Иванова Вероника Евгеньевна : другие произведения.

Право быть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 6.80*22  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Начало новой книги. По моим собственным ощущениям - возможно, в цикле эта книга с самым серьезным смыслом. Работа продолжается.

   Вероника Иванова
  
   Следующая книга из цикла "Третья сторона зеркала"
  
  
   Умение уходить - одна из тех жизненно необходимых наук, которые мне было бы небесполезно начать постигать давным-давно. Но снежинки мгновений настоящего продолжают таять в ладони вечности, пора прилежного ученичества закончилась, уступив место то азартной, то мучительно скучной чехарде проб и ошибок, а кладовая знаний по-прежнему полупуста. Хотя многие мудрецы считают более правильным говорить: "наполовину полна". Успокаивая свое беспокойное сердце или обманывая остальных страждущих истины? Они этого не знают и не желают знать, безмятежно несведущие. А вот я никак не могу рискнуть и поверить в самого себя. Наверное, потому что всякий раз гордо поднимая взгляд в ожидании заслуженной награды, вижу, как венец победителя возлагается на новое, но отнюдь не мое чело.
   Кто-то возразит: разве это так сложно, время от времени закрывать за собой двери? Несложно. Ведь есть всего три условия, которые нужно соблюсти, чтобы считаться мастером уходить.
   Выбрать шаг. Пуховая поступь эльфийских разведчиков и тяжелый марш панцирной пехоты оставляют слишком разные следы и на пыльной дороге, и в чужих сердцах. Призрак невесомых прикосновений способен рассеяться на следующем же выдохе, глубокие шрамы могут остаться навсегда.
   Выбрать время. Нырнуть в утренний туман, обернуться плащом полдневного марева, растаять в вечерних сумерках или стать дуновением ветра в беззвездной ночи? При свете дня уходят уверенные, под утро - нерешительные, на закате - жестокие, ночью... Ночь - воровское время. Впрочем, иная кража стоит того, чтобы прослыть вором.
   Выбрать цель. Желаешь оставить о себе долгую память или знать вернее верного, что твое имя не вспомнят даже под страшными пытками? Легко устроить и то, и другое. Несколько слов, произнесенных или оставшихся за замком сомкнутых губ, помогут тебе надежнее любого оружия, но сначала ты должен решить, кем хочешь прослыть, героем или убийцей. Самое забавное, что второе часто оказывается предпочтительнее первого во много раз. Ну а тот, кто не желает ни отнимать жизнь, ни дарить беспочвенную надежду, становится...
   Беглецом. Как я.
   "Ты так часто убегаешь, что должен был бы уже привыкнуть к собственной трусости..." - ворчливо заметила Мантия.
   Часто? Пожалуй. Особенно в последнее время. Хотя то, как я уходил из дома, и выглядит настоящим бегством, таковым в полной мере оно не являлось. Мне просто нужно было оставаться одному несколько часов или несколько дней, но даже столь ничтожное устремление не увенчалось успехом. А вот поспешное удаление моего бренного тела из пределов Саэнны более чем подходит под обидное определение. Только сие было не просто "бегство", а "бегство паническое". Но тем труднее признаваться в собственном страхе, пусть и самому близкому существу во всем мире.
   Хотя я, на самом деле, привык убегать. И вовсе не жалуюсь на обстоятельства.
   "А чем же ты тогда занимаешься?.."
   Хм... Назвать самое точное определение моего состояния?
   "Это будет предпочтительнее всего прочего..."
   Хорошо бы еще ухитриться найти нужные слова...
   Что со мной происходит?
   Негодую. Злюсь. Ненавижу. Чувствую, что мне нужно либо в яростном бешенстве сыпать проклятиями, либо рыдать горючими слезами, нужно, во что бы то ни стало сорваться в бездну какой-нибудь из страстей, предаться всем телом и душой или гибельному восторгу, или всепожирающему горю. Чувствую, и все же... Не могу сделать ровным счетом ничего, потому что между мной и зарницами желанных пожаров жизни пролегла пустота. Полоска безжизненной и бесстрастной растерянности.
   Так что же я делаю?
   Недоумеваю.
   "Позволишь узнать причину?.."
   В интонациях Мантии явственно послышалось странно настойчивое предложение к откровенности. Настойчивое до непристойного нетерпения... Так случается, если поток моих мыслей оказывается слишком расплывчатым для ее понимания. Остается выяснить, почему невозможность узнать, какие такие раздумья занимают мое сознание уже несколько часов кряду, мучает мою вечную спутницу.
   Итак, что виновато в твоем волнении больше, материнская забота или женское любопытство?
   "Не разделяй неделимое..."
   Советуешь или угрожаешь?
   "Приказываю. Такой вариант тебя устроит?.."
   Хочешь поехидничать? Пожалуйста. Только делай это в своей собственной компании.
   "Моя единственно возможная компания - ты..."
   Если в ход не пущены хорошо известные тебе иглы.
   "Бррр... Это запрещенный удар!.."
   Знаю.
   "Так ничего и не скажешь?.."
   Уффф. Скажу. Сейчас. Потому что уставать можно не только от крика, но и от молчания...
   Набрать полную грудь воздуха и задержать дыхание, ненадолго, лишь до того мгновения, как свежесть наполнит каждую капельку крови. Выдохнуть, стараясь избавить горло от последних песчинок робости. Все, можно начинать.
   Сегодня я понял, что больше не нужен этому миру.
   Мантия выдержала скептическую паузу.
   "Объяснись..."
   Неужели непонятно?
   "Твое мнение? Вполне. Но мне любопытно знать, из чего оно родилось..."
   Из событий последних дней.
   "А что у нас было намедни? Я уже и запамятовала. Освежишь память старушке?.."
   Я имел в виду дни, проведенные в Саэнне.
   "Этом душном муравейнике? Я так и знала, так и знала... Ты перегрелся. Нельзя было столько времени находиться на солнце!.."
   Ты опоздала со своим предположением: прошедшей зимой Ксо утверждал, что я выморозил мозги. Если он прав, перегреваться было уже нечему, поэтому не причитай понапрасну.
   "Пусть так. Выморозил, выжег - в сущности, особой разницы нет. Но у любого сумасшествия есть повод, и я хочу знать, что стало таковым для твоего..."
   Маллет.
   "И?.."
   Это повод.
   Мантия задумчиво расправила крылья.
   "Милый, хотя и угрюмый мальчик. Но ты не провинциальная девица, чтобы сходить по нему с ума..."
   Если пользоваться твоими словами, я сошел с ума не "по нему", а по его способностям.
   "Фью! Ты можешь делать все то же самое, что и он, разве что за небольшим исключением..."
   Небольшим?
   Едва не задыхаюсь от удивления.
   Огромным! Он может созидать. Да, с оговорками. Да, используя чужие заклинания. Но он может создавать нечто новое, нечто свое. И самое обидное, он способен разрушать магические построения, не уничтожая основ.
   "По-твоему, это завидная участь?.."
   Это то, чего я никогда не смогу узнать на собственном опыте! Разве малая причина для зависти?
   "Пожалуй, достаточная..."
   Она согласилась с моим горестным воплем так неожиданно равнодушно, едва ли не позевывая, что отчаяние мигом переродилось в возмущение.
   Зачем Эна свела меня с ним?
   "Уверен, что в вашей встрече виноваты именно шаловливые ручки Пресветлой Владычицы?.."
   А чьи же еще? Она может обвинять хоть весь мир, но без ее ведома под тремя лунами не происходит ни единого события.
   "Хорошо, не станем спорить. Допустим, все так и было. А теперь позволь задать главный вопрос: зачем?.."
   Если бы я знал! Впрочем, могу предположить, что она заботилась о запасном выходе на то время, когда меня...
   "Не станет?.." - Мантия задумчиво вздохнула. - "Что ж, вполне разумно. В самом деле, для того, чтобы быть уверенным в достижении цели, нужно предусмотреть хотя бы два самостоятельных пути к ней..."
   С появлением Маллета мое присутствие в мире становится необязательным, а если задуматься, то и вовсе... Ненужным.
   "Не забывай, что он, как и ты, существо единственное и неповторимое, по крайней мере, пока..."
   Его дар может перейти к его детям, в отличие от... Он будет унаследован. Обязательно будет.
   "Согласна. Но когда это случится? В первом поколении? Во втором? В десятом? Мир может и не успеть дождаться..."
   Сейчас у него полно времени, а потом...
   Я ведь тоже могу не дождаться того урочного часа, когда понадоблюсь. Просто умру однажды от старости и останусь пребывать в дреме небытия, пока кто-нибудь из драконов не окажется настолько сумасшедшим или отчаявшимся, чтобы решиться на воскрешение Разрушителя, но не меня, а кого-то другого. Может быть, во сто крат лучшего, чем я, вот только...
   Мне-то будет все равно. Нет, мне уже все равно.
   "Ясно... Ты все-таки подхватил эту мерзкую хворь, и когда только успел..."
   Какую еще хворь?
   "Самую человеческую из всех возможных. Ревность. Впрочем, стоило ли ожидать иного, если с людьми ты проводишь намного больше времени, нежели с представителями других, более достойных общения рас?.."
   Хочешь сказать, я ревную? Кого? К кому?
   "А вот это хороший вопрос. С очень простым ответом, как и полагается всему истинно хорошему..."
   Она удовлетворенно замолчала, словно смакуя гениальность собственных умозаключений, и так увлеклась своим занятием, что я вынужден был снова повторить свои слова, на сей раз гораздо спокойнее и много заинтересованнее.
   Так кого и к кому я ревную?
   "Ревнуешь мир. Ревнуешь к миру..."
   Такое возможно?
   "Конечно. Возможно вообще все..."
   Не говори загадками!
   "В Маллете ты увидел своего соперника за любовь мира. Сначала тебе было даже радостно знать, что кто-то еще может выполнять твою грязную работу, но потом... О, потом тебя настиг неподдельный страх! Как же так, подумалось тебе, на том игровом поле, где ты безраздельно властвовал все это время, появился новый игрок, а это означает, что придется делиться..."
   Чем? Я никогда не желал власти. Я бежал от нее, открещивался, отказывался, отбивался. Разве нет? Я могу отдать ее целиком, лишь бы кто-то согласился принять сей сомнительный подарок.
   "Причем тут власть? На свете есть более заманчивые сокровища..." - хихикнула Мантия. - "Ты желал любви. Ты видел, как Нити любят чуткие пальцы Маллета, а сам вспоминал, с каким надрывным стоном они встречают твои прикосновения, и теперь, когда каждая из Нитей перестала быть для тебя безымянной частью Гобелена, обретя лик одного из тех, кого ты знаешь с самого детства, ты..."
   Хватит!
   "Больно?.."
   Она спросила не только без тени ехидства или насмешки, но и без намека на сострадание: так могло бы разговаривать существо, знающее о жизни лишь по чужим, противоречащим друг другу рассказам, а потому сопоставляющее одной и той же фразе все возможные значения. Все сразу.
   Да. Больно, фрэлл меня подери!
   Наверное, подобные чувства испытывает старый муж молодой жены, украдкой подглядев, как его возлюбленная наслаждается лаской чужих объятий. Меня Нити принимают с покорностью жертвы, Маллета - с азартом и нетерпением. И если раньше я мог мечтать и надеяться на чудо, теперь понимаю: иного, нежели страх в чужом взгляде, мне не дано.
   Но мы с Мантией всегда подходим к решению проблем разными путями: я - лирическим, она - практическим.
   "Одного не могу понять... Ты уверяешь меня и себя, что не хочешь причинять вред драконам, так почему же не принимаешь существование Расплетателя, как подарок? Как награду за долгое ожидание? Почему вместо того, чтобы начать наслаждаться жизнью, ты надулся, как мышь? Мир намекнул, что Разрушитель может быть свободен. Разве это не замечательно?.."
   Эй, эй, подожди! Я не успеваю так же быстро забежать вперед и посмотреть на препятствие с другой стороны. Свобода?
   "Самая что ни на есть. Полная и безграничная. Ты можешь идти, куда захочешь, делать все, что только заблагорассудится, и не думать ни о капризах богов, ни о причудах магии..."
   Примириться с отставкой? Положим, я смогу это сделать. Но о чем же тогда мне думать? С того самого дня, как мне стало известно мое предназначение, мои мысли ни минуты не были...
   "Свободными..." - тоном, отрицающим возможность возражений, закончила мою фразу Мантия.
   Наверное. Но и сейчас, после того, что ты сказала... Я не могу поверить. Не получается.
   "Вспомни, ты же думал о пустоте, верно? Пустоте, отгораживающей чувства?.."
   Хочешь сказать...
   "Именно. Просто ты впервые увидел свободу без груды масок, вот и не признал..."
   Вытоптанное поле, на котором не растет ни единой травинки? Ты это называешь свободой?
   "Будущее, девственное и прекрасное в своей непредсказуемости, вот что такое свобода. Владычица отпустила тебя..."
   Отпустила... Прогнала. Дала пинка под зад, но постаралась сделать это за чужой счет, а не лично. Неужели ей что-то мешало появиться самой и сказать, глядя мне в глаза: можешь быть свободен, парень, нашлась игрушку тебе на замену. Конечно, я бы обиженно потребовал объяснений или напротив, начал выторговывать более выгодные условия моего "освобождения", но... Точно! Именно поэтому Эна и не пришла. Разве верховная богиня мира обязана перед кем-то оправдываться или кому-то уступать? Только добрая воля и желание побаловаться могли заставить девчонку встретиться со мной. Девчонку... Как я мог забыть? Она же ко всему прочему еще и ребенок, а дети имеют обыкновение бросать и забывать навсегда даже самые любимые игрушки. Значит, нужно радоваться, что еще легко отделался.
   Почему же мне кажется, что я потерял больше, чем приобрел?
   "Потому что до этого момента ты не владел ничем, кроме навязанного извне Долга. Зато теперь... Теперь двери твоей кладовой открыты для других сокровищ!.."
   Предлагаешь ограбить кого-нибудь?
   "Не надо понимать все слова так прямолинейно..." - притворно смутилась Мантия. - "Хотя, если учесть, насколько легковесен твой кошелек, ограбление может нам помочь быстрее всех прочих способов обзавестись деньгами..."
   Да, с монетами дело обстоит печально. Можно даже сказать, горестно и скорбно. Но моих сбережений хватит на переправу через реку, и надеюсь, все прошлые заботы согласятся остаться на покинутом берегу.
  
   ***
  
   На пристани было пусто. Ни один желающий путешествовать не топтался по дощатому настилу в ожидании посадки, да и сам паром отсутствовал в пределах досягаемости, только седоусый мужчина степенно раскуривал длинную трубку, добавляя в речной воздух горьковатую нотку дыма.
   - Подскажите, почтенный, когда паром отправится на тот берег?
   На меня посмотрели с некоторым сомнением, словно решая, стоит ли снисходить до разговора, но ответили:
   - Когда вернется к этому.
   - Не сомневаюсь, что иного способа не существует, но все же, точный час отплытия известен?
   Работник, а может быть, и хозяин паромного хозяйства выпустил из трубки несколько пегих колечек, то ли нарочно выдерживая паузу, то ли от природы обладая таким завидным качеством, как обстоятельность.
   Я ожидал услышать, что угодно, но то, что долетело до моего слуха, разбило в пух и прах все тщательно выстроенные планы совершить последний побег от себя самого:
   - Полдень третьего дня.
   - Но... Ведь еще даже не стемнело. Паром вполне успел бы вернуться и...
   Вместо ответа седоусый правой рукой указал на реку примерно в миле выше переправы. Сначала я решил, что таким образом мне советуют отправиться на другой берег вплавь, раз уж тороплюсь, но при более внимательном рассмотрении стала заметна полоска тумана, медленно ползущего над поверхностью воды вместе с течением, разве что чуть медленнее.
   - Это всего лишь туман.
   - Через час, не позже, он доберется до Элл-Тейна, и вы сами все увидите. Но как бы то ни было, до полудня третьего дня ни одна лодка не спустится на воду, даже если гребцу пообещают целую сотню "орлов".
   Меня так и подмывало спросить: "А две сотни помогут?", но раз уж мой собеседник упомянул именно такую сумму, стало быть, для него она была достаточной, чтобы совершить любое безрассудство, кроме... Переправы через туман.
   Вот ведь детские страхи! Неужели паромщик боится сбиться с курса? Здесь ведь не так уж и далеко.
   "Ты много переправлялся через реки?.."
   Достаточно. Эээ... Если честно... Ну, раз или два точно было. Это имеет значение?
   Мантия злорадно усмехнулась.
   "А ты никогда не замечал, что речные суда ходят только между пристанями, расположенными на одном и том же берегу? А если и доставляют людей на другой берег, то только пересаживая в лодки, нарочно с этой целью пришедшие за ними?.."
   Разве на одном и том же?
   "И не иначе..."
   Но... В самом деле, так? Не помню. Не обращал внимания.
   "А зря..."
   Ладно, хватит надо мной издеваться! Я, если вспомнить, чаще бывал в землях, где и рек-то днем с огнем не найти, так что все тонкости водных переправ никак не могу знать.
   "А все и не нужно. Довольно одной-единственной: река не любит пересечений..."
   Река или водяники, позволь уточнить?
   Мантия игриво качнула крыльями.
   "Признаешь право любить и ненавидеть только за тем, кто кажется тебе живым существом?.."
   Нууу... Такой ход вещей мне было бы проще всего понять.
   "Простота кроется вовсе не во внешней видимости, а во внутреннем содержании. Напомни мне, из чего состоит Гобелен?.."
   Из плоти драконов.
   "И сия плоть имеет возможность не только пребывать в состоянии неодушевленном, сиречь, природном, но и уплотняться, обращаясь в руководимую духом материю. Заметь, руководимую, а не наделенную... Впрочем, не буду забивать твою голову: довольно и тех знаний, что в ней уже имеются. Если говорить кратко, дракон может пребывать одновременно в двух проявлениях..."
   Разве только двух? А как же тогда...
   "Не обликах, а проявлениях, не путай! Это разные вещи. Облик - наносное, то, что могут увидеть глаза, проявление же, хотя и является изменением видимого пространства, в точности соответствует выражаемой сути. Пока обстоятельства того не требуют, дракон уделяет свое внимание всей плоти, от первой капельки до последней, а когда становится необходимым присутствие основной части сознания в определенном месте, появляется то, что ты обычно и видишь. Нити сгущаются, сплетаются между собой, выпускают ворсинки, уплотняя пространство. Только и всего..."
   Но тогда выходит, что дракон может перемещаться по миру мгновенно?
   "В пределах границ своей плоти - да. Собственно, он и так всегда находится в каждой точке отведенных ему мировых пределов. Заходя же на чужую территорию... Все зависит от настроения хозяина по отношению к гостю. Но как правило, препятствий друг другу никто не чинит..."
   Чтобы не отрезать себе самому возможность перемещаться по всему миру. Это звучит несколько трусливо и мелочно, но вполне понятно.
   "Договоренности не нужны только там, где ты одинок. А если в одном и том же месте появляются хотя бы двое, приходится или воевать, или заключать перемирие..."
   О, эту истину я уже хорошо выучил на собственном опыте! Потому и сбежал из Саэнны, а еще немногим раньше - из дома. Двое на одной пяди пространства. Двое, между которыми невозможен мир, потому что война уже начата, а стало быть, кто-то победит, кто-то будет побежден...
   Но причем здесь река?
   "Любая водная гладь - часть мира, а значит, и часть драконьей плоти, согласен? И каждой струе воды подарена частичка сознания, пусть крохотная и незаметная на первый взгляд, но собираясь в ручьи, а потом и в реки, вода обретает собственный разум..."
   Как горы, пустыни, поля, леса и все прочее. Почему же именно с водой связано столько страхов и странных обычаев?
   "Не только с ней, но с ней больше прочих, ведь она ни на миг не останавливает свое движение, что означает: за водой трудновато уследить даже дракону. А чем обычно занимаются дети, сбежавшие из-под присмотра родителей? Действуют в меру своего понимания поведения "взрослых". Копируют их..."
   По-твоему получается, что водяник и река - то же самое, что...
   "Два проявления дракона. Конечно, подделка не отличается виртуозностью, но основные свои качества сохраняет..."
   Значит, обитатели реки и она сама - единое целое, и когда я веду беседу с кем-то из водяных существ, я разговариваю все же с рекой?
   "Именно так. Но собственно, не это знание было целью моего объяснения... Главное, что ты должен усвоить: вода обладает своим собственным сознанием, пусть и неполноценным. По-своему она умеет и любить, и ненавидеть. А еще она умеет бояться..."
   Это звучит совсем уж диковинно!
   "Отнюдь. Любую связь между берегами река воспринимает, как покушение на ее жизнь и свободу..."
   А как же мосты? Их строят в великом множестве, и...
   "И каждую весну, когда сходит лед, река стремится избавиться от каменных или деревянных оков на своем теле..."
   Хорошо, с мостами все ясно, но лодки, паромы, корабли - чем они угрожают воде?
   "Тем же самым, соединением двух берегов. Вода очень хорошо запоминает, какое судно и откуда отправилось в плавание..."
   Подожди... Так вот почему многие стараются выходить из лодки прямо в воду? А я считал это всего лишь нетерпением, к примеру, желанием поскорее оказаться на твердой земле.
   "Так они обманывают воду. Притворяются, что не пересекали ее..."
   Но зачем?
   "Не хотят навлечь на себя гнев. Вода, знаешь ли, материя памятливая и при первой же подвернувшейся возможности ухитрится отомстить самым жестоким образом... О кораблях, ушедших на дно, я не буду рассказывать, уволь. О смытых в реки деревнях и городах - тоже. Но поверь, их было и будет еще очень много, потому что всегда найдутся люди, забывшие о силе воды или уверовавшие в собственную силу сверх всякой меры..."
   Я невольно посмотрел на речную пристань, вспоминая все остальные, которые мне приходилось посещать или проходить мимо.
   Значит, к одному берегу пристают только его "родные" корабли, а если нужно пересечь полосу воды, они остаются на рейде, вызывая лодки с другого берега... Забавное суеверие. Но что касается парома... Он же сейчас стоит, пришвартованный к тому берегу, верно?
   "Конечно, нет. Он стоит на якорях, ничем не соединенный с пристанью, а когда наступит время погрузки, будут перекинуты мостки. Строго говоря, паром нарочно после постройки выдерживается несколько лет на плаву над руслом, чтобы река привыкла к нему и перестала страшиться..."
   Но разве это не вызывает только лишние трудности?
   "Это вселяет спокойствие и уверенность в души людей. А за такие дары не грех и потрудиться лишнюю четверть часа..."
   А народное поверье? Мол, бегущая вода уничтожает магию? Теперь я понимаю, почему водный поток может оказаться непреодолимым препятствием, скажем, для погони, если она достаточно суеверна, но как быть с магическими построениями?
   "Точно так же. Ты же сам сказал: бегущая вода. Не стоячая, а именно бегущая. Не лужица или озерцо, а лишь та материя, что находится в движении... Что есть движение? Только не делай детских ошибок и не утверждай, что происходит перенос частей пространства с места на место ..."
   Движение есть колебание Прядей.
   "Правильно. А что происходит при колебании?.."
   Пряди приближаются друг к другу или отдаляются.
   "Теперь вспомни главное правило равновесия Гобелена..."
   Пространство всегда стремится сохранять свои свойства в неизменности.
   "В том числе и свойство накапливать и удерживать Силу..."
   То есть, получается, что как только в зону колебания Прядей попадает объект с повышенным содержанием Силы, возникает...
   "Взаимодействие, во время которого близрасположенные к объекту Пряди перетягивают на себя часть Силы. В свою очередь их соседки тоже начинают обмен энергиями так далее и тому подобное..."
   Хм. Удивительно просто.
   "Не забывай никогда: внутри любого явления все и всегда просто, иначе мир запутался бы сам в себе..."
   А что насчет тумана? Он-то чем может помешать парому?
   "Туман есть осаждение влаги, первоначально поднявшейся с водяной поверхности, но пребывавшей в воздухе достаточное время для того, чтобы утратить связь со своей родиной. Говоря мудреным языком, перенявший свойства иной стихии. Как сам думаешь, когда встречаются чужаки, где безопаснее находиться, между ними или в стороне?.."
   Можешь не продолжать, я понял. Когда вода висит в воздухе, опасность становится вдвое больше...
   Я оглянулся, чтобы посмотреть, насколько белесая полоска приблизилась к пристани, и удивленно присвистнул. Полупрозрачной кисеи больше не было: на городок надвигалась густая серебристо-молочная пелена. Не спорю, зрелище оказалось весьма завораживающим, но смотреть, как очертания деревьев, речных берегов и прибрежных построек растворяются в тумане, было бы не самым разумным времяпровождением. Как только пришелец с реки накроет городок, мои шансы найти ночлег уменьшатся во много раз, поэтому медлить нельзя. Но в какую сторону отправиться?
   В Элл-Тейн я вошел по западной дороге и, поскольку она на всем протяжении оставалась широкой и проезжей, а самое главное, привела меня прямиком к переправе, стало быть, она же являлась главной городской улицей. Чему учит меня многолетний опыт? На главных улицах гостевые дома обычно непомерно дороги, но свободное местечко найдется почти всегда, а на окраинах за постой возьмут втрое или вчетверо меньше, но как правило, тамошние ночлежки давно заняты более расторопными путешественниками. Итак, дорого или дешево, но рискованно?
   Хотя, если вспомнить дома, мимо которых я проходил... Почти с каждого из них приветливо распахивала свои крылья-ставни руна Тийги, обещающая приют. Что же получается? Этот городок у паромной переправы состоит из одних гостевых домов? Странно. Здешний тракт - не самый известный из торговых, так чем же живет Элл-Тейн?
   Пока я раздумывал над особенностями места, в котором очутился, туман успешно добрался до пристани, выполз на берег и лизнул мои сапоги. Все, ждать больше нечего и некогда, нужно действовать, и как можно скорее, а для этого лучше всего подойдет... Паутинка.
   Как мне показалось, сознание выскользнуло наружу даже охотнее, чем во все предыдущие мои попытки прощупать окружающее пространство, но я не стал придавать непривычному ощущению особого значения, сосредоточившись на натяжении ниточек. Так, в этом направлении слишком туго, здесь едва тронешь, раздается такой скрип, что зубы сводит, там чуть полегче, но зато вокруг слишком густо... Хм. А это что за мирный островок посреди бурлящей стихии? Наверное, просто чей-то дом, если в нем не ощущается суетливой толпы сознаний временных жильцов. Тихий и спокойный. Застывший? Нет, жизнь теплится. Такой бы меня устроил. Но пустят ли в него незнакомца, пришедшего с улицы, захваченной воинством тумана?
   Добравшись до искомой двери, я не поверил глазам: та же Тийги, похожая на распахнутое окно, красовалась на стене рядом со входом. И ни одного постояльца? Должно быть, гостевой дом закрыт, и мне снова не повезло. Но ладонь, ради любопытства толкнувшая дверную створку, встретила ровно то сопротивление, которое требуется петлям, чтобы повернуться под тяжестью деревянного щита: дверь открылась.
   ...никого и ничего, вот, что мне нужно, вот, что меня манит, влечет, притягивает... пустота, великая и безграничная... в нее способно вместиться все, что угодно, но выбраться наружу невозможно... безмолвие и остывающий пепел догоревшего костра...
   "И чего же ты ждешь?.." - ворчливо поинтересовалась Мантия, как будто зябла от холодных прикосновений тумана.
   А мне вовсе не холодно, даже наоборот: кажется, что под кожей плоть разгорелась больше, чем обычно. Наверное, все это от усталости. Но незримые влажные ладошки так хорошо успокаивают тот внутренний жар, что хочется оставаться на воздухе как можно дольше, хочется дышать, хочется...
   ...почувствовать себя свободным... в молочной пелене не видно ни стен, ни дверей, ни засовов, и можно думать, что их нет и за пределами тумана... я знаю, что это всего лишь наивная фантазия, но здесь и сейчас она почему-то представляется не глупой и бесполезной, а единственно возможной... отказаться от свободы... войти в дом... снова оказаться в западне границ и рамок... после того, как наконец-то почувствовал простор... невозможно...
   Предлагаешь войти? Не верю своим ушам! Та, что вечно предупреждает об опасности, кроющейся в каждой тени, готова толкнуть меня в мрачный проем, темной пастью разверзнувшийся перед...
   "И вовсе не темный!.."
   Верно. Из ранних сумерек, принесенных белой пеленой, выплыл огонек свечи, находящейся в руке мужчины, способного произвести какое угодно впечатление, но только не душегуба. И пусть говорят, что особенно жестокие насильники и убийцы всегда оказываются внешне крайне обаятельными людьми, у вышедшего ко мне навстречу человека в выражении лица присутствовало то, что никогда не было свойственно ни одному злодею. Усталость.
   А ведь я тоже еле-еле стою на ногах. Забавно, но так всегда бывает: пока не думаешь об отдыхе, можешь прошагать десятки миль без остановки, но стоит присесть на придорожный камень передохнуть, и спустя несколько минут понимаешь, что сил не осталось. Ни капельки. А свет свечи и теплое дыхание обитаемого дома так заманчиво уютны...
   - Добрых дней и мирных ночей вашему дому! Не откажете путнику в ночлеге?
   "Сколько раз можно напоминать: не подсказывай отрицательный ответ самим вопросом!.."
   Ты так боишься остаться на улице?
   "Я пекусь исключительно о твоем благе..."
   Не бойся. Все будет хорошо. Даже если меня вытолкают взашей, это произойдет... Как ты там говорила? Девственно и прекрасно в своей непредсказуемости.
   Мантия фыркнула.
   "Вот с "непредсказуемостью" ты попал впросак. Любое здравомыслящее существо скажет тебе, что после такого вопроса не может последовать ничего иного, кроме..."
   - В тумане, приползшем с Гнилого озера, грешно отказывать с ночлегом, будь просящий даже распоследним негодяем.
   Еще одна местная страшная сказка? Гнилое озеро? Нет, и не уговаривайте, на ночь не хочу узнавать ни малейших подробностей!
  
   ***
  
   Утро оказалось ничуть не уютнее вечера, потому что туман успешно спрятал за собой весь небесный свет, пропустив лишь малую часть солнечных лучей, по всей видимости, больше в издевку, нежели чтобы помогать отличать наступающий день от прошедшей ночи. Но запасливым хозяевам нестрашны никакие капризы природы: весь мой путь по коридору второго этажа и лестнице вниз отмечали не слишком ярко, но вполне убедительно горящие огоньки крошечных масляных ламп.
   - Не припомню, чтобы в других гостевых домах, где я бывал, так заботились о постояльцах.
   Дурацкое начало беседы, но удивление попросилось на волю, и я не счел необходимым сдерживать неожиданный порыв. Впрочем, хозяин ответил вежливо, с еле заметной ноткой вины в голосе:
   - Все услуги будут учтены в сумме оплаты.
   Ого. Плохая новость. Представляю, сколько он с меня тогда потребует! Будь здесь несколько постояльцев, плата за свет в переходах наверняка была бы поделена между всеми, а так... Права была Мантия: придется все-таки заняться небогоугодными делами. Например, убить хозяина, вот тогда постой обойдется мне совершенно бесплатно. Впрочем...
   ...убить... отнять жизнь... отнять годы... как долго живут люди?.. по меркам мира - ничтожные мгновения... вот он был, вот его не стало, но ничего не изменилось... как только об умершем сотрется последняя память, нити Гобелена перестанут колыхаться, вернувшись в изначальное состояние, все станет прежним, как будто человека и не было на свете... но я дам ему шанс... я слишком устал от принятия решений... надоело...
   Попробовать закончить дело миром? Хорошая идея. К тому же, не только звонкие монеты могут стать платой.
   - Почтенный хозяин, денежные средства, которыми я располагаю, слишком...
   - "Скудны"? - опередил меня собеседник, но даже не дождался утвердительного кивка с моей стороны: - Об этом я и хотел поговорить. Вернее, предложить вам небольшую сделку.
   Вот это поворот на всем скаку! Так недолго и из седла вылететь.
   - В чем она состоит?
   Мужчина посмотрел на меня искоса, словно прикидывая, достоин ли я доверия, и результат оказался удачным для меня, потому что беседа продолжилась:
   - Я беру за постой большую плату. Больше, чем во всех прочих гостевых домах города. Но если вы пообещаете молчать о моей уступке, скину с суммы половину.
   - Но...
   - Две трети.
   Похоже даже не на предложение, а на отчаянную просьбу остаться в стенах этого дома.
   - Зачем вам это нужно? Не могу поверить, чтобы торговец, продающий ночлег, действовал себе в убыток.
   - Не бойтесь, свою выгоду я не упущу.
   Понимаю, подробного описания причин, вынуждающих отказываться от большей доли выручки я из этих уст не услышу. И не нужно. Разве меня волнуют чужие беды? Правда, ради соблюдения правил торговли все же следует уточнить:
   - А если я не соглашусь и уйду?
   - Не стану вас удерживать. Всего лишь возьму полную плату за ночь.
   Слово "полную" прозвучало чуточку угрожающе. Или мне только показалось?
   Помню, старик Мерави, который, конечно, еще не был стариком во времена нашего знакомства, но мне казался таким же древним, как песок пустыни, предупреждал: никогда не вступай в сделку, если предложение следует только с одной стороны, тем более, когда эта сторона не твоя. Принимая чужие условия целиком и без изменений, ты не заключаешь торговый договор, а попадаешь в кабалу, ведь за любым договором всегда следят, каждый в оба глаза, Карун и Кейран. Именно поэтому в Южном Шеме, где правила Золотой охоты чтят со всей возможной старательностью, ни одна покупка не может состояться до тех пор, пока продавец и покупатель всласть не поторгуются друг с другом.
   Ночь я смогу оплатить, правда, не хотелось бы опустошать кошелек: кто знает, когда мне могут пригодиться монеты? Зато от одной вещицы бы избавился с удовольствием, почти с наслаждением, потому что свято верю в народную мудрость, утверждающую, что чем раньше убрать ненавистный предмет из поля зрения, тем быстрее память о нем выветрится из сердца.
   - Хорошая сделка. И хотя на нее у меня не хватит денег, не беда. Я тоже некогда приобрел дурную привычку торговаться и... У меня есть, что вам предложить.
   Кладу на хозяйский стол рядом с книгой записи постояльцев яркий сверток.
   - Что это такое?
   - Накидка. Такие носят на юге. В наших краях южный шелк редок, и ваша жена или дочь, думаю, будут рады обзавестись обновкой, которая по карману не всякому удачливому купцу.
   - Предлагаете купить?
   ...купить... продать... это целая память... это всего лишь память... пусть убирается на все четыре стороны, а если не захочет уйти по-хорошему, выгнать ее взашей... купить... продать... но тогда останутся монеты, запятнанные новыми воспоминаниями... нет, никакой продажи...
   - Взять вместо платы за ночлег. Вернее, за две ночи и три дня, потому что как только паром вернется, я уйду.
   "И все-таки, с головой у тебя не очень хорошо..." - с нажимом повторила свои опасения Мантия. - "За этот отрез шелка ты мог бы купить весь дом целиком..."
   Сейчас я меньше всего думаю о деньгах, драгоценная. Мне нужно...
   "Самоутвердиться, вот, что тебе нужно! Думаешь, избавишься от куска ткани, и сразу забудешь все обиды на Саэнну и ее обитателей?.."
   Ты как всегда попала в центр мишени. И не просто думаю. Убежден.
   Мантия предпочла промолчать, но и в установившейся тишине чувствовалось, насколько моя спутница разочарована.
   Хозяин нахмурил русые брови, в которых уже предательски проступала седина, и качнул головой:
   - Не смогу купить ваш шелк. У меня не хватит денег.
   - Почему купить? Вы не поняли, почтенный. Обменять. Вы даете мне крышу над головой, я даю вам накидку. Ну, может быть, еще попрошу немного еды.
   Он растерянно расширил глаза, чтобы тут же подозрительно их сузить:
   - Вас кто-то подослал? Чтобы разнюхать, как у меня идут дела?
   Эх, ну почему люди вечно любое доброе деяние поначалу принимают за нечто ужасное и смертоносное? Сам не желает признаваться, из-за чего навязывает незнакомцу сомнительную сделку, а когда я высказал в точности такое же по своей сути предложение, заподозрил неладное и вспылил. Впрочем, обстоятельнейший рассказ о происхождении шелковой вещицы и моего к ней отношения не потушил бы огонь настороженности, скорее наоборот.
   ...подослал... о, как ты ошибаешься... я не служу никому, я свободен, я наконец-то могу поступать, как мне угодно... я могу размазать по полу тебя и твои обвинения...
   Хочешь искренности? Пожалуйста.
   - Если бы мне надо было что-то разнюхать, я бы ушел, не дождавшись утра, потому что хватит и пары часов, чтобы понять: дела ваши не слишком хороши.
   Мужчина сжал кулаки, наивно полагая, что длинные рукава рубашки помешают мне заметить ощетинившиеся костяшками кисти натруженных рук.
   Мало? Могу добавить.
   - В вашем доме нет ни прислуги, ни постояльцев. По меньшей мере, половина, а то и все комнаты давно не топлены и не сушены, остов дома, того и гляди, начнет гнить изнутри. Я еще чего-то не заметил? Может быть. Но и увиденного достаточно. Вы разоряетесь или уже разорены. Угадал?
   Он бессильно опустился на стул.
   - А ведь вчера, пуская вас, я подумал, и на мгновение эта мысль принесла мне покой... Я подумал, что вы пришли по наши души, и все наконец-то закончится.
   - Души?
   Из тени дверного проема, ведущего в кухню, выступила невысокая фигурка. Девушка? Скорее, девочка. Настороженный взгляд, закушенная губа, тонкие пальчики, вцепившиеся в складки юбки.
   - Дочь. - Ответил хозяин на невысказанный мной вопрос.
   - Значит, вы приняли меня за...
   - Убийцу. И поверьте, вчера вечером я впервые закрывал глаза с надеждой.
   Потому что не ждал утреннего пробуждения. Что ж, и такое бывает. Но какие обстоятельства могли настолько одурманить разумного с виду человека, чтобы во мне он увидел наемного убийцу? Я почти оскорблен.
   - Не хотелось бы расспрашивать, и все же...
   Однако разговор пришлось прервать: чья-то ладонь, и судя по скрипу петель, намного сильнее моей, распахнула входную дверь.
   Они вошли молча, но вовсе не тихо. Глухой шелест кольчужных колец, прячущихся под форменными кафтанами, стук стальных набоек на каблуках, прерывисто-взволнованное дыхание одного человека и намечающаяся одышка второго, пропитанная приторным запахом чего-то горьковато-гнилостного.
   Совсем молодой парень, если свет свечей меня не обманывает, и мужчина постарше, переваливший в жизненном плавании за сорок лет. Бляхи, на цепочках свисающие с правого плеча каждого, жаль, не разобрать, что на них отчеканено. Нарочно выставленные напоказ короткие мечи в новеньких ножнах - оружие, излюбленное обитателями узких улочек и темных тупиков. Если сложить впечатления вместе, получается единственно возможный ответ. Служители закона и порядка? Наверняка. Представители противной стороны предпочитают скрывать признаки своей профессии.
   - Доброго дня, капитан! - хозяин гостевого дома поспешил привстать из-за стола, приветствуя нежданных посетителей. - Желаете получить комнату?
   - Комнаты будет мало, ты же знаешь, - одним дыханием произнес старший из вошедших с улицы мужчин, а затем продолжил громче, но с тем же недобрым холодком в голосе: - Как поживаешь, Тарквен? Все процветаешь?
   - Да вот, как раз принимаю постояльца. - Хозяин вновь сел на лавку и слегка подрагивающими руками пододвинул книгу записей к себе поближе, одновременно накрывая ею шелковый сверток.
   - И где же тебе удалось его отыскать?
   Капитан подвигал челюстями, что-то пережевывая, и гнилостный запах стал сильнее. Интересно, что за мерзость он жует?
   - Мой дом открыт для любого.
   - А этот любой знает, сколько ты берешь за постой?
   Стражник шагнул вперед, резко повернулся в мою сторону, чуть наклонился вперед, посмотрел на меня снизу вверх и повторил, обращаясь невесть к кому:
   - Знает?
   Похоже, меня угораздило попасть в переплет там, где трудно было усмотреть подвох. Противостояние властей и торгового люда - вещь старая, как само время, и нет никакого смысла оказываться между двух огней, но...
   ...ты думаешь, что меч на поясе равен по своей силе скипетру в руке властителей?.. думаешь, что вправе вмешиваться в дела других?.. я не принадлежу ни к твоим подчиненным, ни к чьим-либо еще, у меня нет хозяина, и ты им тоже не сможешь стать, как бы ни пытался... ты слишком ничтожен и не заслуживаешь даже отпора... ты всего лишь разряженная ярмарочная кукла в шутливом представлении, над которой все смеются... и я посмеюсь...
   Я свободен от обязательств и могу поступать так, как мне вздумается. Например, немного пошалить:
   - Мы сошлись в цене.
   Капитан, не ожидавший ответа, на целый вдох замер, внимательно изучая мое лицо мутно поблескивающим взглядом, потом выпрямился и повернулся ко мне спиной, бормоча:
   - Так-так... Постоялец, стало быть? Пусть будет постоялец. Только лучше, Тарквен... Лучше бы его не было. Для тебя так было бы лучше.
   - О чем вы говорите? - Хозяин гостевого дома приложил немало усилий, чтобы его голос прозвучал спокойно.
   - О чем может говорить стража между собой и с горожанами? Все о том же, все о том же... О законах и тех, кто преступает законы.
   Капитан прошелся по приемной зале, грузно опустился на лавку и махнул рукой своему молодому спутнику. Тот кашлянул, прочищая горло, и спросил, делая торжественную паузу чуть ли не после каждого слова:
   - Дуве Тарквен, прошедшей ночью вы выходили из дома?
   Хозяин гостевого дома ответил с запинкой, наверное, предчувствуя в скором будущем нечто неприятное:
   - Один раз. Все знают, что когда приходит туман с Гнилого озера, лучше не гулять по ночам. Я лишь обошел двор и принес вязанку дров.
   - Сколько времени вы были вне дома?
   - Четверть часа, больше не понадобилось.
   Капитан, до этого момента встречающий ответы седобрового Тарквена беззвучными улыбками, хмыкнул и поднялся на ноги:
   - Это верно, больше и не было нужно. Для умелых рук и пары минут хватит. Эх, была бы моя воля, сидеть бы тебе уже в подвале, ждать приговора...
   - Да что такое случилось?!
   Человека, стоящего на краю пропасти отчаяния, очень легко заставить сорваться, но чтобы хватило всего нескольких неясных намеков... Или стражник - мастер своего дела, или события, которые происходят в моем присутствии, имеют слишком длинную предысторию, чтобы я мог понять происходящее.
   - Ночью убили человека. Одного из них, тех самых. Ты ведь не любишь скотогонов, а Тарри? Перерезали горло, да не остановились. Его еще и оскопили. А ведь все знают, за что мужчин так наказывают... Ты ведь знаешь? Знаешь, Тарри?
   Хозяин гостевого дома побледнел так сильно, что и теплый желтый свет свечи не смог справиться с мертвенной белизной, растекшейся по лицу от морщинки к морщинке.
   - Я... Я никого не убивал.
   - Может и нет, а может и да. Все в руках божьих, Тарри. - Капитан встал, поправил перевязь и скучно зевнул: - Собирайся.
   - Но...
   - Дуве Тарквен, вы сейчас пойдете с нами, - дрожащим от волнения голосом объявил молодой стражник.
   Хм. Мне все равно, что натворил или мог натворить этот человек. Мне все равно, грешник он или праведник. Но фрэлл подери... Если его арестуют, я останусь без крыши на ближайшие дни!
   - И часто в Элл-Тейне люди умирают таким странным образом?
   Капитан даже не повернул головы в мою сторону, но соблаговолил огрызнуться:
   - Часто или редко, не проезжим об этом спрашивать.
   - Я ведь тоже провел ночь в этом доме, почтенный. И тоже мог выйти на улицу, к примеру, чтобы зарезать и оскопить пару-тройку ночных гуляк.
   Стражник шумно вздохнул и процедил, но без видимой угрозы, а скорее бесстрастно предупреждая:
   - Благодари богов, что я терпеливый человек. Но еще больше возблагодари их за то, что я человек справедливый. Вас можно было бы забрать обоих, одного объявив нанимателем, а второго убийцей. Вот только все знают: дуве Тарквену нечем заплатить наемнику, так что... Сиди тихо, парень, авось и останешься при своем.
   Нет, так не пойдет. Пока самые дикие предположения остаются в мыслях, они почти безвредны, но как только прозвучат, беды не оберешься. Капитан таки взял меня на заметку? Отлично. Просто превосходно. Осталась сущая малость: закрепить достигнутый успех. Имеется ли у меня все необходимое для этого? А как же. Но стоит ли сразу открывать главные козыри, даже если они сулят легкую и сокрушительную победу?
   ...у меня есть сила... много силы... оружие, не знающее поражений... так чего же я боюсь?.. тот, кто познал истинную свободу, должен забыть о страхе... какое мне дело до всех этих людишек?.. ложь или правда, нет никакой разницы, чем осчастливить существ, всю свою жизнь проводящих в ожидании смерти...
   Или я убираюсь отсюда восвояси, следующую ночь проводя далеко за границами городка, или действую в меру своих возможностей в полном соответствии с обстоятельствами. Многое ли я могу? Например, вот это:
   - Но ведь у вас нет ни свидетелей, ни доказательств, верно? Давайте кинем монету. Выпадет орел - я засвидетельствую вину хозяина и облегчу вам жизнь. Выпадет решка - вы не станете его забирать, пока не докажете вину сами.
   Конечно, он не смог отказаться от столь выгодной сделки. А кто смог бы? И Кейран подмигнул мне из сумрака за капитанской спиной.
   Я достал из кошелька единственную серебряную монету, которой располагал, взвесил "орла" на правой ладони, покатал в пальцах. Сейчас ты взлетишь, птичка, ненадолго и невысоко, но для четырех человек, затаивших дыхание в этой комнате, твой полет будет значить не меньше, чем восход солнца, потому что ты возвестишь будущее, благостное или мертворожденное. Что же касается меня...
   Подкидываю кругляшек к потолку, жду возвращения, и когда серебряный блик проносится мимо моего лица, хлопком складываю ладони вместе, ловя бесперую птаху, но укладывая монету не на тыльную сторону кисти, как это обычно делают все любители кидать жребий.
   - Ну как, желаете взглянуть?
   Капитан подался вперед, впиваясь взглядом в мои руки.
   Все готово, драгоценная?
   "Твой серебряный зверек как будто дремлет... Нет, все же отозвался! Теперь готово..."
   Отвожу правую ладонь в сторону, заодно убирая из поля видимости и "орла", но это уже не имеет никакого значения, потому что из ложбинки левой на стражников насмешливо смотрит знак Мастера.
  
