Итак, все решено, окончательно и бесповоротно решено. Сегодня я в последний раз пойду на очередной вечер встречи выпускников. Хватит, правда, уже туда таскаться, думая, что вот на этот раз Ленька Петров, наконец, прозреет и обратит на меня своё внимание. Уж если за столько лет он даже не взглянул на меня более-менее пристально ни разу, то уж что надеяться, что он посмотрит сейчас, через столько лет? Это не реально. Нет, ну, конечно, он знал, что я учусь с ним в одном классе. Знал, что у меня всегда можно списать по любому предмету. Достаточно только спросить, не обращаясь ни к кому в классе:
— «Кто даст списать?»,
— и назвать любой предмет, а я уже лезу в портфель и услужливо протягиваю ему тетради. Как я потом ненавидела себя за это, надо было сделать вид, что я не слышу, но все повторялось ежедневно. И я ничего с собой поделать не могла.
Я была влюблена в него с третьего класса. С тех пор, как он защитил меня от нападавших двух мальчишек с параллельного класса, которые хотели отобрать у меня понравившуюся всем библиотечную книгу. Сейчас я уже и не помню их лиц, но то, что он защитил меня тогда, помню отчётливо. Знает ли он о моей любви? Да, скорее всего, догадывается. Так как я после этого случая постоянно смотрела на него преданными щенячьими глазами, а он смотрел мимо. Даже когда брал или отдавал тетради, не видел и все.
Преданная, единственная подруга Тинка постоянно говорила мне:
— Юлька, ну что ты такая дура, плюнь ты на него. Ну, посмотри, как он ведёт себя по отношению к тебе? Просто напыщенный индюк. Ну, хочешь я ему все перья общипаю?
Тинка могла. Она была высокая, очень красивая девушка. Краса и гордость всей школы. Она была очень простая в общении. За ней бегали все мальчишки школы. Кроме Леньки Петрова. Но он охотно с нею общался, ходил на каток, провожал до дома после волейбольной секции, куда они все вместе ходили. Но не более того.
Да, собственно, Тинке этого было и не надо. Она переписывалась по интернету с парнем из Бельгии. И намерения у них были более чем серьёзные. Он приезжал к ним в гости, она ездила к нему. Она даже ходила заниматься к моей бабушке, брала уроки французского языка. А потом так приохотилась, что стала изучать и остальные два языка, которые моя бабушка знала в совершенстве так же, как и я. Она говорила:
— Мало ли что мне может понадобиться в их семье, я постоянно боюсь попасть впросак.
Она даже записалась на курсы хорошего тона, где учили светским манерам. Одна она ходить не хотела и вынудила меня ходить вместе с ней. Я бы ни за что не согласилась, но неожиданно моя бабушка поддержала Тинку, решив, что хорошие манеры мне тоже не помешают. Так я стала ходить вместе с Тинкой на все её увлечения: танцы, кружки кройки и шитья, вязания, вышивания, в кулинарный кружок и не один, куда её только не заносило. Она только и говорила:
— Ну откуда ты знаешь, что нам понадобится в жизни, куда нас занесёт судьба, а мы ко всему готовы, разве это плохо?
Бабушка была только рада. Я думаю, она просто хотела, чтобы у меня было меньше свободного времени.
— «Да и навыки хорошей хозяйки ещё никому не вредили», — приговаривала при этом она.
Моя бабушка, Мария Семеновна Величко, была в моей жизни всем. С ней я жила с самого рождения и до завтрашних двадцати пяти лет. Родителей своих я видела наездами. Маму, правда, чаще, чем отца, которого я впервые увидела после окончания школы, он неожиданно появился на выпускном вечере. Как сказала мама — поприсутствовать при вручении золотой медали после окончания его дочерью школы.
Я, как говорит моя другая бабушка,
— «Дитя детской увлечённости моих родителей».
Маме было пятнадцать лет, а папе семнадцать, когда вдруг грянул гром среди ясного неба, у них появилась я. Маме пришлось из-за этого доучиваться в вечерней школе, папа как раз уже её окончил. В институт ему это поступить не помешало. Скандал был ещё тот. У дочери директора школы в пятнадцать лет родился ребёнок. Бабушка вынуждена была уйти, как всегда подозревала моя мама, не без помощи родителей моего отца. Кто-то ей об этом рассказал. Она не уточняла. Родители моего отца работали в Министерстве образования и им легко это было сделать. Слишком сильно оттуда нажимали.
Мама не выдержала и все высказала моему отцу они сильно поссорились. Как оказалось — надолго. Видимо, все было сказано, не выбирая выражений. Кроме них дома была только я, а я была столь мала, что ничего не помню. Он ушёл из дома, бросил институт, отслужил армию, а по приходу из неё поехал на Север, там устроился на буровую установку и заочно оканчивал институт по профессии, учась в другом городе. Алименты на моё содержание высылались им регулярно, хотя мама иск не подавала.
Пока его родители не иммигрировали в Израиль, он ни разу не приезжал, но после этого был три раза. Ну когда я окончила школу, на моё двадцатилетие и полгода назад он приезжал на юбилей своей тёти, которая в отличие от его матери осталась в России и уезжать не хотела. Там мы встретились с бабушкой, которая просила у него прощения. Хотя она к травле моей бабушки Маши не имела никакого отношения, просто ей на стол положили донос, а она промолчала, что её сын виноват точно так же, как и Анна Величко, что это его ребёнок. Она сильно испугалась. Деда как раз переводили на вышестоящую должность, это бы негативно сказалось на их репутации. Делу пришлось дать ход.
Вот так моя бабушка и потеряла место директора школы, в которую вкладывала всю свою душу. Материально она ничего не потеряла, а даже выиграла. Её взяли на курсы изучения иностранных языков, которые тогда только открылись, а специалистов с бабушкиной квалификацией катастрофически не хватало, платили на порядок больше. Но не в деньгах же счастье. Обида у неё так и осталась.
Я ждала отца и на своё двадцатипятилетие, но это будет завтра. А сегодня я готовилась на вечер встречи выпускников, в последний раз, я уже это решила окончательно и бесповоротно. Я бы уже и не пошла, но явилась Тинка, её мужа направили работать к нам в страну, дипломатом.
Тинке уже жизнь за границей ужасно надоела, она жаловалась давно. А тут как манна небесная свалилась. Она просто взвыла от восторга. И, не дождавшись мужа, тут же примчалась домой. Она по всем соскучилась, ей безумно хотелось всех повидать, про всех все узнать. У меня она ничего узнать не могла, так как я, приходя в школу, всегда сидела тихо в уголке и вела беседы с нашей классной руководительницей Кларой Викторовной, а за одноклассниками только наблюдала. Тинка же человек совсем другой формации. Ей нужно было знать об одноклассниках все.
