый шаг сделан, - с улыбкой сказал Дахир. - Теперь к нам повалят толпы, потому что горе и страдания - лучшие средства, чтобы привести людей на Путь Веры.
  
   Глава 8
  
   Со всех сторон шли больные, калеки, слепые и скоро вереницы народа уже с зари тянулись по дороге к домику Дахира. Дело становилось тяжёлым, но Дахир с женой казались неутомимыми и без устали трудились над расширением Воинства Христа. Дахир исцелял не одно только тело, но и душу. Эдита утешала, поддерживала, услуживала больным, раскидывая свою помощь и утешение далеко в окрестностях. Никакая нищета или болезнь, как бы отталкивающи они не были, не устрашали её. Наиболее несчастные и погрязшие в пороке были ей ближе всего. Когда один из таких уходил исцелённый от недуга и с обновлённой душой, сердце Эдиты преисполнялось Радостью.
   Под вечер закрывались, наконец, двери домика, и Дахир, утомлённый напряжением воли в течение долгих часов, опускался на стул. Эдита подавала ему ужин и своим разговором и добродушием, меткими и часто остроумными замечаниями подкрепляла его почти лучше, чем магическое лекарство, присланное ему Эбрамаром.
   Однажды, тронутый её Преданностью, он обнял её.
   - Не знаю, как благодарить БОГА за такой дар, как ты, моя кроткая и мужественная подруга, - сказал Дахир, целуя жену. - Никогда я не вижу у тебя слабости или недовольного, угрюмого взгляда, всегда наготове улыбка и весёлое слово. Ты - моя радость и опора.
   - Твои слова - лучшая награда за то немногое, что я делаю, - сказала Эдита, краснея от счастья и целуя его.
   Однажды вечером, когда наплыв больных окончился несколько раньше обычного, и супруги завершали ужин, Дахир сказал:
   - Знаешь, Эдита, нам следует поздравить Супрамати. У него родился сын. Хочешь взглянуть на маленького Мага?
   - Конечно, хочу. Я очень люблю твоего брата и Ольгу. Но можно ли нам отлучиться? Мне сказали, что завтра придёт много больных.
   - Да нам незачем уезжать, мы поздравим отсюда. - Заметив удивление Эдиты, он прибавил, смеясь. - Пойдём в мою лабораторию. Ведь я говорил тебе, что я тоже - немного Маг.
   Дахир стал перед магическим зеркалом и, откинув закрывающую его завесу, поднял магическую палочку и произнёс формулы. Зеркальная поверхность инструмента сделалась серой, густой пар вырвался из рамы, за которой будто кипели пенистые волны. Вдруг молния зигзагом прорезала волнующуюся массу, разорвав туманную завесу, и перед ними открылась спальня Ольги.
   Она спала, и в тени кружевной занавеси её чарующее личико казалось бледным.
   В ногах постели стояла колыбель, в эту минуту - пустая. Несколько впереди, у стола, стоял Супрамати, бледный и сосредоточенный. Из открытой перед ним шкатулки он достал флакончик с золотой пробкой и капнул в ложку, которую держал в другой руке. Около него стояла женщина со строгим лицом, держа на подушке спящего ребёнка, окружённого голубоватым светом.
   Дахир узнал в этой женщине одну из сестёр братства, также бессмертную, но низшей степени. Вероятно, она была приставлена ухаживать за ребёнком Мага, которого не могли доверить рукам обыкновенной женщины. Дахир понял также, что Супрамати давал своему сыну Эликсир Жизни и, едва малютка проглотил содержимое ложки, как его тело передёрнулось и вытянулось.
   "Бедный малютка бессмертный", - подумал Дахир, наблюдая, как женщина укладывала ребёнка в колыбель и прикрывала одеялом.
   Супрамати поднял голову и увидел Эдиту с мужем.
   - Прими наши поздравления, брат, - сказал Дахир, - и передай своей жене лучшие пожелания.
   - Благодарю, друзья. Этот Дар БОГА - радость для меня, - сказал Супрамати. - Надеюсь, скоро придёт и мой черёд поздравить вас, - прибавил он, улыбаясь.

***

   Несколько месяцев спустя в бедном домике Дахира появилась на свет БОЖИЙ голубоглазая девочка, и у её колыбели заняла место сестра, чтобы смотреть за ребёнком и помогать молодой матери по хозяйству.
   В ночь после этого события Дахир принимал в своей лаборатории гостей. Эбрамар и Супрамати явились поздравить его, и никогда ещё друзья не видели его таким сияющим, таким счастливым, и только когда Эбрамар влил в ротик ребёнка каплю Элексира Жизни, лицо Дахира подёрнулось на мгновение облаком грусти. Но эта печаль быстро прошла, и Дахир снова стал весел и оживлён.
   И он, и Супрамати рассказали своему Руководителю различные эпизоды из их миссии, а от него получали советы и указания!
   Дахир и Эбрамар заметили, что их друг был грустен, и догадались, что его мучает предстоящая разлука с Ольгой, и он силится побороть свою слабость.
   После рождения дочери, озарившей новым счастьем жилище Мага, Дахир и Эдита с новым жаром принялись за своё дело, а возрастающий успех увенчивал их труды.
   Обращённые насчитывались сотнями: горячие, деятельные последователи сплотились вокруг миссионера и урон в "армии зла" был настолько ощутим, что сатанисты всполошились.
   Очевидно, столь долго молчавшее и равнодушное, казалось, небо начинало действовать и оспаривать у них добычу. Поклонники же сатаны не таковы были, чтобы сдать без боя поле сражения, где они считали уже себя победителями.
   Чтобы пробудить усердие своих сторонников, сатанисты организовали ночные празднества, на которых справлялся самый разнузданный шабаш, а вместе с тем, попутно раздавалось золото, вино, лакомства, и все низменные инстинкты человека доводились до исступления. На улицах горели треножники с вредоносными курениями, люцифериане нагими бегали по улицам, разливая возбуждающие чувственность ароматы, и затаскивали людей в сатанинские вертепы, где материализовались ларвы и другие нечистые духи, и справлялись неслыханные оргии. И люцифериане надеялись, что всё слабое духом попадёт в их сети.
   Нашлись даже такие фанатики зла, которые из ненависти к Дахиру хотели убить его, но эти попытки рушились, потому что переступавшие порог Мага убийцы падали, поражённые апоплексическим ударом. А после повторения подобных случаев и у других отпала охота производить такие опыты, но взамен этого со дня на день росла их злоба.
   Неподалёку от дома Дахира, при слиянии двух больших рек, раскинулся обширный населённый старый город, в котором был древний собор, давно заброшенный и сохраняющийся только как историческая редкость. С тех пор как в округе наступила религиозная реакция, небольшая христианская община купила у правительства старый религиозный памятник былых времён и возобновила в нём богослужение.
   Это событие привело в бешенство сатанистов, и они решили уничтожить древнее сооружение, предварительно осквернив его совершением в нём своего дьявольского обряда. Для этого предприятия соединились приверженцы всяких сект, исповедовавших зло, и однажды ночью толпа фанатиков оцепила собор.
   Ввиду того, что уже бывали попытки поджечь церковь, верующие оберегали её, не допуская нечестивых, и несколько священников по очереди дежурили день и ночь. Но защитники были слишком малочисленны, чтобы устоять против подобного скопища. Церковь была взята приступом, сторожа и священники перебиты, и враги БОГА ворвались в святое место.
   На осквернённый престол поставили статую Бафомета, и стены, в которых раздавались до того времени лишь священное пение да Молитвы, огласились гамом и криками оргии, разыгрывающейся на обломках икон, разбитых священных статуй и поруганных могил.
   Опьянённый похотью и ненавистью к БОГУ, один из главарей люцифериан взобрался на кафедру и, изрыгая потоки богохульств, обратился к БОГУ.
   - Если ТЫ существуешь, покажи нам СВОЮ Силу, - вопил он. - Но я знаю - ТЫ будешь молчать, как всегда молчал, ибо ТЫ - фикция, выдуманная обманщиками, чтобы тиранить доверчивых болванов. Но время настало освободить человечество от величайшей в мире мистификации.
   Хулитель не предвидел, что на этот раз Силы Небес ответят на сатанинский вызов.
   Следующий за этой ночью день настал пасмурный. Тучи заволокли небо, воздух был тяжёлый, густой и что-то зловещее носилось в воздухе. В отчаянии от поругания храма несколько верующих бросились к Дахиру, чтобы рассказать о случившемся.
   Он, казалось, не удивился и приказал, чтобы вечером все, сколько есть в городе верующих, собрались у маленькой старой церкви, на краю города, куда он придёт с Эдитой.
   - Нам предстоит много молиться в эту ночь, - сказал он.
   Опьянённые победой, сатанисты продолжали разгул весь день и назначили на ночь торжество ещё грандиознее прежнего. Пьяная толпа нагих людей наполнила обширный храм, крики, бесстыдные песни разносились даже по улицам, но никто не обращал внимания на чёрный саван, заволакивающий небо, ни на гул, возвещающий приближение грозы.
   И вдруг разразился ураган, удары грома сыпались без перерыва, земля дрожала, и сверкающие молнии бороздили небо по всем направлениям. Над поруганным храмом вздымался будто огненный столб, и, наконец, хлынул дождь. Порывы ветра опрокидывали электрические фонари на улицах, вырывали с корнями деревья, срывали крыши, а воды обеих рек вышли из берегов и затопили город с двух сторон.
   С рёвом катились по улицам города пенистые волны, уничтожая всё на своём пути. Тьма ещё усиливала ужас, причиняемый бушующими стихиями. Лишь один огненный столб над собором, принимающий понемногу вид креста, озарял кровавым светом картину разрушения.
   Население охватила паника. Люди сновали по улицам, стараясь достигнуть высот, но ураган сбрасывал их в воду, где они погибали. Другие вскарабкивались на крыши, но ветер сметал их оттуда.
   Когда вода стала подступать к соборной площади и прибывала со зловещей быстротой, сатанисты заперли тяжёлые двери храма. В этих стенах, строенных будто на вечность, они считали себя в безопасности. А буря всё усиливалась, молнии в виде шаров со свистом пронизывали воздух, разрывались с грохотом пушечных выстрелов, а рёв ветра заглушал крики толпы.
   Возле старой церкви, построенной на холме, где Дахир приказал собраться, толпились в тревоге верующие. Но вот из святого места появился Дахир в длинном белом одеянии, и возле него Эдита, также в белом. В руках она держала статую БОГОМАТЕРИ, древнюю святыню, считающуюся чудотворной и хранимую верующими.
   Голосом, покрывающим шум бури, Дахир произнёс краткую речь, призывая верных к Молитве, чтобы миновал их БОЖИЙ Гнев. Все пали на колени и, под влиянием страха, их Молитва была горяча. Ураган же всё крепчал, а волны хлестали у подножия холма.
   Тогда Дахир обернулся к коленопреклонённой толпе, и всё стихло, а голос Мага доносился до последних рядов. Он объявил, что настала минута направиться к собору, чтобы очистить святое место, и тогда, может, Гнев Небес утихнет.
   - Но пусть идут за мной только смелые, питающие Веру в Помощь БОГА, ибо трусливые, сомневающиеся и слабые духом погибнут.
   Но в толпе ни один не хотел остаться позади и поднялся один общий крик:
   - Мы все идём с тобой, Учитель!
   Ученики Дахира раздали всем присутствующим зажжённые свечи и толпа, состоящая из мужчин, женщин и детей, двинулась в путь со священными гимнами. Во главе шёл человек с распятием в руках, за ним Дахир и Эдита со статуей БОГОМАТЕРИ. Они подвигались бесстрашно, несмотря на бурю и воду, почти доходящую им до колен: но эта толпа была так возбуждена, Такая Вера двигала ей, что она шла без страха и... вода начала убывать, чтобы дать дорогу процессии, которая беспрепятственно достигла соборной площади.
   Там наводнение произвело опустошение. Всё находящееся там было разбито и снесено, врата храма выбиты напором воды и волны поглотили и унесли всех, кто столпился в соборе. Но зато вода обмыла святое место от загрязнившей его скверны. Затем вода убыла, и волны уже тихо плескались у ступеней храма.
   Всё более вдохновляемая процессия вошла в храм и, по указанию Дахира, начала восстанавливать порядок. Маг постлал на престол золотой покров, водрузив статую Святой ДЕВЫ и Распятие. Заброшенные в угол подсвечники были поставлены на свои места, после того, как чёрные свечи заменили белыми. Когда все опустились на колени, Дахир запел: "ТЕБЯ, БОГА, хвалим", а старый заброшенный орган сам заиграл, вторя величавыми звуками благодарственному гимну.
   Буря стихла, а с наступлением утра обе реки вошли в берега, и лучи восходящего солнца осветили опустошения этой ночи. На улицах, особенно в нижних этажах, грудами лежали трупы. Многие дворцы, повреждённые грозой, представляли собой спалённые пожаром развалины. Многие из жителей, переживших бедствие, лишились рассудка.
   При всём своём могуществе Мага Дахир по возвращении домой чувствовал себя утомлённым. Эдита также была бледна от усталости, а всё-таки её лицо сияло Радостью.
   - О, Дахир, - воскликнула она, обвивая шею мужа. - Как прекрасна была эта ночь! Никогда ещё я не ощущала так сильно Присутствие БОГА и Силы Добра, победившей зло. А ты-то, дорогой мой! Я готова была на коленях молиться тебе, видя исходившие из тебя Снопы Света и полчища послушных тебе духов. Видя, как ты повелеваешь стихиями, и как твоя Воля тысячами Огненных Искр осыпает головы этой толпы, внушая ей смелость идти за тобой. Я видела как Свет поглощал тьму, и благодарила БОГА за Милость, дарованную мне, быть около тебя.
   Дахир прижал её к себе.
   - Не преувеличивай мои немногие познания и не унижай своё достоинство. Благодарю тебя за твоё мужество, которое дало мне свободу действовать. И я чувствовал, что не одинок в эти часы, что любящее сердце разделяет моё торжество победы.
   Бедствие, постигшее город и его окрестности, произвело глубокое впечатление, но не менее сильно подействовало предсказание Дахира, сделанное несколько дней спустя в соборе.
   Обсуждая случившееся несчастье, он сказал, что это лишь начало бедствий, которые поносимое Небо, утомлённое скоплением зла, нашлёт на хулителей, дерзнувших вызывать ВЛАДЫКУ Вселенной.
   И тогда население с лихорадочным рвением разыскивали древние религиозные предметы, собирались для Молитвы и не одни атеист, проведя несколько часов на кровле в борьбе со смертью, проявлял теперь усердие, водружал у себя распятие, окроплял святой водой свой дом и зажигал свечи перед какой-нибудь древней иконкой.
   Предсказанные же Дахиром и Супрамати бедствия наступали скорее, чем думали, и посрамляли недоверчивых, смеяющихся над "лжепророками".
   Первая из этих катастроф нанесла удар по Эдите. Поблизости от портового города, где жил её отец, открылся вулкан. Однажды утром подземные раскаты и необычайное волнение океана встревожили жителей. Потом вдруг поднялось дно океана, земля с треском осела, а городские здания, "небоскрёбы", в виде железобетонных башен, рушились, погребая под обломками всё живое. На эти груды развалин посыпался каменно-пепельный дождь, и хлынули потоки кипящей воды. Наконец последним толчком разверзлась пропасть и всё, что ещё уцелело от города, исчезло в кипящих волнах, похоронивших под своим водяным саваном более миллиона человек. Среди этих жертв был мистер Диксон, и его смерть повергла Эдиту в скорбь. Теперь она вдвойне привязалась к мужу и ребёнку, и как только утихло первое отчаяние, она с жаром взялась за благотворительную миссию.
   Кроме врачевания и предсказаний, Дахир устроил для своих учеников и наиболее развитых, энергичных верующих собеседования, на которых обсуждал предстоящие катастрофы и указывал способы спасения их состояния и некоторых научных художественных сокровищ. Он указывал им также места в горах, где они могут найти убежище и укрыть свои семьи.
   По всей Земле, в разных местностях обнаруживались частичные бедствия. Проливные дожди вызывали наводнения. Грозы с крупнейшим градом наносили опустошения. Неизвестно откуда появлявшиеся смертоносные газы заражали воздух и люди задыхались. Появлялись неведомые до сих пор болезни, которые косили население. Но все эти предупреждения и указания на анормальность положения не производили надлежащего впечатления, и неверующая толпа, погрязшая в атеизме и пороках, оставалась глухой и слепой. А так как бедствие до сих пор не коснулось Царьграда, и ничто не нарушало спокойствия его обывателей, там продолжали веселиться, богохульствовать, поклоняться Люциферу и насмехаться над Супрамати и его приверженцами.
   Нашлись даже люди, не терпевшие его и намеревавшиеся убить, в надежде его смертью положить конец стеснительному для них нравственно обновляющему движению. Не понимая деятельности Супрамати, они удивлялись тому, что индус хлопочет о восстановлении такого старого, отжившего вероучения, как христианство. Покушений на убийство было несколько, но они не удались, а Супрамати не обращал на них внимания.
   Иные мысли, и чувства заполняли душу Мага. В нём проснулся человек. Но не с бурными, беспорядочными страстями, нет. В его сердце, бившемся с ненарушимым спокойствием, оживало самое тяжкое из чувств, терзающих душу человеческую, - страх потерять близкое и любимое существо.
   Для его посвящённого глаза близкий конец Ольги был очевиден. Она становилась всё прозрачнее, воздушнее, у неё появлялась внезапная слабость, и только воля Супрамати и его Знания поддерживали её на некоторое время, но всё-таки организм таял. Тяжёлое болезненное чувство когтями впивалось в душу Мага, когда он убеждался, как быстро надвигалось разрушение.
   Он привязался к прекрасному созданию, скромному и нежному, безгранично обожающему его. Он привык к её близости, любил слушать её щебетание, то весёлое и наивное, то серьёзное, и проникнутое желанием понять его, а счастье, блистающее в её глазах, когда она играла с ребёнком, возбуждало и в нём сладкое и блаженное чувство.
   И скоро всё это должно кончиться... Снова он будет одинок и где-нибудь в далёкой, уединённой подземной пещере вновь примется за тяжкую работу искания Света, будет исследовать бесконечность, открывать новые тайны и приобретать новые силы. И при этом надо жить... жить без конца, не считая веков, без личного интереса, с единственной спутницей - Наукой, не дающей ни отдыха, ни покоя.
   "Вперёд! Вперёд!", к далёкой Цели, гласил закон, толкавший его в будущее. Его бессмертное тело не знало усталости, мозг никогда не ослабевал, а между тем в глубине души нечто трепетало и молило.
   - Пощади! Верни мои человеческие свойства, с их слабостями, радостями и печалями!..
   И в такие минуты он ощущал внутреннюю пустоту.
   Однажды вечером Супрамати сидел один в своём кабинете, мрачный и задумчивый. Он вспоминал, что утром у Ольги был приступ слабости продолжительнее обычного, и его волновали тяжёлые думы. И вдруг до него донёсся голос:
   - Не ищи того, чего не найти, не оплакивай то, что навсегда исчезло. Душа Мага должна стремиться лишь к Свету, но его сердцу должны быть доступны все чувства, кроме слабости.
   Супрамати провёл рукой по лбу и выпрямился. Правда, для него возврата уже нет. С человечеством его объединяет только страдание, чтобы напоминать ему, что он всё-таки - человек.
   Он встал и прошёл в будуар жены. Комната была пуста, но, подняв портьеру спальни, Супрамати остановился на пороге и подёрнутым грустью взором смотрел на Ольгу, стоящую на коленях у колыбели.
   Она казалась одного цвета со своим белым кружевным пеньюаром, её голова склонялась над спящим ребёнком, и глаза с любовью и отчаянием были прикованы к нему, слёзы катились по щекам и падали на шёлковое одеяльце. И мысли, сверлившие её мозг, выражали страх приближающейся смерти, тоску разлуки с любимым человеком и ребёнком.
   Жалость и сострадание сжали сердце Супрамати. Его взор блуждал по роскошной комнате и остановился на широко открытой балконной двери. Луна только что взошла и заливала комнату своим светом, а из сада струился аромат роз и жасмина. Перед ним была картина покоя и счастья. Мысль расстаться со всем этим могла возбудить щемящее чувство сожаления даже в ясной душе Мага, но Супрамати не хотел быть слабым.
   Подойдя к жене, он поднял её и увёл на балкон, где усадил рядом с собой на мягком диванчике.
   С этой высоты перед ними развернулась панорама, залитая светом луны. У их ног расстилались дворцовые сады со сверкающими фонтанами, статуями и цветущими кустами, а вдали отливал серебром Босфор.
   Ольга сначала молчала, а потом сложила руки на груди, и с её уст сорвался вопль:
   - БОЖЕ мой! Как всё - прекрасно здесь, как я - счастлива... и должна умереть... Я знаю, Эбрамар предупредил меня, что за своё мимолётное блаженство я должна заплатить жизнью, но как жестоко - такое условие!
   Она опустилась на колени и обняла Супрамати.
   - Я не хочу покидать тебя и нашего малютку! Жизнь - так прекрасна, что я хочу жить и жить. Сжалься, Супрамати, дай мне жить...
   Рыдания не дали ей досказать, она прижалась головой к руке мужа и стиснула её руками.
   Тоска сжала сердце Супрамати, он почувствовал себя словно палачом. Располагая Элексиром Жизни и даровав жизнь уже не одному безразличному для него существу, он вынужден был отказывать любимому им созданию, вымаливающему у него свою молодую жизнь. Ни разу ещё он не чувствовал всей тяжести возложенного на него испытания и всего его значения. Страдание этой минуты было расплатой за его светскую жизнь, за соприкосновение с людьми.
   Все эти миллиарды быстро мелькающих на Земле существ полагали на алтарь смерти то, что было у них самого близкого и дорогого. Они были вынуждены переживать за себя и своих близких закон разрушения. Почему же он, призванный быть Руководителем и Наставником младенческих народов, мог рассчитывать на привилегию. Почему? Закон, равно существующий для всех, должен быть устранён, потому что он любит? Нет, несмотря на своё могущество, он должен вынести испытание, чтобы в полном значении слова быть таким, как и все "человеком".
   Да ещё было ли бы бессмертие счастьем для этого юного создания, в душе которого не было места ни для чего другого, кроме любви к нему? Она ещё не созрела для "Посвящения", и это он знал, а что сталось бы с ней без него, в этой бесконечной жизни, где, подобно цветку без влаги, она переживала бы тысячу смертей?
   Эти мысли мгновенно мелькнули в его голове и, склонившись над Ольгой, он поднял её и посадил около себя.
   - Дорогая моя, этот час - самый тяжёлый в моей жизни, - сказал он, волнуясь, - но я считаю, что наступил момент для серьёзного объяснения. Ты знаешь, что я - временный гость среди людей. Я живу в области Науки. Условия моего существования обязывают меня жить вдали от людей, в Тишине и Уединении. Изменить эти основные условия моей жизни я не волен, значит, наша разлука - неизбежна. Кроме того, я смотрю на смерть с иной точки зрения, нежели ты, и не боюсь её, потому что знаю её тайны.
   Дрожать перед смертью должен только преступник, ибо с разрушением тела прекращается его безнаказанность. Для тебя же, невинной и чистой, смерть - переход к высшему состоянию. Мы с тобой не будем даже разлучены, так как мои глаза видят незримое, и твоя душа будет всегда порхать вокруг меня. Но ты - так молода, что для тебя расстаться с жизнью, конечно, слишком тяжёлая жертва. Так выслушай, что я скажу тебе, и выбирай. От моих руководителей я получил разрешение даровать тебе очень продолжительную жизнь, но без меня, потому что тебя губит союз со мной. Кроме того, наступает время, когда я должен буду снова вернуться к Уединению и отдаться Науке. Твоя будущность будет обеспечена, так как я завещаю тебе царское богатство, и вдове принца Супрамати стоит только сделать выбор, чтобы создать себе новую семью. Ты могла бы выйти замуж и иметь детей, потому что наш сын остался бы с тобой только до семи лет, дальше он должен воспитываться между Адептами.
   Бледная, с широко открытыми глазами, слушала Ольга его и вдруг покраснела.
   - Хорошо ли я поняла? - с дрожью в голосе сказала она. - Ты бросаешь мне милостыню, давая долгую жизнь, жалкую старость без тебя и нашего ребёнка, а взамен в награду даёшь своё богатство, которое мне - отвратительно, если я буду пользоваться им одна. За кого ты меня принимаешь, Супрамати? Ты, читающий в сердцах людей и познающий их мысли, разве ты не видишь моей любви? Чем заслужила я такое предложение? Как мог ты даже подумать, что я приму жизнь, похожую на пустыню, если не буду слышать твоего голоса, если мои глаза не увидят больше тебя. Нет, нет! - вскричала она. - Если я осуждена буду жить без тебя, то принимаю смерть как милость, и хочу умереть на твоих руках. Пусть по твоей воле порвётся нить моей жизни. О, безумная! Я не понимала, что смерть - милосерднее гималайских мудрецов. У них там всё - Порядок, Гармония, Восхождение к Свету... Что значит человеческое сердце, раздавленное ногой Мага!..
   Она закрыла лицо руками и с рыданьями прислонилась к спинке скамьи.
   Супрамати притянул её к себе, отнял от лица её руки и поцеловал.
   - Горе делает тебя несправедливой, Ольга, но я благодарю тебя за то, что ты так достойно выдержала испытание, выразившееся в моём предложении. Твоя любовь ко мне создаёт между нами неразрывную связь, которая даст мне возможность в будущем всегда быть твоим Покровителем, Руководителем и Опорой. Знай же, что ты будешь жить, пока я останусь в миру, и я не покину тебя, пока ты не вступишь в мир духов, куда моя любовь последует за тобой.
   Пока он говорил, лицо Ольги прояснилось и, со свойственной ей детской подвижностью, прекрасные, полные слёз её глаза снова заблистали, она стала на колени, обхватила шею Супрамати и прижалась к нему щекой.
   - Прости мою неблагодарность. Я забыла, что каждый проведённый около тебя час стоит года обыкновенной жизни. Я не стану больше роптать на смерть, потому что ты не покинешь меня до конца, и моя душа может являться к тебе. Ты позволишь мне часто приходить, не правда ли?
   - Разумеется... Это будут счастливейшие минуты моей одинокой жизни, дорогая. Но теперь достаточно тяжёлых вопросов. Осуши свои слёзы и не будем омрачать печальными мыслями счастливое настоящее. Будем наслаждаться часами Счастья и Покоя, даруемыми нам БОГОМ, а для твоего успокоения пройдёмся по саду. Ночь - так хороша, и свежий воздух принесёт тебе пользу.
  
   Глава 9
  
   С этого дня Ольга никогда не говорила больше о своей смерти. Она чувствовала себя лучше, да и притом внешние события занимали всех. В природе происходило что-то необыкновенное. Атмосфера становилась тяжёлой, все с трудом дышали, страдали головными болями, и было уже много случаев внезапной смерти. Приуныли даже сатанисты, несмотря на утешение их главарей. Потому что ведь ад - лукав, как всегда, и теперь радовался готовившимся пышным гекатомбам. Недаром зловредные испарения преступлений, пороков, злоупотреблений, заразительные миазмы шабаша насытили окружающий воздух и нарушили флюидическое равновесие.
   Подобно тому, как враг легко врывается в незащищённую крепость, так и в осквернённую уже и неустойчивую атмосферу планеты вторглись тучи чудовищных и губительных существ, жаждущих насытиться жизненным флюидом массы умирающих и разлагающимися трупами.
   В каждую минуту разъярённые хаотические стихии, движимые элементалами, могли уничтожить последнюю сдерживающую их преграду и произвести страшные катастрофы.
   Тщетно проповедовал Супрамати возврат к добропорядочной жизни, объяснял механизм нарушаемых людьми флюидических законов и предсказывал неизбежные последствия этого - грозные бедствия. Число веривших ему было ограничено, и только поучения в его эзотерической школе давали хорошие результаты. Там образовалось значительное число деятельных, энергичных и убеждённых адептов, и Супрамати поручил им обходить страну, изучать население и спасать тех, кого можно убедить, указывая им убежища на случай бедствий.
   У Дахира и Эдиты дело шло успешнее, так как бедные и несчастные оказались восприимчивее к Раскаянию и Познанию БОГА, нежели богатые и сильные, которые, зарывшись в золото и упоённые гордостью, считали себя превыше всякого Закона и Веры.
   Однажды, к отчаянию поклонников Учителя и Целителя, он и жена вдруг исчезли. Зато в Царьград, во дворец принца Дахира прибыли молодые хозяева с ребёнком, родившимся во время их продолжительного путешествия. Это возвращение заняло общество в продолжение нескольких дней. Но вообще интерес, возбуждённый некогда появлением индусских богачей, поостыл, и любители празднеств и оргий ненавидели их, особенно Супрамати, которого за спиной, а иногда и вслух называли "шарлатаном", "бедопроповедником" или агентом, подосланным болванами, веровавшими в БОГА, чтобы запугать людей.
   Однако события, оправдавшие неудобного пророка, наступили скорее, нежели думали. На планете заревел ураган, не успевали оправиться от одного наводнения, как начиналось новое. Веками молчавшие вулканы проявили вновь свою деятельность, от землетрясений разверзлась земля, и не одна "Мессина" гибла от огня, воды и града, погребая под своими обломками сотни тысяч богохульников, восставших против своего СОЗДАТЕЛЯ, считающих себя исполинами и катающихся теперь в предсмертной агонии.
   И вдруг, под бичом разъярённых стихий, ожила Вера. Потеряв надежду на могущество людской науки, стали просить пощады и взывать к БОГУ.
   Снова появились священные символы, статуи и иконы почитавшихся раньше и забытых Святых. Процессии босиком, со свечами и пением гимнов ходили по городам и деревням или, стоя на коленях, молились ночами в какой-нибудь заброшенной церкви.
   И из уст в уста передавались рассказы, что Небо смилостивилось, что БОГ сжалился и во многих местах Молитвы имели такую силу, что над толпой являлись светлые, окружённые широким светом фигуры, которым повиновались стихии: потоки лавы отступали перед ними и бурные воды возвращались в своё русло, так что многие города были спасены.
   Но недаром веками отучали людей от всякого нравственного и смягчающего закона. Вся жестокость толпы проснулась под страхом гибели и обратилась против тех, которых она считала виновниками БОЖЬЕГО Гнева.
   Прежде всего, разрушению подверглись сатанинские капища, затем очередь дошла и до люцифериан, из которых хватали всех, кто попадался под руку и, воображая, что принесение в жертву нечестивых преступников умилостивит разгневанного БОГА, толпа возводила костры и сжигала их живыми. Бешенство разъярённой толпы не имело границ. Всюду пылали аутодафе, и запах горелого мяса заражал воздух.
   Наконец очередь бедствий дошла до Царьграда. Поутру солнце не показалось, небо было хмурое и почти стемнело, воздух был тяжёл и удушлив, а после двух томительных страшных дней хлынул дождь, всё усиливающийся, и вскоре это уже был не дождь, а потоки воды. В несколько часов улицы столицы обратились в реки, пенистые волны с рёвом несли трупы и обломки, дувший с моря ветер вздымал водяные горы и гнал их на город.
   Супрамати и Дахир с Ольгой, Эдитой, детьми и слугами удалились в высокую башню, построенную по приказанию Супрамати. Впрочем, стихии, по-видимому, щадили жилище Мага, пострадали одни сады и затоплены были нижние этажи. А с высоты башни была видна картина разрушения и бушующих стихий, буря же всё усиливалась и наводнению, казалось, не будет конца.
   На Ольгу эти дни произвели губительное действие. Её слабость перед катастрофой ещё усилилась, а теперь нервное возбуждение и вид раздирающих душу сцен, разыгрывающихся на улицах, вызывали у неё продолжительные обмороки и полный упадок сил.
   В ночь, когда буря особенно свирепствовала, и раскаты грома заглушали иногда даже вой ветра и шум волн, Ольга не могла уснуть. Вдруг она встала и схватила руку мужа, который сидел у её постели.
   - Супрамати, у меня к тебе - большая просьба, - сказала она.
   - Заранее исполню всякую, бедная моя крошка. Ты желала бы уехать отсюда, не так ли?
   - Да, - сказала она с блестящими глазами. - Я чувствую, что мой конец - близок и хотела бы умереть там, где царит мир. Я хотела бы умереть в твоём гималайском дворце, куда ты возил меня однажды в начале нашего союза и где ты показывал мне такие чудные вещи. Я хотела бы ещё раз увидеть эти объятые тишиной залы, сады с журчащими фонтанами и душистыми цветниками, и большой двор с гуляющим на нём белым слоном Орионом. Мне хочется быть подальше от этого хаоса, видеть перед собой спокойную природу и тебя около меня так, чтобы твой голос не заглушал рёв стихий. Страшно умирать здесь, среди этого свиста, грома, всего ужаса смерти и разрушения...
   Со слезами на глазах Супрамати склонился над ней и поцеловал.
   - Желание будет исполнено, и сейчас же. Подожди минуту.
   Он вышел и скоро вернулся с чашей, наполненной красной тёплой жидкостью, которую Ольга с жадностью выпила и ощутила благостное состояние, а через несколько минут уснула.
   Открыв глаза, она одну минуту думала, что видит сон, или что совершился уже переход в иной мир. Было не слышно шума бури, не видно неба, испещрённого молниями, волны не били в стены башни, и было не слышно криков.
   Она лежала на красной шёлковой кушетке в круглой зале с колоннами из яшмы и ляпис-лазури. Через широкую арку был выход на открытую террасу, а дальше виднелась тень огромного сада. Там во всём великолепии и роскоши была собрана тропическая растительность, лишь журчание фонтана или же по временам смех ребёнка нарушали безмолвие.
   На террасе, на ковре, сын Ольги и дочка Дахира играли с собакой Супрамати под надзором сестёр. А в нескольких шагах от них стоял Орион, белый слон, и следил за детьми.
   Это была картина Покоя, Красоты и Счастья, которой Ольга любовалась с восторгом, но вдруг её сердце сжалось при мысли, что придётся покинуть всё это и вступить в неведомый мир.
   Впрочем, ей не пришлось долго предаваться этим мыслям. Супрамати, Дахир и Эдита вошли в залу, сели около неё и начали беседу.
   Несколько дней провела Ольга в спокойствии, и не будь слабости, она чувствовала бы себя хорошо.
   Но однажды после обеда её охватило беспокойство, закончившееся обмороком, и Супрамати унёс её в спальню.
   Когда Ольга открыла глаза, то увидела, что была одна, она чувствовала слабость и её глаза блуждали по комнате. Где же - Супрамати? Но портьера поднялась, и вошёл муж. Он был в индусском наряде и на его груди сверкал нагрудный знак Мага.
   Он был бледен, а на лице лежало грустно-страдальческое выражение. Он сел подле умирающей, боязливо смотрящей на него, и видя, что она пробует привстать, поднял её и исцеловал. Ольга прижалась головой к его груди и замерла.
   - Супрамати, ты не сожжёшь моё тело? - прошептала она. - Я боюсь огня...
   - Нет, милая моя, не бойся! Не будет сделано ничего, что могло бы опечалить твою душу. Ты будешь почивать здесь в могиле, которую я приготовил для тебя посреди любимой тобой растительности. И там ты будешь покоиться до своего Воскресения, чтобы затем следовать за мной в новый мир. Трудись, любящая душа, чтобы быть готовой к этой великой минуте.
   Вошла няня с сыном. Маленькому Магу было уже около двух лет. Это был восхитительный ребёнок, развитый не по летам, с большими глазами, блестящими выражением бессмертных.
   - Поцелуй нашего сына и благослови его, - сказал Супрамати.
   Мальчик протянул ручки к матери, обнял её, и несколько слезинок скатилось по его щекам. Это уже было проявление сознательной души в теле ребёнка, и Ольга поняла это.
   - БОЖЕ Всемогущий, - прошептала она, дрожа от волнения. - Он знает и понимает, что прощается с матерью. Какими тайнами я окружена!
   Ольга снова склонилась на грудь мужа, няня с ребёнком удалилась, и настала тишина. Ольга ощущала Спокойствие. Она ощущала одно блаженство быть ещё с Супрамати и чувствовать пожатие его руки. Смысла слов мужа она не поняла, но каждому его слову верила. Её душа последует за ним в новый мир, и ей этого было достаточно.
   Слёзы смочили её лицо. Она вздрогнула, открыла глаза. Её лицо, белое, как её батистовая рубашка, слабо зарделось, и искра радости вспыхнула в её глазах.
   - Супрамати? Ты - Маг, ты жалеешь и оплакиваешь меня? Ох! Могу ли я жаловаться на смерть, которая даёт мне всю твою любовь.
   - Да, Ольга, я плачу потому, что я - человек, несмотря на звезду Мага, и таковым должен быть: мне надо знать горечь слёз и боль разлуки. Не плакала ли также человеческими слезами Святая ДЕВА, стоя у подножия креста? Сердце, дорогая моя, - это чаша, в которую СОЗДАТЕЛЬ заключил СВОЁ Дыхание, сердце - принадлежность каждого создания, начиная с атома и до Архангела... В нём скрывается СУЩНОСТЬ Любви, Жалости и Прощения, это - та твердыня, которую осаждает ад. Чем сильнее сердце разожгло в себе огонь, тем скорее оно поднимается по Пути Совершенства... Хочешь ли ты видеть Дахира, дорогая моя, - сказал он минуту спустя. - Он желает принести тебе Утешение Небес.
   Ольга пожала его руку.
   - Конечно, я хочу войти в мир духов, вооружённая всем вашим Светом. Какую чудную смерть ты приготовил мне, недостойной, и как я - благодарна тебе, когда сравниваю её со смертью остальных.
   Вошёл Дахир. Он нёс чашу, увенчанную крестом. Когда Ольга отпила, Дахир поцеловал её и вышел, оставив супругов одних в эту торжественную минуту.
   Ольга уснула, поддерживаемая Супрамати, который очертил постель магическим кругом, чтобы блуждающие духи не могли приблизиться к умирающей в последнюю минуту и напугать её своим видом.
   Вокруг была Тишина. Стояла одна из волшебных южных ночей, тёплая, ароматная и озарённая светом луны. С тяжёлым сердцем и влажными глазами Супрамати не спускал глаз с той, которая отходила. Чуть заметное дыхание едва приподнимало её грудь.
   Вдруг Ольга выпрямилась с силой, которой нельзя было в ней предполагать.
   - Супрамати... Я боюсь. Что делается во мне? Всё словно расширяется и меня влечёт куда-то ветер... - вырвалось у неё.
   Взгляд остановился на лице мужа. Супрамати поднял руку, и послышалось нежное, величественное пение и порывы благоуханного ветра наполнили комнату.
   - Пение Сфер! Как это - прекрасно!.. - шептала умирающая, пока он укладывал её опять и клал на её грудь свой блестящий нагрудный знак.
   Супрамати встал, поднял руки и произнёс формулу. С постели Ольги сверкнул широкий Луч Света, теряясь в пространстве: по обе стороны этого светлого пути встали белые и прозрачные крылатые фигуры, а позади воздушных фаланг толпились безобразные существа с искажёнными лицами и горящими злобой и враждой глазами - духи-мучители, обычно собирающиеся у смертного ложа.
   Гармонические аккорды становились всё сильнее, казалось, что сотни голосов сливались в чудном хоре, и в конце светлого пути явился ДУХ, озарённый ослепительным ореолом.
   Супрамати положил руку на лоб Ольги и произнёс:
   - Бессмертный ДУХ, сбрось СВОЮ тленную оболочку и вернись в наше Вечное Отечество.
   На лбу и груди Ольги вспыхнуло два мерцающих огонька, а из всего тела выходили клубами искры. Светящийся Туман сгустился и принял облик Ольги, только прекраснее её, как Видение Сфер. Взгляд ВИДЕНИЯ остановился на Супрамати, который огненными лучами обрезал последние нити, соединяющие ЕГО ещё с плотью.
   Никогда Супрамати не был так прекрасен, как в эту минуту, когда он исполнял своё назначение Мага, оказывая любимому существу последнюю, высшую помощь.
   ДУХ Ольги поднялся, заколебался над смертным ложем, бросив последний взгляд Любви на Супрамати, а затем понёсся ввысь, по ясному лучу к Светлому ДУХУ, КОТОРЫЙ окутал, казалось, ЕГО СВОЕЙ Белоснежной Мантией. Затем ВИДЕНИЕ побледнело и исчезло.
   Руки Супрамати опустились, и его взор остановился на мёртвом теле. Белая Ольга лежала спокойно. Супрамати упал на колени возле постели и погрузился в Молитву, унёсшую его душу далеко от Земли с её бедствиями, к Бесконечному СУЩЕСТВУ, дарующему Всякое Благо.
   Пока он молился, из пространства стали падать белые, светящиеся цветы, бесшумно порхая. Скоро они покрыли душистым саваном, тело супруги Мага, и оставалась открытой лишь голова, окружённая голубоватой дымкой.
   Когда Супрамати встал, портьера поднялась, и вошли семь сестёр ордена и Эдита с венком из фосфорических цветов на подушке. Женщины отёрли тело ароматической эссенцией и одели в широкую тунику из тонкой серебристой ткани, и отливающей всеми цветами радуги. Затем Эдита возложила на голову Ольги венок.
   Когда покойница была убрана, вошёл Дахир и семь рыцарей ГРААЛЯ с зажжёнными свечами, а за ними Небо и Нивара с ящиком из сандалового дерева, обитым внутри белым атласом.
   Супрамати поднял тело и положил его с помощью Дахира в гроб, бросив туда все цветы пространства. Дахир совершил каждение, произнёс Молитву и магическую формулу, и шествие двинулось: все несли зажжённые свечи и пели гимны. Выйдя из дворца, они миновали сады и вошли в горы. Там, в скале, была высечена дверь, напоминающая видом египетский пилон. За ней тянулся узкий коридор, кончающийся высокой сводчатой пещерой. В глубокой нише с тремя ступенями поставили открытый гроб. Внизу ступеней стояли четыре бронзовых треножника, на которых горели, потрескивая, смолистые вещества, распространяющие живительный аромат.
   Все собравшиеся преклонили колени и пропели Молитву, а потом один за другим поднялись по ступеням, простились с усопшей и покинули грот.
   Супрамати остался один. Скрестив руки, он прислонился к колонке, и его взгляд остановился на лице той, которая одна любила его. Она казалась спящей.
   Он так погрузился в думы, что не слышал гармоничного гула, и лишь чьё-то прикосновение привело его в себя.
   Около него стоял Эбрамар. В его руке пылал магический меч, и на устах блуждала улыбка.
   - Дорогой ученик мой, я пришёл сказать тебе, что ты достойно вынес возложенное на тебя испытание. Ты был человеком в полном значении слова, не переставая быть Магом. Ты вмешался в людскую среду и полюбил людей, несмотря на внушающие тебе отвращение их пороки. Ты мужественно преодолел сердечную борьбу, на алтарь Мага ты принёс в жертву своё сердце и покорно, как простой из смертных, отдал Великому Закону самое дорогое для тебя. За эту последнюю победу над собой прими второй венец Мага. И ты, и Дахир - оба честно трудились, и я уже дал ему эту же награду.
   Супрамати опустился на колени, Эбрамар прикоснулся к нему магическим мечом, и над его челом вспыхнула вторая звезда. Потом Эбрамар поднял его, обнял и поздравил.
   - А теперь пойдём поговорить о твоих дальнейших занятиях, - сказал Эбрамар. - Я знаю, что вы оба желали бы провести некоторое время среди Иерофантов пирамиды. Я одобряю это предложение. Там вы найдёте интересные для изучения вещи. Впрочем, я часто буду навещать вас, и в этом новом месте вы не встретите никаких тягостных воспоминаний.
   - Благодарю тебя, Учитель, и как можно скорее удалюсь в пирамиду. Я ощущаю потребность одиночества, а к внешнему миру меня ничто больше не привязывает. Мой ребёнок, я знаю, в хороших руках, а моё сердце ещё страдает от потери, работа вернёт мне равновесие души, - сказал Супрамати.
   Он простился с покойницей и помолился. Накрыв гроб большим газовым покровом, он окропил нишу и стены из флакона, который достал из-за пояса, и после этого Маги покинули грот. Супрамати запечатал своей печатью входную дверь и произнёс магическую формулу, а минуту спустя сероватый туман скрыл вход в усыпальницу. Пилон вошёл точно в гору, и когда сероватый туман рассеялся, скала казалась нетронутой. Маги направились ко дворцу.
   Пока их не было, Дахир сел на диван и знаком позвал Эдиту сесть возле него. Она тревожным, пристальным взглядом посмотрела на него, она не помнила, видела ли когда-нибудь мужа таким бледным и озабоченным.
   - Что с тобой, Дахир? - спросила она.
   Дахир привлёк её к себе и поцеловал.
   - Дорогая моя жена, я должен сделать тебе важное сообщение. Знаю, оно будет тебе столь же тяжело, как и мне, но я видел тебя всегда такой мужественной, что надеюсь увидеть такой же и теперь, когда я принуждён сказать тебе, что пробил час нашей разлуки...
   Эдита побледнела.
   - Расстаться?! Разве я должна так же умереть, как и Ольга? - бормотала она, прижимая руки к трепещущему сердцу.
   Улыбка скользнула по губам Дахира.
   - О, нет, ты не умрёшь, и я полагаю, что настало время всё сказать тебе. Ты никогда не спрашивала меня о моём прошлом, кто - я и откуда пришёл. Теперь ты узнаешь всё.
   Он передал ей приключения своего таинственного существования.
   И так, я - рыцарь ГРААЛЯ, "Круглого Стола Вечности", значит, бессмертный. Увидев и полюбив тебя, я дал и тебе Эликсир Жизни, и поэтому ты - бессмертна, как и я. Если я виноват возложив на тебя слишком большую тяжесть, прости меня, дорогая моя, но зло - непоправимо, и я надеюсь, что твоя честная душа достойно снесёт испытание. Я же вынужден вернуться к Безмолвию и Уединению, чтобы продолжить труды достижения Совершенного Знания. Тебе же надо вступить в братство наших бессмертных сестёр, где под руководством Магинь ты познаешь тайны существ и вещей. Велико и богато - поле этого труда, так как красоты творения - бесконечны. Не бойся времени, оно - страшно только для праздного человека, который пугливо считает часы своей бесполезной жизни и которого гнетёт страх смерти. Для посвящённого же времени не существует. Поглощённый работой, он неустанно плывёт по океану Науки, столь богатой открытиями. Добавлю, что если бы я не был убеждён в том, что ты готова пройти ступени Посвящения, я не дал бы тебе Эликсира Жизни. Если ты достойно сумеешь вынести испытания, мы встретимся в великую минуту смерти планеты, когда в последний раз придём соединиться с людьми.
   Эдита слушала это и дрожала. Слёзы струились по её щекам. Но затем она обхватила шею мужа, прижалась головой к его груди и разразилась рыданьями.
   - Плачь, бедная моя Эдита, не удерживай слёз, они принадлежат нашей человеческой слабости, - сказал Дахир. - Для меня этот час - тоже печален, и моё сердце обливается кровью при мысли о нашей разлуке, но я бессилен остановить судьбу, которая влечёт меня вперёд.
   Эдита выпрямилась и, опускаясь на колени, прижала к губам руки Дахира, подняв на него голубые восторженно блестящие глаза.
   - Нет, я не хочу быть слабой и обременять этот тяжёлый для тебя час, я не хочу быть неблагодарной за все твои благодеяния. Ты - властелин моей жизни, и поэтому - приказывай, а я буду повиноваться, ибо хочу быть достойной тебя в ту великую минуту, о которой ты мне говорил, я желаю быть готовой бороться рядом с тобой. Ничто на свете не разлучит меня с тобой. Так как я знаю уже могущество мысли, то моя душа полетит к тебе, и я увижу тебя в порыве экстаза, как видела Святых и Чистых ДУХОВ, КОТОРЫЕ помогали тебе. И так, иди с Миром в своё уединение и работай, дорогой мой рыцарь ГРААЛЯ. Чем сильнее будет твой свет и совершеннее твоя наука, тем я больше буду гордиться тобой. А теперь скажи, когда я должна вступить в общину?
   Дахир слушал её, и его глаза блестели Любовью и Благодарностью.
   - Благодарю тебя за мужественный ответ, достойная моя Эдита, - воскликнул он, прижимая её к себе. - Я страшился этого объяснения и твоего отчаяния, а вместо этого своей решимостью ты уменьшаешь наполовину горечь разлуки с тобой. Мы отправимся теперь к Эбрамару и Супрамати, чтобы вместе решить остальное.
   - Я - готова. Позволь мне ещё один, последний вопрос. Что будет с нашей девочкой? Позволят ли мне следить за ней?
   - Несомненно. Я могу обещать тебе сохранение относительно неё всех твоих материнских прав.
   - Я желала бы также, чтобы мне доверили ребёнка Супрамати. Я буду матерью для обоих, - волнуясь, сказала Эдита.
   Эбрамар с Супрамати ходили по зале и беседовали, когда вошли Эдита с мужем. Дахир направился к Эбрамару и вложил в его руку ручку Эдиты.
   - Учитель, я привёл тебе послушницу и поручаю её твоему покровительству. Могу поручиться, что она окажется достойной его, - сказал он, сдерживая волнение.
   - Она будет желанной гостьей, а я, как отец, буду заботиться о сокровище, которое ты вверяешь мне, - сказал Эбрамар, возлагая руку на голову Эдиты.
   Затем они обсудили дальнейшее и решили, что друзья уедут в тот же день, а назавтра Эбрамар отвезёт Эдиту с детьми в одну из школ тайной общины.
   Спустя два часа, после прощания с Эдитой, детьми и Эбрамаром, самолёт Супрамати понёс обоих Магов в Царьград, где им предстояло ещё привести в порядок некоторые дела, прежде чем надолго исчезнуть с мировой сцены.
   Город, за несколько недель до того веселый, богатый, полный жизни и одушевления, представлял теперь развалину. Буря, правда, стихла, бурные воды вошли в свои берега, и солнце светило ярко, будто ничего не произошло, - заливая своими живительными лучами опустошённую землю и людей, так наказанных БОЖЬИМ Гневом.
   Окружающие столицу долины представляли собой болото стоялой воды, которую земля ещё не могла всосать. Обширные теплицы в большинстве своём были разрушены, и значительное количество домов развалилось, а другие походили на скелеты, с их выбитыми дверями и окнами. Жертвы насчитывались тысячами, тем не менее, те, кто пережил катастрофу, со свойственным человеку упорством возвращались на насиженные места, чтобы исправить, перестроить и восстановить то, что разрушили или повредили стихии.
   Грустные и задумчивые, Дахир и Супрамати вступили в свои дворцы, которые мало пострадали от наводнения. Но для обоих великолепные жилища были пусты и тоскливы, как пустыня, потому что всё напоминало там о двух юных созданьях, которые оживляли их своим присутствием и никогда уже не должны были туда вернуться.
   Их сердца ещё обливались кровью после разлуки с Ольгой и Эдитой, но они надеялись, что работа восстановит равновесие их душ.
   Они принялись за устройство своих дел. Оба дворца следовало приспособить для убежищ: одно для сирот, другое для стариков, разорённых и оставшихся одинокими после катастрофы. Были положены капиталы для содержания и даже расширения обоих учреждений, а распоряжение этим состоянием, так же как управление убежищами, предоставлялось Ниваре и Небо.

***

   Стояла тихая и ясная ночь. Словно сапфировый, усеянный звёздами купол, расстилалось небо над землёй Египта, где, как свидетель прошлого, по-прежнему стоял Сфинкс. Исполин устоял против бури, как и прежде, пережил века, но вокруг него ураган привёл всё в порядок: смыл краску и мишуру, снёс с головы шутовскую шапку - ресторан, разметал скамьи и увеселительные дома, с корнями вырвал пальмовые леса. Как и встарь, насколько видел глаз, вокруг расстилалась пустыня. Ни музыка, ни пение не нарушали больше тишины природы.
   Воздушное судно опустилось вблизи большой пирамиды и из него вышли четверо, из которых двое были в белоснежных хитонах рыцарей ГРААЛЯ. Над их крылатыми шлемами светились золотые огни. Это были Дахир и Супрамати, а третий был Нараяна.
   Он примирился с братством, снова был принят в него и выразил желание работать в этом средоточии Знания вместе с другими, пока порядок не будет восстановлен на планете, и особенно в столицах, ввиду того, что ему нестерпимо было жить без комфорта. Он пожелал проводить своих друзей в место их нового назначения.
   Четвёртый путешественник был Нивара, привязавшийся к Супрамати. Плача, он опустился на колени, прощаясь с ним. Супрамати благословил его, пожелав сил и мужества для предстоящих ему испытаний, а затем поднял его и поцеловал.
   - Благодарю тебя, сын мой, за твою верную службу и преданность. Приди ко мне поскорее в качестве ученика, ты найдёшь во мне друга, опору и советника.
   Затем Дахир и Супрамати обняли Нараяну. Он расчувствовался и бросился в их объятья. Пожав в последний раз руки друзьям, Маги направились ко входу в пирамиду, а Нараяна с Ниварой сели в воздушное судно.
   - Жалкое восхождение к неведомой цели, - проворчал Нараяна, и на его щеках блестели слёзы.
   Дахир и Супрамати вошли в сокровенные галереи, порога которых не переступал ещё ни один профан. У ступеней подземного канала их ожидала древняя лодка с двумя гребцами-египтянами, приветствующими их поклоном.
   Маги стояли, обнявшись, глядя на длинный канал, по гладкой воде которого скользила ладья, унося их к новым трудам и новым открытиям в неисследованной области Бесконечного и Совершенного Знания.
  
   СМЕРТЬ ПЛАНЕТЫ
   Часть 1
  
   Глава 1
  
   Под каменным массивом древней пирамиды Посвящения таится неведомый и недостижимый для смертных подземный мир. Там продолжает жить остаток древнего Египта, там спрятаны сокровища его науки, по-прежнему облечённые тайной и скрытые от любопытных глаз, как было и в те времена, когда народ страны Кеми ещё преклонялся перед своими иерофантами, а фараон победоносно ходил на соседей войной. Иерофанты и фараоны упокоились постепенно в своих подземных гробницах. Время свергало и переделывало древнюю цивилизацию. Другие народы, иные верования процветали в Египте, и никто не подозревал, что целая плеяда людей, - уже переживших многие сотни лет с тех пор, когда ещё только начинали возникать чудесные сооружения, развалины которых возбуждают столько изумления, - продолжают жить в убежище, сохраняя костюмы, обычаи и внешние обряды веры, в которой родились.
   Вдоль длинного подземного канала, который тянется от Гизехского сфинкса до пирамиды, скользила лодка с золочёным носом, украшенным цветком лотоса. Темнолицый египтянин грёб, а двое мужчин в облачении рыцарей ГРААЛЯ стояли в лодке и разглядывали расположенные по обе стороны канала открытые залы, где видны были склонившиеся над рабочими столами учёные.
   У подножия лестницы всего в несколько ступеней лодка причалила, и прибывших встретил старец в длинной белой полотняной тунике и клафте. Золотой нагрудный знак и три ослепительных луча над челом указывали на высокую степень Мага.
   - Супрамати! Дахир! Милые братья мои, добро пожаловать в наш приют. После земных испытаний обновите свои силы в новой работе, подкрепите себя новыми открытиями в бесконечной области Абсолютного Знания.
   Дайте мне обнять вас и представить кое-кому из новых друзей.
   Подошли несколько Иерофантов и облобызали вновь прибывших. Потом, после беседы, старый Маг сказал:
   - Пойдите, братья, очиститесь и отдохните. Вам покажут отведённое вам помещение. А когда на земле первый луч Ра озарит небосклон, мы будем ждать вас в храме для богослужения, которое совершается по обрядам наших отцов.
   По знаку Иерофанта подошли два молодых адепта, скромно держащиеся до того времени в стороне, и повели гостей.
   Сначала они прошли длинный и узкий коридор, а затем спустились по крутой и узкой лестнице, упирающейся в дверь, украшенную головой сфинкса с голубоватыми лампами вместо глаз.
   Эта дверь вела в круглую залу с научными и магическими аппаратами и инструментами. В ней было всё, что должно находиться в лаборатории Мага.
   В этой зале были три двери, и одна вела в небольшую комнату с хрустальной ванной, наполненной голубоватой водой, которая текла из стены.
   На табуретах лежали полотняные одежды и полосатые клареты. Две другие двери вели в одинаковые комнаты, с постелями и резной мебелью с шёлковыми подушками. Обстановка комнат по своему стилю относилась, очевидно, к баснословной древности.
   У окна, задёрнутого завесой из тяжёлой голубой материи с разводами и золотой бахромой, стоял круглый стол и два стула. Большой резной сундук у стены назначался, по-видимому, для хранения платья, а на полках по стенам грудами лежали свитки древних папирусов.
   Прежде всего, Дахир и Супрамати выкупались, а затем с помощью молодых адептов переоделись в новые полотняные туники с украшенными магическими камнями поясами, надев присвоенные их сану клафты и золотые нагрудные знаки. Теперь, в древнем одеянии, они казались современниками тому помещению, где очутились.
   - Приди за мной, брат, когда будет нужно, - сказал Супрамати адепту, садясь в кресло около окна.
   Дахир ушёл к себе, так как оба чувствовали потребность в одиночестве. Их души ещё угнетала тяжесть последнего времени их жизни в миру и тоска о том, что они хоть и победили, но что, однако, непреодолимо влекло их к себе: ребёнок и жена.
   Вздохнув, Супрамати облокотился на стол, а молодой адепт откинул перед уходом скрывавшую окно завесу.
   Супрамати вскочил, поражённый удивительным зрелищем: никогда он ещё не видел ничего подобного.
   Перед ним расстилалась гладкая поверхность озера. Неподвижные, уснувшие синие воды были прозрачны. А вдали виднелся белый портик небольшого храма, окружённого деревьями с тёмной листвой, не колеблемой ни малейшим дуновением ветерка.
   Перед входом в храм на каменном жертвеннике горел большой огонь, далеко разливающий свет и облекающий природу серебристой дымкой, смягчающей все резкости контура.
   Но где же небо в этой картине уснувшей природы? Супрамати поднял глаза и увидел, что где-то далеко вверху, теряясь в сероватой мгле, раскинулся фиолетовый купол. Восхищение Супрамати прервал Дахир, который увидел ту же картину из своего окна и пришёл поделиться открытием со своим другом, не зная ещё, что он уже наслаждается этим видом.
   - Какая великая отрада для души - этот Покой и Безмолвие уснувшей природы! Сколько новых и не предполагающихся даже тайн предстоит нам изучить, - сказал Дахир, садясь.
   Супрамати не успел ответить, изумлённый новым явлением, и оба ахнули от восхищения. Со свода сверкнул луч света, озаривший всё вокруг... Луч солнца без солнца? Откуда исходил, как проникал сюда этот свет, нельзя было догадаться.
   Донеслось отдалённое могучее и стройное пение.
   - Это - не Пение Сфер, а человеческие голоса, - сказал Дахир. - Смотри, вон и наши проводники - они плывут за нами в лодке. А ты не заметил, что из твоей комнаты есть выход на озеро? - прибавил он, вставая и идя с другом к выходу.
   Затем ладья понеслась по озеру и причалила к ступеням храма, представляющего египетский храм в миниатюре.
   Там собралась таинственная община: мужчины в древнем одеянии - строгие и сосредоточенные, и женщины в белом, с золотыми обручами на голове, пели под аккомпанемент арф. Под сводами раздавались мелодии, и воздух был насыщен благоуханием.
   Это произвело неописуемое впечатление на Супрамати и его друга.
   Здесь время отодвинулось тоже на тысячи лет. Это было живое видение прошлого, в котором им дано было участвовать благодаря случаю их невероятного существования.
   Когда умолк последний звук жертвенного гимна, присутствующие выстроились по два в ряд и во главе со старейшиной направились сводчатой галереей в залу, где был приготовлен ранний завтрак.
   Он был скромный, но достаточно питательный для посвящённых, и состоял из тёмных и легко тающих во рту хлебцев, зелени, мёда, вина и белого густого и игристого питья, которое не было сливками, но походило на них.
   Дахир и Супрамати проголодались и оказали честь еде.
   Увидев, что Верховный Иерофант, возле которого они оба сидели, смотрит на них, Дахир сказал:
   - Не правда ли, Учитель, стыдно Магам иметь такой аппетит?
   Старец усмехнулся.
   - Кушайте, кушайте, дети мои! Ваши тела - истощены соприкосновением с толпой, сосавшей вашу жизненную силу. Здесь, в тиши нашего уединения, всё это пройдёт. Наша пища, добытая из атмосферы, - чиста и укрепляюща. Составные вещества приспособлены к нашему образу жизни, а есть не грешно, потому что тело, даже бессмертного, нуждается в питании.
   После завтрака Верховный Иерофант познакомил гостей со всеми членами общины.
   - Прежде всего, отдохните, друзья мои, - сказал он на прощание. - Недели с две вы посвятите осмотру нашего убежища, богатого многими историческими и научными сокровищами. Кроме того, среди нас вы найдёте много интересных людей, с которыми вам приятно будет побеседовать. А затем мы совместно обдумаем план ваших занятий. Они будут касаться других предметов, не тех, что у Эбрамара, но с которыми, однако, вам также необходимо ознакомиться.
   Поблагодарив Верховного Иерофанта, Супрамати и Дахир отошли к своим новым знакомым, и между ними завязалась беседа. Вскоре члены общины разошлись по своим делам до второго завтрака.
   Остался только один из Магов, который предложил гостям показать место их пребывания и работы и познакомить с некоторыми коллекциями древностей, хранящихся у них. Этот обход и осмотр представлял большой интерес для Супрамати и Дахира, а рассказ спутника о происхождении пирамиды, Сфинкса и храма, погребённого под землёй ещё во времена первых династий, открыл им далёкие горизонты происхождения человечества.
   Когда же какой-нибудь драгоценный предмет в 20-30 тысяч лет или покрытый письменами металлический листик иллюстрировали рассказ, то ими овладевал трепет восхищения, несмотря на то, что они давно были уже избалованы познаниями древности.
   После ужина Супрамати и Дахир разошлись по своим комнатам, чувствуя потребность в одиночестве. Их душа ещё страдала от разрыва телесных уз, в течение нескольких лет приковывающих их к жизни смертного человечества.
   Дахир сидел, склонив голову на руки. Он чувствовал доносящуюся до него мысль Эдиты, и его грызла тоска. Он не понимал до сих пор, насколько привязался к этим двум существам, мелькнувшим в его долгой и странной трудовой одинокой жизни, подобно тёплым лучам живительного солнца.
   Эта связь оказалась слишком прочной и не могла быть произвольно порвана. Она задела струны сердца, которые теперь звучали по обоим направлениям подобно электрическому проводу.
   Поэтому обмен мыслей и чувств не прекращался. Как бьют в берега пенистые волны, так и взаимные мысли стучали в обе стороны.
   Дахир чувствовал страдания Эдиты. А та, несмотря на желание, не могла побороть чувство, наполняющее всё её существо, и заглушить боль разлуки с любимым человеком.
   Эбрамар, так хорошо изучивший человеческое сердце, - даже сердце Мага, - прощаясь с Дахиром, сказал, что пока время и занятия не успокоят тоску души, тот может видеть Эдиту с ребёнком в магическом зеркале и говорить с женой. Теперь ему вспомнились эти слова, и он прошёл в лабораторию.
   Подойдя к большому магическому зеркалу, Дахир произнёс формулы и начертал каббалистические знаки. Поверхность инструмента пришла в волнение и покрылась искрами, а потом облака рассеялись, и перед ним открылась внутренность одной из зал гималайского дворца, где жили сёстры общины.
   Это была обширная, роскошно меблированная комната. В глубине, около постели с кисейными занавесками, были видны две колыбели, отделанные шёлком и кружевами. Перед нишей, в глубине которой была осенённая крестом золотая чаша рыцарей ГРААЛЯ, стояла на коленях Эдита. На ней была длинная белая туника - одежда сестёр, а распущенные волосы окутывали её.
   Лицо Эдиты побледнело, и было залито слезами, а перед её духовным взором парил образ Дахира. Но она, видимо, боролась с этой слабостью, ища в Молитве поддержку, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся с отъездом любимого человека.
   Любовь наполняла всё её существо, но это чувство было чисто, как и душа Эдиты: в нём не было и тени чувственности, и она желала бы только видеть, хоть изредка, обожаемого человека, слышать в ночной тиши его голос и знать, что он думает о ней с ребёнком.
   Порыв нежности и сочувствия охватил Дахира.
   - Эдита! - прошептал он.
   Эдита встрепенулась и встала, почувствовав присутствие дорогого существа.
   Она увидела просвет, образовавшийся магическим зеркалом, и в нём - Дахира, улыбающегося и приветствовающего рукой.
   С криком Эдита подбежала и протянула к нему руки, но покраснела и остановилась в смущении.
   - Мои мысли привлекли тебя, Дахир, и, может, нарушили твои занятия. О, прости, дорогой, мою слабость! Днём я работаю и ещё кое-как борюсь с грызущей меня тоской. Мне не хватает тебя, как воздуха, которым я дышу. Мне кажется, будто с тобой осталась часть моего существа, и я страдаю от этой открытой раны.
   Все здесь - добры ко мне. Я изучаю новую науку, открывающую мне чудеса! Но ничто не радует меня. Прости меня, слабую и недостойную тебя.
   - Мне нечего прощать тебя, моя славная, кроткая Эдита. Как и ты, я страдаю от нашей разлуки, но надо же подчиниться закону нашей странной судьбы, вынуждающей нас идти всё вперёд... Со временем острота этой тоски пройдёт, и ты будешь думать обо мне со спокойным чувством, ожидая нашего окончательного соединения. А сегодня я явился порадовать тебя известием. Эбрамар разрешил мне видеть тебя раз в день. В такие тихие часы я и буду посещать тебя с ребёнком. Мы будем беседовать, я буду руководить тобой, учить и успокаивать. А ты, зная, что я - около тебя, будешь меньше страдать от разлуки.
   Пока он говорил, лицо Эдиты преобразилось, похудевшие щёки подёрнулись румянцем, большие глаза блистали счастьем, а голос звенел.
   - О! Доброта Эбрамара - безгранична! Как благодарить мне его за такую милость, которая возвращает мне бодрость и счастье. Теперь я всегда буду жить от одного свидания до другого, и этот час будет наградой за дневную работу.
   Ведь ты объяснишь мне то, что трудно будет понять, и своими излучениями успокоишь моё сердце?.. - Вдруг она смолкла, подбежала к одной из колыбелей и, взяв из неё девочку, показала её Дахиру. - Взгляни, как она хорошеет и как похожа на тебя: твои глаза, твоя улыбка. О! Что было бы со мной без этого сокровища! - прибавила она, сияя счастьем и прижимая ребёнка к груди.
   Малютка проснулась и улыбнулась: она узнала отца и протянула к нему ручонки.
   Дахир послал ей воздушный поцелуй.
   - Эта девчурка оказывается волшебницей, - сказал Дахир, улыбаясь. - Ты находишь, что она - похожа на меня, а мне кажется, что она - твой портрет. - Когда Эдита уложила затем уснувшего ребёнка, Дахир спросил. - Как поживает Айравана? Я думаю, завтра Супрамати также захочет проведать сына.
   - И хорошо сделает, потому что ребёнок грустит и оживает только иногда по временам, когда видит мать. Он даже называет её по имени и протягивает ручки. Бедный маленький Маг!
   Побеседовав около часа, Дахир сказал:
   - Пора тебе лечь и уснуть, милая Эдита. Теперь, когда ты повидала меня, и знаешь, что скоро мы свидимся вновь, твоё волнение, надеюсь, успокоится, и сон подкрепит тебя.
   - Ах! Как быстро пролетело время с тобой, - сказала Эдита, вздохнув. - Я иду спать, - прибавила она, направляясь к постели, - только не уходи, пока я не усну.
   Дахир рассмеялся и остался у своего окна. Когда же она улеглась, он поднял руку, и из его пальцев полился голубоватый свет, окутавший Эдиту.
   Когда свет погас, и дымка рассеялась, Эдита уже спала.
   Пока Дахир разговаривал с Эдит, Супрамати, лёжа в постели, раздумался о прошлом. Давно так не тяготила его душу судьба, допускающая его полюбить что-либо, словно для того, чтобы затем вскоре отнять.
   Он встал, сел к столу и начал приводить в порядок, чтобы разобрать потом, древние листы древесной коры, которые дал ему утром их спутник как чрезвычайно интересные документы. По своей привычке, он хотел работой разогнать думы.
   И только он занялся чтением первых строк, как вздрогнул и выпрямился. Его слух уловил шум вроде шелеста бьющихся обо что-то крыльев, затем в воздухе пронёсся звук дрожащий, болезненный и жалобный, будто затаённое рыдание.
   - Ольга?! Она ищет меня! - прошептал Супрамати, вскакивая. - Бедная! Печаль ослепляет её, а несовершенство встаёт стеной между нами!
   Он взял магический жезл, повертел им с минуту в воздухе, а потом начертил на полу круг, обозначившийся огненной линией. Затем он сделал жест, словно рассекал жезлом атмосферу, и над кругом образовался просвет, а прозрачное и голубоватое видимое через него пространство окружено было словно студёнистым газом, который дрожал и потрескивал.
   Теперь посреди круга витала иссиня-сероватая человеческая тень, которая быстро уплотнялась и принимала определённые формы и окраску.
   Это была Ольга. На её лице словно застыло выражение тоски и горя, а глаза, с выражением боязливого, но светлого счастья смотрели на того, кто был её земным богом. Исходящие от Супрамати истечения тепла и света поглощались прозрачным телом видения, придавая ему жизненный вид и яркую красоту. Сверкающее над челом пламя освещало черты лица и пышную золотистую массу волос. Наконец видение приняло облик женщины, и Ольга протянула сложенные руки к Супрамати, который с любовью и укором смотрел на неё.
   - Ольга, Ольга! Где твои обещания - быть мужественной и сильной, работать и совершенствоваться земными испытаниями? Ты бродишь в пространстве, словно страждущий дух, наполняя воздух стенаниями. Ты - супруга Мага! Не забывай, бедная моя Ольга, что тебе предстоит много работать, обогатить свой ум, развивать все силы и способности души, чтобы я получил право увезти тебя в новый мир, куда меня влечёт моя судьба.
   В его голосе звучала мягкая строгость, и лицо Ольги приняло пугливо-стыдливое выражение ребёнка, чувствующего себя виноватым.
   - Прости мою слабость, Супрамати, но так тяжело быть вдали от тебя и сознавать препятствие, мешающее приблизиться к тебе.
   - По мере твоего совершенствования и это препятствие будет таять, а потом исчезнет. Но тебе надо очищаться и работать в пространстве! В земной атмосфере, переполненной страданиями и преступлениями, найдётся много работы для благонамеренной души.
   - О! Я - полна благих намерений! Пошли меня на Землю в новом теле на какое бы то ни было тяжёлое испытание, и я покорно перенесу все страдания, всякую борьбу и лишения, потому что хочу сделаться достойной - следовать за тобой. Да, наконец, я забуду, по крайней мере, на время, то счастье, которым наслаждалась.
   Её губы дрожали, слёзы душили. Супрамати наклонился к видению и сказал:
   - Не огорчайся же, милая моя! Я не думаю бранить тебя за любовь, потому что она - дорога мне, и я люблю тебя. Но не должно допускать чувству - овладевать собой. Будь уверена, я никогда не потеряю тебя из виду и буду наблюдать за тобой во время твоих земных испытаний. Но ты должна использовать и усовершенствовать свои нравственные и умственные силы, а они у тебя - велики. Ведь ты - моя ученица. Данные мной тебе знания и силу употреби на помощь людям, сыщи среди них таких, которых ты можешь направить на Добро, постарайся доказать им бессмертие души и ответственность за деяния, изучай флюидические законы, которые дадут тебе возможность охранять и помогать твоим смертным братьям и охранять их.
   Супрамати открыл ящик, достал из него кусок фосфоресцирующего будто теста, скатал шарик и подал душе.
   - Теперь всмотрись в меня. Я - здесь, ты не утратила меня, и наши души находятся в общении, а с помощью этого шарика ты будешь иметь возможность приходить ко мне, но только после того, как достойно употребишь время на работу и учение.
   Ольга схватила шарик. Теперь она подняла на Супрамати глаза и прошептала, улыбаясь:
   - Я исполню всё сказанное тобой, буду искать медиума, чтобы работать, а не жаловаться, только поцелуй меня. Тогда я буду уверена, что ты не сердишься за то, что супруга Мага, как нищая, бродит вокруг потерянного рая.
   Супрамати рассмеялся и, привлекая её к себе, поцеловал в губы и белокурую голову.
   - А теперь, капризница, ступай и выполни свои обещания. Благословляю тебя. А если тебе понадобится моя помощь, мысленно призови меня, и мой ответ дойдёт до тебя в виде тёплого, живительного тока.
   Он сделал несколько пассов, и душа развоплотилась, стала снова прозрачной и исчезла в пространстве.
   Супрамати сел, но, оттолкнув листы, облокотился на стол и задумался. Опустившаяся на плечо рука вывела его из задумчивости, и, подняв голову, он встретил взгляд Дахира.
   - Ольга приходила. Бедная! Разлука с тобой слишком тяжела для неё, но я думаю, что любовь поддержит её в испытаниях и возвысит до тебя. - Затем он рассказал о свидании с Эдитой и прибавил. - Приходи завтра, когда я буду разговаривать с Эдитой. Айравана тоскует, говорит она, он обрадуется, увидев тебя. Бедный малютка, внезапно лишённый отца и матери!
   И оба вздохнули. Кто знает, не проснулись ли в глубине души Магов чувства, волнующие и смертных?..
  
   Глава 2
  
   Данное для отдыха время они употребили на осмотр необычайного места своего пребывания и ознакомление с поразительными, собранными здесь коллекциями. Ночью, когда в комнате Дахира открывалось таинственное окно в помещение Эдиты, Супрамати также приходил подчас беседовать с ней и взглянуть на сына, а радость ребёнка, протягивающего к нему руки, и огорчение, что не может достать отца, пробуждали в сердце Супрамати счастье и горечь.
   Между новыми знакомцами двое особенно пришлись им по душе. Первый - Маг с одним лучом, красивый молодой человек во цвете лет с задумчивым лицом, звали его Клеофас.
   Во время осмотра древних коллекций, среди которых находились образцы памятников как знаменитых, так и неизвестных, но выдающихся по архитектуре и орнаментовке, Супрамати обратил внимание на чудесной работы модель храма в греческом стиле.
   - Это - храм Сераписа в Александрии, а модель моей работы, - сказал Клеофас со вздохом. - Я был жрецом Сераписа, - прибавил он, - и свидетелем разгрома этого произведения художественной архитектуры, освящённого молитвами тысяч людей.
   Дахир и Супрамати ограничились тем, что пожали ему руку, а вечером, когда все трое собрались в комнате Клеофаса на беседу, Супрамати спросил, не тяжело ли ему будет рассказать о своём прошлом.
   - Напротив, - сказал он с улыбкой, - мне приятно вновь пережить с друзьями отдалённое прошлое, уже утратившее острую боль. - Подумав с минуту, он начал. - Время моего рождения было эпохой упадка нашей древней религии. Новая вера Великого Пророка из Назарета покоряла мир. Но ИСТИНА Света и Любви, заповеданная БОГОЧелоВекОМ, была уже искажена и окрасилась диким, кровожадным изуверством, которое, конечно, осудил бы СЫН БОГА, проникнутый Кротостью и Милосердием.
   Но в то смутное время борьбы я этого не понимал: я был таким же страстным поклонником Сераписа, как прочие - Христа, и ненавидел христиан столь же страстно, как и они нас.
   Да, друзья мои, история Осириса, убитого Тифоном, разбросавшим затем по лицу Земли окровавленные останки БОГА Света, - стара, как мир, и пребудет живой до конца дней. Разве люди не оспаривают друг у друга Неисповедимого ТВОРЦА Вселенной и единую исходящую от НЕГО Истину, воображая, что могут замкнуть ЕГО исключительно в своё исповедание и в ущерб всем остальным? Их братоубийственная ненависть и религиозные войны, разве это - не разбрасывание кровавых останков БОГА? Но перехожу к рассказу о себе.
   В качестве сына Первосвященника я рос при храме и с ранней юности служил БОГУ. Это было тяжёлое время. Мы, "языческие жрецы", как называли нас, были уже презираемы, ненавидимы и гонимы. Меня приводила в бешенство мысль, что истребление, которому подвергались наши святилища, коснётся когда-нибудь и храма Сераписа. И этот день настал...
   Клеофас с минуту молчал, а потом указал рукой на стоящую у постели колонку и на ней статуэтку слоновой из кости.
   - Вот, друзья мои, статуя БОГА в миниатюре. Она даст вам приблизительное понятие об идеальной красоте и божественном выражении, которое гениальный художник сумел придать этому лику. Вы поймёте, конечно, что должен был почувствовать я, видя, как рука фанатика подняла топор, чтобы расколоть это произведение искусства.
   Многие из наших жрецов были в тот день убиты, а меня спас случай, или судьба. Тяжело раненного, друзья перенесли меня к другу моего отца - учёному, жившему уединённо на окраине города.
   Там я пришёл в себя и выздоровел, а с жизнью явилось понимание случившегося: храм Сераписа, срытый до основания, больше не существовал.
   Сначала я только строил планы мщения, а потом, поняв неосуществимость их, впал в маразм и решил покончить с собой. Однажды вечером я пошёл к своему покровителю и умолял дать мне яд.
   - Служить моему БОГУ я не могу, а видеть, как поносят и унижают всё, что я обожал, - выше моих сил. Я хочу умереть.
   Старец выслушал меня, потом достал из шкафа чашу и налил в неё несколько капель чего-то похожего на жидкий огонь. Протянув мне чашу, он сказал с улыбкой:
   - Пей и умри для всего того, что уже уничтожено, а возродись, чтобы почитать и служить БОГУ, в КОТОРОГО ты веруешь и КОТОРОМУ поклоняешься...
   Я выпил и упал как подкошенный... Я пришёл в себя уже здесь, живым, полным сил, окружённый Миром, Тишиной и новыми друзьями, при полной возможности изучать и разрешать окружающие нас проблемы. Так я и живу многие века, поглощённый работой, и, забывая даже, что где-то там существует другой мир, в котором родится и умирает мимолётное человечество...
   Другой адепт, с которым сблизились Дахир и Супрамати, был тоже человеком в цвете сил, с медно-красным лицом и большими тёмными глазами.
   Его звали Тлават, история его жизни произвела глубокое впечатление на слушателей... С чуть ли не суеверным чувством они смотрели на это легендарное почти существо - представителя красной расы атлантов, нога которого ступала на землю последнего остатка громадного континента, память о котором сохранилась под именем острова Посейдона.
   Было условленно сходиться вечером после дневных трудов поочерёдно в комнате одного из друзей на беседу.
   Разговор с Тлаватом был интересен. В устах свидетеля этого баснословного прошлого история исчезнувшего континента получала особую жизненность.
   И тёмные глаза атланта загорались блеском, когда он описывал катастрофы, расколовшие его континент. Катастрофы, которые он не видел, но воспоминание о них было живо и ясно в памяти его современников.
   С оттенком особой, возбуждённой воспоминаниями национальной гордости Тлават описывал златовратный город - столицу государства его народа, уже исчезнувшую в его время, но от которой остались планы, виды и описания в святилище, где был посвящён Тлават, и со служителями которого он переселился в Египет до предвиденного Адептами геологического переворота, затопившего остров Посейдона.
   Самый захватывающий интерес возбуждала история первобытного Египта, пирамиды, где они жили, Сфинкса и погребённого под песками храма. Этим памятникам, сооружённым посвящёнными, переселившимися из Атлантиды, Тлават насчитывал не менее двадцати тысяч лет. Те же переселенцы вырыли и подземный мир, в котором они теперь жили, сосредоточив в нём Посвящение, и тут же сложили могущественные талисманы, предохранявшие от космических катаклизмов.
   Время, данное двум вновь прибывшим для отдохновения, пролетело быстро, и однажды утром, после Молитвы в храме, рыцари ГРААЛЯ были приглашены к Верховному Иерофанту.
   Старец принял их, сидя за столом, заваленным свитками папируса, и, пригласив сесть, сказал:
   - Я призвал вас, дети мои, чтобы составить совместно план ваших занятий. Вы многому уже научились, но на пути, по которому мы идём, область остающегося нам Знания - почти бесконечна. Предлагаю вам посвятить занятия изучению незнакомого вам пространства нашей солнечной системы. Вместе с тем необходимо изучить планетную цепь, а равно физическое, как и психическое, влияние на нашу Землю окружающих её планет, видимых и невидимых. В то же время вы познаете особенности управляющих нашей системой Космических Законов.
   Эта "география" доступного нам пространства представляет живой интерес и откроет вам неожиданные горизонты, новую область Мудрости Верховного СУЩЕСТВА.
   Дахир и Супрамати сказали, что во всём подчинятся решениям своего Руководителя и, получив первые указания с необходимым материалом, принялись за работу.
   Для смертного время является бременем сожалений и недочётов в прошлом, забот в настоящем, тоски и неуверенности в будущем. Мир и Тишина, столь ценимые учёным, кажутся скучными для несовершенного, пустоголового существа, для которого время - тиран, если оно не заполнено пошлыми развлечениями, интригами и неудовлетворёнными страстями.
   И этот вихрь взаимной вражды, зависти, желаний обуревает микрокосм, называемый человеческим организмом, не менее разрушительным образом, чем землетрясения, потрясающие физический мир.
   В текущем по нашим жилам океане крови несутся тысячи миров, на которых отражаются бури человеческого сердца, передавая им наши инстинкты, страсти и желания. Если бы просветлённый глаз человека мог видеть опустошения, производимые каждой нравственной бурей его души, каждым приступом гнева!..
   Там, в этой бунтующей крови, совершаются катастрофы, подобные космическим. Миллионы клеточек и шариков гибнут, затопленные, сожжённые, и в ауру отбрасываются остатки заразы этих погибших микроскопических организмов. А между тем истощённый внутренним потрясением человек ощущает тяжесть, слабость и отчаяние.
   Для очищенного же человека, работающего душой, восход и заход солнца указывает лишь, что начинается и кончается рабочий день.
   Душевный мир, безмолвие, молитвенный восторг создают полный блаженства Покой, дающий человеку физическое и нравственное здоровье. Ничто не смущает управляемый им внутренний мир, и раздражительные веяния окружающего людского муравейника не производят на него никакого действия.
   В гармоничной атмосфере пирамиды Супрамати и Дахир быстро вновь обрели нарушенное жизнью в миру Равновесие души и с усердием принялись за труд.
   Их руководителем в новых работах был Иерофант Сиддхартха - с виду молодой человек, но возраст которого терялся в туманной глубине веков. Со свойственным Высшему Существу Искусством и Терпением о нсумел мало-помалу передать своё Знание своим двум младшим братьям, радуясь озаряющему их Свету, а на выражение благодарности отвечал:
   - Вы ничем не обязаны в отношении меня: я даю вам лишь то, что получил в свой черёд, и что вы также дадите другим братьям, которые поднимаются по лестнице Совершенного Знания. Мои же познания, братья, столь великие, по-вашему, - ничто в сравнении с тем, что нам ещё осталось изучить.
   Несмотря, однако, на их усердие, энергию, упование на будущее и поддержку Небесного ОТЦА, Супрамати с Дахиром охватывала временами слабость.
   Случалось это, когда какая-нибудь Новая Истина открывала неведомые горизонты, арканы Вселенной, о существовании которых они не подозревали.
   Маги спрашивали себя, существует ли Цель, предел Этому Знанию, не имеющему границ, как и бесконечность? Достигнут ли они того, чтобы всё знать, всё постичь и вместить в своём мозгу Такое Исполинское Знание.
   Раз Сиддхартха подметил минуту такой слабости, а когда на его вопрос Дахир и Супрамати выразили свои сомнения и опасения, учёный покачал головой.
   - Удивляюсь, братья мои, как вы - Маги о двух лучах - не поняли до сих пор, что в несокрушимой искре, созданной Верховным СУЩЕСТВОМ, таятся зародыши ЕГО Знания и Могущества, а дело заключается лишь в том, чтобы развить и обработать эти данные.
   На каждой высшей ступени приобретённого Знания в мозгу образуется Новый Центр Огня - Очаг Познавания и Могущества. И этот мозг, который на низших ступенях лестницы развития представлял массу инертной материи, с немногими, едва пронизывающими его электрическими нитями, становится понемногу особым миром, страшной по своей силе динамической лабораторией, способной управлять стихиями и создавать миры. Обладать Такой Мощью и пребывать покорным, отдавая на служение Воле БОГА это приобретённое Знание, - такова наивысшая задача Магов, единственное дозволенное им честолюбие.
   Как-то Сиддхартха, закончив объяснение по вопросу об образовании миров, сказал, улыбаясь:
   - Я думаю, вам будет приятно, дети мои, оживлять музыкой вашу сухую, несмотря на её высокий интерес, работу? Искусство - это ветвь Магии, и если вам приходилось пренебрегать им до сих пор, ввиду других сложных занятий, то настало время исследовать и эту силу, ибо в ней звучит Мысль БОГА...
   - Ты угадал наши желания, Учитель, - сказал Супрамати. - Мы обожаем музыку как Дар Небес, восторгающий, возвышающий и утешающий человека. Но мы не изучали её как магическую науку.
   - Посвятите и ей часть времени. Для Магов вашей степени необходимо знать химический состав звука и вибрации, а также размеры этой силы. Обычные люди, с неразвитыми чувствами, хоть и испытывают чары музыки, но не имеют представления о многообразии производимых ей явлений. В арсенале Мага музыка - ещё одно оружие.
   - Как общее правило, я знаю лишь, что гармоничные вибрации успокаивают, собирают, оживляют, а неблагозвучные действуют разлагающе: вызывают бури, землетрясения и так далее. Затем известно, что музыкальные вибрации могут утихомирить или возбудить человеческие страсти и даже влиять на животных. Вот и всё, что мы знаем в этой области, - сказал Дахир.
   - Конечно. Но вам надо научиться управлять этим всесильным двигателем, уметь соразмерять ритм, композицию и градацию силы вибрационной гармонии сообразно тому, хотите ли вы обуздать астральный ток и сдержать хаотические стихии, или вызвать их и дать им волю. Вы ещё не пробовали посредством вибраций производить опасные яды, или вызывать исцеления, которые профаны сочтут "чудесными", а не то оплодотворять землю, но не формулами или Первородной Эссенцией, - а музыкой, ибо вибрациями всё движется и сохраняет Равновесие. Вокруг профана вся природа звучит, благоухает, сверкает тысячами красок, а он не отдаёт себе в этом отчёта, потому что не видит и не воспринимает невидимого. Теперь пойдёмте, - сказал Сиддхартха, вставая. - Я дам вам послушать магическую музыку и введу в астральный мир, где вы увидите работу гармонических вибраций. Как магнит притягивает железо, так и звуки привлекают звуки, а гармоничные волны сливаются всё в более могучие вибрации. Ваша задача - научиться размерять, взвешивать и регулировать Это Могущество.
   И Иерофант привёл своих учеников в залу музыкального Посвящения. Это была тёмная, просторная и круглая пещера. Маги поместились на низких креслах, а Сиддхартха взял хрустальную лиру и сказал, смеясь:
   - Закройте ваши духовные глаза и смотрите, как музыка вызовет свет.
   Раздались вибрирующие, странной модуляции звуки, а вслед за этим во мраке сверкнул огненный луч, рассыпавшийся миллионами разноцветных искр.
   По мере того как музыка звучала громче, звуки становились полнее и могучее, сыпались, словно искры, и скрещивались, образуя разнообразные геометрические рисунки.
   Этот фейерверк перешёл в потоки радужных лучей, которые, падая на землю, рассыпались тысячами светлых капель и шумели. Вдруг подземелье озарилось светом, а в воздухе разлился сильный, но приятный аромат.
   Иерофант остановился и опустил лиру. Дахир с Супрамати оглянулись вокруг и заметили, что с одной стороны подземелья была словно полянка. Сиддхартха указал на неё рукой и заиграл вновь.
   Мелодия теперь была иная, свет побледнел, принял зеленоватый оттенок, а земля казалась прозрачной, и в ней были видны зёрна и зародыши. Вдруг разноцветные огоньки стали врезаться в землю, всасываясь в зародыши. И по мере того как нарастала сила гармоничных вибраций, на почву начали падать зеленоватые волны. Зародыши вздувались, раскрывались и пускали ростки.
   Опять Иерофант сделал паузу и молчал, а его взор был устремлён в пространство и горел восторгом. Раздавшиеся затем звуки лиры звучали Божественной Красотой.
   Свет становился слабее, принял голубоватый оттенок, и на этом бархатисто-нежном фоне стали вырисовываться восхитительные картины.
   Появлялись зеленеющие луга, тенистые долины, леса с исполинской растительностью и фантастические скалы, а в их расщелинах кипели и пенились разноцветные водопады. На цветущих ветвях, перепархивая с цветка на цветок, виднелись нежной красоты существа, - непорочное излучение мозга Мага, его стремление к Свету... Это также были существа, одарённые жизненностью и составляющие Тайну Могущества Творчества.
   Супрамати был очарован и слушал, забывая всё, не чувствуя ничего, кроме блаженства любоваться столькими прелестями. И вдруг мысль блеснула в его мозгу.
   "Положим, я способен постигать и воспринимать всё это своими изощрёнными чувствами, но ведь мне предстоит идти в заурядное человечество, чтобы передать и объяснить все эти тайны толпе... Каким языком говорить мне с ними, как убедить их, когда они желают видеть и понимать лишь то, что могут пощупать и освидетельствовать своими грубыми чувствами?.. Они мне в лицо расхохочутся и признают пациентом сумасшедшего дома, если я скажу им, указывая на какого-нибудь злодея: "Взгляните на тучу демонов, создаваемых его преступным мозгом, взгляните, как носятся в пространстве эти опасные ларвы, ища к кому бы присосаться..." Или я покажу им чистые и лучезарные мысли отшельника и постника, посланца Мира и Гармонии... О, Святую Истину сказал Христос, говоря: "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие БОЖИЕ".
   Нет, нет, Великие Учителя ИСТИНЫ были правы: нельзя всего открывать толпе, Посвящение должно происходить в тигли и тайне, вдали от хаоса людских страстей. Преподаваемое нам Знание должно быть скрыто, как скрывают сокровища, и клятва молчания должна охранять этот тайник..."
   Когда Сиддхартха перестал играть, Супрамати воскликнул в восхищении:
   - Как это - прекрасно! Но сумею ли я когда-нибудь вызывать такой красоты и силы звуки?
   Иерофант улыбнулся и положил руку ему на плечо.
   - Не думаешь ли ты, что за исключением времени серьёзной определённой работы я играю по заранее выученной системе и специальным правилам? Нет, звуки, которые ты сейчас слышал, я вызываю из глубины моего существа. Они служат выражением Гармонии моей души. Возьми лиру и попробуй...
   - Но я не умею играть на лире и раздеру ваши уши моей какофонией, - сказал Супрамати, краснея.
   - Не бойся. Вознеси свою душу на Божественные Красоты, отдайся Вдохновению, молись, и порывы твоей души выльются в те вибрации, которые только что привели тебя в восторг.
   Супрамати взял лиру и, углубившись в Молитву, возложил пальцы на струны. Всё его существо тонуло в Любви, Вере и Стремлении к Высшим Обителям...
   Без усилия с его стороны, его пальцы коснулись струн, и полились мягкие, величавые звуки, вызывая идеальной красоты образы, озарённые потоками многоцветного света. Гармония крепла, становилась всё прекраснее и трогательнее. Восхищённый собственной музыкой, Маг слушал и спрашивал себя: "Не уже ли моё стремление к Добру было так сильно, что облекалось в звуки и стало доступно восприятию".
   Когда замерли последние аккорды, Сиддхартха обнял Супрамати и поцеловал.
   - Ты видишь, сын мой, насколько уже очистилась твоя душа и стала прекрасной: не было ни одного несогласного звука, который нарушил бы очарование достигнутого Мира. Теперь ты, Дахир, возьми лиру и дай нам послушать гармоничное эхо твоей души. А потом вы услышите беспорядочную и неблагозвучную музыку, которая вызывает зло и способна убить.
   Игра Дахира заслужила полное одобрение Иерофанта. Он отвёл их затем в школу музыкального искусства и, позвав одного из учеников низшего класса, приказал следовать за ними.
   Они вышли из пирамиды. Стояла ночь, и свет луны в последней фазе окутывал бледным сумраком пустыню. Кругом было пусто и безмолвно.
   По указанию Иерофанта ученик начал играть, и по мере того как проносились в воздухе резкие, пронзительные звуки, издали послышалось в ответ рычание и рёв. Потом из тьмы показались звери: пара львов, несколько пантер, гиены, шакалы. Все эти звери, видимо, раздражённые и обеспокоенные, вышли из нор, расщелин и заброшенных могил, где скрывались днём.
   Рыча, со взъерошенной шерстью, хлеща себя хвостом по бёдрам, хищники с бешенством смотрели друг на друга фосфорически горящими во тьме глазами. Чем резче и мощнее становились звуки инструмента, тем больше росло раздражение животных. И вдруг они бросились друг на друга, терзая зубами и когтями. Это был бой не на жизнь, а на смерть. Даже гиены и шакалы, обычно трусливые и лукавые, - и те обезумели.
   Драка кончилась бы, наверное, многими жертвами, если бы музыка не смолкла. А затем животные, по воле Мага, разошлись по своим логовищам.
   - Видите, друзья мои, - сказал Сиддхартха, когда они вернулись в пирамиду, - такими звуками вызывают духов зла. Люди с грубым, притуплённым слухом не слышат дьявольской музыки, которой банды демонов натравляют их один на другого. Астральный же мозг слышит и чувствует неблагозвучные вибрации воздуха и им овладевает волнение.
   Вибрация может быть доведена до такой степени напряжения, что сообщится земле и вызовет колебание почвы и обвалы. На шабашах пение, сопровождавшее хороводы, вызывало такие неистовства, которые роняли человека ниже животного.
   Опыты, показанные вам, являются лишь клочком искусства магической музыки, и чем больше мы углубимся в эти вопросы, тем больше раскроется перед нами ряд странных и поразительных явлений.
   С этого дня изучение Магической Гармонии стало одним из любимых занятий Супрамати и Дахира.
  
   Глава 3
  
   Не считая времени, - годы или века текли мимо - Дахир и Супрамати учились с жаром.
   Настал, наконец, день, когда их позвали на собрание Иерофантов, а старейшина общины встретил их словами:
   - Друзья и братья! Закончен курс учения, который мы наметили для вас. Вы достаточно сведущи и вооружены, чтобы приступить к необходимым для вашего возвышения испытаниям. Вы отправитесь миссионерами, чтобы внести Свет во тьму.
   То, что я скажу Супрамати, относится и к тебе, Дахир, потому что, за небольшой разницей, миссия ваша - одинакова.
   И так, Супрамати, ты пойдёшь в мир, где царит полное безбожие. Несмотря на то, что это человечество, отвергшее БОГА, достигло высокой внешней культуры, его нравы и законы - жестоки и кровожадны. Не допуская никакого Божественного НАЧАЛА и приписывая всё творение слепым космическим силам, люди сделали эгоизм основным законом жизни.
   Твоя задача - тяжела, потому что трудно проповедовать Вечные Истины подобным существам. А между тем Вера и твои слова должны вызвать переворот и нравственное возрождение.
   Твоя проповедь возбудит вражду, но при этом ты никогда, ни при каких обстоятельствах не должен пользоваться ни своим Знанием, ни Могуществом для самозащиты, или хотя бы ради облегчения своего труда.
   Твоё Знание может служить только для облегчения чужих страданий.
   Там ты будешь беден: у тебя не будет ничего, кроме приобретённой Силы ДУХА и Веры в БОГА и в своих Руководителей. Но, если ты выдержишь испытание, тебя увенчают слава и радость осознания, что в нечистом мире ты зажёг очаг огня Любви к БОГУ.
   Борьба предстоит тяжёлая и мучительная. Человеческое безобразие обрушится на тебя во всей мерзости. За всё данное людям Добро ты пожнёшь ненависть и страдание. А между тем с высоты своего духовного развития и ясновидения Мага ты должен жалеть, любить этих существ, которые ещё пресмыкаются у подножия лестницы Совершенства, а не осуждать их, снисходя к ним, как учёный к невежде.
   Обычный человек борется тем же оружием: за вражду платит враждой, за рану - раной. Ведь толпа - слепа, и в ней бушуют и борются семь плотских начал, которые она прозвала семью смертными грехами. И кто победил эти грехи, будет вооружён семью главными Добродетелями и должен сеять только Любовь, платить Светом за тьму, Добром за обиду.
   Теперь, дети мои, скажите: чувствуете ли вы себя достаточно сильными, чтобы приступить к испытанию, победить все человеческие слабости и добровольно взять на себя ответственность за эту трудную, хоть и славную миссию со всеми возможными, даже тяжёлыми случайностями. Отвечайте искренно и помните, что вы - свободны. Мы только предлагаем вам испытание, но не налагаем его.
   Супрамати и Дахир слушали, бледные и смущённые: всё остававшееся в них обычного человеческого содрогалось от болезненно-жуткого чувства чистого человека, обязанного вступить в клоаку зла.
   Супрамати поднял затуманенный взор на Иерофанта, белоснежная одежда которого была словно усеяна алмазной пылью и из-под клафта исходили Лучи Света - символы победы на Поле Духовной Битвы. Глаза учёного смотрели на него проникновенно и строго.
   И он чувствовал, что наступила важная минута перед последним шагом, который совлечёт с него заурядного человека, освободит от рабства плоти, чтобы сделать Учителем Света и Высшим Существом.
   Вдруг широкое сияние окружило его голову, Луч Веры и Воли сверкнул в глазах, и, протягивая руки к Иерофанту, он воскликнул:
   - Ученик будет достоин своих дорогих Учителей. Я принимаю испытание, потому что для души, освободившейся от невежества и бремени плоти, не должно существовать препятствий. Разве я не победил уже материю, не угасил страсти, не поборол дракона сомнения? Могу ли я после этого бояться спускаться по лестнице вниз, когда, благодаря вашим урокам и поддержке, поднялся на много её ступеней? Приказывай, Учитель, когда должен я начать своё испытание!
   - А ты, Дахир? - спросил Иерофант, улыбаясь.
   - Учитель, моя душа вторила каждому слову Супрамати, я готов принять испытание, и надеюсь, что не ослабею, выполняя священный, данный мне руководителями наказ - провозглашать Величие СОЗДАТЕЛЯ.
   Зала наполнилась серебристым паром, в воздухе волнами разнеслась нежная, как Пение Сфер, музыка, и около кресла Иерофанта появилась высокая фигура Эбрамара, его лицо сияло Радостью.
   - Дайте мне обнять и благословить вас, дорогие дети моей души. Ваш ответ доказал мне новую победу! - сказал он и простёр над ними руки.
   Поток Золотистого Света озарил его возлюбленных учеников, и над их головами заблестел Лучезарный Крест, а Супрамати с Дахиром пали на колени перед своим Посвятителем.
   Когда оба встали, их окружили Иерофанты, и завязалась беседа, а Верховный Иерофант сообщил им, что они должны подготовиться к испытанию особым режимом, и через три недели их отведут в пещеру Гермеса.
   - Ты, Супрамати, отправишься первый, тамошние посвящённые члены тайного братства примут тебя и направят твои первые шаги. Дахир уедет на другой день, - сказал Эбрамар.
   Вечером этого же дня Эбрамар и Сиддхартха устроили их в уединённой пещере и проводили с ними долгие часы, давая указания и освещая казавшиеся им неясными вопросы. Кроме того, Супрамати и Дахиру преподавали основы языка той страны, где им предстояло действовать.
   Им давали в пищу особо и сильно ароматичное вещество вроде мёда, а поили голубоватой фосфоресцирующей влагой, приводящей их в состояние экстаза.
   Когда истекло время подготовления, в пещере появились однажды Эбрамар и Верховный Иерофант в сопровождении шести учёных. Все они были в священном облачении и с присвоенными их сану нагрудными знаками. За Магами следовали адепты, нёсшие на золотых блюдах различные одеяния, а за ними певцы с арфами в руках.
   Супрамати догадался, что настала решительная минута, и встал. Адепты окружили его, и одели в трико, сделанное будто из шёлка, но тонкое, как паутина, и затем в короткую белую тунику с красным поясом. Голова оставалась непокрытой, но между двух лучей Мага теперь сверкал Крест, вызванный из пространства Эбрамаром.
   Эбрамар и Верховный Иерофант стали по обе стороны Супрамати и все вышли из пещеры, у входа в которую их ожидала многочисленная толпа. Шествие выстраивалось, и впереди Иерофантов четыре адепта несли нечто вроде костра, где с треском горели травы и вещества, распространяющие живительный аромат. Далее шли жрицы, которые пели и усыпали путь Магов цветами.
   У священного грота Осириса шествие остановилось. Те, кто несли костёр, удалились, поставив его на мраморный куб посередине грота, и внутри остались лишь Иерофанты и Супрамати, нёсший Крест Магов. На его лице было восторженно-сосредоточенное выражение.
   Перед костром возвышался престол, и на нём красовалась увенчанная крестом чаша братства ГРААЛЯ, а вокруг стояли рыцари в серебряных доспехах, между ними был и Дахир.
   Супрамати преклонил колени на ступенях престола, и все присутствующие последовали его примеру, настала тишина, нарушаемая только доносившимся снаружи тихим и нежным пением.
   Затем старейшина братства ГРААЛЯ взял чашу с дымящейся Эссенцией Жизни и Света и подал Супрамати, а когда тот отпил, он возложил руки на склонённую голову миссионера и произнёс Молитву.
   Затем подошёл Эбрамар и взял с престола инструмент, который передал Супрамати. Это было нечто вроде арфы из хрусталя, а струны отливали всеми цветами радуги.
   - Возьми с собой эту утешительницу и опору. Божественная Гармония, Которую ты извлечёшь из инструмента, вознесёт тебя над всеми житейскими невзгодами, - сказал он, целуя его.
   Супрамати взял инструмент и поцеловался с присутствующими на прощание. Последним и самым продолжительным было прощание с Дахиром.
   Потом в сопровождении только Иерофантов и Эбрамара он скрылся за тяжёлой металлической завесой, закрывающей пещеру Гермеса.
   Там царил голубоватый сумрак, и клубились серебристые облака.
   Маги привели Супрамати к открытому саркофагу, в который тот улёгся на каменную подушку. Его пальцы бродили по струнам арфы, и полилась мелодия, странная и могучая. Вся красота души великого артиста выливалась в созданных им звуках, замирающих мало-помалу.
   Эбрамар и Иерофанты опустились на колени, воздев руки, а вверху собирались облака, испещрённые сверкающими искрами. Образы с неясными очертаниями, сотканные словно из белого огня, окружили саркофаг, в котором лежал Маг, погружённый в волшебный сон.
   Прокатился словно раскат отдалённого грома. Потом порыв ветра будто поднял из саркофага массу облаков и посередине их столб электрического искристого огня. Облачная масса поднялась вверх и истаяла в сумраке, а затем наступила Тишина.
   Саркофаг был пуст, и виднелись лишь набросанные на дно белые цветы, распространяющие сильный аромат.
   Красноватые лучи солнца освещали пустынную местность, покрытую высокими обрывистыми синеватыми горами, лишь кое-где поросшими тёмным тощим кустарником.
   Между остроконечными скалами и пропастями вьётся тропинка, по которой идут два человека в тёмных плащах. По их внешности было видно, что они принадлежат к различным расам.
   Один - очень высокий, худой, но крепко сложенный, с угловатыми чертами лица и безбородый. Его глаза были неопределённого цвета и лицо удивительно прозрачной бледности, словно у него в жилах текла сапфировая кровь. Проворно и уверенно он взбирался по крутой и каменистой тропинке, что указывало на его цветущий возраст.
   Его спутник был молодой человек лет тридцати, стройный и ловкий, с большими ясными глазами, свежим цветом лица, как у земных людей, и густыми тёмными волосами, выбивающимися из-под опущенного капюшона.
   Они говорили на странном наречии - международном языке, священном для всех посвящённых высших степеней.
   - Да, брат Супрамати, ты довольно хорошо овладел нашим местным языком, чтобы начать свою миссию.
   Пещера, куда я веду тебя, вполне приспособлена для твоего первого появления. Там некогда было последнее существовавшее в нашем злосчастном мире святилище БОГА.
   Дорога в этом месте закруглялась. Проводник и Супрамати обогнули несколько скал и вошли в узкую расщелину, которая затем расширилась и обратилась в просторную подземную галерею, многочисленными уступами спускающуюся с высот.
   Наконец они очутились в большой пещере, с одной стороны которой был выход на широкую площадку наружу. В глубине, на высоте двух ступеней, виднелся престол из синего камня, осенённый крестом.
   На престоле стояла большая металлическая чаша с вырезанными на ней знаками Зодиака и два маленьких треножника с травами.
   В небольшой смежной пещере виднелись узкое, сколоченное из досок ложе, стол и деревянная скамья. Из стены возле стола бил ключ и его чистая, сапфирового отлива вода падала, журча, в овальный, довольно глубокий водоём.
   Спутник Супрамати вывел его на эспланаду над глубокой пропастью, на дне которой гремел и пенился поток.
   Противоположный берег пропасти был намного ниже и дальше круто спускался на обширную равнину, где паслись стада... Вдали смутно вырисовывались высокие здания и массивные сооружения большого города.
   - Ты видишь, брат мой, нашу столицу, - сказал Иерофант этой другой планеты, возвращаясь в пещеру.
   - Позволь мне благословить тебя и призвать на твою главу Благословение Верховного СУЩЕСТВА, к стопам КОТОРОГО ты хочешь вернуть ЕГО заблудших детей.
   Он простёр руки, и над его головой засветились пять ослепительных лучей, а на груди засиял разноцветными огнями нагрудник. Из его рук на коленопреклонённого Супрамати посыпались снопы искр, затем закрутился вихрь голубоватого пара, и когда Супрамати поднялся, Иерофанта уже не было.
   Он достал из-под плаща хрустальную арфу и, положив её на скамью вместе с принесённым им кожаным мешком, пошёл преклониться перед престолом.
   По мере того как он молился, на престоле загорелись сначала оба маленьких треножника. Потом засиял Снопами Света Крест, и, наконец, из чаши появилось Золотистое Пламя, озаряя наполняющую её пурпурную влагу.
   Когда Супрамати встал с Молитвы, на землю уже опустилась ночь. Он вышел на площадку перед пещерой и сел на глыбу камня, глядя на медного цвета небо, усеянное звёздами, сверкающими, словно розовые бриллианты. Тоска по далёкому миру, - его родине, - сжала сердце, и взятая им на себя задача показалась ему тяжёлой и бесплодной.
   Но эта слабость была непродолжительна, и он усилием воли поборол её. Эта планета, как всякая другая, была "обителью" в Доме Небесного ОТЦА, Любовь КОТОРОГО простирается на всех ЕГО созданий. Здесь, как и там, на Земле, он работает во Славу ТВОРЦА и должен исполнять это с Радостью.
   В долинах, которые Супрамати видел с высоты своего убежища, в тот день было большое волнение. Там паслись огромные стада богатых горожан. И вот сторожащие скот многочисленные пастухи, рослые, коренастые люди, сходились в кучки или бегали в замешательстве, указывая руками на господствовующие над пропастью высоты. Все видели, что небо вдруг озарилось Сиянием и Огненный Шар, увенчанный Странным Знаком, всплыл на вершины гор. Вдали грохотал гром, а ночью над эспланадой витал Огненный Лучезарный Круг. Что же могли означать эти явления, да ещё около бездны - страшного, проклятого места, которого все избегали?
   В далёкой горной долине, со всех сторон защищённой скалами и пропастями, доступной только подземными ходами, устроили себе приют посвящённые. Там стояли дворцы мудрецов, храмы и библиотеки, где были собраны сокровища науки и хранились архивы планеты.
   Среди жителей существовала легенда, будто в горах скрывалась община таинственных людей, одарённых большим могуществом и оставшихся верными отвергнутому БОГУ. Но так как никто их не видел, то это предание жило преимущественно среди рабочего класса, аристократия же, учёное сословие и "интеллигенция" планеты, не дававшая себе труда исследовать истину, смеялась над такими "бабьими сказками".
   В этом убежище Иерофантов Супрамати очнулся от своего магического сна и был окружён Заботой и Любовью.
   Там он провёл первые недели пребывания в новом и незнакомом мире, подчиняясь особому режиму, чтобы приспособить организм к чуждым атмосферическим и другим условиям. В то же время он совершенствовался в знании местного языка, изучал попутно историю, географию и политическое положение этой маленькой Земли, по размерам равной приблизительно Луне. Он узнал, что на планете живут лишь две расы: марауты, рабочее население, - высокорослый, крепкий, деятельный народ, но малоразвитый умственно и порабощённый рудрасами, - аристократическим и умственно развитым племенем, из среды которого выходили учёные, артисты, бюрократия и прочая "интеллигенция". Эта господствующая раса была слабая, хрупкая, подверженная особым нервно-мозговым болезням, как-то беспричинные с виду параличи, внезапное помешательство, слепота и так далее.
   Один наследственный монарх царствовал на планете, но мараутами правил Вице-Король - его наместник, и это королевское племя находилось в исключительном положении, претендуя на происхождение от божественных династий, которые на заре цивилизации правили Землёй и заложили начало всех наук и искусств.
   Подготовительное время Супрамати провёл в уединении, имея общение лишь с немногими членами общины, а среди них с молодым по виду человеком, называвшимся Сартой, который обещал навещать его, когда он устроится в избранном для него месте, и помогать в изучении условий новой жизни.
   На другой день по прибытии в пещеру, Супрамати обрадовало посещение друга. Сарта принёс ему в подарок фрукты, и они расположились беседовать у входа.
   - Мне не дозволено часто посещать тебя, брат, так как ты должен всё делать сам. А задача тебе предстоит тяжёлая, потому что наше человечество - жестоко, себялюбиво, поглощено материей, - сказал со вздохом Сарта.
   - БОГ поможет мне и ниспошлёт счастье - пробудить в них Веру, Милосердие и Любовь, - сказал Супрамати. - А разве вы, братья, никогда не пытались, обратить слепцов на Путь ИСТИНЫ?
   - Конечно, пробовали, но все попытки были тщетными. Должно быть, время ещё не наступило. К тому же здешние законы так строги, что люди даже боятся слушать проповедь. Независимо от этого, столь нелепые и смешные слухи ходят насчёт нас, что если бы кто заподозрил, что видит "горца", как мы у них зовёмся, - то убежал бы, ибо они уверены, что для возвращения их к былому вероучению мы шлём им с гор при каждом торжестве беды: грозы, наводнения, заразные болезни и всякие такого рода удовольствия.
   И оба собеседника рассмеялись.
   - Такова наша общая участь - быть непризнанными, - сказал Супрамати. - Но скажи, брат Сарта, какие же обстоятельства могли довести ваше человечество до такой ненависти к БОГУ, что оно даже забаррикадировалось законами против своего Небесного ОТЦА? Полагаю, что мне нужно это знать.
   - Слишком долго было бы описывать всё подробно, но я передам тебе вкратце, что привело к такому положению вещей, - сказал Сарта. - Не стоит рассказывать тебе, что и у нас был свой "золотой век", когда царили посвящённые, которых здесь, как и у вас, называли "божественными династиями". Это был апогей цивилизации и развития духовных способностей. Затем настал упадок, начались злоупотребления колдовством и чёрной магией, и произошёл разрыв с правлением посвящённых.
   По мере того как расширялось практикование чёрной магии, низменные инстинкты человека взяли верх и действовали растлевающе. Разврат и жестокость приняли ужасающие размеры, и озверевший народ дошёл до человеческих жертвоприношений. Но так как, несмотря на всё это, оставались ещё приверженцы учителей и наставников учения божественных династий, то всё население разбилось на два лагеря: Бога белого и чёрного, на партии белого и чёрного короля. Начались ожесточённые войны, принимавшие с течением времени всё более дикий и кровавый характер. Под влиянием разнузданных страстей защитники белого Бога сохранили только название своей партии, позабыв основные начала и законы, которые она должны была собой представлять. Разбои, человеческие жертвы, употребление во зло всех духовных сил создали невозможное положение вещей.
   Тогда-то на мировой сцене появился необыкновенный человек, которому суждено было вконец преобразовать мир. Космические перевороты, явившиеся следствием распространения зла, опустошали нашу планету. Один из континентов был поглощён водой, а население косили жестокие болезни.
   Этим смутным временем общей неурядицы воспользовался Ашокра, чтобы завладеть властью.
   Он был тёмного происхождения, и в эпоху убийств, предшествовавшую наводнению, потерял всех близких. Чтобы упрочить своё положение, он усыновил маленького сироту, которого считали родственником прежнего белого царя.
   Энергичные разумные меры, принятые им для восстановления порядка, исправления повреждений, развития торговли в промышленности, быстро завоевали ему всеобщую любовь и доверие. Тогда, будучи уверен, что пользуется безграничным авторитетом, он начал неслыханную, социальную реформу, исключившую на нашей планете даже Имя БОГА.
   Всякое исповедание какого бы то ни было верховного существа, белого или чёрного, было устранено. Религиозные церемонии воспрещены под страхом строжайших наказаний, как и сношения с невидимым миром, ввиду того, что всякая религия, как именно сношение с неземными существами, вызывала лишь беспорядки, вражду, войны и возбуждала дикие страсти. Если-де существует потусторонний мир, то пусть освободившиеся от тела души устраиваются по своему вкусу, искупают либо вознаграждаются за свои грехи, лишь бы не беспокоили живых. Ввиду этого подлежит немедленному сожжению и уничтожению всякое место, где появятся видения, будет слышаться непонятный шум и происходить подозрительные явления. Что же касается занятия магией - чёрной или белой, - то виновные в этом немедленно наказываются смертью.
   По этой программе мы живём около тысячи лет и наслаждаемся удивительнейшей цивилизацией, какую только можно вообразить. Правда, искусства и промышленность достигли высокой степени развития, но зато не меньше процвели эгоизм, жестокость и несправедливость.
   Основной принцип нашей "культуры" - это утилитаризм: каждый имеет право защищать свои интересы, даже и не по совести. Преступления же против государственных интересов караются жестоко, есть положительно страшные законы, но вообще понятие о справедливости - атрофировано.
   Сарта умолк и вздохнул, а во взгляде Супрамати по-прежнему блистали Вера и Надежда.
   При дальнейшей беседе Сарта предложил своему новому приятелю побывать в городе инкогнито, чтобы ознакомить с полем его будущей деятельности. Супрамати с благодарностью принял предложение. Через несколько часов они вышли из пещеры, скромно одетые в обычный, употребляющийся населением костюм, и направились к городу.
   Дорога прекрасно содержалась, поля были отлично обработаны и поражали разнообразием посевов. Растительность была роскошна, и Супрамати заинтересовался объяснениями Сарты относительно фруктовых деревьев, которые росли по пути. Самым удивительным показалось ему дерево с крупными плодами, похожими на земные огурцы, но блестящие, будто покрытые лаком.
   - Видишь ли, Супрамати, это дерево с толстым и зелёным внизу, а кверху тёмным стволом? Осенью, когда плоды созреют, весь ствол высохнет и будет пустотелым внутри, тогда, после снятия плодов, весь ствол обмазывают смолистым тестом, меняя его через две недели, и оставляют в таком виде на зиму. Весной дерево начинает покрываться листьями и цветами, будто и не умирало.
   - Всюду природа указывает нам пример воскрешения, - сказал Супрамати, улыбаясь.
   - Я ещё не сказал тебе, что из сока этого дерева выделывают превосходный ликёр, который чем дольше сохраняется, тем становится крепче, - сказал Сарта.
   Столица оказалась огромным городом, разделённым на две части. Одна, большая часть, принадлежала мараутам. Их окружённые садами дома горели синим, красным, жёлтым и тому подобными цветами. Столь же яркой окраски были и материи, продающиеся в больших круглых и открытых со всех сторон павильонах.
   Были и театры, так как марауты любили развлечения не меньше нарядов и украшений, а рудрасы, пользовавшиеся ими как слугами и имеющие к тому же в их лице прекрасных покупателей, берегли их и устраивали доступные им развлечения. А вследствие того, что рабочие классы привыкли получать всё от рудрасов, из среды которых пополнялись ряды учёных, врачей, артистов, музыкантов и производителей всего изысканного, то марауты почитали их, и даже боялись и считали честью служить им.
   Город рудрасов был другого вида, изящнее и более артистичен: маленькие особняки, украшенные и отделанные, как ювелирные вещицы, утопали в тени растительности. Да и жители также отличались от высоких и сильных мараутов.
   Рудрасы были малы ростом, хрупкие, с тонкими чертами, интеллигентными лицами. Но в их глазах таилось что-то жестокое и лукавое, делавшее их несимпатичными.
   Не раз уже внимание Супрамати привлекали широкие полосы материи тёмно-лилового цвета, развешанные на входных дверях некоторых домов.
   - Скажи мне, брат, что означают эти полосы материи? Все одинаково помечены одним красным знаком, а между тем они встречаются на домах и мараутов, и рудрасов, и - что особенно странно - на жилищах, принадлежащих, по-видимому, людям разного общественного положения и состояния?
   На лице Сарты появилось выражение неудовольствия и усмешка.
   - Эти полосы, дорогой Супрамати, являются знаком позора для нашего мира и означают, что среди обитателей того или иного дома находится неизлечимый больной или калека, приговорённый к смерти, а говоря проще - подлежащий избиению на основании закона.
   Супрамати недоумевал и вопросительно посмотрел на него.
   - Что такое? У вас убивают больных? По какому праву и как же соглашаются семьи на такую жестокость?
   Сарта засмеялся.
   - По какому праву? Ради общественной пользы. Но я должен объяснить тебе это подробнее, чтобы ты понял всю утилитарную тонкость закона, который ты называешь жестоким.
   Тебе известно, что духовный идеал и всё касающееся Законов БОГА воспрещено у нас. Значит, свободное от этической узды человечество оказалось во власти инстинктов плоти. Нравственность более чем слаба, а с твоей, например, точки зрения можно было бы сказать, что её не существует. Но процветают пороки и страсти, и народ, - особенно рудрасы, как более слабые физически, - стал подвержен болезням. Как, например, сумасшествие, параличи, конвульсии, которые обезображивают члены, язвы, вроде вашей проказы, наконец, потеря зрения. Все эти болезни заразны и трудноизлечимы. А так как врачи изучают и знают лишь материю, и поэтому могут лечить только тело, не доискиваясь оккультной причины недуга, то болезни, вызываемые одержимостью, злой волей чужого человека, душевными страданиями и так далее, остаются вне их компетенции.
   К тому же преступления, пороки, разврат привлекают злых духов, и их число растёт с каждым днём, а так как человечество лишено защиты против оккультных сил, то и опустошения, причиняемые ими, всё возрастают. Ведь всё, что поддерживает и очищает людей, - Молитва, Вера в БОГА, призыв Добрых Сил - воспрещено, и они утратили даже понятие о них.
   Ввиду того, что вся наша правительственная система основана на утилитаризме, то правом на жизнь пользуется, кто на что-нибудь годен, кто может служить для своего личного или чужого удовольствия.
   Таким образом, сумасшедшие, слепые, больные раком, дети-идиоты, то есть существа, которые государству не могут быть полезны, представляют лишь очаги заразы и бремя для семьи, потому что требуют в то же время расходов, мешая людям наслаждаться жизнью и заниматься своими делами.
   Однако, несмотря на озверение населения, таящаяся в глубине человеческого существа божественная искра нередко вызывает привязанность к больным и горесть при осознании необходимости их лишиться.
   Ввиду многих протестов, закон был, наконец, смягчён в том смысле, что для лечения больных определили срок, что если по истечении этого срока надежды на выздоровление не окажется, "это вредное" и "лишнее" существо должно быть уничтожено.
   - Всемогущий БОЖЕ! А как их убивают? - спросил Супрамати.
   - Ежемесячно, в назначенный день, уполномоченное правительством лицо обходит дома с больными и проверяет продолжительность болезни вместе с определением врача. А если срок истёк, то назначается день казни. Выходя, он привешивает полосу материи в доказательство, что здесь находится один из осужденных на смерть.
   Всех приговорённых текущего месяца казнят в один день. На заре их отправляют к пропасти, над которой находится твой приют, и там тот же чиновник, в сопровождении нескольких подчинённых, читает акт, объясняющий казнь и перечисляющий имена "лишних" людей, которых сопровождают их близкие. Затем им дают приводящий в бесчувственное состояние напиток и бросают в пропасть.
   - Какой ужас! Эта пропасть должна быть почти наполнена, если в неё веками бросают столько жертв?
   - О, нет! Поток, шум которого ты слышишь на дне пропасти, падает в бездонную, по-видимому, расщелину и уносит трупы туда. Впрочем, брат Супрамати, ты будешь иметь случай увидеть всё это, потому что подобная казнь назначена завтра на заре.
   Супрамати задумался.
   - И не уже ли никогда ни одна мать не возмущалась, не восставала против такого ужаса? - спросил он, наконец.
   - Что поделаешь? Все подчинены и должны покоряться закону, не исключая короля. Бывают, конечно, стоны и слёзы, но на сопротивление никто не решается.
   - Но если у вас так суровы с больными лишь потому, что они - "лишние", то какая же кара установлена для преступников? - спросил Супрамати по дороге к пещере.
   Сарта рассмеялся.
   - С ними ещё меньше церемонятся. Виновные в государственных преступлениях, в убийстве полезных людей, в похищении денег, предназначавшихся на общественные дела, вешаются по приговору краткого суда. Что же касается бродяг, мошенников, попрошаек и людей, которые вышли из состава общества и не трудятся, а хотят жить за чужой счёт, - тех спроваживают в пустынные области. А затем, хоть и нет распоряжения - истреблять их, но если бы и произошёл такой "случай", то виновный обычно не разыскивается и поэтому не подлежит наказанию.
   - Какое плачевное положение вещей! - сказал Супрамати. - Буду молить БОГА поддержать меня, чтобы я был в состоянии рассеять мрак и направить на Путь Совершенствования эти заблудшие души.
  
