С раннего утра амфитеатр заполнялся людьми разного сословия. Те, что были побогаче, занимали места, располагающиеся ближе к арене, на самых же высоких местах толпились представители более низшего сословия - слуги и обедневшие горожане. Однако и здесь благодаря удачному расположению скамей и относительно небольшому количеству рядов, ничто не мешало следить за кровавыми игрищами.
Арена была присыпана толстым слоем светло-жёлтого песка, поверх которого песок красно-коричневого цвета образовывал изображение герба правящего дома Лангона - фламберг, плавные изгибы которого переходили на конце в настоящее двоившееся языками пламя. Гербу, правда, не суждено было долго радовать глаз зрителей, так как вскоре песок был перемешан и затоптан ногами сражавшихся людей и лапами животных, жестоко втянутых в кровавые забавы людей...
Амфитеатр заполнился почти полностью, оставалась только одна ложа для правящей верхушки Лангона, которой насчитывалось не так уж много. Джед и его свита не появлялись, и по негласному соглашению игры не начинали. Разномастная и разноцветная публика на трибунах галдела на все голоса, отчего над ареной стоял невыносимый гул сливающихся воедино голосов людей, рычания и повизгивания диких животных и неистовых криков идущих на смерть бойцов. Люди, не успевшие заранее сделать ставки на сражающихся, в последний момент выкрикивали писцам имена предполагаемых победителей и щедро отсыпали монеты.
Капитан Мунблад сидел в одной из камер и не участво-вал в общем необузданном порыве исторжения звуков на все лады, дабы надорвать глотку. Он знал, что, по крайней мере, ещё один человек сейчас так же, как он, сидит и, вместо сомнительного запугивания неизвестно кого путем извлечения из себя нечеловеческих криков, размышляет о способах выбраться на волю не ради собственной безопасности, а ради спасения другого человека. Он не видел Джейка Тарсиса, но был уверен, что тот где-то здесь, в одной из камер.
Самого Мунблада привели сюда на рассвете дня, когда должны были начаться побоища, и поместили в камеру, которая находилась у самого выхода из пещеры, где держали приговоренных на смерть. Ему даже не удалось пообщаться с кем-то из его возможных соперников, ибо суматоха и нервное напряжение, царившие на трибунах амфитеатра, передались участникам сражений, и они не обратили на новичка внимания. Зато Мунбладу удалось их хорошо рассмотреть, во всяком случае - тех, кто был в поле его зрения. Вот этот высоченный хорошо сложенный парень с длинными черными волосами, спутавшимися от долгого пребывания в почти антисанитарных условиях, он правша - на правом плече бугрятся заметно более развитые мышцы - и, скорее всего, хороший фехтовальщик, поскольку все еще жив. Правда, не исключено, что и противники доставались ему не очень умелые, так как истинный воин должен уметь держать клинок как в правой, так и в левой руке, или в обеих руках одновременно.
Этот с чёрным ёжиком волос на голове, коренастый, крепко сбитый, ростом не выше самого капитана, с огром-ными ручищами и мускулистыми короткими ногами, этот, пожалуй, хорош в рукопашном бое, однако, возможно, менее сильный, но более быстрый и ловкий противник сможет его одолеть.
А вот тот, что дальше всех и неистовее всех ломится вон из клетки, скорее всего профессиональный стрелок, с хитрым прищуром карих глаз, привыкших следить за жертвой, - высокий худощавый, но жилистый и крепкий, пожалуй, тоже способен постоять за себя в бою...
Все это время, разглядывая своих предполагаемых про-тивников, капитан сидел, не шелохнувшись, привалив-шись спиной к сухой прохладной каменной стене, и сохраняя совершенно невозмутимое выражение лица.
По все возрастающему рёву толпы на трибунах и доносящемуся со стороны арены лязганью стали о сталь, Джейк Тарсис понял, что бои уже начались. Как его и предупреждали, ему не дали сражаться в первый день. Ему лишь безучастно приходилось наблюдать, как периодически после дикого рева публики, мимо его клетки протаскивали трупы людей, реже - животных, не сумевших выжить в безумной пляске жизни и смерти. Оттого в воздухе стоял густой запах смерти, медленно перемешивающийся с запахом пота и крови благодаря потокам горячего пыльного воздуха, проникающего через выход на арену. Он бы предпочел увидеть сами сражения, чем их последствия, но приходилось довольствоваться тем, что есть. Был еще вариант отвернуться и не видеть совсем ничего, но любопытство не позволяло ему это сделать.
