Аннотация: Цена человека - кто её определит? Смерть, жизнь или нечто третье?
К боли привыкаешь. Свыкаешься с мыслью, что ты не один, что рядом - за плечом - всегда стоит тень. Она как злой пёс: грызет плоть, жадно обгладывая кости, рычит на конкурентов и, получая по носу, скулит тонко. В её скулеже слышится обещание вернуться.
Пока она ни разу не обманула, не солгала. Единственная, кому можно верить.
- Пирожки-и! Горячие пирожки-и! - заунывно тянет щекастая торговка. Ей обрыдло все на свете - и вокзал, и толпа, и чад пирожный, въевшийся в волосы.
- Дайте два. С картошкой.
Клёклое тесто липнет к зубам, но желудок радуется и такому немудрящему перекусу. Он давно не ел. Салфетка падает в серую урну, а он присматривается к людям.
Электричку ждут всего четверо: молодой парень в наушниках и бейсболке - из-под нее торчат уши, просвечивая розовым, две подружки, что щебечут о семинаре, и угрюмый старик, одетый в щегольское пальто, которое никак не вяжется с калошами.
В вагоне пусто, так что они расходятся подальше. Он всегда занимал место слева, у окна, чтобы видеть дорогу, вот и сейчас уступает привычке.
Сегодня хороший день. Боль почти не чувствуется, только если прислушаться, то внутри - где-то между сердцем и желудком - тоненько, на одной ноте, дребезжит струна. Он погладил больное место - тише, тише, скоро станет легче.
За грязным окном мелькают пятиэтажки, их сменяют невысокие домики, а там поезд вырывается на волю и гудит радостно. Студентки смеются чему-то на весь вагон, их не смущают недовольные взгляды старика.
- Девушки... Кх-кх, - пожилой щеголь не выдерживает. - Вы тут не одни.
- Извините, - та, что побойчее, шлёт старику быструю улыбку. - Старый дурак, - шепчет подруге, и они смеются вполголоса.
На часах без пяти четыре. Ремешок пора бы и заменить, того и гляди порвется. Он отвлекся ненадолго, на минуту, но пропустил миг удара. Время сжимается, как смятая жестянка, ломает пространство - лопаются стекла, летят осколками, стены сминаются со скрежетом, похожим на плач. Мир рассыпается, вытекает в воронку песочных часов, и он с любопытством наблюдает за тем, как песчинки превращаются в глыбы, те - в стены, и вот уже перед ним новая вселенная.
Его соседи выжили. Парень - бейсболка где-то пропала - трясет головой и не сводит взгляда с живота, откуда торчит стеклянное копьё. Девушки стонут слабо, почти не слышно. Их ноги накрыло оторвавшимися лавками, пригвоздило к вставшему на дыбы полу. Старик слепо водит руками по пальто, стряхивает с него мусор, а в ране на макушке пульсирует что-то серо-розовое.
- Мне нужен один, - говорит он.
- Кто? Кто? - старик щурится.
- Остальные смогут выжить. - Скорее бы это все закончилось!
- Помогите... Пожалуйста, - просит девушка. Вторая дышит редко, на побелевшем лбу крупные капли.
- Вы должны выбрать одного.
- Ты... Ты смерть? - спрашивает парень. У него дрожат руки.
Он оглядывает вагон. Если в скором времени не подойдет помощь - все они умрут. Так ли велика плата за его услуги, как кажется, ведь он берет одного, всегда только одного в счёт других.
- Нет, - он даже качает головой, чтоб убедить слушателей, - нет, не смерть. Но если один из вас уйдёт со мной, то оставшиеся...
- Её! Возьми её! - брызжет слюной старик. Узловатый палец тычет в студенток. - Она не жиличка, я знаю, вон как вся пополотнела!
- Его берите... - вступается за подругу девушка. - Он старый...
- Ах ты!.. Шаболда! Да с меня пользы в два раза больше, не то, что вы...
Он ждёт, когда старик перестанет хрипеть. Это не первая, не самая ужасная сцена, но от стыда сводит скулы - он отводит взгляд в сторону и натыкается на парня, что ползет на спине, затыкая руками рану. От каждого толчка обломок колышется, заныривает внутрь, на стекле остаются яркие разводы.
- Это не поможет. Не мучай себя.
- Да пошёл ты!..
- Хочешь, я заплачу? Я могу, у меня вот... Подожди! - Старик тянется к нему. - Вот, всё! Мало?.. На карточке ещё есть, много, я откладывал - внукам, детям, на похороны...
- Мне не нужны деньги.
Он отступает от рук и упирается в стену. Совсем рядом тяжело дышит "не жиличка". Он слышит шепот:
- Не я, не я, не я...
- Только доброволец.
- Да? Тогда не я! - тараторит старик, кошелёк ныряет в пальто.
- А если мы откажемся?.. Все?
- Все умрут.
Парень добрался до двери, но её переклинило - не открыть. В соседнем вагоне не видно никого, все скрыто серыми обломками.
- Я никуда не пойду, мне и тут хорошо... И кто вы такой вообще? Почему мы вас слушаем?
На него смотрят все, ждут ответа. Он пожимает плечами:
- Дело ваше, осталось всего... - Часы пропали, ремешок все же подвёл. Ему жаль старого, ещё отцовского, подарка, жаль попутчиков, жаль, что всё снова вышло вот так - глупо и некрасиво. - Вы начнете умирать один за другим, а я не смогу ничем помочь... Да и не буду, если честно. Просто выберите одного.
- Иди ты...
- Я не хочу умирать, не надо, пожалуйста...
- Да что вы его слушаете! Он же попросту издевается над нами... Садист! Нравится мучить? Нравится?! - Рана пульсирует все сильнее, а старик заходится в крике, трясет сухими кулачками.
- Не я, не я, не я...
Боль возвращается, набравшись сил, вцепляется в него и радостно урчит. Пора уходить, здесь делать нечего.
Он лезет к окну, не обращая внимания на крошево стекла, неловко взбирается на завалы.
- Стой! Я... Я пойду, - зло говорит парень. Его ноги дрожат, подкашиваются, но он стоит.
- Хорошо. Дай руку.
Он подхватывает горячее тело и ведёт к окну, а там, перебравшись первым, подхватывает ослабевшего парня. Они оказываются по колено в серой хмари, что движется как живая. Издалека долетает вой.
- Это не больно? - У парня голубые испуганные глаза, им тяжело соврать, но он далеко не новичок.
- Нет. Можешь отдохнуть.
Напряжение отпускает плечи, и он вздыхает. Отсрочка. На сколько ей хватит парня? Он молод, здоров и сил у него куда больше.
Из тумана выступает тень - он зовёт её гиеной. Не торопясь, растягивая удовольствие, она кружит вокруг намеченной жертвы, все сужая кольцо. Порыкивая, клыкастая пасть приближается к голове парня, а тот глядит стеклянными глазами, не в силах пошевелиться.
- Можно, я...
Туманная тварь рычит, он остаётся на месте. Придётся досмотреть до конца, а потом, когда туман схлынет, унося с собой боль, он соберёт обглоданные кости и чудом сохранившуюся одежду, положит в рюкзак, припасенный как раз на этот случай, отвезет их на дачу и похоронит в саду, что даёт щедрый урожай яблок, который он никому не позволяет есть, и за это его считают сквалыгой. Но этого ещё следует дождаться, а пока он смотрит, смотрит, смотрит...