   ***
  
   Монета катится по столу, но не сама собой, а под чутким присмотром моих пальцев. Туда. Сюда. Туда. Сюда.
   За каким фрэллом мне понадобилось ввязываться в чужую беду? Не понимаю. Собственно, не прошло нескольких вдохов с того мгновения, как причудливый серебряный узор растворился в ладони, и я пожалел о содеянном, очень сильно пожалел. Но отступать было и поздно, и глупо, тем более что во всех без исключения направленных на меня взглядах явственно читался невинный вопрос: "И что Мастер собирается делать дальше?" Разумеется, вести себя, как полагается облеченному властью, иного выхода нет.
   "Твое поведение следует считать неосторожным или нарочным?.." - поинтересовалась Мантия.
   Я и сам не знаю. Но пользоваться Знаком не собирался. Изначально не собирался.
   "Изменил намерение по ходу развития событий?.."
   Получается, да.
   "А разве что-то происходило?.."
   Понимаю неподдельное удивление Мантии, ведь ничего не было: ни вспышки света, ни дуновения ветерка, ни движения тел. Что же заставило меня передумать? Что заставило отказаться от обращения к Пустоте?
   Стойте-ка.
   Я в самом деле хотел воспользоваться ее разрушительной силой. Я думал об этом, склонялся к такому решению, почти принял его, и только в последний момент мои мысли поменяли направление. Устрашившись возможных последствий? Наверное. Но все произошло слишком быстро, почти без осознания, лишь моя плоть еле ощутимо, зато от пяток до макушки вздрогнула, вспомнив последнее свидание с Пустотой.
   Разум начал действовать вразрез с материей, составляющей тело? Ерунда. Бред. Наваждение какое-то. А чтобы стряхнуть с сознания липкие объятия опасных призраков, лучше всего заняться чем-нибудь привычным. Хотя бы попробовать послушать голос, хриплый, печальный, отчаявшийся, зато теплый и живой.
   Мне совсем не хочется знать, полученное знание обязательно потребует того или иного применения, вмешательства в существующую реальность, траты сил, напряжения мыслей, все это некстати, когда требуется покой, а не действие, но... Если уж назвался грибом, будь любезен занять место в корзинке.
   - Расскажите мне свою историю.
   Хозяин гостевого дома хмуро спросил:
   - Зачем?
   - Затем, что убийца должен быть найден.
   - А если я и есть убийца? Неужели трудно в это поверить? Вон, стража верит с радостью.
   Мы все с радостью верим в том, во что нам приятно верить. А уж если одновременно с верой наши носы уловят пьянящий аромат выгоды, разубедить нас становится попросту невозможно.
   - А я не верю. Нет у меня в подобных делах столь богатого опыта, как у городской стражи.
   - И Мастером вас назначили в подарок к празднику?
   Шутит, хоть и горько? Замечательно. Значит, разговор налаживается.
   - Скорее, в наказание. И не к празднику, а в самый обычный день, но речь не обо мне. Расскажите все, что... Что захотите.
   Его глаза напряженно застыли.
   - А если я умолчу о самом важном?
   - Это ваше право.
   - Тогда меня осудят за убийство?
   - Осудят того, кто убил, а вы... - Я крутанул монету, подождал, пока она замедлит вращение и ляжет на стол, "орлом" кверху. - Знаете, вряд ли человек, который перед отходом ко сну думал о собственной смерти, как об избавлении от страданий, спустя несколько часов отправится лишать жизни другого человека. Или то, или другое, но не все сразу.
   Тарквен растерянно кивнул:
   - Ах да, вы же слышали... Я же сам вам сказал...
   - Считаете, малый повод для оправдания?
   - А вы не сомневаетесь, что стража примет эти слова в качестве доказательства?
   Честно говоря, меньше всего я думаю о мнении на сей счет кого бы то ни было. Если вспомнить полученный ранее опыт, появляется твердая уверенность во влиятельности и весомости любого слова из уст Мастера. Я мог бы попросту приказать страже отпустить подозреваемого на все четыре стороны, и мое требование было бы исполнено. Со всеми вытекающими последствиями ответственности, разумеется. Но одно дело отвечать за злодеяния отпущенного на свободу преступника и совсем другое испытывать угрызения совести за то, что не нашел настоящего виновника смертей. Мастерство обязывает, как говорится.
   - Боги с ней, со стражей. Я признаю вас невиновным, и мне этого достаточно. Но убийца должен быть найден, а потому... Жду ваш рассказ.
   Хозяин гостевого дома опустил голову, по всей видимости, собирая разрозненные воспоминания в кулак, и негромко заговорил:
   - У меня была жена. Наверное, и сейчас есть, только не знаю, где она и что с ней. Была... Мы содержим гостевой дом уже десять лет, здесь проходное место, постояльцев всегда много, и можно если не разбогатеть, то уж не бедствовать. Но год назад моя Мелла... Ушла от меня.
   - К другому мужчине?
   - Да. - Он сглотнул горечь, накопившуюся в сердце и ненароком выплеснувшуюся на язык. - Я знаю, что не красавец и не богач, но мы любили друг друга, с самой юности любили, я не смотрел на других женщин, она не смотрела на других мужчин, пока... Да, это произошло почти год назад, перед таким же туманным тридневьем. Тот парень поселился в нашем доме, но не ухлестывал за моей женой, даже не говорил слов... ну вы знаете, тех слов, что мужчины всегда говорят красивым женщинам. А может, и я, слепец, ничего не замечал... Потом он ушел, и вместе с ним исчезла моя жена. Паромщик после рассказал мне, что они вместе переправлялись за реку, и Мелла смотрела на того парня, не отрывая взгляда.
   Грустная история, спорить не стану, правда, ничего необычного в ней нет и быть не может. Думаю, любая деревенька, не говоря уже о большом городе, может похвастать такими трагедиями в огромном количестве. Но это ведь только начало?
   - Вы пробовали искать?
   - Я слишком поздно узнал, перед самым туманом. А через три дня их следы уже остыли, и ни одна "ищейка" не взялась бы за работу, сколько бы денег я ни предложил. Да и денег-то было... А скоро стало еще меньше.
   - Почему?
   Он посмотрел в сторону, за круг, очерченный светом свечи, туда, где судорожно сплетались друг с другом тени.
   - Я перестал пускать в свой дом скотогонов. Я просто не мог их видеть, боялся, что не сдержусь и начну вымещать злость на безвинных людях.
   - У вас такой крутой нрав?
   - Я готов был убивать. - Тарквен впервые за время разговора показал мне свои глаза, опустошенные, но далеко не пустые. - Если бы я нашел тогда того парня, убил бы. Не верите?
   - Верю. А сейчас?
   - Что сейчас?
   - Убили бы?
   Он предпринял попытку улыбнуться:
   - Я устал злиться.
   Тоже верно. Мне, к примеру, не удается по-настоящему злиться на кого-то или на что-то дольше, чем пару дней, правда, по совсем иной причине. Лениво.
   - Итак, вы перестали давать приют скотогонам. И?
   - И начал разоряться.
   - Почему?
   - Видно, вы не знаете, что за город Элл-Тейн... - Тарквен вздохнул свободнее, избавившись от груза тяжелых воспоминаний, и сменил тон с горестного на приятельский. - Здесь каждые три месяца собираются сотни молодых парней, ищущих заработка, и вербовщики с северных земель. Да, с тех самых, где пасутся стада пуховых коз. У тамошних землевладельцев своих работников немного, вот они и нанимают людей со всего Шема, кто только пожелает, а больше трех месяцев на севере никто и не держится, говорят, слишком суровая жизнь. Зато возвращаются с деньгами, потому что платят за коз щедро. Возвращаются, по пути опять навещая Элл-Тейн, заодно и новичкам рассказывают, что их ожидает впереди.
   - Значит, город почти никогда не пустует?
   - Случаются спокойные недели, но не так уж часто.
   Если все рассказанное правдиво, гостевой дом в этом городке - завидное хозяйство, на которое может найтись множество желающих.
   - А когда ваша злость улеглась, почему вы снова не начали...
   - Обо мне уже пошла дурная слава, - усмехнулся Тарквен. - Начали поговаривать, что я ненавижу всех скотогонов, рассказывали о моей беде, отговаривали людей приходить ко мне, наверное, даже пугали, что я способен на душегубство. Точно не знаю, но мой дом все обходят стороной. Я удивился, когда увидел вас на пороге.
   - И подумали, что никто кроме наемного убийцы не мог к вам прийти. А почему, собственно? Кто-то желает вам смерти?
   Он задумался, потирая щеку:
   - Может, и желают. Меня уже многие просили продать дом, но я не согласился.
   - Почему же? Это избавило бы вас от трудностей.
   - Я не могу. - Хозяин гостевого дома твердо выставил вперед подбородок. - Мелла... Вдруг она захочет вернуться? Я жду ее.
   Вот и не знаешь, восхититься преданностью обманутого и покинутого мужа или посмеяться над его глупостью. Вернется? А с чего бы ей это делать? Если она счастлива с новым избранником, то ее имя можно навсегда вычеркнуть из памяти. Если несчастна... Тогда ее будет вечно мучить мысль о совершенной ошибке, и дней прежнего счастья тоже не наступит. А уж если она польстилась на деньги...
   - Тот парень, с которым ушла ваша жена, он тоже хвалился заработанными монетами?
   Тарквен растерянно качнул головой:
   - Нет, у него при себе ничего не было.
   - Значит, только собирался на заработки? Но зачем тогда ехать вместе с женщиной, если жизнь на севере сурова, и тем более, если скотогонов вербуют всего на три месяца? Если уж женщина влюбилась, она вполне могла бы подождать, пока возлюбленный вернется, да еще и с деньгами.
   - А ведь вы правы... - Хозяин гостевого дома наморщил лоб. - Это было бы и разумнее, и выгоднее, ведь Мелла ничего с собой не взяла, ни одной монетки.
   Итак, деньги тут ни причем. Хотя, если попробовать рассудить здраво, могла ли жена хозяина гостевого дома польстится на посулы прохожего незнакомца, пусть и с набитым кошелем? Монеты, как люди, приходят, а потом уходят, и если не пускать их в дело, можно каждый год пастушонком гонять на севере коз. Женщине же нужно что-то основательное, внушающее уверенность. Нужен дом. А хозяйка дома все равно, что комендант крепости: держит оборону до последнего, и это я слишком хорошо изучил еще на примере моей драгоценной сестры.
   Что-то я еще упускаю, что-то очень важное. Они переправились через реку перед самым туманом. Им повезло больше, чем мне, но если бы они вчера, к примеру, попробовали сбежать, то... Должны были оказаться на восточном берегу. Вот только оттуда дорога идет на юг, а не на север.
   - Скажите, паром здесь ходит всегда одинаково?
   - Как вас понять?
   - Уходит в одно и то же время к одному и тому же берегу?
   - Да, пожалуй. Перед туманом он всегда встает с той стороны реки, потому что там русло помельче.
   Любопытная картинка, не правда ли? Приходит незнакомец, несколько дней живет в гостевом доме, очаровывает жену хозяина, уводит с собой, но неизвестно, куда, потому что он и не собирался на северные пастбища, и не возвращался с них. Так был ли он вообще скотогоном? Конечно, мой вывод уже ничем не сможет помочь дуве Тарквену, слишком уж я запоздал, но огласить его все же нужно:
   - И с чего вы ополчились на скотогонов? Тот человек был кем-то другим. При нем не было денег, и он отправился на юг, а не на север.
   Хозяин гостевого дома опешил, вслушавшись в мои слова, и мне даже стало немного стыдно собственной привычки сообщать людям неприятные известия.
   - И как я не подумал... Столько времени сам себя разорял, а выходит, даже злился не на того, на кого был должен. Но тогда... - В глазах Тарквена задрожали слезы. - Тогда... Я больше никогда ее не увижу? Ведь это мог быть один из "ловчих"...
   Что же я наделал! Вместо того чтобы успокоить человека, может быть, даже внушить крохотную надежду на лучшее, разбил все на мельчайшие осколки. Попытаться склеить хоть одну горсточку?
   - Почему вы заговорили о "ловчих"? Ваша жена была поразительной красавицей? Чаще всего крадут красивых и юных женщин. Неужели...
   - Она очень хороша. Если бы ее видели! - горячо возразил мне хозяин. - И выглядела очень молодо, ее всегда принимали за старшую сестру собственной дочери!
   Безнадежно. Он был готов умереть в разоренном доме, но до последнего мгновения ждать возвращения жены, а теперь, уверовав в самый худший исход событий, сгинул в океане горя, потому что последний швартов, удерживавший судно надежды у пристани, лопнул.
   - Но все и к лучшему. - Тарквен встал, слегка пошатываясь, зато взгляд мужчины наполнялся уверенностью с каждым вдохом. - Я пойду и признаю, что убил того человека.
   - Зачем?
   - Чтобы меня помнили, как мужчину, отомстившего за свой позор, а не как жалкого труса, сидевшего на одном месте и ждавшего чуда.
   Ой-ой-ой. Он что, с ума сошел? Ну зачем же так быстро и в моем присутствии?! Я ведь хотел ему помочь.
   "Может быть, такая смерть и станет для него единственно необходимой помощью?.." - насмешливо предположила Мантия.
   Может быть. Но не от моей руки и не с моего попустительства.
   Хозяина гостевого дома я догнал уже у самой двери. Ни времени, ни желания продолжать уговоры больше не было, поэтому кончики моих пальцев, коснувшиеся висков мужчины, лизнули Кружево его разума язычками Пустоты, осталось только подхватить оседающее на пол тело и сказать девочке, испуганно наблюдающей за всем происходящим:
   - Милая, твой батюшка очень устал. Ему нужно полежать в своей комнате и поспать, крепко-крепко. А ты постереги его сон, хорошо?
  
   ***
  
   Первый же вдох за порогом гостевого дома заполнил мое горло вязким молоком тумана. Прохлада, ощутимо сладковатая и слегка пощипывающая язык. Ее не хочется выплюнуть, но и проглотить невозможно, наоборот, возникает необъяснимое желание остановить время и задержать дыхание, чтобы странная пьянящая радость оставалась с тобой, как можно дольше, потому что одурманенному сознанию легко принять любой вынесенный судьбой приговор...
   - Вы сделали все, что хотели? - спросил капитан, нос к носу с которым я столкнулся на третьем шаге.
   - Пожалуй.
   От Тарквена мне требовался всего лишь рассказ, а вот что нужно от меня стражнику:
   - Вы ждали меня здесь? Зачем?
   - Чтобы вы не заблудились. Или скажете, сами нашли бы дорогу в караулку?
   ...нашел бы... не нашел бы... какая, в сущности, разница?.. лучше вечно оставаться в этой непроглядной пелене, ведь здесь даже не придется надевать маску, потому что лица и деяния надежно скрывает под собой вуаль тумана...
   Что за мысли лезут мне в голову? Они принадлежат мне, вне всякого сомнения, но какая-то непонятная и притом крайне могущественная сила искажает плоды труда моего сознания сильнее, чем кривое зеркало. Откуда взялось это наваждение? В нем нет магических следов, иначе я попросту ничего не заметил бы. Но если мне становится жутковато и неуютно, что же должны чувствовать люди вокруг меня?
   С вновь образовавшейся развилки есть два пути: оставить свои страхи и размышления при себе или сделать их достоянием окружающих. Что выбрать, героическое молчание или трусливые, зато полезные расспросы? Думаю, решение очевидно.
   - Капитан, я хочу задать вам один вопрос. Может быть, он покажется вам нелепым, но все же... Вы сейчас не ощущаете ничего необычного?
   Стражник хохотнул, тем самым косвенно подтвердив справедливость моих опасений, но на всякий случай следовало уточнить:
   - В происходящем есть что-то смешное?
   - Браво! - Он сделал несколько тихих хлопков ладонями. - Я слышал много россказней о Мастерах, но признаться, не особо всему верил. А теперь вижу, что толика правды в тех чудесных историях имеется.
   - Чем вам не угодили Мастера?
   - Тем же, чем и всему прочему люду. Тем, что стоят в стороне от многих. - В голосе капитана не слышалось враждебности или зависти, лишь скука. - Но одно дело видеть чужие восторги, и совсем другое самому измерить глубину ущелья между нами.
   Не понимаю. Я не сказал и не сделал ничего замечательного, по крайней мере, так мне думается, что же имеет в виду мой собеседник?
   - Вы ответите на вопрос?
   - Как пожелаете. - Стражник отвесил поклон, в котором не угадывалось и тени шутливости. - Сейчас со всеми, кто находится в границах Элл-Тейна, происходят всякие странности. И виной всему то, что вы видите перед собой.
   Он провел рукой по белой пелене.
   - Туман?
   - Каждый раз, когда он накрывает город, люди начинают думать о том, что раньше не приходило им в голову.
   Или приходило, но не подавало громкого голоса, а лишь невнятно шептало в уголках сознания.
   - Например, об убийстве?
   Капитан кивнул:
   - И об убийстве. Старожилы стараются вообще не выходить на улицу, пока не истечет тридневье тумана с Гнилого озера. Если сидеть по домам, не высовывая носа даже в окна, можно уберечься от беды.
   И надеяться, что холодное дыхание тумана не доберется до тебя сквозь многочисленные щели... Возможно, это помогает. Но вряд ли все горожане могут позволить себе спрятаться за закрытыми дверьми.
   - А вы? Вы же не сидите взаперти, как я погляжу?
   - За порядком всегда кто-то должен следить. Да и смолка помогает.
   Стражник вынул из кисета, висящего на поясе, темно-желтый полупрозрачный комочек и протянул мне.
   - Желаете попробовать?
   Если это поможет избавить голову от хаоса не подчиняющихся мыслей? Непременно!
   На вкус предложенное целебное средство оказалось гораздо приятнее, чем на запах: почти пресное, с легким оттенком травяной горечи. После первых же движений челюстями показалось, что слюна стала слишком вязкой и густой, почти неподдающейся сглатыванию, но свое дело смолка сделала. Голова прояснилась настолько, что захотелось бежать из сумасшедшего городка куда подальше, и не медля ни минуты.
   - А другие горожане знают, как спасаться от дурных мыслей?
   - Многие знают, - подтвердил капитан. - Только не жуют эту пакость.
   - Почему?
   - Потому что после нее долго мучишься жаждой.
   Значит, смолка отбирает у тела влагу, в том числе и ту, что поступает вместе с дыханием? Интересное свойство. Ты слышала о таком, драгоценная?
   "Когда-то давно, а может, совсем недавно... Есть много способов избавляться от избытков влаги в теле, любой мало-мальски хороший лекарь приготовит тебе отвар нужного свойства, но конечно, какие-то средства будут сильнее, какие-то слабее. То, чем угостили тебя, явно было выпарено из уваренной смеси древесных и травяных соков, причем не слишком очищенных, но похоже, действует, как нужно..."
   Да, я доволен. По крайней мере, в голове больше нет никакого дурацкого беспорядка, и надоедливый хор умолк.
   "Хор?.."
   Ну да. Со вчерашнего вечера у меня постоянно возникало ощущение, что в сознании звучит несколько десятков голосов, каждый из которых говорит о чем-то своем, но самое мерзкое начиналось, когда они в какой-то момент вдруг находили общую тему. Можно было оглохнуть. Зато теперь думать стало намного легче.
   - Благодарю за помощь.
   - Какая уж помощь! - усмехнулся капитан. - Через пару дней не только "спасибо" не скажете, а проклянете до седьмого колена.
   Пугающая перспектива, но раз уж штаны все равно закатаны и первый шаг в воду сделан, остается пройти брод до конца.
   - Хорошо, подожду с благодарностями, а пока вернемся к делам. Почему вы объявили убийцей хозяина гостевого дома?
   - Он подходит на это место не хуже прочих.
   - То есть, у вас нет уверенности в его вине?
   Капитан жестом предложил мне следовать за ним, и видимо, когда мы достаточно удалились от ближайшей стены, ответил:
   - Мне плевать, кто на самом деле убил скотогона.
   Вот так-так. Хочется скривиться и сплюнуть, как будто куснул незрелое яблоко.
   - Не красящие вас речи.
   - Я служу в городской страже уже девятнадцать лет, через год меня отправят в отставку, и нужно будет искать средства для пропитания, а Тарри делает все для того, чтобы сгноить свое хозяйство. Даже о дочери не думает. А если его повесят за убийство, дом пойдет на продажу и... Скрывать не стану: собираюсь прикупить и обосноваться в нем после отставки. Через этот город всегда проезжает много людей, и уж на мой век постояльцев хватит.
   Честное... нет, не признание. Он же не оправдывается и не бахвалится, а просто говорит, что думает. Принять сторону стражника трудно, но и осудить не получается. Гостевой дом, и правда, еле-еле дышит, может быть, доживает последние месяцы, а хозяин из одного только упрямства остается в городке, все глубже и глубже увязая в трясине безысходности. Он ведь уже не думает об отъезде, потому что за ветшающее хозяйство никто не даст хорошую цену. Он сидит в пустом сыром доме, и ждет исполнения несбыточного желания. Вернее, ждал до сегодняшнего дня.
   Обрадовать стражника новостью, что дуве Тарквен хочет признать свою вину? Нет, пожалуй, не буду торопить события, они сами знают, когда произойти.
   - Почему вы все это мне рассказали?
   - Умные люди говорят, что с Мастером не нужно лукавить. Если вы почуяли неладное в воздухе всего лишь после нескольких часов знакомства с туманом, то угадать мои корыстные намерения вам и вовсе не составило бы труда.
   Эх, капитан... Ты хоть и утверждаешь, что никогда не верил чужим рассказам о Мастерах, но в глубине души так и остался ребенком, готовым раскрыться навстречу чудесам мира. Вряд ли твое желание обзавестись доходом на старости лет было для кого-то секретом, ты выбрал жертву и терпеливо выжидал удобный случай захлопнуть капкан. Ты не стыдишься своих деяний, это верно. Но все же торопишься о них рассказать, и кому? Человеку, который через несколько дней уйдет восвояси. Человеку, который, по твоему разумению, может очень многое, но не станет ничего делать, если только... Его нарочно не попросят о помощи.
   - Вы честный человек.
   - А зачем обманывать? Тарри ведь наверняка просил у вас защиты и понарассказал обо мне всякого.
   Значит, капитан все же немного трусил? Хотя, можно ли считать трусостью стремление самому признаться в неблагих поступках, не дожидаясь, пока в роли осведомителя выступит людская молва?
   - Я не собираюсь его защищать.
   Стражник удивленно замедлил шаг.
   - Но... Он же не хочет, чтобы его...
   - Повесили? Как раз хочет.
   - Хочет?!
   Мне думалось, что следующими словами капитана должно стать оскорбленное: "И вы молчали?!", но мой провожатый смог перебороть прилив смешанных чувств и промолчать.
   - Судя по всему, дуве Тарквен устал ждать возвращения супруги и желает поскорее закончить свое существование.
   - Вот ведь как бывает... Я и не думал, что мне под конец жизни все же повезет.
   Конечно. Признание хозяина гостевого дома открывает перед капитаном большое будущее. Но мне такое будущее, пусть и чужое, не нравится. Совсем.
   - А вам не кажется, что было бы нечестно казнить невиновного, оставив настоящего убийцу безнаказанным?
   Стражник возмущенно фыркнул, но далее последовала не долгая и страстная речь об установлении справедливости и исполнении законов, а нечто совершенно неожиданное:
   - Не надо, не стыдите лишний раз. Я все понял. Вы хотите защитить вовсе не Тарри. Вы хотите защитить меня.
   И в мыслях не было! Да и от чего я могу уберечь капитана городской стражи? Разве что от мук совести, которые непременно его настигнут рано или поздно. Но если к тому времени гостевое хозяйство расцветет пышным цветом, а по двору будут бегать ребятишки, разве не стоит это душевных мучений?
   - Капитан...
   - А знаете, я ведь едва не сорвался. И смолка не спасла бы. Услышать, что Тарри самолично готов подставить шею в петлю, и не броситься мылить веревку... Почему я остался здесь с вами, а Мастер? Почему устоял перед соблазном?
   Потому что ты, в сущности, хороший человек, даже если придерживаешься другого о себе мнения. Потому что тебе искренне жаль видеть, как разрушается то, что могло бы приносить доход, причем разрушается не по каким-то серьезным причинам, а по дурости отчаявшегося влюбленного. Потому что тебе нужна победа, но не такой ценой.
   Но Всеблагая Мать, как же мерзко я себя чувствую!
   "Ты чем-то недоволен? Разве все не идет замечательно?.."
   Идет. И нам пора идти, пока не продрогли до костей в этой слепой пелене.
   - Когда-нибудь вы сами ответите на свой вопрос, капитан. А сегодня... Может, все-таки попробуем найти настоящего убийцу?
  
   ***
  
   Мертвое тело лежало там, где его нашли, окоченевшее и мокрое частично от крови, частично от тумана, при соприкосновении с любой поверхностью превращающегося в мелкие водяные капли.
   - Что о нем известно?
   Капитан пожал плечами:
   - Немного. Такой же скотогон, как и все прочие.
   - Но вы можете установить, он хотя бы отправлялся на север или возвращался?
   - Это имеет значение?
   Понимаю, никто и не собирался расследовать совершенное душегубство, если бы не мое нелепое вмешательство. Но раз уж так получилось, надо попробовать сделать все по правилам.
   - Во втором случае его могли бы убить из-за денег.
   - Верно. - Стражник перешагнул через мертвеца, чтобы оказаться рядом со мной. - Но у этого денег при себе не было. Гол, как сокол, что называется.
   - Только собирался на заработки?
   - Да.
   Зачем кому-то понадобилось убивать бедняка? Зачем вообще люди убивают друг друга? Затем, что видят в себе подобных препятствие, мешающее получить деньги, власть или любовь, а иногда убивают для того, чтобы потешиться или утешиться. Молодой скотогон украл чью-то возлюбленную, жену или дочь? Узнал что-то тайное, помогающее обрести власть над другими? Помешал кому-то стать обладателем звонких монет?
   Вероятен каждый из трех путей, способных привести к насильственной смерти. И чтобы выяснить, по какому из них шли убийца и убитый, нужно и самим пройтись по тем истоптанным дорогам.
   - Он уже успел завербоваться?
   - Кажется, да. - Капитан повернулся к своему молодому напарнику: - Приведи того лысого, с которым мы говорили.
   Я измерил лежащее тело шагами, наклонился посмотреть на разрез, криво проходящий по горлу.
   - Да-да, знаю, что вы скажете! - поморщился стражник. - Убийца был высокого роста. Тарри, если бы попытался проделать то же самое, скосил бы нож совсем в другую сторону.
   - Зачем вообще было так резать? Ударил бы в живот, в бок, да куда угодно, благо в тумане можно незаметно подойти с любой стороны.
   - Может, боялся запачкаться, потому и зашел со спины.
   Интересная идея. Но обычно боишься испачкать одежду лишь в нескольких случаях. Если она дорога и красива или если она у тебя... единственная. Ведь что может быть проще заняться, чем стиркой, надев другую смену. А наш убийца стирать не хотел. Или не мог, потому что иначе остался бы голым ждать, пока постиранное высохнет.
   О боязни крови не стоит даже заикаться: если человек не выносит вида и запаха красного сиропа, вытекающего из ран, он пользуется совсем другими способами лишения жизни.
   - У каждого горожанина ведь не одна смена одежды на весь год?
   - К чему вы клоните? - заинтересовался капитан, перестав пережевывать смолку.
   - Если убийца боялся запачкаться, значит, у него не было запасной одежды. Иначе он мог выстирать, закопать или сжечь, то бишь, переодеться и спокойно уничтожить следы крови.
   - Похоже, что так.
   - Думаю, он не здешний, но попытался все обставить, как месть, значит, успел наслушаться рассказов про дуве Тарквена и его сбежавшую жену. Два-три дня хватит, чтобы ознакомиться со всеми городскими сплетнями?
   - За глаза и за уши.
   - Он, скорее всего, появился в городе недавно. Он небогат, у него нет даже смены одежды. Кто подходит под такое описание?
   - Любой из скотогонов, отправляющихся на заработки, - подытожил стражник. - Осталось только понять, зачем ему понадобилось убивать.
   Причем убивать такого же бедолагу, как и он сам.
   - Разве мы не обо всем уже поговорили, капитан? - спросил вынырнувший из тумана лысоватый мужчина крепких пропорций и брезгливо стряхнул капельки воды, осевшие на меховой оторочке плаща.
   - Есть еще несколько вопросов.
   Пришелец посмотрел на меня с некоторым удивлением, перевел взгляд на стражника, словно спрашивая, а по какому праву некто неизвестный собирается его допрашивать, но встретив в ответном взгляде бесстрастное предложение соблюдать предложенные правила игры, сменил недовольство на подобострастие, всем видом показывая, что готов содействовать.
   - Вы один из вербовщиков, не так ли?
   - Совершенно верно, дуве. Причем, смею заверить, далеко не один из. Я вербую самых достойных парней, потому что мой хозяин платит дорого, пусть и строго спрашивает за каждую монету.
   - Хотите сказать, что берете не всякого?
   - При таком богатстве выбора, как в Элл-Тейне, я могу себе это позволить, - гордо заявил вербовщик.
   - И многих вы уже отобрали?
   - По чести сказать, всех, сколькие были нужны. Вот этот... - Лысина качнулась, обозначая кивок в сторону мертвеца. - Он был последним из отобранных, но теперь его место, конечно, освободилось.
   - Будете искать нового?
   - Зачем? У меня уже есть парень на примете. Вчера я как раз выбирал между ним и тем, кто сейчас лежит здесь.
   Интересный факт. Соперничество за право пасти коз? Очень возможно.
   - А почему выбрали именно этого?
   Вербовщик на минуту задумался.
   - Второй показался мне каким-то... слишком горячившимся. Уж больно хотел попасть именно ко мне, кажется, сильно расстроился, едва ли не до слез, когда я ему отказал. Ну да ничего, зато сегодня у парня удачный день!
   - Поспешите его обрадовать?
   - Почему бы и нет?
   Шансом взглянуть на возможного убийцу не стоит пренебрегать:
   - Позволите пойти с вами?
   Глаза лысоватого подозрительно сощурились, словно он почувствовал какой-то подвох, но отказывать городской страже, особенно когда просят вежливо и невинно, станет только очень отчаянный человек, а вербовщик таковым не являлся.
   - Как пожелаете, дуве.
   Гостевой дом, в котором происходила вербовка, обнаружился неподалеку, можно сказать, в нескольких шагах от места убийства, и в отличие от хозяйства дуве Тарквена, кипел жизнью. По меньшей мере, с десяток дюжих парней толкалось у стойки, на которой разливали эль в счет будущего заработка, как объяснил мне капитан. Каждый из скотогонов, отправляющихся на север, если не имеет при себе денег, оставляет долговую расписку с обязательством оплатить все расходы, когда будет возвращаться обратно. И платит непременно, потому что если его имя попадает в список обманщиков, ни один вербовщик уже не наймет такого парня. То бишь, хочешь надуть - надувай, но только один-единственный раз, если тебе больше не нужна хорошая работа.
   Не успел лысоватый скинуть потемневший от влаги плащ на руки прислуги, расположиться за столом и достать из сумки книгу с записями о нанятых работниках, к нему подошел тот самый вчерашний неудачник.
   Высокий, на костях мяса не слишком много, но по движениям понятно, что парень жилистый и сноровистый. Одет, похоже, во все самое лучшее, что у него было, и это еще один камешек на чашу весов обвинения, потому что грешно было бы пачкать кровью рубаху с такой красивой вышивкой. Лицо незапоминающееся, но не отторгающее взгляд, вот только... Мне кажется, или черты это парня неуловимо подрагивают, все разом?
   - Дуве... - Его голос звучал не слишком твердо, зато взгляд почти пылал. - Я слышал, что ночью убили человека.
   - Все слышали, - кивнул вербовщик.
   - Это ведь был тот, которого вы взяли вперед меня?
   - Да.
   - Значит, место освободилось?
   - Разумеется, освободилось. К чему мне мертвецы? Они же не могут ходить за скотом.
   - Так я могу его занять? Вы ведь говорили, что я вам тоже подхожу.
   С каждым новым ответом явственно крепла уверенность парня то ли в собственных возможностях, то ли в неколебимости прекрасной и богатой судьбы, соблазнительно улыбающейся из тумана будущего. Или просто из тумана.
   - Говорил, и от своих слов не отказываюсь.
   - Так я... принят?
   Интересно, он понимает, что так сильно напирая сейчас, вызывает лишь подозрение и ничего более? Вот и вербовщик вместо того, чтобы ответить утвердительно, почему-то тянет время. Чувствует неладное? Немигающий взгляд и дрожащие веки... Странное сочетание. Пугающее.
   Слишком горячий? Сейчас проверим.
   Склоняюсь над столом:
   - И много денег можно у вас получить за три месяца?
   - По десять "орлов" в месяц, если будешь работать исправно, - охотно подыграл мне лысоватый, получив возможность уйти от разговора с предыдущим собеседником. - Самая высокая цена среди всех.
   - И что нужно сделать, чтобы к вам попасть? Рекомендации какие, свидетельства нужны?
   - Мне довольно посмотреть на человека, чтобы принять решение, - гордо ответил вербовщик.
   - Ух и заманчивая же цена! А если... - Наклоняюсь еще ниже, но говорю таким громким шепотом, чтобы меня смогли расслышать все заинтересованные лица. - Если отказаться от пары монет в вашу пользу? Каково будет решение?
   - Думаю, ты и сам догадываешься, какое.
   - Так что, по рукам?
   Я протянул ладонь вербовщику. Тот, чуть помедлив, отправил свою руку навстречу моей, но прежде, чем наши пальцы смогли встретиться, раздался вопль, в котором слышалась обида маленького ребенка, смешанная с чем-то нечеловеческим:
   - Нееееет!
   Это кричал тот парень, которому снова не повезло. А вслед за криком пришло время действия, которое, мягко говоря, оказалось удивительным.
   Ярость любого может изменить до неузнаваемости, причем как украсить, так и изуродовать, но я впервые видел черты, пытавшиеся отразить все возможные чувства. Губы, веки, глаза, брови, подбородок, скулы - все заходило ходуном, причем каждая часть в собственном направлении и в особом ритме, словно человек вдруг утратил власть над своим лицом. Зрелище можно было бы назвать неприятным, если бы через пару вдохов к лицевой плоти не присоединились все оставшиеся мышцы долговязого тела, и присутствующие в зале люди не застыли на местах от ужаса и отвращения.
   Дерг-дерг-дерг. Разные стороны, одинаково сильные рывки. Связки не выдерживают долго и рвутся, за ними следуют волокна плоти, словно стремящиеся обрести свободу, и на рубахе парня расцветают кровавые розы. Упав еще в самом начале бешеной пляски, он корчится на полу, то ли крича, то ли завывая, но в глухих звуках невозможно разобрать ничего осмысленного, ни одного слова, а я желал бы зажать уши, только бы не слышать то, что колокольным звоном гудит внутри меня.
   ...почему-за-что-неужели-все-было-зря-я-сделал-все-что-мог-и-остался-ни-с-чем-я-хотел-лишь-быть-свободным-и-стал-свободным-но-все-оказалось-напрасно...
   Обрывки мыслей, на сей раз не моих, а того человека, что разрывается на части неподалеку от моих ног. Эти мысли отзываются во мне странным гулким эхом, приходят откуда-то изнутри, а не снаружи, как им следовало бы. Они не собираются меня подчинять, они вообще предназначены не для меня, а для кого-то другого, кто по странному стечению обстоятельств занял одно место со мной. Я не понимаю, что происходит, и мне... страшно вдвойне, словно я делю с кем-то чувства, свои и его.
   Что скажешь, драгоценная?
   "Посмотри на его Кружево, но не магическое, а то, что отвечает за разум..."
   Всполохи белых огней, но не двигающиеся по кругу, как предписано. Такое впечатление, что Кружево разделено на сотни частей, ничем более не связанных друг с другом, и каждый обрывок старается то ли исполнить свое прежнее предназначение самостоятельно, то ли вернуться обратно.
   "Вернуться ли?.."
   Присматриваюсь внимательнее.
   Ты права, огоньки разбегаются в стороны. Но как возможно разрушить единое и неделимое Кружево разума?
   "Например, поманить свободой каждый из его узелков..."
  
   ***
  
   - Удалось оттереть пол?
   Знаю, не слишком подходящее приветствие, но желать доброго дня капитану городской стражи, особенно после всего произошедшего, у меня язык не поворачивался.
   - Нет. Надо будет снять верхний слой досок, если, конечно, хозяин захочет.
   - Может не захотеть?
   Капитан с некоторым сожалением вздохнул:
   - А зачем? Ему, можно сказать, повезло, есть теперь, чем заманивать зевак на кружку эля. Будет показывать въевшуюся в доски кровь и рассказывать, как в его доме умирал покаранный божьим судом убийца.
   Ах вот в чем дело... Стражник по-простецки завидует более удачливому сопернику в войне за кошельки проезжих скотогонов. Смекалисто, ничего не скажешь. Мне бы и в голову не пришло зарабатывать деньги на чужой смерти.
   "А ведь это самый простой и самый легкодостижимый заработок..." - мечтательно протянула Мантия.
   Если убиваешь не сам, тогда конечно.
   "Считаешь себя виноватым?.."
   А кто же тогда виноват, если не я? И дернул же меня фрэлл устроить это глупое представление!
   "Зато какой успех..."
   О да. И похлопывания по плечу, и поздравления, и благодарности, все было в полной мере. Но тот скотогон заслуживал другой смерти. Менее мучительной.
   "Ты слишком добр..."
   Я слишком ценю свое душевное спокойствие. Или скажешь, смотреть на разрывающееся само собой тело было приятно?
   Мантия благоразумно, но ехидно промолчала.
   - Именно божьим?
   - А как же иначе? Ни вы, ни я и пальцем не дотронулись до парня.
   - Он не признался в убийстве.
   - Разве его признание так уж необходимо? - справедливо заметил капитан. - Сто против одного, именно этот человек совершил убийство, потому что хотел попасть на хорошую работу. А если добавить ко всему еще и туман... Даже у городского главы не было вопросов. Или вы сомневаетесь?
   - Нет.
   Как я могу сомневаться, если, в отличие от стражника и прочих постояльцев гостевого дома слышал отголоски бури, бушующей в сознании умирающего? Да, он убил. Да, у него была веская причина. Да, сил исполнить задуманное ему придал туман. Но кто бы мне объяснил, откуда взялся этот проклятый озерный пришелец?!
   Капитан посмотрел в окно.
   - Скоро совсем разъяснится.
   Да, туманное тридневье подходит к своему завершению. Строго говоря, туман приходит в Элл-Тэйн после полудня первого дня и убирается прочь после полудня третьего, как я успел узнать. Вчера случилось много дурного, слишком много для одного дня. Если и сегодняшнее утро будет омрачено чем-то подобным, я рискую надолго разочароваться в мире и его обитателях.
   - Паром скоро прибудет?
   - Пара часов. Всего пара часов... - задумчиво повторил стражник.
   Пожалуй, понимаю, что его тревожит, я ведь и сам часто царапал пятки об острое лезвие выбора.
   Знаю, о чем вы сейчас думаете, капитан. Ровно сутки назад вы попытались осознать свою сущность и... у вас это получилось. А минуту спустя приняли то, чем вы являетесь, и продолжать жить по-прежнему кажется вам невыносимым, словно много долгих лет вас заставляли ползать, а теперь вы узнали, что способны ходить. Если бы события, предрешившие нашу встречу, произошли раньше, в пору вашей молодости, вы смогли бы даже научиться бегать, а может, чем фрэлл не шутит, и летать. Конечно, время упущено. Лукавое, жестокое, неумолимое, справедливое время, для капитана городской стражи Элл-Тэйна ты скоро закончишься, но позволь преклонить колено перед твоей мудрой щедростью, позволившей кроту вылезти из норы на свет и увидеть небо!
   Ты уже не сможешь переломить себя, капитан. Потому что узнал, каково это, быть самим собой.
   - Вы забыли свою вещь, дуве. Папа велел принести. - Дочка Тарквена положила шелк на лавку рядом со мной.
   - Я вовсе не... - Постойте. Почему на ней дорожное платье? И почему зал прибран так, что кажется совершенно пустым и безжизненным? - Куда ты собралась, милая?
   - Мы уезжаем. С папой.
   - Уезжаете?
   - Да, дуве. - ответил на мой вопрос хозяин гостевого дома, закрывая кухонную дверь. - Вы помогли мне понять кое-что. Я не буду больше сидеть и ждать чуда. Вернется Мелла или нет, знают только боги, но я... Я могу попытаться ее найти. И тогда мне будет нестыдно посмотреть в глаза любому из людей.
   Я помог понять? Ой-ой-ой. Ничегошеньки я не делал, только корчил умные рожи и многозначительно молчал то в такт, то невпопад. Вы сами со всем справились, дуве Тарквен, как и следует. А боги... Наверное, им известно многое, вот только, к великому сожалению, столь же многое крепко-накрепко успевают забыть едва ли не сразу после того, как узнают.
   - Для поисков вам нужны будут деньги.
   - Немного монет еще осталось, а потом... Я найду выход.
   Конечно, найдете. Тем более, он совсем рядом.
   - Этот шелк ваш. Уверен, вы легко отыщите щедрого покупателя.
   - Дуве...
   Кейран жадно потер смуглые ладошки одна о другую, но я не изменил принятое решение:
   - Не спорьте. Деньги нужны и вам, и вашей дочери, не так ли? Вам ведь нужно будет где-то ее устроить, чтобы не подвергать девочку тяготам дорог.
   - Да, это вы верно заметили. - Тарквен чуть помрачнел. - Лорин не может везде быть со мной. Надо что-то придумать...
   - Зачем придумывать? Вы можете оставить девочку здесь. А капитан за ней присмотрит, уж будьте уверены.
   - К-к-капитан? - Как я успел заметить, хозяина гостевого дома было довольно легко привести в замешательство, но мое предложение произвело и вовсе примечательный эффект, заставив беднягу заикаться.
   - Думаю, лучшего опекуна в Элл-Тэйне будет трудно найти. И потом... Вы ведь все равно собираетесь продавать дом, не так ли? Оставьте его в уплату за заботу о своей дочери, и смело отправляйтесь на поиски жены.
   Тарквен робко перевел взгляд на стражника, пока не только не проронившего ни слова, но и вовсе застывшего подобно каменной статуе.
   Ну же, решайтесь, господин капитан! Вы же не хотите возвращаться к себе старому, к равнодушному и корыстному охотнику за чужим добром? Знаю, что не хотите. Так вот вам шанс, не самый большой и не самый малый, как раз по вам. Воспользуетесь или струсите?
   - Я позабочусь о ней, Тарри. Даю слово. А чтобы ты не сомневался, сделку заключим по всей форме и заверим, как следует.
   - Лорин, - Хозяин гостевого дома повернулся к дочери. - А ты что скажешь? Хочешь остаться?
   - Я не знаю, папа. Только... Кто-то же должен быть здесь на случай, если мама вернется, правда?
   Смотреть на дальнейшие объятия-поцелуи-заверения я не стал, предпочтя тихонько и скоренько выбраться на свежий воздух, подальше от разочарованных стенаний Кейрана.
   Туман отступал, превращаясь из густой вуали в кисею со множеством прорех. Небо постепенно возвращало себе подлинный цвет, наливаясь синевой, и казалось, можно было заметить, как капельки воды, висящие в воздухе, попадая под солнечный луч, высыхают, оставляя о себе лишь смутное воспоминание.
   "Уже собрался в дорогу?.."
   Да особенно нечего было собирать, все, что мне нужно, всегда вместе со мной.
   "Кроме денег. Зачем ты отдал лавейлу?.."
   Шелк нужнее этому человеку, а не мне.
   "Ты мог бы выручить за ткань..."
   Знаю-знаю. Мог бы озолотиться, наверное, но не хочу. Добраться до Виллерима я смогу и с теми монетами, что пока еще звенят в кошельке, а дальше... Возможно много вариантов.
   "Идешь в столицу? Зачем, позволь узнать?.."
   Хочу повидаться с Ксо.
   "Ты можешь в любой миг позвать его... Вернее, указать свое местонахождение, а уж он сам явится, без промедления, будь уверен..."
   Да уж, прилетит, ломая крылья. Но видишь ли, он нужен мне не как кузен и не как дракон, а как ректор, стало быть, его в моих планах можно заменить кем-то еще имеющим отношение к Академии. Я и сам еще не решил, с кем мне по-настоящему стоит поговорить.
   "Случилось нечто важное?.."
   А ты не заметила? Или вчера, когда скотогон разлетался на части, не в силах управлять собственной плотью, ты задремала? Мне не нравится этот туман, драгоценная. В нем есть что-то неправильное, и в то же время, он - кровь от крови подлунного мира, я не чувствую ни следа магии в водяной пыли. Если дурманящая пелена возникает сама собой, одна беда, но если ее кто-то когда-то создал или создает до сих пор... Она опасна, драгоценная. Туман влиял и на мои мысли, если бы не помощь капитана, не знаю, чем закончилось бы это тридневье для меня.
   "Не будем говорить о том, что не случилось, а посмотрим на настоящее: ты сделал много добрых дел..."
   Добрых ли? Не позволил осудить невиновного. Нашел убийцу. Учинил, как выразился капитан, божий суд. Все это можно назвать добром? Пусть так. Но это не мои дела!
   "А чьи же?.." - непритворно удивилась Мантия.
   Маски, которую я снова надел. Мастера. Знаешь, я все больше и больше начинаю подозревать одну страшную вещь... Мастера - всего лишь обычные люди, не шибко умные, не особо умелые, но как только им приходится признавать свой незавидный титул перед кем-либо, происходит превращение. Они не становятся лучше, чем были до надетой маски, они просто начинают вести себя, как хорошие люди.
   "Ты так думаешь?.."
   Я начинаю в это верить. Словно наваждение какое-то! Пока я не раскрыл ладонь и не показал всем серебряный узор, я мог сделать шаг на любую дорогу, мог струсить, отступить, убежать, отказаться от участия в событиях, но как только этот клятый Знак появился на свет, мне словно отрезало все пути к отступлению.
   "А если посмотреть глубже? Ты не мог отойти в сторону потому, что тебя что-то удерживало?.."
   Пожалуй. Да.
   "Что именно? Вспомни, это очень важно..."
   Удерживало крепче цепей...
   Глаза. Взгляды людей, обращенные на меня. В одних читалась надежда, в других - сомнение, вражда, презрение, но было и еще что-то общее для всех них. Что-то присутствовавшее в каждом взгляде. Они словно просили "помоги" или поддразнивали "а ну, покажи, что умеешь".
   "Надеюсь, теперь ты понял, какой человек становится Мастером, а какой ни за какие сокровища мира не сможет заполучить серебряный Знак?.."
   Разве мы об этом говорили? Я ведь пытался объяснить совсем другое!
   "Другую сторону монеты, это верно. А теперь просто переверни ее, хорошо? Сможешь?.."
   Ты снова загадываешь загадки!
   "А ты не желаешь немножко поиграть... Ты видел глаза людей и ты читал по ним. Для тебя эти многоцветные зеркала, серые, синие, зеленые, карие и желтые, не были пустыми или мутными. Так и остальные Мастера: они получают свое могущество потому, что никогда не остаются глухи и слепы, как бы больно им ни было..."
   Ну какое же это могущество! Они просто следуют раз и навсегда выученному канону, который гласит, что Мастер есть существо мудрое, сильное и справедливое!
   "Считаешь это простым делом?.."
   Нет, ни в коем случае.
   "Так что же тебе не нравится?.."
   Эта фрэллова маска! Почему я не мог все то же самое сделать от своего имени? Почему мне обязательно нужно было представиться Мастером, чтобы получить право помогать?
   "Потому что имя может напугать или оттолкнуть... Люди, как впрочем и все живые существа, легко подчиняются тому, кто сильнее, но это не самое главное. Люди не могут жить без веры, и желательно, в кого-нибудь находящегося над мирской суетой. Если им однажды дали веру в Мастеров, должно случиться что-то невероятное, чтобы власть серебряного Знака перестала покорять умы..."
   Значит, иного не дано? Только представляясь кем-то лучшим, чем есть на самом деле, можно снискать уважение и получить поддержку?
   "Так проще..."
   Опять клонишь к простоте всего сущего? Хорошо. Пусть во главе всего и вся будет простота. Но уж слишком близко она подошла к обману.
   "Ты забыл одну крохотную деталь... Вспомнишь сам или воспользуешься моей памятью?.."
   О чем я забыл?
   "Мастер никогда не начинает действовать, пока его о том не попросят, а стало быть, ответственность за ложь и правду, которые прозвучат, берет на себя просящий..."
   И люди об этом догадываются?
   "Еще бы! Часто к тебе обращаются со словами просьбы?.. То-то. Но люди настолько легкомысленны, что не понимают: даже мимолетный взгляд может стать как просьбой, так и приказом к действию..."
   Но что тогда получается? Если Мастер всегда читает обращенные на него взгляды, а любой из них может попросить, по воле хозяина или против его воли... У Мастера вообще остается время на собственные заботы?
   "Можно ведь не доставать Знак..."
   Можно, хотя... Э, постой-ка. Показывая серебряный узор, Мастер словно объявляет людям о том, что намеревается принять участие в их судьбах, верно? Но это означает очень неприятную вещь. Он выбирает. Он принимает решение. Он может...
   "Отказаться. Все верно..."
   Отказаться и уйти, осознанно препоручив проблему времени и случаю?
   "Поверь, на такой поступок, как рассказывают очевидцы, тоже надобно немало мудрости и смелости..."
   Что ж, хотя бы одно мне стало понятно: почему Мастеров никто не любит.
   "И почему же, порадуй меня, глупую, своим откровением?.."
   Потому что они вольны в решении вступить в бой или убежать.
   "Как и любое другое существо. Но на время сражения Мастер становится рабом своего громкого титула, а сие тайное свойство, к сожалению, надежно укрыто от любопытных глаз..."
   Располагать свободой шагнуть в пропасть или отпрянуть от края. А если рискнешь и отправишься в полет, до самого его окончания не узнаешь, вознесут ли тебя крылья на спасительную высоту или, сомкнувшись, разобьют о камень... Звучит хуже насмешки.
   "На все воля богов, любовь моя. Впрочем, многие верят, что Мастер, приступая к своим обязанностям, пускает внутрь своей плоти некий высший дух, который и вершит суд..."
   Это не про меня. Я-то никого не могу впустить, ведь мой Знак - поддельный.
   "Ты уже впустил многих..."
   От тебя я не мог отказаться, даже если бы и хотел. В конце концов, меня никто не спрашивал. А серебряный зверек... Что сделано, то сделано, не хочу вспоминать.
   "Ну, поддельный ты Мастер или настоящий, а благодарные страждущие находятся. Вернее, находят тебя..." - подмигнула Мантия.
   - Я искал вас, - ответил на незаданный вопрос чуть запыхавшийся капитан. - Думал, вы на пристани.
   - А я решил посидеть на берегу, подальше от суеты. Что-то случилось?
   - Нет, все хорошо. Я только хотел вам отдать...
   Кошель, довольно тяжелый даже на вид, и позвякивающий своим содержимым.
   - Не понимаю.
   - Это ваша доля.
   - В чем?
   - В сделке.
   - Позвольте, капитан, я не заключал никакой...
   - Но вы ее устроили, - уверенно сказал стражник. - Без вас ничего бы не получилось.
   - Думаю, за год дуве Тарквен натворил бы немало глупостей, и вас появился бы не один шанс прикупить его хозяйство.
   - Может и так. Но год - большой срок, а гостевой дом есть у меня уже сейчас. И не только дом... - Взгляд капитана подозрительно затуманился. - Я всегда хотел завести много ребятишек, теперь хоть научусь с ними обращаться, чтобы будущая жена была довольна.
   Уффф. Как просты бывают мечты и какими странными путями приходит к нам их исполнение.
   - Рад за вас.
   - А все вы... Значит, правду говорят люди: есть руки богов, а есть руки Мастера, и еще неизвестно, чьи держат на свете крепче.
   Он уверовал в легенду, принадлежащую всем. Глупо? Наверное. Но он нашел в вере успокоение и надежду на доброе будущее, то бишь, всяко остался в выигрыше. Впрочем... Я, как ни странно, тоже поимел свою выгоду в чужом деле, что убедительно доказывает кошель, примявший траву, и поощряющая улыбка Каруна, призраком памяти исчезающего вместе с уходящим в небытие туманом.
   - А у воды это вы правильно сели, воды вам много понадобится, - то ли похвалил, то ли предостерег меня на прощание капитан и бодрым шагом счастливого человека направился в город.
   Нет, как только прибудет паром, лишнего мгновения не проведу в этом городке, иначе угораздит впутаться еще во что-нибудь. Как у нас с погодой?
   Последнее облачко, рваный клочок тумана, скользнуло над рекой и растаяло в кронах деревьев, подставив мое лицо яркому солнечному свету. Тепло. Я уже успел забыть, что на дворе лето, а летом... Жарко, фрэлл меня подери!
   Очередной вдох втянул в грудь не пропитанный влагой, как раньше, а сухой, подогретый солнцем воздух, и я понял, о чем предупреждал меня капитан: все внутри меня заполыхало огнем, словно от ненароком разжеванного и беспечно проглоченного кусочка тушеной баранины с кайлибского базара.
   Пить! И чем больше и дольше, тем лучше!
   "Не боишься опоздать на паром?.." - участливо поинтересовалась Мантия.
   Он переживет мое опоздание, а я тем более!
  