   Глава 4
  
   Всю ночь Супрамати провёл в Молитве и только на заре, когда издалека донёсся топот, вопли и рыдания подходившей толпы, он встал со ступеней престола и выглянул наружу.
   Со стороны города по дороге к пропасти тянулось многолюдное шествие, и кто-то нёс впереди, в виде знамени, полосу черноватой ткани, какие Супрамати видел развешанными на дверях домов. Далее следовала кучка чиновников и, наконец, вереницей на повозках или носилках следовали осужденные, окружённые плачущими членами семьи. В наибольшем отчаянии, по-видимому, были женщины, нёсшие детей-калек, горбатых и параличных, цепляющихся ручонками за шеи матерей.
   Подойдя к краю пропасти, процессия остановилась и выстроилась полукругом, посередине которого стали чиновники в золочёных шлемах, увенчанных птицей с распущенными крыльями - как символом свободы - и секретарь с книгой городских списков, откуда он должен был вычёркивать имена несчастных по мере исчезновения их в бездне. Был даже оркестр, но его назначение состояло в том, чтобы музыкой заглушать вопли присутствующих и жертв, если бы у некоторых, несмотря на наркотик, хватило сил кричать. На стоящем поодаль столе врачи начали разливать в чаши питьё.
   Один из уполномоченных правительства собрался прочесть приговор, но на эспланаде, возвышающейся над пропастью с другой стороны, показался человек в белом одеянии с арфой в руке.
   Первый луч восходящего солнца озарил пурпуром его белоснежное одеяние, прекрасное вдохновенное лицо и хрустальный инструмент, блистающий, как алмаз.
   Пальцы незнакомца коснулись струн, и раздалась мелодия, то нежно певучая, то строгая.
   Толпа застыла, и взоры всех были устремлены на музыканта. А он продолжал играть и петь. Звуки становились всё могучее, увлекая и потрясая своей Гармонией каждую фибру, будя смутные чувства, поднимая людскую душу и размягчая её.
   Толпа, в том числе и чиновные лица, стали опускаться на колени. На эспланаду слетались отовсюду сотни птиц и окружали музыканта, располагаясь у его ног и садясь ему на плечи.
   А он продолжал играть. Теперь из него исходил Голубовато-Серебристый Пар, окружающий его широким ореолом. Из Этого Очага полились Лучи Света, Змейками спускающиеся, падающие на больных и поглощающиеся их организмом.
   Тогда из тела больных заклубились вихри чёрного дыма, и по мере того как зловонные миазмы выделялись из организма, парализованные члены начинали двигаться, глаза слепых прозревали, раны закрывались, а бескровные истощённые лица приобретали жизненную окраску.
   Не веря своим глазам, матери смотрели на своих только что едва не умирающих детей, которые двигали поражёнными руками и ногами или выпрямляли горбатую спину и согбенный стан. Часа не прошло, как тележки и носилки опустели. Все приговорённые к смерти, а теперь возвращённые Неведомой Силой к жизни и труду, вместе с остальными на коленях и с признательностью взирали на музыканта.
   Звуки оборвались. Незнакомец опустил арфу, оглянул стоящую на коленях толпу и скрылся внутрь пещеры.
   Народ поднялся, и раздались радостные крики. Родные осужденных на смерть целовали возвращённых им дорогих людей.
   Смущённые произошедшим чиновники подтвердили, что больных больше нет и казнь не нужна, а поэтому распорядились - вернуться в город.
   Волнение и любопытство охватило толпу, и каждого мучил вопрос: кто мог быть этот человек, звуками арфы исцеливший неизлечимых больных. Никто не знал, кто - он и откуда явился. Но уже через несколько часов вся столица была полна рассказов о таинственном незнакомце и совершённых им чудесах.
   Слух о столь необычайном событии дошёл до дворца короля. Сначала он не хотел ничему верить, но когда один из присутствовавших на месте происшествия чиновников подтвердил факт, король пожелал увидеть кого-нибудь из прежних знакомых ему больных.
   Тогда привели во дворец одного бывшего паралитика, прокажённую и слепую женщину, глухонемого ребёнка, страдавшего конвульсиями человека, на искажённое лицо которого и изуродованные члены было страшно смотреть, и нескольких других.
   Убедившись, что все они были теперь здоровы, король повелел описать, что они ощущали, когда совершалось исцеление. И все сказали, что лишь только заиграл незнакомец, как они почувствовали дрожь в теле. Затем все видели, как Лучи Голубоватого Света зигзагами спускались на них и всасывались в тело, а по организму разливался Поток Огня, пронизывавшего их тонкими стрелами, в то же время их обвевал Душистый Ветерок, доставлявший Блаженство.
   Каким образом произошло их исцеление, в этом счастливцы не могли дать себе отчёта, но страдания прекратились, глаза прозрели, рукам и ногам вернулась гибкость и, наконец, исчез даже след болезни.
   Оставшись наедине со старым председателем своего совета, испытанным другом, король выразил тревогу, спрашивая, что это был за человек, откуда - он? Какую цель он преследовал и что следует думать об этой истории?
   Маститый старец задумался и потом сказал:
   - Надеюсь, государь, что ввиду столь исключительных обстоятельств, ты дозволишь мне на этот раз говорить о запретных вещах.
   - Разумеется. Мы - одни, и я разрешаю тебе говорить обо всём, - сказал король.
   - И так, место, избранное этим незнакомцем для совершения таких дел, уже наводит меня на размышление. Пещера, в которой он приютился, была последним храмом прежнего белого Бога. В эту пропасть, как говорят, была брошена последняя статуя Бога вместе с верным священнослужителем, не пожелавшим покинуть святое место. Предание гласит, что перед смертью он предсказал, что на этом же месте будет восстановлен первый храм белого Бога, и свет победит тьму.
   - Конечно, всё это - нежелательно, потому что в будущем может вызвать беспорядки. Но в настоящую минуту, я полагаю, было бы неразумно проявить жестокость в отношении человека, спасшего жизнь стольким несчастным. Подождём и посмотрим, что будет дальше, - сказал, подумав, король.
   Город между тем волновался. В домах осужденных на смерть толпились посетители, и всё приняло праздничный вид. А прежние больные, вращаясь среди друзей и знакомых, рассказывали о пережитых ощущениях и впечатлениях, произведённых на них и близких необыкновенным человеком.
   Особенно сильное впечатление эти рассказы производили в тех семьях, где находились уже больные, которых на следующий же месяц комиссия общественной безопасности обречёт на истребление.
   В душе этих людей боролись надвигающееся горе и надежда на спасение. Ибо человеческое сердце так уж создано, что никакой неправый закон не может его переделать и вырвать из него чувства, заложенные ТВОРЦОМ неразрушимой искры...
   Поэтому в этих семьях и вызвало почти революцию известие о спасении целой партии осужденных. Все спешили справиться о подробностях "чуда", узнать, куда идти и как поступать, чтобы получить такую же помощь.
   На следующий день шествие направилось к пропасти, везя и неся больных. А придя на место, толпа упала на колени, не зная, что предпринять.
   Веками никто не учил их, как обращаться к БОГУ, и как надо молиться, они не знали. Они стояли на коленях, со страхом, трепетом и надеждой взирая на Супрамати, который появился на эспланаде над бездной.
   Сердце Мага исполнилось жалости к этим несчастным, лишённым понятия о БОГЕ и не подозревающим даже о дремавшей в них Силе, Которая могла снова зажечь огонь Веры и опять соединить их с СОЗДАТЕЛЕМ.
   Полными слёз глазами Супрамати смотрел на этих обездоленных и нищих духом, которые жались друг к другу, с тоской глядя на него.
   И из его души полилась Молитва к ОТЦУ всего сущего о даровании ему силы спасти несчастных, вернуть им самый драгоценный Дар, всякому доступное и при этом неиссякаемое Богатство, - Веру в БОГА и Любовь к Добру.
   В сердце посла иного мира пробудилась Любовь к этим обитателям чужой Земли, и он ощутил братскую связь, соединяющую всех существ, всех миров и Сфер - от атома до Архангела - Неразрывной Цепью, Которая Пламенным Лучом исходит из Сердца ПРЕДВЕЧНОГО, протекает по всем системам и возвращается к Своему ПЕРВОИСТОЧНИКУ.
   Так вот она - великая тайна Того Дыхания БОГА, Которое - подобно огню, зажигающему тысячи других, никогда не истощается, а передаётся от атома к атому, оживляя материю и выводя из протоплазмы - Мага с Совершенным Знанием!..
   Супрамати постиг Мысль БОГА - заложить в момент создания в маленькое и слабое существо Могучее Чувство Любви, соединяющее людей и миры и являющееся Рычагом Творения.
   Всё, бывшее до этого времени тёмным, становилось ясным. Миссия теряла свою тяжесть. Взятая им на себя задача была не только долгом, но и Счастьем делать Добро тем, кого любишь. Между ним и нищими духом, преклонившими перед ним колени, образовалась, благодаря Состраданию, связь, объединяющая создания БОГА. Сердце пророка исполнила Радость: его дело становилось прекрасным, и он получил награду...
   Аура Супрамати наполнилась Золотистым Пламенем, и всё его существо дышало Силой. Он схватил арфу и вызванные из неё звуки были Музыкой Сфер, - Вибрацией, Которая подчиняет стихии и собирает миры.
   Его воля сообщалась толпе, на которую он смотрел с Любовью. Взоры всех были прикованы к белой фигуре Мага, слёзы лились из глаз, и никто не подозревал, что это было пробуждение души, благодатной росой, которой предстояло оживить в них Веру в ТВОРЦА.
   Все больные исцелились, и Поток Силы, исходящей из Супрамати, был до того могуч, что даже ствол старого, высохшего дерева на краю пропасти ожил и его корни наполнились соком.
   Это новое "чудо" вызвало восторг, и рассказы о "сверхъестественном" человеке, живущем в пещере, приняли сказочные размеры. Волнение дошло до королевского дворца, тем более что между исцелившимися была Медха, девушка, подруга принцессы Виспалы, внучки короля.
   Король Инхазади был уже стар, и его двое сыновей пали жертвой закона. Оба принца страдали неизлечимой болезнью и, несмотря на своё высокое положение, окончили один за другим жизнь в пропасти. У старого монарха оставалась только внучка - его наследница, дочь младшего сына, которую он обожал.
   Виспала была девушка в полном расцвете юной красоты, а Медха - её лучшая подруга с детства. Мысль потерять её стоила многих слёз принцессе. А поэтому как же она радовалась, увидев приятельницу здоровой. Виспала засыпала её расспросами про таинственного человека, совершающего такие чудеса, и Медха, обрадованная своим выздоровлением, восторженно описывала Супрамати.
   - Я никогда не видела такого красавца и замечательно, что он - не похож на наших мужчин. Хоть у него - и бледное лицо, но можно подумать, что красная кровь, потому что щёки - розоватые, волосы у него - вьющиеся, неопределённого цвета, с золотистым отливом. А его глаза нельзя описать, их надо видеть. Они выражают Такую Силу и Доброту, что хотелось бы всю жизнь простоять на коленях, любуясь им, - сказала Медха.
   - Я должна его видеть! - воскликнула Виспала, и её глаза вспыхнули. - Но где и каким образом?
   - Ничего нет проще, принцесса. Ежедневно перед скалой, где совершаются исцеления, толпится народ, а он стоит на краю эспланады с арфой в руках и его можно видеть. По ночам же, рассказывала мне тётка, пещеру и эспланаду окружает Голубоватый Свет, а он сидит снаружи, играет и поёт. Никто не слышал ещё подобного пения. Кажется, дрожит каждая фибра, а в мозгу и сердце что-то шевелится, и приходят странные мысли.
   Даже животные зачарованы им, и птицы садятся этому человеку на плечи, на колени или у ног.
   Через несколько дней Виспала с подругой пробралась ночью к пропасти, где уже стояла кучка людей, с которой они и смешались. Голубовато-Серебристый Свет окутывал приют Мага. Эспланада была пуста, но тучи птиц усеяли землю и выступы скалы.
   Вскоре появился Супрамати, сел на камень, служивший ему скамьёй, и стал играть. В сумраке его стройная белая фигура, вдохновенное лицо, странные и неведомые мелодии, исхоящие из-под его пальцев, бархатистый голос действовали увлекательно. Виспала смотрела на него, как очарованная. Всё её существо трепетало, и она смогла вернуться домой не раньше, чем Маг ушёл в пещеру.
   Слава Супрамати разрасталась быстро, народ валил со всех сторон взглянуть на незнакомца, полечиться и услышать его пение.
   Не будучи больше в состоянии бороться с любопытством, король решил отправиться в пещеру и допросить пришельца, одарённого силой врачевания. Подземные пути на эспланаду были неизвестны королю, но снаружи сохранилась высеченная в скале лестница, которая в древние времена вела в часовню, и эта дорога, хоть и попорченная за многие годы, всё-таки была ещё проходима. Король с трудом взобрался наверх и смущённый и взволнованный остановился у входа в пещеру.
   Всё внутри было залито Голубоватым Светом и насыщено нежным ароматом. А в глубине на престоле сияла окружённая Снопами Лучей чаша рыцарей ГРААЛЯ, увенчанная Крестом. На каменной скамье сидел за чтением свитка пергамента незнакомец, который осушил уже столько слёз и успокоил столько страданий.
   Король с любопытством разглядывал поднявшегося при его появлении Супрамати, красота которого поразила его. С первого же взгляда монарх понял, что перед ним - человек иной, неведомой ему расы. После минутного обоюдного разглядывания они обменялись поклонами.
   - Кто - ты, незнакомец, и откуда явился, ибо ты не походишь на людей нашей Земли, и где приобрёл ты силу вырывать у смерти существ, обречённых на погибель наукой? - спросил Инхазади.
   Супрамати подошёл ближе и, приглашая старца сесть, ответил:
   - Я - посол нашего ТВОРЦА. Я пришёл внести Свет во тьму и напомнить людям этой Земли их Божественное происхождение. Настало время вновь восстановить связь СОЗДАТЕЛЯ с ЕГО творением. Давно уже ваше человечество лишено опоры в Вере. Я пришёл говорить сердцам людей и растолковать им Бесконечную Доброту их Небесного ОТЦА: я сохраняю им жизнь и возвращаю здоровье, чтобы они прославляли Имя БОГА и благодарили ГОСПОДА...
   - Несчастный! - вскричал король, вскакивая. - Выраженные тобой намерения уже обрекают тебя на смерть. Разве ты не знаешь, что наша Земля порвала всякую связь с Небом? Всякий посланец ТОГО, КОГО ты называешь БОГОМ, будет отвергнут здесь. Мало того, закон осуждает его на смерть.
   Супрамати улыбнулся:
   - Я не боюсь смерти, и спасение моих братьев мне - дороже жизни. Человеку Духовная Пища - нужнее материальной, ему надо только дать понять, что он - слеп, и что, где - бессильна земная наука, там он должен пасть ниц и призывать НЕВИДИМОЕ. Вот я и пришёл, чтобы напомнить вашему человечеству Забытые Истины и научить его молиться. Предсказываю тебе, король, что ты один из первых преклонишься перед Великим Символом Вечности и Спасения.
   Инхазади побледнел и тяжело дышал.
   Под взглядом Супрамати всколыхнулась душа, и его охватило желание услышать больше о ТОМ НЕВИДИМОМ, к КОТОРОМУ можно обращаться в тяжёлые минуты.
   Он опустился на скамью и сказал:
   - Говори то, что ты собираешься проповедовать моим подданным, я имею право услышать первый.
   Когда спустя час Инхазади вышел из пещеры, на его лице залегла глубокая складка, и во взоре светилось раздумье.
   Последующие недели не отличались ничем особо выдающимся. Исцеления продолжались, и толпа, собиравшаяся на краю пропасти, всё росла. Но теперь настроение умов понемногу изменялось. Музыка, странное пение и волнение, вызванное возвращением здоровья и жизни, потрясали души.
   В этих людях, утративших даже понятие о Добре и Духовном Совершенствовании, живших лишь плотскими желаниями и наслаждениями, пробуждалось стремление слиться с чем-то светлым, чистым, исходившим из целителя, и познакомиться немножко, если возможно, с его наукой.
   В результате семеро желающих сделаться учениками Супрамати вскарабкались однажды ночью по старой каменной лестнице, но затем остановились у входа в пещеру. Они были потрясены видом престола и Лучезарного Креста. Обаяние, которым дышало убежище Мага, покорило их, а от Чистых, насыщающих воздух Излучений кружилась голова.
   Когда на пороге смежной пещеры появился Супрамати, смельчаки пали на колени и протянули к нему руки.
   Супрамати подошёл, поднял их и сказал:
   - Добро пожаловать, первые жаждущие Света ИСТИНЫ. Вы желаете стать моими учениками? Я принимаю вас, так как ваша бедная Земля нуждается в проповедниках, которые научили бы её найти вновь Путь Совершенствования. Хоть, друзья мои, я и считаю своей обязанностью предупредить вас, что принимаемая вами на себя задача - тяжела. Учение, которое я преподам вам, вы должны передать своим братьям, даже рискуя при этом жизнью, так как Вера без дел - мертва. Обдумайте же, чувствуете ли вы себя сильными, чтобы усвоить и применить к делу мои наставления?
   Они посовещались, а потом один вышел вперёд и сказал:
   - Учитель, мы - так слабы, так невежественны и слепы, что нам кажется чересчур смелым обещать то, что, возможно, мы не будем иметь сил, чтобы выполнить. Но будь великодушен, испытай нас, а мы обещаем сделать всё возможное, чтобы быть достойными твоих наставлений.
   Улыбка озарила лицо Супрамати.
   - Ваш ответ подаёт надежды. Кто признаёт себя слепым, того ждёт впереди удача узреть Вечный Свет. Тщеславный же навсегда остаётся слепым, потому что не видит ничего, кроме своего воображаемого "величия".
   - Ещё раз скажу, друзья, - добро пожаловать! Вы останетесь со мной здесь. Но прежде я должен очистить вас и снять покрывающую кору миазмов.
   Он повёл их в смежную пещеру, приказал раздеться, войти в водоём и стать на колени, что и было исполнено. Тогда Супрамати простёр руку, начертал каббалистический знак, и из пространства хлынула Широкая Полоса Света, а на склонённых головах вспыхнули Разноцветные Огни, Которые всосались затем в организм.
   Заметив на их лицах страх и изумление, Супрамати сказал:
   - Не бойтесь ничего - это Очистительный Огонь пространства проникает в вас и уничтожает покрывающие вас зловредные флюиды.
   После этого он дал им простые белые туники, обувь из плетёной соломы и подвёл к престолу, где они стали на колени, а Супрамати дал им поцеловать чашу и надел им на шею небольшие из душистого дерева крестики.
   С этого дня утренние часы и вечера были посвящены поучениям. Прежде всего, Супрамати объяснил им двойственную природу человека - материальную и астральную - и Закон, связующий людей с невидимым миром, откуда те выходят при воплощении и куда возвращаются смертью.
   Он показал им невидимое население пространства и разъяснил, какими опасностями оно грозит душе и телу смертного.
   Далее он указал на единственное действенное оружие против этих опасностей, и стал учить их искусству молиться.
   - Эта Сила, могучая, как стихии, подобно молнии зажигает огонь на престолах, оплодотворяет землю, проникает бездны океана, ураганом проходит пространства и не знает преград. Молитва - первая из наук, величайшая мощь, магический талисман, приводящий в действие Неведомые Силы. И не только Маг, а каждый, если обладает Верой, может действовать Этой Силой, повелевать стихиями, усмирять грозы, пресекать эпидемии, собирать и сплачивать тончайшие и нежнейшие элементы для исцеления болезней...
   Ученики благоговейно слушали Мага, и эти люди, жившие до тех пор лишь ради наслаждений плоти, смиренно, с Верой склонялись перед Крестом и пробовали молиться.
   Не раз они терпели неудачу, изнемогали и впадали в уныние, потому что умение молиться даётся нелегко. Это искусство - тройственно, так как, во-первых, требует сосредоточения, во-вторых - отречения от всего материального, что обременяет душу и приковывает её к Земле, а в-третьих - могучей воли, которая возносит и выделяет Чистый Огонь, рассекающий ауру греховного человека для полного восприятия льющихся Свыше Излучений.
   Всё-таки благодаря своему рвению и при поддержке Мага ученики быстро преуспевали: теперь они знали, что имеют бесплотную душу, главное назначение которой - Совершенствование.
   Они постигли Тайну Существования и Закон Любви, Который диктует человеку обязанности к ближнему. Понемногу Супрамати готовил своих учеников к их миссии - проливать Свет Веры в омрачённые души их братьев.
   - Ваш долг вернуть другим то, что получили. Нелегко, конечно, внушить людям Законы Добра, удержать их от торного пути злоупотреблений и пороков. Вас будут ненавидеть, платить злом за Добро, но это не должно вас пугать. А если вы запечатлеете вашу миссию своей кровью, это будет славнейшая из побед. Знайте, что ваша кровь - это животворная роса, которая прольётся на бесплодную почву неверия и эгоизма. А память о вас зажжёт Веру в душах многих. И так, милые друзья, не бойтесь смерти, потому что смерть мученика - это небесный аромат, рассеивающий миазмы, которыми наполнена атмосфера человечества.
   - Учитель! Если я понял твои наставления, - сказал как-то один из учеников, - мы не должны никогда платить злом за зло, значит - защищаться. Но раз наши законы поощряют месть и уничтожение всего, что мешает нашей выгоде, то нас убьют, и совершенно бесполезно.
   Супрамати улыбнулся.
   - Ваша проповедь и должна уничтожить ваши законы, но не думайте, что вы будете безоружны. Проповедующий ИСТИНУ, воодушевлённый Любовью к своему долгу и вооружённый Крестом - непобедим.
   - Учитель, будь добр и поясни, почему ты считаешь Крест одарённым Особой Силой? Я знаю, что Этот Символ был очень почитаем у нас в прежнее время, но мне - непонятна основа такого почитания, - сказал Хаспати, один из самых ревностных учеников Супрамати, привязавшийся к нему.
   - Когда вы более созреете и подвинетесь в науках, то научитесь понимать, хотя бы отчасти, бесчисленные благодетельные свойства Этого Символа Вечности и Спасения. Крест, сын мой, - страшный по своему могуществу знак, Наступательное и Оборонительное Оружие. Будучи Созидателем и Разрушителем, Он является компасом посвящённого. Всюду, во всех видимых вами на небесном своде мирах Крест проявляет Свою Мощь, ибо Линии Креста, будучи продолжены на все четыре стороны, проникают Вселенную.
   Как-то вечером Супрамати сидел на эспланаде со своими учениками и поучал их искусству развивать Волю, а попутно примерами доказывал Силу Этого Двигателя. Под действием его Воли расцвёл засохший кустарник, и разразилась гроза, а затем стихла по его же велению.
   - Вы видите, дети мои, что развитая и сознательно направленная Воля подчиняет себе и делает мягкими космические элементы. Конечно, чтобы достигнуть степени моего могущества, потребно много времени и труда, но это - достижимо Путём Настойчивости и Понимания преследуемой цели.
   Ученики смотрели на него с восторгом и почти суеверным страхом.
   - Учитель, скажи нам, кто - ты, откуда пришёл, и от кого получил столь колоссальные Знания? - спросил Хаспати. - Объясни, почему в течение стольких веков никто до тебя не являлся открывать нам проповедуемые тобой Великие Истины?
   Супрамати задумался, глядя в пространство, а потом ответил:
   - Я - издалека, я - покорный сын Науки, посланный Светочами Добра и ИСТИНЫ рассеять мрак человеческих заблуждений и вернуть к ГОСПОДУ ЕГО заблудших детей. Потому что все вы - ЕГО дети, божественные и неразрушимые частицы, изошедшие из НЕГО. Видя вас заблудившимися в чаще невежества, порабощённых плотью, сделавшихся жестокими и порочными, Великие Светочи человечества послали вам одного из Своих верных слуг, вооружённого Крестом и Любовью, чтобы вернуть вас на Путь ИСТИНЫ. И мой приход - не напрасен: я - не один, у меня есть уже верные ученики, которые передадут мои наставления своим братьям и продолжат моё дело, если я погибну.
   - Что ты говоришь, учитель! Ты - благодетель стольких страждущих - погибнешь? Это было бы ужасно! Что станется с нами без тебя, без твоих наставлений? Мы не можем продолжать твоё дело! - воскликнул Хаспати со слезами на глазах и прижимаясь к своему Посвятителю.
   Супрамати погладил его склонённую голову.
   - Дело Спасения души от погибели невежества и безверия зачастую оплачивается жизнью. Но это ничего не значит, посеянное мной семя ИСТИНЫ, заповеданное освобождение от вековых оков атеизма, которое, я дал моим братьям, переживут моё телесное существование. А СОЗДАТЕЛЬ, по СВОЕМУ Милосердию, зачтёт мне мои труды и дозволит мне ещё на шаг приблизиться к Свету БОГА - Обители праведных душ, доблестно боровшихся за Добро. Вы же, дети мои, не должны бояться, что останетесь без руководителей. Призовите наставников, уединённо живущих в ваших горах, и они в изобилии принесут вам Духовные Хлеб и Вино, Которые насытят ваши души.
   - Почему же они не пришли до сих пор просвещать нас и исцелять? - спросил один из юношей.
   - Остерегайся судить безосновательно и судить то, что ты не понимаешь, - сказал Супрамати. - Как знать? А что, если их появление раньше нужной минуты привело бы лишь к бесполезной смерти? Я пришёл подготовить им путь, заложить основу дела, которое затем разовьют мои братья: они оживят вашу былую веру и восстановят то, что было искажено или забыто веками. А затем, если окажется нужным, явятся другие и поддержат ИСТИНУ. Их путь будет полосой света. Как и я, они выполнят своё назначение - делиться с братьями, полученными в свою очередь от других, ИСТИНОЙ и Светом.
   Замечание Супрамати смутило Хаспати.
   - Благодарю, учитель, на будущее время я буду осторожнее и воздержусь от слишком поспешных заключений.
  
   Глава 5
  
   C радостью наблюдал Супрамати за быстрыми успехами учеников, личные особенности которых начинали проявляться. Кого интересовала музыка, кого искусство врачевания, кого изучение оккультной силы планет, кого чудеса звёздного неба. В одном лишь сходились все - в стремлении изучить Силу Воли, Этот Рычаг Космических Сил, Исполинскую, управляющую стихиями Динамо-Машину, Волю, Которая, будучи разработана и дисциплинирована, представляет Могущество, подобное стихии.
   Теперь Супрамати выходил иногда из пещеры в сопровождении учеников и исцелял в селениях и окружных городах, а при случае и проповедовал, внушая слушателям Необходимость Любви к БОГУ, чтобы в жизненных испытаниях у НЕГО искать Помощи и Поддержки.
   Слава, окружающая "сверхъестественного" человека, ограждала, и никто не осмеливался задержать его за нарушение закона, запрещающего произносить даже Имя БОГА.
   И так, открыто все молчали, а втихомолку враги Мага всё сплачивались, и их число быстро росло.
   В первых рядах стояли врачи, считавшие себя обиженными в денежном отношении. Да и их оскорблённое "научное" самолюбие было задето. Не меньше недовольны были и те, кто находил удобнее не быть стесняемым никаким нравственным законом, совестью или долгом. Поэтому понятие о БОГЕ и ЕГО Законах они ненавидели, главным образом, как узду своим животным страстям. А число таких врагов было легион.
   Супрамати, читающий в людской душе и слышащий чужие мысли, видел растущее недоброжелательство, но не обращал на это внимания, продолжая исцелять и проповедовать.
   Однажды, возвращаясь из далёкого обхода, учитель и ученики шли лесом, и, утомившись, присели, чтобы отдохнуть и закусить. В чаще, заросшей кустарником и ползучими растениями, Супрамати усмотрел за грудами валежника кучу развалин.
   - Видите эти остатки разрушенного храма? Надеюсь, он скоро воспрянет вновь и под его сводами зазвучит священное пение, а общая Молитва привлечёт на верующих Обновляющие Волны Благодати БОГА.
   - Учитель, ты всё знаешь и видишь прошлое. Ибо как мог бы ты иначе угадать, что эти развалины были некогда одним из величайших храмов в стране! - воскликнул Хаспати. - Все избегают этого места, потому что во время разрушения святилища здесь было перебито значительное число укрывшихся в нём священнослужителей. Говорят даже, что это место - заколдовано, но никто не смеет об этом упоминать из страха наказания.
   - Какое ужасное это было время. Надеюсь, оно никогда не вернётся, - сказал другой из молодых людей. - Но скажи мне, учитель, будет ли опять священство, когда снова восстановится Поклонение БОГУ?
   - Конечно. Всякая служба требует служителей, и я полагаю, что вы, друзья мои, первыми примете на себя эту обязанность, великую и тяжёлую по своей ответственности, - сказал Супрамати. - Не думайте, что всё совершится без борьбы, у Добра всегда бывают противники, и мрак ненавидит Свет.
   Из бездны выйдет тысячеголовое чудовище неверия и сомнения, и всё оплюёт своей ядовитой слюной, прикрывая её именем "науки". Чудовище нападёт на храм и будет стараться подрыть его основание. Но в обязанности воинов Веры входит защищать святилище, которое заключает в себе Идею БОГА и является для человечества Источником Спасения души и тела.
   Горе посвящённым священнослужителям, которые допустят осквернение, унижение и расхищение вверенного им сокровища.
   Священник - первый служитель БОГА, посредник Священных Сил невидимого мира. Тайна окружает служителя алтаря, Этот Очаг Света, куда нисходит и где сосредоточивается Сила БОГА.
   Его жизнь должна быть непорочна, а мысль обращена к Небу, потому что он есть Сосуд, в Который вливается и посредством Которого разливается на смертных Спасительная Благодать.
   Горе - священнику, который, будучи нечист душой и телом, осмеливается приближаться к престолу за Восприятием Света Небес: он может только Его омрачить и загрязнить и тем лишить Его тех, кто ждёт Помощи и Спасения.
   Велико и высоко назначение священника, служителя БОГА, он должен хранить в своём сердце и применять на деле все проповедуемые им Истины, чтобы верующий смотрел на Такого Носителя Света снизу вверх.
   Не забывайте, дети мои, что упадок религии начинается с момента, когда в душу человека закрадывается пренебрежение к служителю БОГА. Но как пастух ответственен за каждую овцу в стаде, так и пастырь Стада ГОСПОДА должен знать душу своих овец.
   Хаспати склонился и поцеловал руку наставника.
   - Никогда, уважаемый учитель, мы не забудем твоих слов и станем молить БОГА помочь нам сделаться истинными священнослужителями, каких ты описал нам.
   По мере увеличения числа последователей, Супрамати действовал всё более открыто: он проповедовал даже в столице и объединил верных в общины, которые собирались на совместную Молитву и носили на шее маленькие из душистого дерева крестики, раздававшиеся их учителем.
   Все ненавистники Супрамати, - а таковых было большинство, - кипели бешенством, видя его "безнаказанность". Некоторые члены Королевского совета требовали на заседании задержания колдуна и предания его суду ввиду того, что его дерзость росла с каждым днём, а "глупые" проповеди грозили вызвать беспорядки и ниспровергнуть установленные законы.
   - Если большинство совета выскажется за арест, я противиться не буду, - сказал Инхазади. - Обдумайте, однако, своё решение и обсудите, не повлечёт ли за собой те беспорядки, которых вы опасаетесь, задержание человека, спасшего от смерти столько сотен людей. Незнакомец располагает к тому же для исцелений могущественными средствами. А кто из нас может поручиться, что ему не понадобится завтра обратиться за помощью к целителю?!
   Собрание молчало. Последний довод был неопровержим, и окончательное решение было отложено.
   Между тем такая отсрочка привела в ярость непримиримых. Они надумали действовать втихомолку и уничтожить "волшебника". Произошедший в это время случай утвердил их в этом намерении.
   Увидев Супрамати, Виспала вспыхнула к нему страстью, присущей людям той извращённой земли. Каждую ночь она с Медхой приходила на край пропасти любоваться Магом, когда он беседовал с учениками, играл или пел. Она не могла отвести глаз от лица Супрамати, озарённого Голубоватым Светом, и её страсть росла с каждым днём. Воспользовавшись посещением Магом города, Виспала сумела передать ему послание. В письме она признавалась в своей любви и объявляла, что избирает его в мужья и что это даст ему право на трон.
   "У моего дяди нет преемника мужского пола, и я - единственная его наследница, - писала она, - а мой муж будет королём, потому что я имею право только дать народу монарха, но не править".
   Это послание, как и второе в том же роде, осталось без ответа, а последствием их было то, что Супрамати перестал показываться ночью на площадке.
   Виспала думала, что сойдёт с ума. День и ночь она только и думала о пророке, кровь огнём кипела в её жилах и планы, один другого отчаяннее, роились в её голове.
   Раз ей удалось подойти к Магу, когда он был в городе. Супрамати, казалось, не заметил её, но когда она захотела коснуться его рукой, то почувствовала ток, отбросивший её в сторону.
   Виспала лишилась сна, аппетита и впала в такое отчаяние, что заболела. Продолжительные, непрерывные волнения вызвали одну из тех нервных болезней, против которых врачи не знали лекарств. Девушка потеряла зрение, а корчи чуть не ломали ей руки и ноги.
   Инхазади был в отчаянии, да и народ принимал участие в его горе, так как девушку все любили. Вследствие этого в пещеру отправилась депутация, если кто мог спасти принцессу, то только Супрамати.
   Маг обещал прийти и, приказав ученикам молиться в его отсутствие, отправился во дворец, где его провели в комнату больной.
   Обезображенная болезнью, Виспала лежала в постели, и Супрамати с грустью и сожалением смотрел на юное существо, погибающее от заражения собственными нечистыми излучениями.
   Её страсть внушала ему отвращение, но ведь не для того, чтобы презирать низших братьев, он пришёл в этот мир. Он должен любить их, шлифовать алмазы, и примером чистой привязанности облагораживать внушённое им чувство, которое, несмотря на разные омрачающие его тени, остаётся, тем не менее, великим чувством и зовётся Любовью.
   Супрамати убедился, что слизистый, чёрный и зловонный пар студёнистой корой окутал тело. Отвратительные существа, привлечённые из потустороннего мира её страстью, ползали по больной, высасывали её жизненность.
   Супрамати приказал оставить его наедине с больной. Когда все вышли, он наполнил водой тазик и опустил в него снятое с пальца кольцо.
   Вода стала голубоватой с серебристым отливом. Намочив в тазике полотенце, он вытер им лицо, руки и ноги девушки. Затем, заключив больную в магический круг, он перекрестил её, и начертанный им круг вспыхнул Огнём, опоясав постель Многоцветным Пламенем.
   Треща и разбрасывая Искры, Огонь пространства начал поглощать окружающую Виспалу чёрную и липкую атмосферу. Свистя и корчась, клубами разлетались мерзкие существа или пожирались Огнём. Мало-помалу тёмный пар исчез и его сменил Красный Свет, заливший всю комнату, осветив лежащую Виспалу. Пока работали Обновляющие Силы, она потеряла сознание.
   Теперь же из тела больной начали выделяться клубы чёрного дыма, поглощащиеся Красным Светом.
   Когда это явление прекратилось, Супрамати намочил другое полотенце, которое оказалось будто покрытым алмазной пылью, и, вытерев им тело больной, прикрыл её.
   Затем он взял арфу, сел у изголовья и начал играть.
   Полились Звуки Гармонии, и комната наполнилась мягким ароматом. Дивный Свет сменился Фиолетовым Сумраком. И на Этом Аметистовом Фоне появились Прозрачные Существа, сотканные из Того же Пара, и окружили постель принцессы. Их Образы колебались в ритме арфы, а Прозрачные Руки скользили по неподвижному телу Виспалы. Понемногу Видение стало бледнеть и рассеялось.
   А Супрамати продолжал играть, и на его лице застыло Выражение Радости. Он наслаждался плодами своих трудов в эту минуту, когда ему ещё раз удалось вернуть к жизни страждущее и осужденное на смерть существо. Блаженство вызываемой им Гармонии, Дар повелевать Могучими Деятелями Ароматов и Красок исполнило его сердце Радостью и Благодарностью.
   Отдавшись мыслям, Супрамати не заметил, что Виспала открыла глаза и поднялась, глядя на него любовным взором.
   Она чувствовала себя выздоровевшей, но во всём её существе произошло Превращение. Страсть, терзавшая её сердце, исчезла, уступив место пониманию пропасти, отделяющей её от высшего, любимого ей человека, и это понимание стало перед ней во всей ясности.
   При этом всё её существо было наполнено Признательностью и Счастьем - видеть его тут, около себя.
   Она сползла с постели, опустилась на колени и, подняв сложенные руки, прошептала со слезами в голосе:
   - Учитель, как мне благодарить тебя за спасение жизни...
   Супрамати перестал играть, благословил её, приподнял и сказал:
   - Не меня ты должна благодарить, а БОГА, твоего ТВОРЦА и Небесного ОТЦА. Будь же достойна дарованного тебе душевного и телесного здравия. Не забывай, дочь моя, что в телесной темнице горит Бессмертный Огонь, Который укажет тебе путь к МАЯКУ, освещающему, поддерживающему и охраняющему всё сущее.
   Он поднял руку, указывая на Светлый Крест, появившийся в воздухе и сверкающий, как алмаз.
   - Ты - благодетель всего страждущего, научи же меня Великой Науке: Верить и Любить Сердцем! - прошептала Виспала.
   - Веруй в своего ТВОРЦА, надейся на ЕГО Милосердие, люби ЕГО всей душой, и ты найдёшь Путь к Спасению. По мере очищения твоей души, ты научишься любить Сердцем и побеждать страсти. А теперь пойди и обними своего деда, который пережил много горя во время твоей болезни.
   Виспала схватила руку Супрамати и прижала к губам, а потом встала и побежала в комнату короля, где тот, окружённый несколькими приближёнными, со страхом ожидал результата лечения. Король был счастлив, увидев внучку здоровой. Когда же он и его близкие хотели благодарить Мага, он исчез.
   На заре следующего дня Инхазади прибыл в пещеру выразить Супрамати свою признательность за исцеление Виспалы. Король был взволнован. Он долго беседовал с Магом, после чего преклонил колени перед престолом, исповедуя БОГА, Имя КОТОРОГО закон запрещал ему произносить.
   Исцеление наследницы короля произвело огромное впечатление, и популярность Мага ещё возросла. Но в такой же почти степени усилилась ненависть к нему его врагов. Окончательно же привёл их в ярость слух, распространяющийся в народе и неизвестно откуда появившийся.
   Втихомолку, но уже шли повсюду разговоры о будущем короле, так как Инхазади был стар, и его кончина была недалека, и вдруг общий голос назвал Супрамати его преемником.
   - Может ли принцесса выбрать мужем кого-нибудь лучше этого благодетеля всех страждущих! - говорили в обществе. - Он - молод и красив, его происхождение, правда, темно, но зато принцесса - знатна родом. Он - беден к тому же, но это говорит о его бескорыстии. Иначе, будь он практичнее, это был бы самый богатый человек на планете. Чего бы только не заплатили ему за спасение от смерти близкого и дорогого существа.
   Вывод из этих разговоров был таков, что наиболее желательным государем оказывался только этот человек.
   Но если население желало иметь Супрамати своим королём, то даже возможность подобной комбинации возбудила уже против Мага ураган вражды и привлекла в партию его врагов очень влиятельных лиц. Среди таковых оказалось несколько молодых людей, которые по своему рождению и высокому положению надеялись быть избранными Виспалой. Её страсть к Магу не была уже тайной, и это давало шансы на успех всенародному проекту.
   Наиболее верным средством избежать неприятности - было бы удалить опасного человека, и на тайном совещании врагов решили покончить с ним.
   Последствием заговора было покушение на Супрамати, когда тот уходил с фермы, где только что излечил несколько стад, одержимых злокачественной болезнью. Поспешно нанесённый убийцей удар не попал, однако, в грудь, а задел только плечо. Злодей убежал, но был изловлен и приведён возмущёнными пастухами. Он оказался одним из тех, кому Супрамати спас жизнь.
   Толпа растерзала бы его, не вступись за него Маг, который сказал, что никто не имеет права карать, если он прощает виновного. Несмотря на это, преступник всё-таки мог быть убит кем-нибудь из слишком усердных сторонников Супрамати, но он предупредил негодяя и помог ему бежать.
   Второе покушение было придумано замысловатее и орудием избрали животное.
   Это был живший в болотах зверь - полулев, полубык, но зверь - необыкновенно сильный и хищный. Меньше ростом живущего на Земле быка, но с гривой наподобие львиной, этот уру - как звали животное - был снабжён тремя прямыми, острыми рогами и широкой пастью, усеянной зубами. Ноги у него были вроде обезьяньих лап.
   Приручить это животное не удавалось, но публика всегда с удовольствием смотрела на бывшие в большой моде бои таких уру, и это зрелище поэтому особенно интересовало, что зверя трудно было взять живьём, помимо малочисленности породы. В это время только что привели из болот двух больших особенно злобных животных, и одного из них выбрали, чтобы отделаться от Супрамати.
   Звери содержались в железных клетках, помещавшихся в открытом сарае. Когда Маг, сопровождаемый двумя учениками и большой толпой, переходил улицу, один из зверей вырвался из клетки, и, разъярённый криками погони, бросился к Магу, нагнув голову, готовый взять его на рога.
   Опасность была неминуема и смертельна. Зверь летел на него, а перепуганная толпа разбежалась в стороны.
   Но в двух шагах от Супрамати животное остановилось, понюхало воздух и повернуло в сторону одного из учеников. Но Супрамати поднял руку, и уру упал на колени. Тогда остолбеневшие зрители услышали, что Маг произнёс несколько незнакомых слов, странным образом скандируя их, и затем заиграл на арфе.
   Уру сначала слушал музыку, а потом подошёл к Супрамати и лёг у его ног. Маг погладил его по голове, дал кусок хлеба, вынутый из кармана, и животное ело из его рук. После этого, продолжая играть и напевая вполголоса, Супрамати направился к сараю в сопровождении уру, который по его приказанию вошёл в клетку.
   - Будьте осторожны в другой раз и не оставляйте открытой клетку. Я не один хожу по улице и сколько невинных могло бы пострадать вместо меня, - сказал он смущённым сторожам.
   Эта история вызвала огромный шум, а вместе с тем и неудовольствие в народе, учуявшем покушение на жизнь его благодетеля.
   Заговорщики притихли и на время отказались от своего замысла, но ещё больше возненавидели своего "врага", решив ждать удобную минуту и тем временем набирать сторонников.
   Вскоре скончался Инхазади. Старого короля любили, и его смерть была общим горем. Лишь те, кто обвинял его в слабости за допущение проповеди Супрамати, радовались кончине государя.
   Для Виспалы это был удар. Она оставалась одна, и её душу тяготило этого одиночество.
   После своего исцеления девушка изменилась: она избегала удовольствий, проводила целые часы в Молитве или в уединении и размышлениях.
   Время траура она провела в затворничестве, окружённая немногими, также вновь обращёнными к Вере подругами.
   Наконец настал день, когда, согласно закону, Виспала должна была объявить, кого она избирает мужем и королём, так как королева не управляла сама, а имела право избрать государя из молодых людей высшей знати.
   Государственный совет был в сборе, когда прибыла Виспала и заняла королевское место. Затем она объявила, что единственного человека в мире считает достойным наследовать её деду, а именно Супрамати - народного благодетеля, вернувшего здоровье и жизнь стольким тысячам людей.
   Присутствующие были смущены.
   - Твой выбор, королева, противоречит законам, - сказал старшина совета, придя в себя от изумления. - Ты хочешь поставить над нами королём человека, несомненно, достойного, но неизвестного происхождения, даже принадлежащего к особенной, неведомой расе. А это заразило бы твоё потомство, быть может, нечистой кровью и унизило бы древнюю славную династию, последней представительницей которой ты являешься. Подумай об этом, возлюбленная наша государыня, и не решай ничего без размышления.
   - Я обдумала всё раньше, чем пришла сюда, и моё решение - бесповоротно, - сказала Виспала. - Знаю также, что Совет имеет право одобрить мой выбор, или нет. Ваши доводы, может, и справедливы. Хотя, по-моему, бесчисленные благодеяния Супрамати служат лучшим подтверждением его благородства. Я готова подчиниться решению Совета. Но зато в случае отказа отрекаюсь от всех своих наследственных прав на престол и удаляюсь в частную жизнь. Пусть Совет и народ избирают короля по закону на благо населения. Через три дня вы мне дадите ответ.
   Виспала вышла из зала и удалилась в свои апартаменты.
   В зале Совета поднялся спор. Мнения разделились: одни не хотели слышать об избрании Супрамати, другие опасались возмущения в случае отказа, принимая во внимание всенародную любовь к молодой королеве, с одной стороны, и благоговение населения перед пророком-целителем - с другой.
   Умы всё более волновались. Противники Мага кричали, что с восшествием на престол этого неизвестного никому "колдуна" опять начнутся религиозные волнения, потому что он захочет восстановить прежний культ, водрузить давно свергнутый символ - крест, и потребует поклонения забытому БОГУ, без КОТОРОГО жилось отлично благодаря "мудрым законам".
   Противники возражали им, что тоже ведь много веков предки их прожили с Верой в БОГА, и времена были лучше, законы - менее жестоки, более справедливы и что всё равно, согласно предсказаниям, Вера должна, тем не менее, возродиться.
   Для успокоения возбуждённых страстей один маститый сановник предложил выбрать кандидата на престол, который отвечал бы всем условиям, и этим положить конец пререканиям.
   Сначала это предложение приняли единогласно. Но когда пришлось выбирать, то партийный дух, честолюбие и страсти до такой степени разгорелись среди этих людей, выросших в духе эгоизма, что не выбрали никого.
   Собрание незначительным большинством голосов решило, наконец, отправить к Супрамати депутацию с предложением короны. При этом многие промолчали, предпочитая даже незнакомца кому-нибудь из своих, возвышение которого задело бы их тщеславие.
   Ввиду такого решения после полудня депутация из высших сановников отправилась в пещеру.
   Супрамати выслушал их просьбу и усмехнулся, когда ему стали описывать все ожидающие его почести. Он ответил им, что это предложение - слишком важно, чтобы он мог принять решение, не обсудив его. Поэтому он просил депутатов подождать ответа до завтра.
   Оставшись один, он приказал ученикам удалиться в малую пещеру, а сам опустился на колени перед престолом и погрузился в Молитву.
   Его душа рвалась соединиться с Наставниками и получить их совет, - должен ли он брать на себя столь ответственное дело.
   Давно уже его очистившаяся душа не была омрачена тенью честолюбия. Но теперь он не знал, не было ли бы его возвышение желательным и полезным в интересах его миссии. Он жаждал совета или какого-нибудь видимого указания от своих руководителей.
   И вдруг голос Эбрамара прозвучал в его ушах, словно далёкая нежная музыка:
   - Иди, не колеблясь вперёд, доблестный сын Света. Чтобы достичь конечной цели, ты должен принять венец власти, сменив его, может, затем на мученический.
   Супрамати долго молился, а когда встал, то был спокоен, твёрд и знал, что ему делать.
   На заре он собрал своих учеников и сказал, что, становясь королём, должен покинуть их, и дал последние наставления.
   Поочерёдно он возлагал на голову каждого руки, долго молился, благословлял и всякому дал по деревянному крестику.
   - Всюду, где вы обоснуётесь, друзья мои, воздвигайте Символ Спасения и Вечности в Его тройственном виде: высота, ширина и глубина. Этот Наивысший Знак, Печать БОГА - Крест - должен быть на двери вашего дома и в ваших руках. Им вы будете исцелять болезни, изгонять бесов, укрощать бури и беды. Но не забывайте, что Сила Этого Орудия будет действовать только сообразно с вашей Верой и Любовью к БОГУ. Чем сильнее будет Вера, тем - страшнее Сила Креста.
   Проповедуйте и особенно доказывайте на деле Любовь ко всякому творению, потому что Любовь убивает ненависть и преступление, облагораживает человека и во сто раз увеличит ваши силы. Любите БОГА больше всего, и во всяком живом существе любите одушевляющую его божественную искру.
  
   Глава 6
  
   Когда на другой день прибыла депутация, Супрамати сказал, что согласен принять вверяемую ему власть, и был осыпан льстивыми, раболепными поздравлениями и изъявлениями радости прибывших сановников. Они не догадывались, что проникновенный взор Мага читает в их сердцах и видит их мысли и замыслы.
   Но глаза Супрамати не выдали его знания. Он дружелюбно ответил на приветствия, дал надеть на себя короткое белое одеяние, вышитое золотом, и голубой плащ, а на голову возложил широкий золотой, усыпанный драгоценными камнями венец. Затем он отбыл в королевский дворец.
   На верху главной лестницы его ожидала невеста. Виспала подняла на него полные слёз глаза и любовно взглянула. Когда же он с улыбкой взял её руку, поцеловал и прошептал несколько слов, глаза заблистали от радости, и она, сияя счастьем, направилась с ним на пир.
   Бракосочетание назначили через шесть недель, но бразды правления были теперь же вручены новому королю, и после председательствования впервые на собрании Совета Супрамати удалился в свои покои.
   Он взял с собой для личных услуг двух учеников, и это создало ему новых врагов. Придворные, считая, что имеют на эти должности права, были взбешены "прихотью" этого "проходимца", посмевшего предпочесть им таких же тёмных и ничтожных людей, как и он.
   Супрамати понимал, что его царствование не будет долговечно. Поэтому он хотел как можно полнее использовать бывшее в его распоряжении время, чтобы ввести преобразования и заложить основы религии, которая вернула бы народы к ТВОРЦУ.
   Благодаря его энергии, ему удалось отменить закон обречения на смерть больных, а затем и кое-какие другие менее важные, но жестокие и неправые законоположения.
   С едва скрываемым неудовольствием слушали сановники этого неизвестного им человека, когда тот говорил о Милосердии, Прощении и Добре, и затем "дерзкой", по их мнению, рукой намеревался ниспровергнуть всё общественно-политическое устройство государства, существовавшее многие века. Хороши или дурны были законы, но все к ним привыкли, и большинство было заинтересовано в их сохранении.
   Общее недовольство привилегированных классов росло, приобретая всё новых сторонников, а Супрамати, казалось, не замечал ничего и продолжал преобразовательное дело. Ежедневно по вечерам он проводил несколько часов с Виспалой, поучая её и развивая её ум.
   Теперь молодая королева понимала, насколько была ниже избранного ей мужа, и желала умственно дорасти до него. Она умоляла Супрамати просвещать её и внушить Ту Веру, Которую он исповедовал, и, конечно, у него не было более усердной, убеждённой и горячей ученицы.
   А среди населения распускали насчёт нового короля слухи. На первом месте стояло обвинение в чародействе, при помощи которого он уморил короля, а затем околдовал его наследницу, чтобы забрать в руки власть. Арфа, с помощью которой Супрамати совершал исцеления, оказалась тоже орудием волшебства, а он выставлялся агентом "горцев", пытающихся через него восстановить старые предрассудки и запрещённые под страхом смерти волхования. Все эти толки приняли такие размеры, что друзья Супрамати сочли своей обязанностью предупредить Виспалу о готовящейся революции.
   Супрамати работал в своём кабинете, когда к нему влетела его невеста, бледная и дрожащая. Прерывающимся от волнения голосом она передала ему слышанное.
   - Я всё это знаю, - сказала Супрамати, усаживая Виспалу.
   - Знаешь и не делаешь ничего, чтобы предотвратить грозящую тебе опасность?..
   Она упала на колени и с рыданьями протянула к нему руки:
   - Беги, Супрамати, скройся, пока не будут истреблены твои враги. Я сумею разоблачить и наказать негодяев, а когда они будут брошены в пропасть, тогда ты вернёшься сюда.
   Супрамати поднял её и сказал, качая головой:
   - Нечего сказать, хороший я подал бы этим пример, как надо применять на деле мои поучения. А вот лучше скажи мне, веришь ли ты, что я - колдун?
   - Конечно, нет! Но у тебя так много врагов, и они так злобствуют...
   - Ты должна была бы понять, что проповедуемые мной Великие Истины, Которые должны укорениться у вас, вызывают ярость обитателей ада. А тут они встречают слишком много пригодных для их целей, хоть и бессознательно слепых орудий в лице извращённого населения. Мне было бы недостойно бежать от судьбы, прятаться и снова явиться, когда опасность минует. Успокойся, Виспала, и не бойся ничего: случится лишь то, чему надлежит быть.
   Грустная, с мрачными предчувствиями в душе ушла к себе королева.
   Ободрённые бездеятельностью Супрамати, заговорщики осмелели, удвоили энергию и скоро почувствовали себя настолько сильными, что решили избрать день королевской свадьбы для выполнения своего плана. Но так как, несмотря на все их старания, у Супрамати оказалось всё-таки много сторонников среди бедноты и, особенно в рабочем населении, то заговорщики решили подмешать сильнонаркотическое средство к угощениям в честь торжества. Таким образом, защитники Супрамати уснут, и не будут иметь возможности помешать исполнению плана. А пока они ещё проснутся, да сообразят, в чём - дело, их пророка уже не будет в живых.
   Настал день свадьбы. Гражданская церемония была пышно отпразднована, а затем королевская чета объехала город, приветствуемая народом, который потом разбрёлся по местам, где для населения были приготовлены развлечения, угощения и подарки. Во дворце короля и королеву ожидал пир. На возвышении был приготовлен стол с двумя креслами для новобрачных, в золотом тонкой работы кувшине было налито старое вино.
   Супрамати был сосредоточен и спокоен, королева - грустна и встревожена...
   Как только они сели, Супрамати нагнулся к жене и шепнул:
   - Не пей этого вина, иначе ты заснёшь.
   - Это - яд? - пробормотала она.
   - Нет, сильное снотворное, - сказал Супрамати, делая вид, что пьёт, отвечая на тосты гостей.
   Пир был в полном разгаре. Тогда, пользуясь тем, что шум музыки и разговоры заглушали его слова, Супрамати нагнулся к жене и сказал:
   - Призови всё своё мужество, Виспала, и вооружись достоинством женщины и королевы. Приближается тяжелая минута, - он стиснул её руку. - Нас разлучат с тобой, и мои часы, вероятно, сочтены...
   - Так я умру с тобой! - прошептала Виспала, дрожа.
   Супрамати сделал отрицательный жест.
   - Нет, живи, чтобы поддержать и продолжить моё дело. Храни с любовью воспоминание обо мне, а я, хоть и невидимый для тебя, всегда отвечу на твой призыв...
   Его прервал шум извне и крики. Вслед за этим в залу ворвалась толпа вооружённых людей, во главе которой был прежний претендент на руку принцессы.
   - Схватите этого чародея, который волшебством завладел короной, убил Инхазади и ослепил сердце королевы! - кричал он, указывая на Супрамати, вставшего с места, за которого схватилась Виспала.
   В зале поднялся шум. Сторонники Супрамати бросились защищать его, и вокруг королевского возвышения загорелся бой. Но так как бунтовщики были в большом числе и нашли в зале единомышленников, то быстро оказались победителями, и глава заговорщиков взошёл на эстраду.
   Супрамати снял королевский венец и сказал:
   - К чему эта бойня! Я ведь не защищаюсь.
   - Это ничего не значит. Теперь дело идёт не о драке или колдовстве, а о том, чтобы оправдаться перед судом, - со смехом сказал глава бунтовщиков.
   Виспала вскрикнула, упала на колени и стала умолять, рыдая, об освобождении мужа.
   Супрамати поднял её и прошептал на ухо:
   - Стыдись вымаливать моё помилование!..
   Под влиянием воли Мага, Виспала успокоилась, и Супрамати воспользовался этим, чтобы поцеловать её и благословить.
   Но когда хотели увести короля, она уцепилась за него, но её силой оторвали от мужа. Затем она лишилась чувств, и её унесли.
   В большой зале Совета собрался временный Верховный суд, составленный из наиболее ярых врагов пророка.
   Перед этим кипевшим враждой и страстями ареопагом стоял Супрамати: грустно, задумчиво он смотрел на жестокие лица своих обуреваемых завистью судей, которые не сумели оценить Высшее Существо, отданное судьбой в их распоряжение.
   С удивлением и недоверием смотрел председатель на Голубоватый Пар, окутывающий Супрамати, но потом, будто спохватившись, крикнул:
   - Оправдывайся, дерзкий узурпатор, против тяготеющих над тобой обвинений! Пользуясь своей волшебной силой, ты дерзнул восстановить на нашей планете символ креста, сверженного уже века. Ты осмелился призывать отрицаемого нами БОГА, поклонение КОТОРОМУ воспрещено под страхом смерти. Ты соблазнил толпу вступить в преступные сношения с невидимым миром, проникнуть за опущенную нами завесу, которая скрывает раздоры и многие гибельные, сокровенные тайны. Своей странной музыкой и ядовитыми ароматами, извлекаемыми тобой из пространства, ты очаровываешь и соблазняешь людей до такой степени, что подчинил себе сердце даже нашей королевы, и она, вопреки обычаю, помимо многих достойных людей, выбрала мужем и королём тебя, проходимца тёмного происхождения. А теперь признайся, кто - ты, человек неведомой и невиданной расы? Где ты родился? Кто твои родители? Где ты научился вредной науке, которой пользуешься на нашу погибель, ибо твои поучения, несомненно, вызовут междоусобную войну.
   Супрамати спокойно слушал обвинительную речь судьи и, когда тот умолк, сказал:
   - Я - сын Света, ваш ОТЕЦ - также и мой. Я рождён той же божественной искрой, одушевляющей и вас, а единственные мои чары заключаются в превосходстве учёного над невеждой. Невежда - раб случайностей и всех посещающих его невзгод. Мудрый предвидит события и умеет предупредить их последствия.
   - Плохой ты, значит, мудрец, если не сумел предвидеть наши замыслы и тягостные для тебя последствия, - оскалив зубы, сказал один из самозванных судей.
   - Ошибаешься, Рагадди. В тот день, когда я исцелил твоего единственного сына, я уже знал, что ты участвовал в совещании, где обсуждалась моя смерть. Кто же из нас двух сеял раздор? Но это ничего не значит. Я здесь - по воле моих Учителей, чтобы посеять между вами Любовь и Веру. Свет же, Которым я озарил тьму, уже не угаснет. Моё дело исполнено. А вы теперь исполняйте своё: разбейте цепи, привязывающие меня к этому миру. Такова участь пророка - запечатлеть своей кровью проповедуемое им Учение.
   - Ты стал намного покорнее, великий волшебник. Почему ты не защитишь себя каким-нибудь колдовством? Раз ты умеешь обращать в кротких овечек диких животных, так почему не воспользоваться имеющимися в твоём распоряжении силами? Или тебе не хватает арфы, и всё твоё могущество заключается в этом талисмане?
   - Не всё ли - равно, в чём моё - могущество, когда я им не пользуюсь. Исполняйте ваше дело - старое, как мир, но всегда новое - убейте пророка, чтобы его кровь очистила нечестивым атмосферу.
   - Тогда не будем терять времени, чтобы не помешать этому "очищению атмосферы", - сказал председатель и произнёс приговор, которым Супрамати надлежало изрешетить стрелами, а потом сжечь. - На заре приговор над тобой будет приведён в исполнение, и когда ветер развеет твой пепел и от тебя не останется ничего, мы с корнем вырвем все посеянные тобой заблуждения, - прибавил он с выражением ненависти.
   Супрамати дал заковать себя в цепи, после чего его увели в темницу и там заперли.
   Оставшись один, он опустился на лежащую в углу кучу сена. Как противоречило великолепное, нарядное одеяние этому мрачному и затхлому подземелью.
   Пока он размышлял, странное настроение овладело его душой.
   Он слышал, что Высшее Посвящение требовало смерти адепта как доказательства победы посвящённого над плотью и собой... Но ведь он - бессмертный: мог ли он умереть?
   Правда, он очутился в другом мире иного химического состава, где Первородная Материя его Земли не производит, может, своего обычное действие. При первом покушении он был же ранен и страдал даже от раны, хоть она и быстро зажила.
   В случае смерти он будет и телесно разлучён со своими Учителями, с Эбрамаром, например, и, следовательно, лишён возможности перейти на новую планету, куда его братья пойдут законодателями... Где же и каким образом применит он тогда приобретённое им Знание?
   При помощи Науки Учителя могли бы собрать новую материю на его астральном теле, но это было бы уже нечто иное. В общем, будущее было туманно, а путь не был предначертан и ясен...
   В Супрамати проснулась какая-то тоска, а душу давила тяжесть, и у него слегка закружилась голова. Ему казалось, что воздух становится удушливым, и, охваченный слабостью, он прислонился к стене. В этом полудремотном состоянии ему послышались отдалённые голоса:
   - Зачем ты покинул гималайский приют? Куда привела тебя жажда Совершенствования... Ради мнимой, призрачной славы быть пророком, ты должен теперь умереть и остановиться на полпути. Почитаемые тобой руководители обманули тебя, толкнув на испытание, которое уничтожит телесно, а плоды награды скушают другие. А какая отвратительная смерть ожидает твоё совершенное, одухотворённое тело! Ветер рассеет его на атомы, которые затем отлетят в хаос...
   Дрожь пробежала по телу Супрамати. Он почувствовал, будто его пронизывают иглы, причиняя страшную боль. Вместе с тем вблизи загорался костёр, распространяющий нестерпимый жар, а огненные языки ползли к нему и лизали уже его ноги, содрогающиеся под огнём...
   Голос же всё шептал ему в ухо:
   - Ты чувствуешь, как стрелы впиваются в твоё тело, и пламя пожирает его? Ты властен повелевать стихиями, однако это тебе воспретили... Ты не смеешь, видишь ли, пользоваться своим Знанием для самозащиты! Какое издевательство. Ха-ха-ха!..
   От ужаса перед терзающими его страданиями холодный пот покрыл тело Супрамати. В нём что-то содрогалось, отбивалось и возмущалось.
   Он смутным взором глянул на костёр, который будто исчезал в разверзшейся под ним пропасти. А над бездной реял пособник Сармиэля - Дракон сомнения со свитой чудовищ, порождённых тьмой и обычно окружающих человека, порабощённого плотью. Там пресмыкались и страх, и унижающие, парализующие волю людей слабости, и гнетущая тоска перед неизвестностью...
   Дракон у порога - сомнение - противник, стерегущий телесные слабости. Он подступает к сыну Света так же, как и к обычному смертному. С низшей ступени лестницы Совершенствования и вплоть до ограды загадки, таящей конечную судьбу человеческой души, дракон сомнения неотступно сопровождает души, задерживая их Восхождение и отравляя горечью Заслугу Победы.
   Это чудовище набрасывается как на малые, так и на великие души. Это - тень всего живущего, и роковая тень, как для гения, так и для заурядного человека.
   В каждый тяжёлый час разочарования и страдания лукавый голос шепчет:
   - Приди под моё крыло. Я дам тебе всё, избавлю тебя от мучающего тебя Знания и Совестливости. Я рассею перед твоими глазами убаюкивающие тебя обманы...
   Слабость Супрамати всё росла. Невыносимые боли терзали его, мысли мутились. Тем не менее, он понимал опасность, усилием воли стряхнув охватившую его слабость разочарования и закравшееся в его уже чистую душу сомнение. Да, сомнение оказывалось ужасным, коварным врагом. Недаром предупреждали наставники об этом болоте, могущем погубить его, обратить в ничто труды веков.
   - Мои Наставники и Руководители, не оставьте меня! - вскричал он, и во мраке подземелья загорелся Лучезарный Крест.
   Супрамати вскочил. С него будто спала скала, и, подняв руку, он вскрикнул:
   - Отойди и исчезни, отродье адово! Ты могло искушать меня, но не пленить. С Верой и Любовью я предаю свою судьбу в руки моих Руководителей, а душу моему СОЗДАТЕЛЮ. Да будет ЕГО Воля!..
   Он опустился на колени и стал так молиться, что не заметил, как с ног и рук спали цепи. Затем боль прошла, а бездна и тучи сомнения исчезли с громом бури.
   Вдруг подземелье озарилось Мягким Серебристым Светом, и перед Супрамати появился старейшина братства ГРААЛЯ. Его одежда была словно выткана из алмазов, а ниспадающая с плеч белая мантия терялась в сумраке. В руке он держал чашу, увенчанную крестом.
   - Наш ГОСПОДЬ посылает СВОЮ Кровь, чтобы подкрепить тебя и помочь довести до конца начатое тобой дело. Прими ИСТОЧНИК Вечной Жизни.
   Счастливый, полный Веры и Умиления, Супрамати вкусил Пурпурной Влаги, разлившейся Огненным Потоком по его жилам, придав ему Силу и Чувство Покоя.
   Видение исчезло, а он начал молиться с тем восторгом, который отторгает душу от Земли и возносит её в Сферы Гармонии и Мира...
   Вошедшая в темницу вооружённая стража вывела Супрамати из его восторженного состояния. Но люди видели окружающий узника Ослепительный Свет и со страхом смотрели на него.
   Начальник стражи приказал Супрамати следовать за ним, а его воины смотрели на валяющиеся на полу цепи.
   Занимающаяся заря одевала Землю белесоватым дремотным светом. Пленника вывели на небольшой, прилегающий к темнице двор, окружённый высокими стенами, и дверь за ним захлопнулась. Но едва он сделал несколько шагов, как из тени отделилась закутанная в покрывало женщина, с рыданьями бросилась перед ним на колени и обхватила его.
   Это была Виспала. Супрамати поднял её, поцеловал и старался утешить, радуясь, что видит её ещё раз.
   - Мне разрешили проститься с тобой, но пережить я тебя не хочу. Нет сил! Ужасно потерять тебя в ту минуту, когда мы соединились на всю жизнь. Я понимаю всё своё ничтожество перед тобой и разделяющую нас пропасть, но для любви не существует расстояния. Как я ни жалка, я люблю тебя больше жизни...
   Слёзы заглушили её.
   Супрамати поднял её поникшую голову, заглядывая в её полные слёз глаза.
   - Ты - права. Чистая Любовь, Которой я учил тебя, не знает ни расстояния, ни преград, и духовно ты не можешь меня лишиться, потому что твоя Любовь ко мне неразрывно связала нас навеки. Эта связь доставит мне всегда твою мысль и принесёт тебе мой ответ. Так не огорчай же меня в этот великий час мыслями о самоубийстве. Такая смерть далеко отстранила бы тебя от меня. Живи и чти мою память делами Милосердия, полезной работой, распространением моего учения, и всякая обращённая тобой к СОЗДАТЕЛЮ заблудшая душа будет мне даром от тебя.
   Вера вспыхнула в глазах Виспалы.
   - Я буду жить, Супрамати, чтобы сделаться достойной и приблизиться к тебе, дивному существу, которое ГОСПОДЬ по СВОЕЙ Благости дал мне узнать и полюбить. Всю мою остальную жизнь я посвящу распространению твоего учения.
   Она обняла Супрамати и поцеловала его, но в ту же минуту вздрогнула.
   - Твои уста - сухи, дорогой мой, тебя мучает жажда? Эти изверги лишили тебя даже воды... Я предвидела это, возьми!
   Она достала из кармана красный, сочный фрукт и подала Супрамати, которому хотелось пить. Он съел свежий, душистый плод и с минуту подержал крупную, как яблоко, косточку на ладони, а потом нагнулся и зарыл её в землю.
   - На память об этой минуте и моей благодарности за доброе чувство, внушившее тебе мысль подкрепить меня, я оставлю дерево, плоды которого будут служить источником здоровья для бедных и обездоленных. А теперь помолись со мной.
   Он простёр руки над местом, где посадил косточку, и из его пальцев потекли струи Разноцветного Света, а из ладони стали выходить Облака Пара, падающего на землю и впитывающегося почвой. Он преобразился, из глаз брызнули Ослепительные Лучи, и послышалась мелодичная музыка.
   Виспала стояла на коленях и с дрожью в сердце, объятая очарованием, смотрела на происходящее перед ней необыкновенное явление. Она видела, как земля, вздрагивая, подалась, лопнула, и появился первый стебелёк, который рос на глазах и превратился в невиданное, удивительное деревце.
   Его белоснежный ствол фосфоресцировал и был прозрачен, так что под корой видно было, как протекает красный сок.
   Супрамати опустил руки и сказал, обращаясь к Виспале:
   - Дерево будет цвести и давать плоды круглый год. Я одарил его целебными свойствами. Каждый, кто подойдёт к нему с Верой и Любовью, найдёт в его излучениях телесное и душевное здоровье. А теперь, дорогая моя, прощай, за мной сейчас придут, - сказал Супрамати, поднимая онемевшую от горя и волнения Виспалу.
   Он поцеловал её, благословил и, сняв с себя крест, надел ей на шею.
   - Он будет опорой и покровителем. Завещаю тебе и свою арфу, которую спрятали ученики. Вы повесите её в первом же храме, который воздвигнете БОГУ. Мои мысли и воля запечатлелись на инструменте, и струны будут звучать, когда понадобится. А издавать они будут лишь Песни Мира, укрепляющие нравственно и физически.
   Его прервал шум открывающейся двери - вошёл вооружённый конвой. Два воина унесли впавшую в беспамятство королеву, а другие окружили Супрамати, который шёл спокойный и радостный.
   Неподалёку от темницы кучка учеников и преданных друзей ожидала шествие, чтобы проститься со своим благодетелем. Начальник конвоя сдался на их мольбы и позволил подойти к осужденному. Супрамати каждого поцеловал и благословил, а потом сказал:
   - Вместо того чтобы плакать, смотрите, как я буду умирать. Не одному из вас придётся, может, запечатлеть своей кровью проповедуемые им Истины. Так приготовьтесь же, чтобы с достоинством выдержать этот час.
   Ради глумления, костёр соорудили на площадке перед пещерой, где жил Супрамати. Орудие казни господствовало над бездной смерти, от которой он спас тысячи людей. И поток на дне пропасти никогда ещё так не ревел и не пенился с такой яростью.
   Супрамати не сопротивлялся, когда его привязывали к столбу. Его лицо сияло Радостью и Верой. Ничто теперь не нарушало Спокойствия его души. Побеждено было то чудище - сомнение, которое встаёт перед каждым умирающим, смущая его и омрачая великую минуту, когда для его разрешается загадка жизни. Маг без сожаления встречал телесную смерть, чтобы возродиться в Вечном Свете.
   Когда с треском загорелся костёр, его душу объяла Молитва, и по мере того как Она возносилась в Обители Света, отходил от него и стушёвывался видимый мир. Он не чувствовал вонзающихся в его тело стрел, и струящаяся из ран кровь казалась светлой и лучистой, а не густой и тяжёлой, какая течёт в жилах заурядного человечества. Невидимое раскрылось перед ним, и светлые существа окружали Супрамати, а в насыщенном мягкими ароматами воздухе звучала Музыка Сфер.
   Но вдруг небо покрылось тёмно-серыми тучами, молния рассекла тьму, и земля задрожала, а люди попадали. Пурпурная звезда вылетела из костра, стрелой поднялась ввысь и исчезла в тумане.
   Через минуту из пещеры пророка с рёвом хлынул кипучий и пенистый поток голубоватой воды и ринулся в бездну, увлекая за собой костёр...
   Впоследствии убедились, что там, где прежде был горный ключ и водоём, земля образовала широкую трещину, из которой и хлынул поток сапфирового цвета воды, осыпанной Фосфорическими Искрами...

***

   Виспала скоро пришла в себя, но во дворец не вернулась и, опустив на лицо вуаль, последовала за страшным шествием. Наткнувшись по дороге на кучку учеников и друзей, Виспала остановила их и умоляла поднять народ, чтобы вести спасать своего короля и благодетеля.
   Как ни несбыточна была эта надежда, однако все, особенно двое из друзей, ухватились за возможность освободить учителя и бросились в разные концы города. Между тем, под влиянием снотворного зелья население спало, не подозревая, что в это время ведут на казнь их друга и покровителя. Но оцепенение уже начинало проходить, а известие о происшествии ошеломило и вызвало в городе ярость.
   На призыв королевы и Хаспати одни бросились к пропасти, а другие накинулись на дома враждебных Супрамати членов королевского совета, которых и перебили.
   Первые, прибывшие с Виспалой и Хаспати, ещё видели с минуту пророка, объятого пламенем. А потом разразилась гроза, огненная звезда взлетела на воздух, и, наконец, бурный, хлынувший из пещеры поток смыл с площадки последние следы совершённого там убийства.
   В первую минуту толпа оцепенела, а затем наступил порыв отчаяния. Люди рвали на себе волосы и катались по земле, их крики и вопли заглушались рёвом урагана.
   Но если так бурно были настроены сторонники Супрамати, то и враги пророка, собравшиеся в значительном числе, не были расположены допустить над собой расправу народа. Завязалась кровавая схватка, и Виспалу едва удалось обезопасить. Стоя на коленях у края бездны, она молилась.
   - Королева, попробуй прекратить эту бойню - первое следствие разглагольствований казнённого колдуна, - крикнул один из советников.
   - Вы зажгли раздор, так и усмиряйте его, - сказала королева.
   Но затем она повернулась к Хаспати и спросила, не давал ли ему учитель, на случай его отсутствия указаний, как успокаивать человеческие страсти.
   Хаспати подумал с минуту:
   - Пойдём в пещеру. Там спрятана арфа учителя, и он сказал мне однажды, что если горячо помолиться и произнести несколько слов на незнакомом языке, которому он меня научил, то арфа зазвучит, и все её услышат, словно если бы он играл, настолько на ней запечатлелись его голос и музыка.
   Окольным путём они добрались до противоположного берега, поднялись на лестницу и, несмотря на воду, спокойно вытекающую теперь из пещеры, пробрались внутрь. Достав запрятанную в тайнике хрустальную арфу, Хаспати с Виспалой появились с ней на эспланаде.
   На противоположном берегу всё ещё шёл бой, но гроза уже стихала.
   После Молитвы Хаспати поднял арфу, произнося таинственные слова, и Голубоватое Облако окружило инструмент, а Виспале показалось, что она видит прозрачных с неясными очертаниями существ.
   Вдруг, о чудо! Струны зазвучали, вторя раздавшемуся затем голосу Мага, поющему дивную песню. По мере того как разливалось это пение, страсти сражающихся стали стихать, и бой прекратился, а ошеломлённая и испуганная толпа пала на колени. Когда голос певца умолк, люди направились в город, где их рассказ о случившемся явлении также произвёл реакцию.
   На следующий день уцелевшие члены государственного Совета собрались и просили Виспалу назначить регента, пока она не успокоится настолько, чтобы избрать супруга и короля.
   - Я не хочу царствовать. Моё горе кончится лишь с моей жизнью, - сказала она.
   Никакие убеждения не действовали. Виспала удалилась в пещеру, где жил Супрамати, и там воздвигла первый храм БОГУ, как это предсказал старый священник, последний служитель святилища.
   Наступило время смуты. Сторонники безбожия пробовали восстановить прежний "удобный" порядок, но последние события воздействовали отрезвляюще на общество.
   Смерть Супрамати произвела слишком сильную реакцию в душах. Число последователей учения пророка росло с каждым днём, и этому способствовали совершающиеся в пещере исцеления. Вода хлынувшего из земли источника оказалась целебной, и богомольцы стекались отовсюду искать помощи или слушать проповеди Виспалы и учеников чтимого пророка.
   Через несколько месяцев после смерти Супрамати был восстановлен храм в лесу, а за ним и много других. Борьба с безверием, конечно, сразу не кончилась, ибо зло чересчур укоренилось. Но основа всё же была положена, светоч Веры вновь зажжён и Путь к БОГУ найден...

***

   Привязанный к костру, который должен был уничтожить его, Супрамати не думал о теле, покидаемом без сожаления, ни о разрушительной стихии. Его душа, полная Веры, Любви и Стремления к БОГУ, утопала в экстазе.
   Ему чудилось, будто с него спадает тяжесть, и он тает в океане огня. Потом его словно подхватил порыв ветра, а около кружились сероватые неясные существа и словно несли его.
   Ещё менее отчётливо он чувствовал, как с головокружительной быстротой пролетал облачные слои, а потом упал в бездонную пропасть и лишился сознания... Нежные и необыкновенно мягкие звуки пробудили его.
   Он ещё не отдавал себе отчёта в совершившемся. Волны Гармонии убаюкивали его и поднимали, усталый взор блуждал по знакомой обстановке склепа Гермеса, озарённого голубовато-серебристым светом.
   Вдруг к нему вернулась память, и он привстал. Он находился в саркофаге, куда был положен для исполнения своей миссии. А над ним витал, окружённый Снопами Ослепительного Света, основоположник первых времён мира Гермес Трисмегист.
   Теперь Супрамати мог выносить Этот Свет и смотреть на покровителя древнего Египта.
   Лучезарное Видение протянуло к нему Руки, казавшиеся вытканными из Света, и Супрамати встал.
   - Приди в мои объятья, дорогой мой ученик, и прими награду за свои труды, - произнёс певучий, но словно заглушённый расстоянием голос. - Первый луч Мага ты получил за то, что поборол в себе "зверя", второй - за приобретённое Знание, третий - за Человеколюбие и Любовь к БОГУ до смерти.
   Прозрачная Рука коснулась головы Супрамати, и на его челе среди двух лучей, голубого и зелёного, заблестел третий - пурпурный с золотистым отливом. Он почувствовал на лбу поцелуй Видения, а затем Образ Гермеса истаял в Голубоватой Дымке.
   Поток жизненных сил и энергии наполнил Супрамати, и он блещущим радостью взором окинул склеп.
   А там собрались уже Иерофанты, Эбрамар, рыцари ГРААЛЯ и между ними Дахир с лучезарным взором, также с тремя лучами мистического венца Магов.
   Супрамати выскочил из саркофага и бросился в объятья Эбрамара, который со слезами на глазах прижал его к груди.
   - Дорогой сын души моей! Каким счастливым часом ты одарил меня.
   Затем все присутствующие обнимали его и поздравляли. А больше всего его взволновало свидание с Дахиром, верным спутником на Пути Совершенствования.
   Когда первое волнение стихло, всё собрание опустилось на колени и в Молитве возблагодарило ГОСПОДА, даровавшего столько Милостей.
   По окончании краткого моления оба героя торжества были отведены в залу, где было приготовлено скромное пиршество.
   Жилище Магов в этот день имело праздничный вид. Всюду висели гирлянды, ученики усыпали цветами путь, а во время трапезы голоса молодых адептов увеселяли гостей песнопениями.
   За столом велись разговоры, души этих людей были полны удовлетворения. Эбрамар был счастлив и горд обоими сынами своей Науки. Они испытывали Блаженство от осознания, что оказались достойны возложенного на них дела, и были преисполнены Любви к Наставникам, сделавшим из них то, чем они стали.
   По окончании обеда Дахир и Супрамати узнали, что Эбрамар берёт их к себе в Гималаи отдохнуть в одном из дворцов Посвящения до той поры, когда они будут призваны для выполнения последней миссии на приговорённой к смерти и бывшей их колыбелью Земле.
   Дахир и Супрамати преклонили колени перед Великим Иерофантом, благодаря его за всё приобретённое и изученное под его руководством.
   Затем они простились с Иерофантами, Сиддхартхой и всеми членами братства.
   А час спустя воздушный корабль уносил их с Эбрамаром в Гималаи на отдых до того момента, когда согласно девизу Магов "Вперёд к Свету!", они вновь двинутся в путь.
  
   Глава 7
  
   Гималаи таят в своих каменных недрах множество тайн. Там, на сотни километров раскинулась сеть галерей, из которых одни выходят в неведомые долины, где красуются дворцы посвящённых, другие ведут в подземные храмы и города, а иные в пещеры, где в сундуках, на столах и полках хранятся собрания бытописаний. Здесь собраны архивы планеты, карты и история исчезнувших континентов с обитавшими на них народами. Всё это начертано на шкурах животных, древесной коре, пальмовых листьях и глиняных или металлических пластинках. Но нога профана никогда не касалась земли этих тайников, ни один нескромный глаз не любовался собранными здесь чудесами искусств и истории земного человечества...
   В подземном мире царило необычное движение. К главному и обширному храму этого подземного города направлялись многочисленные процессии. По галерее шли попарно молодые женщины в длинных прозрачных туниках и под разноцветными покрывалами: светло-зелёными, голубыми, красными, фиолетовыми и белыми. Их головы украшали венки из светиящихся цветов. Величаво, в безмолвии продвигались они, поднимались по лестнице и вступали в обширную пещеру с колоннами, украшенную огромными статуями Богов и Богинь. Конец залы в виде полукруга скрывала тяжёлая, но гибкая металлическая завеса, по эту сторону были две широкие каменные ступени, на одной из которых разместились вошедшие женщины.
   Разными ходами вступали всё новые процессии. Вошли молодые люди в восточном одеянии и кисейных чалмах. Затем потянулась вереница рыцарей в серебристых доспехах, крылатых шлемах и широких белых плащах, ниспадающих с плеч, а за ними следовали женщины братства ГРААЛЯ, и на груди каждой красовалась вышитая золотом чаша, увенчанная крестом. Далее появилось шествие детей-Магов - обоего пола с маленькими золотыми арфами и другими музыкальными инструментами. Затем вошли Магини-женщины ангельской красоты. Их белоснежные одеяния и длинные вуали были осыпаны словно алмазной пылью.
   Все входящие, в количестве нескольких тысяч человек, размещались по храму, и как только все заняли места, из открытой против завесы галереи показалась процессия Магов. Их окружал Широкий Ореол Золотистого Света, и число лучей над головой означало степень достигнутого ими Посвящения. На груди каждого блестела магическая звезда.
   Когда представители Великой Науки полукругом расположились перед завесой, она раздвинулась надвое, открыв эстраду в несколько ступеней, и вся зала озарилась Мягким Голубоватым Светом.
   На эстраде восседал ареопаг Высших Магов. От них, особенно от их голов и даже одежд, исходил Ослепительный Свет, но Беловатая Дымка скрывала их черты. У восседающего посередине ареопага над челом сияло семь лучей.
   По мере того как раздвигалась завеса, стала доноситься Невыразимой Гармонии и Красоты Музыка. Верховный Маг встал и благословил присутствовующих, после чего всё собрание запело гимн, а затем сосредоточилось в Молитве. После этого Верховный Маг подошёл к краю эстрады. Черты его лица нельзя было рассмотреть, но голос доносился до последних рядов.
   - Братья и дети мои! Нас соединяет сегодня величие наступающего момента. Приближается кончина планеты, на которой мы живём. Умирает наша общая Мать, вскормившая нас, бывшая школой наших юных лет, на которой мы проходили все испытания по Пути Восхождения к Свету.
   В этом наша Земля подчиняется, конечно, лишь общему закону. Так как всё рождающееся должно умереть, а прослужив приютом миллиардам человеческих поколений, планета истощилась. Её питательные соки иссякли, и она не может уже предоставить своим неблагодарным детям ничего иного, кроме могилы.
   Я называю неблагодарным и даже слепым земное человечество, потому что оно немилосердно эксплуатировало Мать-Кормилицу, высосало мозг из её костей и уничтожило равновесие сил, дававших ей жизнь. Наконец, осквернило её преступлениями и нечестием, вследствие чего разыгрались хаотические стихии, которые её и доконают... задолго до того предела, какого она могла бы достичь.
   Нас, бессмертных, живших планетной жизнью, наступающий момент должен особенно волновать. Нам предстоит покинуть Землю, которая служила нам колыбелью, но не будет нашей могилой, порвать тысячи связывающих с ней уз и в ином мире искать себе новую родину.
   Там, братья, мы станем уже смертными и сбросим оболочку, которую повелела нам нести наша судьба. Но я созвал вас сюда не для того только, чтобы сказать о приближающемся крушении, а чтобы поговорить о последней предстоящей нам миссии на этой умирающей Земле, для чего нам в последний раз придётся вступить в общение со смертными. В настоящее время воплощено множество особого сорта душ, все те, кто своими деяниями, примерами, измышлениями способствовали разрушению и уничтожению планеты. Все те, кто отрицал, кощунствовал и боролся против Небесного ОТЦА, разрушал храмы и осквернял алтари. Все те, кто своими софизмами, извращением ИСТИНЫ соблазнял своих ближних, учил их презирать Закон и Веру. Наконец, главы государств, которые, вместо того чтобы облагораживать, очищать и дисциплинировать вверенные народы, вместо того чтобы охранять и поддерживать законы нравственности, сохраняющие Равновесие, - отдали невеждам или преступникам власть вредить, обирали бедняка или торговали правосудием и народными интересами. Закон Кармы привлёк и собрал всех этих продавшихся сатане людей на место их злодеяний, чтобы они участвовали в подготовленном их же стараниями крушении. На этом последнем судилище, предсказанном пророками, у них потребуется отчёт о развращённых и убитых ими жертвах, о невинно пролитой крови, питавшей ад. Какое это ужасное наказание - видеть и чувствовать агонию мира, быть свидетелем страшных явлений - предвестников катастрофы, когда невидимое станет видимым, и в ужас впадут самые смелые. Да совершится над ними их судьба и да постигнет их созданная ими же Карма.
   Но среди преступной толпы, которую покарают её же деяния, встречаются души, которые устояли против окружающих их искушений, ратовали за ИСТИНУ, терпели глумление и преследование злых и, несмотря на всеобщие почти вражду, презрение и поношение, несли Свет в область тьмы.
   Вера в БОГА никогда не угасала в их сердцах, они никогда не отрекались от СОЗДАТЕЛЯ ради мимолётных земных выгод, и здесь были презираемы, забыты, гонимы, но вы, Маги, распознаете этих тружеников - с чистым сердцем, горячей душой, - и приготовите им почётное место в новом мире, куда мы идём. Велика - налагаемая на вас этой высокой минутой задача. Идите, братья, сёстры и дети мои, проповедуйте ИСТИНУ, поддерживайте слабых, утешайте всех страждущих, потому что Милосердие - наш долг, а Знание даёт вам в руки средство для оказания помощи. Но будьте осмотрительны в выборе спутников в новый мир, где нам надлежит насаждать религию и приобретённые нами Знания, а также преподать Законы БОГА и установить человеческие законы. Берегитесь же брать кого-либо с заражённой преступлениями и излишествами кровью, с мозгом, отравленным враждой против БОГА и ЕГО Законов.
   Этих общих указаний достаточно, братья и сёстры, чтобы наметить ваш путь. Идите же исполнять своё дело, и да направит вас, научит и подкрепит СОЗДАТЕЛЬ.
   Великий Иерофант умолк, и несколько минут в собрании была тишина. Прекрасные, одухотворённые лица этих странных, живших вне человечества существ были сосредоточены. Всё, что оставалось в них человеческого, страдало в эту минуту от близкой разлуки с Землёй, где они родились, с которой связывали их тысячи воспоминаний на Пути Восхождения.
   В последний раз раздался голос Великого Иерофанта:
   - До свидания, братья и сёстры! Расходитесь каждый в область, намеченную для вашей деятельности. В великий час мы встретим вас с полчищами, которые каждый приведёт за собой.
   Он благословил присутствующих, все пропели Молитву, и металлическая завеса задернулась, скрыв за собой ареопаг Магов. А потом толпа разошлась по галереям подземного лабиринта.
   Ничто не изменилось в долине, где стоял дворец Эбрамара. По-прежнему там расстилалась зелень садов, журчали фонтаны и цветники радовали глаз и наполняли благоуханием воздух.
   На террасе, у стола с рукописями, сидел учёный и размышлял, склонив голову на руки.
   Эбрамар казался ещё прекраснее прежнего. Мягкий, струящийся от него Серебристый Свет окутывал его фигуру, а в больших чёрных глазах блестело Такое Могущество и Такой Огонь, что их взгляд трудно было вынести.
   Вдруг лицо Эбрамара озарилось улыбкой. Он встал и пошёл навстречу троим людям, подошедшим к террасе. Все они были в белом длинном одеянии Магов, на голове двоих блестели по три золотых луча, у третьего - только один.
   - Добро пожаловать, Дахир и Супрамати, мои милые братья, - сказал Эбрамар, целуя их.
   Потом особенно нежно он привлёк в объятья третьего и благословил его.
   - Нараяна, блудный сын, наконец, ты доставил мне счастье, став благоразумным, с толком использовавшим время и заслужившим даже первый луч нашего бессмертного венца.
   - Я - не менее счастлив, что услышал, наконец, похвалу от тебя. А ты, дорогой Учитель, ещё лучше работал. Ты сделался таким блестящим, что на тебя надо смотреть только сквозь синие очки или закопчённое стекло, - сказал Нараяна.
   Эбрамар не мог удержаться от смеха.
   - Неисправим - даже в роли Мага. Воображаю, какую компанию приведёт он нам!
   - Хорошеньких женщин, которых надо постараться спасти от гибели. Ведь они же понадобятся на новой планете, а вы знаете, что я - мастер в деле покорения женских сердец.
   - Я вижу, ты не забыл эту отрасль науки и угостишь нас удивительным и редким зрелищем Мага в роли Соломона с его гаремом, - сказал Дахир.
   - Ну, так что же! На новой планете и такой царь Соломон пригодится, - сказал Нараяна. - Но в настоящую минуту я - только Маг, и счастлив - быть с вами.
   Все сели за стол, и завязалась беседа. Говорили сначала о Посвящении Нараяны, и он рассказал о своих трудах, а потом прибавил:
   - Ну, довольно обо мне. Я ещё не поздравил вас, милые друзья, с хорошеньким лучом под номером три, украшающим ваше чело. Это во время экскурсии на соседние планеты заработали вы такие тяжёлые ордена? Весело ли вы путешествовали?
   - Во всяком случае, поучительно! - ответил Супрамати.
   - И чувствительно, - добавил Дахир.
   Нараяна рассмеялся.
   - Чудак! Полагаю, что это было даже потрясающе! Признайся, Супрамати, не думал ли ты порой, что "шутка" переходит границы даже самого тяжкого испытания. Нивара рассказывал, что эти мерзавцы там собирались сжечь тебя живым, и ты уже был на костре.
   - Это - правда. Но Вера не покидала меня, ни в темнице, ни даже на костре. Я думал, что высшее испытание, налагаемое на Мага руководителями, это - смерть за убеждения, - сказал Супрамати. - Удивительные минуты пережил я на костре. Я не хотел прибегать ни к одному заклинанию, которое могло бы предотвратить то, что должно было свершиться, и сосредоточился только в Молитве. Как вдруг я почувствовал приятное и освежающее веяние, которое окружило меня и не давало дыму коснуться моего лица. Затем меня осенило красное облако, словно испещрённое молниями, а земля и воздух задрожали от раскатов грома. Костёр стал уходить из-под моих ног, а потом стал таять и исчез. А меня подхватил ураган и унёс в пространство. Я потерял сознание, а очнулся я уже на родине.
   - Ха-ха! Воображаю, как перепугалась толпа, дерзнувшая сжигать Мага! А тебя, Дахир, тоже собирались, кажется, прикончить, - спросил Нараяна.
   - Ну да, мне пришлось выдержать борьбу с верховной жрицей сатанинского храма, - очень хорошенькой, между прочим, и по её приказу меня бросили в пропасть.
   - Держу пари, что она влюбилась в тебя и преследовала из ревности, - подмигивая, сказал Нараяна. - А с ней что случилось?
   - Она помешалась и кинулась в ту же пропасть, предполагая, что и я погиб там.
   - Брр! Совсем "адская" страсть! Но меня удивляет равнодушие тамошних посвящённых. Что они думали, видя, как терзают и намереваются даже убить их гостей, Магов с Земли? А они спят преспокойно вместо того, чтобы оберегать и защищать вас от дикости этих скотов, - сказал Нараяна.
   Эбрамар улыбнулся.
   - Умерь своё негодование, сын мой. Посвящённые, наши соседи, не виноваты в том, что будто бы проспали, когда мучили и собирались казнить Супрамати и Дахира. Нет, они действовали в согласии с нами, и наши оба Мага в течение такого испытания, тяжёлого даже и для них, должны были оставаться одни и заслужить третий луч своего венца. Притом, ты должен был бы знать, что бессмертные всегда ограждены от обыденной смерти.
   - А теперь они отправятся, подобно мне, "отдыхать" в миру и изучать современное общество? - сказал, усмехаясь, Нараяна.
   - Полагаю, этот отдых будет недолог, а ещё меньше удовольствия предоставит эта извращённая толпа. Но где, Учитель, почерпнуть нам сведения о состоянии света, прежде, нежели мы вступим в него? - спросил Супрамати.
   - Нивара просил предоставить ему честь посвятить вас в современную жизнь. Кстати, он обожает тебя, Супрамати, и с нетерпением ждёт свидания с тобой, - сказал Эбрамар.
   - А я уже видел его и кратко беседовал, а то, что он сообщил о нынешнем обществе, отвратительно. Я даже могу дать вам некоторые предварительные сведения, - сказал Нараяна.
   - Это не должно удивлять тебя, сын мой. Не забывай, что мы - накануне конца мира. Это - похоже на гибель большого царства, которое неприятель предаёт огню и мечу, а такие катастрофы всегда предшествуются и сопровождаются ужасами, - сказал Эбрамар.
   - Да, да, уж чересчур расходились наши милые современники. Нивара рассказывал мне, что они отвергли БОГА, нет больше места для престола ТВОРЦА, и Символ Искупления уже не охраняет человечество. Значит, нет больше христиан, а следствием такого порядка вещей является то, что и все законы ниспровергнуты, за исключением одного - права сильнейшего. По той же причине нет ни судей, ни тюрем. Всякие преступления и злодеяния - терпимы и ненаказуемы ввиду того, что на них смотрят как на осуществление свободы личности.
   Взаимная борьба, жестокая месть, дикие преследования - обычное явление. Кровь льётся, а никому до этого нет дела. Боятся задевать лишь сильных и властных из страха возмездия.
   - В хорошенький мирок предстоит нам вступить, - сказал Дахир.
   - Сохранились ли государства: республики это, или империи и так далее, существуют ли искусства, какие-нибудь храмы? - спросил он после минутного раздумья.
   - Одни лишь храмы Сатаны, в которых озверелый народ поклоняется своим страстям и порокам. Что же касается искусств, то их культивируют, по-видимому, лишь в самых низких формах. Идеалом артистов является безобразие во всяких его видах и непристойность, выходящая за крайние пределы цинизма.
   - Из того, что ты говоришь, очевидно, что уничтожены все святые места! - сказал Супрамати, вздохнув.
   - Разумеется, уничтожены все святые места, куда только могли проникнуть кощунники, - сказал Нараяна. - Но Нивара рассказывал мне, что существуют ещё архи-христиане, хоть и в крайне ограниченном количестве. Их преследуют как преступников, и они прячутся, но воодушевлены необычайной, восторженной Силой ДУХА. Эти люди - Незыблемой Веры и Геройского Мужества, сумели уберечь от осквернения чудотворные иконы и особенно почитаемые святыни, которые скрыли в недоступных пещерах, и тайна этих мест - ненарушима. Лишь истинно верующие допускаются молиться и обновлять свои силы у Этих Очагов Света и Тепла.
   По этому поводу Нивара поведал мне чудесный случай в Лурде. Это чтимое место из-за многих совершавшихся там чудес возбудило особенную ненависть сторонников антихриста. В конце концов, было решено уничтожить священный грот и источник, взорвать первый и засыпать последний.
   На это кощунство двинулась целая армия нечестивых. Но во время пути небо покрылось чёрными тучами, жара стала палящей, а воздух сгустился настолько, что трудно становилось дышать. Затем началось землетрясение, сопровождавшееся ураганом. Из земли вырывались потоки лавы и заливали наступающих, а когда буря утихла, то увидели, что на месте прежнего грота появилось большое озеро, и посреди него высилась одинокая скала в виде островка. Вода озера была горько-солёная и полна асфальта, как в Мёртвом море, воздух насыщен серными испарениями, в общем, образовалась пустыня, от которой всякий бежал прочь.
   И однажды юная пастушка открыла в скалах естественную галерею, которая спускалась на дно озера и привела её в грот Пресвятой ДЕВЫ, чудесным образом уцелевший и перенесённый туда благодетельной рукой. Чудотворный источник был по-прежнему хрустально чист и струился по песку.
   Когда разнёсся слух про это чудо, сатанисты хотели вторично попытаться уничтожить святое место, но отказались от своего намерения, потому что многие из них задохнулись в галерее от ядовитых газов.
   Наступило молчание, и Дахир с Супрамати погрузились в раздумье, но наблюдающий за ними Эбрамар, чтобы дать разговору другое направление, сказал:
   - Ну, дети мои, не мечтайте пока об удовольствиях вашей экскурсии. Скоро вы увидите и людей, и вещи, и истощённую землю, плодородие которой поддерживают только искусственно электричеством, что ведёт также к смертельному, окончательному удару.
   - А! Кстати об окончательном ударе. Не можешь ли ты, Эбрамар, показать нам воздушную флотилию, которая понесёт нас в новое отечество? Мне известно, что строят суда Иерофанты и Высшие Маги, и мне хотелось бы видеть их! - воскликнул Нараяна.
   - Вся флотилия ещё - не готова, но я хотел предложить вам осмотреть то, что строил я и что почти окончено. Только придётся немного подняться вверх, - сказал с улыбкой Эбрамар.
   - О, благодарим, благодарим. Мы пойдём за тобой даже в Сферы, если потребуется! - воскликнули все трое так, что Эбрамар рассмеялся.
   - Идёмте же, друзья, и я угощу вас ужином в нашем походном аэро.
   Он провёл их в лабораторию и открыл дверцу, так искусно скрытую, что трудно было заподозрить об её существовании. Лаборатория примыкала к горе, и по небольшому коридору они вошли в маленькую, высеченную в скале залу, в потолке которой шла вверх тёмная труба, а внизу под ней была круглая подъёмная машина. Когда все четверо вошли в неё, Эбрамар привёл в действие механизм, и аппарат полетел вверх. Машина остановилась на площадке отвесной скалы, где была привязана воздушная ладья, в которую и сели Маги.
   - Теперь, - сказал Эбрамар, - мы отправимся туда, где не бывало ещё ни одно живое и смертное существо, - в затерянный, недоступный ледник.
   Минуту спустя воздушная ладья остановилась в обширном леднике, окружённом тёмными остроконечными скалами.
   Посреди этой снежной равнины, словно утопая в беловатом тумане, виднелся длинный предмет, который блестел при свете луны, как гранёный хрусталь.
   Вблизи это было колоссальное воздушное судно продолговатой формы, сделанное из прозрачной и похожей на хрусталь фосфоресцирующей материи. На конце судна находился единственный вход. Когда Эбрамар зажёг электричество, внутренность оказалась состоящей из трёх зал и множества маленьких, но удобных и с изысканной роскошью отделанных кают.
   В каждой каюте было окно из одинакового с судном вещества, но очень тонкого. Окно можно было задёрнуть занавеской, сделанной из гибкого, как газ, вещества, но непроницаемого, как кожа, что и показал гостям Эбрамар. Везде, в залах и каютах, помещались подставки с широкими вазами из того же хрусталевидного вещества.
   - В трюме находятся помещения для припасов и вещей, которые возьмут с собой путешественники.
   - А что они будут брать? - спросил Супрамати.
   - Самое драгоценное из всего, что хранится в лабораториях, герметических библиотеках, и произведения искусства для образцов. Всё это придётся взять с собой, потому что понадобится же ведь строить новые дворцы Науки и Посвящения.
   - Не уже ли есть аппараты, которые могут поднять на воздух такие тяжести? - спросил Дахир.
   - Я покажу тебе после - потому что ещё не закончил их построение - аппараты, которые понесут нас, и ты убедишься, что они могут поднимать и нести почти неисчислимый груз.
   И теперь уже готов список всего того, что должно перевезти каждое судно, чтобы не забыть о чём-нибудь необходимом или не таскать одно и то же вдвойне или втройне. В нужный момент, когда все путешественники будут в сборе, эта дверь наглухо закроется, и мы будем дышать лишь Первобытной Эссенцией, Которую зажгут на всех треножниках.
   Разговаривая, они вышли, но Дахир просил ещё разъяснений, некоторых подробностей, а Супрамати остановился, ожидая их, и, опустив голову, погрузился в мысли. Всё, что в нём сохранялось ещё "человеческого" и "земного", шевельнулось в эту минуту, и сердце сжала тоска... Ведь когда он переступит в последний раз этот порог и за ним захлопнется дверь воздушного судна, то под ногами его рухнет мир, в котором он родился, умрёт и исчезнет это чудное произведение творчества СОЗДАТЕЛЯ с его огромным и чудесным прошлым...
   На его плечо опустилась рука и, подняв голову, он встретил взгляд Эбрамара, своим лучистым блеском пронизавший его подёрнутый грустью взор.
   - Не вешай голову, Супрамати, и призови на помощь рассудок. Тебя тяготит надвигающееся будущее потому, что ты впервые будешь присутствовать при кончине мира.
   Но наступит время, когда ты будешь легко перелетать от одного мира к другому, из Сферы в Сферу, и привыкнешь смотреть на гибель планеты, как на уничтожение, например, клеточки в каком-нибудь организме.
   То, что теперь кажется тебе таким важным и трогательным, это - ничто в мироздании.
   - Взгляни, - сказал он и поднял руку, - на Млечный Путь, где роятся миллионы солнц с их планетными системами.
   Миры кишат там, подобно пылинкам в луче солнца. А ведь на каждом таком атоме пространства родятся, живут и умирают человеческие поколения. Только наше невежество во всех отношениях да эгоизм ослепляют нас.
   Мы пугаемся и дрожим, воображая, что должно произойти нечто, что перевернёт Вселенную. Ничего подобного не случится, а погаснет один из атомов бесконечности.
   Супрамати поднял голову и залюбовался лазурным сводом, усеянным словно золотом и алмазами. На такой высоте воздух был прозрачен, и звёзды на тёмной лазури неба сверкали с изумительным блеском.
   Вдруг в одной части неба вспыхнул сноп искр, которые рассеялись подобно лопнувшей ракете. На миг искры блеснули красным светом, закружились и потухли.
   Усмешка появилась на губах Эбрамара.
   - Слышал ты, Супрамати, шум или взрыв? Почувствовал ли что-нибудь, хотя бы движение воздуха? Нет?! А между тем этот искровый вихрь указал на кончину какого-то мира, при которой мы присутствовали издалека.
   Да, сын мой, величие и ничтожество - относительные понятия. А велики мы только в собственных глазах. Муравей тоже, возможно, считает себя "великим", сидя на своей куче у подножия высокой горы, а заметит своё ничтожество лишь в ту минуту, когда будет пытаться вползти на вершину горы. Таковы и мы - слабые существа, незаметные пылинки пространства, несмотря на увенчавшие нас лучи Магов. Всё, чем ещё нам можно было бы, не краснея, похвастаться, это - то, что мы полезные пчёлы в Великом Улье ПРЕДВЕЧНОГО.
   Супрамати опустил голову и закрыл рукой глаза. Он понимал, что тоже посчитал себя великим, мудрым и могучим в тот момент, когда на его челе засветился третий луч. Но слова Эбрамара сразили гордость Мага и свели её на нет. В эту минуту он чувствовал себя крошечным, жалким невеждой. Достигнет ли он когда-либо Далёкой, Туманной Выси Совершенного Знания? Сомнение, горечь и отчаяние - эти три врага, которых он считал навсегда побеждёнными, - внезапно обрушились на него.
   - Берегись, Супрамати, и гони прочь такие слабости. Смотри, враг - близко! - сказал Эбрамар и, подняв руку над головой Супрамати, обдал его струёй Серебристого Света.
   Супрамати вздрогнул, огляделся и увидел чёрную появившуюся сзади него фигуру, которая затем отступила и прислонилась к соседней скале. Там эта чёрная тень сгустилась, озарённая пурпурным ореолом, и на этом кровавом фоне обрисовалась высокая фигура Сармиеля, закрывшегося своими чёрными зубчатыми крыльями. На его лице, искажённом досадой, читалась ненависть, зависть и злоба.
   - Видишь, этот слуга хаоса даже посмел подойти к тебе, - сказал Эбрамар. - Отойди и исчезни, исчадие ада, дерзнувшее объявить войну ВСЕМОГУЩЕМУ. ПРЕДВЕЧНЫЙ терпит тебя лишь как пробный камень для человеческих душ, а ты в своей дерзости пытался даже искушать СЫНА БОГА и теперь подкарауливаешь Чистого Служителя Добра.
   Фигура Сармиеля стала таять и, наконец, со свистом исчезла в вихре дыма, испещрённого огненными зигзагами.
   - Видишь, как близка к нам опасность. Искуситель подстерегает малейшую нашу слабость, и лишь кто сумеет устоять перед ним, может продолжать Восхождение к Свету. Слабеющих же он увлекает в бездну тьмы. Никогда не сомневайся в себе, Супрамати, и не умаляй достоинства твоей души. Как бы ничтожно ни было возвышение человека, он уже стоит на Пути Восхождения. Всякое Доброе Действие, всякая Молитва и Духовная Работа на благо ближнего, всякое Доброе Намерение, желание улучшиться и одолеть животное в человеке будут Звеньями Спасительной Цепи, Которая приковывает его к БОГУ и вместе с тем приближает всех слабых и убогих к нашей ассоциации. Она же борется за Добро и поддержит, будет руководить этими существами сообразно с их духовными силами.
   Один может поднять лишь несколько фунтов, атлет поднимает пуды, но это ничего не значит, и презирать никого не следует.
   Каждому воздаётся должное, ибо, если силы порой и не хватает, зато усилие и заслуга такого усилия - равноценны.
   У тебя же лично, Супрамати, нет причин отчаиваться, - сказал Эбрамар. - Честолюбие - присуще каждому, а благородное честолюбие - достойное и законное чувство.
   Перед твоим честолюбием раскрывается обширное Поле Труда и Науки. Поддержанный светом приобретённого уже Знания, ты пойдёшь вверх по мистической лестнице, ведущей в святилище Совершенного Знания. Со временем ты сделаешься Гением планеты, покровителем целой системы, и будешь заведовать хаотическими первичными элементами, чтобы привести их в Гармонию и создавать из них миры. Ты исследуешь, и будешь управлять космическими силами, будешь повелевать фалангами Высших Духов, твой ум будет способен всё воспринять и обсудить, Дисциплинированная Воля поддержит равновесие Сфер, и ты станешь разумным Слугой Высшей Мудрости.
   Как последнее испытание тебе надлежит преодолеть последнюю преграду, отделяющую тебя от твоего СОЗДАТЕЛЯ, чтобы постичь ЕГО, наконец, во всём ЕГО Величии и Премудрости... Разве всего этого не достаточно для удовлетворения и оценки приобретённого тобой Знания. Подними голову, Супрамати, и разверни свои духовные крылья. Не смотри никогда вниз, там - пропасть, а в ней сторожат сомнение и заблуждение. Смотри на светлую высь, и твои крылья унесут тебя в бесконечность, где царит Гармония.
   Супрамати покраснел, его глаза вспыхнули, и он протянул руки Эбрамару.
   - Благодарю тебя, дорогой Учитель, я никогда не забуду этого часа. Твои слова подкрепили меня и дали понять, как близка опасность, подстерегающая даже душу вооружённого Мага. Как надо быть постоянно настороже относительно преследующего нас упорного и ловкого врага!
   Эбрамар пожал ему руку и сказал:
   - Довольно серьёзных дум. Войдём, друзья, в наш воздушный корабль, где я обещал угостить вас ужином.
   Он провёл их в одну из зал, где все сели за стол, и Эбрамар достал из шкафа корзину с сухарями.
   - Удивительно лёгкие, превосходные по вкусу и "очень питательные", - шутя, сказал он.
   Вслед за сухарями он подал запечённые в тесте овощи и фруктовое желе, которое они запивали вином.
   Все повеселели и говорили оживлённо, но уже спокойно о великом путешествии, а Нараяна пришёл снова в игривое настроение.
   - Твои блюда - воздушны, но не дурны, - сказал он со смехом, - хоть такой ужин и не может сравниться, конечно, с жареными кабанами, которых я едал некогда при дворе короля Ричарда, и ни одна из прекрасных дам того времени его не одобрила бы. Но на столь дальний путь нельзя запасаться кабанами.
   - Тем более что и кабанов уже нет, - сказал Дахир.
   - Ну, мы найдём их в новом отечестве, и я предвижу, что мы устроимся там довольно сносно. Как только высадимся, я поставлю на работу всех низших, которых спасу, да местных "скотов" прихвачу и построю дворец, - сказал Нараяна.
   - Славный из тебя выйдет пастырь. Уж ты не оплошаешь себя устроить, - чуть насмешливо сказал Эбрамар.
   - Ах, БОЖЕ мой! Надо же их чем-нибудь занять. Ведь если все будут только угощаться и витать вокруг новой планеты, так в грех впадут. Ты сотни раз говаривал мне, что праздность - мать всех грехов. А так как там не будет ни театров, ни ресторанов, ни газет, ни светских увеселений, то все начнут дохнуть со скуки и будут рады поработать.
   - Конечно, конечно. Я вижу, ты будешь образцовым администратором, милый Нараяна, и как только мы разделим планету на государства, то сделаем тебя царём.
   - Благодарю, Эбрамар, и надеюсь оправдать твоё доверие. И тогда обо мне создастся легенда, как о Раме или Гермесе, что я был образцом Мудрости и Знания, что под моим скипетром царил золотой век, - сказал, шутя, Нараяна. - Всё это - далёкие мечты, - прибавил он со вздохом, - а сию минуту меня беспокоит настоящее. Предстоит вступить в общество, а я не имею понятия, где заказать платье. Может, и портных уже нет, и мне придётся мастерить себе какую-нибудь кацавейку, потому что в этой тунике, прекрасной для Мага, я не рискну показаться в салоне.
   - Успокойся, портные ещё есть, и Нивара получил указание заняться вашим туалетом и экипировать вас так, чтобы никто не заподозрил, откуда вы явились, - сказал Эбрамар.
   - Надеюсь, та дама XX века, которая оставила столь подробное описание наших особ, не предсказала, что мы снова явимся в конце мира. Она обладала прескверной привычкой быть слишком точной в описаниях, - сказал Супрамати.
   - Во всяком случае, наш долг рыцарей обязывает нас поискать - не перевоплотилась ли она в такую критическую минуту. В таком случае, она может описать нас как Законодателей и Гениев новой планеты, - сказал Дахир.
   Все от души посмеялись.
   - Нет пророка в своём отечестве. Так и эта бедная дама. Потому что, поверь в своё время люди её предсказаниям, они исправились бы, а человечество не очутилось бы теперь накануне гибели, - сказал Эбрамар, вставая.
   Они вышли, и четверть часа спустя очутились в кабинете Эбрамара.
   Там ожидал их Нивара, бросившийся в объятья Супрамати.
   Супрамати обнял его и поблагодарил за выказанное расположение.
   - Я с радостью вижу, - сказал он, - что ты добросовестно работал и сделал большой шаг вперёд.
   Нараяна завладел молодым адептом и стал расспрашивать его о костюмах и современных нравах. А так как Дахир уселся и слушал их, то Эбрамар увёл Супрамати в свою лабораторию.
   Это была обширная круглая зала с колоннами, заставленная странными и невиданной формы инструментами.
   Эбрамар показал ученику части аппарата, который должен был унести в пространство воздушное судно с земными переселенцами.
   После обсуждения учёные перешли в смежную залу, мрачную и едва озарённую слабым голубоватым светом.
   Эта зала с высоким потолком была тоже необычного вида. Посередине помещался огромный круглый и массивный золотой стол, а на нём - аппарат, при виде которого могла закружиться голова.
   Перед ними был будто колоссальный часовой механизм: маленькие хрустальные или металлические кружки и разной величины блестящие колёсики, которые быстро вертелись, выбрасывая разноцветные огоньки.
   Длинные и тонкие, как волос, стрелки бегали по дискам, а из длинных, с расширенными краями трубок выходили фосфорические ленты, которые, разворачиваясь спиралью, поднимались вверх и исчезали во тьме свода. Всё это пыхтело, трещало и дрожало, а молоточки отзванивали такт. По краю стола были расположены разных цветов эмалированные кнопки, которые сообщались с блестящими проводами, проходящими по всему механизму.
   - Ты уже знаком отчасти с механизмом этого телеграфа, хоть и не видел его в действии, - сказал Эбрамар, показывая своему ученику подробности аппарата и объясняя его работу.
   - С помощью такой машины мы сносимся со святилищами Посвящения планет нашей системы и переговариваемся с Иерофантами далёких миров.
   Закон - тот же, что и для беспроволочного телеграфа. Надо только уметь управлять вибрационными волнами и уловить желаемое направление. Все святилища нашей системы находятся в постоянном общении, потому что тоже космическое строение поддерживает между ними взаимное равновесие.
   Излишне и даже опасно давать эту тайну в распоряжение толпы. Знай профаны наши средства сношения с соседними человечествами, нашлись бы, наверное, смельчаки, которые возмечтали бы о завоевании новых планет и устроили бы заговор, чтобы завладеть нашим воздушным флотом, а затем отправились бы вместо нас, - усмехаясь, сказал Эбрамар.
   - Ты - прав, Учитель. Древние Иерофанты имели основания окружать тайной свою Науку. Силы стихий в руках недоучек приносят больше зла, чем добра. Обилие дурно использованных или во вред применённых открытий и способствовали разрушению нашей планеты за много времени до назначенного ей срока, - со вздохом сказал Супрамати. - Скажи мне, Учитель, - прибавил он минуту спустя, - дозволено ли нам будет там пользоваться нашим Знанием, чтобы устроить себе жизнь, сходную с нашей настоящей?
   - Без сомнения. Для нашей работы и учения нам необходим мирный и удобный приют. Но мы, конечно, не злоупотребим нашей наукой и окружим её непроницаемой тайной.
  
   Глава 8
  
   Спустя час Супрамати разговаривал у себя в комнате с Ниварой, который распаковывал большую корзину, стоящую на столе, и раскладывал на диване вынутые из неё платья.
   - Ты хочешь нарядить меня, милый Нивара? Для меня наказание - необходимость менять свою белую тунику, лёгкую и удобную, на какой-нибудь глупый и смешной современный костюм, - сказал Супрамати.
   - Да, я считаю за честь служить тебе и с удовольствием буду твоим секретарём, дорогой Учитель. А младший назначенный к тебе адепт может быть моим помощником, - сказал Нивара, глядя с любовью на него.
   Супрамати встал и пожал ему руку.
   - Ну, что ж, начнём, пожалуй, маскарад. Я вижу, ты уже разобрал свой магазин, - сказал он, смеясь.
   - Вот, прежде всего, чёрное шёлковое трико - главная часть туалета, так как сорочек уже не носят. Не бойся, оно не полиняет, это - первый сорт. Но я думал, что чёрное тебе, может, будет неприятно, а поэтому взял такое же белое, очень тонкое, которое не стеснит.
   - Благодарю, ты предупредил моё желание. Мне не очень улыбается эта "чёрная кожа", - сказал Супрамати, надевая трико.
   - А вот сапоги. Их уже не делают из кожи. Животные стали слишком редки, чтобы своей кожей обуть всё человечество. Но взгляни, это хорошая подделка - прочна и изящна.
   Супрамати надел сапоги и застегнул довольно широкий кожаный пояс. Нивара завязал ему на шее шёлковый шарф большим бантом и затем подал шляпу с широкими полями, бумажник и часы, которые носились на золотой шейной цепочке, а прятались в карманчике на поясе. После этого Нивара надел на него сюртук без рукавов из чёрной, очень мягкой, тонкой и блестящей материи. Довольно толстая подкладка похожа была на бархат. Ни воротничка, ни манжет не было.
   - Ты не занимаешься моими волосами. Разве причёска а lа girafe - уже не в моде? - спросил Супрамати.
   - О! Давным-давно. Теперь носят волосы, как они есть, сколь бы велики они не были. Только мужчины не отпускают их ниже плеч. Твоя причёска будет средней моды.
   Супрамати подошёл к большому зеркалу и с любопытством оглядел себя. Костюм не понравился ему. В нём было что-то эксцентричное и циничное по его слишком откровенной обрисовке форм. Но всё-таки Супрамати был красив. Трико оттеняло его высокую стройную фигуру, а густые тёмные кудри придавали ему юношеский вид. Конечно, ни один смертный не заподозрил бы в красивом молодом человеке с огненным взором Мага о трёх лучах, на плечи которого легло столько веков. Однако более внимательный и, главное, чуткий наблюдатель почувствовал и понял бы, что в глубине этих глаз таится нечто, делающее из этого человека отличное от прочих смертных существо.
   Супрамати примерял шляпу, когда вошли Нараяна и Дахир, одетые одинаково с ним, в сопровождении Небо и трёх юных адептов младшего разряда, назначенных состоять при Магах секретарями, помощниками или посланцами. Нараяна был в весёлом настроении. Он кокетничал и паясничал в своём слишком узком костюме, а большие чёрные глаза лукаво и самодовольно блестели. Он представил Супрамати трёх адептов, объяснив, что этим юношам каждому в отдельности не больше двух сотен лет.
   - Совсем младенцы. А теперь простимся с Эбрамаром и едем. Надо спешить, чтобы попасть на большую станцию до отхода поезда, - сказал он.
   - А разве опять в ходу железные дороги?
   - Нет, ваша светлость, - сказал один из молодых секретарей. - Теперь действуют чрезвычайно быстрые и удобные воздушные поезда.
   После краткого прощания с Эбрамаром Маги со своей свитой сели в воздушный экипаж и скоро уснули.
   Занимался день, когда их разбудили. Едва они окончили туалет, как их экипаж пристал к огромному зданию, выстроенному из металла и стекла.
   Это был целый ряд массивных четырёхугольных башен вышиной с башню Эйфеля, но стоящих друг от друга на большом расстоянии.
   Внутри находились подъёмные машины для путешественников и багажа, рестораны, билетные кассы и так далее. Всё это работало автоматически и мало интересовало Магов.
   Вершины башен соединялись огромным металлическим мостом, представляющим собой пристань, возле которой, прикреплённое летучими мостиками, качалось что-то похожее на змею.
   Воздушный поезд походил на змею. Голова, казалось, раззевала гигантскую пасть, внутри которой ревел, меча искры, огромный электрический аппарат. Под брюхом воздушного чудища висели сотни шаров, а на спине красовалось что-то вроде прозрачных и подвижных крыльев.
   По одному из переходных мостиков путешественники во главе с Ниварой вошли в поезд и осмотрели его, прежде чем занять своё купе.
   Коридор, проходящий вдоль вагонов, - если можно назвать их этим именем, был достаточно широк, чтобы вместить где полки с книгами, а где буфеты.
   Дешёвые купе были малы, на два или четыре места. Дорогие же имели по два отделения, более или менее просторных: залу и спальню. Одно из таких, наибольшего размера, заняли Дахир, Супрамати и Нараяна.
   Всё было устроено с удобствами и изысканной роскошью.
   - Недурно, в общем. Но советую вам, друзья, выйти в коридор, посмотреть на дамские туалеты, - сказал Нараяна, всё осмотревший с видом знатока.
   Дахир и Супрамати не могли удержаться от хохота и предложили ему взять в проводники для изысканий Нивару. Но тот не хотел ничего слушать и почти силой увёл всех с собой.
   Только они остановились около одного буфета, как туда же подошли две дамы и при помощи автомата налили себе по стакану шипучки вроде сельтерской воды.
   Обе были молоды и красивы. Но их костюмы Супрамати нашёл и неприличными, и неграциозными.
   На одной, высокой черноглазой брюнетке, было розовое трико, производящее впечатление нагого тела. Поверх было одето нечто вроде кимоно с широкими рукавами из розовой, вышитой серебром материи и на белой подкладке. На чёрных, восхитительно причёсанных волосах красовался розовый бархатный берет с бриллиантовой пряжкой.
   На второй, хорошенькой среднего роста блондинке трико было чёрное и чёрное же кимоно на голубой подкладке, а на голове голубой берет с белыми цветами.
   - Тоже недурно, но уж слишком откровенно, - сказал Нараяна с чуть заметной насмешкой, когда путешественницы отошли.
   - Да, прежние платья изгнаны, - сказал Нивара, когда они входили в своё купе.
   - А не уже ли и старухи носят такой же костюм? - спросил Супрамати, садясь у окна.
   - Старухи?! Да ни старух, ни стариков больше нет. Наука упразднила старость. Одно из последних изобретений сделало не нужными искусственные зубы. Потому что, как только зуб изнашивается, на его место выращивают другой...
   Теперь также устроены электрические ванны с разного рода втираниями, уничтожающими морщины. Что касается волос, то их тоже выращивают, и любого цвета, по желанию, - сказал Нивара.
   - Чёрт возьми! Да эти люди - в лучших условиях, чем мы. Они наслаждаются вечной молодостью, без этой каторги быть бессмертными! - воскликнул, смеясь, Дахир.
   - У медали есть и обратная сторона. Вся эта искусственная ультраинтеллигентная мнимая молодёжь - слабая, хилая и нервная - подвержена тяжким болезням. Вообще, это - осужденное, приговорённое поколение, - сказал, вздыхая, Нивара.
   - Увы! Грустное время, жалкое человечество, - сказал Супрамати. - Да и может ли оно быть иным в этом мире, без БОГА, без церкви, без Законов, без Правды. В мире, где царит лишь поклонение "животному". Кстати, Нивара, Нараяна описал нам чудо Лурда и сказал, что остались ещё верующие. Много ли их?
   - О, нет, мало. Христиане составляют лишь очень бедную и гонимую секту. Они живут по уединённым, разорённым землетрясениями местам, да на заброшенных островах или в подземельях. Словом, почти в пустынях, где "баловни" нашего времени не согласились бы и дня пробыть. Они селятся поблизости от древних святых мест или у тайников, где скрывают не то мощи, а не то чудотворную, особо чтимую икону.
   - А не можешь ли сказать, Нивара, какие сохранились святые места помимо Лурда? - спросил Дахир.
   - Храм Гроба ГОСПОДНЯ сохранился. Но он уцелел благодаря чуду, ещё более великому, чем в Лурде. Я должен описать вам это явление. Святое место, где сотни лет скапливались молитвенные излучения, возбуждало ненависть сатанистов. Этот Очаг Света и Тепла, обновлявший и подкреплявший столько душ, не давал им покоя: особенно же приводили их в бешенство совершавшиеся там обращения к Вере в БОГА. И одно из таких обращений, особенно блестящее потому, что произошло с одним из их лагеря, обратившегося к Покаянию, переполнило чашу.
   На собрании главарей люциферианства вместе с неверующими ни в БОГА, ни в сатану, но которых убедили, что это "гнездо фанатиков" заражает умы "обскурантизмом", было единогласно решено взорвать храм и Святой Гроб.
   Этот план нашёл много сторонников, и целая армия, вооружившись бомбами и другими разрушительными средствами, с пением кощунственных песен, в подражание священным песнопениям, двинулась на Иерусалим.
   По мере приближения, возбуждение толпы росло. Во главе процессии несли статую Бафомета, а царица шабаша исполняла впереди бесстыдную пляску. Потому что, прежде чем уничтожить святое место, они намеревались осквернить его, справив там свой дьявольский шабаш.
   Весть о приближении этого сатанинского полчища долетела до Иерусалима, вызвав среди верующих ужас и смятение. Они собрались в большом, сравнительно конечно, числе, так как готовились, по обычаю многих веков, праздновать Пасху. Они понимали, что кощунники умышленно избрали святую ночь, чтобы овладеть храмом и уничтожить его. А в то время Иерусалимским епископом был старец Великого Подвижничества, Высокого Благочестия и Геройского Мужества.
   Известие о приближающейся опасности не смутило его Мужества. Проведя ночь на молитве у Гроба Христа, он созвал верующих и внушил им не трусить и не бежать, а защищать священное место по мере сил, положившись в остальном на Волю ГОСПОДА.
   Его слово произвело желанное действие, и восторженное состояние осенило богомольцев. Они знали, что заплатят жизнью за Верность СПАСИТЕЛЮ, но их бодрость не слабела. На коленях, с зажжёнными в руках свечами, они пели хором гимн Воскресения, а их Вера была так горяча, воззвание к БОГУ с мольбой о помощи и поддержке так сильно, что их совместная Молитва восходила, как Огненный Столб, и обратилась над храмом в Лучезарное Облако. Весь храм сверкал Астральным Светом. Но верные, погружённые в Молитву, не отдавали себе в этом отчёта, а сатанисты не заметили Невидимой Силы, собравшейся вокруг святого места, которое они собрались уничтожить.
   Наконец дьявольская рать подступила к храму, а их крики и бесстыдные песни слышались уже вблизи. Тогда верные запели "Христос Воскрес!", а маститый епископ с Крестом в руках, подняв взор к небу, молился.
   И когда Бафомет с царицей шабаша чуть не очутились в ограде храма, небо словно воспламенилось, земля поколебалась и расселась, образовав огромные трещины, из которых вырывалось пламя и дым. Подземные удары вперемежку с раскатами грома были такие, каких никто от роду не слышал. Сатанинское воинство было поглощено разверзшейся под ним бездной. Казалось, что рушится гора, на которой стоял Иерусалим.
   Следующий день осветил картину сошествия БОЖЬЕГО Гнева.
   Там, где возвышалась гора с Иерусалимом, образовалась долина, окружённая чёрными скалами и ущельями. Город был уничтожен землетрясением, а цветущие окрестности испепелены и являли собой пустыню.
   Скалы во время крушения образовали собой стену, которая ограждала и защищала ту часть храма, где находился Святой Гроб. Храм опустился вместе с землёй и, не считая ничтожных повреждений, не пострадал.
   Бывшие в храме верные потеряли сознание во время катастрофы. Они упали и только спустя несколько часов многие из них очнулись.
   Между ними был и старый епископ, который - едва вернулись к нему силы - отслужил благодарственный молебен. С тех пор в этой дикой долине собираются остатки христиан. Там существуют даже две небольшие тайные общины, мужская и женская, которые проводят жизнь в Посте и Молитве. Но выходить из долины и за пределы церковной ограды они не смеют, потому что этого места избегают и страшатся люцифериане.
   - Как глубоко, значит, укоренилось зло, если даже столь очевидное доказательство Могущества и Заступничества БОГА не обратило неверующих и не привело их к Покаянию, - сказал Супрамати, поблагодарив Нивару за рассказ.
   Поговорив ещё некоторое время, они узнали из беседы, что направляются в Царьград. Затем Дахир, сославшись на усталость, ушёл в своё отделение.
   Но Супрамати удержал Нивару с Нараяной, и они продолжили разговор о минувшем и грядущем.
   До начала своей проповеди Супрамати предполагал посетить все места, где пребывали оставшиеся верными БОГУ. А предварительно все Маги должны были присутствовать на общем совете, где соберутся посвящённые, назначенные работать в последнее время.
   Маги не ласкали себя надеждами, зная, что борьба будет тяжёлая и изнурительная, так как сатанисты были даже уверены в безнаказанности и не подозревали столь близкой кончины планеты. Открытия последних времён возбудили в человечестве безмерную гордость, а духи тьмы, овладевшие массами, убаюкивали их ещё более блестящими надеждами.
   Жизнь должна была быть, по их понятиям, бесконечным праздником, которого не нарушат ни старость, ни болезнь, ни смерть.
   Ослеплённое гордостью и жаждой наслаждений, людское стадо, которое пировало на краю пропасти, не знало, что те, кто толкал его на преступления, кощунства и святотатства, предвкушали заранее исполинские гекатомбы, которые готовила кончина мира. Сколько трепещущего людского мяса, дымящейся крови, жизненного флюида послужит кормом гиенам пространства, питающимся падалью.
   Нараяна сделал по этому поводу замечание, а Нивара воскликнул:
   - Ах, как счастливы мы, какая неоценимая награда за нашу работу - в возможности переселиться в новый мир и заслужить мирную кончину в Свете Высшей Сферы, вместо того, чтобы нести наказание и сделаться добычей адских вампиров.
   - Да, - сказал Супрамати. - Милосердие СОЗДАТЕЛЯ - равно ЕГО Мудрости, и чтобы доказать ЕМУ нашу благодарность, нам надо хорошо поработать и спасти детей Христовых, подтвердив притчу о семи мудрых и семи неразумных девах. В настоящее время она исполняется. Мудрые девы достойно вынесли испытания. Их Любовь к БОГУ не ослабла, и они покорно ожидают страшного суда. А Вера и Молитва, как неугасимые лампады, горят в их душе. Неразумные же девы забыли своё Божественное происхождение, отвергли своего СОЗДАТЕЛЯ, и тьма объяла их. Они погасили Небесный Огонь, ведущий к БОГУ и озаряющий Путь Восхождения. Бедные слепцы! Их тяжкое ждёт наказание, и никакой свет не озарит души во время хаоса, который наступит, - сказал Маг.
   Некоторое время разговор ещё шёл на эту же тему, но Нараяна заметил, что в купе душно, и поэтому пожалел, что нельзя открыть окно.
   - В конце поезда около машины устроен крытый балкончик, я могу свести вас туда, - сказал Нивара.
   Вскоре все трое стояли на узенькой галерее с широким, открытым настежь окном, на которое они облокотились.
   Надо было иметь крепкую голову, чтобы она не закружилась при взгляде наружу. Ибо, насколько мог обозреть глаз, не видно было ничего, кроме неба и облачного океана, скрывающего землю. Но бессмертные не знали ни страха, ни головокружения, и любовались захватывающим зрелищем, которое разворачивалось перед ними.
   По всем направлениям скрещивались воздушные суда и поезда подобно исполинским извивавшимся чудовищам, потрясая воздух шумом и свистом. А толпа, набитая в этих чёрных, жёлтых или зелёных змиях, слепо вверяла свою судьбу гениальному механизму и искусству механика, как некогда отдавала себя на Волю БОГА.
   - Какой громадный шаг сделали открытия со времени нашей последней экскурсии в мир, - сказал Супрамати.
   - О! Вы ещё мало видели изобретённых "чудес". Можно смело сказать, что человек подчинил себе для услуг все стихии.
   Ум - изощрён, а душа подавлена, и плоть торжествует победу. Она господствует над всем: труд свела до минимума, сравняла хозяина со слугой и поработила силы природы, - сказал Нивара.
   - Да, да. И в тот момент, когда они особенно восторжествуют, считая себя господами стихий, - реторта лопнет, и против них восстанут те рабы, посредством которых они собирались править БОГОМ, - посмеиваясь, сказал Нараяна.
   Надышавшись свежим и холодным воздухом, они вернулись в купе, и разговор зашёл о предстоящем житье в Царьграде.
   - А какое назначение желаешь ты получить от нас, Нивара? Нет ли у тебя на примете особо излюбленной страны и людей, которых ты желал бы спасти и уберечь, - спросил Супрамати с улыбкой.
   - Нет, Учитель, вся земля мне - противна, а любимым мной существам будет много лучше под вашим, нежели моим покровительством. Поэтому моё единственное желание - остаться твоим учеником и исполнителем твоих приказаний, - ответил молодой адепт, глядя на него блестящими признательностью глазами.
   Царьград ещё существовал. Благодаря своему местоположению, он пережил все катастрофы, которые в течение веков его постигали.
   Город изменился, ещё больше разросся и принял современный облик, но прежний дворец Супрамати всё ещё стоял, чудесно сохранившийся по своим летам.
   В продолжение не одного века он служил пристанищем, прежде всего, жертвам землетрясения, сопровождавшегося затем наводнением, которое наполовину уничтожило город, а потом приютом для вдов и сирот. Позднее, когда благотворительность стала выходить из моды, в нём устроили порнографический музей, уничтоженный, однако, через несколько дней после его открытия пожаром.
   Некоторое время спустя недвижимость была куплена каким-то иностранцем, который произвёл необходимые поправки, но сам живал редко. Мало-помалу средоточие роскоши и оживления города переместилось, бывший дворец Супрамати остался в стороне и им перестали интересоваться. А отдать его внаем или перестроить законные владельцы, по-видимому, не желали.
   Вдруг прошёл слух, что дворец куплен индийским принцем по имени Супрамати, который, очевидно, намеревался в нём поселиться, потому что весь дом стали обновлять. Наехали чужеземные, темнолицые люди, под надзором которых шла роскошная меблировка комнат и приведение в порядок садов. Снова забили фонтаны, запестрели цветники, и в зелени появились статуи. Старый дом ожил, разукрасился и своей утончённой роскошью возбуждал любопытство праздной и пресыщенной толпы, интересующейся всегда лишь чужими делами.
   И однажды, к большому разочарованию любопытных, разнеслось известие, что владелец прибыл незаметно, в простом воздушном экипаже, и не один, а с братьями, родным и двоюродным. Все три индусских принца были, по слухам, молоды, красивы и богаты - истинные миллиардеры. Одновременно прибыли их друзья и свита, состоящая из управителей огромных поместий и трёх секретарей.
   Толпа зевак ещё больше огорчилась, когда узнала, что иностранцы никуда не показываются и не выходят за ограду дворца, а видеть их можно только издалека, во время прогулок.
   Маги избегали пока появляться в обществе, изучая бывший в ходу космополитический говор и разбираясь в истории, нравах и общем положении человечества того времени, в котором им предстояло приступить к выполнению своей миссии.
   Перед ними разворачивалась печальная картина, как прошлого, так и настоящего. За несколько столетий, незаметно протёкших параллельно с их странной и таинственной жизнью, мир пережил страшные потрясения, а геологические перевороты значительно изменили местами географию Земли. Ещё более страшные и гибельные политические перевороты до основания потрясли все устои общества.
   Зло, посеянное среди народных масс евреями и анархистами, принесло свои плоды. Всюду разражались революции, топя в крови и сметая всё, что ещё осталось от древних установлений, управлявших порядком жизни человечества. Этот разрушительный кризис породил новое общество, которое было бы непонятно и отвратительно минувшим поколениям.
   Лжегуманитарные убеждения уничтожили всякую наказуемость и упразднили весь правовой институт, со всей кучей тёмных, правда, для массы и растяжимых законов. Равным образом, не только не ограниченная, но безудержная "свобода совести" мало-помалу вытравила всякое понятие о религии. Не было больше ни БОГА, ни церкви, где проповедовались её "неудобные" для масс Законы, как не стало больше и тюрем. Никто не признавал уже взаимности обязательств, а каждый жил по своему вкусу или прихоти и судил себя сообразно своим животным влечениям.
   Не было больше границ, войск и национальностей. Всё слилось в человеческие стада, управляющиеся коммунарными градоправлениями с ничтожным авторитетом.
   Население таяло в угрожающих размерах вследствие того, что женщины лишь нехотя подчинялись обязанностям материнства и семьи. Имеющие двух детей составляли редкость.
   Не меньше изменился и образ жизни. Научные и промышленные изобретения преобразовали не только внешний вид поверхности Земли, но и нравы, характеры, потребности, привычки и образ жизни людского муравейника, сведя почти на нет личный труд. Рабочих больше не было, а налицо оказались лишь "мастера", которые за громадное вознаграждение работали на машинах или управляли воздушными судами.
   Но по мере сокращения труда развивалась праздность, которая мало-помалу сделалась культом масс. Девиз римлян времён упадка "Хлеба и зрелищ!" возродился в гигантских размерах. Все желали наслаждаться и забавляться безудержу и устали. А так как подобная жизнь стоила дорого, то процветало мошенничество, и всякие средства для добывания золота были хороши и законны.
   В таком обществе, снедаемом пороками и леностью, при упадочной к тому же "цивилизации", умственная работа стала затруднительной, и народные массы были невежественны, прикрываясь лоском мнимого образования.
   И - странное явление, в силу ли закона атавизма, но вековая интеллектуальная работа этого вымирающего человечества будто кристаллизовалась порой, и среди невежественной наглой толпы появлялись гениальные люди, которые своими изумительными всё же открытиями вызывали настоящие перевороты. Но, увы, эти гениальные головы были направляемы словно лукавым духом, и всё изобретаемое ими способствовало главным образом усилению могущества зла, распространению порока, праздности и страстей.
   Тунеядство, служившее теперь основанием всей общественной организации, изменило также систему преподавания. За исключением начальных, других школ не было, а существовали только специальные "курсы", на которых юношество "оканчивало" образование по особо избранным предметам, преподаваемым к тому же поверхностно, потому что по лености большинство отказывалось от серьёзной умственной работы.
   Сохранилось лишь несколько учреждений, где собирались избранные умы и откуда выходили великие изобретатели, лукавые, хоть и гениальные учёные или достойные этого имени специалисты, которые наблюдали за изготовлением и действием сложных машин. Но таких оказывалось немного, и все они были наперечёт в каждой местности. Толпа же забавлялась науками вроде спорта и довольствовалась поверхностным изучением лишь необходимых знаний. Довольствовались международным говором, с которым можно было обойти Землю и быть понятным от края и до края, а тех, которые ещё занимались языковедением, поднимали на смех и считали глупцами или маньяками.
   Параллельно с понижением нравственного и умственного уровня пали также искусства и литература. Первые давали лишь плохие заимствования старинных произведений, приурочивая их к циничному вкусу эпохи. А ещё более жалкая литература ограничивалась газетными листками, разбалтывающими события дня и пикантные скандалы. Читать большие сочинения никто не имел ни времени, ни желания. Люди шутили, забавлялись на краю бездны и веселились. Это была настоящая пастушеская идиллия, не хватало лишь одного - Невинности.
   Чтобы пополнить потребность в развлечениях и заменить чем-нибудь прежнюю литературу и чтение, существовали театры. Они размножились в неслыханных размерах, и на каждой улице был свой театр, как некогда кишели они кинематографами. И по-прежнему они были отражением времени и нравов. Но серьёзное драматическое искусство умерло: в ходу были лишь фарсы и водевили, где цинизм доводился до нелепости, но такие роли не требовали от артистов почти никакого труда, а это было главное. Публика хохотала, "убивала", таким образом, несколько часов, и это тоже было главное...
   Жизнь проводилась в театре, ресторане или сатанистском храме, где разврат торжествовал в невероятных оргиях. Заражённый нравственной гангреной, но изворотливый ум времени придумывал и выискивал всё более острые и возбуждающие нервы страсти, так как учёная преступность руководила человечеством. Изучались тёмные силы оккультного мира и применялись так, как один ад умеет это делать. И люди, утратившие БОГА, лишённые Помощи своего ТВОРЦА, всё глубже уходили во зло, которое влекло их к гибели. И ослеплённые, увлечённые и совращённые проклятой наукой, питомцы сатаны стремились массой в его дьявольские капища.
   Понимание древних преданий затуманилось или утерялось в течение веков. Такова, например, легенда о первобытном грехе, имеющая глубокий мистический смысл: обольщение путём распутства и ад, внушающий человеку непокорность, сулящий ему лёгкое знание, - проклятую науку, которая губит души, изгоняя их из Рая, то есть лишает Порядка, Мира и Покровительства БОГА. И люди, изгнанные в мир бедствий и страданий, становятся служителями ада, который понуждает их, терзаемых нечистыми желаниями, и горечью отчаяния, творить зло без отдыха и передышки.
   Чтобы закончить абрис общества, в котором предстояло вступить Магам для выполнения их миссии, остаётся отметить одну черту, ничтожную в общей картине, но имеющую свою пикантность.
   Во время первого взрыва "уравнительных" революций достигшая власти чернь удовлетворила свою вековую зависть и затаённую злобу, уничтожая всё, что казалось ей привилегией рождения, общественного положения и даже богатства.
   Но так как полное равенство - утопия, которую никогда и никакая революция не осуществит, то едва стихла политическая буря, как общество быстро преобразовалось, и тут снова выглянула, хоть и несколько в ином виде, старая закваска - тщеславие.
   Не было, правда, более служилой иерархии с её чинами и почётными званиями, не стало орденов, дворянства и никаких привилегий, а между тем, были всё-таки дворянские титулы.
   Произошло это таким образом. Спокойствие наступило, снова появились богатые и бедные, тогда тщеславие постаралось возместить прежние отличия: роскошные кресты и хорошенькие ленточки, которые украшали в былое время грудь заслуженных людей. Восстановлять всё это было рискованно и трудно. Но оставалось одно старинное отличие, теперь бесхозное и брошенное, его можно было поднять без опасения ввиду того, что свобода имени была безгранична, и можно было по желанию менять его, переделать и так далее. Потомки старинных, благородных семей первые рискнули сделаться снова графами и маркизами, а потом появилось множество подражателей, так что в расцвет феодализма не было столько "графов", "князей" и "баронов", как среди этого разнокалиберного демократического общества, где каждый, если это доставляло ему удовольствие, мог прицепить себе титул. Никаких прав это ему не давало, но звучало красиво...
   Неоднократно усмешка озаряла лица Дахира и Супрамати, когда при изучении документов разворачивалась перед ними картина того, что передано нами вкратце. Нараяна же хохотал, читая друзьям смешные эпизоды прошлого и особенно историю возрождения благородных титулов.
   - Не велика нам будет честь в свете, когда теперь принцы чуть ли не столь же рядовое явление, каким прежде были носильщики, - сказал он, вытирая глаза от смеха.
   Однако Маги всё ещё не показывались нигде. И любопытные предполагали, что у них много знакомых, может, даже соотечественников, и что они развлекались в своей компании ввиду того, что нередко многочисленные воздушные экипажи опускались во дворе или в дворцовых садах и улетали обратно на заре.
   Время от времени наезжали Маги-миссионеры для обсуждения с друзьями подробностей плана действий в разных частях осужденного на смерть мира.
   Во дворце Супрамати собиралось избранное общество: мужчины строгой красоты с лучезарным глубоким взором, одухотворённые головы которых окружал Широкий Ореол.
   Однажды вечером в рабочей комнате Супрамати собрались человек пятнадцать Магов и около двадцати молодых адептов, чтобы распределить, кто в какой местности будет работать.
   - И так, решено, друзья, что, прежде всего, мы осмотрим поле битвы, на котором нам предстоит сражаться, и посетим святые места, где скрываются и прозябают защитники Веры, - сказал Супрамати.
   - Да, - сказал один из Магов. - Нам надо отправиться раньше всего туда, где причастие ещё привязывает людей к БОГУ. Там Маги откроются своим братьям и совместно организуют собрания для проповедования приближающейся кончины мира и процессии со священными песнопениями, звуки которых очистят атмосферу.
   - Тяжела - наша задача, но тяжко и тем, кто отзовётся на наш призыв и пожелает спастись, - сказал Дахир. - Там, где атеизм и культ сатаны порвали связь с БОГОМ, лишь кровь может возродить это единение заново. Подобно первым христианам, им придётся доказывать свою Веру в БОГА мученичеством, и Могуществом Веры сделать себя достойными следовать за нами.
   - Да, как ни тяжёл такой путь к Спасению, но он - неизбежен. Только те, кто никогда не отрекались от БОГА и не ослабевали в Вере, несмотря на все испытания, могут быть избавлены от мученичества, если только они не захотят принять его добровольно, чтобы очиститься и достигнуть Высшей Степени, - сказал Супрамати.
   - О, о! Сатанистам тоже немало будет хлопот и неприятностей, когда мы потревожим их покой, - воскликнул Нараяна, сверкая глазами. - Предвкушаю ту минуту, когда вибрации общей Молитвы и священное пение поразят их, вызвав конвульсии, припадки, близкие к безумию, и другие психические заболевания.
   - Только они не умрут от этого, - сказал один из Магов, - потому что должны претерпеть наказание последних дней перед концом мира, разрушению которого они способствовали своими преступлениями. Слабых нам придётся тоже оставить здесь ввиду того, что их присутствие в новом мире явилось бы зародышем погибели. Они отведали проклятой науки, созданной изгнанником Неба, чтобы заражать души. Они забыли, что сыны Земли должны любить и почитать свою Мать, Которая была их колыбелью и будет могилой, а не осквернять Эту Кормилицу, как это делает населяющее её теперь адское поколение.
   - Да избавит БОГ всякого так низко пасть и споткнуться, потому тяжёл и узок - Путь Восхождения, а Светлый Маяк Всезнания, Который сулит усталому путнику отдохновение, блестит в туманной дали, - сказал Супрамати. - А эта тропинка вьётся среди пропастей, где подстерегают нас соблазны. "Homo sum", люди - мы и подвержены всяким телесным и душевным слабостям. В нас таятся тысячи неудовлетворённых желаний, все возмущения необузданной гордости, а единственная поддержка равновесия чувств - Вера в себя.
   Говорю это для младших между нами адептов. Они должны молиться и сосредоточиться, чтобы никакая слабость не смущала их в том вихре зла, куда мы идём.
   После прощального ужина Маги, рыцари и адепты распрощались, чтобы начать предварительный обход, прежде чем собраться в последний раз во дворце ГРААЛЯ.
  