И, если она это решила, то хочу я или нет, но я пойду. Буду сидеть тихо в уголке, а потом Тинка мне обстоятельно обо всем расскажет. Не потому, что мне это интересно, а потому, что Тинка это узнала и ей нужно с кем-то поделиться. А так как, скорее всего, все и все друг о друге знают, то единственные уши, в которые она сможет это слить, мои. Но ради Тинки я готова и не на такой ещё подвиг. У меня просто не было, нет и никогда не будет подруги лучше и преданнее, чем она.
Вот я сидела и ждала Тинку, переговариваясь с бабушкой. Было уже два часа дня. Тинка опаздывала, впрочем, как всегда. Появиться она обещала в девять часов утра, так как уже неоднократно собиралась кардинально изменить мою внешность.
Она считала, что ей не хватает всего двух-трёх штрихов — и моё лицо засияет совсем другими красками. Я не мешала ей развивать идеи, просто в назначенное время я всегда оказывалась в другом конце города и никак, ну, совершенно никак не успевала приехать вовремя.
Тинка злилась. Кричала на меня, топала ногами, но ничего поделать с этим не могла. И вот сегодня она опаздывала сама. Я была очень этому рада. `
Воспитала я была бабушкой очень консервативно. Она не любила, когда «девушки размалёваны, как матрёшки». Никакой косметики не признавала, очень сердилась на мать которая чуть подводила глаза и подкрашивала губы.
Мама у меня была красавица, очень многие мужчины предлагали ей соединить свои судьбы. Но она так ни разу и не вышла замуж. Она была профессиональным фотографом. Её выставки с фотографиями животного мира собирали толпы народа. Это всегда было какое-то ноу-хау, как писали газеты. Я не разбиралась в этом совершенно и посещала её выставки, если они проходили в Москве, только для того, чтобы её не обидеть.
Она, конечно, понимала, что это визит вежливости с моей стороны, и ничего больше не требовала. Бабушка не делала даже этого. Она мечтала, чтобы мама окончила институт иностранных языков, как и она в своё время. Но мама, по её словам, все делала ей наперекор. Подразумевалась я. Но меня, несмотря на то, через что ей пришлось пройти, бабушка любила безумной любовью и ради меня была готова на все. Как и я. Я всегда её слушала в отличие от мамы...
2
Институт иностранных языков я окончила с красным дипломом. Как была горда бабушка, когда мне его вручали. Как и бабушка, я владела французским, немецким и английским языками в совершенстве, могла кое-как изъясниться на итальянском, греческом. Но это уже благодаря профессии гида, когда после окончания вуза я работала в музее изобразительных искусств. Способность к языкам у меня, видимо, врождённая. Я очень быстро схватываю и запоминаю, а потом это все классифицируется и оседает во мне прочно.
Моя вторая бабушка Елена Абрамовна очень хочет, чтобы я изучила иврит. У меня пока не было на это времени, но я была не против. Они с дедом без конца звали меня к себе в гости, но я все никак не могла к ним выбраться.
Полгода назад мои родители в складчину купили мне небольшое турагентство, в котором я работала последние полтора года. Я, по словам Тинки, целиком ушла в работу, уже забыла, когда последний раз куда-то выходила. Если бы не бабушка, то я бы и еду себе забывала купить.
Вчера она перетрясла весь мой гардероб. Пришла от него в полный ужас. Разругалась со мной в очередной раз, доказывая мне, что так, как я одеваюсь, даже в восьмидесятых годах прошлого столетия не одевались. У меня ни одной яркой вещи, только серо-черно-белая палитра. Она не удивится, если окажется, что все эти вещи мне в наследство от бабушек достались. Тут она хватила через край. Я думала, что бабушка на неё обидится. Но она, как ни странно, поддержала Тинку. Я просто так рот и открыла и стояла столбом не в состоянии вымолвить ни слова.
Воодушевлённая этим Тинка даже таблетки отложила, которые картинно достала из сумочки, собираясь их выпить, чтобы уж наверняка меня добить. Но бабуля справилась лучше:
— Вот, Юлька, слушай, что тебе умные люди говорят!
Тинка так и засветилась при этих словах. И победно вышла из квартиры, кинув на ходу:
— Буду в девять...
Вот я и сидела, ждала уже пять часов, а её все не было. Я уже обзвонилась, но абонент был вне зоны доступа. Зная Тинку, я почему-то не волновалась, мне было ясно, что она сейчас проворачивает какую-то авантюру. И авантюра эта касается меня. Это лежало на поверхности и немного напрягало меня, возник какой-то мандраж. Но я держалась из последних сил. Ну, где её носит? Пора бы уж явиться пред мои ждущие очи и, приехав в самый последний момент, выдать её,эту авантюру, мне, как единственно верное решение.
Я знала, что соглашусь. Соглашусь на все, что она мне предложит. Так было всегда. И она бессовестно пользовалась этим. Но жизни своей без Тинки я просто не представляла. Когда она вдруг появилась на моем пороге, я просто завизжала от радости, что вот она, живая, во плоти, я смогу её обнять, растормошить, бежать с ней куда её глаза глядят, спорить до хрипоты или смеяться от души всем её шуткам... лишь бы только была рядом... МОЯ ТИНКА. Вот скоро она появится у меня на пороге, я просто подожду. У меня сегодня выходной, вернее, два выходных, которые я выкроила себе по случаю выпускного и моего дня рождения.
Должны были приехать папа с мамой, бабушка с дедушкой из Израиля. Даже моя бабушка Маша была не против встречи с родителями моего отца. Нет, она не препятствовала им встречаться со мной. Но она приводила меня к ним, звонила и уходила молча, когда они открывали дверь. Потом так же молча звонила в дверь, через два часа, я уже знала, что это она, она брала меня за руку и уходила.
Простить друг друга они не могли, хотя я ни разу не слышала ни одного плохого слова, произнесённого в адрес друг друга. Видимо, все было уже произнесено или сделано до моего рождения.
Участие в моей судьбе дед с бабушкой принимали всегда. Доставали дефицитные лекарства, когда я болела, еженедельно брали меня к себе на выходные, возили на дачу, на море. Дед с бабушкой даже предлагали мне жить у них, но я всегда говорила, что их двое, а баба Маша одна. Ей скучно.
Я была единственной внучкой с той и другой стороны, мои родители как расстались в юные годы, так семей больше не заводили. Когда отец впервые появился в моей осознанной жизни, я спросила его, есть ли у меня братья, сестры... Он ответил:
— Нет, я не женат, детей у меня,кроме тебя, нет.