   ***
  
   Путешествовать с деньгами гораздо приятнее, нежели путешествовать без денег. С другой стороны, отсутствие забот телесных открывает простор для забот душевных, и тут уж надо слезно молить богов, дабы те, в благодушии и щедрости своей заполнили твой досуг раздумьями, иначе можно сойти с ума, ибо как безделье плоти приводит к отмиранию тканей, так и безделье ума не менее пагубно сказывается на содержимом головы. Впрочем, мне, к счастью или к сожалению, было, о чем и над чем задуматься.
   Почему к сожалению? Потому что иной раз безумство полезнее рассудочного отношения к происходящему и много предпочтительнее. Раньше мне казалось, что большая часть моих поступков носит на себе печать сумасшествия, но только надышавшись сладким туманом я понял, каково это, быть по настоящему свободным духом и телом, а следовательно, казаться безумным всем, кроме тебя самого.
   Следовать малейшему велению разума, целиком отдаваясь мимолетному порыву, не сдерживать чувств, ни достойных, ни осуждаемых, использовать каждое случайное событие, задевшее тебя полой плаща или подолом платья, чтобы построить свое, ни от кого не зависящее и никому не подчиняющееся бытие - вот, чему помогала белая пелена, сладким молоком проникавшая внутрь тела и сознания. Казалось бы, разве не благо нес туман людям, скованным цепями обыденности? Разве не дарил он всему живому драгоценнейшее из сокровищ, свободу?
   Нет, пожалуй, о подарке речь не шла, скорее было похоже на чье-то баловство, невинную шалость ребенка, не способного пока по малости прожитых лет представить, какую лавину может увлечь за собой камушек с горного склона. Распахнутые настежь ворота еще не означают, что нужно сносить крепостную стену, а разделившие дыхание с озерным пришельцем занимались именно этим. Вместо того, чтобы идти по открытому пути, начали метаться по тесному загону своего сознания, натыкаться на рамки и правила, рушить их, раня и себя, и мир до крови.
   Туман... Откуда он взялся, не подвластный никому, зато умеющий брать в плен чужие души? Равнодушное объяснение капитана городской стражи, мол, несколько раз в год белая пелена с Гнилого озера спускается вниз по реке, меня не устраивает. Жители Элл-Тэйна не видят ничего ужасного в трех днях свободы мыслей, способной даже самого робкого из робких довести до душегубства? Пусть. Но я не могу без содрогания вспоминать гулкие голоса, рвущиеся в разные стороны и тянущие за собой частички плоти, дрожащей от беззвучного эха. А все почему? Потому что мне стало страшно.
   "Мне стало страшно..." Так сказала Шеррит, когда ее спросили о причинах, заставивших наследницу Дома Пронзающих вновь выпустить в мир страшную память прошлого, и в те мгновения я не понимал всей глубины драконьего страха. Попросту не мог понять, а следовательно, сделать то, что обычно само собой происходит после понимания - простить или осудить. Что ж, зато теперь я знаю, чего и как боятся драконы.
   Мы боимся силы, равно своей и чужой. Своей потому, что знаем за собой слабость опьянения могуществом и знаем, насколько трудно бывает удержаться на лезвии равновесия. А чужой силы боимся, когда не можем объяснить ее природу. Шеррит боится меня именно из-за невозможности представить, что такое Пустота. Да, наверняка в библиотеке Дома Дремлющих можно разыскать сотни трактатов, написанных рукой моей матери и повествующих о Разрушителях, но уверен, в них нет ни единой строчки о том, с чем именно я вынужден жить. Ведь самая опасная пустота не та, что кроется внутри, а та, что подстерегает снаружи и только и ждет мгновения, чтобы начать слияние с внутренней. Я почувствовал ее прерывистое голодное дыхание, когда увидел страх в глазах Шеррит. Почувствовал и сбежал, надеясь сделать расстояние препятствием для гонящегося за мной зверя. Тщетно? Пока не было шанса проверить.
   Я вовсе не собирался путешествовать, потому даже сумку взял с собой больше по привычке, а не в силу необходимости. Мне нужно было побыть в одиночестве, насколько оно вообще возможно для меня, и межпластовый Поток подходил для отдохновения лучше любых других уголков мира. Дремать под невнятный шепоток фрэллов, проносящихся сквозь мое тело, плыть по течению, покачиваясь на бесчисленных волнах, чувствовать прикосновение Прядей, столь же свободных, как и я сам, а главное, быть восхитительно недосягаемым ни для врагов, ни для друзей... Мечты, мечты, погибшие едва ли не сразу после своего появления на свет из утробы сознания. И безжалостно убитые кем? Всего лишь человеком. Человеком, вышедшим за грань отчаяния и не позволившим мне хоть на шаг приблизиться к состоянию покоя.
   Маллет. Ему нужна была помощь, не спорю, но вовсе не моя. Как ни скучно это звучит, он самостоятельно победил бы свои несчастья, разве что затратив на сражение чуть больше времени, чем с моим участием. Мне не следовало вмешиваться, и я, твердо усвоивший наставления Мантии, последнее время проповедующей отстраненное наблюдение за причудами мира, удержался бы от соблазна похозяйничать в чужой жизни, но...
   Что-то с легкостью распахнуло ворота в надежной и неприступной, казалось бы, крепостной стене. Без стука и уж тем более, без приглашения просочилось сквозь тонкие, как волосок, щели, чтобы удавкой затянуться на моем горле и подчинить, не слушая возражений. Что-то невесомое, не имеющее формы, цвета, запаха. Слово. Я утратил власть над собой, когда меня, случайно или намеренно, назвали "демоном".
   Вот оно. Нашел!
   Мастер или демон, нет никакой разницы, кем меня считают люди, достаточно смешной мелочи, нелепого стечения обстоятельств, мгновения, которое присваивает мне то или иное имя. Я - никто и ничто, воплощенная пустота, медленно бредущая по толще Гобелена или проносящаяся сквозь нее. Я - самое свободное существо на свете, но потому и самое беззащитное перед... Именованием.
   Не зря, ой не зря с древних времен известно, что можно подчинить любую силу, земную или небесную, если сумеешь угадать или узнать ее истинное имя! Но как сейчас понимаю, это лишь половина правды о свойствах мироздания. Да, имя подчиняет, но при непременном условии, что поименованное существо и само с рождения знало, как его должно называть. В противном же случае происходит нечто иное, все равно, что зачерпнуть ладонью воду из ручья и вылить в бокал. Что мы увидим? Мы увидим, как жидкость принимает форму сосуда, но приводит ли это смиренное действие к изменению сути текучей пленницы? Ничуть не бывало. Вода остается водой, даже будучи замороженной, потому что стоит вынести льдинку на солнце или согреть дыханием, твердость камня сменится услужливой гибкостью, ожидающей новых приказов.
   Мое имя всегда казалось мне... пустым. "Идущий по начертанному пути", что сие означает? В сущности, ничего. Я иду, куда-то и откуда-то, то быстро, то медленно, но не знаю, ни сколько продлится мой путь, ни чем он должен завершиться. И самое обидное, неизвестно, кем и с какой целью начертана моя дорога. Мной самим? Ерунда! Даже невинное желание побыть в целебном одиночестве было вдребезги разбито капризом одного-единственного человека, пусть и облеченного могуществом, сравнимым с моим. Я иду, иду, иду, осознавая, что в каждый момент существования могу быть остановлен, и для этого нужно так мало... Нужно всего лишь дать мне на время хоть какое-нибудь имя.
   О, разумеется, я счастлив быть поименованным, ведь вместе с собой имя приносит и охапку ограничений, в пределах которых мне надлежит существовать, бесформенный океан сжимается до размеров хрустального бутона, отражая... Да, чужие чаяния, но своих у меня все равно нет.
   Можно назвать меня демоном, и я не смогу выйти за границы отведенного мне пространства. Можно назвать Мастером, и я буду вершить правосудие и защищать невиновных, буду рисковать собой, но не по собственной воле, а потому что имя, на краткий срок выданное мне в пользование, не терпит пререканий. Еще раньше, в день совершеннолетия, меня назвали Разрушителем.
   А что, если бы это слово никогда не прозвучало? Что, если бы я так и оставался в неведении относительно своей природы? Мне жилось бы счастливее? Вряд ли. Но возможно, я получил бы другое имя, слабее, зато добрее и теплее. Мать народа гройгов рассказывала, что первого Разрушителя, допущенного к жизни, старались уберечь от знаний о себе самом, и это привело к сумасшествию при первом же явлении Пустоты. Верю. Но теперь понимаю, в чем была допущена главная и единственная ошибка.
   Драконы, охваченные страхом и потому хранящие молчание, не дали своему творению имени, которое могло бы врасти в плоть и кровь чудовища, сковывая страшную суть. Правда, подобное имя обретает могущество, лишь будучи данным по любви или с надеждой, а любили ли мои родичи... да хотя бы меня? Ни минуты. Боялись или ненавидели, не более. А Маллет надеялся так сильно, как только умел, потому и поймал меня в сети имени. И те, кто время от времени называет меня Мастером, тоже надеются, неважно, быть оправданными либо непойманными, главное, их надежда горяча настолько, что вплавляет в мое сознание очередную горстку звуков, заставляя делать все возможное, только бы погасить вновь разожженные огненные завесы, отделяющие меня от... свободы?
   Я не знаю, что мне делать с ней, этой клятой, так желанной многими своенравной госпожой, потому что у меня не припасено на сей случай ни единого имени, пусть и самого завалященького. А поименовать себя сам я не могу, по той же простой причине: не люблю и не надеюсь.
  
   ***
  
   Только добравшись до предместий Виллерима я понял, сколько бед могут принести размышления на отвлеченные темы. Кто нужен был мне в столице? Милорд ректор или мой старый знакомец Рогар. Но Ксаррон, если не изменил своим привычкам, делает сейчас вид, будто покушается на целомудренность пышнотелых селянок в загородной резиденции, а где искать Мастера, вряд ли известно даже богам. Может быть, он и вовсе отправился навстречу младшему принцу, от общества которого я поспешил избавиться при первой же удобной возможности. Но если так, поостерегусь встречаться с Рогаром в ближайшее время, потому что он вряд ли обрадовался такому подарку, как Рикаард, тем более, инициированный. Учитывая все выше перечисленные обстоятельства, хочется спросить: зачем я тогда вообще пришел в Виллерим?
   "Затем, что тебе настоятельно требовалось куда-нибудь прийти. И затем, что до ближайшего входа в Поток было значительно дальше, чем до столицы Западного Шема..."
   Спасибо за пояснение, но, пожалуй, именно сейчас бесцельное плавание меж Пластами меня не прельщает. Хотя... Я бы не отказался от возвращения.
   "Домой?.."
   Именно. Сдается мне, дома я смог бы найти успокоение быстрее, чем где бы то ни было. А на крайний случай там под рукой всегда есть кубок с Алмазной росой.
   "Это означает, что ты..."
   Да. Я простил деяние Шеррит. И ее саму.
   "А не поторопился?.."
   Я понял, насколько ей было страшно.
   "Неужели?.."
   Уверен. Знаешь, самая неприятная спутница страха - беспомощность, которую ощущаешь, глядя на нечто, не поддающееся объяснению. Вернее, не находящее объяснений в твоей душе. Когда того парня разрывало на кусочки, я испытал именно такой страх. Будь в деле замешана магия, мне было бы легче легкого прекратить его мучения, но он... Он сам убивал себя, по собственному желанию, стремясь ощутить всю полноту свободы, и в то же время не понимал, к чему приведет хаос получивших самостоятельность мыслей. Ему было страшно, барахтавшемуся в бурном потоке смешанных чувств, но каким-то чудом выйдя за пределы плоти, его страх эхом отдавался внутри меня.
   "Очень странно..." - качнула крыльями Мантия.
   Странно?
   "Ты не входил в Единение сознаний, любовь моя, даже близко не подбирался, и тем не менее утверждаешь, что слышал чужие мысли..."
   Так и было.
   "Этого не могло быть..."
   Или она попросту ничего не слышала, одно из двух. И если второй вариант окажется правдой... Нет, прежде, чем впадать в панику, попробуем рассудить хладнокровно. Мантия существует и действует не только параллельно моему сознанию, а во взаимодействии с ним, приводящем к возникновению единого поля мыслей. То бишь, думаем мы каждый о своем и в своей собственной манере, но наши размышления словно кидаются в общий котел. Хочешь, можешь зачерпнуть и попробовать кипящее варево, не хочешь - отвернись. Правда, могу быть уверенным, что моя спутница ни на мгновение не прекращает сию трапезу, а стало быть, объяснением ее удивлению может служить лишь одно: мысли, гулким эхом терзающие меня, принадлежали не мне...
   Можешь думать все, что угодно, но я доверяю тому, что прочувствовал на собственной шкуре. По-твоему, так поступать - неправильно?
   "Правильно, за одним только отличием..."
   Каким?
   "У тебя нет шкуры. Никакой. Ты ничем не можешь отгородиться от мира, и в этом твой великий дар и твое вечное проклятие..."
   Меня и такой малостью обделили? Ну спасибо, родственнички!
   "А как иначе можно было добиться желаемого?.." - тон Мантии стал извиняющимся. - "Разрушитель должен замечать все происходящее вокруг него, от смены направления ветра до шелеста росинки, скатывающейся по листу, от удара до движения ресниц..."
   Только замечать?
   "Сначала замечать, потом реагировать, ибо как заповедовали нам боги, ничто не должно происходить без поводы и без цели, даже разрушение..."
   И каким же образом реагировать? Положим, удар можно пропустить или отбить, по ветру и росе предсказать погоду, но уж ресницы, они-то здесь причем?
   "О, они важнее всего прочего, потому что скрывают взгляд, направленный на тебя или наоборот, в другую сторону..."
   Взгляд, говоришь?
   Взгляд, посылающий вызов или просьбу о помощи. Взгляд, исполненный ненависти или согретый любовью. Взгляд, от которого хочется сбежать и в котором хочется утонуть... Да, опасная штука. Но знаешь ли, есть отличное средство для борьбы со взглядом.
   "Какое же?.."
   Достаточно просто взять и отвернуться. Ведь я умею замечать его начало, а значит, всегда успею укрыться от нежелательного взгляда.
   "Ты удивительно догадлив, любовь моя, однако все больше узнавая о мире, ты все меньше знаешь о самом себе. Впрочем, сия печаль объяснима, ведь кладовые памяти не беспредельны, и одно знание неизменно замещается другим по мере наполнения сундуков..."
   О чем ты хочешь сказать?
   "Разве хочу? Всего лишь размышляю вслух..."
   Не уходи от ответа!
   "Ты сам все поймешь, как только встретишься с подходящим взглядом..."
   Пойму, а пока...
   Куда ноги несут мужчину, если его чувства расстроены и почти оскорблены? Разумеется, в ближайшее питейное заведение. Для меня таковым оказался приснопамятный трактир "Три пчелы", от которого весной началось очередное долгое путешествие в никуда, закончившееся... Почти ничем. Можно было бы выбрать другое местечко, но углубляться в Каменный пояс Виллерима мне не хотелось, проходить внутрь городских стен тем более, хотя бы по той простой причине, что в пригороде цены на выпивку всегда дешевле, чем на улицах старого города.
   Подавальщицы все так же знакомо щебетали о чем-то девичьем на заднем дворе, из чего я заключил, что трактир в разгар дня не обременен толпой страждущих смочить горло уносящей тревоги и заботы влагой. Что ж, тем и лучше, вести с кем-нибудь беседы мне сейчас не ко времени, посижу над кружечкой-другой эля, может быть, даже подремлю и освобожу голову от мыслей, так сказать, подготовлю поле к новому посеву, который, чем фрэлл не шутит, может оказаться плодоноснее и съедобнее предыдущего.
   Неожиданно высокие и при этом узкие, как бойницы, окна были распахнуты, и полосы света слепящими глаза занавесями пересекали залу, мешая разглядеть, что прячется в тенях у трактирной стойки. Пустые столы поблескивали засохшими и не отскобленными еще дочиста лужицами пролитой давно или только вчера выпивки, лавки лоснились полировкой в особо привлекательных для выпивох местах - ближе к камину и подальше от дверей, поверх каменных плит пола на каждом шаге шуршал свежий речной песок. Наконец-то, благословенные тишина и покой! Вот только согласится ли местный хозяин откупорить бочонок для одного-единственного посетителя или прогонит взашей, посоветовав дожидаться сумерек, когда начинают свою работу все честные заведения?
   Хм, а что, такой способен на многое. Коренастая плотная фигура двинулась мне навстречу, вошла в полосу света и... Я замер, проглотив все слова, заготовленные для нижайшей просьбы утолить жажду моей мятущейся души.
   Гройг, самый настоящий! Немолодой, о чем свидетельствует изрядно посветлевшая коричневая кожа, но еще в полной силе. Мочки плотно прижатых к черепу ушей пробиты многочисленными кольцами, весело заблестевшими в солнечных лучах. Пиратил? Несомненно, ведь по молодости каждый гройг почитает своим священным долгом захватить хотя бы один корабль, дабы почтить память кровожадных и неугомонных предков. Лоб высокий и на зависть многим гладкий, а должен быть изборожден следами прошедших лет, если я правильно определил возраст... Впрочем, отсутствие морщин может говорить о безмятежности духа, и тогда возникает вдвое больше причин завидовать гройгу. Выражение черт тяжеловесного лица не растолкует ни один мудрец мира, только мне довольно уже и того, что на меня смотрят без откровенной враждебности. Неприветливо, да, но так ли уж я нуждаюсь в том, чтобы меня здесь приветили?
   Посреди Западного Шема, в блистательной столице, отличающийся от любого из прохожих лишь тем, что никогда, даже лютой зимой не носит рубах с длинными рукавами, стоящий прямо передо мной сын чужого народа... Восторг, да и только! А сердце вдруг дрогнуло, волосы взъерошило холодным морским ветром, под ногами почудился не пол трактира, а скользкие камни одного из островов Маарис, Старая Гани улыбнулась из глубин памяти, и я не смог отказаться от ответной улыбки, за которой могло следовать только одно...
   - Yerrh Ssa'vaii A'hen-na Rohn!
   - Ssa'vaii!
   Он не мог ответить иначе. Но как только ритуал встречи завершился, последовало сухое и настороженное:
   - Ты - человек.
   Неверное определение, вот только я не могу подсказать другого. Пусть будет "человек", пусть сегодня я буду поименован именно так, и пусть это принесет мне больше блага, нежели вреда.
   - Да.
   - Ты не можешь знать священные слова моего народа.
   - Но я знаю их.
   - Какое силой ты вырвал это знание у одного из гройгов? - Мускулистые руки скрестились на груди, угрожающе вздуваясь венами.
   Ну конечно, силой. Разве может найтись другое объяснение моей осведомленности? Поверить в то, что обитатель северных островов окажется настолько падким на деньги, что согласится доверить чужеземцу сокровенное знание, невозможно, остается лишь предположение о жестоких пытках, которые мне пришлось применить и которые жгут болью душу разговаривающего со мной гройга. Наверное, очень легко и просто жить, деля мир на своих и чужих, но меня этому не научили. Если вдуматься, мои домашние воспитатели никогда не проводили границы между расами, населяющими подлунный мир. Но могли ли они поступать иначе, ведь любое из живых существ, топчущее Гобелен, в какой-то мере является подданным дракона, чья плоть истрачена на горстку натруженных Нитей, а значит, нет ничего чужого, есть лишь владения, которыми нужно управлять и о которых нужно заботиться. За одной поправкой: кое-кому из драконов не дано владеть ничем.
   - Я не применял силы ни к кому из твоего народа.
   - Откуда тогда тебе известны эти слова?
   - Мудрая женщина, которая знает очень много и еще чуть-чуть, напутствовала меня.
   Не знаю, с материнским ли молоком гройги впитывают традицию почитания Разрушителя или обучаются этому под присмотром старейшин, но тот, что встретился сейчас мне, уроки уж точно не прогуливал, потому что после минуты молчания, способной показаться вечностью, прижал к груди сжатые кулаки и произнес, без какой-либо торжественности, а просто и обыденно, совсем по-домашнему:
   - Мой дом - твой дом, брат.
  
   ***
  
   Надеюсь, моя рассеянная улыбка не оскорбила священные чувства гройга, предложившего разделить с ним кров, но я не мог придумать ничего умного, а тем паче, мудрого, чтобы достойно ответить на щедрое предложение. Начать отказываться и уверять, что мне нужно не больше, чем кружка эля? Глупо. Воспользоваться свалившейся на голову удачей по полной? Стыдно. Вот и остается только кивнуть и усесться за стол, оказавшийся на пятачке между полосами света, потому что и сам гройг не продолжил расспросы, а отправился на кухню за едой и питьем для названного родича.
   А если вдуматься, спросит ли он меня вообще о чем-нибудь? Я знаю священные слова, но более того, я знаю полное имя Старой Гани, имя, которое покидает пределы архипелага Маарис только в памяти ее сыновей, ушедших в большой мир. Мое знание уравнивает меня во всех правах с хозяином трактира, а разве равные мучают друг друга ненужными и обременительными вопросами?
   На стол передо мной опустилась миска с ломтями свежезакопченной свинины и масляных лепешек, самой подходящей закуски под... Ну конечно же, под харку! Разлитую в крошечные стаканчики, потому что на дворе еще светлый день, и отпускать сознание на волю, а тело в постель преступно рано.
   Гройги пьют свой знаменитый напиток, не стуча посудой и не провозглашая тостов, предпочитая выражать торжественность момента молчанием, и в чем-то они правы. Встать, задержать дыхание, дождаться наступления полной тишины, в которой кажется, что даже заоконная жизнь приостановила свой бег, посмотреть в глаза друг другу и опрокинуть прозрачную жидкость в рот, причем желательно, сразу в горло, потому что вывести жгучий привкус с языка иногда не удается и за несколько часов непрерывного полоскания. Поставить опустошенный стаканчик на стол, уважительным поклоном почтить мастерство хозяина, приготовившего столь знатное угощение и только потом позволить себе рухнуть на лавку, потому что харка, вмиг долетевшая от горла до желудка, расслабила все тело. Ненадолго, всего лишь на несколько минут, но как блаженны эти минуты!
   - Теперь я верю, что ты видел мать моего народа, - важно сообщил гройг, убирая больше не нужную посуду и придвигая мне кружку с тихо пенящимся элем.
   - Только теперь? Почему?
   - Пить харку умеют только на Маарис. Здешние люди ни грийса не знают о пище и питье моего народа.
   Он степенно удалился, оставляя меня наедине с едой, потому что наивысшим почтением, оказываемым гостю, для гройга является именно полная свобода последнего. В том числе и свобода вкушать пищу таким способом, каким заблагорассудится, и ни в коем случае не прерывать сие замечательное действо разговорами.
   Особого голода до глотка харки я не испытывал, но забористый напиток разжег аппетит, и два с половиной ломтя мяса оказались в моем желудке быстрее, чем можно было ожидать, а за ними последовал хлеб, смоченный элем, но уже с гораздо меньшей скоростью, потому что на смену времени насыщения пришло время сытой неги.
   Как немного нужно иногда, чтобы получить помощь.
   "И еще меньше, чтобы найти дружбу..."
   О нет, не скажи. Если вспомнить мои попытки обзавестись друзьями, можно утверждать, что сей путь весьма тернист и долог.
   "Так казалось тебе, ведь ты стремился обрести друзей..."
   Если продолжить твою логическую цепочку, получается, мое стремление мне же и мешало?
   "Разумеется... Когда твои действия подчинены определенной цели, не являющейся тайной для тебя самого, малейшее промедление кажется невероятно долгой задержкой. А когда не думаешь, чего хочешь достичь, получая результат, удивляешься, как легко он пришел..."
   Шорох открывающейся двери. Еле слышные шаги, говорящие о том, что вошедший умеет находить общий язык с песком, рассыпанным по полу, у меня бы так ни за что не получилось. Человек, а это именно человек, что подтверждают характерные для людей пропорции и движения, проходит мимо, направляясь прямо к стойке, высокий, статный, чего не в силах скрыть просторная неприметная одежда, рыже... Точно, рыжеволосый: солнечный луч ржавым золотом вспыхивает на волосах незнакомца. Впрочем, незнакомцем он остается для меня ровно до того момента, как произносит, обращаясь к хозяину трактира:
   - Доброго дня.
   Тон приветствия, хмурый и немного тревожный, словно нарочно спорит со смыслом двух простых слов. Доброго? Ну-ну. Таким голосом удобнее желать умереть или весело провести похороны. Что же случилось, старина Борг?
   - Вам как всегда? - бесстрастно спрашивает гройг не для того, чтобы получить ответ, а лишь исполняя обыденный ритуал.
   - Да.
   Рыжий неожиданно устало опирается о стойку, наблюдая, как эль льется в высокую кружку и покрывается шапкой пены, потом берет в руку посуду с выпивкой, поворачивается, пробегая взглядом по трактирной зале. Разумеется, не ища свободное местечко, ведь в середине дня можно занимать любое, на собственное усмотрение, потому что других претендентов нет. Нет, Борг делает то, к чему привык за последние... Дайте-ка прикинуть. Лет пять, не меньше. А до того, будучи простым полевым агентом, он не только глазами, но и руками обшарил бы сие заведение, дабы убедиться в отсутствии возможной опасности, но слава богам, старые привычки все-таки стираются из памяти. Не до конца, разумеется, иначе они не носили бы свое гордое имя, но достаточно, чтобы можно было считать их обладателя изменившимся. Я же, на свою беду, с последнего посещения столицы изменился едва ли, потому что взгляд рыжего, добравшись до меня, дальше не сдвинулся ни на дюйм.
   Борг медленно подошел к столу, за которым расслабленно отдыхало мое бренное тело, остановился, нависая грозной громадой, немного помолчал и с нарочитой горечью изрек:
   - Всякий раз, когда я встречаю тебя, происходит много всякого, сначала кажется, что хорошего, но когда присматриваешься, задыхаешься от боли. Что ожидается в этот раз? Чью жизнь ты собираешься разбивать?
   Карий взгляд по-прежнему умен и рассудителен, прошедшие полгода не добавили новых морщинок ни на лоб, ни к уголкам глаз, но лицо в целом выглядит немного осунувшимся, словно Борг последнее время обедал редко и урывками, а долгого сна и в глаза не видел. Наверное, дела не позволяют вести размеренную жизнь, особенно после того, как его высочество Дэриен излечился от своего недуга и стал вызывать куда больший интерес у недругов.
   - Я тоже рад тебя видеть. Присядешь?
   Рыжий посмотрел на меня серьезнее, чем прежде.
   - Бежать от тебя надо, куда подальше. Даже заговаривать и то не стоило, да прости, не удержался.
   Уууу, спор в середине зимы оставил настолько глубокий след в душе и памяти моего приятеля? Следовало бы гордиться произведенным впечатлением, но мне почему-то больно. И стыдно. Каким смелым я тогда был, с какой легкостью перекраивал чужие судьбы и представление о жизни, как азартно бросался в каждую предложенную игру и как виртуозно выигрывал! То же мне, герой... С кем я сражался? Ни одного соперника, способного оказать сопротивление, равное моему напору. И чем же тогда славны мои победы? Сплошное жульничество. Легко начинать драку, если знаешь, что твои щиты никто не сможет пробить, но достойно ли это благородного воителя? Впрочем, благородство - не моя стезя. Меня учили выживать, а не жить.
   - Я уйду. Сразу, как хмель развеется. Извини, что невольно помешал тебе побыть в одиночестве и...
   - Напиться? Да уж, мне впору чувствовать себя оскорбленным. - Кружка опустилась на стол, лавка скрипнула под тяжестью тренированного тела. - И все-таки, зачем ты здесь появился?
   - Есть несколько вопросов к начальству Академии или еще к кому-то сведущему.
   - Важных?
   - Мне думается, очень.
   Борг кивнул, делая глоток.
   Еще полгода назад он бы замучил меня расспросами и рассказами о собственном житье-бытье, и я бы увиливал, шутил, а может, оказался бы предельно искренним, наслаждаясь беседой с человеком, почти полностью открывшим сердце ради меня. А что теперь? Теперь мы сидим, настороженно глядя поверх кружек и стараясь не встречаться взглядами, а если все же встречаемся, отводим глаза. Правда, не сразу, а после небольшой паузы, напоминающей затишье перед бурей. Мы словно впервые встретились и не знаем, к чему готовиться, к драке или к перемирию.
   Впрочем, сами виноваты, ведь мы оба выдумали друг друга. Борг захотел увидеть и увидел во мне соратника, занятого тем же или похожим делом на благо государства и престола, а я... Я, пожалуй, хотел найти в нем кого-то вроде старшего брата, над которым иногда так весело подтрунивать, но всегда можно быть уверенным в том, что окажешься закрыт широкой грудью от любой опасности. Нашел ли? Уже и не помню, хотя жалею об ушедшей простоте наших отношений.
   Прошлое не вернется, как ни старайся. Что же делать? Попробовать построить будущее? Но в каком "завтра" я хочу снова встретиться с Боргом?
   - Злишься?
   Рыжий смотрит исподлобья, и тон его голоса никак не хочет соответствовать напряженной растерянности взгляда:
   - На тебя? С чего бы вдруг?
   - О, неужели появились новые причины для раздражения?
   - Еще и старые не закончились.
   Он хочет поговорить со мной, иначе едва заметив, ушел бы из трактира. И я, наверное, хочу поговорить, если до сих пор сижу за этим столом. Так что нам мешает?
   - Я вел себя по-скотски.
   Карие глаза дрогнули, отчасти непонимающе, отчасти обнадеженно:
   - Когда это?
   - В нашу последнюю встречу.
   Такого признания ты ждал или я опять попал впросак? Ну же, только не молчи!
   Борг отхлебнул эля и отставил кружку в сторону.
   - По-скотски ты ведешь себя сейчас.
   Рыжий имеет право на эти слова, даже смешно спорить, ведь я который раз пытаюсь играть не в свою игру, не зная ни правил, ни расстановки фигур. А все почему? Потому что не получил пока нового имени, пригодного для задушевной беседы двух старых приятелей.
   Назови меня, ну хоть кем-нибудь!
   - Чем я успел тебя обидеть?
   Он морщится, словно от неожиданно возникшей боли.
   - А сам не понимаешь?
   - Ни капельки.
   Карие глаза вспыхивают гневом:
   - Зачем ты это делаешь? Зачем прикидываешься, что даешь мне свободу уйти, остаться, говорить или молчать? Тебе доставляет удовольствие такая игра? Хочешь посмеяться надо мной, снова показать, насколько велики твои умения? Не трать сил напрасно, я уже давно это признал!
   Я играю?! Нет, в моих поступках нет и намека на желание развлечься или потрепать нервы, свои и чужие. Я всего лишь не знаю, что делать. Зыбучий песок отчаяния засасывает меня, и чтобы выбраться, нужна опора, любая из возможных, даже плохонькая беседа подойдет. Но она должна возникнуть без моего усилия, а еще лучше, вопреки нему. Она должна родиться свободной, но роды всегда так трудны... Придется помочь, чуточку подтолкнув, но не упустить момент, когда нужно убрать руку, чтобы природа все необходимое проделала сама.
   - Мне не смешно, Борг. Совсем не смешно. Прости, но я всего лишь хотел...
   Слова сами собой вскарабкиваются на язык, цепляются друг за друга корявыми ручонками, не с первого совместного шага, но мало-помалу приноравливаясь к общему ритму движения.
   - Я хотел попросить.
   - О чем?
   Голос рыжего звучит и удивленно, и немного разочарованно, но пожалуй, именно это странное сочетание предложения продолжать разговор и отказа без особой нужды оставаться искренним прорывают последнюю плотину, удерживающую от беспомощного признания:
   - Научи меня, что нужно делать со свободой.
  