   Глава 9
  
   Через два дня уехали Дахир и Нараяна, желающий совместно с ним работать, а Нивара остался при Супрамати. По совету преданного секретаря, он решил посетить, прежде всего, город, чтобы осмотреть новые учреждения и познакомиться с тем, что успел узнать пока теоретически. Этот первый объезд они нашли удобнее совершить днём, чтобы чувствовать себя свободнее и не быть стеснёнными толпой, так как в то время упадка вся жизнь шла навыворот.
   Сатана любит тьму и избегает Света. Поэтому поклонники его также перевели свою жизнь на ночь, и большинство населения спало днём, а веселилось ночью. Так как сатурналии, шабаши, оргии и адские жертвоприношения совершались предпочтительнее по ночам, то всё имеющее к этому возможность ложилось спать на заре и вставало с наступлением сумерек. На самых высоких зданиях столицы находились часы с гигантским чёрным петухом, своим пронзительным криком "кукареку" возвещающим по всем окрестностям, что настала пора прекратить тёмные празднества и идти на отдых. Прогулка по опустелому городу и улицам с редкими прохожими произвела на Супрамати грустное впечатление.
   Здания не особенно изменились по форме, но были из другого материала и большинство - из толстого стекла и железа. Стекло употреблялось разных цветов, и все дома имели претензию на дворцы.
   Театров было великое множество, и они отличались громадными размерами. Отвратительные по неприличию группы или аллегорические картины на фронтонах давали понятия о представлениях данной сцены.
   Не менее многочисленны были сатанинские капища и кумирни в честь Люцифера, Бафомета и прочих князей тьмы. Большие храмы подражали тяжёлой и массивной архитектуре вавилонских построек. Их бронзовые двери были открыты настежь, и в глубине виднелась большая статуя сатаны, окружённая подсвечниками с чёрными свечами, а на многочисленных треножниках курились травы и эссенции, сильный, едкий аромат которых действовал на нервы и чувствовался даже на улице. А так называемые часовни были строены в насмешку, под старинные христианские часовни или мусульманские мечети, с их тонкими минаретами или готическими башенками.
   Когда Супрамати и Нивара проходили мимо какого-нибудь капища, внутри дьявольского вертепа завывал ветер, с рёвом разносящийся под сводами.
   - Чтобы видеть настоящую жизнь, надо ждать ночи, - сказал Нивара. - Тогда мы увидим также и новую породу слуг - очеловеченных животных, - сказал он.
   С наступлением ночи на высокой башне зазвонил большой колокол, и в его звоне было что-то мрачное и унылое, несмотря на то, что его назначение было пробуждать людей к жизни и деятельности.
   Супрамати подали нечто вроде автомобиля, которым Нивара искусно управлял среди множества экипажей и пешеходов, запрудивших теперь светлые улицы. Все дома казались иллюминированными, на всех башнях горели огромные электрические солнца, заливающие город потоками света. И в воздухе, и на земле сновала толпа. Экипажи с мужчинами и женщинами мелькали по всем направлениям. С внутренней гадливостью и удивлением Супрамати заметил, что большинство дам и мужчин сопровождали животные необычайной величины, принадлежащие преимущественно к породе зверей, бывших, однако, редкостью уже во время его последнего пребывания в миру. Но наружный облик этих тигров, обезьян, леопардов или львов будто изменился, в голове проглядывало нечто человеческое, и в сложении замечались странные аномалии. Все были как-то особенно проворны и, очевидно, выполняли роль слуг.
   - Обрати внимание, Учитель, на этих ублюдков - полулюдей, полуживотных. Это - современная прислуга, - сказал Нивара. - Равные не пожелали служить, тогда человечество создало для этой цели особого сорта слуг.
   Многие породы животных подошли к этой переделке. Эти существа, полулюди-полуживотные, - разумны, но опасны своей дикостью, кровожадностью и дьявольской злостью. Хоть их и держат в жесточайшем повиновении, но это не мешает им жадно искать людской любви. У человека существует потребность, инстинкт повелевать и распоряжаться чем-нибудь. Но раз он придумал для подобных себе полное равенство и безграничную свободу, то захотел создать род безответных существ, но настолько ниже его стоящих, чтобы они боялись его и сносили дурное обращение, а вместе с тем достаточно разумных, чтобы понимать его и служить ему.
   - Ты - прав, Нивара. Подобной расы низших существ только и не хватало этой сатанинской эпохе, - сказал Супрамати.
   На следующий день Нивара предложил Супрамати посетить одного известного учёного, занимающегося аватарами.
   - Профессор Шаманов переселяет души богатых стариков в тела мальчиков, которых он фабрикует химическим способом. Это - любопытно?
   - Конечно, но почему он переселяет старых сатиров в тела детей, а не взрослых? И не переселяет ли он так же старых кокеток в тела девочек, или он умеет выделывать одних мальчиков? - спросил, смеясь, Супрамати.
   - Нет, он фабрикует оба пола. Это - великий химик. Я предупрежу его о нашем посещении. А пользуется он для аватаров детскими телами потому, что полагают, будто такие сфабрикованные тела не доживают до зрелого возраста, если в них нет астрала.
   Мы можем отправиться и днём, потому что клиенты Шаманова не всегда могут дожидаться ночи для "переезда". А он так дорого платит своим ассистентам, что они соглашаются жертвовать науке несколько часов дня.
   После полудня того же дня воздушный экипаж Супрамати остановился около обширного дворца с садом. Посетителей провели в роскошно обставленную приёмную, куда вскоре вышел профессор приветствовать индусского принца, желающего посетить его заведение.
   Шаманов был человек средних лет, широкоплечий, крепкий, с большой головой и широким лбом мыслителя, но взгляд глубоко ввалившихся глаз был холоден, жесток и лукав. От него веяло гордостью и самодовольством.
   Он поклонился Супрамати и рассыпался в уверениях удовольствия видеть его у себя.
   - Я - рад, принц, что имею возможность теперь же показать вам одного из аватаров, который вас интересует. Клиент уже подготовлен, и я тотчас приступлю к операции.
   Нивара остался в приёмной, а Супрамати последовал за профессором. Операционная оказалась обширной залой с разнообразными инструментами. Посередине стояли два длинных стола, и на одном из них лежал предмет, закрытый белым полотном.
   Попросив Супрамати остаться и наблюдать из-за занавеси, чтобы не смутить больного, профессор подошёл к стоящему у пустого стола креслу. В нём сидел человек в полотняном халате, и Супрамати подумал, что ещё в жизни не видел столь отвратительного существа.
   Это был умирающий, и притом старик, которому наука сохранила облик молодого. Но приближающаяся смерть попортила эту фиктивную внешность и создала нечто ужасное. Чёрные густые волосы местами выпали клочьями и образовали проплешины, а щёки ввалились и приобрели землистый оттенок.
   Когда подошёл Шаманов, старая гадина с усилием выпрямился и спросил, хватая руку учёного:
   - Дорогой профессор, вы приступите к операции, не правда ли? Уверены ли вы, что она удастся?
   - Без сомнения, герцог. Мы же делаем их так много, и все удаются.
   - И вы выбрали мне здоровое, крепкое тело? Вы знаете, деньги для меня ничего не значат, только дайте мне, что у вас есть лучшего.
   - Судите сами о достоинствах вашей "новой квартиры", - сказал профессор, откидывая покрывало со второго стола.
   Там лежало тело мальчика 12-13 лет. Он казался здоровым и крепким. Только чрезвычайная бледность, закрытые глаза и отсутствие выражения на неподвижном лице производили тяжёлое впечатление.
   - Вы видите, - сказал Шаманов. - Это - прекрасно удавшееся тело без недостатков, сильное и могучее. Года через четыре, необходимых для ассимиляции и развития организма, вы опять будете наслаждаться долгой счастливой жизнью. Не бойтесь, уважаемый герцог, и выпейте это, пора начинать. Когда вы проснётесь, все ваши боли пропадут, всё будет ново, и машина начнёт действовать разумно.
   Он взял чашу, поданную одним из ассистентов, и дал умирающему, который с жадностью осушил её.
   Через несколько минут он уснул.
   - Теперь за дело, - сказал профессор, знаком подзывая Супрамати.
   С помощью своих адъюнктов он раздел клиента и положил его на операционный хрустальный стол.
   Нагое тело, которое походило на труп, было прикрыто стеклянным колпаком с несколькими трубками, которые соединили с одним из аппаратов и привели его в действие. Стеклянный ящик наполнился паром, который скрыл тело.
   - Это - особый пар, и его назначение открывать поры, чтобы облегчить выход эфирного тела, - сказал профессор.
   Через двадцать минут такой паровой ванны стеклянный колпак сняли и наложили широкую стеклянную дугообразную трубу, один конец которой вставили в рот умирающего, а другой - в рот мальчика. На тело старика поставили несколько маленьких электрических аппаратов, которые с треском вертелись и хлопали наподобие птичьих крыльев. Маленькие же аппараты были соединены с большим, который работал шумно, как паровая машина. Затем оба тела накрыли стеклянной крышкой.
   Всё это продолжалось чуть более четверти часа, как раздался треск, тело старика скорчилось, а из его рта вылетела облачная синеватая фосфоресцирующая масса, казавшаяся студёнистой и будто освещённой изнутри чем-то горевшим, как пламя свечи. Парообразная беловатая масса наполнила трубу, и когда затем прошла в рот мальчика, трубу отняли. Теперь тело старика стало зеленоватого цвета, а рот так и остался разинутым. Это был труп. Его закрыли простынёй и вынесли.
   Руководивший операцией профессор наклонился над мальчиком, тело которого дрожало и дёргалось.
   - Полагаю, что операция удалась! - сказал он, довольный собой. - Видите, принц, - прибавил он, обращаясь к Супрамати, - как это - просто, и как глупы были наши предки, которые, чтобы облегчить или спасти себе жизнь, глотали ужаснейшие снадобья, а не то подвергались хирургическим операциям и ложились под нож. Тогда как не удобнее ли взять новое тело? Это - всё та же история с яйцом Христофора Колумба.
   - Наши предки не имели счастья иметь столь великого учёного, как вы, профессор, сделавшего такое открытие.
   - Благодарю, принц, но не могу приписать исключительно себе честь этого открытия. Мне удалось только применить на практике труды многих поколений учёных.
   - А много такого рода аватаров делается?
   - Относительно много. У меня есть ученики, практикующие в большинстве крупных городов. Но ведь операция стоит дорого, и только очень богатые люди позволяют её себе.
   - А когда ваш клиент придёт в себя? - спросил Супрамати.
   - Обычно их оставляют в забытьи на три или четыре часа, смотря по обстоятельствам. Но я посмотрю, нельзя ли будет, для вашего удовольствия, заставить его теперь же произнести несколько слов.
   Он достал из-под мышки мальчика термометр и исследовал сердце.
   - Температура - нормальная, и сердце работает правильно, значит, можно рискнуть, - сказал профессор, откупоривая флакончик и поднося его к носу спящего.
   Тот вздрогнул и открыл глаза.
   - Ну, герцог, как вы себя чувствуете? - спросил профессор, улыбаясь.
   - Хорошо, но как-то неловко, - ответил слабый голос, затем глаза закрылись.
   - Он пробудет шесть недель в моём заведении, чтобы я мог наблюдать за ассимиляцией и безусловным покоем, а потом вернётся домой, - сказал профессор и, не подозревая, что имеет дело с учёным, дал Супрамати целый ряд объяснений. - Если желаете, принц, я покажу вам последнее слово науки, нашу лабораторию воссоздания человеческих существ. Вы увидите, что мы не только восторжествовали над смертью, но можем дать и жизнь. Мы располагаем всем тем, что по своему невежеству наши предки приписывали Могуществу БОГА-ТВОРЦА, ВЛАДЫКИ Вселенной. Хо-хо-хо! Мы не нуждаемся больше в ЭТОМ БОГЕ, ни чтобы умирать, ни чтобы жить, и не налагаем притом на женщин таких ужасных страданий.
   Супрамати поблагодарил его, уверив, что очень интересуется такими открытиями, а польщённый профессор повёл его в другую часть огромного заведения.
   Они вошли в обширную круглую залу без окон, погружённую в голубоватый сумрак. Длинными рядами, с узкими проходами между ними, тянулись столы с продолговатыми ящиками на каждом, закрытыми покрывалами из материи разных цветов и соединёнными проводами и трубками с большими электрическими аппаратами, расположенными в двух концах залы.
   - Левые ряды будут вам менее интересны, эти преёмники заключают в себе одни эмбрионы в первом периоде брожения и образования. Мы достигли возможности воссоздать тело человека благодаря химической амальгаме мужского и женского начала. Это только - заря, а последнее слово будет сказано, когда мы достигнем извлечения из атмосферы "разумной субстанции". Но я убеждён, что это будет.
   - Вы хотите сказать о том, что вы перед этим только перевели эту "разумную субстанцию" из одного тела в другое, не правда ли? Не уже ли ваша так далеко ушедшая наука не дала до сих пор ключа для определения состава этой "разумной субстанции", как вы её называете? - спросил Супрамати.
   - К несчастью, нет. Мы знаем лишь, что это вещество - бесконечно тонкое, разжиженный огонь. Но до сих пор эта субстанция остаётся неуловимой, и не поддаётся нашим исследованиям. А теперь, принц, потрудитесь посмотреть вот это.
   Он подошёл к одному из столов справа, откинул синюю простыню, закрывающую ящик из тёмного стекла, повернул эмалированную кнопку, и тогда Супрамати заметил круглое окошечко в конце ящика, к которому профессор предложил ему нагнуться.
   Он увидел, что внутренность озарялась особым голубоватым светом и там, на кучке студёнистого вещества, лежало тело маленького ребёнка, по-видимому, сформированного, который будто спал.
   При посредстве стеклянных трубочек внутрь тельца проникала лёгкая беловатая дымка, которую оно поглощало. Это было искусственное питание малютки. Ребёнок правильно дышал, организм действовал, и химическое произведение искусства удалось.
   - Ваши знания - велики, профессор, но вашему произведению всё-таки недостаёт кое-чего...
   - Чего же? - перебил профессор.
   - У него нет души.
   - Вы хотите сказать, что недостаёт "разумной сущности"? Так я говорил вам, что тайна её состава ещё ускользает от нас. Ну, а временно мы пользуемся показанным вам только что способом. Это обстоятельство - тем досаднее мне, что в воздухе витают ведь подобные же "сущности", но лишённые материального тела. А вот где они формируются - неизвестно...
   - И вы не знаете, каким способом привлечь их в те человеческие формы, которые так искусно фабрикуете? - спросил Супрамати, и на его лице появилась усмешка.
   Между тем в тёмных углах он видел, как сверкали горящие глаза ларвов, которых прогнало его присутствие. Их черноватые тела извивались, как змеи, и они сторожили случай завладеть одним из этих тел.
   - Да нет, - с досадой ответил профессор, - их привлекать ни к чему, они приходят сами, эти таинственные существа. Только я ещё не могу уяснить себе причину их вреда. Ибо едва они войдут во вновь образованное тело, как оно разлагается, словно от гангрены, и умирает. Но всё это мелкие недочёты, а главное то, что наука на пороге тайны создания человека, и в этом заключается величайшее торжество нашего века, - сказал профессор.
   Супрамати смотрел на этого "жреца науки", одарённого высоким умом, который сумел своим знанием разрешить трудную задачу создания человеческого или животного тела, но не мог дать ему жизни. Это был представитель тёмной и роковой науки конца мира...
   - Отдаю вам справедливость, профессор, вы - великий учёный и артист в своём деле, только... Это нечто, которое вы ищете и не можете найти, - человеческая душа. А её вы никогда не создадите, потому что она - творение БОГА, ТОГО БОГА, КОТОРОГО вырвали из сердца человечества. Душа - это Огонь БОГА, Неразрушимое Дыхание, Которое сделало вас, великого учёного, смелого и неутомимого искателя. Это - ДУХ, оживляющий ваш мозг и делающий его восприимчивым к познанию всего.
   Не надейтесь, что вам удастся когда-либо подвергнуть анализу эту искру БОГА, химический состав которой ускользает от вас, и не ищите её. Её тайна заключается во Всемогуществе БОГА. Тщетно человечество отрицает своего ОТЦА, ОН существует, и никакой адский приговор, никакое кощунство не лишит ЕГО ни одной мельчайшей частицы Самодержавного Могущества...
   Профессор нахмурил брови и смотрел на стройную фигуру своего собеседника и на его большие лучистые глубокие глаза, взгляд которых словно давил его. Но самомнение осилило это впечатление. Он выпрямился и сказал:
   - Вы удивляете меня, принц. Вы кажетесь человеком просвещённым, а при этом веруете в БОГА, КОТОРОМУ приписываете Безграничное Могущество. Такие убеждения годились для невежественных народов минувших веков. Теперь же, когда каждый из нас может соперничать с Этим Легендарным БОГОМ, подобные идеи, извините меня... смешны, чтобы не сказать больше.
   Глаза Супрамати блеснули, и его голос звучал серьёзно и строго.
   - Несчастный! В какую бездну толкает вас гордость. Вы дерзаете сравнивать себя со ВСЕВЫШНИМ, КОТОРЫЙ создаёт и правит Вселенной! Ваше жалкое знание вы считаете равным Всеведению и Премудрости БОГА. Погодите! Вот когда БОЖИЙ Гнев разразится над этим преступным человечеством, когда загремят вокруг вас разнузданные стихии, тогда вы поймёте, что перед Всемогуществом БОГА вы - пылинка, которую крутит и уносит буря. Подумайте и устыдитесь вашей гордости, смешной и недостойной истинного учёного.
   Профессор побледнел. Гнев и оскорблённое самолюбие боролись в нём с жутким чувством и внезапным смутным пониманием, что стоящий перед ним представлял силу, размеров которой он не понимал.
   - Вы считаете моё знание ничтожным, - сказал он. - Может, вы со своими познаниями можете вдохнуть душу в это тело?
   - Нет. Я, как и вы, также не властен создавать душу. Я ещё могу привлечь из пространства дух и принудить его оживить это тело, но это будет ларв или блуждающий дух, а я знаю, что это - опасное и бесцельное дело.
   Это и вы также можете сделать. Но знаете ли вы, насколько продолжительна будет эта жизненность, обладает ли она всем необходимым, чтобы предоставить духу полноту действий, и есть ли в её химическом составе всё, чтобы ассимиляция астрала и материи была полной? Про это вы ничего не знаете.
   Профессор поник головой. Он, искатель, знал, что многого недоставало для совершенства его произведения, и целые годы упорного труда он не мог ни уловить, ни исследовать эту таинственную искру, которую индус называл Огнём БОГА.
   - Кто - вы, странный человек, имеющий Безусловную Веру в БОГА, давно забытого всеми? - спросил он.
   - Я - миссионер последних времён, потому что приближается час разрушения, а человечество пляшет на вулкане, который поглотит его.
   Профессор покачал головой и усмехнулся.
   - Э! Вы - пророк конца света?! Странная фантазия, принц, для молодого, красивого и богатого человека, который сверх того кажется ещё и учёным.
   - Как ни странно вам это кажется, но конец планеты - близок. Человечество приблизило эту минуту, нарушив Гармонию и Равновесие стихий. Люди дошли до рокового момента и в своей дерзости подняли руку даже на Святилище БОГА.
   Я не отрицаю, что обладаю Знанием. ПРЕДВЕЧЫЙ вооружает Силой Науки покорных и верных слуг, которые шаг за шагом восходят по лестнице Совершенствования к Свету, и всякое приобретённое Знание применяют лишь по Воле БОГА, - сказал Супрамати, прощаясь с учёным.
   Этот визит оставил в Супрамати тяжёлое впечатление, и ему больно было видеть заблуждение такого выдающегося ума. Он припоминал его голову с широким лбом мыслителя, с которой так не гармонировали его жестокий взгляд и то циничное, животное выражение, которое бывает присуще людям, вычеркнувшим идеал из своей души и давшим волю таящемуся в человеке "зверю" руководить своими поступками...
   Зато эта встреча возбудила в Супрамати желание познакомиться с состоянием здоровья человечества, узнать, какого рода болезни подтачивали его и как лечили их. Этот вопрос постоянно интересовал того, кто был некогда врачом Ральфом Морганом.
   Узнав о его желании, Нивара посоветовал ему посетить одного врача, который пользовался большой известностью. В обществе его считали чудаком и едва ли не маньяком, потому что он изучал древние языки, но Нивара видел в нём истинного учёного. Предупреждённый о посещении Супрамати, доктор принял его любезно и провёл на большую, смежную с кабинетом террасу, украшенную вьющимися растениями.
   Доктор Резанов был ещё молодой человек, худой и бледный, с серьёзным, спокойным лицом и большими умными, задумчивыми глазами.
   - Я - к вашим услугам, принц, и почту за удовольствие дать вам по мере сил желаемые сведения, - сказал он, когда оба расположились в тростниковых креслах. - Что вы желаете знать?
   - Ах! Очень многое, доктор, и поэтому боюсь злоупотребить вашей любезностью. Например, как человеческий организм переносит эту неестественную жизнь, как усваивает он избыток электричества и других субстанций, годных для здоровых и сильных организмов, а не для людей с издёрганными нервами и одичавших, как те, с кем вам приходится иметь дело? Какие болезни и эпидемии порождает такое состояние вещей, как вы лечите их и велика ли смертность?
   - Правда, это - довольно обширная программа, ваша светлость, - сказал, улыбаясь, доктор. - Но постараюсь сначала осветить вам общую картину, а потом подробнее остановлюсь на наиболее интересующих вас деталях.
   Должен сказать вам, что гигиена продвинулась вперёд. Чистота сделалась обязательным законом, а электричество своими могучими токами уничтожило очаги болезнетворных начал. Таким образом, исчезли эпидемии вроде чумы, холеры, чахотки и так далее, столь гибельные в прежние времена. А между тем человечество не стало ни сильнее, ни мужественнее, и современная раса, населяющая Землю, - нервна, анормальна и слаба.
   Все народности так перемешались, что почти невозможно найти человека чистой расы, чтобы можно было по типу определить, что это - немец, итальянец, араб или русский. Сохранились только названия национальностей, но нет больше характерных расовых отличий.
   Моё убеждение, что подобная смесь столь разнородных элементов - гибельна для человечества. Потому что не только всякая раса, но каждый отдельный народ имеет свои отличительные от прочих психические и другие особенности, которые вследствие слишком частых смешений утрачиваются и порождают иногда чрезвычайно странных существ, а, в конце концов, ведут род людской к вырождению.
   Таково - настоящее положение общества, состоящего сплошь из анормальных людей, а зло, при расцвете которого мы ныне присутствуем, ведёт своё начало издавна. Я имел терпение изучить древние языки, заменённые теперь нашим международным жаргоном, и прочёл современные этому далёкому прошлому сочинения. Это исследование доказало мне, как глубоки корни главной болезни, снедающей нас и называемой... безумием. Ещё в XX веке начинает проявляться тенденция - объяснять многие явления болезнью мозга. Один итальянский учёный, по имени Ламброзо, живший в то время, считал, что все гениальные люди - психически ненормальны и что все преступления - продукт сумасшествия. Но что в том веке было или казалось только парадоксом, ныне сделалось действительностью. И всё народонаселение, от одного конца мира до другого, состоит из сумасшедших, более или менее опасных.
   Вы, кажется, удивляетесь, принц? Но я придерживаюсь этого взгляда. И я также - сумасшедший, подобно остальным. По многим пунктам мой мозг - ненормален.
   Любопытно изучать начало социального безумия, не считавшегося опасной и страшной психической эпидемией и проявлявшегося в различных видах. Сначала появилась необузданная спекуляция, погоня за золотом и игра на бирже, которая обогащала или разоряла в несколько дней, а порой и часов, потрясая до основания нервную систему людей. Азартные игры приводили к тому же. Потом та же жажда новых ощущений породила безумие и всякого рода спорт: велосипеды, автомобили, авиация, состязания на скорость и так далее.
   По мере усиления зла, появилась эпидемия убийств, самоубийств, противоестественные пороки, оргии и эротические безумства. Революции с их жестокими и кровавыми взрывами, бесцельные убийства, человеческие гекатомбы возбуждали страсти, и людей обуял дух разрушения. Вражда против БОГА стала лозунгом, ТВОРЦУ объявили войну, оскверняли ЕГО храмы, убивали ЕГО служителей, и все это проделывалось под знаменем "свободы". Совершали это орды безумцев, только их так не называли, а многих из них даже считали умными людьми.
   Среди оставшихся здоровыми не нашлось достаточно твёрдой и энергичной руки, достаточно могучего ума, чтобы остановить гангрену. Ей дали развиться, и она охватила мир. С равнодушием и апатией современники допускали эти события, видели все неестественные поступки и не только не карали их, но даже не запирали тех сумасшедших в больницы. Словом, не реагировали всевозможными средствами на больных, чтобы вызвать в них спасительную реакцию. Таким-то образом возник, вырос и разлился по лицу Земли этот невроз, губительный подобно тончайшему яду, и никто энергично не восставал против неистовства свободы, разгула и отрицания.
   Нашествие жёлтых хоть и вызвало реакцию, но не надолго. Зло укоренилось и возродилось затем ещё сильнее прежнего. И снова остались безучастными все те, кто мог бы и должен был воздействовать. Мир охватил пожаром этот психоз и зажёг всё сверху донизу общественной лестницы. Никто не боролся с ним, а всё ограничивались тем, что смотрели и любовались зрелищем разнузданной стихии, не желая даже вдуматься в эту опасность и давая ей громкие и пустые названия.
   Следствием всего этого явилось наше современное общество... - профессор умолк, поникнув головой, и вздохнул. - Простите, принц, что я так увлёкся своими мыслями, - сказал он после минутного молчания, проводя рукой по лбу.
   - О! Естественно, что вы задумались. Всё вами сказанное слишком грустно, чтобы не думать о нём, - сказал со вздохом Супрамати.
   - Да, чтобы понять настоящее, я изучал прошлое народов и подошёл к вопросу: не стоим ли мы у предела существования Земли или накануне катастрофы, которая изменит вид нашего мира. Настоящее человечество осуждено на смерть. Это - неестественные люди, словно растения без корня, или кустарники, которые выращивают искусственно, чтобы они покрылись цветами. А затем, из-за отсутствия жизненных соков, те засыхают, едва заканчивается цветение.
   Всё вокруг нас указывает на одряхление. Земля, столь плодородная прежде, становится всё бесплоднее, беднее, и нас захватывает пустыня. Климат стал так неправилен, что иногда кажется, что перепутались все времена года. Смертность растёт в страшных размерах, деторождение всё сокращается, и уж, конечно, не люди, фабрикуемые доктором Шамановым, дадут нам могучую физически и нравственно расу.
   Исключая ограниченное число учёных, которые ещё трудятся и любят науку, все остальные бегут от умственной работы, не желая ничего в жизни, кроме наслаждений, удовлетворения своих инстинктов и похоти.
   Порой я сожалею о прошлом, с его Верой в БОГА-ТВОРЦА, с его кастами, любовью к родине, честолюбием и даже войнами, кровавыми, конечно, зато полными упоения славой и геройством. В той обстановке, должно быть, лучше жилось, чем теперь, без войны... А почему? Потому что изобрели такие ужасные орудия истребления, что во время последних войн уничтожались с неслыханной притом жестокостью целые города со всем их содержимым и даже целые армии.
   - Я замечаю, доктор, что в вас оживает прочная закваска атавизма, - сказал Супрамати, улыбнувшись. - Впрочем, я - согласен с вами, прежде жили лучше. А теперь, будьте добры сказать, какого рода болезни породило нынешнее состояние общества. Нет ни холеры, ни чумы, ни дифтерита - говорите вы? Что же их заменило?
   - Да ведь болезни являются всегда последствиями вызвавших их причин. Прежде холера и чума являлись от отсутствия гигиены, с одной стороны, и их неизлечимости - с другой. А теперь постоянное возбуждение нервной системы, излишек электричества вызывают болезни нервных центров, летаргию и общую разбитость организма.
   Мы боремся с этими болезнями, искусственно усыпляя больного на несколько недель или даже месяцев. Он просыпается только для принятия пищи. Таким образом, предписывая безусловный покой, мы даём отдых всем функциям тела и восстанавливаем силы больного. Больных также отправляют в горы, в область снегов, где резкий и свежий воздух оживляет их. А страдающих избытком электричества закапывают по шею в свежую землю, или делают специальные ванны.
   На что ещё нужна эта праздная, израсходовавшая свою нервную энергию и переутомленная жизнью "интеллигентная" толпа с надорванными мозгами и обречённая, по-видимому, на уничтожение, - покажет будущее. Моё же убеждение - таково, что мы приближаемся к катастрофе.
   Супрамати вглядывался в умное лицо молодого учёного, одного из последних представителей науки на этой умирающей Земле.
   Обсудив ещё несколько интересовавших его вопросов, Супрамати простился. Городской воздух давил на него и казался ему заражённым. Он чувствовал себя хорошо только дома.
   За ужином он передал Ниваре свой разговор с молодым врачом и высказал мнение, что надо постараться спасти этого труженика, который будет полезен в новом мире, потому что в его душе ещё тлеют Искры Добра.
   - О! Не один ещё обратится и покается, когда настанут дни ужаса, светило перестанет освещать Землю и людям негде и нечем будет отогреться. Это будет слишком поздно, разумеется, но ты - прав, Учитель, доктор Резанов достоин того, чтобы его вовремя обратить.
  
   Часть 2
  
   Глава 10
  
   Через несколько дней, проведённых также в объезде города и окрестностей или посвящённых разным визитам, Супрамати решил побывать в сохранившихся ещё святых местах, и прежде всего в Иерусалиме. Рассказ Нивары о произошедшей там катастрофе возбудил в нём интерес.
   Супрамати смотрел грустным задумчивым взором на залитый электричеством город, когда уносящий их воздушный корабль поднялся над столицей.
   "Когда я вернусь сюда вновь, и над моим дворцом заблестит лучезарный крест, который отметит приют Магов-миссионеров, тогда наступит решительная борьба Света с тьмой. Сколькие восторжествуют и сколькие падут, Один БОГ ведает", - подумал он со вздохом.
   Иерусалим очень изменился. Гора, где некогда Давид соорудил свой укреплённый город, раскололась вследствие землетрясения, и та часть, где стоял храм Гроба ГОСПОДА, осела, образовав котловину, в глубине которой и стояла теперь древняя святыня.
   Разрушения почвы нагромоздили вокруг скалы, образовавшие словно ограду глубокой лощины, и там, вокруг почерневшего от времени храма, расстилался христианский городок. Он был невелик и состоял из тонувших в чаще кипарисов бедных домиков верных слуг Христа.
   За пределами скалистой ограды земля казалась необработанной, и только кое-где вдали были заметны поля или огороды с чахлой растительностью.
   Эти места производили грустное впечатление. Сатанисты избегали их ввиду вредных для себя последствий, и если случайно попадали туда, долго чувствовали потом недомогание. Кроме того, их гнал прочь внутренний страх.
   Скалы, окружающие долину, были населены не менее города. В каждой большой расщелине, каждой пещерке жил отшельник, проводивший жизнь в Посте и Молитве.
   В каждом из таких убежищ было Распятие или образ СПАСИТЕЛЯ и теплилась лампада, а лица обитателей дышали Той Верой, Которая двигает горы.
   У ворот, образованных рухнувшими скалами, которые преградили всякий другой вход в долину, сторожил старик. Он служил также и проводником иноземным странникам, приходившим на богомолье или скрывавшимся от преследований.
   Супрамати и Нивара поблагодарили его, но отказались от предложенных услуг и направились к храму. Ничего не осталось от прежнего величия и богатства. Полусвет царил под сводами, облачение священников было так же просто и бедно, как и церковные украшения. Служил старый епископ в белом полотняном облачении. С давних уже пор богослужение совершалось без перерыва, день и ночь, и верные собирались там по очереди вследствие того, что некоторые части храма, повреждённые обвалом скалы, потом обрушились, и нетронутой оставалась лишь часть со Святым Гробом, но она была невелика.
   Во время перерыва, вслед за окончанием обедни, Супрамати подошёл к епископу и спросил разрешения поговорить с ним с глазу на глаз, после чего оба удалились в келью святителя и там долго беседовали. Вечером того же дня необычная толпа наполнила храм. Всё население, живущее в городе и в скалах, собралось здесь по призыву епископа.
   Когда открылись двери святилища, вышел Супрамати в сопровождении епископа. Впервые перед простыми смертными он был в серебристом одеянии рыцаря ГРААЛЯ, и его голову окружало Широкое Сияние.
   Народ, плотной массой наполнявший все уголки храма, пал ниц, думая, что перед ним сошедший с Неба Святой.
   Когда по приказанию епископа все поднялись, Супрамати подошёл к ступеням амвона и начал говорить. Он описал состояние мира, нарисовав картину бедствий и озверения человечества, которое, позабыв своё Божественное происхождение, допустило овладеть собой духам зла.
   - А теперь, братья, - продолжал он, - наступают предсказанные пророками времена: близка кончина мира. В эти страшные минуты, согласно пророчеству, невидимое станет видимым, свершится суд, и отделятся чистые овцы от нечистых, как сказано в Писании. Те, кто никогда не отступал от Веры и почитал БОГА, кто был всегда соединён светлой, хоть и невидимой связью со своим СОЗДАТЕЛЕМ, - получат в ту минуту награду за свою верность. Они узрят Христа и Духов планеты, Которые озарят их Небесным Светом, и услышат приговор полчищу кощунников и обольстителей, ослепивших и совративших столько душ, разбивших столько уз между сынами БОГА и их ОТЦОМ.
   Конечно, для Всемогущества ПРЕДВЕЧНОГО не трудно опрокинуть и повергнуть в ничто почитающего себя столь сильным мятежного духа, со всем его полчищем сторонников. Но ГОСПОДЬ предоставил ему свободу действовать, ибо зло есть пробный камень Добра, искушение злом - наивысшее испытание для души. Вы, братья, считаетесь верными ГОСПОДУ, вы сохранили Веру в НЕГО, были неусыпными стражами алтаря и ЕГО Тайн. В ваших душах вы поддерживаете Священный Огонь, озаряющий Путь человека к его СОЗДАТЕЛЮ, и поёте гимн Воскресения. До сего дня вы остались тверды, терпя бедность и преследования в это тяжёлое время, когда сатана водрузил своё знамя на поруганных алтарях и поносит СОЗДАТЕЛЯ и ЕГО Законы. Теперь, братья, вам остаётся исполнить последний долг на этой приговорённой к смерти Земле.
   Вам надлежит покинуть это убежище, где вы совершали Молитву и Таинства, чтобы снова появиться между людьми и вступить в борьбу со злом. Вы должны будете проповедовать Слово БОГА и призывать людей к Покаянию и Молитве, возвещая им, что близок - час, когда спасаться уже будет поздно. Вам следует быть смелыми и не бояться ничего, даже смерти. Ибо вы бороться будете за Спасение человеческих душ, и каждая спасённая душа явится неоценимым сокровищем, которое вы принесёте к Стопам Предвечного ОТЦА. Высока, но тяжела возлагаемая на вас обязанность. Господство греха подходит к концу. Достаточно уже сатанинские орды соблазняли и губили души. Их капища будут ниспровергнуты и очищены кровью, которую мученики добровольно прольют. Ответьте мне, братья и сёстры мои, считаете ли вы себя достаточно сильными, чтобы выступить на бой и не отступать ни перед какой жертвой, а содействовать Победе Света БОГА над мраком зла?
   Пока говорил Супрамати, толпа постепенно опускалась на колени, не отводя взора от лица оратора, который в своей белоснежной одежде, с серебристым ореолом над головой, казался им Духом Сфер. Когда он умолк, единодушный возглас раздался в ответ, и к нему протянулись руки всех.
   - Да, мы хотим бороться и положить свои силы и жизнь на Спасение наших братьев! Помоги нам, ГОСПОДЬ БОГ наш, сражаться во Славу ТВОЕГО Имени, - слышались сотни голосов.
   Лица всех дышали Мужеством и Энергией. Вера пылала во взоре, и неожиданная внутренняя красота преобразила черты всех.
   По окончанию службы все присутствующие причастились и принесли клятву бороться с сатаной, не отступая перед опасностью, какова бы она ни была. После этого Супрамати снова заговорил:
   - Братья и сёстры! Мне остается сказать вам, что когда появится на небе лучезарный крест, пещера Святого Гроба запылает, как костёр, и колокола сами зазвонят, - это будет означать, что настала минута, когда вам надлежит выступить на бой вооружёнными Крестом и Верой. А до тех пор молитесь, готовьтесь и собирайте всю нравственную силу, какой располагаете.
   Окончив Молитву, молящиеся разошлись, а Супрамати с Ниварой и священниками собрались у епископа для обсуждения дел Иерусалимской и других христианских Палестинских общин. За этим разговором Супрамати узнал, что в горах и, особенно в окрестностях Синая, народился целый подземный город.
   Один пустынник случайно открыл обширные пещеры, образовавшие целый лабиринт, которыми затем и завладели христиане, спасавшиеся от гонений. Они устроили там церкви, жилища, кладбища и открыли новые выходы, скрываемые и известные одним верным. В этих убежищах сберегались особо чтимые мощи, чудотворные иконы и все святыни, которые спасли от ярости сатанистов. Там жило особое подвижническое население, исполненное Веры и проводившее время в Посте и Молитве. Земля словно разделилась на два слоя: на поверхности справлялись сатанинские неистовства, а в подземельях звучало священнопение, совершались богослужение и религиозные торжества. По прихоти судьбы, в катакомбах выросла и обрела свою непоколебимую силу Вера христиан. А теперь Она снова готовилась явиться из глубины пещер чистой и сильной, как при своём зарождении, чтобы получить вновь, но уже последнее крещение, и тоже кровью мученичества.
   Это рассказали Супрамати священники, и один из них упомянул, что несколько лет назад в пещерах образовалась женская община, во главе которой с недавних пор настоятельницей состояла девушка столь высокой Добродетели и Веры, что её избрали единогласно.
   - Странное - это существо, - продолжал старец. - Она - умна и сильна характером не по летам. Её родители были верующие и принадлежали к старинной христианской семье. Но поддались искушению и впали в сатанизм. А Таиса, будучи девятилетним ребёнком, устояла в Вере и скрылась. Её бегство было чудесно. Можно подумать, что ангел управлял воздушным челноком, в котором она добралась сюда. По её желанию её определили в общину, над которой она теперь начальствует. Её Вера и примерная жизнь всегда восхищали и изумляли подруг. А кроме того, Таиса обладает даром Прозорливости, у неё бывают видения. Она убеждена, что её жизнь является великим испытанием или миссией, и она постоянно ищет, ждёт кого-то.
   При этом рассказе Супрамати улыбнулся. Он знал, кто - эта девушка, которая сквозь испытания, поддерживаемая Любовью и Верой, прокладывала себе путь к нему.
   Затем разговор изменил направление и сосредоточился на личности человека, чрезвычайно занимавшего верующих, видевших в нём воплощение зла и самое опасное из бывших когда-либо на Земле созданий. Супрамати уже слышал о нём в Царьграде и убедился, что его влияние на умы с каждым днём усиливалось. Видеть его, однако, ему не пришлось, потому что Шелом Иезодот - как его звали - проживал в то время в другом городе, возвращаясь из кругосветного обозрения, ввиду того, что считал себя владыкой планеты, а его всесторонняя и безграничная власть над людьми давала ему почти право на такое звание. Любопытствуя услышать мнение об этом человеке простых смертных, Супрамати просил рассказать всё, что известно о нём.
   Происхождение Шелома Иезодота было таинственно и уже окружено легендами, а из них самой достоверной считалась та, которая являла его незаконным сыном миллиардера-еврея, усыновившего его, а затем и сделавшего своим наследником.
   Он именовал себя единственным сыном сатаны, с насмешкой прибавляя при этом, что подобен Христу, называемому СЫНОМ БОГА. В остальном он предоставлял людям говорить и думать, что им угодно. Он явился из Азии ещё молодым человеком, полным сил, демонически прекрасным, и начал своё триумфальное шествие. Он творил "чудеса", обращал камни в золото, совершал исцеления, производил или укрощал бури и вызывал демонов. Словом, он точно повелевал природой и обладал, по-видимому, неистощимыми сокровищами, судя по тому, что горстями швырял золото, раздавая его каждому, кто подходил к нему. Один из священников, видевший Шелома, заявил, что в его личности было что-то чарующее, а его взгляд покорял и подчинял ему.
   - Так как ты говоришь, брат Супрамати, что наступили последние времена, то, может, этот человек - предсказанный пророками Антихрист, - сказал старец.
   Супрамати ничего не ответил и немного спустя простился. Он предполагал на заре уехать в Синай и посетить подземный мир, который служил убежищем Воинству Христа.
   С волнением Супрамати вступил в подземные галереи, где гонимые христиане собрали и скрыли от глаз кощунников свои сокровища. Убежище женщин, живущих одиноко, было отделено от холостых мужчин и имело отдельные входы.
   Семейные занимали особые помещения в этом подземном городе, Супрамати и Нивара поселились в одной семье, упросившей принять её гостеприимство, а хозяин - молодой, благочестивый человек - показал им пещеры.
   С удивлением они осмотрели высеченные природой просторные, высокие церкви, а в них спасённые от погрома духовные сокровища.
   Одна женщина, имевшая родственницу в общине, где главенствовала Таиса, предложила проводить туда Супрамати, так как он был пророк, предсказывавший конец света. Нивара же не был допущен. Ввиду клеветнических распускаемых сатанистами слухов насчёт христианских женщин ни один мужчина не допускается к ним, и только в большие праздники, знаменовавшие жизнь и смерть Христа, старый восьмидесятилетний священник приходил для богослужения.
   Длинными, извилистыми галереями, с кельями по сторонам и пещерами различной величины Супрамати проник со своей спутницей в церковь маленькой общины, где собрались монахини, если их можно было ещё называть этим именем. Это была большая пещера со стенами, покрытыми сталактитами и высоким, исчезающим во мраке сводом. В глубине, на возвышении в несколько ступеней, был воздвигнут алтарь и над ним - статуя Пресвятой ДЕВЫ выше человеческого роста. На вытянутых руках ОНА держала Младенца Иисуса. А вокруг НЕЁ группировались фигуры глубоко чтимых в прежнее время Святых. На престоле, покрытом серебряной парчовой скатертью, стояла старинная золотая чаша. По обе стороны ступеней стояли двадцать женщин в белом, с длинными вуалями на голове и пели гимн во славу Пресвятой ДЕВЫ и СПАСИТЕЛЯ.
   Все они были молоды и красивы, а стройное пение молодых и свежих голосов разливалось по храму, будто звуки органа. Но внимание Супрамати привлекла одна из них, также в белом, с прозрачной вуалью на голове. Лишь висевший на груди золотой крест отличал её от прочих. Она стояла, коленопреклонённая, на последней ступени алтаря, со сложенными руками и прикованным к образу взором. Её голос - чудный, звучный, сильный и бархатный - покрывал все другие.
   Это была девушка лет восемнадцати или девятнадцати, такая хрупкая, белая и прозрачная, что казалась безжизненной. Длинные белокурые и слегка вьющиеся волосы спускались до земли, а большие голубые глаза были ясны и чисты.
   После Молитвы спутница Супрамати подошла к сёстрам и сообщила о прибытии необычного посетителя. Все поспешили к нему, и Таиса также. Но, не дойдя двух шагов до Супрамати, она остановилась, вздрогнула и широко открыла глаза, глядя на Мага. Затем она опустилась на колени, схватилась руками за голову и прошептала:
   - Я знаю тебя. Ты - посол Высших Сил и являлся мне в видениях, но... я не могу вспомнить твоё имя...
   Супрамати положил руку ей на голову, а потом поднял её и сказал:
   - Твоё сердце узнало меня, и я пришёл сказать, что твоё окончательное испытание - близко. Когда ты выдержишь его и преодолеешь последнее препятствие, тогда вспомнишь моё имя и прошлое. А теперь мне надо сказать несколько слов тебе и твоим подругам.
   Он описал положение мира, указал на близкую кончину планеты и объявил, что верующим предстоит борьба, назначение которой состоит в том, чтобы вырвать у сил зла те души, которые ещё можно спасти.
   - До сих пор, сёстры мои, вы сберегли свою душу от окружающей вас грязи, - сказал он. - Но много легче сохранять Чистоту и Веру в уединении, вдали от соблазнов, чем среди развращённых людей, под угрозой позора, гонения или, может, даже смерти. В этом муравейнике, сёстры, я и надеюсь видеть ваше чистое, сильное, непобедимое Белое Воинство отбивающим души от дьявольских козней.
   Исполненные Веры и Смирения, сёстры поклялись употребить все силы на то, чтобы удержаться на высоте призвания. Таиса же, казалось, преобразилась. Вера и Решимость озаряли её прелестное, слегка разрумянившееся от волнения лицо, а голубые глаза впились в Супрамати.
   - Я выдержу последнее испытание, одолею препятствия, а БОГ поддержит меня и откроет мои духовные очи, - прошептала она, и в её голосе прозвучала Энергия.
   Глаза Супрамати вспыхнули радостью. Затем он благословил девушек, посоветовал непрестанно молиться и удалился.
   Пребывание в пещерах понравилось Супрамати. Там был особенный воздух, напоминавший дворцы в Гималаях. Он хорошо себя чувствовал и много времени проводил в горах, где хранились древние талисманы страждущего человечества: мощи Святых и чудотворные иконы, перед которыми люди веками изливали порывы души и получали неисчислимые Благодеяния. И Могущество Невидимых Благодетелей не ослабло от того, что Они были изгнаны из храмов и сошли в подземные галереи. Они продолжали молить Небо простить хулы и преступления слепцам, восставшим против Верховной СИЛЫ, правящей Вселенной.
   Часами молился Супрамати, прося у Этих Высоких Духов поддержать его, вдохновить и ниспослать понимание, чтобы стать истинным, покорным проповедником Святого Слова.
   Он был Маг и вышел из лаборатории своих Учителей во всеоружии Знания. Он умел распоряжаться стихиями, постигать и направлять великие космические двигатели мировой машины, но... Но за время этого долгого восхождения он был отдалён от людского водоворота и, познав сложный механизм бесконечности, разучился понимать тот микрокосм, который называется человеческой душой. Он забыл то, что таится в человеческом сердце: борьбу и бурю, прилив и отлив, падение и ропот крошечного ядовитого насекомого, называемого "человеком". В отдельности такая разумная пылинка ничего не представляет со своим тщеславием, гордостью, эгоизмом и мятежной душой. В количестве же целых миллиардов она является уже тучей саранчи, которая подтачивает планету и кружится, мечется между Небом и бездной... И Супрамати с жаром молил всех этих Благодетелей, Милосердие Которых не высушило прикосновение к человеческим язвам, молил научить его понимать грешных людей, снисходительно судить их и с Любовью вести их к Небесному Отцу.
   Наставники сделали из него - жалкого Ральфа Моргана - Мага о трёх лучах. С Любовью и Терпением они расправляли, очищали и одухотворяли каждый изгиб его души. Из нравственного, с грубыми чувствами калеки сделали они Высшее Существо, способное видеть, чувствовать и понимать невидимое. Наступил час заплатить Этот Долг Любви, вернув низшим, идущим за ним, те сокровища, которыми в изобилии наделили его. В Смирении Маг преклонил колени перед Высокими Духами, преисполненными Милосердия, отказавшимися от личного Покоя и Блаженства, добровольно приковавшими Себя к Земле, неустанно выслушивая все слёзы и горести, с которыми идут к Ним страждущие, прося у Них всего, чего лишена их жизнь: здоровья, земных благ, прощения грехов и преступлений.
   - Научите меня, Верховные Учители, любить и понимать, как Вы их любите и понимаете, этих преступных созданий, этих отрицателей БОГА. Не дайте мне забыть, что я - немощен и слеп перед тайной человеческого сердца, чтобы гордость Знания никогда не омрачала моего духовного ока, и я достойно выполнил бы трудную задачу - вести к Свету СОЗДАТЕЛЯ те невежественные племена, которые будут отданы на моё попечение в новом мире.
   И во мраке пещер загорались громадные Очаги Света. Духи являлись Магу, с Любовью и Снисходительностью взирая на него, научая его искусству понимать души и обещая Свою Помощь и Поддержку. В такой атмосфере Света и Тепла тело Супрамати пополнялось новыми силами, всё его существо дрожало Трепетом Любви к человечеству, а нравственное безобразие последнего казалось ему менее отталкивающим, несмотря на его пороки, преступления, ослепление и братоубийственную вражду. Сквозь всю эту грязь он видел блестевшую искру БОГА, Дыхание ТВОРЦА, Которое никакая грязь не может ни уничтожить, ни затушить, и Которое во всей Своей Первобытной Чистоте таится даже в злобной груди сатаны. Этого Дара Неба никто не в состоянии лишить существо, созданное БОГОМ.
   После нескольких недель такой молитвенной отшельнической и аскетической жизни Супрамати покинул подземный город и с новыми силами вернулся в Царьград.
   Теперь он вступил в свет, и великолепные салоны его дворца наполнило самое нарядное, богатое и именитое общество. С любопытством рассматривала праздная, легкомысленная и невежественная толпа драгоценности и сокровища искусства, во множестве собранные в этом по-царски обставленном доме с многочисленной прислугой, что уже было необыкновенно и невиданно в эпоху всеобщего "равенства", когда людям служили машина или животное.
   Женщины были без ума от обаятельно красивого человека, выделяющегося из окружающей его толпы. Однако, несмотря на всё бесстыдство и наглость дам "конца мира", что-то во взгляде и улыбке Супрамати их стесняло и держало на расстоянии.
   Но кроме интереса, возбуждённого личностью индусского принца, город был охвачен любопытством и полон пересудов по случаю скорого возвращения в столицу Шелома Иезодота с многочисленной и блестящей свитой, которую он всегда таскал с собой.
   На месте древнего храма Святой Софии, позднее переделанного в мечеть, сын сатаны построил огромный дворец, воспользовавшись старыми стенами. Часть дворца, где находились остатки церкви, служила личными покоями Шелому и Исхэт Земумин - странной, никогда не покидавшей его женщины, титуловавшей себя матерью и супругой Царя Вселенной. В пристройках здания были приготовлены помещения для свиты, сатанинских жрецов и других нравственных чудовищ. Всё, что почитал и чему поклонялся старый языческий и христианский мир, эти ублюдки последних времён обливали грязью и оскверняли.
   Передавались вести, как одна страна за другой добровольно подчинялись Шелому Иезодоту благодаря тому, что никто, как он, не обладал столькими благами мира и не расточал их с таким великодушием. Во всех домах, где бывал Супрамати, ни о чём другом не говорили. И рассказывали, что во всех подчинявшихся местностях Шелом оставлял своих сатрапов, на обязанности которых лежало наблюдение за благополучием области, в том смысле, что они должны были раздавать нуждающимся золото, устраивать празднества и сатанинские оргии и уничтожать повсюду как верующих, так и всё относящееся к старым исповеданиям. В помощь столь полезным трудам при каждом сатрапе был назначаем совет из неограниченного почти числа членов. Но для причисления к этим советникам надо было доказать выполнение "семи смертных грехов", совершить, по крайней мере, одно убийство и какое-нибудь новое, в пикантном духе кощунство. Царьград, как полагали, Шелом избрал своей столицей.
   Настал, наконец, день, когда грозный и таинственный человек вступил в город. Ещё накануне волнующаяся толпа стала наводнять улицы. А с наступлением ночи показалась окружённая флотилией свиты чёрная с золотой инкрустацией и залитая ярким кроваво-красным светом воздушная яхта, в которой помещался Шелом. Подобно духу тьмы, он спустился из пространства на водворение в избранной столице.
   Прибытие Шелома праздновалось сатанинскими процессиями и жертвоприношениями, избиением нескольких человек, признанных народным голосом за верующих, и оргиями, превзошедшими по своему бесстыдству и вновь придуманным кощунствам всё раньше виденное. Но Шелом не ограничился празднествами и наградами. Он принялся также за экономические реформы, и первая же из них вызвала общее удовольствие. Население освобождалось от обязанности платить за билеты при переезде в воздушных поездах. Взамен этого был установлен незначительный общий годовой налог, дававший право каждому безвозмездно передвигаться и путешествовать с одного конца мира на другой.
   "Потому что, - пояснял в своём законе новый владыка земли, - это стесняет личную свободу людей, привязывая человека к одному месту, когда он пожелает переехать на другое, а воздушные пути принадлежат каждому, подобно воздуху".
  
   Глава 11
  
   Недели через две после своего прибытия Шелом Иезодот находился в своих покоях. Это была средней величины зала, обтянутая чёрной с красными разводами материей и обставленная мебелью из чёрного дерева с резными, увенчанными козлиной головой спинками и красными шёлковыми подушками. Красные электрические лампы заливали комнату кровавым светом. За столом в широком с высокой спинкой кресле сидел Шелом и слушал стоящего перед ним одного из советников, который, жестикулируя, что-то докладывал ему. Чёрная звезда на шее указывала на его высокое положение в сатанинской иерархии.
   Царь зла был молодой человек громадного роста, но такой тонкий, худой и гибкий, что движения его высокой фигуры, обтянутой чёрным трико, напоминали змею. Черты лица, хоть и угловатые, были правильны, а глаза - большие, серые, с резким зеленоватым отливом и прямыми, почти сросшимися на переносице бровями, так фосфорически блестели, что минутами казались глазами зверя.
   Из-за красных и мясистых губ блестели острые белые зубы. Густые кудрявые чёрные волосы и бородка оттеняли тусклый, сероватый цвет лица. Его можно было бы назвать красивым, если бы его физиономия не отражала все пороки и нечистые вожделения, а взгляд не был бы таким ледяным и жестоким.
   Рядом с Шеломом, но на стуле пониже, сидела женщина обаятельной красоты. Обтягивающее её трико обрисовывало чудные формы, оставляя открытыми шею и руки цвета слоновой кости. Черты лица напоминали древнюю камею. Большие чёрные и мрачные глаза сверкали из-под пушистых ресниц, словно озарённые внутренним огнём. Красный рот выражал чувственность, иссиня-чёрные и густые волосы спускались ниже колен. Широкий золотой обруч, украшенный головой козла с изумрудными глазами, поддерживал её пышную чернокудрую гриву. Эта женщина была дьявольской красоты и, как воплощение сладострастия, словно создана возбуждать страсти и завлекать людей в ту бездну, из которой вышла.
   - Так ты, Мадим, считаешь этого индуса опасным? - спросил Шелом, поглаживая бороду и насмешливо глядя на стоящего перед ним и окончившего свой доклад человека.
   - Да, я считал своим долгом обратить на него твоё внимание. Этот человек вылез, наверное, из какого-нибудь тайного логовища древних христиан, и окружён такой противной атмосферой, что когда проходит со своим секретарём мимо наших святилищ, в них творится что-то вроде бури. Его дом - полон слуг, но ни один не знакомится с нашими и не участвует в наших церемониях. Принц Супрамати бывает в свете и у себя устраивает роскошные приёмы, но он относится ко всем в высшей степени сдержанно, а самое невероятное - что у него нет любовницы.
   - Надо бы достать ему, - сказал Шелом.
   - Это будет нелегко, - сказал Мадим. - Притом Маслот, наш великий ясновидец и астролог, сказал мне, что этот человек с некоторыми другими послан нашими врагами и причинит нам много неприятностей. Я уже знаю, что индус говорил доктору Шаманову, будто приближается конец света, и разразятся катастрофы, голод, землетрясение и невесть что ещё...
   Шелом Иезодот разразился смехом.
   - Придётся лишить Маслота его звания Великого ясновидца, потому что он начинает слепнуть. Да и тебя, Мадим, я считал умнее! Не уже ли ты думаешь, что я не знаю того, что мне следует знать? Я - на пути к открытию и завладению Таинственной Субстанцией, или Кровью планеты, а не то "Эликсиром Жизни", как называют Её презренные эгоисты, скрывающиеся в Гималаях. Хитёр же будет тот, кто сумеет уничтожить нас, когда мы поглотим Первобытную Эссенцию, Которая обеспечивает планетную жизнь. Каким образом может произойти голод, если Та же Субстанция вызывает повсюду богатую растительность и изобилие всяких продуктов? Но допустим даже, что произойдёт катастрофа! Мне остаётся всего лишь шаг, чтобы вступить в сношение с соседними мирами, куда мы и переселимся. А после нас пусть разваливается наша старуха-земля со всеми попрятавшимися на ней болванами, их глупой верой и всем "старьём", тщательно скрытым ими в пещерах и подземных галереях.
   Шелом выпрямился, его глаза сверкали, и весь он дышал гордостью и сознанием своего могущества. Мадим и та женщина, вместе с несколькими находящимися в комнате людьми, взирали на него с восхищением и страхом.
   - Впрочем, в одном ты - прав, Мадим, - сказал Шелом. - Полезно будет обезоружить принца Супрамати и сделать его безопасным. Это дело я поручаю тебе, Исхэт. Ты искусишь и соблазнишь этого человека, а ему трудно будет устоять против такой красоты, как твоя.
   По телу молодой женщины пробежала дрожь, и она закрылась бывшим на ней красным плащом.
   - Владыка, твоё приказание - жестоко. Этот человек должен обладать огромным могуществом, если уже только его приближение производит потрясение в наших святилищах. Как же ты хочешь, чтобы я подошла к нему?
   На лице Шелома скользнула усмешка.
   - Это уже - твоё дело, на то ты - и Исхэт Земумин. Впрочем, я облегчу тебе задачу и устрою пиршество, на котором он будет. Надеюсь, этого - достаточно, чтобы ты забрала его в свои руки. Завтра я посещу Супрамати. Позаботься, чтобы всё было готово, - сказал он, обращаясь к Мадиму.
   На другой день Супрамати находился с Ниварой в смежной с лабораторией зале. Маг был бледен и задумчив, но встретив несколько тревожный взгляд Нивары, улыбнулся.
   - И так, тебя беспокоит предстоящее посещение его величества царя богохульства. Я тоже не могу сказать, чтобы это доставляло мне удовольствие. Но так как встречи с ним неизбежны, то надо приучать к ним себя. Пока пойдём в лабораторию и сделаем кое-какие приготовления к приёму.
   По указанию Супрамати Нивара привёл в действие большой электрический аппарат. Из него стали выделяться длинные полосы света, которые обвивались вокруг них и образовали сетку вроде клетки. Через несколько минут всё побледнело и расплылось в воздухе.
   - Теперь пусть пожалует! - сказал Нивара, останавливая аппарат. - Жаль, не настал ещё час, чтобы доказать этому дьявольскому ублюдку, с кем он имеет дело. Нехорошо, конечно, адепту радоваться чужому несчастью, но я не могу отделаться от чувства удовлетворения при мысли о приближающемся наказании, которое поразит это презренное человечество.
   Супрамати покачал головой.
   - То, что их ждёт, - так ужасно, что надо быть снисходительным и жалеть их.
   Прошёл, может, час, как по комнате пронёсся порыв ледяного ветра и снаружи донёсся шум, слышный лишь посвящённым.
   - Наш гость приближается. Я приказал провести его в голубую залу, - сказал Супрамати, вставая. - Пойдём со мной, Нивара, он также со своим секретарем Мадимом. А прочую его свиту наши друзья остановят у дверей, - прибавил он, увидев, что подвластные ему духи стихий собрались и окружили его, чтобы защищать собой.
   У входа во дворец загорелся бой, невидимый для глаз смертных - между духами стихий с одной стороны, и ларвами, вампирами и прочей адской поганью, составляющими свиту Шелома Иезодота. Воинство Мага победило, и ни один из нечистых не попал во дворец. А внешним образом борьба двух враждебных начал выразилась чёрными, затянувшими небо тучами, сгустившимся, тяжёлым воздухом и раскатами грома. Когда Супрамати вошёл, голубая зала, выходящая в сад, была погружена в белесоватый сумрак, и в открытое окно было видно, как сверкали молнии, ветер вздымал столбы пыли.
   Шелом Иезодот стоял один посреди комнаты, и нервная судорога искажала его мертвенно-бледное лицо. Мадим оставался, вероятно, за дверью, и, заметив это, Нивара тоже удалился из скромности.
   Два могущественных противника остались одни и смерили друг друга взглядом. Они понимали значение волнений атмосферы. Взгляд Супрамати был спокоен и ясен, тогда как в зеленоватых глазах Шелома сверкала ненависть и зависть, словом, весь ад хаотических чувств, таящихся в его душе. Его взгляд не мог оторваться от высокой и стройной фигуры Мага, который светился Голубоватым Светом, скопляющимся над головой в виде Блестящего Ореола.
   На поклон Супрамати Шелом ответил наклоном головы, значительно ниже обычного. В атмосфере этого дворца Свет давил его, и по гибкому стану пробегала холодная дрожь. Руки друг другу они не подали, потому что этот обычай был давно уничтожен. Он процветал в то время, пока оккультные законы были почти неизвестны, и никто не подозревал могущества соприкасания двух противных сил. Сатанисты знали этот закон и избегали подавать руку верующим.
   - Приветствую тебя, принц Супрамати. Я явился предложить тебе мир, - начал Шелом минуту спустя. - Я знаю, что ты и твои братья покинули свое гималайское убежище, чтобы бороться со мной. И верно, в этом мире нам обоим нет места. Земля с её наслаждениями и богатствами - моя область. Вам тут делать нечего, потому что ваше царство - "не от мира сего". Борьба между нами будет ужасна, так как вы знаете, что моё могущество - равно вашему. Подобно вам, я повелеваю стихиями, знаю тайну исцеления, и легионы духов - покорны мне. Я воскрешаю мёртвых, и камни превращаю в золото. Но прежде чем начать эту борьбу, я предлагаю тебе сделку. Вы хотите спасать души? Хорошо. Скажи, во сколько душ ты оцениваешь своё пребывание здесь, и я дам их тебе. Хочешь пять тысяч?.. Десять?.. Пятьдесят?.. Только берите их и уходите, не стойте на моём пути.
   - Твоё предложение - блестяще, но неприемлемо, потому что я не могу брать души. Они должны сами прийти ко мне. Они очистятся только в борьбе и с полной свободой сделают выбор между Добром и злом.
   Глаза Шелома сверкнули.
   - Я знаю, на что вы рассчитываете, - на силу Первобытной Эссенции, Которую вы, "бессмертные", считаете своей собственностью. Ну, так вы ошибаетесь. Я нашёл то, что вы так тщательно скрывали, и совершу больше чудес, чем вы, - скупцы, недостойные хранители предания, лишившие людей Этого Сокровища. На ваших глазах перемёрло множество людских поколений, но вы не пошевелились. А я каждому дам возможность наслаждаться бесценным даром - жизнью. Вы предсказываете близкий конец мира, и будто ничто не может предотвратить это разрушение? А вот я... - он выпрямился и затрепетал. - Я остановлю разложение планеты. Я покрою Землю цветущей растительностью, и плодородие станет неистощимым, а люди, вечно здоровые и молодые, одарённые планетной жизнью, будут наслаждаться всеми её радостями и боготворить меня как своего благодетеля.
   - Смотри, Шелом Иезодот, чтобы лекарство не оказалось хуже недуга. Берегись, как бы вместо того, чтобы повелевать космическими, установленными БОГОМ Законами, Они не обрушились на тебя!
   При имени ПРЕДВЕЧНОГО судорога исказила лицо Шелома. Затем, придя в неистовство, он закричал:
   - Я признаю одного лишь владыку, законам которого подчиняюсь, - сатану, моего отца!.. Последнее слово ещё не сказано, никто не знает, он победит или ТОТ!..
   - Безумец, невежда и слепец! - сказал Супрамати. - Одурманенный своей ненавистью и пороками, ты забываешь, что и сатана, каков он ни есть, тоже - сын БОГА. Никакой мятеж, никакая хула, ни отцененавистничество - ничто не может изъять из него сущность его ОТЦА. Она останется в нём до скончания веков, ибо то, что создано БОГОМ, - нерушимо. И ты - недостойный отпрыск БОГА. Под корой грязи, преступлений и мятежа, там, в глубине твоего существа, таится Пламень, давший тебе жизнь. И Этот Пламень - священен, Он - Дыхание ПРЕДВЕЧОГО, твоего и моего ОТЦА, а Эту Искру ты не в состоянии ни загрязнить, ни уничтожить.
   Пока говорил Супрамати, Шелом согнулся, охваченный дрожью. Он был гадок, его лицо исказилось, и кровавая пена выступила на губах. А буря снаружи, казалось, ещё усилилась. В порывах ветра слышались будто жалобы и стоны. Не оплакивал ли ад своё бессилие в борьбе со Светом Небес?..
   Вдруг Шелом выпрямился и погрозил кулаками Супрамати, по-прежнему спокойно и ясно, с состраданием смотрящего на него.
   - Брось свои увещевания, гималайский отшельник: я не для того сюда пришёл, чтобы слушать твои наставления. Ты не пожелал Мира, так будем бороться и увидим, кто кому уступит. Испытаем наши силы перед народом, и пусть он решит, кому из нас должно принадлежать господство.
   - Я не намерен царствовать в этом умирающем мире, но не имею оснований и отказываться от твоего вызова. Только предупреждаю, чтобы ты не вооружался против предстоящей катастрофы. Ты говоришь, что обладаешь Первобытной Эссенцией? Хорошо. Но ты ведь не знаешь способа Её употребления, а поэтому будь осторожен. Иначе лекарство окажется хуже болезни, - сказал Супрамати.
   - Об этом не беспокойся, я отвечаю за свои поступки. Но раз ты принимаешь мой "вызов", как ты его называешь, то прими также и моё приглашение, принц Супрамати, и пожалуй на празднество, которое я вскоре устрою.
   На устах Супрамати мелькнула улыбка.
   - Если ты, Шелом Иезодот, не боишься моего присутствия в твоём доме, то я буду.
   - И ты будешь один, как и я?
   - Ты же явился со своим секретарём Мадимом. Я вижу, он дрожит от холода за дверью. Так и я приду с моим секретарём, Ниварой.
   - Которого я тоже вижу надутого гордостью за другой дверью, - сказал Шелом. - За обещание благодарю, принц. Буду ждать на праздник и без борьбы уступаю тебе в подарок несколько сотен душ, которых вы можете вдоволь спасать в своих убежищах.
   - Благодарю, ты - великодушен, но я не привык получать что-либо без труда, в том числе и преступные души. Сладок - лишь плод труда.
   Шелом расхохотался.
   - Как хочешь. Пока же вели стихиям успокоиться, а твоим слугам прекратить воевать с моими, чтобы я мог свободно и безболезненно выйти из твоего дворца.
   Супрамати обернулся к окну и, подняв руку, начертал в воздухе несколько фосфоресцирующих знаков. Раздался глухой шум, порывы ветра смели тучи, просветлело, и лучи солнца залили комнату. Послышалась нежная, словно издалека донёсшаяся музыка, а за большим окном столпились призрачные, лёгкие существа, которые колебались подобно волнуемому ветром газу.
   Улыбка счастья озарила лицо Мага, а мертвенно-бледный Шелом Иезодот с поникшей головой вылетел из дворца в сопровождении Мадима. Тоска охватила сердце царя зла и затрудняла дыхание. Чувство ненависти, горечи и зависти терзало его. Откуда явилось это чувство? Не уже ли в нём шевелилось и заставляло его страдать То проклятое "Нечто", таящееся в глубине его существа, То Наследие Небесного ОТЦА, Которое не поддавалось уничтожению и смущало торжество сатаны, когда тот останавливал восхождение душ к Свету?..
   Супрамати едва заметил уход Шелома. Его взор был прикован к видению. Далеко, далеко, в широком золотом сиянии он видел отражение своего дорогого руководителя, Эбрамара. С наслаждением он вдыхал ароматы озаряющего его золотистыми каскадами Света, чувствовал Теплоту Токов Добра, Которые притягивал к нему порыв его души, и чувство Счастья и Благодарности охватило его. Подняв руки по направлению Света, он воскликнул:
   - О! Какое блаженство, когда осознаёшь в себе Силу Добра и располагаешь Гармонией Сфер. Борьба, страдания, вековая работа - за всё в тысячу раз вознаграждает одна такая минута Счастья! Вперёд, вперёд, без остановки, к Свету!
   По уходу Шелома Нивара вошёл и замер, увидев Учителя и Друга в сосредоточенности. Никогда ещё Супрамати не казался ему таким прекрасным и обаятельным, как в эту минуту Самозабвения. Услышав произнесённые им шёпотом слова, Нивара опустился на колени и со слезами на глазах прижал к губам руку Мага. Супрамати вздрогнул и положил руку на голову ученика:
   - Да, Нивара, мы - счастливы и бесконечна - Милость СОЗДАТЕЛЯ, дарующего нам созерцать и постигать Великие Тайны творения. А какую судьбу сулит нам впереди Эта Сила Добра, достигнутая Путём нашего Труда. Сначала нам предстоит борьба, в которой я надеюсь вырвать у зла не одну тысячу душ. А затем нам будет дано проповедовать Слово БОГА и положить начало Законам ГОСПОДА в новом свете. Вперёд, вперёд, Нивара! Путь к светлой цели Всезнания - ещё долог, но мы уже чувствуем свои крылья. Останемся лишь покорными перед Величием БЕСКОНЕЧНОГО и твёрдыми в Вере, а эти крылья понесут нас с одной ступени на другую по лестнице Совершенства. Не велик - наш мир, ещё менее значительны - наши дела, но БОГ в СВОЁМ Милосердии и Мудрости оценивает лишь размеры наших усилий и с Любовью судит нас, соразмеряя наши силы с приобретённым Знанием...
   Супрамати умолк, и оба они, взволнованные, вернулись в лабораторию.
   На следующий день, работая с учеником в своём кабинете, Супрамати спросил его:
   - Достаточно ли ты вооружён, Нивара, чтобы смело идти на пир Шелома? Ведь нас будут искушать там.
   - О! С тобой я ничего не боюсь. К тому же нас поддержит и Эбрамар! - ответил Нивара. - Не говорил ли ты мне много раз, дорогой Учитель, что со Светочем ИСТИНЫ в руках - не страшен никакой мрак, потому что Свет указывает все западни и озаряет все бездны? Благодаря твоим урокам и моему труду мои духовные очи открылись. Я вижу невидимое и слышу Гармонию Сфер, а запахи порока и животных чувств внушают мне отвращение. Могу ли я после этого поддаться искушениям?
   - Браво, Нивара! Я вижу, что твои глаза - открыты и ты будешь осторожен. Но, друг мой, не пренебрегай никогда врагом, как бы ничтожен он ни казался. Он может стать опасным в тот момент, когда мы уснём, убаюканные убеждением своей неуязвимости. Лучше предполагать, что твоя броня может иметь свои недостатки, а поэтому следи за тем, чтобы никакая стрела не открыла её недочёты. - Увидев, что молодой адепт вспыхнул, он прибавил. - Тебе нечего краснеть. Я - уверен, что ты был и останешься твёрд. А так как Шелом, наверное, пожелает "отдохнуть" после визита ко мне, раньше чем устроит пир и приготовит все западни, которыми он украсит его в честь нас, то я полагаю, что мы успеем навестить Дахира с Нараяной. Мы расскажем им про своё приключение и приглашение Шелома, и увидим, какое поле для своих действий избрали они, и взглянем на их подготовительные работы.
   Спустя несколько часов воздушное судно Супрамати уносило его и Нивару по направлению Москвы, потому что Дахир и Нараяна избрали прежнюю Россию и окружающие её местности поприщем для работы.
   Они летели с головокружительной быстротой, и через несколько часов под ними уже расстилалась Русская равнина. Она была всегда однообразна, но теперь имела совсем унылый и плачевный вид. Громадные, бесплодные песчаные поля представляли пустыню. Обширные и кудряво-зелёные леса исчезли, а среди тощей и малорослой попадавшейся ещё местами растительности не виднелось уже больше нигде синих или зелёных маковок церквей с золотыми крестами, оживлявших в прежнее время сельский простор. Вблизи городов тянулись на необозримое пространство огромные теплицы, в которых теперь сосредоточивалось всё земледелие. Но общая картина была мертвенной и унылой.
   "И это была некогда Святая Русь!" - подумал со вздохом Супрамати, окидывая взором город, над которым пролетали.
   - Да, - ответил Нивара на мысль Учителя, - кресты и купола всюду снесены, и всё, что только напоминало религию предков, уничтожено. Больше не слышно звона колоколов, который созывал верующих на службу, и под древними сводами не звучит уже священнопение, умерло всякое религиозное чувство. Но нигде в ином месте подобное явление не производило на меня столь гнетущего впечатления, как здесь, потому что русский народ одушевляла некогда Горячая и Чистая Вера.
   - Знаю, я был здесь с Эбрамаром и наблюдал потрясающие картины богомольцев, стекавшихся в святые места. Бедные, в лохмотьях, с каким-нибудь грошом в кармане, странники шли из дальних концов страны, изнурённые дорогой и голодные, но полные Такой Веры, что всякая усталость и невзгоды забывались, едва они припадали к мощам Святого или к чудотворной иконе. А уж как затеплят бывало свою свечечку или держат в руке просвирочку, для них наступал праздник. И как же чиста и сильна была Молитва, возносившаяся из сердца этих обиженных судьбой! А сколько Милостей изливали на них Те, Кого они приходили молить. Они уходили очищенные, ободрённые, с новыми силами на своё земное странствование.
   - Ах, Учитель, есть ли достаточно суровая кара, чтобы наказать тех испорченных и лукавых, которые по слабости ли, беспечности, тщеславию или развращённости вырвали у этого народа поддерживавшую его Веру, порвали его связь с БОГОМ, а благочестивых, добрых людей превратили в разбойников и ренегатов!
   - Да, тяжкую ответственность взяли они на себя. Недаром говорил Христос: "Горе - человеку, через которого приходит соблазн...", и указал, что будет тому, "кто соблазнит одного из малых сих", - сказал Супрамати. - Но всё же я удивляюсь, как мог так быстро пасть глубоко благочестивый народ и, не защищая, покинуть всё, что целые века боготворил и почитал.
   - Это было что-то вроде нравственной гангрены, но были и случаи сопротивления. Один из наших братьев, находившийся здесь во время последней революции, рассказывал мне, каким образом погибла Троице-Сергиева лавра. Возмущение разгоралось повсюду, людей обуяло безумие кощунства и ненависти к БОГУ. Оскверняли и жгли церкви, убивали священников, а у Иверской иконы БОЖЬЕЙ МАТЕРИ произошёл кровавый бой. Какой-то князь из старинной русской семьи с мечом в руках защищал древнюю святыню, но он был сражён, и его кровь забрызгала икону, а трупы убитых завалили всю часовню, которая, наконец, сгорела. Но что сталось с иконой - неизвестно. Ты понимаешь, Учитель, что в такое время монастырю тоже ежедневно грозила опасность, как и оставшимся там иконам. Наиболее ревностные из них, готовясь к смерти, день и ночь молились у раки Преподобного. А в Москве бесчинство достигло наивысшей степени, и, наш брат передавал, что творившееся там превзошло всякое воображение. Понятно, что негодяи решили уничтожить и монастырь, хоть и не назначили точно дня. Но привести свой план в исполнение они не успели.
   Как-то ночью разразилась невиданная гроза. Молнии вызывали пожары небывалых размеров, град убивал людей и животных, ураган с корнем вырывал деревья, срывал крыши, опрокидывал башни. А в довершение всего воды вышли из берегов. Круглые сутки бушевала буря. Погибли тысячи людей и многие помешались от страха. Когда же буря стихла, то Москва с окрестностями представляла собой поле кровопролитного сражения. Люди и очень тяжёлые предметы подхватывались ветром и разбрасывались на невероятное пространство. Древний монастырь также обратился в развалины. Буря сосредоточилась над ним, и от молний вспыхнул пожар. А из колодца, вырытого Святым Сергием, хлынула пенистая вода, а другие подземные воды довершили разрушение лавры. Стены обрушились, и на их место залившая всё вода нанесла кучи песка, и всё это было усеяно трупами монахов и окрестных жителей. Какая участь постигла раку Преподобного, осталось невыясненным, но мощи исчезли. Полагают, что монахи вынесли их тайным ходом. Исследовать это, однако, не пришлось, потому что страх гонит людей прочь от этого места.
   Супрамати выслушал рассказ Нивары и, вздохнув, сказал:
   - Безумные! Какой же ад кипит в их душе, если они с таким остервенением кидаются на всё, что им напоминает БОГА. Эта толпа, покрывающая Землю преступлениями и смутой, обрекая её на гибель, воображает, будто этим планетным атомом и кончаются владения ТВОРЦА?..
  
   Глава 12
  
   - Мы приближаемся, Учитель. Взгляни на город, это - Москва, а где беловатое облако над домом, там живут наши друзья, - сказал Нивара.
   Через несколько минут воздушное судно остановилось у башенки, и едва путешественники ступили на платформу, как с лестницы послышался голос Нараяны.
   - Вот они! - кричал он. - Ах, какая прекрасная мысль явилась у вас повидаться с нами!
   И он схватил в объятья Супрамати и Нивару. За ним показался Дахир, который так же приветствовал друзей, а после обмена приветствиями все направились в столовую, где Нараяна принялся за приготовление завтрака.
   - Знаете ли вы, где находитесь? - спросил он, ставя на стол серебряный кувшин с вином и корзину с громадной величины фруктами. - В остатках Кремля. Став национальной собственностью, он был распродан с аукциона, а некто Гольденблюм купил Большой Дворец и переделал его в меблированный дом для достаточно богатых людей, могущих платить бешеные деньги. Внук этого молодца - наш хозяин. А так как я - любитель древних и хороших вещей, то и снял весь дом для себя и Дахира. Таким образом, в этих залах, где проживали великие императоры, скромно ютятся два индусских принца, "миссионеры конца мира".
   - Трапеза - скудная, предупреждаю, дорогие друзья, потому что съестные припасы не имеют прежнего вкуса и сочности, только вино - не дурно. Оно из наших старых погребов, где Нараяна хранит свои будто бы "неистощимые" запасы, - смеясь, сказал Дахир.
   - Правда, всё стало невкусно, словно Старушка-Земля хочет внушить нам отвращение к себе, чтобы мы не жалели о ней. На что деньги, и те не имеют прежней цены. Природа будто сошла с ума. Перемены температуры - невыносимы: то полярный холод, то тропическая жара, и всё скачками, без промежутков. Весны и осени почти не стало: с поразительной быстротой переходит с лета на зиму. Прибавьте к этому ураганы, землетрясения, отравляющие миазмы, вдруг появляющиеся с моря или земли, от которых задыхаются люди. В растительном царстве тоже всё пошло навыворот. Тепличные растения стали так плохи, что пробовали вернуться к садоводству на открытом воздухе, но попытки не имели успеха: всё либо мёрзнет, либо горит, а не то поедается червями, и приходилось пить вино со вкусом серы или есть плоды без сока и запаха, напоминающие дерево, такую гадость, как вот эти.
   Он схватил из корзины один фрукт и швырнул его в угол. Яблоко раскололось и обнаружило вялое, сухое мясо. Все посмеялись дурному расположению духа неисправимого обжоры.
   - Да, Небо предупреждает человечество, - сказал Дахир, - но оно не желает понимать и остаётся глухо к голосу потерявших равновесие космических сил.
   - Вся Земля - сплошная пустыня, - сказал Нараяна.
   - Ты забываешь об одном уголке нашей Земли, который остался таким, как был, - сказал Супрамати. - Индия - это колыбель человечества, куда некогда спустились бессмертные с другого погибавшего мира, Великие Законодатели и Насадители первого просвещения. Там Они учили младенческие народы азбуке Великих Законов, поддерживающих социальный и нравственный строй, открывая перед ними столько Света, сколько те в состоянии были воспринять. Там их Дух как бы охраняет места, где Они жили и где устроили архив мира. И атмосферные беспорядки, и ядовитые миазмы - всё удалено от мест, где неугасимым огнём горит воля Этих Великих Духов и как щитом прикрывает это сказочное царство. Никогда нога смертного, неверующего, который мог бы кощунствами осквернить эти долины, не приближалась к дворцам Магов, ни одно любопытное око не опошлило эти убежища Мудрых, где природа дышит Гармонией. И только последний, окончательный удар примет их в свои объятья чистыми и непорочными.
   - Ты говоришь верно, Супрамати. В наших индийских дворцах хорошо живётся и посейчас. А здесь - ужасно, будто под гнётом какого-то кошмара. Самому холодно становится, видя, как мёрзнут другие. Да и люди все - какие-то жалкие. Одни живут в постоянном опьянении оргиями и преступлениями, другие бродят мрачными мизантропами, не находя себе покоя, словно потеряли что-то, ищут и не находят, - сказал Нараяна, вздохнув.
   - Ну, да. Они потеряли и ищут свою Веру, своего БОГА и Святых-покровителей, всё то, что питало их душу. Теперь, пресытившись пороками, без нравственной поддержки, чувствуя, что вокруг них совершается что-то необычное, они - ошеломлены, а будущее представляется им мрачной бездной, - сказал Дахир.
   - И я предвижу, что этих "мизантропов" легче всего будет нам увлечь нашей проповедью, - сказал повеселевший Нараяна, подливая гостям вина.
   Разговор оживился, и Супрамати рассказал о своём свидании с Шеломом Иезодотом, упомянув о его вызове и приглашении на пир.
   - Ага! Он, значит, пронюхал уже, что ты - опасен! - воскликнул Дахир.
   - Именно, и даже пытался подкупить меня, предлагая тысячи душ, чтобы мы ушли. Но я отказался от такого торга, - сказал Супрамати и рассмеялся. - Но второе предложение - благородный поединок - я принял, и мы померяемся оккультными силами. Он утверждает, будто может при посредстве дьявольской силы сделать всё то, что я могу выполнить Силой, полученной от БОГА.
   - Ого! Есть, я полагаю, некоторая разница между этими двумя силами. А когда же состоится этот поединок магических сил? Надеюсь, ты позволишь мне и Дахиру присутствовать на нём?
   - Конечно, я приглашаю вас обоих. Народу будет множество, и я предполагаю с этого начать обращение. А когда всё это будет - я не знаю, но думаю, что после пира, на котором они надеются ослабить меня или убить.
   - Ха! Ха! Хороша - шутка! Но, во всяком случае, будь осторожен, Супрамати! Если в тебе ещё сохранилось кое-что от старого Адама, то госпожа Исхэт способна его пробудить, - воскликнул Нараяна, смеясь. - Видишь ли, моё расположение к прекрасному полу ещё не совсем угасло. Поэтому я предпринял рекогносцировку, чтобы взглянуть на подругу антихриста, и убедился, что она - опасна.
   - Будем надеяться, что я устою против её чар и что старый Адам будет по-прежнему спать в глубине моего существа, - сказал Супрамати, улыбаясь.
   Вечером, когда Маги собрались побеседовать в спальне Дахира, Супрамати сказал, вдыхая воздух:
   - Здесь есть где-то церковь.
   - Твой нос не обманул тебя. Здесь существует маленькая часовенка, и какой-то верующий прикрыл вход в неё, но мы открыли его. Вход за этим буфетом, - сказал, смеясь, Нараяна.
   Он отодвинул буфет, и за ним оказалась дверь в часовенку, наполненную священными предметами. Они зажгли свечи, и их свет озарил лики древних икон. Маги опустились на колени и стали молиться. Когда они вышли и буфет поставили на место, Нараяна рассказал, что этот вход был так искусно заделан, что смертный никогда бы не нашёл его.
   - Вообще, - добавил он, - это гадкое переживаемое Землёй время породило множество любопытных фактов, с нашей точки зрения, конечно. Например, катастрофа с Петербургом, о подробностях которой я узнал здесь.
   - Ах, расскажи, расскажи. Я знал, что старой столицы уже нет, но мне не были известны подробности, да и Нивара тоже не знает, вероятно, потому, что никогда мне не говорил ничего про это.
   - С удовольствием, - сказал Нараяна. - Здесь, как и везде, где сохранились верующие, существуют подземелья, где они и прячутся. Мы там были с Дахиром, и там я познакомился со старцем, который рассказал мне то, что я хочу передать вам. Катастрофа произошла вскоре после сокрушения Троице-Сергиевой лавры. Но ещё за много лет перед этим петербургский климат становился год от году всё суровее. Надвигались полярные льды, так что север Швеции, Норвегии и России стал необитаем. Ну, а в Петербурге ещё жили кое-как, хоть лето и становилось всё короче, а зима - длиннее и холоднее. Человечество придумало между тем паллиатив: целые кварталы покрыли гигантскими стеклянными куполами и отепляли электричеством. Но ещё быстрее холода усиливалось нечестие и все следующие за ним пороки. А так как правители того времени обкрадывали управляемых, то был издан закон, повелевавший закрыть и продать с аукциона все церкви. Однако, несмотря на всё, оставались ещё, особенно среди народа, люди, державшиеся старинных обычаев и старой Веры. Тогда компания аферистов скупила все храмы оптом и открыла абонемент на право посещения церквей, слушания богослужений и причащения, а нанятые компанией священники совершали службы. "Почему бы, - говорили предприниматели, - и не воспользоваться людской глупостью?" Однако ввиду того, что абонементы стоили дорого, то многие из небогатых были принуждены отказаться от них, население стало отвыкать от церкви, и антреприза, наконец, лопнула. Негодование этих ловкачей было неописуемо. А так как их влияние на правителей было сильно, то они добились такого решения, что необходимо положить раз и навсегда конец всем "старым и глупым предрассудкам", а с этой целью было повелено собрать всё имевшее отношение к прежней Вере и всенародно предать сожжению. А раньше, когда ещё держалась кое-какая Вера, купили находившиеся в Бари мощи Святого Николая, которые итальянцы продавали. Их поставили в построенной для этой цели церкви, вблизи города... И так, эти мощи, как и все прочие святыни, должны были быть преданы огню. День этого аутодафе отложили до весны ввиду особо суровой зимы. В последний раз заволновался народ, и его сердце дрогнуло при мысли, что будет уничтожено всё, чтимое их предками, и сохранившиеся мощи Вековых Покровителей и Защитников. Среди населения раздались протесты, но так как протестовавших было меньшинство, то их не слушали, а Небо осталось будто глухо ко всем этим преступлениям, богохульствам и кощунствам. Но чтобы скорее покончить с этим волнением, решили поспешить с аутодафе.
   Между тем весна задержалась. За несколькими тёплыми днями, оттаявшими местами ледяную кору, сковавшую море, наступили снова холода. И однажды ночью забушевала буря. С грохотом ломался лёд, а ветер гнал на город волны и глыбы льда. Город был затоплен, но беда не была ещё полна. В ту же ночь вулканический удар приподнял слегка дно Ладожского озера. Вода вышла из берегов, а волны, уничтожая всё на своём пути, достигли Петербурга и наводнили его.
   Погибло несколько сот тысяч человек. Когда же вода спала, остатки города оказались покрытыми ледяной корой, которая уже никогда не оттаивала. Тот же толчок, от которого вышло из берегов Ладожское озеро, нагнал полярные льды, двинувшиеся вдоль берегов Швеции и загромоздившие Балтийское море. Теперь во всех этих местностях климат хуже, чем у эскимосов, а Петербург представляет собой картину Помпеи подо льдом. Потому что, как говорят, целые кварталы стоят нетронутыми, то есть, конечно, дворцы и массивные здания. Говорят, что перед катастрофой появились пророки, ходившие по улицам и возвещавшие, что преступления истощили долготерпение Неба и что кощунники, дерзнувшие желать сжечь все мощи с прочими святынями, погибнут раньше, чем успеют привести в исполнение свой замысел. И они уговаривали верующих покинуть осужденный город. Многих из них признали буйнопомешанными и убили, но на их место появлялись другие, и верующие, глубоко потрясённые, покинули город. А вольнодумцы с сатанистами остались и погибли. Позднее, когда успокоились стихии, некоторые из верующих посетили место несчастья, где и нашли ещё несколько уцелевших церквей и домов. А так как гонение на Веру становилось всё упорнее и ожесточённее, то они обосновались в этом необитаемом уже больше месте, и там образовалась небольшая община, живущая в старом Невском монастыре. Богомольцы сходятся туда на молитву, сатанисты же бегут от разорённого города, и благодаря этому маленькое стадо Христа живёт там в Мире и Безопасности.
   Этот рассказ так заинтересовал Супрамати с приятелями, что они решили на другой день отправиться на развалины Петербурга.
   По мере приближения к мёртвому городу холод всё усиливался, а картина опустошения навевала грусть. Они высадились у Невского монастыря, где ещё были заметны следы человеческой деятельности: усыпанная песком дорожка вела к храму, вход в который был очищен ото льда, а из труб жилья курился дымок. При входе в храм горели две смоляные бочки, а внутри топились переносные печурки, так что температура, сравнительно с наружней, была довольно тепла и приятна. Святое место было вычищено, и причинённые наводнением опустошения по мере возможности исправлены.
   У сохранившейся в нетронутом виде раки Преподобного горели свечи, и стояло человек пятнадцать мужчин и женщин. Они запели, после того как окончилось чтение Евангелия, и Маги присоединились к верующим.
   По окончанию Молитв путешественники познакомились, были дружески приняты, как братья, и отведены в жилое помещение, чтобы согреться и подкрепиться. В комнатах, где жил раньше митрополит, помещалось несколько семейств, остальные же члены общины размещались в других зданиях. Здесь было тепло, в печи пылал огонь, и хозяйки подали гостям тёплое вино, хлеб и блюдо с рисом.
   После трапезы разговорились, и Супрамати осведомился, велика ли община и не тяжело ли им жить в этой ледяной пустыне, среди развалин и смерти. Лица хозяев озарила улыбка.
   - О! Нет, - ответили они. - Здесь - так хорошо и спокойно, вдали от кощунников. За Работой и Молитвой не видишь времени. Кроме того, у нас есть воздушные суда, на которых мы ездим за провизией, топливом и так далее. А холод ещё - сносен. Зато иногородние, попадающие сюда, очень мёрзнут, и некоторые даже замерзают, а поэтому все почти бегут отсюда. А мы, и другие живущие здесь, не страдаем от холода и счастливы. Никто не препятствует нам совершать богослужение, у нас сохранились святыни, которые мы почитаем. А мы любим уединение, отказались от светской жизни и считаем себя счастливее миллиардеров в их дворцах.
   - Но ведь предвидится голод: как же вы тогда будете жить? - спросил Дахир.
   - ГОСПОДЬ печётся о нас и поддержит и впредь, - ответил один из старцев.
   Маги посовещались между собой, и затем Супрамати справился, нет ли при общине какого-нибудь сада или куска земли, бывшего прежде садом или огородом.
   - Как же, сохранилось ещё место, где был митрополичий сад, и дальше, за монастырём, есть огороды, но всё покрыто снегом и льдом.
   По просьбе путешественников их провели на эти места, и члены общины видели, как те влили в вёдра с водой что-то из бывших при них флакончиков и обильно поливали ей землю. Затем Маги простились с хозяевами, желая осмотреть на обратном пути мёртвый город.
   Их воздушное судно тихо плыло вдоль улицы, бывшей некогда главной артерией древней столицы. Вид был мрачный и тоскливый.
   Местами мусор и обломки развалившихся домов загромождали улицы и делали их непроходимыми. Иные здания стояли без крыш и будто качались. Но были и такие, что сохранились в целости, не считая выбитых окон и дверей, и через них можно было видеть в опустевших квартирах разбитую мебель и кучи поваленных вещей, среди которых замечались скелеты или будто нетронутые тела, которые словно гримасничали из-под ледяного савана. Но так как картина была приблизительно одинакова везде, то Маги направили свой аппарат ввысь и, взволнованные, покинули город, поражённый БОЖЬИМ Гневом.
   Отшельников ожидал сюрприз ледяной Помпеи. В ночь после отъезда Магов растаяли снег со льдом, покрывавшие сад и огород. Через несколько дней стала показываться зелень, а несколько недель спустя и деревья ожили, вытянув к небу свои кудрявые ветви, и затем покрылись плодами. И кругом запестрели цветы, а в огородах зрели овощи. И этот уголок рая зеленел, процветал, благоухал, будто независимо от окружающей его ледяной пустыни и холодного ветра. Не веря своим глазам, жители любовались совершившимся чудом, а в душе крепло убеждение, что их посетили Святые или, может, Ангелы, посланные Свыше, чтобы облегчить их участь и вознаградить за Веру в БОГА.
   Посещение мёртвого города произвело на Магов тягостное впечатление. Перед отъездом из Москвы Супрамати пожелал осмотреть подземные пещеры, где скрывались верующие, и однажды ночью они спустились в подземные галереи, которые находились под одним из старых монастырей. Население там было немногочисленное, но особого типа. В часовенке шла вечерняя служба, и совершали её несколько старых священников в белом облачении. Истощённые Постом и аскетической жизнью, их лица были прозрачно-бледны, и глазам Мага виден был исходящий из них Голубоватый Свет, как и окружающее их головы Светлое Сияние. Поглощённая Молитвой коленопреклонённая толпа молящихся тоже дышала Чистыми Излучениями, Золотистым Облаком витающими вверху, под сводом. Все собравшиеся тут люди были "не от мира сего". Их душа пролагала путь к Небу, в Которое они веровали. Маги и Нивара опустились на колени, сливаясь в общей Молитве с верующими, и их глаза блуждали вокруг этого приюта Веры. Вдоль стен стояли раки Святых, и каждая из них казалась словно костром, из которого исходили Потоки Золотистого Света.
   Когда священник вышел из алтаря со Святыми Дарами, наступила тишина. Вдруг пещера озарилась Светом, и под сводами раздалось неземное, могучее пение Веры, а в воздухе витали Светлые, Прозрачные Образы. Над чашей, окружённой снопами Света, появилась Голова Христа в терновом венце. ЕГО Лик выражал грусть. Минуту спустя видение побледнело, и лишь над чашей продолжало гореть Золотистое Пламя, Которое затем быстро ушло внутрь сосуда.
   Из сердца Магов и присутствующих вознеслась благодарственная Молитва. Все были счастливы, что сохранились ещё на Земле места, где ГОСПОДЬ проявлял СВОЮ Милость, и где не порвалась связь между ТВОРЦОМ и ЕГО творением. После богослужения Маги познакомились с верующими и посетили подземелья, а Нараяна представил Супрамати старца, о котором говорилось раньше, и тот пригласил Мага в свою келью - помещение с одним столом, стулом, постелью и образом БОГОРОДИЦЫ.
   Усадив гостя на единственный стул, он стал расспрашивать Супрамати о том, что происходит в свете, от которого он отдалён. Приближение конца мира его не удивляло, и он рассказал, что в Москве происходят вещи, указывающие, что Небу наскучили, наконец, преступления, творящиеся на Земле её павшим человечеством. Так, один из его близких, живущий в городе, передавал ему, что ко времени, когда некогда праздновалась Пасха, демоны становились бешеными и между сатанистами случалось множество подозрительных убийств или случаев внезапной смерти. Некоторые говорили, что в Пасхальную ночь в сатанинских храмах слышали крики, стоны и рычания, а по улицам бежали стаи поганых животных. А в прежних церквях слышался звон колоколов, которых уже не существовало, под сводами раздавалось пение, славившее Воскресение Христа, и с неба падали в виде огоньков тысячи искр. Во время этих явлений сатанисты были подавлены. Они прятались и мучились судорогами.
   На другой день после посещения подземелий Супрамати уехал, обязав Дахира и Нараяну побывать у него после пира у Шелома.
   - У меня найдётся, наверное, немало интересного для вас ввиду того, что красавица Исхэт намеревается покорить меня, - сказал он.
   - Хорошо, что Ольга не знает ничего о замыслах такой соперницы. Это могло бы испортить всё её испытание, - сказал Нараяна.
   Все посмеялись и, пожав друг другу руки, расстались.
  
   Глава 13
  
   Через несколько дней по возвращению в Царьград Супрамати получил приглашение вместе с Ниварой на пир во дворец Шелома Иезодота. Приглашение принёс Мадим, но на этот раз сатанист не имел самоуверенного вида. Он был бледен, а в его взгляде замечались страх, подозрительность и затаённое злорадство, Супрамати принял его дружески и обещал приехать. В день пира, незадолго до отъезда к Шелому, Супрамати позвал Нивару в лабораторию, и оба приняли обычную электрическую ванну. Затем Маг открыл металлический сундук и разложил на столе взятые оттуда предметы.
   - Сегодня нам нужен особый туалет, - сказал он, улыбаясь и протягивая Ниваре род голубоватого фосфоресцирующего трико, которое тот надел.
   Тончайшая мягкая ткань будто прилипла к телу и, к удивлению Нивары, производила впечатление, что из неё шло тёплое веяние по всей коже. На спине и груди, а также по бокам были видны начертанные золотом каббалистические знаки и формулы. Поверх этого трико Нивара надел обыкновенное, но нарядное голубое с серебряным поясом и голубое же бархатное пальто без рукавов, вышитое серебром.
   - Не забудь магический жезл. Да спрячь за пояс вот этот кинжал - он может пригодиться. Будь готов на всё, Нивара, и берегись, ибо нас будут стараться уничтожить тем или иным способом: ядом или змеями, могут заточить нас, и мало ли ещё как. Но всё это не приведёт ни к чему. Возьми ещё этот магический перстень. Он осветит самую мрачную темницу и откроет всякий сложный замок. Ты ведь знаешь секрет его употребления?
   - Да, Учитель. Но меня удивляет, как этот Шелом, обладая столь могучей адской силой, не знает, что бессмертных не может убить ни яд, ни животное.
   - Вот именно. Несмотря на свою силу во зле, он очень многого не знает в области Добра. Тайна Первобытной Эссенции строго охранялась, и хоть он почти и нашёл Её, но не знает всех Её свойств и способов употребления Этого Таинственного Вещества. Во всяком случае, если он и не надеется убить меня, то рассчитывает ослабить ядом или путём соблазна.
   Во время разговора Супрамати надел тонкое, как газ, трико, сверкающее, будто оно было соткано из бриллиантов, и отливающее всеми цветами радуги. На спине, боках, руках и ногах виднелись, словно огненные, каббалистические знаки и формулы. А на груди, в середине звезды Мага, горела, казалось, увенчанная крестом чаша рыцарей ГРААЛЯ. Это одеяние так прилегало к телу Мага, что представляло как бы вторую кожу. После этого он встал посередине большого металлического круглого диска с каббалистическими знаками, а Нивара опустился на колени у его ног. Магическим мечом Супрамати начертал круг, кланяясь поочерёдно на все четыре стороны, делая мечом по воздуху фосфоресцирующие знаки и произнося формулы, вызывающие духов стихий. Положенные возле диска на трёх треножниках травы вспыхнули, и лаборатория наполнилась огнём и дымом. При каждом движении меча появлялась толпа туманных существ фиолетового, красного, зеленоватого и голубоватого цвета. Их тела не имели ясных очертаний. Сформированы были только головы, а глаза блестели умом и силой. Четырьмя концентрическими кругами, в виде ярусов, они расположились вокруг. Ниже всего стали фиолетовые, затем зеленоватые, далее красные и, наконец, голубоватые воздушные духи.
   - Подчинённые мне духи стихий, я повелеваю вам окружить меня и защищать, а также оказать своё покровительство моему ученику, - сказал Супрамати.
   Пронёсся шум, подобный шелесту листьев, и затем туманные фигуры побледнели и истаяли.
   - Теперь наша стража предупреждена и не покинет нас, - сказал Супрамати, сходя с диска и принимаясь за дальнейший туалет.
   Он был весь в белом. На нём было трико, широкий серебряный унизанный бриллиантами пояс, серебряного бархата пальто без рукавов, вышитое на полах бриллиантами, и галстук из таких кружев, каких уже более не существовало.
   - БОЖЕ! Как ты - красив, Учитель! - сказал Нивара, глядя с восхищением на него.
   Супрамати, приглаживающий перед зеркалом волосы, не мог удержаться от смеха:
   - Не влюбись в меня вместо мадам Исхэт. Зрелище двух влюблённых Адептов выйдет ещё интереснее шеломова пира, - пошутил он. - А теперь, в заключение наших приготовлений, нам остаётся только выпить Эссенции, Которая удесятерит наши физические и астральные силы, - прибавил он.
   Супрамати достал из шкафа резной ящик с двумя флаконами, красным и синим, и двумя чашами, серебряной и золотой. Он наполнил серебряную чашу из красного флакона, где жидкость была красная, густая, дымящаяся и походящая на тёплую кровь.
   - Вот это - тебе, - сказал он и протянул чашу Ниваре, и тот залпом осушил её. - А это - для меня, - прибавил Супрамати, наливая во вторую чашу голубоватую фосфоресцирующую жидкость.
   - Уф! Мне кажется, что в эту минуту я мог бы с корнем выворотить дуб! - сказал Нивара, вздыхая полной грудью.
   - Вместо дуба попробуй свою силу вот на чём, - сказал Супрамати, протягивая ему взятую в углу железную палку.
   Нивара согнул её спиралью и сказал:
   - Это - недурно, но с ещё большим удовольствием я сделал бы такой штопор из Шелома.
   Дворец Шелома был иллюминирован, а большая площадь перед ним и прилегающие улицы запружены толпой, очевидно, ожидающей прибытия индусского принца. Громадная прихожая, освещённая, как днём, также была заполнена нарядной и любопытной публикой. При приближении Мага толпа расступилась и попятилась.
   Супрамати спокойно поднимался по широкой, покрытой ковром лестнице со статуями сатиров и демонов. Вдруг чертёнок из чёрного мрамора, стоящий на подставке, пошатнулся, скатился с лестницы и ранил нескольких сатанистов, которые собрались в кучку и перешёптывались, злыми глазами провожая Адептов.
   При входе в большую залу Шелом с поклоном встретил Мага:
   - Мы только тебя и ждали, принц. Все наши гости - в сборе, - сказал он, приглашая его войти, и повёл его к эстраде в несколько ступеней в глубине залы.
   Там стояли три золочёных кресла. На высоких спинках двух из них красовались козлиные головы с рубиновыми, блестящими глазами, а на спинке среднего кресла была обращена вниз пентаграмма. Возле одного из кресел стояла Исхэт, и её большие тёмные глаза пытливо смотрели на стройную белую фигуру подходящего к ней Мага.
   Странный костюм молодой женщины шёл ей. На Исхэт была надета в виде юбки сетка из чёрного жемчуга и рубинов, с широкой бахромой внизу из таких же камней.
   Тонкую, гибкую талию стягивал широкий, чеканного золота пояс, осыпанный бриллиантами. С пояса шёл полукорсаж пурпурного газа, вырезанный в форме полумесяца, обнажая груди, слегка прикрытые бриллиантовыми подвесками. На шее блестело в несколько нитей колье, углом спускавшееся посередине груди и сходившееся с корсажем. Волосы Исхэт были распущены и окутывали её словно шелковистый чёрный плащ с синеватым отливом. Тоненький золотой обруч подхватывал непокорные кудри, а над челом красовалась маленькая летучая мышь - чудо ювелирного искусства. Её тельце и распущенные крылышки были из чёрных бриллиантов, серого жемчуга и филиграни, а глаза - рубиновые. Никогда, может, не была так ослепительно блестяща демоническая красота молодой женщины. Она являлась воплощением сладострастия в его наиобольстительнейшей форме. Когда Супрамати поклонился ей, огонь сверкнул в её чёрных глазах, и она с чарующей улыбкой склонила голову.
   Супрамати сел и стал рассматривать залу, представляющую странный, волшебный вид по своему убранству, освещению и великолепию массивных, шитых золотом драпировок. Но зато собравшаяся толпа показалась Магу отталкивающей своим животным выражением лиц, общим безобразием упадочной расы и бесстыдством одеяний. Неподалёку от него сидели Нивара с Мадимом.
   По знаку Иезодота начался первый номер увеселений. Раздалось дикое пение, а из двух боковых входов вылетели группы танцоров и танцовщиц. Все были украшены ожерельями, поясами и диадемами из драгоценных камней. На женщинах были широкие газовые шарфы, а в руках у мужчин - шёлковые веера. Дрожь брезгливости пробежала по телу Супрамати. Но не менее болезненное ощущение причиняла ему и его соседка. Говорят, что крайности сходятся, и словно в подтверждение этого парадокса, в данном случае Высшая Добродетель притягивала высшее сладострастие.
   Не обращая внимания на представление, Исхэт пожирала глазами спокойное и прекрасное лицо Мага, а веяющее от него лёгкое и нежное благоухание опьяняло её. Она думала, что никогда не встречала такого обаятельного существа, и рядом с ним Шелом казался ей отвратительным, гадким. Теперь она, конечно, не нуждалась ни в чьём приказании - пускать в ход своё дьявольское искусство, чтобы завладеть этим человеком, который нравился ей и при виде которого в ней закипали все нечистые желания.
   Супрамати ощущал беспорядочные излияния бушующей рядом бури животных чувств, но спокойствие его лица не выдало его мыслей. Ему было даже забавно отчасти наблюдать, что Исхэт боялась, как бы Шелом не заметил, что она сравнивает его с ним, опасаясь, вероятно, впоследствии возмездия. А угрюмый взгляд хозяина скользил по нему, стараясь угадать, какое впечатление производит на гостя представление и пылкие взгляды соседки. На приглашённых же танцы произвели возбуждающее действие. Шёпот, смех и истерические крики раздавались в разных местах залы, лица раскраснелись и глаза блестели.
   Когда танцоры удалились, перед эстрадой разостлали большой ковёр, и вошёл пожилой человек весь в чёрном, с пёстрым платком в виде тюрбана на голове. Он стал на середину ковра, а два человека поставили перед ним инструмент вроде арфы, но несколько иного устройства, и он заиграл, вторя странной песне, с вибрирующими, пронзительными модуляциями, подобно свисту, режущему воздух. Мало-помалу всё заволокло красноватым паром. Вдруг раздался свистящий треск и со всех сторон появились разной величины змеи, ползающие между рядами испуганно жавшихся приглашённых. Но гады не обращали, по-видимому, на смятение внимания и направлялись к ковру, где окружили музыканта и, став на хвосты, начали страшную пляску. Их глаза блестели фосфорическим светом, а из открытых пастей капала зеленоватая пена. Возбуждение пресмыкающихся было чрезвычайно, но тут веющий в воздухе пар быстро оплотнился, и на ковёр посыпалась из пространства туча змей. Увидев их, ярость овладела теми, которые явились первыми. Они набросились на тех и завязалась битва. Их тела сплетались, мелькали языки, но произошло нечто отвратительное. Головы явившихся из воздуха змей превратились в человеческие черепа и начали высвистывать душераздирающую мелодию, которая слилась с пронзительным свистом земных змей. Затем несколько человек притащили юношу и молодую девушку, оцепеневших от страха, и бросили их на кучу гадов, которые расцепились и напали на кинутую им добычу...
   Но Супрамати поднял руку. Из магического кольца на его пальце посыпались снопы искр, после того как он повернул его камнем вверх, а краткая формула, произнесённая звучным голосом, покрыла стоящий в зале шум. Гады приникли к земле и не двигались, но потом оба лагеря разъединились, и ларвические змеи накинулись на растерявшегося колдуна, опрокинули его и принялись сосать его кровь, а земные змеи ползли с ковра, направляясь к Супрамати. Впереди всех ползла огромная змея с зеленоватой чешуёй, а приблизившись к эстраде, стала на хвост и положила голубоватый блестящий камень, который держала в пасти, к ногам Мага. Он сделал рукой дружеское движение и вполголоса произнёс несколько слов, которые животное поняло и поползло назад, свистнув, и повинуясь этому сигналу, змеи повернулись, рассыпались во все стороны и исчезли. Над ковром поднялся вихрь дыма, затем по зале пронёсся шум ветра, и наступила тишина. На полу валялся труп колдуна, а обе его жертвы исчезли.
   Всё это происшествие заняло всего несколько минут, и вся масса гостей словно онемела от изумления. Хозяин был удивлён и задыхался от бешенства, и лишь Исхэт смотрела на Супрамати в страстном восхищении.
   - Это - непорядочно, принц, нарушать в чужом доме порядок фокусами, не входящими в программу, - сказал Шелом минуту спустя хриплым голосом, и его глаза блеснули.
   - Извини, я не позволил бы себе вмешаться, если бы все участники спектакля были твоими подданными, господин Шелом Иезодот. Членов же моей партии я всегда и всюду считаю себя обязанным защищать, - сказал Супрамати.
   Шелом закусил губы, но, овладев собой, сказал:
   - С этой точки зрения ты, пожалуй, прав, а поэтому будем продолжать программу праздника и послушаем концерт, который я приготовил в твою честь, принц.
   Во время этого разговора убрали труп и ковёр, а их место занял оркестр из шестидесяти музыкантов и двадцати певцов. У музыкантов были скрипки, виолончели и несколько флейт, все они были безобразны, и их лица носили отпечаток всех пороков и страстей.
   - Ты видишь перед собой архаичный оркестр, потому что подобные инструменты наше музыкальное искусство давно отвергло. Но так как вы, бессмертные, века считаете, как прочие люди годы, то я думал доставить тебе удовольствие концертом старого времени, - сказал Шелом, и его насмешливый взгляд впился в глаза Мага.
   Но он ответил лишь кивком головы, потому что в эту минуту певцы затянули вакхическую песню, по окончании которой оркестр начал свою адскую музыку. Струны инструментов были выделаны из человечьих кишок, а именно - замученных женщин и детей. Даже душа Супрамати содрогнулась от этих звуков и при виде картины, развернувшейся перед его духовным взором. Там, в тучах красноватого пара, кружились вихрем гибкие тела ларвов и демонических существ с алчными глазами и кровавыми губами, а между ними корчились тени замученных жертв. Адская же музыка продолжалась между тем, звуки стонали, ревели и плакали: вся гамма человеческих страданий, начиная с богохульства до отчаяния, слышалась в этих мелодиях, исполняемых к тому же великими артистами. Нивара был бледен, пот струился по его лбу, и омрачился даже ясный, строгий взор Супрамати. Всё происходящее становилось всё более отвратительным и возмутительным. Гостям слуги-животные разносили наполненные парной кровью чаши. Шелом и Исхэт также с наслаждением осушили чаши с пойлом, жадно вдыхая заражённые миазмы, наполнившие воздух, и начиная проникаться опьяняющими ароматами. Скоро группа женщин - всегда более падких на дурное, как и на хорошее, - пробрались к эстраде и с кошачьей ловкостью после минутного колебания стали подниматься на её ступени. Очень мало человеческого было в этих воспалённых лицах с горящими глазами и прерывистым дыханием.
   Одна из вакханок бросилась к ногам Шелома, целуя его колени.
   Тяжко дыша в этой густой заразной атмосфере и содрогаясь от отвращения, Супрамати прислонился к спинке кресла и смотрел в землю. Другие бесстыдницы готовы уже были броситься на него, но Исхэт вскочила, в её руке сверкнул стилет, которым она ударила в грудь одну из женщин, что обратило в бегство остальных. Не обращая внимания на свою упавшую и залитую кровью жертву, Исхэт кинулась к Супрамати вне себя от ревности и страсти, обвила его и старалась прижаться губами к его устам. Маг не шевельнулся, но Исхэт была отброшена и замертво скатилась со ступеней. Шелом с ругательством вскочил со своего места, оттолкнул обеих женщин и, нагнувшись над Исхэт, поднёс к носу вынутый из-за пояса флакон. С беломраморным цветом лица, чертами камеи и восхитительными формами, она казалась чудным изваянием.
   Через минуту она зашевелилась и простонала. Тогда по знаку Шелома подбежали женщины и унесли её.
   Супрамати глазами искал Нивару и, увидев, что тот едва отбивается от окружающих его женщин и мужчин, которые хотели принудить его выпить чашу крови и принять участие в оргии, Супрамати сосредоточился, Луч Света сверкнул в его глазах и полетел на помощь ученику, опрокинув осаждающих Нивару звероподобных людей. Шелом задрожал от бешенства, - не будь Супрамати бессмертным и Магом - его поразил бы насмерть скользнувший по нему, как пожирающее пламя, взгляд. Минуту спустя Шелом встал и хриплым голосом сказал:
   - Я вижу, принц, что твоё присутствие расстраивает забаву моих гостей, а поэтому предлагаю пройти со мной в соседнюю комнату, где мы можем поговорить на свободе.
   Супрамати поднялся. Они прошли сквозь остервенелую толпу и очутились в маленькой зале, приготовленной, очевидно, для интимного ужина, так как стол был накрыт только на десять человек, хоть и с царской роскошью. Маленькие буфеты были полны фруктами, сладостями и вином. В широкие резные арки была видна анфилада комнат с накрытыми столами для пира, которым должно было закончиться торжество после жертвоприношения сатане. Шелом подвёл Супрамати к креслу, сел напротив него и придвинул ему блюдо с жареным мясом.
   - Благодарю, - сказал Супрамати, отказываясь, - не трудись угощать меня. Шелом Иезодот. Уста Мага не могут касаться вашей нечистой пищи, как глаз не может восхищаться оргией, которую ты устроил для меня. Я мог бы остановить эту гнусную сцену и уничтожить негодных существ, которых ты называешь своими гостями. Но в твоём доме я не хотел пускать в ход оружие против тебя, тем более что ещё не пришёл час нашей борьбы. Кроме того, не губи Исхэт, твою ужасную подругу. Ведь её попытки завладеть мной тщетны, и тебе следовало бы знать, что сладострастие и пикантные прелести женщины уже не властны надо мной. Я могу любить только красоту души.
   Шелом смерил его мрачным взглядом.
   - Ты - человек из плоти и костей, и ничто человеческое не может быть тебе чуждо. Ты должен испытывать все людские слабости. Почему же красота и любовь - бессильны над тобой, когда твой вечно молодой организм - полон жизни и силы?..
   Подошёл Мадим и на маленьком подносе подал Супрамати чашу вина. Он взял, но едва поставил её на стол, как жидкость задымилась, вспыхнула и сгорела разноцветными огнями.
   - Мне подали яд, а поэтому позволь, любезный хозяин, ответить тебе твоими словами, только что мне сказанными: "непорядочно предлагать яд гостю, а покушение на убийство не входило в программу твоего приглашения".
   Шелом зарычал от бешенства, и его лицо исказилось судорогой. Раздался треск, и кресло Супрамати стало падать вниз с такой быстротой, что он был удивлён и недоумевал, летит ли в пропасть или в колодец. Когда падение кончилось, Супрамати увидел, что очутился в довольно большой круглой зале, слабо освещённой лампами красного стекла. Но едва он поднялся, как его кресло взлетело наверх. Он не обратил на это внимания и стал рассматривать обстановку.
   Посередине залы находились только кушетка кресло и стол, на котором стоял широкий серебряный таз с кровью. В двенадцати нишах по стенам красовались статуи демонов в неприличных позах, а на треножниках горели травы с едким, тяжёлым запахом, возбуждающим эротическое бешенство. И во все стороны виднелись отвратительные рожи материализованных ларвов, скользких, раздутых от поглощённой крови, охваченных животной страстью и готовых накинуться на Мага, но сдерживаемых духами стихий. Те, однако, были очень ослаблены заражёнными эманациями дома, но всё-таки боролись мужественно. Впрочем, Супрамати защищался. Своей Могучей Волей, Которая была в состоянии сдвинуть гранитные глыбы, он опустошил ниши, и поверженные на землю статуи разлетелись вдребезги. Затем из его поднятой руки мелькнули языки огня, уничтожившего кровь в чаше и затушившего треножники. Наконец дождь искр полился на ларвов, которые вопили и стонали, быстро таяли, а поглощённая ими кровь красным, до тошноты зловонным паром вытекала из них.
   Наконец они исчезли, и в течение нескольких минут в подземелье стояла тишина, но Супрамати знал, что это только - перерыв.
   Скрытая в стене дверь открылась без шума, и появилась Исхэт - последнее искушение Мага.
   - Несчастная, что тебе надо от меня? Берегись приближаться ко мне, чтобы исходящее из меня Чистое Пламя не сожгло твоё отравленное пороками тело, - сказал Супрамати.
   - Что мне надо? Мне надо тебя. Ты - прекрасен, как чарующее видение... Я люблю и хочу тебя, как ещё ни одного мужчину не хотела в моей жизни, и ты должен принадлежать мне! Ни один смертный не устоял ещё против моих прелестей, и ты не будешь первым...
   Она откупорила зажатый в руке флакон и разлила вокруг себя находившуюся в нём жидкость. Воздух словно вспыхнул, и стены подземелья задрожали, как от взрыва. Поражённые ударом, духи стихий вздрогнули, побледнели и рассеялись от действия ядовитых миазмов, и Супрамати остался безоружен.
   Воспалёнными страстью глазами, следящая за ним Исхэт воспользовалась этим моментом, бросилась к нему, охватила его руками и вонзила острые зубы в его руку. Снова появились ларвы и бросились на помощь Исхэт, обвив Супрамати и стараясь повалить его. Но они не рассчитали силы Мага, который с быстротой молнии сосредоточил свою Могучую Волю и одним порывом стряхнул духовных гадов, которые с рычанием разлетелись в разные стороны. Подняв руки, Супрамати произнёс формулу, и цепляющаяся за него Исхэт невидимой силой была поднята на воздух и затем упала на плиты.
   Супрамати был великолепен и страшен. Чистый и ясный, с лучистым взором он стоял, как Столб Света, потому что из каждой поры его тела вырывался Внутренний Огонь, и в Этом Чистом Пламени снова собрались духи стихий и, подкреплённые новыми силами, окружили его. Огненный Зигзаг пробежал по подземелью и обрушился на лежащую на полу Исхэт.
   - Негодная тварь, - загремел голос Супрамати, - в наказание за твою дерзость ты будешь слепой и немой, пока не захочешь увидеть Свет ИСТИНЫ и раскаяться. И никакой владыка ада не вернёт тебе ни зрения, ни слова.
   Раскат грома потряс здание, порыв ветра пронёсся по подземелью и, несомый духами стихий, Супрамати поднялся в Область Света, а через несколько минут он был уже в своей лаборатории. Немного спустя прибыл Нивара, мертвенно-бледный, весь покрытый синяками, исцарапанный и в разорванном платье, но торжествующий.
   - Ах, Учитель! - воскликнул он. - Вот уж могу сказать, что вырвался из ада. Одно только меня беспокоит: я, кажется, укокошил сатанистов с двадцать. Конечно, я нехорошо рассчитал, и электрические удары были слишком сильны.
   - Ты действовал по праву законной обороны. Кто прикасается к электрической машине, должен нести последствия этого. Но успокойся, Шелом оживит их. Я проделал нечто более жестокое. Чтобы наказать Исхэт, я лишил её зрения и языка, а её Шелому уже не исцелить, потому что она дерзнула коснуться Мага. Но довольно об этом. Нам надо поскорее принять ванну, чтобы очистить себя и платье, а то от нас воняет падалью.
   Через час оба Адепта сели за скромный ужин.
   - Учитель, что делать с двумя спасёнными тобой от змей жертвами? Хоть оба и находятся теперь в твоём дворце, но ведь они - из неверующих?
   - Нет, из равнодушных, но сегодняшний случай, наверное, излечил их от увлечения сатанизмом, и мы попытаемся обратить их. В предстоящей борьбе именно этих "безразличных" легче всего будет обращать. Ты знаешь, Шелом готовит оккультный поединок со мной. Подобные состязания будут везде, так как сатанисты начнут вызывать всех наших братьев, и это - хорошо. Гордость сынов сатаны натравляет их на эту борьбу, в которой они будут побеждены, и на их неудачу мы рассчитываем, чтобы совершить самые многочисленные обращения.
   - Зрелище будет любопытное! - сказал Нивара.
   - Чрезвычайно любопытное и поучительное. Всё скопившееся веками зло выступит на арену для испытания своего могущества. И горе - развращающим слабую, невежественную толпу и толкающим её на зло. Они будут все собраны здесь, и первой их карой будет унижение их гордости, сведённой на нет перед Могуществом СОЗДАТЕЛЯ, и разоблачение мнимой силы во всей её слабости. Слепцы! Они воображают, что весь интерес Вселенной сосредоточен на этой пылинке, которая суетится посреди миллиардов подобных же ей пылинок и планетных великанов этой бесконечности, где все воспевает Славу и Мудрость СОЗДАТЕЛЯ. Если бы они могли постичь всё своё ничтожество, как смехотворны их бури в капле воды, им было бы стыдно и жалко себя. Какой-нибудь "величайший" и прославленный из богохульников и отрицателей БОГА, который в бессильной злобе объявил ЕМУ войну и осмеивает ЕГО Законы, - вот кто деяниями и словами ведёт слепцов к погибели. А этот отрицатель, преисполненный гордости, желающий быть мудрее БОГА и завидующий Славе Христа, был ли он когда-либо в состоянии противодействовать Космическим Законам, мог ли остановить бурю или устранить смерть? И вот когда мятежник, побеждённый грозной неведомой силой, будет уложен на смертном одре, а уста, произносившие столько кощунственных слов, онемеют, замкнутые по Повелению БОГА, и тело представит собой кусок обречённой на разложение плоти, - тогда станет всем видно, как слабо, ничтожно и жалко было то, что считали "великим".
  