О маме он не спрашивал, как и мама, впрочем, о нем тоже. Разговоры о нем были табу в нашем доме. Но встречаться с ним мне не запрещали, да и была я уже довольно взрослая. Только мама уезжала сразу, как она говорила, «подальше».
Мы сидели, пили с бабушкой чай с печеньем, когда наконец появилась Тинка. Она была не одна, её сопровождал её муж Этьен и какой-то молодой мужчина, больше похожий на француза. Они были увешаны какими-то пакетами. Тинка влетела в комнату, представила незнакомца как Жана. Он оказался её другом, профессиональным стилистом, специально прилетевшим в Москву по её приглашению. У неё хватило ума, дозвониться ему в Бельгию и пригласить его к себе в гости. Вот из-за этого она и опоздала, ездила встречать их с Этьеном в аэропорт А рейс почему-то задерживался. Телефон у неё разрядился, с Этьеном проговорила, а подзарядить вчера забыла. Вот она и не могла со мной связаться. Если бы был подзарядник с собой...
— Но в нашем гребаном аэропорту, даже этого не купить, —
в сердцах выдала она, меня приятно резануло это выражение.
«В нашем», — сердце радостно застучало.
Тинка здесь и никуда не уедет, будет со мной, по крайней мере, до тех пор, пока Этьен не получит нового назначения.
Ну это вот её самоуправство с Жаном вообще ни в какие ворота уже не лезло. Они ещё и пакеты с одеждой привезли. Она их заставила ходить по модным бутикам с моими размерами и выбирать мне наряды. Я была в шоке, злилась неимоверно. Если бы не было Жана, то я бы сразу высказала ей все, что я о ней думаю. Этьена я уже давно не стеснялась. Он уже давно привык к нашей манере общения. Он был свой в доску. Но перед незнакомым человеком мне было неудобно. Тинка прекрасно это осознавала, с её уст так и лилась патока, но мне-то была хорошо известна эта её змеиная улыбка.
В душе она ликовала, что я, связанная по рукам и ногам, молчу. А она может вот так вот безнаказанно мне все это втиснуть...
Бабушка пригласила всех к чаю. Они отказались, перекусили в кафе, по пути с аэропорта. Даже прихватили кое-что с собой, так как готовить нам будет некогда, а бабушку она напрягать не хотела, Бабушка последнее время неважно себя чувствовала.
Тинка, где у неё только не было знакомых, уже договорилась положить её на обследование в кардиологический центр. Бабушка отказывалась. Но как-то вяло. Это дало Тинке дополнительный стимул к действию. Она поднажала и, не получив должного сопротивления, договорилась отвезти бабушку на обследование на следующей неделе, после моего дня рождения. Это было единственное условие, раньше бы бабушка не легла. Тинка легко согласилась. Но меня это озадачило, бабушка никогда не болела и никогда не жаловалась на плохое самочувствие, а тут сразу в кардиологический центр.
Все же Тинка внимательнее меня. Она как только приехала, сразу заподозрила неладное. Насела на бабушку и приставала до тех пор, пока та не призналась, что да, сердце последнее время пошаливает, и согласилась на все Тинкины доводы. Что да, надо обследоваться, а не затягивать процесс. Напугали они меня до смерти.
Я долго плакала, не могла уснуть, пережила заново всю свою жизнь. Бабулю я терять не хотела, роднее её у меня не было никого. Маму я, конечно, люблю, называю мамой, но её постоянно нет дома. Я привыкла думать о ней, как о своей старшей сестре, которая живёт не с нами. А матерью для меня всегда была бабушка. Она была совсем ещё не старая. Ей было всего 62 года. Ещё жить и жить. Как хорошо, что вот Тинка у меня такая внимательная, не то что я, вот приехала и сразу же обратила на бабулю внимание, выпытала у неё все, вырвала согласие лечь на обследование. Все же будем надеяться, что это не так страшно. Бабуля не болела никогда. Бабушка с дедушкой помогут с лекарствами. Если понадобиться, я отвезу её в Израиль, пойду на все. Бабулю я просто так не отдам.
3
Во время обшей беседы Жан не сводил с меня глаз, Я не особо не переживала, так как он профессиональный стилист, скорее всего, он уже что-то прикидывал, прокручивал в уме, что со мной можно сделать. Я сдалась, окончательно и бесповоротно сдалась. Пусть делает что хочет. Я не пророню ни слова.
Если бы Тинка не притащила этого Жана, то я вряд ли куда-то пошла, разругалась бы с ней, потом бы она сама меня накрасила, так как времени бы у нас не осталось. Но перед бельгийцем мне было неудобно. Он же специально приехал в Москву. Что он обо мне подумает.
Тинка решила поехать с бабулей и Этьеном в магазин одежды, чтобы приобрести ей что-то на завтрашнее торжество, так как после просмотра моего гардероба она категорически отказалась взглянуть на бабушкин. Так и сказала:
— Я знаю, что я там увижу, увольте меня от этого.
А бабуля опять промолчала. Я думала, что Жан сразу же приступит к своей работе. Но он ещё полчаса беседовал со мной на отвлечённые темы, посадив напротив себя, а сам при этом смотрел на меня. Видимо, это приём такой, чтобы составить образ, к которому он будет стремиться меня подвести. Потом он вдруг повернул голову на стену, затем встал, подошёл к стене, на которой были развешаны работы моей мамы, и начал их внимательно разглядывать, потом его взгляд упал на фортепиано, на котором стояли фотографии семилетней давности. Тинка нас фотографировала. Мы были втроём, я, мама и бабушка. Бабушке очень нравилось это фото, она им очень дорожила. Фотографии были классные, были у нас и другие, но там нас фотографировала мама, и её на фотографии не было.
Бабушка с мамой были поразительно похожи, тем более на таком раннем фото, бабушка там была такая весёлая. Ну, а я была похожа на свою другую бабушку. У нас у всех троих были только одинаковые глаза. По глазам-то всегда и определяли наше родство. Жан внимательно разглядывал фото. Потом перевёл взгляд на стену и спросил:
— Так Анна Величко ваша сестра?
Из-за молодости моей мамы все так и считали. Я ответила:
— Нет, это моя мама...
Я никогда не видела смысла скрывать это от кого бы то ни было. Да и мама тоже всегда говорила, что я её дочь. Жан помолчал, а потом сказал:
— Мне очень нравятся фотографии вашей мамы, я был на многих её выставках. Я бы с удовольствием работал с ней, хотел бы, чтобы она снимала мои работы. У меня есть журнал, я сам его издаю, выставляю там свои работы стилиста. У меня, конечно, есть фотографы. Но работать с таким мастером — это моя мечта.