Самыми страшными и изуродованными были, пожалуй, несчастные, погибшие от лап басту, или больших белых обезьян, как их называли земляне. Внешне басту и вправду напоминали огромную, почти в полтора человеческих роста обезьяну, какие водятся на жарком континенте Земли, где живет народ Афри24. Как и земные гориллы, они передвигаются в основном на четвереньках, и при ходьбе опираются на тыльную сторону согнутых в кулак пальцев, что позволяет сохранить на внутренней стороне кисти достаточно тонкую чувствительную кожу. Однако басту могут ходить и на задних лапах и делают это довольно ловко, враз становясь выше марсианина раза в полтора.
Единственное, чем отличались басту от своих земных родственников, так это тем, что были они настоящими хищниками, и на относительно небольшой голове с близко посаженными маленькими глазками красовалась огромная пасть с выступающими острыми желтыми клыками. Безусловным преимуществом марсианского чуда была сила, но имелись и недостатки, басту был довольно неповоротлив, когда стоял на задних лапах, но зато в этом случае басту был настолько страшен, что некоторые умирали еще до того, как животное успевало до них дотронуться...
Появлению правителя Лангона предшествовал громкий звук труб, заставивший на мгновение замолчать людей на трибунах и обратить свой взор на ложу джеда. Зерос Эм-бро предстал перед глазами публики, к вящему её изумле-нию, в сопровождении двух женщин, которых толпа признала за явных незнакомок. Одна из них, что находилась по правую руку от джеда, была высокой, хорошо сложенной, слегка полноватой, что совершенно её не портило, а даже, наоборот, придавало шарма. Большие карие глаза её смотрели равнодушно, даже с некоторым презрением, из-под пушистых ресниц и полуопущенных век на гомонящую вокруг публику. Одета она была в простую длинную, в пол, белоснежную тогу, стянутую на талии золотым широким поясом, отчего её фигура с пышной грудью и полноватыми бедрами являлась предметом зависти у женщин и вожделения у мужчин. Длинные черные волосы были стянуты сзади в тугую тол-стую косу, достающую до пояса. Джед пытался поддержи-вать принцессу под локоть, но Оксия (а это была именно она) старалась периодически отстраниться от этого навязчивого услужения.
Девушка, находившаяся слева от джеда, была чуть ниже принцессы ростом, немного худее её, с несколько широковатыми плечами, что было особенно заметно из-за корсета, стягивающего талию и грудь. И хотя она не обладала столь пышными формами, как Оксия, все равно фигура её была довольно миловидной. Длинные черные волосы были также заплетены в толстую косу. В отличие от принцессы, равнодушно отнесшейся к подготовке к предстоящему зрелищу, юная особа сосредоточенно оглядывала трибуны и часть клеток, видневшихся с того места, где они стояли, как будто кого-то искала. Она понимала, что это глупо, но ей хотелось узреть капитана Мунблада, живого и невредимого... и на свободе... Естественно капитана она не увидела, чем была крайне опечалена, хотя и знала, что так произойдет. Изолат джед уделял значительно меньше внимания, нежели чем принцессе, да это было и понятно - девушка была не царских кровей, однако Изолат это только радовало.
Убеждённый до глубины души, что такие откровенно наглые преступления, которые были совершены четырьмя незнакомцами, незаконно проникшими в Лангон, должны быть наказуемы, джед и привел на кровавые бои обеих женщин. Во-первых, чтобы сильнее досадить сопровождавшим их воинам, а во-вторых, чтобы девушки увидели, как со смертью их мужчин, рушатся все их надежды на скорейшее освобождение. Пусть джед был коварен в своих намерениях, принцессу сломить было очень трудно. И если бы не Оксия, то Изолат давно бы уже рыдала в три ручья от безысходности, а так, глядя на державшуюся, пусть даже из последних сил, принцессу, Изолат не разрешала проронить себе ни слезинки...