   Глава 14
  
   Когда Шелом с Супрамати вышли из зала, пир принял новое направление.
   Вошли сатанинские жрецы, ведя за собой связанных мужчин, женщин и детей. Под крики озверевшей толпы пленников потащили к статуе сатаны, стоящей в конце залы, и стали их резать, спуская кровь в огромные металлические тазы. Когда Шелом вернулся в залу и сел на свой трон, сатанинские жрецы начали произносить магические формулы, которые собирали и материализовали ларвов обоих полов. Равнодушным и жестоким взором Шелом смотрел на корчящихся в предсмертных судорогах жертв, изрыгающих проклятия и ругательства. Адская пляска, происходящая перед ним, тоже не трогала его. Он только с наслаждением опустошал подаваемые ему чаши с кровью, не утоляя всё-таки мучающей его жажды.
   Вдруг дворец дрогнул от удара грома, подставка идола сатаны раскололась, и статуя грохнулась на пол, придавив стоящих у её подножия. Ослепительный свет сверкнул и порыв чистого свежего воздуха - ток четырёх стихий - пронёсся по зале, опрокинув Шелома и сатанинских заклинателей. Все огни потухли, и повсюду раздались рычания, стоны и крики отчаяния - это ларвы накинулись на толпу, так как вызыватели были временно лишены власти над чудовищами, которых вызвали из тьмы...
   Шелом, вскочив на ноги, с пеной у рта от бешенства, произнёс магические формулы, и так как по своему искусству он был несомненной силой в своём лагере, то на его призыв появились демоны и с его помощью зажгли огонь. Электрическими разрядами он прогнал ларвов и тогда осмотрел поле битвы, в которое обратилась зала. Множество людей были разорваны в клочья, и окровавленные куски их мяса устилали пол. Многие из люциферианских жрецов также погибли и валялись на полу с глубокими ранами в горле. Вопя, рыча и толкая друг друга, толпа бросилась к выходу, но окрик Шелома остановил бегущих. Его душило сознание, что изгнанные могуществом Мага гости принуждены спасаться бегством из его дворца, унося убеждение в его поражении. Не успел он оправиться, чтобы произнести приличествующую обстоятельствам речь, как в залу ворвались несколько женщин с Мадимом, и на их лице был написан ужас. Бледный и расстроенный, Мадим доложил своему владыке, что Исхэт найдена замертво распростёртой на полу подземелья. А ужаснее всего то, что она покрыта голубоватой дымкой, не допускающей их подойти к ней.
   - Проклятый флюид Мага, - прошептал Мадим.
   Минуту Шелом был в замешательстве, но потом, овладев собой, он крикнул:
   - Крови! Скорее крови для ванны!
   Бросились к резервуарам, но они оказались пусты или опрокинуты, а собранного из кувшинов было недостаточно. Шелом затопал от бешенства, но, увидев в нескольких шагах от себя молодого и крепкого человека, схватил кинжал и вонзил ему в горло. Хлынувшей в изобилии кровью наполнили несколько больших сосудов. Но с этой минуты ничто уже не могло остановить бегство толпы. Известно было, что в минуту бешенства никто, даже самый близкий не ограждён от ножа Шелома Иезодота, и хоть убийство и стало таким обычным делом, что на него не обращали внимания, но всё-таки каждый берёг свою шкуру. Шелом не придал значения быстрому исчезновению своих гостей.
   В сопровождении Мадима и людей, нёсших кровь, он спустился в подвал, где Исхэт продолжала лежать неподвижно. Когда её полили горячей ещё кровью, голубая дымка исчезла, и к ней могли прикоснуться. Затем её унесли в покои. Там Шелом велел приготовить ванну и, влив в неё сильно пахнущие снадобья, опустил туда недвижимую Исхэт. Женщины удалились, и Шелом с секретарём остались одни. Всё тело Исхэт было в ожогах, и странная вещь: две полосы белого света покрывали, будто повязкой, её глаза и рот.
   - Ах, предупреждал я тебя и умолял не вызывать Мага, он обладает страшной силой. Взгляни на раны Исхэт!
   - Я тотчас вылечу её, - сказал Шелом.
   Мадим покачал головой.
   - Ты забываешь, что это - не простые ожоги, а вызванные Огнём пространства, которым располагает гималайский отшельник.
   Никакие заклинания и волшебные мази не помогали, напротив, раны будто растравлялись ими. Наконец стоны и судороги указали, что Исхэт приходит в себя. Она с усилием выпрямилась, жестом показала, что хочет писать, и Мадим принёс карандаш с бумагой, а Исхэт нацарапала:
   Он лишил меня зрения и языка. Я не вижу и не могу сказать ни слова. Спаси меня, Шелом Иезодот. Если ты - так же могуществен, как он, верни мне зрение и речь!
   И в новых конвульсиях она опустилась на подушки.
   С этого дня началась ожесточённая борьба между силой ада и волей Мага. Шелом напрягал всю свою силу и знание, вызывая сильнейших демонов и приглашая к постели больной наиболее выдающихся учёных светил сатанизма, но все усилия разбивались о Несокрушимую Волю Супрамати.
   Упавшая духом и равнодушная ко всему, терзаемая к тому же болями, лежала Исхэт, всё больше оставаясь в одиночестве. Шелом всё реже навещал свою царицу. Странное, мрачное и почти враждебное раздражение овладевало им в её присутствии, помимо терзающего его сознания своего бессилия. А так как Исхэт не могла больше участвовать в празднествах, и её красота поблекла, а тело утратило гибкость, то покои больной всё больше пустели. В эти часы одиночества при мертвенной тишине пустой комнаты, освещённой лишь красной лампадой перед статуей сатаны, в душе Исхэт бродили все фазы бешенства, возмущения и отчаяния. Она уже начинала сомневаться во всемогуществе Шелома Иезодота. Супрамати закрыл её бесстыдные глаза и замкнул богохульные уста, а сатана не умел открыть их... Однажды ей показалось, что в отдалении волнуется Фосфорически Блестящее Облако, окутывающее голову Супрамати, который смотрит на неё строго и грустно. Он жестоко наказал её, а между тем воспоминание о нём преследовало её и понемногу где-то там, в глубине её существа, пробуждалось что-то и трепетало подобно запертой птичке, бьющейся об решётку своей клетки. Было ли Это Наследие Неба, Та Неразрушимая Сущность, из Которой создана душа, и Которая, наскучив мраком, жаждет Свободы и Света, словом, чего-то страшного и неведомого преступному созданию, всю жизнь валявшемуся в нравственной грязи?..
   Однажды ночью, когда Исхэт задумалась о своей жизни, проведённой в преступлениях и опьянении развратом, в первый раз это прошедшее внушило ей отвращение, и вдруг окружающий её мрак озарился Мягким Голубоватым Светом, и на Этом Ослепительном Фоне обрисовалось лицо Мага. Его Лучистый Взор обдавал её, казалось, Тёплой и Душистой Росой, Которая успокоила боль. Любуясь этой картиной, больная забылась, и когда Видение исчезло, две слезы скатились по исхудалым щекам Исхэт. Ей показалось, что перед ней встал демон, статуя которого украшала её комнату, а глаза словно стерегли её осужденную душу. Теперь эти красные глаза яростно и злобно смотрели на неё, но ей не было страшно. С адским хохотом видение исчезло.
   По мере того как всё глубже уходила Исхэт в свой внутренний мир, ей становились тягостны даже редкие посещения Шелома. Однажды она отказалась от парной крови, поданной ей, сказав, что та - не вкусна, пахнет гнилью и что пить её она не будет. Взамен она попросила молока и фруктов. Изумлённые и обозлённые прислуживающие ей женщины жаловались на капризы Исхэт Шелому, утверждая, что поданная ей кровь - свежая, из только что убитого ребёнка. Вообще, неприятно было, по их словам, входить в комнату больной вследствие того, что там нередко был нестерпимый запах цветов или каких-то духов, от которых тошнило. Шелом слушал этот доклад, нахмурившись, а его кулаки сжимались. В ответ он лишь приказал, чтобы ей дали фруктов и воды, если она не хочет крови. Но с этого дня он почти перестал ходить к больной, да и прежние подруги её забросили. Случалось, что ей целыми днями не давали пищи, нередко жажда мучила её, но Исхэт ничего не требовала, а отсутствие её сатанинской свиты было ей приятно. Со всё возрастающим жаром Исхэт упивалась тишиной и размышлениями. Изучая своё внутреннее существо, она ставила себе вопросы и не находила ответа, а между тем желала разрешить их. Временами ей чудилась тихая, гармоничная музыка, никогда раньше не слышанная, или чувствовался нежный, живительный аромат. В такие минуты её волновали тоска и беспокойство, а всё существо стремилось к чему-то, что она не могла назвать, но чего желала всё сильнее, и что представлялось ей убежищем, мирной и тихой пристанью.
   Однажды ночью, когда вновь нахлынули на неё подобные мысли, ей показалось, что вспыхнул ослепительный свет, а неподалёку от неё стоял, как живой, Супрамати, и в его поднятой руке блестел Тот Символ, против Которого так боролись её братья люцифериане - Лучезарный Крест. При виде Его Исхэт ощутила боль. Ей казалось, что её тело горит, и всё в ней рвётся и разлетается на части. И она сползла с постели, упала на колени, и поток слёз залил её лицо.
   - О! - прозвучало в её истерзанной душе. - Кто скажет мне, где - ИСТИНА? Кто - прав, мрак или Свет?
   Лучистый взор Мага, казалось, выражал Грусть и Сострадание.
   - Вернись к Свету, из Которого создана Ты - Искра, Дыхание СОЗДАТЕЛЯ. У Небесного ОТЦА тебя ждёт лишь Милосердие и Прощение. Стучи во всегда открытую Дверь Раскаяния, и Светлые Слуги ТВОРЦА окружат тебя, поднимут из грязи, смоют с тебя бесчестие и взамен покрывающих тебя лохмотьев облекут в Белоснежное Одеяние.
   Как зачарованная, Исхэт слушала этот голос: один его звук словно овевал Живительным Дуновением её страждущее тело. А вокруг неё разыгрывалась между тем буря. Отовсюду вылезали отвратительные существа, чудовища, полулюди, полуживотные, со зловонной пеной у рта.
   В воздухе слышались рычание, свист, и вся эта ватага с угрозами окружала Исхэт, готовая накинуться на неё, но сдерживаемая какой-то невидимой силой. А она ничего, казалось, не видела и не слышала. Её душа приникла к Кресту, Который протянул к ней Маг.
   Вдруг дверь с шумом распахнулась, и Шелом Иезодот ворвался в комнату. Он был страшён, с искажённым бешенством лицом, с пеной у рта, налитыми кровью глазами, рыча, как зверь.
   - А! Презренная ренегатка! Ты собралась здесь поклоняться гималайскому отшельнику, поклоняться тому, что должна проклинать и попирать ногами. Горе - тебе, негодная!.. И не воображай убежать от меня. За свою измену, кощунство против Люцифера ты поплатишься жизнью...
   Он выхватил из-за пояса кинжал, повалил её и вонзил оружие в грудь. Подхватив затем Исхэт, понёс к окну, открыл и выбросил её с дьявольским хохотом:
   - Вот тебе! Околевай на улице с переломанными костями, и будь первой мученицей негодяя индуса.
   Но порыв ветра подхватил Исхэт, поддержал её и положил на землю на некотором расстоянии от дворца. Только кровь потоком струилась из раны, но Исхэт была жива. У неё даже хватило сил подняться и попробовать идти ощупью. Сделав, шатаясь, несколько шагов, она рукой нащупала стену и прислонилась к ней.
   - Проклятый сын сатаны! Я уйду от тебя и стану поклоняться ТОМУ, КОГО ты ненавидишь и поносишь, - в душе говорила она.
   Ослабев, она опустилась на колени, из её измученной души вырвался призыв к ПРЕДВЕЧНОМУ.
   - БОЖЕ Всемогущий, Имя КОТОРОГО я хулила, а Законы попирала, прости мои прегрешения. И ТЫ, Иисус, СЫН БОГА, сжалься надо мной и спаси силой ТВОЕГО Креста!..
   Слёзы заливали её лицо, и кто-то взял её за руку, помог встать и, поддерживая, повёл. Исхэт думала, что умирает. Рана горела огнём, и силы таяли. Она ослабела, но не теряла сознания. Рука поддерживала и почти несла её, направляя уверенно и быстро. Она чувствовала, что они поднимались по ступеням и, наконец, вошли в комнату, наполненную живительным ароматом. Здесь её проводник остановился, и послышался мелодичный голос, который она узнала, хоть и слышала его лишь раз.
   - Хочешь ли ты отказаться от своих заблуждений, порвать связи с адом, очистить душу покаянной Молитвой и поклоняться Кресту - Символу Вечности и Спасения?
   Исхэт сделала усилие, чтобы ответить, но почувствовала, что её язык развязался, и она воскликнула:
   - Хочу!..
   Она протянула руки и, ощутив опору, прислонилась к чему-то головой. Её обдал огненный поток, и, широко открыв глаза, она поняла, что к ней вернулось зрение. Она стояла у подножия большого распятия, а рядом был Супрамати, который смотрел на неё.
   - Поздравляю тебя, дочь моя, - сказал он, кладя руку на её опущенную голову. - Ты снова обрела свою душу, ты поклонилась БОГУ, своему ТВОРЦУ, и ЕГО СЫНУ. С этой минуты СВЯТОЙ ДУХ осенит твой путь. Ещё раз поздравляю тебя, блудное дитя, с возвращением под Кров ОТЦА. Мы же рады, что спасли тебя.
   А снаружи стонала, выла и рычала адская свора, понёсшая тяжкое поражение. Из сердца их стана могущество Мага вырвало их царицу, первую жрицу сатаны, доказав именовавшему себя царём ада, что он может быть побеждён.
   От небольшой группы лиц, стоящих в глубине комнаты, отделились Нивара и молодая женщина несравненной красоты, держащая на золотом подносе белое одеяние. Это была Эдита, жена Дахира. Она взяла за руку Исхэт и с помощью Нивары отвела её в смежную комнату - часовню, посередине которой был устроен в уровень с полом широкий бассейн с водой. С другой женщиной общины Эдита повела Исхэт в соседний кабинет, где омыли покрывающую её, но остановившуюся кровь и надели белую рубашку. Затем Исхэт привели вновь в часовню, где Эдита и Нивара помогли ей войти в бассейн.
   - Мы - твои преемники, - сказала Эдита. - А теперь стой на коленях в воде, пока не будут произнесены священные формулы и обрезаны твои связи с адом.
   Подошёл Супрамати, три раза полил водой голову Исхэт из золотой чаши, а потом простёр руки и произнёс мистические слова, вводящие её в общину верующих.
   - Я снимаю с тебя, - сказал он, - твоё прежнее имя, служившее символом бесчестия, и нарекаю чистым, святым именем Марии. Носи его с достоинством.
   Однако чистая сила, снизошедшая на Исхэт, была слишком сильна для измученного тела женщины, вырванной только что из кратера ада, и она упала без чувств. Но Нивара поддержал её и перенёс в кабинет, где Эдита с другой сестрой их общины оказала ей помощь и натёрла тело мазью, от которой почти мгновенно побледнели ожоги и рана на груди закрылась. Её волосы заплели в косы, а когда она пришла в себя, на неё надели белое одеяние, принесённое Эдитой, и отвели в часовню, где молился Супрамати. Исхэт стала на колени перед алтарём, а Маг поднялся на ступени, взял золотую чашу, украшенную крестом, и поднёс к устам вновь обращённой.
   - Прими и очистись Кровью СЫНА БОГА. Ты испытала ЕГО Могущество и Милосердие, ОН спас твою душу и с этой минуты принимает тебя в число СВОИХ верных.
   Затем он взял с алтаря золотой крестик на цепочке и надел ей на шею:
   - Это - твоя защита от демонов, которые захотят напасть на тебя.
   Он поднял её и поцеловал в лоб. То же сделали Эдита и Нивара, а потом все прошли в смежную залу, где было собрано человек двадцать мужчин и женщин, которые приняли её как новую сестру.
   Исхэт, или Мария, как мы будем с этих пор называть её, покорно исполняла всё. Но от пережитого ей потрясения ещё дрожало всё её существо. Минутами её мысли путались, и глаза с тоской останавливались на Супрамати с выражением страха и любви. Тот заметил это и, взяв её руку, вложил в руку Эдиты:
   - Прими свою духовную дочь, я поручаю её тебе. Следи за ней и защищай от врагов, которые могут напасть на неё.
   - Будь уверен, брат мой, я поддержу её, буду бодрствовать над ней и вместе молиться, как молится мать с ребёнком. А теперь надо дать ей отдых, сестра Мария утомлена душой и телом.
   В сатанинском лагере исчезновение Исхэт произвело ошеломляющее впечатление. Все были уверены, что Шелом убил её. Правду узнали от Шелома и его приближённых, и сатанисты пришли в ярость. Они не только понесли поражение, но лишились ещё одной из главнейших сторонниц, царицы шабаша, которую трудно было заменить. В первое время Шелом пытался вернуть беглянку. Он горел жаждой мести и придумывал уже пытки в наказание изменнице. Но тщетно обращался он к своей науке, вызывал легионы демонов, истощал себя заклинаниями и колдовством - Исхэт оставалась неуловимой. Она не выходила за ограду дворца Супрамати, недоступного шеломовой своре, и, наконец, в один прекрасный день изменница исчезла из Царьграда, а когда Шелом напал на её след, она была уже в безопасности, в доме Дахира, куда отвезла её Эдита.
   Кипя бешенством, Шелом решил всё-таки прекратить временно преследование своей жертвы, чтобы беречь свои силы для поединка, на который он вызвал Супрамати. Теперь он понимал, что борьба с гималайским отшельником ужасна и опасна. Её исход был и для него сомнителен, да и между его сторонниками проглядывало опасение и сомнение в победе. Раздавались голоса, умоляющие Шелома даже отказаться и не рисковать, не искушать Небо с Его Силами. Но всё было напрасно. В своём сатанинском тщеславии Шелом был глух и слеп, а жажда мести и надежда унизить врага заглушали все другие соображения. Он хотел доказать Супрамати, что зло - его достояние, и что в этой области он был и будет владыкой и сломит всякое противодействие. Кроме того, он рассчитывал, что атмосфера была насыщена вредными миазмами, кровью и преступлениями. А с другой стороны, ввиду многочисленности люцифериан, на каждого верующего приходилась, по крайней мере, тысяча неверующих. Поэтому все эти причины вместе взятые должны поглощать и уничтожать Свет, значит, ослаблять Мага, или, может, парализовать, если даже его поддержат гималайские братья, число которых должно быть ограничено. Никогда ещё окружающие Шелома не видели его таким мрачным, жестоким и злобным. Его ненависть к противнику и БОГУ, КОТОРОМУ тот поклонялся, приняла невероятные размеры, и он готовился к борьбе. Со всех концов света созвав самых могущественных чёрных магов, он проводил с ними дни и ночи, вызывая демонов и легионы духов тьмы и проходя с ними намеченные для дела "чудеса". А так как всё пока удавалось, то гордость и сознание победы всё больше овладевали им, наполняя сердце торжеством. Его поражение могло быть только случайным. Сколько ни произносил он богохульств, сколько ни совершал преступлений и окунался во всякие пакости, а земля не поглотила же его, воздух не сметал, вода не топила, не поражал Огонь Небес. Положительно, БОГ пребывал немым. Он же, Шелом Иезодот, был и останется хозяином той осужденной Земли, и народы падут к его ногам, поклоняясь, как БОГУ, расточающему всякие блага.
   И, наконец, все правители областей получили приказание обнародовать повсюду всякими способами, что в назначенное число Шелом Иезодот, сын сатаны и владыка мира, померяется силами в магическом поединке с индусским принцем Супрамати, гималайским Магом. На это состязание приглашались зрителями жители всех стран, чтобы они убедились в том, что сила ада не только равна, но превосходит Силу Небес. Учёные и равнодушные были особо приглашены на это зрелище, программа которого была заманчива и предоставляла обоим противникам возможность показать свои силы. Шелом брался превратить камни и песок в золото, которое будет роздано присутствующим. По его воле должны будут вырастать, цвести и покрываться плодами деревья. Он воскресит мёртвых, а последнее - заставит Мага поклониться Люциферу и принести ему жертву.
   Ареной для состязания избрали равнину за городом, где могло поместиться более двухсот тысяч зрителей. Построили огромные трибуны, ложи для почётных лиц, как-то: учёных, правителей областей и так далее, и особо - две большие ложи для противников и их друзей. В стороне устроили гигантские буфеты для угощения публики мясом, фруктами, сладостями и напитками. Интерес был громаден, а так как места раздавались бесплатно, то наплыв публики был столь велик, что недоставало билетов. Прибавили дополнительные места везде, где была возможность, а любопытные всё прибывали. Всякому хотелось присутствовать на таком представлении, особого рода спорте, когда на арене померяются своими силами Небо и ад. Супрамати же объявлял, что принимает вызов, но никакой программы не выставил.
   В Тишине и Молитве он готовился к этой тяжёлой минуте, ввиду заражённости среды, где ему предстояло действовать. Нивара находился в возбуждении, и тоже не потому, чтобы он хоть на минуту усомнился в победе своего Учителя. Но его раздражало и возмущало это время, когда сделалось возможным подобное состязание и вызов БОГУ. Однажды вечером, за несколько дней до состязания, Маг ужинал со своим учеником, и, попивая из чаши вино, Супрамати с улыбкой взглянул на пасмурное лицо Нивары, так погрузившегося в свои думы, что не замечал окружающего.
   - Ты - похож на грозовую тучу. Что так беспокоит тебя, друг? - спросил Маг.
   - Ах! Учитель, я спрашиваю себя, не права ли до некоторой степени нечестивая толпа, утверждая, что ничего не существует, так как Небо остаётся безмолвным, как бы возмутительны ни были обращённые против Него оскорбления? Почему Воинство Небес не выступает на защиту Своих алтарей и ИСТИНЫ? Почему допустили истребление Земли, вместо того чтобы вовремя вступиться и остановить начинавшуюся сарабанду отрицателей БОГА, проповедующих против Законов Нравственности, против чувства идеала и возглашающих, например, что добродетель заключается в том, чтобы не сопротивляться злу, или что собственность есть кража, и сотни тому подобных вздорных, но вредных и даже преступных парадоксов. А мы?! Мы также выступаем на сцену доказывать своё могущество, когда мир уже гибнет...
   Супрамати выпрямился и сказал:
   - Друг мой, наш ГОСПОДЬ и СОЗДАТЕЛЬ дал нам Ключ, открывающий Двери Неба. Кто же виноват, если люди не хотят ни взять Его, ни понять Закон БОГА? Ничто не даётся без борьбы. Мы видим это в каждом существе, не исключая самых ничтожных микроорганизмов: всюду борются два принципа. А Христос сказал: "... Царство Небесное силой берётся, и употребляющие усилие восхищают Его"; "Просите и дастся вам, стучите и отворится", - говорил Он же, и сказал, что Вера может сдвинуть горы. Вина в запустении церкви и ослаблении Веры падает на тех, которые, будучи посвящены на служение БОГУ, должны были охранять алтарь и престол, чтобы их не коснулось осквернение. Они, совершавшие великие таинства и бывшие посредниками между людьми и Небом, обязаны были Молитвами вызывать Могущество Небес, требовать помощи Свыше, привлекать к себе верующих и, объединив всех в общей Молитве, вымаливать содействие невидимых сил для защиты святилищ. Существует множество доказательств того, что подобные Молитвы бывали услышаны. Я уж не говорю про Моисея, вызывавшего Огонь Небес на нечестивых, и Огонь повиновался Ему. Он был посвящённым египетских храмов, колоссальная наука которых ещё не обнаружена. Но ведь и смертные достигали тех же результатов во время эпидемий и наводнений. Раз даже выступившая лава отхлынула обратно перед процессией с изображением Пресвятой ДЕВЫ. Страх смерти вызвал в толпе Тот Порыв Веры, Который придаёт жизненность коллективной Молитве и приводит в действие Силы Космоса. Тысячи исцелений во все времена были следствием той же причины, как и воззвания невинно осужденных, которые требовали, чтобы их враги и гонители предстали в течение известного срока на Суд БОГА. Страстное обращение к БОГУ было услышано, и Небо отвечало.
   Когда в начале XX века ещё только стали распространяться как заразное безумие революции и анархизм, разрушавшие общественный строй, нравственность и религию или вызывавшие эпидемию убийств, самоубийств, кощунства и другие психопатологические массовые явления, - было ясно каждому, кто хотел видеть, что тут совершалось что-то ненормальное и что эти люди одержимы тёмными силами, которыми кишит пространство. А ведь известные, испытанные лекарства были под рукой: коллективные Молитвы, процессии, проповеди, конечно, не болтовня и не препирательства, а то слово, которое электризует толпу, вызывает Священный Огонь, создаёт мучеников и героев.
   Ты знаешь, Нивара, что первый атмосферный слой, окружающий Землю, населён низшими, вернувшимися в невидимое пространство духами, которым мешают подняться в высший слой их преступления и злобность, словом, тяжесть насыщенного плотскими выделениями их астрального тела. Недаром в завещанной Христом Молитве сказано: "Избави нас от лукавого". Все эти злые духи осаждают мир, и чем больше проникает их на планету, тем шире разливается ядовитая зараза. Эти орды наполняют воздух и уничтожают всё на своём пути, в погоне за удовлетворением своих скотских желаний и поисках подходящей пищи. А их пища - это кровь и густые тяжёлые зловонные испарения распутства, пьянства и всех животных страстей.
   Испарения этих чудовищ невидимого мира наполняют воздух, а люди поглощают их и подвергаются флюидической эпидемии.
   Вера, Молитва, Милосердие и Добрые Дела - вот Та Стража Небес, Которая охраняет земной мир от вторжения врагов невидимого мира.
   Закон - один. Подобно тому, как материальная дезинфекция производится посредством света, солнца и подходящих ароматов, или зараза предупреждается чистотой и здоровой пищей, так же Молитва и Вера - Эти Источники Света и Тепла, - обезвреживают духовную атмосферу, а здоровая умственная пища охраняет чистоту души от нравственной заразы. По этой причине оккультная наука - наука о душе - была всегда презираема и в загоне. Её забрасывали грязью и осыпали насмешками. А между тем эта наука никому никогда не причинила зла. Она многое разъясняла людям, рассеивала окружавший их мрак и вооружала живущих против опасных и неуловимых врагов, обнаруживая существование таких созданий, которые предпочитали, чтобы их не знали, чтобы иметь возможность беспрепятственно пожирать невежественное и слепое человечество. Столь великая и светлая наука, изучающая невидимый мир, - страшное оружие против духов зла. Она уже вырвала немало душ из их когтей.
   Ответственность за совершившееся падает на равнодушие церкви и общества, особенно верующих. В единении - сила, а эта сила не была пущена в дело, и вторжение духов тьмы не было отражено. Люди не знают и не хотят понять, какой рычаг исполинской силы представляет отблеск в астральный мир Чистого Флюида Горячей Молитвы, Порыва Воли. Какой пожар вспыхивает при этом, какие миазмы, сколько ларвов, мерзких невидимых существ, ядовитых бацилл и всяких астральных отбросов уничтожается Таким Чистым Огнём, а воздух между тем оздоравливается, и люди приходят в ум. Если бы в домах для умалишённых вместе с душами употреблялись заклинания, введена была строгая и возвышенная музыка вроде церковной, установлены Непрестанные Молитвы и Возлияния Освящённой Водой, то удивились бы полученным результатам. Да и теперь можно было бы объединить человечество в Один Могучий Порыв к Небу, и Оно отозвалось бы. Может, удалось бы даже спасти планету на несколько сотен тысяч лет. Но люди не сделают этого, - сказал со вздохом Супрамати.
   Через несколько часов прибыли Дахир, Нараяна и Небо, чтобы присутствовать при борьбе их друга с Шеломом. Было решено три оставшихся дня до этого поединка провести в лаборатории, молясь и запасаясь Силами для этой борьбы, которая являлась прелюдией будущих событий конца мира.
  
   Глава 15
  
   Оживление в городе всё росло, а наплыв любопытных был таков, что за недостатком мест на земле решили воспользоваться воздушным флотом, который будет витать над ареной и откуда так же будет хорошо видно. Столь исключительное в своём роде зрелище, до сих пор к тому же невиданное, сулило огромное удовольствие, составлялись даже пари. Но большинство предсказывало победу Шелома. Со стороны этого не известного никому индуса было дерзостью затеять борьбу с самым могущественным человеком своего времени, сыном Люцифера. Конечно, принц Супрамати - очень красивый молодой человек, богатый и до смешного эксцентричный, но воображать, что он может состязаться с таким человеком, как Шелом Иезодот, было безумием...
   Настал, наконец, этот день. Погода была великолепная. Такого яркого солнца и голубого неба не видели давно.
   Огромный круг, служивший ареной для состязания, был разделён пополам красной чертой, и ложи противников помещались одна против другой.
   Шелом Иезодот прибыл первым на переносном троне, который несли знаменитейшие чёрные маги, в сопровождении большой свиты, наполнившей ложу, где Шелом занял место на возвышении и торжествующим взглядом окинул собрание. Впервые он публично надел костюм "великих вызываний". На нём было чёрное трико и короткая туника из серой материи со стальным отливом, издали походившая на кольчугу. На груди было изображение козлиной головы с рубиновыми глазами, а на поясе, отделанном чёрными бриллиантами, висел магический меч с чёрной рукояткой. На голове у него была широкая золотая повязка с эмалированными каббалистическими знаками и увенчанная двумя массивными изогнутыми рогами. А за плечами, привязанные полосами той же серой материи, красовались два больших зубчатых крыла, сделанные из мягкого и тонкого металла - редкой художественной работы. Костюм шёл к демонической красоте Шелома и производил впечатление на толпу, которая шумно приветствовала его, пока колдуны чертили круги на земле, готовили треножники с травами и смолой, воздвигали алтарь, где должен был появиться Люцифер.
   Ложа индусского принца всё ещё оставалась пустой, а толпа волновалась и топала. Кто-то даже крикнул:
   - Он испугался... отказался и скрылся!
   Эта фраза не успела облететь толпу, как ложа Мага озарилась Ярким Голубоватым Светом, и у балюстрады появились пятеро мужчин в белом. Никто не видел, как они вошли. Никакой экипаж земной или воздушный не подъезжал к ложе. Поэтому изумление было столь сильно, что водворилось молчание, и глаза впились в этих людей, - молодых, красивых, со строгими лицами и огненным взором. Но почти тотчас же всё внимание перешло на Супрамати, спускающегося по ступеням, выходящим на арену. Он тоже впервые был в костюме Мага - длинной белоснежной тунике, стянутой шёлковым поясом, и кисейной чалме. На нём сиял ослепительным светом золотой нагрудный знак, а в руке он держал магический меч с широким и блестящим клинком. Толпа смотрела на него с почтением, и никогда ещё Супрамати не был так красив и обаятелен, как в эту минуту, когда шёл спокойно и величаво, а в его больших лучистых глазах сияла Такая Воля, перед Которой всё должно было пасть ниц. На некотором расстоянии от ложи Супрамати остановился, поднял меч и начертал в воздухе фосфоресцирующий знак, который блеснул, а затем со свистом пронизал воздух и исчез в пространстве. Через несколько минут в тишине раздался грохот, и затем в воздухе появился громадный, раскалённый предмет, летящий с головокружительной быстротой. Скоро можно было рассмотреть, что спускался редкой величины болид.
   Толпа замерла от ужаса, и раздались даже крики, когда болид упал на арену в нескольких шагах от Мага, глубоко войдя в землю. На этот раскалённый и ещё дымящийся камень взошёл Супрамати и стал, опираясь на рукоятку магического меча.
   Краска озарила лицо Шелома. Он поднялся и обратился к толпе, напоминая в коротких словах, что решился на это состязание с индусским Магом, осмелившимся пренебрегать царём тьмы, чтобы доказать всем могущество своего отца, Люцифера, а поэтому надеется победить гималайского хвастуна.
   Супрамати равнодушно выслушал эту речь и стоял бесстрастно, пока Шелом сошёл на арену и начал заклинания. Жилы на его лбу вздулись, и чёрные крылья стали красными, а магический меч замелькал в воздухе, чертя каббалистические знаки. На небе собрались чёрные тучи и опустились, а огненные языки сверкнули из воздуха и земли. Когда тёмные облака рассеялись, все увидели, что приготовленный заранее песок и камни блестели на солнце, как золото. Восторженные крики раздались в толпе, пожирающей глазами массы заманчивого металла, а эксперты рассмотрели его и подтвердили, что это - золото. Шелом торжествующе взглянул на Мага и жестом указал на приготовленные для того кучи песка и камней.
   Супрамати поднял меч, конец которого загорелся Ослепительным Светом, и в воздухе появились каббалистические знаки. Потом Дождь Искр полился на камни и песок, которые вспыхнули, отливая всеми цветами радуги, а когда потухли, всё превратилось в золото. Но в ту же минуту из поднятой руки Супрамати сверкнула Молния и пала на золотые кучи Шелома. Те окутались чёрным дымом, затрещали и обратились в сероватую массу, рассыпавшуюся в пепел.
   - Попробуй уничтожить моё дело, как я сделал с твоим, - сказал Супрамати.
   Шелом со своими помощниками вскрикнули. Но, несмотря на все их старания, они не могли уничтожить золото Мага, которое эксперты признали чистым, без примеси. Впрочем, чёрные маги скоро отказались от своих попыток, потому что исходившие от золота Супрамати флюиды ослабляли их и причиняли головокружение. Ропот изумления пронёсся в публике. Но свирепые взгляды Шелома и его лицо искажённое адской злобой устрашали зрителей, и толпа замерла.
   - Ты оказался более сильным колдуном, чем я думал, но это всё - пустяки, - сказал он, и, смерив Супрамати враждебным взглядом, отвернулся, принимаясь за заклинания.
   Вскоре из земли и воздуха повалил густой дым, который кружился спиралью, собираясь в комок. А когда дым рассеялся, стал виден медленно выходящий из земли ствол дерева, покрыващегося листьями и зелёными плодами, которые быстро созревали, принимая золотистый оттенок. Колдуны срывали фрукты и бросали в толпу, кричащую в ответ благодарности, найдя, что это были апельсины лучшего сорта.
   Теперь все взоры обратились к Супрамати. Тот поднял меч, с минуту кружил им над головой, затем, поклонясь на все четыре стороны, произнёс формулы и начертал знаки, повелевающие стихиями. Дневной свет сменился фиолетовым сумраком, и сквозь него лишь смутно различались предметы. Порывы ветра вздымали столбы пыли, и сверкающие молнии бороздили небо. Вся атмосфера трещала и кипела с грохотом, а ароматы, то едкие, то нежные, с головокружительной быстротой сменяли друг друга. Среди этого хаоса в полутьме выделялась лишь белая фигура Мага, окружённого Снопами Искр. Толпа онемела в испуге, но когда рассеялся фиолетовый сумрак, со всех сторон понеслись восторженные крики. На большом пространстве той части арены, которая была отведена Супрамати, зеленела рощица фруктовых деревьев и покрытых цветами кустов. В листве виднелись разные фрукты, а одна большая яблоня стояла вся в цвету.
   - Всё, что вы здесь видите, - сказал Супрамати восхищённой толпе, - это работа Очищенного Огня пространства. А это, - он указал на апельсиновое дерево Шелома, - наваждение дьявола, который создаёт лишь из отбросов хаоса. Исчезни же и рассыпься, видение ада!
   Он протянул руку, повернув в сторону творения противника Крестообразную Рукоятку меча. Из Креста вырвалось Пламя, Которое зажгло дерево, листья с треском свернулись, а плоды вспыхнули, как раскалённые шары, и приняли зеленоватый оттенок, испуская жёлтый зловонный дым. Потом на глазах поражённых зрителей апельсины превратились в змей, которые со свистом скрылись в землю. Почти одновременно поднялся крик в публике: евшие апельсины упали в судорогах, и тогда Небо с Ниварой бросились к ним на помощь.
   С налитыми кровью глазами, скрестив на груди руки, Шелом не помнил себя от ярости и с пеной у рта посылал ругательства, а пособлявшие ему маги и колдуны тряслись от испуга и были бледны. Они понимали, что если Шелом не устоит против силы "колдуна", они все рискуют погибнуть ужасной смертью. А возбуждение толпы ежеминутно нарастало. Престиж Шелома поколебался. Сын сатаны почувствовал это и призвал на помощь всю свою наглость. Выпрямившись, он крикнул хриплым голосом:
   - Всё произошедшее здесь ничего не доказывает, это - детская игра. А вот посмотрим, может ли он воскресить мёртвого, - зарычал он.
   Шелом бросился к одной из трибун, возле которой также толпился народ, схватил очаровательную девушку и вонзил ей в грудь стилет. Несчастная повалилась, даже не вскрикнув, заливая кровью одежду убийцы и землю арены. Но Шелом не обратил на это внимания. Он поднял труп и кинул его на чёрный ковёр с каббалистическими знаками, постланный одним из колдунов. Возбуждение Шелома дошло почти до безумия. Он делал мечом каббалистические знаки и диким голосом выкрикивал заклинания. Его же помощники, пасмурные и подавленные, покрывали в это время грудь мёртвой красным сукном и жгли на нём смолистые травы, от которых валил густой едкий и неприятный дым, до того обильный, что застлал собой всю арену.
   Супрамати вылил на землю несколько флаконов эссенции, аромат которой поглотил вредоносный запах колдунов, восстановив, таким образом, некоторое спокойствие. Когда зрители настолько опомнились, что могли смотреть дальше, они увидели, что убитая зашевелилась, привстала и дико горящим взором обвела собрание. Затем вскочив на ноги, девушка подбежала к Шелому, упала на колени и, целуя его руки, воскликнула:
   - Владыка жизни и смерти, благодарю за то, что ты вернул мне жизнь.
   Шелом с гордостью показал её народу, одна часть зрителей приветствовала его, но многие молчали. Но Шелом не обратил внимания на это явление и сказал:
   - Подайте индусу какую-нибудь падаль, на которой он мог бы показать своё знание.
   - Не нужно, - сказал Супрамати и концом меча начертал в воздухе круг, который полетел и окружил "воскресшую". - Я хочу доказать собравшемуся здесь народу, что жизнь, данная тобой этому телу, - мнимая. Ты не душу этой несчастной вернул в её труп, а вселил одно из тех мерзких существ невидимого мира, над которыми властвует твоя тёмная наука. А ты, нечистая гадина, оживлённая лишь кровью и разложением, - прочь из этого не принадлежащего тебе тела!
   На острие меча Супрамати загорелось Пламя, Которое метнулось к женщине и ударило её в грудь в том месте, где была рана. Раздался крик, женщина упала и из разинутого рта выскочила змея, и в её голове, с налитыми кровью глазами, было что-то человеческое. Едва лишь отвратительное существо очутилось вне своей жертвы, как оно кинулось на Шелома и обвило его, стараясь задушить. Будь Шелом обычным смертным, его кости сразу затрещали бы. Теперь же он боролся с вызванным им из бездны чудовищем и с помощью чародея Мадима одолел, наконец, его. Тело чудовища ослабело, и оно свалилось на землю не то мёртвое, не то оглушённое. Пока происходила эта сцена, многие из колдунов в судорогах катались по земле, а тело умершей, снова принявшее вид трупа, было поднято невидимой силой, перенесено за красную черту и положено на землю в нескольких шагах от Супрамати. Подошли Небо и Нивара и вылили на тело, покрытое пенистой слизистой чёрной зловонной массой, две чаши серебристой, усыпанной искрами жидкости. Жидкость затрещала и закипела, будто вода, вылитая на раскалённое железо, а потом поднялся пар, который окутал труп. Когда же облако рассеялось, тело приобрело прежнюю белизну, черты лица приняли спокойную красоту, а грязнившая его студёнистая пена исчезла. Только красное пятно указывало место раны. Тогда Супрамати стал на колени, взял руки мёртвой и, подняв глаза к небу, сказал:
   - Дозволь, мой Небесный ОТЕЦ, чтобы путём моей Чистой Силы вернулась в своё земное жилище душа, изгнанная из тела преступлением и насилием. Будь мне Помощником и Опорой, ГОСПОДЬ Иисус Христос, и сделай ТВОЕГО служителя достойным одолеть ад. - Он нагнулся над мёртвой и сказал. - Вернись, Дыхание БОГА, и эту вновь дарованную тебе ВСЕМОГУЩИМ жизнь посвяти на прославление ЕГО Имени и Законов. Тело девушки потрясла дрожь, наконец, она вздохнула полной грудью, её глаза раскрылись, и она со страхом и изумлением огляделась вокруг. Нивара прикрыл её наготу белой туникой с широкими рукавами и помог ей подняться.
   - Поклонись своему БОГУ и приложись к Знаку Вечности и Спасения, - сказал Супрамати, подавая ей рукоятку своего меча в Форме Креста, который она поцеловала. - А теперь вернись к своим родителям и скажи им, что надо искать Свет, а не мрак. Ты же докажи свою благодарность СОЗДАТЕЛЮ, живя по ЕГО Законам.
   Слегка пошатываясь, но радостная, девушка побежала к своим родителям. А они бросились к ней, орошая её слезами и лаская.
   Молчание прервалось. Люди кричали, смеялись, рычали, рыдали и, колеблясь между страхом и сомнением, спрашивали себя, не уже ли возможно, что Шелом Иезодот, владыка мира, оказался демоном, а индусский Маг, подавляющий их своей красотой и могуществом, посланником ТОГО, прежнего БОГА, давно забытого и упразднённого?..
   Супрамати взошёл на свой камень и смотрел на бледного и расстроенного Шелома, который, тяжело дыша, старался прийти в себя после выдержанной им борьбы. Раздался голос Мага:
   - Предлагаю тебе, Шелом Иезодот, приступить к последнему акту нашего состязания. Солнце уже клонится к закату, и зрители, как и мы, ждут конца.
   - Я не думал, что ты так спешишь поклониться Люциферу и его величию. Погоди немного, пока я сделаю последние приготовления, - улыбаясь, сказал Шелом, и, повернувшись, вошёл в свою ложу, имеющую в конце отдельную комнату.
   Супрамати также воспользовался этой паузой, предвидя, что она будет продолжительна, и взошёл в ложу отдохнуть в беседе с друзьями. В конце той части арены, которая была отведена для Шелома, находилась груда развалин старинной церкви, уничтоженной сатанистами, а её обрушившиеся стены и колокольня образовали высокий откос. Зрителей приводило в изумление, почему не снесли эти обломки. А к ним и пристроили отчасти жертвенник, приготовленный для Люцифера: кубический камень чёрного мрамора, низкий и массивный, над которым возвышался уцелевший ещё свод старой церкви. Мало-помалу густые сизо-багровые тучи заволокли небо, бурный ветер вздымал песок арены и колыхал зелень созданной Супрамати рощи. Темнота быстро усиливалась, и вдали гудели приближающиеся раскаты грома. Под сводом развалин мелькали красные огненные языки, и, наконец, пурпурный и зловещий свет озарил арену и руины. Местами в больших бронзовых вазах зажигали дёготь, и его дымный свет придавал сцене нечто фантастическое и архаическое. Вдруг послышался рёв и вой, а из-за камней и трещин стали выползать гиены, тигры, леопарды и другие звери. Ощетинившись, со сверкающими злобой глазами они растянулись полукругом перед чёрной глыбой, рыча и хлеща землю хвостами. Увидев это, Супрамати встал и занял своё место на аэролёте. На этот раз за ним последовали четверо друзей и расположились возле него.
   Появился Шелом Иезодот в сопровождении двенадцати чародеев. В руке он держал раскалённые вилы. Рога над его челом казались тоже раскалёнными добела. Дойдя до каменной глыбы, двенадцать чародеев сначала выстроились по обе стороны, а затем пали ниц. Шелом же встал перед камнем, где должен был появиться его владыка, чертя вилами каббалистические знаки, и запел песнь с резкими, раздирающими нотами. Понемногу пение сменилось речитативом, в котором он высчитывал Люциферу все услуги, оказанные аду, все преступления и богохульства - всю работу, выполненную служителями тьмы на погибель человечества. Теперь, когда дело совращения выполнено и полный успех достигнут, когда человечество лишено Веры, Идеала и Нравственной Поддержки, сковано своими страстями и повержено у ног Люцифера, - теперь он, Шелом Иезодот, его верный слуга, требует награды. В богохульных, исполненных ненависти словах он настаивал, чтобы Люцифер явился и уничтожил индуса, который осмелился соперничать с ним и бравировать. Увлекаясь всё больше, он с пеной у рта настаивал, чтобы Люцифер отомстил за него и уничтожил противника, повелев земле поглотить его, огню - сжечь, а предварительно отнять могущество, сломить и низложить к его ногам.
   Разразился удар грома, земля задрожала, развалины озарились словно заревом, под сводом вспыхнули многоцветные огни, и над каменной глыбой появилась исполинская, ужасающего вида фигура. На кроваво-огненном фоне вырисовывалась голова зловещей красоты, на лицо которой наложили своё клеймо все преступления, страсти и душевные муки... Громадные зубчатые крылья вздымались за плечами, а над челом - символ животности - изогнутые рога.
   - На колени, проклятый индус, презренный червяк! Пади и преклонись перед нашим и твоим владыкой, ибо его уж твоя сила коснуться не может! - зарычал Шелом.
   От духа тьмы исходили теперь вихри дыма, подхватываемые ветром и гонимые в сторону Мага. И от прикосновения зловредного течения Супрамати побелел, но в глазах по-прежнему горела Воля, и голос звучал спокойно и уверенно:
   - У меня Один ВЛАДЫКА - БОГ, КОТОРОМУ я поклоняюсь, Одно Оружие - моя Вера и Символ Спасения, освящённый Кровью СЫНА БОГА.
   И, выхватив из-за платья Крест Магов, от Которого лились Потоки Ослепительного Света, он устремился к демону, переступив демаркационную линию. Пока он ещё говорил, Дахир и Нараяна обнажили мечи, а Небо с Ниварой достали магические жезлы, всей силой своего могущества поддерживая друга. А Супрамати очутился перед сатанинским престолом и наступал с поднятым над головой Крестом:
   - Прочь, демон-отрицатель, измыслитель злодеяний и несчастий. Исчезни, проваливай в бездну, из которой вышел на людскую погибель. Заклинаю тебя и поражаю Этим Оружием Света! - гремел голос Мага, наступающего на злого духа.
   И вдруг лицо демона побледнело, толчок потряс землю, и на месте, где возвышался престол нечистого, земля разверзлась, образовав широкую, глубокую расщелину, а Люцифер исчез. Супрамати остановился, вздохнув, и Светозарным Крестом начертал над бездной Знак Искупления. И над местом сверженного демона в воздухе загорелся Громадных Размеров Яркий Крест, Голубоватым Светом на далёкое расстояние озаривший всё вокруг. Шелом и его приверженцы остолбенели, увидев, что произошло. Когда же заблестел Светлый Крест, среди чёрных магов поднялись крики и вой, некоторые упали замертво, другие бежали, а Шелом Иезодот, подхваченный порывом ветра, был отброшен далеко от арены, где понёс столь ужасное поражение.
   Ошеломлённая толпа смотрела на появление и исчезновение демона, но вид Креста произвёл на неё действие громового удара. Одни бросились бежать, другие в волнении взирали на поруганный и давно забытый Символ, Которому поклонялись их предки. В воздухе послышались гармоничные звуки, покрывшие собой гвалт и целительным бальзамом подействовавшие на возбуждённые нервы присутствующих, словно пригвоздив их к месту. Когда смолкла эта музыка, заговорил Супрамати:
   - Придите, дети БОГА, и поклонитесь своему ТВОРЦУ. Покайтесь и вернитесь к Вере. Вы поносили БОГА, ослеплённые чарами духов тьмы, а что вы выиграли от стольких злодеяний и кощунств? Вы нарушили равновесие космических сил, которые погубят планету. Я, миссионер последних дней, говорю вам: час Суда, предвещанного пророками, - ближе, чем вы полагаете. И вы, и ваша земля осуждены на гибель, от которой ад не спасёт. Пользуйтесь недолгой отсрочкой, покайтесь и очищайтесь во избежание возмездия. Откройте опустевшие храмы, эти очаги Молитвы и Коллективной Силы, восстановите Престол ГОСПОДА, воспойте священные песни, звуки которых отбросят нечистые силы. Изгоните демонов, завладевших вашей душой, разрушивших и осквернивших ваше тело. Всё гибнет и обращается в прах. Неразрушимы одни ваши души - Дуновение ТВОРЦА. Спасите же Эту Искру Небес, чтобы Она поднялась в Обитель Света, а не пала в бездну тьмы.
   Когда умолк Супрамати, частью собрания овладело волнение, и в то время как сатанисты, мучимые острыми болями и с пеной у рта бежали, толпа смиренных с радостью, суеверным страхом и слезами подходила и падала ниц перед Крестом - Символом прежних времён, Талисманом их предков. Счастливее жилось в то время, пока существовала на Земле Вера, когда Символ Спасения встречал новорожденного, очищал и отделял его от невидимых врагов или стоял над могилой, охраняя покойного от нападений нечистых существ. И Этот долго гонимый Символ восстал перед ними чистый, светлый, видимый для всех и призывал к Себе человечество, которое, отвергнув БОГА, отдало себя во власть тёмных сил, связанное по рукам и ногам. Охваченные внезапным экстазом, эти люди, разучившиеся молиться, падали ниц, протягивали руки к Кресту и со слезами повторяли слова, которым учили их Маги:
   - Помилуй нас, ГОСПОДЬ, и прости наши преступления!
   И в ответ на это обращение, в тех случаях, когда молившийся изливал свою душу, совершались чудеса: глухим возвращался слух, немым - язык, а параличным свобода движения.
   Предоставив толпе поклоняться Кресту, Супрамати пошёл с друзьми на свою половину, но, приближаясь к своей ложе, он увидел стоящих у входа десять человек, головы которых были окружены Широким Сиянием. Впереди был Эбрамар. С влажными от слёз глазами он протягивал ему руки и говорил, прижимая его к груди:
   - Поздравляю тебя, сын мой, дорогой ученик, с одержанной победой!
   Остальные Маги также обнимали его, а толпа, видя эту группу неведомых ей людей в серебристом одеянии, окружённых Ореолом Света, приняла их за Святых, сошедших с Неба, чтобы явиться людям.
   - Теперь, друзья, отправимся на несколько дней в наше гималайское убежище, потому что разразятся бури. Духи хаоса, тёмная армия Люцифера надеются отомстить разрушением за своё поражение.
   И вскоре воздушное судно неведомой обычным смертным конструкции несло Магов в один из их недоступных приютов.
  
   Глава 16
  
   На следующий день разразился ураган и свирепствовал трое суток. Когда буря стихла, на сотни миль земля была опустошена. В полях всё было или снесено ветром, или побито градом, оранжереи разрушены, крыши с домов снесены, и множество людей погибло под развалинами обрушившихся зданий. За этим бедствием последовало второе. Настала такая жара, что земля трескалась, вода высохла в озёрах и реках, и рыба погибла. Уцелевшие от урагана деревья, теряли листву и походили на обгоревшие столбы. Домашние животные дохли, голод с каждым днём усиливался, и разразились эпидемии. В своих дворцах, утопая в золоте, люди умирали от голода и задыхались, настолько воздух был пропитан дымом, так как горел торфяник. Со всех сторон приходили известия о неслыханных ураганах и тропической жаре, превращающей землю в пустыню.
   Лишь созданная Супрамати на арене борьбы его с Шеломом роща выдержала ураган. Лучезарный Крест парил в воздухе, озаряя Таинственным Светом этот уголок земли, а под Крестом забил из камней источник. Мало-помалу вся местность обросла деревьями, столь изобиловавшими плодами, что множество голодных приходили питаться ими и утолять жажду. Только сатанисты избегали этого места и не пользовались его благами, говоря, что вода причиняет им внутренние боли, а плоды - несъедобны.
   Нравственное состояние людей было не менее печально. Обезумевшие и голодные, они взывали к Люциферу, но ад оставался глух и нем. Он дал им золото для приобретения всего. Теперь, когда всё было добыто, всё уничтожено и поругано, БОГ изгнан из человеческого сердца и на людей обрушивались бедствия, у человечества оставалось лишь золото, на которое оно уже ничего не могло купить для пополнения амбаров и кухонь. Человечество всё продало демону золота: богатства природы, сок земли, цветущие леса, погибшие под топором торгаша, нефть, каменный уголь, электричество. Всё было израсходовано, но не бережливостью разумного богача, а с беспечностью мота, который не думает ни о прошлом, ни о будущем и с варварством приносит в жертву сиюминутным наслаждениям завещанное ему предками наследство. Разорённые физически и нравственно, люди дошли до края бездны, которой и предстояло поглотить мир. А он долго мог бы ещё существовать плодородным и цветущим, служа бесчисленным поколениям школой для Совершенствования и Очищения... В народных массах всё сильнее стало проявляться недовольство, тем более опасное, что развращённая и отучившаяся от послушания толпа не знала уже узды. Народ собирался перед дворцом Шелома, требуя, с криками и угрозами, чтобы он остановил жару, сжигающую землю.
   - Ты ведь - сын сатаны, ты называешь себя равным БОГУ, и стихии повинуются тебе, так прекрати засуху, дай нам хлеба и воды. - Или, грозя ему кулаками, они вопили. - Твоего золота нам больше не надо, мы хотим воздуха, хлеба и воды. Докажи своё могущество, если ты - не обманщик и не хвастун, которого победил индус.
   - Это - вы, сатанисты, призвали на нас БОЖИЙ Гнев! - кричали другие. - Там, где парит в воздухе Крест, - обилие плодов и воды! Верни нам нашего прежнего БОГА, отдай нашу былую Веру, а не то мы не оставим камня на камне в твоём дворце и разрушим все ваши храмы.
   И с каждым днём возбуждение росло, и разгоралась междоусобная война, вызванная голодом и жаждой, пожирающей землю и людей. На улицах уже происходили кровавые схватки. Вооружившись железными и деревянными крестами, восставшие нападали на сатанистов, где бы их ни встречали, и врывались в сатанинские храмы, опрокидывая алтари и разбивая статуи Люцифера. Это было безумие убийств, мятежа, отчаяния. Толпа искала Шелома, чтобы разорвать его на куски, но он будто исчез и нигде не показывался. Получавшиеся со всех сторон известия давали ту же картину озлобления и нищеты, а природа продолжала своё разрушительное дело, и солнце палило, освещая пустыню, разлагающиеся трупы людей и животных. Никогда презрение к золоту не принимало таких размеров. Его бросали пригоршнями за кружку воды, корку хлеба и дуновение свежего, чистого воздуха. Впервые дьявольский металл оставался мёртвым и бесполезным в руках его владельцев.
   Шум и крики этой братоубийственной войны, не знавшей ни передышки, ни пощады, не достигали до скрывшегося в подземелье Шелома. Это была обширная зала, меблированная с царской роскошью. Стены были обтянуты затканной золотом красной материей, мебель из чёрного дерева с инкрустацией, пол покрыт мягким ковром. В глубокой нише стояла большая статуя Люцифера, равнодушная к вызванным им же страданиям и борьбе, высилась фигура демона, и на его каменном лице, казалось, застыла усмешка. Перед статуей в семирожковом подсвечнике горели чёрные восковые свечи. Посередине залы был большой стол, на нём стоял объёмистый кувшин вина с чашей, и лежала старинная раскрытая книга.
   Шелом был один. Сидя в кресле с высокой спинкой и откинув голову на красную подушку, он размышлял, играя магическим, висящим у пояса кинжалом. Его лицо, искажённое бешенством и уязвлённой гордостью, было мрачно. После борьбы с Магом он чувствовал себя обессиленным, а силы возвращались медленно. Он содрогался от бешенства при мысли, что он, Шелом Иезодот, принуждён прятаться от тех людей, которые поклонялись ему как БОГУ. В долгие часы уединения в подземелье его посетило сомнение - эта страшная, созданная адом сила, чтобы внушать людям неверие в существование БОГА. И это чудовище, терзающее сердце человека, стояло теперь у кресла Шелома. Его змеиная голова склонялась к его уху, изумрудные глаза были полны насмешки и смотрели на него, а лукавый голос шептал:
   - Где же - твоё могущество? Что ты можешь сделать против Законов, Которые - сильнее твоего знания?.. Индус и события доказали тебе, что в Великом "ВСЁ" ты - ничтожное создание... Кто знает? Может, владыка, которому ты служишь, не равен - ТОМУ, ДРУГОМУ, а тебе никогда не удастся победить Небо, и ты работаешь над неблагодарным делом...
   Его потрясла дрожь при мысли, что, может, он был игрушкой в руках жестокого владыки, который упивался проливаемой им кровью, а его покинул в такую тяжёлую минуту, когда он не в силах даже усмирить мятеж, грозящий ему, так как разнузданные страсти не знают пощады. И его душа заныла от болезненного состояния, что ад - не настолько силён, как он полагал...
   Но Шелом был иного сорта, чем та пошлая, колеблющаяся толпа, которая не умеет ни верить, ни хотеть в Добре, как и во зле. Он выпрямился и откинул рукой прилипшие к влажному лбу кудри.
   "Прочь, чудовище сомнения. Тебе не одолеть меня", - подумал он, с жадностью осушая чашу вина, а потом ударил в металлический звонок, и на его зов вошёл Мадим.
   - Я хочу вызвать Люцифера и потребовать его помощи, - сказал Шелом. - Пора же, наконец, положить предел всем этим бедствиям. У него должны быть средства, он обязан указать путь к спасению, открыть мне давно обещанную тайну Эссенции - Источника Жизни. Закон же один: "Проси и дастся тебе, стучи и отворят". Всё равно, в какие двери, Неба или ада, ты будешь стучать. Если сумеешь требовать, везде отворят.
   Мадим помогал ему в приготовлениях, к которым они приступили. Перед статуей Люцифера они зажгли треножники со смолистыми травами, произвели окуривания и потушили огни. Теперь лишь чёрные восковые свечи и дымное пламя треножников освещали залу. Тогда Шелом взял трезубец и разулся, а перед ним стал на колени Мадим с открытой книгой на голове. Крикливым голосом Шелом стал читать заклинания, делая каббалистические знаки вилами. Всё быстрее он читал и пел формулы, ударяя в известных случаях трезубцем в землю. Скоро вся подземная зала наполнилась разноцветным дымом, который превратился в легионы дьяволов, всяких цветов и размеров, летающих вокруг вызывателя. На чёрном фоне книги огненными линиями вырисовались несколько каббалистических знаков, и чертенята исчезли, будто снесённые ветром, а потом появились вновь, неся с видимым усилием большой кинжал с чёрным лезвием и фосфоресцирующими на нём каббалистическими знаками. Шелом взял магическое оружие, сделал знак трезубцем, и дьяволята скрылись, а треножники потухли. Хриплым голосом он приказал Мадиму зажечь лампы и, осмотрев начертанные на лезвии знаки, сказал:
   - Надо приготовить требуемую Люцифером жертву, а после этого он отведёт нас на то место, где течёт Первобытная Эссенция, восстанавливающая силы природы.
   Через два дня Шелом был в Ливанских горах. Пещера была приспособлена для вызывания, назначенного Люцифером. Воткнутые между камнями факела дымили и красноватым светом озаряли мрачную, отвратительную картину. Посередине пещеры, на трёх высоких, массивных железных прутьях висел большой котёл, наполненный до краёв красной дымящейся жидкостью. Под котлом на кирпичном очаге лежала куча трупов, облитых дёгтем и другими смолистыми веществами. В пещере стояла тошнотворная вонь от горящего мяса, а густой дым шёл вверх и исчезал там, выходя наружу сквозь расщелины. Шелом и Мадим наблюдали за огнём, но лишь только гадкое варево закипело, они бросили крюки. Шелом взял магические вилы, а Мадим чёрную книгу и, став на колени перед учителем, положил её себе на голову. По мере того как Шелом вычитывал формулы и чертил каббалистические знаки, тучи чёрных зёрен стали показываться из дыма, принимая форму легионов демонов. Пещера наполнилась стонами и предсмертными криками. Затем земля задрожала от взрыва, и из кипящего котла показалась высокая фигура страшного демона, побеждённого Супрамати во время магического поединка. Адская жестокость искажала его зловеще прекрасное лицо. Глаза, будто налитые кровью, сверкали, а между красных губ блестели острые зубы зверя. Страшное существо встало над котлом, и раздался его голос:
   - Я пришёл на твой призыв, Шелом Иезодот, и дам тебе средство ещё раз победить Землю. В первый раз я наградил тебя золотом, которое совратило мир. Во второй - воспользовался книгопечатанием, придуманным людьми с целью внести свет, но в моих руках и руках моих служителей. Дьяволята облетели Вселенную, разнося всюду мрак, разврат и кощунство, с лёгкостью проникая во дворцы и лачуги, отравляя ребёнка и старика. Тебе вручаю я теперь третий мой дар - вечность жизни, жатву без труда, наслаждение без истощения и болезни. Я отдам в твои руки Сок, Кровь планеты и посмотрю, что ты из этого сумеешь сделать... Восстанови царства, создай плодородие и обилие, сделайся равным БОГУ... А теперь пусть Мадим останется здесь наблюдать за огнём, ты же иди за мной.
   Он выскочил из котла и направился к расщелине, уходящей вглубь земли. Дорога была трудная, по узким ходам, едва достаточным для одного человека, но со своим грозным проводником Шелом не боялся. Он полз по расщелинам, карабкался вдоль пропастей, пробивался над безднами и проходил пещеры с удушливыми серными испарениями. Наконец они достигли грота, наполненного Серебристым Паром и Ослепительным Светом, Который отражался на разноцветных сталактитах, придавая им вид вышитой камнями ткани. Посередине била из земли на несколько метров Тоненькая Золотистая Струя, похожая на жидкий огонь, падая затем в природный бассейн, Жидкость пропадала в земле Золотистыми Нитями.
   - Вот тебе - ИСТОЧНИК Жизни. А я полагал, что нам предстоит борьба с гималайскими отшельниками, оберегающими свои тайны, но, очевидно, они охраняют особенно главный ИСТОЧНИК, или, может, отказались от борьбы, - сказал демон и прибавил, - во всяком случае, мы - здесь, ИСТОЧНИК Жизни - в твоих руках, и мне остаётся только проложить тебе более лёгкий путь, чтобы приходить сюда. Пока возьмём вот этот сосуд. Наполни его.
   Он указал Шелому на углубление, где находился большой хрустальный кувшин, и когда он наполнился до краёв, демон взял его, и они отправились в пещеру вызываний. Вернувшись туда, Люцифер указал своему ученику способ пользования Субстанцией и прибавил:
   - Когда Жидкость будет готова к употреблению, прикажи оросить Ей сады и поля. Снабди Ей всех областных правителей, чтобы везде производились орошения. Следует также распылять Жидкость в воздухе для его очищения. Принесённого пока - достаточно, но надо обдумать, как легче доставать Эликсир.
   Указав лучший способ как провести в грот струю Первобытной Эссенции, демон влез в котёл и истаял в кипящей там крови. Оставшись вдвоём с Мадимом, Шелом выпрямился, гордый своим торжеством и удовлетворённой злобой.
   - Ну, Мадим, дурак же - ты, что сомневался во мне и дрожал перед индусом! Понимаешь ли теперь, какая сила - в моих руках? Когда я верну жизнь планете, Супрамати ничего больше не останется, как спрятаться со всеми своими отшельниками в тех тайниках, где они торчали до сих пор, - сказал Шелом Иезодот, потягиваясь своим гибким телом.
   - О! Ты - истинный владыка Вселенной и твоему могуществу нет равных! - воскликнул Мадим, падая ниц и целуя руки своего повелителя.
   Несколько времени спустя пронёсся слух, а затем весь мир облетела новость, хоть известие и распространялось уже не так быстро, как раньше, потому что телефоны работали лишь кое-где, телеграф действовал ещё хуже, а воздушные корабли не могли подниматься в густой жгучей атмосфере, летали низко, и катастрофы были частым явлением. Тем не менее, с возможной быстротой стало известно объявление Шелома Иезодота, что он обладает тайной - как вернуть планете чистый воздух, воду в изобилии и прежнее плодородие. "Вернулся золотой век! - заявлял он, - не будет больше смертей и болезней, а всё, живущее теперь на Земле и признающее могущество Шелома Иезодота, сына сатаны, будет жить вечно, красивым и здоровым, наслаждаясь всеми земными благами". Затем появилось объявление, предлагающее желающим вкусить Эликсира Вечной Жизни явиться на большую площадь перед дворцом Шелома на следующий день, и там произойдёт первая раздача.
   На заре, в виде первого опыта, обладатели Первобытной Эссенции обрызгали Ей воздух, и атмосфера получила голубоватую окраску, и почувствовалась свежесть. С утра прибывшая толпа, заполнившая площадь с прилегающими улицами, заметила перемену в температуре и заключила, что обещания Шелома исполняются. Перед дворцом на длинных подмостках стояла бочка с розоватой, слегка парившей Жидкостью и бесчисленное множество уже наполненных Таинственным Напитком стаканчиков. Это людское стадо с жадностью бросилось к подмосткам и начало осушать приготовленные стаканы, но тут произошло нечто неожиданное... Едва первые из прибывших проглотили предложенный Напиток, как упали замертво, и следующие за ними в ужасе отступили. В первую минуту всех охватила паника, но потом толпа рассвирепела, и послышались крики:
   - Он хочет отравить нас, чтобы освободиться от нас! И взбешённые люди бросились на Шелома и Мадима - с желанием растерзать их, так что те с трудом спаслись бегством во дворец, и массивные двери захлопнулись за ними. Тогда толпа бросилась на предполагаемый "яд", разбила стаканы и опрокинула кадку, и когда от прикосновения Жидкости у многих появились ожоги и раны, ярость ещё больше усилилась. Тем не менее, Шелома боялись, никто не осмелился проникнуть во дворец. С проклятиями и ругательствами толпа разошлась, унося своих мёртвых и раненых. Спрятавшись за занавесью, Шелом в окно следил за концом сцены. Бледный и расстроенный, стоял около него Мадим, и когда, наконец, Шелом повернулся, мрачный, насупив брови, секретарь спросил его:
   - Учитель, не новая ли это опять выходка проклятого индуса?
   - Пустяки. Может, доза - немного сильна. Я ещё не привык обращаться с Этой Субстанцией, и у меня нет времени изучить Её. А сколько эти проклятые скоты уничтожили Драгоценной Жидкости!.. - Он подумал с минуту, а потом прибавил. - Опасно брать ещё кого-нибудь себе на помощь, а ночью нам надо, друг Мадим, провести новый опыт. Мы оросим дворцовые сады, несколько общественных скверов и особенно аллею на бульваре, где деревья - похожи на обгорелые столбы. Посмотрим, что будет.
   С наступлением ночи, вооружившись пневматическими насосами вроде употребляемых для поливки улиц, с большими вёдрами приготовленной Жидкости, они пошли в сад и полили деревья, лужайки и грядки. По мере того как брызги падали на землю, поднимался красноватый пар и слышался треск. Затем они полили соседний сквер, часть бульварной аллеи, а оставшуюся Жидкость, на обратном пути домой, вылили в большой, почти высохший пруд в общественном парке. Хоть количество Таинственной Жидкости и было незначительно, но соединение с водой вызвало взрыв, вода закипела, на поверхности заходили волны, и уровень поднялся. "Испытатели" были отброшены силой взрыва. Когда же они опомнились от испуга и убедились, что пруд принял свой обычный вид, то успокоились, и вернулись во дворец измученные, но довольные, ожидая результатов своей работы. А результаты оказались поразительными. Всюду, куда попала Таинственная Жидкость, в несколько часов появилась роскошная растительность. Засохшие деревья аллеи покрылись такой зеленью, что образовался купол. Пруд наполнился водой и кишел рыбой. Воздух стал приятным и свежим, а жара прошла.
   Жителей охватило изумление, и восторг. Особенно поразил всех с быстротой молнии облетевший город слух, что живыми оказались все те, кого считали умершими. И мало того, что они ожили. Все помолодели и поздоровели: глухие слышали, слепые видели, глухонемые говорили, а калеки ходили. Болели ещё только получившие ожоги. Город был в возбуждении. Все сожалели о гневном порыве прошедшего дня. А те, кто не успел выпить, были в отчаянии при мысли, что вчера уничтожили такую массу Эликсира Жизни. Шелом действительно оказался необыкновенным существом, одарённым сверхъестественным знанием и могуществом. Разве он не был благодетелем человечества, если по всей планете восстановил плодородие, изобилие, нормальную температуру, и, что дороже всего, излечил все болезни людей и защитил их от смерти. А почему бы ему и этого не сделать, если у всех на глазах - доказательство его могущества? А между тем его обидели и хотели убить. А что если теперь он отвернётся от неблагодарных и бросит их на произвол судьбы? И толпа бросилась ко дворцу Шелома, чтобы прославлять его, благодарить и поклоняться ему. Народ призывал его криками, но он долго заставил себя просить, и когда, наконец, появился на балконе, его лицо было пасмурно, а взгляд холоден и строг.
   Там, где накануне была разлита Жидкость из кадки и стаканов, на всём пространстве, куда могла дотечь Таинственная Субстанция, за эту ночь появился целый лесок спутанного кустарника вроде кактусов, с огромными листьями сантиметров в двадцать толщиной, обрамлёнными длинными и острыми иглами и испещрёнными толстыми, кровавого цвета жилками. Местами сквозь тёмную зелень листьев и низкие буро-красные толстые и приземистые стволы видны были висящие цветочные луковицы в форме дыни, походящие на куски мяса, прикрытые серым с фиолетовым оттенком газом. Сила, с которой эти уроды-кустарники выходили из земли, переломала или вырвала и отбросила на большое расстояние асфальтовые плиты, которыми была вымощена площадь.
   При появлении Шелома на балконе толпа распростёрлась и кричала:
   - Прости нас...
   Шелом сделал им для начала выговор, укоряя в неблагодарности и глупости, внушившей им уничтожить Драгоценную Жидкость, Которая могла бы тысячам человек дать Вечную Жизнь. Затем, указывая на колючий лес, заполонивший половину площади, он прибавил:
   - Открытая мной Субстанция обладает таким могуществом, что даже когда Её разлили преступно, Она дала жизнь. Разница - в том, что когда опытная рука разумно употребляет Её, Она вызывает плодородие и изобилие, тогда как бессмысленно и без меры разлитая, Она создала таких уродов, какие теперь - перед вами.
   Толпа отшатнулась, и снова поднялись крики, рыдания, мольбы о прощении. Тогда Шелом сказал, что Люцифер, милосердный владыка, которому он служит, прощает своих ослеплённых голодом, жаждой и страхом подданных. Он прощает и забывает о вашем кощунстве, но вы должны загладить свои ошибки. Ступайте же, восстановите храмы сатаны, зажгите вновь треножники и принесите ему в жертву нечестивых, которые дерзают поносить его имя и унижать его могущество. А между тем, какой бог вознаграждал когда-либо своих верных слуг благами, подобными тем, какие расточает вам сатана? Он уничтожил смерть, холод и болезни, а поклоняющиеся ему будут наслаждаться вечной весной и пожинать, не сеяв. Нечестивые же, отрицающие сатану, должны быть до последнего уничтожены. Им нет места между нами. А так как им не отведать Жизненной Эссенции, то они останутся смертными и погибнут на костре, или - ха-ха-ха - ещё лучше, на кресте. Ведь они поклоняются этому символу, так им приятно будет умереть распятыми. Следует только выманить их из тех щелей и подземелий, где они прячутся, чтобы уничтожить без остатка. И пока мы будем казнить их, пусть ТОТ, КОМУ они молятся, сойдёт с Неба защищать и спасать их.
   Эта речь вызвала восторг. Но в то время, когда толпа расходилась, направляясь к уцелевшим ещё сатанинским храмам, женщина средних лет, проходившая слишком близко к кустарникам, зацепилась платьем за иглу одного из листьев. Лист выпрямился, подхватил женщину и швырнул её в чащу кустарника. Из листьев появились длинные гибкие стебли в руку толщиной, по концам они были снабжены изогнутыми шипами. Эти живые верёвки обхватили и повалили свою жертву, которая кричала, пока все листья не выпрямились, скрыв таким образом конец смертельной драмы, так как крики несчастной стихли. Толпа остолбенела, но Шелом крикнул:
   - Вот куда мы будем бросать поклонников креста, эта пытка стоит костра, а гималайские отшельники первыми отведают смерть такого рода.
   Несколько возгласов раздалось ему в ответ, но впечатление от случившегося было слишком подавляюще, чтобы вновь привести в восторг, и толпа разошлась, спеша покинуть площадь. Но с этого дня по всей земле закипела лихорадочная деятельность. Шелом непрерывно рассылал огромное количество Таинственной Жидкости всем областным правителям, и под их руководством производились орошения, оказывающие изумительное действие. Особенно поразительна была та быстрота, с которой появлялась и развивалась растительность. Всюду, куда попадала Эта Роса, бесплодная почва превращалась в цветущие сады и с такой быстротой, будто дни заменяли годы. Волнение и в мире учёных было огромное. Они пробовали анализировать Неведомую Субстанцию, но Она не разлагалась, и Её состав оставался загадкой. Приходилось ограничиться констатированием фактов, не будучи в состоянии узнать причину. А земля обращалась в рай. Растительность была великолепна, реки наполнились водой и рыбой, всюду забило много ключей, старость исчезла, а помолодевшее, цветущее население казалось полным жизненных соков.
  
   Глава 17
  
   В ожидании минуты, когда противники вызовут их на последний и великий бой, друзья удалились в один из гималайских дворцов, тот, где когда-то умерла Ольга. Снова Дахир, Нараяна и Супрамати жили под одной кровлей. Но по размерам дворца каждый мог считать себя дома и в уединении предаваться своим занятиям и думам. Однажды ночью Супрамати сидел один на террасе, где Ольга проводила часы последних дней на Земле. Воспоминания вставали перед ним, и образ обаятельной, любившей его женщины вставал в его памяти. И вдруг ему представилась церковь пещерного монастыря в Синайских горах, и на коленях перед алтарём, забывшись в Молитве, молодая настоятельница общины. В её мыслях витал образ Супрамати, каким она видела его во время посещения им пещеры, и её душа ушла в мольбу: "Божественный посол, открой мне - кто ты, скажи своё имя. Всё моё существо затрепетало, увидев тебя, и полетело навстречу. Я знаю тебя, почитаю, люблю как посланника Неба, но хочу знать твоё имя..."
   Улыбка скользнула по лицу Мага. Он поднял руку, из тонких пальцев сверкнула Полоса Света, Которая достигла молящейся и окутала коленопреклонённую женщину. Её глаза закрылись, и тело опустилось на ступени. Около спящей появилась светлая, прозрачная тень, которая с быстротой мысли пролетела пространство и остановилась около Мага, уплотняясь и принимая живой облик. Это была Ольга, но в её нынешнем виде, и её голову окружал Золотистый Ореол. Супрамати встал, взял руку видения и поцеловал, а её глаза засветились радостью.
   - Супрамати! Теперь я знаю твоё имя и узнаю тебя, твой образ всегда жил в моей душе как недостижимый идеал, - прошептал голос.
   - Ты не забыло меня, преданное сердце, несмотря на долгие века нашей разлуки, несмотря на испытания и новые формы, в которые облекалась твоя душа? - спросил Супрамати.
   - Забыть тебя?! Разве это - возможно! Не задавай такие вопросы. Скажи лучше, достаточно ли я работала, чтобы оставаться около тебя и быть твоей ученицей? Нет ни испытаний, ни мучений, которых я не взяла бы на себя, лишь бы заслужить эту награду. Но, может, моя Любовь к тебе должна очиститься ещё больше?
   - Нет, дорогая моя, люби меня, как внушает тебе твоё сердце, потому что твоя Любовь - чиста, как и твоя Вера. Время нашего соединения - близко, но... тебе надо выдержать последнее и тяжёлое испытание, преодолеть остальную разделяющую нас преграду. Смертью ты покинула меня и смертью же должна и вернуться ко мне.
   Луч радости озарил глаза Ольги, и могучая энергия прозвучала в её голосе.
   - Не бойся, дорогой Учитель. Не думаешь ли ты, что я отступлю перед смертью, хотя бы и мученической, да ещё теперь, когда я - сильна и очищена, - если и раньше, будучи невежественной, слепой и нетвёрдой душой, я пошла на смерть ради счастья быть твоей женой. Нет, Супрамати, я не ослабею. Я буду без страха проповедовать Слово БОГА, стану спасать души примером своей Веры и мужественной смерти. Умрёт ведь лишь плоть, а освобождённая душа полетит к тебе. Как я благодарна, что ты позвал меня. Твой вид, твоё слово дали мне новые силы.
   - Иди же, верная моя подруга, вернись в свою телесную оболочку и будь уверена, что во все предстоящие тебе тяжёлые минуты я буду около тебя.
   - Я знаю это, Супрамати. Ты будешь моим щитом. А вот Оружие, Которое сделает меня непобедимой, и перед Ним отступят все силы ада, - ответила она, поднимая руку с блестевшим в ней Ярким Крестом. И, послав последний прощальный привет, видение отступило, побледнело и исчезло.
   Супрамати сделал несколько шагов по террасе и потом прислонился к перилам, глядя на картину садов, тонущих в свете луны. Вдруг его охватило чувство сожаления о преждевременном уничтожении столь прекрасной ещё Земли... Он так ушёл в мысли, что не мог бы сказать, сколько времени провёл в этой задумчивости. Но лёгкий звон словно разбудил его. Он вздрогнул, обернулся и с радостным возгласом протянул руки Эбрамару.
   - Учитель, как я счастлив - видеть тебя. Я только что думал о тебе. Или ты услышал мой призыв?
   - Именно. Я услышал твой стон по поводу кончины нашей планеты и пришёл тебя утешить, - сказал со смехом Эбрамар.
   - Увы! Меня всё угнетает мысль, что наша Земля должна умереть. Скажи, нельзя ли спасти её? Ведь сколько же поднимается чистых флюидов, сколько будет добровольных смертей за величие Идеи БОГА. Так вот со всем этим и при помощи нашей науки нельзя ли попробовать её сохранить? Я чувствую, словно должно погибнуть нечто близкое и дорогое, а я бездействую.
   - Я понимаю тебя, друг, - со вздохом сказал Эбрамар, - ты думаешь, мы не страдаем при мысли покинуть эту отчизну, где мы сделались тем, что мы есть теперь? Но мы - бессильны перед страшными, пущенными уже в ход Законами Космоса. Как ты остановишь взрыв динамита, когда запал уже горит?.. Слишком долго всасывался хаос, мало-помалу разлагая и развращая людей. Служители зла поддерживали этот развал и всеми силами способствовали уничтожению рассадников Веры, Чистоты и Света, которые несколько поддерживали равновесие. А теперь Шелом, разливая Первобытную Эссенцию повсюду и без меры, переполняет чашу гибели и ускоряет катастрофу. При таких обстоятельствах, что же мы можем сделать?
   - Ты - прав, Учитель, моя надежда была нелепа и внушена мне слабостью, чувством страха перед тем новым миром, куда нам предстоит идти и взять на себя такую ответственность.
   - Правда, ответственность - велика и тем более тяжела, что мы должны будем работать одни, так как наши нынешние Руководители переходят в Высшую Систему. Но если велика - задача, то велика - и награда. Разве не огромна радость вести по Пути Добра младенческие народы, установить мудрые законы, которые в течение бесчисленных веков будут поддерживать Гармонию или руководить колеблющимся человечеством на Пути Восхождения? Нам дано создать Золотой Век, быть учёными, законодателями, легендарными царями, - которые в народной памяти сохранят название Богов, облекавшихся в человеческое тело, - царями божественных династий. И в виде последней награды мы сбросим с себя это тленное тело, чтобы чистыми и светлыми вернуться в Вечное Отечество.
   Эбрамар оживился. Его большие чёрные глаза любовались, казалось, в пространстве каким-то лучезарным видением. И глаза Супрамати также заблестели.
   - А где находится этот мир, где будет сыгран последний акт нашего необычайного существования? В каком состоянии развития находится он теперь, Учитель?
   - Это - мир нашей системы, но невидимый для глаз и довольно отдалённый. А что касается степени его развития, то он - сформирован, потому что там уже существуют человеческие расы, фауна и флора. Но только всё это сосредоточено в настоящее время на одном континенте. Остальная же часть планеты, которая не покрыта водой, представляет обширные пустынные равнины, бедные растительностью, с действующими вулканами и сильно распространённым царством животных гигантских размеров. Человеческие же расы находятся на первой ступени умственного развития и являются полуживотными, конечно, так как это - самый удобный для обработки материал. Посередине обитаемого континента находится "земной Рай", "царство Золотого Века", "заколдованное, но потерянное место", которое до скончания века будет жить в народной памяти. А Этот Рай находится у главного ИСТОЧНИКА Первобытной Материи, и там обильно насыщенная Эссенцией Жизни природа уже раскрыла все сокровища этой юной Земли, сосредоточив растительные богатства, так же как минеральные и животные. Там мы высадимся, устроим свои архивы, воздвигнем храмы, дворцы и оттуда будем править вверенным нам миром. Пить снова Эликсир Жизни мы не будем. Но так как наши организмы уже одарены необычайной жизненной силой, наша жизнь будет продолжительна, жизнь патриархов, а те, кого мы привезём, будут пионерами цивилизации. Мы же будем направлять их путь... Хочешь слетать на свою новую родину? - с улыбкой спросил Эбрамар, видя интерес, с которым слушал его Супрамати. - Мне нужно съездить туда, и я пришёл с намерением - предложить тебе, Дахиру и Нараяне сопровождать меня.
   Супрамати выпрямился.
   - Ах, как ты - добр, Учитель! Я только мечтал и не надеялся на такую милость! - воскликнул Супрамати, пожимая руку своего Руководителя.
   - Вижу, дорогой мои ученик, - сказал Эбрамар и рассмеялся, хлопая его по плечу, - что хоть ты и Маг с тремя лучами, а "старый Адам любопытства" - ещё жив в тебе. Смотри, не вздумай, будучи там простым туристом, отведать яблока от "древа познания Добра и зла".
   Супрамати тоже рассмеялся.
   - Теперь пойдём, чтобы предупредить наших друзей. Вы уложитесь, а потом все отправимся ко мне и ночью пустимся в экскурсию.
   - Укладываться? Ты не шутишь, Учитель? Разве можно взять что-нибудь, кроме собственной особы, да и к чему?
   - Я предоставляю каждому взять дорожный мешок с вещами, которые он желал бы сберечь.
   Известие о путешествии на место их будущей деятельности привело в восторг Дахира с Нараяной, и они поспешно уложились. Супрамати с Дахиром взяли по большой металлической шкатулке с различными памятными вещами и магическими драгоценностями, но самый объёмистый багаж оказался у Нараяны. Тот набрал множество драгоценных вещей, чудес ювелирного искусства, и даже прихватил целый кусок великолепных кружев "для дам", что вызвало общее веселье. Часа через два все четверо отправились в жилище Эбрамара, а с наступлением ночи поднялись на платформу в горах, с которой однажды выезжали для осмотра исполинского судна, предназначенного для переселения их с умирающей Земли. Теперь той же конструкции, но небольших размеров воздушное судно покачивалось, привязанное к платформе. Эбрамар ввёл учеников, герметично закрыл вход, потом показал им судно, имеющее длинную, но узкую залу, и с каждой стороны по каюте, где поместили багаж. На столе посередине залы стояли кувшин, чаши и корзина с маленькими тёмными, словно тающими во рту хлебцами.
   - Выпейте за успех нашей поездки, - сказал Эбрамар, наполняя чаши, которые ученики осушили за его здоровье.
   Каждый затем съел по хлебцу, Эбрамар указал им занять три находящихся в зале дивана, а сам обрезал электрическим разрядом причал и пустил в ход механизм судна, которое быстро стало подниматься.
   - Теперь сидите спокойно, пока я направлю наше судно, - сказал Эбрамар. Друзья прислонились к спинке своих сидений и уснули. Голос Учителя, наконец, разбудил их. - Ну, вставайте, сони. Вы уже десять дней, как храпите, надеюсь, что довольно.
   Удивлённые и сконфуженные, друзья поднялись.
   - БОЖЕ мой! Зачем же, Учитель, ты дал нам так долго спать? - сказал Супрамати.
   - Хорошо, хорошо, успокойся. Я пошутил, и вы - не виноваты в том, что так крепко спали, - сказал Эбрамар. - Я нарочно усыпил вас, так как в первый раз еду один, и поэтому боялся, чтобы вы своей болтовнёй не помешали мне держаться желаемого направления. Однако мы приближаемся к нашей цели. Идите к окнам.
   Все трое опустили металлическую доску, прикрывающую толстое стекло, и взглянули в окно. Судно шло с такой быстротой, что трудно было различить предметы, но всё-таки их опытный глаз увидел, что под ними простирается водная гладь, разделённая большими сероватыми местами, кое-где перерезанными гигантскими горными цепями. Понемногу скорость полёта уменьшилась, судно опускалось в котловину, покрытую растительностью и окружённую высокими горами. Ещё несколько минут, и колесо впереди перестало вертеться, выбрасывая электрические искры. Наконец воздушное судно с лёгким толчком остановилось. Эбрамар открыл дверь и спрыгнул на землю. Ученики последовали за ним и все упали на колени. После краткой, но горячей Молитвы они поцеловали землю своей новой отчизны, ту девственную землю, которая по Воле ПРЕДВЕЧНОГО поручалась им, чтобы ввести на ней ЕГО Законы. Тогда только они поднялись и осмотрелись. Они находились на обширном плато, примыкающем одной стороной к высоким горам, а другой террасами спускающемся в равнину, покрытую растительностью.
   С высоты, на которой они находились, разворачивалась восхитительная картина. На краю горизонта виднелась чуть заметная голубоватая полоса воды, и, обрамляя по бокам долину, на необозримое пространство тянулась тёмная масса леса. Плато представляло оазис. Голубоватый мох покрывал землю, будто ковром. По белым камешкам струился хрустальный, с сапфировым оттенком ключ. От исполинских деревьев с пышной голубовато-зелёной листвой стлалась тень, и всюду ущелья, земля и кустарники были убраны цветами невиданной формы и оттенков. Воздух был чист, прозрачен, насыщен кислородом и благоуханием. В зелени распевали птицы, и лучи солнца озаряли светом и теплом эту полную покоем картину.
   - О! Как здесь - прекрасно, Великий БОЖЕ! - воскликнул Дахир.
   - Да, здесь - хорошо. Тут чувствуется полнота сил и девственная прелесть этой юной Земли. Здесь "земной Рай", колыбель будущих цивилизаций. Но до сих пор дикое человечество не нашло дороги к этому месту. Всё здесь - в том виде, как создала его Природа. А теперь, друзья, распакуем наш багаж и сложим в надёжное место.
   Они вытащили из воздушного корабля и принесли в указанный Эбрамаром поблизости грот шкатулки, корзины и свёртки. Это была большая малодоступная пещера, освещённая мягким розовым светом, который, переливаясь, играл на сталактитах свода и стен. Рядом находилась вторая, меньших размеров пещера с розовым, более тёмным светом, отливающим аметистом по углам и углублениям. Здесь они и положили вещи. Затем Эбрамар предложил спуститься в долину, что было легко благодаря тому, что местность сходила террасами, спуск был отлогий, и получалась гигантская лестница. По мере того как спускались Маги, природа становилась всё роскошнее, разнообразнее, и для проницательного изощрённого глаза эти богатства природы не составляли тайны. Эбрамар обратил внимание спутников на обилие и разнообразие драгоценных металлов, мрамора и других камней.
   - Посмотрите, друзья, какое изобилие и какая красота материалов, предназначенных занять время и ум наших будущих художников вместо праздности, распутства и кощунства. Здесь есть чем удовлетворить всякие вкусы и способности.
   Достигнув равнины, они увидели, что она тоже представляет обширное плато посреди большой цепи гор со словно ощетинившимися вершинами. Богатство растительности было изумительное. Деревья гнулись под тяжестью невиданных плодов. Неведомые цветы разливали одуряющий аромат, и всюду между скал бурлили водопады и ключи. Ручьи змеились между деревьев и исчезали где-то вдали.
   - Волшебное место, - сказал Супрамати.
   - Да, оно мне нравится, и я построю здесь дворец, - воскликнул Нараяна. - Должен же я свить гнездо для будущей семьи. Эбрамар говорил о "божественной династии" на этой Земле. Значит ясно, что я женюсь, и буду иметь сына. Это - наименьшая награда за работу, которую я на себя взял, чтобы сделаться Магом.
   - Времени на это тебе понадобилось, однако, немало. Но это - неважно. И раз ты достиг первого луча, может, сделаешься, наконец, и хорошим мужем, - сказал Эбрамар.
   - О! Это - ещё труднее, но всё-таки можно постараться, - сказал Нараяна и сделал гримасу. - Женщины - несправедливы и требовательны. Только бы мне не досталась Нара, так как Ольгу Супрамати, наверное, не уступит. А Нара? О! Это - демон ревности.
   Общий смех сопровождал выходку забавнейшего из Магов.
   - Успокойся. Я - уверен, что Нара не пожелает счастья - быть вторично твоей женой, - сказал Эбрамар, когда прошёл порыв веселья, и потом добавил. - Надеюсь, что помимо своих супружеских обязанностей ты примешь в своё ведение благородную задачу руководить и вдохновлять артистов, которые под твоим управлением создадут новое искусство и новые шедевры. Ты - сын народа, в котором воплотилось совершенное искусство. Таким образом, тебе более чем кому-либо иному надлежит образовать художников и работников. Прежде всего, конечно, из тех, кого мы приведём сюда и кого вырвем из хаоса праздности или преступности, чтобы научить их искусству, наполнить их долгую жизнь полезным и благородным трудом.
   - Обещаю тебе, дорогой Учитель, посвятить все свои силы этому благородному делу, - сказал Нараяна, и в его глазах вспыхнул огонёк. - Здесь же вы воздвигнете, вероятно, и первые святилища в каком-нибудь таинственном убежище.
   - Конечно, - сказал Эбрамар. - Нас укоряют в том, что мы скрываем свои святилища и называют эгоистами за то, что окружаем тайной сокровища своей Науки. Но разве мы не мудро поступаем, скрывая от обычных смертных опасные секреты. Преждевременная кончина нашей Земли, которая по оккультным законам должна была бы существовать ещё два цикла, не доказывает ли нам, что люди не сумели разумно использовать попавшие в их руки стихии. Лишь невежды могут "играть" с космическими гигантами и легкомысленно вызывать их силу. В лабораторию ПРЕДВЕЧНОГО должны допускаться лишь посвящённые учёные.
   Разговор продолжался на эту же тему, как Нараяна заявил, что умирает от голода и жажды и что жара становится несносной. Эбрамар согласился с ним и повёл учеников в пещеру с естественными дверью и окном, увитыми ползучими растениями. Внутри, стены и своды, всё было бело. Там было прохладно. Нараяна и Дахир набрали разнообразных плодов, а Супрамати с Эбрамаром отправились на поиски мёда, который, по предположению последнего, должен быть в окрестностях. Вскоре они принесли на широком листе кусок, который походил на только что вынутый из улья с сотами мёд. Он был гуще и рубинового цвета, но на вкус - приятен, хотя также отличался от земного мёда. Позавтракав, Маги вернулись на плато, где стоял их экипаж, и завели разговор о будущем и предстоящих здесь работах. По просьбе учеников Эбрамар согласился переночевать и выехать на рассвете. И эта первая ночь в новом отечестве была тиха и ясна, и воздух был мягкий и благоуханный, а лазурный небосвод сверкал тысячами звёзд. В этом полусвете смутно выделялись снежные вершины высоких гор, а в долине чернело море лесов - убежище младенческих народов, спавших в своём счастливом невежестве, не вкусив пока ядовитого плода "Добра и зла". Разговор затих. Погружённые в созерцание восхитительной картины, объятые безмолвием природы, Маги задумались о прошедшем и будущем, как до их слуха долетели звуки высшего порядка. Они поднялись и увидели, что на тёмной синеве звездной ночи блеснул Широкий Луч Света, Который уходил всё дальше вглубь. И появился Гений планеты, окружённый Снопами Ослепительного Света. Вокруг Него витали сонмы Духов, работников пространства, а в воздухе лились Звуки Гармонии. Одной рукой Гений прижимал к груди Светящийся Крест, а в другой у него был Такой Силы Огонь, что Он осветил пространство до самых дальних пределов, и там, в глубине Этой Пропасти Света, сияло Верховное Святилище - Отчизна Совершенных Душ, последний приют ДУХА, свободного от материи. Там должно быть побеждено последнее сомнение Искры БОГА, возвращающейся в Дом ОТЦА. И возле этой пламенной ограды неясно вырисовывались образы семи Стражей Великой Загадки. Маги пали ниц, всей душой отдаваясь созерцанию Картины Небесной Красоты. И как Дуновение Гармонии, послышался голос Гения:
   - Вот - ваша дорога, дети ИСТИНЫ, и награда за все страдания, за все победы над плотью. Усердные сыны Науки, храните в ваших сердцах Непоколебимую Веру, и пусть ваш ум творит лишь Свет. Арканы Совершенного Знания широко раскрывают Свои Двери перед вами, упорными тружениками, победившими мрак. Не бойтесь, в Бесконечном Царстве ПРЕДВЕЧНОГО найдётся работа для каждой частицы ЕГО Дыхания...
   Видение побледнело, лазурный купол закрылся, а в душе Магов всё горел восторг пережитой ими минуты. Успокоившись немного, Супрамати схватил руку Эбрамара и поцеловал:
   - О, Учитель, что сделал ты из нас, ничтожных, шатких созданий и какой неоплатный долг благодарности лежит на нас!
   Эбрамар привлёк его к себе и обнял.
   - Дайте таких же, как вы, учеников - и ваш долг будет оплачен, - сказал он. - А теперь пора подумать, друзья, о возвращении на нашу бедную Землю. Наши новые руководители благословили нас на последний бой, и так, вперёд, к Свету!
   Спустя час захлопнулась дверь за путешественниками по небу, и воздушное судно с головокружительной быстротой начало рассекать волны атмосферы. Маги снова заняли место на диване, но теперь они не спали. В их душе ещё было живо воспоминание последнего часа, и каждый ушёл в мысли.
   В памяти Супрамати проходили все фазы его странного существования. Ему представилась его квартирка в Лондоне, где почти умиравший молодой врач Ральф Морган с тоской в сердце мучился над тайной смерти. И вдруг появление незнакомца обратило его в индусского принца Супрамати, в бессмертного, которому выпала на долю - необходимость присутствовать при смерти планеты. И не только бессмертным сделался он, но посвящённым, облечённым громадным Знанием и Могуществом, перелетевшим с одной планеты на другую. Булыжник сделался драгоценным камнем в руках Эбрамара. А между тем при мысли, сколько ещё предстояло учиться и какой путь пройти, чтобы достигнуть той грани, за которой скрывается Последняя Загадка: быть или не быть, - его бросало в дрожь, и он нервным движением провёл рукой по лбу.
   Нараяна был также потрясён. Всё виденное произвело переворот в его душе, сердце было полно желанием идти вперёд по Пути к ИСТИНЕ, из глубины души хлынул Могучий Порыв к Свету, Который возносит человека на высшую ступень экстаза и доводит его волю до апогея. Огонь вспыхнул в ёго глазах, и Широкий Ореол осенил голову. Во взоре наблюдающего за ним Эбрамара появилось выражение Радости и Любви. Ведь Нараяна был его "блудным сыном", и такая минута Чистого Порыва, Этот Луч на его челе были наградой за долгие века Терпения и Труда, Которые он посвятил воспитанию этой мятущейся души.
  
   Глава 18
  
   Во дворец ГРААЛЯ были созваны все члены ордена, и никогда ещё собрание братьев и сестёр не было так многочисленно, потому что теперь они в последний раз собирались в этом убежище, где заложено было столько Знания и Труда, столько Нравственной Борьбы и Побед ДУХА над плотью. Эбрамар и другие члены, уже достигшие высших степеней иерархии, присутствовали также, и служба совершалась с особым благоговением и глубоким волнением. Глаза всех были влажны, когда члены по одному подходили к чаше и принимали благословение от старейшины братства. Затем состоялся совет, на котором постановили последние решения и назначили срок окончательного отъезда. А после общего обеда и прощального обхода всего храма ГРААЛЯ и его служб братья и сёстры ордена разъехались по местам, избранным ими для деятельности.
   Таким образом, Супрамати вернулся в Царьград, но нигде не показывался. По наружному виду дворец казался закрытым и пустым, внутри же его кипела работа. Каждую ночь во двор или дворцовые сады спускались пассажиры с бледными аскетическими лицами и глазами, горящими Могучей Восторженной Верой. Теперь около каждого Мага находился целый штаб молодых адептов. Это адъютанты Супрамати под руководством Нивары обходили всю назначенную ему область, собирали верующих и передавали им призыв великого миссионера. Всё, что ещё осталось верным Христу и служило БОГУ, выходило из пещер или убежищ, где укрывалось, и шло во дворец индусского принца, служащий сборным пунктом. Тем временем, пока последние Воины Добра смыкали свои ряды и готовились Постом и Непрерывной Молитвой к великому бою, по всей Земле разыгрывалась вакханалия. Превращение бесплодных земель в роскошные сады продолжалось с невероятной быстротой. По-видимому, земной шар и в самом деле превращался в рай. Обилие всего было так велико, что не соответствовало даже потребностям значительно уменьшившегося населения. Кроме того, вся природа приобрела анормальный характер: плоды и овощи - громадных размеров и более яркой окраски получались с едким вкусом. Воздух, хоть и приятный, тёплый, был тяжёл, будто перед грозой, и влажен, как в бане. Людей охватывала истома и нередко сонливость, как после приёма наркотиков. Поэтому на празднествах сатанистов собиралось меньше народа, чем ожидали. "Дьявольское" невежество в пользовании Страшным Веществом уже давало о себе знать. Но опьянённый и ослеплённый успехом Шелом ничего не боялся и забавлялся Этой Ужасной Силой. Всюду по его повелению воздвигались сатанинские храмы, устраивались оргии и с помощью Той же Первобытной Эссенции материализовались полчища ларвов, и эти омерзительные, опасные существа, вызванные из невидимого пространства, принимали участие в празднествах и процессиях. Однако, несмотря на своё торжество, Шелом не был доволен, и его грызла злоба. Он не мог помириться с потерей Исхэт, которая исчезла, и его агенты не могли найти её. Его угнетало и мучило сознание, что индус осмелился и успел выхватить эту женщину чуть ли не из его рук, из сердца его могущества. А с недавних пор ещё одно новое обстоятельство стало раздражать его. Гадкая растительность, появившаяся перед его дворцом на другой день после раздачи Эликсира Жизни, вдруг стала вянуть и сохнуть. А Шелом, предвкушавший удовольствие любоваться, как верующие будут уничтожены кровожадными растениями, бесился. В виде опыта он уже казнил таким способом несколько человек, заподозренных в антисатанизме, и бросал также старых или больных животных. И так, убедившись в гибели этой своей забавы, он решил оживить кустарник посредством Первобытной Материи. Едва только несколько капель Эссенции Жизни попало на пожелтевшие листья странных кустов, как те вспыхнули, как костёр, и через десять минут от усеянного колючками леска остались лишь кучки золы, которую затем развеял ветер. Шелом не сомневался, что это - новая выходка "индуса", и его ненависть ещё больше усилилась.
   Однажды ночью, после веселья в отдалённом сатанинском храме, Шелом с пышной процессией возвращался к себе во дворец. Восседая на переносном троне, окружённый голой и растрёпанной толпой, вопящей вакхическую, крикливую песню, Шелом с самодовольством смотрел на озверевшую, кишевшую у его ног толпу. Проходя по улице, в конце которой можно было видеть дворец Супрамати, процессия замерла в изумлении, потому что Красный Свет окружал жилище Мага. Но вдруг Этот Свет сгустился, поднялся, и на тёмной лазури неба над дворцом в воздухе вспыхнул Исполинский Крест. При виде Этого Непобедимого Символа сатанистов охватил испуг. У многих сделались судороги, другие начали разбегаться. Носильщики бросили переносной трон и скрылись, и только самые близкие и верные бросились на помощь к упавшему на землю Шелому, подняли его и отвели во дворец. А толпа с затаённой злобой рассеялась, и люди попрятались в свои норы. С пеной у рта, потрясая кулаками, Шелом рычал, что отомстит и докажет трижды проклятому индусу, что ему не поздоровится, раз он затрагивает Шелома Иезодота.
   На месте же происшествия, не успела толпа разойтись, настежь открылись ворота дворца Мага, и оттуда вышла процессия. Плотными рядами шли мужчины в белом с крестами, зажжёнными свечами, хоругвями, кадильницами и спасёнными высокочтимыми иконами. За рядами мужчин следовали женщины, также все в белом, с длинными вуалями и со свечами в руках. Впереди их, неся хоругвь с изображением Пресвятой ДЕВЫ, шла ангельской красоты девушка. Вздымались облака ладана, а воздух оглашало стройное и мелодичное пение. Процессия шла на большую городскую площадь, а оттуда более или менее многочисленные группы отделялись от общей массы и расходились по улицам и менее значительным площадям, в том числе и на площадь перед дворцом Шелома. Немые от изумления остатки толпы и редкие прохожие со страхом смотрели на этих людей со строгими лицами и взглядами, пылающими Верой. Везде, где останавливалась эта процессия, воздвигались престолы, водружались на них кресты и иконы СПАСИТЕЛЯ. Когда же с восходом солнца стали появляться прохожие, останавливающиеся с любопытством и удивлением, началась проповедь. С Той Силой, Которую внушает Убеждение, они провозглашали приближение конца мира, говорили, что дни уже сочтены, и кто не хочет погибнуть душой и телом, должен отречься от владыки тьмы и поклониться Единому БОГУ, СОЗДАТЕЛЮ Вселенной. В перерыве между проповедями читалось Евангелие, и пелись Молитвы. Около этих престолов стала собираться толпа. Закоренелые и убеждённые безбожники отворачивались со смехом, кощунствуя и глумясь над "болванами", явившимися, как допотопные животные, и распевающими свои "глупости". К счастью, по их мнению, мир давно избавился и освободился от этого нелепого обскурантизма. Но многие были смущены и слушали. Несчастные родились и выросли, не зная БОГА. Никогда никто не говорил им о Милосердном ОТЦЕ всего сущего, о Родине души, о Силах Добра. Правда, существовала легенда, что было время, когда поклонялись БОГУ и Святым, то есть людям, которые за свои Добродетели и Примерную Жизнь удостоились Особой Милости и подавали её живым в виде исцелений или нравственной помощи и поддержки в жизненных испытаниях. Но всё это, учили их, лишь предрассудки, сказки, чтобы дурачить глупцов и доверчивых людей. И вдруг явились люди, которые провозглашают те же убеждения старого времени и говорят неслыханные речи. Мало-помалу толпа заволновалась. Одни убегали, другие подходили ближе, смущённо разглядывая строгий, страдающий Лик Христа или кроткий образ Святой ДЕВЫ, смотрящей на них с Добротой и Милосердием. И дрожь пробегала по телу слушателей, когда старец с пылающими Убеждением глазами или Вдохновенная, Полная Веры женщина кричали им:
   - Покиньте свои жилища и тленные блага! Ничто уже не принадлежит вам, потому что всё будет поглощено стихиями. Спасайте свои души! Ищите убежища у Ног своего СОЗДАТЕЛЯ.
   И многие из слушателей падали на колени или теснились у престолов, прося научить их молиться. Процессии верующих проходили по улицам города с крестами. Сатанисты, которых тошнило от обильных курений ладаном, убегали, прося помощи и совета у своих жрецов, или доносили Шелому Иезодоту. Однако никто пока не осмеливался напасть на пришельцев. Это не были прежние мнимо "верующие", которые постыдно уступали место, прятались и позволяли изгонять себя, очищая дорогу отрицателям и сатанистам. Нет, эти при своей Неустрашимой Вере внушали уважение. Чувствовалось, что Это - Сила, и ни одна рука ещё не поднялась против них.
   Шелом был столь же изумлён, как и взбешён новостями о происходящем "нашествии" верующих, не только в Царьграде, но и во всех областях, явившихся из своих убежищ, наводняющих города и проповедовающих конец мира и Покаяние.
   - Эти скоты, вылезшие из своих нор, - либо сумасшедшие, либо идиоты. Ха! Ха! Нашли минуту проповедовать конец света! Да разве эти шуты гороховые не знают, что у нас есть Первобытная Материя? Или они ослепли и не видят, что планета никогда ещё не пользовалась таким благосостоянием? Природа в изобилии дарит все земные блага, климат - восхитительный, человечество - здорово, богато, счастливо, и всё это будто бы должно погибнуть? Почему? Да ведь это же - глупо! Не унывайте, верные мои, пусть эти болваны болтают. Народ расправится с ними!
   - Учитель, в каких-нибудь несколько часов они уже нашли последователей, - сказал Мадим.
   - Ну, так что же?! Если они вызовут слишком много беспорядков и объявят нам гражданскую войну, мы обрушимся на них. Это будет хороший случай искоренить их. Теперь, когда нас ждёт бесконечная жизнь и безграничное благополучие, желательны мир и спокойствие. Хоть и полезно будет узнать трусов, которые отреклись от БОГА и отрекутся, конечно, от Люцифера: надо очистить стадо от всех паршивых овец. А индусы пусть отправляются в свои недоступные гималайские норы, и мы их оставим в покое, потому что для нас они - безвредны.
   - Значит, ты повелеваешь временно предоставить этим болванам свободу действий и не арестовывать? - спросил Мадим.
   - Именно. Но вместе с тем надо приказать правителям областей наблюдать за этими юродивыми и переписывать всех, кто совратится и отступит от нас. Мы же засядем в наши крепости и будем в безопасности от их заразных излияний.
   - О! Что касается флюидической заразы, то её очаг неподалёку от твоего дворца, - сказал Мадим. - Я видел этих пророков и пророчиц, идя сюда. Между ними есть женщина, прекрасная, как грёза, и она произведёт, конечно, большое волнение среди нашей молодёжи, которая будет льнуть к ней. Не припомню, видел ли я когда-нибудь такое обаятельное создание. Вот бы тебе её взамен Исхэт.
   - Возьмём, возьмём, друг Мадим, когда придёт время. А пока я ещё сделаю из неё царицу шабаша, великая добродетель обеспечит её верность мне, - сказал, смеясь, Шелом.
   Через несколько часов он отбыл со свитой в одну из сатанинских крепостей и созвал туда самых известных членов люциферианства для великого вызывания и обсуждения плана задуманного им искоренения вероотступников. Сообразно такому решению главы сатанизма, миссионерам не препятствовали пока работать. Они ходили по городам и окрестностям, призывая народ к Покаянию и Молитве, возвещая, что часы жизни Земли сочтены, и спасти можно только души.
   Среди самых рьяных проповедниц находилась Таиса, монахиня из подземных сирийских пещер, прежняя Ольга. На самой большой площади города воздвигли такой высокий престол, что его видно было со всех сторон. На его ступенях стояла молодая проповедница, и её слово привлекало много слушателей. Вначале мужчин притягивала красота девушки. Но помимо этого от её голоса, ясного и невинного взгляда, от её красоты веяло Такой Чистотой, что она покоряла даже развращённых, пробуждала в них новые чувства и заглушала животные инстинкты. Но Ольга обращалась главным образом к женщинам, говорила им об их назначении как жён и матерей, о долге и ответственности, которую БОГ возложил на женщину. На этом тяжёлом, но великом поприще женщина пала. Её преступление сильно отозвалось на приближающихся катаклизмах, и женщина несёт много вины в преждевременной гибели планеты. Женщина должна была быть добрым гением семейного очага, хранительницей Престола БОГА. Мать воспитывает ребёнка, внедряя в него спасительную на жизненном пути Веру в БОГА и обучая обязанностям относительно людей и родины. Когда мать пренебрегла предназначением быть матерью, чтобы сделаться наложницей или даже пошла против природы, отрицая материнство, она подписала приговор человечеству. И всё поглотил нравственный и физический упадок. Дети восставали против родителей, родители возненавидели детей, брат шёл на брата, вражда стала на место Любви. И как женщина оттолкнула колыбель, так она опрокинула и домашний престол и пренебрегла таинством брака, который всегда отличал её от наложницы. И супруги стали только любовниками, а жена и мать - вакханкой, жрицей сладострастия. О! Страшно было преступление женщины, которая вместо того, чтобы своим влиянием возвышать и облагораживать мужчину, развратила его и обратила в животное.
   Нередко Ольга рисовала и трогательные картины прошлого, когда под сенью Креста процветала семья, росли народные гении и герои. Она вспоминала отдалённые времена, когда Законы БОГА налагали узду на человеческие страсти, когда справлялись умилительные праздники, как Рождество и Пасха, объединявшие людей в Молитве и пробуждавшие в сердцах чувства Милосердия, Кротости и Любви. Сравнение выходило не в пользу настоящего времени, когда миром правят преступление, насилие и распутство, когда низложенные Законы никого уже больше не охраняют, и каждый - в зависимости от сильнейшего...
   Эти речи производили глубокое впечатление. Многие мужчины и женщины начинали краснеть за свою наготу, облачались в белые одежды с красным крестом на груди, приходили молиться перед престолом и умоляли миссионеров обратить их к БОГУ. Странно было видеть, как после Горячей Молитвы и окропления Освященной Водой эти люди преображались. Что-то доброе и смиренное исходило от них, а в просветлённых глазах уже не горел огонь вражды, жадности и вожделений. Нередко также в сердце слушателей поднималось раздражение, выражавшееся в разговорах и криках: "Долой Люцифера! Долой антихриста Шелома Иезодота!" И раздражённая толпа всё чаще с угрозами собиралась перед дворцом Шелома, и слышались вопли: "Верни нам былую нашу Веру, Праведного и Милосердного БОГА, КОТОРЫЙ повелевал любить друг друга и прощать обиды, платить Добром за зло! Верни нам семейные радости и законы наших предков!"
   Такая же деятельность кипела в Москве, бывшей некогда "сердцем" Святой Руси. Дахир работал с присущим ему спокойствием. Нараяна же разрывался, по своей кипучей увлекающейся натуре. Дахир проповедовал, исцелял, очищал, и скоро его окружил таинственный ореол, внушавший смесь почтения, благодарности и суеверного страха. Нараяна был повсюду. Под его руководством покидали свои тайные убежища служители упразднённой церкви и вместе с оставшимися верующими занимали самые важные места. Их число было ограничено, зато Вера - велика. Они завладевали заброшенными храмами, обращёнными в музеи или осквернённые сатанистами, и очищали их. Были воздвигнуты алтари и престолы и водружены кресты, вновь зажжены свечи и лампады, а под давно безмолвными сводами опять раздалось священнопение, и курились облака ладана. Нараяна проповедовал на площадях, а его слово и обаяние личности привлекало к нему толпу. Потрясённые, покорённые им и убеждённые люди шли за ним в церковь, и в их душе пробуждался отклик прошлого. Под древними сводами храмов запечатлелись веками возносившиеся Молитвенные Излияния, и как арфа Эола ждёт только дуновения ветерка, чтобы зазвучать, так заговорила вновь помрачённая душа несчастного народа, столь сильного некогда Верой, у которого отняли его земные и духовные блага, вплоть до понятия о БОГЕ, систематически развращая его безнравственной, грязной литературой. Места проповедей и церкви были переполнены. Атавизм пробуждал прошлое, смывая могучей волной безбожие и кощунство и вселяя в душу Надежду. С Верой, Любовью и Умилением взирали на изображение Христа, Пресвятой ДЕВЫ, Святых Покровителей, Которым поклонялись и почитали века, и Великие Стояльцы за Святую Русь не остались глухи к зову Их народа, к его Раскаянию. Когда из трепещущих и уязвлённых сердец неслась мольба: "ГОСПОДИ, помилуй и не оставь нас, окаянных!" - из пространства появлялись Потоки Огня и Света, озаряя распростёртую толпу и смывая грязь, нанесённую преступлением и нечестием.
   Как и прежде, во время первой миссии, пока ещё не разразился БОЖИЙ Гнев, Дахир находил помощь и поддержку в своей верной подруге Эдите. Теперь ей руководила уже не одна Любовь, но также и Знание, приобретённое Трудом и желанием возвыситься до Великого Мага, данного ей судьбой в мужья. Она поселилась с дочерью в Москве и взяла на себя наблюдение за очищением и религиозным воспитанием женщин, которые, вернувшись к БОГУ, должны были приготовиться к испытанию мученичества. Вновь обращённые не знали, конечно, что такое доблестно выдержанное страшное испытание даст возможность покинуть осужденную на смерть планету. А поэтому тех, которых Эдита не считала способными на столь высокий подвиг, она убеждала не прикасаться к Эликсиру Жизни, раздаваемому Шеломом, так как это только увеличило бы их страдания в последний час. Особенно привязалась она к Исхэт. Это - молодое существо, развращённое с колыбели и чудом вырванное из ада, внушало ей привязанность. С Терпением и Любовью она руководила ей и учила, восхищаясь той быстротой, с какой Исхэт, обращённая в Марию, стряхивала с себя всё оставшееся в ней нечистое и распускалась, как цветок, взятый из тёмного подвала и поставленный на солнце. В основе этой метаморфозы таилась любовь к Супрамати. Но так как это земное чувство могло только усугубить испытание молодой женщины, то Эдита старалась облагородить её, внушить ей, что всякое плотское чувство отделит её от Мага непроходимой пропастью, и что только Добродетелью, исполнением своего долга и полезной, чистой жизнью она может доказать Супрамати свою Любовь и Признательность. По мере того как Мария стала понимать себя и любимого человека, земная страсть переходила в Почтительное, Робкое Обожание, в желание заслужить одобрение Высшего Существа, вырвавшего её из пропасти.
   Случаи обращения участились. Со всё возрастающей силой оживала в сердцах людей Вера прежних времён. Они бросали работу и дела, уходили из увеселительных мест ради церкви. Подобное положение вещей вызвало большое волнение. Во всех слоях общества только и говорили что о конце света, жадно ища на Небе и на Земле предзнаменования катастрофы, но не находили ничего. Лучи солнца заливали мир, всё цвело и росло, и среди общества стали слышаться голоса, требующие изгнания "полоумных", неизвестно откуда появившихся и смущающих людей, пытающихся восстановить прежний "обскурантизм" и глупые старые предрассудки. Другие только смеялись, говоря, что когда царит свобода личности и мысли, нельзя запрещать людям быть глупыми, если им это - приятно. Некоторое волнение, однако, стало проявляться в обсерваториях, между астрономами. Инструменты указывали, что около земного шара начинала формироваться широкая полоса лёгкого дыма, которая мало-помалу расширялась, образуя вокруг планеты газовую оболочку, невидимую для простого глаза, но препятствующую наблюдению звёздного неба. Кроме того, стали замечать, что иногда в этом газе появлялись огненные блёстки, которые двигались зигзагами, как молния, или сворачивались спирально и исчезали в пространстве. Причины этих явлений оставались необъяснимыми, но явления замалчивались ввиду народного волнения, вызванного предсказаниями миссионеров о конце света.
   В Московской обсерватории был один молодой астроном Калитин, уже прославившийся несколькими открытиями. На него указанные явления произвели особенно сильное впечатление, и под влиянием научного интереса он принялся за усовершенствование одного изобретённого им инструмента, секрет которого ещё был не обнародован. Когда он применил, наконец, свой аппарат, соединяющий в себе телескоп и микроскоп для исследования атмосферы, то вздрогнул от изумления и первый раз в жизни ощутил страх. Вся атмосфера представлялась лёгкой огненной сетью, дрожащей и волнующейся, а между широкими петлями этой сети витали черноватые облака, контуры которых, хоть и неясные, походили на фигуры демонов в том виде, как их изображали в старое время. И число этих существ, летающих по всем направлениям, было легион. Убедившись, что он не грезит и что в невидимом пространстве совершалось нечто странное и зловещее, учёный долго думал и потом решил побывать у индусского принца, который предсказывал кончину мира. Если кто на свете мог знать истину, то это - он.
   Дахир вернулся из города ночью и переодевался к ужину со своими друзьями, когда Небо объявил ему о прибытии учёного, имя которого, как человека с большими научными заслугами, было ему известно. Дахир сказал ввести его. Астроном был ещё молодой, худощавый, среднего роста человек, с приятным серьёзным лицом и широким лбом мыслителя. Для прозорливого ока Мага достаточно было взглянуть, и он понял, что его гость был добросовестным учёным, менее развращённым, чем его современники, и посвятивший науке свои все силы и жизнь. Только его работе недоставало Веры.
   - Чем могу служить вам, сударь? - спросил Дахир, указывая посетителю кресло.
   - Принц, я пришёл просить вас ответить мне на один вопрос и извиняюсь за свою смелость, но... - он остановился на минуту, - на улицах происходят странные вещи, и, по-видимому, также и на Небе. Говорят, вы - посвящены в Высшую Магию и провозглашаете близкий конец света. И так, я прошу вас сказать мне, действительно ли мы - накануне катастрофы? Конец света - предсказан давно, но срок никто не ведает. Если вы знаете больше, скажите мне. Если катастрофа предстоит частичная, может, есть средство предупредить её, можно спастись? Была бы неприятна необходимость бросить свои занятия на самых интересных изысканиях. Но мне пришло в голову соображение, не затронул ли этот безумный Шелом какую-нибудь ещё неизвестную силу, что может вызвать воспламенение атмосферных газов и поведёт к неминуемой катастрофе? Эта личность называет себя сыном сатаны, но я не верю этому. Моё убеждение - таково, что существуют законы, с которыми следует обращаться осторожно, а Шелом, как тщеславный недоучка, нарушил, может, их равновесие.
   Дахир посмотрел на лицо молодого учёного, а потом ответил:
   - Вы - правы, профессор. Явления, наблюдающиеся всеми как газовая оболочка, огненные блёстки и легионы тёмных существ, всё это - предвестники конечной, а не частичной катастрофы.
   Мы - накануне конца света, и это - бесповоротно, ввиду настоящего состояния космических сил. Жаль, конечно, что планета, которая могла бы существовать ещё долго, служа школой для Совершенствования бесчисленного ряда поколений, так ужасно погибнет вследствие злоупотреблений, но... нечего делать.
   Учёный побледнел.
   - Принц, это - серьёзно и неизбежно, говорите вы, а сами остаётесь спокойны!
   - А почему же мне не быть спокойным? Мы давно приготовились к этому великому часу. А вот человечество в своём ослеплении пляшет танец смерти на краю бездны, не слушая голоса пророков и даже предупреждений природы. Да и вы, учёные, столь гордые своим посредственным знанием, не смели ни предвидеть катастрофу, ни даже понять, что вы - атомы, в сравнении с Великими Двигателями Вселенной, и что в Равновесии Мира крупицы Добра - необходимы как противовес злу. Это Равновесие было нарушено, а разнузданные стихии обрушатся на земной шар и уничтожат его.
   Астроном ухватился за ручку кресла, но эта слабость длилась не больше секунды, и он поднялся.
   - У меня создалось убеждение, и я читаю в ваших глазах, что вы и другие гималайские отшельники не погибнете. Вы приготовили себе средство спасения, так спасите же и меня. Я - человек добродушный и могу ещё быть полезен!
   - Вы думаете, что это - так легко? - с улыбкой спросил Дахир. - Там, где мы будем, нам нужны смиренные и верующие.
   - Истинный учёный всегда готов отказаться от своих заблуждений, если сознаёт их. Скажите мне условия спасения, докажите, что у меня, кроме материи, есть бессмертная душа, убедите меня, что я - наивный школьник на Лестнице Знания, и я отрекусь от своих заблуждений и преклонюсь перед Высшей Наукой.
   - Вы хотите знать, имеете ли вы душу? Иначе говоря, существуют ли духи? Кем же вы считаете тёмных существ, которых вызываете в своих сатанинских храмах?
   - Я - не сатанист, а безразличный. Что же касается существ, о которых вы говорите, я считаю их оживлёнными мыслями вызывателей, так как различные опыты доказали мне, что человеческая мысль создаёт живые образы. Например, поэт - героев своей поэмы или художник - фигуры своей картины оживляют силой сосредоточения своей мысли и дают им хоть и временную, но действительную жизнь. Естественно, что вызыватели демонов создают демонов. А так как масса человеческих мыслей - неисчислима, то пространство наполнено разнообразными личностями, которые мы можем видеть и вызывать, но не можем проверить их временное существование.
   - Я дам вам желаемое доказательство, - сказал Дахир, вставая и кладя руку на плечо гостя. - В великие дни, когда начинается агония мира, честный и смелый ум имеет право быть убеждённым в истине. Идите за мной в мою лабораторию.
   У открытого окна помещался большой, незнакомый учёному аппарат. Дахир поставил гостя перед аппаратом, велел ему приблизить глаза к круглому отверстию, закрытому пластинкой, потом покрыл ему голову тёмным сукном и привёл в действие пружины, нажимая на электрические кнопки. Через несколько минут под шевелящимся сукном раздался сдавленный крик.
   - Не шевелитесь! - сказал Дахир.
   Через четверть часа из-под покрывала показалась голова профессора. Он был бледен и прислонился к стене, чтобы не упасть.
   - БОЖЕ мой! - пробормотал он, - атмосфера на пути к разложению. Я не понимаю, что это - за незнакомые мне элементы, которые появляются там. Так вот каков - невидимый мир! Ничего подобного я не мог представить! - прибавил он, закрывая глаза и сжимая руками голову.
   - Вы видите, профессор, - сказал Дахир, улыбнувшись, - что наше Знание - выше вашего, и что мы обладаем более усовершенствованными аппаратами. Впрочем, не огорчайтесь, на Неизмеримой Лестнице Знания мы также - невежды. В одном отношении мы - выше вас, так как понимаем своё ничтожество и не отрицаем ничего очертя голову, то есть не кричим, что такая вещь - невозможна потому, что мы не понимаем её. А теперь пойдёмте, я покажу вам, что в вас есть нечто иное, кроме материи.
   Он подвёл профессора к большому зеркалу в стене, положил руку ему на голову и стал вполголоса произносить на незнакомом языке формулы. По мере того как он говорил, появился красный пар, собравшийся на груди и голове учёного. Затем это красное облако скользнуло в сторону, на расстояние около метра, будучи связано с тем красной светящейся лентой. Минуту спустя облачная масса сгустилась, расширилась и приняла облик профессора, с той разницей, что астральная фигура казалась живой, а посиневшее тело со стекловидными глазами походило на труп. Тогда Дахир положил руки на плечи той и другой фигуры и сказал:
   - Видите, что вы - не только кусок материи. Вот это, налево, ваша телесная оболочка, временно покинутая жизненным началом, и она приняла вид трупа. Двойник тела - это ваша индивидуальность, то, что мыслит и работает, это астральное тело. А там, в вашем эфирном двойнике, то, что колышется между сердцем и мозгом в виде Голубоватого с Золотистыми Отливами Пламени, - это ваша душа, несокрушимая искра, ещё омрачённая многими несовершенными токами. Но путём работы и испытаний она очистится, и настанет день, когда Чистое, Священное Пламя, освободившись от материальных пут, явится перед Престолом ТВОРЦА. Видите, профессор, что вы - великое художественное произведение, вышедшее из Рук СОЗДАТЕЛЯ, Бесконечно Благого ОТЦА, завещавшего вам частицу СВОЕГО Дыхания и даровавшего вам способность всё осознавать и всего достигнуть.
   Дахир отнял руки, и астральный двойник вошёл в тело. Профессор зашатался и упал бы, не поддержи его Дахир и не посади в кресло. Минуту спустя он выпрямился и прошептал, хватаясь за голову руками:
   - В эту минуту я узнал больше, чем за все годы труда впотьмах.
   - Да, - сказал Дахир, - все работающие во тьме не хотят знать, что Светильник - так близко от них. Он - в нас, захоти мы только призвать Его. Внутренний Огонь надо зажигать Путём Созерцания и Работы Мысли. Он осветит нашу ауру и укажет нам то, чего мы не знаем. Все Богатства Знания - в нас, если мы захотим Их использовать, все пружины умственной работы - в нашей нервной системе, и надо только уметь управлять этим механизмом.
   - Я хочу изучить всё это! - воскликнул профессор, вставая, но вдруг опустил голову и прибавил. - Но, может, уже поздно начинать? Смерть - близка, и я умру, позабыв эту великую минуту, когда Истинный Свет озарил мрак моих изысканий. Я погибну, как слепой, неразумный атом, считавший себя "великим", не будучи в состоянии понять окружающие его Силы. В одном не откажите мне, прежде чем я умру. Скажите, кто - вы и научите поклоняться ТОМУ, КОМУ вы поклоняетесь, и КТО заключает в СЕБЕ судьбы человечества.
   - Это - умно и хорошо, - с улыбкой сказал Дахир. - Кто - я? Пророк последнего времени, а теперь смотрите.
   Он сделал шаг назад, и его озарил Поток Света, Вспышками вылетающего из его головы и груди. Окутанный Широким Голубоватым Ореолом, преобразовавшимся в Лучезарное Видение, с короной из трёх огненных лучей, Дахир стоял перед ошеломлённым профессором.
   - Вы видите перед собой простого смертного, который путём работы приобрёл астральную силу. Каждый, желающий потрудиться, может достигнуть подобного состояния, сосредоточить в себе такой же Огонь пространства и разумно пользоваться Им. А вот чему я поклоняюсь, - он поднял руку и проговорил несколько слов на непонятном языке. В воздухе загорелась золотая чаша с крестом, увенчанным терновым венком. - Это - Вера в Таинственный Символ Бесконечности, средоточие которой - БОГ, Неизречённое и Непостижимое СУЩЕСТВО, Мысль КОТОРОГО сияет во всей созданной ИМ Вселенной. Терновый венец - это страдание, через которое душа, очищаясь, восходит по Ступеням Бесконечного Совершенствования. И в труде Этого Восхождения ничто не пропадёт, нет ничего бесполезного, а всё служит для нашего Одухотворения и Спасения наших братьев по человечеству.
   Учёный пал на колени, и первый раз в жизни его губы прошептали в порыве Веры и Умиления:
   - Прости меня, ОТЕЦ мой Небесный, и помилуй!
   Когда он поднялся, Видение исчезло, Мага не было, а перед ним стоял Дахир в светском платье, каким все его знали. Профессор смотрел на него со страхом и любопытством, а потом сказал:
   - Я не понимаю, что произошло со мной! Мне кажется, будто огромная тяжесть свалилась с плеч и мой мозг работает со странной скоростью. Картины мысли летят одна за другой с необычной быстротой и лёгкостью. Раньше же я работал с большим усилием.
   - С вас спало предубеждение, неверие и предвзятое мнение, которые скрывали от вас невидимое и обременяли ваши мысли.
   - Я перестал быть неверующим и хочу работать с открытыми глазами. Что мне сделать, чтобы идти за вами?
   - Чтобы идти за мной, надо добровольно умереть и воскреснуть! - с улыбкой сказал Дахир, испытующе посмотрев на него.
   - Смысл ваших слов для меня - тёмен, - качая головой, сказал профессор. - Но моя Вера - так сильна, что я принимаю всё, что вы прикажете мне делать. Я не вернусь больше в обсерваторию, так как знаю теперь, что я - невежда и дальнейшие работы - бесцельны ввиду приближающейся катастрофы. По той же причине мне нечего заниматься спасением земных благ, и поэтому умоляю вас позволить мне остаться с вами, чтобы умереть около вас.
   - Разве вы не боитесь смерти?
   - Нет, - сказал молодой учёный. - Дайте мне чашу с ядом, и я выпью его в доказательство, что если смогу достигнуть хоть Одной Высшей Ступени, я приму и смерть.
   - А не явится ли у вас сомнение, что планета, может, и не погибнет, а вы между тем напрасно принесли жертву и лишились жизни, которая могла быть продолжительна, и сильного здорового тела?
   - У меня уже нет сомнения насчёт конца планеты, и я - уверен, что вы поддержите меня и поможете в моём духовном состоянии.
   - Это - несомненно, - сказал Дахир, подходя к шкафчику и доставая два флакона, большой и малый. Наполнив хрустальную чашу наполовину бесцветной жидкостью, он влил в неё несколько капель из малого флакона. Жидкость закипела и приняла розовый оттенок. - Здесь заключены смерть и воскресение. Пьющий без опасения спасёт душу и вознесётся к Свету, вместо того чтобы прозябать во мраке, - и он протянул чашу Калитину, а тот, бледный и сосредоточенный, смотрел на него.
   Всё-таки он схватил чашу и спросил:
   - Если не ошибаюсь, я читал где-то, что христиане, умирая, говорили: "ГОСПОДИ Иисусе, в ТВОИ Руки предаю мою душу".
   Дахир кивнул в знак согласия. Тогда профессор благоговейно повторил фразу, перекрестился, и залпом выпил. Ещё секунду он стоял, окружённый пламенем, которое выходило из его тела, а затем упал замертво. Дахир поддержал его и потом перенёс на диван тело, укрыв его красным одеялом.
   - Мужественная душа, ты последуешь за нами, потому что в тебе заложены начала Мага, - сказал он, с Любовью глядя на распростёртого Калитина.
   Заперев Эссенцию и чашу, Дахир отправился в залу, где его ждал обед в обществе близких и друзей. Дахир любил семейную жизнь с её чистыми и тихими радостями. Но во время своего многовекового, странного существования, поглощённый постоянной умственной работой, он был всегда один. Поэтому немногие годы, проведённые в Царьграде с Эдитой, казались ему оазисом посреди его суровой, тяжёлой и пустынной жизни аскета. На дочери сосредоточилась вся его любовь. Ребёнок пробуждал в нём чувства простого смертного, служа цепью, связывающей его с человечеством. Уржани росла медленно, как все дети бессмертных. В тени святилища, под наблюдением Эбрамара и посвящённых женщин распускался этот странный человеческий цветок и развернулся во всей своей девственной красоте. И действительно, Уржани была прекрасна. Она походила на Дахира. У неё было его матовое лицо и чёрные кудри, но воздушной стройностью высокого стана и большими голубыми глазами она напоминала мать. В этих глазах таилась та задумчивость, которая характеризует всех таинственных существ, живущих некоторым образом вне человечества.
   Под надзором Эдиты Уржани взяла в свои руки хозяйство, и дом сразу принял уютный вид. Нараяна, который, несмотря на луч Мага, по-прежнему любил поесть, объявил с восторгом, что даже посвящённый о семи лучах - жалок, если не имеет хозяйки, так как наиодухотворённейшее тело всё-таки одарено желудком. Дахир и Эдита от души смеялись над выходкой Мага-оригинала, удивляясь, что после всей борьбы и превратностей стольких веков душа сберегла чисто человеческие черты и неистощимую способность наслаждаться. А Уржани была обрадована похвалой её хозяйственных познаний и с тех пор изощрялась, чем забавляла родителей, в разнообразии их более чем скромного стола и придумывала для своего приятеля - дяди Нараяны - разные лакомые блюда. Когда Дахир вошёл в столовую, Эдиты ещё не было, а друзья сидели за столом. Нараяна что-то рассказывал, иллюстрируя свои слова рисунками на разложенном перед ним белом листе, а раскрасневшаяся Уржани слушала с блестящими любопытством глазами. Увидев отца, она бросилась к нему и обняла.
   - Ах, если бы ты знал, папа, сколько интересного рассказал мне дядя о своей прошлой жизни!
   - А! - сказал Дахир, улыбнувшись.
   - Например, о состязании колесниц в Византии во время междоусобий "зелёных и голубых", когда он остался победителем. Потом о турнире во время крестовых походов, в котором он участвовал. БОЖЕ! Какое тогда было интересное время, гораздо лучше нашего.
   - И ты жалеешь, что не жила в те времена? - спросил Дахир, садясь.
   - Нет, дядя обещал мне устроить такие же развлечения на новой планете, а так как мне нравится его гималайский дворец, куда мы однажды ездили с мамой и нашим Учителем Эбрамаром, то он дал мне слово выстроить такой же в том новом мире. Вокруг него он собирается основать город и в честь меня назвать его "Уржана", - сказала девушка.
   - Я вижу, что колонизаторская и цивилизаторская деятельность Нараяны будет и полезна, и разнообразна, - сказал Дахир, лукаво глядя на своего векового друга, чем, видимо, смутил его. В глазах Нараяны мелькнуло выражение удовольствия и смущения. Но разговор на этом оборвался приходом Эдиты с Исхэт, Небо и Ниварой.
   Секретарь Супрамати привёз от него послание и рассказал, что гонения, вероятно, скоро начнутся повсеместно, ввиду того, что в Царьграде сатанисты уже задержали несколько верующих, а Мадим во главе целой шайки напал на молодую проповедницу Таису и заточил её во дворец Шелома.
   - Вы знаете, кто - этот перевоплощённый ДУХ? Учитель, несомненно, охранит её, но всё-таки это - тяжёлое и страшное испытание, которое, наверное, будет стоить ей жизни, - сказал Нивара.
   Исхэт задумалась, а потом встала и подошла к Дахиру.
   - Учитель, позволь мне вернуться в Царьград. Во дворце Шелома мне известны все закоулки и тайники, я помогу бежать девушке, о которой говорит Нивара, да и всем пленникам.
   - Твоё желание быть полезной братьям - похвально. Но подумала ли ты, какой опасности подвергаешься, решаясь проникнуть во дворец Шелома или сатанинский храм? Ты можешь снова попасть в руки негодяя, - сказал Дахир, глядя на неё.
   - Я надеюсь, что знакомство с местностью спасёт меня. Но если Шелом и схватит, то мучить он будет лишь моё тело, душа же моя навсегда вырвалась от него. Я не боюсь ни смерти, ни пытки ещё и потому, что мои страдания были бы справедливым и заслуженным искуплением моих прошлых преступлений, - сказала она, и в её глазах сверкнул огонь.
   Все с Любовью смотрели на неё, а Дахир положил руку на её опущенную голову.
   - Пусть будет, как ты желаешь, и пусть Нивара доставит тебя в Царьград. Дом Супрамати послужит тебе надёжным приютом, и ты будешь действовать сообразно его советам.
   Исхэт казалась счастливой полученным разрешением, и через несколько часов самолёт Нивары умчал её из Москвы.
  