Я очень удивилась, мама фотографировала животных, объездила весь мир, её фотографии ценились, но вот людей, кроме своих знакомых и родственников, мама никогда не фотографировала. Я сказала Жану об этом:
— Вы думаете, есть большая разница? Все дело в выборе света, у неё это получается фантастически, уверяю вас.
— Вы не могли бы познакомить нас?
Я помолчала, а потом спросила:
— А почему вы Тинку не попросили познакомить вас с ней? Они довольно часто встречались там, у вас в Бельгии. Многие выставки у мамы проходят в Амстердаме. Это не далеко от вас.
Жан ответил, что он просто не подозревал об их близком знакомстве. Как-то ему не нужны сопровождающие, чтобы посещать выставки. Он всегда ходит один, так ему лучше думается, видится, создаётся своё, личное, впечатление от увиденного, он всегда знает, что если ему нравится вещь, то она нравится ему окончательно и бесповоротно, даже если она не нравится никому более.
— Хорошо, Жан, я поговорю с нею завтра.
Он обрадовался:
— Спасибо, давайте работать.
Я рассмеялась:
— Не за что спасибо, она согласие ещё не дала...
Он улыбнулся мне в ответ:
— Но вы же её попросите, верно, Джули? Можно я буду называть вас так? Мне трудно произнести ваше имя по-русски. И вам очень идёт этот весёлый и задорный смех, делайте так чаще.
Я пожала плечами. А он посадил меня на стул посередине комнаты и приступил к работе. Я закрыла глаза и, отрешившись от всего на свете, начала мечтать о несбыточном.
А несбыточной мечтой всей моей жизни был Ленька Петров, так я делала всегда, когда мне было больно, обидно или мне нужно было уйти на какое-то время от проблем, или вот как сейчас, не думать, пусть делают что хотят, я посмотрю потом. Оценю и решу, нужно это мне в дальнейшем или нет.
Я только и чувствовала, что Жан выщипывает мои широкие, роскошные бабушкины брови. Что она скажет, когда увидит, я узнаю завтра, когда она прилетит ко мне на день рождения. А сейчас у меня есть какое-то время, и я использую его как умею. Затем голос Жана вырвал меня из небытия:
— Джули, давайте, определим, какой наряд вы выберете на вечер?
Я открыла глаза, Жан уже раскладывал содержимое пакетов передо мной на диване. У меня дух захватило, чего там только не было. К каждому наряду полный комплект аксессуаров. Бижутерия, сумочка, туфли. У меня глаза разбежались. Я никогда не придавала значения, во что я одета, было так трудно остановиться на чем-либо конкретном...
Жан понял моё состояние:
— Тогда разрешите помочь вам с выбором. — И подойдя к этому вороху нарядов, взял серое трикотажное платье, повернулся ко мне и сказал:
— Я думаю это именно то, что нужно, оно подчеркнёт ваши изумительные глаза и оттенит кожу. Я советую вам выбрать именно его, оно не мнётся, идеально облегает фигуру вам пока нечего скрывать, а то, что нечего скрывать, надо подчёркивать, это я вам как профессионал говорю.
Говоря это, он мял платье, оно все поместилось у него в кулаке, это сразило меня наповал. Я кивнула. Он протянул его мне. Я пошла переодеваться. При этом я очень сомневалась, что это чудо мне подойдёт по размеру. Но подошло оно действительно идеально.
Тинка редко когда и в школьные-то годы ошибалась в подобных вещах. Сразу с первого взгляда выбирала то, что нужно. Это я все время ошибалась. Всегда покупала себе вещь, которая мне на два размера больше. Мне всегда казалось, что то, что соответствует моему размеру, мне не подойдёт. Придя домой, я видела, что ошибалась. Но мне не хотелось идти обменивать, на худой конец, я немного ушивала лишнее, если уж явно висело мешком. Зачем я все эти курсы посещала?
Тинку это всегда выводило из себя. Она ходила в магазин одежды как на работу. Без конца примеряя на себя ворох одежды, и, что самое главное, так ничего и не покупала. Ей просто не подошло, не понравилось, ничего не попалось. А я шла в магазин, в крайнем случае, если меня не вытаскивала Тинка, брала то, что попалось и понравилось с первого взгляда.
Мы и сегодня должны были пойти за покупками, но она поступила по-своему но то, что было на мне сейчас, было определённо самой лучшей вещью, которую я когда-либо одевала. Но сама бы я никогда в жизни не купила такой откровенный наряд. Вся спина открыта, да ещё и разрез от бедра, но делать было нечего. Я нырнула в подсознание и на негнущихся ногах вошла в комнату.
Жан осмотрел меня критическим взглядом со всех сторон, мне почему-то даже стыдно не было. Я выдержала этот взгляд, потом повернулась и хотела пойти снять платье.
— Куда вы, Джули, вы должны остаться в платье. Так мне будет легче подобрать тона, уверяю вас. `
Я вернулась и села на стул. Я сидела и думала, на удивление, не о Леньке Петрове. Я думала о Жане. Было такое впечатление, что он художник, как будто он рисует на холсте. Сделает штришок — отступит, полюбуется на дело рук своих, а потом наносит следующий. Я просто отдыхала, глядя на то, как он работает. Нет, не работает — творит...
4
Тут пришла бабушка, прошла к себе в комнату с пакетом, затем, оставив его там, вернулась в гостиную и сказала:
— Ты как с Тиной по магазинам ходишь? Она заставила меня перемерить тонну одежды и вернулась к самому первому платью, одетому мной. Стоило на это тратить столько времени.
Я засмеялась:
— Вот теперь ты будешь знать, почему я с ней спорю, но всегда проигрываю, ей доказать ничего не возможно.
Тут Жан вставил своё мнение:
— Вы не правы, у Тины безупречный вкус и, она всегда знает, что ей надо...
— Да кто бы сомневался, но иногда этот её безупречный вкус, портит нормальным людям, без этого вкуса, много крови.
Жан скептически покачал головой. Возможно, мы по-разному смотрим на вещи, скорее всего, так. Я-белая ворона, и совершенно не вписываюсь в его мир. Но я и не собираюсь к нему приобщаться, мне хорошо и так. Тут бабушка вставила своё слово:
— Она поехала переодеваться, они с Этьеном заедут за вами в полседьмого.
«Почему за нами?» — хотела я спросить. Ведь они должны заехать за мной, но спрашивать ничего не стала, так как, скосив глаза на Жана, я поняла, что наш разговор с бабушкой ему мешает.
Бабушка это тоже поняла и поспешила:
— Пойду приготовлю вам чего-нибудь перекусить.
Увидев, что Жан против этого, я быстро произнесла:
— Бабуль, ты ешь сама, мы не будем, после вечера встреч мы идём в ресторан, там перекусим.