   ***
  
   Зачем я вообще это сказал? Зачем перебросил свой груз на другие плечи? Вот сейчас Борг окончательно обидится, швырнет в меня кружкой и уйдет, хлопнув дверью. И будет совершенно прав. Мне нужен советчик старше и мудрее, чем я сам, но не следовало вмешивать в мои нелепые беды того, кто и сам чем-то встревожен не на шутку, а теперь, моими стараниями, еще и разозлен.
   - Издеваешься?
   Ну да, я бы чувствовал точно то же и в той же степени, как если бы меня попросили объяснить, что означает быть любимым.
   - Забудь. Я ничего не говорил.
   К фрэллу все это. Хватит. Слово за слово, и мы рассоримся окончательно. Жаль, ноги пока держат нетвердо... Ну ничего, харка очень скоро совсем прекратит свое действие, нужно только выйти на воздух, и сразу станет легче.
   - Куда собрался? - Недовольный вопрос ударяется мне в спину.
   - Не хочу мешать.
   - Э, нет! - Крепкая ладонь цепляет мое плечо, тянет назад, и я шлепаюсь обратно на лавку. - Уйти просто так не позволю!
   - И чего потребуешь взамен?
   Все же немного легче разговаривать, не видя лица собеседника, а только догадываясь, какие тени могут проноситься по нему.
   - Ответов.
   - А есть вопросы?
   - Есть. Один. И я очень давно хочу его задать. С самой середины зимы... Кто ты?
   Помнится, Рогар уже спрашивал и не удовлетворился услышанным, потому что сам сплоховал. Но сейчас мне совсем не хочется отшучиваться. Во-первых, Борг этого не заслуживает, а во-вторых, я и сам хотел бы докопаться до правильного ответа.
   - Сначала я думал, что ты входишь в верхи если не Опоры, то Гнезда: ты слишком много всего знаешь, водишь близкое знакомство с ректором Академии, ухитряешься оказывать влиятельным людям такие услуги, которые дают тебе власть. Правда, ты ей не пользуешься или тщательно это скрываешь, одно из двух.
   Подозрения, подозрения, подозрения... Как с ними бороться? Можно пойти к кузену-ректору попросить дать Боргу по шапке за его пытливый ум, и рыжий больше никогда не будет докучать ни мне, ни кому-либо еще своими опасными речами. Но таким поступком я лишь подтвержу худшие опасения своего... Будем считать, несостоявшегося друга. И еще это будет совсем по-детски, броситься искать защиты у старшего родича, когда сам давно уже стал взрослым.
   - Продолжай.
   - Ты всегда словно стоял выше, на ступеньку или на две, точно не знаю, но я ясно чувствовал расстояние, то уменьшающееся до одного шага, то растягивающееся до горизонта. Да, именно так мне казалось зимой, еще в последнюю нашу встречу, но потом, подумав, а времени на раздумья было достаточно, я понял, что ошибался. Ты стоишь не выше или ниже. Ты стоишь в стороне.
   Ай, молодца! Догадался. Похлопать в ладоши? Нет, слишком обидный жест. Лучше промолчу.
   Да, я стою в стороне и ничего не могу с этим поделать, неважно, желаю ли всем сердцем изменить положение вещей или напротив, упираюсь руками и ногами, только бы существующее оставалось прежним. Нити Гобелена проходят сквозь меня, а ты шагаешь по нитям, дружище Борг, что же получается? Именно то, о чем повествует твоя догадка. Если все время проходишь мимо какого-то объекта, это означает, что объект всегда остается в стороне от тебя. Все правильно.
   - Если бы ты был выше, я бы не задавал вопросов, потому что начальство видит больше и дальше, чем подчиненные. Но ты где-то в стороне, то слева, то справа, то впереди, то позади. Иногда тебе вроде хочется развлечься, и тогда ты участвуешь в событиях, а потом... Тебе будто становится скучно, и ты уходишь, не желая ничего объяснять.
   Ну вот, наконец-то мне растолковали, что отражается в глазах глядящих на меня людей! Эдакое перекати-поле, в сущности бесполезное, но способное изрядно напакостить в самый неожиданный момент, в том числе и тем, что исчезает тогда, когда на него хочется опереться.
   - Закончил?
   - Да.
   - И тебе все еще нужен мой ответ?
   Он промолчал, но даже спиной можно было почувствовать, что рыжий ждет и будет ждать столько, сколько потребуется, хоть до конца времен.
   Что же я могу ответить? Правду? Но вся моя жизнь состоит из лжи.
   От меня скрывали то одно, то другое, выдавая сведения порциями, способными лишь травить разум, но ни на шаг не приближать к исцелению. Дракон? Да, но я понял, что и насколько сильно отличает меня от всех моих родственников только теперь. Так можно ли мне называться драконом? Разрушитель? И снова по капле, долго, муторно, невыносимо, каждый раз переворачивая привычный мир с ног на голову, мне доставались знания об этом страшном титуле, а когда я наконец собрался с силами принять свою судьбу, оказалось, что в моих услугах мир больше не нуждается. Потеряв смысл существования, я получил то, о чем не смел и мечтать, то, что иногда снилось мне перед самым рассветом... Свобода. Она жжет кожу моих рук, и все-таки я не разожму пальцы, как бы больно мне ни было. Потому что больше у меня ничего не осталось.
   - Вышло так, что я появился на свет вопреки желаниям моих родственников. Кроме матери, конечно, иначе она бы избавилась от плода. Ну а потом... Раз уж родился, а брать на душу грех убийства никто не захотел, так живи. Ешь, пей, учись, расти, играй. Меня многому научили, это правда, и мне даже внушили, что я приношу пользу... тем, что вообще живу. Но совсем недавно я узнал, что эта польза утратила свою значимость и ценность. В моих услугах больше никто не нуждается. Можно сказать, мне дали отставку, полную и бесповоротную. Я получил свободу, но не знаю, что с ней делать.
   Конечно, рассказ неполон, но нужно ли раскрашивать его в разные цвета всевозможными деталями? Я сказал то, в чем уверен с сегодняшнего утра, остальное зарекомендовало себя ложными иллюзиями. Что будет завтра, не разочарует ли меня новый рассвет, не заставит ли выгнать прочь очередную не подтвердившуюся "правду"? Все может случиться. Первое время повороты истины вокруг своей оси забавляют, потом приедаются, и должно произойти нечто невероятно непредсказуемое, чтобы разочарования вновь стали меня удивлять.
   - Отставка? Мне бы тоже когда-нибудь уйти в отставку, да видно, не получится. Хотя... Могу представить, что ты чувствуешь, оказавшись не у дел после...
   После того, как показал, насколько сильно мне нравится вершить судьбы мира, он это хочет сказать?
   - После того, как сделал то, что, может, никогда не удалось бы никому другому.
   Он меня подбадривает?!
   Оборачиваюсь, смотрю прямо в карие глаза, надеясь понять, шутит их обладатель или говорит серьезно, но терплю сокрушительное поражение, потому что Борг не смеется и не сочувствует. Рыжий возмущен до глубины души.
   - Так часто бывает, я сам видел. Делаешь то, делаешь сё, из кожи вон лезешь, добиваешься победы дорогущей ценой, а тебя хорошо еще, если попросят уйти, а то и пинком выгонят. А ты никому дорогу не перешел? Уж слишком похоже, что твое место кому-то понадобилось.
   Ох, сомневаюсь, чтобы Маллет, даже находясь не в самом здравом уме, обратился к богам с подобным желанием. Или же...
   Он осознал дарованное могущество, это можно было заметить, не особо щуря глаза. Он испытал восторг и упоение. Не пришедшей в руки властью, разумеется, парень пока не в состоянии понять, обладателем чего стал, но он был счастлив, я чувствовал. Что выросло из той радости позже, ночь спустя? Нет желания узнавать. Если Маллет справился с демоном внезапно обретенной свободы, хорошо. Если уступил в борьбе, на все воля богов. Если подружился... О, тогда он сможет многого достичь! Но какую бы из нитей Гобелена не тронули руки странного саэннского мага, до меня дойдет лишь слабое колыхание пространства, если, конечно, мир вообще соизволит сделать меня свидетелем происходящего, ведь теперь у Эны появилась новая игрушка, не менее забавная, чем предыдущая.
   - Меня это не волнует.
   - Не переживай, мир большой, в нем есть место для всех.
   - Пожалуй. Только сейчас я даже не хочу начинать поиски.
   Борг грустно усмехнулся:
   - Еще бы! Но это пройдет, поверь, и надеюсь, довольно скоро. Хотя... бывают и такие, кто не выкарабкивается. Но ты-то ведь не наделаешь глупостей?
   Карие глаза подрагивают, ожидая ответа, может показаться, что любого, но на самом деле моего собеседника устроит только утвердительный. Да, у камня Опоры было куда больше возможностей наблюдать судьбы, разбитые отлучением от службы, и я очень хорошо понимаю, почему мой старый приятель усиливает натиск, стараясь вытащить меня из болота тоски на твердую землю, если увещевания не помогут.
   Глупостей, говоришь? Алмазную росу считать принадлежащей к таковым или нет?
   - Поживем - увидим.
   - Тааак. - Рыжий разочарованно хлопнул ладонями по столу. - Вот сейчас ты мне не нравишься. Совсем.
   - Я исправлюсь, дяденька, лишь бы вам было спокойнее!
   - Ну вот, снова здорово... Неужели ты не замечаешь, когда кто-то волнуется за тебя?
   Волнение это прекрасно и восхитительно. Только есть ли достойная причина для сего трогательного чувства? Я же не ребенок, живущий сиюминутными увлечениями, и умирать не собираюсь хотя бы потому, что никому не смогу ни помочь, ни насолить таким поступком. Фрэлл подери, пока мою душу не посетит то, что чувствуют люди, жертвующие собой ради других, сиречь скорбная необходимость и тихая гордость, мне и с места-то двигаться не хочется! Но если рыжий уверен в обратном, его срочно нужно разубедить.
   - Я не слепой. Извини, больше не буду.
   - А больше и не надо! - На лицо Борга вернулось прежнее тревожно-загнанное выражение. - Столько уже наделал, что вовек не расхлебать.
   О, что-то новенькое. Но разве мои зимние безрассудства не были полностью закончены?
   - Меня полгода не было в столице, а когда я уходил...
   - Вспомни-ка, что было зимой!
   Мне чудится, или в голосе рыжего разгораются угольки азарта? К чему бы это?
   - Да ничего особенного. Но я закончил все дела, которые требовали моего участия.
   - Ага, закончил! И как думаешь, во что эти дела вылились?
   Я подумал. Потом еще немного подумал, но каких-либо путных предположений в голове не возникло, посему не оставалось иного выхода, как отставить кружку в сторону, опереться локтями о стол, придвигаясь поближе к собеседнику и покорно кивнуть:
   - Давай, рассказывай.
   К чести своей, Борг не воспользовался заслуженным триумфом и не промурыжил меня в ожидании несколько лишних минут. Видимо, события при дворе и впрямь происходили неладные.
   - Помнишь девицу по имени Роллена?
   - Белокурая сестра королевского мага? Припоминаю.
   - Ей самое место в тюрьме или на виселице.
   - Вполне возможно. А в чем дело?
   - В том, что она по-прежнему на воле, и, похоже, совсем потеряла стыд.
   Хм, красавица с васильковыми глазами давно уже не слыла скромницей, что же должно было случиться, если Борг столь искренне возмущен?
   - Не ходи вокруг да около, ладно?
   Он шумно выдохнул и страдальчески сдвинул брови:
   - Девица воспользовалась тем, что его высочество после прощания с тобой, прямо скажем, стал дуть даже на воду, и заявила, что желает служить престолу.
   - Служить можно по-разному. Только не говори, что она...
   - Она собирается стать камнем Опоры!
   Ай-да Роллена! Умница! Я советовал ей найти применение талантам, удивительно рано вызревшим в юном сознании, и девочка послушалась, поступив на зависть многим смело и решительно. В самом деле, если можно получить приглашение за королевский стол, зачем соглашаться на объедки?
   - Можно поздравить Опору трона с пополнением?
   Борг с трудом, но подавил желание выругаться. Наверное, потому что новость больше вводила его в растерянность, нежели злила.
   - Это конец, понимаешь? Если незыблемость трона станут охранять гулящ...
   - Остановись, пока не совершил непоправимое.
   - Разве я должен останавливаться?! То, что происходит, разрушает... Разрушает основы!
   О, мое любимое словечко, родное и невыносимо хорошо знакомое. Разрушение. Как сладко от него веет тленом и как горчит ароматом молодых побегов зелени, проклюнувшихся на месте недавнего пепелища... Пресветлая Владычица, я и не думал, что Борг, как мальчишка, верит наивности рыцарских романов! Гулящая девка или не гулящая, разве это важно? Не стану спорить, она запятнала свою честь, вольно или невольно, только эта честь принадлежала ей одной, ни государству, ни королю, ни семье, ни кому-то еще. Роллена имела и имеет право ночами согревать постель хоть последнему бродяге, а днем служить на благо государства. Безупречность во всем, конечно, хороша, но сия добродетель слишком редко сочетается с другими качествами, необходимыми, чтобы остаться в живых самому и сохранить жизнь другим.
   - Некоторые основы заслуживают того, чтобы быть разрушенными.
   - Ты... Надеюсь, шутишь?
   Все, понял. Опора для рыжего - это святое. Трогать больше не буду, ну разве что, кончиком пальца.
   - Так что Роллена? Она подала прошение о зачислении?
   - Хуже. - Борг состроил трагическую мину. - Прошение уже подписано.
   - Ого! Кем, позволь узнать?
   - Его высочеством, принцем Дэриеном.
   Я не удержался от смешка и даже не попытался притвориться, что кашляю.
   Карий взгляд наградил меня уничижением:
   - Ничего смешного не вижу.
   - Не скажи, все это довольно занятно... Но в чем ты винишь меня?
   - А кто прополоскал принцу мозги? Кто устыдил его в гибели брошенной игрушки? Кто вбил Дэриену в голову тягу к всепрощению?
   Хочется встать и раскланяться, словно перед зрителями, благоговейно хлопающими в ладоши. Конечно, я. Это была очередная гениально выигранная мной партия. Эх, никогда не думал, что и стыдиться можно устать!
   - Насколько понимаю из всего сказанного, после разговора со мной его высочество стал более, эээ, рассудительно относиться к решению задач. Что же в том плохого?
   - Ага, одно только хорошее! Задачи ведь бывают разные, почему ты этого не объяснил принцу? Почему не научил разделять важное и...
   - Борги-Борги-Борги, остынь, прошу тебя! Да, я дурак и подлец, ввел Дэриена в заблуждение и прочая, прочая, прочая, меня надо казнить, причем не один десяток раз, согласен. Но давай посмотрим с другой стороны, идет?
   - Опять начинаешь свои поучения? - Рыжий постарался выразить все возможное недовольство, но его сил хватило только на бурчащий голос, а карие глаза, вместо того, чтобы осуждать, уже завороженно ждали продолжения урока.
   Э нет, дяденька, я больше не хочу строить из себя учителя. Нет никакого смысла. И если все еще не обрываю разговор, так только потому, что мне жаль напрасной траты расходного материала, коим может стать Роллена. Или ты нарочно вынуждаешь меня вернуться в наезженную колею, заставляешь вспомнить, что прошлая жизнь была не так уж плоха, и вовсе не нужно...
   Ты всерьез поверил, что я могу от избытка или недостатка чувств покончить с собой?
   Ой.
   Ой-ой-ой.
   Но попытка великолепная. Браво! Увести от внутренних проблем, предложив к решению проблемы внешние и словно лишь краем связанные со мной? В другое время я бы обиженно посчитал, что недооценивал тебя, дяденька, а сейчас могу только восхититься:
   - Ты самый хитрый рыжий лис из всех, кого я знаю.
   Борг недоуменно округляет глаза, довольно успешно примеряя на лицо выражение полнейшей невинности, и я снова не могу удержаться от улыбки.
   - Ладно, будем считать, внушение понято и принято. А по поводу задач я все же продолжу. Не бывает важного и неважного, бывает наше отношение разной степени теплоты к тому или иному событию. Принц не желает принимать на себя тяжесть решений? Это может быть либо трусость, либо усталость, либо... Скажем, лень. А может, он вообще сейчас увлечен совсем другими вещами, к примеру, своей возлюбленной. Пусть делает, что хочет. Дадим ему хоть немножко свободы?
   - Ты не хочешь вмешиваться.
   Очень правильный вывод. Не хочу. Потому, что не вижу надобности и потому, что одна старая мудрая Мантия не так давно посоветовала мне почаще позволять людям жить в свое удовольствие.
   - Давай рассудим вместе. Я должен вмешаться?
   - Нууу...
   Ясно. Тебе хочется, чтобы я снова погряз в придворных играх. Но право каждого из нас желать равно перед миром, а я лично желаю... Брррр! Вот ведь незадача. Мне-то сейчас не желается ничего. Совсем.
   - Скажи, что тебя на самом деле беспокоит. То, что Дэриен совершил малообдуманный поступок, или то, что Роллена может стать твоей соратницей?
   Борг качнул головой, словно старался стряхнуть накопившиеся обиды и начать мыслить без лишних эмоций.
   - И то, и другое.
   - А что представляется тебе более важным?
   - В каком смысле?
   Теперь он удивился уже не наигранно. Не ставит забор между своими устремлениями и делами престола? Наверное, так и нужно, если хочешь быть верным и преданным слугой, но я задал свой вопрос намеренно.
   - Дэриен - взрослый мальчик, и как всякий человек, достигший определенного временного рубежа, постепенно становится маловосприимчив к тому новому, что приходит извне. Говоря проще, учиться он будет все менее и менее охотно и успешно, поэтому если ты просишь, чтобы я попытался преподать его высочеству очередной урок, ты прискорбно ошибаешься, кроме того, нет ничего хуже для правителя, чем постоянное тыканье лицом в грязь. Вот представь, что Дэриен, подписывая прошение, в кои-то веки чувствовал себя именно государем, принимающим судьбоносное для страны решение. Представил? А ты предлагаешь прийти к нему и доказать, что это была всего лишь глупость и блажь? Не слишком ли жестоко?
   - Ты опять все перевернул наоборот... - Полувосхищенно, полурастерянно выдохнул Борг. - Но звучит разумно.
   - Разумно потому, что возможно, не более.
   - Значит, не нужно лишать его высочество...
   - Той минуты гордости, которую он сам себе устроил. В конце концов, назначение Роллены - не самое страшная беда для Западного Шема.
   - Для Шема-то не страшная. - Грустно согласился рыжий.
   - А чего хочешь ты сам? Девушка тебе ненавистна? Испытываешь к ней что-то личное и очень неприятное?
   - С чего это? Я с ней толком и не встречался, и уж тем более, не разговаривал.
   - Тогда почему артачишься, как упрямое вьючное животное?
   - Ей не место в Опоре.
   Ого, звучит весьма твердо и уверенно. Но я хочу знать причину сей непоколебимости.
   - Роллена не настолько глупа, как может показаться со стороны. И поверь, если она выбрала именно этот путь, она очень хорошо подумала прежде, чем подавать прошение.
   - Как ты себе это представляешь, а? - На Борга было жалко смотреть, как впрочем, всегда жалко смотреть на мужчину, загнанного в угол женщиной. - Что она будет делать в Опоре?
   - Что угодно.
   - Ты видел ее фигурку? Тростинкой переломить можно! Да ни один из нас не сойдет с ума настолько, чтобы взять ее в пару!
   Ах вот, что нас заботит по-настоящему! Необходимость прикрывать друг другу спину и полное несоответствие качеств претендентки сему трудному делу.
   - Разве камни Опоры только и занимаются тем, что дубасят друг друга и врагов короны? Разве в ваших рядах нет женщин, которые...
   - Используют в качестве оружия свое тело, хочешь сказать? Есть, куда же без них. Но не забывай, что эту девицу слишком хорошо знают при дворе и за его пределами, да и кто позволит использовать сестру королевского мага в качестве шпионки?
   О таком повороте событий я и не подумал.
   - Действительно, за волосок, упавший с ее головы, тот, по чьему недосмотру это случилось, будет отвечать слишком сурово.
   - Теперь понял? Она не просто не нужна в Опоре, она принесет один лишь вред.
   - А если назначать ей задания, не требующие, так сказать, столкновений с опасностью?
   - Можно, конечно, - задумчиво протянул Борг. - Но они скучные и...
   - Если Роллена соскучится, сама убежит подальше от трона.
   - Думаешь? - Похоже, рыжий чуть оживился. - А что, идея. Только опять же, загвоздка... Ее все равно нельзя отправлять одну. Не по уставу это.
   - У тебя нет бездельничающих камней на примете?
   - Есть несколько, но... Нет, все равно не пойдет.
   - Почему?
   Карие глаза виновато сощурились.
   - В Опоре уже пошли разговоры... В общем, девице не будут рады.
   Кажется, начинаю понимать. Какие слухи и сплетни могут ходить в столице о сестре королевского мага? Блудница, едва не подставившая под удар несчастного влюбленного, покушавшаяся на чужие жизни руками наемных убийц, капризная, своенравная, бессердечная - самое малое, что могут про нее говорить, причем, во всем сказанном нет и слова лжи. Подозреваю, ни один парень из Опоры по доброй воле не согласится быть напарником Роллены, ведь любой опрометчивый поступок может либо вызвать недовольство девушки, либо причинить ей вред, а и в том, и в другом случае виновным будет признан, разумеется, тот, кто находился рядом. Отдать голову на заклание и ради чего? Ради сумасбродства богатой и могущественной стервы? Да, задачка не из легких. Но решение у нее все же имеется.
   - Не смогут подобрать ей пару?
   Борг грустно хмыкнул:
   - А ты бы пошел с ней?
   Я не ответил, задумчиво проводя пальцем по верхней губе слева направо и обратно.
   - Ты...
   Он все понял гораздо быстрее, чем можно было предполагать или... надеяться? Разве мне так уж необходимо тратить странным и случайным образом возникшую прорву времени на... А собственно, почему бы и нет?
   - Ты хочешь...
   - Я совершенно свободен. Вот только, к сожалению, не имею ни малейшего отношения к...
   - Это легко устроить! Скажи только, почему?
   Карие глаза смотрят на меня в упор, не мигая и не ослабляя нажим.
   Почему... Хороший вопрос. Я могу сказать, что мне стало жаль девушку. Могу сказать, что мне надо немного развлечься, пощекотать нервы. Могу сказать, что...
   - Таково мое желание. Сегодняшнее.
   - А завтра что, передумаешь?
   - Нет.
   Не передумаю.
   Потому что у Роллены тоже должна быть хотя бы одна минута гордости.
  
   ***
  
   Утренние города похожи друг на друга даже больше, чем спящие люди. Неважно, из чего сложены стены многочисленных разновеликих домов, в какие цвета глиняных дел мастера раскрасили черепицу, какие ветра терзают флюгеры на остроконечных башенках, город всегда остается городом, ларцом, сохраняющим неоцененное сокровище - тишину. Только в рассветные часы, находясь в самом сердце большого города, можно понять, каково безмолвие на вкус.
   Оно сводит зубы холодком рассеявшегося тумана, каплями воды оседающего на крышах и скатывающегося по желобам, чтобы с коротким звонким стуком разбиться о камни мостовой.
   От него перехватывает дыхание, потому что любой звук, посягнувший на целомудренность тишины лабиринта улиц, кажется святотатством пострашнее, чем прилюдное надругательство над алтарем всеми почитаемого бога.
   Оно проясняет ум, прогоняя из сознания любые мало-мальски оформившиеся мысли, и снисхождения удостаиваются лишь образы, которые невозможно описать словами.
   Оно... Оно истинно прекрасно, потому что, как и любое чудо, недолговечно.
   Город еще жмурится, изо всех сил стараясь удержать за сомкнутыми веками своих обитателей последний сон, но час пробуждения неотвратимо приближается, и ресницы уже предательски дрожат от любопытства, от нестерпимого желания увидеть, какие приключения, радости или напасти сулит новый день. Горстка минут тонким речным песком осыпается с ладони хранителя времени, осталось совсем чуть-чуть, вот-вот все и свершится, маятник жизни вновь начнет свое бесконечное путешествие, рисуя дороги, которые... Ждут и страшатся наших шагов.
   Роллена, согласишься ли ты ненадолго разделить свою тропу со мной? Обещаю, я не натопчу много, может быть, и вовсе буду осторожно шагать по обочине, по щиколотку погружаясь в густую и жесткую траву, но позволить надменным и самоуверенным камням Опоры посмеяться над тобой я не могу. Разумеется, ты многого не умеешь, еще большего не можешь сделать, каждому существу в подлунном мире поставлены свои пределы, только это не повод насильно рушить твои мечты. Не получится? Ты сама это поймешь и сама решишь, как поступать дальше. Надеюсь, поймешь скоро, потому что... Путь предстоит долгий, ведь прошение, подписанное его высочеством, означает одновременно все и ничего.
   Роллене разрешили войти, немножко постоять в приемной зале и побегать на посылках, буде таковые вообще возникнут. Вполне может статься, что девушку продержат в ожидании не один месяц, стараясь искоренить желание стать камнем Опоры, и еще более вероятно, что ленивым хитрецам удастся претворить свои коварные планы в жизнь. Их право, спорить не буду. В конце концов, в случившемся виноват только Дэриен, желающий почувствовать себя могущественным правителем и временно испытывающий чувство вины перед всеми девицами Западного Шема разом. Интересно, Роллена только подозревала, что не встретит отказа со стороны принца или все тщательно рассчитала? Как ни забавно, и первое, и второе говорит о девушке очень лестно. И возможно, камни Опоры протестуют против Роллены не из нетерпимости, презрения или отвращения, а из подсознательного страха вдруг оказаться слабее... А впрочем, зачем заранее придумывать обоим противоборствующим сторонам объяснения и оправдания, если сейчас я сам стану участником задуманного Боргом представления?
   Она оказалась на мосту еще до того, как с Восточной башни донеслись удары колокола, возвещающие наступление полудня. Боялась пропустить назначенное для встречи время, как любой школяр боится опоздать на первый в своей жизни экзамен? Возможно. Только потом, много позже придет понимание той простой вещи, что все назначенные тебе уроки ты получишь, как бы ни старался увильнуть, а уж отчитываться о приобретенных знаниях и вовсе может понадобиться в самый неожиданный момент. Кроме того, конечно, существуют еще и правила этикета, предписывающие не допускать опозданий, но случай, вновь сведший меня и Роллену вместе, не подпадал под общепринятые правила хотя бы тем, что на крохотном листе бумаги, который передал мне Борг, было написано: "После полудня на мосту Прощаний", что могло означать любой час вплоть до позднего вечера. К счастью, девушка о коварстве неопределенности этих слов не догадывалась, иначе на хорошеньком личике было бы совсем иное выражение, а не волнительный азарт.
   - Доброго дня, дуве. Позволите разделить ваше ожидание?
   Она вздрогнула, растерянно моргнула, но спустя пару вдохов, высоко поднявших грудь, догадалась, о чем идет речь:
   - Вы... Назначены идти вместе со мной?
   Я кивнул и облокотился о перила моста. От воды, бегущей в каменном русле Большого канала тянуло слегка гнилостной сыростью, но дышать здешним воздухом все равно было приятнее, нежели окунуться в уже начинающую подниматься над мостовыми и быстро нагревающуюся в солнечных лучах пыль.
   - А вы тоже новичок или...
   Захотелось улыбнуться. Я так и поступил бы, если бы по вопросу Роллены можно было понять, какой ответ устраивает ее больше, однако трудность состояла в том, что сама вопрошающая никак не могла определиться со своими предпочтениями. А действительно, кого, к примеру, я бы предпочел видеть рядом с собой в столь ответственный момент, новичка или ветерана? С одной стороны, тот, кто обладает примерно таким же, как и ты, опытом, кажется более удобным вариантом, с другой, он неминуемо станет соперником, что же касается знатока своего дела, тот может или загубить твою намечающуюся карьеру, или исподволь чему-то тебя научить. Оба варианта имеют свои недостатки и достоинства, это верно. Только выбирать-то нужнее сейчас мне, нежели Роллене!
   - Я не служил в Опоре, если вы об этом, дуве.
   Она кивнула, надеюсь, правильно оценив мою уловку. Нет никакого смысла представляться новичком, потому что любая случайность способна показать, что я солгал, корчить же из себя ветерана и вовсе смешно и глупо. К тому же, пока неизвестно, какие чувства питает сама девушка к будущим возможных сослуживцам, а сразу нарываться на настороженную ненависть мне не с руки.
   - Но знаете, что и как?
   - Пожалуй.
   Роллена перевела сосредоточенный взгляд на воду, словно собиралась сосчитать пробегающие под мост волны, и, неожиданно покраснев, спросила:
   - Как вы думаете, мне стоило одеться иначе?
   Иначе? А чем плох кружевной лиф, в меру скромный и весьма уместный посреди летней жары? Чем плоха юбка с подолом на ладонь короче придворных нарядов, чтобы не мести им мостовую? Нет, девочка, с одеждой у тебя все в полном порядке.
   - Может быть, нужно было... по-мужски?
   Я качнул головой, стараясь выглядеть слегка негодующим:
   - Вы женщина, дуве, очень красивая женщина, и даже думать не смейте рядиться в чужие наряды. Гордитесь тем, кто вы есть, и тогда мир тоже будет вами гордиться.
   Она резко повернулась в мою сторону. Светлые брови удивленно взлетели вверх и сразу же опустились, угрожающе сдвигаясь.
   - Вы поэтому пришли сюда?
   - Я пришел сюда по улице, дуве.
   - Вы прекрасно поняли, о чем я говорю, не притворяйтесь! Вам ведь захотелось посмотреть, верно?
   В гневе Роллена всегда была хороша, насколько я помню, но полгода назад ее голос еще не обладал стальными нотками, а васильковые глаза не могли похвастать пронзительной глубиной грозовых туч.
   - Посмотреть на что, дуве?
   - На меня! И как, насмотрелись?
   Признаться, еще нет. Потому что смотрю и не узнаю свою старую знакомую. Прошло ведь всего ничего, несколько месяцев, ерунда по меркам не только вечности, а изменения налицо, причем в самом прямейшем из прямых смысле.
   Раньше облик Роллены казался кукольным. Казалось бы, тонкость и правильность черт никуда не ушла, молочная белизна кожи и пухлость губ - все осталось при своей хозяйке, но теперь можно было с уверенностью утверждать: тот, кто трудился над живой куклой, был настоящим мастером, потому что с лица девушки каким-то чудом сошла патина пустоты.
   Из уродины можно сделать красавицу, пусть и большими затратами, но зато и постороннему наблюдателю известно, в каком направлении двигаться, ведь каноны красоты не так обширны, как хотелось бы. Но сделать красавицу еще прекраснее... Удивительно, как такое вообще возможно. И дело не в том, какими глазами кто на кого смотрит, отнюдь. Дело в том, чтобы найти тот самый единственный штрих, способный избавить совершенство от мертвенного покоя. Неужели таковым штрихом оказалась простая и обыденная цель, хорошо знакомая каждому живому существу? Цель найти свое место в жизни?
   - Вам все рассказали обо мне? Ничего не упустили?
   Солгать? Ответить искренне? В хитросплетении человеческих чувств разобраться сложнее, чем в Кружеве всех заклинаний мира вместе. И самое обидное, совершить опасную ошибку, разрывая ту или иную ниточку или вяжа узелок, намного вероятнее.
   - Я предпочел бы услышать вашу историю из ваших уст, дуве, вот только...
   - Только?
   - Кто сказал, что я вообще хочу ее слушать? - Улыбаюсь, доставая бумагу с предписанием. - У вас ведь точно такая же?
   Роллене ничего не оставалось, как кивнуть, сглатывая то ли гнев, то ли обиду.
   - Значит, сегодня мы равны. Когда на башне пробило полдень, прошлого не осталось. Мы пришли на этот мост, чтобы шагнуть в будущее, не правда ли? С воспоминаниями пусть каждый разбирается сам, а что касается сплетен... Только дураки и коровы день за днем жуют одну и ту же жвачку. Если вы посчитаете нужным что-то рассказать о себе, расскажете. Но не раньше, чем мы все-таки узнаем, зачем нас позвали сюда.
   - Разумные слова, юноша. Разумные и правильные. Если хочешь чего-то достичь, не стоит тратить время почем зря.
   Он появился позади нас совершенно бесшумно, и это казалось тем более странным, что его правая рука опиралась на увесистый короткий посох, по всей видимости, помогавший немощным ногам нести грузное тело.
   Старик, седой, с гладко выбритым лицом, изобличавшим столичного жителя, потому что уже в миле от Виллерима мужчины начинают отпускать бороды еще до рождения первого внука. Длинные тонкие волосы, приличествующие священнослужителю, и массивный подбородок, не позволяющий усомниться в том, что его обладатель в своей жизни занимался чем угодно, только не восхвалением богов. Прозрачные, с легкой дымкой глаза, глядящие вроде бы и на тебя, и в то же время куда-то в сторону, но вовсе не потому что человек не испытывает к тебе ни малейшего уважения, просто ему с высоты прожитых лет важными видятся совсем иные вещи.
   Солнечный зайчик, прыгающий по черепице. Крошащийся под ладонью камень перил. Пробивающаяся между камней мостовой травинка. Задумчиво насупленный малыш, держащийся за юбку матери. Разве все это не стоит намного дороже, чем мышиная возня обогащения или стремление хотя бы кончиком пальца дотронуться до власти? Может быть, пожилой незнакомец, окликнувший нас, до сих пор крутится в колесе извечных человеческих желаний, но летний полдень, смягченный ветерком с воды Большого канала, на какой-то миг напомнил, чем жизнь по-настоящему замечательна.
   Напомнил не только ему, но и мне.
   - Прошу прощения, что припозднился, молодые люди. Возраст, знаете ли... М-да, возраст. Но теперь ничто не мешает нам немного побеседовать.
   Хм. Это и есть посыльный Опоры? Не слишком ли староват для своих обязанностей? Или в Опоре посчитали, что нам с Ролленой довольно и такого гонца?
   - Пойдемте, прогуляемся по набережной, а то мои стариковские ноги не терпят простоя, стоит оставить их без работы, сразу забывают, как надо шагать.
   Он медленно сошел с моста и двинулся вдоль канала, ощутимо опираясь на посох и время от времени поддергивая кафтан над поясом, по всей видимости, чтобы широкие складки не сбивались вместе и не давили слишком сильно на объемистый живот. Мы последовали за провожатым, стараясь не забегать далеко вперед, а оставаться рядом, ловя каждое слово, мудрое или пустое.
   - Прежде, чем вы рьяно приметесь за дело, молодые люди, а вам, я так и чувствую, не терпится испытать свои силы, усвойте, что не бывает глупых и никчемных заданий. Если вам что-то поручено, сие должно быть исполнено со всем тщанием и прилежанием, такова первая заповедь Опоры. Никто не станет вас упрекать, если вы добьетесь поставленной цели своими собственными способами, но вот если не добьетесь... Думаете, раз вы уже здесь и слушаете стариковские бредни, упорства вам не занимать? Ой, молодые люди, как вы ошибаетесь! Начало может быть всяким, и простым, и трудным, но чтобы добраться до окончания, надобен во сто крат более тяжкий труд. Не будете увиливать от работы, пройдете дорогу, на которую ступили, до конца. Хотите лениться? Тогда вам лучше сразу повернуться и уйти, пока не стало поздно.
   - А когда... когда станет поздно? - Спросила Роллена, справившись с волнением.
   Старик остановился, повернулся к девушке и протянул ей раскрытую ладонь, на которой лежал округлый предмет, похожий на рыбий пузырь. Под белесой полупрозрачной пленкой виднелось что-то округлое, металлически поблескивающее.
   - Когда я передам вам эту вещицу.
   - А что это такое?
   - То, что сможет либо облегчить, либо усложнить вашу жизнь на ближайшие сутки. Малая королевская печать.
   Ого-го. Такими предметами обычно не разбрасываются, вручая кому ни попадя. С малой печатью можно, к примеру, заручиться поддержкой городской стражи, а можно пойти в королевский монетный дом и получить столько денег, сколько сможешь унести. Другое дело, что Роллене не интересно ни то, ни другое, а мне и подавно нет никакого дела до кусочка могущества, находящегося на расстоянии вытянутой руки. Нам обоим не нужна власть.
   Не нужна.
   Неужели...
   Так вот, как происходит настоящий отбор! Претендующих на право стать камнем Опоры наделяют властью, лишь немногим меньшей, чем королевская, и внимательно наблюдают за каждым их шагом, наверняка тщательно отслеживая малейшие промахи. Тот, кто желает служить трону, не воспользуется неожиданно свалившейся на голову свободой поступков, не воспользуется хотя бы потому, что будущее сулит гораздо большие барыши, и полезнее на время умерить свои аппетиты и амбиции, чтобы потом, уже по достижении желанного статуса... А новичок, одуревший от даром доставшейся власти, все равно не успеет за сутки натворить много бед. Скорее всего, не успеет. Что ж, возможный риск с лихвой оправдан: тот, кто пройдет испытание, окажется одновременно и допущен к управлению, и жестко связан внутренними правилами Опоры, а не справившийся с соблазном легко и быстро отсеется.
   - Мы должны ей воспользоваться? - Уточнила Роллена, рассеянно разглядывающая пузырь.
   - Все зависит от вашего желания. Чтобы исполнить выданное вам поручение, печать пригодится. Хотя бы для того, чтобы войти в дома, двери которых откроются не перед каждым.
   О, мы наконец-то подходим к сути дела. И что же за двери нас ждут?
   Старик едва уловимым движением, захватившим левую руку от локтя до запястья, вытряхнул из рукава и ловко поймал кончиками пальцев плотно скрученную трубочкой бумагу:
   - Вот, извольте узнать, куда вам надлежит отправиться в первую очередь.
   Роллена расправила крошечный свиток и удивленно выдохнула. Я заглянул через плечо девушки, но увидел всего лишь неизвестный мне адрес: "Межлучевой проход, дом из розового камня". Улица богатая, не спорю. Но мне эти несколько слов не сказали ровным счетом ничего, в отличие от моей... напарницы.
   - Остальное узнаете на месте. От самого заявителя.
   Еще бы! Подозреваю, что не только мы, но и никто в Опоре пока не знает, чем именно сегодня будут заниматься новички, алчущие присоединения к слугам престола. Если у дела есть заявитель, он, как правило, лишь сообщает о возникшей надобности, сохраняя в тайне подробности. Одна только любопытная деталь: людей, способных быть подобными заявителями наверняка можно пересчитать если и не по пальцам рук и ног, то больше сотни не наберется, потому что правом тревожить Опору по пустякам наделяются лишь избранные. А в том, что нам с Ролленой достался таковой "пустяк", сомнений быть не может, ведь кто в здравом уме доверит неугодному новичку важное дело?
   - Мы можем отправляться?
   - Конечно. Сразу после того, как примете печать. - Хитро улыбнулся старик.
   - Примем? - Переспросила Роллена.
   - Возьмете в руки. Но это может сделать только один из вас, печать-то одна, как видите.
   Если внезапно возникают непонятные ограничения, речь всегда идет о магии, как подсказывает мой богатый неприятными воспоминаниями опыт. А магический выбор всегда делается не в мою пользу, но если я не изображу хотя бы тень желания стать хранителем печати, это может выглядеть подозрительно.
   - Мы должны решить сами?
   - Только сами. Я вам тут не помощник.
   Ухмыляешься уголками губ, старик? Предчувствуешь ожесточенную схватку? Ее не будет. И думаю, ты останешься удовлетворен объяснением моего отказа от борьбы.
   - Тогда вручите печать девушке.
   Он удивился. По-настоящему, искренне, почти как ребенок. Наверное, не ожидал, что мужчина способен отдать силу и власть женщине. А может быть, никогда не становился свидетелем подобных событий, потому и не знал, что такое возможно.
   - Вы уверены, юноша?
   Да я попросту не смогу взять ее в руки! И хотя наружу из пузыря не пробивается ни одного лучика Силы, она там есть, скованная заклинаниями. Должна быть.
   - Уверен.
   Роллена смотрела на меня, широко раскрыв глаза и не веря собственному слуху. Если старика-посыльного мой поступок удивил своеобразной беспечностью, поскольку вручать женщине право распоряжений часто грозит риском, то сестра королевского мага, похоже, была потрясена до глубины души. Интересно, чем? Если девушка в течение своей короткой жизни и боролась за что-то, то только за возможность быть наравне во всем с окружающими ее людьми. Безнадежно, но отчаянно боролась с братом, нечаянно или намеренно втянула в эту борьбу Шэррола, ища поддержки, но оказалось, что юноша нуждается в том же самом сокровище. Можно ли оправдать ее поступки, едва не приведшие к гибели многих? Нет. Вот только люди, громогласно и повсеместно осуждающие Роллену, не ее враги, а мои.
   Спасая чужие жизни, я принял на себя негласное право и обязанность быть судьей. Лишь я один могу решить, насколько тяжелы грехи девушки, и потребовать за них соответствующую плату. А ведь пожалуй, сия власть посильнее королевской печати и соблазна в ней куда больше... Воспользоваться ей или нет, еще будет время подумать, но одно я могу заявить всему миру уже сейчас: делиться не намерен.
   - Ей скорее может понадобиться защита, чем мне.
   Взгляд Роллены дрогнул, потрясение сменилось неясно-горьким пониманием происходящего. Все верное, что она могла подумать? Ее вновь объявили бессильной и беззащитной. Впрочем, пусть будет так. Лучше неправильное, но привычное объяснение, нежели правильное, но противоречащее основам крошечного бытия одинокого человеческого существа.
   - Как пожелаете.
   Старик ухватился за руку Роллены, подтянул девушку поближе к себе и положил на тыльную сторону запястья белесый пузырь.
   - Не передумаете?
   Я качнул головой, хотя спрашивали вовсе не меня, истинный вопрос был задан белокурой красавице. Одно мгновение, и жизнь изменится, возможно, уже окончательно и бесповоротно...
   Обычно люди страшатся перемен, и сестра королевского мага сейчас должна была бы мучиться страхом выбора, по крайней мере, старик, исподлобья поглядывающий на лицо, теперь почти полностью избавившееся от кукольности, думал именно так, ведь он не знал главного. Выбор Роллена сделала еще зимой, вот тогда был и страх, и сомнения, и злость, и разочарования, но все это растаяло вместе со снегом, и девушка, стоящая сейчас на набережной, девушка, из гладко уложенных кос которой ветерок таки выбил золотистый локон, девушка, застывшая, как песчаная кошка, готовящаяся к броску...
   Она уже не могла передумать, потому что для себя все давным-давно решила.
   Старик наконец-то почувствовал тщетность ожидания, ловко повернул массивное кольцо на указательном пальце и воткнул острый краешек орнамента в оболочку, укрывающую королевскую печать от дневного света.
   Что происходит с пузырем, когда его протыкают? Разумеется, он лопается. Белесая пленка на запястье Роллены не стала исключением, разлетевшись во все стороны, и теперь можно было хорошенько рассмотреть драгоценный дар Опоры, бронзового орла, полукругом сложившего крылья.
   - Запомните, она будет служить вам ровно сутки, начиная с этого часа.
   - А потом? Мы должны будем ее вернуть?
   - Зачем? - Пожал плечами старик. - Она сама вернется. Туда, откуда возникла.
   Странное уточнение. Заглянем поглубже, скажем, на Третий уровень?
   Замечательная работа, другие слова на язык не идут. Трудно сказать, из чего был создан сам пузырь, но он служил своего рода скорлупой, замыкающей на себя нити, исходящие из Оконечных узлов, почему снаружи и не чувствовалось ни малейших следов магии, а теперь, когда оболочка оказалась сломана, контур заклинания из закрытого превратился в открытый. Плетение несложное, хотя и весьма плотное, каких-то особых качеств магия, вложенная в орла, не имеет, и все же... Выплетать сеточку с такой маленькой ячеей - крайне кропотливый труд, стало быть, он был жизненно необходим. Для чего же? Если взглянуть на течение Силы по нитям...
   Изящное решение. Хочется поаплодировать неизвестному мастеру-заклинателю. Раскрытый контур не может быть долговечным, это известно всем, но в малой королевской печати, лежащей сейчас на запястье девушки, магия преследовала помимо прочих еще одну забавную цель. Судя по всему, по истечении суток печать рассыплется на мелкие осколки, а может, разлетится в пыль. Как сказал старик? Вернется туда, откуда возникла? Все верно, прах вернется к праху. Надежная страховка от злоупотреблений, ничего не скажешь! Интересно, Ксаррон надоумил Опору так поступить или они сами не лыком шиты?
   - Ай! - Взвизгнула вдруг Роллена и тряхнула рукой.
   - Что случилось?
   - Она... Кусается. И не снимается!
   - Не бойтесь, никакого вреда эта вещица вам не причинит, - успокоил старик. - А так не стоит опасаться, что вы ее потеряете, только и всего.
   Девушка покраснела и опустила кружевную манжету, пряча печать от посторонних глаз, а я вдруг понял, что начинаю злиться. Зачем так гнусно шутить? Да, понимаю, в каждой службе свои забавы, но нарочно пугать человека, который и так сейчас вне себя от волнения? Еще одна попытка показать Роллене, что ее никто не ждет в Опоре? Или просто невинное развлечение пожилого человека? Что бы это ни было, прощения оно точно не заслуживает.
   - А теперь позвольте откланяться, молодые люди. Об исполнении поручения вас спросят, когда придет срок.
   И он шаркающими шагами неспешно отправился прочь, с видимым удовольствием вдыхая свежий речной воздух.
   Роллена несколько минут смотрела вслед удаляющемуся посыльному, пока еще можно было разглядеть каждую прядь седых волос, по ткани кафтана спускающихся на широкую спину, потом упрямо подняла подбородок, поворачиваясь в мою сторону:
   - Значит, мне печать нужнее, чем тебе?
   Конечно, ведь на крайний случай у меня есть серебряный зверек, искусно копирующий знак Мастера. Впрочем, шучу. Я знаю, почему ты спрашиваешь. Тебе нужна причина, которая направила мои действия, очень нужна, можно сказать, жизненно необходима. Но разве я могу дать ответ, достойный нас обоих? Уж лучше промолчать, криво улыбнувшись, и пусть девушка думает, что угодно и как угодно.
   Защита необходима тому, кто не представляет все многообразие опасностей, таящихся в кустах на обочинах жизни, недаром древние мудрецы говорили, что предупрежденный готов встретить удар. Другое дело, хватит ли умения и сил, внешних и внутренних, чтобы справиться с внезапным нападением из засады.
  
   ***
  
   Хладнокровные размышления, сопряженные с преодолением некоторого расстояния, уверили меня, что Борг умолчал о подробностях процедуры выдачи задания не потому, что хотел беззлобно подшутить надо мной, а потому, что вполне мог их не знать. В слаженно работающем организме, взять, к примеру, хоть человеческий, разные участки плоти и понятия не имеют, чем занимаются их соседи, однако неведение не мешает им действовать в такт друг другу под умелым управлением Кружев.
   Что есть Опора трона? Разветвленная структура, стремящаяся охватить своим надзором и влиянием все закутки, имеющие малейшее отношение к поддержанию королевской власти. Многочисленная? Хотелось бы верить, только здравый смысл упорно убеждает меня в обратном, и любому сомневающемуся я могу задать всего лишь один вопрос: где взять столько народу?
   Разумеется, часть военачальников, высшей аристократии и прочих влиятельных людей входит в Опору по определению. Правда, они не занимаются какими-либо активными действиями, а скорее пребывают в ленивом ожидании команды, однажды могущей раздаться с престола Западного Шема. Возможно, время от времени все они собираются на тайные советы, где обмениваются свежими сплетнями и слухами, перемывают косточки недругам и делят денежные и властные полномочия, но все это больше служит пусканию пыли в глаза заинтересованных наблюдателей, чем получению действительной пользы для государства, а настоящей работой занимаются совсем другие персоны, о которых зачастую известно только их прямому начальству.
   Откуда же они берутся, эти верные псы короля? Отовсюду. Выслуживаются в армии, лебезят при дворе, по глупости или случайно попадают в сети, раскинутые вербовщиками. Талантливые и не слишком, но упорные и упрямые в том, что касается стремления выйти победителем из любого сражения. А теперь спрошу снова: много ли таковых на свете? Ответ окажется неутешителен. Потому и существует та же Академия, а может быть, и многие другие заведения, обучающие и натаскивающие молодняк, просеянный через тонкое сито. Но все равно, людей не хватает, ибо тех, кто обращает на себя внимание еще при обучении, стараются заполучить не одни только королевские службы, а тех, кто и на экзамене оказался сереньким середнячком, будут придирчиво рассматривать со всех сторон и в половине случаев удостоят отказом. Почему? Потому что всем хочется лучшего, разумеется. Но если лучшее уже разобрано, приходится работать с тем, что осталось.
   Многоступенчатый отбор - старая, как мир, практика, с годами либо совершенствующаяся, либо впадающая в маразм. В том же Южном Шеме, чтобы попасть в окружение правителя, иногда необходимо потратить целую жизнь, начиная едва ли не с самых пеленок, и то не успеть достичь желаемого, на смертном одре утешая себя лишь той мыслью, что твой наследник начнет путь на ступенечку выше, чем начинал ты сам. Впрочем, Юг всегда был благоговейным хранителем традиций, а Север и Запад легко расставались с тем или иным ответвлением ритуала, если оно казалось слишком сложным и мало действенным.
   Как можно стать камнем Опоры? Заслужить или выслужиться, третьего не дано, купля-продажа в вопросы веры и верности не допускается. Причина очень проста: торгаш всегда остается торгашом, и купив единожды, не сможет себя сдержать, если возникнет возможность очередной сделки. Ну а поскольку заслуга - вещь редкая и случайная, основной дорогой в Опору является именно выслуга. Этой дорогой отправилась и Роллена.
   Если рассудить трезво, девушка поступила совершенно правильно, хотя располагала возможностью обойти все начальные препоны и сразу прыгнуть на высокую ступеньку. Сверху ведь больнее падать, не правда ли? Если же двигаться потихоньку, с одной стороны, есть шанс добраться до места назначения, а с другой, решение прекратить борьбу можно принять в любой момент и при этом чувствовать себя победителем, а не проигравшим, поскольку самостоятельно оценил собственные силы. Конечно, на столь длинном пути ожидается количественно больше трудностей, зато к ним можно постепенно привыкнуть, а привычка иной раз оказывается весьма хорошим помощником, позволяющим не тратить душевные силы зря. Например, помогает бесстрастно принимать королевскую печать, а не дуться, считая всех вокруг насмешниками, как это делала Роллена на протяжении почти всего нашего пути к Межлучевому проходу. Правда, под конец она все же предпочла отодвинуть обиду подальше, тем более, время первого боя неумолимо приближалось.
   Дом из розового камня оказался именно таковым, только сам камень успел выгореть и запылиться, поэтому цвет стен отдавал желтизной, как стариковская кожа. На стук дверного кольца из узкой калитки выглянул привратник, не менее древний, чем владения, которые он охранял, и с усталой угрозой в голосе спросил:
   - По какому делу пришли?
   Интересная форма вопроса. Либо здешние обитатели занимаются исключительно делами, презирая саму возможность развлечения, либо позволяют тревожить свой покой только по веской причине. Какой вариант правильнее? Надеюсь, скоро узнаем, нужно только... Войти. Хм. Рассказывать на всю улицу, что нас прислала Опора? А что предъявим в доказательство? Диковинный браслет на руке Роллены? Кстати, о браслете. Он должен каким-то образом отрабатывать свое громкое название, но старик-посыльный и словом не обмолвился на сей счет. Словом... А что, если...
   Попробовать никогда не поздно. Открытый контур не только служит для постепенно рассеивания Силы, связанной заклинанием, но кроме того предназначен для колебаний в соответствии с внешними условиями, собственно, поэтому вся боевая магия основывается именно на подобных структурах с незатянутыми Оконечными узлами. Бронзовый, или из чего он там сделан, орел обязан вести себя в соответствии с обстоятельствами, к примеру, чем-то подтвердить прозвучавшее слово или слова. Весь вопрос, какие. Сложная задачка со множеством возможных решений. Очередная подстава с тем, чтобы избавить Роллену от ее сумасбродной мечты? Гнусно играете, господа камни. Тонко, изящно, но гнусно. Но не забывайте, этим вы бросаете вызов не одной только юной девушке, есть еще я. Соображаю туговато, но на полпути останавливаться не люблю, да и не всегда удается остановиться.
   Реакция на слово. Слово - звук. Источник звука должен быть как можно ближе к заклинанию. Что ж, примем командование на себя:
   - Подними правое запястье на уровень рта.
   - Зачем? - Шепчет в ответ Роллена, не успевшая удивиться переходу на "ты".
   - Нужно. А теперь произнеси, громко и четко... Ну, скажем, "именем короля"!
   Она фыркнула, справедливо усомнившись в моих умственных способностях, но логика и случайная догадка, усевшиеся на соседних чашах весов, остановили стрелку указателя. Девушка подняла правую руку и кружевной манжет отвернулся вниз, обнажая тонкое запястье с массивным браслетом в форме птицы.
   - Именем короля!
   Хорошо, что я стол за спиной Роллены, иначе не смог бы сполна насладиться искренним ужасом на лице привратника, когда магия малой королевской печати пришла в движение.
   Вспышка ослепляющего света. Кусочки мозаики, составляющей орла, на мгновение становятся зеркальными, ловят в свои сети солнечные лучи, потом снова темнеют и встопорщиваются сотнями крошечных перышек, орел раскрывает крылья и грозно клекочет, слово в слово повторяя то, что сказала девушка:
   - Именем короля!
   А потом все успокаивается, фигурка возвращается в прежние размеры и браслетом вновь засыпает на запястье. Великолепное представление не остается неоценным: страж распахивает перед нами ворота и сопровождает к тому, кто желал дать задание камням Опоры. Вернее, к той.
   Она сидела в саду, расположившись в огромном плетеном кресле под сенью розовых кустов и закутавшись от низового ветерка в ворох шелковых покрывал. Женщина, о которой простолюдин сказал бы "старая", а придворный уклончиво заметил: "в летах". Шесть десятков или даже немного больше лет оставили следы на не особенно красивом, но породистом лице, их не могли скрыть ни пудра, ни притирания, и они, по всей видимости, не просто не радовали свою хозяйку, а несказанно огорчали, потому что шея, наверняка не менее морщинистая, чем лицо, была также тщательно спрятана под витками кружевного шарфа. Волосы, уложенные в замысловатую прическу, слишком темны, чтобы можно было считать их цвет естественным, ресницы тщательно выкрашены сажей, но только еще больше привлекают внимание к скукоженным уголкам глаз. Молодящаяся старуха, вот кто ждал нас в цветущем саду, окруженный тишиной и покоем, напоминающим предсмертный. Но судя по взволнованному состоянию Роллены, возраст женщины ничуть не умалял ее заслуг и не отнимал высокого положения в обществе.
   Девушка присела в низком реверансе, с заметной робостью приветствуя заявительницу:
   - Доброго дня, доу Аннелис.
   - Доброго после того, как перепугали мою доблестную стражу? - Проворчала женщина. - Куда уж добрее... Можете обращаться ко мне без придворных церемоний, для вас я просто маркиза.
   - Как пожелаете, - покорно согласилась Роллена.
   - Признаться, я ожидала кого-то более... - Старуха окинула меня внимательным взглядом и, явно оставшись недовольной, проглотила закономерное, но несомненно обидное для нас сравнение. - Потому что дело, о котором я заявила в Опору, чрезвычайно важное. Защита крови.
   Если мне не изменяет память, таковым грифом награждаются проблемы, связанные с наследованием титулов и состояния, причем не мелкопоместных дворянчиков, а высшей знати государства. Что ж, эта женщина вправе была рассчитывать на повышенное внимание, а получила... То, что получила. Наверное, она кому-то насолила не меньше Роллены, если удар нанесен сразу по двум целям: аристократку унижают общением с недостойными людьми, а девушку вгоняют в краску, поскольку королевский маг не может похвастаться знатным происхождением, и хотя обладает при дворе большим влиянием, его сестра все равно остается сестрой безродного выскочки, получившего доступ к казне, но не в высшее общество. Жестоко. Я все больше и больше презираю и... восхищаюсь Опорой. Но если девочка справится со своими застарелыми страхами, ее никто не сможет остановить, и вот тогда всех уцелевших сильных мира сего ждет увлекательнейшее зрелище передела власти. Именно зрелище, потому что от участия они к тому времени будут надежно устранены.
   - Мы готовы слушать, маркиза.
   Старуха вздохнула, вполголоса коротко посетовав на судьбу, приносящую ей одни лишь неприятности, но все же снизошла до рассказа о своих печалях.
   - Я уже немолода, как видите, но и мой родной брат младше меня всего лишь на несколько лет. Да-да, его тоже называют стариком, за глаза, разумеется, ибо кто рискнет открыто указать герцогу Магайон на его возраст?
   Дядюшка Хак - ее братец? Что-то не припомню во время поминальной тризны ни одного слова о старшей сестричке. Давняя вражда? Детская ссора? Впрочем, если девушку выдали замуж за скромно титулованного дворянина, причин недолюбливать того, кому досталось все семейные блага, более чем достаточно.
   После насмешливой паузы маркиза продолжила:
   - И при встрече со мной многие, хотя я всего лишь маркиза Эгарт, понижают голос и прикрывают рты ладонями... Но речь не о годах, а о том, что года могут сделать с людьми. Не так давно мой брат потерял сына. Заметьте, я могла бы сказать, что умер мой племянник, но Кьез не навещал меня ни разу после того, как ему исполнилось двенадцать, так что судьба поквитала нас и гораздо раньше, чем хотелось и надеялось многим. Терять детей очень тяжело, об этом говорят все, но нельзя забывать, что помимо родительских обязанностей есть обязательства, данные престолу, и среди них одного из почетных мест занимает сохранение чистоты крови.
   Довольно спорная потребность, если учесть, что дворяне подразумевают под "чистотой" исключительно супружеские союзы благородных семей. Но если немного расширить предложенные рамки и допустить, что также чистая кровь - это кровь здоровая, лишенная дурной наследственной памяти и прочих неприятностей, повод для подобной борьбы становится намного разумнее. Алый сироп, текущий в жилах живого существа, с рождения и до смерти является свидетелем всех происходящих с плотью событий, свидетелем внимательным и чутким, время от времени подающим весьма громкий голос. Правда, никогда не угадаешь, на каком витке поколений в скромной девице вдруг проснется родственная память о блудливой пробабке, а здоровый, как бык, мужчина вдруг сляжет от стародавней болезни, пару веков назад выкосившей половину рода.
   - Герцогу грозит опасность?
   - Опасность грозит всему двору, если мой братец не образумится!
   - Что с ним произошло? - Пока Роллена не могла подобрать нужную манеры поведения, за расспросы с его молчаливого согласия взялся я.
   Маркиза смерила меня презрительным взглядом.
   - Вы крайне недогадливы, юноша. Если речь идет о защите крови, в случае мужчины это может означать только.
   - Неугодная его окружению женщина?
   Чопорно поджатые губы послужили доказательством того, что мой укол достиг цели, но старшая сестра дядюшки Хака обладала отменной выдержкой и ни на малую долю не повысила тон:
   - После похорон Кьеза он шатался по всему Шему, в поисках утешения, как я теперь понимаю. И нашел. Неизвестную никому деревенщину, с которой носится, как с драгоценнейшим сокровищем мира. Любезную ему настолько, что готов назвать ее герцогиней.
   - Он не имеет на это права?
   - Имеет, - сухо признала маркиза. - Но это будет совершеннейшей глупостью и, что намного более страшно, преступлением против престола!
   - Лишь в случае рождения ребенка, не так ли?
   - Ребенок... - Старуха скривилась. - Он станет непоправимым несчастьем.
   - А ваш брат еще полностью в силах... эээ, в мужских силах?
   Мне красноречиво ответили коротким горьким молчанием, а потом пояснили:
   - Он моложе меня. Ненамного, но все еще достаточно, чтобы обрюхатить молодуху. Но он, как вы понимаете, не единственный мужчина в своих владениях, и невыносимо подумать о том, что герцогство может достаться невесть чьему отродью, прервав благородный род Магайон.
   - И что должна сделать Опора? Отговорить герцога?
   Маркиза наклонилась вперед, опираясь о подлокотники:
   - Опора всегда знает, что делать. Надо лишь засвидетельствовать падение моего брата, а с этим справитесь и вы.
   Кровное дело, как и кровавое, всегда норовит извозить в грязи всех участников и тех, кто случайно окажется рядом. Понимаю, почему Роллене никак не могли найти напарника: никто не пожелал копаться в исподнем, пусть и герцогском, поскольку такие дела ничем не отличаются от палки, больно бьют с любого конца, за какой не возьмешься. Но мы уже взялись, и теперь главное, не отпускать раньше времени.
   - Ваше вино, госпожа.
   На столик перед маркизой поставили поднос с высоким бокалом, наполненным темно-золотой жидкостью, а слуга, очень молодой, изящно стройный и миловидный, почтительно подождал, пока хозяйка осушит поданную посуду и, возвращая, коснется его руки наигранно случайным жестом.
   Мой рассеянный взгляд, провожавший юношу, не смог остаться незамеченным, и хотя разумнее было бы благопристойно промолчать, старая женщина по имени Аннелис высокомерно улыбнулась:
   - Постель и титул не обязательно должны прилагаться друг к другу.
  