   Глава 19
  
   Шелом Иезодот со своими приспешниками удалился в сатанинскую крепость и повёл там разгульную жизнь. Каждый день отовсюду приходили известия об успехах верующих и возрастании числа ренегатов в тревожных размерах, но Шелом только отшучивался, а на замечания советников и друзей отвечал:
   - Оставьте их! Чем больше будет ренегатов, тем скорее появится возможность покончить навсегда с ними. Вы ведь знаете, владыка любит запах крови и жареного мяса. Крики и стоны этих мерзавцев, которые шкурой заплатят за свою низость, послужат ему приятной музыкой.
   Вызывание демона, казалось, подтвердило мнение Шелома. Мрачный дух дал уклончивый ответ, и глава сатанистов продолжал беспорядочную жизнь. Но смута в народе так усилилась, а убыль в партии сатанистов стала настолько чувствительной, что Шелом заволновался, находя, что настала минута действовать энергично. Он начал с того, что устроил торжественное вызывание Люцифера, и в качестве верховного жреца сатанинского культа Шелом лично служил и правил обряды. Князь ада явился, а на просьбу Шелома указать его верным слугам программу действий, ответил сначала мрачным язвительным хохотом, подхваченным тысячами голосов. И Шелом содрогнулся, недоумевая... Почему смеялся глава тёмных сил, был ли это радостный или глумливый смех? Когда утихла его зловещая весёлость, демон приказал воздвигать свои статуи на больших площадях каждого города, слагать перед его изображением костёр и жечь всех, кто откажется принести жертву и поклониться сатане. Жертвоприношения должны были повторяться трижды в день, а за это Люцифер соглашался помогать и поддерживать своих верных. Шелом решился действовать немедля и в тот же вечер со всем своим двором направился в Царьград. Ко всем областным правителям полетели депеши с приказанием - начать преследование верующих по повелению Люцифера.
   В течение ночи во всех сатанинских капищах царило оживление, а с восходом солнца из дворца Шелома выступило внушительное шествие. Несли статую сатаны, и во главе процессии шёл Шелом Иезодот, окружённый своими советниками и главными жрецами сатанинских капищ. Когда процессия вступила на большую площадь, та была уже полна народом. Вокруг престола, возведённого посередине и украшенного крестом, стояла огромная коленопреклонённая толпа женщин, мужчин и детей. Все давно прикрыли свою наготу белыми туниками и со слезами на глазах слушали проповедь женщины, стоящей на ступенях, чтобы её могли все видеть. Это была Таиса, привлекающая массы своим словом и Верой. Красота девушки была особенно блестяща в эту минуту, когда её душа трепетала и выливалась в гармоничном голосе и вдохновенном взоре. Складки белой туники обрисовывали её стройный стан, а в пылу увлечения проповедью покрывавшая голову вуаль спустилась с плеч, и масса пышных волос окутала её золотистым ореолом. Шелом остановился, и жадными глазами впился в проповедницу, парившую над толпой, как лучезарное видение.
   - Мадим! - прошептал он, стискивая руку своего приспешника. - Вот женщина, которой я хочу обладать. Если дорожишь жизнью, схвати её и доставь ко мне.
   - Твоё приказание будет исполнено, - с циничной улыбкой сказал Мадим. - О ней я и говорил тебе, указывая, что она достойна заменить Исхэт! Не прав ли я был? Ха! Ха!
   - Не знаю, сумеет ли она заменить Исхэт, но что она будет моей и умрёт под моими лобзаниями, это - верно! - сказал Шелом, продолжая путь.
   Среди бывших на площади людей произошла паника при появлении сатанинской процессии. Крича и толкая, толпа разбегалась в разные стороны. Но только часть успела спастись. Остальных отбросили назад сторонники Люцифера, занявшие все прилегающие улицы. Крест был сброшен, и на престоле появилась статуя духа тьмы, перед которой сатанисты начали складывать огромный костёр. Во время суматохи Мадим при содействии нескольких человек захватил Таису, которую связали и унесли во дворец Шелома. Но проповедница была слишком любима и известна, чтобы её исчезновение было незаметным. Весть об этом быстро долетела до Нивары, который взволновался и поспешил передать её Супрамати. Тот спокойно выслушал его.
   - Мой верный друг, тебя волнует весть, что она - во власти Шелома, потому что тебе - известна тайна, соединяющая нас. Ты знаешь, что Таиса - это Ольга. Но успокойся, я охраню её своей астральной силой. Кроме того, её Вера послужит ей щитом, и Шелому никогда не удастся осквернить её. А если он пошлёт её на смерть, это будет великим испытанием, которого ей не хватало, чтобы подняться до меня. Избавить же от этого я не властен, но её Любовь - так сильна, а Восторг - так могуч, что она почти не ощутит ужаса смерти.
   Таису заточили в одной из подземных зал дворца Шелома. Это была круглая комната, убранная с мрачной роскошью, так как драпировка и мебель были чёрные, а лампа с потолка разливала кроваво-красный свет. На широком диване чёрного бархата лежала связанная девушка, без креста и одежды. На этом чёрном фоне её белое девственное тело казалось мраморной статуей. Волнистая масса золотистых волос рассыпалась по мозаичному полу. Стыд и страх объяли её сердце, и она молилась, с Верой и Умилением повторяя:
   - БОЖЕ Всемогущий, ЗАЩИТНИК слабых и невинных, охрани меня, спаси от насилия нечистого, не допусти его осквернить меня! Дай мне умереть, славя Пресвятое Имя ТВОЁ.
   Минутами она вздрагивала от подвального холода и ядовитого воздуха.
   Вдруг послышался треск и потом слабый звон серебряного колокольчика, а ей в лицо пахнуло тёплым и душистым воздухом. Невидимые руки перерезали связыващие её верёвки, отёрли её лицо полотном, смоченным чем-то ароматичным, и затем одели в тонкую полотняную тунику. Таиса встала, глядя на Светлое Облако, кружащееся перед ней и сгущающееся. В высокой стройной фигуре мужчины в белом Таиса узнала Супрамати и упала на колени.
   - Учитель! Ты пришёл освободить меня! - бормотала она, протягивая к нему руки.
   - Нет, не освободить, дочь моя, а облегчить и ободрить. Вот - Крест. Возьми эту чашу вина, ломоть хлеба и кружку с Освящённой Водой. Каждый день ты будешь получать от меня такую провизию. А здесь не прикасайся ни к чему, ни к какой пище, заражённой сатанинским дыханием. - Он положил руку ей на голову, и она почувствовала, как по всему её существу пронёсся Ток Благотворной Теплоты. - Теперь я могу оставить тебя, дитя моё. Ты - вооружена. Будь мужественна и тверда, а час награды - близок.
   Голубоватое облако заволокло фигуру Мага, и он исчез. Таиса выпила вино, съела хлеб и почувствовала себя крепче. Потом она стала на колени на том месте, где появился Супрамати, и где ей казалось, что ещё блестит Луч Голубоватого Света. Забывшись в Молитве, она не замечала времени, и только звук часов, бьющих полночь, вывел её из забытья. На Таису напала тоска. В слабо освещённой комнате со всех сторон слышался шум, царапанье, удушливое дыхание, и когда она решилась оглянуться вокруг, то вздрогнула от ужаса: из всех тёмных углов появлялись и тащились к ней омерзительные существа, полулюди-полузвери, каких она ещё не видела. Их лица, обезображенные страстями, были ужасны. Горящие глаза впивались в Таису, а крючковатые когтистые руки тянулись к ней, пытаясь схватить её. Таиса отступила к стене, на которой заблестел светлый крест, и прислонилась спиной. К груди она прижимала Крест, данный Магом и изливающий Мягкий Свет. Мерзкая толпа отхлынула, но зловоние, наполняющее подземелье, давило грудь и кружило ей голову. Но всё-таки Таиса не теряла мужества и молилась... Прошло, может, около часа, как против неё бесшумно открылась дверь, и на пороге появился Шелом Иезодот. С минуту он стоял неподвижно, пожирая глазами девушку, а потом закрыл дверь и подошёл к ней, но в нескольких шагах снова остановился и сказал:
   - Брось Этот Крест. Он мешает мне подойти, Таиса. Я не врагом прихожу сюда. Я люблю тебя, как никогда ещё не любил ни одну женщину, и ты будешь моей, потому что такова - моя воля, а ей никто ещё не мог противостоять. Но относительно тебя я предпочитаю не прибегать к насилию. Вместе с моей любовью предлагаю тебе все наслаждения и земные богатства. Раздели со мной трон мира. А теперь брось Крест, Который мешает мне прижать тебя к моему сердцу, сгорающему от страсти!
   Таиса опустилась на колени и, подняв Крест, прикрылась им, продолжая молиться. Шелом пришёл в бешенство, Голубоватые Лучи Креста причиняли ему невыносимую боль во всём теле, но страсть была сильнее боли. Со всё нарастающей яростью он требовал, чтобы Таиса бросила Крест, а так как она продолжала молчать, он выхватил стилет и собирался броситься, чтобы выбить из рук Ненавистный Символ, рискуя ранить её. Но стилет вдруг полетел на землю, выхваченный Невидимой Силой, а Шелом повалился на пол. Обезумев от бешенства, он вскочил. Это чудовище кидалось на Таису, стараясь схватить её и каждый раз, когда он считал уже, что держит свою жертву, а его руки хватали её полотняную тунику, между ними вырастала Невидимая Преграда, Которая отталкивала его и валила на пол. Он катался в судорогах с пеной у рта, изрыгая богохульства и призывая на помощь демонов. И те появлялись в жёлтом, красном, зелёном блеске, но тотчас пропадали. Измученный этой борьбой, Шелом пополз к выходу, где слуги подняли, отнесли в его комнату, и он уснул.
   Оставшись одна, Таиса благодарила БОГА, спасшего её от рук нечестивца, и, усталая, села на диван. Перед ней появилась Светящаяся Тень и отдалённый голос сказал:
   - Спи без страха, тебя стерегут!
   Полная Веры и Благодарности, Таиса улеглась на диване и уснула. Когда она проснулась, то увидела на столе чашу с вином и ломоть хлеба. Подкрепив силы, Таиса стала молиться. Томительно тянулось время. Таиса слышала звон часов, но не могла дать себе отчёта: день - это или ночь. Никто не приходил, никакой шум не нарушал окружающей её тишины. В находящейся около Таисы нише послышался треск пружины, в углублении открылась дверь, и появилась закутанная с головой тёмная фигура. Когда она откинула плащ, Таиса узнала Исхэт.
   - Скорей, бери этот плащ, и за мной. Я пришла освободить тебя и проведу известным мне потайным ходом, - сказала она.
   - Сестра Мария, ты осмелилась идти сюда, в пасть льва? Если бы он пришёл и увидел тебя, то казнил бы страшной смертью.
   - Я не боюсь смерти, а так как приближается конец света, я всё равно должна умереть. Мученичество спасёт мне душу, а ты будешь молиться за меня, потому что ты - непорочная, и зловонное дыхание "проклятого" не должно коснуться тебя. Скорей, скорей, спешим!
   Она закутала Таису в тёмный плащ, надвинула на голову капюшон, и они уже подходили к нише, как дверь распахнулась, и в подземелье вошёл Шелом в сопровождении нескольких человек.
   - Смотрите, смотрите, две мышки вместо одной! - воскликнул он, одним прыжком очутившись около женщин и срывая плащ с одной из них. Таиса же бросилась к стене, где опять появился Сияющий Крест.
   - Исхэт?! - вырвалось у Шелома, и он захохотал. - Видишь, меня не обманула надежда увидеть тебя, очаровательная супруга. И я застаю тебя на месте преступления, когда ты собиралась похитить мою небесную голубку! Ха-ха! Не ревнуешь ли ты, прекрасная царица шабаша? Во всяком случае, твоя новая Вера сделала тебя ещё красивее, и, клянусь сатаной, тебя стоит взять обратно, чтобы вернуть в прежнюю веру.
   Таиса затрепетала, чувствуя, какая адская злоба звучала в голосе Шелома и светилась в его глазах. Что будет с несчастной, рисковавшей жизнью и свободой ради её спасения?.. Но Исхэт не оробела. Она была прекрасна и сияла иной красотой: приобретённые Чистота и Гармония преобразили её черты, а побледневшее и похудевшее лицо одухотворилось. В простой тунике, с пышными заплетёнными волосами, она казалась выше и стройнее прежнего. При словах Шелома её большие чёрные глаза загорелись огнём. Смерив врага пренебрежительным взглядом, она прижала к груди Крест и сказала:
   - Ошибаешься, Шелом Иезодот! Ты никогда не возьмёшь меня, потому что твоей власти надо мной больше нет, и ад уже не имеет для меня значения. Ты можешь отнять у меня только жизнь. Моя же душа принадлежит БОГУ.
   - Только жизнь! Однако, милая, ведь много существует способов лишать жизни, и между ними есть пренеприятные, между прочим, - быть изжаренной заживо, - сказал Шелом со смехом. - Пока мы поместим тебя в надёжное место и посмотрим, не сделают ли тебя благоразумнее голод, жажда и другие удовольствия. По счастью, нет недостатка в средствах убеждения, а они ломали людей посильнее тебя, - прибавил он, давая знак двум мужчинам взять её. Исхэт отступила, поднимая над головой Крест.
   - Я пойду сама, не прикасайтесь ко мне! - сказала она, подходя к Таисе.
   Она поцеловала её и шепнула на ухо:
   - Будь тверда, Мария, тебя поддержат!
   Исхэт послала ей прощальный привет и вышла в сопровождении двух люцифериан. Опять Шелом и Таиса остались вдвоём.
   На этот раз чародей явился во всеоружии своей чёрной науки. Не подходя к ней, он окружил её маленькими треножниками, на которых вскоре запылали травы и порошки, распространяющие удушливый запах. А Шелом произносил вызывания, и на его призыв из пространства выходили отвратительные существа, образовавшие полукруг, и медленно, но уверенно приближались к Таисе. Они кричали и корчились под Лучами Креста, но всё ползли вперёд. Сердце Таисы чуть не разрывалось от ужаса, но она боролась со страхом и её Вера не ослабевала. Лишь когда рожи демонов подошли ближе, а руки с когтями тянулись к ней, она подумала о Супрамати, и с её уст сорвался призыв:
   - Учитель, приди мне на помощь! Из пространства явилось Светлое Облако, Которое прикрыло девушку, Прозрачным Шаром, а отброшенная адская свора сплотилась с рёвом позади Шелома. Он потрясал своим магическим мечом, чертил знаки и произносил заклинания, но искры, вылетавшие из меча, отскакивали от Светящегося Шара и некоторые попадали обратно в Шелома, причиняя ему ожоги и раны. Такое сопротивление и вместе с тем поражение его магической силы до бешенства возбудили страсть и задели самолюбие Шелома. Рыча, с пеной у рта и весь в крови, он бросился на Светящийся Шар, ударился об Эту Преграду и в судорогах полетел на пол. Когда он поднялся через несколько времени, бледный и дрожа всем телом, то, шатаясь, направился к выходу. В дверях он обернулся и, грозя кулаками, прокричал:
   - Тварь поганая, игрушка трижды проклятого индуса, погоди! Я отомщу тебе и придумаю такую смерть, от которой содрогнётся ад!..
   Исхэт заперли тоже в подземную залу, но пустую. Куча сена служила постелью, а посередине подземелья стоял каменный стол с блюдами, корзинами и бутылками вина. Несмотря на голод и жажду, молодая женщина не притронулась к поданному угощению, уверенная, что во все эти кушанья были подмешаны возбуждающие средства, могущие погубить её. Голод и жажда начали терзать её видом приготовленного кушанья и ароматом вина. Но Исхэт боролась и с мучением, и с соблазном, ища поддержки и силы в Молитве. За отсутствием часов и вследствие полумрака в подземелье Исхэт не могла дать себе отчёта, сколько времени находилась в плену. Но, чувствуя, что слабеет, она легла на постель и закрыла глаза, пробуя сосредоточиться, чтобы продолжать Молитву, прося смерти как избавления. Вдруг она услышала шум и знакомый голос, звавший её:
   - Сестра Мария!
   Она вскочила и увидела Нивару, ученика Супрамати, стоящего перед ней с улыбкой и с корзиночкой в руке.
   - Вот - провизия, сестра Мария, подкрепись и спрячь остатки. Верь, надейся и молись: мы думаем о тебе и скоро ты будешь освобождена, - сказал он, исчезая.
   В городах и деревнях происходила теперь охота на верующих. Вооружённые шайки рыскали по улицам и дорогам, задерживая всех, кого считали "обращёнными", таща их в тюрьму, а потом к жертвеннику сатаны. Всюду происходили раздирающие душу сцены. В воздухе стояли крики и вопли. В тюрьмах и перед кострами пытали и убивали, чтобы принудить несчастных принести жертву демону, и случаи отступничества были многочисленны, потому что плоть - немощна, и лишь очень сильные души шли на смерть или переносили пытки со стойкостью первомучеников. Человечество, казалось, обезумело. Улицы походили на поле битвы, время словно отодвинулось назад, и палачи Шелома Иезодота могли бы ещё поучить палачей Диоклетиана и Нерона. Появились даже архаичные орудия пытки, а мужчины и женщины, обезумев от страданий, рычали под кнутами и железными клещами, проклиная демонов, и в отчаянии призывали БОГА и Христа. Некоторые слабели и приносили жертвы сатане, другие оставались тверды, и когда с наступлением ночи загорался гигантский костёр, их тащили туда под рукоплескания и крики озверелой толпы. Среди небольшого числа тех, кто спокойно и с Верой всходил на костёр, всегда был священник, и когда осужденные с блистающими восторгом глазами падали на колени и со всех сторон начинало трещать пламя, неведомый священник предлагал им большую чашу, заставляя выпить глоток светящейся влаги.
   Клубы дыма скрывали от зрителей дальнейшее, и одно странное обстоятельство, повторяющееся, однако, ежедневно и везде, начинало возбуждать тревогу и любопытство. Каждый раз, когда горел костёр, разражалась буря, гремел гром, а ветер разгонял пламя и к небу поднимались столбы такого чёрного и густого дыма, что он представлял собой как бы стену. Огонь пожирал всё, и никогда не находили ни одной кости мучеников...
   Несколько дней уже температура становилась всё более неприятной. Воздух был тяжёл, густ и насыщен едким ароматом, который давил дыхание. Сквозь серое небо не проникал ни один луч солнца, и было что-то зловещее в этом сумраке. Но каков же был ужас людей, когда раз поутру не наступило рассвета. Часы показывали уже полдень, а мрак становился всё темнее. Не видно было ни одной звезды на небе, а электрические огни, освещающие этот сумрак, мерцали, давая то зелёные, то красные, то жёлтые или фиолетовые отблески. Люди бросали работу и покидали жилища. Толпа собиралась на улицах, с дрожью смотря на чернильного цвета небо и с трудом дыша в густом, тяжёлом воздухе. Люди не помнили такого явления. Оно не предвещало ничего хорошего. Уж не предсказанная ли пророками и верующими катастрофа предупреждает о себе? Убеждение в неизбежной предстоящей опасности появилось у всех и заставляло с болью биться сердце. Тысячи голосов гудели, и инстинкт самосохранения внушал людям искать убежище там, где казалось возможнее всего найти его. Одни бежали в астрономические обсерватории, другие бросались ко дворцу Шелома Иезодота. Он, сын сатаны, должен суметь устранить опасность. Часть людей шла в сатанинские капища, казавшиеся ещё страшнее своей чёрной массой в этом бледном сумраке. Значительная же часть мужчин и женщин кинулась ко дворцу индусского принца, и толпа остановилась в замешательстве перед жилищем Супрамати: все двери были открыты настежь. Когда самые отважные решились войти внутрь дворца, то увидели, что жилище - пусто, и всё - открыто. В большой, освещённой голубоватым светом зале виднелся огромный чёрный крест и на нём распятый Христос с терновым венцом на голове. В чертах ЕГО Лица запечатлелось выражение Грусти и Милосердия. Снопы Лучей окружали Голову СПАСИТЕЛЯ. Онемев от горести и страха, толпа смотрела на ТОГО, от КОГО отрекалась, КОГО поносила, ЧЬЁ Имя было поругано, а Заветы отвержены. Так вот что оставил им великий индус - образ ИСКУПИТЕЛЯ, СЫНА БОГА, КОТОРЫЙ на кресте молился за СВОИХ палачей! А принц и все обитатели дворца исчезли так же, как исчезли везде проповедники, престолы, на которых блистал крест, и где клубами возносился ладан. С криками, стонами и рыданьями наполнявшая залу толпа пала на колени. Растерянные взоры искали помощи у Божественного СУЩЕСТВА. На бледных искажённых лицах виднелся страх перед приближающимся часом.
   В это время в природе произошло новое явление. Тьма сменилась фиолетовым светом, который будто траурным покрывалом одел осужденную Землю, её растительность, грандиозные постройки и шумную мечущуюся во все стороны толпу.
   Во дворце Шелома тоже теснились сатанисты, пришедшие просить помощи и совета у своего владыки. А на площади рычала обезумевшая толпа, требуя, чтобы сын сатаны дал отчёт и очистил атмосферу. Бледный и хмурый, Шелом Иезодот стоял у открытого окна, мрачным взором глядя на фиолетовое небо и тяжело вдыхая густой воздух, насыщенный едким, незнакомым ароматом, от которого кружилась голова. Он обернулся к стоящему позади бледному и дрожащему Мадиму.
   - Прикажи отвести на костёр всех остальных пленников, в том числе Исхэт с Таисой, и объяви народу, чтобы шли на место казни. Я же иду в главный храм принести жертву отцу и просить его помощи и совета.
   Мадим бросился исполнять приказание и сказал народу речь. Часть собравшихся разошлась: одни к месту, где стоял большой костёр, а другие - к главному храму, куда должен был прибыть Шелом. Большинство же не сдвинулось с места, продолжая кричать и грозить.
   Известие о том, что индусский принц исчез, и его дворец опустел, разнеслось всюду и довершило всенародный ужас.
   - Если Великий Маг удалился, значит, опасность - неминуема и ужасна, - говорили люди.
   Тысячи вариантов и предположений высказывались относительно места, куда индус мог скрыться.
   Спустя час по улицам города проследовало печальное шествие. Во главе осужденных шли Исхэт и Таиса с крестами на груди. Ввиду того, что местами освещение погасло, а зажечь его не удавалось, то сопровождающие шествие люди несли факела, и их свет также принял фиолетовый оттенок, придавая всем предметам мрачный вид. Осужденные шли на казнь мужественно и спокойно и хором пели священный гимн. А на площади толпилась взволнованная масса народа. Дойдя до громадного костра, осужденные обняли друг друга и потом стали всходить на помост. Когда очередь подходила к Таисе с Исхэт, Мадим в сопровождении нескольких мужчин проложил себе путь и объявил, что владыка приказал отвести Таису в храм. Не протестуя, обе они обнялись, и Исхэт взошла на костёр. Мадим же связал и увёл Таису. Когда пламя с треском взвилось в воздухе и облака дыма скрыли от толпы осужденных, стоящих на коленях и продолжающих петь Молитвы, среди них появился человек в белом, с золотой чашей в руках. Это был Нивара.
   - Братья и сёстры! - сказал он. - Чтобы избавить вас от мучительной смерти в огне, наставники шлют вам напиток, который лишит вас жизни. - Он подошёл к Исхэт и протянул ей
   чашу, которую та хотела взять. - Выпей глоток, - сказал Нивара, - я поддержу чашу.
   - Сейчас, брат мой. Но так как я здесь - самая преступная, то прошу тебя дать мне братский поцелуй в доказательство, что ты не презираешь меня. Скажи Учителю, что я благодарю его и благословляю за спасение моей души и умоляю не покидать меня в пространстве.
   - Его именем обещаю это тебе, - сказал Нивара, целуя молодую женщину, которая отпила из чаши и минуту спустя опустилась как подкошенная.
   Нивара быстро обходил осужденных, и те пили и падали мёртвыми, как Исхэт. Началась гроза, гудел гром, но молнии не было, и лишь промежутками налетали порывы ветра. Дым поднимался до того густой, что, казалось, тушил огонь, и за этой как бы пеленой спустился над местом казни воздушный корабль. В мгновение ока тела осужденных были погружены, а затем судно взлетело и исчезло во мраке.
   В главном капище Люцифера, у подножия гигантской статуи царя ада стоял Шелом Иезодот, окружённый сатанинскими жрецами и испуганной толпой, ищущей помощи и спасения у чародея. Шелом готовился к великому жертвоприношению, и всё вокруг было наполнено неприятным, удушливым запахом от горящих на треножниках смолистых трав. Волосы Шелома были повязаны красной лентой с каббалистическими знаками. В одной руке он держал сатанинские вилы, а в другой кинжал с длинным и тонким лезвием. Наблюдая за приготовлениями, он смотрел на дверь, через которую должны были ввести Таису. Даже смертельная, грозившая Земле опасность не могла заглушить возбуждённую в нём животную страсть к девушке, и воспоминание о его попытках овладеть ей кидало его в дрожь. В своём неистовстве он обдумывал, какую бы изобрести пытку, чтобы заставить негодную побольше страдать, прежде чем она будет принесена в жертву сатане и своей кровью оросит ступени жертвенника. Все присутствующие зажгли розданные им чёрные восковые свечи, и дикое нескладное пение раздалось под сводами, когда появился Мадим, таща за собой связанную, обнажённую и без креста на груди Таису. Но распущенные длинные волосы окутывали её и прикрывали её наготу, а голову окружал Широкий Светлый Ореол. Девушка была спокойна. Её взор скользнул по лицу служителя зла, пожирающего её горящими страстью глазами.
   - В последний раз спрашиваю тебя, упрямая тварь, хочешь ли ты добровольно поклониться Люциферу и принести ему в жертву свою невинность! - хриплым голосом выкрикнул Шелом.
   - Нет. Моя душа принадлежит БОГУ, а с телом да будет то, что угодно ЕГО Воле. Убивай меня скорее, антихрист, чтобы я не видела больше окружающих тебя людишек, и моя кровь да очистит это проклятое место, - сказала Таиса.
   - Прежде ты будешь принадлежать мне! - с хохотом сказал Шелом и, кинувшись на неё, повалил на землю, а затем схватил за волосы и потащил к статуе.
   - ГОСПОДИ Иисусе, спаси меня! - вырвалось у Таисы.
   И Шелом отскочил и выпустил свою жертву. Им овладела ярость. С искажённым судорогой лицом, с налитыми кровью глазами и с пеной у рта он снова бросился на Таису.
   - Издыхай и молчи, ублюдок Неба! - закричал он, вонзая свой нож по рукоятку в грудь девушки, упавшей, не испустив ни звука.
   Из раны, откуда Шелом вырвал оружие, фонтаном брызнула алая кровь, и опешившие от изумления присутствующие увидели, что эта кровь фейерверком вспыхнула в воздухе и потом Огненной Пеленой спустилась на труп. Под сводами парила Таиса, окружённая прозрачными существами, которые огненными струями отсекали последние связывающие её с материей нити. Затем духи стихий приподняли девушку, и Лучезарное Видение унеслось, а храм наполнили Гармоничные Звуки Пения Сфер, от Которого присутствующие сатанисты пошатнулись и завыли от боли, а поверженный на колени Шелом, казалось, задыхался. Когда стихла паника, стало видно, что от тела Таисы осталось лишь немного пепла, который затем рассеялся в воздухе. Базальтовая же статуя Люцифера треснула по всей высоте.
  
   Глава 20
  
   В Гималаях, во дворце Супрамати готовились к последней общей братской трапезе на осужденной Земле.
   Из всех святилищ мира, пещер Святого ГРААЛЯ, из таинственных склепов пирамиды собрались дети Света, чтобы сесть на воздушные суда, которые должны перенести их на поле будущей деятельности. В воздухе колыхались уже воздушные гиганты таинственной флотилии. Молодые адепты в белом одеянии нарвали охапки цветов в своих роскошных садах на украшение дверей и столов, приготовленных в обширных залах и уставленных предметами неведомого стиля, архаическими памятниками тоже угасшего мира, прибывшими с первыми законодателями на эту теперь умирающую Землю. Особенно замечателен был стол для Высших Магов. На скатерти, затканной серебряными нитями, была широкая кайма, унизанная драгоценными камнями, изображающими невиданные на земле цветы, плоды, птиц и насекомых. Работа была искусная и несравненная. Это произведение могли создать лишь руки бессмертных, которые живут вне времени. В этом избранном приюте науки те фиолетовые сумерки, которые покрывали теперь повсюду Землю, здесь сменились полусветом, напоминающим лунный и окутывающим покровом таинственности волшебный пейзаж с его роскошной растительностью и бьющими фонтанами.
   Пещера, где когда-то положили тело Ольги, была опять открыта. Вдоль аллей, которые вели к ней, выстраивались рядами дети Магов в белых туниках, а изнутри сверкали Лучи Ослепительного Света. Внутри склепа собрались все бывшие налицо Маги, совместно с братством ГРААЛЯ. С одной стороны стояли мужчины, с другой - женщины, прекрасные, как небесные видения. Посередине помещался широкий и глубокий овальный бассейн из серебристого металла, налитый жидкостью вроде ртути, которая волновалась и отливала всеми цветами радуги. Над бассейном парил Золотой Крест. Возле бассейна на золотом диске стоял Эбрамар в священном облачении, а около него полукругом шесть Магов, подобно ему украшенных пятью ослепительными лучами и присвоенными их высокому сану сияющими на груди знаками. На ступенях ниши, где было смертное ложе Ольги, стоял Супрамати в одеянии рыцаря ГРААЛЯ, а внизу ступеней - Дахир и Нараяна. Покрывало с почившей было снято, и, несмотря на протёкшие века, тело имело вид спящей, и лишь бледность да застывшее на её лице выражение указывали, что это - труп. Царило молчание. Когда же Эбрамар поднял меч, раздалось величественное и мягкое пение. Донёсся шум и под сводами, окружённое прозрачными группами духов стихий, явилось Пламя, окутанное Серебристой Волнующейся Дымкой. Это Пламя сосредоточилось на конце меча Эбрамара. Супрамати поднял тело Ольги и погрузил в бассейн. Наполняющая его жидкость вскипела, подёрнулась серебристой пеной и затем всосалась в тело. Эбрамар опустил меч, и Волнующееся Пламя исчезло в полуоткрытых устах трупа. Сверкая взором и воздев руки, Маг произнёс:
   - Властью, присвоенной мне как Магу пятой ступени, повелеваю тебе, тело плоти, сочетаться с Этим Очищенным, Обновлённым Пламенем и вернуться к долгой и славной жизни, которую ты, душа Ольги, заслужила своим стремлением к ИСТИНЕ!
   По мере того как он говорил, тело женщины вздрагивало и принимало розовый оттенок. Затем вокруг светлой головы образовалось Широкое Золотистое Сияние, большие голубые глаза открылись и смутно смотрели на присутствующих, но, увидев Супрамати, вспыхнули Любовью. Он поднял её из бассейна, поставил на ноги и отошёл, а воскресшую окружили женщины братства ГРААЛЯ. Нара первая поцеловала её, потом помогла ей сменить бывшую на ней одежду на тунику из блестящей материи, будто осыпанную бриллиантовой пылью, на шею повесила алмазный крест с чашей над ним, а на голову надела венок из светящихся цветов. Когда окружающие её женщины отошли, Ольга осталась одна и стояла взволнованная, с опущенными глазами. Она была прекрасна. Её лицо отражало Смущение и Счастье. Распущенные волосы покрывёли ее, будто золотистой мантией, а над склонённой головой сиял Мученический Венец. Когда к ней подошёл, улыбаясь, Эбрамар, она опустилась на колени и, схватив руку Мага, прильнула к ней губами. Эбрамар поднял её, поцеловал, поздравил и благословил. Потом вложил её руку в руку Супрамати и сказал:
   - Смертью лишилась она тебя, смертью же обрела. Ценой долгих усилий, тяжких испытаний она достигла степени очищения, которое позволяет ей быть и оставаться надолго связанной с тобой. Возвращаю тебе твою подругу.
   Ольга подняла голову и с тревогой взглянула на Супрамати, ответившего взглядом Любви. А когда он привлёк её к себе и поцеловал, лицо Ольги озарилось Счастьем.
   - Теперь, Ольга, смотри, вот - Айравана, он тоже хочет поцеловать тебя, - сказал Супрамати, указывая на юношу, подошедшего к ним и смотрящего на них радостным, любовным взглядом.
   - Айравана?! Я оставила его маленьким, а теперь наш крошка - молодой человек! - воскликнула Ольга, рассматривая его, волнуемая Счастьем и Материнской Гордостью.
   Она обняла сына и осыпала поцелуями.
   Маги с улыбкой любовались этой сценой. Ольга заметила это и, протягивая к ним сложенные руки, сказала в порыве Благодарности:
   - О, дивные Наставники! Позвольте мне поблагодарить вас за поддержку, оказанную во время моей Работы Очищения. Что значат вынесенные страдания, тоска разлуки, жизнь, полная испытаний и умерщвления плоти в сравнении с этой минутой Счастья и Любви, когда чувствуешь значение победы ДУХА над плотью. Слава ТВОРЦУ, Благость КОТОРОГО превращает нас из гусениц в бабочек, способных понимать и любить ЕГО.
   - Всякий труд, дочь моя, носит в себе награду, и нет большей Радости, как осознание вынесенных испытаний, - сказал Эбрамар, приближаясь. - А теперь ещё раз поздравляю тебя, желаю счастливого вступления в наше братство законным его членом и даю тебе братский поцелуй.
   Он поцеловал и Супрамати, а потом к ним поочерёдно подходили все члены собрания. С Особенной Радостью и Нежностью обняли их Нара, Эдита, Дахир и Нараяна.
   После поздравления все вышли из пещеры и отправились во дворец, где была приготовлена прощальная трапеза, последнее пиршество на умиращей родине, с которой они расставались навсегда. Обед прошёл в молчании, все лица были серьёзны и задумчивы, на всех лежала тяжесть прошлого и громадность предстоящей работы в будущем. По окончанию обеда все Маги вышли на площадь перед дворцом, где собрались все верующие, спасённые миссионерами и доставленные сюда, чтобы устроить их отправление под наблюдением молодых адептов и Магов низших степеней. Бледные, в белых туниках, они жались друг к другу. В первом ряду стоял молодой учёный астроном, обращённый Дахиром. Верховный Маг вошёл в толпу и обратился с речью, поясняя, что Твёрдость в Вере спасла их от гибели, но что эту сохранённую им жизнь они должны посвятить Добру и Полезному Труду.
   - На новой Земле, где вы будете пионерами прогресса, никакой отрицатель не поколеблет своими измышлениями и софизмами вашу Веру и не остановит нас в Труде по Очищению. А теперь, дети мои, помолитесь в последний раз на Земле, где вы родились, и мы помолимся с вами.
   Все опустились на колени, адепты и посвящённые запели гимн и прочли Молитву, Которую толпа повторила, рыдая. Затем, благословив распростёртую толпу, Маги удалились, а остались лишь адепты и ученики, наблюдающие за посадкой на суда. Путешественники были разбиты на группы. И сверху поочерёдно стали спускаться воздушные колоссы, на которые всходили отъезжающие. Некоторые от страха не могли двигаться, и их пришлось нести, настолько они были подавлены ужасом и отчаянием. Едва судно было наполнено, наблюдающий за посадкой посвящённый предлагал пассажирам чашу вина, которое повергало их в сон, который тянулся всё время переезда.
   Ольга и Супрамати отправились в свои прежние покои. В первый раз после многовековой разлуки они очутились вдвоём, и вышли на террасу с видом на сад, любуясь волшебной красоты картиной, несмотря на странный, озаряющий её свет. Их душа была полна Гармонии.
   - И так, мы - соединены навсегда, дорогая моя, и я читаю в твоих глазах, что ты - счастлива, - сказал Супрамати, улыбаясь и прижимая её к себе.
   - Да, Супрамати, моё счастье - безоблачно с той минуты, когда я не заметила в твоих глазах сожаления о том, что я, а не Нара, буду твоей подругой. Ведь она - намного выше меня.
   - Нара принадлежит Эбрамару, - с улыбкой качая головой, сказал Супрамати. - Она - его творение, он сформировал её душу. Как мудрый и хороший садовник, он веками трудился, чтобы довести до полного расцвета этот цветок, преподавая ей науки и возвышая её до себя, поэтому справедливо, что ему - и награда. Нара остаётся моим другом, потому что много сделала для меня. Она открыла слепые глаза Ральфа Моргана. Из Любви к ней я поднимался по Ступеням Знания, Любовь же направила меня следовать за ней в лабиринт оккультных наук, желание сделаться достойным её придало мне необходимые силы и упорство в нашей работе. То же чувство Любви, таящееся в глубине её существа, влекло Нару идти за Эбрамаром, как и ты, Ольга, трудилась и страдала из Любви ко мне. Всё держится и связуется Любовью, это - Притягательная Золотая Нить Силы и Тепла, Которая облегчает тяжесть испытаний, утомление духовным трудом помогает всходить по Крутой и Узкой Лестнице Совершенного Знания. Один БОГ, по СВОЕМУ Бесконечному Милосердию, мог одарить СВОИХ созданий вместе с бессмертной душой и Этой Гигантской Силой, Которая горит уже Божественным Огнём в насекомом или в птице, родительской Любовью заставляя биться их крошечное сердечко. Тем, кто обладает Любовью в Её высоком и чистом понятии, держит Светильник во тьме, Теплоту в окружающем его холоде. Те же, кто - лишены Этого Священного Огня, кто не умеет любить, отвержены, и их бремя вдвойне тяжело. Мрак застилает их дорогу, они - одиноки, они спотыкаются без путеводной руки, их сердце не источает ничего, кроме вражды или возмущения, и они осуждают себя на тяжкое преступление. Теперь - великая минута, Ольга. Мы проводим последние часы на Земле, бывшей нашей колыбелью. Скоро мы войдём в воздушное судно, которое унесёт нас в мир, где мы сложим, наконец, бремя плоти.
   - Я иду с тобой, и где будешь ты, там - моя отчизна и счастье, - сказала Ольга, склонив голову на плечо Супрамати. - А мы увидим катастрофу?
   - Да, но издалека, через оптические стёкла на судне.
   Настало молчание, вдруг Ольга выпрямилась и спросила:
   - Супрамати, а что сталось с моими любимцами, белым слоном и твоим ньюфаундлендом? Ты говорил мне как-то, будто им тоже дана Первородная Эссенция, значит, они - живы? Не жестоко ли покинуть их здесь, на страшную смерть?
   - Успокойся, - сказал Супрамати и улыбнулся. - Наши верные друзья следуют за нами, только усыплённые и в таком состоянии, чтобы уничтожить их вес. На новом месте они проснутся и придут поздороваться со своей хозяйкой, а затем... - он засмеялся, - через несколько миллионов лет найдут там кости "неизвестного" животного, представителя исчезнувшей породы. Теперь идём, дорогая. Тебе предстоит выдержать последнее испытание. - Он подвёл её к столу подле кушетки и, взяв хрустальный кубок, протянул его Ольге. - Прими из моей руки чашу Жизни, которая делает тебя моей подругой до конца моей телесной жизни.
   - Это - Эликсир Жизни? - спросила Ольга и на утвердительный знак мужа залпом выпила.
   Супрамати уложил Ольгу на диван, прикрыв приготовленным шёлковым одеялом, а потом отошёл к перилам и задумался. Пока Ольга спала последним сном на умирающей Земле, давшей ей свой последний дар - почти бессмертную жизнь. Во дворце люди с бронзовыми лицами укладывали в мешки из эластичной фосфоресцирующей материи архаические драгоценные предметы, служившие на последнем братском пиршестве Магов. Весь этот багаж был сложен на большие воздушные суда без окон, предназначенные для земных архивов или багажа пассажиров и имеющие лишь одну каюту на носу - для механиков и их помощников. Когда последний тюк был уложен, рабочие пали ниц, облобызали Землю и затянули мрачную, жалобную мелодию. Слёзы текли по их лицам и их тела вздрагивали от тоски в минуту прощания. Мрачные, поникнув головами, они вошли на багажные суда, входные отверстия которых закрылись герметически, а суда вытянулись в линию ожидания кораблей Магов.
   На судне Эбрамара собрались его друзья, ученики и все те, кто был ему близок. Потом вход наглухо закрылся, и внутри включились аппараты, дающие живительный аромат, заменяющий привычный чистый воздух. В большой продолговатой зале посреди корабля был объёмистый резервуар с серебристой жидкостью, и оттуда исходил голубоватый пар, распространяющийся всюду внутри судна и производящий впечатление освежающего ветерка. Все разошлись по назначенным каютам. По приглашению Эбрамара Супрамати с Ольгой и двумя сыновьями, Дахир с семейством и Нараяна собрались в его более просторной каюте. В наружной стене было большое отверстие, закрытое толстым выпуклым астрономическим стеклом особого состава, позволяющим видеть на дальние расстояния. У этого своего рода телескопа стояли Эбрамар с друзьями, и их глаза были прикованы к далёкой уже планете, бывшей их колыбелью. Там продолжал клубиться дым, принимающий мало-помалу вид огромной широкой ленты, которая разворачивалась и уходила в пространство.
   - Приближается последняя минута. Смотрите, разворачиваются астральные клише и уходят в архивы Вселенной, - сказал Эбрамар, сжимая руку Нары, которая, обливаясь слезами, положила голову ему на плечо.
   Глаза всех были влажны и сердца подавлены, а взоры остались прикованными к умирающему мирку, окружённому теперь кровавым ореолом, постепенно бледнеющим в отдалении. С головокружительной быстротой продолжали полёт корабли. Словно стая падающих звёзд, рассекала атмосферу и исчезала в бесконечности серебристая флотилия, уносящая прошлое одного мира и будущее другого.

***

   Когда несколько успокоилось собрание сатанистов, свидетелей смерти Таисы и магического видения - исчезновения её ДУХА, а Шелом очнулся от обморока при падении на землю, снова был возбуждён вопрос - вызвать Люцифера и просить его о помощи. Но теперь вокруг Шелома Иезодота стояли люди с бледными лицами и страшными, угрожающими взорами и требовали от него спасения. Это были судьи и враги.
   - Ты называл себя Антихристом! Хвастался, будто ты - "сын сатаны", так докажи нам это, спаси нас. Пророки предсказывали конец света, а ты убаюкивал нас обещаниями несметных богатств и бесконечной жизни, - рычали сотни голосов, и разъярённая толпа обступила Шелома, угрожая разорвать его.
   Но бешеная энергия этого тёмного человека не была ещё сломлена. Подняв в одной руке вилы, а в другой окровавленный нож, он произнёс заклинание, и вокруг него появилось черноватое пламя, а толпа в ужасе отступила.
   - Безумцы! Вместо того чтобы умолять, вы смеете грозить владыке тьмы! Она подчинена ему, и он один может её рассеять. Я буду вызывать его, а вы поддержите меня!
   Он подошёл к статуе Люцифера, мрачно глядя на зиявшую трещину и расколотое лицо идола. Но оправившись, он трижды ударил в землю сатанинскими вилами и стал вызывать.
   - Сатана, отец мой, приди к нам на помощь! - вопил он. - Мы принесли в жертву тебе эту Землю! К твоим ногам мы привели миллионы душ, совратив их с Пути ИСТИНЫ! Мы насытили воздух кровью жертв в честь тебя! Мы вскормили и вернули к жизни тысячи ларвов! Теперь, в этот час, мы призываем тебя и просим о помощи, на которую имеем право...
   Ты молчишь?! Признайся тогда, кто - сильнее, ты или ТОТ... Значит, ты лгал, обманывал нас, вёл к погибели и покинул в минуту смертельной опасности? Отвечай! - закричал он, вне себя, и присутствующие кричали за ним. - Отвечай! Отвечай, сатана!..
   Этим крикам вторили вопли снаружи и сливались в зловещий хор. Но князь тьмы оставался безмолвен. Почувствовался подземный толчок, раздался раскат грома, стены затрещали и зашатались, Земля поколебалась волнообразно с грохотом, часть здания обрушилась и вместе со статуей Люцифера исчезла в широком провале, из которого вырвались пламя и дым. Опрокинутые силой толчка, сатанисты валялись под обломками. Но как только прошло оцепенение, страх вернул им силы и с трудом, среди темноты они выбрались, на улицу, но там ожидал их не меньший ужас... Прежний фиолетовый свет теперь угас и сменился мраком, сквозь который минутами сверкали красные, жёлтые, зелёные или фиолетовые вспышки. Воздух становился всё гуще и тяжелее. Всё смешалось. Люди и животные метались и бежали из строений, обрушенных землетрясением, или жались друг к другу и, сидя на корточках, смотрели на страшную, развернувшуюся перед ними картину. Иные катались по земле, а многие даже умирали от ужаса, образуя груды трупов. Те же, кто вкусил Первородной Эссенции, переживали все мучения смерти, но оставались живыми, недоступными стихиям свидетелями всех ужасов. Чёрная атмосфера обратилась в прозрачную сеть, сотканную из огненных нитей. А за этой сетью блеснул сероватый свет, на фоне которого рисовалась картина астрального плана. Там в бешеном хороводе носились духи людей и животных, совершались преступления, ползали, летали и корчились чудовища невидимого: ларвы, вампиры, дьявольские ублюдки и все отбросы потустороннего мира. Вся армия сатаны, отвратительная, алчная, жестокая, казалось, только и ждала, сторожила минуту, чтобы броситься на оставшихся в живых и отпраздновать оргию разрушения.
   Скользя с невероятной быстротой, будто разворачивалась бесконечная лента кинематографа, и на ней проходила история мира, начиная с настоящего времени до всё более отдалённых времён. Когда же эта панорама дошла до формирования земного шара, лента свернулась и исчезла, заменившись сероватым светом, быстро окрасившимся в фиолетовый. Вся атмосфера теперь дрожала, свистела, звенела, и этот металлический мрачный звон был похож на погребальный звон колоколов. Вдруг всё смолкло, и наступила тишина.
   Из пространства сверкнул Широкий Луч Света, Который рассеялся, и на Этом Сверкающем Фоне, окружённая Легионами Светлых Духов, появилась Фигура Христа во всём ЕГО Величии и Славе: Христа, КОТОРОГО человечество постоянно распинало, ЧЬИ Заветы отказалось признавать и в жертву тьме принесло Божественную часть своего существа. С Грустью и Милосердием смотрел СПАСИТЕЛЬ на нечистую, копошащуюся у ЕГО Ног толпу, на этих слепцов, которые всё отрицали, всё оскверняли, всё поносили, а ОН не осудил ни одно существо, одушевлённое Дыханием Небесного ОТЦА. Они были собственными палачами, создав своими злодеяниями и пороками ту среду, где им предстояло искупать свою вину.
   И раздался Голос Ангела, призывающего тех, кто верил и молился, несмотря на дурной пример, тех, кто не поддерживал связь с БОГОМ, и тех, кто до конца благодетельствовал страждущее человечество и служил опорой верующим. Поднялось Воинство Высших Существ, Которых люди называли Святыми, и сплотилось по правую руку Христа. Около них стали те, кто своей Верой, Борьбой и Страданиями заслужили быть присоединёнными к стаду СПАСИТЕЛЯ. И когда завершился последний акт, отделивший праведные души от закоренелых грешников, Видение поднялось, увлекая за Собой Добро, побледнело и исчезло в пространстве.
   Теперь окружающий Землю мрак озарился кроваво-красным светом, и на этом огненном фоне появился дух зла, оставшийся хозяином на Земле, которую он погубил. А вокруг него витали тысячи развратных существ, бывших пособниками этой гибели и теперь предвкушающих наслаждение насытиться кровью своих жертв. С глумлением смотрел дух тьмы на мятущуюся у его ног толпу, рычащую от ужаса и тоски.
   А разнузданные стихии грохотали, земля разверзалась, выкидывая фонтаны кипящей лавы. В огромные, равные целым странам расселины вливались моря, образуя столбы пара, поднимающегося, казалось, к небу. Материки сливались, и земля сжималась, а смещённые каменные массы нагромождали новые горы и обнажали бездонные пропасти. Пелена огня разливалась потоками и сметала всё на своём пути. Рёв вод, ломающих земную кору, взрывы и свист урагана, слившего воедино землю и небо, образовали хаос.
   Преступный отрицатель в гордыне, дерзнувший называть себя Антихристом, выпил Первородной Эссенции и дал Её другим, а послушные Законам БОГА стихии не уничтожили дерзких, отведавших Таинственной Субстанции, делающей их неуязвимыми для Сил Космоса. В глубине пещер, образовавшихся кучами разбитых скал, бродили безобразные, обезумевшие голые существа, и в их глазах отражались все пережитые во время катастрофы муки. Они - изведавшие все тонкости "цивилизации", наслаждавшиеся всевозможным комфортом, доставляемым богатством и утончённой роскошью - блуждали нагими, как в первый день появления на свет.
   Между этими тощими, полными отчаяния существами бродил и могущественный Шелом Иезодот, такой же голый, жалкий, как и те, кого он соблазнил. Его дьявольская наука была ему уже бесполезна. Он понял, наконец, что был ничтожным презренным созданием, которое Всемогущество БОГА поразило и обратило в ничто. От погибшего могущества у него оставались одни лишь ропот и ненависть к БОГУ, кипевшие в глубине его мрачной души.
   Но Небесный ОТЕЦ в СВОЁМ Бесконечном Милосердии не бывает неумолим. В густом фиолетовом сумраке, окутавшем мёртвую Землю, предстал Огромный Золотой Крест, окружённый Широким Светлым Сиянием, - Символ Искупления и Вечности, Всемогущий Знак, укращающий зло. Его Свет указывал отверженным Путь к Покаянию, Путь к Спасению и Предвечному ОТЦУ...
  
   ЗАКОНОДАТЕЛИ
  
   Часть 1
  
   Глава 1
  
   Солнце садилось, заливая багряными лучами равнину, обрамлённую с одной стороны тёмной стеной лесов, а с другой - цепью гор, также одетых лесом. Трава, густая и высокая, покрывала равнину, на которой разбросаны были кое-где кучки деревьев с громадными стволами и могучей листвой, образовавшей почти непроницаемый купол.
   Огромных размеров и причудливого вида животные либо резвились, либо растянувшись на траве, грелись на солнце. Их длинные, гибкие тела оканчивались хвостом. Две пары коротких и толстых ног служили им для передвижения по земле, а огромные крылья давали возможность подниматься в воздух. Узкая, с большими умными глазами голова походила на конскую. Эти животные были или чёрные, или серебристо-белые, или золотисто-гнедые с зеленоватым отливом.
   Неподалёку от этого стада, под густой зеленью деревьев собралась многочисленная группа мужчин исполинского роста. Звериные шкуры, прикрывающие бёдра медно-красных тел, служили их единственным одеянием. Жёсткие чёрные и лохматые волосы спускались до плеч, а лица с выдающимися скулами были без бород. Они были вооружены сучковатыми дубинами и короткими каменными топорами, заткнутыми за пояс. На руке каждого была намотана длинная верёвка, снабжённая на конце камнем. Расположившись на пнях и на траве, они разговаривали, и их гортанные голоса разносились далеко. Это были пастухи.
   Один из мужчин встал с места и указал рукой на кучку женщин, которых можно было распознать по длинным волосам и выступающим округлостям груди. Они вышли из ближайшего леса и приближались к пастухам. Единственным одеянием им служил передник из плетёного тростника. В корзинах самого первобытного вида и на циновках женщины несли пастухам обед. Тут были плоды, коренья и сырая рыба, а в берестяных чашках желтоватая и очень пахучая жидкость.
   Поставив еду у ног мужчин, женщины пали перед ними ниц, а затем поднялись и стали что-то рассказывать, чем возбудили волнение среди пастухов.
   - Пещерный человек созывает нас! Для чего? - спросил один из мужчин.
   - Одних нас созывает он или и прочих пастухов? - спросил другой.
   - Посланный сказал, что гонцы отправились в долины и леса. Собраться же на равнине у священного камня должны лишь старейшины и те, кого он особо указал, - ответила одна из женщин.
   Наскоро поев, все пустились в путь.
   После довольно длинного пути толпа вышла на лужайку, окружённую исполинскими деревьями. Стволы этих великанов были пусты и служили жильём для первобытных людей.
   Эти логовища были устланы шкурами зверей. Тут же виднелась выделанная из коры утварь и съестные запасы. Женщины хлопотали по хозяйству, а нагие дети резвились на воздухе. Таких жилых деревьев было с сотню.
   Среди жителей также было волнение. Сойдясь в кучки, они обсуждали что-то, и вновь прибывшие приняли участие в разговоре.
   Затем из толпы отделились человек пятьдесят мужчин и женщин и направились по тропинке, которая вела в чащу леса.
   Шли они довольно долго, и вышли в долину, обрамлённую с одной стороны лесом, а с другой - остроконечными скалами, изборождёнными расщелинами.
   Посреди площадки, на пригорке, стоял огромный кубический камень, а на нём возвышался другой, конической формы. Этот чёрный базальтовый конус был отполирован и блестел, а вокруг него была навалена зелень и смолистые ветки.
   Местность была полна народа. Мужчины и женщины теснились у подножия пригорка, и свет факелов багровым заревом озарял это сборище.
   Вдруг толпа заволновалась, стала тесниться, образовав проход, и раздался шёпот:
   - Пещерный человек!..
   Через образовавшийся в толпе проход шёл человек странного вида. Он был исполинского роста и худ. Продолговатое костлявое лицо с толстыми губами, плоским носом и низким лбом было бледно и отливало синевой. Его глаза глубоко сидели в орбитах и были широко расставлены. Но больше всего поражало - существование у него третьего глаза, находящгося на затылке, почти безволосом. На нём была короткая туника, сшитая из звериной шкуры, необычайной величины руки и ноги были голы.
   При виде его собравшиеся пали на колени, бия лбом о землю. Отвечая на приветствие наклоном головы, этот человек направился к пригорку, взошёл наверх, семь раз обошёл камень вокруг с поклонами и, повергаясь ниц, гортанным голосом творил своего рода заклинания.
   После этого он полил заготовленную зелень густой жидкостью, достал из висящего за поясом мешочка два плоских камня и стал тереть их один о другой, пока не брызнули искры, которые зажгли смолистые ветки вокруг конического камня.
   Раздался треск, а затем поднялся дым. Тогда трёхглазый человек принялся рычать и кружиться с необычайной быстротой. Толпа подражала ему. Мужчины и женщины, взявшись за руки, составили цепь вокруг памятника и вертелись в безумной пляске, сопровождая её криками и воем. Голоса звучали то громче, то тише, но без ритма или какой-либо мелодии.
   Клубы дыма сгущались, расплывались и поднимались шатром в неподвижном воздухе.
   Вдруг среди облаков дыма сверкнуло пламя, столбом взвилось вверх, затем окрасилось всеми цветами радуги и приняло форму исполинского сфинкса.
   Пещерный человек и вся толпа остановились, а затем, упав на колени, все с благоговением взирали на видение, и вдруг загадочное существо заговорило. Доносящийся словно издалека могучий голос достигал последних рядов и звучал, как рупор.
   - Знайте, жители равнин, гор и лесов, что пришло время, когда к вам снизойдут Боги, и тьма рассеется, ибо они смешаются с людьми, научат тайнам, покажут вам сокровища в земных недрах и раскроют красоты Неба. Они преобразят вас, и в вашем потомстве сохранится предание о том, что вам выпало счастье видеть, как Благодатные сошли с Неба и поселились среди вас. Боги приближаются! Готовьтесь же, люди равнин, гор и лесов, к великому событию: в течение двух дней не ешьте и не пейте, а на третий соберитесь в долинах и у подножия гор, и вы увидите, как спустятся с неба наши Владыки и Наставники.
   Голос умолк, видение поблекло и истаяло.
   Толпа продолжала стоять, подавленная услышанным, а потом всколыхнулась и зашумела. Окружив пещерного человека, люди засыпали его вопросами, и он объявил, что виденное ими существо послано Богами, чтобы возвестить Их сошествие. Затем он научил их, как надо поститься и очищаться омовением в реках, а в заключение повелел облечься в чистое и новое одеяние. Окончив наставления, он указал, в каких местах нужно им собраться, чтобы лучше видеть явление с Неба Богов, Таинственных Существ, сходящих, чтобы преобразить мир.
   Толпа расходилась, чтобы передать эту весть тем, кто не слышал её.
   Два следовавших за этой ночью дня прошли в возбуждении.
   В назначенный день, к вечеру, все были на ногах, волнение росло с часу на час, и не только люди, а вся природа была будто в ожидании чего-то.
   Нетерпение толпы росло, а несколько молодых людей, более смелых и развитых умственно, уже ранее приручивших и объездивших крылатых животных, сели на них верхом и поднялись в воздух, чтобы поскорее увидеть Богов.
   Наконец по небу разлился густой розовый свет, переливающий в золотисто-жёлтый, и на этом лучезарном фоне появилась флотилия, стремительно спускающаяся с небесных высот.
   Из каждого судна струились потоки ослепительного света, придающего им подобие солнца. Раздалась неслыханная доселе музыка. Гармоничные, но могучие звуки даже у первобытных людей потрясали каждый нерв, и они в смущении и с трепетом смотрели на это зрелище.
   Помимо всего, Эта Музыка Сфер вызвала ещё одно неожиданное явление: из глубин рек и болот, из скал и лесов вышли звери и чудовища, огромные и малые, все внушающие страх людям, обычно в испуге бегущим от них. Однако это зверьё не собиралось вредить людям и слушало смиряющие их звуки, будто внедряющиеся в людей и зверей.
   Воздушная флотилия спускалась всё ниже к Земле. Исходящие от неё лучи приобрели разноцветную окраску, так что долины и горы попеременно одевались то сапфирно-голубым, то изумрудно-зелёным или рубиново-красным светом, а воздух насытился порывами чудных ароматов.
   Теперь уже можно было рассмотреть, что на конце каждого судна была открыта дверь, и там стояли человеческие существа, высокие и стройные, в белых одеяниях или закутанные покрывалами, похожими на серебристую дымку. Их лица были красивы и казались первобытным людям Божественными.
   Серьёзно и вдумчиво смотрели Адепты на эту новую Землю - поприще их будущей деятельности - и на человеческую массу, которую они призваны были преобразить, даровав ей духовный свет, теплоту сердца, представление о величии ТВОРЦА и Законы, Которые приучили бы её к порядку и направили по Пути Совершенствования.
   Тихо пронеслась воздушная флотилия над равниной и лесами, а затем поднялась выше и скрылась за хребтом высоких гор.
   Первобытные люди были словно в бреду. Народилось новое чувство - восторг и восхищение перед красотой, а вместе с тем и сравнение её с их безобразием. Однако это чувство было чуждо зависти, потому что эти существа, облечённые неземной красотой, были ведь Боги.
   В таком восторженном состоянии смотрели дикари на горную цепь, за которой должны были теперь пребывать Боги. Затем их охватил трепет, когда над вершинами высочайших гор появились огненные треугольники, а вслед за этим показался исполинский образ крылатого существа, вооружённого огненным мечом. Все поняли, что эти места стали заповедными, и что никто из обитателей долин, лесов и гор не смеет приближаться к жилищу Богов.
   В одной из гор, окружающих площадку, где спустилась флотилия Адептов, была обширная пещера, созданная отчасти природой, отчасти человеческими руками. Там собралось человек двадцать. Стены подземной залы были местами украшены скульптурой, и блестящий шар, приделанный к одной из перегородок, озарял её нежно-голубым светом. В большом углублении находился огромный красный камень, высеченный в виде треугольника, и к нему вело несколько ступеней, а сверху возвышался Большой и Массивный Крест из чистого золота, окружённый Фосфорическим Сиянием. Над Крестом свешивались с потолка семь золотых лампад изумительной работы, и в каждой горел особый огонь, соответственно цветам радуги. Разноцветный свет играл на золоте и хрустале большой чаши, помещающейся у подножия Креста, а по обе стороны чаши лежало несколько больших книг в металлических переплётах.
   В небольшой смежной пещере, также освещённой приделанным к стене шаром, стоял стол и каменные скамьи.
   Несколько человек молились, стоя перед нишей на коленях. Поклонясь три раза до земли, они хором пропели гимн, а затем прошли в соседнюю пещерку, где одни сели у стола, другие ходили взад и вперёд. Все они казались взволнованными и погружёнными в думы.
   Это были красивые люди разных типов, во цвете лет, но худые и бледные, имеющие вид аскетов. Все они сияли Внутренним Светом, озаряя их худые лица и блестя во взгляде, полном ума и воли, но подёрнутом грустью.
   Все они были в длинных одеяниях из тёмной кожи, опоясаны верёвками и в соломенных сандалиях.
   Наконец один, по виду старший, прервал молчание.
   - Братья, наш труд окончен, как и наш искус, надеюсь, - сказал он. - Приближается час явиться перед нашими прежними Учителями и Судьями, чтобы дать отчёт в возложенном на нас деле. Поэтому, мне кажется, будет своевременно собрать документы как итог наших работ, который мы и должны представить Учителям.
   - Колокол ещё не прозвонил, но ты - прав, приготовим всё, - сказал один из мужчин, вставая.
   Они принесли и положили на стол ряд свитков. На одних были начерчены астрономические эволюции, положения созвездий и движения планет, начиная с незапамятных времён. Другие заключали в себе историю развития планеты и живущих на ней рас до настоящего времени. Втретьих заключался дневник работы каждого и полученных результатов.
   Только что они окончили разбирать и связывать в пакеты эти документы, как раздались три удара колокола. Они вздрогнули и встали, а некоторые покраснели от волнения.
   - Приступим к последнему омовению и вознесём Очистительную Молитву, прежде чем явиться перед нашими Судьями, - сказал тот, который говорил первым.
   Друг за другом, они подходили к источнику, тонкой струйкой вытекающему из стены пещеры в каменный водоём, омыли в чистой воде лицо и руки, а потом вернулись в большую пещеру, где прочли Молитву и пропели гимн, но другого напева. Звонкие, могучие звуки, исполненные Радости и Веры, воспевали хвалу Силам Добра и Блаженству Очищения, а пока раздавалось это пение, ниша озарилась Розовым Светом, чаша покрылась Снопом Ослепительного Света и наполовину наполнилась Золотистой Влагой.
   Собравшиеся любовались волшебным зрелищем. Потом один из них взошёл на ступени, взял чашу и отпил из неё, а затем передал другим, которые также пили её содержимое. После этого тот, кто казался старше других, взял чашу, другой поднял золотой крест, а остальные поделили между собой книги и свёртки. Затем, держа в одной руке ношу, а в другой красную зажжённую восковую свечу, все направились к лестнице, высеченной в скале и скрытой за её выступом.
   Они очутились на обширной площадке, обрамлённой скалами и высокими горами. Тут посреди растительности стояло большое здание своеобразной архитектуры. Широкая лестница вела в галерею с колоннами, в виде древесных стволов. А там, в больших каменных чашах горели ароматные травы. Здесь и встали прибывшие из пещеры в своих тёмных рабочих одеяниях.
   Недалеко от лестницы отлого сбегала покрытая цветущими кустарниками дорога, которая вела к обширной поляне, где высаживались прибывшие с погибшей планеты. Одно за другим причаливали воздушные суда и спускали путников, собирающихся группами. Одна состояла из людей, скрытых длинными покрывалами, и сквозь эту серебристую ткань скользил Яркий Свет, словно от раскалённого докрасна металла, а вокруг их голов сияли Широкие Круги Золотистого Света. Далее стояли Маги в своих белоснежных одеяниях с соответствующими их сану лучами на челе и сверкающими нагрудными знаками. А затем, словно лучезарные видения, - Магини, рыцари ГРААЛЯ, напоминающие серебристый улей, адепты низших разрядов и, наконец, масса землян, удостоившихся переселения на другую планету. Последние дрожали и сплотились под охраной надзирателей.
   Великие служители Света во главе с Иерофантами, несущими увенчанные крестами чаши, двинулись ко дворцу, где их ожидали пионеры юной планеты, которые сначала пали перед ними ниц, а затем присоединились к шествию. В огромную залу вошли только Высшие Маги, Магини, рыцари ГРААЛЯ и стали полукругом в глубине. Посередине же, перед закрытыми покрывалами Верховными Магами, встала кучка работников нового мира и сложила к их ногам принесённые документы. Потом они передали подошедшим к ним адептам крест, чашу и книги в металлических переплётах.
   После этого в тишине залы раздался голос одного из тех, чьи лица были скрыты покрывалами.
   - Слава вам, дети мои. Вы доблестно трудились и искупили свои грехи. Да спадут цепи, приковывающие вас к прошлому! Бывшие изгнанники да вернутся очищенными в семью служителей Света и отпразднуют своё Духовное Воскрешение.
   Свет сверкнул из группы Высших Магов, Огненной Пеленой накрыл кучку работников. А когда Этот Красный Туман рассеялся, то вместо прежних кожаных одеяний на тружениках новой планеты оказались белоснежные, и Радость преобразила их лица, блистающие красотой, а на их головах появились первые лучи венца Магов.
   Прибывшие с Земли окружили их, обнимали и поздравляли. Между ними нашлись прежние друзья, и радость свидания была велика.
   Однако обновлённые не забывали обязанностей хозяев на новой планете, чтобы устроить прибывших гостей. Прежде всего, они отвели Верховных Магов в назначенное тем помещение, а прочих путников пригласили в большую залу, где был накрыт стол и приготовлено угощение из молока, мёда, плодов и хлеба.
   Эбрамар тоже нашёл приятеля между изгнанниками и поместил его за столом рядом с собой.
   - Как я - счастлив, что твоё испытание окончено, Удеа. Мы - благодарны тебе с товарищами за приготовленный нам дворец, - сказал Эбрамар.
   Удеа, красивый молодой человек с серьёзным лицом и большими чёрными, задумчивыми глазами, вздохнул.
   - Времени у нас было достаточно для его постройки. Да и то он ещё слишком мал для всех вас. Но мы приспособили ещё много пещер, где вы можете разместить низших. Что касается удобств, то они более чем скромны, как и наше угощение. У нас нет кулинарной роскоши, но мы радовались, что можем приготовить и предложить вам хотя бы это. Каждый камень этого здания служил для нас символом надежды, что тьма нашей жизни когда-нибудь рассеется, и вы поселитесь здесь, а мы будем среди равных себе, которые принесут сюда сокровища прошлого, - воспоминание о погибшей Земле, бывшей нашей колыбелью.
   О, Эбрамар! Кошмаром кажется мне жизнь, проведённая здесь с той минуты, как я очнулся на этой планете, дикой и необработанной, населённой низшими существами, неспособными понять меня. Правда, у меня были товарищи по несчастью, но всё окружавшее оказалось ужасным. Понимание того, что мы были виновниками нашей доли, сожаление и укоры совести угнетали душу. Ведь мы были лишены всего и предоставлены только своему знанию, а развлечением нам служила работа. Трудно было... Иногда я думал, что паду под этой ношей, так было тяжело. Но, к сожалению... я был бессмертен!..
   Пережитое страдание звучало в голосе Удеа, и Эбрамар стиснул его руку.
   - Отгони тяжёлые воспоминания. Тем более что им - не место теперь, когда величие исполненного долга и блеск заслуженной награды должны загладить всю горечь прошлого. Золотой луч на твоём челе, как знак завоёванного вновь бессмертного венца Магов, уничтожил все заблуждения и мучения. Он озаряет тебе светлое будущее, и дальше мы пойдём уже вместе.
   Глаза Удеа вспыхнули Любовью и Признательностью.
   - Ты - прав, Эбрамар. Под твоим попечением и руководством я надеюсь уже без помех пройти Путь к Совершенству. Позволь поблагодарить тебя, верный друг, за всё, что ты делал для меня. Ты никогда не оставлял меня и в наиболее тяжёлые часы испытаний доходило до меня с Земли веяние твоей Любви, чтобы утешить, поддержать и смягчить страдания изгнанника!
   Эбрамар улыбнулся и покачал головой:
   - Ты ставишь мне в заслугу то, что было моей радостью. А теперь гони прочь эти воспоминания. После мы вдоволь наговоримся обо всём. Однако трапеза окончена. Пойдём, я хочу познакомить тебя с моими друзьями.
   Они прошли к группе, стоящей у окна, где Эбрамар и представил Удеа Наре и своим ученикам.
   - Вот - два доблестных труженика науки, Супрамати и Дахир. Для меня было удовольствием вести их по пути прогресса. А это - Нараяна, мой "блудный сын", вернувшийся, наконец, в дом отчий. Он причинил мне, правда, немало огорчений, но доставил и много радостей. В его лице я представляю тебе самого весёлого и человечного из Магов. Но я полагаю, что мы увидим его в будущем на этой новой планете как завоевателя и основателя какого-нибудь великого царства, имя которого сохранится в народной памяти до самых отдалённых времён.
   Все рассмеялись и после беседы разошлись, чтобы заняться работой по своему водворению.
  
   Глава 2
  
   C дня приезда прибывших с Земли в поселении закипела лихорадочная деятельность. Одни из учеников Великих Магов спешили устроить около своих Наставников нужные лаборатории, приспособить научные инструменты и так далее, а другие наблюдали за распаковкой и приведением в порядок рукописей, содержащих историю и научные выводы о погибшей планете. Все привезённые сокровища прошлого складывались в подземельях, приготовленных для этой цели адептами-изгнанниками.
   Земляне, оторванные от своей родины, привычек и земных благ, походили на ошеломлённое чем-то стадо, жались друг к другу, и своим видом возбуждали жалость. Но их покровители видели разлад слабых душ и приняли меры, чтобы вывести их из оцепенения и отчаяния. Понимая, что лучшим лекарством в таких случаях бывает работа, Маги, прежде всего, разделили их на группы, предоставив заняться собственным устройством в отведённых им пещерах или же помогать адептам в менее сложных работах. Более разумные и деятельные из землян быстро освоились и поняли, что дело обстоит не так уж худо. Местность была земным раем, по красоте расположения, богатству растительности и климату. И так, энергичная часть пришельцев сумела оживить и увлечь других, более ограниченных умственно и безвольных. А затем вскоре вся маленькая армия землян принялась за постройку временных жилищ и размещение инвентаря, доставленного воздушной флотилией.
   Едва прошло недели три, как первые работы уже были окончены. Лаборатории Высших Магов действовали, и их ученики работали, передавая повеления Учителей Магам низших степеней. Затем на собрании учёных были обсуждены и определены планы тех работ, которые должны были послужить основанием будущей судьбы и воспитания грядущих рас.
   - Братья! Наш первый долг состоит в том, чтобы заняться привезёнными с собой людьми, которым предназначено стать ядром новых рас и цивилизаций, - сказал один из Верховных Иерофантов, председательствующий на собрании. - Пока они вооружены только Верой, благодаря Которой и были спасены, но этого недостаточно для восприятия ими и усвоения возлагаемого на них долга. Нелёгкое дело - сойтись с дикими народами в качестве просветителей, чтобы внедрить тем первые понятия ремёсел и искусств, развить их ум и установить Законы для обуздания жестоких нравов первобытных людей. Да и они, в качестве пережитков цивилизации, достигшей своего апогея, но заглушившей Праведные Законы своих праотцов, должны быть доведены ещё до познания Истинной Справедливости и Добра.
   Для воспитания из них наставников низших рас нам нужны школы и время, но его у нас - достаточно. Значит, надо начать с построения города, который и вместит школы Посвящения. А для этого мы воспользуемся скрытыми, находящимися в нашем распоряжении силами, которые помогут нам окончить довольно быстро это первое дело.
   Обсудив и избрав место для города, распределив работы между членами, сообразно специальности каждого, собрание разошлось, а кучка друзей сошлась на террасе, прилегающей к занимаемой Нараяной зале, куда тот пригласил их с Удеа, с которым сдружился. Во время путешествия на новую планету Нараяна был мрачен, но в этот день к Магу вернулось его хорошее расположение духа.
   На террасе стоял накрытый стол со вкусными превосходно приготовленными кушаньями из фруктов и овощей. Гости отдали должную дань угощению, и Эбрамар, улыбаясь, спросил, не сам ли Нараяна так вкусно изготовил обед.
   - Избави меня БОГ пачкать руки такой работой, - сказал Нараяна. - Я привёз с собой повара с лакеем и, как видите, обслуживаюсь довольно сносно.
   Заметив изумление Супрамати и других гостей, за исключением посмеивающегося в бороду Эбрамара, указавшего, что Нараяна не утратил своих административных способностей, тот сказал:
   - Слушайте, друзья, как это произошло. Случилось это в последний день, когда наша старушка Земля трещала по швам, и я собирался сесть в свой аэро, чтобы ехать на сборное место нашей флотилии. На душе у меня было так же темно, как и всё вокруг. Вдруг два обезумевших от ужаса человека бросились мне в ноги, уцепились за платье и умоляли спасти их, клянясь мне вечной благодарностью. Я хотел оттолкнуть надоедливых просителей. Но, к моему изумлению, узнал в них слуг богача Соломона, который был прозван мной новым Лукуллом. Один из них был мне известен как превосходный повар. Я сообразил, что там, куда мы отправляемся, мне понадобится прислуга. Одна мысль есть какое-нибудь рагу из кореньев, смастерённое, может, обезьяной или каким-нибудь чудовищем, привела меня в дрожь, а самому стряпать мне также не улыбалось. С другой стороны, иметь лакеем одноглазого или трёхглазого субъекта, брр... Такой слуга видел бы или слишком много, или чересчур мало, и мне это тоже претило. Но мне помощь пришёл случай, а эти бедняги в смысле груза не имели большого значения.
   "Верите ли вы в БОГА?" - спросил я.
   "Как не верить в БОЖИЕ Наказание, когда видишь последствия ЕГО Гнева", - с плачем ответили они.
   "А в ГОСПОДА нашего Иисуса Христа веруете?" - спросил я.
   Они перекрестились и, продолжая цепляться за меня, клялись крестом, что единственная их надежда - на Милосердие СПАСИТЕЛЯ.
   Тогда я достал флакон с готовой уже для употребления Первобытной Эссенцией и дал каждому по глотку, предварительно поместив их в свой аэро.
   Но так как эти молодцы - смышлёные, то они уже тут огляделись, а повар представил список съедобных продуктов, которые вы сейчас испробовали. Что касается лакея, то это - само усердие, а набожен он при этом, как только можно пожелать. Я рад, дорогие друзья, что мог предложить вам сносный обед! А теперь, милый Удеа, благодарю тебя и твоих товарищей за приготовленное вами убежище для несчастных воздухоплавателей.
   И он в несколько приёмов расцеловал сидящего около него Удеа, к удовольствию присутствующих, не исключая обласканного приятеля, который давно так не смеялся. Да и другие Маги, серьёзные и сосредоточенные, будучи далеко не веселы после пережитых событий, несколько развеселились и посмеялись.
   Так как вставали из-за стола, то Эбрамар, положив руку на плечо Нараяны, сказал ему:
   - Блудный сын мой, ты - самый "земной" из Магов. Несмотря на время и опыт пережитых веков, несмотря на твои познания и совершенствование, ты сохранил юношескую жизнерадостность. Храни Этот Дар Небес и сообщи Его всему тебя окружающему, потому что весёлость служит поддержкой в работе и облегчит всякий труд.
   В глазах Нараяны блеснули Удовлетворение и Признательность.
   - Благодарю, дорогой Учитель, и постараюсь быть всегда весёлым, даже когда заслужу семь лучей, что наступит ещё не скоро, однако. А пока мне предстоит приятное занятие, которое займёт меня: постройка дворца. Я хочу, чтобы он был одним из лучших в городе.
   - Ты можешь удовлетворить твой вкус и соорудить волшебный замок, - сказал Удеа. - Все металлы здесь находятся ещё в полужидком состоянии, или, во всяком случае, мягки. У нас тут находятся кристаллы необыкновенных оттенков и материалы, могущие удовлетворить все требования, а твоё артистическое чутьё подскажет тебе, на чём остановиться.
   - Благодарю, Удеа. Ты укажешь мне источник для изысканий. А ты, Эбрамар, также начнёшь с постройки дома? Это - самое спешное и самое приятное дело.
   - Не отрицаю, что приятно устроить собственный очаг, но полагаю, что другие постройки ещё нужнее, - ответил Маг, покачав головой. - Не забывай, что мы здесь - не только для нашего удовольствия, а прежде всего ради преуспевания планеты. Из толпы посредственных привезённых нами сюда людей мы должны воспитать царей, священнослужителей, слуг будущих правительств, художников, ремесленников и просто работников. Нелегко разобраться в этой людской массе и обучить её так, чтобы каждый добросовестно выполнил свои просветительские обязанности относительно окружающих нас племён. С этой точки зрения, я считаю наиболее важным постройку школ и храмов Посвящения, и только после этого мы приступим к образованию государств.
   Нараяна почесал за ухом.
   - Ты всегда - олицетворённое бескорыстие, Эбрамар. Но так как сегодня было решено начать с возведения нашего города, то надо же там жить.
   - Успокойся, нетерпеливая душа, всегда забывающая, что поспешность служит показателем несовершенства. Всё будет и сделается скоро, потому что мы располагаем возможностью упростить работу до минимума. Или ты забыл, что у нас есть сила и инструменты, режущие гранит, обращающие в пепел всякое препятствие и поднимающие тяжести, равные весу пирамиды? Эта сила поможет нам перенести громады, из которых воздвигнутся стены наших дворцов и школ. Она же вырубит в горах подземные храмы, украсит их исполинской скульптурой, выроет пещеры и галереи. И в далёкие затем века люди-пигмеи будут с удивлением осматривать эти подземные города и "циклопические" постройки, в недоумении спрашивая, какие же человеческие руки, какие поколения великанов смогли в незапамятные времена прорыть, выточить, высечь в скалистом массиве такие чудеса искусства сверхчеловеческих размеров.
   Наша бедная умершая Земля также обладала подобными архаическими памятниками, и учёные, в своём неведении, не знали, к какой эпохе отнести их происхождение. А созданы они были действительно исполинами, но исполинами Знания первых времён цивилизации.
   - Дорогой Учитель, ты, как всегда, прав, - сказал Нараяна. - И так, величайшим, прекраснейшим и богатейшим из основанных нами царств должно быть то, где воцаришься ты.
   Эбрамар улыбнулся и взглянул на него.
   - Благодарю за твой восторженный порыв, но царствовать я не намереваюсь, а буду служить нашему общему делу в качестве Священника, Учителя и Посвятителя в храме нашего будущего города - "Города Богов", как назовут его в сказаниях, - куда спустились Небожители и откуда пошли божественные поколения, которые правили народами "Золотого Века". Там, - скажут сохранившиеся у людей смутные предания, - был земной рай, где росло древо познания Добра и зла.
   В последующие дни началась работа. Одна часть Адептов занялась разделом привезённых землян, образуя из них, сообразно способностям и познаниям, отряды работников для постройки города Магов. Высшие Адепты составили планы верхнего города и подземного, где намечались храмы для сокровенных таинств и хранилища документов или архаических сокровищ, как памятников умершей Земли. Магини распределяли женщин и указывали подготовительные работы, как для окончательного обзаведения колонии, так и для будущих школ.
   Пока всё это происходило в горной области, куда спустились беглецы с погибшей планеты, среди населения лесов и долин продолжалось волнение. Всюду разнеслась весть о прибытии Богов, и те, кто не присутствовал при этом событии, спешили к его очевидцам.
   На горы, за которыми скрылась воздушная флотилия, взирали с любопытством, но приближаться к ним не позволял страх. Иногда любопытные видели над вершинами гор странные знаки и снопы огня. А не то по временам появлялся крылатый дракон со всадником невиданного облика и быстро скрывался вдали. Тогда по этому поводу рассказывалось, что один из Богов совершал прогулку.
   У диких народов пробуждался новый интерес к жизни. Их мышление не было в состоянии постичь назначение пришельцев. Кто - они и откуда взялись?
   Не находя ответа на свои вопросы, умственно более развитые обращались к трёхглазым людям, но те также знали немного и ограничивались повторением, что Боги явились передать новые познания и облагодетельствовать народы, населяющие долины и леса.
   Трёхглазые люди были представителями почти угасшей первобытной породы великанов. В течение эволюции человеческой расы их физический вид изменился, исполинский рост уменьшился, третий глаз сначала всё слабел и, наконец, исчез, оставив единственным следом своего существования мозговую железу, в которой наука предполагает и допускает исчезнувший глаз.
   Однако природа уничтожает то, что породила, медленно и постепенно. Отдельные индивидуумы видов великанов с тремя глазами существовали ещё среди перерождающихся народов. Зато редкость таких людей окружила их мистическим ореолом, и на них смотрели как на высших существ.
   В одном из племён, живущих в дуплах деревьев, заболел горлом ребёнок и через день скончался в мучениях. Мать и несколько членов семьи вскоре умерли от той же болезни, а затем зараза разразилась с ужасавшей быстротой, захватывая одно племя за другим и унося множество жертв.
   Ужас охватил этих людей, не знавших средства прекратить эпидемию, и своим невежеством ещё увеличивавших опасность заразы. В отчаянии они только и могли придумать - пойти к трёхглазым людям, или "пещерным", как они прозвали их, за советом и помощью. И одному из тех пришла такая мысль:
   - Сделаем как в тот раз, когда нам объявили прибытие Богов. Они ведь явились помогать нам? Так призовём их, а они должны прогнать смерть, удушающую вас.
   В следующую ночь толпа собралась у кубического камня с базальтовым конусом наверху. Зажгли смолистые ветви, плясали и становились на колени. Но так как тогдашнее видение не повторилось, то Ипакса (человек с тремя глазами) приказал кричать как можно громче, чтобы Боги услышали их призыв. Рычания и вопли пронеслись по долине и вдруг над горами, окутанными ночной тьмой, блеснул свет. Значит, Боги услышали их. Страх и надежда волновали рассеявшуюся затем толпу, но не взошло и солнце, как в описанный выше посёлок, если можно назвать так логовища в дуплах деревьев, спустился крылатый дракон, и на нём - женщина в белом одеянии.
   Серебристая вуаль окутывала её словно облаком, два золотистых огня украшали золотой обруч, поддерживающий пышные волосы. В руках она держала невиданной формы и красоты ларец. Голубоватый Ореол окружал её голову, из рук и одежды при каждом движении струился Фосфорический Свет. Как лучезарное видение, являлась она в жилища, поражённые болезнью. А люди, страшась её, сторонились, прятались и даже убегали, но успокаивались после того как видели, что светлая дева с Нежностью и Кротостью склонялась над больными, вынимала из ларца блестящие, разноцветные флаконы и кому смазывала горло, кому грудь, а умирающим вливала несколько капель чудодейственной жидкости в рот или возлагала руки на голову.
   Таким образом, она обошла все жилища и всюду польза врачевания проявлялась почти чудесно. Хрипение прекращалось, и дыхание становилось свободным, а силы восстанавливались. Когда же она вышла из последнего жилища, и крылатый дракон унёс благодетельницу, туземцы распростёрлись на земле, и тут впервые, может, в их душах шевельнулось чувство Благодарности и Обожания. С этого дня эпидемия пошла на убыль и потом прекратилась, а несколько гроз с проливным дождём очистили воздух.
   Мало-помалу стали доходить вести, что благодетельная Богиня побывала во всех поражённых заразой местах, и ни один из тех, к кому она прикасалась, не умер. В населении пошли всё более причудливые толки. Излеченные Богиней уверяли, что Её крошечные, как у ребёнка, ручки напоминали на ощупь душистые цветочные лепестки, что из Её пальцев истекало живительное тепло, что ходила Она, не касаясь земли, а во флаконах был огонь.
   Среди землян, которые быстро освоились и старались быть полезными, находился молодой учёный астроном Андрей Калитин, обращённый Дахиром во время пребывания его в России и взятый им на новую планету.
   Привыкнув к умственной работе и энергичный по природе, он оценил удачу, которая сберегла его от катастрофы, уничтожившей земной мир, а поэтому и его признательность своему спасителю не имела границ. Подобно прочим, он очнулся только по прибытию на место, и вначале его подавляло понимание, что он находится в другом мире. Но как только первое впечатление прошло, он со слезами благодарил Дахира и умолял остаться его покровителем, руководителем и принять в свои ученики, если путём усиленного труда он окажется достойным этого.
   - Я понял своё невежество, я стёр всё, что изучал прежде. Но у меня - стремление работать по вашим указаниям, и я буду покорным, усердным учеником, - сказал он.
   - Значит, решено, мой юный друг, - сказал Дахир и, улыбаясь, пожал его руку. - С этого дня ты - мой ученик. Но я не считаю твои прежние познания столь ничтожными, и мы только переделаем то, что ложно или плохо понято.
   С этого дня Дахир поместил нового ученика поблизости от себя и находил всегда возможность заниматься с ним, несмотря на обилие возложенной на него работы. А ему было поручено изучить и привести в порядок документы, собранные изгнанниками. Каждый день он посвящал Калитину часок и тогда исправлял его заблуждения или указывал верную точку зрения по научным вопросам. Он брал его с собой в свои деловые поездки и давал ему возможность знакомиться с его новым местопребыванием.
   Постройку первого храма возложили на Нараяну, а Супрамати, в душе которого пробудился прежний скульптор, взял на себя работу по орнаментовке. Ввиду желания Верховных Магов окончить как можно скорее это первое святилище, работа велась при помощи силы, пользоваться которой умели лишь Высшие Адепты.
   Однажды, желая переговорить с Супрамати, Дахир отправился в будущий городок и пригласил Калитина.
   Искусно скрытые галереи вели в подземное святилище, и голубоватый свет озарял их, как и огромную залу головокружительной высоты, где работали оба Мага.
   В короткой полотняной блузе Нараяна работал в конце храма, а Супрамати неподалёку от входа. Оба они были так заняты, что не заметили прихода Дахира с его учеником, а те стояли молча. Дахир не хотел мешать друзьям и ждал, пока они заметят их, а сам рассматривал место, куда попал в первый раз.
   Калитин же смотрел на обоих Адептов, не понимая их работы. В поднятой руке Супрамати держал металлическую, блестящую палочку и двигал ей, то опуская, то поднимая, то вытягивая её, то сокращая, смотря по надобности. А с конца палочки сыпались искорки, которые снопами поднимались вверх, исчезая в воздухе, и каждое движение палочки сопровождалось звуковой вибрацией с удивительными переливами. Но Калитина больше всего смущало необычайное явление: без прикосновения к каменной стене на ней быстро высекалась человеческая фигура исполинских размеров. Казалось, будто художник лишь издали подправлял своё произведение, усиливая его рельеф и оттеняя выражение лица или дорабатывая подробности одежды и волос.
   А работа Нараяны представлялась ещё поразительнее. В его руке ничего не было видно, и лишь по временам между пальцев сверкал металлический свет, и сыпался поток искр. В это же время под действием какой-то силы от задней стены пещеры откалывались глыбы гранита. Но вместо того, чтобы с грохотом падать на землю, они рассеивались в воздухе.
   Калитин не понимал того, что видел, и даже вскрикнул от волнения. Тогда оба Адепта прервали работу и заметили гостей.
   - Извините, что мой ученик помешал вам, но он был ошеломлён, - сказал Дахир, обнимая друзей.
   - Да, для непосвящённого наша работа - темна и способна вызвать возглас удивления, - смеясь, сказал Нараяна.
   Увидев, с каким любопытством Калитин смотрел на его руку, он протянул её ему и показал лежащий на ладони предмет. Это было круглое, висящее на крючке кольцо с вибрирующими стрелками на поверхности. А посередине первого кольца было ещё другое, но волнение мешало Калитину рассмотреть прибор. Мысли кружились в его голове, и он был так озадачен, что не слышал, о чём говорилось возле него. К действительности его вернули смех Нараяны и прикосновение Дахира. Он сконфузился и извинился, но не мог удержаться от просьбы объяснить ему их способ работы.
   - Вечером за беседой я объясню тебе то, что ты тут видел, а до тех пор потерпи, так как терпение - одна из необходимых добродетелей для ищущего Знания, - сказал Дахир, прощаясь с друзьями и выходя из пещеры.
   Никогда ещё Калитин не дожидался наступления вечера с таким нетерпением. Он был достаточно умён, чтобы понять, что Адепты пользуются Силой Природы, но какова - Эта Сила, он не мог сообразить и тщетно старался приравнять Её к одной из известных ему.
   Войдя в рабочую комнату Дахира, он с удовольствием увидел на столе учёного такие же два инструмента, как у Нараяны и Супрамати.
   Прежде всего, Дахир объяснил ученику строение атмосферы и прибавил:
   - Сила, Которая привела тебя в такое недоумение, - Вибрационная Сила Эфира, а умение владеть Ей таит в себе скрытый смысл всех физических сил. Я уже раньше говорил тебе, что звук представляет одну из самых страшных оккультных сил. Звук и собирает, и рассеивает. Звук, как и запах, является необычайно тонкой категорией и проистекающей из тела, будучи извлечён при помощи толчка или удара. Звуки, вызванные в известном объёме и сочетании так, чтобы они могли дать эфирные аккорды, путём распространения своих тонических соединений проникают во всё, что им доступно. Тем же законом объясняется могущество музыки, которая раздражает или приводит в восторженное состояние, или успокаивает, в общем, влияет на душевное состояние, равно как придаёт соответственную силу магическим формулам. Формулы, как и мелодия, образуют особые вибрации сообразно с преследуемой ими целью.
   Чтобы дать понятие о Тонкости Эфирного Тока, скажу только, что плотность атмосферы, сравнительно с Ним, подобна платине по отношению к водороду, или самого тяжёлого вещества - к легчайшему газу.
   Все тела, животные, растения или минералы образованы были, в основном, из Этого Разжиженного Эфира. Значит, разнообразные виды, в которых проявляются силы материи, все имеют одинаковое происхождение, находятся во взаимной зависимости и способны претворяться одни в другие. Кто желает пользоваться Этой Эфирной Вибрацией, может самым фантастическим образом действовать на всякую материю.
   - Прости мне один вопрос, Учитель, - сказал Калитин. - Из сказанного тобой я понял, что Вибрационная Сила, Которую используют наши друзья, обладает свойством разлагать или соединять атомы материи. Но я видел нечто большее. Казалось, не Ток Невидимой Силы, а рука художника высекала статую, рождающуюся на моих глазах. А этого я не могу понять.
   - Между тем это - просто, как и действие всякой силы Природы. Скала, как и всякая другая материя, состоит из отдельных частиц, находящихся в непрерывном движении и подчинённых действующим силам, среди которых наиболее видимое и быстрое влияние оказывает теплота. Но Эфирный Ток, управляемый Сознательной Волей, ещё более могуч и тонок. Внутреннее движение каменной или металлической массы делает её доступной для мысли обрабатывающего её разумного деятеля. Когда же эта мысль сопровождается столь же гибкой, сколь и могучей Силой Эфирного Тока, то материя подчиняется так же, как бы ей управляла видимая материальная сила. Материя оживляется временно проникающей в неё душой и склоняется перед её волей.
   - Благодарю, я начинаю понимать, но не могу только дать себе отчёта, куда деваются куски камня, отделяющиеся от стены. Я видел глыбу больших размеров, которая, отделившись от скалы, исчезла.
   - Сила Эфирного Тока, оторвав от скалы нужную работнику глыбу, растворяет атомы, которые и рассеивает, разложив предварительно молекулы.
   - Но скажи, ради БОГА, во что же превращает их Эта Сила? - воскликнул Калитин, бледный от волнения и дрожа от любопытства.
   - В эфир, который представляет общую для всего "протоплазму", - улыбаясь, ответил Дахир. - Способы пользования Эфирной Вибрационной Силой - бесконечно разнообразны. Она и убивает, но и излечивает различные болезни, способствует физическому организму в восстановлении истощённых сил с такой быстротой, что может даже вернуть человека к жизни, если только астральное тело его ещё не отделилось окончательно. Потому что звук собирает элементы, вроде озона, производство которого не во власти простой химии, зато обладающего необыкновенно живительными свойствами. Теперь я покажу тебе инструменты, которыми в настоящую минуту работают мои приятели. Конечно, есть множество и других, но о тех мы поговорим после. Возьми сначала палочку. Можешь без опасения прикасаться к ней, снаряды не заряжены.
   Калитин взял металлическую трубку и осмотрел её. Она оказалась полой внутри, имела рукоятку со многими вставками, ключами или пружинами, и была снабжена механизмом для укорачивания или удлинения.
   Дахир пояснил, что посредством ключей можно определить напряжение или направление силы, и, сообразно способу пользования, она могла и убивать и излечивать. Затем они приступили к осмотру второго аппарата. Это было круглое полое кольцо, висящее на крючке. Внутри него было восемнадцать резонаторов, а на поверхности кольца виднелись иглы или вибрирующие стержни, расположенные кругообразно и в нисходящем порядке на трёх наружных резонаторах, соединённых между собой металлическими нитями.
   Посередине находилось другое полое кольцо, барабан с видимыми для глаза двумя рядами кругообразных трубок, расположенных, как трубы в органе. В центре второго кольца помещался вращающийся диск, а к нижней части прибора был приделан небольшой пустотелый шар, откуда шли проводники силы.
   - Когда аппарат находится в действии, диск вращается с невообразимой быстротой. И сила этого двигателя почти бесконечна. Сейчас я заряжу снаряд, а для этого достаточно только раз ногтем нажать одну из стрелок - вот так, - сказал Дахир. - Теперь я покажу тебе некоторые действия мотора. Там, на стуле около двери, лежит труп маленького животного. Подвинь ближе, и мы разложим его на неощутимые и невидимые элементы.
   Калитин ещё рассматривал издали положенное им посреди комнаты животное, как огненный сноп сверкнул из аппарата и упал на труп, который взлетел в воздух, а затем исчез, не оставив после себя и следа.
   После этого Дахир положил три нитки на стекло микроскопа, и когда озадаченный Калитин увидёл поразительное увеличение положенного под стекло предмета, Маг прибавил:
   - Помнишь тот аппарат, при помощи которого я показывал тебе разложение атмосферы нашей бедной умершей Земли? Так он был также заряжен Вибрационной Эфирной Силой.
   Обмотай я теперь заряженной нитью какой-нибудь предмет, весящий хоть тысячи килограммов, его без затруднения можно было бы поднять и перенести на другой конец сада. Перенёсшие нас сюда воздушные корабли были снабжены такими же машинами, которые, будучи поляризованы сообразно с надобностью, несли громадные тяжести, легко поднимались на воздух и, под действием Эфирного Тока, с неимоверной быстротой шли в любом направлении.
   - БОЖЕ мой, как всё, что ты говоришь, интересно! Но я предчувствую, что вы не откроете мне тайну получения и управления Этой Силой, - сказал Калитин.
   - Ты не ошибся, друг мой. Прежде чем получить в своё распоряжение Эту Силу, ты должен будешь не только много поработать и поучиться, но кроме того дисциплинировать свою душу и дать доказательства умения владеть собой.
   - Ох! доживу ли я до этого? - сказал Калитин, вздохнув.
   На лице Дахира мелькнула усмешка.
   - На этот счёт не бойся. Времени у тебя хватит, и я полагаю, что настал момент открыть тебе то, о чём ты и не подозревал. При первой нашей встрече я дал тебе выпить Жидкость, Которую ты считал ядом, и ты выпил Её, ожидая смерти, а между тем остался жив. Эта Жидкость была Первичной Эссенцией, Эликсиром Жизни, Который одарял на нашей бедной Земле того, кто его пил, долготой планетной жизни. В нашем новом местопребывании мы снова стали смертными. Но всё-таки несколько тысячелетий мы ещё проживём, как и те, кого мы привезли с собой. А это - потому, что для трудного дела, которое нам предстоит выполнить здесь, короткое существование было бы бесполезно. Адепты, Которых мы воспитываем тут, останутся после нас хранителями наших тайн и будут нашими преемниками. И так, ты видишь, что у тебя в распоряжении достаточно времени: ни один из врагов обычных смертных - ни старость, ни упадок сил - не грозят нам, и ничто не помешает совершить много великого и доброго.
   Калитин слушал, дрожа. Его ум отказывался понять эту тайну, и только после продолжительной беседы с покровителем к нему вернулось спокойствие.
   Однако несколько дней он был грустен и удручён. Развернувшаяся перед ним столь длинная жизнь страшила его, но мало-помалу его душа преодолела слабость, и он решил сделаться достойным необычайной судьбы, уготовленной ему Небесным ОТЦОМ. По приказанию Дахира, он не сказал ничего другим землянам из того, что ему стало известно.
   Обретя душевное равновесие, Калитин снова задумался об Эфирной Силе, ошеломившей его Своими проявлениями. Однажды вечером, во время беседы, он навёл разговор на тот же предмет.
   - Скажи, Учитель, вероятно, Эта Сила всегда составляла тайну Магов? На Земле никто не подозревал об Её существовании, иначе Ей пользовались бы, потому что невозможно забыть Её проявления. А между тем, я никогда не слышал о Силе, Которая дала бы такой толчок промышленности, науке и искусству.
   - Ты ошибаешься. Её идея была известна, по крайней мере, отчасти. Знал ли ты достаточно прошлое нашей родины - Земли и слышал ли, что целый континент, называвшийся Атлантидой, был поглощён океаном?
   - Конечно, слышал, и даже изучал этот вопрос.
   - Так вот. Атланты знали Эфирную Силу и пользовались Ей. Здесь у нас есть один из них, по имени Тлават, он принадлежал к школе египетских Иерофантов. Я познакомлю тебя с ним, и вы поговорите. Но вернёмся к нашему предмету. Атланты называли Эфирную Силу Машма, и Эта Астральная Сила сыграла значительную роль в уничтожении континента.
   В тайных индийских книгах также говорится о Вибрационной Силе. Так, в наставлениях, заключающихся в Аштар-Видья, сказано, что заряженная Такой Силой машина, будучи помещена на "летающий корабль" и направлена на армию, превращала людей и слонов в груду пепла.
   В другой древней индусской книге Вишну Пуране Та же Эфирная Сила упомянута в аллегорической и непонятной для профана форме - "взгляда Капилы", - мудреца, который взором обратил в прах шестьдесят тысяч сынов царя Сагары.
   - Я понимаю, что наука атлантов погибла с их континентом. Но, однако, были же люди, пережившие катастрофу. Ведь египтяне представляли поселение атлантов. Как же могла затеряться столь важная тайна?
   Дахир покачал головой.
   - Опыт указал, что обладание этой тайной могло вызвать неслыханные бедствия, и люди стали осторожнее. Пользование Этой Силой, окутанное тройным покровом тайны, было скрыто под непроницаемыми символами и доверялось лишь высшим посвящённым. Однако во второй половине XIX века один человек открыл Эфирную Силу и нашёл способ пользоваться некоторыми Её свойствами, но... это ни к чему не привело.
   - А ты знаешь имя этого человека и причины его неудачи, осудившие на забвение такое открытие? - спросил Калитин. - Ведь XIX век был эпохой высокой культуры и великих научных открытий, подготовивших то, что человечество развило впоследствии.
   - Ты задал сразу много вопросов, но я постараюсь на них ответить, по возможности. Имя этого человека Джон Уоррель Кэли. А его жизнь, борьба и неудачи представляют одну из самых трагических сторон гения. Всё, что зависть, злоба, клевета, пренебрежение и насмешка могли только придумать, было нагромождено на пути Кэли. И разве не характерна черта современного ему общества, что в "учёном" мире не нашлось никого, способного понять его произведение. А в рядах общества, среди промышленников, литераторов, духовных лиц ни один не оказался достаточно просвещённым и чуждым эгоизма, чтобы материально помочь изобретателю, напавшему на одну из величайших тайн Природы. Его травили, издевались над ним, называли обманщиком и шарлатаном. А торгаши, желавшие поживиться за счёт его открытия и не преуспевшие в этом, грозили даже тюрьмой. Наконец, доведённый до крайности, он уничтожил большую часть своих аппаратов, и его открытие кануло в вечность.
   - Но ведь это - ужасно и возмутительно! - воскликнул Калитин.
   Загадочное выражение мелькнуло на лице Мага.
   - Всё - не так просто, как ты полагаешь. Ещё сомнительно, принесло бы открытие Кэли счастье человечеству, став достоянием масс. Это было скверное время - девятнадцатый век, который ты называешь "высококультурным". Действительно, наука сделала тогда успехи, было много великих открытий, считая в том числе и Кэли. А, тем не менее, в то время расцветали наихудшие человеческие страсти, эгоизм, лютая, беспощадная борьба за наслаждения жизнью и отрицание БОГА, погрузившее мир уже в грубый материализм, последствием чего явилось омертвение всех возвышенных чувств. В девятнадцатом веке и народился парадокс, вреднейший из всех, какие только знало человечество. Лжегуманитарные воззрения, оправдавшие самые возмутительные преступления, прикрывая их щитом безумия, нервной болезни, вырождения и так далее, - параллельно с действительным насаждением жестокости путём вивисекций, политических убийств, гнусных орудий войны, как то: разрывные пули и так далее. С девятнадцатого века усилилось процветание атеизма, падение нравов, цинизм, что повлекло за собой разложение общества, породило эпидемии безумия, самоубийств, нелепых убийств и вызвало из хаоса тёмные силы, которые и привели к преждевременному разрушению планеты. Вообрази себе теперь открытие Кэли в распоряжении подобных "артистов", - анархистов, буйных сумасшедших и тому подобных "каинов" человеческого рода. Получив возможность пользоваться Эфирной Силой по своей кровожадной фантазии, они уничтожали бы людей миллионами, разложили бы континенты на атомы и наделали бы бедствий без числа. Это не могло быть допущено. Служители БОГА, наблюдавшие за судьбами мира, не могли позволить лукавому, извращённому человечеству распоряжаться Силой, Которая в его руках стала бы дьявольской. Открытие Кэли явилось на много тысяч лет раньше, чем следовало, и поэтому было обречено на забвение, вследствие, прежде всего, его незнания, что в человеке находится НАЧАЛО, могущее направлять и распоряжаться Вибрационной Эфирной Силой. Кэли не подозревал даже, что в качестве одной из редких личностей он обладал особыми, только ему присущими психическими способностями, а поэтому был не властен передать другим то, что составляло неотъемлемую принадлежность его природы. Подтверждением моих слов служит то, что инструменты Кэли не работали, если кто-либо другой пробовал пользоваться ими. Это являлось препятствием для распространения его открытия. Посвящённые знают, что за видимыми явлениями природы стоят Разумные Сущности, Которых люди зовут "Силами" и "Законами", а Те действуют Этими Силами и Законами, будучи подчинены ещё более Высоким Разумам, представляющим для первых Силу и Закон.
   Этот разговор ещё больше, нежели предшествующие беседы, произвёл на Калитина глубокое впечатление. В его уме вставало новое представление о Вселенной, о её законах, о Непостижимом СУЩЕСТВЕ, от КОТОРОГО всё исходило. Каждый раз, когда перед его умом открывался неведомый ему кругозор, его Вера разгоралась, и он молился, благодаря Верховное СУЩЕСТВО, Милосердного ОТЦА всего сущего за Милости, Которыми ОН осыпал его.
   Благодаря особым, находящимся в распоряжении средствам и приёмам для производства работ, подземный храм был сооружён очень скоро, и Маги готовились освятить его первым богослужением. К этой церемонии собрались в храме посвящённые всех степеней, а в смежной зале собрали землян, которые не могли бы вынести насыщенную сильными ароматами атмосферу святилища.
   Голубоватый Свет заливал обширный храм, а светящиеся очертания каббалистических и иероглифических знаков затянули стены словно Огненной Фосфорической Сетью.
   В глубине храм заканчивался полукругом, и семь ступеней вели на площадку, пока ещё пустую, но приготовленную для престола.
   На тёмном фоне скалы горел разноцветными огнями огромный круг, а в его центре сверкал диск метра в два диаметром. Вокруг этого как бы солнца огненными иероглифами было начертано Имя Неизречённого, Неисповедимого СУЩЕСТВА, вокруг КОТОРОГО зиждется и вращается Вселенная.
   Посвящённые встали полукругом перед нишей: с одной стороны Маги, с другой Магини, все в белоснежных полотняных одеяниях. Все преклонили колени и углубились в Молитву. Затем раздалось пение, становящееся всё громче.
   Мелодии нарастали, переходя в море звуков, которые своей силой потрясали, казалось, гору до основания. Ветер носился по храму, потом раздался рёв, словно по залам и подземным галереям прокатился удар грома, а молнии зигзагами прорезали воздух.
   Вдруг с грохотом и свистом Огненная Масса ринулась со сводов и пала на возвышенную площадку в глубине храма.
   Когда Огонь угас и рассеялся дым, взорам представилась каменная глыба, та, которая служила престолом возле последнего ИСТОЧНИКА Первородного Вещества на Земле. Перенесённый Магами драгоценнейший пережиток, воспоминание рухнувшего мира, должен был вновь служить престолом первого святилища, основанного земными беглецами в новом мире.
   Три Иерофанта, самые старые и увенчанные сверкающими венцами Магов, поставили на этом мистическом престоле громадную хрустальную чашу с крестом вверху, в которой пылало и кипело Первичное Вещество, почерпнутое в одном из девяти ИСТОЧНИКОВ нового света.
   Из камня же, перед чашей, сверкнуло отливающее всеми цветами радуги Пламя, Которое не должно было никогда угасать.
   После совершения первого богослужения посвящённые принесли присягу - исполнить возложенную на них задачу, отдать все Силы и Любовь новой Земле, которая послужит им и могилой.
   По окончанию церемонии был пропет благодарственный гимн, толпа разошлась, и фосфорические знаки потухли, за исключением круга с Именем НЕИЗРЕЧЁННОГО.
  
   Глава 3
  
   Постройка города Магов продвигалась быстро. И Адепты, и земляне работали усердно.
   Все эти строители были первоклассными художниками, а к тому же в их распоряжении находились изумительные средства, так как многие металлы и другие материалы были ещё в мягком состоянии, что облегчало пользование ими для скульптурных работ. И сказочный город, центр легендарного "земного рая", стал чудом Красоты и Художества.
   Среди обширных садов, пестреющих цветами и оживлённых бившими фонтанами, высились многоцветные дворцы Магов, являя собой сокровища красоты как снаружи, так и внутри.
   Друзья поселились поблизости друг от друга, и их дворцы представляли нечто своеобразное.
   Будущее жилище Эбрамара стояло посередине, а вокруг него, соединяясь между собой длинными крытыми колоннадами, правильным четырёхугольником расположились дворцы Супрамати, Дахира, Нараяны и Удеа. Все они были разных цветов.
   Дворец Эбрамара и галереи, прилегающие к нему словно четыре луча, были белы. Дворец Супрамати казался золотым, Дахира - рубиново-красным, Нараяны - голубоватым, и Удеа - изумрудно-зелёным.
   Но эти сооружения не предназначались исключительно для удовлетворения потребностей Магов, а должны были давать приют множеству учеников, которых каждый из Великих Адептов брал на своё попечение, а равно - и их близких, так как после открытия города должно было следовать образование семей, а потом открытие занятий, как в школах Посвящения, так и в низших, где будущие наставники народов обучались бы ремёслам, обработке земли и умению руководить невежественными ордами, для воспитания которых они и предназначались.
   Земляне ожидали увидеть великие торжества при открытии города, но большинство с нетерпением ждало обещанных свадеб. Вынужденное целомудрие в течение годов строительства не всем было по вкусу, но господствовавшая железная дисциплина исключала возможность малейшего грехопадения. Прекрасный пол, будучи отделён от мужчин, находился под особым надзором посвящённых женщин и проходил обучение, готовившее их к роли супруг и хозяек, притом в условиях, отличных от тех, с какими они свыклись на Земле.
   Подготовительное воспитание разнородной массы землян было трудно и сложно, прежде всего, уже потому, что входящие в их число люди принадлежали к различным категориям, как по национальностям, характеру, общественному положению, так и по умственному развитию. Все они были верующими и достаточно благонамеренными, чтобы их стоило брать с собой. Но, помимо этих достоинств, всё же это были люди своей эпохи, пропитанные ложными идеями и испорченные культурой, слишком утончённой и извращённой. Независимо от этого, принятая Первичная Эссенция произвела странное и чудесное излечение в их организмах: их увядшие, истощённые, болезненно-нервные тела стали крепкими, и сила жизни в них била ключом. Они стали такими, как и следовало быть деятельным работникам будущих цивилизаций и предкам более культурных рас.
   Однажды в послеобеденное время друзья собрались на террасе помещения Эбрамара, во дворце, приготовленном изгнанниками для беглецов с Земли. Говорили о катастрофах и готовящихся бедствиях, которые надлежало использовать, чтобы теснее сблизиться с населением, оказывая ему помощь, и тем положить первую основу познания БОГА и религиозного культа в самой примитивной форме.
   Постепенно тема беседы изменилась, и разговор сосредоточился на предстоящих торжествах, и прежде всего женитьбе Магов (лишь посвящённые высших степеней оставались холостыми), а бракосочетание должно было происходить в подземном храме, где находился кубический камень, после чего Адепты с жёнами поселялись в своих новых жилищах. Благословение браков Адептов низших степеней и землян было назначено на следующие дни.
   Удеа не принимал участия в последней части разговора. С грустным, задумчивым видом он облокотился на перила, а по выражению его бледного лица и мечтательных глаз было видно, что его мысли - далеко.
   Наблюдающий за ним Нараяна хлопнул его так сильно по плечу, что тот, вздрогнув, выпрямился и казался настолько ошеломлённым, что все присутствующие рассмеялись.
   - О чём мечтаешь ты, неисправимый отшельник? Не угодно ли! Речь идёт о самом интересном, что есть на свете, - о хорошеньких женщинах, вопрос одинаково важный как для Мага, так и для обычного смертного, - а он ворон считает и даже не слушает. Очнись, друг мой и смотри здраво на жизнь. Чего тебе недостаёт? Испытания кончились, прошлое вычеркнуто, перед нами разворачивается безоблачное будущее, и на твоём челе горит первый луч венца Мага. Разумеется, это - прекрасно, но благоустроенный очаг, хорошенькая хозяйка, которая любит, балует и заботится о вкусном обеде, также ценно и гораздо легче достижимо, не забудь это!
   Речь Нараяны вызвала новый взрыв смеха, которому вторил Удеа, заметивший при этом, что имея такого друга, как Нараяна, он не рискует забыть о реальной стороне жизни.
   Когда веселье поутихло, Эбрамар сказал:
   - Несмотря на своеобразность сделанного тебе внушения, признаюсь, друг мой, что Нараяна - прав, и ты поступишь благоразумно, если выберешь себе подругу жизни. Ты слишком много думаешь о прошлом, о времени, проведённом в ссылке на этой Земле, где так много страдал и работал. Тебе необходимо встряхнуться, а чувство любви чистого и прекрасного существа - лучший бальзам для больной души.
   - Если прикажешь, я - готов, - со вздохом сказал Удеа.
   - Ну как я могу приказывать тебе что-либо в подобном деле?
   - Отчего же? Ты - мой лучший друг, покровитель, сыскавший дорогу на эту далёкую Землю, чтобы поддерживать, облегчать, утешать отверженного в трудные минуты его изгнания. Кто же лучше тебя мог бы посоветовать мне! Поэтому если ты находишь это нужным, то выбери мне среди Магинь такую, которая пожелала бы меня в мужья.
   - Это - нетрудно! Держу пари, что многие втайне вздыхают по такому красавцу, как Удеа. Труден только выбор, - сказал Нараяна.
   - Если ты так хорошо знаешь тайные думы наших девушек, так пособи ему в этом деле, - сказал Эбрамар. - С твоего позволения, Удеа, я лишь укажу тебе ту, которую считаю наиболее достойной. Но, понятно, что ты сам выберешь подругу, способную залечить раны прошлого.
   - Знаешь, Учитель, а ведь хорошо, что у тебя нет дочери. Иначе можно было бы заподозрить тебя в желании выгодно пристроить её за нашего собрата, - сказал Нараяна, смеясь и глядя в глаза Эбрамара.
   - А мне - жаль, что у Эбрамара нет дочери, а то я выбрал бы её, будучи уверен, что всё исходящее от нашего бесподобного друга, приносит счастье, - сказал Удеа.
   - И ты - прав. Поэтому я и полюбил тебя с первого же взгляда, что заметил, как ты ценишь Эбрамара, - воскликнул Нараяна, и в его глазах засветилось присущее ему увлечение. - Взгляни! Все мы, собравшиеся здесь, его духовные дети, создания нашего не имеющего равного себе Учителя. Его Привязанность, Учёность, Терпение сделали нас тем, чем мы теперь стали. Мы должны сплотиться около него, как одна семья, объединённые Любовью и Признательностью.
   Со слезами на глазах он схватил руку Эбрамара и поцеловал. Тот отдёрнул руку.
   - Не дурачься, повеса, и перестань распевать мне похвалы. Какая заслуга со стороны отца, делающего всё возможное для своих детей? Такая окрашенная своего рода эгоизмом и гордостью любовь, которая страдает, если не может помочь, не заслуживает восхваления. Но я думаю, любопытный, что затаённый смысл твоей речи заключается в желании узнать историю Удеа: какие обстоятельства наложили на него тяжкое, блестяще перенесённое им испытание.
   - Ты читаешь в моём сердце, как в открытой книге, - о, лучший и проницательнейший из отцов, - сказал Нараяна и засмеялся. - Только моё любопытство - не пустое, а является последствием моей Любви к нему и убеждения, что между братьями и друзьями он может быть откровенен. Тем не менее, клянусь, друг мой, что при всём моём любопытстве я отказываюсь что-либо слышать, если только это может причинить тебе страдание, так как знаю, что тяжёлые воспоминания - мучительны даже для совершенного сердца Мага, - прибавил он, пожимая руку Удеа.
   Тот поднялся и его тёмные глаза с нежностью взглянули на открытое и весёлое лицо Нараяны.
   - Ты - прав, брат, я не имею причин скрывать своё прошлое. Моя преступность - достаточно доказана моим изгнанием и тяжким наказанием, а кому, как не вам, я могу поверить историю моего падения и Искупления.
   Слава НЕИЗРЕЧЁННОМУ, Мудрость и Милосердие КОТОРОГО обратили преступника в полезного человека, дав возможность развить и использовать все сокровища, вложенные Небесным ОТЦОМ в душу ЕГО создания. Правда, борьба и страдания - ужасны, но они одни в состоянии добыть духовные богатства, таящиеся в глубине человеческого существа, развить его слабый и невежественный ум, окрылить его сознательной волей и вооружить властью над стихиями. Добавлю к тому же, что в горниле испытаний, при постоянной смене борьбы и победы, образуется новое существо, начинающее понимать своего ТВОРЦА, поклоняться ЕГО Мудрости и стремиться всеми силами души стать разумным исполнителем ЕГО Воли. Но прежде чем изложить вам, друзья, превратности моей жизни, замечу, что величайшим бедствием человечества, самым тяжким для людей испытанием, которое будит в них наиболее дурные инстинкты, толкает в пропасть и надолго задерживает их на Пути к Совершенствованию, является несправедливость.
   - Ты - прав. Но, увы, первая рождающаяся в человеке идея о справедливости имеет в виду не ту справедливость, которая обязывала бы его, а ту, которую он считает себя вправе требовать от других относительно себя, - со вздохом сказал Эбрамар.
   - Это является следствием его слабости и несовершенства. Но каждое созданное БОГОМ существо носит в душе понимание божественного, непреклонного Закона Справедливости, и если нарушается Этот Закон, то жертва несправедливости возмущается, а в её сердце закипает желчь вражды, жестокости, желание отмщения или возмездия. Из пучины существа всплывают все дурные страсти и превращают человека в демона. Я допускаю, что существа, уже развившиеся умственно в высших сферах, осознают, что Закон Кармы обрушивается на них же в таком случае, и поэтому терпят молча, но на низших ступенях восхождения дело обстоит иначе. Простой первобытный человек питает веру в свои человеческие права, о чём говорит ему голос инстинкта, и нравственная порча начинается с убеждения, что Закон Справедливости не ограждает слабого от притеснений его сильным. В несправедливости таится корень всех переворотов и смут, с неё начинается упадок народов, вызываемый Законами, тождественными с теми, Которые управляют Вселенной.
   Попробуйте нарушить химические или Космические Законы, и наступает разложение, потому что является беспорядок. А восстановить правильное соотношение составных частей, то есть порядок, можно лишь борьбой. Элементы действуют в полном согласии, и равновесие сохраняется лишь притом условии, когда каждый атом исполняет своё назначение и содержится в определенных дозах. Несправедливость же - враждебное начало. Она нарушает Гармонию, губит целые нации и населяет мир существами демоническими.
   Извините, братья, за это отступление, но я увлёкся тяжёлыми воспоминаниями. Дело - в том, что несправедливость послужила основанием моих преступлений и страданий, - сказал Удеа, едва сдерживая волнение.
   Я родился сыном могущественного царя по имени Пуластья, был наследником трона, богато одарён природой, но вспыльчив, горд до крайности, строптив и чрезмерно честолюбив. Я обожал свою мать, женщину кроткую и прекрасную. Ей я обязан всеми зародышами Добра, заложенными в моей душе. Моя мать не была счастлива в супружестве. Раздражительный, развратный и грубый до жестокости, царь не ценил дарованное ему сокровище, ибо мать была безупречной нравственности, хороша собой и обладала развитым умом. Я был её единственным ребёнком, и она любила меня всеми силами души.
   С отцом я был в плохих отношениях. Он не любил меня и давал это чувствовать. За малейшую детскую шалость он жестоко наказывал меня, и я зачастую бывал козлом отпущения в минуты его скверного настроения. Такая несправедливость, а позже и многое другое, посеяли в моём сердце злое, почти враждебное чувство.
   У отца был ещё побочный сын, моложе меня, от служанки из свиты моей матери, и его он слепо любил. Какими чарами Суами - так его звали - покорил сердце отца, я не мог понять, потому что он был безобразен, угрюм, скрытен и зол. Меня он ненавидел, завидуя положению наследника престола, и ухитрялся вытворять всякие гадости, навлекая на меня подозрения отца, что влекло за собой тяжкие наказания. Помимо этого, если Суами завидовал мне как царевичу-наследнику, то отец завидовал моей популярности среди народа, благодаря моей доброте к наиболее бедным из моих будущих подданных, оказываемой им помощи и старанию загладить зло, причиняемое многочисленными несправедливостями и беззакониями царя, для которого не существовало иного закона, как его воля или прихоть. Я всеми силами старался быть справедливым, потому что мать внушала мне с раннего детства, что справедливость - первая добродетель государя.
   Тяжёлое положение при дворе, созданное враждой отца и затаённой злобой Суами, всё больше обостряло мою вспыльчивость, и чтобы быть дальше от неприятностей, я стал охотником, посвящая вместе с тем много времени изучению оккультных наук, преподававшихся в нашем главном храме. Впоследствии я понял, что это были едва лишь азы Великой Науки. Но эти клочки Знания возбуждали во мне интерес, и я стремился к Власти Сокровенной Науки, Могущество Которой предчувствовал. Когда мне минул уже двадцатый год, советники царя стали настаивать на моей женитьбе, и скрепя сердце отец завёл переговоры с соседним владетельным домом.
   В то время я путешествовал по одной из наших отдалённых областей и развлекался охотой в горах. Будучи ловок и смел, я не знал страха и любил пускаться один в самые опасные предприятия. В тот день мне не везло. Хоть я и ранил зверя, за которым гнался, но он, прежде чем околеть, собрался с силами, бросился на меня, и укусил в плечо, а когтями разодрал мне руку. Я потерял много крови, лишился сознания, ослабел и заблудился, так как наступила ночь. Было чудом, что звери не растерзали меня. Опасность и придала мне силы. Начинало уже светать, когда я увидел в уединённой, окружённой горами долине большое здание, к которому я и поплёлся, напрягая последние силы.
   В этом убежище, затерянном в горах, проживала женская община, посвятившая себя Богине, культ Которой напоминал культ Весты. Все они дали обет девства, поддерживая священный огонь, а остальное время посвящали Молитве и Оккультным Наукам. В соседней пещере жил учёный старец, руководивший их занятиями. Здесь меня приютили и ухаживали за мной, не спросив даже, кто - я. А старый учёный оказался прекрасным врачом, и мои раны быстро залечились. Женщины общины большей частью были стары, но попадались молодые и хорошенькие, а одна из них, Вайкхари, была ослепительной красавицей. Я влюбился в неё и, несмотря на её сдержанность, решил жениться на ней. Я вернулся домой и объявил отцу, что женюсь только на Вайкхари и ни на ком другом.
   Сначала он рассмеялся мне в лицо. Но, слушая моё описание красоты девушки, задумался, а потом сказал, что отправится вместе со мной в общину просить Вайкхари мне в супруги. Я был счастлив, и мы выступили в поход в сопровождении многочисленной свиты и большого отряда войск.
   Мы расположились станом неподалёку от общины, и отец отправил одного из советников с предложением. Старый жрец-врач явился сказать царю, что юная жрица дала обет служения Богине и должна оставаться при храме, но отец был не таков, чтобы подчиняться чужим доводам, и потребовал личного ответа от Вайкхари. Она пришла, расстроенная и встревоженная, умолять царя не вынуждать нарушать клятву, данную Богине, но тот сказал, что если она откажется быть моей женой, он уничтожит храм со всеми его постройками, а всех жителей обезглавит.
   Тогда Вайкхари побежала в храм молить Богиню освободить её и спасти сестёр. Говорили впоследствии, что в то время как жрица приносила жертву на престоле Богини и совершала воскурения, вознося мольбы к Ней, из пламени появилась белая голубка, присела на плечо девы и затем упорхнула. А железный браслет, носимый жрицей на руке в знак посвящения, отстегнулся и упал на землю в доказательство того, что Богиня освободила её.
   Затем Вайкхари последовала за нами в город, и я был наверху блаженства, но не знал, что моя гибель и матери уже была решена в сердце отца, который влюбился в мою невесту.
   Мать приняла Вайкхари как дочь, шли приготовления к празднованию моей свадьбы, как накануне дня бракосочетания мать нашли мёртвой в постели. Её ужалила змея, притаившаяся, как полагали, в цветах, принесённых для украшения комнаты. Я был в отчаянии, и свадьбу отложили до окончания траура, то есть месяца на три. Это было тяжёлое для меня время, но я ещё сильнее привязывался к Вайкхари, которая разделяла моё горе, утешала и, по-видимому, проникалась ко мне любовью. Отец был мрачен, задумчив, мало говорил со мной и развлекался уединёнными охотами, приказывая иногда и мне сопровождать его. Суами же не отставал от меня и невесты. Я понимал, что он выслеживал нас, и его ни перед чем не останавливавшееся упорство бесило меня.
   Приближался конец траура, и мне пришлось однажды опять сопровождать отца на охоту. Он был мрачнее и молчаливее обычного, выбирал наиболее уединённые дороги и самые крутые, опасные тропинки.
   Я следовал за ним, как заметил стоящую на обрыве козу. Я указал на неё отцу, а сам, подойдя к краю тропинки, натянул лук, но получил удар в спину, зашатался, потерял равновесие и полетел вниз, затем уже ничего не помнил...
   Очнувшись, я увидел, что лежу в расщелине, окружённой скалами. Земля вокруг была покрыта мхом, что, вероятно, и ослабило силу удара при падении. Тем не менее, я разорвал одежду о камни, тело было покрыто синяками и царапинами, а в спине ощущалась страшная боль.
   Трудно описать моё душевное состояние при сознании, что отец хотел убить меня! Я подумал, что он хлопотал о короне для Суами, и в душе зародилась ненависть к обоим. Однако я не умер, и чувство самосохранения вынудило меня искать спасения. Прежде всего, я убедился, что кинжал остался в ране, и не хотел вынимать его, чтобы не истощить свои силы ещё большей потерей крови. Ползая вокруг площадки, на которой лежал, я открыл тропинку, зигзагами поднимающуюся на вершину. Трудно описать, с какими усилиями и мучениями взбирался я по ней. Минутами я ослабевал, потом карабкался снова. Наконец я добрался до другой, более просторной площадки и увидел журчащий родник, вытекающий из скалы. Меня мучила жажда, и я напился воды, но мои силы истощились, и я потерял сознание.
   Открыв глаза, я увидел, что нахожусь в пещере, слабо освещённой приделанным к стене факелом. Я лежал на постели из мха и листьев, прикрытых шерстяной тканью. Старец, стоя около меня на коленях, растирал мои виски и лоб живительной ароматической эссенцией. Я чувствовал себя относительно лучше. Моя рана была перевязана, и я не так страдал. Но всё тело горело, а голова была готова расколоться. Только впоследствии я узнал, что моя жизнь несколько недель висела на волоске. Когда опасность, наконец, миновала, слабость была так велика и силы настолько истощены, что я не мог шевельнуть пальцем, и выздоровление шло медленно.
   Старик, по имени Павака, продолжал ухаживать за мной. Часто и подолгу я рассматривал его, дивясь, что, несмотря на белоснежную голову и бороду, на его бронзовом лице не было морщин, а глаза горели, как у юноши.
   Разумеется, меня больше всего заботила моя судьба. Я представил, какой переполох вызовет моё появление, так как меня считали погибшим. Моим намерением было отправиться в ближайший от столицы город, собрать жителей и рассказать правду. Я был уверен, что народ восстанет на мой призыв свергнуть отца и осудить его. Но, помимо жажды мщения, меня пожирало и желание увидать Вайкхари. Однако силы и здоровье не возвращались, и я кашлял кровью, испытывая острую боль в спине и груди.
   Однажды, совершив при помощи Паваки прогулку и вернувшись в пещеру обессиленный, я спросил своего спасителя, когда же, наконец, я выздоровею, так как сгораю от нетерпения поскорее уехать.
   Павака покачал головой, дал мне выпить чего-то прохладительного и сказал:
   - Друг мой, ты - мужчина, и я полагаю, что настало время сказать тебе, что ты не выздоровеешь никогда, потому что повреждены внутренние органы и по естественному ходу твоего недуга тебе осталось жить месяца два-три.
   Увидев мой ужас и кровь, выступившую от потрясения у меня на губах, он прибавил, пожимая мою руку:
   - Не отчаивайся. Существует средство излечить тебя, вернуть прежнее здоровье и дать очень долгую жизнь, но это средство можно получить только путём жертв.
   - Каких жертв? Я принесу все, самые великие, только бы выздороветь.
   - Прежде всего, ты должен отказаться от всего, что осталось в мире.
   - Этого я не могу, почтенный Павака. Я - наследник большого царства и жених страстно любимой женщины, которая так же любит меня и, наверное, оплакивает, как умершего. Отказаться от неё мне тяжелее, чем от жизни.
   Павака с грустью и сожалением посмотрел на меня.
   - В этом отношении у тебя нет больше надежды. Вот уже несколько недель, как Вайкхари - супруга Пуластьи и...
   Я не дослушал до конца его речь. Мне казалось, что меня ударили молотом по голове и в то же время огненный меч пронзил грудь. Я будто полетел в бездну и лишился чувств.
   Только недели через две я открыл глаза, слабый и разбитый, но в сознании и помня о произошедшем. В моей душе бушевал ураган. Но Павака не позволял мне подолгу задумываться, а давал успокоительные средства, повергавшие меня в почти непрерывный сон, и от этого мои силы укреплялись.
   Однажды, чувствуя себя крепче обычного, я взял руку старца и сказал:
   - У меня - большая просьба к тебе, Павака. Ты - великий учёный, так дай лекарство, которое вернуло бы мне силы хотя бы на несколько недель, потому что жить я не стремлюсь, а хочу только отомстить чудовищу, разбившему мою жизнь, лишившему всего, что было мне дорого. Он убил мою мать, в чём я убеждён, и похитил невесту.
   Я собрался рассказать мою историю, но оказалось, что Павака уже знал всё, а на мои слова неодобрительно покачал головой.
   - Твой отец - чудовище, а людское мщение - ребячество. То, о чём ты просишь, я не в силах исполнить, а могу или вернуть здоровье и дать очень долгую жизнь, или оставить тебя здесь умирать. Но обдумай всё, прежде чем выбрать то или другое. Предположим, что я согласился бы на твою просьбу, и ты добрался до столицы, а затем свергнул с трона и убил отца - что ты выиграешь? Кратковременное, в течение нескольких месяцев царствование, отравленное угрызениями совести и горем да ещё на глазах женщины, которой ты не можешь больше обладать. Если же ты преодолеешь тщеславие, откажешься от мимолётной власти и от женщины, отделённой от тебя бездной, то закрепишь за собой взамен того жизнь на сотни лет, неувядаемую молодость и красоту, и перед тобой распахнутся двери храма Науки. По твоей ауре я вижу, что у тебя - могучий и энергичный ум. Значит, ты можешь достичь таких познаний, которые вооружили бы тебя чуть не безграничным могуществом. Вместо властвования над глупой и неблагодарной толпой ты будешь повелевать стихиями, и распоряжаться природой, станешь царствовать над полчищами существ, которые будут твоими слугами, исполнителями всех твоих повелений.
   Павака ушёл, сказав, что предоставляет на свободе взвесить и обсудить моё решение. Но энергичная натура помогла быстро победить мою нерешительность. Впервые после ранения я хладнокровно обдумал своё положение. Моё физическое состояние указывало, что земная плоть начинает разлагаться, а смерть меня страшила. Между тем предлагаемое таинственное будущее было заманчиво. О чём же мне было сожалеть в мире, если Вайкхари потеряна? Когда вернулся Павака, я сказал ему о намерении отказаться от земного величия, чтобы сделаться Адептом и отдаться Науке.
   Я не понял тогда усмешки, скользнувшей по лицу старца. Он же ответил, что моё желание исполнится, и как только я принесу клятвенное обещание, мне дано будет лекарство, которое излечит меня.
   Он помог мне встать, отворил бывшую в глубине пещеры дверь, закрытую камнем и держащуюся на невидимых петлях, а затем ввёл меня в обширную пещеру, о существовании которой я даже не догадывался. Её озарял голубоватый свет, а в глубине, на высоте нескольких высеченных в скале ступеней, стоял стол, покрытый сотканной из золотых нитей скатертью.
   На этом своего рода престоле стояли два семисвечника с красными свечами, а между ними большая, увенчанная золотым крестом чаша и металлический ящичек, сверкающий драгоценными камнями. На стоящих по обе стороны треножниках курились благовония. У входа был водоём, куда впадал ключ, бивший из скалы.
   Павака приказал мне раздеться и окунуться в воду, что я с трудом мог исполнить. А потом он натёр меня ароматной эссенцией и облачил в длинную белую тунику.
   Я почувствовал, что окреп, хоть я и был ещё очень слаб. Но Павака поддержал меня и подвёл к престолу, на первой ступени которого я и опустился на колени. Затем, открыв металлический ларец, он достал из него флакон, хрустальную чашу, наполовину наполненную водой, и золотую ложечку. Из флакона он налил несколько капель в чашу, причём жидкость будто вскипела, и поднялся красный, испещрённый огненными лучами пар. Тогда Павака заставил меня принести клятву, которую я повторял с трудом, потому что был слаб. После этого он приказал мне выпить чашу.
   Кружась в волнах огня, я потерял сознание, и этот сон, или летаргия, тянулся, должно быть, долго - сужу об этом по тому, что я за это время совершил, как оказалось потом, очень длинное путешествие, и, очнувшись, оказался в одном из далёких гималайских уединённых дворцов, где адепты проходят своё первое Посвящение.
   От моей болезни не осталось и следа. Я был здоров и силён как никогда и начал своё послушание. Я работал с рвением, и Учителя изумлялись моим успехам. Я выдерживал испытания, которые должны были расширить мои познания, дисциплинировать мою волю и побороть слабости. Я пристрастился к тайнам, которые постигал, и упивался приобретаемой оккультной властью. А время между тем текло мимо меня.
   После блестяще выдержанного тяжёлого научного искуса меня наградили первым лучом венца Мага, а затем, после некоторого отдохновения, наставники объявили, что настало время приступить к испытанию, соответствующему моему званию, и отправиться пророком в далёкую страну, чтобы проповедовать начала Добра и поднять нравственность народов, погрязших в пороках.
   Старейший из Магов задал мне обычные вопросы: чувствую ли я в себе достаточно сил претерпеть бедствия и унижения, воздавая Добром за зло и платя Прощением и Любовью за обиды и неблагодарность, а в надлежащем случае запечатлеть своей кровью истину проповедуемого учения, не выдавая, кто - я и что мог бы совершить. Я ответил, что принимаю испытание и надеюсь достойно выполнить его.
   Но я не отдавал себе тогда отчёта в тщеславности моего ответа. Я был слеп относительно своих слабостей, воображая себя неуязвимым и стоящим на высоте моего назначения.
   Удеа с минуту молчал и провёл рукой по бледному лбу. На его устах застыла усмешка.
   - Я был безумен, - сказал он. - Несмотря на свою учёность, я не понимал, что человеческое стадо - самая мятежная и неукротимая из стихий, и что властвовать над людьми силой Добра - это самое тяжкое и сложное из магических деяний. В спокойной, гармоничной атмосфере учения я забыл, какую силу сопротивления, злобы и порочности заключает в себе человеческое сердце, что легче укротить стадо диких зверей, нежели толпу двуногих, испорченных, жаждущих наслаждений, жестоких и гордящихся тем, что они - "люди" и сделали будто бы огромный шаг, отделяющий их от животного. А между тем они сохранили все звериные инстинкты и только сбросили узду, которую Природа налагает на низших существ. Своим чванством, двуличностью, неблагодарностью, алчностью и жестокостью человек превосходит всех животных. Ослеплённый самомнением, я не представлял тогда грозившей мне опасности. По своему тщеславию я считал себя способным укротить других и себя.
   Наставники были, казалось, огорчены, и Эбрамар с грустью посмотрел на меня и шепнул:
   - Брат, попроси себе отсрочку, укрепись Молитвой в Уединении и Безмолвии, готовившись к своей высокой задаче. Не пренебрегай грозящей тебе опасностью! Посвящённому эта необходимость соприкасаться с толпой и дышать её заразным дыханием грозит страшной борьбой. Повремени вступать в сношения с людьми, пока не будешь уверен в победе.
   Ох! Если бы я послушался совета! Но, нет! Считая, что он вызван излишней осторожностью, я не хотел дольше ждать, стремился скорее подняться по иерархической лестнице и отправился...
   Как-то ночью один из Высших Магов доставил меня в далёкую страну, где мне предстояло работать, поместил в пещеру и сказал:
   - Твоё местопребывание - пустынно, но в нескольких часах ходьбы расположен большой город, где в настоящее время - множество больных и одержимых, которых ты излечишь, чтобы привлечь к себе внимание и воспользоваться случаем начать проповедовать.
   На заре я тронулся в путь. В окружающей картине что-то показалось мне знакомым. Но занятый своими мыслями, я не обратил на это внимания и достиг долины, где, утопая в садах, раскинулся громадный город. Но едва я прошёл несколько улиц, как остолбенел.
   Передо мной возвышался большой и знакомый мне храм - главная святыня моей родины. Сколько раз я всходил по этим ступеням, присутствуя с отцом на каком-нибудь религиозном торжестве. Тут предстояло мне царствовать и, значит, меня послали поучать мой народ. От волнения и умиления на глазах выступили слёзы. Всё во мне трепетало, и нахлынули тысячи воспоминаний.
   Но долго раздумывать мне не пришлось. Из ближайшего дома выбежали и принялись скакать мужчина и женщина. Едва прикрытые лохмотьями, растрёпанные, с пеной у рта, с искажёнными судорогой лицами, они вопили и были отвратительны и страшны. За ними следом бежали люди, пытающиеся остановить их. Эта картина напомнила возложенную на меня задачу и повеление наставников.
   Забыв только что пережитое волнение, я поднял руку, и оба одержимых застыли на месте. Тогда я подошёл к ним, сделал пассы, произнёс заклятия, изгоняющие вселившихся в несчастных бесов, и мне удалось освободить их.
   Вокруг нас собралась толпа, и, увидев, что к больным вернулся рассудок, несколько человек приблизились ко мне и почтительно, хоть и с примесью суеверного страха, рассказали, что в городе свирепствует буйное помешательство. Болезнь поражает и старых и молодых. В припадке исступления они душат всех, кто попадётся, на улицах проделывают всякие безобразия, а через некоторое время умирают в мучениях. Но хуже всего было то, что болезнь оказывалась заразной, и часто те, кто хотел удержать больных, становились жертвами такого же безумия. Поэтому царь повелел хватать каждого, у кого обнаружатся признаки такого недуга, и водворять в особого рода становище за городом, оцепленное так, чтобы никто из посторонних не мог туда попасть.
   Я приказал отвести меня туда, и было трудно изгнать полчища ларвов и других нечистых духов. Но спустя несколько часов мне это удалось.
   После этой победы над тьмой я произнёс проповедь, в которой пояснил, что причиной болезни служили преступления, безобразия и развращённость народа. В заключение я сказал, что меня можно найти в пустынной долине, в пещере, где находится источник, и надо туда приводить больных.
   Я вернулся к себе в тяжёлом душевном состоянии. Лавиной нахлынули воспоминания, прошлое оживало, будто всё это было вчера, и захватило меня. Но я всё-таки боролся, стараясь исполнять свой долг. Я излечивал самых безнадёжных больных и поучал всё возрастающую, осаждающую моё убежище толпу. Но в город не ходил, боясь производимого им на меня впечатления.
   Так дни проходили в работе, а ночи были пыткой, ибо прошлое всё больше овладевало мной. Я знал теперь, что минуло около трёх веков со времени моего исчезновения, но царствовал ещё наш род. Я узнал также, что Вайкхари умерла, произведя на свет дочь, вышедшую впоследствии замуж за соседнего царя, а Пуластья скончался в глубокой старости и оставил трон Суами. Относительно меня предполагали, что я погиб, упав в пропасть.
   Теперешний молодой царь назывался также Пуластья, как и мой отец, да и характера был, как говорили, жестокого и горячего. В данное время он предполагал жениться на красивой, по словам рассказчиков, принцессе, родственнице.
   Узнав, что готовился торжественный въезд в столицу невесты, я захотел видеть обоих наречённых, занимающих место, когда-то по праву принадлежащее мне.
   Весь город был настроен по-праздничному. Несмотря на завоёванную уже мной популярность, в этот день внимание толпы было поглощено другим, и единственное оказанное мне отличие состояло в том, что мне отвели место в первом ряду у царского дворца.
   Вскоре показалось шествие. Лицо царя было мне будто знакомо, но вид сидеящей в открытой колеснице невесты, осыпанной драгоценностями, произвёл на меня потрясающее действие, и я вскрикнул. Это был портрет Вайкхари.
   Моё восклицание услышал царь, с удивлением повернувший голову в мою сторону и надменно взглянувший на меня. Наши взгляды встретились, и я узнал его глаза! Для просвещённого взора Мага тайна прошлого раскрылась: передо мной был мой прежний и ныне перевоплощённый отец...
   Шествие исчезло внутри дворца, а я поспешил смешаться с толпой и отправился к себе в пещеру.
   Ночь была для меня ужасна. В какие-нибудь несколько часов рухнула спокойная гармония Мага, а из недр моего существа всплывали веяния страстей, которые я считал побеждёнными и забытыми. С головокружительной быстротой оживал во мне прежний человек, поглощая собой и потопляя Адепта, а в сердце забилось желание занять трон отцов, царствовать над уже любившим меня народом. Воскресла и моя страсть к Вайкхари. Минувшие века будто исчезли. Я жил воскресшим во мне прошедшим, а в душе бушевал ураган при мысли, что убивший меня и похитивший невесту будет снова упиваться страстью, обладая живым воплощением Вайкхари. Точно я не мог быть любимым? Я был красивее и могущественнее моего соперника, все преимущества которого заключались только в его титуле и богатстве. Мной обуяло желание сменить власяницу целителя на пурпуровое одеяние и царские драгоценности, чтобы завладеть сердцем красавицы невесты.
   Одурманенный бушевавшими во мне нечистыми чувствами, я не видел кишевших вокруг меня служителей Сармиэля, но, тем не менее, внимал их речам, внушавшим мне:
   - Осуществление твоих желаний - твоё неотъемлемое право! Встреча с убийцей, забывшим все отеческие обязанности, представляет Закон Кармы, которая поразит преступника рукой его жертвы! И кто помешает тебе, став затем царём, творить и проповедовать ещё больше Добра, сеять Веру в БОГА, исцелять и исправлять свой народ? А насколько сильнее будет твоё обаяние, если ты будешь царём, а не каким-то нищим, который бродит лишь среди черни?..
   В моём воображении вставали картины величия, славы и любви.
   Обливаясь потом, с трепещущим сердцем, с бушующими во мне чувствами, я ещё слабо боролся с искушением, но не воззвал к своим Учителям и Покровителям, боясь, чтобы они не воспретили пользование моей властью. И ничто не прервало моего безумия, я оставался хозяином своих поступков и Оккультного Могущества. Последние сомнения быстро рассеялись, и когда первые лучи солнца озарили небо, мой план уже созрел, а невидимая сила, которая должна была выполнить мои намерения, уже была пущена в действие. Предвидение Эбрамара оправдалось. Я был не в силах бороться с отравленным веянием пробудившихся в душе страстей. Я был грозным чародеем, большим учёным, но мне недоставало духовной сути пророка, который жертвует жизнью за провозглашаемую им ИСТИНУ.
   Наутро Пуластья занемог. Всё его тело болело и в несколько часов покрылось нарывами и ранами, а так как обыкновенные лекарства не помогали, то к больному пригласили меня. Толки обо мне уже дошли до двора и возбудили любопытство царевны, кроме того, её младшая сестра с детства страдала падучей, а поэтому и та хотела повидать меня.
   Для посещения дворца я облачился в длинную белую тунику, подпоясанную простым серебряным кушаком, а на голову надел кисейную чалму. Я знал, что был красив, и по глазам принцессы увидел, что покорил её сердце.
   Я вылечил сестру царевны и Пуластью, но напомнил царю многие его злодеяния и несправедливости, никому не известные. Вместе с тем я объявил, что эти поступки и являются причиной его болезни, а поэтому для излечения он должен искупить свою вину покаянием и удалиться дней на тридцать в храм за городом. Взбешённый и напуганный, Пуластья подчинился, а я со злобной радостью смотрел, когда он покидал дворец, куда ему не суждено уже было вернуться. Путь к трону теперь был свободен, и я принялся за покорение страны, которую пришёл нравственно спасать и обратить к БОГУ, а для начала разверз всякого рода бедствия.
   Появилась повальная болезнь, которую я излечил, потом я усмирил ураган, причём показывался обезумевшей от ужаса толпе окружённый огнём и молниями. Наконец, я вызвал наводнение, так что воды залили столицу с окрестностями, и тогда Пуластья утонул. Во время этого последнего бедствия я появился на бушующих волнах, окружённый пламенным ореолом, полчищами стихийных духов, и заклинал воды, которые вошли в берега, покорные моей воле.
   Народ считал меня БОГОМ и предложил корону, а в супруги - невесту покойного царя. Я согласился, и свадьба с коронацией совершилась с неслыханной пышностью. Жена обожала меня, народ почитал, а я, опьянённый любовью и властью, был горд и счастлив.
   Благодаря Магической Науке, баснословное плодородие обогащало страну, возбуждая зависть и вражду соседей. Но вместо того чтобы с помощью моего Знания успокоить дурные чувства, а облагодетельствовать и другие народы, я решил наказать их за дерзость и зависть, которые они осмелились мне выказать. О! Я уже далеко ушёл по пути зла.
   Завязалась война. Один из враждебных мне царей был пленён и казнён по моему повелению, а его страна присоединена к моей. Но со вторым противником удача мне изменила, и моя армия понесла такие потери, что поражение становилось неминуемым. Я принял личное участие в боях и сражался ожесточённо. Опьянённый кровью и бешенством, я решил призвать на помощь всё своё Магическое Могущество и принялся оживлять солдат, излечивая раненых, а в мёртвых воплощая ларвов и демонических духов, которые помогали мне в этом преступном деле. И эти полки добыли мне победу. Как ураган я прошёл с войском по покорённой стране, объявил её присоединённой и, нагружённый огромной добычей, вернулся в столицу, захватив с собой пленного царя-врага.
   После этой победы, одержанной при помощи сил зла, я пристрастился к чёрной магии, тем более что в душе появились опасения возмездия Наставников за уклонение от предначертанного ими для меня пути. Стороживший моё падение Сармиэль использовал безумное увлечение, помогая мне в изучении зла через своих слуг. Наконец, у меня с ним произошло свидание, причём был заключён договор, в силу которого князь тьмы обязывался помогать мне во всех начинаниях, и отдавал в моё распоряжение полчища своих служителей, а я, со своей стороны, брал на себя обязательство не мешать "глупыми" предписаниями Магов захвату душ для пополнения армии зла.
   Жена умоляла меня помиловать пленного врага и отказаться от новой задуманной мной войны, но я не хотел ничего слушать. Я обнаглел, чувствуя свою безнаказанность, и был упоён своим Оккультным Могуществом, воздаваемыми мне почестями, сознанием, что утроил территорию своего царства и, наконец, благодарностью народа, провозглашавшего меня гением за то, что я совершил столь великие подвиги почти без потери людей.
   У меня родился второй сын, и я решил отпраздновать это событие, а вместе с тем и блестящее окончание последней войны большим торжеством во дворце и всенародными увеселениями. В день этого праздника ко мне собрались все знатные особы: придворные, городские и военные. А на площадях и в дворцовых дворах угощали народ и раздавали подарки.
   Во время пира небо вдруг покрылось тучами, засверкали молнии и гром заглушал пение и музыку. Гости уже порядочно выпили, да и я также отдал дань, более чем следовало, крепкому, рекой лившемуся, вину. Гроза, нарушавшая наше веселье, взбесила меня, Я встал с намерением заклясть бурю и вместе с тем ещё раз перед всеми явить свою власть над стихией. В этот миг молния пожаром озарила залу. Я ощутил в груди острую боль, а поток пламени объял меня, и ветер подхватил, завертел. Наконец на мою голову словно обрушился удар молота, и я лишился сознания...
  