Обычно в ресторан я не ходила. Ограничивалась посещением школы, но теперь, зная Тинку, я могла с полной уверенностью сказать, что в ресторан я пойду. Да и неудобно было бы отказаться, она ведь потратила массу усилий. Даже Жана пригласила. Тут уж по поговорке:
— «Нравится не нравится — терпи, моя красавица».
Потерплю, даст бог, в последний раз. Может, она удовлетворит своё любопытство и больше уж не потащит меня с собой. Ну, хотя бы лет десять. Успели мы в последний момент, хорошо, что платье было уже на мне и причёской я не заморачивалась. Волосы, по словам Тинки, у меня были шикарные, доходили почти до колен.
Мне они, если честно, изрядно мешали. Я бы их уже давно состригла, но угораздило же меня в детстве поспорить с Тинкой, я уже не помню из-за чего, но отчётливо помню, да и она мне не даёт об этом забыть, что я проспорила ей. Если бы проспорила она, то она бы отдала мне свою коллекцию марок, которой я страшно завидовала, где она сейчас, не знает никто... видимо, Славка, Тинкин брат, знает об этом больше, но после того как мы поспорили, о марках мне пришлось забыть раз и навсегда.
Я проиграла, а Тинка выставила условие, что если проиграю, то никогда не состригу свои волосы. Ну, зачем я спорила? И вот теперь каждое утро я заплетаю свою пшенично-русую косу, закручиваю её вокруг головы, как в сороковые года прошлого столетия, и бегу на работу.
Сегодня я тоже не заморачивалась... да и что ещё можно было сделать с этим бедствием... не распустить же по спине, прикрыв этот смелый вырез. Или косу заплести и пустить змейкой по спине. Тинке нравилось именно это. Она просто светилась от счастья, когда я, по её просьбе, заплетала и распускала косу, а все встречные нам люди оборачивались на нас.
Коса тянула голову вверх, поэтому всегда казалось, что я просто смотрю на всех свысока. Даже обвив эти волосы вокруг головы, я уже с трудом держала голову прямо. Если бы не приезд Тинки, то я бы их хоть немного состригла, но теперь об этом, скорее всего, придётся забыть. Уж она-то проследит. Перед фактом тоже не поставишь. Я обещала.
И вот Тинка уже звонила в дверь. Бабушка пошла открывать. Жан наконец закончил свою работу. Он опустил руки, отступил на два шага, оглядел меня, потом подошёл обратно, подал мне руку, помог встать со стула, как будто я не могу сама. И подвёл меня к зеркалу.
Когда я увидела себя в зеркале, то сначала мне показалось, что это не Я. Это моя мама стоит и смотрит на себя в зеркало. Но потом, вглядевшись в себя, я поняла, что это все же я. Я, и никто другой. Но как такое могло быть? Если все всегда считали, что я похожа на папину маму, свою бабушку? Эти густые брови были самыми заметными на моем лице, впрочем, как и ресницы, длинные и пушистые, у мамы они были почти бесцветные. Жан просто придал моим бровям другую форму.
У меня сразу стали выделяться глаза, огромные серые, умело подчёркнутые макияжем, теперь выделялись именно они. Губы немного крупнее, чем у мамы и бабушки, но по форме они были такими же.
Куда-то делся нос, который мне всегда не нравился. Мне всегда казалось, что он у меня излишне длинный, но теперь его почему-то было не так заметно. Я стояла и смотрела на себя, ещё до конца не осознав, что это я. Мне казалось, что я простояла перед зеркалом целую вечность.
Тут сзади меня появились Тинка, Этьен и бабушка.
Тинка смотрела на меня широко открытыми глазами и просто сияла. Она оказалась права, два-три штриха — и мой образ совершенно изменился. Я поблагодарю её потом, не при Жане с Этьеном. Сейчас надо благодарить Жана. Но он понял все сам, по первому моему ошеломлённому взгляду на себя, по Тинкиному восторгу, по вскрику бабули:
— Юленька, ну какая ты у меня красавица, просто вылитая мама.
О себе она тактично промолчала. Хотя было видно сразу, что мама — бабушкина копия. А я приближенная, но все же очень сильно похожа. Я обняла её и сказала,
— Спасибо, бабуля. Ну, теперь ты мне разрешишь немножко подкрашиваться?
Бабуля счастливо закивала мне в ответ, Тинка тоже не утерпела и выдала:
— Ну, что я тебе говорила? Это все твоё упрямство, если бы ты меня слушала, то мы бы кое-кому давно нос утёрли...
Последнее предложение она сказала по-русски и так, чтобы бабушка не слышала. Она все же о моих переживаниях ничего не знала. Чтобы разрядить обстановку, я повернулась к Жану:
— Жан, завтра у меня день рождения, я приглашаю вас, прошу, не отказывайте мне. Будут мои родители, и я, как обещала, познакомлю вас с мамой.
Для остальных я добавила:
— Жан — давний поклонник маминого таланта. Он давно мечтает познакомиться с ней и пригласить её поработать в своём журнале.
Тинка тут же выпалила:
— Что же ты молчал? Я бы тебя давно с Анной Анатольевной познакомила. Она довольно часто заезжает к нам повидаться, даже, Этьен?
— Да, только уже больше полгода не была, только звонила... — Тут же ответил Этьен.
— Все верно, у нас она тоже полгода не была, она в Австралии, но завтра прилетает. Ещё ни одного моего дня рождения она не пропускала, она всегда подгадывает так, чтобы выкроить хоть недельку побыть дома...
Жан все же вставил своё слово в наш разговор:
— Я же не догадывался, что вы знакомы, Тина, мы об этом не говорили.
— Да, ты прав, я тоже не помню.
5
Тут Тинка посмотрела на часы, всплеснула руками:
— Боже, мы опаздываем, Жан, переодевайся быстрее. Можно он в вашей комнате переоденется? — спросила Тинка бабушку.
— Да, конечно, можно.
Как-только Жан вышел, я прошептала Тинке:
— А зачем он пойдёт с нами?
Она отрезала:
— Надо. И это не обсуждается. Ты можешь просто помолчать и не спорить со мной постоянно? Ведь ты же знаешь, что я хочу тебе добра. И всегда права, правда, Этьен? — спросила она мужа.
Тот с ней соглашался всегда. То ли привык к её манере поведения, то ли был умнее меня. Но жили они душа в душу уже четыре года. А уж знакомы были двенадцать лет и ни разу не ссорились.