   ***
  
   - Один приводит в свой дом любовницу, другая тешит себя молодыми слугами... Разве между ними есть разница? Они же совершенно одинаковы!
   Таковы были первые слова, возмущенно выдохнутые Ролленой, когда наши спины и ворота дома Эгарт отдалились друг от друга на несколько сотен шагов. И я не мог не согласится со своей спутницей:
   - Конечно, одинаковы.
   - Но...
   Кажется, сестра королевского мага сейчас находится в том замечательном промежутке времени, который обычно называют моментом истины. Что ж, это должно было произойти, теперь осталось только проверить, верные ли выводы сделаны.
   - Какой тогда ей смысл обвинять своего брата? Ведь она в своей спальне занимается тем же самым, что и он!
   Я улыбнулся.
   Очень правильно думаешь, девочка. В самом деле, ни один представитель сей благородной семейки не имеет права нравственно ставить себя выше родственника, если судить сложившиеся обстоятельства простецким человеческим судом. Но если взять суд государственный...
   - А ты слышала, что сказала маркиза напоследок?
   Девушка подумала и кивнула:
   - Да. Про титул и постель.
   - Не согласна со справедливостью того утверждения?
   Васильковые глаза взглянули на меня с мучительным непониманием:
   - Согласна, только... Все равно это мерзко.
   - Вражда между родственниками и не может вызывать иного впечатления, чем грязь.
   - Я не о вражде! Какое право эта старуха имеет обвинять, если сама...
   - Право первого, конечно.
   Роллена удивленно нахмурилась и переспросила:
   - Первого?
   - Если в сражении участвуют две стороны, обладающие равными силами, то преимущество будет принадлежать той, которая первой начнет боевые действия.
   - Даже если она действует со злым умыслом, а не во имя справедливости?
   - В любом из возможных случаев.
   - Но...
   Девушка задумчиво опустила взгляд, рассматривая камни мостовой, по которой мы шли к дому герцога Магайон.
   Вспомнила свои собственные поступки? Молодец. Не скажу, что хотел разбередить раны в твоей душе, но пожалуй, тебе будет полезно услышать то, что я скажу.
   - Не нужно стыдиться желания выиграть.
   - С чего ты взял, что я... - Последнее слово она испуганно проглотила.
   - Бери пример с маркизы: она ни минуты не сомневается в праведности своих деяний.
   - Почему-то не хочется следовать такому примеру.
   - Ты хочешь успешно выполнить порученное Опорой задание?
   Роллена кивнула, но голову не подняла.
   - Тогда действуй без колебаний.
   - Что же тогда следует делать? Прийти к герцогу и обвинить его? - Голос девушки на мгновение зазвенел ехидством.
   - Э нет, обвинять нам не поручали. Никого. Слышала, что сказала старуха? Мы должны засвидетельствовать, только и всего.
   - А что значит засвидетельствовать? Герцог может вообще отказаться говорить с нами. Или сказать, а потом заявить, что мы все выдумали. Или...
   А ведь верно... Заявление маркизы не легло на бумагу и не оказалось подписанным всеми заинтересованными сторонами. Теперь мы точно так же придем к дядюшке Хаку, послушаем, поболтаем, если нас не выставят сразу же после первого оброненного слова, но что дальше? Нас будут допрашивать с пристрастием, дабы восстановить ход дела и получить доказательства истинности событий, которым мы стали свидетелями? Но откуда уверенность, что мы не словчимся соврать? Пресветлая Владычица, неужели во всем происходящем снова возникает то, чему я не могу найти объяснений? Только не это! Я больше не хочу испытывать страх.
   - Думаю, на сей счет нужно волноваться не нам, а Опоре. Если там посчитали, что мы справимся с заданием, значит, приняли меры, чтобы установить истину.
   - У меня от твоих слов мурашки по коже, - призналась Роллена.
   - Знаешь, у меня тоже. Но на боязнь у нас сейчас нет времени, потому что...
   Мы уже пришли на улицу Проигранной Зари.
   Наследное владение рода Магайон летом выглядело лишь чуть привлекательнее, чем зимой, и только благодаря усилиям густо-зеленых плетей дикого винограда, причудливыми узорами вольготно расползшегося по каменным стенам. Главный вход слева и справа обрамляли два узких черных полотнища, висящих, судя по всему, еще с похорон, потому что изрядно поседели от пыли и солнечных лучей, не всегда бывающих ласковыми. Герцог по-прежнему носит траур? Как-то скорбь не вяжется с появлением любовницы, грозящей стать законной женой. Он должен был бы распорядиться избавиться от напоминаний о горе, а вместо того словно махнул рукой на мир вокруг себя. Неужели его страсть так сильна, что не позволяет уделять внимание ничему иному? Но тогда в нашем свидетельстве нет никакого прока, ведь человек, облеченный могуществом и властью, все равно поступит по-своему... Ну, Борг, попадись ты мне, услышишь много нового о себе!
   Здешний привратник тоже принадлежал к ветеранам, но держался бодрее и много суровее, чем тот, что охранял покой маркизы Эгарт. Правда, явление королевского орла подействовало не менее эффективно: нас пропустили без продолжения расспросов. Но на сем сходство посещения домов двух близких родственников и закончилось, потому что явления герцога мы прождали не менее четверти часа, дыша холодной пылью в зале с занавешенными густой кисеей окнами.
   Дядюшка Хак пришел побеседовать один, без слуг и охранников, наверное, догадываясь, о чем пойдет речь, и благоразумно не желая выносить лишний сор из родных стен. Длинная домашняя мантия, окантованная черными лентами, печать грусти на стареющем лице, пальцы, свободные от колец... Хм, странно. Обычно аристократы обожают увешивать себя драгоценностями, и уж тем более ни на миг не расстаются со знаками своего положения и с личной печаткой. В прошлую нашу встречу герцог сверкал перстнями не хуже, чем первая придворная красавица, что же заставило его изменить привычкам? Ага, суставы выглядят немного увеличенными. Дядюшку Хака мучают отеки? Тогда понятно, почему он не рискует сдавливать пальцы металлическими оковами. Только не рановато ли? Он ведь еще не настолько стар, даже любовницу завел... Кстати о любовнице. Мы же пришли сюда не праздно проводить время?
   - Доброго... - Роллена не успела закончить приветствие: герцог запахнул полы мантии, сел в единственное кресло и сухо спросил:
   - С чем пожаловали?
   - Дело защиты крови, доу. - Девушка опять не удержалась и поклонилась, хотя уже с намного большим достоинством, чем в прошлый раз.
   - Позвольте угадаю! Моя престарелая сестренка никак не угомонится? Можете передать ей мои наилучшие пожелания поскорее сдохнуть. Бесится от того, что ее больше не приглашают ко двору и поэтому решила напоследок напакостить всем, до кого доберется?
   - Доу, заявление маркизы было рассмотрено Опорой трона и принято к расследованию. Мы пришли сюда, чтобы засвидетельствовать...
   - Засвидетельствовать мое падение? - Герцог зло расхохотался и тут же мгновенно избавился от малейших следов улыбки на лице и во взгляде. - И кто призван быть свидетелем? Простолюдин, желающий выслужиться, и девица, даже не умеющая выговаривать слово "честь"?
   Роллена покраснела. Благодарение богам, что в сумерках залы краска, залившая лицо девушки, смотрелась не столь ярко, как при дневном свете, но суть произошедшего от отсутствия солнечных лучей не измениялась. Дядюшка Хак намеренно оскорбил мою спутницу.
   Действовал подобным образом с целью поскорее избавиться от нашего присутствия? Посмотрел и справедливо решил, что ни девушка, ни я не сможем оказать сопротивления? Расчеты, может быть, произведены верно, однако не учтено одно важное условие задачи. Мое неприятное удивление.
   Не могу сказать, что хорошо знаю герцога, но все наши встречи убеждали в том, что Магайон - человек чести, пусть временами излишне суровый и взбалмошный. А теперь получается, что братец если и ушел от сестры, то не дальше соседнего угла комнаты? Не могу поверить. Герцог выглядит и ведет себя так, будто постоянно чувствует угрозу, и это очень странно. Кто может представлять опасность для столь влиятельного дворянина? Думаю, даже король не решится напрямую велеть дядюшке Хаку распрощаться с мыслями о женитьбе. Нет, что-то здесь не так. Мужчина, сидящий напротив нас и напряженно ожидающий развития событий, а не наслаждающийся зрелищем униженной женщины, готов сражаться и оборонять... Но что именно? Неужели свою любовь? Неужели неизвестная девица настолько его покорила? Я хочу на нее посмотреть. И поскорее!
   - Нет ничего дурного в том, чтобы честной службой зарабатывать уважение. Но бить противника не своим, а услужливо подставленным руками блудливых лицемеров оружием, постыдно. И не для того, кто принимает, а для того, кто наносит удар.
   Дядюшка Хак меньше всего был готов получить ответ, а уж отпор и подавно.
   - И что означает сия витиеватая отповедь? Что я...
   - Вы поете с чужого голоса, герцог. И мне искренне жаль, что у вас не достало собственного таланта что-то сочинить.
   Он побледнел, подаваясь вперед:
   - Ты обвиняешь меня во лжи?
   - Не вас, а тех, кого вы слушаете или слышите. И право слово, в некоторых случаях лучше оказаться туговатым на ухо, нежели иметь тонкий слух!
   Наверное, я немного перегнул палку, объявляя Магайона чужим подпевалой, но с другой стороны, лучшего способа ответить равным оскорблением не было. Любую женщину можно обидеть, назвав шлюхой, это известно всем. Но когда дело касается мужчин, почему-то ищутся потаенные поводы, создаются сложнейшие конструкции, либо беседа переходит к сравнению качественных и количественных характеристик плоти в отрыве от духа, а между тем нет ничего проще, чем оскорбить мужчину, не прилагая сил и не скатываясь до площадной брани. Нужно всего лишь сказать ему: эй, парень, а ведь у тебя нет своего мнения, ты всего лишь кому-то подпеваешь. Получается одновременно укор в неосведомленности, в подчинении кому-либо, а значит, слабости, и установление пренебрежительного статуса противника. Действует безотказно.
   Герцог тяжело оперся о подлокотники кресла, очень медленно поднялся на ноги и еще медленнее приблизился ко мне. Остановился, когда между нашими носами осталось не более дюйма пространства и тихо, но внятно проскрипел:
   - Если ты хотел меня разозлить, тебе это удалось.
   - Я преследовал несколько иную цель, но удовлетворюсь и этой.
   - А я - нет.
   Он смотрел мне прямо в глаза, не мигая и не двигая ни единым мускулом лица, казалось, даже произносимые слова звучат не изо рта, а откуда-то со стороны, только влажное дыхание, касающееся моей кожи, уверяло, что герцог все еще жив.
   - И что же может удовлетворить вас?
   - То, что принято между благородными людьми.
   Опять хочет указать мне на мое низкое положение? Пожалуйста. Только если я соглашусь с предложенной ролью, его обида останется неотомщенной, а расстраивать старого человека... По меньшей мере, невежливо.
   - Я могу принять ваш вызов, не сомневайтесь.
   Герцог сузил глаза, попробовав взглянуть на меня по-новому. Видимо, сообразил наконец-то, что все камни Опоры обладают офицерскими чинами, а офицер все равно, что дворянин, по крайней мере, в деле защиты собственной чести.
   - И примешь?
   - С безграничным удовольствием.
   - Не думай, что меня так уж легко победить. Я не настолько стар.
   - Ваше намерение жениться это только подтверждает.
   Он то ли фыркнул, то ли рыкнул, но как известно, дуэль назначается лишь по первому оскорблению, а все последующие, так сказать, милый маленький довесок.
   - Когда и где?
   - Где - выбирать вам, меня устроит любое место, а вот когда... Дайте подумать. Не раньше, чем я выполню порученное мне задание. Служба не позволит.
   - Оружие?
   - Обычное дуэльное, полагаю. Шпага.
   - Дага?
   - Зачем? Мы же не собираемся наносить друг другу увечья? Мы просто собираемся убить друг друга, верно?
   Взгляд Магайона ответил полнейшим согласием.
   - Я извещу вас о месте, когда... Весь этот фарс завершится.
   - И чтобы поскорее закончить дело и приступить к развлечениям, не могли бы вы познакомить нас со своей избранницей?
   Герцог вновь посмотрел на меня, как на злейшего врага, но поскольку разум подсказывал, что моя просьба не только уместна, а и подтверждена данным мне приказанием от вышестоящих лиц, дядюшке Хаку не оставалось ничего иного, как крикнуть в сторону двери:
   - Эй, кто-нибудь! Позовите вашу будущую госпожу!
  
   ***
  
   Она не была писаной красавицей, и самое главное, она не была молода. Женщина лет тридцати пяти, не менее, с правильными чертами лица, но уже становящейся тяжеловесной фигурой, судя по пышной груди и раздавшимся бедрам, не избегшая тягот рождения ребенка. Милая, но не более того. Удивительный выбор для герцога, ничего не скажешь.
   Я мог бы оправдать юную прелестницу, потому что любому мужчине на склоне лет хочется быть окруженным юностью и красотой, более того, юное тело надежнее продолжит род, чем уже изрядно потрепанное жизнью. Если герцог желал обзавестись наследником, то, мягко говоря, пошел не в том направлении. Если надеялся получить понимание и верность... Что ж, такой вариант больше похож на правду, хотя женщина не выглядит умницей.
   Темно-русые волосы, серые глаза, бледные губы и румянец, к которому подошло бы определение лихорадочный - без искусно нанесенной краски и дорогого наряда женщины выглядела бы крайне непримечательно, но сопровождающий ее парень лет двадцати казался и вовсе неприметным. Не люблю такие лица, словно их лепили из глины, а потом мастер еще до обжига зачем-то прошелся по своему творению мокрой тряпкой, сглаживая углы, и получилось нечто размытое и неопределенное. Хотя взгляд у незнакомца цепкий, не спорю. А еще - настроенный на борьбу, почти как у Магайона. Этот дом держит осаду? Почему же я не видел полчищ врагов под стенами крепости?
   Герцог ринулся навстречу вошедшей со всей прытью влюбленного юноши, приобнял за плечи и прошептал что-то ласковое. Наверное, ему казалось, что женщина отвечает взаимностью, наслаждаясь каждым прикосновением, но поскольку сам дядюшка Хак находился за спиной своей "невесты", выражения лица он видеть не мог, а мы... Не только могли, но и смотрели во все глаза, выбирая впечатление между растерянностью и удивлением.
   Ни тени чувства, словно пуховая шаль на плечах и то вызвала бы большее удовольствие. Правда, назвать женщину совсем равнодушной язык бы не повернулся, потому что тускло-серый взгляд, обращенный на молодого мужчину, говорил о многом, хотя и малоразборчиво. Влечение? Нет, пожалуй, недостаточный накал страстей. Влюбленность? Ближе к истине, но ненамного. Преданность? Очень похоже. Примерно так собака смотрит на своего хозяина, ожидая приказания или просто сгорая от желания услышать хоть единый звук любимого голоса. Создается впечатление, что в этой комнате для женщины не существует никого, кроме ее спутника. Полное подчинение? Но каким образом? Магических построений нет ни на избраннице герцога, ни на нем самом, ни на парне, занимающем непонятное место в доме Магайона. Какое объяснение остается? Приворотное зелье? Что скажешь на сей счет, драгоценная?
   "Рассказать тебе сказку?.."
   Ты не веришь в действенность трав и корешков?
   "Прости, но у твоих родственников никогда не возникало нужды в том, чтобы привязать к себе чужое сердце. Драконы любят только один раз и всю жизнь..."
   Да. И этой любви уж точно не нужно знахарское подспорье!
   - Я выполнил ваше требование?
   Герцог куда-то торопится? Наверняка, уединиться с возлюбленной, дабы... Кстати об уединении.
   - Можно узнать, кто этот молодой человек?
   - Это имеет значение?
   - Возможно. Отчет должен содержать полные сведения.
   - Младший брат Меллы. Она никогда с ним не расстается.
   Даже в опочивальне? Любопытно, во что тогда превратится супружеское ложе. Или его постелют сразу для троих? Хотелось бы взглянуть. Дядюшка Хак настолько сильно влюблен, что выполняет любые женские капризы? Не могу представить, как мужчина, обуреваемый страстью, терпит рядом с собой и повелительницей своего сердца присутствие постороннего. Может, спросить напрямую? И у этой Меллы без намеков поинтересоваться, к каким чарам она прибегла, чтобы...
   Мелла?
   Жена хозяина гостевого дома? Имя то же, внешность... Есть что-то общее с дочерью, но я не слишком хорошо запомнил облик девочки, чтобы сравнить и быть уверенным. И жаль, что у меня нет ни малейшего описания человека, который увел с собой из Элл-Тэйна чужую жену! Хотя... Что мне сказал паромщик? "Самый обычный парень". Впрочем, отсутствие примет - тоже примета, и не самая худшая. К тому же, "женщина смотрела на него, не отрываясь", а сие описание весьма подходит к тому, что предстало перед нами.
   - Вы позволите поговорить с вашей невестой?
   Герцог скорчил гримасу, показывающую, с какой неохотой он выполняет мои просьбы, и ласково погладил плечи женщины:
   - Любовь моя, не бойся ничего, этот человек только немного поспрашивает тебя и уйдет.
   Но Мелла, казалось, даже не слышала обращенные к ней слова. Вместо того, чтобы кивнуть Магайону или каким-то иным образом показать, что ценит его заботу и будет следовать полученным указаниям, женщина посмотрела на своего названого "брата", словно прося поддержки.
   - Отвечай, о чем спросят. Надеюсь, это займет немного времени?
   Голос недовольный, а взгляд и того хуже. Людей с таким взглядом обычно сразу записывают во враги, причем в начальную треть списка, если не в первые строчки. Я чему-то помешал? Вернее, визит посланников Опоры оказался некстати? Что ж, придется потерпеть наше присутствие.
   - Несколько минут. Скажите, дуве, вы никогда не разлучаетесь с вашим... братом?
   - Никогда.
   - Почему? Ведь имеется много дел, которые женщине приличествует совершать одной.
   - Я не могу жить без него.
   Ничего себе, признание! И как на него смотрит герцог? Любимая женщина заявляет, что не может жить без другого, а дядюшка Хак зачарованно внимает звукам ее голоса, не пытаясь вникнуть в смысл произносимых слов. Это становится похожим уже не на влюбленность, а на помешательство, причем буйное.
   - И в супружеской опочивальне вы также не расстанетесь с вашим родственником, дуве?
   Из всей троицы, видимо, один только парень сохранял ясность ума, потому что презрительно скривился, услышав мой вопрос:
   - Герцог и герцогиня вправе поступать так, как сочтут нужным. Это столица, а не деревня, из которой вы, судя по всему, недавно прибыли, и здесь свои правила любви.
   И правила ненависти, конечно же. Деревня, говоришь? Будет тебе деревня.
   - Ошибаетесь, дуве. Я прибыл из города, носящего имя Элл-Тэйн. Знаете, тот, что стоит на берегу реки, его еще по нескольку раз в год посещают туманы с Гнилого озера.
   Мелла вздрогнула, услышав название местности, далекой от торговых трактов и королевских путей, но за ней я следил не особенно внимательно, потому что на ее "брата" моя короткая тирада произвела куда большее впечатление. Парень расширил глаза, и впился в меня взглядом, в котором через высокомерное презрение проступил самый обыденный страх. В ответ я невинно приподнял бровь, и этого оказалось достаточно, чтобы страх перерос в панику.
   - Простите и разрешите откланяться, я что-то неважно себя чувствую.
   - Конечно-конечно, идите! - Обрадованно согласился герцог, рассчитывая на общество возлюбленной, не обремененное присутствием родича.
   Названый братец Меллы покинул залу чуть ли не бегом. Я полагал, что женщина последует за ним, но ошибся. Возлюбленная герцога осталась на месте, растерянно глядя в сторону занавешенного окна, и тихо спросила:
   - Как вы сказали, называется ваш город?
   - Элл-Тэйн, дуве.
   Серые глаза влажно блеснули, но муть, висящая в них, не рассеялась.
   Чем же забита эта русая головка, если уши вспомнили знакомое название, а разум остался глух? Всякое бывает, иногда люди забывают целую жизнь, но что могло случиться с Меллой? Ранение? Потрясение? Наговор? Давай-ка попрыгаем по уровням зрения, драгоценная!
   В магическом отношении женщина совершенно чиста, на кружеве Силы нет следов даже от простеньких оберегов, нити идеально ровны, потоки пульсируют в одном и том же ритме. Это тело не претерпевало никаких чародейских вмешательств извне. А изнутри? Кружево Крови наполнено, кружево разума... Хм. Мне кажется, или звездочки мыслей кружатся в хороводе медленнее, чем обычно?
   "Зачем спрашиваешь? Сравни. Рядом с тобой есть, по меньшей мере, один человек, ни в кого не влюбленный..."
   Верно. Роллена. Посмотрим на ее кружева.
   Ритм движения в два, если не в три раза быстрее. Но что это может означать?
   "Только то, что деятельность сознания той женщины искусственным или естественным образом замедлена..."
   И в чем внешне выражается такая медлительность?
   "В скорости принятия решений. Когда бег мыслей по кружеву Разума замедляется до шага, необходимо очень много времени, чтобы на влияние окружающего мира предпринять некие ответные действия..."
   Что-то я не заметил долгих пауз в ответах на мои вопросы.
   "А что тебе ответили, помнишь?.."
   Разумеется, помню. Я спросил про брата, и она не медлила.
   "А что произошло, когда ты упомянул тот затхлый городок?.."
   Женщина словно запнулась, на ровном месте угодив в ямку. И не побежала вслед за своим "братом", хотя должна была. Но почему?
   "Видишь ли, есть некоторые способы подчинения чужого сознания, превращающие живое существо в покорного слугу, с благоговением ловящего каждое хозяйское слово, но как сам понимаешь, в отсутствии хозяина такой раб превращается в бездушную куклу, поскольку не в состоянии самостоятельно что-либо делать. Кто-то довольствуется и подобной властью, но более разумные Повелители душ поступают несколько иначе. Да, требуется больше сил и времени, но в результате подчиненное существо очень трудно отличить от свободного, потому что у него припасены ответы на множество вопросов..."
   Повелители душ? Это еще что за чудовища?
   "Не думаю, что за свою жизнь ты столкнешься хоть с одним из них, уж больно они хороши в искусстве прятаться и скрываться. Но я могу рассказать тебе легенду о том, откуда они взялись. Хочешь?.."
   Только покороче, у меня мало времени.
   "Давным-давно в одной горной стране жил гордый и свободолюбивый народ, признающий власть лишь избранного правителя. Однажды тверди разверзлись, выпуская наружу огонь из земных недр, и люди оказались попавшими в огненную ловушку. Был только один выход из нее - по узкой тропке между бушующими морями пламени, но пройти там решились лишь несколько смельчаков, и все они погибли, не удержав равновесие, когда их плоти коснулись языки огня. И тогда один знахарь предложил правителю приготовить напиток, который подчинил бы ему одному души всех его подданных, и можно было бы приказать им не замечать жара и не сворачивать с пути, чтобы живыми выбраться из ловушки. Правитель долго колебался, но вышел к своему народу и рассказал о пути возможного спасения. Испить из чаши преданности согласились не все, многие кричали, что так их лишат свободы, а эта драгоценность дороже жизни. Но те, кто испил, прошли по тропе меж пламенем, повинуясь голосу своего правителя, с ними ушел и знахарь, первым попробовавший свое зелье, чтобы доказать его безвредность. А правитель остался умирать с теми, кто больше жизни ценил свободу..."
   Почему же он сам не захотел спастись?
   "Потому что его было некому направлять. Когда народ раскололся, правитель понял, что не может доверить свою жизнь никому, кроме себя самого..."
   Печальная легенда. Но тот знахарь, что ушел, он унес с собой секрет напитка?
   "Конечно. И его потомки стали носить имя Повелители душ... Но их мало и они редко позволяют кому-то узнать о своем искусстве..."
   Хочешь сказать, никто из них не отважился бы явиться в столицу Западного Шема и попытаться подчинить себе, скажем, герцога Магайон?
   "Без крайней надобности или безумного желания? Нет. Не забывай, что все Повелители - потомки знахаря и несут в своих жилах клятву освобождать людей, а не порабощать их..."
   Освобождать от чего?
   "От болезней и дурных мыслей..."
   А кто будет решать, какая мысль дурна, а какая - нет?
   Мантия хихикнула и замолчала. Зато дядюшка Хак подал голос:
   - Вы все еще здесь?
   - Уже уходим, дуве. О решении Опоры вы будет извещены позже.
   Он рассеянно кивнул, не снимая ладоней с плеч женщины, задумчиво глядящей на кружевные занавеси и беззвучно повторяющей одно и то же слово, состоящее из двух коротеньких слогов.
  
   ***
  
   На сей раз Роллена не стала ждать долго, а сразу же, как только мы вышли на залитую солнечным светом улицу, развернулась ко мне, преграждая путь, и грозно спросила:
   - Почему ты это сделал?
   Упереть руки в бока, получится молодая жена, отчитывающая мужа-недотепу за потраченные на выпивку деньги. Чем же я снова заслужил твое негодование, девочка?
   - Что сделал?
   - Напросился на дуэль!
   - Да герцог и сам был не прочь... Задирался с первой же минуты, разве ты не заметила?
   - Еще бы! Но зачем было доводить все до крайности? Магайон хороший боец, пусть уже и в возрасте. Хотя, ты-то откуда мог это знать... Поэтому и дерзил? Решил, что легко справишься со стариком?
   - Признаться, я меньше всего думал об исходе дуэли.
   - А о чем ты тогда вообще думал?
   - Я думал о том, что моему напарнику нанесли жестокое оскорбление, которое не должно оставаться без ответа.
   - Оскорбление! Я слышала такие слова много раз и... - Она хотела уверить меня, что привыкла, но к этому моменту слух догнал разум, и Роллена потрясенно осеклась. - Что ты сказал?
   - Что оскорбление должно быть оплачено кровью.
   - Нет, до этого! Ты назвал меня...
   - Напарником. Я выбрал неправильное слово?
   Девушка куснула губу, вглядываясь в мое лицо в поисках подтверждения серьезности либо шутливости намерений, и вдруг всхлипнула. В уголках васильковых глаз выступили слезы, алмазами засверкавшие на солнце. Я протянул руку, чтобы стряхнуть соленые капли, но Роллена испуганно отшатнулась, а вдохом позже побежала вниз по улице. Ничего не имею против небольшой физической нагрузки, но бегать по солнцепеку за расстроенной девушкой...
   Благодарение богам, она убежала недалеко, всего лишь до ближайшего затененного переулка, и уткнулась носом в стену, пряча от прохожих зареванное лицо. Я несколько минут постоял в стороне, дожидаясь, пока вздрагивания плеч станут пореже и послабее, потом подошел и прислонился спиной к стене рядом с Ролленой.
   - А вот рыдать не нужно. От слез глаза краснеют, а веки опухают, и взгляд становится похожим на поросячий.
   - Прости...
   - Наверное, это ты должна меня простить за неуместные слова.
   - Нет, все... уместно. Только я... я не думала...
   Правильнее будет сказать, не ожидала. Не могла и надеяться. Скорее всего, девушка рассчитывала, что служба будет сродни вооруженному перемирию, когда люди, находящиеся вокруг тебя, вынужденно действуют вместе с тобой, но в любой момент могут вынуть оружие из ножен. Такое положение вещей не способствует улучшению характера, но зато помогает сохранить душевное равновесие в неизменности. А вот если допустить кого-то из внешнего круга в свои владения...
   Может быть, я снова совершил ошибку. В конце концов, мне ведь придется уйти, рано или поздно, и Роллена останется одна против остального мира. А чему я пытаюсь ее научить? Доверию? Но не слишком ли бесполезно умение доверять?
   Я вновь вмешиваюсь в чужую жизнь. Наверное, эта привычка умрет только вместе со мной, а если так, нужно смириться и... Попробовать объяснить самому себе, зачем на сей раз смущаю покой чужой души. Желая помочь, защитить, спасти? Нет, ни одно из трех слов не трогает меня, ни одно не отзывается довольным эхом в моем сознании. Я не помогаю Роллене, а всего лишь нахожусь рядом. Я не защищаю ее, а всего лишь слежу за тем, чтобы ей не был причине вред. И уж тем более, не идет речи ни о каком спасении! Но что тогда ведет меня по этой тропе? Зачем я показываю девушке то, о существовании чего она не догадывалась?
   Именно затем, чтобы знала: они есть, эти чувства, доселе не вторгавшиеся в жизнь сестры королевского мага. Есть доверие, есть поддержка, которую оказывают, невзирая на твои человеческие качества, хорошие и плохие. Есть моменты, когда тебя закрывают от удара только потому, что ты не заслуживаешь безвременной смерти, как и любое живое существо. В первое мгновение такое чувство может оскорбить, но когда возмущение пройдет, останется только теплое воспоминание, огонек свечи, которая была зажжена в твоей жизни раз и навсегда.
   - А ну-ка, отворачивайся от стены и подставляй свое личико солнцу! У нас еще множество дел, которые не терпят плача.
   - Дел? Каких? - Она вняла моему полу-совету, полу-приказу, сменив позу и теперь опиралась о стену в точности так же, как и я.
   - Забыла про поручение Опоры?
   - Как об этом можно забыть?! Но, честно говоря... Не представляю, что еще мы должны сделать.
   - Давай подумаем. Тебе не показались странными отношения той троицы в герцогском доме?
   Роллена приложила платок к уголку правого глаза.
   - Странными? Да они там все помешанные! Брат, который убегает так, что пятки сверкают, хотя не услышал ничего особенного. Сестра, которая не делает вид, будто не замечает ласки герцога, а на самом деле не видит и не слышит его. И старик, бросающийся в драку, как юнец... Может быть, они наелись каких-нибудь ядовитых ягод?
   - Или что-то выпили. Как думаешь, герцога могли приворожить чем-то вроде приворотного зелья?
   - Если оказались так близко, чтобы добраться до его стола? Конечно, могли. Говорят, на стариков такие снадобья действуют намного сильнее, чем на молодых.
   - Значит, нам нужно выяснить точно, было ли применено подобное зелье или нет.
   - А как мы это выясним? - Моргнули васильковые глаза.
   - В Виллериме ведь наверняка есть рынок, на котором можно достать что угодно?
   - Есть. Но то, о чем ты говоришь, карается изгнанием за пределы Западного Шема.
   - И тем не менее, если будет спрос, будет и...
   - Предложение, - вздохнула Роллена. - Только я не знаю, в каких лавках искать то, что нам нужно.
   Еще бы ты знала! Тебе пока что не нужны сторонние средства, привлекающие внимание мужчин, а, может статься, никогда не понадобятся.
   - Тогда для начала отправимся туда, где торгуют целебными травами.
   - В Травяные ряды?
   - Куда сочтешь нужным, я слишком плохо знаю столицу.
   Девушка недоверчиво сузила глаза, но сознавая, что нам нельзя терять время на препирания по поводу осведомленности друг друга, спрятала платок в складки юбки и повела меня в сторону рынка.
   Хождение от одного богатого сумасброда к другому заняло больше времени, чем можно было предполагать, и до рыночных кварталов мы добрались уже в пять часов пополудни, когда даже самые терпеливые торговцы уже благополучно разъехались или разошлись по домам, поэтому не оставалось ничего другого, как обратиться за помощью к сведущему человеку.
   Староста Травяных рядов собственноручно распахнул перед нами дверь, но, видимо сия прыть была приготовлена для другого посетителя, потому что благодушно-заискивающее выражение лица мгновенно сменилось недовольством и сопроводилось словами:
   - Какого...
   К счастью, остановленный вспорхнувшим прямо в лицо орлом, он не успел закончить заковыристое ругательство, а то к уже имеющейся дуэли прибавилось бы еще одно выяснение отношений, скорее всего, с помощью палок, поскольку торговый люд не имеет права носить кровопускающее оружие в пределах столицы.
   - Именем короля, - с бесстрастностью, уже начавшей входить в привычку, произнесла наше обычное приветствие Роллена, а я продолжил:
   - Нам нужны ответы на несколько вопросов.
   Староста подался назад, пропуская нас в дом, и невольно потянулся рукой ко лбу, словно хотел проверить, в самом ли деле от корней волос вниз скользнули крупные капли пота или это ему только почудилось.
   - Вопросы, конечно, с превеликой радостью... Чем я могу послужить короне?
   Если бы мы не поторопились с показом королевской печати, можно было бы прикинуться покупателями, но раз уж так получилось, что пути назад отрезаны... Попробуем с места в карьер?
   - Жители Виллерима часто заказывают в Травяных рядах приворотные зелья?
   Мужчина задержал дыхание, прежде чем ответить, дабы произвести впечатление законопослушного подданного, но взгляд все же пару раз прыгнул из стороны в сторону, придавая словам старосты пикантный оттенок:
   - Приворот, а также любое иное посягательство на разум и душу человека строжайше запрещено и карается...
   - Мы знаем законы, дуве, и не вынуждаем вас их нарушать. Всего лишь скажите, поступают ли просьбы о творении подобных зелий в гильдию, делами которой вы ведаете?
   Он немного успокоился и осторожно кивнул:
   - Люди слабы перед своими желаниями, и ничего удивительного нет в том, что...
   - Время от времени их желания бывают удовлетворены. Верно?
   Староста промолчал, отводя глаза.
   - Разумеется, мало кто решается преступить суровый закон, но в любом стаде всегда найдется паршивая овца, не так ли?
   Он подобрался и спросил, стараясь прогнать из голоса все возможные чувства:
   - Вы обвиняете?
   - Всего лишь спрашиваю. Считайте наш разговор своего рода дружеской и ни к чему не обязывающей беседой.
   Моя попытка перевести беседу в русло, больше подходящее для получения сведений, потерпела неудачу:
   - Тогда позвольте по-дружески заявить: в нашей гильдии никто не промышляет преступными делами.
   - Вы поручитесь за всех?
   Ответ последовал не мгновенно, но и не задержался настолько, чтобы выглядеть неуверенным:
   - Поручусь.
   Браво! Каким бы дурным или хорошим человеком ни был староста Травяных рядов, честь своего дела он защищал отменно. Я, признаться, ожидал несколько иного развития событий, думал, что загнанный в угол травник дрогнет и либо вовсе откажется отвечать, либо укажет на кого-нибудь, скидывая груз со своих плеч, а вышло иначе. Вполне может быть, что он защищает больше себя, нежели своих товарищей по цеху, но точно также возможно, что староста действительно твердо уверен в их честности. Впрочем, любое из этих объяснений ничего не дает мне, как дознавателю Опоры, поэтому придется раскрыть истинную цель задаваемых вопросов:
   - Приятно слышать столь непоколебимые речи. Но мы ни в коем случае не подвергали сомнению верность гильдии королю, а всего лишь хотели узнать некоторые подробности о приворотных зельях из осведомленных уст.
   Мужчина разочарованно сглотнул, поняв, что гордая поза стала препятствием на пути получения нескольких лишних монет за ценные сведения, но от своих слов не отступился:
   - К сожалению, ничем не смогу помочь.
   Ай-ай-ай. Если ты занимаешься составлением травяных сборов, ты не можешь не знать о способах и средствах приворота, потому что такими забавами грешат все ученики всех магов на свете, и можно было тебя поддеть на булавку укора в ограниченности знаний и умений, но... Зачем? Выбивать признания силой или хитростью, конечно, действенно, вот только результат получается, мягко говоря, не тот, который необходим, ведь заставить человека действовать можно лишь в том направлении, которое известно тебе самому, а я даже не знаю, за какую соломинку схватиться. Мне нужен совет.
   "Прежде всего тебе нужен тот, кто не только много знает, но и пользуется своими знаниями..."
   Ты права, драгоценная. Но как и где мне искать умелого практика?
   "Как? Разумеется, с помощью наводящих вопросов. А где... Подумай и ответь, что есть приворот?.."
   Вторжение в разум. Подчинение. Направление на...
   "Некую тропинку, угодную подчиняющему или помогающую подчиненному уйти от душевных горестей..."
   Пожалуй. Но кто может нуждаться в подобных услугах?
   "Люди, перепробовавшие все прочие способы..."
   Отчаявшиеся?
   "И эти тоже. Но задумайся: чтобы пробовать, больше всего прочего необходимо что?.."
   Возможности.
   Мантия недовольно вздохнула.
   "Не только и не столько. Что ж, упрощу задачу. Вот представь, что тебе нужно опробовать клинок, чтобы установить, как долго, к примеру, его лезвие держит заточку... Что ты будешь делать?.."
   Работать с ним. Проводить поединки, хотя бы с куклами.
   "И сколько ударов нужно будет нанести?.."
   Не менее тысячи, чтобы быть уверенным.
   "А на каждый удар требуется что?.."
   Сила.
   "Ох..." - Мантия устало свернула крылья. - "Время требуется, любовь моя. Время..."
   К чему ты клонишь?
   "Чем больше пройдет времени, тем больше всего ты сможешь сделать..."
   Время, время, время... Месяцы, а может быть, и годы. Значит, мне нужны люди...
   "Прожившие большую часть своей жизни, только и всего. Они, как никто другой, нуждаются в душевном отдохновении..."
   - Благодарю за ваши ответы. И если позволите, небольшая просьба. Укажите нам хотя бы одного травника, что составляет целебные сборы для людей, чьи годы приближаются к завершению.
   Староста удивленно хлопнул редкими ресницами.
   - Это составит для вас труд?
   - Нет, что вы, никакого труда... - Он с настороженным недоумением покосился в мою сторону, направляясь к столу, на котором лежала книга для регистровых записей. - Сейчас гляну.
   Листы шуршали недолго, наверное, глава гильдии заранее разделил всех своих подопечных по видам занятий и тщательно придерживался собственных правил.
   - Почти у каждого из травников есть в постоянных покупателях старые люди или их дети, но если вы желаете чего-то особенного... Вот. Есть одна знахарка, Иррун. Она готовит снадобья только для стариков.
   Как думаешь, драгоценная, это то, что нам надо?
   "По меньшей мере, это наводит на размышления..." - подмигнула несуществующим глазом Мантия.
   - Благодарю еще раз. И если позволите, теперь мы...
   Я хотел сказать, откланиваемся, но не успел, потому что староста ринулся открывать дверь, и как мне показалось, начал движение еще до того, как раздался звук первого тихого удара.
   - Покорнейше прошу простить, у меня назначена встреча!
   Мы не собирались задерживаться дольше необходимого, потому тоже двинулись к выходу, как раз, чтобы на пороге едва успеть разминуться с женщиной, появления которой, по всей видимости, так нетерпеливо и вдохновенно ждал наш недолгий собеседник.
   Богачка, желающая прикупить новые притирания для сохранения белизны и гладкости кожи? Не иначе, раз прячет лицо под густым кружевом накидки. Ей должно быть жарко, ведь сейчас на дворе самые жаркие часы, когда воздух наполняется теплом не только от солнечных лучей, а еще и от дыхания камня, слагающего стены домов и мостовые. Да, ей непременно должно быть жарко, но кажется, будто за незнакомкой лениво тянется шлейф сырой прохлады. Как странно...
   - Я немного задержалась, любезный. Неотложные дела требовали моего участия.
   Голос негромкий, зато исполненный достоинства, успешно заменяющего грубую силу. Равнодушный? Бесстрастный? Не могу понять, да и не пытаюсь, потому что всего лишь три шага, все три шага, целых три шага, которые я делаю, переступая порог, мое тело мелко сотрясает непонятный звон, сквозь который пробиваются, как травинки сквозь корку тающего льда, слова:
   ...здравству-здравствуй-здравствуй-здравствуй...брат-мой-брат-мой-брат-мой...брат-мой?..
  