   Глава 4
  
   Придя в себя, я увидел, что очутился в полутёмном месте и от слабости не мог ни шевельнуться, ни думать. Понемногу, однако, мысль начала работать, глаза привыкли к сумраку, и я понял, что лежу в большом подземелье на постели из мха и укрыт шерстяным одеялом. Ни окна, ни двери не было, и только с потолка струился зеленоватый свет. С одной стороны был каменный водоём, куда вливался струйкой бивший из стены ключ. По другую сторону виднелись скамья и каменный стол, на котором стояли глиняная кружка и чашка. Рядом лежал хлеб.
   Я был в темнице, но где? По какому случаю? Но беспорядочные мысли не давали ответа, и я в изнеможении уснул.
   Пробуждение было тяжёлое. Память вернулась, и я понял, что Учителя, будучи не в состоянии больше терпеть мои преступления и злоупотребления, поразили меня и заточили. Каким бы негодяем я ни оказался, я всё же пребывал членом братства и подлежал суду. Холодный пот выступил у меня на лбу.
   Не знаю, сколько времени продолжалось это отчаяние, но вредоносные, исходившие из моей души миазмы сгустились и наполнили мою темницу зловонным запахом, а моё тело покрылось язвами и ранами. Телесные страдания были так ужасны, что порой пересиливали душевные.
   Наконец когда однажды я катался, таким образом, в своём логовище в мучениях, в первый раз мне пришёл на помощь Эбрамар, и его голос шепнул мне на ухо: "Молись, Удеа, кайся, очисти себя Смирением. Иначе ты не сможешь явиться перед своими Судьями. Не уже ли всякое Искупление не лучше этой бездеятельности, которая создаёт беспорядочные мысли и возбуждает страсти?".
   Поток Света, Которым меня обдало, облегчил меня, а сознание, что остался ещё один не покинувший меня друг, привязанность которого отыскала меня и в темнице, вызвало переворот в измученной душе.
   С горевшим взором и сердечным трепетом я увидел, как Поток Света сгустился в Сияющий Крест, Который осенил водоём. Символ Вечности и Искупления озарял мою темницу голубоватым светом, а Его Лучи испускали благоухание и живительное тепло. У меня ещё сохранилось представление о Могуществе Этого Знака, Который посвящённый называет Печатью ВСЕВЫШНЕГО, и вдруг во мне проснулось желание укрыться под сенью Креста, чтобы вновь обрести мою прежнюю Чистоту, и я потащился к водоёму. Я дрожал от волнения. Наконец слёзы брызнули из глаз и я, совершая поклоны, зашептал Молитву.
   С этого часа я уже непрерывно молился. Каждый день я омывался в водоёме, и всегда при этом из моего тела исходило липкое и зловонное вещество. Мало-помалу боли прошли, как и тяжесть тела, а я становился всё легче, и мне было свободнее сосредоточиться на Молитве. Меня всё больше терзали укоры совести в том, что я допустил такое ослепление страстями.
   Однажды, когда я плакал и молился, прося Милосердного ТВОРЦА простить меня, послышался отдалённый колокольный звон, и моё сердце замерло. Во мне появилось убеждение, что эти колокола призывают меня на суд, а минуту спустя я почувствовал, что отделяюсь от земли и всплываю под своды. Там, где раньше я видел зеленоватый свет, оказалось достаточно широкое отверстие, чтобы пропустить меня. Лишь только я миновал его, как очутился в длинном сводчатом коридоре, и в его конце виднелась дверь, к которой я и направился, влекомый неведомой силой, а отверстие закрылось.
   Дверь бесшумно распахнулась, и передо мной оказалась галерея одного из наших храмов Посвящения. А колокола продолжали звонить, словно на погребении. В галереях находились два знакомые мне Адепта. Взволнованные, грустные, со слезами на глазах, они сняли с меня моё истрёпанное одеяние и облачили в чёрную тунику, подпоясанную белым кушаком, дали в руку горящую красную свечу и по тёмному узкому коридору повели к двери, завесу которой приподняли, а сами удалились.
   С тяжёлым сердцем и тоской в душе я остановился в нескольких шагах от входа. Я очутился в той зале храма, которая называлась судилищем. В глубине полукругом восседали мои бывшие Наставники, Великие Маги и Иерофанты. В качестве Мага, удостоенного уже первого луча, я мог быть судим лишь Магами высших степеней, а поэтому остальная часть залы была пуста. Глаза всех смотрели с грустью, но строго. А меня охватил такой стыд и отчаяние, что колени подогнулись, свеча вывалилась, и я руками закрыл лицо, по которому лились слёзы.
   Никогда так, как в эту минуту, я не осознавал свою вину и глубину моего падения.
   - Встань, несчастный. Наши сердца обливаются кровью, видя склонённую во прахе голову, уже украшенную лучом Светлого Знания, - сказал мне один из Высших Магов. - Но самое ужасное для тебя, Удеа, как и для нас, - то, что мы не можем оставить тебя в своей среде. Твои преступления как Мага - ужасны, а ты располагаешь слишком могучим Знанием, чтобы можно было разрешить тебе смешаться с толпой, и твоё злоупотребление властью доказало это.
   - У меня нет больше Знаний. Я - более невежествен и слеп, чем любой из смертных, - прошептал я.
   - Пришлось лишить тебя возможности вредить, пока не решится твоя участь. Теперь эта минута настала, но мы не желаем, чтобы твой труд пропал бесследно. Несмотря на твои заблуждения и падение, ты - дорог нам, и мы хотели бы, чтобы ты шёл по Пути Раскаяния и Очищения, добровольно подчиняясь нашему решению. Заурядные люди видят в приговоре судьи отмщение за попранные законы, а на деле это - способ исправления.
   - Я подчиняюсь вашему решению! - сказал я.
   - Так выслушай, что мы постановили. Ты отправишься в иной мир, где мы и встретимся затем после крушения этой планеты. На той Земле найдётся много работы, а живущее там человечество - ещё близко к животному состоянию. Знание, облекающее тебя Силой, послужит там только на Добро, потому что ты не сможешь соблазнить низшее человечество, которое не поймёт тебя. Но на тебя возлагается обязанность стать его просветителем. Исполнением этого долга и своим трудом ты искупишь прошлое и восстановишь себя.
   Твоё испытание будет тяжким и работа - исполинская, поэтому на твоё усмотрение мы предлагаем и другой остающийся тебе выход.
   Ты потерял право и возможность оставаться здесь как бессмертный и обладатель твоего Страшного Знания. И так, если изгнание тебе кажется слишком жестоким и тяжёлым, ты можешь умереть, но медленной и мучительной смертью. В таком случае ты примешь некоторое вещество, которое будет разлагать твоё тело, клетка за клеткой, поглотит постепенно Первичную Материю и обнажит астральное тело. По окончанию этого процесса ты перейдёшь в пространство, чтобы вновь родиться, но уже смертным, и затем, понемногу, путём ряда перевоплощений, отвоевать частицу своего Нынешнего Знания. Теперь выбирай!
   Меня страшила мысль покинуть Землю ради далёкого неведомого мира. Притом я не понимал во всей его полноте смысл приговора, ссылавшего меня на каторжные работы, да ещё самые тяжкие. Другой же выход, грозивший потерей всего приобретённого мной Знания и вечным изгнанием из братства, правом принадлежать к которому я гордился, показался мне столь ужасным, что всё было лучше его. Поэтому я предпочёл искупить вину и восстановить к себе доверие путём тяжкого труда.
   Маги приветствовали моё решение и были ко мне ласковы из жалости, которую внушает приговорённый на смерть. Мне дали некоторое время для отдыха и восстановления сил. Вместе с тем я воспользовался обществом Эбрамара, который своим дружеским участием и влиянием поднял мою душу, утешил и придал мне мужества.
   Наконец настал день моего отправления, и меня посвятили на будущий труд. Когда я преклонил колени перед Верховным Магом, он благословил меня, помазав голову маслом, и окропил водой. Из глаза Великого Иерофанта сверкнул луч света и поразил мой лоб.
   Словно что-то тяжёлое и холодное спало с моего мозга: я осознал, что снова обрёл всё моё Утраченное Знание, и Оно показалось мне даже яснее, могущественней прежнего. Я был так счастлив, что даже предстоящее мне тяжёлое искупление утратило свою горечь. С Верой дал я клятву неустанно работать и быть послушным орудием Воли СОЗДАТЕЛЯ.
   Затем я простился с братьями-Магами и Адептами, а Великий Иерофант подал мне чашу с тёплой жидкостью, которую я выпил. Эбрамар помог мне лечь на ложе, и я уснул, убаюкиваемый звуками. Мне казалось, что волны музыки качают меня в воздухе, а потом я потерял сознание...
   Очнувшись, я оказался в пещере, залитой голубоватым светом, сквозившим сквозь лёгкий пар. Голова была тяжела, руки и ноги словно застыли, и я не мог дать себе отчёта, где нахожусь. Привстав, я осмотрелся, и тогда ко мне вернулась память, а сердце забилось сильнее. С любопытством, но и с горечью я разглядывал своё новое жилище и находившиеся там вещи, остатки блестящего прошлого.
   В глубине пещеры находился престол с семисвечником, на нём хрустальная, увенчанная золотым крестом чаша, золотой магический крест, который Великий Иерофант имел при себе во время моего Посвящения, и книга в металлическом переплёте. На одной из стен были полки с лежащими на них свитками, рукописями и книгами, в общем - библиотека, дававшая мне возможность, как я позднее убедился, продолжать занятия.
   Посередине был большой каменный стол и такой же табурет, а на столе стояла лампа известного мне устройства. Тут же стояли две большие шкатулки с кое-какой хозяйственной утварью, некоторыми инструментами и необходимыми туалетными принадлежностями, а также и с мелкими предметами роскоши, которыми по своей доброте снабдил меня уже Эбрамар. В сундуке, у стены, находилось всё, что могло мне понадобиться для магических действий, как то: треножники, инструменты, травы, ароматы и снадобья.
   В смежной пещере был устроен глубокий водоём, куда вливался струящийся из скалы источник, а рядом находилась каменная скамья и мховая постель, покрытая толстым одеялом. В двух больших сундуках хранилось платье: для работы - кожаное и из тёмной шерсти, а для религиозных церемоний было полотняное. Был тут и тёплый плащ с капюшоном, а также сандалии, кожаные и плетёные из соломы. На каменном столе около постели стояла моя хрустальная арфа, и лежал большой, с печатью Великого Иерофанта свиток, который я развернул и прочёл:
   Там, где ты находишься, сын мой, всё - дико и необратимо, но преисполнено естественными богатствами, и всё доступно тебе по твоей Силе и Знанию. Используй их, и ты создашь вокруг себя желанное изобилие. Наука делает тебя повелителем стихий, а в библиотеке, данной в твоё распоряжение, ты найдёшь всё нужное, чтобы увеличить свои Силы и расширить Познания.
   Учись, но не спеши, потому что торопливость указывает лишь на несовершенство. Если будешь работать, то не заметишь времени и не познаешь скуки, которая служит бичом для лентяев и корнем преступлений. Кто работает, пожирает время. Ты знаешь, что для мысли не существует расстояния. Значит, твой призыв всегда дойдёт до нас, а поэтому ни в совете, ни в поддержке у тебя не будет недостатка.
   Далее следовали наставления относительно дневника, который я обязан был вести, чтобы отмечать в нём ход моих работ и постепенного развития планеты.
   Несмотря на успокоение Великого Иерофанта, мне было грустно, и я чувствовал себя разбитым. Совершив омовение, я вышел взглянуть на окружающую меня местность.
   Но едва я сделал несколько шагов от пещерки, как замер в ужасе. Моё убежище оказалось вырытым искусственно или природой в глыбе чёрных голых скал, одиноко возвышающихся посреди обширной отовсюду окружающей их равнины.
   Вдаль, насколько хватало глаз, тянулись болота, откуда поднимались облака пара, а местами били фонтаны горячей воды, выбрасывающей камни на значительную высоту.
   Воздух был тяжёл и густ, насыщен серными испарениями, серый туман заволакивал небо, пропуская лишь бледный дневной свет и скрывая горизонт лиловатой дымкой.
   Я уже прошёл научное испытание оплодотворения пустынной и бесплодной местности. Но в сравнении с тем, что я видел перед собой, всё это было детской забавой. И моё сердце сжалось...
   Среди болотистых пустынь, где не виднелось даже ни клочка мха, я был одинок. Мне одному предстояло бороться с этой природой, в раздражавшем нервы сумраке и душившей меня до потери сознания атмосфере.
   Чуть не бегом я вернулся в пещеру и опустился на землю.
   Голова кружилась, сердце билось так, что едва можно было дышать, и я подумал уже, что умираю, да вспомнил о своём бессмертии и пришёл в отчаяние. Возложенная на меня задача казалась выше моих сил, а жизнь здесь представлялась агонией, потому что умереть я не мог.
   В общем, было очень тяжело. Я переживал один из самых мучительных часов моей жизни, как, бальзамом в ушах раздался шёпот ободряющего и ласкового голоса:
   - Опомнись, Удеа! Молись, и найдёшь силы выполнить всё.
   Я вздрогнул и приподнялся. Значит, я - не один. Было существо, которое думало об отверженном и поддерживало его. А друг был прав: прежде чем приняться за работу, следовало очистить себя и подкрепиться Молитвой.
   Я стряхнул с себя оцепенение, облёкся в белое одеяние, а затем начал молиться и петь магические гимны под звуки хрустальной арфы. Скоро меня объял Молитвенный Восторг, звуки инструмента становились всё могучее, атмосфера дрожала и волновалась, моя пещера наполнилась светом, а в чаше появилась пурпурная эссенция, от которой валил пар. Я выпил, и влага огнённым потоком разлилась по всему моему существу, придав мне силу. Никогда я не чувствовал себя таким крепким, никогда так легко не работал мой мозг и никогда столь отчётливо мне не представлялось моё Знание.
   Я вышел из пещеры, Но на этот раз окружавшая меня картина природы уже не внушала ни страха, ни отвращения: я видел в ней лишь поле для труда.
   Я принялся за работу. Прежде всего, я вызвал флюидических исполинов стихий - разумные силы огня и воздуха, воды и земли, - и эти покорённые моей Волей и Знанием труженики, примкнув ко мне, как четыре светлых луча, стали моими помощниками и служителями.
   Часто гремел вокруг меня хаос разъярённых стихий. Но при виде того, как полчища астральных работников подчинялись моим приказаниям, исчезал страх, моя энергия усиливалась, а возбуждение доходило до того, что я не чувствовал усталости. В тот день, когда мои труды увенчались первым успехом, когда вредоносные испарения рассеялись, и показался кусочек голубого неба, а царственное светило озарило всё своими лучами, я упал на колени, и из моего сердца полилась благодарственная Молитва к Неизречённому СУЩЕСТВУ, ТВОРЦУ всех этих чудес.
   Как естественно и понятно стремление первобытных народов обожествлять солнце. Они чувствуют, что из него бьёт ИСТОЧНИК Жизни.
   С помощью этого пособника я и продолжал работу. Под влиянием его лучей из земли поднялось дыхание, болота исчезли, быстро материализовались отпечатки земной ауры, хранящие в себе вещества, из которых образуются видимые формы, и почва покрылась растительностью.
   Любуясь картинами, вызванными моим Трудом и Знаниями, я испытывал удовлетворение человека, исполнившего свой долг. Но я был один, всегда один... Порой душу угнетала тоска по родине, мучила жажда услышать человеческий голос вместе с душевной усталостью и потребностью отдыха. В такие минуты меня никогда не покидала дружба Эбрамара, и забытьё смежало мои глаза. Тогда я видел своего друга, его горячая, светлая рука опускалась на моё чело, его глаза с Любовью смотрели на меня, и я чувствовал, как всё моё существо проникалось теплотой, иной, чем обычно действующая сила природы. Я чувствовал потоком изливавшуюся на меня Любовь. Недаром Любовь даёт Счастье, ибо Она представляет Субстанцию Такой Силы, что влияет даже на посвящённого.
   Однажды, когда у меня было подобное же видение, Эбрамар сказал:
   - Накинь плащ, Удеа, возьми дорожный посох и арфу, иди прямо и найдёшь нечто приятное для тебя.
   Он улыбнулся, пожал мою руку, и... я открыл глаза.
   Помолившись, я забрал указанные предметы, прихватил немного пищи и вышел из пещеры, где так много страдал и работал. Дорога казалась мне бесконечной. Я прошёл сначала земли, бывшие моим духовным достоянием, а потом началась невиданная страна с восхитительной растительностью и исполинскими животными необыкновенных и странных видов. Но животные бежали от меня, чувствуя особый, странный, присущий нам аромат.
   Наконец я добрался до широкой реки. С моей стороны спуск был пологий. Другой же берег представлялся каменистым и слегка поднимался террасами, а наверху был окаймлён тёмной полосой леса.
   Крик птицы и хлопанье крыльев привлекли моё внимание. Я увидел большого белого феникса. В длинном хвосте и крыльях белые перья были перемешаны с бирюзово-голубыми, а голову украшал золотистый хохолок.
   Я вздрогнул и обрадовался, узнав мифическую птицу - крылатого посланца Магов. Увидев, что красивое пернатое побежало вдоль берега, я последовал за ним и вскоре заметил огромное дерево, лежащее поперёк реки и образовавшее мост, по которому я перешёл на другую сторону.
   Мой крылатый проводник ждал меня и побежал к лесу, оборачиваясь иногда, удостоверяясь, следую ли я за ним. Вступив в чащу леса, я увидел, что мы идём по тропинке, вьющейся между стволами столетних великанов. Их ветви переплелись и образовали купол, через который едва сквозил зеленоватый полусвет.
   Пройдя больше часа, мы вышли на обширную прогалину, и тут я вскрикнул от удивления. Передо мной стоял знакомый огромный сфинкс. Только вместо красноватой окраски, как было на Земле, он был, как снег. На клафте, покрывавшем его голову, сверкал ослепительный изумрудного цвета свет, а в ногах была высокая каменная, с каббалистическими знаками и инкрустацией плита, закрывающая вход, в ту же минуту сдвинутая в сторону. Изнутри струился яркий свет. Тут мой пернатый красавец издал клёкот, взмахнул крыльями и улетел, а я продолжал стоять в нерешительности.
   Вдруг на пороге входа показался человек высокого роста в длинном белом одеянии, с золотым, блестящим нагрудным знаком. Его голову украшал клафт. Не могу выразить то чувство счастья, которое я испытал при виде его. Я не был в состоянии выговорить ни слова, потому что судорога сдавила мне горло. Я бросился к незнакомцу и упал на колени. Но меня тотчас же подняла рука, и глубокий гармоничный голос сказал: "Удеа, сын мой, разве ты не узнаёшь меня?"
   Всё ещё дрожа, я взглянул на него и узнал в нём одного из Великих Иерофантов, Нараду, которого я уважал за Учёность и Доброту.
   "Учитель! - воскликнул я, целуя его руку. - Каким образом ты - здесь?"
   "Иди, и мы побеседуем", - сказал он, ведя меня по коридору, освещённому фосфорическими шарами.
   Дальше мы вошли в комнатку, обставленную с такими удобствами, которых я давно не знал. Он усадил меня и сказал: "Ты спрашиваешь, почему я - здесь? Разве ты забыл, что многие из наших, постигших уже Высшую Науку братьев, добровольно удалялись в это изгнание, чтобы направлять и поддерживать других, сосланных сюда для искупления вины, и помогать им среди лишений здешней жизни? Некоторым из них понадобилось по различным причинам вернуться на Землю, а в числе изъявивших желание их заменить тут оказался и я".
   Радость встретить, наконец, человеческое существо, а тем более Учителя, с которым я мог поговорить, так взволновала меня, что из глаз брызнули слёзы, а Нарада положил руку мне на голову и сказал: "Успокойся, сын мой. Я вижу, что самая трудная часть твоего искупления прошла. Теперь ты отдохнёшь здесь, около меня, и я покажу тебе много интересного, что украшает уже наше новое местопребывание".
   Я поднял голову, а взор Мага подкрепил меня и успокоил: такое Понимание человеческих слабостей читалось в его глазах вместе со Снисходительностью и Любовью.
   "Учитель, могу я узнать, много ли здесь таких же, как я, братьев-изганников?" - спросил я, успокоившись.
   "Да с сотню. Они расселены по разным местам огромного материка, и позже я познакомлю тебя с некоторыми из них для совместной работы. А пока отдохни. Пойдём, я покажу тебе моё и твоё временное помещение".
   Нарада занимал три комнаты. Одна была библиотекой, вторая прекрасно оборудованной лабораторией с различными инструментами, а третья - спальней, служившей вместе с тем и для работы. Комната рядом предназначалась мне, и я скоро заснул на удобной постели.
   Следовавшие затем дни были приятны, я отдыхал физически, а разговоры с Учителем были отдохновением для души.
   О Земле мы не раз говорили, и тогда Учитель доставил мне радость повидать Эбрамара и обменяться с ним несколькими словами. Мы беседовали как-то в его лаборатории. Рассматривая незнакомые мне инструменты, и расспрашивая об их устройстве, я вспомнил, что слышал раньше, будто наставники сообщаются с другими планетами, и спросил, не поддерживает ли он сношений с нашей Землёй. На это Нарада, улыбаясь, ответил: "Вижу, что ты всё ещё не можешь привыкнуть любить и считать родной страной место своего изгнания. Но ты - не прав, потому что этот мир, как и тот - драгоценный перл в венце СОЗДАТЕЛЯ, излившего и на него СВОИ Благодеяния. На твой вопрос я отвечу, что сношусь с братьями, и для твоего удовольствия покажу прибор, которым пользуюсь, но для этого придётся подождать ночи".
   С наступлением темноты Нарада повёл меня в одно из ближайших зданий. Это была очень высокая кирпичная башня, по внутренней винтовой лестнице мы поднялись наверх.
   Там, на площадке, стоял инструмент вроде большого телескопа, изобретённого позже на Земле. На конце длинной трубы был большой подвижной круг, покрытый изнутри студёнистым веществом, испещрённым тонкими фосфоресцирующими линиями.
   "Благодаря этому аппарату мы увидим, что происходит на нашей старой родине. Но великие посвящённые всех миров нашей системы для сообщения между собой пользуются ещё более совершенными приборами".
   "А которая же из этих планет нашей системы - самая интересная, наиболее совершенная? Земля ведь ещё - на очень низком уровне, а мир, где мы теперь находимся, населён дикарями!" - сказал я.
   "Ну, ну! За что такое пренебрежение к бедному миру! Ты должен знать по опыту, что и там, откуда ты пришёл, не везде процветают Добродетель и Гармония, а населяющая публика - довольно беспорядочная. Самая совершенная планета нашей системы - Солнце. Туда не допускаются низшие расы, и там не существует смерти.
   Населяющие Солнце существа достигли той степени Очищения, Которая даёт им возможность переходить в высшие системы без телесной смерти. Солнце всегда составляет последнюю степень каждой системы и Солнце - обитаемо, хоть никакой созданный человеческой рукой инструмент не может показать, что происходит за огненной оградой царственного светила.
   Но вернёмся к сношению с Эбрамаром. Сядь на этот табурет и приложи глаз к отверстию трубки".
   Я сел и видел, как Нарада пальцем нажал пружину, и круг завертелся с изумительной быстротой. Но сначала я не мог рассмотреть ничего, кроме огненных черт. Через некоторое время вращение стало замедляться, и будто приближалась огромная тёмная масса, потом появились очертания большого континента: предметы обозначались всё яснее, и я мог различить уже горы, долины и прочее. Это производило впечатление, будто я сижу у окна, и перед ним проходят виды населённых местностей. Но вдруг моё сердце усиленно забилось, потому что местность стала знакомой, и, наконец, показался дворец Эбрамара, окружённый садами, а на аллее, ведущей к террасе, он - со свитком в руке. Казалось, что он смотрит на меня, приветствует рукой и улыбается. При виде друга и мест, где я провёл с ним столько счастливых дней, меня охватило такое волнение, что закружилась голова. Я выпрямился и аппарат остановился.
   Нарада положил руку на мою голову, и я успокоился.
   "Ты приближаешь предметы при помощи Вибрационного Эфира?" - спросил я.
   "Да. Ты знаешь, насколько Это Вещество - тонкое. А изучив законы пользования Им, можно достигнуть самых невероятных результатов. Ведь мысль - более усовершенствованный Вид Той же Субстанции. Где - предел могущества мысли? Куда не могла бы она проникнуть? Какое расстояние, какое пространство не пролетает она быстрее света, не зная преград? А если она хорошо обработана, то может даже оставить отпечаток своего посещения. Сейчас сделаем опыт в таком роде. Спустимся в лабораторию".
   В лаборатории Нарада взял пластинку, поверхность которой была покрыта слоем серого, студёнистого вещества, с края к ней была приделана маленькая, тонкая спираль, оканчивающаяся крошечной иголкой, которая раскалилась добела, как только Учитель наложил руку на нижнюю часть спирали.
   "Теперь сосредоточься, чтобы видеть мою мысль, которая полетит гонцом к Эбрамару, просить его начертать несколько слов вот на этой пластинке".
   Он сосредоточился, и в его лбу засиял светлый шар, отражающий образ Нарады, а из шара сверкнул огненный луч, который исчез в пространстве, оставив после себя фосфорический след. Секунду спустя появилась вторая светлая струя, и перед ней, словно тень, витала голова Эбрамара. Полоса света коснулась пластинки, поверхность которой дрожала и волновалась, а игла начертала фосфорическими буквами: "По твоему желанию, шлю сердечный привет тебе и Удеа!".
   Наклонившись над пластинкой, я слышал голос Эбрамара, шепчущий эти слова, и на меня пахнул аромат его любимых духов.
   Однажды утром Нарада сказал мне: "Теперь ты отдохнул, душа и тело освежились, а поэтому настало время снова приняться за работу. Завтра мы отправимся вместе, и тебя ждёт особая миссия среди новых братьев".
   На следующий день, как было условлено, друзья собрались у Эбрамара, а Удеа продолжал прерванный накануне рассказ.
   - Ещё до рассвета Нарада пришёл за мной и сказал, что надо не медля отправиться в путешествие, о котором говорил накануне. Местность, по которой мы шли, становилась всё гористее. Затем мы вошли в скальную расщелину, которая через несколько шагов расширилась, и в конце этого как бы коридора оказалась круглая узкая лестница, которая привела к широкому подземному каналу, озарённому мягким, но сильным голубым светом. У берега была привязана лодка. Мы вошли в неё, я взял вёсла, Нарада сел за руль, и мы поплыли.
   "Теперь я должен сказать тебе несколько слов о колонии, куда ты едешь, - сказал Нарада. - Её население - немногочисленно, но уже достаточно развито для восприятия первых начал просвещения и способно понять наставников, которых привезут великие посвящённые погибшей планеты. Я поставлю тебя во главе этих первобытных людей, и ты должен будешь проявить твою способность распоряжаться, а также применять им на пользу все научные и медицинские познания, чтобы заставить их полюбить тебя, уважать и бояться.
   Впоследствии мы обсудим твою работу и достигнутый прогресс, но я надеюсь, что твои потомки сделают честь своему родителю. По их физической красоте и совершенству мозга ты будешь иметь возможность наблюдать за получаемыми успехами, потому что они - смертны, а для тебя времени не существует. Значит, тебе не для чего спешить".
   От слов Нарады меня бросило в дрожь. Слиться физически с этими полуживотными ради улучшения их породы казалось мне верхом изобретательности в отношении моего и так уже тяжкого наказания. Нарада прочёл мои мысли и сказал: "Удеа, берегись! В тебе ещё кипит закваска гордыни, мятежа и эгоизма. Преодолей эти остатки прошлого. У работавших до тебя задача была ещё ужаснее. Они также были развитые люди, посвящённые, привыкшие уже к утончённой красоте, а между тем сошлись с настоящими дикарями, чтобы заложить основу совершенствования породы и приблизить её к нашему типу. Поселения, подобные тому, куда идёшь ты, разбросаны по всему здешнему материку".
   Я усилием воли поборол внутреннее раздражение. А затем вскоре мы и причалили. В скале была пробита лестница, которая привела нас к ряду пещер, соединённых как бы в одно помещение, всюду освещённое шарами сгущённого электричества. В первой, наиболее просторной пещере из стены бил ключ, вливающийся в большой водоём, и виднелось несколько каменных скамеек. Смежная пещера представляла святилище и рабочую комнату. В ней находилось всё необходимое для богослужения, занятий и магических действий. Третья пещера оказалась спальней и была обставлена с такими удобствами, от которых я давно отвык. Там стояла постель, стул с подушкой и на столе кубок, принадлежащий мне во дни моего былого мимолётного величия. У стены помещались два шкафа и несколько больших металлических сундуков. В одном из шкафов я нашёл для себя одеяние, в другом - съестные запасы: вино, мёд, питательный порошок и так далее, но содержимое сундуков сначала удивило меня. Один из них был набит украшениями, но такими шутовскими на вид и грубыми по материалу, что я захлопнул крышку. В другом было множество пёстрых тканей, а в третьем - вещи, которые я уже не стал даже осматривать.
   "Каждое утро, - сказал Нарада, - тебя будет ждать в первой пещере корзина с более питательными запасами, и ты должен есть как можно больше, потому что соприкосновение с низшими существами будет поглощать твою астральную силу. Не мори себя голодом, и ешь, сколько захочешь. Потом тебе в помощь прибудет товарищ. Но в случае нужды ты можешь дать мне знать известным тебе способом. Вот прибор, сообщающийся с тем, который находится у меня в лаборатории. Теперь пойдём, я покажу тебе твоих колонистов".
   Мы вернулись в первую пещеру, и там он показал мне щель в скале, оказавшуюся окном, узким, правда, но из которого всё-таки можно было видеть большую равнину, окаймлённую с одной стороны лесистой возвышенностью, а с другой - озером. Эта картина расстилалась у моих ног, а на равнине была видна толпа мужчин, женщин и детей посреди большого стада животных. Они сидели кучками в тени деревьев. Все они были наги и с жадностью пожирали что-то, чего я не мог различить. Я заметил, однако, что они не были безобразны, хоть и очень высоки ростом и коренасты. Их лица не имели в себе ничего животного, а некоторые казались даже смышлёными. На выраженное по этому поводу удивление Нарада объяснил: "Это является следствием миллионов лет и труда бесчисленного множества бывших до тебя просветителей. Материк, на котором ты теперь находишься, по счёту уже четвёртый на этой планете, да и эти люди также являются четвёртой, уже усовершенствованной расой. Но на планете существуют ещё остатки предыдущих пород, предназначенных для вымирания с течением времени. Каждая из чередовавшихся рас имела своих особых наставников сообразно степени её развития. Начиная с полуфлюидических великанов, - первого вида астрального отвердевшего клише, - которых блюли и видоизменяли ДУХИ, ПРОСВЕТИТЕЛИ, прошли затем вид немого, ползавшего бескостного человечества, размножавшегося подобно растениям почкованием, став затем, двуполой, уже более совершенной в физическом и умственном отношении расой. Людской род совершил длинный путь. Теперешнее население уже готово воспринять цивилизацию, которую принесут им Великие Учителя, и получить первых царей божественной династии. Тебе и другим, кому поручена та же миссия, предстоит уготовить им путь, заложив первооснову для дальнейшего развития в будущем искусств, наук и законов, Божеских и человеческих".
   Дав советы и наставления, Нарада удалился, пообещав прислать мне помощника, как только он понадобится мне. Я опять остался один. Но мне уже не надо было привыкать к уединению, и я занялся изучением окружающей местности, а затем и вверенного мне населения.
   При изучении первого вопроса обнаружилось, что назревает локальный тектонический катаклизм, и расположившееся в долине население погибнет от разлива озера. Изыскания в окрестностях указали мне на другой стороне горного кряжа более возвышенные и поэтому безопасные долины. К ним можно было добраться по тропинкам, которые я принялся расчищать, чтобы сделать удобопроходимыми.
   Наблюдения же над населением указали, что люди жили в полной дикости, не делились на семьи и даже не умели добывать огонь, пользуясь лишь тем, который иногда получался от удара молнии. А его они хоть и боялись, но поддерживали.
   Окончив приготовления и посоветовавшись с Нарадой, я счёл своевременным показаться своим будущим ученикам, язык которых уже освоил.
   Однажды ночью я спустился в становище, где вразброс, под открытым небом, спала часть племени. Чтобы придать больше очарования моей особе, я вызвал несколько ударов грома и окутался ослепительным светом. Некоторые, наиболее чувствительные, проснулись и остолбенели от ужаса, увидев человека в белом, окружённого сиянием. Тогда я сказал прочувствованную речь и объявил, что послан Богами, отцами их предков.
   "Я снова явлюсь вам и спасу, сначала от большой угрожающей вам опасности, а потом научу, как умилостивить гнев Богов. Но бойтесь ослушаться меня!" - сказал я и исчез.
   На другой день всё поселение только и говорило о появлении посла Богов, их праотцов. А ко мне прибыл молодой адепт, ученик Нарады, в помощь по делу спасения.
   Было бы длинно передавать шаг за шагом предварительные работы моей миссии. Скажу только, что подземные толчки, частичное наводнение и несколько страшных гроз вызвали тревогу и подтвердили моё предсказание.
   Поэтому, когда я появился со своим товарищем, те, кто видели меня раньше, признали и подчинились моим повелениям. Едва только последние обитатели покинули с остатками стад обречённую на гибель долину, как разразилось землетрясение, причинившее много бед. Почва опустилась, обрушилась часть скал, окружающих долину, и она превратилась в огромное озеро.
   Мой авторитет упрочился, и я мог начать своё просветительское дело.
   Прежде всего, я разместил их по пещерам. Затем, собрав старейшин, объяснил, что для успокоения гнева Богов-праотцев, Которые властвуют над бурями, жизнью и здоровьем, как людей, так и животных, надо взывать к Ним и молиться, а затем работать. Боги, работающие, неустанно не терпят праздности, особенно среди Своих потомков. Значит, надо воздвигнуть, прежде всего, престол в честь Богов-покровителей и благодарить Их за спасение.
   Я приказал нанести камней, и под моим наблюдением вырос высокий престол, на который положили смолистые ветви и цветы, зажгли их, а народ пал ниц и криками изливал свою благодарность Невидимому Могуществу, правящему судьбами людей.
   С этого дня с помощью Ними - моего сотрудника - мы приступили к обучению тому, как добывать огонь, доить скот, извлекать медь и приготовливать хлеб из зёрен, растёртых между двух камней. Женщин мы научили плести из травы и тростника циновки, корзины и передники, которые надевались на бёдра. Когда эти первые работы были поняты и усвоены всем населением, я пошёл дальше.
   В одной из обширных пещер я воздвиг престол и поставил в ней статую, сказав, что это - изображение Бога, Который является смертным днём в виде солнца, распространяя жизнь и тепло на Земле, а ночью бодрствует над теми, кто, умирая, нисходит в царство тьмы.
   Я полагал, что настало уже время учредить церемонии, которые могли бы глубоко потрясти ум и сохраниться в их девственной душе, по своей нетронутости более доступной всяким впечатлениям. Для этого я выбрал кое-кого из молодёжи, надел им матерчатые передники и объяснил, что по повелению Великого БОГА они назначены для особого служения. На розданных им трубах они должны были играть при восходе и заходе солнца, чтобы сзывать других и вместе петь. Во время этих собраний я совершал служение, куря перед статуей ароматические травы с подобающими случаю Молитвами.
   Народ сбегался толпой, падал ниц, пел, приносил цветы и плоды, а больше всего восхищался статуей, шею которой я украсил ожерельем с драгоценными камнями, а на голову возложил металлический венец. А шесть юношей, наблюдающих за этим первым святилищем, считали себя почётно выделенными из толпы и усердно исполняли свои обязанности. За это время я ещё имел случай укрепить своё влияние и вместе с тем Веру моих поселян.
   Наводнение изгнало из логовищ множество зверей, огромных чудовищ - пережитков почти угасших пород, ютящихся ещё в горах, пропастях и болотах. Всё это бежало от катастрофы и укрылось на высотах. Эти звери производили опустошения в стадах, пожирая нередко и попадающихся им людей, а защищаться против такой массы хищников население не умело. Люди прибежали ко мне с жалобами и просьбой помочь. Я повелел, прежде всего, провести всенародное моление, чтобы испросить помощь у Великого БОГА и Богов-предков против этого вторжения.
   В сопровождении смельчаков из поселян, я отправился в долину, где ютилось больше всего этих зверей, и с помощью Эфирной Вибрационной Силы обратил их в прах.
   Ужас объял народ, а моё значение, как Высшего Существа и Посла Богов, облекло меня неограниченной властью. Это было вдвойне полезно, ввиду того, что среди населения, хоть и дикого, но уже достаточно развившегося умственно, стали попадаться мятежники, которым не нравились мои преобразования и необходимость работать. Но страх обуздал недовольных.
   После того как было проведено первое богослужение, следовало отметить торжествами три великих события жизни человека: рождение, брак и смерть. А эти обряды, чтобы сделаться затем священными, должны были быть привлекательны и всегда возбуждать к себе глубокое, неослабное влечение. Поэтому надо было обставить их весельем и торжествами, которые образовали бы вокруг религиозного обряда нечто вроде магического кольца. Если бы даже ослабла Вера, то пленяющая воображение пышность обстановки побудит каждого сберечь эти важные и даже необходимые с оккультной точки зрения обряды, могучие вследствие магической силы ритма, числа и так далее. Необходимо было внедрить настолько прочно эти обычаи и приводящие в действие Сокровенные Силы Добра ритуалы, чтобы они из поколения в поколение передавались от отца к сыну и приковывали к себе людей хотя бы внешними формами, если те не в силах будут постичь их сокровенный смысл.
   Прежде чем установить брачный обряд, следовало дать имена моим "подданным", не имеющим их, а затем развить их язык и приготовить к образованию семей. Этим я и занялся.
   Однажды я собрал население долины и объявил, что через меня Великий БОГ повелел, чтобы впредь каждый из их племени выбрал себе жену, с которой и будет соединён в пещере обрядами, в присутствии БОГА, державшего в СВОЕЙ Власти жизнь и смерть, здоровье людей и животных, бурю и наводнение. Я присовокупил к этому, что только сочетающиеся таким образом и их дети вступят после смерти в обитель Богов, где будут вечно наслаждаться Всеми Благами, Покоем и Радостью.
   Это объявление вызвало волнение, однако никто не посмел возражать, и под моим и Ними наблюдением приступили к необходимым приготовлениям для основания семьи.
   Каждая чета, по Повелению БОГА, обязана была занять отдельное помещение, а для этого приспособили пещеры и построили шалаши. Мы же с товарищем раздавали необходимые принадлежности хозяйства: деревянную и глиняную посуду, куски материи и так далее.
   Эти приготовления давали также случай преподать начала ремёсел, так как впредь им предстояло уже самим изготовливать все те вещи, какими одарили их Боги. Вместе с тем, их бедный язык обогатился множеством новых слов. Наконец, из слишком юных для женитьбы мальчиков и девочек мы составили хоры, которые должны были петь и жечь благовония, потому что я хотел обставить это первое в их жизни таинство наибольшей пышностью.
   Наконец наступил великий день. Женихи и невесты в пёстрых передниках, ожерельях и обручах на голове, вереницей отправились в пещеру. Весь народ был во всём новом и украшен безделушками и побрякушками, розданными нами.
   Перед статуей на треножнике курились ароматы, и я совершал богослужение в белом одеянии. Каждому я дал из золотой чаши пряного вина, какого они никогда не пробовали, и над каждой четой прочёл заклинание, грозившее Гневом Небес всякому мужу или жене, если кто вступит в союз с кем-либо другим, помимо данных им перед Лицом БОГА, Небесного ВЛАДЫКИ.
   Впечатление этого обряда на моих подданных было подавляющее. Под влиянием мистического веяния, могущество которого они чувствовали, их могучие, крепкие тела трепетали от страха.
   Потом я учредил религиозные церемонии для рождения и погребения.
   Через некоторое время, я и мой сотрудник покинули нашу пещеру, куда никто из поселян не смел входить, и перешли в долину, где построили себе домики, которые, при всей их бедности и грубости, казались дворцами этим людям. Я выбрал в жёны молоденькую, хорошенькую и смышлёную девушку. Любви она мне не внушала, конечно, и её ограниченность мешала ей быть для меня истинной подругой жизни. Но она была кротка, боязлива и послушна, поэтому наша жизнь была сносной. Ними также женился, и у нас было много детей, которых мы впоследствии переженили. Наше потомство уже значительно выделялось среди прочего населения по красоте, гибкости тела и умственному развитию.
   В течение долгих лет я занимался духовным и умственным развитием моих колонистов: учил их обработке земли и посадке винограда, развивал богопочитание, а для служения при храме и хранения священного огня учредил общину молодых девушек, которые подчинялись особому режиму, одухотворяющему организм. Наиболее развитые умственно из моих и Ними сыновей образовали духовенство и целителей. Первых я научил, религиозным обрядам и некоторым магическим формулам, а вторым передал рецепты приготовления лекарств, и объяснил, как распознавать самые общие болезни, такие как лихорадка, чахотка, язвы, зубные боли. Дал знания о лечении ран, симпатические формулы против кровотечения и так далее. Вся эта "наука" должна была оставаться тайной и передаваться не иначе, как под клятвой молчания наиболее достойным из последующих поколений. И, как ни бедна и первобытна была эта наука, она давала представителю БОГА известное влияние.
   Я позаботился также о защите от диких животных и беспокойных соседей. По моим указаниям было сделано первое оружие, и я научил владеть им. Было образовано несколько отрядов воинов.
   Я стал уже прадедом, когда получил извещение, что Учителя прибудут осматривать мои труды, и ожидал их без страха, потому что мне не пришлось бы краснеть за свою работу.
   Поселение изменило свой физический и умственный облик. Всюду был виден порядок и кипела деятельность, а красота и изящество форм сближали эту человеческую горсточку, несмотря на высокий рост, с той породой, которую привезут с собой высшие посвящённые с угасшей планеты, и давали возможность им слиться. Учителя остались довольны и разрешили мне покинуть поселение, чему я обрадовался, потому что утомился.
   И так, я собрал народ и объявил, что Боги отзывают меня, и настало время, когда я должен умереть, но так, чтобы никто не знал и не искал, где покоятся мои останки. Своим заместителем я назначил одного из моих внуков, образованного, энергичного и разумного человека. С народа я взял клятву в верности новому владыке, а тот, умирая, должен был избрать себе наследника.
   В торжественной церемонии я передал ему шлем, щит и меч, которые должны были всегда принадлежать главе народа, обязанного ему во всём повиноваться. Преподав моему преемнику последнее наставление и простясь с населением, огорчённым моим уходом, так как меня полюбили, я удалился в горы и исчез, а через некоторое время за мной последовал Ними.
   Вы понимаете моё волнение, когда я, словно освободившись от огромной тяжести, направился по дороге к Сфинксу. Много лет минуло с того дня, как мне пришлось впервые плыть подземным каналом. Но за просветительской работой время текло незаметно. Вы ведь знаете: кто трудится, времени не видит. Нарада встретил меня приветливо, поздравил с выдержанным испытанием и спросил, чем меня наградить, не было ли у меня желания, которое он мог бы исполнить?
   Этот вопрос пробудил во мне сознание усталости и истощения, которые были следствием борьбы и почти нечеловеческого труда в течение долгих веков.
   "Увы! Мне не дано умереть, - сказал я. - Но, взамен этого, если возможно, даруй мне покой, сон без сновидений, чтобы отдохнула душа, не мысля и ничем не волнуясь. Я так жажду покоя, и так устал, что подобное состояние полного забвения послужит для меня величайшей милостью".
   "Понимаю тебя, сын мой, и твоё желание отдохновения душевного и телесного - законно. Иди в свою келью, а я принесу тебе желаемую награду", - сказал Нарада.
   Молодой ученик Мага пришёл ко мне и предложил выкупаться, а затем переодел меня в длинную тонкую полотняную тунику и провёл в незнакомую мне залу, где воздух был пропитан восхитительным ароматом. В углублении стены было приготовлено мягкое ложе, на которое я и возлёг, а ученик прикрыл меня одеялом.
   Вошёл Нарада с чашей тёплой жидкости, которую я с наслаждением выпил. Затем он положил мне руку на лоб, и я услышал дивную музыку. Мелодия убаюкивала, и у меня появилось ощущение, что я витаю в воздухе, качаясь на туманных облаках, в голубоватой атмосфере, насыщенной одурявшими ароматами. Наконец, я потерял сознание...
   Сколько времени я спал - не знаю, но полагаю, что долго. Проснувшись, я почувствовал, что обновился душой и телом.
   Тогда Нарада и познакомил меня с некоторыми подобными мне изгнанниками и среди прочих занятий мы принялись за постройку вот этого дворца.
   Самое тяжёлое было пережито, я и мои сотоварищи уже не чувствовали себя одинокими, да и работы были менее тяжелы. Наконец ваше прибытие развеяло последнюю тень прошлого и вернуло всё утраченное нами.
   Удеа умолк, глядя вдаль, а прочие были также погружены в мысли. Прервал молчание Эбрамар, который встал, пожал руку друга и сказал:
   - Рассказ облегчил твою душу, а братья разделяли мысленно твой труд и радовались твоему торжеству. Теперь подними голову, Удеа, поставь крест на прошлом и смело смотри в будущее: оно готовит тебе много радостей, но и много облагораживающей работы, необходимой в нашей странной жизни.
   - Ты - прав, верный друг! Так будь же моим руководителем в этой новой фазе моего существования. Обещаю тебе Послушание и Добрую Волю по мере моих сил, - сказал Удеа.
   И друзья расстались.
  
   Глава 5
  
   На высокой скале, господствующей над горами и долинами вокруг города Магов, сидел человек и мрачным, задумчивым взором смотрел на картину, которую лучи восходящего солнца заливали золотом и пурпуром.
   Это был молодой человек высокого роста, худощавый и хорошо сложенный. Но его красивое и выразительное лицо дышало умом и решимостью. Густые иссиня-чёрные волосы кудрями обрамляли широкий лоб мыслителя, но в больших, тёмных, бархатистых глазах горело выражение, указывающее на страсти, таящиеся в его душе.
   Его взгляд впивался в далёкие долины и леса, а руки сжимались. Его влекло желание пробраться в эту пустыню, новый для него мир, полный тайн, невиданных красот, а между тем доступ туда был воспрещён.
   Мечтатель вздохнул, встал и с минуту смотрел на город Магов, на огромном пространстве обнесённый высокими стенами.
   Пышная зелень окутывала разноцветные дворцы, высокие астрономические башни, исполинские сооружения храмов и школ. Но взгляд молодого человека равнодушно скользнул по этой картине и остановился на временном жилище Магов, которое приготовили им изгнанники.
   Отсюда обширное здание было видно, как с высоты птичьего полёта, а зоркий глаз наблюдателя искал и нашёл окрашенное в голубое с серебром крыло дворца, где жил Дахир. Но в одной из аллей сада он различил две женские фигурки в белом, направившиеся к дому. Его лицо вспыхнуло при этом, и лишь только белые фигуры скрылись в тени деревьев, он отвернулся и стал спускаться по крутой тропинке. Его лицо снова нахмурилось, брови сдвинулись, и грудь вздымалась.
   Этот молодой человек был Абрасак и находился под покровительством Нараяны, будучи его любимым учеником. Скажем несколько слов о его прошлом и том случае, который доставил ему дружбу причудливой, но гениальной личности, сохранившей в себе столько "человеческого", несмотря на бремя веков и превратности его существования.
   Приблизительно в ту эпоху, когда на умершей Земле разразились бедствия, названные "БОЖЬИМ Гневом", во время одного из своих странствий Нараяна очутился в некоей стране, объятой революцией.
   Там с давних пор установилась республиканская форма правления, с подобающей тому времени полной свободой нравов и общественной жизни. Однако за несколько лет перед этим государственный строй был ниспровергнут одним молодым человеком, потомком прежде царствовавшей династии, который сумел собрать себе сторонников, покорил слабое и распущенное правительство, восстановил королевство и занял трон.
   Благодаря проницательному уму, ловкости и железной воле, молодой король в течение нескольких лет сумел продержаться у власти. Но его враги тем временем также спохватились, а так как они составляли большинство, то, наконец, и восторжествовали. Со всей утончённой злобой, присущей низким и пошлым душам, победители приговорили свергнутого монарха к повешению во всех королевских регалиях.
   Над местом казни пролетал в эту минуту воздушный экипаж Нараяны, и это шествие привлекло его внимание, а гордая осанка осужденного и его мужество перед лицом позорной и мучительной смерти внушили сочувствие.
   Нараяна ознакомился с обстоятельствами дела и возмутился жестокостью и издевательством толпы. В нём созрела решимость спасти несчастного, и не успела процессия дойти до площади, где возвышалась виселица, как план спасения уже начал выполняться.
   Погода тогда стояла пасмурная и туманная, а небо было покрыто тучами. Вдруг стало темно, засверкала молния, и хлынул дождь с градом. Такой грозы никто не помнил.
   Судья начал читать приговор, но свалился, получив удар в голову упавшей огромной градиной, и народ объяла паника. Пользуясь возникшей сумятицей, Нараяна пробрался сквозь толпу к осужденному, стоящему спокойно, и шепнул ему на ухо, сжимая его руку:
   - Скорее долой это смешное тряпьё, и - за мной. Я вас спасу. Молодой король сбросил мантию и украшения, а затем проскользнул сквозь толпу за спасителем, и они добежали до самолёта.
   Нараяна отвёз спасённого им в гималайский дворец. Пылкая благодарность молодого человека, его послушание и усердие ещё больше расположили к нему чудака-покровителя. И чем больше он беседовал с Абрасаком, тем больше восхищался его редкими способностями, умением всё понять, его энергией и силой воли, для которой не существовало, казалось, никакой трудности, никакого препятствия. Поэтому, когда Абрасак умолял принять его в ученики, он согласился. Он был до того восхищён своим учеником, что рассердился даже на Супрамати, когда он однажды заметил:
   - Если ты хорошо изучил личность Абрасака, то должен был бы заметить, что он - не из тех, кто заслуживает быть адептом Высшего Знания. Послушай моего совета и бережливо открывай ему Тайны Науки.
   - Не знаю, почему вы питаете антипатию к этому юноше? Ты, Дахир и даже Эбрамар не доверяете ему будто, а между тем вам нечего опасаться с его стороны: перед вами, исполинами Знания, какое значение может иметь то немногое, чему я научу его? - сказал он.
   По природе Нараяна был такой пылкий и представлял такую смесь отваги, слабостей и великодушных порывов, что высоко ценил и восхищался подобными качествами и в других.
   - Того, что ты преподаёшь ему, достаточно, чтобы он злоупотреблял своими познаниями, и когда-нибудь ты раскаешься в избытке доверия. Но, конечно, поступай, как хочешь, - сказал Супрамати.
   Но Нараяна был упрям, и Абрасак сумел втереться в его доверие. Восприимчивый ум ученика, сила воли, чрезвычайная быстрота понимания наиболее трудных задач восхищали Учителя, и со свойственной ему неосмотрительностью Нараяна посвятил Абрасака во многие тайны.
   Раз Нараяна не удержался, чтобы не похвастаться перед Эбрамаром успехами ученика и великими уже приобретёнными познаниями, которыми тот никогда не злоупотребляет.
   Маг взглянул на него.
   - Правда, его ум возвышается, зато сердце - в застое. Он легко постигает механику Великой Творческой Машины, но не усваивает Мудрости. Берегись, Нараяна, ты создаёшь Мага, одержимого гордостью и тщеславием. Он способен, подобно Прометею, похитить священный огонь и воспламенить мир. Он - не смирен душой, как подобает быть Магу, и никогда не обращается к Силам Небес. Он, правда, подчинился всему ради достижения своей цели, но я сомневаюсь, чтобы преследуемая им цель была Восхождением к Свету.
   При наступлении конечной катастрофы Дахир советовал Нараяне оставить Абрасака на Земле, но он возмутился против такой жестокости.
   - Я - уверен, что вам там пригодится его ум, а такой учёный и деятельный человек будет полезнее того стада болванов, что вы берёте с собой, - сказал он.
   Увидев потом отчаяние Абрасака, когда солнце больше не показывалось, и он понял, что наступает конец, Нараяна не смог удержаться от искушения и дал ему Эликсир Жизни. Абрасак был счастлив и гордился сознанием, что перестал быть смертным и даже в новом мире ему обеспечены века долгой жизни.
   Вначале, по прибытию на новую планету, его заняли научные работы и хлопоты по устройству жилья. Но мало-помалу влечение к науке ослабело, а его душу заполонили иные помыслы.
   Первыми пробудились любопытство и тщеславие, внушая ему, что он знал всё, повелевал стихиями, а между тем не имел ещё случая применить это завоёванное Знание и Могущество Власти. И вдруг город Магов, с его спокойной гармонией и суровой дисциплиной, ему опротивел, запрещение выходить из этого места казалось произволом, а работа без борьбы и практической цели - нелепой и скучной.
   Ещё одно обстоятельство разожгло его нездоровые думы. Лишь на новой Земле он увидел в первый раз Уржани, дочь Дахира, и пылкая, упорная любовь охватила его сердце. Как обольстительный призрак, днём и ночью витал в его воображении образ пленившей его сердце девушки. Прозрачная и белая, она казалась вытканной из воздуха и света, а в её голубых глазах отражалась небесная чистота...
   В душу Абрасака запало желание обладать Уржани, хоть он и понимал всю безнадёжность своей любви. Дочь Мага о трёх лучах была предназначена, наверное, какому-нибудь посвящённому высшей степени, может, даже Удеа, или одному из сыновей Супрамати. А холодность Дахира к нему являлась сама по себе доказательством несбыточности его желаний. Овладеть же девушкой силой, вырвать её из подобной среды было бы безумием. Но Абрасак был не из тех, кто останавливается перед затруднениями, наоборот, препятствия ещё больше усиливали его упорство.
   Во время их редких встреч, когда ему случалось иногда перекинуться с ней несколькими словами, Уржани выказывала равнодушие, едва замечала его, но это обстоятельство ещё больше разжигало его страсть.
   Всё больше крепло в нём решение, захватить Уржани во что бы то ни стало. Но раньше, чем покуситься на это похищение, необходимо было приготовить убежище для своей добычи и войско на защиту. Чтобы устроить всё это, надо покинуть город Магов, и он решил бежать.
   Пока планы роились в голове Абрасака, он не замечал, что вокруг него скапливались особые призрачные существа - отражения его беспорядочных желаний, которые бурлили. Это были верные сотоварищи, но опасные сообщники, сопутствовующие его смелым намерениям и созданные им же в минуты крайнего возбуждения, когда разнузданная мысль порождает таких зачинщиков мятежа.
   Недаром Великие Учителя Мудрости, Послы БОГА всегда внушали и предписывали дисциплину и наблюдение за мыслями. Мозг - это таинственная динамическая машина, которая порождает не одни лишь пошлые и безобидные мысли, а создаёт порой и живые формы, снабжённые опасной силой.
   Посвящённые были осведомлены о планах Абрасака, а по поводу задуманного им бегства и смелых намерений состоялось даже совещание Иерофантов при участии Супрамати и Дахира.
   Последний, первым открывший замыслы и следивший за мятежником, изложил его планы и главную побудительную причину его поступков - страсть к Уржани, а после этого спросил старейшину Иерофантов: будет ли воля верховного совета на то, чтобы помешать похищению его дочери, или событиям предоставлено идти своим путём?
   - Братья мои и я уже обсуждали готовящиеся события и решили не препятствовать бегству человека, которому судьба предназначила быть рычагом, чтобы подвинуть народы на следующую, высшую степень развития. Ты знаешь, что удар вызывает огонь, а борьба, которую вызовет этот человек, неизбежна и необходима для народов, коснеющих в бездействии.
   - Мне - жаль, дорогой сын мой, что твоё чистое и лучезарное дитя возбудило нечистую страсть в этом человеке, но ты возвышенно смотришь на жизнь, а поэтому понимаешь всё величие и предопределение её испытания. Что же касается Нараяны, своим упрямством и непредусмотрительностью привлёкшего в нашу среду этого человека, вооружив его на борьбу, которую сам же должен будет вести с ним, пусть он получит этот урок осторожности. Уж мы позаботимся, чтобы он до известного времени не подозревал о неблагодарности своего любимца.
   Поглощённый другими мыслями, Нараяна ничего не замечал и мало занимался Абрасаком. Он работал над украшением и обстановкой своего нового дворца, представляющего чудо художественной красоты и утончённой роскоши. Ничто не было ему достаточно прекрасным для той, которую он хотел поселить в этом жилище, так как глубокая и горячая любовь завладела непостоянным сердцем Нараяны.
   Любимую девушку он знал чуть ли не со дня рождения: на его глазах вырос и развивался цветок, именуемый Уржани, и он не заметил даже, когда и как дружба превратилась в любовь. А их дружба была давнишняя. Никто не умел так развлекать девочку, восхищать своеобразными подарками и забавлять рассказами, как дядя Нараяна. Дахир и Эдита давно подметили произошедшую перемену в чувствах обоих друзей и не препятствовали их сближению. Эдита ещё высказывала некоторые опасения, но муж успокоил её. Дахир полюбил его, а с тех пор, как он получил первый луч Мага, в душе Нараяны произошла большая перемена к лучшему. Он уже должен был обуздать свои земные слабости и возвышаться, а добрые качества его природы более определились.
   Разговор о браках, предложенных Магами, разъяснил Нараяне сущность его чувств к Уржани. Тем не менее, мысль жениться на ней вызвала в нём внутреннюю борьбу. Первый раз в жизни он почувствовал себя стариком по отношению к этому ребёнку, а воспоминание о мятежном прошлом внушало опасение, что Дахир, может, отнесётся к нему с недоверием и не захочет иметь своим зятем. Всё же и под лучом Мага таилась ещё бурная натура прежнего человека, чтобы подчиниться каким бы то ни было, даже самым разумным доводам рассудка. И вот, неожиданно, произошло между ним и Уржани объяснение.
   Во время прогулки по городу Магов, когда он показывал ей свой дворец, и они болтали в саду, а Уржани восхищалась красотой виденного, Нараяна сказал:
   - Да, это - не дурно на время, а настоящий волшебный дворец, я построю в моей будущей столице. Ты же знаешь, в будущих государствах, где будут царить первые божественные династии, одно из царств предназначено мне. Я построю, конечно, столицу и, как обещал тебе когда-то, назову её "Уржана". Дворец же, где я буду жить с женой, будет чудом. У меня готов и план его.
   Уржани покраснела и опустила глаза, а потом спросила:
   - А кто будет твоей царицей, дядя Нараяна?..
   Глаза Нараяны заблестели, он нагнулся и взял её руку.
   - Хочешь быть царицей в городе твоего имени? - спросил он, заглядывая в её смущённые глаза. - Только я уж не пожелаю называться "дядя Нараяна".
   - Да, хочу, если отец и мать позволят быть твоей царицей. Но ты должен обещать не любить никакую другую женщину, потому что, говорят, ты был очень ветреный, - сказала Уржани.
   Нараяна рассмеялся:
   - По всему видно, что госпожа Ева переехала сюда с покойной Земли, и что во всех мирах женщины - похожи одна на другую. Что же касается распущенной обо мне дурной славы, будто я был повесой, так это - старые и необоснованные сплетни. Я только любовался всеми видами женской красоты, потому что я по природе - художник. Но так как вместе с тем я никогда ещё не любил и не восхищался чем-либо столь же прекрасным, как моя маленькая Уржани, то могу поклясться - быть ей верным. Завтра утром отправлюсь просить твоей руки у твоих родителей.
   На другой день утром Дахир и Эдита были на террасе, прилегающей к их помещению. Листва окружающих деревьев заслоняла её от солнца, а душистые кустарники в больших кадках, в изобилии расставленных, повсюду образовали тенистые уголки, и в одном из них, около стола, сидела и работала Эдита.
   На столе перед ней стояли две большие плоские хрустальные вазы. Одна была с золотом, другая с серебром, но металлическая масса была мягка и гибка. Эдита брала то из одного, то из другого сосуда, и её тонкие пальцы лепили корзинку для плодов, изумительную по художественной работе. Она занималась изготовлением посуды для украшения и обихода в новом дворце города Магов, куда им предстояло скоро переселиться.
   Но в этот день Эдита была рассеяна, и минутами её руки покоились в бездействии на коленях, а взор застывал на расстилающейся перед ней картине природы.
   Прислонившись к перилам террасы, Дахир стоял в длинной белой тунике Магов. Его лицо было подёрнуто также грустью, и взор смотрел вдаль. Вздохнув, он провёл рукой по лбу, а потом подошёл к столу.
   - Нараяна придёт сейчас просить у нас Уржани в жёны. Ты знаешь, вчера вечером между ними произошёл разговор, - сказал он.
   - Да, она любит его, и это - понятно, поскольку он - обаятельный и искусный человек в покорении женских сердец, - сказала Эдита.
   - Да, в этом он - мастер. Но я пришёл к убеждению, что он питает глубокую Любовь к нашей Уржани, и, конечно, это чувство - самое прочное из всех, какие когда-либо бывали в его сердце. Он изменился к лучшему во время последнего Посвящения, - сказал Дахир, и его лицо озарилось усмешкой.
   - А между тем он привёз с собой этого ужасного Абрасака, из-за которого счастье Уржани будет кратко, да и окажется ли бедняжка на высоте в предстоящем ей испытании? Ты знаешь, Дахир, как опасны даже для чистой и уравновешенной души окружающая обстановка, общество лукавых существ с низменными инстинктами и влияние разнузданных страстей. А ведь она будет жить в таком аду, - сказала Эдита, подняв на мужа глаза, полные слёз. - По-видимому, её душа предчувствует грозу, потому что Уржани много раз жаловалась на дурные предчувствия и на ощущение, будто на неё опускаются тяжёлые, чёрные флюиды.
   - Правда, тяжёлая борьба ожидает Уржани. Но ведь она - дочь Магов и не изменит своему назначению. Неудивительна и незначительна заслуга быть добрым, чистым и великодушным там, где ничего нет, что бы соблазняло и шло наперекор привычкам, где ничто не возбуждает дурные задатки, таящиеся в бездне человеческой души. Только в борьбе познаются силы, а готовящиеся события начертаны в книге судеб. Подвижники во все времена уходили от мира, ища в лесах или пустынях Тишину и Уединение, что помогает Сосредоточению. Уржани должна сохранить лучезарную чистоту своей души посреди бурь, и я надеюсь, что она вернётся к нам победительницей, - сказал Дахир, пожимая руку жены. - Но вот едет Нараяна.
   На озере показалась лодка с одним гребцом, и в ней стоял Нараяна в облачении рыцарей ГРААЛЯ. Лучи солнца играли на металлическом шлеме и серебряной тунике, а его высокий и стройный стан выделялся на фоне воды.
   - Какой красавец! Он создан женщинам на погибель, - сказала, смеясь, Эдита.
   Нараяна выскочил из лодки на ступени пристани и пошёл к ним. Дойдя до Дахира с Эдитой, он остановился и сказал с улыбкой:
   - Находясь перед родителями, не принадлежащими к числу обыкновенных смертных, не требуется будто высказывать мою просьбу. Вам она - известна уже, и я знаю, что отказа мне не будет. Тем не менее, мне хочется услышать из ваших уст, что я - не совсем-таки нежеланный зять.
   Дахир пожал протянутую ему руку и сказал:
   - Добро пожаловать, Нараяна. Мы ничего не имеем против избранника сердца Уржани, уверенные, что ты будешь любить нашу дочь, и что с тобой она будет счастлива.
   - И что Нараяна-ветреник превратился в степенного Нараяну, - дополнила Эдита слова мужа.
   - Ты угадала, дорогая тёща, и мои добродетели изумят мир. Но где же - покорительница моего сердца, ради которой я даже готов остепениться? - сказал Нараяна, целуя руку хозяйки.
   - Ты найдёшь её возле птичьей беседки, а пока вы будете болтать, я приготовлю здесь угощение и приглашу наших друзей выпить за здоровье жениха и невесты. Мой план, надеюсь, тебе нравится? - спросила Эдита.
   - Ещё бы! Благодарю за добрую мысль. Это будет будто мы всё ещё на нашей бедной умершей Земле. Ах! И надо же было ей погибнуть, когда я собираюсь жениться. Это - ужасно! Что бы ни было, а она всё - близка моему сердцу, - со вздохом сказал Нараяна. - А пока, до свиданья. Я иду к моей красавице невесте.
   Сложив на стул шлем и меч, он сошёл с террасы и исчез в одной из аллей сада.
   Он вышел на лужайку, посреди которой в большом водоёме бил фонтан, а сбоку пряталась в чаще зелени беседка, затянутая ползучими растениями. На скамье у беседки сидела Уржани. Рядом с ней стояла корзина, а в руках она держала чашку с зёрнами, которые бросала горстями. Вокруг неё, на коленях, плечах и земле порхали и клевали корм стаи яркоперых птиц. Она гладила красивую бирюзово-голубую птицу с серебристым хохолком, сидящую на краю чашки. Уржани была обаятельна в широкой белой тунике, стянутой серебряным поясом. Увидев Нараяну, она покраснела, поставила чашку на скамью и встала.
   - Надо ли заставлять тебя догадываться о причине моего прихода? - спросил Нараяна с чарующим взглядом и улыбкой, завоёвывавшей сердца женщин.
   Уржани подняла на него чистые и глубокие глаза.
   - Была ли бы я истинной дочерью Дахира, если бы не слышала голос твоего сердца, несмотря на то, что уста молчат? Да и ты знаешь, чувствуешь и видишь давно, что я полюбила "блудного сына" Магов. Я люблю тебя и не краснею от моего признания. Я готова делить твою жизнь, труды, успехи и неудачи и идти за тобой к Свету, когда будет выполнен начертанный нашими Учителями план, - сказала она.
   - Я постараюсь быть всегда достойным твоей Любви, - сказал тронутый её словом Нараяна, привлекая её в объятья.
   Послышалась Гармоничная Вибрация. Это были Могучие и Нежные Аккорды, потрясающие всякий нерв.
   - Это Музыка Сфер выражает согласие Верховных Магов на наш союз и их благословение, - сказал Нараяна, - а вот и подарок Эбрамара, - прибавил он, указывая рукой на большую белую птицу с золотистым хохлом, которая быстро спускалась, держа в клюве венок из белых фосфоресцирующих цветов, и возложила его на голову Уржани.
   Жених с невестой знали, что это - одна из магических птиц, которыми пользовались великие посвящённые, а поэтому оба погладили и поцеловали головку крылатого посла. Издав радостный крик, птица взмахнула крыльями и улетела.
   Пока беседовали жених с невестой, Эдита позвала нескольких молодых учеников Дахира, набранных из среды землян, чтобы помочь ей в приготовлениях к пиру, а также созвать друзей.
   Приготовления уже шли к концу, когда начали прибывать гости. Эбрамар пришёл после других, а одновременно с ним в противоположную дверь вошли Нараяна и Уржани.
   Счастливым, весёлым взглядом окинул Нараяна круг друзей. Собралась вся его духовная семья: Эбрамар и Нара, Супрамати и Ольга с детьми, Дахир и Эдита, Удеа, Нивара и некоторые другие. Эбрамар первый обнял и благословил жениха с невестой. Но когда Нараяна подошёл к Наре и встретил насмешливый, лукавый взгляд бывшей жены, он расцеловал её в щёки и шепнул на ухо:
   - Я постараюсь быть для неё более честным мужем.
   - Будем надеяться. Мы все так много потрудились для твоего совершенствования, что ты должен оправдать наши старания, - сказала Нара.
   Когда перешли в столовую, Эбрамар сказал:
   - Прежде чем сесть за стол, друзья, нам следует пропеть благодарственную Молитву Неизречённому СУЩЕСТВУ, осыпавшему нас столь неоценёнными благами.
   Все сначала безмолвно и благоговейно сосредоточились, а потом раздалось пение, которого не слышало ухо ни одного обычного смертного, так оно было чудесно по совершенству исполнения, и в каждом его звуке слышались Вера, Любовь и Благодарение.
   По окончанию Молитвы начался обед, оживлённый беседой. Один Нараяна был задумчив. Когда же Нивара выразил восхищение разнообразием и богатством произведений планеты и прибавил, что среди этого обилия можно забыть, что находишься в другом мире, Нараяна сказал:
   - Ты - прав, Нивара, наша новая отчизна осыпает нас столькими благами, что было бы неблагодарно с нашей стороны не полюбить её и не чувствовать себя счастливыми здесь. Тем не менее, выпьем в память погибшей Земли, где мы совершили самый тяжёлый в нашей жизни переход. Наша бедная Мать-Кормилица - не виновата в том, что неблагодарное человечество разграбило её, использовало, разорило, высосало её жизненные соки и обрушило на неё силы хаоса, которые повлекли за собой её преждевременную кончину. Я полагаю, что в сердце каждого из нас она сохранит всегда своё место, так как с ней связаны воспоминания о наших несовершенствах, о счастливых и недобрых минутах, о пережитых бедах, о любви и ненависти, о победах и неудачах - в общем, обо всей той борьбе, которую претерпевает неуравновешенная душа. - Он взял чашу и встал. - За тебя, Земля, бывшая нашей колыбелью, вознесём, друзья, Молитву и прольём слезу.
   Все встали, и на глазах многих показались слёзы. Слова Нараяны пробудили тысячи воспоминаний. Много дорогих теней восстало из пучины прошлого, и всколыхнулись сердца людей, волей судьбы выброшенных из среды заурядного человечества.
   - Признательность - это благороднейшее из качеств и необходимый долг человека. Пропоем же вечную память нашей родной колыбели и пусть дойдут до неё наполняющие наши сердца Чувства Любви и Благодарности. Пусть они согреют и утешат там тех, кто искупает на мёртвой Земле своё возмущение против СОЗДАТЕЛЯ и ЕГО Законов, - сказал Эбрамар.
   Пение Магов вылилось в бурю глубоких захвативших душу звуков. Из всех их исходили потоки огня и ослепительного света, уплотнившиеся в виде раскалённого шара, который треща и выбрасывая снопы искр, устремился в пространство по направлению к далёкой, окутанной тёмными тучами, лишённой света и тепла Земле, темнице отверженных.
   Известие о помолвке Нараяны с Уржани быстро разнеслось между обитателями города Магов и среди землян. Но для Абрасака оно явилось громовым ударом и в первую минуту подавило его. Судьба отдавала обожаемую им женщину его спасителю, благодетелю и посвятителю, у которого ему предстояло её похитить. Сначала он устыдился и почувствовал угрызения совести за такую неблагодарность. Но доброе побуждение растаяло, когда он увидел жениха с невестой, которых должен был поздравить вместе с другими учениками.
   При взгляде на Уржани в его душе закипела буря, и Нараяна ничего не заметил только вследствие своего ослепления и рассеянности. Что же касается невесты, то она даже не взглянула на Абрасака, затерявшегося в толпе других учеников и скрывшегося. Зато, вернувшись к себе, он дал волю отчаянию и бешенству. Закипели все гнездившиеся в его душе недобрые побуждения, заглушая угрызения совести, благодарность и стыд. Когда же по-прошествии нескольких часов он встал бледный, но спокойный, то в его глазах, сверкавших злым огнём, и в складке стиснутых губ читалась решимость.
   Он решил бежать как можно скорее и стал готовиться к отъезду. Ещё на Земле он был превосходным наездником, а в новом мире приручил одного из крылатых драконов - великолепное, чёрное животное, которое слушалось его, понимая каждый его жест и слово. На нём он любил совершать воздушные поездки в пределах разрешённой местности. Но этого было мало, и ему хотелось быть вооружённым для предстоящей борьбы с Магами. Поэтому он заблаговременно и понемножку похищал у Нараяны те из магических предметов, которые могли бы ему понадобиться и не стесняли бы своими размерами.
   Для своего бегства Абрасак хотел воспользоваться тем оживлением, которое вызвали последние приготовления к освящению города и брачным торжествам.
   Однажды ночью он уложил в большой продолговатый ящик свои тайно добытые сокровища, а на дно положил флакон с Первичной Материей погибшей планеты, ввиду того, что не имел возможности приобрести Таковую же в новом мире. Эта Эссенция уже не имела силы для планетной жизни, но являлась, тем не менее, могущественным средством против болезней и обеспечивала продолжительное существование. Потом он поместил в ящик несколько свитков древних текстов и книгу с магическими формулами, а в точёной коробочке спрятал амулеты и большой силы магические перстни, которые тоже похитил из собрания Нараяны. В нескольких металлических шарах величиной с орех хранились тонкие трико, лёгкие, пропитанные Таинственной Эссенцией и обладающие не менее удивительными свойствами. Так, например, одно делало носившего его невидимым для глаз обычного смертного, другое - неуязвимым для действия стихий и уменьшало тяжесть его в воздухе, а третье в полной тьме, хотя бы даже в недрах земли, излучало свет, подобный лунному, и испускало аромат, уничтожающий самые ядовитые миазмы. Вместе с прочим спрятан был и чёрный шар величиной с гусиное яйцо, при нагревании становящийся прозрачным. Он показывал будущее.
   Наконец он положил в ящик семь флейт, разнообразных по величине и материалу. Звуки одной укрощали зверей, другая усмиряла грозу, была и такая, звуки которой во время сражения возбуждали воюющих до неистовства.
   Все эти магические инструменты и другие такого же рода предметы при умелом пользовании ими развивали великую силу, и Абрасак со свойственными ему лукавством и хитростью выбрал то, что могло бы окружить его ореолом таинственности или покорить ему дикие племена посредством страха перед его могуществом и вселяя в них убеждение, что он - сошедший с неба Бог.
   - С этими средствами я смогу покорить мир, наносить поражения Магам и доказать тебе, Уржани, что я стою выше твоего Нараяны! - проворчал Абрасак, закрывая ящик.
   Затем он повесил на шею лиру, поднял ящик и поспешил на высокий утёс, где его ожидал крылатый друг, и лежало несколько ранее снесённых туда узлов. Привязав к спине животного поклажу, он сел верхом и направил свой полёт к далёким лесам и равнинам, манящим его своей тайной и тянущимся по ту сторону запретного рубежа. Он летел побеждать неведомый мир, одинокий и вооружённый лишь своим знанием, отвагой и страстью.
   На вершине одной из высоких астрономических башен города Магов стояли Эбрамар с Дахиром. Оптический инструмент был направлен на одинокую скалу, где сидел тёмный дракон Абрасака.
   - Вот он привязывает к спине дракона ящик с тем, что украл у Нараяны, - сказал Дахир.
   - Пусть следует по пути событий, предначертанных в астральном клише. Наступил момент, когда должно разразиться великое движение, которое пробудит страсти, настроит умы и создаст изобретателей. Пусть слепое орудие судьбы идёт своей дорогой. Его тщеславие, столкнувшееся с самозащитой Нараяны, вызовет борьбу всех духовных сил этих двух натур и произведёт потрясение, столь необходимое для дальнейшего движения вперёд.
   - Во всяком случае, я буду следить за ним и вооружу Уржани на предстоящую борьбу, - сказал Дахир, уходя с Эбрамаром с башни.
   Бегство Абрасака произвело переполох и изумило всю колонию землян. Начались пересуды, и все ожидали, что Маги будут преследовать и накажут ослушника их воли: но так как ничего подобного не случилось, и Адепты относились к происшествию с пренебрежением, то земляне решили, что это наказание отложено, но, тем не менее, будет в своё время суровым, а волнения по случаю готовящихся празднеств отвлекли их внимание от беглеца, которого притом недолюбливали за гордость и необщительность.
   Нараяна был уязвлён неблагодарностью и лукавством своего питомца. Увидев же, сколько магических предметов у него было похищено, он смутился и пожалел, что не слушал советов друзей, предупреждавших его не доверять Абрасаку. А он не подозревал ещё, какие замыслы таились в голове беглеца.
   Негодование и оскорблённое самолюбие не позволили ему говорить по этому поводу с Дахиром и Супрамати, те также молчали. Но Эбрамару он рассказал, как его ограбили, и жаловался на неблагодарность облагодетельствованного им человека.
   Великий Маг выслушал его и сказал:
   - Что делать, сын мой! Неосмотрительность всегда ведёт за собой прискорбные последствия.
   Вскоре с торжественностью было совершено освящение города. Когда же Адепты поселились в своих новых жилищах, то не менее пышно отпраздновали свадьбы.
   Браки Магов были совершены в подземном храме, а Адептов низших степеней венчали в большом городском храме, и затем уже следовали бракосочетания привезённых землян. Последние были обставлены особенно блестяще, чтобы окружить наиболее глубоким почитанием этот величайший акт человеческой жизни, - обоснование семьи - общественной ячейки, призванной быть школой для воспитания взаимной преданности, терпения, снисхождения к слабостям друг друга, любви и самоотречения ради детей, верности и взаимной поддержки в испытаниях жизни.
   По окончанию этих торжеств жизнь вошла в своё русло, и Маги приступили к делам по устройству в новом отечестве.
   Первой заботой был вопрос об охране источников Первородной Материи. Их было семь, но некоторые ещё были покрыты водами океана и не представляли опасности. Поэтому внимание пока было обращено на те, которые находились на земле.
   Несмотря на миллионы лет, посвящённых упорному изучению свойств Великой Силы - Эссенции Жизни Вселенной, - Её Могущество всё ещё не было достаточно известно, и на новой Земле Иерофанты уже наталкивались на некоторые, отличавшиеся от прежних, химические сочетания. Таким образом, являлась необходимость в дальнейших научных исследованиях, и значительное число, как Магов, так и Магинь, украшенных уже двумя лучами Высшего Знания, приняли на себя обязанность продолжительного и уединённого пребывания в подземных пещерах, как только те будут оборудованы для жилья, чтобы отдаться там Науке и Созерцанию.
   С не меньшим усердием приступили к открытию школ Посвящения. После соответствующего выбора среди землян немногие из них оказались способными к Высшему Посвящению. Остальные были размещены по низшим школам, где подготовливались административные служащие, ремесленники, земледельцы и артисты. Маги, сообразно своим вкусам и умению, взялись заведовать школами и преподавать в них, а женские школы поручены были Магиням.
   Занятый работой по разборке и приведению в порядок документов, собранных изгнанниками, Дахир был освобождён от преподавания в школах, как и Супрамати, который взял на себя устройство книгохранилищ из сокровищ науки и литературы, привезённых с умершей планеты. Но если они и не обучали в больших школах, то каждый из них всё-таки имел несколько любимых учеников, которых они наставляли в деле Науки и Духовного Совершенствования.
   Калитин сделался любимым учеником Дахира, расположенного к молодому учёному ввиду его усердия, настойчивости и скромности, с которой он отрёкся от своей прежней "науки" ради Знания. Дахир часто брал его на экскурсии и каждый вечер уделял ему час-другой для беседы, что было для ученика счастливейшим временем за день.
   Ещё на Земле Калитин пристрастился к ботанике, и теперь он составлял гербарий из растений нового мира и подбирал их по сортам. По просьбе Дахира, изучивший флору планеты Удеа помогал ему и руководил его работами.
   Однажды, по возвращению из ботанической экскурсии, Калитин зашёл вечером к Удеа и показал ему найденное им растение. Это был пучок красновато-бурых тонких и гибких веточек с крошечными листиками и огромным корнем более светлого, почти оранжевого цвета. Корень был похож на человеческое тело. Псевдоноги и руки оканчивались множеством отростков, длинных и тонких, а прекрасно сформированная голова имела будто настоящее лицо, снабжённое носом, ртом, лбом и тремя углублениями, представляющими словно три глаза, размещённые подобно тому, как и глаза у пещерного человека.
   - Я случайно нашёл это растение, - сказал Калитин, - в горной долине, которую ты указал мне для исследования. Оно росло в тени скалы, а так как я ещё не видел подобного растения, то захотел его сорвать, но почувствовал ожог на руке и колотьё, как от разряда электричества. Это уже заинтересовало меня, и я захотел добыть его. Тогда я разрыхлил вокруг землю и с большим усилием вытянул этот корень. Но пока я тащил из земли корень, он словно вздрагивал и издавал треск, похожий на стоны. Я рассматривал его с изумлением и вдруг вспомнил, что на Земле также существовало растение, походившее на человеческое тело, только с более малым корнем. Его называли мандрагорой. В моё время его уже не было или оно не попадалось, но в старых ботанических книгах я читал описание и видел его на рисунке. Это растение называли таинственным, приписывали ему необыкновенные врачебные свойства и рассказывали о нём легенды.
   - Легенды не бывают вздорными и хранят в себе зерно истины, а время и воображение приукрашают его и тем искажают, - сказал Удеа с улыбкой. - Это растение и многие другие того же рода облечены таинственностью для непосвящённого, и чтобы объяснить тебе это, придётся вернуться к далёкому прошлому.
   То, что ты видишь теперь на этой Земле, её флора, фауна и человечество, всё это - усовершенствованные плоды работы в течение миллионов лет природы и умов, которые управляют беспорядочными стихиями. Их воля вызвала из ауры Земли исполинские неуклюжие образы, которые теплота солнца оплотнила и одарила громадной физической силой. Эти существа - воплощение первобытных сил - будучи грубыми и невежественными работниками, становятся могучими сотрудниками, если ими руководит дисциплинированный ум. Тогда они деятельно работают каждое в той стихии, откуда вышли, чтобы слить её с Землёй и произвести необходимый взаимообмен. В течение долгих веков такой работы эти эфирные существа настолько пропитываются тяжёлыми истечениями земной оболочки, что не могут уже подняться в воздух и, пригвождённые своим весом к Земле, кончают тем, что пускают в неё корни, сохранив отчасти некоторое приобретённое ими подобие человека. Известное время эти существа-амфибии составляют особую фауну. Но большая их часть погибает во время геологических катаклизмов, а другая, под влиянием теплоты солнца и стихий, изменяет внешний вид, становясь всё более плотной. Некоторые из таких существ углубляются в землю. Другие же отделяются от неё, делаясь ползучими, а не то вьющимися, в общем, избирают иной путь восхождения.
   Но блиставшее над челом эфирных существ пламя, которое служит зрительным органом для существ во флюидическом состоянии, также сгущается и принимает вид одного, двух или трёх глаз. Было бы слишком долго и сложно описывать все разновидности этих существ. Ты говорил сейчас о мандрагоре? Так вот, на нашей умершей Земле было и другое, ещё более ужасное мясоедное растение, пожиравшее человека или животное, захватив его своими растительными когтями.
   - Как всё это - любопытно и интересно! Какой неожиданный свет разливается на тайны мироздания и эволюции существ! - сказал Калитин.
   - Да, вся природа - это раскрытая книга, на страницах которой начертаны все периоды развития земной машины вместе со всем на ней живущим, и надо только иметь ключ к этой азбуке. Невежда запутывается и теряется среди законов, кажущихся ему сложными. Но они - просты и действуют по единому плану. Например, разве лапы и ноги некоторых животных, или даже наши конечности - не похожи на корни? Это - явный след эволюции, но никто на это не обращает внимания, - сказал Удеа.
   Подобные разговоры производили на Калитина глубокое впечатление. Поэтому он желал поскорее изучить и глубже исследовать тайны творения. Однажды, во время беседы с Дахиром, он высказал ему своё желание - поскорее приобрести Знания и достичь Посвящения. И Маг с Любовью посмотрел на него.
   - Твоё желание, сын мой, законно и достойно уважения, но всему своё время. Не забывай, что поспешность - признак несовершенства, и продолжай усердно работать. Как только ты будешь достаточно подготовлен, я наложу на тебя Испытание Одиночеством. А если ты с честью его пройдёшь, то это будет большой шаг вперёд.
   - Прости, Учитель, но я не понимаю пользу Одиночества. Несомненно, Оно способствует сосредоточению на Молитве. Но подвинет ли меня к Науке и Знаниям одна Молитва, и чему я могу научиться один, без наставника, который просвещал бы меня? - спросил Калитин.
   - Ты ошибаешься. Уединение является могучим и мудрым руководителем. Наедине с собой, имея товарищами одни лишь стихии, ум проходит через удивительное посвящение, его наставниками становятся силы Природы, отвечающие на вопросы, которые задаёт мозг ищущего. Одиночество и Безмолвие - это два великих двигателя для выделения Астральных Сил. Свет нуждается в воздухе для распространения, и свеча тухнет в слишком спёртом пространстве. Так и Внутренний Свет подчинён тому же закону. В тяжёлых, густых и материальных излучениях толпы мысль становится тяжёлой, Внутренний Свет туманится и даже гаснет. А в Безмолвии Одиночества, вдали от тяжких и смущающих веяний людского стада, человеку легче собрать воедино всю силу своих мыслей и направить их к желанной цели.
   Калитин слушал с блестящим взором и вдруг воскликнул:
   - Ты говорил, что мне предстоит жить в течение нескольких тысячелетий? Порой эта мысль ужасает меня, и я боюсь сойти с ума. А временами, как, например, в эту минуту, я чувствую себя счастливым при сознании, что в моём распоряжении столь громадное время для изучения Великих Тайн. Но мне так хотелось бы понять, что Это - за Таинственное Вещество, Которое придаёт хрупкому человеческому телу такую силу жизни, что оно в состоянии противостоять закону разрушения почти до бесконечности. Прости, Учитель, если я задаю такие вопросы, на которые ты не можешь ответить мне.
   - Нет, твоё желание знать ИСТИНУ так законно, что я дам тебе краткое объяснение. Что же касается того, чтобы постичь все свойства и способы употребления Этого Таинственного Вещества, наполняющего Вселенную и составляющего Ядро, на Котором производится формовка всех планет и Которое является Питательным Соком миров и существ, этого ещё никто не постиг.
   Это Вещество, называемое нами Первородной Материей, представляет Дыхание Неизречённого СУЩЕСТВА, КОТОРОГО никто не знает и не может постичь, а ОНО непрерывно работает за священной, окружённой пламенем оградой. Это Дыхание, заключающее в Себе всё, - звук, цвет, свет, аромат, - появляется в виде лёгкого пара, обладает Умопомрачительной Вибрацией и превращается в Жидкий Огонь, а потом разливается Исполинскими Каплями, Которые кружатся в пространстве, пока не накопится Студёнистая Субстанция, утяжеляющая и замедляющая Неописуемую Быстроту Вибрации. Студёнистая Масса, - я говорю "студенистая" только по сравнению, ибо Тонкость Этого Вещества не поддаётся описанию, - приходит во вращательное движение, мало-помалу сгущается и наполняет астральную форму, моментально начертанную одним из Созидателей планетной системы.
   Великий Работник и Исчислитель пространства Своим могучим разумом начертывает геометрические фигуры пути, по которому должны следовать большие и малые планеты формирующейся системы. Первыми образуются и занимают свои места исполинские агломераты, которые мы называем солнцами, и их огненные лучи поддерживают в работе Первородное Вещество, а под их действием Оно испаряется и распыляется, пропитывая Собой и оживляя все атомы материи. Там, где теплота солнца не касается Первородного Вещества, Оно остаётся в бездействии, как в огромных пространствах между островками планетных систем.
   Теплота солнца иссушает Студёнистое Вещество, Которое заключает в Себе астральную форму всего - камней, растений, животных, - и пробуждает жизненную деятельность Первородной Материи. Возьмём, например, яйцо. Форма птицы заключена уже в его веществе. Теплота сушит белок, и невидимая форма становится видимой. Атом Первородной Материи, будучи внедрён огнём оплодотворения и приведён в действие теплотой, притягивает из пространства потребные ему вещества для образования тела, клише которого было готово, и... работа окончена. Из яйца, служившего как бы колыбелью, выходит определённое существо, способное развиваться и размножаться.
   В обыкновенных организмах Сущность Жизни находится в известном количестве, и существует определённое время, по истечении которого собранная на астральном клише материя разрушается и наступает то, что мы называем смертью. Введённый же в какой-либо организм - растительный, животный или человеческий - в другой пропорции, Эликсир Жизни сообщает ему способность непрестанно обновлять составляющие его клеточки, поддерживать в них юношескую силу и мощь. А так как Первородная Эссенция содержит в Себе все стихии, то Она и делает всякого, насыщенного Ей, неуязвимым для их действия.
   Это и применимо к нам, бессмертным. Мы никогда не стареем, можем жить планетной жизнью и исключительно способны к умственной работе.
   Но вернёмся к заурядному человеку. У него, как и у нас, мозг - это машина, больше всего поглощающая Первородную Силу, Которая разлита по всему организму, особенно если он занимается деятельной умственной работой. У человека ограниченного и ленивого Первородная Материя остаётся в костях и мясе, увеличивая его размеры и часто физическую силу.
   Впрочем, человек может привлечь на себя излишек Первородной Материи Подвижничеством, Созерцанием, Самоуглублением и особенно Вибрацией Молитвы и Экстазом. Тогда человеческая машина притягивает и поглощает сильное течение Благодатной Силы, Которая изливается на него как бы Огнённым Дождём, его нервная система содрогается, а иногда у человека делается даже головокружение, когда в его тело, ауру и мозг внедряются Живительные Капли, дающие ему огромную силу и озаряющие его астральным светом.
   Так бывает с посвящёнными людьми, но смертными, и Святыми, Которые во время Молитвы проникаются Этой Божественной Силой, потому что Она исходит от ВСЕМОГУЩЕГО. Они приобретают возможность совершать исцеления и даже, обновляя жизненную сущность, воскрешать тех мёртвых, астрал которых ещё не совсем отделился от тела. Недаром говорят, что Молитва помогает и врачует душу и тело. Но необходимо, чтобы Молитва творилась с Верой и Силой, ибо лишь тогда образуется химический состав, привлекающий Благодать, Которая является Бальзамом как для молящегося, так и за кого молятся.
   Посвящённые действуют также при помощи формул, составляемых ими так, чтобы получился желаемый химический состав. Чем выше их познания, тем шире и сложнее способы применения ими Первородного Вещества, - тем могущественнее борьба, которую они могут выдерживать с силой, непрерывно борющейся с Первородной Материей. Я хочу сказать о разрушительной силе, которая разъединяет и разлагает всё, что Первая соединяет и собирает.
   Две силы оспаривают друг у друга Вселенную и никогда ни та, ни другая не может победить. Материя, объединяющая клеточки, дающая им жизнь и заставляющая работать, восходит Золотой и Сверкающей Спиралью кверху. Ток, разрушительный, разъединяющий и разлагающий, нисходит также спирально, но тёмный и тяжёлый, пытаясь уничтожить Животворный Ток.
   Великие, правящие Вселенной, Законы - ясны и просты, как Мудрость БОГА. Только людское невежество окутывает мраком ПРИЧИНУ вещей. На незыблемом основании Этих Законов зиждется всё мироздание, и работают Великие Служители ПРЕДВЕЧНОГО, Исполнители ЕГО Воли.
   А простейшая и самая доступная часть Этих Законов - известна непосвящённому человечеству, но вместо того чтобы пользоваться, оно злоупотребляет Ими, а злоупотребление влечёт за собой страдания и смерть, - закончил Дахир, отпуская ученика, который вышел взволнованный и озабоченный тем, что услышал.
  
   Глава 6
  
   Не оглянувшись даже на город Магов - приют Мира, Согласия и Научного Труда, -Абрасак пустился в пространство. Над головой сверкало звёздами далёкое небо, а под ногами стлались обширные равнины и тёмные леса заповедных областей. Там коснели ещё в невежестве народы, и в их дупле дремали пока все страсти, которые ему суждено было пробудить. Как гений зла и вражды, ради удовлетворения своего тщеславия, он нарушит покой мирных орд, вызовет кровавые столкновения и натравит друг на друга тучи этих муравьёв.
   Крылатый дракон быстро рассекал воздух, и давно уже заповедный рубеж остался позади, но Абрасак всё продолжал полёт, увлекаемый желанием быть как можно дальше от Магов.
   Наконец его дракон стал уставать, и Абрасак решил спуститься.
   Солнце всходило, и он увидел, что очутился в долине, окружённой высокими лесистыми горами. Мрак, как он назвал своего дракона, сел на площадке, заросшей густой травой. Абрасак сошёл на землю и, заметив вблизи вход в пещеру, наполовину затянутый ползучими растениями, вошёл в неё. Пещера оказалась просторной. В ней было много воздуха, почву устилал мох, а из стены бил источник, струйкой протекавший по пещере и сквозь расщелину падавший в долину.
   Неподалёку от входа росло несколько плодовых деревьев. Абрасак нарвал плодов и нашёл их превосходными, а потом достал из пакета хлеб и сыр.
   Окончив завтрак, и будучи утомлён, он улёгся на мху, подложив под голову плащ, и уснул.
   Было уже поздно, когда он проснулся. Убедившись, что Мрак пасётся на лужайке, и радостно захлопал крыльями, увидев его, Абрасак вернулся в пещеру, лёг на траву и задумался.
   Он - свободен, путь к приключениям и удовлетворению тщеславия был открыт, и до сих пор ничто не указывало на погоню Магов. Но это могло ещё всё-таки случиться, и в глубине его души затаилась тревога.
   Несмотря на огромные познания и приобретённую магическую силу, он понимал, что наряду с великими посвящёнными он - пигмей, а те располагали силами, могущими всюду поразить его, и он видел действие этих сил, хоть ему и не были известны тайны управления ими. Но всё равно, убить его они не могут, потому что он - бессмертный. Так как время шло и ничего угрожающего, по-видимому, не проявлялось, то у него появилась мысль, что Маги, гордясь своим могуществом, пренебрегли преследованием и наказанием его. И он усмехнулся: дорого же они заплатят за это надменное отношение к нему.
   Он был ослеплён безумной страстью, и в его душе не проснулись ни Любовь, ни Признательность к тем, кто спас его, научил и вооружил Знанием, Которым он хотел воспользоваться им во вред. А при воспоминании о Нараяне с Уржани кровь бросилась ему в голову, и лицо покраснело.
   Усилием воли Абрасак преодолел внутреннюю бурю. Ему следовало действовать, а не мечтать, и для скорейшего достижения цели нельзя было терять времеми.
   Когда заходящее солнце залило пурпуром и золотом вершины гор, его план уже был готов, но надо было дождаться ночи, чтобы привести его в исполнение.
   Он был одинок, а для успешного осуществления намеченного нужны разумные помощники, могущие понимать и выполнять его приказания. Но где их взять? Между привезёнными землянами это было бы возможно, но те для него недосягаемы... Тем не менее, ум опасного волшебника нашёл разрешение задачи.
   Подкрепившись скромной едой, он решил посвятить остаток угасающего дня осмотру местности и, следуя по течению ручья, спустился в долину, где увидел большое озеро, скрытое раньше окружающими его скалами. Неподалёку от берега он обнаружил вторую пещеру, менее просторную, чем занятая им, но которая показалась ему удобнее для намеченного дела. Не теряя времени, он начал приготовления и для этого сходил за необходимыми ему вещами.
   Прежде всего, он достал красную скатерть с вышитыми на ней каббалистическими знаками и накрыл ей кучу собранных раньше камней, а вокруг установил в виде треугольника три красные свечи. Затем на маленькую жаровню он положил ароматические травы и, наконец, в хрустальную чашу налил вина. У входа в пещеру он повесил металлический колокол, отливающий всеми цветами, и к его языку привязал верёвку. Сделав это, он стал выжидать нужное время по маленьким, висящим на золотой цепочке часам, подаренным ему Нараяной.
   С приближением полуночи он достал из принесённой коробочки флакон с Первородной Эссенцией и влил несколько Её капель в чашу, в которой вспыхнуло вино. А потом, когда он закрыл чашу, её содержимое приняло вид жидкого огня. После этого Абрасак разделся, надел на шею красную эмалированную звезду и талисман в виде нагрудного знака, а на камень возле себя положил открытую книгу заклинаний.
   Подняв над головой семиузловый жезл, он начал кружиться, пока на конце жезла не появилось красное пламя, которое и зажгло свечи. Тогда Абрасак поклонился на четыре стороны и затянул песнь, сопровождая пение в определённые промежутки звоном колокола. Вскоре небо покрылось тучами, и разразилась гроза. Гром гремел, молния прорезала небо, вода в озере словно кипела, и на его волнах, с грохотом разбивающихся о скалы, плясали блуждающие огни. Но властный и звучный голос Абрасака покрывал шум бушующих стихий. Он продолжал звонить, произнося заклинания, и на небе молнии вырисовывали теперь геометрические и иероглифические знаки.
   Вдруг появился зеленоватый свет, и на его белесоватом фоне обрисовались четыре фигуры. Одна была красная, как из раскалённого металла, с большими огненными крыльями. Вторая - сероватая, туманная, с волнующимися крыльями, неопределёнными очертаниями и светлой, голубоватой звездой. Третья - зеленоватая, с тёмным отливом, волновалась словно море, и на её голове был венец, напоминающий гребень волн. Наконец, четвёртая, приземистая, черноватая, испещрённая багровыми жилами, носила на голове повязку, украшенную рубинами, изумрудами и аметистами, а посередине повязки горел огонь. На призыв чародея явились четыре Гения стихий.
   - Что тебе надо от нас, сын Земли? Произнесённые тобой заклинания свидетельствуют о твоём могуществе, - сказал гортанный, словно издалека донёсшийся голос.
   - Ты просишь, чтобы полчища стихийных духов были соединены с тобой, повиновались и служили тебе? Да будет по твоему желанию, так как твоя сила - велика, - сказал другой голос на просьбу Абрасака.
   Руки четырёх Гениев соединились в руке Абрасака, а затем появились туманные толпы стихийных духов и на магическом жезле дали клятву верности и послушания своему новому господину.
   С грохотом исчезли Гении, а туманные тучи стихийных духов окружили Абрасака, ожидая его приказаний.
   - Удалитесь, духи земли, огня и воды. А вы, духи воздуха, останьтесь и выслушайте мои повеления.
   Он прочёл длинный перечень имён и затем прибавил:
   - Идите, разыщите названные мной души и приведите их сюда.
   Духи воздуха исчезли, а Абрасак сел в ожидании на камень и отёр струящийся по лицу пот. Его сердце сдавила тоска. Те, кого он вызвал, были его друзья, помощники, товарищи по оружию и интригам в давних приключениях, которые доставили ему трон, но и закончили бы виселицей, не спаси его вовремя Нараяна. Это были всё-таки деятельные и энергичные, хитрые и смелые сотрудники, какие ему нужны были при основании затеянного им царства и для пособничества в его опасном предприятии. Но явятся ли они? Наука доказала ему, что часть их была уже развоплощена, но вызвать их не удалось. Приступив снова к заклинаниям, он смотрел на озеро, и вдруг послышался шум, который усиливался, превращаясь в грохот.
   Вода словно вскипела, а по волнам прыгали быстро приближающиеся разноцветные огоньки. Абрасак выпрямился и, содрогаясь, поднял руки, начертав в воздухе каббалистические знаки, загоревшиеся фосфорическим светом. Порхающие теперь вокруг него огоньки затуманились, а затем приняли человеческий образ, и их блестящие глаза уставились на него.
   - Давние друзья и товарищи! Я призвал вас, чтобы сделать вам предложение. Желаете ли вы воплотиться в человеческое, вещественное тело и наслаждаться радостями жизни, вместо того чтобы блуждать в пространстве? Согласны ли вы взамен этого помочь мне покорить и поработить дикие, населяющие эту Землю орды, а если понадобится, то и воевать вместе со мной?
   - Дай нам жизнь с её благами, и мы поможем тебе сделаться самым могущественным царём этой планеты, - ответили голоса.
   - Благодарю, друзья, ваше желание исполнится. Но почему вы не привели всех, названных мной? - спросил он призрачных, кружащихся около его новых слуг.
   - Владыка! Одних не оказалось среди приведённых сюда душ, потому, что они остались жить на умершей Земле, а другие находятся среди землян, привезённых сюда магами. Но нам воспрещено проникать в их область, - послышались слабые и несвязные голоса.
   По лицу Абрасака мелькнула злоба, но он сдержал себя. Подойдя к жаровне, он положил на неё угли, которые мгновенно раскалились добела, и плеснул на них из чаши. Поднялся густой дым кроваво-красного цвета, и повеяло одуряющим ароматом.
   Кучка теней бросилась на дым и скрылась в нём. Когда же дым рассеялся, вокруг угасшего треножника оказалось человек двадцать. Их тела походили на обычные живые, и они подошли к Абрасаку.
   - Теперь возьмите эту чашу, - сказал он, - и каждый пусть отхлебнёт из неё глоток. Этот Божественный Напиток одарит вас жизненной силой и продолжительным существованием.
   Все отпили и свалились на землю, будто от головокружения. Но эта слабость была лишь минутной. А когда они встали на ноги, то это были уже живые люди, полные сил, энергии и мужества. Они протянули руки Абрасаку и благодарили его за дар.
   Тот дружески приветствовал их, а одного даже поцеловал.
   - Снова мы вместе, друзья, чтобы трудиться и победить судьбу. Но можно ли было думать, Жан д'Игомер, в то время, когда бунтовщики убили тебя около меня, что мы встретимся в ином мире?!
   - В котором ты, царь мой и брат, сделался Богом, дарующим жизнь, притом не изменившись. Ты остался таким, как и был в то время, а я перенёс с тех пор много жизней, - сказал носивший имя Жана д'Игомера.
   - Если я не изменился внешне, то переменил имя. Я зовусь теперь Абрасаком и представляю собой беглого мятежника, вырвавшегося из города-тюрьмы, населённого шайкой тиранов. Впрочем, прежде чем предпринять что-либо, друзья из пространства, я расскажу вам о приключениях, которые привели меня сюда.
   - Благодарю за доверие, но если ты хочешь завершить свои благодеяния, то дай нам поесть. Я умираю с голоду, да, полагаю, и все друзья испытывают то же, - сказал один из оплотнённых - высокий и толстый, с красным лицом и обладающий, по-видимому, геркулесовой силой.
   Эти слова покрыл общий хохот, а потом Абрасак воскликнул:
   - Рандольф не изменил своим вкусам, но в настоящее время я могу предложить пока лишь скромный ужин. Чем - богат, тем - и рад. Пойдёмте пока в моё временное жилище и унесём туда все находящиеся здесь предметы. Там, наверху, я прикажу подать всё, что найдётся самого сытного.
   Дойдя до пещеры, Абрасак остановил друзей у входа, а сам вошёл и сделал заклинания, приказав своим невидимым слугам принести как можно более сытный ужин.
   Через некоторое время послышался треск и в воздухе закружились огненные и дымные шары. Затем появилась сероватая масса, окружённая неясными облачными существами, и всё вдруг рассеялось. Тогда на земле оказались расставленные на широких, представляющих скатерть листьях горшки, коробки и чашки из дерева, соломы и коры, но всё это было грубо по виду и работе. В них были плоды, несколько сырых рыб, сотовый мёд, молоко, слегка бродящий фруктовый сок и, наконец, самое существенное представляла собой живая коза, связанная, чтобы не могла шевелиться.
   - Готово, друзья. Надо пока удовлетвориться этим кушаньем, потому что на этой Земле не существует ещё кухонь, где мои духи могли бы раздобыть съестное. А в городе тиранов хоть всего и в изобилии - и посуды, и всяких вкусных вещей, - нельзя ничем поживиться, - сказал Абрасак с гримасой, прикрепляя к стене сделанный им до своего ухода блестящий шар, озаривший пещеру голубоватым светом.
   Теперь можно было рассмотреть, что сотоварищи Абрасака, вызванные из пространства силой Первородной Эссенции, были красивые люди в расцвете сил, с умными лицами и смелым взором. Абрасак сделал удачный выбор и с такими помощниками многое мог предпринять.
   Называвшийся Рандольфом, осмотрев провизию, нашёл её сносной, но прибавил, что рыба и животное назначались, конечно, на съедение, есть же их сырыми и живыми ему противно, а поэтому предложил приготовить редкое угощение, если их повелитель даст огня.
   Абрасак зажёг несколько смолистых ветвей и разрешил другу делать всё, что пожелает, после чего Рандольф кое с кем из товарищей вышли из пещеры. Спустя час друзья уселись вокруг дымящегося жаркого, от которого отказались только Абрасак и Жан д'Игомер.
   По окончанию ужина Абрасак сказал, что предлагает товарищам воспользоваться тем, чего они давно были лишены - сном - небесным даром, без которого земной человек не в состоянии был бы вынести ни горе, ни радости жизни. Совет был одобрен, и вскоре храп возвестил, что выходцы из астрального мира наслаждаются первым благом их нового существования.
   На следующий день перед уединённой, затерянной в горах пещерой, обступив Абрасака, его сотоварищи слушали излагавшиеся им планы действия, конечной целью которых была война против Магов и осада города Магов.
   На огромном континенте достаточно простора для множества государств, но чтобы удачно провести столь огромное и опасное предприятие, нужны многочисленная армия, оружие, порабощённые народы, наконец, города, селения и многое, на что потребовалось и время, и труд.
   - Знаешь ли ты, где живут дикие племена, которые мы должны покорить? Здесь всё кажется пустым и необитаемым. Затем нам нужно каждому по такому же крылатому коню как твой Мрак, чтобы мы могли следовать за тобой. А то пешком это - невозможно по такой девственной земле, - сказал один из присутствующих.
   - Ты - прав, и я надеюсь вечером получить коней. Я приказал Мраку привести нам собратьев, и он уже отправился.
   - Каким образом ты отдаёшь приказания Мраку? Не уже ли он так смышлён, что понимает человеческую речь? - спросил Жан д'Игомер.
   - Нет. Это я понимаю его и говорю с ним на его языке, - смеясь, ответил Абрасак и прибавил, заметив удивление товарищей. - В оккультной науке существует коренной язык и указан музыкальный ритм, приспособленный к звуковому обмену разных пород животных, начиная с насекомого до животного наиболее близкого к человеку по умственному и физическому развитию. Это необходимо знать, и ни один Адепт не может достигнуть высшей степени Посвящения, пока не овладеет искусством быть понятным животному, чтобы покорить его и привести к послушанию, но и со своей стороны разумеет его. Весь секрет основан на звуковой ритмичности. Кое-какие остатки столь чудесной и полезной науки сохранились на умершей Земле, среди деревенских колдунов, цыган и так далее, которые ухитрялись говорить с лошадями, уводить за собой кошек, крыс, волков. Индусы умели говорить со змеями. Вы, наверное, слышали о подобных явлениях в прежнее время. Но эти случаи были редки и единичны.
   Я изучал это искусство систематически. Нараяна обстоятельно наставлял меня, восторгаясь моими успехами и усердием. О! Знай он, к чему приведут впоследствии его уроки, то был бы, конечно, в меньшем восхищении!.. - сказал Абрасак и рассмеялся, поддерживаемый остальными.
   Здесь существует народ, если его можно так назвать, многочисленный и ещё близкий к животному состоянию, и я рассчитываю воспользоваться им не только как рабочей силой, но и как воинами.
   - А знаешь ли ты, где найти их? Ведь континент - обширен, по твоим словам? - спросил Жан д'Игомер.
   - Конечно, но у меня есть карта планеты... Что вы вытаращили глаза? Не уже ли думаете, что Маги со своими птенцами приехали в неведомый им мир? О, нет! Приготовления к переселению сюда шли уже многие тысячелетия. Посланные в новый мир изучили для этого все три царства, чтобы будущие переселенцы скоро нашли всё необходимое им. Всем Адептам и ученикам вменено было в обязанность изготовить карты континента, а также рисунки и образцы фауны, флоры, минералов, в общем, ознакомиться со всеми богатствами планеты.
   По мере возможности я воспользовался этими указаниями и даже срисовал наиболее необходимые карты. Таким образом, я могу отчасти осмотреться. Но в моих познаниях существуют пробелы, потому что другие Маги недоверчиво отнеслись ко мне, не любили меня и чинили мне препятствия.
   - Может, они предвидели, что ты окажешься для них опасным, и, конечно, были неправы, давая тебе возможность - приобретать столь огромные познания, - сказал Жан д'Игомер.
   - На моё счастье, Нараяна не разделял их подозрительности, а его беспечность помогла мне добыть наиболее необходимые магические предметы, - сказал Абрасак.
   Обсудив подробности первых намеченных работ, Абрасак поднял свою чашу из коры и сказал:
   - За успех нашего предприятия! Подобно архаическим завоевателям на нашей умершей Матери Земле, мы стремимся покорить новый мир и основать великие царства. Мы добудем победу и владычество кровью. Значит, наше знамя будет красно, как кровь, и огонь отметит пройденный нами путь.
   - Клянёмся в верности багряному знамени и тебе, Абрасак, нашему благодетелю, главе и предводителю! - сказали они.
   С этого дня началась подготовительная работа. Главный штаб Абрасака изучал язык крылатых драконов, чтобы быть полными хозяевами перевозочных орудий, воспоминанию о которых было суждено сохраниться в преданиях и сказках.
   Мрак привёл стаю великолепных животных, но диких и недоверчивых. Однако Абрасак подошёл к одному из них, приласкал его, и животное успокоилось после того как он поговорил с ним. Это успокоение повлияло и на других, и всё стадо осталось пастись в долине.
   Когда искатели приключений освоились со своими крылатыми конями и приручили их, то решили пуститься в путь, сохраняя пещеру как главную квартиру, где оставалась часть вещей, привезённых из города Магов.
   Покинув гористую местность, воздушные всадники направились к равнинам, где на тысячи вёрст расстилались девственные, непроходимые леса.
   Там жило население, которое Абрасак намеревался подчинить и использовать для своих планов. Эта порода великанов, едва вышедших из животного состояния, мало развитых умственно, с дикими, жестокими и грубыми инстинктами, жила уже семьями и образовала нечто вроде отдельных племён, имея в каждом главу и одного высшего, общего для всех царя.
   Прилетев к лесам, воздушные всадники сошли на землю, и Абрасак приказал товарищам остаться ожидать его, а сам ушёл в чащу.
   Пройдя известное расстояние, он остановился на прогалинке и, поднеся к губам волшебную флейточку, начал играть. Мелодия была странная. Звуки лились то звонкие, пронзительные и живые, словно призывающие кого-то, то медленные и заунывные, как сдержанные рыдания.
   По-прошествии продолжительного времени лес будто ожил. Сначала донёсся отдалённый, но быстро приближающийся шум ломающихся с треском деревьев, топот толпы, под ногами которой дрожала земля, и гортанный гул голосов, похожий на рёв зверей. Потом из зелёной чащи стали появляться отвратительные и безобразные существа.
   Это были большеголовые великаны со скотскими чертами лица. Их толстые, коренастые тела поросли красновато-бурой шерстью, а длинные, мускулистые и огромные руки были снабжены крючковатыми когтями. Одни опирались на узловатые дубины, другие несли их на плечах. Они остановились, уставившись на Абрасака хитрыми и жадными взорами маленьких, впалых глаз. Он же перестал играть и стал издавать странные и беспорядочные звуки, которые будто были понятны вновь прибывшим, потому что они стали приближаться, испуская звуки подобно Абрасаку, с любопытством разглядывая стройный стан невиданного доселе незнакомца в белом одеянии. Мало-помалу они столковались и стали понимать друг друга. После этого некоторые из великанов побежали в гущу леса, а оставшиеся продолжали слушать Абрасака и отвечали ему по временам гортанными звуками. Потом ушедшие вернулись, неся на плечах существо одинаковой с ними породы, но больше ростом, да и его лицо, столь же безобразное, казалось более разумным. Он вступил в разговор с Абрасаком, и его слова доставляли ему будто удовольствие, судя по тому, что он по временам слегка вскрикивал, показывал острые зубы и размахивал палицей, которая могла бы убить слона.
   В конце разговора Абрасак достал из висящего на поясе мешочка цепь из больших, блестящих как золото, металлических колец. Посередине было что-то вроде медальона с подвесками, звенящими при малейшем движении, и поднёс главе племени, своему будущему союзнику.
   Он закричал, сорвал бывшее на нём ожерелье и надел на шею полученный подарок. Потом, прищёлкивая языком, он принялся скакать по лужайке, под рычание своих подданных, которое выражало их восторг.
   Когда взрыв веселья утих, возобновились начатые переговоры. Повелитель народа великанов передавал своим подданным приказания, которые они встречали криками, рычанием и свистом.
   Все остались довольны. Некоторые из великанов сопровождали гостя, когда он выходил из леса, но не тронули ни его, ни его спутников, которые смотрели на них со страхом и отвращением в душе, но дружески приветствовали чудовищ по приказу Абрасака.
   Они вскочили на крылатых коней и поднялись в воздух, возбудив ужас среди дикарей.
   Вернувшись в пещеру, Абрасак сообщил друзьям, что заключил договор с туземцами, которые разрешили ему выбрать в их владениях любое подходящее ему место, обещая со своей стороны помочь в работе по постройке города и жилищ для великанов, которых Абрасак называл "обезьянами".
   На следующий день Абрасак с товарищами отправился в сопровождении нескольких великанов в лес, который осмотрел и выбрал место для будущего города. Часть обширных лесистых земель оказалась гористой и там, на высоком плоскогорье, Абрасак решил построить город.
   По приказанию главы племени великаны принялись за работу, выворачивая с корнями деревья девственного леса, и понемногу площадь была расчищена, а потом и выровнена.
   Абрасак поселился теперь в лесу с приятелями, а они научились уже объясняться с великанами, и под их руководством, из выкорчеванных деревьев дикари сложили грубые по виду и работе дома, которые им казались великолепными.
   Затем предназначенную для города местность обнесли оградой из громадных каменных глыб, устроили колодцы и сараи для съестных припасов.
   Согласие с рабочими было полное благодаря тому, что Абрасак, пользуясь обилием плодов, делал из их сока крепкое питьё, которым после трудового дня и угощал работников, находящих его превкусным. Другие племена стали подражать первым и основывали поселения в различных местах обширных лесов. Таким образом, огромное население "обезьян", как назвал их Абрасак, стало понемногу жить оседло. Влияние Абрасака росло с каждым днём, и он ещё усиливал его, применяя свои магические познания.
   Так, например, он внезапно появлялся среди рабочих, отдавал им приказания и исчезал. Иногда его дом видели в огне, который нельзя было потушить, а между тем пламя не сжигало постройки из смолистого дерева. Кроме того, он с изумительной быстротой излечивал язвы, раны и различные болезни. Но самое сильное впечатление произвёл на дикарей следующий случай. Во время сооружения городской стены один из работников выказал лень, и даже строптивость. А когда Абрасак выбранил его, угрожая бывшей в его руке тростью, чудовище пришло в бешенство и, размахивая кулаками, бросилось на Абрасака. Хотя сравнительно с дикарём-великаном он казался ребёнком, но не смутился, а впился бесстрашным, пламенным взором в налитые кровью глаза чудовища и поднял бывший в руке магический жезл. Дикарь замер в той же позе, с поднятыми руками, и лишь подёргивание лица указывало, что он - жив и чувствует силу, пригвоздившую его к земле.
   Вся кучка рабочих была объята ужасом, и Абрасак увёл их, оставив в одиночестве виновного, лишённого возможности двигаться.
   Только на следующие сутки он освободил укрощённого великана, и тот ползком приблизился к нему и лизал его ноги.
   Абрасак помиловал его, но объявил, что если кто-либо осмелится впредь бунтовать и поднимет руку на него или одного из товарищей, то будет наказан таким же образом и останется недвижим, пока не подохнет от голода.
   Весть об этом происшествии быстро разнеслась по всем племенам, внушая страх и почтение к необыкновенным существам, которые могли располагать жизнью и смертью, а по желанию взлетать в небо и исчезать.
   У подножия плоскогорья, на котором возвышался город, протекала между скалистых берегов широкая и глубокая река. Там из огромного древесного ствола была выдолблена первая лодка, а из связанных брёвен построен первый плот. Когда великанов обучили пользоваться ими, и они без устали плавали по реке, а на плоту привозили плоды, орехи и дичь, которые доставляли в городские склады.
   Дикари всё больше привыкали к работе, и Абрасак убедился, что даже у первобытных людей потребность в труде была врождённой, удовлетворяющей их и развивающей их способности.
   Абрасак начал формировать войско для осады города Магов, а в своих товарищах имел преданных и деятельных помощников.
   Медленно, но непрерывно велось обучение дикарей, с возрастающей ловкостью вырезающих стрелы, вяжущих луки, выделывающих кистени, кремнёвые топоры и прочее оружие. Образовывались многочисленные отряды, и если вооружение и боевое обучение солдат-исполинов ещё не достигли совершенства, то дух был превосходен, а участившиеся кровавые стычки доказывали, что воинственный пыл был пробуждён.
   Просветительное, вызванное Абрасаком движение захватывало всё шире отдалённые племена необозримых лесов. Всюду выкорчёвывались деревья, расчищалась земля, и строились первобытные, нравившиеся дикарям дома с плоской крышей.
   И так, всё шло будто бы хорошо, а между тем Абрасак не был доволен, и часто его лицо омрачалось, а кулаки сжимались. Его мучило воспоминание об Уржани, и грызла ревность. Намерение похитить её и сделать своей женой оставалось непоколебимым, тревожа его днём и преследуя ночью. Но бывало, что его охватывала ярость и голова склонялась, когда он окидывал взглядом то, что его окружало. Где он поместит дочь Мага, привыкшую кроскоши и красотам искусства во всех его видах? В настоящую минуту она должна жить в сказочном дворце Нараяны, высеченном словно из исполинского сапфира. Там всё - Искусство, Красота, Гармония, начиная с садов, полных редких птиц, цветов, веселья, фонтанов и до украшавших комнаты безделушек.
   С врождённой железной волей он стряхивал с себя минутную слабость и отчаяние, решив, что Уржани должна будет довольствоваться тем, что он сможет временно предоставить ей. А затем, когда будет завоёван город Магов, он сложит все свои сокровища к ногам обожаемой женщины.
   Несмотря на такое решение, он всеми способами старался приготовить для будущей пленницы самое красивое и удобное жильё. Путём изысканий ему удалось открыть копи различных минералов и его мощным слугам пришлось добывать огромное количество этого богатого материала. Но когда он начертил план постройки дворца, и пришлось приступить к решению задачи, как применить все эти богатства, то пришёл в бешенство.
   - Мне кажется иногда, что я сойду с ума. Я всё отдал бы на свете, чтобы растерзать кого-нибудь из этих проклятых Магов или взорвать дрянную планету, на которой ничего нет, кроме чудовищ, пустого астрала и гнезда эгоистов-тиранов! - воскликнул он.
    - Я не понимаю тебя, - сказал Жан д'Игомер, бросая кусок глины, из которой пробовал слепить вазу. - Помимо твоих уродливых подданных, есть же здесь порядочная колония землян, да и мы положим, наконец, основу прекрасной породы воинов, царей и священнослужителей, как только возьмём прелестных Магинь, которых ты обещал нам. И как может быть пустым астрал этого мира? Я из него вышел и уверяю, что он - очень населён и наполнен...
   - Ах, ничего ты не понимаешь! - сказал Абрасак. - Я говорю, что астрал - пуст, потому что в нём нет ни одного клише, которым я мог бы воспользоваться, так как мне - известен магический способ, как вызывать и уплотнять астральные клише. Чему ты удивляешься? Что такое - галлюцинация, марево и тому подобное? Это - вызывание и бессознательная материализация астрального клише. Вызывание частичное и случайное, правда, делаемое невеждой, но суть явления не меняется, когда оно вызвано магической сознательной силой учёного. Находись мы теперь ещё на нашей старой Земле, я мог бы выбрать астральное клише любого дворца, - хотя бы дворца Семирамиды, - вызвать его, уплотнить и придать ему действительность настоящего здания на определённое время и даже навсегда. Я мог бы это проделать, и здание было бы готово, и таким же способом можно было бы его обставить. Но в этом проклятом новорожденном мире ещё нет художественной архитектуры, а клише шалашей или дуплистых деревьев, населённых "обезьянами" вроде наших, мне не нужны. Нет здесь даже скрытых сокровищ, из которых мои слуги могли бы добыть для меня разные хорошие и драгоценные вещи. Что же касается прекрасных Магинь, то их ещё надо добыть!.. Но мы достанем их, клянусь! - прибавил он, оживляясь и потрясая сжатым кулаком. - А так как все они - первоклассные искусницы, то и сделают нам всё необходимое - как нарядное одеяние, так и художественную утварь.
   Жан д'Игомер рассмеялся.
   - Будем надеяться, что это время скоро наступит, и судьба пошлёт мне в супруги белокурую красавицу с белоснежным лицом и сапфировыми глазами. Таков - мой идеал женской красоты.
   Абрасак захохотал.
   - Воображаю, какой шум они поднимут, когда я сочетаю их с кавалерами вроде вас - амфибиями двух миров - и не похожими на приторных господ города Магов, напичканных добродетелями и идеалами... Но всё это - дело будущего, а пока надо приняться за работу и приготовить нашим дамам возможные удобства.
   И они принялись за работу. Сооружаемый Абрасаком дворец, хоть и был из драгоценного материала, выходил тяжёлым, не изящным, с четырёхгранными колоннами и плоской крышей. Выделывали также и посуду из золота или серебра, но все эти предметы первой необходимости не могли притязать на художественную красоту.
  