Однажды мама сфотографировала Тинку с её ныне уже покойной спаниелихой Маргошей. При отборе фотографий для выставки организаторы обратили внимание на эту фотографию и упросили маму, чтобы она обязательно выставила её. Мама связалась с Тинкиными родителями и попросила разрешения выставить фото их дочери, они согласились, неожиданно это фото понравилось многим. Было много желающих его приобрести. Мама, естественно, никому его не продала, даже разрешения родителей не спросила, можно или нет. Отказала и все. Но одно из обращений растрогало её до глубины души. К ней каждый день подходил молодой парень и просил продать фото. Получая вежливый отказ, он понуро отходил и простаивал перед этим фото часами. Маму разобрало любопытство. После следующего обращения она спросила:
— А что вам так понравилось в этом фото, что вы непременно хотите его приобрести?
— Мне понравилась девочка, я бы хотел с ней познакомиться, узнать о ней все.
Мама в каком-то порыве сказала, что на фото запечатлена подруга её дочери. Тогда он так обрадовался и выпалил на одном дыхании:
— Прошу вас, помогите мне познакомиться с ней. Я думал, что вы просто случайно сделали этот снимок, и не смел надеяться на знакомство с ней, а раз это подруга вашей дочери, то я мог бы надеяться подружиться с ней.
Мама обещала дать ему ответ, только свяжется с родителями и получит согласие Тинки. Вот так вот решилась Тинкина судьба. Никто не жалеет об этом. Она прекрасно вписалась в семью Этьена, в его семье все прислушиваются к её советам, ценят её мнение.
И только мы со Славкой, Тинкиным братом, который младше нас на шесть лет, постоянно спорим с ней. Не знаю как Славка, но я ещё ни разу не выигрывала в этих спорах, постоянно уступала. У неё неоспоримая логика. Хочешь Не хочешь, а согласишься.
Вот и сегодня она оказалась права на все сто процентов. Внешность моя, действительно, выиграла. Я была не права, впрочем, как всегда, что уж тут греха таить, если бы не моё природное упрямство, то я бы ей уступила давно и только выиграла бы от этого...
Тут появился Жан, в костюме, цвет которого был таким чёрным, что даже свет от него отталкивался, белоснежная рубашка оттеняла цвет его смуглой кожи, чёрные кудри, до этого собранные в хвост, свободно струились до плеч. Вроде сейчас уже не модны длинные волосы, я не очень разбираюсь в женской моде, а уж про мужскую вообще не имею ни малейшего представления. Но сейчас все мужчины почему-то стригутся либо коротко, либо наголо, что лично мне не нравится, но все же волосы бы у мужчин я предпочла короче, чем у Жана. Но о вкусах, как известно, не спорят. Особенно со стилистами. Им виднее...
Он молча взял меня за руку. Если сказать, что я удивилась, то это ничего не сказать. Я просто была ошеломлена настолько, что безропотно пошла с ним к выходу. Тут я вспомнила, что забыла сумочку, которая так и осталась в моем представлении лежать на диване, повернулась, чтобы взять её, но он мне уже подавал её, улыбаясь.
В каком-то наваждении я схватила сумку, судорожно сжала в руках, как будто в ней было моё единственное спасение. И сделала шаг к новой жизни, как я тогда уже отчётливо осознала.
В школу мы прибыли одними из последних. Даже не стали пробиваться к своим, стояли поодаль и наблюдали за происходящим. Я, конечно, хотела пробраться к ним поближе, но Тинка буркнула:
— Стой на месте, потом всех увидим. `
И как пригвоздила меня к месту. Так прошла перекличка по выпускам, быстро провели программу встречи и начали расходиться по классам. Мы вышли самыми первыми и повели своих кавалеров на второй этаж, в свой кабинет, там сели за свою парту, а мужчин оставили в фойе ждать. Это был не их класс, они были иностранцы. Этьен понимал по-русски, а Жан нет. Неудобно было бы оставить его одного. Тут в класс ввалились все наши одноклассники. Все же не многие уже обзавелись семьями, таких было меньшинство.
Тинку все засыпали вопросами, она бойко отвечала всем. Меня как обычно никто не замечал и ни о чем не спрашивал. Я сидела тихо и оглядывала своих одноклассников, отмечая, кто из них сильно изменился, а кто не очень. Ко мне даже Клара Викторовна не подошла. Она оглядела класс, кивнула и вклинилась в общую беседу. Меня это особо удивило, она всегда интересовалась моей судьбой. А так я вообще сидела и молчала. Все же наконец все встали и вышли в фойе. Тут Тинка начала всех знакомить с мужем и другом их семьи. И тут Ленька Петров впервые посмотрел на меня в упор и сказал:
— Тин, а кто эта прекрасная незнакомка, которая сидела тихо в классе и смотрела на нас? Почему ты её нам не представляешь?
Тут все повернулись в мою сторону, и я только сейчас отчётливо поняла, что меня никто не узнал, даже Клара Викторовна.
И тут наступил Тинкин звёздный час. Это явно проявилось на её довольном лице. Не зря она все это затеяла, выспорила у меня. Игра стоила свеч, это было просто написано на её лице, большими красными буквами: НЕ ПРОЙТИ! Тинка картинно выдержала паузу и сказала:
— Ну раз так, то разрешите вам представить мою подругу и одноклассницу Юлию Голубицкую, прошу любить и жаловать... — И придвинулась ко мне поближе.
Это было как в немом кино, все стояли и смотрели на меня в недоумении. Мне было очень страшно, если бы не стоящая рядом со мной Тинка, то я бы, может, и упала. Но Тинка обняла меня за талию, она прекрасно знала, что со мной сейчас творится, и поддерживала, как могла. Она вскинула голову и обвела всех гордым взглядом. Если бы я была смелее, то таким взглядом я сама бы хотела их всех вот так же обвести, но это сделала Тинка, и я благодарна ей за все, что она для меня делает.
Ленька пришёл в себя первым, протянул руку:
— Здравствуй, Юля, ты очень изменилась, извини, не узнал тебя. Не составишь ли мне компанию?
Только я, как зомби, хотела подать ему руку, как в детстве с тетрадками, как её тут же перехватил Жан и гордо повёл меня к выходу. А Ленька так и стоял с протянутой рукой и смотрел нам вслед.
Я закусила губу и мучительно думала:
— «Ну надо же, впервые он обратил на меня внимание, а тут меня от него уводят, совершенно против моей воли».
Видимо это все у меня было написано на лице, так как Тинка, догнав нас, зашипела мне по-немецки:
— Не пялься на него, хоть раз, не спорь, и сделай так, как я тебе говорю. Ну, соберись, если ты сейчас же не возьмёшь себя в руки, то Жан отвезёт тебя домой, поняла?
Я просто дышать не могла и ничего не ответила, шла и ног под собой не чуяла, вот только сейчас я отчётливо поняла смысл этого выражения. Я просто шла и все с малознакомым человеком. А Ленька Петров, в которого я была влюблена уже пятнадцать лет, стоял и смотрел нам вслед.