...Когда её допрашивали, Изолат казалось, что она ум-рет от страха. Сердце бешено колотилось, руки тряслись, а ноги отказывались повиноваться, и что самое обидное - к горлу подступал комок рыданий, неумолимо рвущийся наружу. В ней, к сожалению, не было ни на грош той самоуверенности и невозмутимости, которая присуща была её недавнему спутнику, капитану Мунбладу. Её, как ей казалось, физическая слабость играла с ней злую шутку, реально оценивая свои физические способности, Изолат порой не могла найти в себе и духовных сил. Девушка тщетно пыталась успокоить себя и даже где-то устыдить за такое малодушие, но реально поделать больше ни чего не могла. К счастью, такие состояния длились с ней непродолжительно, и уже в конце беседы Изолат кое-как удалось взять себя в руки, ответить подобающим образом на несколько, на её взгляд, ни чего не значащих вопросов, и даже мысленно похвалить себя за смелость. Потом она поняла, что все, что происходит в жизни, можно пережить, кроме собственной смерти, разумеется.
Убедившись, что девушка не представляет какой-либо опасности, ей прекратили задавать вопросы и, как им казалось, предопределили её будущее.
По чьему-то приказанию, её поместили вместе с принцессой. Это было второй ошибкой, допущенной беспечными и самоуверенными лангонцами, после того, как они оставили в живых капитана Мунблада. Если поодиночке девушек ещё можно было, пусть не сразу, но сломить и запугать, то, объединившись, они обрели силу и уверенность, которой так не доставало каждой из них в отдельности.
Первое, что сделала Изолат, появившись на пороге той самой золотой клетки, где держали принцессу, расплака-лась. Нервное напряжение, в котором она находилась по-следние сутки, нашло себе выход в слезах. Вдоволь напла-кавшись и обнаружив, что в комнате она все-таки не одна, Изолат сквозь пелену слез узрела к своему удивлению саму принцессу Марса...
Оксия без долгих колебаний признала в своей неожиданной сокамернице дочку своего садовника. Надо сказать, что на первых порах принцессу не сильно обрадовала причина появления Изолат в Лангоне, но общее горе, а впоследствии и понимание, что они вовсе не являются соперницами, и нравятся им разные мужчины, очень их сблизило.
Принцесса волновалась за Джейка Тарсиса, Изолат переживала за капитана Мунблада. Но обе надеялись, что мужчины сделают все возможное и, может быть немного невозможного, чтобы их освободить.
За целый день пребывания вдвоем взаперти, девушки успели рассказать друг другу истории своих появлений в Лангоне, одна другой печальнее.
Изолат же вдобавок поведала принцессе о незавидной судьбе Джейка Тарсиса, находящегося на попечении стражников среди приговоренных к смерти. Принцесса восприняла это извести, как должное, справедливо полагая, что Джейк Тарсис всё-таки мужчина и в бою постоять за себя просто обязан. Она подвела Изолат к одному из окон и кивком головы указала на арену, видневшуюся в него.
- Похоже, здесь они и будут сражаться, - тихо сказала она, и по спине Изолат пробежали мурашки. Девушка передернула плечами, избавляясь от неприятного ощущения, и посмотрела в глаза принцессе, ожидая увидеть в них слезы.
- Думаешь, их убьют? - так же тихо спросила Изолат, в душе надеясь на отрицательный ответ, как будто это что-то могло изменить.
Теперь пришел черед принцессы вздрагивать и отгонять от себя нехорошие мысли. Она до боли схватилась рукой за один из прутьев решетки стрельчатого окна, так, что костяшки пальцев побелели.
- Надеюсь, что нет, - выдавила она из себя, стараясь, чтобы её голос звучал как можно убедительнее и непринуждённей, и отвернулась от окна.
- Но они же не могут нас просто так тут бросить... - пролепетала Изолат.
- Поэтому нам и остается надеяться... или что-нибудь придумать самим! - сказала принцесса, и в её глазах блеснул озорной лучик. Она вспомнила, как ловко обдумала свой и Джейка Тарсиса побег из дворца, да так, что их хватились только на следующее утро. Неважно, что побег не увенчался успехом...
- Капитан Мунблад спас меня от зорго! Если бы мне суждено было умереть, то мои кости обгладывала бы сейчас стая зорго! Но я жива! И я не должна погибнуть здесь! - Изолат гордо вскинула голову, но тут же, вспомнив, в каком незавидном положении они сейчас находятся, тут же сникла.