   Глава 7
  
   В городе Магов праздновалось бракосочетание Нараяны и Уржани.
   Уржани была в простой широкой белой тунике, опоясанной таким же кушаком. Её голову покрывала длинная серебристая фата, прикреплённая венком цветов, в чашечках которых мерцали голубоватые огоньки, а с шеи спускался на грудь на тонкой цепочке золотой нагрудный знак, которым отличалась дочь Мага высших степеней. В сопровождении своих родителей, молодых подруг и товарок, тоже посвящённых, невеста отправилась в подземный храм, где уже находились Нараяна, Супрамати, Удеа, Нара, Ольга и ещё кое-кто из близких друзей.
   Богослужение совершал Эбрамар, стоя у мистического камня, над которым сверкало Имя НЕИСПОВЕДИМОГО. Перед большой чашей с пылающей и кипящей в ней Первородной Материей нового мира стояла чаша меньших размеров, наполненная также веществом, похожим на жидкий огонь.
   Жених и невеста преклонили колени на ступеньке престола, и Эбрамар благословил их под звуки невидимого хора, поющего гимн. Затем, зачерпнув из малой чаши хрустальной ложечкой жидкого огня, он налил его себе на ладонь и, произнося формулы, скатал сначала шарик, а потом сделал два кольца, которые и надел на пальцы жениху с невестой. Эти кольца походили теперь на полупрозрачное золото с разноцветным отливом.
   Далее Эбрамар скатал из того же вещества и положил на головы сочетающихся два шарика, которые растаяли и вошли в них. После этого он дал им выпить из чаши и, возложив руки им на головы, сказал:
   - Соединяю вас на общую жизнь и работу. Возноситесь вместе к Свету, к ОТЦУ всего сущего, и всегда чтите установленные ИМ Законы. Будьте достойны производить от вашего союза не только плотью и сладострастием, а давать высших существ, отважных и сильных борцов на Пути Добра против "зверя" в человеке, которого предстоит одолеть на этой новой Земле, где возложен на нас столь великий долг.
   По окончании церемонии Эбрамар поцеловал новобрачных, и все отправились в дом Дахира, разукрашенный цветами. Там принесли им поздравления рыцари ГРААЛЯ, принявшие затем участие в пиршестве, которое прошло весело и оживлённо.
   Когда наступила ночь, приручённые и похожие на лебедей птицы отвезли новобрачных в ладье во дворец Нараяны, где у входа их встретили ученики Мага, приветствовавшие их и поднёсшие им цветы. Так как слуг не было, то молодые одни прошли затем по безмолвным покоям в опочивальню. Вся комната была белая, и стены, и занавеси, а обстановка поражала изысканной простотой. В украшенной растениями нише, на возвышении, стояла чаша рыцарей ГРААЛЯ, увенчанная крестом.
   С того момента как Нараяна вступил в свой дворец, с ним произошла перемена. От весельчака и повесы будто ничего не осталось. Его лицо стало серьёзно и сосредоточено, а во взгляде на молодую жену читалось волнение.
   - Уржани! Счастье назвать тебя своей - незаслуженно, - сказал он, прижимая к губам её руку. - Несмотря на украшающий меня луч Мага, в моей душе таится ещё много человеческих слабостей, но я хочу победить их, и ты поможешь мне в этом, потому что в тебе воплощена Гармония, исходящая от твоих родителей. Будь благословенно твоё вступление под мой кров, мой добрый ангел, и будь снисходительна к своему несовершенному супругу.
   - Я люблю тебя таким, какой ты есть, и моя вера в тебя - равносильна моей любви. А теперь пойдём и помолимся. Испросим у ОТЦА всего сущего благословления на наш труд по Пути Восхождения, - сказала Уржани, увлекая его в нишу.
   С окончанием всех торжеств жизнь в городе Магов пошла своим чередом. Просветительские школы открылись, и во всех отраслях знания, на всех его ступенях, привезённые с умершей Земли колонисты работали с рвением.
   Нараяна, "самый светский" из Магов, как прозвал его Эбрамар, открыл также особую школу развития художественного духа.
   Из среды землян он выбрал незначительное число богато одарённых людей и обучал их музыке, пению, декламации, скульптуре, живописи и архитектуре на основании Законов Магической Науки. А для его богатой широкой и гениальной натуры открывалось здесь обширное поприще полезного труда.
   - Ты будешь хорошим администратором, - улыбаясь, сказал однажды Эбрамар, после того как посетил школу, предназначенную дать первых художников для царств и храмов нового мира.
   У Дахира также было небольшое число учеников, но он не преподавал в училище.
   Мало-помалу Калитин сделался его любимым учеником, а его скромность, усердие и интерес к Научной Работе облегчали преподавание. По установившейся привычке, каждый вечер Дахир уделял час на беседу с ним, и этот час проходил всегда весело и поучительно.
   Как-то Дахир заметил, что его ученик чем-то озабочен и рассеян, против обыкновения. С минуту Маг смотрел на него, а потом улыбнулся.
   - Ты - рассеян, Андрей, и я вижу, что у тебя в запасе - куча вопросов. Почему же ты стесняешься обратиться ко мне с ними? Ты ведь знаешь, что я охотно отвечаю на всё интересующее тебя.
   Калитин покраснел.
   - Учитель, ты прочёл мои мысли, а поэтому тебе известно, стало быть, что и у меня есть ученик...
   - Так что же! Нет причины стыдиться этого. Наоборот, одобряю, что ты делишься с братом по человечеству приобретёнными тобой Знаниями. А теперь говори, что ты хочешь узнать?
   - Видишь ли, вчера я говорил с моим приятелем о происхождении человечества, и Николай предполагает, что весь населяющий этот шар людской род образован из душ, пришедших с умершей Земли. Но я иного мнения, основываясь на некоторых уже полученных от тебя Знаниях. Вот мне и хотелось бы дать ему последовательное и правильное объяснение по этому вопросу, а к тому же и самому понять его, Может, Николай - и прав, принимая во внимание то, что мы, земляне, находимся тут, а раньше нас пионерами здесь были посланные с Земли. Наконец, я знаю, что полчища развоплощённых душ также приведены сюда с целью рождения, вероятно.
   И так, Учитель, если это - дозволено и ты будешь добр - просветить меня, скажи, откуда происходят населяющие этот мир души?
   - Твоя догадка - верна. Населяющие этот мир туземцы являются детьми этой Земли и достигли человечности, пройдя через три царства природы. Космические Души следили за восхождением этих масс душ в периоды низших воплощений, а пионеры-земляне пришли потом. Ввиду того, что нам предназначалось цивилизовать этот мир, то и необходимо было подготовить похожее на нас население, с которым мы могли бы сблизиться.
   - Благодарю. А не можешь ли ты дать мне понятие о прохождении душ через три низших царства?
   - Для этого я нарисую тебе краткую, но обстоятельную картину прохождения души по пути её восхождения. Многое из того, что я скажу, тебе уже знакомо, но это поможет просвещению твоего ученика, несведущего в этой области.
   Начнём с первого момента, когда душа создана невежественной, но одарённой всеми инстинктами Добра и зла. Она находится как бы в бессознательном состоянии, как и при телесном рождении, которого душа не сознаёт.
   Лишь только неразрушимая искра образовала индивидуальность, она прилепляется - если можно так выразиться - к атому материи, своему астральному телу, которое совместно с ней затем преобразуется и совершенствуется. После этого искра и её астрал соединяются с наиболее простой и грубой материей предназначенной ей планеты.
   Так было и с искрами, которые в настоящее время одушевляют туземцев этого шара. Что в основе всякого организма лежит клеточная система, ты знаешь. Скала также образована из множества клеток, и хоть с внешней стороны и представляется плотной, тем не менее, она - пориста и допускает проникновение воздуха.
   Центром всякой клетки служит подобная не проявленная ещё индивидуальность, назначение которой ограничивается пока тем, что она представляет собой жизненный ток, то есть проявляет отталкивание или притяжение флюидов, вредных или необходимых для поддержания и питания этого мира. За время пребывания в сфере неорганической природы духовно-астральная сущность представлена наличием инстинкта, хотя бы тем зачатком инстинктивности, например, в химических телах, которую ваша наука называет "химическим родством", заставляющим тела соединяться более или менее быстро или не соединяться при отсутствии такого родства.
   Хоть такое бессознательное существование и длится неимоверно долго с человеческой точки зрения, тем не менее, оно - непрочно, и чтобы оторвать такую зачаточную индивидуальность от центра, немного надо, раз только она достаточно освобождена предназначенными на то духами от связи с материей. Так, сильные атмосферические толчки, землетрясения и так далее служат поводом к смене таких невидимых жителей. Миллиарды готовых к отправке интеллектов освобождаются и уносятся образующимися тогда вихрями, а их место занимается другими, стоящими ещё на первой ступени существования.
   В жизненном странствовании, переходя через каменные, минеральные и тому подобные породы, неразрушимая искра понемногу отделяется от наиболее тяжёлых флюидов и приобретает восприимчивость к влияниям извне, к прикосновению. Теперь искра - готова уже к переходу на следующую ступень, чтобы испытать себя в растительном царстве.
   На основании непреложного и равносильного всюду Закона, всякая приобретённая способность должна быть применима с целью совершенствования, и каждое свойство отвечает известной потребности. Приобретённая восприимчивость применяется растением уже для того, чтобы ощупывать окружающее его и удовлетворять свои потребности, ибо всё растительное, даже самое низшее, должно расти и стремиться питать себя. Существо пробует свои первые шаги в удовлетворении этих двух потребностей, так как тут уже проявляет работу инстинктивное соображение в умении находить питательные частицы, выбирать полезное, отбрасывать вредное, применяться к обстоятельствам, отыскивать тепло, свет, влажность, избегать препятствия к произрастанию и много других доказательств зачаточной мыслительной деятельности.
   Но при всём этом индивидуальность ещё не пробуждена, а душа находится как бы в дремотном состоянии и действует, не отдавая себе отчёта в своей личности, то есть вследствие инстинктивных эмоций. Однако растения с уже разветвлённым корнем, ветвями и листьями обладают большей в этом отношении ясностью и образуют особый мир вследствие того, что их клеточная ткань кишит уже невидимыми жизнями.
   В растительном царстве развиваются также враждебные стороны, то есть два растения могут обладать противоположными флюидами, и в таком случае они не выносят друга друга.
   В растении, таким образом, обозначается основа будущего человека: растение пьёт, питается, переваривает пищу, спит и имеет нервную систему, восприимчивую к флюидам, теплу, холоду, свету. Следовательно, оно уже готово перейти в животное царство.
   Животная жизнь начинается с пород наименее развитых, которые понемногу приобретают свободу передвижения. В этой стадии инстинкт представляет переходную ступень к сознанию и рассудочной деятельности. Чтобы совершенствоваться, работать и развивать свои способности, в животном пробуждаются две великие силы природы, а именно - труд и борьба за существование. Оно вынуждено искать себе пищу и защищаться от врагов, а значит, думать, соображать и даже лукавить. Затем наступает потребность защищать самку и потомство. Причём пробуждается третий могучий двигатель души - любовь, закон притяжения.
   В этом периоде приходят в действие все зачатки Добра и зла. Животное любит, ненавидит, становится хищным, ревнивым, благодарным, мстительным, хитрым, сладострастным, алчным, но... не имеет ещё свободной воли. Его пороки и добродетели - ограничены природой, которая воздерживает его от того, что могло бы слишком вредить ему. Но, готовясь обратиться в человеческую душу и приобретя указанные могучие двигатели умственной жизни, в животном просыпается сознание ответственности - совесть. В характере животного его личность уже ярко выражена, и в сфере своего понимания оно знает, поступает ли дурно или хорошо. Кроме того, в нём уже процветают упрямство, леность, непокорность, и оно испытывает страх наказания. В животном совесть представляет уже внутренний и неподкупный голос, ведущий его к исполнению долга, и служит инстинктивным основанием человеческой совести, но в иной степени развития.
   - Прости, Учитель, ещё за один вопрос: есть ли у животного также духовный язык, то есть, может ли оно, подобно человеку, обмениваться мыслями? - спросил Калитин.
   - Несомненно, у животного есть свой духовный язык, но с ограничениями, соответствующими той степени развития, на которой оно находится. Пойми, что в животном одинаково таится божественная искра, одарённая всеми теми зародышами развития, какими обладает человек, или даже Совершенную Душу, в Которую ему предназначено обратиться. Значит, существуют и корни языка мысли, на котором ему придётся говорить. А так как подобные ему стоят на одинаковой с ним степени развития, то они понимают друг друга.
   - А имеет ли животное представление о смерти?
   - У нормального животного, даже довольно низкой породы, существует представление о телесной смерти, которой оно боится, и оно старается избегать случайностей, могущих вызвать её. У высшего животного есть даже божественное сознание, то есть могущество, от которого всё зависит. Это сознание, конечно, смутное, тёмное, но всё-таки настолько глубокое, что в опасности или беде оно взывает к нему.
   Ощущения животного во время перехода в потусторонний мир - похожи с ощущениями человека, стоящего на низкой ступени развития. Животное испытывает тот же страх, смущение и сильный, вырывающий астральное тело электрический толчок, а затем наступает беспамятство. А его пробуждение в том мире и возврат сознания совершается быстрее и легче, нежели обременённого преступлениями человека. А теперь мы подошли к тому моменту, когда начинается человеческая жизнь души.
   - И вместе к тому моменту, когда душа, по странной случайности, пятится будто назад, так как большинство людей, в особенности в диком состоянии, бывают более грубы, враждебны, свирепы, мстительны и жестоки, нежели животное, - со вздохом сказал Калитин.
   - Это - верно. Душа животного, сделавшись человеком, становится на вид хуже, потому что его не сдерживают больше Законы Природы, бывшие ему до этой поры неприступной преградой. Но это не означает, что он идёт назад, ибо в глубине его души таятся все приобретённые им добрые качества, а его увлекают до помрачения рассудка грубые, разнузданные страсти вследствие полной свободы их проявления. Только со временем, в жизненных испытаниях, он успокоится, научится преодолевать себя, начнёт смотреть на всё правильно и обуздает свои инстинкты.
   Представь, например, диких обитателей этого мира, если бы им внезапно открылись тайны нашей Науки и они явились бы обладателями Того Могущества, Которым располагаем мы. Подумай, как бы они Их применили? Ослеплённые, не зная, что делать с Сокровищами, Которыми они не умеют пользоваться, более не сдерживаемые обязательным послушанием, они стали бы наглыми, расточительными злоумышленниками, опасными как для себя, так и для других, пока не достигли бы должного равновесия.
   - Понимаю, Учитель, но об одном также любопытном предмете ты ничего не сказал мне. Мы, люди, пользуемся великим благом иметь Духов-покровителей, невидимых наставников, которые вдохновляют, поддерживают и также оберегают нас от невидимых нашим грубым глазом врагов. Как же обстоит дело относительно животных? Мне кажется, раз им предназначено стать людьми, им следовало бы также иметь какое-нибудь оккультное покровительство.
   - Ты - прав. На всём пути восхождения неразрушимая искра имеет покровителей, соответствующих степени его развития. Чем ниже душа на лестнице совершенства, чем менее очерчена её индивидуальность, тем менее обращают внимания лично на неё. Но по мере того как сознание индивидуальности отделяет его от массы, наблюдение за ним становится более необходимым. Ты согласишься, конечно, что понимать и направлять душу инфузории легче, чем твою, а поэтому твой руководитель должен быть иного склада, нежели у инфузории.
   В этом, как и во многих других вопросах мирового хозяйства, всё, конечно, должно быть в соответствии. Так, чтобы направлять первые шаги животного мира, назначаются также духи животных, но стоящие намного выше их по развитию. Такая работа не только развивает их способности, но служит им полезным занятием. В то же время они расплачиваются за то, чем сами некогда пользовались.
   В виде такого непреложного взаимоотношения эволюция идёт подобно бесконечной цепи, движимая Единым Законом, поднимаясь медленно, но твёрдо, начиная с души, не осознающей себя, ещё бесчувственной, но связанной с атомом материи, помогая один другому, поддерживая друг друга и постепенно доходя до Совершенной Души. Но и здесь ещё - не конец. Идущая вверх спираль поворачивает, и те, кто достиг известной высоты, спускаются вновь, чтобы работать, блюсти, руководить, поддерживать тех, кто ещё поднимается. Кольцо замкнуто, и этот perpetuum mobile никогда не останавливается.
   Дахир умолк, Калитин также погрузился в думы и только через минуту сказал:
   - Благодарю, Учитель. Чем больше ты посвящаешь меня в тайны творения, тем ничтожнее и невежественнее я чувствую себя. Слепцами проходим мы к Лестнице Совершенства, Которая разворачивается внутри и вокруг нас. Когда окинешь взором общую картину пройденного и остающегося впереди пути, тогда только начинаешь понимать Мудрость Неисповедимого СУЩЕСТВА, создавшую это движение, управляемое столь Простым Законом, Которого, тем не менее, достаточно, чтобы содержать в порядке такие разнообразные и многочисленные следствия Его.
   - Да, друг мой, Мудрость Неисповедимого СУЩЕСТВА - непостижима для нас, атомов, а между тем Бесконечная Благость СОЗДАТЕЛЯ одарила нас силой подняться до НЕГО, понемногу изучая величие ЕГО творений, и соединиться с НИМ порывом души. Те же, кто в своём невежестве отрицают существование Верховного СУЩЕСТВА, надутые своим тщеславием и опутанные нелепыми рассуждениями, всегда казались мне смешными.
   - Ты - прав, Учитель. Лишь невежество способно породить неверие и небытиё. Тот же, кто понимает, насколько мудры и чудесны Законы, правящие развитием души, не может быть атеистом. - Он умолк, а после минутного размышления добавил. - Скажи, Учитель, как может человечество после целого ряда веков прогресса и умственного труда, погрузиться в такой общественный, религиозный хаос, подобный тому, который я имел несчастье пережить на умершей Земле?
   Не могу себе представить, как могли дойти до такого падения ваши ученики, те избранные, которым выпало на долю счастье знать вас, пользоваться вашими уроками и понимать непреложные, правящие нами Законы. Даже для наших учеников, низших существ, но просвещённых вами, такое падение составляет загадку.
   - Мы и все вы, бессмертные, привезённые сюда нами, составляем особых существ, вырванных судьбой из среды заурядного человечества, и я надеюсь, что ни один из вас не очутится в среде отсталых.
   - Отсталых? Кого же подразумевать под этим именем? И что они совершили, чтобы заслужить такое название? - спросил Калитин.
   Дахир улыбнулся.
   - Чтобы выяснить этот вопрос, нужно обрисовать в общих чертах ход развития человечества по циклам. Кроме того, в течение циклов, следующих один за другим на той или другой планете, её духовное население меняется, и те же роли разыгрываются новыми актёрами, поднимающимися снизу по общественной лестнице Вселенной. Стало быть, вакханалия, свидетелем которой ты был, явилась повторением, только дополненным и шире поставленным подобных же фактов.
   Картина, которую я хочу нарисовать тебе, относится к далёкому прошлому нашей старой родины, но повторится и в далёком будущем того мира, где мы теперь находимся. В те времена, когда память о нас, погребённая под пеплом веков, сохранится лишь в сказках и легендах, наши наставления станут отдалёнными, туманными и непонятными преданиями.
   Таким образом, в ту эпоху, когда известный цикл заканчивается какой-нибудь катастрофой, актёры мировой сцены разделяются: одни поднимаются на высшую планету, другие спускаются на низшие земли, в качестве насадителей прогресса и, наконец, третьи, развитые умственно, но нравственность которых находится далеко не на одинаковой высоте, остаются на Земле и представляют собой "падших ангелов". Сказание, повторяющееся во всех мирах, как нашей, так и соответствующих ей, систем. Перенесись мысленно ко времени подобного конца цикла. Разбор совершился. Одни поднялись, другие спустились, а полчища третьего рода получили от высших судей и руководителей повеление остаться на той же Земле, чтобы научить людей, прибывших с низшей планеты, всему, что их ум исследовал, изучил и усвоил относительно веры, общественности, науки и нравственности. "Вы станете во главе этих слабых умов и обучите их тому, что видели, узнали и чему были научены" - таков приговор. Теперь возвращаюсь к "отсталым". Им не особенно льстит возложенная на них, хоть и высокая миссия, и они чувствуют себя несчастными. Они разлучены со старыми приятелями, друзьями и недругами, в общем, со всей той духовной семьёй, на которой в течение многих веков сосредоточивались и их привязанности, и вражда. А тебе ведь известно, что это последнее чувство даёт более всего забот среди скуки вечной жизни. - И оба рассмеялись при этом замечании, а потом Дахир продолжил. - И так, наши "отсталые", рассерженные и полные презрения ко вновь прибывшим душам, всё-таки вынуждены, так или иначе, воплощаться среди них.
   Души, которых волны периодических переселений разумных масс подняли в новый мир, стоят во всех отношениях ниже прежних его обитателей. Они чувствуют себя не на своём месте, словно заблудились, не умея применять и пользоваться всеми предоставленными им Сокровищами.
   Однако если плотский покров и забвение многое скрывают от этих "отсталых", то всё-таки они - не лишены высокого ума, приобретённого знания и интуиции, оживляющей воспоминания. Вскоре "отсталые", рассеянные среди масс, начиная узнавать друг друга, как равных, сплачиваются, берутся за обломки уцелевших от крушения преданий, образуют между собой прочную цепь и... становятся повелителями невежественной толпы, которую призваны были вести и поучать.
   Зная, что власть над человеческой совестью - самая прочная, хитрые и жаждущие господства "отсталые" снова восстанавливают священство и из глубины храмов, окружённых таинственностью, властвуют над невежественными народами, поклоняющимися им и вместе с тем их страшащимися, ввиду того, что те ходатайствуют за них перед БОГОМ, без КОТОРОГО нельзя существовать. Эти законодатели нового цикла говорят - и небезосновательно, между прочим, - что они - представители БОГА на Земле, но плохие представители. Тем не менее, они поставлены были Высшей Волей руководить младшими братьями, установить почитание БОГА, Законы, наметить Путь Восхождения к БОГУ и оживить науки и искусства, хранителями которых они остались.
   Но вместо Терпимости и Любви, Которые должны бы проявлять достойные этого имени наставники, "отсталые" дают полную волю своему тщеславию и эгоизму, пользуясь своими знаниями и применяя силы природы с целью внушать страх, чтобы упрочить свою власть.
   Из храма вышли все те, кто был необходим для руководства народов: царь, священнослужитель, учёный, врач. Но все они скрывали свою науку, делясь только поневоле обрывками Знания, и в какую бы сторону ни обращался пробуждённый ум меньшого брата, всюду он наталкивался на тайну.
   - Я не совсем понимаю тебя, Учитель, - сказал Калитин, - мне кажется, что перечисленные тобой сановники должны всегда исходить из центра Посвящения, и... ты обвиняешь как будто "отсталых" в сокрытии их Знаний под завесой тайны, а, между прочим...
   Он вдруг остановился в смущении.
   - Ты хочешь сказать, что мы поступаем так же и нам не следовало бы осуждать своих подражателей? - спросил Дахир, с улыбкой, бросившей в краску его ученика. - Не оправдывайся. Со своей точки зрения ты - прав. Но только, знаешь, ведь в песне - важен тон. Мы соразмеряем истину с разумением и облекаем покровом тайны Опасные Силы, Которые в руках невежд привели бы лишь ко злу и причинили бы неисчислимые несчастья. Но мы с радостью разливаем Свет и стараемся научить каждого, способного к восприятию учения. Мы ищем добровольных учеников, а не отстраняем из опасения соперничества с их стороны. Мы желаем возвысить души, а не держать их в невежестве, чтобы лишить их возможности препятствовать удовлетворению жажды властолюбия и тщеславия. Что касается царя, священнослужителя или врача, то они должны были бы всегда стоять выше толпы по своим знаниям, как душевной, так и телесной природы, и получить особое образование, чтобы достойно выполнить своё назначение.
   Вернёмся, однако, к нашему предмету. Среди "отсталых" всегда встречаются более развитые души, понимающие своё назначение. Такие и начинают учить младших и берут учеников, а в помощь им приходят миссионеры. Те, будучи одушевлены Любовью к ближнему, выступают из мрака храмов, возвещают Великие Истины и проповедуют Законы Единения и Любви. Между этими миссионерами находятся Послы БОГА, Которые пробивают брешь во тьме и дают толчок к прогрессу на несколько веков.
   Время также делает своё. Доходящие до народов крупицы знания и общественный строй, введённый властителями для собственного удобства, приучают к порядку и развивают умы. И вот наиболее деятельные, упорные и разумные возвышаются настолько, что становятся посвящёнными.
   Конечно, эти новички - слишком горды и себялюбивы, чтобы делиться своими знаниями и просвещать низших братьев. Они прикрываются клятвой молчания и властвуют ещё суровее, нежели их предшественники. Но брешь пробита, и армия учителей всё более пополняется Адептами из низших, подчинённых народов.
   Да и среди Учителей происходят также большие перемены: их значительное число, исполнив своё назначение, покидают планету, а другие принимают на себя особое назначение и под именем "великих открытий" раскрывают перед современниками какую-нибудь затерянную или позабытую научную тайну.
   Таким образом, движется развитие человечества, просвещаемого и подталкиваемого вперёд Миссионерами БОГА, Которые вновь возжигают Свет ИСТИНЫ каждый раз, как тьма слишком сгущается и Вера начинает меркнуть. Здесь я должен сделать одно замечание.
   Первые Адепты всякого откровения, или вероучения, всегда бывают воодушевлены великой ревностью и возвышенным пылом, потому что они стоят уже на границе слепоты и полной грудью вдыхают Дух ИСТИНЫ, КОТОРАЯ сулит обновление всему миру. Но по исчезновению Высокого Проповедника и Его первых учеников люди привыкают к Свету, а дальнейшие последователи не помнят окутывавшего человечество покрова мрака, и уже без восторга пользуются добытыми для них преимуществами.
   Затем пробуждается столь могучее в человеке зло, и с трудом приобретённый Свет становится сначала достоянием немногих, потом затемняется и, наконец, угасает в равнодушии, неверии и отрицании...
   Чтобы ты лучше понял меня, приведу тебе примеры из истории нашей умершей родины-Земли и напомню, как состарился, померк и умер Осирис, уступив Своё место Юпитеру, Которого заменило Учение Христа.
   Во все переходные эпохи люди уничтожают то, что прежде обожали и чтили. Нет ничего святого для рук фанатиков. Но это неистовство быстро улетучивается, и в недрах новых верований, только в ином виде, развиваются подражатели прошлого.
   Искуснейшие руки, разумнейшие головы захватывают власть, а невежественные и ещё отсталые массы оковываются прочной цепью, и те, кто больше всего гремел против изуверства и деспотизма храмов, создают религиозную нетерпимость во всех видах и веками держат человечество под духовным игом.
   Между тем в этой кровавой школе способности развились, даже наименее восприимчивые к Знанию догнали своих братьев и, дыша ненавистью и возмущением, взбираются на последние ступени, отделяющие их от "отсталых".
   Они больше всех страдали за время своего долгого и тяжёлого восхождения. Их более тяжёлый и менее гибкий ум проникся тщеславием и односторонностью. Истиной они признают только своё знание, добытое ценой изнурительной борьбы, а право на существование они признают только за тем, что могут осязать и удостоверить посредством своих несовершенных инструментов.
   А так как никакой скальпель не может сыскать душу в рассекаемой ими материи, никакой микроскоп не показал ещё им астрального тела, а они не в состоянии осязать невидимое, то и постановляют, что существует одна лишь видимая ими материя, а духовное начало вычёркивается из мироздания.
   Основываясь на Законах Природы, - тех, которые им известны, конечно, - они проповедуют материализм, небытиё заменяет БОГА, научная нетерпимость, преемница религиозной нетерпимости, царит полновластно и... вот мы и дошли до последних времён цикла.
   Точная наука, жестокая, непреклонная и материалистическая, растёт и процветает. Но в её разветвлениях удушаются и чахнут Вера, Совесть и Нравственные Законы.
   Разражается вакханалия. Открытия быстро сменяются одно другим и силы природы порабощаются на чёрную работу. Не зная Законов, управляющих исполинами пространства, из них делают каторжников, не допуская и мысли, что может случиться происшествие, как было с учеником волшебника, который не сумел обуздать им же вызванные силы.
   Тайные Знания, к Которым некогда обращались лишь в важных случаях, отдавая их притом только в надёжные руки, делаются достоянием толпы, а злоупотребление Этими Силами, в связи с изобилием дурных, ничем больше не сдерживаемых инстинктов, приводит человечество к упадку, свидетелем чего ты и был. А дальше наступает момент, когда новая катастрофа положит конец преступному людскому роду, его науке, преступлениям и злоупотреблениям...
   В этом шествии человечества в течение веков заключается нравственная, политическая и социальная история народов, которые за время известного цикла сменяют друг друга на Земле.
   Таков, сын мой, тернистый путь низших народностей, восходящих по Лестнице Совершенствования. Таков он был, таковым и будет. Меняются действующие лица, а роли, добродетели и слабости остаются те же.
   А теперь нам пора расстаться. Наша беседа затянулась намного дольше обыкновенного, и если ты хочешь получить ещё какие-нибудь разъяснения, пусть это останется на завтра.
  
   Глава 8
  
   Жизнь в городе Магов протекала мирно, посвящённая труду. Школы действовали правильно, а в большом храме совершалась особая, высокой важности работа. Иерофанты считали, что настало время устроить в лесах и долинах священные места, куда население могло бы приходить со своими мольбами к БОГУ, испрашивать у НЕГО помощи в скорбях, исцеления в болезнях, то есть установить Путём Веры и Молитвы связь между страждущим человечеством и Силами Добра.
   Для этой цели изготовлялись статуи, которые должны были быть установлены поблизости от целебных источников, в областях произрастания лекарственных трав и других благодатных для здоровья местах.
   А изготовление статуй было делом сложным, подчинённым сокровенному ритуалу, участие в котором могли принимать лишь Высшие Иерофанты и получившие уже высокую степень Посвящения девственницы.
   В одной из пещер при храме помещалась таинственная, озарённая голубоватым светом мастерская, где находились материалы для работы, притом драгоценные.
   И так, однажды в подземной мастерской находился Супрамати и семь девушек, одетых по ритуалу в белые, стянутые серебряными поясами одеяния с открытыми руками. Супрамати, также в белом облачении и с блестящим нагрудным знаком, был занят около одного из огромных чанов, стоящих вдоль стены.
   В находящуюся в чане массу - нечто вроде теста голубовато-белого цвета - он влил из флакона с золотой пробкой бесцветную жидкость, произнося при этом нараспев формулы.
   Затем содержимое чана перенесли на каменный стол, и Супрамати начал лепить человеческую, ещё грубую поначалу фигуру, у которой обозначились пока лишь голова и торс. Во время этой работы семь девушек, взявшись за руки, образовали цепь вокруг работающего Мага и мерно, тихо запели.
   Когда этот скульптурный эскиз был окончен, Супрамати взял кусок этого теста, положил его отдельно, вылил на него несколько капель Первородной Эссенции с умершей планеты и размесил его. Потом он подозвал знаком одну из девушек, и она разделила тесто надвое, причём из одной части слепила сердце, а из другой мозг. Супрамати одно поместил в голову, другое в грудь, на место, занимаемое сердцем человека.
   Через несколько дней статуя была готова. Она изображала небесной красоты женщину в длинном одеянии и с такой же вуалью на голове. По законченности работы и удивительному выражению это было высокохудожественное произведение. Затем, в полночь, Супрамати смочил Первородной Эссенцией, обладавшей всё ещё исполинской силой, хоть Она и была привезена из разрушенного мира, глаза, концы пальцев и ладони рук статуи.
   После этого девушки перенесли статую в смежную пещеру, где поставили её на престол, воздвигнутый на высоте нескольких ступеней, а вокруг него расположили треножники со смолистыми ветвями, обильно смоченными красным густым веществом, также содержащим Первородное Вещество.
   Когда зажгли треножники, все вышли из пещеры, и её заперли, чтобы в продолжение трёх суток никто туда не входил.
   По истечении этого срока пещеру открыли в полночь, и вокруг престола собралось значительное число женщин, большей частью - Магинь, но были также и ученицы женской школы. Перед престолом, впереди всех, стали семь дев, присутствовавших при изготовлении статуи, и во главе их была Нара. Из венка, украшающего её белокурую голову, сверкали золотые лучи. Женщины держали хрустальные арфы и, положив руки на струны, ожидали от наставницы знака, чтобы начать пение и зажечь треножники.
   Нара опустилась на колени и молилась, глядя на статую, принявшую теперь необыкновенный вид. Её тело словно дрожало под прозрачным покровом, она будто дышала, а глаза были словно живые.
   Нара поднялась с колен и обернулась к собравшимся. Из всего её тела струился Фосфорический Пар, дыхание казалось жгучим и окрасилось пурпуром, из тонких пальцев лились Потоки Света, а голову осенял Огненный Венец.
   Она молилась с жаром и в этом призыве требовала от БОГА ниспослать своё отражение, которое запечатлелось бы на Земле для покровительства, помощи и исцеления человеческих существ, слепых и убогих душевно и телесно.
   Вдруг раздался грохот, а свод словно раскололся и исчез. Сверху хлынули Потоки Серебристого Света, и на Этих Облаках, блестящих как снег на солнце, спускалось на престол золотистое изображение женщины неземной красоты. Прозрачный лик дышал грустью, в больших, глубоких очах светились Благость и Милосердие, вся Жалость к скорби и тоске человеческого сердца, которое она шла облегчать, и к тем слезам, какие будут литься у её подножия.
   По мере своего приближения Тень становилась плотнее и затем вошла в статую, лоб и грудь которой там, где помещались мозг и сердце, словно воспламенились на мгновение, окружив всю фигуру Широким Золотым Сиянием. Руки статуи поднялись и остались распростёртыми, а в глазах мелькнул Луч Жизни.
   Пропев ещё благодарственный гимн, женщины покинули пещеру.
   Через несколько дней после этого вереница жриц покидала город Магов и направлялась в долины. Каждая имела при себе что-то завёрнутое в белое полотно. А некоторые поочерёдно несли носилки с длинным и объёмистым предметом, накрытым серебристой завесой.
   Это было на заре, сулившей погожий день, и ветер колыхал длинные прозрачные вуали и лёгкие белоснежные одеяния.
   Спустившись с нагорной равнины, где возвышался город Магов, шествие направилось по тропинке в лес и вступило в чащу. И после довольно долгого пути они вышли на живописную долину.
   Зелёный холм отлого спускался к озеру, противоположный берег которого был обрамлён высокими скалами. Тропинка огибала озеро и привела жриц ко входу в пещеру, скрытую диким виноградом.
   Пещера была обширная и в глубине, на высоте трёх каменных ступеней, стоял белый мраморный престол, а над ним виднелась высокая и узкая ниша. Носилки остановились перед престолом, и когда сняли покрывало, то под ним оказалась упоминавшаяся ранее статуя, которую жрицы поместили в нишу. Вверху над углублением была трещина, через которую проникал свет, и тут же заблестел луч солнца, озаривший статую и пещеру голубым светом.
   Из стены пещеры бил ключ, вода которого вливалась в небольшой природный водоём, а оттуда ручейком вытекала в озеро.
   Нара подошла к источнику и влила в него несколько капель Первородного Вещества, а потом обильно окропила Им же стены пещеры и даже землю. Жидкость мгновенно всосалась в камень и землю, а через несколько минут вода словно закипела и окрасилась в голубой цвет. И впадая затем в озеро, вода источника уже не смешивалась с озёрной, а голубой лентой разрезала волны по направлению к противоположному берегу.
   Нара продолжила свою работу и снаружи при помощи прочих жриц, приносящих флаконы с разнообразно разведённой Первородной Эссенцией и поливающих Ей землю вокруг озера. В этом священном месте всё должно было выделять благотворные излияния, иметь силу врачевания различных болезней.
   Основание таких первых святилищ с их чудодейственными источниками преследовало ещё и другую цель. Младенческие народы, будучи ещё грубыми от природы, с их тупым и неразвитым умом, не обладали магнетической, медиумической или интуитивной силой, а между тем из этой толпы предстояло образовать восприимчивых существ - ясновидящих и целителей, то есть надлежало разработать духовную гибкость, чтобы они были способны к Совершенствованию.
   Могущественная, заключающаяся в Первородном Веществе астральная сила, смешанная с водой источников, должна была влиять на астральное тело, освобождая его от наиболее грубых выделений. А почва, пропитанная Этой Субстанцией, должна была породить растительность, или даже влиять на минералы, чтобы придать всему сильные лечебные свойства.
   На первобытное население новой планеты употребление таких растений, купание в чудодейственных водах производили потрясающее действие, которое делало их более восприимчивыми к флюидическим излучениям, обостряло грубые чувства и давало Магам возможность влиять на их астральный организм, а затем и пользоваться ими уже как чувствительным и гибким орудием.
   В святилищах, подобных только что устроенному, должны были поочерёдно жить девушки или женщины, ученицы низшего разряда, чтобы привлекать в пещеру обитателей долин и лесов, приучать их к купанию и питью целебной воды, собиранию и употреблению в дело лечебных трав.
   Благословив девушку, которая оставалась в пещере, Нара с подругами вернулась в город.
   Подобные церемонии часто повторялись. На пространстве всего континента, по указанию Магов, устраивались такие природные здравницы, где страждущее человечество могло найти облегчение своим недугам. И много таких чудодейственных, сложного химического состава источников, где получают исцеление тысячи больных, обязаны благодеяниям древних первобытных Учителей...
   Среди Магинь, трудившихся над благоустройством целебных источников, находилась также Уржани, которая неоднократно уже руководила подобными экспедициями. И вот снова начались приготовления к такому походу, а затянуться он должен был на более продолжительное время вследствие отдалённости пещеры, которую собирались открыть. Для этого путешествия Уржани решила воспользоваться отсутствием Нараяны, отправившегося с учениками ведомой им художественной школы за нужными материалами.
   К удивлению Уржани, Дахир дал ей список сопутствующих ей девушек, не тех, которых она выбрала, а через несколько часов по отъезду Нараяны отец позвал её к себе.
   Дахир был в своей комнате, он сидел, задумавшись с озабоченным видом у широко открытого окна.
   Поцеловав отца, Уржани села напротив него, а так как её мысли были ещё заняты полученным утром приказанием, то она спросила:
   - Скажи, почему я должна взять с собой не тех женщин, которых выбрала? За исключением моей подруги Авани все остальные ниже нас и по познаниям, и по Посвящению. Значит, их воля - менее могущественна и будет намного труднее вызвать божественный отпечаток. Кроме того, нас будет меньше обыкновенного числа?
   - Твои замечания - справедливы, но отданное тебе приказание объясняется важными соображениями, и тебе следовало бы знать это, дитя моё, - сказал Дахир.
   Уржани с тревогой взглянула на отца.
   - Ты - прав. Прости мой вопрос. Но по твоему серьёзному виду можно подумать, что тебя будто угнетает нечто. Не рассердился ли ты на меня за мою оплошность, или я вызвала твоё неудовольствие чем-нибудь иным, может, по неведению, сделала какую ошибку? Иначе, что может тревожить тебя, раз мы - вне человеческих слабостей и волнений. Нам нечего опасаться ни болезней, ни смерти, в скором времени, по крайней мере. Мы - недосягаемы ни для бедствий, ни для недоброжелательства, ни для людской злобы.
   Усмешка скользнула по лицу Дахира при этих словах. Он погладил Уржани по голове и сказал:
   - Нет, милая, ты не сделала ничего дурного, и у меня нет оснований быть тобой недовольным. Правда, нам нечего бояться мелких, перечисленных тобой неприятностей, но остаются ещё испытания, которые обрушиваются на Мага, как и на обычного смертного. Чем выше поднимаешься, тем сложнее испытания на Узкой Тропе Восхождения.
   Ты забываешь, что мы избежали простой, обыкновенной смерти, чтобы сделаться Законодателями и Просветителями нового мира. Высшая Воля поставила нас на этой Земле не для того только, чтобы жить во дворцах, наслаждаясь окружающими нас роскошью и красотой, которые мы можем создать благодаря нашим Знаниям и Магической Силе. Нет, мы здесь - для того, чтобы войти в соприкосновение с грубыми и дикими народами, способными уже, однако, воспринять цивилизацию. Это человечество, ведущее до сих пор почти растительную жизнь, созрело настолько, чтобы разделиться на народности, образовать царства и, сообразно степени своего умственного развития, приступить к Великой Работе Восхождения.
   Дремлющая в растительном периоде своей жизни планета должна пробудиться для горячей умственной деятельности, а с ней вместе закипит также борьба страстей: гордости, тщеславия, вражды и тому подобных низменных побуждений. Тем не менее, это столкновение послужит толчком к прогрессу и выкует сильные души, которые будут руководить народами.
   В настоящую минуту мы ещё стоим в самом низу лестницы, но в первом ударе, который всколыхнёт человеческие массы, ты призвана сыграть роль и выдержать тяжёлое, но достойное тебя назначение. Подчинишься ли ты ему безропотно и без отвращения?
   Уржани подняла на него чистый и любящий взор.
   - Я - твоя дочь и подчинюсь всякому наложенному тобой испытанию. Ты ведь никогда не пожелаешь ничего, что превысило бы мои силы.
   - Благодарю, дорогое моё дитя, за такое доверие, и не сомневаюсь, что ты окажешься на высоте своей задачи, хоть она и будет тяжка! Ты лишишься благосостояния, которым пользуешься в городе Богов, будешь в разлуке с нами на некоторое время и в дикой обстановке должна будешь сохранить мужество, служить другим поддержкой и руководительницей, благоразумно применять свои познания, оставаться всегда кроткой и терпеливо ожидать часа своего освобождения. А теперь скажи, помнишь ли ты Абрасака?
   - Противного ученика Нараяны, который бежал, обокрав его? Да, помню. Он всегда внушал мне отвращение и особенно со дня моей помолвки. Абрасак явился с другими учениками поздравить нас, и тогда я случайно уловила его жгучий взгляд, пылавший страстью и бросивший меня в дрожь. Но Нараяна был слеп относительно него и постоянно восхищался его умом, - сказала Уржани.
   Дахир улыбнулся.
   - С этой стороны Нараяна - прав. Абрасак - человек исключительного ума и исполинской силы воли. Но его нравственность - намного ниже ума. Тем не менее, он совершит великие дела, и его имя переживёт много веков. Хотя теперь он - только преступник, конечно, ослеплённый гордостью и безумной, внушённой тобой страстью. Чтобы добыть тебя, он готов взять приступом Небо и начнёт с твоего похищения.
   Краска залила лицо Уржани и тотчас сменилась бледностью.
   - И вы допустите этот захват? Знаю, что не имею права роптать на решение Верховных Магов, но могут ли они желать моего позора? Не уже ли меня, беззащитную, отдадут во власть животной страсти этого грязного человека?
   - Нет, конечно. Ты будешь ограждена от его насилия, и я сейчас вручу тебе оружие защиты. Принеси мне точёный ящик с моего рабочего стола.
   Поставив ящик на окно, Дахир открыл его и достал тоненькую золотую цепочку с привешенным к ней медальоном в виде звезды, в центре которой дрожала и отливала разными цветами капелька неизвестного вещества.
   - Надень на шею. Это - громадной магической силы талисман. Он устроен так, что придёт в действие, как только аура Абрасака столкнётся с твоей, и оттолкнёт его. Если же ты захочешь допустить его на близкое расстояние для разговора, например, или пожатия руки, то переверни звезду.
   - Однако если он заметит, что я ношу талисман и прикасаюсь к нему, это животное сорвёт его с меня. Ведь он - достаточно учён, чтобы понять магическую силу вещи, носимой дочерью Мага о трёх лучах.
   - Не бойся. Он никогда и ничего об этом не узнает. Для его глаза звезда - невидима. Что же касается способа призвать меня, говорить со мной и Нараяной, или, наконец, чтобы видеть на расстоянии, что делается у нас, то мне указывать его тебе не для чего: ты получила достаточное для этого Посвящение и сумеешь поддержать связь с нами, скрасив этим тоску изгнания.
   - Но всё-таки я должна расстаться с тобой, мамой, Нараяной на неопределённое время и терпеть присутствие и дерзость этого отвратительного человека, - прошептала Уржани, и несколько слезинок сверкнули на её щеках. - Если бы я хоть знала, по крайней мере, как долго продлится моя ссылка? - добавила она.
   - Продлится столько времени, сколько потребует борьба Абрасака с Нараяной. Первый будет добиваться удержать тебя, а второй - вернуть к себе обратно. Это будет первая сознательная война на планете, первое вооружённое столкновение, которое пробудит храбрость, соперничество, соревнование и самолюбие, словом - побуждение, разжигающее страсти и способности человеческой души.
   - Но откуда возьмутся войска? Абрасак - один, да и Нараяна - также. Где они наберут воинов? Потому что ведь Маги не пойдут, конечно, драться, ибо их умственные способности, слава БОГУ, достаточно "пробуждены".
   Дахир рассмеялся.
   - Не будь такой злой, Уржани, к нам, бедным Магам. Что же касается войск, то они найдутся, будь покойна. Абрасак - не один, в чём ты убедишься, когда водворишься в его дворце. А его войска будут состоять из самых грубых и диких существ, но уже стоящих на пороге прогресса. Нараяна же, со своей стороны, будет во главе племён, взращённых миссионерами.
   - Бедный мой Нараяна, какой удар нанесёт ему эта утрата! А если мне предстоит уехать завтра, как было назначено, значит, я не могу даже проститься с ним. Или предполагаемое похищение ещё состоится не скоро?
   - Можешь ли ты серьёзно думать, что Нараяна отпустил бы тебя, подозревай он о том, что готовится? Нет, он ещё - слишком "человек" и натворил бы много глупостей. А работа с целью освободить тебя послужит ему искуплением. Он ещё - упрям, своеволен и самоуверен настолько, что не допускает советов и не признаёт чужой предусмотрительности. Урок со стороны Абрасака будет полезен ему и сделает его впредь более осторожным.
   Уржани вздохнула.
   - Благодарю, отец, за предупреждение. Теперь я знаю, по крайней мере, что ждёт меня, и постараюсь быть на высоте, налагаемой на меня миссии.
   Дахир с Любовью взглянул на неё. Воспитание и дисциплина в школе Магинь принесла свои плоды, взрастив в этой избранной душе покорность Высшей Воле, а решимость принять всякое, хотя бы даже самое тяжкое испытание - это уже было шагом вперёд.
   - Мы - ученики сознательной работы в Лаборатории ПРЕДВЕЧНОГО, а поэтому приобретённое Знание, дитя моё, не должно быть себялюбиво и служить только нам одним. На нас лежит долг нести Свет во тьму и хаос, где пребывают низшие братья. Пока мы были слабы, невежественны и неспособны себя защищать или направлять, мы были жертвами стихий, уничтожавших нас, а теперь мы распоряжаемся ими, так и ты научишься управлять низшими существами. И так, смелее! Я убеждён, что ты с честью выдержишь налагаемое на тебя испытание.
   Простившись с родителями, Уржани ушла к себе. Она чувствовала потребность остаться одной и молиться. Искус она принимала бодро, но её сердце сжималось при мысли о разлуке со всем, что она любила.

***

   Дворец Абрасака уже был готов, за исключением внутреннего устройства, что представляло, однако, большие затруднения.
   Теперь сооружали дома для его приятелей. Днём занимались постройкой, а вечером работали в одной из зал, освещённой сгущённым электричеством, над изготовлением мебели и посуды, из драгоценного материала, но неуклюжих и грубых с виду и по исполнению.
   Величайшее затруднение представляла выделка материй. Их не умели изготовлять, да не было и станков. Между тем одежда Абрасака с товарищами давно износилась и была в лохмотьях.
   Он принялся искать растение, про существование которого на планете знал, прочитав описание его в рукописи Нараяны о флоре нового мира, и кончил тем, что отыскал его. Оно росло в болотистых местах, в тени, под скалами, защищающими его от солнца. Толстые тёмно-красные стебли стлались по поверхности. Крупные цветы походили на белые водяные лилии и были испещрены яркими полосами. Плоды же были величиной с тыкву, зеленовато-серые, кисловатого и прохладительного вкуса. Но всего любопытнее и удивительнее были корни. Толщиной в человеческую руку и шероховатые, как чешуйчатый щит черепахи, они глубоко впивались в болотистую землю и оканчивались шарами, ещё крупнее плодов. Когда же их осторожно вскрывали, то находили обвитую вокруг стебля материю, похожую на прозрачную ткань, которую можно было размотать. В каждой такой луковице заключалось около шестидесяти метров этого вещества, сырого и похожего на газ.
   Будучи разостлана на земле, эта материя быстро высыхала, утолщалась, и тогда на вид и на ощупь её можно было принять за мягкий шёлк, а при накладывании одного слоя ткани на другой ещё в сыром виде слоистость исчезала и получалась толстая атласная материя, прочно сливавшаяся. Эта материя была прочна и разного цвета, в зависимости от окраски цветочных листьев: розовая, лиловатая, золотисто-жёлтая и бирюзовая.
   Обладая таким материалом, Абрасак почувствовал себя хозяином положения, и полученное удовлетворение не имело предела. Был сделан огромный запас растений и заготовлено материи различной плотности для всяких потребностей.
   Наконец всё было готово в доме Абрасака, а его сотоварищи заканчивали последние доступные украшения. Некоторых женщин-туземок научили делать гвозди, которые мастерили ловко, хоть и медленно. Тем не менее, при помощи таких не совсем искусных гвоздей могли прибивать доски и материи.
   С удовольствием, хоть и не без горечи, Абрасак осматривал неуклюжие и бедные жилища, где намеревался поместить Уржани и её спутниц. Несмотря на обилие драгоценных металлов, использованных на украшения, общий вид получался беспорядочный, даже смешной: выходило всё-таки жилище дикаря.
   И когда Абрасак представлял себе, с каким пренебрежением и насмешкой отнесётся Уржани к его "дворцу", он краснел от негодования. Однако ничто не могло поколебать его решимости похитить женщину. Пока она должна была довольствоваться одной его любовью. Зато, как только город Богов будет завоёван, он вознаградит её за пережитые лишения.
   Он начал обдумывать, где можно было бы найти и похитить Уржани. В городе Богов это было невозможно, но он знал о предположении устроить в долинах и лесах святилища и поставить там статуи, тайно изготовленные Высшими Магами.
   Несомненно, за многие годы после его бегства уже много священных мест было открыто. А может, на его счастье, и Уржани бывает там или навещает больных.
   Отправляясь в такие разведки, он надевал трико, делающее его невидимым, и приближался к окрестностям города Магов верхом на Мраке, вид которого не мог возбудить подозрений.
   Он убедился, что было уже устроено много святилищ в отдалённых от запретной зоны местах. Потом Абрасак открыл, что в скалистой долине, не особенно далеко от леса, где он воцарился, земляне готовили пещеру для нового святилища под руководством Мага и нескольких посвящённых.
   Спрятавшись в ближайшей расщелине, он услышал разговор двух молодых посвящённых и узнал, что недели через две состоится церемония, обслуживать которую была очередь Уржани. Называли также нескольких Магинь, назначенных сопровождать её, и Абрасак всех их знал в лицо. Они были прекрасны, как видения.
   Он вернулся, не помня себя от радости: очевидно, невидимые силы покровительствовали ему и друзьям.
   Переговорив с друзьями и обсудив план похищения, Абрасак решил, что было бы неосторожно им идти на похищение молодых жриц. Такое насилие только возбудило бы в тех гнев и отвращение, а поэтому он считал благоразумнее остаться в стороне и выступить впоследствии уже в роли освободителей.
   С этой целью решили поручить захват дикарям, один вид которых должен привести женщин в ужас. И так, они выбрали несколько наиболее смышлёных между ними, и хоть и стоило много труда втолковать предназначенную им роль, тем не менее, с помощью подарков, лакомств и обещаний их удалось задобрить, а боязнь ослушаться сделала остальное, так как Абрасак внушал им страх, смешанный с восхищением, и дикари привыкли слепо повиноваться ему с товарищами.
   С болью в сердце, печальная и расстроенная, готовилась Уржани к путешествию, которое - она заранее знала - должно было так плачевно окончиться. Помолившись, она обошла свой дворец, где жила так счастливо и покойно.
   Вследствие отдалённости их места назначения, они поместились со статуей в воздушный корабль, управляемый Уржани и её подругой Авани, уже прошедшей, как и она, первое Посвящение.
   Их не сопровождал ни один мужчина, так как поездка не представляла опасности, ввиду того что дикие племена окрестных стран были мирно и безобидно настроены, а к тому же относились с чувством почтения, страха и любви к высшим существам, появлявшимся среди них как вестники здоровья и всякого рода благ. Диких же животных нечего было опасаться, потому что их приводил в бегство аромат, исходящий от тех, кто вкусил Первородного Вещества.
   Жрицы прибыли к месту назначения. Статуя была установлена с той же церемонией, как описывалось раньше, но ввиду того, что было много дела в окрестностях, пришлось пробыть два-три лишних дня.
   С наступлением сумерек жрицы удалились в пещеру, чтобы отдохнуть и уснуть, а на заре встали и собирались пойти к соседнему ручью.
   Вдруг они с ужасом заметили приближающуюся к ним толпу никогда ещё не виданных существ. Волосатые великаны с обезьяньими мордами, вооружённые дубинами и кистенями, заткнутыми за пояс, неслись к ним.
   Женщины не успели убежать, а дикари бросились на них с криками, каждый схватил по жрице, и, подняв их на руки, они побежали обратно. Громадными прыжками они достигли ближайшего леса, где и скрылись со своей добычей.
   Женщины пытались сопротивляться, но в крепких руках похитителей они оказались слабее малых ребят и, онемев от ужаса, впали в оцепенение.
   Путешествие было длинное и страшное. Ветви трещали под ногами великанов, а мешающие деревья вырывались с корнями. Наконец они сошли в долину, в конце которой виднелось озеро. Спуск шёл по острым нагромождённым скалам, но великаны прыгали с одной глыбы на другую, время от времени испуская гортанные крики.
   Очутившись в долине, толпа дикарей приостановилась как бы в нерешительности, но вскоре из боковой рощицы вышел Абрасак с товарищами. Они, казалось, были изумлены, а затем, размахивая топорами, набросились на исполинов. Те бросили на землю свою ношу и с криками убежали.
   Абрасак с друзьями принялись поднимать жриц. Все они разрядились в лучшие одежды, и Абрасак был даже в серебристой, захваченной при бегстве тунике рыцаря ГРААЛЯ. Вид у них был приличный, и они пожирали глазами красивых девушек, жавшихся к Уржани и Авани.
   Дрожа от счастья, что добыл, наконец, обожаемую женщину, Абрасак поклонился ей.
   - Позволь, благородная Уржани, выразить тебе моё почтение и радость, что удалось освободить тебя из рук диких жителей лесов.
   - Ах, это - ты, Абрасак! Благодарю тебя и признаюсь, что похитившие нас существа внушили мне ужас и страх. Но кто же - эти люди, принадлежащие к расе, жившей на умершей планете? Они - не из тех, что мы привезли с собой?
   - Нет, это - мои друзья и товарищи. Потом я расскажу тебе их историю, а теперь ты и твои спутницы устали и взволнованы, вам нужен отдых. Поэтому дозволь провести вас в мой дом, жилище беглеца-изгнанника, но всё-таки вы найдёте там приют.
   - Благодарю и охотно принимаю твоё приглашение, - сказала Уржани.
   Пожирающий взгляд Абрасака и веяние его страсти, упав на очищенный и чувствительный организм посвящённой, причиняли ей недомогание.
   - Вам будет трудно идти по этой местности. Так позволь нам донести вас до крылатых коней, - сказал Абрасак, приподнимая не сопротивлявшуюся Уржани.
   Каждый из его спутников взял себе по жрице, и тогда они увидели, что для одной из них недоставало кавалера, а именно - для Авани. С минуту Абрасак недоумевал, а потом сказал:
   - Надо привести животных сюда, и я повезу обеих дам.
   Он свистнул, товарищи последовали его примеру, и через несколько минут появились крылатые драконы, опустившиеся на землю.
   Абрасак сел на Мрака, поместил перед собой Уржани, а Авани пригласил сесть сзади и держаться за него. И через несколько минут отряд поднялся в воздух.
   Уржани была спокойна и мужественна. То, что с ней произошло, не было для неё неожиданностью, а сознание своей силы, уверенность в покровительстве отца с Нараяной вернули ей равновесие. Испытание началось, и надлежало его выдержать с честью.
   Она стала рассматривать страну, над которой летел крылатый конь. Вскоре они достигли девственных лесов, казавшихся бесконечными, и Уржани заметила, что местами виднелись просеки, усеянные хижинами с плоской крышей, обитаемые такими же волосатыми великанами, как и те, что похитили их.
   Вскоре крылатые кони спустились, и Уржани очутилась перед входом в большой дом с плоской крышей. Несколько белокаменных ступеней вели в галерею с четырёхгранными столбами. Растения, посаженные в кадках, несколько оживляли картину.
   Абрасак провёл гостей в залу, где посередине стоял стол, накрытый для пира. В грубой посуде были приготовлены фрукты, мёд, ломти хлеба и варёные овощи, а в своеобразных кувшинах, притязавших на красоту и разукрашенных цветными камнями, было налито молоко и крепкое питьё, приготовленное хозяином.
   При виде такого угощения на лице Уржани мелькнуло насмешливое выражение, но она дала подвести себя к стулу, стоящему несколько выше других, и поместилась на этом подобии трона. Абрасак сел рядом с ней, а по её другую сторону посадил Авани. Остальные разместились так, что каждая дама имела около себя кавалера.
   Бледные, взволнованные девушки то поглядывали на незнакомых соседей, то на Уржани. Но хоть она также была бледна, однако спокойно приняла чашу молока и фрукты.
   Абрасак оглядывал собрание, обдумывая, как приступить к объяснению, забывая при этом, что Магиня может читать его мысли.
   Однако его размышления прервала Уржани вопросом:
   - Всё здесь, мне кажется, было приготовлено к пиршеству. Мне говорили, что ты - силён в искусстве угадывания, так не предвидел ли ты постигшую нас неприятность и наше появление в твоём доме?
   Загорелое на солнце лицо Абрасака покраснело, и мрачный огонь вспыхнул в его глазах.
   - Ты не ошиблась, благородная Уржани. Я предвидел ваше появление и ныне приветствую вас, как добрых гениев, которые положат конец нашему одиночеству, а своим искусством и красотой украсят нашу тоскливую, отшельническую жизнь.
   Вынужденные волей судьбы просвещать низшие народы, ещё не совсем вышедшие из животного состояния, мы не могли найти между ними подходящих себе жён. Ваше появление разрешило этот вопрос. Твои подруги, как Высшие Существа, прекрасные, как видения, станут верными супругами моих друзей. А они, молодые, красивые и энергичные, не могут считаться недостойными их. От их союза родятся новые божественные поколения, которые будут царствовать на этих ещё диких землях и цивилизуют их.
   Ты, Уржани, будешь моей царицей, и если то, что я могу теперь предложить тебе, бедно и жалко, то в будущем к твоим ногам я сложу весь мир, а пока - он поднял чашу - пью за здоровье наших божественных супруг и за этот день нашей свадьбы.
   Уржани слушала его, не прерывая, но среди её подруг поднялись вопли и крики.
   - Предатель! Неблагодарный! Ты похитил нас при помощи своих мерзких слуг, а теперь с твоими подлыми сообщниками хотите насиловать нас?! Или ты забыл, что я - супруга Нараяны, твоего благодетеля, вооружившего тебя силой, которой ты злоупотребляешь, - сказала Уржани, смерив его презрительным взглядом. - Верни нам свободу, а не то твой бесчестный поступок может дорого тебе обойтись.
   Абрасак скрестил руки и вызывающе смотрел в глаза Уржани.
   - Бойся я последствий своих поступков, не бежал бы из города Магов, и... до сегодня я не вижу причины раскаиваться в своём решении. Надеюсь, что и впредь будет так же. Не раздражай себя, Уржани. Ты и твои подруги принадлежите нам, и тысячи моих безобразных, но грозных слуг будут охранять как мой дворец, так и дома моих друзей, умерщвляя каждого, кто бы ни осмелился приблизиться к одной из вас.
   Ты и все прочие, вы будете нашими жёнами, а поэтому откажитесь от сопротивления. Друзья! Ведите же каждый свою избранницу в жилище, приготовленное вами настолько красиво и уютно, насколько позволили обстоятельства. Скоро руки волшебниц украсят всё художественными произведениями.
   Сообщники Абрасака, с нетерпением ждавшие этого мгновенья, захватили каждый по жрице и унесли их, несмотря на слёзы и сопротивление дев, бьющихся в их объятьях. Скоро в зале остались только Уржани, Абрасак и Авани.
   Наступило молчание. Уржани встала, оттолкнула свой стул и, прислонившись к нему, ждала, что будет дальше. Лишь учащённое дыхание и выражение негодования во взоре выдавали волнение, вызванное только что случившимся.
   - Ну, что же, Уржани? Желаешь ли ты добровольно подчиниться или принудишь меня также применить насилие? Ты должна быть моей! - сказал Абрасак.
   - Я не могу быть твоей женой потому, что я уже - замужем за Нараяной, а сделаться добровольно твоей любовницей - слишком много требовать от честной женщины и притом посвящённой, - сказала Уржани.
   Лицо Абрасака покраснело, и он сделал шаг к ней. Но Авани бросилась между ними и заставила его отступить.
   - Остановись, безумный, и не усугубляй свою вину непоправимым преступлением, нападая на жену своего благодетеля. Я понимаю, что ты желаешь иметь подругу жизни, так возьми меня вместо Уржани, а её отпусти к мужу и родным. Несмотря на насилие, к которому ты прибег, чтобы завладеть нами, я останусь твоей женой и постараюсь смягчить твоё сердце, умерить твои замыслы. Откажись, Абрасак, от неравной борьбы с людьми, перед которыми ты - пигмей. Установи свою власть над этими низшими народами, просвети их, внуши им понятие о БОГЕ и, может, тебе простится твой грех, твоё ослушание. Только не начинай своё царствование таким подлым и неблагодарным поступком.
   Абрасак отступил, с удивлением глядя на жрицу, прекрасную в этом порыве великодушия.
   Её лилейно-белое лицо подёрнулось румянцем и в больших, тёмных глазах читалось всё благородство её души. Да, она была прекрасна, как и Уржани, но он не любил её. А та, которая его ненавидела и презирала, навсегда поработила его душу.
   Он вздохнул и ответил:
   - Благодарю, Авани, за твои разумные речи и царственный дар, так великодушно предлагаемый тобой, но я не могу принять его. Я люблю Уржани с той минуты, как впервые увидел её, и эта любовь стала роковой в моей жизни. Она была силой, руководившей всеми моими действиями. Я пошёл на всё ради того, чтобы завоевать её, и готов защищать своё достояние всеми имеющимися в моём распоряжении средствами. До сих пор судьба покровительствовала мне, и я верю, что она будет благоприятна и впредь, облегчив выполнение всего мной задуманного.
   Так как твоя участь избавляет от необходимости стать женой смертного, то тебя, Авани, я назначу богиней сооружённого мной храма, для которого не было жрицы. Ты, которой суждено навсегда оставаться молодой и прекрасной, будешь царить в храме, и народ обоготворит тебя, станет приносить тебе жертвы и поклоняться в твоём лице никогда невиданной божественной красоте.
   А пока довольно на сегодня! Я - великодушен и понимаю, что тебе и Уржани надо привыкнуть к новым условиям вашей жизни и отдохнуть от волнений сегодняшнего дня. Я провожу вас в вашу комнату.
   Он достал из-за пояса рожок и свистнул. Два волосатых исполина отдёрнули нечто вроде завесы, скрывающей дверь, которая вела на галерею, где во всю её длину выстроились в ряд великаны, вооружённые суковатыми дубинами. Затем Абрасак рукой указал обеим Магиням следовать за собой, и они повиновались. Поникнув головами, они прошли галерею и вступили в обширную комнату с одним входом и широким окном.
   - У вашей двери, как и под окном, будут караулить мои слуги, поэтому не пытайтесь бежать! - сказал Абрасак.
   Затем, поклонившись, он ушёл. Авани упала на деревянную скамью у стены и закрыла лицо руками, а Уржани стала осматривать окружающую их обстановку.
   Очевидно, убранство комнаты стоило хозяину многого труда. Деревянная с резьбой обшивка украшала стены, вдоль которых стояло несколько стульев, этажерка и сундучок из золота и серебра, но всё это было топорной работы. В глубине комнаты виднелась широкая низкая кровать с балдахином и занавесками из растительной материи, выделывавшейся Абрасаком. Из неё же были одеяла и наволочки. Посреди комнаты стоял стол, а на нём - корзины с фруктами, кувшин молока, мёд и ваза с цветами.
   Окончив осмотр, Уржани села около подруги и сказала:
   - Не плачь, Авани. Чтобы достойно выдержать испытание, нам необходимо мужество и хладнокровие, а не слёзы. Дай мне также тебя поцеловать и поблагодарить за самопожертвование ради меня.
   - Увы! Моё доброе желание было напрасно. Упрямый негодяй не отпустит тебя и в довершение своей наглости хочет принудить меня к кощунственной комедии - изображать Божество. Но я никогда не соглашусь!!! А как подумаю о тебе, не могу удержаться от слёз!
   Уржани задумалась, а потом сказала:
   - За меня не переживай. Я сумею себя защитить от этого сумасброда и насилия с его стороны. А что касается прихоти этого деспота сделать из тебя Богиню, я полагаю, что лучше всего будет посоветоваться с моим отцом. Я вступлю в общение с ним, надо только подождать, пока стемнеет.
   Продолжая разговаривать, и утешать друг друга, они дождались наступления тьмы. Но, к их огорчению, в одном углу вспыхнул электрический шарик, озаривший комнату серебристым светом.
   Несмотря на это, Уржани всё-таки приступила к вызыванию. Едва она окончила произносить формулы и чертить маленьким магическим жезлом каббалистические знаки, как раздался раскат грома, послышался треск, и по комнате пронёсся порыв ветра. Немного спустя ворвался окружённый пламенем раскалённый шар, который покружился с минуту и потом окутался беловатым облаком, сгустился, приняв форму человека, и в нескольких шагах от подруг появилась высокая фигура Дахира.
   Уржани хотела броситься к нему, но он поднял руку и сказал:
   - Не прикасайся ко мне, я слишком насыщен электричеством. Хоть ты и не вызывала ещё прямо меня, но я пришёл ободрить вас, дорогие дети, и доказать, что вы - не одиноки и не покинуты.
   - Я знаю, отец, что должна оставаться здесь и выполнить назначение, о котором ты мне говорил. Но Авани слишком потрясена той ролью, какую хочет навязать ей этот наглец.
   Смущённая и взволнованная Авани передала всё сказанное Абрасаком, и Дахир выслушал, а затем сказал:
   - Эта роль была бы недостойной и кощунственной, если бы твоя душа преисполнилась гордыней и спесью, и ты сочла бы себя Божеством, перед которым будут преклоняться простодушные, жалкие дикари. Если же ты с Верой и Смирением будешь за них молиться, а затем исцелять, утешать, просвещать их и пользоваться своим обаянием для Добра, то твоя роль сведётся к выполнению известной миссии. Другое твоё назначение, не менее полезное, ты выполнишь бессознательно и даже помимо своего желания. Для первобытных, грубого вида людей ты явишься олицетворением чистой, высшей и доселе ещё невиданной ими красоты. Молясь тебе и с обожанием взирая на тебя, они запечатлеют твой образ в своём воображении, и таким путём создадутся первые астральные отпечатки красоты, которые отразятся на их потомстве. Они - безобразны, потому что являются порождением грубых, первобытных сил природы. Значит, ты можешь покорно и с душевным спокойствием выполнить роль, придуманную для тебя этим преступным, но гениальным человеком, у которого недостаток знания восполняется духовным наитием.
   Тебе, Уржани, найдётся также здесь довольно дела. Теперь ты уже поняла, вероятно, какими соображениями руководились при выборе твоих подруг, вынужденных стать супругами товарищей Абрасака. Будь им утешительницей и руководительницей. Внуши им, что на них лежит обязанность облагородить этих людей, воспитать их в Добре, а не ненавидеть и не думать о мщении за учинённое насилие.
   Окружающий вас первобытный народ представляет также обширное поприще для деятельности. Если тебе удастся использовать свою власть над Абрасаком, а именно его страсть к тебе, и ты сумеешь направить на Добро огромные дарования этого человека, то сделаешь этим великое дело. Времени у вас впереди достаточно, потому что не ещё так скоро загремит великая битва, которая отметит собой новую эру. Но ведь для нас, бессмертных, время мало значит. Вот вам от меня подарок: он поможет закрепить ваше господство, - сказал Дахир, поставив на стол два хрустальных флакона с золотыми пробками. - Одной капли Этой Жидкости на ведро воды достаточно для получения почти всесильного средства против болезней, ран и так далее. А пока до свидания и будьте мужественны!
   Он благословил дочь с подругой и исчез.
   Уржани и Авани были приучены своим воспитанием к дисциплине и повиновению приказаниям Высших Магов и даже не помышляли о протесте. Грустные, но покорные и исполненные Доброй Воли, они ещё поговорили, а потом улеглись в постель и заснули.
  
   Часть 2
  
   Глава 9
  
   Несколько дней прошло в одиночестве для обеих пленниц. Ни Абрасак и ни одна из их подруг не показывались. Только каждое утро приходил один из товарищей хозяина и ставил на стол дневное пропитание, а в галерее и под окном продолжали караулить омерзительные слуги их повелителя.
   Наконец однажды утром явился Абрасак и объявил, что храм - готов и он сейчас же отведёт Авани в её новое помещение.
   Уржани поцеловала подругу, и она ушла за Абрасаком.
   Выйдя за город, они направились к пустынному, загромождённому скалами месту и там вошли в расщелину, едва доступную худощавому, среднего роста человеку. Расщелина шла во всю толщину каменной громады, за которой было пустое место, а посередине его - широкое отверстие в земле, где виднелись узкие и грубые ступени лестницы. После продолжительного спуска они дошли по узкому извилистому проходу до отверстия шириной в дверь и закрытого завесой. Когда Абрасак откинул её, Авани остановилась, поражённая и очарованная.
   Перед ней, теряясь вдали, раскинулась пещера, и несколько природных колонн поддерживали высокий свод. Свет, проникавший сквозь невидимые щели, казался голубым и придавал лазурную окраску внутренности пещеры. Сапфировой казалась и вода источника, вытекающего из стены и вливающегося в большой природный водоём посередине пещеры. Куда стекал излишек воды, не было видно.
   Скрытый завесой вход находился на некоторой высоте над землёй, а около него, в высокой и глубокой нише, стояло золотое седалище в виде трона.
   Перед нишей, на высоте двух каменных ступеней от пола, помещался престол, продолговатый и четырёхугольный, из массивного золота, с двумя забавного вида треножниками по бокам: на престоле лежали предметы для жертвоприношений.
   - Вот я случайно открыл эту пещеру и решил обратить её в храм, - сказал Абрасак. - Я хотел поставить здесь статую, не имея в виду, что счастливый случай пошлёт мне живое божество. За эти дни мы с товарищами, насколько оказалось возможным, устроили самое необходимое. Ты воссядешь на троне и станешь изливать по известным тебе Законам Науки свои духовные дары на народ, который обоготворит тебя. Мне остаётся показать, где ты будешь жить.
   Он провёл её в смежную пещерку, такую же голубую, как и первая, и обставленную теми удобствами, какие только были возможны в данных обстоятельствах.
   - В этом ящике ты найдёшь порошки, травы - всё, что тебе понадобится, и чем мне только можно было снабдить тебя, - сказал Абрасак, указывая ей на большой деревянный ящик у стены. - Твоё служение будет продолжаться от восхода солнца до трёх часов пополудни. После этого часа доступ в пещеру воспрещается, и ты будешь иметь возможность отдыхать или делать, что пожелаешь. Уржани будет навещать тебя, а вечером ты можешь приходить к нам, но, конечно, под покровом. Ты начнёшь служение с завтрашнего утра.
   Сделав прощальный жест рукой, он скрылся.
   Вскоре дикари толпами стали собираться на равнине, которая растянулась перед входом в пещеру, загромождённой грудами скал.
   Тут были жители городка и многих окружных селений, а более отдалённые прислали представителей на это собрание, созванное по приказанию Абрасака.
   Скопище волосатых великанов волновалось, с тревогой ожидая, что будет и зачем царь созвал их.
   С высоты спустился Абрасак верхом на драконе. Посреди равнины он сошёл на землю и возвестил народу на его языке, что Великий БОГ, о КОТОРОМ он говорил им, правящий Вселенной и СВОИМИ Руками создавший всё видимое, не исключая и их, говорил ему, что народ Гайя (так называли себя обезьяноподобные великаны) достоин ныне воспринять Видимое Божество, и Единородная ДОЧЬ Великого БОГА сойдёт из ОТЧЕГО Дворца и поселится в подземном чертоге, куда дорогу он им покажет. И к Этому Очеловечившемуся и Живому Божеству они могут обращаться со всеми своими просьбами. Завтра, при восходе солнца, он приведёт их к подножию Божества, а до тех пор всем им надлежит пребывать здесь в долине. Во время его речи тучи покрыли небо, а затем разразилась гроза. Сверкающие молнии рассекали небо по всем направлениям, и раскаты грома потрясали землю.
   Объятая ужасом толпа разбежалась бы, не будь царского повеления, приковавшего их к месту.
   Наконец на рассвете буря утихла, и вновь появился Абрасак. Нагнав ужас на свой народ, он успокоил его, объяснив, что грозу вызвало сошествие с Неба ДОЧЕРИ БОГА и что теперь он отведёт их к Божеству, Которое будет внимать их мольбам и поможет во всех их нуждах.
   Он повёл толпу в пещеру, которая, несмотря на свои огромные размеры, не могла вместить всех собравшихся, и большая часть народа осталась снаружи в ожидании своей очереди. Абрасак зажёг треножники, возложил цветы на престол, а потом взошёл на ступени и откинул завесу из золотых нитей, которая скрывала нишу, где восседала на троне Авани.
   Жрица смотрела на толпу великанов, павшую ниц, прославляя её возгласами. Белая, прозрачная, в белоснежном одеянии, Авани казалась дикарям Небесным Существом.
   После того как вся толпа перебывала в пещере и собралась затем на равнине, Абрасак, взяв на себя роль истолкователя Воли Божества, передал им, что каждое утро, от восхода солнца, которое служило жилищем Великому БОГУ, ВЛАДЫКЕ Вселенной, и до захода ЕГО ДОЧЬ будет видима, и все жители обязаны ежедневно по разу приносить в жертву на престол цветы или плоды и могут излагать перед Божеством свои нужды, а больные должны купаться в водоёме.
   Вернувшись к себе, он решился пойти к Уржани. Устроив и удалив Авани, он мог "открыть" себе путь к счастью.
   Уржани сидела у окна. При появлении Абрасака она встала и смерила его взглядом, а он подошёл к ней, страстно глядя на неё. Какая-то сила удержала его в нескольких шагах от неё, но он был так поглощён своими бурными чувствами, что не заметил этого и, вздрогнув, покраснел, когда Уржани прервала молчание и спросила:
   - Что тебе надо от меня?
   - Я хочу воспользоваться правами, которые даёт мне твоё похищение. Ты будешь моей женой, как и твои подруги, уже ставшие жёнами моих товарищей. Но я - великодушен и хочу понемногу приучить тебя к себе. Пока я желаю только поцеловать твои розовые губки, сапфировые глазки, милые кудри и доказать, что мои ласки стоят поцелуев Нараяны. Моя же страсть к тебе - другого свойства, нежели теплёнькое и пресное чувство ваших полулюдей, полупризраков.
   Он собирался уже броситься и сжать её в объятьях, но взгляд Уржани, суровый и острый, пресёк этот порыв.
   - Не пытайся никогда простирать свою руку к достоянию твоего Учителя. Ты забываешь, что я - супруга Мага Нараяны и дочь Дахира, Мага о трёх лучах, а они уж сумеют защитить меня и взять обратно к себе. Твоя же страсть есть выделение обуревающих тебя нечистых чувств, она не внушает мне ничего, кроме отвращения.
   В голосе Уржани звучала и в её глазах горела такая смесь презрения и брезгливости, что Абрасак попятился, его горло сжало, и он стал задыхаться. Но он оправился и смерил её гневным и надменным взором.
   - Избыток гордости лишает тебя благоразумия, прекрасная Уржани. Не забывай также, что тебя пока ещё не освободили, и ты находишься в моей власти. Ты отказываешься от миролюбивого соглашения? Хорошо, я обойдусь без него! Но моей ты будешь, волей или неволей. Твоим прихотям я так же не подчинюсь, как и власти Магов.
   Он отвернулся и вышел в бешенстве. Уржани вздохнула, но была, однако, недовольна собой. Зачем она не воздержалась от угроз и выказала пренебрежение и отвращение к этому опасному человеку? Вероятно, его беспорядочные веяния воздействовали и на неё.
   Уржани опустилась на колени и стала молиться. Успокоенная и подкреплённая Молитвой, она встала и решила на будущее время быть миролюбивее и осторожнее.
   В своей комнате Абрасак застал Жана д'Игомера, который сидел у стола, угнетённый, грустными мыслями... Когда вошёл Абрасак, он поднял голову и при виде расстроенного лица приятеля и кипевшего в нём гнева, на его лице мелькнула усмешка. Однако он не сделал замечания и стал говорить о деле, которое привело его.
   Абрасак сделал несколько кратких распоряжений, а потом опустился на стул и провёл рукой по лбу.
   - Ты будто озабочен, брат, но чем? Или твой медовый месяц подёрнулся тучами? Все вы помалкиваете о своём супружеском счастье, и вот уже несколько дней, как я вижу только нахмуренные лица.
   - Ты провидишь истину, и супружеское небо твоих друзей - пасмурно, - сказал Жан д'Игомер и вздохнул. - В одном ты сдержал своё слово, Абрасак. Наши жёны - восхитительно хороши, но их характер оставляет желать лучшего. Вместо того чтобы заниматься хозяйством и начать, как было обещано, украшать наши дома художественными произведениями, большинство из них сидят угрюмые и выказывают такое отчаяние, что оно становится обидным даже для самого скромного самолюбия. А вместе с тем они так мало скрывают желание бежать, что мы вынуждены держать их под замком, и приказали стеречь нашим "обезьянам".
   О, у Уржани имеется хоть серьёзная отговорка в том, что она - замужняя, а ведь моя жена Сита была свободна, а... Чёрт возьми, я же - не хуже других! Она - очаровательна, и я - без ума от неё, а она льёт слёзы и обвиняет меня в том, что я обесчестил её. Лишь только я хочу подойти к ней, она вызывает между нами, не знаю каким образом, голубой каббалистический знак, который препятствует мне и отталкивает. Можно с ума сойти! А, например, раздражительный и вспыльчивый Рандольф взбесился, увидев, что его красавица преобразилась в фонтан слёз. Он даже побил её. С тех пор она молчит и рта не открывает, а как только его завидит, то старается спрятаться, куда только может.
   Абрасак расхохотался.
   - Ну, это уж было глупо! К такому обращению они не привыкли. Но завтра я помогу вам, а тебя научу одной формуле, которая уничтожит создаваемое Ситой между вами препятствие.
   Когда спустилась ночь, Абрасак забрал магические талисманы и стал подкрадываться к комнате Уржани. Заглянув внутрь, он увидел, что она спит. Он скользнул к постели и в нескольких шагах от неё остановился, не отводя глаз от Уржани. Никогда ещё он не видел её такой прекрасной и соблазнительной, как в эту минуту.
   Небольшой электрический шарик на потолке озарял её серебристым светом, и Уржани походила на статую уснувшей Психеи. Лёгкое одеяние обрисовывало её формы, личико дышало покоем, а длинные и пушистые чёрные ресницы отбрасывали тень на розовые щёчки.
   Порыв страсти ударил в сердце и голову Абрасака. Он поднял руку, начертал в воздухе каббалистический знак и прошептал заклинание, которое должно было держать Уржани во сне, а затем бросился к ней. Наконец-то он мог обнять обожаемую женщину и покрыть поцелуями её личико.
   Не больше двух метров отделяло его от добычи, как из груди Уржани сверкнул Голубоватый Свет, поразил Абрасака в грудь и с такой силой отбросил его, что он зашатался и упал на другом конце комнаты. Дрожа от бешенства, Абрасак поднялся и снова перешёл в наступление. А Уржани, казалось, не слышала шума от его падения и продолжала спать.
   Теперь Абрасак подступал уже осторожнее. Светлый Луч не появлялся больше, но между ним и Уржани стала преграда. Она была так близко, что, протянув руку, он мог бы её достать, а между тем он толкался в прозрачную стену, защищающую постель Уржани.
   Однако Абрасак был слишком упорен, чтобы сдаться без боя. На этот раз он усилием воли подавил своё бешенство и призвал на помощь своё Знание и Магическую Силу. Он произносил самые страшные заклятия, взывал к духам стихий и демоническим силам, но все его старания оставались напрасными. От напряжения воли жилы на лбу и на шее вздувались, пот градом катился по телу, орошая искажённое, бледное лицо, а грудь тяжело вздымалась. Позабыв уже всякую осторожность, он выкрикивал такие формулы, которые, по его мнению, имели почти безграничное могущество. Но ничто не помогло. Невидимая стена выдерживала самые яростные нападения и так хорошо ограждала спящую, что её не могло разбудить всё происходящее вокруг неё.
   Наконец, Абрасаку пришлось признать себя побеждённым. Шатаясь, он поплёлся в свою комнату и упал на ближайший стул. Если бы то, что Абрасак испытывал в эту минуту, и будь обычным смертным, он, наверное, умер бы от разрыва сердца.
   Впервые после своего бегства он наткнулся на более сильную сравнительно с ним власть: он понял, что знание, составлявшее его гордость, немного стоило, и что сравнительно с вызванными им на бой великанами он - пигмей. Под напором подавляющего сознания собственного ничтожества ему казалось, что его череп сжат. Со стоном Абрасак схватился за голову и свалился на пол.
   Уржани между тем не спала. Предчувствуя, что Абрасак произведёт ночное нападение и воспользуется её сном, она хоть и легла, но решила не спать и быть настороже. Талисман она спрятала под одеждой, как научил её отец, и стала ждать.
   Её слух уловил почти неслышные шаги Абрасака, она видела, как он вошёл, и сквозь полузакрытые веки, трепеща сердцем и притворяясь спящей, следила за борьбой, происходящей в двух шагах от её постели. Но она видела раскалённую, покрывавшую её сетку, на которую наталкивались демонические силы, вызванные Абрасаком.
   Когда, наконец, её похититель вышел, шатаясь, из комнаты, Уржани встала, опустилась на колени и стала молиться. Но не только за своё спасение она благодарила БОГА, а просила и за ослеплённого нечистой любовью человека, страдания и поражение которого она только что видела.
   Очнувшись, Абрасак чувствовал себя слабым и разбитым. Возвратный удар был так силён, что даже его бессмертный организм был потрясён. Он улёгся на постель и задумался. Сон не приходил, но голова работала уже как всегда. И эти думы, бушующие как волны в непогоду, причиняли ему почти физическую боль.
   Пришедший к нему Жан д'Игомер с первого же взгляда на бледное и изменившееся лицо друга понял, что его любовные дела - плохи. Однако он ничем не выдал себя и, поговорив о постороннем, попросил научить его обещанному магическому ритуалу, который мог бы помешать Сите - ставить между ними флюидическую преграду. На эту просьбу Абрасак разразился смехом.
   - Я - бессилен тебе помочь, мой милый. Как другу и кузену признаюсь, что с этой ночи я больше не верю в свою Науку, по крайней мере, по некоторым вопросам, и... живу теперь лишь для мести. Всё своё Знание и Энергию я употреблю единственно на то, чтобы ускорить наш поход на город Магов, и до основания уничтожу это гнездо тирании и проклятой Науки.
   Приятель покачал головой.
   - Не увлекайся, Абрасак, и не развенчивай понапрасну своё Знание. По твоим словам и душевному состоянию я заключаю, что ты потерпел неудачу, натолкнувшись на Знания, превосходящие твои, и этот урок пусть научит тебя осторожности. Обдумай всё, прежде чем затевать борьбу с такими могущественными и бессмертными, по твоим словам, людьми.
   - Увидим. Будущее и решительный бой только укажут, кто останется победителем. Правда, они - бессмертны, и я не могу убить их, но мучить их могу, и буду делать это, пока они не откроют мне свои тайны.
   И он сжал кулаки.
   - Я отправляюсь искать союзников. Мне известно, что недалеко отсюда, на берегу и некоторых скалистых островах живут великаны, перед которыми наши "обезьяны" - младенцы. Ими труднее управлять, потому что они - глупее наших, но я всё-таки изучил их язык и, кажется, нашёл способ, как обуздать и подчинить их себе. Их невероятная физическая сила окажет нам огромную помощь, когда мы пойдём на приступ.
   Я уезжаю вечером и возьму с собой Рандольфа и Клодомира, а ты будешь распоряжаться здесь в моё отсутствие. Нечего говорить, что тебе поручается беречь Уржани как зеницу ока. Кроме того, наблюдай, чтобы не прерывались воинские упражнения наших "обезьян" и заготовка оружия.
   Ночью Абрасак уехал с двумя товарищами, не сказав, когда вернётся, а Жан д'Игомер добросовестно исполнял возложенное на него дело.
   Это был человек умный и энергичный. Будучи одарён многими не вполне развитыми ещё достоинствами, он хоть и не был столь гениален, как Абрасак, но оказался более него сговорчивым, хладнокровным и не таким самонадеянным. Он сообразил, что женщина, сумевшая отстоять себя от его кузена, должна обладать Великими Знаниями и, может, пособит смягчить его жену и восстановит мир в домах его товарищей.
   С этим решением в душе, принеся однажды Уржани её ежедневное продовольствие, д'Игомер попросил разрешения изложить ей свои горести и попросить совета. Уржани согласилась, предложила ему сесть и обещала помочь по мере возможности.
   Тогда д'Игомер рассказал все скорби, причинённые ему и его приятелям их жёнами.
   - К чему всё это приведёт, - сказал он, - раз дело совершилось? Сита - моя жена, и я всей душой люблю её, а она обвиняет меня в том, что я обесчестил её. Да я ведь ничего иного и не желаю, как узаконить наш союз и выполнить все установленные Магами обряды, если бы я только знал их. И мои друзья - в таком же положении. Только не все - так терпеливы, как я, а один из нас, очень вспыльчивый, даже побил жену.
   - Фу! Такой приём, наверное, не покорит ему сердце его подруги, - сказала Уржани. - Но вы - правы, что сделано, того не переделаешь, и я употреблю все усилия, чтобы убедить подруг подчиниться назначенной им от БОГА участи и честно исполнить свой долг.
   Сегодня же я схожу к Сите, а не то приведите её сюда. Я желала бы также посетить и других, если только мне можно свободно ходить по городу, не опасаясь великанов. Не бойтесь, я не убегу, даже если бы имела на это возможность. Даю вам честное слово, - сказала она, улыбаясь.
   Д'Игомер заверил её, что ей нечего страшиться, и сказал, что будет сопровождать её, чтобы показать ей город, дома его товарищей и дорогу в храм, где находится Авани.
   Он рассказал ей также, что храм каждый день бывает переполнен в богослужебные часы, и что "обезьяны" не могут налюбоваться богиней и надышаться ароматами, наполняющими пещеру.
   Так как Уржани пожелала, прежде всего, навестить Авани, то д'Игомер повёл её в только что опустевшую пещеру.
   Приятельница сообщила Уржани, что дикари держат себя благоговейно и спокойно. А так как между приходящими бывает много больных, то ей нужны несколько помощниц для наблюдения за лечением. Она же, в качестве "божества" обречена на внешнюю бездеятельность.
   - Я буду приходить помогать тебе. Мне ведь нечего делать, и мой обожатель - в отсутствии. Но я надеюсь достать тебе ещё помощниц, - сказала, подумав, Уржани.
   Затем начался обход подруг, ставших жертвами женитьбенных затей Абрасака.
   Раньше других она посетила Ситу и пристыдила её, напомнив ей основы магической школы, где она получила своё воспитание.
   - К чему послужили все наставления и примеры, то есть уяснение законов, ведущих нас по Пути Восхождения, если в первом же испытании в тебе рушится всё доброе, и из недр твоей души восстают дурные и низменные чувства, которые я считала уже побеждёнными, и которые разрушают в тебе Гармонию и ослепляют тебя на единственном пути, достойном женщины, достигшей порога Высшего Посвящения.
   Хоть Уржани и признала, что постигшая Ситу участь - тяжела, но это испытание было наложено на неё Высшей Волей, и от неё зависело обратить его в миссию.
   Воспитать, облагородить, просветить человека, с которым ты связана, заставить его подняться на твой уровень, а не опускаться до его недостатков - вот достойное поприще для благодарного труда женщины. А Великие Маги одобрят и благословят подобное назначение, добросовестно выполненное, и затем в своё время благословят священным обрядом союз, заключённый хоть и в исключительных условиях, но озарённый и очищенный совместной работой Совершенствования.
   Подобные речи, несколько изменившиеся сообразно с обстоятельствами, оказали своё воздействие: душевная накипь, вызванная отчаянием, стыдом и ропотом, понемногу таяла, и Уржани замечала, что в измученных сердцах пробуждалась покорность судьбе и добрые намерения. Кроме того, женщины согласились поочерёдно помогать Авани в храме.
   На следующий день, сияющий от радости д`Игомер, пришёл благодарить Уржани. Он объяснился с Ситой. Она была спокойна, сговорчива, и он надеялся на скорое установление между ними полного согласия.
   С этой поры Уржани приступила к многосторонней деятельности и, помимо роли миротворца в домах подруг, помогала Авани. Познакомившись в храме со многими великанами и изучив их язык, она стала посещать их как в городе, так и в ближайших селениях. Дикари оказывали ей почтение, и хоть и боялись, но повиновались ей, принимая Уржани как сестру Богини.
   Более всего Уржани занялась женщинами и детьми. Она показала им, как плести корзины, передники, верёвки и обучила другим несложным ремёслам. Наибольшим же успехом пользовалось искусство делать украшения для головы, шеи и рук из перьев убитых птиц и разноцветных камней. Несмотря на безобразие дикарей, в их душах зародилось стремление нравиться, и мужчины наряжались не менее охотно, чем женщины.
   Послеобеденное время Уржани и Авани проводили вместе, стараясь в беседах коротать время изгнания и заглушать тоску по городу Магов. Различные события доказывали им, что они - не забыты. Так, например, они нашли однажды в своей комнате запас платья, несколько магических приборов и краткое наставление, каким путём вести свои работы.
   Между тем Абрасак ещё отсутствовал, но Уржани часто говорила о нём с Авани, и обе сожалели о том, что энергия этого человека и его ум направлены в плохую сторону, а дурные наклонности подогреваются нечистой и бесцельной страстью.
   Наконец он вернулся с обоими своими спутниками.
   Он рассказал д'Игомеру, что виденные им великаны - гораздо противнее и страшнее их здешних "обезьян". Это были чудовища. Они - снабжены длинными хвостами, короткими и толстыми конечностями наподобие лап с когтями. А у мужчин есть даже рога. Они ходят зачастую на четвереньках и, встав на ноги, оказываются невероятного роста, а опираются на вырванные с корнем деревья. Они питаются сырым мясом животных, которых убивают камнями или душат.
   - Такого низкого уровня умственных способностей я ещё не встречал. Наши "обезьяны" перед ними - учёные. Притом они - почти бессловесны, так как нельзя назвать наречием несколько произносимых ими гортанных звуков, - сказал Абрасак.
   - БОЖЕ мой! Для чего ты провёл несколько месяцев среди этих скотов, и на что они нам нужны? Удивляюсь, что они не убили вас, - сказал д'Игомер.
   Абрасак захохотал.
   - Они намеревались проделать это, да я парализовал их электрическими ударами, и это они, наконец, поняли. А пользу от них ты увидишь, будь уверен. Они снесут стены города Магов, как картонные.
   Д'Игомер покачал головой.
   - Но как ты заставишь их понять, что они должны следовать за тобой, идти на приступ, разрушить стену и многое другое, если они - до такой степени тупы?
   - Существует сила, которая укрощает их и привлекает. Эта сила - музыка. Они пойдут за моей арфой хоть на край света. Они будут делать всё, что я прикажу.
   Последовавший затем доклад д'Игомера о положении города взволновал Абрасака. Его сердце сжалось от бешенства и горечи при мысли, что Уржани водворила мир и единение между подругами и их похитителями, а к его любви не нашлось ни жалости, ни извинения.
   Происшедшее затем свидание с Уржани было бурным. Он укорял её не только в суровости к нему, но и в том, что она способствовала счастью его друзей, чтобы только выставить ещё более унизительным пренебрежение к нему.
   - Счастье? О! До счастья - далеко, - сказала Уржани. - Мои подруги - жертвы произвола и предательства. В городе Магов они не оставили по себе неразрывной связи, а поэтому я постаралась внушить им покорность тяжкой доле и желание облагораживающе воздействовать на людей, с которыми пришлось сблизиться. Эта задача - благородная, но трудная, видеть же в ней счастье... странно, если не сказать смешно.
   - Почему же ты не желаешь взять на себя не менее почётную миссию облагородить меня? Могу уверить, что в этом случае тебе легче будет со мной, нежели, например, хотя бы с Рандольфом.
   - Я - замужем и люблю Нараяну, а твоя наглость - завладеть именно женой своего благодетеля - делает тебя вдвойне отвратительным. Кроме того, слишком велико разделяющее нас расстояние Очищения и Посвящения, - сказала Уржани.
   Абрасак мрачно посмотрел на неё.
   - Значит, мне остаётся одно - принудить Магов выдать все скрытые от меня тайны, которые поставили бы меня на один уровень с тобой. Я хочу властвовать над миром, куда они привели меня: быть богом и повелителем для низших народов, которые просвещу, и как единственную награду за войну и мои старания хочу твою любовь. До сегодняшнего дня всегда было так: я получал то, чего желал.
   Уржани не ответила ничего, и Абрасак вышел мрачный.
   Он всё ещё не считал себя побеждённым, хоть все дальнейшие его попытки овладеть женщиной хитростью или насилием и оставались по-прежнему тщетными. Уржани была окружена невидимой стеной, и ему пришлось, затаив злобу в душе, отказаться от бесплодных нападений.
   Кипя враждой, он снова взялся за приготовление к войне. Но в особенно мрачные минуты он стал посещать Авани, и её спокойный взгляд, дружеский приём, гармоничный и глубокий голос благотворно и успокоительно действовали на него.
   Однажды он предложил Авани прийти с арфой и играть в то время, когда она восседала на троне как божество.
   - Это послужило бы нам огромной помощью, и я была бы тебе благодарна. Но захочешь ли ты играть и петь мелодии по моему указанию, имеющие особо врачующую силу?
   - Уж если я хочу помогать тебе, то ясно, что подчинюсь твоим указаниям, - сказал Абрасак. - Позволь, однако, заметить, что я - не совсем невежда в Науке Гармонических Вибраций и их воздействий.
   - Отлично, тем большую пользу ты принесёшь в этом благом деле.
   Таким образом, между Абрасаком и пленницей установились дружеские отношения. Однажды, когда он казался особенно мрачным, нервным и раздражительным, терзаемый затаённой злобой, Авани спросила:
   - Что - с тобой? Не случилось ли чего неожиданного?
   - Ничего неожиданного нет, но я виделся с Уржани и говорил с ней. Меня опьяняет её красота. Но злоба из-за того, что она ненавидит меня и презирает, а мерзкие тираны города Магов воздвигли между нами преграду, которую мне не преодолеть, наполняет мою душу чувством, причиняющим мне почти физическое страдание.
   Авани покачала головой.
   - Ты ошибаешься. В Уржани нет ни ненависти, ни презрения к тебе, а одно лишь сожаление. Но она - бессильна помочь тебе. Посуди сам, достойно ли твоего знания и пройденного уже Посвящения, первое условие которого состоит в том, чтобы победить в себе зверя, питать лишь животное чувство к чужой жене?
   Перед тобой обширное поле деятельности: двигать вперёд низшее человечество, дать просвещение и мудрые законы этой девственной земле. Разве такая миссия не может удовлетворить самое высокое честолюбие?
   И Маги могли бы помочь тебе в деле руководства первобытными массами, которые ты хочешь поднять против них. Не уже ли ты не понимаешь всего безумия объявить войну людям города Магов, Этим Исполинам Знания, Могущество Которых - равносильно Могуществу Стихий? Берегись, чтобы Маги не обратились против тебя! Тогда они сломят тебя, как соломинку, и обратят в прах. Поднявший меч - от меча и погибнет. Покорись, верни свободу Уржани и, может, тогда они простят тебя.
   С минуту Абрасак молчал, а потом покачал головой:
   - Благодарю за слова, подсказанные тебе дружеским чувством ко мне. Может, ты - права. Временами я спрашиваю себя, не безумие ли - всё моё предприятие? Но отступить не могу, я сжёг корабли! Их пренебрежение ко мне разожгло мою гордость и желание померяться с ними силами.
   Я хочу отомстить за презрение и подниму против них миллионы великанов, приступом возьму их город, одолею и вырву у них скрываемые от меня тайны. О, они дорого заплатят за преграду, воздвигнутую между мной и любимой женщиной.
   Он потряс кулаком, и в его глазах сверкнула ненависть.
   - Никогда не освобожу Уржани. Правда, я не могу обладать ей. Но, несмотря на это, меня радует возможность хоть любоваться её красотой и слышать голос, который для меня слаще Пения Сфер. Сознавая, что она - здесь, под жалкой кровлей, которую только и могу ей предоставить, я не мучаюсь, по крайней мере, ревностью от присутствия около неё Нараяны.
   И, вскочив, он вышел из пещеры.
  
   Глава 10
  
   Похищение Уржани и сопровождавших её жриц произвело в городе Магов переполох. Это известие привезла остававшаяся в воздушном судне девушка, которая видела, как произошло нападение, и вернулась, чтобы поднять тревогу. Наибольшее волнение проявили, однако, земляне, не понимающие проявленного Магами равнодушия перед столь возмутительным злодеянием. Что же касается Нараяны, то исчезновение жены вызвало у него такое потрясение, что была минута, когда казалось - вот-вот рухнет мудрость и послушное воле мышление Мага, и их заместит гнев обычного смертного. Однако этот порыв быстро утих под взглядом Эбрамара, который сказал:
   - Не стыдно ли тебе поддаваться чувствам, которые, я надеялся, ты победил в себе!
   - Ты - прав, Учитель. Моя неосмотрительность и упрямство понесли справедливое наказание. Я не сумел понять, что покровительствовал негодяю, и он дал мне теперь доказательство моего ослепления. Но не уже ли эта вина - так велика, что мне надо расплатиться за него бесчестием Уржани?.. Не уже ли Дахир допустит, чтобы его дочь пала жертвой животной страсти этого злодея?
   - Нет, честь дочери Дахир сумеет оградить. Но все прочие события пойдут в порядке, указанном судьбой, слепым орудием которой стал Абрасак.
   - Так, может, это также - веление судьбы, закреплённое нашими Высшими Наставниками, чтобы я торчал здесь, сажая овощи в ожидании, пока "судьба" или "её орудие" вернут мне Уржани, - сказал Нараяна, и дрожание губ выдало его волнение.
   Эбрамар положил руку на его плечо и сказал:
   - Блудный сын мой, когда же ты проникнешься сознанием, что поспешность есть показатель несовершенства. Никто не требует от тебя бездеятельности, и ты будешь работать для освобождения Уржани, но не так быстро, как бы ты желал, пользуясь для этого всем имеющимся в нашем распоряжении Могуществом. Я читаю в твоих глазах вопрос: "Почему"?
   Потому, сын мой, что наше назначение на этой планете даёт нам особенную роль. Мы - Законодатели, призванные заложить основы высшей цивилизации. Значит, блюсти и направлять движения, которые ускоряют развитие умственной деятельности. Таким ускорением, хоть и печальным и достойным сожаления, если хочешь, но неизбежным, служит война. Все великие духовные и политические кризисы в низших ещё мирах, как тот, где мы теперь находимся, или тот, откуда пришли, сопровождаются смертоносным столкновением человеческих масс. У народов же достаточно развитых война является реакцией, кровавым пробуждением от сонного ленивого покоя и пошлых интересов. Война встряхивает и облагораживает народы, призванные играть роль в дальнейшей истории человечества. Она же косит и толкает к распаду народы, находящиеся в состоянии нравственного и физического упадка.
   Здесь в значительных массах прозябают существа низшей породы, великаны, первообразное порождение хаотических сил Природы. По своей природе и своему строению эти существа - тупоумны и неспособны к широкому умственному развитию. Но их многочисленность и физическая исполинская сила представляют большую опасность для более слабых соседей, которым суждено дальнейшее совершенствование.
   Эти первенцы человечества жили в атмосфере, насыщенной выдыханиями грубых сил, смертельных для более слабых существ. Они выполнили уже своё предназначение - исполинских организмов первых времён, обречённых на переваривание всего выбрасываемого беспорядочными силами природы - и должны исчезнуть. Такая очистка планеты от животных рас, вредных и обременительных, необходима, и Абрасак облегчит нам задачу. Вместо того чтобы нам разыскивать чудовища в их логовищах, он приведёт их сюда, а мы уничтожим.
   - Как осмеливается этот негодяй вступать в сношения с такими страшными существами, из которых каждое в отдельности может раздавить его как червяка? Каким образом он ещё ухитряется подчинить их себе? - спросил Нараяна.
   - Понятно, что не физической же силой он покоряет их. А это доказывает, что он располагает могучей волей и замечательным умом. Значит, он будет достойным противником для тебя, - улыбаясь, сказал Эбрамар. - А теперь, мой милый, я хочу, чтобы ты успокоился. Разумеется, ты понял всё значение надвигающихся событий и согласишься, что личные интересы стушёвываются перед нашей миссией как Законодателей.
   Нараяна сначала поник головой, но через минуту уже выпрямился, и в его глазах сверкнула присущая ему восторженная энергия.
   - Да, Учитель, понял, и с завтрашнего же дня примусь за набор армии, которая победит неблагодарного. Пусть долгая разлука с дорогой Уржани послужит мне заслуженным наказанием за моё ослепление, и тем слаще будет час, когда я опять найду её.
   - Вот таким я люблю тебя! - сказал Эбрамар. - А теперь сходи к Дахиру. Мы с ним приготовили тебе список лиц, которых советуем взять в помощники. Он успокоит тебя относительно Уржани и даст полезные указания.
   Дня через два Нараяна с друзьями и деятельными помощниками отправился в те области, где хотел собрать и обучить первую сознательную армию на новой отчизне.
   Спустя несколько недель вернулся Удеа, который возил Нараяну к племенам, обученным им. На следующий день мы находим на террасе хозяина дворца Эбрамара, Дахира, Супрамати и Удеа, дававшего отчёт о своём путешествии. Он убедился, что колония процветала под мудрым управлением своих царей, его потомков, и что народ сделал большие успехи. Там Нараяна решил образовать ядро своей будущей армии.
   Похищение Уржани и учениц школы Посвящения продолжало волновать землян.
   Их бросало в дрожь от рассказов вернувшейся жрицы о мохнатых, похожих на обезьян великанах, и они предполагали участие во всей этой истории мятежника и беглеца Абрасака. С другой стороны, для них оставалось загадкой, почему Иерофанты допускают ему пользоваться безнаказанностью.
   Шли нескончаемые разговоры на эту тему, и это любопытство подметил, наконец, и Калитин, решивший задать об этом вопрос Дахиру во время одной из их бесед.
   Несмотря, однако, на такое решение, он смутился в присутствии Мага, а любопытство и беспокойство показались ему вздорными. Если его покровитель и отец Уржани оставался спокойным, продолжая обычные занятия, значит, можно быть уверенным, что Верховные Маги чувствуют себя хозяевами положения.
   Наблюдающий за ним и перелистывающий рукопись Дахир, улыбаясь, сказал:
   - Твоё заключение - правильно, друг Андрей. Мы - спокойны, потому что располагаем достаточной мощью для самозащиты от нападения низших существ.
   Правда, Абрасак готовится к войне с нами, намереваясь взять приступом наш город при помощи бесчисленных орд великанов и чудовищ, которых он выдрессировал для войны. Но ввиду того, что эти массы неспособны с пользой работать в начинающуюся эпоху, а их многочисленность - даже опасна, то их надо истребить или настолько разредить, чтобы они оказались в меньшинстве, обречённом на вымирание. Космические Силы, Которыми мы умеем распоряжаться, сделают Своё Дело, и ты будешь свидетелем уничтожения этой лавины чудовищ.
   - Благодарю, Учитель! Но какое величавое и страшное зрелище представит собой уничтожение Космическими Силами легионов этих великанов, - вздрагивая, сказал Калитин.
   - Уничтожены будут только тела, которые стали опасными и вредными, а поэтому и должны погибнуть. Тот же Основной Закон действует во всех низших мирах. Только не всегда пускаются в дело Космические Силы, как в настоящем случае, а истребительницей является война. Тут мы имеем дело с первобытными расами, исполинским порождением грубых сил преизобилующей природы. Но случается в течение веков, что и культурные нации впадают нередко в состояние атавизма и поэтому становятся опасными для всех прочих окружающих их народов. Тогда и к ним применяется только что описанный мной Закон.
   Народы, обречённые на уничтожение, начинают с того, что утрачивают всякое религиозное чувство, а за этим падает их нравственность, потому что душа не руководится уже Законами БОГА. Понемногу происходит перерождение мозга. Все способности народа сосредоточиваются в одном направлении, а именно - в сторону материальных интересов. Его ум работает только в сфере промышленной производительности, достигает изумительных успехов в механике, химии, торговле, создаёт удобства жизни и прочее, зато Восприятие БОГА понемногу сглаживается, иссякают излучения, вызываемые Верой, а все искусства приобретают псевдореальное, упадочное направление. Под личиной "художественной правды" музыка становится шумной, беспорядочной и раздражающей, живопись и скульптура преподносят культ безобразия, литература искажается, идеализируя пороки и растление нравов. И долгое время никто не замечает, что под цветущей и "высококультурной" внешностью понемногу совершается нравственное и физическое вырождение.
   Общество предаётся животным страстям, высокомерие захватывает умы масс, а её жестокость становится такой же потребностью, как голод и жажда, и ждёт только случая, чтобы проявить себя в виде безумия.
   Подобная нация, превращённая в первобытные орды, представляет опасность для всего окружающего. Опасность тем большую, что эта нация - страшна своим богатством, грубой дисциплиной, превосходством техники и свирепостью умственного состояния.
   В такие моменты судьба выдвигает на свет дух истребления. Обстоятельства приводят к великой войне, которая бывает особенно кровавой, а жертвы - бесчисленны, преимущественно среди возмутителей общего мира. Они гибнут тысячами и всегда бывают побеждены.
   Калитин интересовался обсуждающимся предметом, поэтому разговор на эту тему затянулся. Со времени прибытия в новый мир молодой астроном сделал большие успехи, а Дахир был доволен его усердием и развивающейся в нём наблюдательностью.
   Наступило молчание. Дахир рассматривал содержимое стоящей перед ним шкатулки и достал из неё инструмент, употребление которого хотел объяснить ученику.
   Вдруг Калитин, следивший за каждым его движением, нагнулся над лежащей на столе рукой Мага и сказал:
   - Учитель, позволь мне осмотреть твою руку. Мне давно хочется это сделать, потому что она - удивительна и интересна!
   - Сделай одолжение, смотри. Да что ты нашёл такого в моей руке? На ней, как и у тебя, пять пальцев, и только разве более тонкой их формой она отличается от твоей руки, - сказал Дахир, предоставляя ему свою руку, белую, тонкую и холёную.
   - О нет! Разница - большая, и не в руке только, а и в наших телах. Твоя кожа кажется иной, менее плотной, и я даже подмечал, что она порой слегка фосфоресцирует. Но и на вес твоя рука - легче. Смотри, она - намного легче моей, и сравнительно с ней моя рука напоминает грубую, рабочую мужицкую лапу рядом с породистой рукой аристократа.
   Дахир рассмеялся и слегка ударил по свежей, крепкой руке своего ученика.
   - Ты - прав, конечно. Мне - приятно, что ты нашёл разницу, которая почти незаметна для невнимательного наблюдателя. Да, моё тело - иного состава. За долгие века моего существования оно очень изменилось вследствие астральной работы всего моего существа. Как желатин распускается в тёплой воде, так постепенно таяла и моя грубая плоть. Незаметно для меня плотные и тяжёлые частицы земного покрова разлетелись, и на их месте появилась тонкая эфирная оболочка, которую заменило ещё более тонкое и чистое тело.
   Это превращение материи, достигнутое мной, путём астральной работы, сжигающей грубые частицы плоти, получалось на нашей старой Земле у не посвящённых в наши тайны людей путём перевоплощений или отшельнической жизни при неустанной Молитве.
   Доказательством сказанного служит тот факт, что звери ложились у ног Святых и мучеников в цирке, а не терзали их. Язычники приписывали это "колдовству" христиан, а между тем причина - простая: очищенные Молитвой, подвижничеством мученики утрачивали животный запах, возбуждающий кровожадность зверей.
   По этому поводу я считаю полезным сделать отступление, которое пригодится тебе при наставлении твоих учеников. Я хочу поговорить о влиянии пищи и о чистоте.
   - Ах, как я благодарен тебе, Учитель, и как это - кстати. Всего несколько дней назад я едва не поссорился с двумя приятелями, которых поучаю. Они сердятся за моё запрещение - есть мясо. И за то, что я требую от них троекратного купания в день, как ты указал мне.
   - Растолкуй им, что кровяное мясо пропитывает не только физическое, но и астральное тело прегадким запахом. Умирая, человек оставляет на земле одни физические останки. Его духовное тело, насыщенное и обременяемое этим зловонием, уносит в иной мир этот пар с омерзительным запахом, который и приковывает его к низшим частям астрального плана. По этой причине мы и требуем от наших учеников растительного питания, которое поддерживает в астральном теле внутреннюю чистоту и лёгкость, необходимые для его скорейшей эволюции.
   Только чистота, поддерживаемая частыми купаниями или обливаниями, облегчает обмен веществ и очищает ауру целительными токами. Пока люди жили на свежем воздухе и исполняли закон омовения, хотя бы в виде предписания религии, людской род меньше подвергался заболеваниям. Пот всегда следует удалять, потому что он закрывает поры, способен к брожению и порождает яды или зловредные бациллы.
   Поневоле приходится брать примеры из жизни нашей старой родины, ибо в новом мире всё только ещё - в зачатке. И так, ты должен помнить, что в древние времена люди ели всего помногу, пили очень крепкие вина, но, тем не менее, обладали прекрасным здоровьем, и среди них редко встречались болезни, пожиравшие человечество впоследствии.
   Причиной этого были жизнь на чистом воздухе и частые омовения. Тебе известно, что в последние века вырождавшееся и тщедушное человечество законопачивалось в запертых помещениях и куталось в тёплые одежды. И в такой тройной скорлупе из стен и платья проживали люди, даже не подозревая, в какой клоаке находятся, производя все те миазмы, которые создаются нечистыми помыслами, разнузданными страстями, гневом, завистью, враждой, ревностью и бранью, а в особенности столь излюбленными людьми "посыланиями к чёрту" и проклятиями. Ведь человек редко обращается к БОГ при какой-либо неудаче. Наоборот, в минуту раздражения он призывает лишь дьявола.
   Человек ужаснулся бы, имей он возможность видеть те тысячи чертенят, которые притягиваются ругательствами и проклятиями и в без того густую накипь от его гневных выделений. Но люди ничего не видят и дышат заражённым, кишащим бациллами воздухом, а потом ещё жалуются на внезапные боли в теле, головокружения и бессонницу.
   Только Молитва, Освящённая Вода и чистый воздух могут очистить подобный "аквариум", где всё - и стены, и вещи - переполнено астральным сбродом, который здесь выращивается и размножается, питаясь испарениями обитателей и заражённого воздуха. При этом такое флюидическое население может превратиться в вампирических, вредных и опасных существ до такой степени, что иногда для их выдворения требуется огонь.
   Таким образом, вера в Святую Воду - не суеверие. Вода - это такое вещество, которое легче всего усваивает астральный свет, лучезарными потоками изливающийся из Молитвы. Потому что Молитва представляет Собой силу, которая сначала собирает, а затем направляет и расходует благодатные истечения.
   Дахир умолк на некоторое время, а потом провёл рукой по лбу и обратился к Калитину.
   - Мы отдалились от своего предмета - перерождения физического тела путём астральной работы или Молитвы и аскетической жизни.
   - Да, Учитель, и ты сказал мне, что твоё тело уже претерпело несколько перерождений.
   - Три, друг мой. А по мере того как преображалось вещество моего бессмертного тела, изменялись также и его органы. Так, сердце перестало играть первенствующую роль. Ему нечего уже было бояться ни за себя, ни за тех, кого оно любило, а дисциплина души укротила "зверя" в человеке и обуздала страсти. Теперь сердце испытывает только Чистую и Возвышенную Любовь, а его спокойное и слабое биение регулирует лишь обращение фосфорического вещества, в которое обратилась кровь, текущая в наших жилах и орошающая мозг, ставший главным органом нашего тела. И чем совершеннее - это вещество, тем больше оно даёт нам силу сосредоточиваться и выделять исполинскую мощь, повелевающую стихиями.
   Желудок также почти упразднён, так как наша пища служит только для насыщения тканей. Позвоночный хребет - это электрическая сеть, мускулатура также сеть фосфорической материи.
   Даже плотские отношения в союзах Магов высшего разряда изменяются. Как некогда факир посредством исходившей из него лучистой силы заставлял растение созревать, цвести и приносить плоды, - подобно этому и лучистая, соединяющая супругов сила оплодотворяет, производит на свет особо избранных существ - миссионеров, предназначенных совершенствовать человечество.
   Конечно, сказанное мной применимо в настоящее время только к Высшим Магам. Но среди человечества, достигшего высокой степени совершенства, как на Юпитере и других равных ему по высоте планетах, людское размножение совершается только таким способом.
   Преуспевание - это закон Вселенной. Чем больше человек трудится на астральном плане, чем он больше сбрасывает с себя животные страсти для работы в духовных областях, чем больше он втягивает в свою ауру и организм фосфорические вещества, тем больше преображается его тело, изменяется кровь и возрастает Могущество.
   Головы Святых всегда окружены Лучезарным Сиянием, и Их прикосновение совершает исцеление. Эти Высшие Существа, преисполненные Божественным Веянием, обладают силой возобновлять действие омертвелых вследствие болезней органов: глухие начинают слышать, параличные ходить, а внутренние болезни излечиваются.
   Молитва - это первая магическая формула, данная человеку для борьбы с плотью, которая душит его и поглощает. В звуках заключено флюидическое вещество, разнообразно комбинируемое и получаемое путём вибрации. Молитва по существу своего химического состава вызывает вибрационные, фосфорические и радиоактивные токи, заимствованные от четырёх стихий. Эти четыре течения мгновенно принимают формулу быстро вращающегося Креста. Чем чище Молитва и сильнее Её порыв, тем стремительнее совершается такое вращение. Треща и меча снопы искр, флюидическая масса вертится, внедряя в тело животную теплоту, и заключённые в ней полезные, целебные частицы. Чистое же излучение души молящегося восходит спирально в виде Голубоватых Волн и соединяется с Божественным Веянием. Это служит соединительной нитью, или телефоном, посредством которого создание взывает к ТВОРЦУ и своим Святым Покровителям.
   Вследствие этого после горячей Молитвы человек чувствует себя успокоенным и подкреплённым новой силой. Иногда у него появляется даже испарина, и эта осеняющая его теплота помогает ему избавиться от флюидов и других отложений, причиняющих болезнь.
   Крестное Знамение - это магический, преимущественный перед всеми другими знак, на котором сосредоточиваются космические токи четырёх стихий, содержащиеся в формуле Молитвы. По наитию человек всегда окружал Этот Сокровенный Символ венцом из лучей, а Сила Креста соответствует Знанию, Силе и Вере того, кто Его употребляет. Это - то же, что простой деревянный крест по сравнению с золотым произведением какого-нибудь ювелира-художника. Значение же обоих - одинаково и всегда оказывает равную помощь. Невежественному человеку, употребляющему Крестное Знамение, не зная о Его Мистической Силе, Оно служит так же, как и Магу. Оно соединяет с БОГОМ, охраняет от сатанинских существ, от нечистых и хаотических сил, вызывает духов четырёх стихий, которые скапливаются вокруг начертанного человеком Креста, как вокруг центра, и оказывают ему помощь. Только в руках того, кто глубже постиг Его значение и с большим разумением и Верой изображает Его, Крест представляет необоримое оружие.
   Это Знамение можно назвать Печатью ПРЕДВЕЧНОГО. Оно служит основанием всякого создания, Символом Вечности, Знаком, выражающим и содержащим четыре стихии, на Котором происходят все изменения в составе материи, Источником духовной и физической жизни.
   - Так, значит, Изучение Креста - это Особая Наука?
   - И огромная! Некогда эта наука преподавалась отчасти в тайниках храмов Высшим Посвящённым. Во всех вероучениях древности Этот Таинственный Символ, Талисман для нападения и защиты против всего нечистого играл особую роль.
   Да, Андрей, чтобы постичь Эту Науку, надо работать, начиная с неофита и до степени Мага. Я много трудился, а всё ещё - далёк от полного понимания этой науки.
  
   Глава 11
  
   Жизнь в городе Магов протекала спокойно. В школах шло обучение, а Иерофанты незаметно готовились к обороне города против орд Абрасака, спешившего со своими приготовлениями. Дахир и Калитин продолжали ежедневные беседы по разным вопросам.
   - Ты сказал мне, Учитель, что охватившее Землю полное неверие значительно способствовало разрыву связи её с Благодатью БОГА. Правда, в моё время на Веру в ТВОРЦА, Святых Покровителей и Молитву смотрели как на архаические остатки предрассудков.
   Благодаря БОГУ, я отрешился от этих заблуждений и поклоняюсь ТОМУ, ЧТО презирал, но одного всё-таки не понимаю. Вы, наши Учителя, обладаете и Верой, и Благочестием, и Знаниями, а между тем не называетесь Святыми.
   - Да потому, что мы - не Святые, - сказал Дахир и рассмеялся.
   - Но почему же? Вы так же добры и намного учёнее большинства Святых, жития Которых я читал, - сказал Калитин.
   - Вижу, сын мой, что ты во всём любишь доходить до точки. В данном случае ты желал бы разобраться в том, какая разница в Путях Восхождения между Святостью и Научным Трудом? Изволь.
   Это, видишь ли, два Пути, ведущие к Одной Цели - Совершенству.
   Святость ведёт к идеальной нравственности воспитанием чувств и инстинктов. Она развивает сердце, Сосредоточение в Молитве, Самоотречение и Самопожертвование на благо ближнего. Вместе с тем это также изучение всевозможных изгибов души, страдающей физически и нравственно, в связи с полным забвением себя. Это - воспитание души и в то же время познание Величия БОГА в самом высоком создании ТВОРЦА - в ЕГО неразрушимой искре.
   Путь Адепта, Научный Путь, это, главным образом, воспитание ума, изучение Начал и Законов Природы, управляющих Космическими Силами. Это - знание эволюции Вселенной и человека, познание Величия ТВОРЦА в ЕГО Лаборатории.
   Подводя итог, повторю, что наука говорит уму человека, а религия, то есть область Святости, говорит сердцу. У всех у нас имеются ум и сердце, хоть первый и бывает зачастую затемнён. Но добросердечных людей - больше, чем светлых умов. Большинство можно вести только при посредстве чувства и мало - доступных теоретическим понятиям. Отсюда следует, что религия - необходима как интеллигентным людям, не могущим вполне отделить себя от тела, так и массе, для которой всегда недоступны высоты отвлечённого мышления. Тогда Магическая Наука - ввиду того, что Её изучение - опасно и склонно смущать слабые натуры, - не должна быть доступна толпе и может служить лишь достоянием людей крепких умом и душой. Но так как для достижения Совершенства человеческая душа должна обладать обеими ветвями Знания в одинаковой пропорции, то праведник переходит впоследствии к изучению Науки, а учёный к познанию Самопожертвования и Любви к БОГУ и людям.
   Кто стал адептом, не будучи праведным, гораздо больше рискует споткнуться на своём пути и злоупотребить своим Знанием, потому что в недрах его души таятся ещё земные страсти. Святой скорее освобождается от человеческих слабостей, и Самоотречение возносит его выше в Светлых Сферах, нежели Наука адепта на первых, низших ступенях Знания, потому что он должен жертвовать собой, если хочет подняться по Пути Совершенства.
   Доволен ли ты теперь и хорошо ли меня понял?
   - Превосходно, Учитель, и благодарю за твою доброту.
   - Скажи, однако, что тебя угнетает, и я постараюсь дать объяснения, которые рассеют смущение, вызванное возникшими у тебя вопросами.
   - Ты читаешь в моей душе, дорогой Учитель. Нивара сказал о ленте астральных клише, скреплённой с нашей старой Матерью-Землёй.
   Он утверждал, что та лента, которой наградили теперь Землю, происходит из другого, подобного же мира, разрушенного и разлагающегося на свои первобытные вещества.
   - Что же тут такого тревожного? В великом хозяйстве Вселенной каждая частица занимает своё место и работает для сохранения Всемирного Равновесия. Огненная лента с астральными клише не может быть уничтожена потому, что заключает в себе Первородное Вещество, то есть Стихийные Силы. Лента разворачивается вместе с вращением опоясываемой ей планеты, а заключающиеся в ней астральные клише материализуются по мере появления их на месте действия. Это своего рода программа огромной школы для всех существ.
   - Да, это - ясно. Однако как согласовать это не только с идеей справедливости, как я её понимаю, но и с принципом свободной воли, или ответственностью за наши действия, когда души вынуждены разыгрывать роли актёров, будучи обязаны жить и действовать на основании клише, начертанного кем-то другим, и терпеть последствия совершённых этим "другим" деяний, притом независимо от своего желания становясь, согласно начертанному клише, - злодеем или Святым?
   - Ну, ну, вот ты куда зашёл! Ведь если бы всё совершалось так, рабски, как ты это сказал, и кого-либо принуждали выполнять только роль по трафарету, начертанному на клише, то это было бы несправедливо. Но судьба изображена лишь в общих чертах, а затем ты должен понять, что столь чувствительная материя, способная запечатлевать все колебания мысли, должна быть и достаточно мягка, чтобы уступить свежему влиянию без ущерба для первого впечатления. Оба они не смешиваются между собой вследствие того, что химический состав каждой индивидуальности несколько различен.
   Только общие картины-клише, начертанные Высшей Волей, остаются некоторым образом незыблемыми, то есть, в конце концов, всегда проявляются в более или менее близкий или отдалённый срок, в зависимости от выполнения своих ролей новыми артистами драмы.
   По этой причине всегда бывали предсказания, которые правдиво и точно открывали иногда события отдалённого будущего, ошибаясь зачастую только относительно времени совершения действия.
   Так, пророки или ясновидцы имели, и будут обладать способностью - видеть астральные клише, не понимая часто подробностей картины вследствие того, что видимые ими предметы в их эпоху были снова найдены, и они описывали их метафорами.
   За примерами мне всегда приходится обращаться к нашей старой родине Земле. Так, великий ясновидец, автор Апокалипсиса, медным конём, дышащим огнём, указал на локомотивы, движимые паром - изобретение будущих веков.
   Другой ясновидец, более скромный, по имени аббат Суффран, старался известными признаками определить время наблюдавшегося им видения, говоря: "Когда люди будут, как птицы, летать по воздуху с быстротой ласточки, и повозки будут двигаться без лошадей, произойдёт то-то". Это доказывает, что он не мог назвать и не имел понятия об автомобилях и аэропланах, которые видел в действии.
   Теперь взглянём на вопрос с другой точки зрения и решим, действительно ли будет насилием и несправедливостью то обстоятельство, что живущие души становятся актёрами, исполняющими роли, написанные в астральном клише, а не создаваемые на основании законов магнетизма и притяжения для перевоплощения, как общей проверки добытых сил и способностей. Или на основании Закона Кармы и особенностей предыдущих существований, в качестве микроорганизмов в высших и низших существах.
   Всякая душа привлекается во флюидическую сферу, полную влечений прошлого, где господствует преобладающее притягательное влияние одной из стихий. Огонь и воздух - это высшие стихии, а вода и земля - низшие, и ни одна душа с возвышенными наклонностями и стремлениями не будет притянута в низший план и не поддастся влиянию, не имеющему уже над ней власти.
   Согласно совершенному порядку притяжений флюидических, кармических и других, на основе единения народов, сплочения групп и образования семей, каждая душа притягивается в ту среду, которая подходит к её способностям и нравственным силам и в то же время соответствует избранным искупительным или испытательным существованиям.
   Впервые периоды существования жизни душ бывают всегда менее сложны. Но в Великой Лаборатории, Громадной Мастерской планетной жизни найдутся свободные места для каждого соответственно его способностям, степени развития и необходимости труда по Пути Восхождения.
   Всякий берёт на себя роль, которую воображает, что может исполнить.
   Пьеса - та же, роль намечена, но артист может оттенять и в нужной мере изменять её соответственно своей индивидуальности. Если он сыграет хорошо - тем лучше для него, а если плохо и слишком возомнил о своём таланте, то должен начать снова.
   Народы подчинены тем же законам: у них собственное клише, свои кармические условия и свой национальный темперамент, происхождение которого я объяснил тебе, когда говорил о прохождении души через три царства природы.
   В склонностях и отличительных чертах характера народов особое значение играет также преобладание той или другой стихии в составе их астрального тела.
   Наиболее одарёнными бывают те, у кого преобладает влияние огня, и мы называем их солнечными народами. Они - набожны, верующи, полны великодушных порывов, одарены способностями во всех отраслях знания, прирождённые художники и храбры. А вместе с тем, они - спокойны и упорны, подобно огню, не выпускающему своей добычи. Будучи мистиками, мечтателями, глубокомысленными по природе, солнечные народы дают наибольшее количество Святых, людей выдающихся, добродушных, хоть зачастую и слабых.
   Народы, вышедшие из воздушных корпораций, тяготеют к области света. Они также полны дарований, обладают живым и весёлым умом, но лёгким. Поэтому они часто - непостоянны, а порывы их хоть и страстны, но кратковременны. Из них выходят новаторы, фанатичные адепты религиозного направления или беспечные вольнодумцы.
   Те, у кого преобладает стихия воды, наружно спокойны. Но, в сущности, они - коварны, хищны, искусны. У них врождённое влечение к воде, как к родной им стихии, из их среды выходит больше всего мореплавателей, купцов и учёных в области практических знаний.
   Стихия земли притягивает грубые натуры, и народы, в астрале которых она преобладает, бывают грузны телом, прожорливы, алчны, кровожадны, корыстолюбивы и жестоки. У них - тяжёлый, негибкий, надменный и злобный ум, с презрением относящийся ко всему, что - не они. Такие народы - малорелигиозны, более всех дают атеистов и отрицателей и легче других доступны силам тьмы. Между ними кишат колдуны, слуги Люцифера.
   Будущее нации образуется по минувшим событиям их прежних существований, сообразно с Законом Кармы.
   Астральное же клише того или другого народа исполняется не вследствие того, что он рабски следует картинам своего клише, а потому, что эти картины отвечают наклонностям, характеру и темпераменту данной нации. Переживаемые таким народом картины жизни настолько приложимы к начертанным на клише событиям, что оказываются почти тождественными с ними. Что же касается отдельных личностей, то каждая постарается устроиться в сфере своих вкусов и идей, подыскав и взяв такое жизненное клише, в котором она надеется проявить себя с достоинством или искупить тяготеющее над ней прошлое.
   Среди миллиардов душ, витающих в орбите нашей старой родины-Земли, и среди духов стихий, работающих над её преобразованием, руководители выберут грядущие народы планеты на основании их прошлого. Это и будет население, подготовляющееся к новой эволюции, то есть действующие лица того клише, которое связано с воскрешённым миром.
   - Ты сказал раньше, что прикреплённое к Земле клише происходит из другого разрушенного мира. Сколько же раз может служить такое клише и прямо ли оно всегда переходит из одного мира в другой?
   - Им пользуются столько раз, сколько это потребуется, и, отслужив, оно занимает своё прежнее место в архивах Вселенной, откуда, если понадобится, можно опять взять его. Лента астрального клише - неразрушима и, после уничтожения планетной системы, возвращается в архивы, где и хранится как документ прошлого. При новых творениях - иные условия, и картины прежних клише уже не отвечают потребностям человечеств другого образования, которые хоть и проходят тот же курс учения, но в других видах.
   - БОЖЕ мой, как всё это - интересно, сложно и, однако, просто и величественно. Счастлив - тот, кто сможет понять хоть частицу тайны творения.
   - Всякий обладающий Доброй Волей может познать ИСТИНУ Путём Труда и Настойчивости, - сказал Дахир.
   - Увы! Есть люди, которые лишены понимания смысла чего-либо самого простого, заурядного, но выходящего за пределы рутины, - воскликнул Калитин. - Помню одного приятеля на Земле. Он был достойнейший человек, но глух и слеп ко всякому отвлечённому или оккультному вопросу. А я всегда любил заглядывать в старые книги, так как прошлое возбуждало во мне влечение к себе, необъяснимое тогда для меня.
   Случайно мне попала в руки древняя книга по оккультизму. В ней говорилось о многом непонятном мне, и, между прочим, о перевоплощении, о прохождении души через три царства, о циклах и так далее. Эти последние вопросы занимали меня, и я заговорил с приятелем, служившим в одном со мной астрономическом учреждении. БОЖЕ, в какое бешенство он пришёл! Одна мысль, что он мог быть камнем, луком или совой, - перечень составлен, кстати, им же, - возмущала его. Он не допускал также и циклы. Не будь я миролюбивого нрава, наш научный спор, наверное, кончился бы потасовкой. Тем не менее, он причинил мне всякого рода неприятности с моими коллегами. Но затем произошла катастрофа, и он, наверное, погиб, не успев изменить своего взгляда, так как мне - неизвестно, чтобы он принял Первородное Вещество.
   Андрей умолк и задумался.
   - Да, слепота некоторых - это кармическое следствие. Их бесполезно разубеждать ввиду того, что прошлое затемняет им рассудок. Всякий свободно мыслящий ум не может отрицать явления, которые природа показывает нам с неоспоримой ясностью.
   Возьмём, например, в доказательство перехода человека через три царства таинственный процесс его образования. Бесконечно малое ядро будущего человека состоит из тех же элементов, что и Земля, на которой человеку суждено жить. Сперматозоид имеет сходство с растением, причём одна его конечность, головка, - сфероидальной формы, заканчивается он хвостом. Рассекая его, видим, что его остальная часть - похожа на луковицу и состоит из ряда тонких оболочек, содержащих в себе жидкое вещество.
   Затем зародышевое существо начинает выпускать свои члены изнутри наружу и получает очертание. Далее эмбрион развивается в плод, принимает облик лягушкообразного животного, по виду головастика, и как земноводное, живёт и развивается в так называемых "водах". Раз от раза зародыш приобретает особенности человеческого существа, его охватывает первое содрогание бессмертного дыхания, он шевелится и... Божественная Сущность водворяется в тело ребёнка, в котором и пребывает до момента физической смерти, когда человек снова становится духом.
   Подобно тому, как плод развивается в водной среде утробы матери, так и земли зреют среди всемирного эфира, или астрального флюида, в недрах Вселенной.
   Эти космические младенцы, как и пигмеи - их обитатели - сначала представляют ядро, а потом зародыши. Впоследствии они постепенно зреют, развивают виды минералов, растений, животных и человека. Они родятся, растут, стареют и умирают по окончании своего существования. И таким образом циклы претворяются в циклах, объемлемые - в объемлющих, до бесконечности.
   Эмбрион развивается в своей дородовой сфере, индивидуум в своей семье, семья - в государстве, государство - среди человечества, Земля - в нашей Солнечной системе, эта система - в своей Центральной Вселенной, Вселенная - в Космосе, а Космос в Единой ПЕРВОПРИЧИНЕ, Непроницаемой, Беспредельной и Бесконечной.
   - О! Как величаво - это познавание жизни миров и существ, какая простота основных Законов и разнообразие производных. И если это многообразие смущает уже притом крошечном кругозоре, который дан нам для исследования, то какие же неведомые и не подозреваемые чудеса должны заключать в себе прочие миры и другие системы, плавающие в бесконечном пространстве, словно светлые архипелаги. Ах! Как хотелось бы мне побывать там когда-нибудь...
   Дахир улыбнулся.
   - Когда ты окажешься готовым сделаться воздушным туристом, то, наверно, пропутешествуешь по всем доступным тебе системам и увидишь много такого, что ослепит тебя.
   И чем выше ты поднимешься, тем больше будешь познавать механизм Законов, Которые делают необходимыми Веру, Молитву и применение Добра, словом, чувства, создающие чистые и горячие излияния, которые будучи противовесом зла представляют собой Закон Равновесия, на Котором зиждется существование мира.
   Такие течения служат стеной, предохраняющей доступ течениям хаотичным, беспорядочным силам и веществам, которые работают в пределах атмосферных, ещё непослушных масс.
   Там ревёт и грохочет Изначальная Материя в диком состоянии, населённая духовными чудовищами, вид которых трудно было бы описать. Там, во всей первобытной мощи, обращаются стихии, но не могут выступить из берегов, ограждающих планетные пределы. Но где только задерживается или прерывается притягательное влияние Божественного Течения, силы послушно уравновешенной и могучей, там образуется брешь, в которую врываются силы хаоса, с их разнузданными стихиями, проносятся ураганом и уничтожают всё на своём пути.
   - Этим Законом объясняются так называемые "чудеса", необыкновенные исцеления и прочее? Если я понял, физические и нравственные болезни также знаменуют собой беспорядок, распад основных стихий нашего маленького человеческого космоса. Но Чистый Молитвенный Восторг привлекает Ток Благодати БОГА и тем излечивает болезни, то есть восстанавливает Порядок и Равновесие.
   - Твоё замечание - верно. Не только Молитва Высших Существ, называемых Святыми, но даже и простых смертных, объятых горем или отчаянием, порыв верующей души приводит в такое состояние, когда астральное тело выделяется из грубой плоти. В подобные моменты душа человека погружается в нисходящий на него Божественный Ток или в ауру Святого, к Которому он взывает, и там находит все химические субстанции, нужные ему, или тому, за кого он молится.
   На основании всего сказанного ты поймёшь, как велика - наша ответственность в качестве первых Законодателей, и насколько необходимо укоренить Законы БОГА для обеспечения благосостояния и жизни планеты. Правильное действие чистых астральных течений должно быть закреплено Верой народов, совокупными Молитвами толпы, врождённым и непоколебимым убеждением, что помощь надо искать у Сил Добра и что эту помощь Свыше прежде необходимо заслужить.
   Где гаснет Вера, разнуздываются низменные страсти, творятся оргии, кощунства и разгуливают животные вожделения - там под влиянием разлагающего дыхания зла и расстройства Гармонии создаётся особая атмосфера, населённая хаотическими духами, не могущими существовать вне беспорядочных течений. Тогда начинаются бури, наводнения, засухи, расстройства температуры, повальные болезни, и говорят: "Вот - страна, поражённая БОЖЬИМ Гневом".
   Посланный Эбрамара, приглашающий Дахира на совещание Магов, прервал беседу. Только что прибыл Нараяна, чтобы испросить совет у друзей и старших и дать отчёт относительно произошедших событий.
   В основанном Абрасаком городе жизнь продолжала идти в томительном однообразии, особенно для пленниц, которые мало интересовались приготовлениями к войне, шедшими, однако, с лихорадочной поспешностью.
   Для молодых женщин, захваченных Абрасаком и насильственно ставших жёнами товарищей мятежника, жизнь была тяжела, особенно в первый год их водворения. На них обрушился ураган чувств и токов тяжёлых, материальных, пропитанных грубыми страстями, будто удар грома поразил и изменил всё внутри и вокруг.
   Для Уржани испытание было также тяжко. Её угнетала разлука с Нараяной и родителями. Но она не ослабевала, а Успокоение и Терпение находила в постоянной деятельности. Если иногда, в минуту слабости, разлука со всем любимым и казалась слишком долгой, то она повторяла завет отца, когда речь заходила о тоске их вековой жизни:
   - Будем работать, и работать, друзья! Кто трудится, пожирает время!
   Отношения с Абрасаком были странные. Он не пытался уже больше овладеть ей насилием, убедившись в бесплодности подобных попыток, а между тем, ни за что не согласился бы освободить её и с подозрительностью следил за ней, хоть она никогда и не пыталась бежать. Он редко приходил говорить с ней, а между тем Уржани всегда приветливо принимала его, беседовала и старалась облагораживающим образом воздействовать на него. Но эта дружеская нежность и раздражала гордого, пылкого Абрасака. Он предпочёл бы даже её гнев такой равнодушной кротости.
   - Всё могла бы ты сделать из меня, если бы любила, а такого великодушия, приправленного презрением, мне не нужно, - крикнул он однажды, уходя от неё.
   После подобных сцен он зачастую скрывался у Авани, глубокий и ясный взор которой обладал свойством успокаивать его.
   - Как ты - добра и терпелива, Авани, а между тем я не заслужил этого, - сказал он однажды.
   - Ты обратил меня в Божество, и, стало быть, мне приходится исполнять эту роль, а первая добродетель Божества - это Терпение, - сказала Авани с улыбкой.
   Так текли месяц за месяцем. Теперь у него уже было порядочно обученное войско, способное кое-как маневрировать и снабжённое оружием, правда, грубым, но которое при чудовищной физической силе великанов представляло великую мощь.
   Но случай вывел Абрасака из его относительно спокойного состояния. Отряд его войска под предводительством одного из товарищей, подвергся нападению какого-то неизвестного отряда, воины которого оказались более искусными, лучше вооружёнными и снаряжёнными. Враги, будучи намного ниже ростом великанов Абрасака, всё же разбили их и обратили в бегство с большим уроном.
   По словам друга Абрасака, командовавший неприятельским отрядом начальник был высокого роста, с медно-красным лицом, в остроконечном шлеме и с драгоценным ожерельем на шее. Его же воины, как и их глава, краснокожие, казались очень смышлёными, были вооружены луками и стрелами, а действовали с удивительной ловкостью и подвижностью.
   Абрасака всё это повергло в недоумение. Не уже ли Маги солгали и скрыли, что на новой планете были уже относительно культурные народы, и теперь выпустили на него эти воинственные орды?
   Это надлежало исследовать, и как можно скорее. Но магическое зеркало показало ему только многочисленные сборища краснокожих людей, как описал их Клодомир. Относительно же происхождения, была ли это случайность или ими руководила Воля Магов, он не мог узнать. Но так как в течение нескольких недель вооружённые столкновения повторились, оканчиваясь почти всегда в пользу краснокожих, а одна из деревень великанов, на границе лесов, была взята и сожжена, то Абрасак встревожился.
   Он решил спешить с походом на город Магов и приступил к последним приготовлениям.
   Вся обученная уже армия должна была быть направлена на сборное место, чтобы ожидать подхода чудовищ под предводительством Абрасака. Для охраны города, Уржани и других женщин оставили резерв, снабжённый боевыми припасами, под командой одного из товарищей.
   Наконец однажды утром эта армия выступила из города. Абрасак же с Клодомиром отправились на скалистые острова за рогатыми чудовищами, которые назначались для разрушения города Магов.
   Пока происходили все приготовления Абрасака, Нараяна также не терял времени. Удеа свёз его к народам, некогда им же цивилизованным, многочисленное население которых, занимаясь скотоводством и хлебопашеством, жило отдельными племенами.
   Нараяна сумел быстро обучить эти массы, развив их воинский дух и храбрость. Довольно скоро выделил он наиболее одарённых и поставил их начальниками. Эти отряды солдат Нараяны и нападали на орды Абрасака.
   Его войска были готовы выступить в поход, и Нараяна намеревался выступить с ним против "обезьян", как получил от Высших Магов приказ вести свои вооружённые силы к городу Магов и расположиться на указанных ему высотах.
   И однажды в городе Магов разнёсся слух, что грозит большая опасность. Вернувшись с работ в отдалённой местности, рабочие рассказывали, что из-за видневшихся вдали лесов появились массы волосатых великанов, похожих на тех, что похитили Уржани со спутницами, а сверх того и никогда ещё не виданные ими чудовища, ростом с деревья, рогатые, страшные. По всей вероятности, орды этих омерзительных чудовищ идут на город Магов.
   Дня два спустя уже ясно слышался шум двигающихся масс и отдалённый гул бессвязных голосов. А затем словно чёрные тучи появились на горизонте и как бурные волны разливались по равнине, окружающей скалистую возвышенность, где раскинулся город Магов.
   Куда только хватало глаз, всюду наступали плотные массы врагов. Катясь, как неудержимая лавина, орды вырывали с корнями преграждающие им путь деревья, земля дрожала от их топота, а крики, сливаясь, напоминали рёв волн, с грохотом разбивающихся о прибрежные скалы. Распространяющееся зловоние отравляло воздух даже на таком расстоянии.
   Впереди масс обезьяноподобных великанов шли чудовищные существа - грубые и омерзительные порождения первобытной природы.
   Будучи неимоверного роста, одни из них были покрыты длинной шерстью, у других голая кожа была пятниста, как у пресмыкающихся. Большинство было снабжено изогнутыми рогами и все - длинными, волочащимися по земле хвостами.
   Руками, похожими больше на лапы с кривыми ногтями или когтями, они поднимали и раскидывали огромные глыбы и стволы вырванных с корнем деревьев. Этот поток катился непрерывно, охватывая город кольцом.
   В воздухе на крылатых драконах летали товарищи Абрасака и распоряжались массами, а выше всех парил мятежник.
   В белом одеянии и видимый отовсюду, Абрасак был верхом на Мраке, так превосходно выезженном, что он повиновался малейшему посылу шенкелей. Главнокомандующий держал в руках хрустальную лиру, блестящую на солнце сотнями бриллиантов, и с его шеи спускался на золотой цепочке магический инструмент в виде охотничьего рога, звуки которого доводили до ярости воинственный пыл бойцов.
   Следящий за наступлением осаждающих, Дахир приказал своим помощникам отворить дверку в перилах, окружающих площадку башни. Снаружи качалась средних размеров воздушная ладья, снабжённая на обоих концах приборами, из которых свешивались в виде букетов тонкие металлические нити.
   Все четверо сели в ладью, и она поднялась на воздух. Дахир и адепт поместились около приборов, а Калитин и другой ученик получили приказание управлять ладьёй согласно с указаниям Мага.
   Из других башен также вылетели воздушные суда, такого же вида и рассеялись в разных направлениях.
   Только что начали рогатые чудовища взбираться на крутые скаты возвышенности, где был расположен город Магов, как над первыми рядами неприятеля появилась ладья Дахира, и тогда Металлические нити прибора словно вспыхнули на мгновение, а потом из каждой брызнули снопы искр, которые с лёгким, но странным звоном посыпались на сомкнутые ряды врагов.
   В массе осаждающих образовались пустоты. Чудовища исчезли, но куда они делись, никто не мог бы сказать, потому что от них не осталось и следа.
   И по мере того как скользила воздушная ладья, а оба прибора разбрасывали смертоносные искры, исчезали чудовищные враги. И всюду повторялось то же. Где только проносились эти снаряды, ревущие массы чудовищ исчезали вместе с глыбами или деревьями, которые несли с собой. Зато земля постепенно устилалась тонким слоем белого и лёгкого пепла.
   Оставшихся в живых охватил ужас. С криком и рёвом они бросились назад, опрокинувшись на массы наступающих за ними обезьяноподобных великанов, и внесли расстройство в их ряды.
   Обезумевшие существа в общей свалке толкали и топтали друг друга, а затем исчезали под тучами сыплющихся на них искр.
   Спутники Абрасака были ошеломлены и, немые от страха, смотрели на уничтожение своей армии. А их крылатые кони стали проявлять тревогу, кидаясь из стороны в сторону и отказываясь повиноваться, пока, наконец, они не повернули назад и помчались к лесам.
   В этот момент начали спускаться с гор одушевлённые воинственным пылом войска Нараяны. Лишь только появились эти новые бойцы, как воздушные суда прекратили истребительную работу, к тому же уже почти законченную. Завязалась кровавая сеча. Полчища "обезьян", расстроенные, помышляли больше о бегстве, чем о бое. Тем не менее, инстинкт самозащиты побуждал их отразить нападение, и это побоище стоило бы много крови, но небо заволокли тучи, и разразилась гроза, а темень настала такая, что ничего нельзя было различить. В этом урагане разъярённых стихий сражение прекратилось.
   Когда гром утих, а рёв бури смолк, и полусвет озарил поле битвы, остатки армии Абрасака спаслись бегством. Рыча от ужаса и страха, они скачками неслись к лесам. Земля внушала им ужас, и едва только они очутились под ветвями вековых исполинов, как вскарабкались на деревья и, прыгая с одного на другое, направились к своим селениям.
   Абрасак держался, как только мог долго. Он догадался, Какую Силу пустили в ход Маги, чтобы победить его. Об Этой Силе он знал лишь понаслышке, а управление Ей осталось для него тайной.
   Им овладело отчаяние. Он проклинал тот час, когда выпил Первородное Вещество, а бессмертие, которого он так страстно желал, показалось ему проклятием, оно отдавало его связанным по рукам и ногам во власть судей, насмеявшихся над его мятежом. И вдруг на одной ладье-истребительнице он заметил Дахира. Ненависть потрясла всё его существо, и в то же время в возбуждённом мозгу мелькнула мысль, показавшаяся ему якорем спасения. Для обычной смерти он был недоступен, но Эта Сила, превращающая в невидимые атомы даже первобытных великанов или каменные глыбы, может, могла и его уничтожить, распылить, дать ему ту желаемую смерть, которая избавила бы от приближающегося наказания. Уступая этому побуждению, он хотел заставить Мрака спуститься в Этот Вихрь Искр. Но в первый раз тот воспротивился его посылу - завязалась борьба между человеком и животным, и оно победило.
   Фыркая и хлеща воздух хвостом, дракон взвился ввысь и кинулся к лесам, грозя сбросить всадника.
   Как добрался до города, он не сумел бы сказать. Его голова кружилась, и только инстинкт самосохранения внушал ему цепляться за обезумевшее животное.
   Когда он очнулся, то увидел себя лежащим на земле неподалёку от входа в храм. Спустилась тьма, но в городе страх вызвал общую тревогу. Отовсюду доносились крики, рёв, а мохнатые фигуры бегали и прыгали взад и вперёд.
   Абрасак поднялся и поплёлся к храму. Его одежда была в грязи и лохмотьях, всё тело ныло от боли, дыхание было отрывистое. Но он ничего не замечал, и лишь одна мысль стучала в его трещавшей голове: "Я - побеждён и обессилен, но принуждён жить и понести кару, которую они придумают для меня".
   Храм был пуст, на престоле горели травы, цветы и ворох смолистых ветвей. Несколько лампад, прикреплённых к скалам, разливали вокруг голубоватый свет.
   Авани поправила огонь на престоле, помолилась и ушла в свою нишу.
   Недавно покинувшая её Уржани рассказала, что сражение было, вероятно, проиграно, потому что приятели Абрасака вернулись будто обезумевшие и заперлись по своим домам. Среди "обезьян" господствовала, по её словам, паника, и никто из вернувшихся не знает, по-видимому, что сталось с Абрасаком.
   - Для нас было ясно, что безумец - побеждён. Он затеял войну против Тех, Могущество и Знания Которых были ему не вполне известны, и мне жаль его, - сказала Уржани.
   - Подобно Икару, он мечтал на крыльях из воска достичь Неба... А между тем в нём живёт сильная, мужественная душа, и было бы жаль позволить такой силе бесполезно угаснуть, - сказала Авани.
   - Ты - права, Нараяна не стал бы так покровительствовать ему, если бы не угадал в нём избранную душу, которую ослепили потом несчастные обстоятельства. Однако я ухожу. Мне надо быть дома, и предчувствие говорит, что скоро нас освободят.
   Она покинула грот, простившись с подругой, а та поднялась в нишу, намереваясь вернуться в свою комнату и молиться, как в храм вошёл Абрасак.
   Шатаясь, бледный, он подошёл к жертвеннику, но свалился на первой ступени.
   Авани сбежала вниз и, убедившись, что Абрасак был без памяти, намочила в воде бассейна полотенце, которым отёрла его запылённое лицо. Достав затем из-за пояса флакон, она вылила несколько капель в горевший на жертвеннике огонь, и сильный, живительный аромат разлился в пещере. Взяв чашу, наполненную до половины красной жидкостью, Авани вернулась к Абрасаку, а он открыл уже глаза и с усилием приподнялся.
   - Хочу пить! - прошептал он.
   Авани поднесла чашу к его губам, и он напился. Вдруг он схватился руками за голову и, задыхаясь, выкрикнул:
   - Они победили, и я - беглец, очутившийся в их власти.
   - Человеку свойственно спотыкаться на пути жизни. Твоя гордость и нечистое чувство побудили тебя употребить во зло своё Знание. Но раскайся же теперь, сознай свою слабость, и ты встретишь снисходительных Судей.
   - Снисходительных? - сказал он, рассмеявшись. - Их снисходительность выразится, конечно, в каком-нибудь дьявольском наказании.
   - Стыдись и не забывай, что твои победители - Высшие Существа, не способные на мелочное и жестокое чувство. Наказание, которое на тебя наложат, послужит лишь твоему возвышению. А чем искреннее ты проявишь Раскаяние, тем снисходительнее будет их приговор. Строго наказываются лишь возмущение и упорство! Знаю, ты боишься гнева Нараяны, но я уверена, что никакая мстительность не может руководить столь благородным противником и, если он увидит твоё Раскаяние, то простит, как отец прощает заблудшего сына.
   - Ты не знаешь, как тяжко унижаться и сознавать себя игрушкой, которую рука хозяина может разбить и уничтожить! - прошептал Абрасак.
   Авани вздрогнула и отодвинулась:
   - Не уже ли ты не видишь, Абрасак, что тебя наущают духи тьмы? Они цепляются за тебя и нашёптывают гордыню и возмущение! Гони прочь этих советчиков, порождённых твоими страстями, вожделениями, самомнением и властолюбием. Оттолкни этих слуг! Пусть они сгинут от голода, когда ты перестанешь питать их веянием своих страстей.
   Сломи свою гордость, очистись и молись! Ты воздвиг храм и низшие существа научил поклоняться Божеству, а собственной душой пренебрёг.
   Или ты забыл, что молиться - значит черпать Свет, Теплоту и Силу из Очага ВСЕМОГУЩЕГО. Почему ты не хочешь прибегнуть к Этой Высшей Милости, ниспосылаемой всякой душе, отчего не воспользуешься талисманом, даруемым всем слабым и обездоленным, который отняли у тебя твоя гордость и тщеславие? Высшие Маги, Верховные Иерофанты повергаются ниц перед БОГОМ, чтобы черпать Силу и Мудрость из ИСТОЧНИКА Света. И чем выше они стоят на Лестнице Совершенства, тем становятся смиреннее, потому что Величие заключает в Себе осознание неизмеримости предстоящего Пути к Совершенству. Смирись и молись, а Силы Добра защитят тебя, вдохновят и поведут к Свету!
   Абрасак молчал, а его возбуждение сменилось полным упадком духа. Авани опустилась на колени перед престолом и стала молиться.
   В городе Магов разбушевавшиеся стихии быстро успокоились и взошедшее солнце осветило поле сражения, где погибло столько тысяч живых существ, не оставив после себя следов, кроме небольшого слоя пепла.
   Маги собрались на совет для обсуждения дальнейших мероприятий. Тут находился и Нараяна, но был не в духе.
   - К чему вы вызвали бурю и тьму, чем помешали моим войскам принять решительное участие в бою? К чему я столько трудился для образования армии, если всё могла сделать эфирная сила?
   - Скажи лучше, когда ты перестанешь быть легкомысленным? - сказал Эбрамар. - Между тем тебе следовало бы понять, что никто не мешал твоим воинам, где только было возможно, померяться силами с противником и испытать свои доблести. Вне этого истреблено было всё, что должно было погибнуть как бесполезное уже и опасное. Бесцельная бойня была излишня, и "обезьян", как величает Абрасак своих подданных, достаточно разредили. Что же касается твоих солдат, стоящих уже много выше в умственном и физическом отношении, то они пригодятся при основании будущих царств.
   Оставшихся на поле сражения раненых подберут и вылечат, а трупы будут уничтожены во избежание заразы. Поэтому успокойся и прикажи войскам разойтись по домам, а затем возьми два воздушных судна и отправляйся за Уржани. Привези её и наших учениц с их семьями.
   Захвати также и своего прежнего ученика. Придётся заняться его перевоспитанием, раз уж ты наградил его бессмертием.
   Спустя несколько часов два воздушных судна спускались на большой площади перед дворцом Абрасака, и велика была радость свидания Уржани и Нараяны после столь продолжительной разлуки. Когда улеглось первое волнение, и они разговорились, Нараяна справился о других похищенных и сказал, что если они пожелают, то Маги вернут им свободу и избавят от навязанных им мужей. Уржани улыбнулась.
   - Сомневаюсь, чтобы они пожелали это. Мои подруги уже много потрудились, чтобы облагородить и развить своих мужей. Кроме того, у них - дети, да и привычка также много значит. Но мне известно их желание, чтобы Маги освятили священным обрядом их насильственные союзы и допустили детей в школы.
   - Так пусть Маги и решат с ними их участь, а мне приказано доставить их с семьями в город Магов, и я пошлю за ними.
   Мрачные, безмолвные, с поникшими головами, явились приятели Абрасака вместе с жёнами, также бледными и встревоженными. Знавший их с детства Нараяна обнял женщин и детей, а потом сообщил, что по приказу Магов они возвращаются в город Магов, где Учителя решат их дальнейшую судьбу.
   - Ну, а теперь пора сыскать вашего главу, - сказал Нараяна, и его лицо омрачилось.
   Ему тяжело было видеть ученика, своим предательством лишившего его радости видеть его успехи и оказавшегося недостойным его покровительства. Уржани угадала его мысль и пожала ему руку.
   - Правда, Абрасак пал, ослеплённый приобретённым Знанием, и поступил дурно под влиянием нечистого чувства, которое так властно над несовершенным человеком. Тем не менее, я полагаю, что он не напрасно был твоим учеником. Это - сильная душа, могучий и деятельный ум. Он отряхнёт ослепившую его пыль, раскается и выйдет из борьбы победителем, достойным завоевать вновь твоё доверие. А если ему поручат какую-нибудь миссию, он достойно выполнит её.
   - Будем надеяться, что твои слова исполнятся. Я буду ходатайствовать за него перед Учителями, но Они, конечно, решат всё.
   Когда Нараяна, Уржани и сопровождающие его адепты вошли в пещерный храм, то нашли Авани на коленях перед престолом, над которым парил Светлый Крест.
   Она была погружена в Молитву, и Серебристые, Исходящие из Креста Лучи окутывали её Голубоватой Дымкой. У ступеней лежал Абрасак. Испытанное за минувший день возбуждение и внутренняя борьба привели его в состояние каталепсии.
   Нараяна приказал унести его на воздушное судно, и после беседы с Авани все направились в город Магов.
  