6
Когда мы приехали в ресторан, то оказалось, что его нет. Каким образом он отстал, никто не заметил. Все спрашивали друг у друга, куда он подевался? Все были уверены, что он обязательно скоро подъедет. Где-то случайно задержался. Но он так и не появился.
Жан весь вечер не отходил от меня. Он прекрасно танцевал. Мы не пропускали ни одного танца. Мы и Этьен с Тинкой заметно выделялись. Так как благодаря нашим с Тинкой занятиям танцами, двигались прекрасно. Сорвали множество аплодисментов. Ну, то, что Тинка прекрасно танцует, никого и не удивило, все же жена дипломата. А вот то, что я не уступала ей, для многих было открытием. На всех школьных вечерах я всегда тихо сидела в уголке, и меня никто и никогда оттуда не стремился вытащить. Если бы я хоть как-то умела переставлять ноги, то все бы и так были удивлены, а тут не уступаю самой Соболевской. Это нечто. На нас все откровенно глазели... Даже пригласить никто не пытался. Но сейчас я с удовлетворением понимала... УРОВЕНЬ НЕ ТОТ!
В конце самого прекрасного вечера в моей жизни, несмотря на отсутствие Леньки Петрова, о существовании которого я в тот момент забыла начисто, Жан поцеловал мне руку и поблагодарил за чудесно проведённый вечер. Знаний французского, который мы все же изучали в школе, многим хватило, чтобы понять, что он сказал. Все так и ели нас глазами.
На Тинку невозможно было смотреть. Она так и лопалась от гордости. В машине, когда они завозили меня домой, она хохотала до слез, без конца вспоминая лица наших одноклассников в тот момент, когда она им представила меня. Только 0 Леньке она даже и не вспомнила...
Ну вот мы и добрались, попрощавшись со всеми, ещё раз напомнив, что жду всех завтра, я вбежала в подъезд, открыла дверь своим ключом и потихоньку, чтобы не разбудить бабушку, разделась, сходила в душ, смыла с себя всю красоту и пошла спать.
Проснувшись утром, мы с бабушкой позавтракали. Придя в гостиную, я увидела на столе косметику оставленную Жаном, меня как будто кто-то подтолкнул к столу. Я стала перебирать все эти баночки, коробочки, тюбики, разглядывать, что это, многое для меня было загадкой. Потом взяла кисточку и стала потихоньку наносить тени на веки, стараясь подражать Жану. Но у меня было все не так изящно и непринуждённо, как у него. Но все же я справилась. И, как мне показалось, не плохо. Но вошедшая в гостиную бабушка, сказала:
— Всему своё время, Юленька, ты научишься, попроси Тиночку, пусть она тебя научит. Я была не права. Надо только все делать умело и в меру, так как это сделал Жан. Ты попроси его, может, он сам тебя подучит? А сейчас иди к отцу. Он приехал и ждёт тебя у себя в квартире. Он говорит, что мобильник у тебя не отвечает.
Я достала мобильник, он у меня оказался выключенным. Я забыла его включить после того, как в школе отключила сама, чтобы он не затрезвонил в неподходящий момент. Вечно меня кто-то достаёт, если в Турагентстве у них что-нибудь происходит...
Да уж, действительно, семнадцать непринятых вызовов от папы и тринадцать с совершенно незнакомого телефона. А из Турагентства ни одного. Тут позвонили в дверь. Я побежала открывать, думая, что это папа, но, когда открыла дверь, то чуть со словами:
– «Вы не туда попали», — не закрыла её.
На пороге стоял незнакомый парень, как оказалось посыльный, с полной корзиной розовых роз. Сверившись с квитанцией, он спросил:
— Юлия Голубицкая? Это Вам. Распишитесь. — И протянул мне корзину и квитанцию о доставке. Даже услышав, что цветы Юлии Голубицкой, я все же сомневалась, что это не мне, но корзину взяла, прочла на квитанции своё имя, расписалась, внесла в гостиную. Вытащила из корзины и поставила в вазу, водрузив её на подоконник. Все это на автопилоте, не вполне осознавая смысл происходящего. Бабушка, увидев цветы, спросила:
— От кого это?
Я пожала плечами:
— Не знаю, может от Жана...
В корзине оказалось ровно 25 роз.
Тут мне как раз позвонила Тинка и сразу заорала в трубку:
— Доброе утро, именинница, поздравляю тебя... — И фальшиво запела мне всем известную песню о дне рождения по-английски. Она каждый год поздравляла меня так и так же фальшиво пела. Но для меня это было одно из самых дорогих поздравлений в жизни. Я всегда радовалась уже тому, что слышу её голос.
Тут я поинтересовалась:
— Тин, это ты мне подарила корзину роз?
Тинка осеклась:
— Нет! А что? Нам уже розы дарят?
— Ну, вот только что принесли, может, это Жан?
Тинка замолчала и молчала подозрительно долго, если бы я не слышала её сопения в трубку, то подумала бы, что нас разъединили.
Потом я не выдержала и спросила:
— Тин, что молчишь-то?
— Да думаю я.
— О чем?
— Как бы это выразиться, Юль, у Жана совсем другие интересы. Я его поэтому и выбрала, чтобы он нам всю обедню не испортил, но кто ж его знает-то. Пути господни неисповедимы. Я у него выпытаю, Юль.
Я в первый раз во время всех наших разговоров отключилась первая. Мне просто не хватало воздуха.
Ну, как она могла? Как? Почему не предупредила меня? Он вёл себя так естественно, а я ничего не подозревала. Нет. Он мне не понравился, скорее всего, нет. Это не мой тип мужчины. Но все равно. Как она могла? И зачем?
Я могла обидеться, если бы хуже знала Тинку. Это ведь ясно, что обидеть она меня не хотела. Нет. Это самое последнее, что бы пришло ей в голову. Да и мне тоже. Что-то она задумала. И не сказала мне по другой причине. Ей нужно было, что бы не знала я. Я слишком её хорошо знаю. Но что она задумала? Сегодня вряд ли, но завтра я буду знать точно что. Я из неё это вытрясу. Чего бы мне не стоило. Все эти мысли в одно мгновение пронеслись у меня в голове. Но потом промелькнула главная:
— «Нужно идти к папе, он меня ждёт».
7
Родители моего отца жили напротив, квартиру,по выезду в Израиль,они не продавали, она так и осталась, как бы для папы, который в ней почти не бывал. Даже подъезд напротив нашего. И может именно поэтому мама с папой всегда выходили одновременно и вместе шли в школу. Так загорелось их чувство, преждевременным результатом которого была я.