   ***
  
   - Что с тобой?
   Роллена поймала меня за рукав, дернула, узел шнуровки ворота развязался, и рубашка едва не съехала с моего плеча. Все-таки, мне слишком далеко до размеров Борга, чтобы чувствовать себя уютно в его одежде, хотя не могу не сказать рыжему спасибо за одолженные вещи, потому что гардероб хозяина "Трех пчел" подошел бы мне еще меньше.
   - Ничего.
   - А почему ты шагаешь так быстро, почти бежишь?
   - Тороплюсь закончить все дела до наступления сумерек.
   - Да? Попробую поверить. Хотя мне кажется, что ты чего-то испугался, - заявила девушка, выравнивая чуть сбившееся дыхание.
   И ты права. Я снова слышал чужие мысли. Нет, не так. Мое участие в происходящем сводилось лишь к бесправному наблюдению, покорному слежению за собственным сознанием, вдруг сменившим или попробовавшим сменить хозяина, назначенного с рождения, на непонятного, но могущественного пришлеца.
   Они снова проникли внутрь меня, не спрашивая дозволения и не обращая внимания на преграды. Собственно, никаких преград и не было, не знаю, что вообще способно остановить гулкие звуки, слагающиеся в странные слова, но мне это точно не под силу! Правда, на сей раз угрозы не чувствовалось, скорее в звоне слышалось радостное удивление и безграничная ласка, словно владелец наполняющих меня мыслей действительно встретил своего родича, давно потерянного и горячо любимого. Но откуда тогда снова возник страх? Чего я испугался?
   Того, что голосов было два. Да, именно два, я ясно понял это по смене интонаций, волнами всколыхнувших сознание. Узнавание, интерес, настойчивость, удивление, расцветившие целую беседу. Беседу, занявшую лишь несколько мгновений... О чем они разговаривали? И кем они были?
   Голоса, звучащие внутри меня и не принадлежащие мне. Голоса живые, мыслящие, наделенные собственной волей, понимающие друг друга с полуслова, а мне оставляющие жалкие огрызки фраз. Наверное, точно так же чувствует себя меч, выдернутый из ножен, чтобы скреститься со своим братом-врагом, а потом вновь вернуться в тесную темницу, помня лишь звуки ударов...
   Та женщина, прячущая лицо. Это она разговаривала... Нет, не со мной. Конечно не со мной, ведь для меня ей было бы довольно и голоса. С кем же она перекинулась парой слов? Кто еще делит со мной мою плоть? Серебряный зверек. Выходит, она разговаривала с лунным серебром? Она...
   Уж не с наследницей ли второй ветви рода Ра-Гро я столкнулся лицом к лицу? Но разве ее умения не простираются на одну только воду? Хотя, струи Лавуолы несут в себе серебро, и, стало быть...
   Мантия молчит, значит, тревожное эхо чужой беседы долетело до меня одного. Добиться мудрого совета от моей вечной спутницы? Попросить, чтобы она переговорила с серебряным зверьком? Не сейчас. Позже. Или вообще никого ни о чем не спрашивать, а...
   Вернуться? Найти, догнать, сорвать покрывало тайны? Но зачем? Даже если она рассмеется мне в лицо и открыто признает все свои деяния, смогу ли я стать палачом? Найду ли я в себе силу и право покарать... Убийцу? Но она, в отличие от сошедшего с ума некроманта, не потравила половину населения Вэлессы, а всего лишь пробовала свести счеты с родственником, следуя правилу кровной мести. Потом под удар попал я и мои случайные попутчики, хотя утверждать причастность дамы под вуалью пока невозможно. И ведь никто не умер... Забавно. Мне даже нечего предъявить ей в качестве обвинения, ни одного прямого удара. Она, несомненно, заслуживает наказания, только кто станет судией? И кто опустит меч на ее шею?
   Мысли скачут, как полоумные зайцы, путаются сотнями узелков. Такой шанс одним ударом взять и уничтожить опасность, грозящую многим! Такая возможность! Но пальцы не хотят ни сжиматься, ни разжиматься, застыв скрюченными птичьими когтями. Друзья, враги, справедливость, преступление - как много слов вдруг лишилось прежнего смысла.
   Твердо я уверен лишь в одном: мне не хочется приближаться к этой женщине.
   Я испугался?
   - Может быть.
   - А я думала, ты ничего не боишься.
   - Разве я похож на смельчака?
   Роллена пожала плечами:
   - Вызвать герцога на дуэль мог только или смельчак, или подлец, заранее уверенный в победе. А вот на подлеца ты совсем не похож!
   Методом исключения уверимся в том, что нам приятно? Почему бы и нет. Я, пожалуй, тоже пообещаю себе, что справлюсь со всеми бедами. И с той женщиной. Не сейчас. Когда придет время. Потому что как бы ни убегал от судьбы, рано или поздно наступает день, когда у тебя просто не остается иного выбора, как принять бой.
   Дом Иррун располагался в самом конце Травяных рядов, но если взглянуть с другой стороны, то тем самым он оказывался ближе всего к жилым кварталам, то бишь, ближе к людям, а подобная близость весьма успешно настраивает на доверительные отношения.
   На стук долго никто не открывал, а когда дверь все же распахнулась, стала ясна причина промедления: знахарка, как и ее постоянные посетители, сама была немолода.
   Прямые, все еще жесткие волосы, проседью превращенные из иссиня-черных в пегие, гордая осанка прямой спины, темные вишни глаз, прячущихся в складках век, и доброжелательный покой на морщинистом, но удивительно уютном лице, какое бывает только у бабушек, окруженных многочисленными внуками. Небеленое полотно простого платья, украшенное лишь тонкой строчкой вышивки по вороту, усыпано веснушками капель травяного сока, лучше всего свидетельствующими о роде занятий хозяйки дома.
   - Чем могу помочь молодым людям?
   Голос с хрипотцой, не сказать, чтобы ласковый, но не отталкивающий собеседника, а наоборот, настраивающий на искренний разговор.
   - Ответами на вопросы, дуве.
   - И только? - Всплеснула она руками. - А я то уж подумала, у ваших родителей что-то стряслось! Но раз уж все хорошо, отчего бы и не поговорить? Проходите, а я пока посмотрю, чем бы вас угостить, на улице ведь и вздохнуть нечем...
   Знахарка захлопотала у стола, радующего глаз пучками разноцветной зелени, а мы с Ролленой примостились на лавку, больше подошедшую бы деревенскому дому, а не столичному торговому дому.
   - Сами меня нашли или кто подсказал?
   Вопрос прозвучал слишком невинно, чтобы всерьез и намеренно задумываться над ответом. Я и не задумался:
   - Староста Травяных рядов.
   Знахарка вслушалась в произнесенные мной слова целый вдох, словно они значили много больше, чем описывали, потом кивнула то ли мне, то ли самой себе, и разбавила водой травяной отвар, выбранный для угощения гостей.
   - Ну-ка вот, испробуйте! И горло освежите, и усталость прогоните.
   Прозрачная жидкость еле уловимо пахла летним лугом, а на вкус оказалась приятно горьковатой, и Роллена, выпив за один присест едва ли не половину чашки, удовлетворенно выдохнула:
   - Вкусно!
   - А разве ты ожидала другого, девочка? Снадобья, что в рот не взять, делают только те лекари, которые больше умеют нос задирать, а не людей исцелять. Мол, так оно действеннее, а если напиток сладок да приятен, никто его и за лекарство не примет. Только глупость это, потому что лечит не трава, а руки, что ее собирали, да сердце, что о больном пеклось... Так что вы спросить-то хотели?
   Показать этой женщине королевскую печать? Боюсь, тогда мы перестанем самих себя уважать, и Роллена со мной согласна, потому что смущенным взглядом уступает право вести беседу. Ох, девочка, так ты слишком быстро привыкнешь оставаться в тени, а научиться-то надо совсем другому... Ну да ладно. В конце концов, эту тропинку я выбрал сам и толкать кого-то впереди себя не стану.
   - Как можно приворожить человека?
   Знахарка посмотрела на меня взглядом, выражающим нечто вроде сожаления, только оставалось неясным, о чем она горевала больше: о моей глупости или неизбежной потере собственного времени.
   - Молодым да сильным нет нужды в таком подспорье, как приворотные зелья. Или скажешь, тебя девушки не любят?
   Еще как любят! Одна точно влюблена. До смерти. Причем, моей.
   - Не скажу. И ничего не попрошу приготовить. Есть мужчина, немолодой и неглупый, неожиданно влюбившийся в женщину, и я хочу знать, произошло сие по воле случая или по чьей-то злонамеренности.
   Узкие губы знахарки дрогнули в печальной улыбке:
   - А чем я могу тебе помочь?
   - Рассказом. О том, что случается в жизни само собой, и том, чего люди добиваются намеренно.
   Старуха усмехнулась и вернулась к столу перебирать травы, бормоча под нос:
   - Корешки, стебельки, листочки да цветочки... Иногда нет нужды ни собирать их вместе, ни теребить по отдельности. Потому что даже простую ключевую воду можно заговорить, если знать заветные слова, а уж кто той воды выпьет, других слов может больше и вовек не услышать...
   Про воду я уже наслышан, благодарствую. Рэйден Ра-Гро, к примеру, умеет усмирять безумие, поселяющееся в сознании каждого живущего на берегах Лавуолы, именно беседуя с водой. Некромант, едва не погубивший целый город, растил орудие своих злодейств в водяной купели. Оба эти умельца использовали прозрачную текучую жидкость для сообщения своих устремлений и желаний другому... будем считать, существу. Но вода служила проводником и исполняла свою роль лишь, пока говорящий не замолкал, достигнув искомого результата либо отказавшись от продолжения опытов.
   - Вовек?
   - Не верится? И верно, не нужно верить россказням выжившей из ума старухи... Одних слов маловато будет, еще и уши потребны, способные услышать, да мимо не пропустить.
   - Разве не любого человека можно приворожить?
   Знахарка улыбнулась и неопределенно качнула головой, ни подтверждая мое предположение, ни отрицая его.
   - Есть мягкие да податливые, как глина, а есть твердые, словно скалы... Из одних легко вылепить, что душе угодно, а вторых ломать себе дороже, потому что скорее прахом рассыплются, чем чужой воле поддадутся.
   - И как их различить?
   - А никак. - Женщина отложила в сторону очередной перевитый толстой нитью и готовый к сушке пучок пушистых травинок. - Вид-то людской обманчив, и бывает, что от одного и того же зелья слабая женщина бровью не поведет, а гордый мужчина падет на колени... Пока не испробуешь, не узнаешь.
   Означает ли это, что кружева разных людей по-разному отвечают на влияние приворотного зелья? Есть наделенные магическим даром, есть неспособные к постижению чародейских таинств, и их легко отличить друг от друга, взглянув на кружево внутренней Силы, в чем я не раз мог убедиться. Но зелье... Оно ведь всего лишь вода, чистая или настоянная на травах. Как вода может замедлить или ускорить бег мыслей по кружеву Разума, ведь она соприкасается только с плотью?
   С плотью и...
   Кровью.
   Кружево Крови, как я мог упустить его из вида! Узор, состоящий из тонкостенных ручейков, по которым тоже течет жидкость. Алая и прозрачная, они смешиваются вместе с первого же глотка, переплетаются струями, обмениваются беззвучными словами... Кровь говорлива, это я тоже успел узнать, но своевольна, а потому разве она может подчиниться чужому влиянию без помощи магии?
   - Значит, есть люди, неподвластные силе приворотного зелья?
   - Есть только время, ничего кроме времени, бегущего или ползущего, торопящегося или выжидающего, времени, которого каждому из нас отпущено в достатке... Время можно потерять, если держаться за него не слишком крепко, время можно отнять, если знать, чем его подманить...
   Голос знахарки вдруг изменился, речь стала похожей на песню, заунывную и неприятную для слуха, но на следующем же вдохе я понял, что не могу избавиться от ритма, проникшего в тело и, казалось, заставляющего мое сердце биться в такт чужой воле.
   - Время можно подчинить, но часы и минуты каждого человека сращены с его плотью, и завладев временем, овладеваешь и душой.
   То, о чем она говорит... Оно неправильное! Оно не может быть правильным, потому что сознание восстает против услышанного! Вернее старается восстать... Безрезультатно. Или женщина использует не те слова, что следовало бы, или сама толком не понимает, что творит, но уверена в успехе, и у нее нет причин для сомнений, потому что мой пульс становится все больше похожим на тягучий ритм заунывного речитатива.
   Становится все ближе и ближе...
   Приближается...
   - Чем зачаровать человека, чем поймать его время в сети? Только словами, простенькими и маленькими, но их сила в единении, великая сила... Тук-тук, стукнут слова в ваши головушки, тук-тук, и вы не сможете не пустить их на порог, даже зная, что открываете двери самому опасному врагу. Так уж устроен человек, что слышимое наделяет большим доверием, чем видимое и осязаемое, потому что каждый звук, как порыв ветра, поднимает волну в крови, а волна обязательно ударится о берег, рано или поздно, наткнется на берег разума и засыплет его песком или отхлынет, унося с собой выбитые из тверди осколки...
   Кровь? Только она одна в ответе? Нет, не все так просто, не может быть... Волны в крови расходятся не сами по себе, ими управляет сердце, а сердце в свою очередь подчиняется вспышкам в кружеве Разума. Знахарка лукавит или попросту не знает истинной природы своего... Колдовства? Нет, ни малейших следов магии, ни крошечки, иначе я бы давно стряхнул с сознания липкую кисею заговорных слов. Вода, настоянная на травах и корешках, это первопричина, несомненно. Что-то такое мы с Ролленой допустили в свою плоть, что-то, заставившее нас покорно внимать старой ведьме.
   - Аюшки-баюшки, детушки мои, закрывайте глазоньки, забывайте сказанное... Тук-тук, стучатся мои слова, тук-тук, открываются ваши дверки, гости старые восвояси уходят, гости новые на их место садятся...
   Еще немного, и сознание уйдет. Вернее, оно останется на месте, но какое-то время будет принадлежать не мне, и кто знает, что еще натворит полоумная старуха? И как с ней справиться? Как прогнать из крови назойливый ритм? Я ничего не могу сделать. Ничего. Оно внутри меня, оно плоть от плоти моей, но я не хозяин сейчас собственному телу! А скоро потеряю и власть над душой...
   Если бы я был драконом не на словах, а на деле, то никогда бы не стал игрушкой в руках знахарки, а значит, во мне больше человеческого, чем можно было предполагать. Человек... Люди слабы и в то же время могущественны, и даже немощная старуха способна подчинить себе всех, до кого дотянется своими словесными сетями. Подчинить. Оказаться в чем-то сильнее всех остальных. Сильнее людей. Вот только что мне за дело до всех живых существ мира, если знахарка... Сильнее меня.
   Я не могу позволить ей одержать победу. Чего бы не добивалась эта женщина, я не хочу отпускать сознание кормиться на ее луга, не хочу... Не хочу чувствовать себя слабым. Не сейчас. Никогда.
   Но что тогда остается? Если не хватает собственных сил, молят о заемных, но мне некого молить, кроме... Человеку ведь не к кому обращаться, кроме...
   Пресветлая Владычица, на милосердие твое уповаю!
   - Тук-тук, стучатся мои слова, тук-тук...
   Тук-тук-тук. Серия коротких ударов, остановившая плавные завывания знахарки. Замедлившая, но не разорвавшая, хотя и на том спасибо. Спасибо за передышку, кто бы ты ни был, постучавший в дверь дома Иррун. Горстка минут, отвоеванная у... Смерти ли? Наши жизни старухе ни к чему, но жить, повинуясь ее словам... Это было бы хуже небытия.
   - Что стряслось, малышка?
   - Беда у меня, бабуля. Беда бедовая, горе горькое.
   Серебряные монетки сухо шуршат, потирая бока друг о друга. Во всем мире есть только один такой голос. Один на весь мир.
   - Что за беда?
   - Братик мой заболел, старшенький. Уж так заболел, что не знаем, останется жив или помрет в одночасье.
   Тук-тук-тук-тук. Кровь, казалось бы, надежно прирученная песней знахарки, взволнованно вздрогнула и метнулась из стороны в сторону.
   Тук-тук-тук-тук. Туки-тук. Один ритм умолк, зато другой, словно в насмешку, меняется с каждым вдохом, бесшабашно взлетая и тут же отчаянно падая, сложив крылья. Туки-тук. Хочется повернуть голову и посмотреть, с кем беседует старуха, хочется встретиться взглядом с темными очами, такими же вечно скучающе-недовольными, как и голос Эны, хочется спросить...
   Почему ты пришла?
   Потому что ты попросил.
   Но ты не должна выполнять все людские просьбы, долетающие в синюю вышину.
   А ты не должен глупить больше необходимого, но разве кто-то из нас делает то, что должен?
   Я не нужен тебе, ведь так?
   Но я нужна тебе, не правда ли?
   Сейчас - да.
   А потом - нет?
   Я не знаю.
   Я знаю. Мы оба знаем, но каждый лишь свое. И это правильно, потому что понимать всех на свете - вредно.
   Но я понимаю.
   И понимая, позволяешь себя убивать?
   И понимая, разделяю желание убийцы.
   Ты не принадлежишь миру.
   И мир не принадлежит мне.
   Не забывай этого.
   Не забуду.
   Мир свободен.
   И я свободен?
   Решай сам. Но ты не видел еще всех ликов свободы.
   Всех? Их много?
   Столько же, сколько сторон у зеркала, которое ты разбил.
   И что будет, когда я узнаю все три стороны свободы?
   Тогда ты ответишь на свой вопрос.
   На который из многих?
   Он сам выберет время и место своего рождения. А до той поры... Прощай.
   Кого?
   Своих обидчиков. Только помни: простить не значит смиренно подставить шею под нож. Прощение славно тем, что никогда не приходит без приглашения.
   Значит, эту старушку...
   Прощай.
   На сей раз слово, небрежно оброненное Эной в мое сознание, могло означать, что угодно, поскольку вслед за ним наступила тишина и внутри, и вовне. Знахарка закрыла дверь, вернулась к столу, взялась за новый пучок травинок и продолжила заговор:
   - Тук-тук, старые гости уходят прочь, гости новые на порог сту...
   - А разрешения хозяина эти новые гости спросили?
   Женщина вздрогнула всем телом. Обернулась. Посмотрела на меня с тем выражением, которое я так не люблю и сам в себе, и вокруг. Со страхом.
   - Как ты...
   - Это не имеет значения. Я пришел, чтобы спрашивать, а не отвечать. И я жду ответов.
   Она стиснула пальцами край стола.
   - Ответы? Какие...
   - Как делается приворот?
   - В Травяных рядах не занимаются...
   - Это я уже слышал. От старосты. И он ведь не просто так направил нас сюда? Он знал, что вы поступите угодным ему образом, верно? Он знал, что вы... А что вы, собственно, пытались сделать?
   Знахарка отвела было взгляд, но по некоторому приятно недолгому размышлению благоразумно решила, что человек, избежавший ее чар, не удовольствуется одним лишь молчанием.
   - Между нами, и правда, есть договоренность. Я помогаю старосте отваживать нежелательных покупателей, но не покушаюсь на их жизни! - Последним словам женщина уделила больше чувства, чем всей предыдущей беседе. - Я не убийца!
   - И как именно вы отваживаете таких, как мы?
   - Зачем спрашиваете, вы же сами все...
   - Видел и испытал на себе? Да. Но мои ощущения - лишь одна сторона монеты, а я хочу знать, что изображено на другой.
   Она могла отговориться тем, что мне будут непонятны знахарские чудачества, могла наплести с три короба, могла... Но согласилась уступить силе.
   - Все зависит от голоса. У кого-то он гулкий, у кого-то звонкий, у кого-то мягкий, у кого-то иссушенный. А к голосу уже подбирается и настой.
   - Вы говорите о...
   - О таких, как я. - То ли насмешкой, то ли горечью выделив слово "таких", Иррун повернулась ко мне лицом, опираясь на стол. - Подчинить волю другого человека можно, если только он на некоторое время станет жить так же, как живете вы, если его кровь будет течь так же быстро или медленно, как течет ваша. Есть травы, ускоряющие кровоток, есть те, что его почти останавливают, и каждый из нас знает, какие травы подходят к его голосу.
   - Каждый из вас... А кто же вы такие?
   - Сказители. Хотя раньше, когда-то давным-давно нас называли Повелителями душ. Но те времена прошли.
   Значит, Повелителей можно встретить, где угодно, но саму встречу вряд ли сможешь запомнить. Так, драгоценная?
   "Ты решил вздремнуть посреди бела дня?.."
   Нет. Глаз не смыкал. Почему такой странный вопрос?
   "А почему такой странный ответ? Несколько минут назад твое сознание вело себя так, будто ты спишь и видишь сон..."
   Сон? Так вот на что все это было похоже...
   "И видимо, страшный, потому что ты хотел проснуться, но никак не мог..."
   А ты не подумала, что меня следует разбудить?
   "Подумать не значит иметь возможность исполнить, любовь моя..."
   Ты не можешь вмешиваться в сознание?
   "Я живу в нем, как гость, и мне положены строгие пределы. Закрыть ставни и задвинуть засов, преграждая путь незваным посетителям, это одно, но двигать столы и бить посуду - совсем другое..."
   Почему же ты сообщаешь об этом только сейчас?
   "Потому что раньше тебя не интересовал ответ на этот вопрос..."
   Верно. Но если бы я знал, что с твоей стороны не стоит ждать помощи, я...
   "Вел бы себя осмотрительнее? Не думаю. Когда надеешься, что кто-то прикроет тебе спину, не только смело лезешь на рожон, но и на каждом вдохе готовишься обернуться, дабы удостовериться, что твой напарник жив и здоров, или броситься ему на помощь. Если же знаешь, что за спиной нет надежного щита, двигаешься вперед так, чтобы враги не могли зайти сзади. И что тебе больше по душе, а?.."
   Не знаю. А моя душа очень хочет взять перерыв на отдых.
  
   ***
  
   Доблестный воин оставил бы на поле боя только трупы. Офицер городской стражи извлек бы из сложившихся обстоятельств, то бишь, из карманов старосты Травяных рядов, всю возможную выгоду. Мы с Ролленой просто ушли.
   Я не поверил в невинность намерений знахарки: с тем же успехом она, чтобы скрыть наш визит, могла велеть нам пойти к реке и утопиться. А могла, и в самом деле, всего лишь приказать забыть, где мы были и что делали. Наверное, для вынесения приговора следовало подождать, пока она вплетет в свое словесное кружево указание к действиям, и только потом вмешиваться, но я не хотел рисковать жизнью своей спутницы. К тому же, полученные сведения частично искупали вину старухи.
   Итак, механика приворота оказалась на удивление простой, сродни слиянию разумов, которое удавалось проделывать даже мне. Свойства голоса, как и свойства крови, у каждого заговаривающего свои, но не единственные в мире, иначе невозможно было бы в короткие сроки подобрать нужный состав зелья, которое... А что, собственно, оно делало? Благодаря содержащимся в нем веществам оказывало влияние на кружево Разума. Каким образом? Тем же, что и обычная еда и питье, ведь что-то вызывает у нас отвращение, а что-то, напротив, расслабляет и усыпляет. В данном случае использовались травяные сборы, слегка изменяющие привычный для человека ритм биения сердца. Новый пульс, в свою очередь, передавался через кровь во все закоулки плоти, отражаясь от стенок сосудов, усиливался и превращал человеческий организм в контур, колеблющийся в такт находящемуся рядом. Дальше оставалось лишь посредством определенных слов провести точную коррекцию, и можно было записывать новые строки в книге чужого сознания.
   Я во время слияния разумов позволял себе всего лишь слушать или беседовать, но никогда не навязывал свою волю, и теперь понимаю, почему не поддавался соблазну почувствовать себя Повелителем душ. Потому что не желал становиться владетелем на час. Если приказ приходит извне, помнишь о нем лишь до того момента, пока не закончишь исполнение, а потом вновь становишься самостоятельным. Если же приказ внешний совпадает с внутренней потребностью или роняет в сердце зерна сомнения, человек остается во власти приказывающего намного дольше, иногда и еще много-много лет после того, как услышал слова, запавшие в душу, много-много лет после того, как говоривший смолк. И не требуется никаких трав, никаких шаманских песен и плясок, все дело в нужном моменте: повезет - угадаешь, не повезет... Ну и фрэлл с ним. Зато не повесишь на свою совесть лишний груз.
   - У тебя голова не болит? - спросила Роллена, ожесточенно тершая переносицу.
   - Вроде бы нет. А должна?
   - Откуда я знаю? У меня болит. Сильно.
   - Скоро пройдет.
   Когда унылые знахарские песни выветрятся из твоего сознания, а крупицы пряных трав с потом или кровью покинут твое тело. Думаю, это произойдет не позднее вечера, потому что я уже не ощущаю последствий заговора, а ты выпила настоя лишь немногим больше, правда, в переводе на массу и плотность твоего тела... Нет, ничего страшного, скоро все вернется на круги своя.
   - Зачем мы заходили к той женщине?
   - Надо было спросить о приворотных зельях. Не помнишь?
   - Кажется, я там задремала... - Щеки девушки предательски покраснели. - Но я же не подвела тебя?
   - Нет, нисколько. Не волнуйся.
   - И что тебе рассказала знахарка?
   - Кое-что любопытное.
   Мы свернули в узкий переулок, чтобы спрятаться от лучей близящегося к закату, но все еще жгучего солнца.
   - Сделать приворот можно чем угодно, даже обычной водой безо всяких травок. Главное в привороте - слова, их нужно произнести в определенный момент и в определенном ритме, чтобы подчинить себе волю другого человека. Есть только одна загвоздка...
   - Какая?
   - Приворот держится ровно столько, сколько заговоренная жидкость остается в крови. Правда, у каждого человека этот промежуток времени немного разный.
   - Значит, приворот нужно раз за разом делать заново?
   - Получается, да.
   - Но чтобы так поступать, нужно постоянно находиться рядом? - сделала напрашивающийся вывод Роллена.
   - Конечно.
   - Та женщина, Мелла... Она ведь не расстается с герцогом.
   - Скорее, он не расстается с ней. И с ее названым братцем.
   - Почему "названым"? Ты не веришь, что они брат и сестра?
   - У меня есть основания сомневаться.
   Девушка попыталась заглянуть мне глаза:
   - Расскажешь?
   Почему бы и нет?
   - Я недавно побывал в одном городе...
   - Том, название которого упомянул? Элл...
   - Элл-Тейн, да. Так вот, хозяин тамошнего гостевого дома в прошлом году потерял свою жену. Она сбежала вместе с неким молодым человеком, и сбежала, как говорят люди, по любви.
   - Думаешь, невеста герцога и есть...
   - Очень на то похоже.
   - Но тогда ее появление в доме Магайон...
   - Не сулит ничего хорошего.
   Роллена остановилась и задумчиво скрестила руки на груди.
   - Есть мужчина, в которого влюблена женщина. Есть второй мужчина, влюбленный в эту женщину. Но ответных чувств нет ни у первого мужчины по отношению к женщине, ни у женщины по отношению ко второму мужчине. Причем, никаких чувств. Пусть нет любви, но тогда должно быть что-то другое, хотя бы ненависть, злость, да просто неудовольствие, ведь когда к тебе прикасается нелюбимый человек, это так... Неприятно. Должно быть неприятным. Почему же они ведут себя, как куклы?
   Вопрос, причем хороший. Чем хороший вопрос отличается от плохого? Тем, что содержит в себе ответ. Именно куклы, выполняющие повеления хозяина, а не просто люди, испившие приворотного зелья. За происходящим кроется что-то намного более серьезное, нежели чье-то желание заполучить герцогский титул и владения. Что-то более опасное, более...
   Смертоносное.
   Резкий скользящий удар в область правого уха заставил меня сделать невольный шаг вперед и развернуться, чтобы... Получить еще один удар в верхнюю часть живота. Получить вместе с арбалетной стрелой, сгибающей меня пополам и теперь уже окончательно лишающей равновесия.
   Ничего себе! Слишком сильно, а значит... слишком близко.
   Падаю, сжимая пальцы вокруг древка, торчащего из складок рубашки. Выпускаю языки Пустоты, готовые пожрать все следующие стрелы. Раскидываю нити паутинки своего сознания, чтобы заранее знать, откуда будет нанесен удар, и быть уверенным, что Роллена его избежит.
   Роллена...
   Она метнулась в проулок, ближайшую темную щель между домами, кажется, еще до того, как я упал. Знала о нападении? Сама подстроила его? Но зачем? Чтобы отомстить мне? Нет, она не знает, что лэрр и я - одно и то же лицо, не может знать. Решила покинуть Опору таким способом? Глупо. Тогда почему?
   Я учил ее доверию, а сам оказался доверчив донельзя. Но я не жалею. Я ведь не жалею? Нисколько. У меня попросту нет на это времени. Если бы еще места ударов не болели так сильно! Серебряный зверек уберег меня от ранений, но не от всего остального, сопутствующего покушению на целостность плоти. Впрочем, это и к лучшему, потому что боль помогает побыстрее протрезветь. Даже если не был пьян.
   Он приближается. Со спины, конечно. Вернее, с той стороны, откуда мы пришли. Значит, следовал за нами, может быть, еще от Травяных рядов. Грабитель? Фрэлла с два! Если бы он действовал с целью наживы, то сначала выстрелил бы в Роллену, потому что моя одежда о достатке молчит, в лучшем случае сойду за телохранителя или... Хха! Телохранитель с голой грудью годится лишь на то, чтобы отвести один-единственный удар. Впрочем, если девушка сама и наняла убийцу, то... Почему не могу выбросить эту версию из головы? Я настолько плохо думаю о сестре королевского мага? Выходит, да. Жаль, что для принятия истинного положения вещей всегда приходится пережить рискованные события. Мне ведь и раньше все было известно об этой девушке, но хотелось верить, будто кое-что осталось тайной, и это кое-что перевешивает все прошлые грехи. Я ошибся? Что ж, и на старуху бывает проруха.
   Осторожные шаги. Рядом. Совсем близко. Сейчас он нагнется, чтобы убедиться, что я мертв, при необходимости добить и, может быть, порыться в моих карманах, хотя на последнее времени может не хватить, потому что не ровен час, в проулок свернет еще кто-нибудь. Ну же, давай, мне хватит и расстояния двух шагов, чтобы добраться до тебя.
   Сквозь смеженные ресницы вижу сосредоточенное лицо, напряженный взгляд, кисть потянувшейся ко мне правой руки и...
   Тусклой молнией блеснувший у открытого горла стилет. Тонкое, почти игольное острие упирается в бледную кожу, протыкает ее, выпуская несколько капель крови, а такой знакомый и такой неожиданно новый голос шепотом, почти нежно задает тот же вопрос, что вертится сейчас на моем языке:
   - Кто приказал тебе убивать?
   Стальное лезвие подрагивает, с каждым еле уловимым движением все глубже проникая в плоть, вот только убийца, как и я, прекрасно знает: пока нет ответов на вопросы, нет и подведения итогов. Он догадывается, что молчание способно подарить несколько лишних мгновений жизни, а потому не торопится, но и... Не медлит.
   Приметное кольцо, похожее на то, которым старик-посыльный проткнул оболочку королевской печати, ощутимым усилием пальцев поворачивается внутрь орнаментом, а спустя вдох тот, кто покушался на мою жизнь, медленно оседает на мостовую, и Роллена едва успевает убрать стилет, чтобы не распороть горло уже мертвого убийцы.
   Ресницы растерянно хлопают, а в уголках васильковых глаз, кажется, что-то подозрительно поблескивает. Нет, рыдать пока рано. А может, и вовсе ни к чему.
   - Ты молодец.
   Она отскакивает в сторону и смотрит на меня, как на восставшего мертвеца. Впрочем, примерно так оно и есть, ведь мало кто выживает, получив стрелу в живот.
   - Все хорошо, я не ранен.
   - Но...
   - Меня защитил амулет.
   Роллена недоверчиво хмурится, но под задранной рубахой на коже расплывается пятно здоровенного будущего синяка, а значит, нет повода не верить. И главное, нет повода считать меня неуязвимым, то бишь, принижать значение поступка девушки. Замечательного поступка!
   - Я думала, что ты...
   - Я мог умереть. И ты все сделала правильно, хотя, возвращаясь, все же рисковала.
   - Я не могла уйти, оставив все, как есть. Тогда мне нечего было бы ответить на вопросы Опоры.
   Она не столько старалась спасти мою жизнь, сколько заботилась о своем будущем? Что ж, разумное решение, требующее мужества и хладнокровия, доступных не каждом мужчине.
   - Я думала, что ты умер.
   И все-таки, нотки оправдания присутствуют в чудесно изменившемся голосе. Хорошо это или плохо? Думаю, решать будет сама Роллена и те, кому она когда-нибудь захочет и, главное, сможет помочь.
   - Ты действовала так, как и должно.
   Вернее, так, как действовал бы человек, привычный к подобным убийственным случайностям, человек, не оценивающий высоко ни свою собственную смерть, ни чужую жизнь. В исполнении юной девицы поступок ветерана выглядит странным, почти нелепым, но он достиг намеченной цели, стало быть, уместен, как ничто другое. И все-таки, не могу не полюбопытствовать:
   - Скажи, было страшно?
   - Немного. - Девушка запнулась прежде, чем ответить, но не удовольствовалась одним словом, а затараторила дальше, подтверждая мое предположение о том, что произошедшее было-таки для нее потрясением: - Наверное. Хотя... Помню, я не испугалась, а разозлилась, когда увидела, как ты падаешь, и увидела ту стрелу. Я бы убила его, если бы он попробовал улизнуть. Попыталась бы. Но не ушла бы, мне ведь некуда уходить.
   И это очень грустно, девочка. Родная семья стала тягостным бременем, круга друзей не выросло, друзья ведь не ведьмины грибы, оставалась одна только надежда обрести цель в служении, а кто-то очень постарался лишить тебя и этой цели. Но теперь ты знала врага в лицо и не собиралась отступать, ведь даже мучительная и бессмысленная смерть в таком случае предпочтительнее бегства. Именно по той наивной, но веской причине, что сбежав, вернуться уже не сможешь.
   - Все хорошо.
   Я поднялся, бросил стрелу на труп убийцы и заправил рубашку под ремень.
   - Все хорошо.
   Роллена печально посмотрела на алеющее кровью острие.
   - Я бессердечная, да?
   - Ты лучшая девушка на свете.
   Васильковые глаза мигнули.
   - Правда?
   - Чистейшая.
   Она спрятала стилет в ножны на бедре, беззастенчиво, а может быть, всего лишь доверчиво поднимая широкую юбку.
   - Я могу тебе верить?
   - Ты вольна делать, что пожелаешь.
   Расплывчатое предложение оказалось недостаточным, и девушка настойчиво переспросила:
   - Я могу верить?
   Пришлось ответить прямо:
   - Можешь.
   - Почему?
   - Потому что напарники не лгут друг другу.
   Роллена прижалась ко мне, но не стала прятать лицо в воротник моей рубашки, а наоборот, подняла голову.
   - Ой, убили! Человека убили!
   Заглянувшая в проулок горожанка увидела лежащее посередине него тело и, истошно завопив, снова исчезла из вида.
   Сестра королевского мага поморщилась, коснувшись оглушенного громкими звуками уха.
   - Что будем делать?
   - Думаю, ждать. На крик всегда приходит патруль городской стражи.
   - А потом?
   - Сдадим мертвеца дознавателям Опоры, потому что я тоже очень хочу узнать, кто желал моей смерти.
   - Он сможет рассказать?
   - Кто знает... Но спросить надо. Обязательно.
   По камням мостовой зацокали подкованные каблуки стражников.
   - У нас еще много дел.
   - Да, очень много. И это так приятно сознавать, - мечтательно улыбнулась девушка.
   - Ну что, любовники, может, оторветесь друг от друга и объясните, что здесь стряслось? - спросил командир патруля, отряхивая капельки эля с окладистой бороды.
   - Мы не любовники, - скучным тоном ответила Роллена и, сделав задумчивую паузу, повторила: - Мы не любовники.
   Она отстранилась, посмотрев на меня взглядом, который правильнее всего было бы назвать сияющим, если бы васильки могли светиться, как пламя свечи.
   - Мы напарники.
  
   ***
  
   - Ну неужели, неужели нельзя было подождать с покойниками хотя бы до утра? А еще лучше - до завтрашнего полудня, когда моя вахта благополучно закончится? - Причитал дежурный смотритель приемного покоя Опоры, роясь в кипе бумаг и ежеминутно приглаживая ладонью волосы, которые и без подобного вмешательства казались приклеенными к черепу.
   Мы с Ролленой переглянулись, бесстрастно пожимая плечами: мол, так получилось. Отвечать на устный вопрос телодвижением всегда считалось признаком пренебрежительного отношения к собеседнику, но особенно дуве Йериса раздражало то, что ни в выражении моих глаз, ни в васильковом взгляде сестры королевского мага вина за содеянное даже не ночевала.
   Патруль городской стражи, с нескрываемым интересом выслушав клекот орла, взлетевшего над запястьем Роллены, согласился препроводить неопознанный труп сразу во владения Опоры, минуя все возможные объяснения с городскими властями. Пока один из солдат отлавливал пару дюжих горожан, чтобы использовать их в качестве носильщиков, я и командир еще раз осмотрели место несостоявшегося душегубства, но кроме двух стрел, одна из которых долетела почти до конца переулка, других следов, оставленных убийцей, не обнаружили. Стрелы сами по себе не дали нам ничего, поскольку даже не были увиты чарами, повышающими шанс удачного попадания, а прочими качествами не отличались от своих многочисленных сестричек, на развес продающихся в любой оружейной лавке. Осматривать тело стражник отказался, сославшись на то, что может ненароком уничтожить какую-нибудь важную улику. Я не стал настаивать на продолжении оказания взаимопомощи, поскольку изо всех вещей, находящихся на мертвом теле меня больше всего занимало кольцо, ставшее орудием самоубийства, а командир патруля всего лишь равнодушно скользнул по нему взглядом, стало быть, не мог рассказать мне ничего интересного о сем предмете. А спустя четверть часа, когда "добровольные" носильщики все же появились, нас проводили до самых дверей приемного покоя.
   Где должна располагаться Опора трона? Если к ответу на поставленный вопрос применить обычную логику, то можно с уверенностью заявить: под этим самым троном, где же еще. Люди, стоявшие у истоков создания сообщества, призванного охранять незыблемость королевской власти, были либо крайне благоразумны, либо обладали скудной фантазией, потому что выбрали для размещения своей штаб-квартиры как раз дом, выстроенный на останках цоколя старого королевского дворца, давно разобранного по частям и наполовину проданного, наполовину использованного для возведения новой резиденции правителя Западного Шема. Подвальные помещения наверняка помнили еще древних узников короны, а полуподвальные, в одном из которых мы с Ролленой ожидали теперь дальнейшего развития событий, были высушены настолько хорошо, что бумаги, перебираемые дуве Йерисом, хрустели, как полоски тоногского печенья.
   - С тобой такое бывало? - спросила девушка, попутно отправляя в рот дольку яблока, вымоченного в кисло-сладком ягодном сиропе.
   Лакомство я купил по дороге, на минутку отлучившись от общей процессии, потому что предполагал необходимость провести в неприспособленном для отдыха помещении не один час кряду, а вкусить обед мы с напарницей так и не успели.
   - Что именно?
   - Бывало, чтобы ожидания не оправдывались?
   Я поднял взгляд к потолку. Бывало, разумеется. Почти всегда, если хорошенько вспомнить. Приятные ожидания обходили меня стороной, а неприятные я сам старался уничтожить еще задолго до их возможного воплощения в реальность.
   - Да. Почему это тебя волнует?
   Роллена тщательно прожевала очередной кусочек.
   - Скажи, зачем ты пошел служить в Опору?
   Ну зачем же так сразу, девочка... Прямые вопросы почти никогда не находят прямые ответы, вернее, находят, но при встрече не узнают друг друга. Впрочем, врать не буду.
   - Потому что не знал, куда деть появившуюся свободу.
   К моему удивлению, сестра королевского мага печально шмыгнула носом:
   - Жаль.
   - Жаль чего?
   - Я думала, у тебя была другая причина. А оказывается, та же, что и у меня.
   Та же? Девушка не знала, кому вручить с таким трудом отвоеванную свободу?
   А ведь верно. Когда мы в последний раз встречались, я наговорил ей много красивых слов, слов, несомненно, правильных, но не растолковал их до конца. Просил заняться делом? Она и занялась, причем неожиданно решительно и бесповоротно. Сестра королевского мага не стала терять время на поиски другого, может быть, более подходящего пути, потому что боялась того же, чего боюсь я - пустоты открывшихся горизонтов. Стоит ли удивляться, что Роллену поманил за собой первый же парус, мелькнувший на границе моря прошлого и небес будущего? Хотя... Был ли он единственным, вот в чем вопрос?
   - Много времени и сил, но никакой возможности потратить все это богатство?
   - Точно так.
   - Но почему именно Опора?
   Вместо ответа девушка почти испуганно засунула в рот новую порцию лакомства, чтобы выиграть хоть чуточку времени.
   - Неужели для красивой и умной девушки не нашлось бы ничего более...
   Чуть не сказал "достойного". Фрэлл! Надо следить за языком, а то дуве Йерис хоть и делает вид, будто увлечен своими бумагами, но прислушивается к нашему разговору изо всех сил. Еще чего доброго, обвинят меня в неуважении к государственным службам, а от него и до измены королю рукой подать.
   - Почему ты выбрала именно Опору?
   Так, она снова начинает смущенно краснеть. Румянец на щеках особ женского пола возникает исключительно лишь в тех случаях, когда задеваются чувства, это известно всем. Какие на сей раз? Гордость не тронута, честь тоже, остается... Любовь?
   - Хотела найти здесь кого-то?
   Прикусывает губу, совсем заливаясь краской. Ну конечно! Как я мог забыть... Шэрол Галеари, он ведь тоже усиленно направлялся мной по пути служения государству. Значит, парень готовится стать камнем или уже стал, поэтому Роллена... Она все еще влюблена?
   - Не отвечай, не надо. Я слишком далеко зашел в расспросах.
   - Не так уж и далеко. - Она опустила голову. - Был один молодой человек. Он любил меня, а я... Я не понимала, что чувствую. Из-за моего каприза он едва не лишился жизни, и с тех пор больше мы не виделись. Мне нужно попросить у него прощения.
   - Он служит в Опоре?
   - Да. Возможно. Я спрашивала его отца, но не получила ответа. Хотя...
   - Хотя?
   Роллена вытерла платком уголки рта.
   - Наверное, все это уже неважно. Больше неважно. Это очень странное ощущение, даже не знаю, как о нем рассказать. То, что происходило сегодня у нас на глазах... Сначала мне лишь на мгновение показалось, что мы делаем очень нужное дело, а теперь... Теперь я уверена.
   Конечно, нужное! В первую очередь тебе самой, чтобы определить границы собственных сил и возможностей. А во вторую, совершенно необходимое государству. И пусть всю Опору, от первого и до последнего камня, заботит лишь управление герцогской казной, способное попасть в чужие руки, простые люди, живущие под властью рода Магайон, также заслуживают защиты от враждебных посягательств. Палка о двух концах, с какой стороны ни посмотри: сестра дядюшки Хака делает вид, что блюдет чистоту крови, хотя попросту тешит свою зависть, но на другой чаше весов лежат сотни судеб, которые при смене хозяина совсем необязательно будут счастливыми. Хотя возможно и обратное, возможно, что названый братец Меллы действует во благо, стремясь подчинить волю герцога. Но тут вступает в силу новое обстоятельство: ничей разум не должен быть подчинен без согласия его обладателя.
   Можно стараться вынуждать человека поступить так, а не иначе, воздействуя на его тело, но вязать новые узлы на кружеве Разума - гораздо большее преступление. Разумеется, насилие тоже коверкает сознание, и весьма успешно, но даже под самыми страшными пытками у живого существа все равно есть выбор, жить или умирать. Скажете, выбор небогат? Но он не беднее того, что преследует нас с самого рождения. Каждую минуту мы решаем, остановиться или продолжать путь, на каждом вдохе задумываемся, стоит ли открывать грудь для нового глотка воздуха. Жизнь, смерть. Смерть, жизнь. Две стороны монеты, но сама монета, подкинутая неизвестной рукой и вернувшаяся из неведомых далей на стол бытия, вечно вращается на ребре.
   - А еще я поняла, что могу служить здесь. Мне нужно учиться, много учиться, но это не те рубежи, которых нельзя достичь.
   Умница. Теперь важно только одно: не сбавлять шаг. И не приходить в смятение от разных неожиданностей, а раскладывать их по полочкам, как трудную, но со временем поддающуюся решению задачу.
   - Ох, старые мои кости... Снова ноют, не иначе, будет гроза.
   О, а вот и наш знакомый старик, так с полудня и не сменивший кафтан, хотя в наступивших сумерках стало намного прохладнее, чем было днем.
   - Зачем позвал, Йери? Желаешь поделиться чем-то хорошим?
   Смотритель приемного покоя скорчил самую брезгливую мину, на которую был способен.
   - Поделиться получится только мертвечиной, наблюдатель Поллан.
   Наблюдатель? Значит, старик не просто передал нам задание, а приставлен присматривать за нашими приключениями? И судя по тяжелому вздоху, сползшему с губ Поллана, похоже, нам нельзя было узнавать столь любопытные подробности до момента выполнения порученного дела, если бы не возникли чрезвычайные обстоятельства.
   - И кто у нас умер?
   - Это еще нужно выяснить. Я послал за лекарем, может быть, он расскажет о покойнике что-то большее, чем пол и возраст.
   Наблюдатель, тяжело опираясь на посох, доковылял до стола и занял единственный в комнате стул с мягкой обивкой, еще помнящей тепло пятой точки Йериса. Смотритель снова скривился, хотя казалось, еще больше исказить черты лица было уже невозможно, но поскольку по своему чину не мог возразить, проглотил искреннее недовольство, придвинул к столу с другой стороны шаткий табурет, взгромоздился на него и положил перед собой чистый лист бумаги.
   - Приступим?
   Поллан посмотрел на нетерпеливо ерзающего коллегу, перевел обманчиво-сонный взгляд на нас, покорно подпирающих стену, и благосклонно кивнул.
   - Смерть неизвестного связана с ведомым вами делом? - обмакнув кончик пера в чернила, поинтересовался Йерис.
   - Самым прямым образом.
   - Так и запишем... Смерть была насильственной?
   - В какой-то мере. - Я вспомнил стилет Роллены и не смог удержаться от улыбки.
   - Говорите точнее!
   - Я полагаю, что погибший был наемным убийцей, посланным для того, чтобы уничтожить нежелательных свидетелей. То есть, нас.
   Поллан потер пальцами шею и вздохнул:
   - Вы уверены?
   - Да.
   - Вы оба уверены?
   Интересное уточнение. И как ответит Роллена? Поддержит меня или промолчит?
   - Да, наблюдатель. Когда убийца подошел к моему напарнику и склонился над ним, он не обшаривал карманы, а хотел убедиться, что тот мертв.
   - Может быть, он собирался заняться карманами позже, но не успел? А что, собственно, случилось дальше?
   - Я попыталась его задержать и спросила, кто приказал ему убивать. После этого вопроса он... Покончил с собой.
   Поллан посмотрел на нас с некоторым разочарованием, видимо, считая, что мы лукавим, прикрывая собственные проделки, но укорять не стал.
   - Почему вы решили, что на вас покушаются именно как на свидетелей?
   - Во время беседы с одним из участников дела произошло событие, показавшееся странным, и вызвано оно было одним из моих случайных вопросов.
   - Что за событие?
   - Я упомянул название одного города, к слову пришлось, и непосредственный участник беседы явно заволновался, словно его что-то связывало с упомянутым городом.
   - Наступили ему на мозоль? Что ж, так бывает. Но вы ведь понимаете, ваши слова требуют проверки.
   - Несомненно, наблюдатель.
   - Милая моя, подойдите к старику, уважьте старые ноги.
   Роллена, чуть помедлив, выполнила просьбу. Поллан взялся за правое запястье девушки, повернул его так, чтобы голова орла на браслете печати располагалась ведомым одному только наблюдателю образом, и неожиданно резким, почти неуловимым движением дотронулся выступающей частью орнамента своего кольца до бронзового узора.
   В то же мгновение над рукой девушки взвилось облако темной пыли, но не развеялось и не улетело прочь, как полагалось бы поступить благовоспитанному облаку, а, немного повисев в воздухе, втянулось под кружево манжета. Роллена взвизгнула и обхватила себя руками за плечи.
   - Щекотно!
   - Ничего, привыкнете, милая моя, этот только в первый раз неприятно, а потом многие начинают даже находить удовольствие, - успокаивающе зевнул наблюдатель.
   - Удовольствие? - Девушка испуганно прижала юбку к правому бедру, словно пыталась поймать что-то, оказавшееся вдруг между складками ткани. - В чем? Что это такое?
   - Вы же не думали, что Опоре будет достаточно только вашего рассказа? - хихикнул Йерис. - Встречаются люди, нечистые как на руку, так и на язык, а сразу ведь не распознаешь, что к чему, верно? Вот и придумали средство. Надежнее любых свидетельств.
   Поллан покосился на довольно ухмыляющегося смотрителя, еще раз вздохнул и пояснил:
   - Магия, заключенная в печати, запоминает все сказанные в ее присутствии слова, а когда срок жизни печати подходит к концу, переводит запомненное в письмена.
   Роллена подняла манжет и с ужасом уставилась на змейку непонятных значков, начинающуюся от запястья и убегающую по белоснежной коже куда-то под рукав.
   - Они пишутся... Прямо на мне?
   - Спустя сутки, не позднее, все исчезнет, не беспокойтесь. Но пока не исчезло... Йери, я понимаю, что тебе не хочется засиживаться допоздна, но кто-то же должен перенести отчет на бумагу?
   Масляно блестящие глаза смотрителя уморительно сузились.
   - С превеликой радостью, я ведь никогда не избегаю службы, как вы знаете, особенно такой приятной службы...
   Девушка испуганно попятилась к двери, нашаривая под юбкой теперь уже не останки орла, а рукоять стилета, я же не знал, смеяться мне или плакать. Не спорю, шутка с печатью принадлежит к разряду рискованных, но с другой стороны, такое сохранение необходимых сведений весьма эффективно, хотя и... Так вот почему наблюдатель так настойчиво старался вручить королевскую печать мне! Я-то думал, он хочет лишний раз посмеяться над Ролленой, а оказалось, старик пытался пощадить ее стыдливость. Эх, опять мои благие намерения вылились в болезненные испытания для другого... И я ведь ничем не могу помочь, потому что не знаю шифра Опоры и не могу предложить себя в качестве писаря. Ох, нет мне прощения, нет оправда...
   - Я привез лекаря, - сообщил хмурый Борг, появляясь на пороге комнаты. - Кто-то ранен?
   - Кто-то умер, - съязвил Йерис, не сводя насмешливого взгляда с Роллены.
   - Умер? - Рыжий сдвинул брови еще сильнее. - Кто? Как?
   - А вот это только предстоит выяснить, - заметил наблюдатель. - И лучше, если мы поторопимся, потому что "пеленка", в которую завернули тело, давным-давно не подпитывалась, и ее силы хватит всего часа на два-три.
   Последние слова, сказанные презрительным тоном, наверняка были камешком в огород смотрителя приемного покоя, но тот притворился, будто ничего не слышит:
   - Пойдем, красавица, нам тоже надо заняться делом!
   Роллена сделала еще шаг назад и уткнулась спиной в ничего не понимающего Борга.
   - Ой!
   Рыжий поймал локоть девушки, не давая стилету выбраться из ножен, а со стороны могло показаться, что великан ухватил красавицу за бедро с совсем иными намерениями. Сам Борг, заметив удивленно-смешливые взгляды, Поллана и мой, сообразил, как его действия выглядят для всех присутствующих, и почему-то начал темнеть лицом, но не от гнева, как, возможно, должно было быть, а от медленно накатывающего на щеки румянца. Как лучше всего скрыть смущение? Правильно, переведя тему на максимально далекое от себя расстояние:
   - Да что здесь происходит?!
   - Сия молодая пара, похоже, ввязалась в очень серьезное дело, - улыбнулся наблюдатель. - И теперь, следуя процедуре, надлежит провести расшифровку записей печати. Единственная трудность состоит в том, что по чистой случайности сии записи оказались на теле этой девушки, а она, будучи особой юной и непривыкшей к суровым будням Опоры...
   Борг перевел взгляд на белокурый затылок, находящийся прямо у него под подбородком:
   - Сударыня, это необходимое действие, и вам вовсе незачем стыдиться.
   - Разумеется, разумеется! - подхватил Йерис. - Пойдемте уже, а то я начинаю терять терпение!
   Роллена еще сильнее вжалась в грудь великана, словно ища поддержки и защиты. Рыжий осторожно убрал руку с девичьего бедра и, едва касаясь пальцами кружевных рукавов платья, развернул сестру королевского мага лицом к себе.
   - Вам необходимо это сделать.
   Никогда бы не подумал, что голос Борга может звучать так нежно и ласково. Наверное, именно этих ноток и не хватало Роллене, чтобы собрать все свое мужество и согласно, пусть и чуть неуверенно, кивнуть.
   - Вас смущает тот, кто будет записывать шифр?
   - Не... Немного.
   Рыжий показал Йерису кулак за спиной девушки. Смотритель противно хихикнул.
   - Я тоже буду вас смущать?
   Роллена подняла голову и всмотрелась в карие глаза.
   - Не знаю.
   - Это лучше, чем "немного", правда?
   Борг сгреб со стола смотрителя пачку чистых листов и письменный прибор.
   - Кабинет свободен?
   - Да кому ж там быть в такое время?
   - Замечательно. Идемте, сударыня. Не будем мешать другим делам.
   Пропустив девушку вперед, рыжий остановился на пороге комнаты, обернулся и, очень медленно выговаривая слова, обрисовал всем присутствующим их возможное будущее:
   - А кто попробует мешать нам... Пусть только попробует.
  