- Не бойся, подруга! - принцесса вдруг подошла к Изо-лат и приобняла её за плечи. - Мы ведь тоже не какие-нибудь марионетки в чужих руках! На помощь наших мужчин надеяться обязательно надо, но и сидеть, сложа руки негоже! Нам необходимо самим что-нибудь придумать...
И они принялись за разработку гениального, как им казалось, плана по освобождению из плена...
...Вспомнив всё это, Изолат грустно вздохнула. Пуб-лика на трибунах по-прежнему не унималась - свист, крики раздавались с завидной периодичностью, и ей пришлось вернуться в реальность. Сражения уже начались. Несколько человек, рассредоточившись по арене, пытались поразить огромного басту, который передвигался рывками, опираясь на сомкнутые в кулаки кисти длинных мускулистых передних конечностей. Он громко рычал, оскаливая большие желтые клыки на выдающейся вперед нижней челюсти, и периодически, вставая на задние лапы, бил себя мощными кулаками в широкую грудь, издавая звуки подобно огромному барабану.
Изолат зажмурилась от страха, она представила себя на арене среди других гладиаторов. Их не спасет даже то, что их пятеро против одного басту. Она знала, что в естественных условиях басту почти ни когда не нападает на человека. И если уж тебе пришлось повстречаться с разъяренным басту в природе, то следовало присесть на корточки и склонить голову, выказывая тем самым покорность, но ни в коем случае не пускаться в бегство, для басту это сигнал к нападению.
Голыми руками победить басту невозможно. Из-за огромной мышечной массы басту не вступали в бой даже с себе подобными самцами, боясь сильно покалечить друг друга. Обычно все распри между самцами басту, будь то соперничество за самок или за территорию, являли собой в основном просто демонстрацию силы и не более того.
Горстка несчастных, вооруженных короткими мечами, коими достать до животного было практически невоз-можно, сменили тактику. Они сбились в кучу, плотно при-жавшись друг к другу, и ощетинились остриями своих клинков, но нападать не торопились. Бедняги догадывались, что выйти из схватки с басту живыми им вряд ли удастся, однако, все равно пытались оттянуть момент собственной смерти.
Публика неистовствовала и была крайне недовольна поведением и басту, и людей, ни как не могущих решиться на нападение. Первому надоела эта безумная пляска между жизнью и смертью басту, и он, издав протяжный грозный рёв, подобный раскату грома, одним прыжком приблизился к людям и, встав на задние лапы, опустил свой огромный кулак на голову одного из несостоявшихся нападающих. Последний рухнул, как подкошенный с размозжённым черепом, а остальным не оставалось более ни чего, как срочно перейти в атаку. Оставшаяся четверка, призвав на помощь всех известных и неизвестных им богов, с обнажёнными мечами ринулась на разъярённое животное. Басту же, наоборот, довольно проворно для своего роста и веса отскочил в сторону, пропуская бегущих мимо, и почему-то, остановившись, присел на задние лапы и принялся громко молотить передними конечностями о землю, вздымая при этом огромное количество песка. Это печальное обстоятельство крайне озадачило воинов, которые теперь не только задыхались от витавших в и без того сухом и раскаленном воздухе песчинок, но и страшились подойти к басту, опасаясь быть раздавленными. Однако через минуту басту прекратил свой непонятный ритуал и, опираясь поочередно то на задние, то на передние лапы, поскакал в сторону воинственной четвёрки. Тех двоих, что стояли впереди, басту просто подмял под себя, нисколько не обращая внимания на плохо заточенные лезвия клинков (других клинков не выдавалось, ибо ими уже можно было попытаться уложить огромное животное, а значит, выйти из боя победителем, что в сражениях с басту было совершенно недопустимо). Остальные же двое попытались с двух сторон напасть на большую белую обезьяну, но поскольку действия их были неслаженны, то только одному из них удалось нанести более или менее болезненную рану животному, что разозлило того ещё больше. Басту правой лапой отшвырнул одного из воинов в сторону заграждения, да так, что тот, проехавшись по песку, ударился головой о каменную стенку. Последний же воин попытался повторить попытку и снова ранить животное, и ему это почти удалось. Если бы басту не был столь внимателен и проворен, то из его бока сейчас тор-чала бы рукоять фламберга. Но вместо этого лезвие клинка лишь скользнуло по ребрам басту, не причинив ему особого вреда, ярко-алая кровь из раны залила белую с желтоватым отливом шкуру обезьяны. Животное немного присев, и опершись одной из лап о землю, другой с силой ударило последнего воина, а потом, отвернувшись, побрело в сторону клеток, зная, что там его ждет сытный обед, заранее приготовленный ему служителями амфитеатра.