Выйдя из подъезда, я быстренько перебежала дорогу и, поднявшись на третий этаж, столкнулась с папой, он уже выбегал мне навстречу. Мы обнялись и вместе вошли в квартиру. Бабушка с дедушкой тоже уже прилетели, вернее, они приземлились в аэропорту почти одновременно с папой, он их подождал полчаса. Из аэропорта он звонил мне несколько раз. Но так как я ему не ответила, то он позвонил бабушке на домашний телефон, которая ему и сказала, что мы с Тиночкой и её мужем ушли в школу, на вечер встречи выпускников. Про Жана не было сказано ни слова, хотя о том, какая я красавица, было доложено и не один раз.
Рассказывая это, папа внимательно разглядывал меня, да и дедушка с бабушкой тоже посматривали с удивлением. Я просто стояла под их взглядами и молчала. Ждала вердикт. Бабушка наконец сказала:
— Вот видишь, Мотя, все же я была права. Юленька похожа на Марию. А ты всегда спорил, что на меня, хотя я все время мечтала об обратном. Ты молодец, Юля, что наконец выщипала эти ужасные брови. Я всю жизнь мечтала об этом, но твой дед был против этого. Он, видите ли, только из-за этого в меня влюбился. Но теперь, глядя на тебя, я тоже сделаю это. Но с макияжем ты переборщила. Сейчас все подправим. Как бабушка отнеслась к этому?
— Сказала, чтобы я попросила Тиночку меня научить...
— Ну, слава богу, она поняла, что косметика не всегда зло. Если у Тиночки не будет времени, я сама тебе все покажу. Они уже по назначению приехали в Москву или в отпуск?
Я так и воззрилась на бабушку. Ну откуда она могла знать о назначении Тинкиного мужа?
— Что ты так на меня смотришь? Витя мне сказал...
Вот не помню, говорила ли я папе про это полгода назад, но после этого по телефону ни разу. В последнее время очень часто я стала забывать, что я говорю нашим с Тинкой общим знакомым. В своей памяти я была уверена, но вот Тинке, естественно, я это доказать не могла, просто замалчивала и все. А она бессовестно пользовалась этим и доказывала, что я все забываю.
Бабушка, действительно, сделала все лучше меня. Затем они с дедом решили преподнести мне свои подарки. Бабушка подарила мне ожерелье из натурального жемчуга, а дедушка серьги. Хотя зачем они мне, если у меня уши не проколоты? Но бабушка сказала:
— Было бы желание, а уши проколоть не трудно. Деду они очень понравились, а я уже стара для таких серег Вот дед и решил купить их тебе.
Обязательно проколю уши, может, завтра, чтобы дед видел, что подарок я оценила. Папа приехал без подарка, но он повез меня в меховой магазин, чтобы купить мне шубу. На мои уверения, что мне и в своём пуховичке не плохо и в шубе ходить некуда, он никак не отреагировал, я доказывала до хрипоты, но все они стояли на своём, их было не переубедить. Все были уверены, что шубу мне иметь стоит. Бабушка добавила, что шубы сейчас не то, что раньше... лёгкие, так что спорить я больше не стала. Сдалась.
И мы поехали с папой в магазин. Я думала, что уж с папой-то мы купим её быстренько, но не тут-то было. Он хотел приобрести для меня самую лучшую шубу, какая только есть в продаже. Мы перемерили их так много, что я уже и не рада была, что согласилась. Устала до чёртиков. Наконец-то, он все же выбрал то, что ему по душе. Моё мнение он и не спрашивал, советовался исключительно с продавцом. Если честно, то мне было уже все равно. Остановись он на простом ватнике, я бы его взяла с радостью и поехала домой. Я рассмотрю его покупку потом, когда у меня будет время.
А, скорее всего, мы это сделаем с Тинкой. Вот уж кто оценит папин подарок по достоинству, это вне всякого сомнения. Я сразу же узнаю, вещь это или дешёвка. Причём у Тинки вещью могла быть и простая футболка, купленная по случаю на развале. А дешёвкой — вещь, приобретённая в модном бутике, стоящая не малые деньги. Я разницу не улавливала никогда. Поэтому всегда полагалась на её вкус.
Нет, я покупала себе вещи и без неё, но это всегда безбожно браковалось ею. А уж с Тинкой приобреталась вещь, которую можно было носить везде и не чувствовать себя не в своей тарелке. Это всегда носилось и ценилось. А вот купленное мною порой выбрасывалось вместе с ценником. Вот откуда это в ней? Ну, просто не понять. Я дочь, внучка и пра, пра, пра... сплошных интеллигентов, а она из простой рабочей семьи. Но вкусу её завидовала вся школа и все наши знакомые. Ну наконец нам упаковали покупку и мы поехали домой. Папа всю дорогу балагурил и смотрел на меня. Потом сказал:
— Ну, как же ты похожа на маму, Юленька, я так рад этому, что ты и представить не можешь. А мама приехала?
Это было впервые, чтобы папа спрашивал о маме. Я даже растерялась. Они и Турагентство мне покупали, бывая там в разное время.
Просто владельцем этого агентства был какой-то Тинкин знакомый, она меня туда и пристроила. Потом он передоложил купить его, а сам ушёл в торговый бизнес. Вернее, это агентство ему кто-то всунул за долги, он и не знал, что с ним делать. Я была его спасением, как он неоднократно мне говорил. Но продавать его не собирался. А тут вдруг Тинка позвонила мне и спросила:
— Ты своё Турагентство не хотела бы купить? Твой хозяин его продаёт. У него какие-то неприятности...
Я сдуру сказала, что хотела бы, но не на что. И думать об этом забыла. Так как ни о какой купле-продаже и не мечтала. А ответила на автопилоте. Но Тиночка позвонила обоим моим родителям, и в результате этих её звонков я стала владелицей маленького, но прибыльного Турагентства. Папины сослуживцы теперь пользовались турпутевками только нашего агентства, так что клиентов нам хватало всегда.
Мы уже думаем увеличивать список стран, которые в следующем году будем предлагать. Папа хотел купить его мне сам, но мама оказалась против. Она тоже решила внести половину стоимости. Папа спорить не стал. Так вот, когда папа спросил о маме, я так растерялась, что даже заикаться стала:
— Ннетт ещще нне прриеххала. Жждемм...
— Ну, тогда я провожу тебя до дома.
И мы пошли к нам, папа нёс шубу. А я сумочку с подарками от дедушки и бабушки. Открыв дверь и войдя в квартиру, мы вдруг оба разом отчётливо услышали мамин голос, говоривший бабушке:
— А что я могу поделать, мама, я все ещё люблю его.
Папа взял меня за руку и придержал в коридоре, приложив палец к губам. Я на автомате кивнула и, сама не знаю почему, замерла рядом с ним. А мама продолжала, даже не подозревая, что кроме бабушки её слушаем ещё и мы с папой.