   Глава 12
  
   Когда Абрасак очнулся от обморока, его тело обрело прежнюю силу, но устала, казалось, душа, и в голове чувствовалась тяжесть. Испытываемая им тоска и упадок духа напоминали пережитое им нравственное и физическое потрясение. Он лежал на постели в незнакомом ему месте, и на нём было тёмное одеяние кающегося.
   Он привстал, чтобы осмотреться, где находится. Это была пещера, высеченная в скале и освещённая стоящей в углублении лампой. Строгой простоты обстановка не была, однако, лишена комфорта. Помимо кровати, был ещё окружённый стульями большой стол с книгами, рукописями, старинными папирусами и всеми необходимыми письменными принадлежностями. Рядом с этой пещерой находилась другая, меньших размеров, и там из стены изливался источник воды в большой бассейн, предназначенный для купания. У другой стены стоял шкаф и большой из ароматного дерева сундук, наполненный белыми полотняными и тёмными шерстяными одеяниями.
   В глубине первой пещеры, на высоте одной ступени, был устроен престол, задрапированный белым, с двумя золотыми подсвечниками по бокам, с красными восковыми свечами, и тут же стояла ещё золотая чаша прекрасной работы, украшенная драгоценными камнями. А над престолом, у стены, помещалась большая, чудесной работы рама, и внутри неё была видна белая поверхность из напоминающего перламутр вещества, волнующегося, словно от дуновения ветра, и отливающего всеми цветами радуги.
   Единственный выход из этого помещения через дугообразную арку вёл на широкий балкон с каменными перилами.
   Выйдя на этот балкон, Абрасак увидел, что его жилище находится на высоком остроконечном утёсе над пропастью. На противоположной стороне и вокруг возвышались причудливой формы скалы, а в пропасть, которая казалась бездонной, с грохотом низвергался поток.
   Он прислонился к перилам и осматривал картину. Лишь рёв водопада да слышащийся по временам крик ночной птицы нарушали тишину.
   - Сначала - тюрьма, а потом - виселица, - со смехом вырвалось у Абрасака.
   Он вернулся в пещеру, опустился на стул и обхватил голову руками, но через минуту выпрямился, вспомнив о столе, заваленном книгами. Должно быть, его снабдили ими с какой-нибудь определённой целью? Но какого же рода эта литература?
   Подсев к столу, он начал рассматривать рукописи и понял, что от него требовалась умственная или очистительная работа до появления его перед Судьями.
   Из-под приподнятого им свитка выпал большой лист, с написанным на нём крупными буквами заголовком:

ОЧИЩЕНИЕ ПРЕСТУПНОГО АДЕПТА

   Величайшим преступлением относительно Посвящения является злоупотребление властью, даваемой Священной Наукой, ради удовлетворения грубых и нечистых страстей. Адепт, оказавшийся виновным в таком проступке и запасшийся Знанием, но загрязнивший душу и расхитивший её чистые силы, должен подвергнуть себя Работе Очищения, Которое восстановит в нём утраченную светлую мощь.
   Прежде всего, он должен предаться размышлению и довести себя до высшей чувствительности, чтобы воспринять Лучезарную Силу, требуемую для мысленного воспроизведения указанных ниже Молитв.
   Приобретя достаточную мощь, чтобы воссоздать над престолом Светозарный Крест и вступить в общение с духами, окружающими Святейший Символ Стихий, ему придётся работать с их помощью и со всей доступной ему настойчивостью над тем, чтобы открыть себе Путь к ДУХУ Христа.
   Если под тройным побуждением Раскаяния, Веры и Молитвенного Восторга ему удастся вызвать в своей душе Образ СПАСИТЕЛЯ и потом запечатлеть его на веществе рамы, - тогда чаша наполнится Божественной Эссенцией, Адепт вкусит Её, а скопившиеся на нём наплывы дурных деяний будут сожжены Небесным Огнём. Тогда он снова обретёт телесную и душевную Чистоту вместе с прежними достоинствами и способностями Высшей Власти.
   Абрасак не двигался и, тяжело дыша, не сводил глаз с прочитанных строк, представляющих программу испытания, налагаемого на него судьями.
   Он встал. Его голова горела, в душе кипело отчаяние, и он дрожал. Ведь то, что от него требовали, превышало его силы, и никогда ему не достигнуть этого... Подобная невыполнимая программа - насмешка над его бессилием... И эта лицемерная форма таит в себе приговор к вечному заточению.
   Ему было тяжело дышать, и он думал, что задохнётся. Абрасак бросился на балкон и опёрся на перила.
   Ночной воздух облегчил его, но в душе продолжала кипеть буря, и он смотрел на суровую картину, освещённую теперь светом двух лун. Остроконечные, со всех сторон торчащие скалы отбрасывали причудливые тени, и грохот потока один нарушал тишину.
   Он был побеждён. Покров гордыни, самомнения и мятежа, прикрывавший его ошибки во всём их объёме теперь был сорван, а слёзы стыда и сожаления заблестели на его щеках.
   - Прости, Всемилосердный СУДЬЯ, великое множество прегрешений против ТВОИХ Законов, - сказал он, с упованием взирая на Крест.
   Этот порыв Веры и Раскаяния словно истощил силы Абрасака: он упал на ступеньку престола, и его слабость перепала в сон...
   Было уже поздно, когда он проснулся, встал, потянулся и хотел пройтись по пещере, но его внимание привлёк каменный стол, не замеченный накануне. Он подошёл и увидел лист, на котором было написано:
   Ешь, сколько потребует твоё тело. Ты привык к тяжлой и обильной пище, а тебе потребуются силы на будущее время.
   На столе стояли две корзины, одна - с хлебом, а другая - с яйцами, и два больших кувшина с вином и молоком, фрукты, масло и кусок мёда.
   Он окинул взглядом это угощение, а затем прошёл в смежную пещеру и выкупался.
   Переодевшись в полотняную тунику, Абрасак опустился на колени перед престолом и стал молиться.
   Помолившись, он съел кусок хлеба и выпил чашу молока, а потом вернулся к столу с книгами и перечитал программу очищения преступного адепта. Пробежав её два раза, он облокотился и закрыл лицо руками.
   Его душу наполнило уныние, осознание слабости и бессилия.
   Слиться с ДУХОМ Христа, вызвать ЕГО образ с такой силой, чтобы он запечатлелся на волнующемся веществе, наполняющем раму - какая же Чистота и Сила нужны для выполнения чего-либо подобного! Нет, никогда ему этого не достичь!..
   - Попытайся! Всякое начало - трудно, но Воля и Терпение преодолевают всякие трудности, - шепнул звучный, но доносившийся издалека голос.
   Абрасак приподнялся, и его глаза заблестели. Значит, он не один в этом испытании. Кто-то ещё принимает участие в его судьбе и поддерживает в минуту слабости... А кто - этот друг? Он будто узнал голос Авани... Но кто бы это ни был, он оказал ему огромную услугу, вернув Мужество и Желание Успеха.
   Абрасак принялся за работу. Он читал и изучал книги и рукописи, дававшие ему ценные указания. А если налетали приступы слабости или усталости, голос ободрял его.
   Наконец наступила ночь, навсегда памятная кающемуся адепту. Всё его существо дрожало в Молитвенном Восторге, и он в порыве Смирения и Покаяния навсегда отказался от тщеславия моля лишь о Милости - неуклонно следовать по Стезе Восхождения к Свету БОГА и Высшему Знанию.
   Волны эфира начали кружиться вокруг него с головокружительной быстротой и молнии реяли в воздухе, стремясь к раме. Вдруг удар грома потряс стены пещеры, внутренность рамы наполнилась Светом, и на этом фоне встала Фигура ИСКУПИТЕЛЯ, во всей ЕГО Красоте.
   С Кротостью и Любовью взирали большие, глубокие Глаза на распростёртого Адепта, и Одна Рука была поднята, благословляя раскаявшегося грешника, а Другая держала чашу...
   Затем видение поблекло и исчезло, а Свет потух, но на волнующемся фоне перламутрового вещества рамы был как живой Образ СЫНА БОГА.
   Абрасак смотрел с трепетом на изображение, улыбающееся ему. Значит, он удостоился воспринять всеми фибрами своего существа Образ и запечатлеть Его. Он выдержал назначенное ему испытание, потому что золотая чаша на престоле была наполнена Пурпурной Влагой, и Абрасак выпил Это Вещество, Которое потоком разлилось по телу, сообщая ему никогда не испытываемое раньше ощущение Силы, Лёгкости и Благосостояния, но вместе с тем и головокружения. Он опёрся на ближайший стул. Земля будто уходила из-под ног, стены качались и будто отодвигались, а потом в одной из них, всегда гладкой и простой, открылась дугообразная дверь, обнаружив лестницу, по которой всходило несколько мальчиков из школы адептов. Они несли какие-то вещи, которые Абрасак вследствие волнения не рассмотрел. Это оказались белые одежды, подобные тем, что носили Маги. Юноши сняли с Абрасака бывшее на нём одеяние и облачили в новое, которое принесли с собой.
   Абрасак предоставил себя в их распоряжение. Только ему надели художественной работы серебряный пояс, как на пороге появился улыбающийся Нараяна. Увидев его, Абрасак упал на колени и поник головой. От стыда и раскаяния ему трудно было дышать, и он едва прошептал:
   - Учитель! Простишь ли ты мне неблагодарность?
   Нараяна поднял его и поцеловал.
   - Мне нечего больше прощать. Этот час искупил всё и дал мне счастье оправдать перед моими Учителями моё покровительство и доверие к тебе. А теперь предстань перед Судьями.
   Абрасак не знал, что был заключён в отдалённом крыле дворца Магов.
   Они спустились по лестнице, прошли длинный коридор и вступили в обширную галерею со сводами. Здесь слышалась музыка и пение, весёлое и победное, а девочки из школ Магинь бросали им под ноги цветы.
   Судилищем Законодателей была обширная, высокая и сводчатая зала. Потолок, колонны, стены - всё было резное. А в резьбе виднелись надписи из драгоценных камней - изречения Высшей Мудрости.
   Кончалась зала большим полукругом, где в виде амфитеатра были устроены места. Тут заседали судьи, а в верхнем ряду помещались Иерофанты, лица которых были покрыты Голубоватой Дымкой. Ниже сидели другие Маги, а в самом низу - Эбрамар, который должен был произнести приговор.
   Абрасак остановился перед судилищем и ожидал, скрестив на груди руки.
   Эбрамар был окутан как бы Прозрачным Голубоватым Паром, а шесть лучей над его челом образовали Огненный Венец. Его взгляд испытующе смотрел в смущённые глаза Абрасака, а потом он сказал:
   - Добро пожаловать, блудный сын, к нам. Ты сбросил оковы тьмы, вернувшись к Свету и работе в Обители ГОСПОДА. Возложенное на тебя испытание было тяжело: освободиться от накипи стольких нечистых страстей - Великий Духовный Труд. Но ты исполнил его, надлежащим образом очистившись и облагородив свою душу, чтобы воспринять в себе Образ СЫНА БОГА. Твоя же Вера и Любовь были достаточно велики, чтобы неизгладимо запечатлеть Образ БОГА на лучезарной материи рамы. Прими же видимое знамение, которое поставит тебя наряду со Служителями ИСТИНЫ.
   Абрасак опустился на колени, а Эбрамар коснулся его лба магическим мечом с огненным лезвием. Над челом Абрасака сверкнула блестящая звезда, окружённая каббалистическим знаком, будто начертанным огнём.
   - Объятый тьмой гордыни и тщеславия, ты жаждал стать царём, и теперь, когда ты отказался от него, это царство даруется тебе в виде награды и вместе с тем испытания твоих сил. На нашей новой планете существует уже много народов, которые созрели, чтобы жить под правильным управлением, получить Законы, воспринять Познание БОГА и прочие основы просвещённого развития. Один из таких народов вверяется тебе, и, надеюсь, ты будешь царствовать над ним со Справедливостью, как священнослужитель, царь и законодатель. Там ты создашь первую божественную династию, какие существовали на заре человечества, как рассказывают об этом предания всех стран. Более подробные указания тебе будут даны во время подготовки к твоей новой миссии.
   Теперь подойди обнять меня, а затем мы отпразднуем возвращение к нам брата, вновь приобревшего наше доверие.
   Высшие Иерофанты, благословив Абрасака, удалились, как и большинство заседавших в ареопаге Магов. Но большое число учеников и друзей Эбрамара и нескольких прежних товарищей Абрасака по учению отправились во дворец Мага.
   Вместе с Нарой, Эдитой, Ольгой и некоторыми другими была и Уржани. Нараяна взял за руку бывшего воспитанника, подвёл его к жене, и, усмехаясь, спросил:
   - Забыл ли ты настолько об одной из величайших твоих глупостей, чтобы равнодушно раскланяться с моей женой?
   - Протестую и не хочу, чтобы Абрасак питал ко мне равнодушие, а не дружбу, - сказала Уржани и протянула руку "похитителю".
   Лицо Абрасака залила краска.
   - Выдержанное мной испытание излечило меня от всех моих безумств. Если же благородная Уржани подарит мне свою дружбу, согласившись принять мою преданность, одной радостью будет больше в счастливый для меня день, и это послужит доказательством, что её сердце простило мой гнусный поступок относительно её, - сказал он, целуя руку Уржани.
   Обед прошёл весело, а после него Эбрамар в сопровождении Нараяны и Супрамати увёл Абрасака в свою рабочую залу и объявил ему, что со следующего дня начнётся необходимая для него подготовка к новому положению под руководством Супрамати и Нараяны.
   - Но раньше нам следует позаботиться об участи товарищей, которых ты вызвал из пространства и материализовал Первородным Веществом, а также устроить судьбу обезьяноподобного народа, который ты сумел подчинить своей власти.
   По тому, как ты сумел господствовать над дикими, страшными и опасными племенами и бросить в эти орды первые семена цивилизации, можно судить о твоих способностях правителя, и жаль было бы не воспользоваться этим трудом.
   - Разве осталось что-нибудь от них, и они не все погибли? - волнуясь, спросил Абрасак.
   - Нет, их только разделили вследствие того, что их множественность была опасна и излишня. Уцелевшие же будут поделены надвое и выселены на другую часть континента ввиду того, что перемена температуры влияет на рост расы, а холодный и суровый назначенный им климат ещё ускорит их вырождение. Затем скрещиванием племён мы улучшим породу.
   Пока этот обезьяноподобный народ управляется по нашему распоряжению Жаном д'Игомером, но мы предполагаем, что ты пожелаешь взять его с собой, что, впрочем, справедливо и естественно. А так как твои товарищи работали под твоим руководством, знакомы с твоей системой и поэтому способны продолжать начатое тобой дело, то тебе следует выбрать шестерых, чтобы каждая часть первобытного народа имела по два из них как наставников. Два же оставшихся будут уже править новым народом, который водворится в основанном тобой городе и в рассыпанных по лесам селениях.
   Остальных своих приятелей ты можешь взять с собой, а жёны, которых ты сумел им добыть, будут помощницами в деле развития женской половины первобытных народов.
   Заключённые путём насилия союзы узаконены и освящены, с согласия супругов. И тебе надо выбрать подругу, царицу для будущего царства, мать для божественной династии. Предоставляю тебе возможность сделать свой выбор среди наших девушек и получить согласие твоей избранницы.
   - Мой выбор уже сделан, если ты только одобришь его, и она удостоит принять меня в мужья. Я желал бы иметь своей женой Авани. Она была моим добрым гением и поддерживала меня советами. Кроме того, её Молитвы помогли мне очистить мою душу, просветить ум, одолеть в себе "зверя", то есть сделаться тем, кем я стал. Я полюбил и от всей души благодарен ей, и если вы разрешите, постараюсь получить её согласие. Не знаю, удастся ли мне это, но я попытаюсь.
   - Я разрешаю тебе и надеюсь, что вы соединитесь. Потому что Любовь и Признательность - наилучшие пособницы в жизненном странствовании, - сказал Эбрамар.
   Обсудив ещё некоторые подробности, относящиеся к уже решённым вопросам, они расстались, и Нараяна повёл Абрасака к себе.
   - Я думаю, что Авани сегодня - у жены, и в таком случае сейчас же устрою тебе свидание с ней, чтобы прояснить твоё дело. Но будь спокоен, я убеждён в её согласии. Когда женщина так интересуется судьбой человека и заботится об его исправлении, это означает, что он ей нравится. А Благодарность - прекрасное основание для упрочения авторитета над мужем.
   Не забывай, Абрасак, что и Магиня остаётся всё же "дочерью Евы", при всей своей духовной высоте, и поэтому берегись изменить жене, а в правоте моих слов ты скоро убедишься.
   Абрасак не мог удержаться от смеха.
   - Увы! Я получил такой урок, который, наверное, навсегда исцелил меня от всякого легкомыслия. Авани же стоит настолько выше меня, что мне не трудно подчиниться её авторитету. Дай БОГ только, чтобы она согласилась! - сказал он, вздохнув.
   Оставив его в одной из зал первого этажа, Нараяна прошёл в комнату жены, а через четверть часа вернулся и сказал:
   - Ступай на террасу и там найдёшь Авани. Она согласна переговорить с тобой.
   Авани сидела у перил, а около неё лежала брошенная работа. Это был большой кусок белой материи, по которой она вышивала шёлковыми и металлическими нитями широкую гирлянду из цветов и бабочек с мёртвой планеты.
   Абрасак подошёл, придвинул стул и взял её за руку.
   - Я просил разрешения переговорить с тобой, чтобы задать один вопрос, от которого зависит наше будущее. Я люблю тебя и считал бы счастьем назвать подругой своей жизни.
   Не осуждай меня за то, что я осмеливаюсь так говорить после того, как ты была свидетельницей моей страсти к Уржани. Это нечистое и преступное чувство - побеждено и забыто. Ты же, которую я дерзнул сделать божеством, покорила меня. Я научился ценить твоё Терпение, твою Доброту, Снисходительность, твой ум, а твой кроткий нрав исцелял мои душевные раны в самые тяжёлые минуты.
   Он замолчал и поднял на неё взгляд. Авани покраснела.
   - Не напоминай мне о таком пустяке, как моё бессмысленное заступничество за Уржани, внушённое моей Любовью к ней. Если бы я обдумала свои слова, то не предложила бы влюблённому и неуравновешенному человеку себя вместо неё. Такой обмен не мог соблазнить его.
   А также признаю, что ты ловко выпутался из крайне затруднительного положения: отказаться от обыкновенной супруги и вместо этого сделать из неё "божество" - это гениальная выдумка.
   И Авани так расхохоталась, что и Абрасак не удержался от смеха.
   - Так как моя гордость была рыцарски пощажена, - сказала она, - то мне не за что сердиться на тебя.
   Абрасак привлёк её к себе и поцелуем скрепил их соглашение.
   На другой день он отправился к Супрамати, чтобы начать подготовку к предстоящей деятельности. Он был полон рвения к работе и радовался возлагаемой на него миссии, открывающей ему обширное поле для благородного труда.
   Маг принял его дружески и усадил рядом с собой за стол, заваленный рукописями и удивительными, незнакомыми ему приборами.
   Сделав несколько предварительных замечаний, Супрамати разложил перед ним карту и сказал с улыбкой:
   - Изучи этот план будущего поприща твоей деятельности. Эта страна, как видишь, пересекается большой рекой. Земля - плодородна, богата и удобна для заселения, а живёт там дикий и первобытный народ, но готовый уже воспринять первые зачатки просвещения. В помощь себе, кроме твоих товарищей, ты возьмёшь часть наших землян, распределишь их, применяясь к обстоятельствам, и укажешь путь, по которому они должны следовать. Все распоряжения зависят от тебя, и земляне обязаны повиноваться тебе.
   Мы дадим тебе книгу общих законов, которые послужат основанием твоего будущего законодательства, и от тебя будет зависеть, как применять их сообразно с особенностями характера младенческого народа, ещё только начинающего жить, но получившего уже своеобразные черты, благодаря своим прежним существованиям в трёх царствах природы, а также и влиянием планетным, кармическим, астрального клише и так далее. Как священнослужитель, царь и законодатель, ты обязан исследовать и изучить эти подробности, чтобы применять в сфере религии, науки и искусства то, что наиболее соответствует населению. Это дело потребует много Энергии и Терпения. В основе законодательства должно быть заложено почитание БОГА, сознание жизни по ту сторону смерти и ответственности за совершённые деяния. Что - Добро и что - зло, надо указать ясно, чтобы человек был убеждён, что, нарушая Законы, он вызовет БОЖИЙ Гнев. Будучи даны для обуздания животных страстей, влекущих за собой космические беспорядки, Эти Законы должны почитаться Божественными, как Повеления БОГА.
   Богослужение по особо установленному ритуалу должно быть сопровождаемо высокого значения обрядами, которые производили бы очищающие действия. Ты уже знаешь, какое значение имеют в таком случае пение, ароматы и молитвенные формулы, составленные так, что они создают совокупность звуков, привлекающих из пространства Благотворные Токи на людей, животных и растительность.
   - Я полагаю, Учитель, что известные моменты человеческой жизни должны также быть отмечены торжественными обрядностями, особенно смерть как конец земной безнаказанности, - сказал Абрасак.
   - Ты - прав, сын мой. Все важные моменты в жизни человека следует отмечать особыми обрядами, которые имеют глубокий и сокровенный смысл.
   Таково на первом месте рождение - соединение души с её новым телом, которое нуждается так же в благословении, как новое жилище, которое хотят сделать доступным к восприятию благодатных веяний Сил Добра. Вторая фаза - это смерть - как разлучение земного тела с астралом, который выделяется и начинает жить уже в новых условиях, подготовленных для себя человеком его земными делами.
   Что касается искусства, необходимого, чтобы облагородить народы, нужные указания тебе преподаст Нараяна, а также вручит и книгу по архитектурной соразмерности.
   С этого дня Абрасак работал с жаром. Он хотел усвоить во всех подробностях намеченную ему программу, желая оправдать доверие Учителей.
   Однажды, изучая карту своего будущего царства, Абрасак сказал Нараяне:
   - Не заметил ли ты, что эта область походит на одну из стран нашего старого мира, а именно - на Египет, который был потоплен во время катастрофы вскоре после того, как ты спас меня?
   Нараяна рассмеялся.
   Разумеется, существует некоторое сходство. Поэтому желательно, чтобы ты насадил там такую же цивилизацию, такую же науку и особенно на столь же продолжительное время. Ибо ни одна религия, ни одно государственное устройство на нашей бедной старой Земле не достигало такой живучести, как в Египте. Египет в течение двадцати трёх тысяч лет имел национальных государей, фараонов. В тайных архивах храмов сохранились даже данные относительно божественных династий и выходящих из ряда вон тысячелетних царствований первых царей.
  
   Глава 13
  
   Настал день отъезда, который должен был быть ознаменован Посвящением Абрасака и его свадьбой.
   В большом храме города Магов собралось всё население, и два Иерофанта ввели Абрасака. После богослужения, состоящего из песнопений и Молитв, исполненных присутствующими, Иерофанты увели Абрасака в Святая святых, где над ним был совершён обряд Посвящения, возлагающего на него сан царя.
   Абрасак вышел оттуда сосредоточенным и взволнованным. Он был в новом белом одеянии, отороченном пурпуром. На его голове красовался широкий, усыпанный драгоценными каменьями царский венок, на шее было надето в несколько рядов ожерелье, а на груди - золотой нагрудный знак.
   Два молодых Адепта поставили на возвышении посреди храма переносной престол, на котором, в хрустальной и увенчанной крестом вазе, пылал огонь.
   Пока новый царь находился в святилище, Нара и Уржани привели Авани. В скромной, широкой, белоснежной тунике, опоясанной золотым кушаком, и окутанная длинной серебристой вуалью девушка была прекрасна, но серьёзна, задумчива и, не переставая, молилась.
   Абрасак взял её за руку, и они взошли на возвышение, где находился престол. Там их ожидал один из Великих Иерофантов, Который соединил над пламенем руки жениха и невесты, а затем прочёл формулы, сочетающие их флюидическими нерасторжимыми узами.
   При этом огонь погас, а сосуд оказался наполненным пурпурной влагой, от которой шёл пар. Напоив ей новобрачных, Иерофант надел им кольца.
   Затем он снова соединил их руки и обвёл трижды вокруг престола, произнося:
   - Подобно тому, как Вселенная вращается вокруг Сокровенного ЦЕНТРА, где пребывает НЕИЗРЕЧЁННЫЙ, так и Вы, Частицы БОГА, следуете по орбите своей судьбы. Да будет же жизненный путь, который вы в эту минуту совместно начинаете, всегда залит Светом Добра, и да возведёт Он вас на Следующую Ступень Лестницы Совершенства.
   По окончанию обряда Авани сошла с возвышения, Абрасак же остался перед престолом, на котором один из Адептов заменил сосуд книгой законов - тяжёлой и объёмистой, в массивном золотом переплёте.
   Положив руку на книгу, Абрасак громким, доносящимся до последних рядов присутствующих голосом произнёс клятву исполнять по мере своих сил предначертания Учителей, блюсти точнейшее выполнение Повелений БОГА, как в частной, так и в общественной жизни, и строго наказывать тех, кто преступит Законы или употребит во зло свои Знания или Власть.
   Празднество закончилось пиром, и все отъезжающие собрались на братскую трапезу за огромными столами, расставленными на больших дворцовых дворах.
   Абрасак, его спутники и их жёны сидели с Магами, а по окончанию обеда Абрасак преклонил колени перед Учителями и поблагодарил за все их Милости к нему.
   Затем началось прощание, и все присутствующие обняли Абрасака с Авани, не исключая и Уржани, что наполнило радостью и благодарностью молодого царя.
   Путешественники разместились в нескольких больших судах, и воздушная флотилия поднялась в воздух, направляя свой полёт к будущему полю их деятельности.
   Однажды вечером в рабочей комнате Эбрамара собрались несколько его друзей и учеников в ожидании Нараяны и Удеа, вернувшихся утром из важной поездки.
   Вскоре они пришли. Нараяна был весел и оживлён, а Удеа, как всегда, был серьёзен и задумчив.
   - Мы исполнили порученную нам тобой работу, Учитель, - сказал Нараяна. - Мы двое и наши землемеры разделили огромное указанное пространство на два царства, одно - для Удеа, другое - для меня.
   Когда Маги осмотрели планы царства Нараяны, он указал место, помеченное красным карандашом, и сказал:
   - Взгляни, Эбрамар, здесь я заложу фундамент столицы. Уголок - восхитительный, и местоположение - превосходное. От берега моря отлого поднимается лесистая возвышенность, достигающая высоты не менее пятисот метров. Далее тянется горная цепь и расположено громадное озеро, которое снабдит водой весь город, а в горах можно построить храмы и подземные хранилища для архивов. Сверху вид - великолепный, и там, на высотах, я построю себе дворец. О! Надеюсь, что когда вы пожалуете осматривать моё царство, то Уржана, моя столица, понравится вам, и вы одобрите меня.
   - Во всяком случае, я предвижу, что ты устроишься хорошо, - с насмешкой сказал Эбрамар.
   - Не смейся, дорогой Учитель. У меня врождённая любовь к искусству и красоте, и в этом моём влечении ты никогда раньше не укорял меня. Но по этому поводу у меня есть просьба к тебе и Учителям.
   Вы обещали осмотреть наши царства, когда всё будет готово, чтобы судить о наших трудах и благословить наши владения. А я хочу просить вас приехать освятить закладку моей столицы и первого храма, который мы посвятим силам природы как видимому проявлению творчества НЕИСПОВЕДИМОГО. Что скажешь на это, Эбрамар?
   - Передам твою просьбу на усмотрение Верховных Иерофантов и сообщу тебе их ответ. А ты, Удеа, разделяешь ли желания Нараяны?
   - У меня нет особых пожеланий. Я полагаюсь на волю Наставников и буду счастлив, конечно, увидеть их, когда они признают возможным оказать мне такую милость, - сказал Удеа.
   Облокотившись на стол, Удеа задумался, а Эбрамар наблюдал за его бледным и озабоченным лицом.
   - Ты думаешь о своём отъезде, Удеа? Действительно, нельзя слишком мешкать и тебе пора приступить к роли царя и законодательной работе, - сказал Эбрамар.
   - Мои приготовления почти уже окончены. Остаётся только выбрать из среды землян несколько помощников, и по этому поводу я хотел спросить твоего совета.
   И он назвал несколько имён.
   - Твой выбор - превосходен, и лучшего я не мог бы тебе посоветовать. Но ты не упомянул о первой своей помощнице, о главной наставнице женских школ, о руководительнице женскими работами, о матери божественных царей - твоих будущих преемников, - о своей царице. Выбрал ли ты уже её? Ты ведь знаешь, что без подруги жизни и помощницы в труде ты не можешь начать царствовать, - сказал Эбрамар.
   Удеа вздохнул.
   - Нет, я ни на ком ни остановился, и это - самый трудный для меня выбор. Но я знаю, что он - необходим. Умоляю тебя, Эбрамар, помочь мне и пособить в этом вопросе. Я боюсь, видишь ли, что время моего долгого и тяжкого испытания наложило особый отпечаток на мою душу. Я - нелюдим, малообщителен, молчалив... скучен. Я буду, наверное, несносным мужем. Какая женщина пожелает меня, особенно на жизнь в течение многих веков, когда взаимные снисходительность и привязанность наиболее необходимы?
   - Перечисленные тобой недостатки указывают лишь, что Магу необходимо избавиться от них, - улыбаясь, сказал Эбрамар. - Но вернёмся к главному. Мне казалось, что ты интересуешься Арианой, дочерью Сунасефы. По крайней мере, ты беседовал с ней больше, нежели с другими девушками.
   - Правда, Ариана - очаровательна и обладает великим талантом бывать и серьёзной, и весёлой, смотря по обстоятельствам. Но мне казалось, что вы назначили её Сандире, сыну Супрамати.
   - Такой план существовал, но его отвергли. У меня есть основания думать, что девушка интересуется другим.
   - А! Значит, относительно меня выходит то же, - сказал Удеа.
   - Без сомнения, но, вообрази, какой - странный вкус у Арианы! Кто ей нравится, нелюдим, малообщителен, неразговорчив, даже скучен и, вероятно, будет несносным мужем. Но, несмотря на это, она с радостью примет предложение молчаливого поклонника и что будущее не внушает ей страха, - сказал Эбрамар, глядя с улыбкой на вспыхнувшее лицо Удеа.
   - Благодарю, Эбрамар, за то, что ты сказал, а если Ариана настолько храбра, то я рискну просить её руки. Если она примет неречистого жениха, то моя царица - найдена, и после бракосочетания я могу уехать... - сказал Удеа.
   Дня через два во дворце Сунасефы отпраздновали обручение Удеа с Арианой, а через месяц состоялась свадьба, и затем воздушные суда унесли третью колонию законодателей на новое поприще их деятельности.
  
   Глава 14
  
   Был тёплый и тихий вечер. Лучи заходящего солнца золотыми блёстками играли на многоцветных дворцах города Магов, а воздух благоухал ароматами цветов, наполняющих сады. На террасе Эбрамара собралось многочисленное общество. Кроме хозяина, там были Супрамати и Дахир с несколькими учениками и друзьями Великого Мага, некоторые члены коллегии египетских Иерофантов и женщины, принадлежащие к школе Высшего Посвящения, а среди них находились Нара, Эдита и Ольга.
   Ужин был окончен, и шла беседа о подробностях предпринимающегося путешествия.
   - Мы начнём наш осмотр с посещения царства Удеа, - сказал Эбрамар. - Сегодня утром я получил от него извещение, что он ожидает нас в горах, неподалёку от истоков большой реки, орошающей большую часть его владений. А затем мы отправимся к Нараяне, который пишет, что ещё не управился с приготовлениями к нашему приёму.
   Солнце всходило, заливая светом подгорную равнину, пересекаемую довольно широкой и уже судоходной рекой. У берега виднелись стоящие на причале суда. Все они были выкрашены в белый цвет, с высоким, изогнутым носом и снабжены матерчатыми балдахинами для защиты путешественников от солнца.
   На берегу собралась кучка мужчин в тёмных одеяниях, опоясанных кожаными кушаками с застёжками тонкой работы.
   На пригорке, несколько впереди прочих, стоял Удеа в белой тунике с золотой бахромой и золотым поясом. Его лицо изменилось. Он остался по-прежнему молодым человеком в расцвете сил, но былое выражение усталости и грусти сменилось спокойной энергией. Его взгляд был строгий, а между тем в глубине больших, ясных глаз виднелось Спокойствие, Которое даётся только Счастьем.
   - Вот и они! - сказал он, указав на воздушное судно, которое приближалось, начало опускаться и вскоре остановилось на земле, неподалёку от вышеописанной группы.
   В носовой части судна, на балконе, стояли Эбрамар с несколькими другими Магами и Иерофантами. Удеа поспешил к ним и помог выйти.
   - Милости просим, друг, и все вы, уважаемые Наставники, доставившие мне радость, пожаловав для осмотра моих работ, - сказал он, преклоняя колени для принятия благословения Наставников.
   Затем Эбрамар поднял его и поцеловал, как и все прибывшие, а Удеа представил им своих товарищей, павших ниц при виде Иерофантов.
   От них всех, а в особенности от Эбрамара, исходил Свет, и одеяния казались осыпанными алмазной пылью.
   По окончании этих церемоний Эбрамар спросил:
   - Ну, друг Удеа, каким образом ты намерен везти нас? Я вижу лодки. Но для нас ли они приготовлены, или ты предпочтёшь воспользоваться нашим аэро?
   - Если ты и Наставники найдёте удобным, то я желал бы перевезти вас до столицы водой. Таким образом, вы увидите часть страны и городов, а затем мы могли бы съездить в окрестные места, где вы яснее увидели бы мою систему управления и её результаты.
   - Программа - прекрасная, и я надеюсь, что мои братья одобрят её, - сказал Эбрамар.
   И так, они разместились на судах, и гребцы помчали их по глади мало-помалу расширяющейся реки.
   Вдоль одного из берегов виднелась цепь невысоких гор, а с противоположной стороны на необозримое пространство расстилались равнины. Все земли были обработаны, и сеть оросительных каналов пересекала поля. Временами появлялись большие селения с однообразно построенными домиками, отстоящими на некотором расстоянии друг от друга и окружёнными садиками.
   Посреди каждого селения виднелось обычно небольшое каменное, окрашенное в белый цвет здание, перед ним - невысокий обелиск с надписью, а рядом - дом, вдвое больше других.
   На нагорном берегу работающие каменоломни тянулись вперемешку с огромными виноградниками, на пастбищах виднелись стада.
   Началась уже уборка хлебов и сбор винограда, всюду кипела работа. Одни жали и вязали снопы, а другие собирали виноград. Лишь изредка можно было заметить кучки людей, с любопытством глядящих на флотилию, радостными возгласами приветствовующих своего царя и падающих ниц перед сопровождающими его неведомыми "Богами".
   - Вижу, что твои подданные - не бездельники и не ротозеи, охочие до всяких зрелищ и бросающие работу, чтобы поглазеть на нас, - сказал Эбрамар.
   - Я отдал приказание продолжать работы и желал показать тебе, Учитель, население, занятое работой. Любопытные - это женщины, старики и дети, - сказал он, указывая на одну кучку многочисленнее других.
   Стоящие на берегу представители расы не блистали красотой. Мужчины были высокие, сильные, коренастые, с широкими безбородыми лицами, маленькими, но смышлёными глазками и с тёмным, чуть красноватым цветом кожи. Такого же некрасивого типа женщины были в пёстрых юбках, а мужчины - в холщовых рубахах.
   - Во всяком случае, ты умеешь заставить себя слушать, и это уже - прекрасный результат, который доказывает, что ты много потрудился, - сказал Супрамати.
   - Да, я работал со всем усердием, на какое только способен, и, благодаря БОГУ, в работе не было недостатка, да и теперь нет. Кроме того, судьба благоприятствовала мне, даровав таких помощников, которые честно выполняли свой долг. Тем не менее, я всё же опасаюсь, не упущено ли что? Может, я не совсем понял наставления Учителей, но буду счастлив, если вы останетесь довольны мной.
   - Всё виденное нами доказывает, что ты сумел установить порядок, повиновение, развить их деятельность и привести страну к изобилию. Значит, ты положил прочное основание дальнейшему процветанию, - сказал один из Иерофантов.
   Суда всё продвигались, река становилась всё шире, многие меньшие речки впадали в неё, и теперь течение, гонимое утренним ветерком, катилось с шумом.
   Возвышенности нагорного берега придвинулись к реке, и холмы превратились в гранитные скалы с причудливыми очертаниями.
   - Мы приближаемся к главному святилищу нашей страны. Там поклоняются четырём стихиям - видимой Мысли ВЕЧНОСУЩЕГО, - сказал Удеа. - Каждый год народ совершает туда паломничество, чтобы получить исцеление и другие Милости от Богов, или Космических Духов, Которым он молится. Угодно вам посетить это место теперь же, или пожелаете отправиться туда в другой раз, если вообще почтите его своим присутствием?
   - Теперь же вези нас туда, - почти в один голос сказали Маги.
   Суда причалили к берегу, и Маги вышли, с почтением принятые присутствовующими, а женщины приветствовали их гимном.
   Под предводительством Удеа, в сопровождении жрецов и жриц святилища, Маги вступили во внутренность скалы через узкий вход, закрытый с внутренней стороны тяжёлой металлической завесой. Далее они прошли узкий и извилистый естественный коридор, кончающийся обширной пещерой странного вида. Громадной высоты свод терялся в темноте, но сквозь четыре щели, крестообразно размещённые соответственно четырём сторонам света, проникало освещение различных цветов: красного, голубого, белого и оранжево-жёлтого, переходящего в зелёный. Эти четыре потока света посередине пещеры объединялись вокруг белого мраморного столба, поддерживающего большой шар, который дрожал и блестел, словно жидкий, похожий на ртуть металл, а его волнующаяся поверхность отливала разными цветами.
   В конце пещеры, на высоте нескольких ступеней, было устроено что-то вроде престола с возвышающимися над ним статуями, убранными цветами и закрытыми завесами. На ступенях и вокруг престола разместились жрецы и жрицы и хором пели гимн Богам, Владыкам Стихий, Слугам Великого и Неведомого БОГА, Исполнителям ЕГО Воли, Воплощению ЕГО Дыхания.
   После этого Удеа зажёг на престоле смолистые ветви, вылил на огонь ароматы с ладаном и принёс жертву из плодов, мёда и молока.
   С Благоговением присутствовали Маги при этом первобытном священнослужении. Когда же сошёл Удеа, подошли Эбрамар с одним из Иерофантов.
   После безмолвной Молитвы Эбрамар первый поднял руку, произнося мистические слова, и в нише, над престолом, в воздухе появился Светившийся Белоснежный Крест. Затем Иерофант воздел руки кверху, пропел Молитву, и тогда вокруг Креста появилась Широкая Семицветная Полоса.
   Удеа поблагодарил наставников за дарованную ему Милость, а Маги, благословив объятых ужасом и павших ниц присутствовующих, опять взошли на суда.
   Через несколько часов они прибыли в столицу - огромный город, расположенный на обоих берегах реки. Господствуя над городом, возвышались царский дворец, и обширные здания школ Посвящения простой, но прочной постройки. Дома горожан были также простые, кирпичные, но просторные и удобные, с внутренними дворами, и были окружены садами. Весь город походил на большой сад, так много было всюду зелени и цветов.
   Всё городское население было на ногах и толпилось по пути шествия, направляющегося к царскому дворцу. Там Магов встретила Ариана с двумя сыновьями и дочерью, из которых старший сын был женат, а дочь - замужем, и оба имели детей.
   После предложенного хозяйкой угощения большая часть прибывших разошлась по отведённым им покоям для отдохновения, а в рабочей комнате Удеа собрались Эбрамар, Супрамати, Дахир, Суназеф с прочими ближайшими друзьями царя, и между ними завязалась беседа.
   - По твоему лицу вижу, как ты - счастлив и доволен, что победил тени прошлого, - с улыбкой сказал Эбрамар.
   - Ты - прав, Учитель мой и друг, я - счастлив так, как только может быть счастлив смертный, и даже бессмертный, - сказал он, смеясь. - В Ариане я нашёл не только лучшую из супруг, доброго гения моего очага, но также разумную и предусмотрительную сотрудницу и советчицу в моей работе. А затем отрадой мне является полная деятельности жизнь в этой стране, изобилующей богатствами, которые только ожидают работников для их использования.
   Притом образование младенческого народа имеет особую прелесть. Какой это - рай в сравнении с тем временем, когда я прибыл сюда! Как ужасно было это одиночество среди болот и тумана при нечеловеческой борьбе со стихиями. Теперь же всё - в моём распоряжении, а с помощью привезённых с собой друзей и товарищей я уже много сделал. Мне кажется, хоть всё-таки и остаётся ещё столько работы, что порой мне совестно даже бывает отдыхать, - сказал Удеа.
   - Всё виденное нами сегодня говорит о твоей деятельности, и за минувшее время ты далеко ушёл вперёд, - сказал Супрамати. - С наружной стороны твоё произведение - прекрасно, но мы пока ещё ничего не знаем о внутреннем устройстве, о тех законах, которые поддерживают порядок в здании.
   - Понимаю. Ты интересуешься нравственной стороной моей работы, и завтра же я вручу наставникам мои законодательные уставы, а во время поездки по стране вы увидите машину в ходу. Но если Эбрамар и вы, друзья мои, позволите, я желал бы изложить вам свод всего сделанного мной и попросить кое-каких советов.
   - Конечно, говори. Твой общий обзор поможет нам скорее разобраться в подробностях, - сказал Эбрамар.
   - Благодарю. И так, приступаю к началу моей истории. По моём прибытии сюда с помощниками мы нашли бесплодную, невозделанную страну и многочисленное, но дикое население, то есть существ на самой низкой ступени развития. Они ходили нагие, по всякому поводу убивали друг друга и даже были людоедами. В общем, положение оказалось хуже, чем я ожидал.
   Среди моих подданных водились ещё остатки населения потонувших континентов - существ ещё более низких, отвратительных по виду и почти звериной дикости. Первой моей заботой было произвести чистку, и я истребил это никуда не годное население, даже по физической организации неспособное воспринять высшую культуру. Это была самая тяжёлая сторона моей задачи, и с целью поскорее с ней покончить я побудил войну.
   Знаю, что одной из основных наших аксиом является запрещение убийства. Но это не может применяться во всей своей широте в низших мирах, где война оказывается необходимой. Потребность драться, стремление уничтожать друг друга ведёт своё начало с очень давних времён, и их корни теряются в бесконечном прошлом. В капле крови борются между собой белые и красные шарики и поглощают один другого. Так же неизбежна и война между людьми.
   Моя война дала желаемый результат, и первобытные чудовища исчезли, а мои добрые подданные угостились побеждёнными, ранеными, да и убитыми. Я же решил воспользоваться этим каннибальским "пиром", чтобы попытаться сделать первый шаг к трудному и великому преобразованию. Средство было жестокое, но над этим нечего было раздумывать, чтобы достичь главного.
   Поэтому при моём участии началась заразительная и омерзительная болезнь. Тела покрывались язвами, причиняющими ужасные страдания. Я нашёл удобный момент установить прочную власть. Вся страна была разделена на временные области, где водворились мои помощники, которые, окружив себя почитанием и организовав явления, способные поразить воображение дикарей, приступили к оказанию помощи. А держались они одной и той же системы: пожиравшие трупы умирали, а прочие выздоравливали, но оставались расслабленными и болезненными. Внушалось же им, что этот исход являлся следствием употребления в пищу человеческого мяса, и что трупы - особенно ядовиты. Тупые мозги поняли это, потому что боль - лучший учитель. И следующее поколение уже брезговало человеческим мясом и возненавидело его.
   Разделив население на племена, мы сосредоточили все усилия на развитии земледелия, потому что я планомерно преследовал свою цель - воспитать своих подданных на растительном питании, чтобы сделать их мирным, деятельным и трудолюбивым народом и создать здоровую, чистую атмосферу, оградив по возможности от зловредного влияния демонических существ астрального мира. Животная же пища, вредная для телесного здоровья, не менее пагубна и с точки зрения оккультной, так как кровь убитых животных даёт возможность духам тьмы придавать плотность их флюидическим телам, а в людях возбуждает жестокость к этим низшим братьям. Это обстоятельство особенно опасно относительно высших, уже весьма умственно развитых пород, которых людское зверство обращает в сатанинских существ, кипящих ненавистью и жаждой мести.
   Мой народ - вегетарианец. Доведённое до высокой степени совершенства земледелие в изобилии даёт ему самые разные продукты. Не менее совершенно разведение садов, виноградников, цветов и выделка молочных продуктов. Потому что виденные вами на пастбище многочисленные стада доставляют только молоко, шерсть идёт на производство тканей, а кожа павших животных служит лишь для выделки обуви, поясов и других предметов.
   Благодаря такой системе преступность - очень редкое явление, да и строгие законодательные меры не дают ей развиваться. Мои законы - суровы, может, даже жестоки в отношении злоупотреблений и ослушания. Но снисходительность принесла бы лишь вред людям, стоящим на низкой ступени развития и не свободным ещё от кровожадных животных инстинктов. Поэтому первая мера, применяемая к совершившему проступок или злоупотребление, состоит в удалении его из племени, ибо преступность - заразительна, дыхание преступника выделяет токи, исполненные нечистых желаний, злобы, возмущения против законов и недоброжелательства к ближним. Подобные существа распространяют заразу злодеяний, а так как нарушения Космических Законов являются рассадником наследственных болезней, то необходимо пресечь распространение такого поветрия. Поэтому в каждой области имеется особое место для заключения виновных, где на них воздействуют, чтобы довести до раскаяния. Но они получают прощение и возвращаются к своему племени лишь после того, как победят свои дурные страсти и исправят ошибки.
   В особенности я позаботился о религии, Благочестии и Вере в Силы БОГА. Я указывал вам в каждом селении на окрашенное в белый цвет здание, это - местный храм. В хорошем доме рядом помещается должностное лицо, представляющее собой жреца, врача и наставника одновременно, а двое или трое других, смотря по надобности, заведуют и наблюдают за земледельческими работами, скотоводством, землекопными и каменоломными работами, ремёслами и другим.
   Каждое утро на заре, перед началом работ, все жители собираются в храме и вместе со жрецом поют Молитву, а затем отец, или старейшина, как называют жреца, читает присутствующим двадцать одно высеченное на обелиске Повеление БОГА, в Которых перечислены все обязанности человека по отношению к своим ближним и БОГУ, чтобы Эти Заповеди были всегда свежи в памяти народа. В качестве врача жрец следит за здоровьем своих прихожан, а как учитель он преподаёт знание о целебных растениях, а способным к учению - начальные правила письма.
   Самых развитых посылают в высшие школы, откуда впоследствии выходят низшие служащие.
   Вся страна разделена на двадцать одну область, и во главе каждой имеется правитель с необходимым числом помощников. На нём лежит обязанность - объезжать каждый месяц свою область для осмотра работ, разбирательства споров, а если понадобится, то и для наказания по закону.
   Вы будете судить о существующем, благодаря БОГУ, порядке и о деятельности, налагающей на каждого работу сообразно с его способностями и не терпящей бездельников.
   - Ты не сказал ничего о том значении, какое придано в твоём законодательстве искусствам, музыке и силам красок, ароматов, - сказал Дахир, заметив, что Удеа задумался и замолчал.
   - Искусства играют пока довольно незначительную роль ввиду того, что раса мало развита для этого. Живопись стоит низко, а скульптура и архитектура обещают широкое развитие, и я забочусь, чтобы разработать эти два дарования.
   Музыку, представляющую собой обоюдоострое оружие, я заключил в узкие рамки. Во время богослужения, в торжественные дни, для танцев по окончанию работ поют и играют на арфах, но мелодии - немудрёные, а ритм соразмерен со способностями народа, чтобы не возбуждать преждевременно слишком много разнообразных восприятий.
   Роль ароматов в нашем большом хозяйстве играют цветы. Их выращивание - обязательно, и они всюду растут в изобилии. Однако выбор сортов сделан с таким расчётом, чтобы их запахи производили лишь благотворное действие. Но в большом храме и здесь, во дворце, возделывают магические растения, пригодные для Высшего Посвящения. Так, недавно мне удалось вырастить кустарник, цветы которого поют, то есть производят мелодичные вибрации и излучают свет. Их запах - похож на дыхание и проникает в капельки росы. Однако окраску цветов я нахожу не вполне совершенной, а у капель сгущённого аромата недостаёт прозрачности. В этом отношении я, вероятно, что-нибудь упустил из виду и прошу вас, наставники и друзья, научить меня и просветить.
   - Я дам тебе все указания для продолжения столь полезной и интересной работы, которую я одобряю, - сказал Эбрамар.
   - Благодарю. Эта работа доставляет мне наслаждение, и я часто жалею невежд, для которых природа - нема и мертва. Какой чудесной картиной наслаждается тот, кто постиг науку и развил свои пять чувств, кто способен воспринимать и видеть окружающее. Для него вся природа живёт, каждая травинка дышит, излучает аромат, свет, и чем больше изучаешь, тем больше делаешь открытий и поражаешься Мудрости ВСЕМОГУЩЕГО.

***

   Следующий день начался с посещения главного столичного храма, величественного и громадного сооружения, с квадратными колоннами у входа и внутри. Внутренность была украшена драгоценными предметами, а в Святая святых находилось изображение БОГА, скрытое от народа.
   На улицах и в храме собирались толпы людей, падавших ниц на пути следования Иерофантов, которых принимали за Богов.
   Посередине храма находился бассейн с водой, считающейся освящённой Богами. Сюда приносили и окунали новорожденных, после чего нарекали их именами. Эту же воду брали для лечения больных или окропления жилищ. В храме находили удовлетворение все духовные потребности народа.
   Приятные и нежные ароматы наполняли святое место. При вступлении процессии Эбрамар поднял руку, и загорелся огонь на всех треножниках.
   Богослужение состояло из приношения цветов, плодов и других произведений земли, возлияния молока, вина и масла и гимнов во славу Богов. Песнопения жрецов и жриц отличались величественной и серьёзной мелодией и действовали успокоительно на присутствующих.
   По окончанию религиозного обряда Удеа повёл Магов в школы Посвящения, а его царица показывала Магиням высшие женские школы, где она была верховной наставницей и где преподавались искусство пения и игры на арфе, нужные работы первоначальных ремёсел и начальные сведения по оккультной науке.
   - А теперь скажите, мои достопочтимые Наставники, хорошо ли я усвоил ваши указания и не сделал ли больших упущений в столь мудром, начертанном вами для меня плане?
   - От имени всех нас скажу тебе, сын мой, что ты мудро разрешил задачу воспитания молодого людского организма, - сказал Эбрамар. - И во многих отношениях сделал даже больше, нежели мы надеялись. Так, не выходя за пределы бережливости и скромности, твои подданные достигли совершенства в прядильном деле: их ткани - превосходны по прочности и красоте. Также мы можем только похвалить прикладные искусства, глиняные изделия, крашение и так далее. Что же касается посадки фруктовых деревьев, то её результаты - превосходны. Например, виденное нами в садах дерево с бессемянными плодами доказывает, с каким знанием и терпением оно выращивалось в течение долгого времени. Мне кажется, что ты имел в виду как образец банановое дерево нашей угасшей планеты. Как и то, что оно не может быть разводимо черенками, так же не имеет ни зёрен, ни луковицы, а корень у него - древовидный.
   Мы можем только похвалить твою работу. Твой набожный, скромный и деятельный народ, притом до боязни чистоплотный, просуществует долго, переживёт любой другой, хоть и стоящий выше его относительно всякого рода комфорта и богатства.
   Поэтому получи награду за свои вековые труды. С соизволения Верховных Иерофантов, возжигаю на твоём челе второй луч Мага.
   Удеа преклонил колени, и когда над его челом вспыхнул второй золотой луч, Великий Иерофант сказал:
   - Прими моё поздравление, первый божественный государь этого царства Золотого Века, воспоминание о котором будет жить в преданиях далёких времён, а сказания будут повествовать о том, что было время, когда народы благоденствовали и были счастливы, когда Боги нисходили с Неба, чтобы беседовать с людьми, поучать их и управлять ими.
  
   Глава 15
  
   На высоте, сверкая на солнце, словно исполинский сапфир, красовался царский дворец, и стоял храм с красными колоннами, видневшимися сквозь зелень садов. Три укреплённые ограды опоясывали город, разделяя его на три концентрические части, и у подножья каждой стены были широкие рвы, питающиеся водой из потока, который начинался на высоте царской резиденции, а затем спускался водопадом и вливался в каналы.
   За пределами нижней городской стены были разбросаны многоцветные виллы богатых и сановных лиц и пестрели лесистые выделяющиеся на горизонте высоты.
   Этот день был праздничным в Уржане. Все, даже самые бедные домики в долине, разукрасились зеленью, а богатые дома были убраны разноцветными флагами и гирляндами цветов, покрывающих двери, стены и крыши.
   Всё население было на ногах, и нарядные толпы собирались на морском берегу, где широкая, высеченная в скале лестница вела к гавани, которую теперь бороздило множество лодок.
   Другая часть народа теснилась вдоль широкой дороги и лестниц, которые из долины поднимались до самой волшебно разукрашенной царской резиденции. На высокой астрономической башне дворца развевалось голубое знамя с вышитой на нём золотой, увенчанной крестом чашей и озарённое в эту минуту лучами восходящего солнца.
   Вскоре на горизонте показалось парусное судно, быстро приближающееся к гавани.
   Это было судно своеобразной красоты - резное, вызолоченное, разукрашенное, словно драгоценная вещица, и снабжённое красными парусами.
   На мостике впереди стояли Маги, Магини, Удеа с женой и прочие путешественники, с любопытством смотрящие на вырисовывающийся берег.
   - Что - за великолепная картина. Как прекрасен - этот город, поднимающийся террасами, среди садов и водопадов, да ещё увенчанный волшебным дворцом. А у нас сравнительно с этим - всё просто и не живописно, - сказала Ариана.
   - Ты - права, - сказал Удеа, улыбнувшись. - Но ничего уже не поделаешь, раз ты выбрала такого прозаического мужа, который пользу предпочитает красоте, и тебе остаётся довольствоваться тем, что даёт его царство. Нараяна - баловень судьбы, художник, ищущий красоту. Вот он - герой будущих сказаний, память о котором будет витать в представлении народов, окружённая покровом волшебной сказки.
   - А вот и герой направляется нам навстречу, - сказал Эбрамар и, обращаясь к Ариане, прибавил. - Ты - не права относительно своего царства. У вас также есть места, очень живописные по своей дикой красоте.
   Он умолк, потому что лодка Нараяны пристала в эту минуту.
   В два прыжка он очутился на мостике и, поприветствовав Магов, поцеловал Эбрамара, Дахира, Удеа и Супрамати. Нараяна сиял, и в его глазах отражалось счастье, а шедшее ему одеяние рыцаря ГРААЛЯ ещё больше оттеняло его классическую красоту. Впрочем, он сделал некоторые изменения в обычном наряде братства. Так, на груди серебристой туники была вышита птица, похожая на орла или коршуна с распущенными крыльями, а поверх шлема красовалась остроконечная корона.
   - Если в твоём царстве всё - так же изящно, богато и уютно, как присланное за нами судно или видимая отсюда твоя столица, то значит, ты беглым шагом вёл свою цивилизацию, - сказал Эбрамар с иронией.
   Но в радостном волнении своего торжества Нараяна ничего не заметил.
   - Да, Учитель, я сделал всё возможное, чтобы мой народ быстрее двигался вперёд. Какая это - прекрасная раса, она напоминает моих прежних соотечественников, греков. Этот народ - богато одаренный, но страстный, воинственный и даже увлекающийся, и ему предстоит блестящая будущность. Что же касается богатства и удобств, то мне легко было достичь их: почва в изобилии родит, а металлы, мрамор и прочие драгоценные материалы в большинстве случаев находятся ещё в мягком состоянии, и поэтому ими легко пользоваться. Но вот мы и прибыли, - сказал он, подходя к борту и поднимая руку.
   На берегу многочисленный хор грянул приветственный гимн, очень сложный по мелодии, но исполненный с совершенством. На пристани были выстроены богато одетые воины в лёгких доспехах, словно из рыбьей чешуи, в золотых шлемах и вооружённые копьями, широкими и короткими мечами, луками и колчанами стрел.
   Дети усыпали цветами путь прибывших гостей, которые разместились потом в переносные двухместные троны, с восемью носильщиками, и шествие двинулось в путь, охраняемое стражей и сопровождаемое толпой.
   В каждой из городских частей, разделённых оградами, процессии жрецов и жриц встречали Магов пением под звуки арф, а народ падал перед ними ниц.
   Наконец они достигли вершины и сначала направились в храм - великолепное здание, построенное всё из прозрачного материала рубинового цвета.
   При входе их встретила Уржани с двумя детьми. В богатом наряде, сияя счастьем при виде родителей и друзей, она была прекраснее, чем когда-либо.
   По окончанию богослужения все отправились во дворец, пройдя ухоженными садами с фонтанами.
   На другой день Наставники начали осматривать весь город. Многое отражало воспоминание о погибшей планете, всё ещё живущее в душе Нараяны. Так, например, в черте верхней ограды, ниже царского дворца, он устроил скаковое поле, огромные общественные сады, и там же находилось одно заведение - старая идея, которая получила иную постановку.
   Это заведение было гостиницей, или убежищем для путешествовующих иностранцев либо приезжих из отдалённых областей царства, где им оказывалось широкое гостеприимство и они считались гостями правительства. Здание представляло огромный дворец со всякого рода удобствами, и было приспособлено для принятия около тысячи гостей, имеющих право оставаться там, сообразно с делами, от недели до месяца.
   В пределах же вышгорода жило множество служащих, и находилась часть училищ, предназначенных для искусств и наук.
   В следующей ограде сосредоточивалась промышленная жизнь города, уже притом развитая. Там находились ремесленные школы и центры производства одежд, материй, домашней утвари и прочего. Там же были расположены казармы, так как у Нараяны имелось большое войско. Впрочем, в городе стояла только царская гвардия, богато снаряжённая и вооружённая. Часть этой гвардии имела даже казармы поблизости дворца, и её отряды поочерёдно несли там караульную службу. Остальные войска были распределены в областях и по границам.
   Наконец, в нижней ограде, как и в долине или по берегу моря, жила беднейшая часть населения, занимающаяся рыболовством и судоходством. Их дома, теснее расположенные друг к другу, нежели в верхних оградах, были проще и лишены роскоши, но всё-таки домики были чистенькие и при каждом имелся садик.
   Для снабжения водой города с населением в несколько сот тысяч человек инженеры Нараяны изобрели очень остроумную систему орошения.
   Из горного озера был устроен водопровод в приёмник особого для этой цели здания, у подножья холма, на котором был расположен город.
   Из этого главного водоёма отвесно высеченный в скале ещё больший водопровод, высотой в пятьсот футов, поднимал воду до площади, где находился царский дворец, откуда она разливалась по всему городу. По другим проводам питьевая вода поступала в различные части города и снабжала общественные фонтаны, а система шлюзов распределяла воду по кварталам.
   Храмы обслуживались многочисленной кастой жрецов. А народ поклонялся солнечному диску, как символу Высшего и Неведомого БОГА. Этот диск из массивного золота был расположен так, чтобы первый же луч солнца падал на него в день весеннего равноденствия.
   Вечером на террасе беседовали о том, что видели днём, и Маги спрашивали Нараяну о подробностях государственного устройства, в том числе, о богослужении и вероучении.
   - Для касты жрецов, то есть для низших посвящённых, я ввёл поклонение огню и солнцу ввиду того, что свет и тепло служат символами, наиболее способными дать уму младенческого народа относительное понятие о Великой ПЕРВОПРИЧИНЕ. Тем не менее, жреческая каста, хоть и удостоенная лишь низшей ступени Посвящения, обладает более значительными, глубокими и точными символами. Так, не открывая сущности тайны Троичности в ЕДИНСТВЕ, Они символизируют Верховное СУЩЕСТВО в ЕГО Могуществе, как Творца, Хранителя и Разрушителя. Полагаю, что я не преступил границы вашего полномочия, открыв им это?
   - Совсем нет, и нам интересно было бы ознакомиться с программой этого низшего Посвящения.
   - Я составил её так, чтобы более развитые, сравнительно с прочей толпой, более деятельные и желающие Восхождения могли приобрести и более возвышенные познания. Также я уничтожил кровавые жертвы. Приношения БОГУ состоят лишь из цветов и плодов, молока и ароматов. Но я не мог, подобно Удеа, воспретить населению употребление мяса. Море и реки, изобилующие рыбой, соблазнительны для моих рыболовов. Да и богатые дичью леса привлекают охотников, доставляя народу обильную, здоровую и дешёвую пищу.
   Я не разделяю мнение Удеа, что мясо - вредно, и полагаю, что в более или менее отдалённом будущем и его народ вернётся к мясу.
   - Возможно, но пока они обходятся без такой пищи, которая возбуждает животные инстинкты и кровожадность. Надеюсь, что эти века вегетарианства создадут серьёзное и миролюбивое поколение. А со временем ведь вся наша работа заглохнет, и жизнь народов примет иное направление, - сказал Удеа.
   - Во всяком случае, я старался уменьшить употребление мяса, установив известные периоды обязательного поста. Причём способ питания регламентируется. Я не хотел предписывать пост вроде того, какой был на нашей бедной умершей планете, где при воздержании от мяса придумывало обжорство утончёнными яствами, и люди набивали себе желудки вкусными вещами, воображая, что таким образом соблюдают воздержание. Помимо этого, во всё время прохождения Посвящения растительное питание уже обязательно.
   Всё имеющееся в стране составляет собственность царя: жатва, пастбища, стада и прочее. Государство разделено на тридцать две области, и каждая имеет назначенного мной правителя, который является ответственным за своё управление и благосостояние подчинённого ему населения.
   При каждом правителе учреждён совет из земледельцев или разного рода техников, исходя из потребностей местности и, кроме того, коллегия посвящённых, состоящая из астронома и нескольких знатоков Сокровенной Науки, которые могли бы вызывать по желанию дождь или предупреждать разного рода бедствия природы, словом, управлять оккультными влияниями, воздействующими на жизнь растительную и животную.
   Большая часть даров земли каждой области потребляются на месте, но где необходимо, там производится обмен товаров.
   Прежде всего, часть производства предоставляется в распоряжение царя и центрального правительства, Затем урожай области распределяется между её жителями, и каждый, от правителя до последнего земледельца, получает известную часть сообразно его положению, что обеспечивает ему полное благосостояние. Всякое возрастание производительной способности земли или минеральных богатств также распределяется соответственно между всеми. Таким образом, все заинтересованы в деле и работают старательно.
   До сих пор эта система действует превосходно, и её следствием является отсутствие в моём царстве бедности, а тем более нищеты или пролетариата в том виде, как это было на умершей Земле.
   - Дай БОГ, чтобы установленная тобой государственная система существовала как можно дольше, и будем надеяться, что правящие классы ещё в течение веков будут считать своим священным долгом отдавать государству силы и труд и не сбросят по небрежности на низших возложенные на них тобой обязанности, а сами предадутся хищениям и станут думать лишь о личном благополучии и услаждении.
   С этого дня, как и в царстве Удеа, Маги совершали поездки в разные области, убеждаясь, что всюду царит порядок и обилие. Но они отметили, тем не менее, что население было намного развитее и беспокойнее, чем земледельцы и пастухи Удеа.
   В этом случае музыка сыграла очень большую роль. В каждой округе находилась школа, где преподавалось пение, игра на инструментах и танцы. Окончание работ обычно сопровождалось весельем, а дни народных праздников - хоровым пением и священными хороводами, поразившими Магов изяществом ритма и красотой пластики.
   Накануне последней поездки Эбрамар и Нараяна находились вечером одни в помещении Мага. Облокотившись на окно, Эбрамар задумался, и Нараяна следил за ним.
   - Дорогой Учитель, - спросил он, наконец, после продолжительного, томительного молчания, - что значит тень грусти, которая заволокла твои глаза, бывшие мне всегда путеводной звездой в жизни? Может, ты - недоволен мной? Между тем я старался изо всех сил, работал неустанно над развитием моего народа и, по мере моего понимания, прилагал своё Знание, чтобы явиться перед тобой достойным возложенной на меня задачи.
   Эбрамар повернулся и с Любовью посмотрел на своего "блудного сына", которого с такими усилиями он вёл через бездну искушений и человеческих слабостей, а затем учил и радовался, когда на его челе духовного детища засверкал луч Мага.
   - Нет, мой милый, мне не в чем упрекнуть тебя, и я могу только похвалить твою работу. Одно лишь замечание можно сделать тебе - за недостаток осторожности...
   - В чём, Учитель? Прости, в таком случае, мою невольную оплошность! - воскликнул Нараяна.
   Эбрамар положил руку ему на плечо и сказал:
   - Глупый! Ещё раз говорю, что у меня нет упрёков, потому что я не могу обвинять тебя в том, что твоя огненная душа, увлекающаяся красотой и искусством, парит над толпой, которой ты призван управлять. Я - художник и понимаю могущество красоты и то очарование, которым она объемлет душу. Так мне ли осуждать тебя за то, что ты не выдержал, окружив себя сокровищами красоты, отпечатки которой носишь в себе. Только это понятное и... простительное увлечение заставило тебя несколько забыть правила осторожности. Подумай, сколько чувств ты преждевременно разбудил в душе твоего народа.
   - Понимаю! Ты хочешь сказать о музыке, или вибрации, об ароматах и влиянии света? И ты находишь, что я слишком широко пользовался этими тремя великими силами в отношении ещё первобытной природы моего народа? Но уверяю тебя, Учитель, эта раса чрезвычайно богато одарена и требует лишь незначительного толчка для быстрого преуспевания. А я думал, что поступаю хорошо, пустив в ход имевшиеся в моём распоряжении средства, чтобы пробудить ум, привести в движение их чувства, возбудить в них новые желания, которые должны иметь соответствующие следствия.
   Например, женщины - очень красивы, но они показались мне лишь хорошенькими живыми статуэтками. В них не было ни заботы о своей наружности, ни желания нравиться, ни понятия о грации и женской прелести. Поэтому я и не считал вредным пустить в ход музыкальные вибрации, которые проникли бы сквозь грубую всё же оболочку и, всколыхнув душу, пробудили бы в ней новые представления, а ароматы содействовали уже вибрации.
   Эбрамар лукаво улыбнулся.
   - Вижу, что корешки прошлого ещё живут в тебе, и ты, прежде всего, занялся развитием прекрасного пола. Хотя, конечно, душа женщины должна быть воплощением идеала во всех видах, но теперь речь идёт не об этом. Суть - в том, что ты слишком рано разбудил этот народ от его младенческого сна, посеял в нём все утончённые желания и представления свыше его нормального уровня. Отсюда возникнут страсти и борьба, которые повлекут за собой космическую катастрофу.
   Ты забыл, что исполинские, приведённые тобой в действие силы представляют собой обоюдоострое оружие? А ведь ты знаешь, что музыку - её звуки и ритм - надо соизмерять соответственно плотности астрального тела, чтобы она была благотворна. Для народных же масс этот основной закон следует применять ещё осторожнее, иначе он доведёт до крайнего возбуждения, что может вызвать расстройство и вредные последствия.
   Вибрация музыкального звука по производимому ей на астральное тело действию может быть целительной силой или же скрытой отравой, до такой степени опасной, что, в конце концов, она способна вызвать накожные болезни, безумие и даже смерть.
   Такими же благодетельными, но вместе с тем и предательскими бывают ароматы. Недаром производство и употребление ароматов исключительной силы составляли на нашей старой планете тайну храмов.
   О свете уж и говорить не стоит. Даже всякий самый обыкновенный смертный знает, что без него жизнь вянет, и что он способен в то же время ослепить и убить. Наука Мага учит его пользоваться этими двигателями и обращаться с ними осторожно.
   - Ты - прав! Благодарю тебя и на будущее время постараюсь не увлекаться, а действовать не иначе как в согласии с Законами Благоразумия и Осторожности.
   На другой день, во время последнего объезда, Нараяна повёз Учителей на остров, настолько отдалённый, что во все стороны были видны только небо да океан. Там он устроил исправительную колонию. Туда отправляли только тяжких преступников, самых закоренелых, и подвергали нравственному воздействию, основанному на сочетаниях музыкальных вибраций, ароматов и красок в приспособленных для этих целей пещерах и кельях.
   Но результаты такой системы получились, однако, разнообразными. Были нравственные возрождения: большое число исправленных разбойников становились спокойными, многие дурные инстинкты, пороки и разного рода развращённость искоренялись или ослаблялись. Но бывали также случаи сумасшествия, идиотизма, странных болезней и внезапной смерти.
   Маги улыбнулись и покачали головами, но не высказались относительно впечатления, произведённого на них таким исправительным заведением.
   Вечером Супрамати зашёл к Эбрамару и застал его задумчивым и озабоченным. Они заговорили о бывшем днём осмотре и, прежде всего, о придуманном Нараяной способе нравственного воздействия на преступников.
   - Он увлекается, опережает время и проводит опасные опыты. И сколько ещё глупостей натворит он, когда меня не будет с вами! Всё, что он делает, - гениально и своеобразно, как и Нараяна, но он увлекается и поэтому ему необходим друг, который обуздал бы его и руководил этой великой силой, вдохновлённой наилучшими намерениями.
   - Я разделяю твоё мнение и, с твоего одобрения, останусь с ним в качестве Первосвященника и Иерофанта. Он признался мне, что сочтёт за счастье иметь во главе своего училища Посвящения и касты священнослужителей Мага Высшей Степени, сравнительно с ним.
   Эбрамар протянул руку, с Признательностью и Любовью глядя на него.
   - Конечно, я одобряю твоё предложение и дорого ценю жертву, приносимую тобой из Любви ко мне. Я знаю, что ты приготовил для назначенного тебе царства столь же мудрое и учёное законодательство, и с твоей стороны - большая жертва отказаться от такого обширного и интересного поприща деятельности.
   - Не жертва с моей стороны, а счастье доставить тебе, дорогой мой Наставник и Благодетель, хоть минутную радость и отстранить от тебя всякую заботу к тому времени, когда ты покинешь нас.
   Кроме того, я только плачу Нараяне свой долг признательности. Не ему ли я обязан тем, чем стал, не ему ли должен быть благодарен за счастье иметь тебя руководителем? Что же касается просветительской деятельности в предназначенной мне стране, её выполнит другой Маг. Благодаря БОГУ у нас нет недостатка в людях, достойных и способных к подобной миссии.
   Эбрамар встал и обнял его.
   - Благодарю, Супрамати! Ты доставил мне минуту великой радости, доказав, что окончательно поборол всякую человеческую слабость. Сегодня же я переговорю с Наставниками, и не сомневайся в том, что они одобрят мой выбор. Твоим заместителем будет твой старший сын Сандира, которого я воспитывал и поучал с его рождения. Ему ты и передашь все планы, приготовленные тобой для себя. Но вот, кажется, идёт наш ветрогон, - сказал он.
   В соседней комнате послышалась лёгкая, торопливая походка, и раздался голос Нараяны, спрашивающий, можно ли войти.
   Едва успев сесть, он спросил:
   - Ты, верно, будешь бранить меня, Учитель, за моё исправительное заведение, я уже подметил на ваших лицах и ясные и пасмурные выражения. Впрочем, я предчувствовал это и поэтому приберёг остров в виде последнего сюрприза.
   - Так как ты понял, что твоя выдумка не заслуживает полного одобрения, то я сейчас же изложу своё мнение. В основе твоя система - превосходна, но... применима она может быть лишь через несколько сот тысяч лет, да и притом среди населения другого развития и в физическом, а особенно в нравственном и умственном отношениях.
   Доказательства моих слов ты найдёшь в перечне отмеченных там фактов. Нравственные обновления, которые наблюдались, - редки, и совершались они над потомками землян, то есть над отпрысками уже весьма развитых рас. Улучшения были обнаружены у лиц, принадлежащих к семьям низших посвящённых, то есть у таких, которые достигли уже умственного и физического развития, хоть и преждевременно. Что же касается массы подвергшихся твоему лечению туземцев, то результаты получились плачевные. В тех случаях, когда преобладала музыкальная вибрация слишком сильная для плотности астрального тела, было много внезапных смертей. Рвалась связь между плотью и астралом вследствие своей недостаточной упругости и растяжимости.
   Ароматы, действуя слишком сильно на тупые, плотные мозги, неспособные поглощать их, приводили к идиотизму или бешенству. Тогда как развитый, деятельный мозг и привыкший путём умственной работы к быстрому и постоянному обмену веществ, поглотил бы эти ароматы и воспринял бы их благотворное влияние.
   Что же касается красок, то будучи нежной, но опасной силой, они вызывали накожные болезни и другие наблюдавшиеся странные явления.
   - Ах! Я вижу, что сделал большой промах, но я не думал, что так трудно соразмерять Знание с Его применением! - воскликнул Нараяна. - Бедные мои преемники! Предвижу, что им за многое придётся расплачиваться.
   - Каждый из нас делал промахи в течение своего долгого и трудного Восхождения. Но чтобы предохранить тебя по возможности от ошибок в будущем, я оставлю тебе руководителя, преданного друга. Его Любовь и Высшее Знание поддержат тебя. Супрамати принимает сан Великого Иерофанта, для замещения которого ты желал иметь Высшего Мага, - сказал Эбрамар.
   - Ты хочешь остаться со мной, Супрамати? Да ведь ты же готовился стать царём и законодателем избранного для тебя народа! - воскликнул Нараяна.
   - Другой выполнит это назначение, а так как Эбрамар считает меня достойным, - не заменить его, нет, - а быть твоим советником, когда он покинет нас, то я с радостью остаюсь. К тому же я - твой наследник, и на мне лежат известные в отношении тебя обязанности, - сказал Супрамати.
   Нараяна бросился к Супрамати и сжал его в объятьях.
   - Благодарю, благодарю, друг и лучший во всём мире наследник! Не нахожу слов выразить свою признательность, и я был бы счастлив, если бы предстоящая разлука с Эбрамаром не лежала камнем у меня на сердце. Не могу примириться с мыслью, что не увижу больше его, и что даже мысленно мне трудно будет вознестись в Те Сферы, Где будет пребывать он, уже Совершенное Существо!..
   - Ты ошибаешься, Нараяна, считая меня Совершенным Существом, - сказал Эбрамар. - Лишь на этой низшей Земле я кажусь чем-то высшим, и только по нашему тщеславию мы называемся сынами РАЗУМА, сынами Света. Но, покинув вас и очутившись на другой, высшей сравнительно с нашей планетной системе, меня ждёт много неожиданностей. И я окажусь невеждой среди тружеников, которые станут уже моими Учителями и просветят меня.
   Там моё Знание окажется ограниченным, потому что мне придётся исследовать и научиться управлять более сложным космическим аппаратом, чем наш, стихии которого ещё - очень тяжелы и грубы. В высших системах космическая материя до того сложна по своему составу, что мне предстоит пройти целый курс наук и вычислений.
   Да, милые дети мои, непостижима, великолепна, подавляюща, сокровенна - Обитель ВСЕМОГУЩЕГО, и среди грохота непрерывного творения и колоссальных разрушений, которые свершаются, в безграничном пространстве кишат неисчислимые миллиарды работников. Никто не постиг ещё глубину ТОЙ ПРЕМУДРОСТИ и ВСЕЗНАНИЯ, КОТОРОЕ сочло, кажется, всякую малейшую частицу. Даже луч какого-нибудь светила, пролетающий неимоверные расстояния, прежде чем через многие тысячелетия проникнет в нашу тяжёлую атмосферу, попадает к нам не случайно. Посол, может, уже угасшего мира, он несёт с собой космические субстанции, которые нужны нам здесь...
   Эбрамар умолк, а его взор был устремлён, казалось, на какое-то далёкое видение.
   Тяжёлое чувство объяло сердца его слушателей при мысли о громадном и страшном пути, который предстояло ещё пройти, и о предстоящей им работе. Они почувствовали себя хилыми, слепыми и невежественными атомами, затерянными среди бесчисленного человечества, которых стопа времени давит, словно муравьёв. Им даже будто слышался Скрип Колеса Вечности.
   Взглянув на обоих учеников, Эбрамар понял их душевное состояние и сказал:
   - Конечно, голова может закружиться при мысли об окружающей нас со всех сторон бесконечности, но надо стряхнуть с себя подобную слабость и проникнуться сознанием, что среди миллиардов душ мы всё же облагодетельствованы судьбой. Мы постигли многие Законы, неведомые и необъяснимые профанам: мы миновали первые, самые тяжёлые переходы неизбежного Восхождения, Которое ведёт несокрушимую искру от атома к Лучезарному Средоточию, где пребывает НЕИСПОВЕДИМЫЙ, частицу КОТОРОГО мы составляем.
   И так, поднимите головы, друзья мои! Я покидаю вас и поднимусь на следующую ступень, но обещаю не терять времени и приготовиться достойно принять когда-нибудь и вас, милые ученики мои, подобно тому, как и меня ожидают теперь мои преданные Наставники. Моим существом будут править уже иные эфирные условия, но соединяющая нас связь никогда не порвётся.
   - Учитель! - прошептал Нараяна, - у меня к тебе есть просьба. Я желал бы присутствовать при твоём уходе и чтил бы этот час, как самое дорогое и священное для меня воспоминание. Можешь ли ты оказать мне такую милость? Может, я ещё не достоин и не буду в состоянии вынести столько сверхземного Света?
   - Обещаю, что ты будешь со мной в этот торжественный час, и увидишь, как я сброшу свою телесную оболочку. А ты работай всеми силами, чтобы соединиться со мной и приблизить время, когда я приму вас, дети мои, в своей новой обители.
   На следующий день Маги отправились в сопровождении Нараяны осматривать царство Абрасака.
  
   Глава 16
  
   Воздушный корабль приближался к стране, подвластной Абрасаку. Маги ехали к нему без предупреждения, и он не посылал вестников просить к себе Учителей на осмотр его царства. Оба царя также не получили приглашения, а поэтому Удеа отказался сопровождать Магов и вернулся к себе с Арианой.
   Нараяна же присоединился к Эбрамару, заявив, что, будучи наставником Абрасака, имеет право принять участие в осмотре, чтобы видеть, как воспользовался он приобретённым Знанием.
   С высоты, где они парили, перед ними широкая и могучая река катила свои волны, по обе стороны тянулись широкими лентами плодоносные земли с пышной растительностью, окаймлённые на горизонте цепью голых зубчатых гор.
   Под воздушным судном виднелось широкое устье реки и в дельте замечалось несколько островов, из которых один, самый большой и сплошь гранитный, был выдвинут вперёд.
   Продолжая полёт, воздушное судно понемногу спускалось, и вскоре обозначился город, раскинувшийся по обоим берегам реки, с массивными сооружениями, окружённый садами, которые тянулись на необозримое пространство.
   Все Маги собрались на мостике, ход судна всё замедлялся, и вдруг Нараяна, опустив бывшую в его руке подзорную трубу, расхохотался.
   - Наставники, нас ждут, и на берегу построена даже пристань для судна. Ха! Ха! Браво, Абрасак! Вот что значит хорошо организованная полиция.
   Теперь уже было видно море человеческих голов, волновавшееся на берегу реки, и процессии, выстроившиеся вокруг пристани, куда причалило судно. Широкая лестница, покрытая пёстрыми циновками, вела к особому возвышению, на котором стоял Абрасак с Авани и многочисленной семьёй, состоящей из пяти сыновей и трёх дочерей. Все были одеты в полотняные роскошно вышитые одеяния, а лица отражали мужество и высокий ум.
   Весь народ пал ниц, когда Абрасак и его близкие приветствовали Магов. Затем все в носилках были доставлены во дворец, где гостей ожидал великолепный обед, и Маги поздравили царя с тем, что он угадал их прибытие, доказав, как тщательно поддерживает он магнетическую связь с городом Магов.
   На следующий день Маги собрались в рабочей палате Абрасака.
   Посреди полукруга, образованного Магами, стоял царь и излагал им план своего государственного строительства, прежде чем они приступят к обозрению страны и её учреждений.
   Красивое и мужественное лицо Абрасака приняло другое выражение. Теперь на нём отражалось полное достоинства спокойствие и то осознание силы, которое дают власть и привычка повелевать.
   - Позвольте мне, уважаемые Наставники, изложить вам вкратце всё, что я сделал с того момента, как вместе с товарищами высадился на этой земле, бесплодной в то время и болотистой, где ютилось многочисленное, но грубое, дикое и мятежное население. Эти дикари не имели представления ни о законах, ни об обязанностях, ни о БОГЕ, ни о деятельности. Чтобы вылепить что-либо определённое из данной в моё распоряжение человеческой глины, следовало развести её страхом. И, применяя имевшиеся в моём распоряжении неведомые им силы, я укротил их и подчинил своей воле. А после этого расселил их вперемешку по обоим берегам.
   По составленному мной общему плану, будущая цивилизация должна была покоиться на трёх основах: религии с её обрядностями, незыблемой царской власти, облечённой Божественным Обаянием, и, наконец, общественных законах, которые сдерживали бы народ в желаемых рамках и обеспечили бы ему на долгие века путь развития.
   Царская власть, при содействии совета посвящённых, должна была стоять во главе всего государственного устройства.
   Вы, читающие чужие мысли, для кого низшая душа не представляет тайны, поверите мне, почтенные Наставники, что не гордость и тщеславие внушили мне вознести царское достоинство на недосягаемую высоту и окружить его Божественным Поклонением.
   Нет, я думал и продолжаю думать, что монархическое правление - самое совершенное и подходящее по своей простоте для управления народами. Но зато и царь должен быть на высоте этого идеала. Моя же душа была и теперь ещё преисполнена желанием - оправдать ваше доверие и принести этому народу как можно больше Добра, сливаясь с ним и его интересами. Вы рассудите, преуспел ли я в этом. Но меня постоянно страшила опасность оказаться жалким монархом наподобие тех, каких много бывало на нашей погибшей Земле во времена её упадка.
   Вот свод моих законов, и притом очень строгих. Помня, какое зло порождает несправедливость, я старался поставить правду превыше всего, и перед правосудием все равны, - начиная с моих детей и до последнего простолюдина.
   Самый драгоценный бывший в моём распоряжении человеческий материал составляли, конечно, привезённые с нами земляне, которым в целях спасения их при катастрофе Земли пришлось дать Первородное Вещество. Среди них было много и таких, кто не умел работать со всей полнотой имевшейся в их распоряжении мозговой силы. Но мозг их был, во всяком случае, уже очень гибок, тело развито и органы изощрены. Этой высшей породе предстояло жить века, и это долголетие давало возможность пользоваться им в самых разнообразных случаях. И вдруг среди этих полубессмертных участились смертные случаи. По мнению наших учёных, посвящённых, причина смертности крылась в особо вредных испарениях в этой области первобытной земли, которые гораздо быстрее, нежели в каком-либо другом месте, поглощали и уничтожали связь, созданную Эликсиром Жизни между плотским и астральным телом.
   Меня смутило это и привело в отчаяние. При учащении подобных случаев мне грозило остаться среди огромного низшего населения без наставников, без художников, без мастеров, то есть высшей породы.
   Если же в нашей среде стали бы воплощаться низшие духи первобытной породы, то невозможно было бы их быстрое развитие, и успехи цивилизации приостановились бы надолго.
   В такую минуту я слабел и подумывал просить помощи у вас. Но зная, что вы требуете от нас самостоятельности, я всё обдумал, а затем, обсудив с сопровождающими меня посвящёнными, нашёл выход. Следовало задержать в определённом месте развоплощённые души высшего развития и принудить их рождаться в подобающих им условиях.
   Вы знаете, что путём магических способов это - возможно, и знаете также, сколько бед происходит от случайных рождений, которые ставят низших существ с низменными инстинктами в превышающие их нравственный и умственный уровень общественные условия. Недостаточно ещё родиться даже наследником престола, чтобы суметь править народами. Подобные выскочки избегают и ненавидят всё, что - выше их, окружают себя подобными им ничтожествами или порочными и тупыми людишками, опасными уже тем, что они неспособны применять свою власть, где нужно, и тогда начинается общий развал.
   Особенную заботу я посвятил воспитанию. Каждый ребёнок знает, что над ним стоит БОГ, наградивший его драгоценнейшим даром - жизнью, и что этот дар он должен почитать в каждом и никогда не убивать беспричинно, ибо вернуть жизнь невозможно. Собственное существование человек обязан беречь правильной, умеренной и чистоплотной жизнью. Всякая болезнь вследствие невоздержания, разврата, нечистоплотности, обжорства рассматривается как преступление и наказывается законом. А родители несут ответственность за ребёнка, если он заболеет вследствие их небрежности.
   - Ах! Вот - прекрасная мысль! Я применю её у себя! - перебил Нараяна, и его вспышка вызвала улыбку Магов.
   Такое вмешательство прервало речь Абрасака, и возник обмен мнениями по поводу выслушанного доклада.
   Следующий день был посвящён обзору города. Прежде всего, Абрасак провёл гостей в обширное здание, в котором хранилось множество статуй лиц, отличившихся Мудростью, Знанием и сделанным в жизни Добром.
   Это был Храм славы, и в нём всегда дежурили служащие из священной касты, которые рассказывали посетителям жизнеописания великих людей и деяния, обессмертившие их. Вход туда был для всех свободный, а высшим кастам даже обязывалось приводить с собой детей, чтобы уже с раннего возраста они получали представление о полезной, достойной жизни и проникались сознанием, что малейшая несправедливость или бесчестный поступок лишают права занять место среди почитаемых всем народом избранников.
   Живейший интерес возбудил в Магах придуманный Абрасаком способ подбирать души для пополнения его высшей касты. Поэтому Нараяна выказал желание как можно скорее осмотреть "живой некрополь", который, как ему казалось, был интереснее всего в его царстве.
   - Потерпи же чуточку. Так как "живой некрополь" - главное моё создание, то я приберегаю его напоследок.
   - А какой способ погребения ты установил для народной массы? - спросил Эбрамар.
   - Этот вопрос озаботил меня. Ввиду палящего и влажного климата моей страны, я считал, что зарытие тел породит миазмы разложения. Кроме того, пробивать могилы в гранитных скалах - громадный и непроизводительный труд. Сжигать же трупы я также не хотел, имея в виду тяжёлые и вредные последствия для астрального тела при уничтожении огнём физического тела. Поэтому я избрал нечто среднее.
   Те из туземцев, которые выделились из общей массы, были достаточно развиты для восприятия некоторого Посвящения и способны стать в следующих существованиях полезными деятелями в качестве низших служащих, художников или учителей ремёсел, хоронятся особо. Но по тем же правилам, как и высшая каста. Эти души мы воплощаем в самые умственно развитые семьи, слившиеся посредством браков с более высокой кастой.
   Что же касается народной массы, находящейся ещё на низшей ступени умственного развития, то для неё я установил более простой способ погребения.
   В устье реки, орошающей всю страну, имеется много каменистых островков и на одном из них мы вырыли большой подземный храм с залами, склепами и коридорами. Туда сносят умерших из столицы и окрестностей.
   Несколько подобных же храмов сооружено в других частях страны. Семья приносит в такой храм тело умершего, оставляет его там на семьдесят дней и платит небольшую сумму на первоначальные расходы. Многочисленная каста особого назначения из жрецов и служителей состоит при храмах. Тело уносится в круглые пещеры, где искусственно поддерживается сухой и жаркий воздух. А посреди пещеры находится большой, неглубокий бассейн, заполненный жидкостью с острым, смоляным запахом. В эту жидкость окунают полотняную простыню, пеленают ей тело наподобие мумии и опускают вместе с другими трупами в бассейн. На груди каждого такого пакета помещается дощечка с именем умершего и днём его кончины.
   Там на больших жаровнях горят смолистые травы, смоченные в особом веществе, распространяющем густой пар с удушливым запахом. Каждые двое суток возобновляют горючие вещества на треножниках и в бассейн добавляют жидкость, поглощаемую мёртвыми телами. Жрецы низшей степени, на которых возложена эта работа, носят особое одеяние и закрывают лицо маской, предохраняющей от вредной атмосферы пещеры.
   По-прошествии семидесяти дней большие и сильные тела съёживаются до размера куклы, но лица покойных можно узнать, а волосы и ногти остаются нетронутыми. Труп становится похож на гибкую восковую фигуру. Но с течением времени они портятся, становятся бурыми или жёлтыми и напоминают корни растений. Но по выходе из пещеры они - хороши на вид, а семье выдается флакон эссенции, которой по истечении некоторого времени надо натирать тело, чтобы сберечь его благообразный вид. Родные доставляют ящики, более или менее изящные, служащие гробами, и, по желанию, уносят усопших с собой или погребают на острове. Многие богатые семьи устроили в стенах своих домов род шкафов, богато разукрашенных и служащих семейной усыпальницей. Там курятся ароматические эссенции и совершаются погребальные обряды. А всё-таки люди говорят, что в этих маленьких склепах бывают слышны вздохи, стоны и даже крики.
   Случается, что под влиянием страха потомки опорожняют эти шкафы-склепы, относят покойников в уединённые долины, пропасти или болотистые пустыни и там сажают их в землю. По народному поверью, влажная земля утоляет страдания покойников.
   В наше время страшного знания и магической силы уже существуют колдуньи, обладающие обрывками знания и оказывающие помощь семьям. Эти знахарки рассказывают, что на таких кладбищах бывает необыкновенная и таинственная растительность. Трупы в сырой земле превращаются будто бы в корни, а над землёй вырастает будто букет зеленовато-бурых листьев, и в нём в лунные ночи витает голубоватая тень с человеческой головой. Колдуньи утверждают, что эти тени беседуют между собой, а корни таких растений оказываются могущественными талисманами, с которыми связаны подневольные демоны, и их можно приспособить для услуг людям, обладающим талисманом.
   Абрасак умолк, и минуту спустя один из Магов сказал:
   - Колдуньи - не совсем правы, и способ, применяемый тобой, при всех его хороших сторонах, вместе с тем и жесток, потому что поддерживает отчасти связь с астралом. Я укажу тебе средство, которое ослабит эту опасность.
   Абрасак поблагодарил его, а на следующий день Маги начали осмотр страны со всеми её учреждениями, но не высказывали своего суждения по поводу виденного, оставив это до окончания осмотра.
   Наконец настало нетерпеливо ожидаемое Нараяной посещение живого некрополя. Длинная лодка, окрашенная в чёрный цвет, с высоким и изогнутым носом ожидала Магов, а двенадцать здоровых гребцов стрелой помчали её по реке.
   Вскоре они подошли к погребальному острову, гранитная масса которого поднималась из пенистых волн, с грохотом разбивающихся о зубчатые прибрежные утёсы.
   Лавируя между рифами, лодка нырнула в длинный тоннель, освещённый кое-где смолистыми факелами, и после многочисленных поворотов вошла во внутреннее озеро, обрамлённое со всех сторон остроконечными скалами. На берегу озера, друг против друга, виднелись два громадных подъезда на высоте нескольких ступеней, а на портиках были начертаны иероглифами две одинаковые надписи:

Умереть, чтобы вновь ожить.

   Лодка причалила к одному из подъездов, и Маги взошли по лестнице в большую сводчатую залу, из которой несколько пробитых в скале коридоров расходились по разным направлениям и исчезали вдали.
   - Сюда приносят тела для бальзамирования, и эта часть острова предназначена для изготовления мумий, - сказал Абрасак. - За пределы этой залы никто не смеет входить, кроме ближайших родственников, сопровождающих труп, и когда мумия - готова, их допускают проститься с покойником. Если желаете, почтенные Наставники, я покажу вам применяемые нами способы и, может, вы сочтёте нужным ввести какие-нибудь изменения.
   С согласия Магов Абрасак провёл их по подземному городу, где работали жрецы, специально посвящённые для этого.
   Когда всё было осмотрено, Абрасак вывел гостей обратно в первую залу и предложил переправиться на противоположную сторону, где находился "живой некрополь" - город мёртвых.
   Все сели в лодку, переехали озеро и пристали к противоположному входу. Там, на ступенях, сторожили вход чёрные базальтовые сфинксы, а в каменных расширяющихся кверху вазах горели смолистые вещества.
   Широким коридором, кончающимся десятью ступеньками, они прошли в обширный подземный храм, где свод поддерживали квадратные колонны. В глубине, на широких цоколях, стояли два огромных сфинкса, высеченные в скале, а вставленные в камень глаза горели фосфорическим светом, глядя на зрителей. Между лапами животного помещались бронзовые, покрытые каббалистическими знаками двери, а в глубокой нише между сфинксами, на высоте нескольких ступеней, было устроено нечто вроде каменного престола, и на нём стояла человеческая фигура, закрытая длинным покрывалом.
   В боковых стенах были видны входы в многочисленные галереи. Около престола и сфинксов выстроились жрецы и жрицы с серебряными арфами в руках, все - в белом, с чёрными поясами и покрывалами. На треножниках горели живительные ароматы.
   По окончании приветственного пения в честь знатных посетителей Абрасак указал на сфинксов и сказал:
   - Через левую дверь мумии вносятся в склепы, а через правую появляется астральное тело, призванное к воплощению.
   В этом храме мы совершаем погребальные магические обряды, которыми "двойник" сначала прикрепляется к этому месту, а затем направляется к новой телесной оболочке.
   При приближении Абрасака дверь левого сфинкса бесшумно открылась, и длинной галереей, слегка отлогой, они прошли до ряда склепов, расположенных по обе стороны и озарённых голубоватым светом. В стенах, в несколько рядов, одна над другой, были проделаны ниши, где мумии помещались в стоячем положении, а посередине находились каменные открытые саркофаги. Часть склепов была ещё пуста, а другие - заполнены. Войдя в один из склепов, который был вдвое больше других и наполненный, Абрасак остановился и указал на ряд саркофагов:
   - Здесь покоятся мои товарищи, - сказал он. - Я вызвал их из пространства и дал им Первородное Вещество, но по своему невежеству и самонадеянности не сумел соразмерить нужное количество. И вместо того чтобы жить, по моим расчётам, так же долго, как и я, они угасли через два века. Но их дружественные и смелые души ещё поработают в своё время на благо моего народа. Сложными магическими обрядами, сущность которых я вам представлю, нам удаётся вызывать астральные силы, исходящие из небесной области, где находится Полярная звезда, и наделять ими "двойника", временно воплощённого в мумию. Таким образом, наши склепы - подземные города, населённые живыми астралами, представляющими собой динамическую силу, которой можно воспользоваться для управления нашим земным магнитным полюсом, чтобы закрепить его за нашей страной.
   Для поддержания жизни в "двойнике" мы пользуемся могучими ароматами, а магические чары делают положительными питательные вещества и предметы обыденной жизни, которые вы видите в художественном и скульптурном изображении на стенах склепов, что для астрального существа создаёт уютную жизнь в привычной ему обстановке. Они могут общаться между собой, и я даже создал для них особое место, верхний склеп, куда через проделанные отверстия проникает свет луны. В его излучениях они купаются, освежая астральное тело и укрепляя духовные силы.
   В полночь звонит утверждённый посередине склепов инструмент и подаёт почивающим здесь сигнал к пробуждению. Этот час скоро настанет, и вы будете свидетелями явления.
   Теперь взгляните на эту боковую пещерку с двумя саркофагами из красного гранита. Это место упокоения я приготовил для себя с Авани, а мои преемники займут царские склепы. Теперь я проведу вас в пещеру, где покоятся земляне. Там ты найдёшь, Супрамати, тех, кого доверил мне, и кого похитила преждевременная смерть.
   Нараяна удивлённо взглянул на Супрамати, но не сказал ничего и последовал за другими, узкой галереей направляющимися к указанной пещере.
   Это была длинная зала, наполненная мумиями, как в нишах, так и в узких чанах, деревянных и каменных.
   Маги и Абрасак остановились посередине, осматривая всё окружающее их. Спустя несколько минут в воздухе пронёсся дрожащий металлический звук. А голубоватый, озаряющий пещеру свет побледнел, а над нишами и чанами вспыхнули блуждающие огоньки, разливающие бледное сияние.
   Мумии, казалось, зашевелились и покрылись сероватой дымкой, которая колыхалась, сгущалась, а потом стала принимать человеческий образ, окутанный покрывалом. Одни фигуры были тёмные, другие - светлые и фосфорические. Теперь можно было различить, что это - мужчины, женщины и даже дети. Их лица с неясными чертами были удивлённые и весёлые. Все они, плывя над полом, спешили к выходу.
   - Они идут в лунный склеп, - прошептал Абрасак, приглашая Магов следовать за ним.
   Лунный склеп оказался большой залой, высеченной в скале. Через отверстия в её своде заливали широкие потоки света луны, серебристыми блёстками пестрившего воду большого, вырытого посередине бассейна. Кругом виднелась странная растительность, усеянные цветами кустарники и даже несколько деревьев, в тени которых прятались мховые скамеечки. Но вся эта зелень была неподвижная - настоящий сад теней.
   Против стены на нескольких столиках стояли широкие плоские вазы с бесцветной жидкостью и блюдо с мелким красноватым порошком. Сильный смолистый и вместе с тем приятный аромат чувствовался в воздухе и служил питанием для астральных тел.
   Толпящиеся там тени спешили окунуться в бассейне, а затем пили жидкость из ваз и поглощали порошок, а эти снадобья словно и не убывали. Но тени становились плотнее, лица оживлялись, а тусклые глаза загорались живым огнём.
   Маги и Абрасак готовились выйти из склепа и, по знаку Эбрамара, Супрамати с Нараяной последовали за ним.
   Они опять поднялись в большой подземный храм, погружённый в это время в сероватый сумрак. По обеим сторонам двери в правом сфинксе выстроились с каждой стороны по семь жриц и жрецов, все в белых одеяниях и с хрустальными арфами в руках. Перед дверью был поставлен большой треножник, а вокруг него полукругом стояло семь Адептов высшего разряда. Бледно-розовое дрожащее пламя треножника освещало по временам их строгие, сосредоточенные лица и белые покрывала, сверкая золотыми бликами на нагрудных знаках.
   Когда Маги и Абрасак заняли места, чтобы видеть издали всё происходящее, один из Адептов подал знак, и раздалось мерное, гармоничное пение под звонко трепещущие звуки арф.
   Мелодия была, то лёгкая и быстрая, то медлительная, глубокая, с раздирающими душу нотами, которые потрясали нервы и бросали в дрожь.
   Спустя некоторое время дверь между лап сфинкса бесшумно открылась, а из тёмной глубины галереи появилась облачная тень и остановилась над треножником, огонь которого потух. Из тени выходила фосфорическая нить, исчезающая в чёрной глубине галереи.
   В воздухе вырисовывались огненные очертания каббалистических знаков, и склеп дрогнул от удара грома. Молния зигзагом сверкнула в воздухе, рассекла светлую нить, а фосфорическая дымка, отливающая всеми цветами радуги и испещрённая огнистыми блёстками, окутала витающую тень, приняла вид ракеты, с треском взлетела наверх и исчезла в тени свода.
   - Душа перенеслась в тело ребёнка, которому предстоит родиться, и Адепты в сокровенных документах впишут новую статью в жизнеописание этой личности. К совершённым деяниям, к числам рождений и предшествовавших смертей они прибавят пометку нового воплощения, имя новой семьи и своё заключение о том, что можно ожидать от него для народного блага, успеха в искусствах, науках и так далее.
   Пока говорил Абрасак, в храме вспыхнуло несколько лампад, и после краткой беседы с Адептами относительно совершившегося явления Маги покинули погребальный остров.
   На следующий день происходило собрание в большой зале дворца. Маги сообщили Абрасаку своё заключение по поводу его просветительской деятельности.
   После обсуждения всех отраслей правления и общественной жизни, а затем различных советов по поводу намеченных преобразований, Великий Иерофант предоставил слово Эбрамару, прося его сделать вывод из всего сказанного.
   - Несмотря на отдельные отмеченные промахи, мы можем только похвалить совершённую тобой работу, которая не помешала тебе, однако, расширить свои познания и совершенствоваться, - сказал Эбрамар. - Твои приёмы бальзамирования, постановка высших школ Посвящения, планомерное, на основе научных данных, развитие искусств и ремёсел - всё это свидетельствует о серьёзном и неусыпном труде.
   Твои законы - строги, иногда суровы, но ясны и справедливы. А твой народ, мудрый, послушный, трудолюбивый и привыкший считать земную жизнь подготовкой к смерти и существованию в ином мире, долго будет процветать. Созданная же тобой цивилизация, которую ты сумел внедрить в народную душу, будет исключительно длительной. Что ты постиг и сумел применить на практике столь сложное дело, как перевоплощение, то есть захотел подчинить человеческой воле и надзору один из ужаснейших законов невидимого мира - свидетельствует о смелом полёте твоего ума и твёрдой воле. Путём науки ты пожелал бороться с силами рока.
   Абрасак, бледный от волнения, опустился на колени. Слёзы радости и благодарности стояли в его глазах, когда Эбрамар прикоснулся к нему магическим мечом и на его голове сверкнул Широкий Луч Света.
   После этого Эбрамар и прочие Маги поцеловали его и поздравили, а затем все отправились в большой храм, где было совершено благодарственное моление.
   На следующий день Маги простились, и воздушный корабль умчал их в город Магов.
  
   Эпилог
  
   Город Магов мало изменился в течение минувших веков. Своими громадными храмами, сказочными дворцами, необъятными садами, делавшими из него оазис зелени и цветов, он представлял уголок земного рая.
   Пустовавшие долго дворцы Удеа и Нараяны опять приютили своих хозяев. Уже несколько недель все ученики Эбрамара были здесь, чтобы провести около Великого Мага последние дни его пребывания на этой Земле.
   И никогда ещё не выказывал Эбрамар столько нежности и заботливости своим духовным детям. И вместе, и с каждым в отдельности он вёл беседы, поучая их и давая советы, которые могли бы пригодиться им в будущем. Все с признательностью слушали его, запечатлевая в сердце наставления, а между тем на глаза просились слёзы, и горькое чувство сжимало сердце.
   Эбрамар и сам испытывал сожаление о разлуке с духовной семьёй, со всеми обращёнными им в детей Света, но великий труженик нуждался в отдыхе. Всякому существу, созданному НЕПОСТИЖИМЫМ, дарован сон, чтобы оно могло выдержать телесное испытание и набраться новых сил для дальнейшего пути, а этот закон - равен для всего сущего.
   После стольких тысячелетий жизни, после неимоверного труда, озарившего его голову семью лучами Мага, Эбрамар жаждал погрузиться в свет отдохновения, чтобы восстановить силы и подняться ещё выше, - куда за ним не могло уже следовать разумение земного человечества. Но он знал, что исходящий от него Свет мог достичь этой Земли и тех, кто ему - дорог, согревая не только их, но всякое даже самое ничтожное существо, почему бы то ни было ему близкое.
   Однажды, после обеда, все собрались на террасе дворца Эбрамара, и разговор затянулся дольше обычного. Потом Великий Маг умолк и задумался, а его взгляд блуждал по окружающим.
   - Дети мои, сегодняшнее наше собрание - последнее, и час нашей разлуки пробил, - сказал он. Увидев, как все побледнели, он прибавил. - Вижу, друзья, что в вас ещё жива человеческая слабость - боязнь разлуки. Вам хотелось бы всегда иметь меня около себя, но это - маленькая доля эгоизма, хоть и облагороженного Любовью. Вы знаете, что жизнь Мага - это постоянное напряжение Воли? Так вот, я устал хотеть и жажду отдыха, на который имеет право всякое создание. Мне нужно подкрепить себя на Дальнейший Путь и Работу, а Этот Путь - очень длинен...
   Столько ещё Тайн надо исследовать, столько Могущества приобрести, и столькими Великими Силами научиться управлять, что мне необходимо обновить все мои духовные силы.
   Поэтому, милые дети мои, даруйте мне этот отдых в той обители небесной красоты, куда я иду, чтобы мечтать без утомления, купаться в Гармонии и Свете, насладиться Безусловным Миром и Отдохновением с осознанием, что этот отдых мной заслужен. Не призывайте меня и не тревожьте грустными мыслями или сожалениями Блаженство Этого Сна.
   - Мы ещё не знаем, дорогой Учитель, куда ты отправляешься, - сказал Супрамати. - Ты можешь сказать нам это, чтобы наши сердца и мысли могли направляться к тебе с Молитвой о твоём Успокоении?
   - Я иду на звезду, называемую нами Звездой Магов, и вы, как изучавшие небесную картину, знаете её. Она всегда появляется в такое время, когда великий миссионер, сын Света, отдохнув там и приготовившись к высокому назначению, сходит на Землю, чтобы возложить на себя тяжёлое одеяние плоти и принять кровавую, тяжкую кончину. Это благословенное светило ниспошлёт мне Луч, и я вознесусь туда.
   Эбрамар встал, и все собравшиеся подходили к нему, а он каждого благословлял и обращался с приветливым словом.
   Когда очередь дошла до Нараяны, Маг положил руку ему на голову.
   - Будь благоразумен, твёрд, не допускай, чтобы гордость и другие человеческие слабости омрачали плоды уже завоёванной тобой победы, "блудный сын мой". Завещаю тебя Супрамати как самое драгоценное моё наследие, а он будет тебе надёжным и любящим руководителем.
   Последней подошла к нему Нара, и Эбрамар взглянул в обращённые к нему её, ясные и полные Любви, глаза.
   - Теперь я могу назначить час моего отхода. На девять дней я удалюсь в святилище для последнего приготовления, а Великий Иерофант скажет вам, когда вы должны будете собраться у врат святилища. Только вы, ваши жёны и те, кого укажут Великие Иерофанты, могут быть при этом. Когда я выйду, вы последуете за мной.
   Он сделал знак рукой и стал невидим.
   Ученики Эбрамара решили провести эти девять дней в Посте и Непрестанных Молитвах. Затем Маги, Магини и Адепты разошлись, чтобы приготовиться к той минуте, когда предстояло собраться в одной из пещер, для намеченного торжественного бдения.
   Нара оставалась последней с Супрамати и Нараяной, которых удержала знаком.
   - Мне надо передать вам желание Эбрамара. Он хочет, чтобы вы погребли то, что останется от него, в склепе вырытом им поблизости от святилища. Вместе с вами хочу и я поститься, но только в одиночестве, и проведу это время в склепе Эбрамара, но в своё время приду к вам. А теперь, друзья и верные спутники моей долгой жизни, простите, если я не всегда бывала в должной мере кротка и терпелива и... что бы ни случилось, храните обо мне добрую память, - и она протянула обоим руки.
   - Разве и ты собираешься покинуть нас? - едва сдерживая волнение, спросил Супрамати, а Нараяна с грустью и удивлением смотрел на неё.
   - Не покинуть вас хотела бы я, а сбросить эту плоть, которую ношу уже столько веков, и вернуться на Незримую Родину. А, кроме того, оставаться здесь, когда не будет моего Учителя и Благодетеля, было бы тяжело. Ведь вы понимаете это, конечно.
   - Разумеется, понимаем, но эта весть о твоём уходе - так неожиданна... - прошептал Супрамати.
   - Я не убеждена ещё в том, что уйду. Но Эбрамар указал мне однажды на возможность освобождения, не для того, чтобы следовать за ним, понятно, - чего я ещё - недостойна, - но чтобы отдохнуть в пространстве. Хотя точно времени он и не назначил, но ведь всегда надеются на то, чего желают, - сказала Нара, прощаясь.
   Наконец настал указанный Эбрамаром день, и с наступлением ночи начались последние приготовления. Маги, Магини и все указанные Великими Иерофантами облачились в белые парадные одеяния, а потом выстроились по обе стороны длинной галереи, которая от врат святилища шла до уединённой площадки в гранитных скалах, в недрах которых был вырыт подземный город. Там же собрались Верховные Иерофанты. Посреди площадки находилось золотое возвышение, вокруг которого пылали голубоватые огоньки. А с четырёх сторон стояли великие астрологи, умеющие говорить на языке светил.
   Около двух часов ночи раскат грома потряс стены подземных храмов, раскрылись врата святилища, Свет хлынул изнутри, а затем появился Эбрамар, окружённый Прозрачным Шаром. Семь лучей образовали на его голове Сверкающий Венец. На его лице сияло выражение Восторга и Блаженства, а к груди он прижимал магический меч. Его ноги не касались земли, и он плыл вдоль галереи, а все присутствующие следовали за ним.
   Поднявшись на площадку, Эбрамар витал над золотым возвышением, а собравшиеся запели гимн.
   Дальше наступила тишина, да и природа тоже смолкла. В воздухе не чувствовалось движения. Стояла тёплая и благоуханная ночь, и лишь едва приметное потрескивание выдавало, что в воздухе происходило нечто необычайное.
   Затем четверо астрологов затянули песнь на языке, понятном светилам, и на сапфирово-голубом небе зажглась яркая звезда, а из глубины бесконечности сверкнул Золотой Луч, Который всё приближался, ширился и залил площадку Необыкновенно Ярким Светом.
   В воздухе кишели прозрачные и светлые существа, покровители этой юной Земли, Духи Сфер, четыре группы духов стихии - слуги могущественного посвящённого, - и четыре огненные ленты, сливающиеся на груди Эбрамара, связывали его с ними.
   Магическим мечом Великий Маг разрубил эти узы со словами:
   - Благодарю вас, Высшие Духи Стихий, за вашу Верность, Покорность и Услуги.
   Взор Эбрамара блуждал по собравшимся.
   - Привет всем вам, Учителя, друзья, ученики, примите мою Благодарность.
   - Иди на отдых, друг и неутомимый труженик, в Обители НЕИЗРЕЧЁННОГО, - сказал Верховный Иерофант, поднимая руку.
   На Эбрамара пала Молния и зажгла Лучи его Венца. Присутствующие, за исключением астрологов и Великих Иерофантов, пали на колени, и увидели, как земное тело Эбрамара сгорело, а Лучистый Астрал взвился по Золотистому Лучу.
   Вспыхнуло покрывало одной из Магинь, и её тело упало на землю, а из него выделилась Сверкающая Светлая Тень. Это Нара последовала за своим любимым Учителем. Видение поблекло, Светлые Существа истаяли в тумане, и Луч угас.
   На золотом возвышении осталась лишь горсточка фосфоресцирующего пепла, и ученики Эбрамара с Благоговением собрали его в хрустальную урну, увенчанную крестом.
   Тело Нары стало лёгким, гибким и прозрачным, что придавало ему сходство с восковой, излучающей свет статуей. Склеп Эбрамара был невелик, но бесподобный художник украсил его сапфирового цвета скульптурой и инкрустацией, а озарял его мягкий свет, исходящий неизвестно откуда.
   На конце, в глубокой нише, находился стол из голубого камня вроде престола, на который и поставили урну с пеплом Эбрамара. А тело Нары, издающее бледный голубоватый свет и чудесный аромат, Супрамати с Нараяной погребли под престолом с урной.
   Лишь Высшие Посвящённые и ученики Эбрамара могли входить в склеп, где находилась урна и тело Нары, для совершения там священнослужения.
   В двери не было ни ключа, ни замка, но она отворялась сама лишь для достойных. Обычный же смертный не мог переступить порог.
   Однажды ночью, дней через семь после того как Эбрамар ушёл на Звезду Магов, на одной из террас дворца Супрамати два человека в белом стояли, прислонившись к перилам.
   Один из них, хозяин, задумался, позабыв обо всём.
   Стоящий рядом Нараяна не обращал на него внимания. Его взор блуждал по чудной окружающей картине природы, лазурно-голубому небу, усеянному звёздами и походившему на затканную золотом пелену.
   После продолжительного молчания он обернулся к Супрамати:
   - Ответь, если можешь, на то, что меня интересует. Я знаю, что ты многократно сопровождал Учителя в разные миры, но показывал ли он тебе когда-нибудь эту Звезду Магов, где он теперь находится? Если да, и это - дозволено, расскажи, какая - она.
   Супрамати хранил молчание, и на его губах блуждала улыбка, а глаза созерцали Лучезарное Видение.
   - Я видел это место и поделюсь своими впечатлениями. Тот мир залит Светом, неведомым здесь, на Земле. Необыкновенной красоты местность и растительность невозможно ни описать, ни сравнить с чем-то известным нам. Там всё вибрирует, всё представляет гармоничный звук, нежный аромат, гамму никогда не виданных красок, сочетания которых и создают Тот Свет, о Котором я сказал.
   И там, убаюкиваемые волнами эфира, почивают в состоянии Полного Покоя и Блаженства души Магов.
   Этот приют Покоя и Света, где душа погружается в свою "манвантару", породил ошибочное представление о Нирване. Вообразили, что душа тонет во Всемирном Свете и, утратив свою индивидуальность, сливается с БОГОМ. В действительности же Нирвана только состояние отдохновения, из которого душа выходит с новыми силами на работу в области бесконечного.
   Смертному не дано проследить путь, познать цель, к которой стремится душа Великого Посвящённого. А где оканчивается ход вечного движения, которое работает за пламенной оградой и управляет Космосом, это - Тайна НЕИСПОВЕДИМОГО.
   Мы же, друг Нараяна, взобравшиеся лишь на незначительны пригорок Знания и Добра, смотрим на мятущийся у наши ног человеческий муравейник и с грустью следим, как слепая невежественная толпа, мучимая инстинктами плоти и взаимно ненавидя друг друга, терзает или убивает себя ради скоропреходящих земных благ, которых им не достичь. Люди на Земле - временные постояльцы, которых смерть рассеивает, забывают Великий Закон Любви, Которая Одна только и даёт Мир. "Любите друг друга", - заповедал СЫН БОГА.
   - Как счастливы - мы, какая Великая Милость дарована нам понимать Законы БОГА и стряхнуть с себя всё самое тяжёлое из человеческих слабостей и заблуждений, - прошептал охваченный молитвенным восторгом Нараяна, возводя глаза к звёздному своду.
   Супрамати пожал его руку:
   - Пойдём к Свету, укажем дорогу нашим братьям, блуждающим во тьме, скованным с человеческим "зверем", и будем неустанно трудиться, чтобы оказаться достойными возложенной на нас миссии - быть Законодателями на этой юной Земле.
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"