   ***
  
   Дверь закрылась, опуская завесу тайны над ближайшим будущим Роллены и Борга, но не застыла в благоговейном покое, а спустя несколько вдохов вновь распахнулась, пропуская в комнату еще одного моего старого знакомца, на сей раз не украсившего свою одежду знаком принадлежности к лекарской гильдии, что само по себе уже было странным, поскольку Гизариус мог носить таковой знак с полным на то основанием. Тем более, год после нашей последней встречи прибавил другу Рогара грузности, но как ни странно, не внешней, а внутренней, той, которую принято называть чувством собственного достоинства.
   - Вот так всегда, кому-то достаются красивые девушки, а кому-то хладные мертвецы! - с наполовину искренней, наполовину наигранной горечью посетовал лекарь и тут же, сделав тон предельно строгим, поинтересовался: - Труп, надеюсь, хладный?
   Поллан неопределенно улыбнулся, а Йерис вдруг спешно углубился в раскопки бумаг на столе, всем своим видом показывая, что не намерен отвечать на глупые вопросы.
   - Понял: лучше поторопиться. Кто-нибудь составит мне компанию? А то, поверьте, мертвецы - самые удобные, это правда, но самые скучные собеседники на свете!
   - Я, если вы не возражаете.
   Гизариус посмотрел на меня с выражением лица, заявляющим что-то вроде "а твое волеизъявление вообще не имеет значения, пойдешь в обязательном порядке", но я слишком рано порадовался, что смогу перекинуться с лекарем парой слов наедине, потому что наблюдатель, покряхтывая, поднялся со стула.
   - Идемте, чем короче будет цепочка ртов и ушей, передающих сведения, тем быстрее мы доберемся до истины.
   Для осмотра доставленного с помощью городской стражи тела нам пришлось спуститься на этаж ниже, в подвал, но не в самую его глубину, потому что, как красноречиво подмигивала лестница продолжением своих пролетов вниз, в недрах Опоры существовали секреты поважнее неопознанных трупов.
   Неудавшийся убийца лежал на столе, завернутый в не первой свежести полотнище, видимо ту самую пресловутую "пеленку", о ветхости которой переживал Поллан. И в самом деле, беглый взгляд на втором уровне Зрения показал, что в контуре заклинания, переплетенного с нитями ткани, осталось совсем немного Силы, в результате чего все магическое сооружение держалось на честном слове создававшего его мастера. Гизариус, не имевший к чародейству ни малейшего касательства, примерно в одно время со мной выяснил то же самое, но более привычным лекарю способом: откинув край полотна и дотронувшись кончиками пальцев до кожи на шее мертвеца. А выяснив, не преминул разразиться горьким сожалением:
   - Ай-ай-ай, мастер Поллан, ну как же так можно? Понимаю, что мало кому по нраву возиться с "пеленкой", но чарование новой потребует очередного запускания в карман казны не одной жадной руки. Или вам опять предложат услуги недовыпускников Академии?
   - Заполучить выходца из Саэнны сложнее, чем может показаться, даже если ваша фантазия безгранична, мастер Гизариус, потому обходимся тем, что имеем... Но вы правы, разумеется: легче поддерживать в надлежащем состоянии уже подготовленный к службе предмет, чем раздобывать новый. И я прослежу, чтобы виновные в небрежности непременно понесли...
   Лекарь трагически махнул рукой:
   - Если речь идет о Йерисе, то понесет он домой вовсе не результат наказания и чувство вины, а монеты, выделенные на покупку нового заклинания! Впрочем, хватит о нем... У меня есть дело, и чтобы не задерживать вас, в первую очередь, пожалуй, начну его делать.
   - Разумеется, мастер Гизариус, разумеется. Мы не будем вам мешать, тем более, надо выяснить обстоятельства, оставшиеся вне трупа.
   Поллан повернулся ко мне:
   - Итак, начнем по порядку?
   - Что вы хотите услышать?
   - Все. Не более и не менее.
   - Но разве до расшифровки записей будет правильным...
   Наблюдатель смешливо фыркнул, а находящийся за его спиной Гизариус показательно поднял страдальческий взгляд к потолку.
   - А вот мы и сравним ваши слова, сказанные тогда и сейчас. Что, стало не по себе?
   Я решил не тревожить своего собеседника игрой в самоуверенное спокойствие и признался, как можно искреннее:
   - Немного.
   - Если вам нечего скрывать, не нужно бояться быть честным.
   - Я боюсь другого. Мои слова, особенно произнесенные после событий... Они ведь будут наполнены моими впечатлениями, не так ли?
   - Несомненно.
   - Но разве чувства - хороший помощник в таких делах?
   Взгляд Поллана на мгновение стал колючим, как еловая ветка, но как можно скорее вернулся к прежнему доброжелательному вниманию в надежде, что я ничего не замечу. Я бы и остался в счастливом неведении, если бы не знал, какой реакции следует ожидать на рассудительность, весьма далекую от наивного напора новобранца.
   - Чувства нельзя исключать. Никогда. - наставительно поднял палец наблюдатель. - Итак, что же потребовала от Опоры ее светлость маркиза?
   - Свидетельство чистоты крови.
   Брови Поллана удивленно приподнялись.
   - Чьей крови?
   - Ее родственников, конечно. Маркиза выразила обеспокоенность появлением у своего младшего брата новой любовницы.
   - Ах вот оно что... - Наблюдатель брезгливо скривился. - Но любовница это еще не жена, даже если осчастливлена бременем. Вы были у Магайона?
   - Да, и честно говоря...
   Колючесть снова наполнила взгляд Поллана, только теперь она была сильно разбавлена азартным интересом.
   - Дела обстоят серьезно?
   - Более чем. Герцог в действительности сильно увлечен. Так сильно, что в ближайшем, и весьма скором времени готов сделать любовницу супругой.
   - Разве это беда? - усмехнулся наблюдатель. - Одной женой больше, одной меньше... Его светлость вполне может себе позволить хоть пяток жен сразу.
   И целый выводок детей, чтобы лишний раз позлить престарелую сестрицу. Можно было бы предположить, что Магайон именно этого и добивался, приводя в дом женщину, однако прочие обстоятельства настойчиво отвергали желание по-детски напакостить, как причину происходящего.
   - Я придерживался подобного мнения до беседы с герцогом.
   - А теперь считаете иначе?
   - Да.
   Наблюдатель потер ладони друг о друга, прислушиваясь к тону моего голоса, словно хотел убедиться в твердости моего впечатления прежде, чем продолжать расспросы.
   - И что заставило вас разделить тревогу маркизы?
   - Уверенность, к сожалению, пока лишенная весомых доказательств.
   - Уверенность в чем?
   Ну вот и настал ключевой момент всего разговора. После того, что я скажу, вернуться вспять будет крайне затруднительно, а быть может и вовсе невозможно.
   - Герцога приворожили.
   Поллан задумчиво пропустил прядь своих седых волос через гребень пальцев.
   - Такое заявление делать опасно.
   - Я понимаю. Но поведение Магайона и присутствие в его доме так называемого "брата" будущей герцогини не находит другого объяснения.
   Один мужчина и одна женщина почти всегда могут находиться вместе по обоюдному желанию, одна женщина и двое мужчин - совсем другое правило, и наблюдатель точно знал разницу, потому что нетерпеливо велел:
   - Рассказывайте!
   - Во время беседы герцог вел себя весьма зло, напористо, необдуманно, словно желал поскорее избавиться от нас и вернуться к своей возлюбленной. А как только она присоединилась к беседе, перенес все внимание на женщину, стал намного спокойнее. Но женщина пришла не одна, а со своим якобы младшим братом, которому, судя по всему, не просто доверяет, а подчиняется в любых обстоятельствах. Можно было бы поверить в родство этих двоих, закрыв глаза на слишком большую разницу черт, но поведение мужчины выглядело странным. В частности, он, услышав название небольшого и мало чем примечательного городка, поспешил уйти, сославшись на нездоровье.
   Поллан нахмурился:
   - Этого достаточно для подозрения, но мало для уверенности.
   - Вы правы. Но дело в том, что неделю назад я как раз проезжал через упомянутый город и по случайности узнал печальную историю хозяина одного гостевого дома. В прошлом году его жена влюбилась в чужака и сбежала вместе с возлюбленным неизвестно куда.
   - И как сия трагедия связана с нашими тревогами?
   - Описание похитителя чужих жен подходит к названому брату любовницы герцога, а ее имя в точности такое же, как у супруги того горожанина. Это может быть совпадением, я понимаю. Но почему тогда "братец" заволновался, когда услышал название города? И самое непонятное, почему ему не удалось скрыть свое волнение, ведь он должен был быть готов к возможности встречи с прошлым.
   Поллан согласно кивнул:
   - Если совпадений больше, чем два, это уже не случайность, а провидение. Но вернемся к неопознанному пока убийце. Вы думаете, что его...
   - Подослал именно названый брат любовницы герцога. По крайней мере, я буду так считать, пока не найду доказательств обратного.
   - Похвальное устремление, похвальное... - Наблюдатель повернулся к столу. - У вас есть что-то, о чем вы можете нам поведать, мастер Гизариус?
   Лекарь скучающе опустил закатанные перед осмотром тела рукава:
   - Немногое, но скажу.
   - Мы полны внимания, мастер.
   - Мужчина молодой, но весьма хорошо тренированный. Он вполне мог бы быть наемным убийцей.
   - Но не был? - уточнил Поллан, распознав в голосе лекаря нотку неуверенности.
   - Есть одна крохотная деталь, вызывающая... нет, не сомнение, а скорее, вопрос. - Гизариус указал на кисть правой руки мертвеца. - Видите этот предмет?
   Лично я на кольцо успел насмотреться еще в переулке, а вот наблюдатель увидел украшение впервые и заинтересованно наклонился поближе к мертвецу, чтобы разглядеть причудливый орнамент.
   - Полевка?
   - Она самая.
   - В столице? Это против правил.
   - Против правил оставлять знак на виду, - проворчал лекарь и, заметив мое недоумение, пояснил: - Такие кольца носят полевые агенты Гнезда.
   Вот так новость! Мы с Ролленой довели до самоубийства человека, находящегося на государственной, хоть и тайной, службе? Можно было бы улыбнуться, если бы удивление позволило это сделать.
   - Но почему вы сказали, что он не мог находиться в Виллериме?
   Поллан нехотя буркнул:
   - Потому что в Виллериме полно своих полевок, а эта... Если глаза меня не подводят, эта должна была прочесывать какой-то из северо-западных квадратов.
   - Точно сказать может только один человек, но его сейчас нет в столице, так что придется подождать, - вздохнул лекарь.
   - И долго?
   Гизариус развел руками:
   - Никто не вправе прерывать отдых ректора Академии.
   Очередные заморочки кузена? Развел шпионов, уже скоро шагу ступить будет невозможно, чтобы не столкнуться с кем-то из орлят. А я-то думал, в Орлином гнезде нехватка обученных людей! Хотя... Если этот так нелепо попался, трудно говорить о высоком уровне его знаний и умений.
   - Значит, все останавливается?
   - С нашим мертвецом? Да. Я могу только сказать, что он умер от яда, которым снабжаются все полевые агенты, и который поступает в кровь от укола одним из фрагментов кольца. Для этого кольцо следует повернуть орнаментом внутрь ладони и...
   Я посмотрел на безвольно свесившуюся с края стола руку убийцы.
   - Кольца выдаются не по размеру?
   - Что ты имеешь в виду? - растерянно переспросил Гизариус.
   - Взгляните сами. Он с трудом повернул кольцо.
   - Просто его пальцы немного распухли.
   - От чего?
   - Так бывает, когда употребляешь много воды, а погода стоит жаркая, и нет ничего удивительно в том, что...
   - Полевой агент пренебрег безопасностью и позволил своим пальцам опухнуть, тогда как должен был не только заботиться о средствах отступления, но и уметь переносить жажду?
   Поллан басовито хмыкнул:
   - А парень прав... Да и разве это жара? Так, цветочки придорожные.
   Лекарь задумчиво смерил лежащее тело взглядом, потом дернул шнуровку правого сапога и стащил обувку с мертвеца.
   - На нижних конечностях тоже есть признаки прижизненного отека. Любопытно.
   - Ему ведь по возрасту еще рановато отекать?
   - Разумеется, рано. Да и все его сложение не предполагает... Сосуды сильные, крупные, мышцы, привыкшие к движению, в таком теле жидкости не застаиваются. Не имеют права застаиваться.
   - И все же, такое несчастье произошло. Есть объяснения?
   Гизариус нервно постучал пальцами по столу, потом, словно внезапно вспомнив нечто важное, ринулся к голове трупа и раскрыл еще не успевшие окоченеть челюсти пошире.
   - Я так и думал! Ох уж эти придворные веяния!
   - О чем вы?
   - Взгляните сами. Видите этот вязкий зеленовато-белый налет на языке и деснах?
   Мы с Полланом, как два послушных ученика, посмотрели туда, куда указывал лекарь, и кивнули.
   - Он остается от настоя ворчанки. Такая неприметная травка, сорняк, правда, обладает приятным вкусом, нужно только особым образом приготовить.
   - А причем тут двор и веяния?
   - Этим летом кто-то попробовал добавить ворчанку в вино, получился бодрящий терпкий напиток, главное, не вызывающий сильного опьянения, и теперь вся знать поголовно мешает вино с травой. А ведь ее настой нельзя пить каждый день и помногу, потому что ворчанка хороша при обезвоживании или необходимости сохранить влагу внутри тела, если же ее пьет здоровый человек, могут возникнуть сильные отеки.
   - И как часто нужно пить эту траву, чтобы пальцы опухли?
   Лекарь быстро сосчитал в уме:
   - Этот парень пил каждый день, но поскольку еще довольно молод, состояние не особенно плачевно.
   А вот Магайон снял кольца давным-давно: на его пальцах уже и следов от украшений не осталось. Значит, его светлость запал на ворчанку еще в начале лета, если не раньше.
   - Говорите, ее пьет вся знать?
   - Вся. Поголовно.
   - А простые люди?
   Гизариус посмотрел на меня, как на сумасшедшего:
   - Простым людям есть, чем заниматься, а не тянуть в рот всяческую гадость. И потом, простой народ пьет эль, а не вино, а с элем эту траву лучше не смешивать, иначе не отплюешься.
   Не скажу, что новость радостная, но с другой стороны, это не Вэлесса, вынужденно глотавшая отравленную воду, а придворный каприз. Кстати о королевском дворе:
   - Полевые агенты тоже причисляют себя к знати?
   - С какой еще...
   - Этот пил ворчанку и помногу, как вы сами сказали. Разве он - знатный человек?
   Лекарь и наблюдатель тревожно переглянулись, потом оба воззрились на меня примерно с одинаковым выражением лица.
   - Вы что-то связали воедино? - спросил Поллан.
   - Возможно.
   Слово вырвалось изо рта раньше, чем я успел сообразить, на что подписываюсь.
   Ох, хотелось бы оставить все свои выводы при себе, например, до явления господина ректора Академии, но в таком случае просто подведу людей. Тех нескольких, с которыми разговариваю. Роллену. Борга. Магайона и его сестричку, чья зависть в кои-то веки вдруг попала в точку риска. Я могу помочь им и могу оставить без помощи, так что же выбрать? Как поступить, если даже трудно предположить, чем обернется мое вмешательство?
   Сначала развеять последние сомнения:
   - Ворчанка влияет еще на что-нибудь в человеческой плоти?
   Сумерки герцогского дома, неточные выстрелы в переулке - это ведь звенья одной цепи, верно?
   Гизариус кивнул:
   - Глаза начинают болеть от яркого света. Но опять же, это происходит, только когда пьешь настой слишком часто.
   Поэтому Магайон приказывает занавесить окна, а убийца промахивается в тот единственный раз, когда мог бы меня достать. Он долго шел за нами по освещенной солнцем улице, но не все же не решился выждать, пока глаза перестанут болеть. Он торопился. Что его подгоняло? Приказ, отданный тем, кто повелевал приворотом?
   - Вы что-то знаете?
   Трудно сказать. Догадки, догадки, догадки... Одни только неясные впечатления, предположения, фантазии. Но будучи облеченными в слова, они станут весомее, значительнее, более похожими на реальность, пусть и на лживую. Солгать или нет - не вопрос. Да и промолчать уже не смогу. Поздно.
   - Подозреваю, что герцог также не избежал пристрастия к названой вами траве. По крайней мере, его пальцы выглядели чрезмерно опухшими. Но если для Магайона вполне объяснимо быть подверженным придворным наклонностям, хотя он не кажется человеком, готовым поступиться собственным мнением в угоду кому-нибудь или чему-нибудь, то полевой агент с признаками употребления свойственного знати лакомства уже наводит на размышления. Если он и мог позволить себе вино, то не каждый же день и не в таких количествах, верно? Тем более, если находился на службе. Хотя...
   Я еще раз, для верности внимательно посмотрел на лицо самоубийцы.
   - Нет, вряд ли его часто пускали за благородный стол. Значит, он пил ворчанку по иной причине, вполне возможно, не зависящей от него самого. Пил по принуждению. И это возвращает логическую цепочку к...
   - Приворотному зелью, - закончил мою мысль Поллан.
   - Да.
   - Хотите сказать, что и этот человек мог быть заговорен?
   - Допускаю. И очень похоже, что тем же зельем, что и герцог.
   Гизариус покачал головой:
   - Ворчанку никто не использует в приворотах.
   - Как рассказала нам одна знахарка из Травяных рядов, приворотные зелья могут быть сварены на чем угодно, а могут вообще состоять из одной только воды.
   - Что-то новенькое! - недоверчиво хмыкнул лекарь.
   - В отчете, который сейчас переписывает Борг, все будет указано в мельчайших подробностях. И пожалуй, свидетельству той женщины нет повода не доверять. Вкратце говоря, приворожить может любой любого, если подобрать нужный состав зелья, открывающий внутренний слух человека для приворотных слов. Так что, и ворчанка...
   - Может вдруг оказаться волшебной травой. Допустим, - согласился Гизариус. - Итак, герцога приворожили?
   - Очень похоже.
   - Мы можем это доказать?
   Я развел руками:
   - Не представляю, как. Разве что раздобыть несколько капель этого пойла и провести опыт. Но кто пустит нас в дом Магайона, да еще разрешит его обыскать?
   Поллан помолчал, потом решительно кивнул:
   - Есть способ. Но участвовать в его исполнении придется вам, потому что у мастера Гизариуса много других дел, а мне уже не по возрасту и чину ночные прогулки.
  
   ***
  
   Время вынужденного ожидания - лучшее время для приведения мыслей в порядок, ведь в ночной тишине отходящего ко сну города думается еще лучше, чем на рассвете, потому что темнота, пряча за собой стены домов и лица людей, помогает сознанию не отвлекаться и не рассеиваться.
   Введенное в обиход при дворе питье.
   Внезапная страсть герцога к женщине, нарочно привезенной из захолустного городка.
   Полевой агент, ставший наемным убийцей и не пожалевший жизни, чтобы обезопасить своего хозяина.
   Будь все эти факты рассыпаны рукой судьбы далеко друг от друга, никто не углядел бы между ними и дальнего родства, а сейчас связь настолько очевидна, что способна испугать. Потому что объяснения происходящему по-прежнему нет.
   Пусть ворчанка, добавленная в вино - случайное событие, хоть и трудно признать таковым внезапное употребление невзрачного сорняка. Но приворот герцога произошел по заранее подготовленному и хорошо продуманному плану, в этом сомнения нет. Кому же понадобилась вдруг полная власть над сердцем и душой Магайона? Я бы еще поверил в злой умысел со стороны старшей сестрички, но тогда обращение в Опору выглядит чрезвычайной глупостью, потому что маркиза не может не догадываться: люди, охраняющие престол, не остановятся, пока не выяснят все подробности происходящего. К примеру, для того, чтобы иметь возможность шантажировать всех участников дела. Так что, отодвинем старуху прочь. Чем бы ни была вызвана ее тревога, завистью или искренним волнением о будущем герцогской короны, вряд ли она служит прикрытием покушения на свободу сознания Магайона.
   Тогда кто? Слишком мало известных мне вариантов, даже гадать бессмысленно. Может быть, попробовать ответить на второй вопрос: зачем? Если задача не поддается решению с фронта, всегда можно попробовать зайти к ней в тыл. Итак, какова простейшая, лежащая на поверхности цель приворота? Конечно, получить безграничную власть над одним человеком, а через него - над сотнями других. Власть, расползающуюся во все стороны побегами дикого винограда.
   Что-то в этих выводах кажется мне знакомым...
   Ах да, недавняя история, в которой мне пришлось принимать участие. Безумный некромант тоже мечтал повелевать, правда, армией не живых людей, а мертвецов, бессловесных, послушных, преданных. Одна только беда, для осуществления своих мечтаний ему требовалось очень много затрат, одной только Силы на поднятие трупа уходило непомерное количество, поэтому был найден другой путь, по воде. И мерзавец преуспел, похоронив заживо почти полгорода, но обжегся на... Владетеле.
   А ведь все было хитро придумано и продумано до мелочей, начиная от уязвимого места мэнсьера, управляющего Вэлессой в отсутствие истинного хозяина, до способа распространения заразы. Не учтен был лишь один факт, незаметный в силу своей очевидности. Как показывает многолетний народный опыт, не стоит пытаться разматывать клубок, вытягивая нить из середины, если кончик этой самой нити находится прямо перед тобой. Кто бы мог предположить, что начинать следовало не со старика и отравленного источника? Всего-то и требовалось: получить в свое полное распоряжение одну-единственную душу. Душу Льюса Магайона.
   Постойте-ка. Что же получается? Повторение истории, только с учетом всех прошлых ошибок? Но некромант безвозвратно потерялся в безумии, он больше неспособен даже понимать, что происходит вокруг него, подручных в живых тоже не осталось, так кто же... Тот, кто знал, чем занимается труповод. Тот, кто наблюдал за водяными опытами. Тот, кто, возможно, позволял ребенку забавляться с опасной игрушкой, чтобы... Понять, приведет ли избранный путь к победе?
   За некромантом кто-то стоял. С кем я могу связать имя безумца?
   Та женщина с закрытым лицом. Зачем она приезжала в Саэнну? Искала брата по злодеяниям? А может быть, просто - брата? Ведь они могут происходить из одного рода, мужчины и женщины которого были наделены способностью говорить с водой. Рода Ра-Гро. Она разыскивала своего родственника. И, возможно, разыскала. Ее следов не было в лесном логове, сам труповод ни разу не упоминал о своей семье, значит, мог и не знать о существовании сестрички. Но они непременно должны были встретиться, наверное, почти сразу же после захвата Мирака, который я... Предотвратил.
   Фрэлл! Мне удалось увязнуть в этой истории так глубоко, как только это возможно. Наверное, стоило бы на время спрятаться в укромном уголке и тихонько посмотреть, чем все завершится? Точно. Вот по-настоящему разумное решение. Только гладенько завершу свое участие в деле с ворчанкой, чтобы не подставлять Борга, и убегу. Далеко-далеко.
   Нить паутинки, раскинутой мной, чтобы обезопаситься от неожиданного появления из темноты нежданный гостей, ощутимо напряглась. Кто-то идет. Наверняка, тот человек, что должен помочь с обыском герцогского дома, хотя не представляю, как и что он собирается делать. Да и идет он... Не по улице. Вот ведь гад!
   Шорох шагов стал заметным, когда незнакомец оказался уже почти надо мной, на гребне каменной ограды, которую я, проводя время в ожидании, подпирал спиной. Легкое дуновение воздуха, сопровождающее прыжок, мягкое приземление на четыре конечности разом, и вот он уже стоит передо мной. Худощавый, гибкий, ловкий как акробат, если учесть то, каким путем прибыл на встречу, темноволосый, с лицом, выражение которого в отсветах фонарей менялось быстрее, чем можно было успеть его распознать.
   - Меня ждешь?
   Если бы я знал! Мне указали место и велели ждать, но ни об именах, ни о приметах внешности никто не упоминал, так что...
   - Меня ищешь?
   Он ухмыльнулся и хлопнул ладонью по моему плечу:
   - Ничья! Ну да ладно, к делу. Что на этот раз?
   - Тебе не рассказали?
   Мое удивление вызвало ехидный смешок.
   - Я знаю только то, что здесь понадобились мои услуги. Остальное на твоей совести.
   Еще один хороший повод соблазниться и натворить что-нибудь эдакое, благо подробных инструкций никому из нас не давали. Да собственно, не давали вообще никаких указаний. Поллан, отправив меня на перекресток Третьего луча и улицы Проигранной зари, сказал только, что пришлет мне в помощь человека, и велел поторопиться, чтобы успеть сделать все до рассвета. Значит, я должен сам посвятить незнакомца в детали? Но где доказательства, что он - именно тот, с кем мне нужно было встретиться?
   Словно в ответ на незаданные вслух, но достаточно уместные, чтобы быть само собой разумеющимися, вопросы, темноволосый вытащил из поясной сумки уже знакомый мне пузырь, с размаху шлепнул им по запястью левой руки, подождал, пока печать превратится в браслет, и посмотрел на меня с нетерпением:
   - Итак?
   Орел точно тот же самый, не подделка, а если и фальшивый, то сработанный на сторону тем же умельцем.
   - В этом доме находится сосуд, а может быть, и не один, с травяным настоем, несколько капель которого нужно... эээ, добыть.
   - Украсть, - бесстрастно поправили меня.
   - Украсть, - согласился я и протянул парню флакон, любезно предоставленный Гизариусом. - Вот, примерно того же вкуса и запаха.
   Темноволосый выдернул пробку, лизнул горлышко, сморщился и кивнул:
   - Это, так это. Нужно много настоя?
   - Сколько удастся... украсть.
   Лекарь говорил, что в вино доливают по половине ложки на бутылку, не больше, стало быть, для разового приворота достаточно совсем немного зелья.
   - Известно, где он хранится?
   - Точного места никто не знает. Но есть предположение, что нужный нам сосуд находится в спальне женщины.
   - Очень полезные сведения! - фыркнул темноволосый. - А поподробнее нельзя?
   Можно. И надеюсь, никто не обвинит меня в разглашении тайны.
   - Этим настоем поят герцога Магайона. А поит любовница, которую он наверняка не отпускает от себя, так что ее спальня где-то рядом с герцогской. Но настой может храниться и в вещах брата любовницы, который тоже не отлучается далеко от влюбленной парочки. Еще может оказаться так, что настой имеется и у любовницы, и у ее брата, но тогда он, скорее всего, будет разным, а для опыта нужен именно тот, что пьет герцог и...
   - Потрясительно! Ты хоть сам понял, что сказал?
   Я задумался. Повторил только что произнесенную речь про себя. Нет, вроде все понятно. О да, с весомой поправкой: понятно мне.
   - Извини. Сейчас расскажу все с самого начала.
   - Не надо сначала, пожалей мою голову! - взмолился темноволосый. - Нужно найти такую же водицу, и искать лучше всего в спальне женщины, так?
   - В целом, да.
   - Ну и славно! Чтобы не терять время, начнем поиски, а пока они длятся, если будет желание, потешим себя всякими занимательными историями. Согласен?
   - Вполне.
   Он удовлетворенно кивнул и запустил руку за пазуху. Под рубахой что-то отчаянно завозилось, раздался тихий писк, в ответ парень успокаивающе что-то то ли свистнул, то ли пискнул, движения полотняных складок прекратились, и по рукаву на плечо темноволосого вскарабкалась... мышь. Самая обыкновенная, из тех, что зимой портят зерно в амбарах.
   - Прости, что мешаю тебе спать, моя маленькая, но надо немножко поработать, - заворковал парень. - А потом я угощу тебя твоими любимыми семечками, сможешь есть, сколько захочешь!
   Мышь сидела спокойно, явно прислушиваясь к его словам, хотя вряд ли могла их понимать. Впрочем...
   - Вот, понюхай хорошенечко, запомни и найди в доме такую же воду, она хранится там, где живет человек из тех, что всегда тебя пугаются.
   Он взъерошил кончиком мизинца нежную шерстку на мышиной голове, осторожно посадил зверька на ладонь и спустил на мостовую рядом с оградой герцогского дома.
   - Беги, маленькая моя, мы здесь тебя подождем!
   Мышь, как заправский солдат, не заставляя повторять приказ дважды, проскользнула в щель между камнями и скрылась из виду. Темноволосый заметил мой недоуменный взгляд и хихикнул, правда, скорее печально, нежели весело.
   - Никогда не видел ученых мышей?
   - Признаться, нет. Ты сам ее выучил?
   Он присел на выступающий из ограды камень.
   - Можно сказать и так.
   - А можно сказать иначе?
   Темноволосый потянулся к продолговатому чехлу на поясе.
   - Можно.
   - Скажешь?
   Он подумал и кивнул, поднимая к губам флейту. Тихая грустная мелодия наполнила ночь вокруг нас, зависла в воздухе на очень долгую последнюю ноту и развеялась сонным туманом.
   - Слышал о неурожае в Кромане?
   - Признаться, нет. Это было давно?
   - Лет двадцать пять назад. Сразу после моего рождения, если быть точным. Лето выдалось дождливым, не удалось запасти на зиму вдоволь зерна и прочего продовольствия, а то, что осталось с прошлых лет, растащили мыши. Кто мог, подался в другие, сытные места, кто не мог, остался, чтобы умереть в родных стенах. Я только-только появился на свет, а у моей матери ни своего молока, ни козьего, да и другой еды толком нету, зато мышей повсюду... по самое горло. Вот она меня и поила мышиной кровью. Все младенчество поила. Я вроде поначалу капризничал, срыгивал каждый глоток, да только есть всем хочется, даже дитю неразумному, вот и пришлось привыкнуть. Куда деваться-то было? А когда уже вырос, однажды понял, что мыши меня вроде как за своего признают, даже речь мою понимают. Ох и напугал я свою последнюю зазнобу в ту ночь! Ох, как она визжала, когда мыши хоровод вокруг кровати водили...
   Флейта снова обменялась с ночной тишиной десятком неразборчивых слов.
   - Только с тех пор мне с женщинами не везет. И все равно, верю, что хоть одна на свете, да найдется, что мышей не боится. Как думаешь? Не в глупость верю?
   - Нет. Я видел женщин, которые никого не боятся, кроме... - Перед глазами почему-то всколыхнулись черные пряди, живущие сразу в прошлом, настоящем и будущем. - Кроме своих мужей.
   - Значит, и мне повезет. Когда-нибудь.
   Тебе уже повезло больше, чем многие мечтают. Ты остался жив, когда другие умирали. А мыши... От них больше пользы, чем вреда. Я в это верю.
   Темный комочек выкатился из-под ограды и застыл в ногах у флейтиста. Тот протянул ладонь, и когда мышь взгромоздилась сверху, стало заметно, что ее живот надулся шариком.
   - Ах ты, моя маленькая, справилась?
   Могу поклясться, зверек утвердительно кивнул. Темноволосый опорожнил лекарский флакон и подставил его горлышко под мышиную мордочку. Мышь срыгнула, ухитрившись ни единой капли не проронить мимо, потом отряхнулась, почистила лапками шерстку, нырнула под рубаху, немного повозилась там и затихла.
   - Ну вот, что-то мы раздобыли. Это оно?
   - Откуда я знаю? Надо бы попробовать.
   Темноволосый сунул флакон мне под нос:
   - Так пробуй!
   Я отшатнулся.
   - Вот еще! Тут не все так просто... Ни ты, ни я не должны брать это в рот. Нужен кто-то посторонний.
   Парень задумался, пряча флейту в чехол.
   - Кто ж станет пить незнамо что?
   - Никто, находящийся в здравом уме, не станет. Значит...
   Мы переглянулись, одновременно придя к одному и тому же выводу, и хором спросили друг у друга:
   - Где здесь ближайший трактир?
  
   ***
  
   Ночь требуется проводить в постели, дабы тело успело отдохнуть от дневных забот, а разум, лишенный необходимости тратиться на телесные нужды, обдумал все, что случилось в светлое время суток, и пришел к каким-либо выводам, не обязательно верным и уж совсем не обязательно окончательным, но таким, что позволяют устроить заслуженную передышку. Если же и днем не приседаешь, и ночью не спишь, к следующему утру становишься похож на старую развалину, желающую лишь одного. Покоя.
   Хождения от дома Магайона к питейному заведению, от питейного заведения в Опору и из Опоры в "Три пчелы" заняли большую часть ночи, зато меня клятвенно заверили, что ближайшие дни могу полностью посвятить отдыху в ожидании, пока все запасы приворотного зелья будут изъяты из герцогского употребления, а сам герцог путем нехитрых лекарских процедур освобожден от чужого влияния. Кто должен был отдать приказ об обыске и прочих действия, мне не сказали, но догадываюсь, что эту честь оставили на откуп милорду Ректору, а потому спешно отправили к нему гонца с соответствующим донесением.
   Отправиться туда, вернуться обратно... Положим, Ксо может добраться до столицы мгновенно, но насколько быстро ему доставят депешу? Хотя, есть ли смысл волноваться? Когда враг известен, пропадает эффект внезапности, врасплох Опора при любом стечении обстоятельств застигнута не будет, стало быть, можно с чистой совестью нежиться в постели. И наивно верить, что у других людей совесть тоже имеется, пока снизу не донесется гул знакомого голоса.
   По лестнице он поднимался бесшумно, но в дверь все-таки постучал. Странная церемонность, нехарактерная для Борга в обычное время, не показалась мне поводом, достаточным для серьезных опасений, а потому я беспечно буркнул:
   - Чего тебе?
   - Спишь? - спросили из-за двери.
   - А ты как думаешь?
   Я поднял голову и посмотрел в окно. За окном небо начинало стыдливо розоветь, наверное, смущенное тем, что не оставило мне времени на отдых.
   - Мне позже зайти?
   Пресветлая Владычица! Ну что ему понадобилось от меня спозаранку? С другой стороны, если отложить разговор на потом, времени для сна точно не останется, а так можно успеть соснуть пару часиков днем.
   - Нет уж, раз пришел, заходи.
   Я перевернулся на спину, крепко зажмурился, подержал веки закрытыми ровно три вдоха, потом открыл глаза.
   Рыжий великан снова выглядел по-другому. Если полгода назад в его чертах преобладали неколебимость и суровая уверенность, два дня назад - искренняя тревога, то теперь передо мной предстал человек, у которого выбили из-под ног опору. Или даже Опору, с большой буквы. Карие глаза смотрели на меня со страдальческим непониманием, как будто мир, знакомый Боргу с детства и прекрасно изученный за время достаточно долгой уже жизни, вдруг повернулся ранее не виденным боком, вызывая замешательство на грани отчаяния. Я испытывал примерно похожие чувства в Элл-Тэйне, когда понял, что ничего не понимаю в происходящем. Но вряд ли у меня и моего старого знакомца были одни и те же причины схватиться за голову.
   - Доброе утро.
   - Извини, мне не стоило приходить.
   Он выдвинул табурет и взгромоздился на него основательнее, чем садятся в седло, стало быть, намечающийся разговор должен был стать долгим и мучительным. Только треволнений ранним утром мне и не хватало! Спасибо, дружище.
   - Но ты пришел. А раз пришел, может, расскажешь, с какими вестями?
   Борг шумно выдохнул, и воздух комнаты наполнился приторным ароматом, хранящим след недавно выпитого вина. Говорят, человек пьет только в двух случаях, на радостях и с горя, а на счастливца рыжий совсем не похож.
   - У тебя что-то стряслось?
   - Скажи, ты умеешь понимать людей?
   Вот так вопрос. На него трудно отвечать в любом положении, но оставаться лежать как-то совсем уж неловко, так что придется сесть.
   - Скорее, я умею делать над собой усилие, чтобы пытаться понять.
   И еще какое усилие! Безжалостно вгоняю сознание в чужие рамки, мну, чтобы придать ему несвойственные ранее формы, калечу, чтобы хоть несколько минут ощущать, чем живет и дышит тот, кто находится передо мной. Зачем я это делаю? Сила привычки, наверное, потому что никакого разумного основания для подобного издевательства над собой в голову не приходит.
   - А ты мог бы понять... меня?
   Не с утра пораньше, уж точно. Впрочем, Борг-то, похоже, не ложился, и вполне возможно, в его мире все еще продолжается прошлый день.
   - Вообще-то, тебе самому это делать намного сподручнее.
   Рыжий отвернулся, упираясь взглядом в дверь.
   - Я пробовал.
   - И каковы результаты?
   Разумеется, ответа не последовало, а значит, дело обстоит серьезнее, чем могло бы показаться. Когда взрослый мужчина начинает капризничать, как ребенок, он и правда, находится в крайней степени отчаяния.
   - Что именно ты хочешь понять в себе?
   - Почему я изменился.
   Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. На такие нелепые вопросы никогда не получается подобрать безболезненный ответ. Можно только попытаться уточнить:
   - Что именно в тебе изменилось?
   Борг повернулся к столу спиной и оперся о его край локтями, оказываясь ко мне вполоборота.
   - Я вдруг понял, что мне нравится то, что раньше никогда не нравилось.
   - Это плохо? По-моему, хуже было бы, если бы произошло ровно наоборот. А то, что тебе нравилось, теперь вызывает отвращение?
   Он честно задумался.
   - Вроде нет.
   - Тогда могу только поздравить: ты расширил пределы своего мира!
   - Но как мне теперь узнать, каковы его пределы?
   - Зачем это тебе?
   - Любой мир нуждается в защите, а как я смогу защищать его границы, если не знаю, где они проходят?
   Вот так, прямолинейно до глупости, но необъяснимо притягательно. Так, что не хочешь вдумываться в смысл сказанных слов, а спешишь всем сердцем поверить...
   А ведь я завидую тебе, дружище. У моего мира никогда не было границ. Ни одной. Я могу вернуться назад, в дом, где появился на свет, и воспоминания прошлого полностью совпадут с ощущениями настоящего. Я могу двинуться вперед, неважно, в какую сторону, и даже в самом дальнем уголке земель не почувствую новизны, ни на минуту. Раньше все было немного иначе, раньше мне верилось в чудеса, таинственные, неизведанные, прячущиеся за каждым поворотом пути. А что теперь? Теперь я знаю, что мир это плоть драконов, а если знаком с одним из моих родственников, можно считать, что знаком со всеми. Что же касается тех, кто ходит по Гобелену... Они всего лишь живые существа, а значит, подчиняются одним и тем же законам: воюют, влюбляются, растят детей, рождаются, умирают. Да, иногда они поступают удивительнейшим образом, но не перестают быть тем, кем являются, и даже на краю мира человек останется человеком, эльф эльфом, гном гномом. Наверное, так и должно быть. Один я не знаю, кем был и кем буду на следующий день.
   - Значит, ты готовишься к войне?
   Подбородок рыжего заметно потяжелел.
   - Я просто хочу защитить.
   Следовало бы спросить, кого или что. Но разве это так уж и важно?
   - И что тебе мешает осуществить свое желание?
   - Я... Я не понимаю, есть ли у меня такое право.
   - Если чего-то страстно желаешь, обычно не задумываешься о том, разрешено это или запрещено. Так настолько ли велико твое желание?
   Карий взгляд, если бы смог, пригвоздил бы меня к постели.
   - Ты все время смеешься.
   - Разве? А мне казалось, что рыдаю.
   - Можешь хоть несколько минут побыть серьезным?
   Зачем, дружище? Ты ведь прекрасно знаешь, что разговор со мной, если только он не будет переведен в шутку, причинит тебе много боли. И все равно стремишься нарваться на удар? Не знаю точно, чего добиваешься ты, но если бы я сам действовал подобным образом, сие означало бы...
   Ты ищешь боль снаружи, чтобы победить боль внутри.
   - Лучше скажи прямо, что случилось.
   Он посмотрел на меня, отвел взгляд, опустил голову, снова поднял.
   - Я влюбился.
   Замечательная новость! Кажется, так говорят люди друг другу, когда делятся схожими откровениями? Но мне почему-то не хочется радоваться. Впрочем, и горевать нет никакого проку.
   - Бывает.
   - Ты не понимаешь...
   - Понимаю.
   - Она... Она не для меня. Или я не для нее? Неважно! Это не должно было случиться, вот и все.
   - Но случилось.
   Я сполз с кровати, подошел к окну и пошире распахнул ставни. День снова будет жарким, может быть, даже жарче, чем предыдущий, потому что над городом уже поднимается белесая дымка. И когда же еще лучшее время любить, если не знойным летом?
   - Я не знаю, что делать.
   - Выждать время, если ты не уверен в своих чувствах.
   - Но я... Я уверен.
   - И давно это с тобой?
   - Со вчерашнего вечера.
   Если размышлять логически, то вчера весь вечер Борг находился в штаб-квартире Опоры, занимаясь срисовыванием значков шифрованного текста с белоснежной кожи сестры королевского мага. Неужели...
   - Кто она?
   - Зачем спрашиваешь? Ты же и так все понял.
   Хм. Значит, Роллена? Трудно было предположить. В самом деле, трудно. Более неподходящую друг другу парочку невозможно представить. Но раз судьбе было угодно свести их вместе, они все равно какое-то время будут идти по одной тропе. И уж лучше долгое, нежели короткое.
   - Вы... Уже?
   Борг едва не поперхнулся:
   - За кого ты меня принимаешь?
   - За здорового и крепкого мужчину. Я не прав?
   - Я же сказал, что влюбился! - Последнее слово он произнес с благоговением, которому позавидовали бы и боги.
   - Влюбленность мешает соединению тел?
   Он вскочил и со злостью хлопнул ладонями по столу.
   - Со мной такого не случалось... никогда! Я... я боюсь даже дотронуться до нее, и в то же время хочу прижать к себе и не отпускать, ни на миг.
   Какие знакомые слова. Вернее, какие знакомые чувства. Желать коснуться хоть кончиками пальцев, и понимать, что можешь себе этого позволить. Потому что она еще не сказала "да". Так и не сказала "да"...
   - Я ведь много раз видел ее при дворе, издалека, правда, но мне и не хотелось подходить. Да, она красивая, очень красивая, но меня к ней, веришь, ни разу не тянуло, а вчера, когда она вдруг оказалась рядом... когда прижалась ко мне, словно прося о помощи... Я не знаю, что произошло. Не понимаю. И от этого мне больно, больно внутри, вот здесь, понимаешь? - Рыжий стукнул себя кулаком в грудь.
   Понимаю. А еще догадываюсь, что даже если предложить тебе быстрое и надежное избавление от такой боли, ты не согласишься. Ни за какие сокровища мира. И я не соглашусь.
   - Нужно время, Борги. Немного времени. Или много.
   - И что потом?
   - Потом ты все поймешь точно.
   - Уверен? Сам-то пробовал?
   Не один раз. И что забавно, с каждой новой попыткой, словно самостоятельно набираясь опыта, промежуток, необходимый для принятия решения, сокращался все больше и больше, пока не стало достаточно одного-единственного взгляда.
   Взгляда в пепельно-серые глаза.
   - Да.
   - И как сейчас? Понимаешь, любишь или нет?
   - Понимаю.
   Утренний ветерок стих окончательно, и в наступившем безмолвии хрипловатое приветствие гройга прозвучало со двора, как гром:
   - Доброго дня, прекрасная госпожа! Что вам угодно в моих скромных владениях?
   - Мне угодно видеть моего супруга.
   Смысл сказанного дошел до меня лишь спустя вечность, потому что звуки голоса, раздавшегося снизу, жили в трех мирах одновременно. В прошлом. В настоящем. В будущем.
   "Мне угодно..." пронзило начало летнего дня, пронеслось сквозь и без того теплый воздух, еще сильнее раскаляя все, что успевало задеть своими стремительными крыльями.
   "Видеть..." было напитано леностью рассеивающейся ночи, покорно сдающей бразды правления юному утру.
   "Моего супруга..." ускользало, как дымка поднимающегося над водой тумана, который, кажется, еще чуть-чуть, и можно будет сжать в ладонях, но момент обретения никак не желает наступать, все дальше и дальше убегая в даль будущего, возможного и недоступного.
   - Супруга? О ком вы говорите, прекрасная госпожа?
   - Это ко мне!
   Самому мне показалось, что я крикнул, до ушей долетело что-то сдавленное, больше похожее на стон, но меня услышали, потому что вскоре на лестнице раздались шаги, легкие, неторопливые, не решительные, и все же, не замедляющиеся.
   Нужно было подбежать к двери, распахнуть ее, поклониться нежданной гостье, приветствовать... Словом, следовало выполнить множество действий, которые могли бы успешно скрыть замешательство и удивление. Обязательно нужно было. Но я никак не мог заставить себя сделать шаг из прошлого в настоящее. Тот шаг, на который решилась она.
   Россыпь жемчужин в бездонной черноте волос, словно звезды на небе, но не те, что ярко мерцают в полуночи, а те, что мягко греют своим светом сердце, замершее в ожидании рассвета. Пепельно-голубой шелк платья окутывает стройную фигуру, как дым, и кажется, что стоит подуть, и его невесомые клочья улетят прочь, обнажая...
   - Ты никогда не говорил, что женат, - оторопело укорил меня Борг, глядя на женщину, королевой переступившую через порог комнаты.
   Королевой, у которой мог быть и был всего лишь один подданный. Я.
   Не говорил? Да я и сам не знал. Вернее, знал, но не верил. И сейчас не верю. Не могу.
   - Договорим как-нибудь потом, хорошо?
   Вопрос растворился в воздухе, так и не дождавшись ответа с моей стороны. Рыжий вспомнил навыки полевого агента и скрылся с глаз так стремительно, что я не заметил его исчезновения, но сразу почувствовал: мы остались наедине. Мы? Нет, все еще не вместе, а по отдельности. Я и Шеррит. Шеррит и я.
   - Почему ты...
   Пришла? Дурацкий вопрос! Просто решила прийти, и никто не смог бы помешать ей. Никто бы не посмел помешать.
   - Почему ты назвала меня...
   Слово упорно не хочет слезать с языка, цепляется сотней крохотных крючков, и выдрать его из меня можно только с кровью, но женщина, пришедшая вместе с утром, почему-то не хочет кровопролития и спешит ответить:
   - Потому что для тебя у меня нет другого слова.
   Не любимый, не ненавистный, не презираемый, не драгоценный... Просто супруг. Бесстрастное, равнодушное, обязывающее и принуждающее. Но кого? Ее или меня? А может быть, нас обоих? Цепь, сковывающая навеки? Я больше не хочу оков! Ни для кого на свете. Я только-только получил возможность быть свободным, а на меня снова надевают ошейник?
   Пусть. Согласен на все, что угодно, если с глади глядящих на меня серых озер сойдет лед усталой обреченности. Но он только крепнет, тяжелея с каждой минутой...
   - Тебе велели прийти?
   - Разве это важно? Я не могла поступить иначе.
   "Я не могла не попробовать тебя убить" - вот о чем она говорит, и я согласно киваю прежде, чем осознаю суть, прячущуюся за словами, а потом, уже зная и понимая, киваю еще раз, намного увереннее. Хотелось бы ободряюще кивнуть, сказать, что никто не мешает совершить еще одну попытку, которая непременно окажется удачной, ведь жертва будет вполне счастлива понимать, что своей смертью освобождает убийцу от рабства... Хотелось бы. Но еще больше хочется смотреть в серые озера, спокойные, принявшие свою судьбу, смотреть и продолжать хотя бы надеяться, если верить по-прежнему невозможно.
   - Я не хочу лишать тебя свободы.
   - Это не в твоей власти. И не в моей.
   Она права. Нити Гобелена переплелись причудливым узором, ставшим приговором на двоих. Но я привык терпеть боль, а почему должна страдать Шеррит? Почему в уголках ее глаз сверкнули... Слезы? Нет, ты не должна плакать, драгоценная! Ни сейчас, никогда!
   Как говорил Борг?
   Обнять, прижать к себе и не отпускать ни на миг?
   Я знаю границы моего мира.
   Я могу защитить их.
   Я никому не позволю причинять боль моему миру!
   Пустота рванулась наружу через двери, открытые яростью, наполнила пространство вокруг меня своими алчными языками, но не остановилась, как бывало прежде, послушная и покорная моей воле, а продолжила свой путь. Путь разрушения.
   Вот невидимое лезвие чиркнуло по ножке стола, и тот начал заваливаться на сторону. Вот жалобно заскрипела, повиснув на одной петле ставня. Вот в досках пола пролегли борозды, оставленные когтями зверя, никогда не виденного глазами живых.
   Я смогу защитить мой мир!
   Сотни вихрей, втягивающих в себя древесную труху, обрывки ниток и пыль штукатуренных стен, заплясали по комнате, сталкиваясь друг с другом, чтобы в конце концов слиться воедино, окружая меня и Шеррит.
   Шеррит...
   Она не сводила с моего лица взгляда, в котором отчетливо читался страх. Ужас, нарастающий с каждой минутой. И все же дочь Дома Пронзающих не двигалась с места. А потом, словно достигнув последнего предела прочности, в какое-то незаметное ни миру, ни богам мгновение, серые озера перестали бояться, превратившись... В зеркала, отразившие мой взгляд.
   Ярость. Боль. Отчаяние. Упрямство. Пусть все вокруг идет фрэллу под хвост, но сколько же можно убегать от себя? Сколько можно душить собственные желания и стремления? Все будет разрушено? Пусть! Но каждая пылинка руин будет нести на себе мой след, след моей души! Каждая горстка праха...
   Край вихря прошел совсем близко от Шеррит, задевая подол платья, и в воздух взметнулся серый шелковый пепел. Пепел истины.
   Я убиваю ее. Я убиваю нас обоих. И даже если моя супруга согласна разделить со мной один путь, я не хочу умирать, пока... Не научился любить.
   Серые зеркала снова наполнились страхом, но теперь уже моим. Убранства комнаты на втором этаже трактира "Три пчелы" больше не существовало, и вихрь Пустоты жадно облизывал стены, пробираясь все дальше и дальше по Пластам реальности. Еще немного, и весь дом развалится на части, погребая под собой виновных и безвинных, но что еще важнее, навсегда лишая меня шанса узнать что-то новое. И пусть отчаянная попытка потерпит неудачу, я должен попробовать, а не малодушно отказываться от нее.
   Хватит! Прекрати! Вернись обратно!
   Пустота повела сотнями ушей, мотнула десятками морд, но не остановила свою беспощадную жатву.
   Возвращайся, кому сказал!
   Вихрь игриво потерся о мои ноги, оставляя топорщащиеся обрывками нитей дыры на штанах.
   Нет, мы не играем, время игр закончилось!
   Пустота недовольно замедлила бег, но только чтобы в следующий миг начать новый танец, еще безумнее.
   Я не буду больше просить тебя, не жди. Ты приходишь в этот мир по моей и только по моей воле, значит я - твой господин, отныне и навеки, а слуга всегда знает свое... А ну, на место!
   И Пустота расхохоталась. Победно, торжествующе, словно всю вечность от начала времен ждала именно такого приказа. А может быть, ждала, что однажды найдется тот, кто решится ей приказывать. Расхохоталась, распалась на множество крошечных вихрей и...
   Ринулась ко мне, неся вместе с собой колкие слезы разрушенного настоящего.
   Словно тысячи пчел вонзили свои жала, а потом выдернули, вспарывая мою кожу. Все вокруг горит. И я горю. Нужно потушить этот огонь, потушить... Но чем? Нужна вода? Вода... Что такое вода? Память ворочается медленно-медленно, скрипя, словно заржавевшие петли. Вода. Это что-то текучее, неугомонное, похожее на... Кровь.
   Она брызнула сквозь бесчисленные порезы, долетая до изъеденного Пустотой платья Шеррит и оставляя на сером шелке темно-красные следы.
   Прости меня, пожалуйста. Я не хотел тебя пугать, но это единственное, на что я способен...
   Она протягивает руку, касается моей щеки, и на нежной коже белоснежных пальцев тоже проступает кровь. Ее кровь.
   - Пожалуйста, уходи.
   Я не трушу и не малодушничаю, не думай. Это самая искренняя и смиренная из просьб, когда-либо нуждавшихся в исполнении. У меня больше нет сил. Самый страшный зверь загнан в логово, но то, что осталось, все равно смертельно для магии твоей плоти и души, бесценная моя. Понадобятся замки и засовы, сложенные из расстояний и времени, чтобы все вернулось на круги своя. Хотя бы вернулось...
   - Уходи.
   Лужица крови на полу становится все больше и больше, и если я потеряю сознание...
   - Уходи, прошу тебя.
   - Повторенное трижды подлежит немедленному исполнению, - глухо замечает Ксаррон. - Тебе лучше уйти, Шерри. Сейчас лучше уйти.
   Она хочет качнуть головой, не соглашаясь, но видимо, находит во взгляде моего кузена ответ на незаданный вопрос, покорно поворачивается и распадается тремя призраками, каждый из которых живет лишь в своем времени.
   - Ну разве можно быть таким беспечным?
   Ксо подхватывает меня под руки, вглядывается в мои глаза, перед которыми все плывет, качаясь на волнах усталости.
   - Тебя хватит сейчас на Саван?
   Хватит или нет, какая разница? Отправиться в небытие, уносящее последние силы, все равно лучше, чем видеть, как Пустота покрывает узорами ран драконью плоть.
   Слышишь, драгоценная?
   "Слы... шу..."
   Она ответила без малейшей паузы, но словно очутилась вдруг настолько далеко от меня, что голос больше походил на эхо, каким-то чудом все же пробравшееся сквозь бесчисленные Пласты пространства, но потратившее на это путешествие едва ли не все силы.
   Я должен был бы испугаться. Наверное. Но забытье успело захватить меня в плен раньше, чем страх.
  