Поверженный воин, хоть и оставался жив, даже не попытался преследовать басту...
Ужасное зрелище настолько поразило Изолат, что она стояла и смотрела, не будучи в силах отвести взгляд от происходящего на арене. Даже, когда она увидела кровь и, кажется, даже почувствовала её густой запах, она не отвела взгляд, а продолжала наблюдать за этой дикой жестокостью, при виде которой у любого другого человека случился бы нервный срыв. Изолат и сама не знала, откуда в не столько мужества, что она после увиденного не хлопнулась в обморок и не впала в истерику. Однако все её внутренние переживания были отражены на лице, она то закусывала губу в отчаянии, то широко раскрывала в изумлении глаза, то морщилась, будто ощущая ту боль, что причиняет животное людям.
Оксия тоже старалась не отводить взгляда, но и сильно не сопереживать происходящему на арене. Во всяком случае, смерть вполне закономерна и неизменно следует после жизни при любом раскладе. К тому же, ей не очень хотелось доставлять удовольствие джеду Лангона - Зеросу Эмбро - своей истерикой, или что он там ещё ждёт от неё? И это, надо сказать, ей вполне удавалось, на красивом смуглом лице с бронзовым отливом кожи не дрогнул ни один мускул, веки по-прежнему были полуприкрыты, но это не мешало принцессе видеть всё происходящее. К тому же, она заметила, как джед украдкой изучает её реакцию на то, что ей приходится видеть, и как все сильней с каждым разом на его лице проявляется недовольство. Видимо, не этого ожидал от изнеженной и избалованной принцессы Зерос Эмбро.
Арену уже привели в порядок после первого сражения - рабочие быстро убрали трупы, безжалостно добив последнего умирающего воина, разровняли песок при помощи специальных приспособлений с длинной ручкой и прикрепленной перпендикулярно к ней снизу широкой полосы с мелкими зубцами. Рисунка на песке в виде огромного фамильного герба правящей династии Лангона и след простыл. Теперь всё было готово к следующему сражению.
Битвы с большими белыми обезьянами на первый день игр больше не планировалось, так как ими дорожили больше, чем гладиаторами, которые доставались городу совершенно бесплатно из случайно забредающих в город путников, беглых рабов и просто преступников, осужденных на смерть. Басту же было довольно сложно поймать из-за его большого роста и огромной силы, а уж тем паче приручить, заставив нападать на людей и убивать их. В природе басту абсолютно травоядные животные, они не замечены даже за поеданием насекомых, в связи с чем, люди, как потенциальная пища, их не интересуют...
Следующими на арене сражались двое мужчин - один высокий, крепкий с черной бородой и черными длинными волосами, стянутыми сзади в нечто подобие хвоста, и среднего роста молодой парень, которому, возможно, не сравнялось ещё и шестнадцати лет. И за что только он мог навлечь на себя гнев окружающих, чтобы оказаться в таком месте? Высокий бородач быстро обезоружил противника, которому только и оставалось делать, что сдаться на милость победителю. Если обезоруженный или просто измученный противник признавал себя побежденным, ему сохраняли жизнь и отправляли обратно в клетку возле арены до следующего боя.
Трибуны удручённо вздохнули, разочарованные таким коротким сражением, а ещё больше его исходом - ни кого не убили и даже не покалечили! Публика жаждала крови, от запаха которой приходила в экстаз. Публика хотела видеть красивые затяжные бои, возможно даже со смертельным исходом, от которых можно было получить порцию адреналина, беспокоясь за судьбу своих ставок...
Дальнейшие сражения тоже не привнесли какого-либо разнообразия в первый день игр. Видимо, всё самое интересное было отложено на потом...
_________________________
24Афри - изначально словом "афри" жители древнего Карфагена называли людей, обитавших недалеко от города. Это название обычно относят к финикийскому afar, что значит "пыль". После завоевания Карфагена римляне назвали провинцию Африкой. Позднее Африкой стали называть и все известные регионы этого континента, а потом и сам континент. Другая теория гласит, что название народа "афри" происходит от бер-берского ifri, "пещера", имея в виду пещерных жителей.