   ***
  
   Киан смахнул с кухонного стола несуществующую пыль и со всей возможной тожественностью спросил:
   - Подать к бульону сушеные хлебцы?
   Я представил, как щетина колючих крошек скребет мое горло изнутри, и отрицательно мотнул головой.
   - Еще что-нибудь пожелаете?
   Мне часто задавали подобные вопросы. Собственно говоря, любого из разумных существ, бродящих под лунами этого мира, время от времени спрашивают о желаниях, потому что способность нуждаться в чем-то неочевидном ни на первый, ни на второй взгляд, присуща только сознанию. С телом все обстоит гораздо проще: о необходимости утолять жажду, голод и прочие естественные потребности оно сообщает регулярно и без туманных намеков, рапортуя, как добросовестный служака. Но едва лишь право желать уступается сознанию, начинается полная неразбериха.
   Я посмотрел на вечно сосредоточенного оборотня. Пожелаю? Пожалуй, да.
   - Скажи, ты бывал влюблен?
   Киан совершенно серьезно кивнул:
   - Да.
   - И тебе... отвечали взаимностью?
   Глаза оборотня непонимающе мигнули. То ли он не представлял себе, как любовь может возникать без ответа, то ли удивился, что меня интересуют вещи, о которых, в общем-то, не слишком часто говорят вслух.
   - Ты намерен опрашивать каждого, кто подвернется под руку? И с какой целью, позволь узнать? Будешь считать отказы и согласия?
   Пока вопросы горохом скороговорки высыпались на мой затылок, Ксаррон, измотанный, но словно удовлетворенный тяжелой и продолжительной работой, успел плюхнуться на стул напротив меня и хитро сощуриться, ожидая ответной реплики и даже не допуская, что я могу промолчать или вовсе гордо и неприступно выйти из кухни.
   Впрочем, куда и зачем мне уходить? Несколько часов назад открыв глаза в уже хорошо знакомой комнате ректорского особняка, я почувствовал себя виноватым. Нет, не в причинении вреда имуществу гройга. И не в нанесении ран собственной супруге, телесных и душевных. Я снова что-то сделал не так. Что-то неуловимое, необъяснимое, невероятное, но необходимое. Я знал: даже если вернуть прошлое и повторить все с самого начала, пройду точно той же тропкой, след в след, но именно это знание смущало, тревожило и теребило совесть. Иного дано не было, но, может быть, именно потому, что я попросту не представляю себе нечто по-настоящему иное?
   Пустота внутри и снаружи настоятельно требует заполнения. К сожалению, в таких делах Ксаррон не советчик и не помощник, призвание моего кузена - крохотные стежки интриг на ткани бытия, и все, на что я могу рассчитывать, это разрозненные сведения, полноту которых обычно надо проверять и перепроверять. Но раз уж мой предыдущий собеседник при первой же возможности охотно уступил свое место новому, придется довольствоваться тем, что есть.
   - Считать? Это не приходило мне в голову... Но можно и посчитать. А ты, к примеру, ответишь?
   Изумрудные глаза смешливо сверкнули.
   - Да.
   Наступившее молчание предполагало следующим мой ход, который я покорно сделал, выжидательно приподняв брови:
   - И?
   - Я ответил. Сразу на все заданные вопросы. И если ты хоть немного поразмыслишь, то поймешь, что такой ответ подходит на все случаи жизни. Ведь он не обязательно должен быть правдивым.
   Ответил? Да.
   Влюблен? Да.
   Взаимно? Да.
   И при этом одно, а может, вся троица коротких словечек только притворяется подтверждением, на самом деле означая обратное. Любопытно и познавательно смотреть, как кузен беседует со своей матушкой, а вот самостоятельно толковать иносказания Ксаррона - занятие весьма трудоемкое.
   Итак, кузен мог солгать? Мог. Но я знаю, что он влюблен в мою сестру, значит, первый вопрос снимается с рассмотрения. Что же касается взаимности... Магрит не пускала бы рыжего насмешника на порог Дома, если бы не благоволила его шуткам. Итак, две победы на двух фронтах, и победитель получает... все?
   - Ты хорошо знаешь женщин, Ксо?
   Рыжие пряди всколыхнулись игривой волной.
   - Ни один мужчина в здравом уме никогда не заявит, что знает женщин.
   - А все же?
   Ксаррон с удовольствием вдохнул пар, поднимающийся над чашкой бульона, принесенной оборотнем, и заключил фарфоровый бутон в замок своих ладоней.
   - Тебя интересует что-то определенное, ведь так?
   - Наверное.
   - Что ж, попробую ответить. Если твой вопрос будет иметь смысл.
   Еще одна неразрешимая задача? Для меня имеют смысл все вопросы, рожденные моим сознанием, даже те, ответ на которые возникает раньше, чем слова успевают слететь с языка. А вот для Ксо... Впрочем, я все равно ничего не теряю.
   - Зачем приходила Шеррит?
   Кузен задумчиво покатал глоток бульона во рту.
   - Тебе виднее.
   - Может быть. Должно быть. Но я не понимаю. Не могу понять.
   - А хочешь?
   Нет. Ни в коем случае. Никогда. Это знание относится к разряду запретных, и став его обладателем, я уже не смогу вернуться к привычному блаженному неведению, а значит, стану... Счастливым или несчастным? Если бы можно было быть уверенным заранее!
   И все же, от прозрения никуда не спрятаться. Боль, радость, какая разница? В любом случае, из кухни выйдет уже другой "я", неотличимый от прежнего только внешне. Потому что так надо.
   - Мне нужно знать.
   Ксаррон улыбнулся. Той самой улыбкой, которая, по словам Магрит, всегда означала, что кузен не просто задумал каверзу, но и продумал, какие последствия она за собой повлечет, а также заблаговременно просчитал меры, необходимые для устранения всего неприятного и нежелательного, что может получиться.
   - Ты хорошо помнишь, что произошло в том захолустном поместье?
   - Да. Помолвка Элрона.
   - Не только. - Он сделал многозначительную паузу. - Еще до начала обряда ты сделал предложение Шеррит.
   Разве? Помню водоворот ощущений, захвативший меня. Помню кровь, текущую по спрятанной за спину руке кузена. Помню... Все, кроме смысла происходящего.
   - Предложение?
   - Именно так.
   Ксаррон откинулся на спинку стула и подставил рыжину своих слегка взлохмаченных волос под гребень в руках Киана.
   - Но я же видел, как это делал Элрон! Ничего похоже со мной не происходило.
   - А похожего и не могло быть. Все драконы разные, а ты разнее всех прочих.
   - Ксо, это не смешно.
   - Знаю. Но раз уж ты хочешь подробностей... - Сверкающий изумруд глаз скрылся под смеженными веками. - Драконы влюбляются только раз и любят всю жизнь. Кто-то из существ подлунного мира посчитал бы это скучным, а люди и вовсе возроптали бы от подобной несправедливости, но нам в самом деле не нужно большего. А знаешь, почему? Что происходит, когда два дракона сливаются воедино?
   - Если взять для примера другие расы, то... Рождают третьего?
   - Не просто третьего, - качнул головой Ксо. - Они расширяют мир.
   Расширяют? Невероятно... Но может ли быть иначе? Гобелен состоит из плоти драконов, и когда появляется еще один, значит, нити нового утка начинают свой бег по основе, создавая доселе неведомый и не существовавший узор. С каждым новым рождением мир становится все больше и больше, больше и...
   - Это часто происходит?
   - Как видишь, нет.
   - Но почему? Из-за страха появления Разрушителя? Так вот он я, давно уже здесь. Но сколько драконов родилось за это время?
   - Только один, при рождении которого ты присутствовал.
   - И все? В чем причина вашей медлительности? Вам же нечего бояться сейчас! Даже если завтра мне грозит смерть, вы всегда сможете укрыться в том из потоков, где время течет в сотни раз быстрее и успеть...
   - Расплодиться и размножиться, - бесстрастно закончил мою мысль кузен. - Да, мы сможем. Собственно говоря, мы бы так и поступили, если бы... Ты знаешь, из-за чего началась первая и единственная война драконов, унесшая сотни жизней?
   - Нет. Во всех книгах библиотеки не было ни единого упоминания.
   - Еще бы! Кто ж доверит величайшую тайну иному носителю, чем память? - презрительно хмыкнул Ксо. - Величайшую тайну и величайший стыд.
   - Стыд?
   - Мы ведь так и делали. Плодились, когда желали этого. Громоздили все новые и новые земли друг на друга, поднимались все в новые и новые небеса... Но однажды вдруг выяснилось, что мир отнюдь не безграничен.
   - И как все это относится к...
   Кузен сцепил изящные пальцы в замок и сжал так, что костяшки не побелели, а посинели.
   - Когда два дракона рождают третьего, они отдают ему каждый часть своей плоти, часть уже некогда связанных нитей Гобелена. Но это много меньше даже половины взрослого существа, всего лишь кокон, хранящий искру сознания от ветров пространства, пока она основательно не разгорится, а остальную материю для своей плоти новорожденный забирает сам, сколько сможет или сочтет необходимым. Из Купели.
   - Значит, там находятся...
   - Свободные нити.
   Но откуда они могли взяться? Ведь Ксаррон сказал, что война разгорелась именно из-за того, что драконам стало тесно в подлунном мире. А если он не врет...
   - Эти нити, они...
   - Останки поверженных.
   Мечты. Надежды. Боли. Радости. Проклятия. Разочарования. Все, что не смогло, не захотело или насильно не было допущено к продолжению существования, свалено в общий котел. Питательная похлебочка, ничего не скажешь.
   - Вы строите новый мир из праха старого?
   Кузен посмотрел прямо мне в глаза, и пожалуй, я никогда раньше не мог представить, что изумрудный взгляд способен наполниться такой мукой.
   - Нам не дано иного.
   Где-то я уже слышал эти слова, совсем недавно. Ах да, в собственном сознании. И все же не могу удержаться и не предположить:
   - Но когда-нибудь...
   - Купель иссякнет.
   - И снова начнется война?
   Кузен зябко поежился.
   - Не приведи, Пресветлая Владычица! Я не хочу убивать. Даже тех, кто оказался глупее и несдержаннее меня.
   Не хочешь, потому что не можешь представить себе смерть родственника. Не хочешь, потому что никогда не сражался за свою жизнь и за жизнь своей возлюбленной. Но когда время придет, а обстоятельства прикажут, ты просто сделаешь то, что должен. Разрушитель ведь тоже не хотел убивать твоего отца.
   - А я думал, что вы с Магрит медлили только потому, что боялись явления Разрушителя.
   Взгляд Ксо заметно помрачнел.
   - Мы могли создать новый мир в любой момент после твоего рождения. Создать десятки, сотни новых миров. Мы могли вычерпать всю Купель дочиста, и никто не посмел бы вмешаться, по крайней мере, поначалу. А потом... потом было бы уже поздно. Но мы не хотели развязывать войну. Не хотели нарушать правила, под которыми подписывались сами.
   - Что за правила?
   - Порядок деторождения. Своего рода очередь, и наше место в ней тоже указано. Не столь далекое, чтобы злиться на весь свет, но и не столь близкое, чтобы жить предвкушением.
   Ну хоть одна хорошая новость за всю беседу! Они таки будут вместе и будут радоваться первому крику собственного ребенка. Неизвестно только, на моем веку или нет, но если это хоть сколько-нибудь может зависеть от меня, постараюсь прожить подольше.
   Два мира, сливаясь, порождают третий. Как это, должно быть, прекрасно. И мои родители, зачиная меня... Или...
   - А как было со мной? Я же не несу в себе ни единой нити, я прохожу сквозь них. Но это означает, что мне не создать новый мир.
   Ксаррон задумчиво куснул губу.
   - Ты дракон, но твое предназначение состоит в чем-то другом. Пусть кто-то называет тебя проклятием и карой нашего рода, но мне все видится немного иначе. Кто знает, может быть, Разрушители необходимы, чтобы Купель не иссякала?
   Чтобы удерживать драконов от бесконечного размножения, а при особой надобности убить пару-тройку зарвавшихся наглецов, обеспечивая строительный материал для следующих поколений.
   И ради этого я убил свою мать?
   Ради того, чтобы кто-то другой мог появиться на свет?
   Ради... жизни.
   Боги, вас самих следовало бы проклясть. Самым страшным проклятием, когда-либо существовавшим в мире. Но если задавить в себе ярость, хотя бы на несколько минут, если справиться с ненавистью и посмотреть с другой стороны...
   Появление Разрушителя было не карой, а бесценным даром. Пока он живет, драконы могут черпать из Купели и расширять существующий мир, когда уйдет - жить в равновесии, и так без конца и без края. Боги наказали своих первенцев, но дали им возможность выжить. Да, ценой жестоких ограничений, но те, как ушат холодной воды, заставили задуматься над совершенными ошибками, и если исправить содеянное уже невозможно, то в силах Повелителей Небес не повторять старые глупости. Драконы узнали и хорошо изучили лик Зла, теперь есть надежда, что и лик Добра не останется в неизведанной тени.
   Разумно. Действенно. Без лишних хлопот. Ни злиться, ни даже рассердиться не получается. Кукла на ниточках, которую то вынут из сундука, то снова спрячут в пыльной темноте, но сами кукловоды - рабы ее нелепого танца над бездной времени.
   И все же почему...
   - Почему меня не лишили возможности влюбляться?
   Ксаррон удивленно расширил глаза:
   - Потому что так сделать попросту невозможно, и не только с тобой, а с любым живым существом. Это свойство, само по себе рождающееся на стыке плоти и сознания, и неспособное подчиняться. Вообще неспособное, понимаешь?
   - Оно опасно.
   - А любовь смертоноснее всех прочих чувств, уж можешь мне поверить!
   - Я не должен любить.
   - Это твое право. Неотъемлемое. Хочешь - люби. Не хочешь - не люби.
   - Я серьезно, Ксо!
   - Я тоже. - Он устало подпер голову рукой. - Либо это случается, либо нет, но избежать любви нарочно никому еще не удавалось.
   - Ты сказал, что я сделал Шеррит предложение.
   - Верно.
   - Но как у меня могло получиться, если я и сам не понимаю, что творил?
   Кузен улыбнулся уголками рта:
   - Попробую объяснить, как все это происходит. На собственном опыте, разумеется, но не думаю, что суть процесса существенно разнится в зависимости от участников. Когда встречаются драконы, предназначенные друг другу, их обоих охватывают схожие чувства, среди которых преобладает уверенность. Вот мой муж. Вот моя жена. Сомнений в таких случаях не бывает, а раз сомнений нет... Как правило, более церемонные натуры оставляют признание до традиционной встречи, свидетелем который ты был. Более нетерпеливые приступают к делу немедленно. Мужчина предлагает, женщина... Ну, скажем, соглашается. Впрочем, в редких случаях бывает и наоборот, это не имеет особого значения. Главное, что представляет из себя предложение, как таковое. Помнишь элроновское?
   Разве можно забыть? Горы, степи, леса, коврами расстеленные на сотни миль, сверкающие нити рек и глаза озер, неприступная синева неба... Целый мир.
   - Помню.
   - Каждый из нас предлагает избраннице не много и не мало, а всего лишь себя. Свой мир. Кстати, она может и отказать, если поймет, что не способна сплести собственные Нити с предложенными. Так тоже бывает, к сожалению. И это самая страшная трагедия, которая может случиться. Но тебе повезло.
   - Разве?
   Ксо наклонился над столом, несмотря на раздраженную попытку Киана удержать рыжие пряди, и заговорщицки прошептал:
   - Она не отказала.
   - Потому что пришла?
   - Да, потому что пришла.
   - Но что я мог ей предложить? Вернее... Что я предложил? Ты видел?
   - Свой мир, что же еще? И я... - Кузен виновато пожал плечами. - Не видел. Первое признание в любви - таинство только для двоих. Но если она согласилась, значит, готова принять тебя.
   Куда принять? Как? Малейшее мое прикосновение ранит ее, не говоря уже о составляющей плоть дракона магии, исчезающей бесследно! Разве мы можем быть вместе?
   Но Ксаррон уже не смотрел в мои глаза, продолжая с мечтательной грустью:
   - Шеррит пришла, чтобы помолвка состоялась. И... она таки состоялась.
   - Помолвка?!
   Она пришла, и она... Осталась. Она постаралась принять мой мир, такой пустой, такой неопределенный, такой... Огромный. Ей было страшно смотреть в пасть Пустоты, но отступить было невозможно.
   Я не могу простить попытку убийства по одной странной причине, простой и необъяснимой одновременно. Невозможно простить за то, в чем не можешь винить. Ведь нет никакого смысла ненавидеть свою правую руку только потому, что она - не левая.
   - Я не думал, что мы...
   - А ты вообще о чем-нибудь думал, когда крушил трактир? Кстати, мне пришлось немало потрудиться, разбирая хаос порванных тобой нитей. Хорошо еще, что Виллерим находится в моих владениях, и нет нужды просить у кого-то прощения, иначе...
   И как я мог забыть? "Три пчелы", втянутые в воронку беснующейся Пустоты. Трактир должен был рухнуть. Он и рухнул бы, если бы Ксаррон припозднился хоть на минуту.
   - Прости, я не понимал, что творю.
   - Даже если бы и понимал, не мог бы поступить иначе! - Кузен щелкнул меня по носу. - Только впредь для демонстрации своих чувств выбирай более пустынные места, хорошо? Потому что барханы легко восстановить в первозданном виде, а подбирать возраст штукатурки гораздо сложнее.
  
   ***
  
   Тратить время и вытягивать из собственной плоти новые нити, чтобы починить сломанное... Не слишком ли велика честь для обыкновенного питейного заведения?
   - Мог бы просто дать трактирщику денег. Например, столько, чтобы можно было снести старую постройку и соорудить новую. Казна Академии не обеднела бы, верно?
   Кузен нахмурился, правда, через мгновение, словно вспомнив, что наши с ним кладовые знаний пополняются из совершенно разных источников, рассеянно кивнул:
   - Не обеднела бы. Но ожидание в течение месяца или двух, пока домостроители справлялись бы со свом делом, нанесло бы ущерб не только и не столько Академии, а всему Западному Шему.
   - Каким образом?
   - Трактир служит местом встречи с полевыми агентами. Или ты думаешь, что настоящий гройг обосновался бы на материке без уважительной причины?
   - Мало ли что бывает на свете?
   - И мало, и много бывает. Но против своей природы живое существо преступает только при очень большой надобности, - наставительно подытожил Ксо.
   - Скажи честно: ты предложил, а он не смог отказаться, да?
   Тонкие губы растянулись в мечтательной улыбке:
   - Кто же из гройгов откажется послужить во славу Драконьих Домов?
   Это точно. Гройги - народ, выросший под чутким оком Старой Гани и по собственной воле живущий почитанием одного из драконов, пусть и являющегося таковым больше на словах, нежели на деле. А что еще важнее, островитяне не приучены меряться друг с другом доблестью, проявленной на поле боя или в мирном труде, а стало быть, о поручении, данном одним из Повелителей Небес, станет известно только с драконьего дозволения или никогда. Собственно, этим свойством характера гройги много предпочтительнее даже тех же эльфов, неспособных удержать язык за зубами, если речь заходит о подвигах и славе. Впрочем, дети - что с них возьмешь?
   - Я очень много напортил?
   - Серединка на половинку. Ничего непоправимого, по крайней мере, не случилось.
   - Могу чем-то загладить свою вину?
   - Лучше забудь, потому что от твоих действий вреда бывает больше, чем пользы. Хотя... - Ксаррон осторожно помял виски кончиками пальцев. - Нам все же стоит кое о чем поговорить. Правда, не здесь.
   Киан оскорбленно сделал вид, что вовсе не слушает разговор, происходящий за кухонным столом, но кузен только махнул рукой:
   - Можешь обижаться, сколько влезет, мы все равно пойдем наверх, потому что без наглядного пособия не обойдемся, а просто так таскать его по дому несколько затруднительно.
   Когда первый из трех лестничных пролетов остался позади, я воспользовался любезностью Ксо, плавно сменившего тему беседы, и спросил, стараясь еще дальше отодвинуть собственные переживания:
   - Как себя чувствует герцог?
   - А как может себя чувствовать старый усталый человек, да еще переживший, мягко говоря, потрясение? - усмехнулся Ксо. - Не слишком счастливо.
   - Я не об этом. Его полностью удалось избавить от приворота?
   - Если ты имеешь в виду ворчанку в его крови и плоти, то да. Пара дней особого стола, опять же всякие травки-муравки... Знакомый тебе лекарь хорошо знает свое дело.
   Гизариус? Не сомневаюсь. Но тем не менее, отрадно слышать. Значит, зелье можно выгнать из тела, не нанося вреда. А как обошлись с разумом?
   - Приворот перестал действовать сразу же?
   Ксаррон остановился и обернулся, внимательно изучая выражение моего лица.
   - Нет. И думаю, ты знаешь, почему.
   Конечно, знаю. Кровь можно очистить от малейших следов яда. Быстро или медленно - зависит уже от мастерства лекаря и жизненных сил пострадавшего. Но чтобы биение сердца вернулось к прежнему ритму, тоже необходим некоторый промежуток времени, и мне почему-то кажется, что он может растянуться до целой вечности, ведь узники не всегда стремятся вырваться из оков.
   - Но сейчас все уже позади?
   - Мы питаем на это надежду, - сухо ответил кузен и продолжил восхождение на второй этаж.
   Вот так. Никакой уверенности, одна лишь надежда. Если даже Крадущийся поминает имя всеми обожаемой, но неуловимой дамы, все серьезнее, чем могло показаться сначала.
   - Но герцог ведет себя, как прежде?
   - По свидетельству близких к нему людей? Да.
   Уже хорошо. Не думаю, что Магайон стал бы лукавить, притворство не в его характере. Он не скрывал свою влюбленность, значит, скорее всего не стал бы скрывать и то, что чувство осталось неизменным.
   - А женщина?
   - Что женщина?
   Я не мог видеть лица Ксо, но по тону голоса чувствовалось, что кузен не рад заданному вопросу.
   - Как поступили с ней?
   - Почему ты спрашиваешь обо всех, кроме главного преступника?
   Ах да, названый братец... Но его судьба волнует меня менее всех прочих.
   - А должен?
   - Скажем, ты мог бы поинтересоваться целями, который он преследовал, а я бы ответил, что нам не удалось ничего выяснить по причине... Догадаешься сам?
   Если милорд Ректор начинает ехидничать, значит, оправдались самые печальные предположения.
   - Он умер?
   - Какая поразительная проницательность! - Ксаррон свернул с лестничной площадки в галерею второго этажа.
   - Сам убил себя?
   - На теле не было следов насилия.
   - Яд?
   - Ничего похожего. Сердце просто остановилось.
   - Такое бывает. От страха, к примеру.
   - Бывает, - согласился кузен. - Но уж очень не вовремя. У парня хватило смелости заявиться в столицу и прибрать к рукам одного из влиятельнейших аристократов королевства, а тут вдруг испугался? Он ведь даже не предпринял попытки убежать, когда стража пришла в дом герцога. И не стал сопротивляться при аресте, словно...
   - Словно знал, что ему все равно не придется говорить.
   - Именно.
   Ксо распахнул широкие створки и переступил через порог большого и очень странного помещения. В каком-нибудь другом богатом доме я бы решил, что оно предназначено для танцев - любимого времяпровождения юных и не очень придворных красавиц, но в доме ректора Академии совершенно пустая зала вызывала закономерные вопросы. Ни стульев, ни столиков, ни шкафов, даже стены и те пустые. Кроме одной, почти на всем протяжении закрытой ковром, на котором чьи-то умелые руки выткали удивительной точности карту Западного Шема.
   - Ты ведь что-то знаешь, а, Джер?
   По крайней мере, думаю, что знаю. Но и мнимой уверенности иногда бывает достаточно, верно?
   - Зачем мы пришли сюда?
   Кузен изящно встряхнул кистью, и как шулер из-под манжеты, скинул в ладонь невесть откуда взявшееся, но уже хорошо знакомое мне кольцо.
   - За ним. Можно сказать, оно привело нас сюда.
   - Кольцо полевого агента?
   - Да. Посмотри на узор повнимательнее. Видишь сплетение линий?
   - Что в нем особенного?
   - Оно не повторяется более ни на одном кольце, потому что...
   Ксаррон щелкнул пальцами, и ковер, собираясь упругими складками, медленно пополз вверх, открывая взгляду...
   Ту же самую карту, только нанесенную на штукатурку стены. Но в отличие от тканого изображения рисованное было расчерчено на клетки разного размера, в каждой из которых на фоне лесов, полей, рек или гор виднелись разноцветные кругляшки. Подойдя к стене почти вплотную и всмотревшись в ближайший ко мне восковой комочек, я увидел на белой поверхности четкий оттиск.
   Узор с кольца? Похоже на то. Значит, в одной из этих клеток непременно должен отыскаться и тот, что оставил умерший полевой агент, отправляясь на задание?
   Ксаррон, словно прочитав мои мысли, указал рукой в сторону северо-западной части карты:
   - Верхнее течение реки под названием Тэйн. Он должен был быть там.
   Точно. В клетке, охватывающей большую часть реки и прилегающей территории, был размещен кругляшек с нужным нам оттиском. Теперь мы знаем, откуда пришла полевка. Но на какой миле пути она превратилась в убийцу?
   - Значит, он самовольно покинул назначенный ему участок наблюдения?
   - Да. До следующего отчета было не меньше полугода, да и то вряд ли парня стали бы вызывать, места там тихие, можно сказать, сонные, и если что происходит, то не чаще раза в сто лет.
   - А он давно служил именно там?
   - Года три.
   - И все это время не было никаких тревожных донесений?
   Ксаррон скрестил руки на груди.
   - Нет. К чему ты клонишь?
   - Я был в Элл-Тэйне. Несколько дней назад. Ты разве не знал?
   Изумрудные глаза напряженно сощурились.
   - Ни я, ни кто другой из драконов не может угадать, в каком месте мира ты находишься, пока не произойдет разрушение Прядей.
   Все верно. Я вышел из Потока через естественные врата и первый раз воспользовался своей силой только в Виллериме, когда собирался защищаться от покушения. Но в сведениях, срисованных Боргом с белокожего тела сестры королевского мага, должно было упоминаться название. Не могло не упоминаться. Хотя...
   - Ты читал отчет?
   - О приключениях одной незадачливой парочки? - съязвил кузен. - Мельком. Меня больше интересовали выводы, сделанные на его основе.
   - В отчете должно было быть слово "Элл-Тэйн".
   - Возможно, оно там было. - Рыжие пряди раздраженно качнулись. - Но меня куда больше заинтересовали твои личные отношения с герцогом.
   - Какие еще отношения?
   Я не притворялся дурачком, хотя Ксо, разумеется, счел мое недоумение наигранным. Мне понадобилось несколько вдохов, чтобы вспомнить содержание всей беседы в доме Магайона, а когда память прояснилась, пришлось виновато улыбнуться:
   - Так получилось. Бывает.
   - Я знаю. Но умерь щедрость, рассыпая на своем пути драгоценности вроде вызова на дуэль.
   - Боишься, что проиграю?
   - Боюсь, что выиграешь, - с непроницаемым лицом ответил кузен.
   - Тебе будет жаль погибшего?
   - Мне будет жаль собственных усилий, потраченных на создание и без твоих проделок шаткого равновесия во внутренних делах королевства. А герцог или еще кто-то... Жизнь человека ценна не его значимостью, талантом, влиянием или чем-то, вызывающим зависть и уважение окружающих, а тем, что он, как живое существо, находится на своем месте, высоко или низко - неважно.
   Ксо старается избежать углубления в структуры мироздания: если его собеседник малосведущ в разбираемом вопросе и если наоборот, знает куда больше наследника Дома Крадущихся. Причем это пресловутое "больше" не измеряется в милях, фунтах или бочках, иногда достаточно лишь того, чтобы оно включало в себя взгляд с другой стороны. Например, с Изнанки.
   Нити Гобелена, одновременно являющиеся и драконьей плотью, почти вечны, но при условии сохранения в неприкосновенности текущей по ним Силы, но подлунный мир населен тысячами и тысячами существ, каждое из которых, вольно или невольно черпает... Что и откуда сможет. Из земли под своими ногами, из воздуха, наполняющего грудь, из воды, звенящей в каменных и песчаных руслах. Но черпать можно по-разному. Можно возделывать поля, заботясь об их плодородии, а можно выесть посевами весь слой земли, до скальных пород. Брать Силу из Прядей никому не возбраняется, но разве берущие задумываются о возврате долгов? Ведь они ничего не оставляют в залог.
   Разумеется, кузен не жаждет переселения народов или войн в пределах своей плоти. Его можно понять. Понять и принять, что он оказался хотя бы наполовину искренен в своей тревоге.
   - Я не хочу никого убивать.
   - Ты мало чего хочешь, это верно. Но прислушивается ли мир к твоим желаниям?
   Ни в коем разе. Остается лишь надеяться, что миру или Эне, его глашатаю, не придет в голову устраивать кровопролитие по поводу и без.
   - Иногда такое своеволие приносит пользу. Как в случае с городом.
   - Ах да... И что же в нем было чудесного?
   - По воле случая я провел в Элл-Тэйне некоторое время и стал свидетелем весьма занимательных событий.
   - Слушаю.
   В мастерстве изображать искренний и неподдельный интерес Ксаррон превосходил всех моих знакомых людей и нелюдей. Особенно когда бывал заинтригован по-настоящему.
   - Примерно раз в два-три месяца, точного периода мне не удалось узнать, на город по реке спускается туман, обладающий весьма странными свойствами. Вдыхая его люди начинают вести себя совсем иначе, потому что... Думать начинают по-другому.
   - Как именно?
   Я вспомнил свои ощущения от молочно-белой пелены и невольно поежился.
   - В голове всегда много разных мыслей, но какие-то из них яснее, какие-то расплывчатее. Так вот, туман словно запускает свою лапу в сознание, наугад вытягивает одну из мыслей и придает ей силу. Очень много силы. Проще говоря, человек становится почти рабом одного-единственного желания или намерения и стремится его осуществить, во что бы то ни стало.
   - Тебе об этом рассказали очевидцы? - Невинным тоном уточнил кузен.
   - Да. Отчасти. Но я бы не поверил или не придал бы значения тем рассказам, если бы...
   - С тобой произошло то же самое, верно?
   - Верно.
   - Значит, туман действует не только на людей.
   Логичный вывод, но сомнения остаются.
   - Моя плоть подобна человеческой.
   - А сознание?
  
   ***
  
   Сознание. А ведь он прав, фрэллов кузен. Мое сознание имеет существенные отличия от человеческого, взять, к примеру, хотя бы Мантию... Но ее брать нельзя, потому что она не чувствовала влияния тумана. Почему?
   Мантия плотно соединена с моим сознанием, но при этом не является его частью. Она наблюдает за происходящим в мире, пользуясь исключительно результатами моих ощущений и впечатлений, переплавленных в мысли, явные или неявные. Я же получаю сведения извне напрямую, посредством плоти и почти беззащитен перед враждебным внешним воздействием, пока его признаки не станут доступны Мантии, и она не предпримет какие-то действия. Пустота связана со мной только через плоть, а потому не подчиняется моей подруге. Что же получается?
   Мое сознание действует отлично от человеческого лишь в том случае, если плоть передает сведения о внешнем мире. Если же она молчит или шепчет, или даже говорит вполголоса, Мантия оказывается любопытным, но бесполезным довеском. М-да. А ведь я мог бы стать неуязвимым... Если бы целиком и полностью сосредоточился на осмысливании того, что доступно органам чувств. Если бы превратился в безвольную куклу, верно и преданно служащую интересам Мантии.
   Вот как все просто: или действуй на свой страх и риск, или забудь о свободе. Хорошо еще, что у меня появился серебряный зверек, которому тоже небезразлично, живым или мертвым я выйду из очередной передряги.
   - Туман действует на любого, чье сознание связано с плотью напрямую, а не через посредника.
   - Обнадеживающе звучит! - хмыкнул Ксо. - Если бы я узнал все это не от тебя, не поверил бы, уж слишком невероятно звучит.
   - Неужели полевка ни разу не слышала о тумане и не попадала в него?
   - Докладов не было.
   Странно. Понимаю, перевалочный пункт скотогонов - невеликая значимость для государства в целом, но для наблюдателя любые события, отличающиеся от привычных, должны быть поводом к немедленному составлению и отправлению доклада. Если только...
   Если агент остается верным своему руководству.
   - Ты говорил, туман спускается вниз по реке? - Ксаррон вновь обратил свой взгляд к карте.
   - Да. С Гнилого озера.
   - Откуда?!
   В голосе кузена настолько явственно прозвучало недоумение, что я тоже повернулся лицом к стене, чтобы увидеть... Чтобы не увидеть ничего. Истоки Тэйна терялись в местности, неопределенно раскрашенной под цвет то ли леса, то ли гор. Ни малейшего намека на водоем, большой или маленький.
   - Там нет никакого озера, - заявил кузен.
   - Оно должно быть.
   - С чего ты взял? Может быть, местные жители говорят о нем лишь для красивого словца.
   - Горожане не показались мне похожими на любителей приукрашивать действительность.
   - Тогда как ты объяснишь отсутствие озера на карте? Я могу поручиться, что она не лжет.
   - Почему?
   Ксаррон посмотрел на меня со странной торжественностью в изумруде глаз.
   - Та часть Западного Шема - мои владения.
   Ах вот, в чем дело... Плоть кузена, стало быть?
   - И потому ты уверен, что там нет озера?
   - Уверен. Может быть, когда-то давно, еще до войны... Но с тех пор в мире многое изменилось.
   Если учесть, что часть драконов погибла, удивляться не приходиться. Но кое-что меня все же тревожит.
   - Ты ведь родился во Вторую волну?
   - В самом ее конце. Незадолго до того, как ты... Незадолго до смерти моего отца.
   Догадываюсь. Потому что после той смерти и Разрушителю оставалось жить считанные дни.
   - Значит, твой мир создавался из плоти уже поверженных драконов?
   Неохотный молчаливый кивок.
   Догадываюсь, что гордиться здесь нечем. Правда, когда кто-то появляется на свет, ему некогда оценивать права и желания других на продолжение жизни, потому что у новорожденного есть только одно сокровище за душой. Обязанность выжить.
   Но я не хочу побольнее уколоть кузена, даже если он считает иначе. Я ищу ответ, сам пока не знаю, на какой именно вопрос.
   - И никаких трудностей не было? Ведь в Купели тогда наверняка царил хаос насильно освобожденных Нитей.
   - И откуда ты все знаешь, даже если не можешь знать? - огрызнулся Ксаррон.
   - Я только предполагаю.
   - И при этом не ошибаешься в своих предположениях... - Он подошел к окну и присел на мраморную доску. - Трудности были.
   - Расскажи.
   - А сам навоображать не можешь?
   Если бы мог, не стал бы терзать твою память. Но я не способен созидать, как бы ни хотел этому научиться. Только прикоснуться. Представить. Разделить... Разделить?
   - Я хочу услышать тебя.
   - Услышать, но не послушаться... - беззвучно прошептали тонкие губы, а глаза полыхнули пламенем, в котором только с большим трудом можно было угадать изумрудный оттенок и которое потащило меня за собой, в тень, в темноту, в прошлое, невозможное и непостижимое...
  
   Все существо крохотной искорки наполнено восторгом. Чистым, сверкающим, слепящим, но не ослепляющим. Слепнуть нельзя, даже от счастья. Где-то там, в воспоминаниях о пылающем горне, теперь навсегда покинутом, живет уверенность, согретая надеждой. Искорка знает, что предстоит много и упорно трудиться, но так же точно она знает: все достижимо. Не сразу, не вмиг, а только мелкими-мелкими шажками, осторожно, наугад, а стало быть, непременно наощупь, невесомо касаясь разноцветных прядей, тонкой сетью опутавших пространство. Долететь, прижаться, слиться в единое целое, вобрать в себя, одновременно растворяясь, почти исчезая. Вспорхнуть в новый полет, но уже не искоркой, а язычком огня. Ворваться в море взволнованно дрожащих нитей, протягивая следом ту, самую первую, самую родную. Стежок за стежком, пока неровные и неумелые, но ведь это только начало...
   Искорка живет. Искорка разгорается, по крупинке прирастая собственным миром. Восторг не убывает, но у него появляется новая закадычная подруга. Гордость. Новый мир прекрасен и дружелюбен, нити тают от смелеющего дыхания искорки, принимают ее тепло и принимают... решение быть с ней. Не принадлежать, ведь никто никого не желает подчинить, а быть вместе. Навсегда. И вечно лететь вперед, все к новым и новым...
   Прозрачная сталь волосяного лезвия, появляется на пути слишком внезапно, чтобы можно было метнуться в сторону и уйти от столкновения. Нить врезается в искорку, рассекает сверкающее тельце. Половинки легко находят друг друга и восстанавливают утраченное, но к восторгу и гордости примешивается удивление. Зачем? Почему?
   Искорка возвращается, приближается к обидчице, теперь уже осторожничая, а потому успевая отпрянуть, когда туго натянутая струна повторяет атаку. Эта нить столь же ярка, а стало быть, жива, как и все прочие, но почему же она не хочет принять тепло новорожденного? Почему сражается, разве здесь уместны бои? Искорка непонимающе замедляет свое движение, наблюдая за настороженно напряженной нитью. Может быть, в ней какой-то изъян? Может быть, это плохая нить? Но если она плоха, то достойна ли стать основой для нового мира?
   Нить скручивается спиралью, затягивая искорку в невидимый водоворот, и та, замешкавшись, вдруг осознает, что ей не выбраться из расставленной ловушки. Нить сильнее, во много-много раз. Искорка мечется, обдирая бока об острые кольца, безжалостной клеткой сжимающиеся вокруг. Еще несколько мгновений, и свобода будет утеряна, а новая жизнь станет пленницей... Мертвой жизни.
   Нет больше ни восторга, ни гордости. И удивляться без толку. Искорка едва теплится, судорожно цепляясь за... Страх. Один он, как верный друг, остается до конца. Только он. Не умирать. Ни за что не умирать! Все, что угодно, только бы вновь ощутить... Но память о чувствах меркнет едва ли не быстрее, чем они сами. Скорее! Надо торопиться! Надо успеть! Любой ценой...
   И вздохом позднее, откупаясь от тюремщика почти непосильно дорогой, но единственной возможной платой, искорка, теряя все, на что было потрачено столько любви, прощаясь со всем, что вселяло гордость и восторг, вырывается на свободу, израненная, обессиленная, отчаявшаяся, но не сдавшаяся, потому что ее еще не научили сдаваться на милость победителя. Зато научили сражаться, и следующее нападение не сможет застать новорожденный мир врасплох...
  
   - Ты мог погибнуть?
   Темное пламя в глубине изумруда постепенно затухает, возвращая глазам кузена их истинный цвет. А впрочем, истинный ли? Может быть, та чернота, хранящая тысячи тайн, и составляет суть моего родича, ведь недаром его Дом носит имя Крадущихся во мраке познания? Да, пожалуй, так и есть. Только одну крохотную подробность никто не удосужился упомянуть: там, где прошел Ксаррон, мрак не рассеивается, а сгущается еще плотнее.
   - Да.
   Он отвечает с запозданием, нехотя, словно старается показным равнодушием отмахнуться от дальнейших назойливых расспросов. Но я давно уже привык к тому, что правду мне выдают по частям, и вымуштровал свое терпение.
   - Та Нить... Она была одна?
   - Какая разница?
   Он все еще верит, что я угомонюсь и придушу собственное любопытство. Наивный. Я вовсе не любопытничаю. Приоткрыл новую страницу... Нет, подразнил меня первой главой новой книги, так что хочешь или не хочешь, а придется листать дальше. Подразнил и напугал, причем неизвестно, первого или второго в итоге оказалось больше, а от страха я стараюсь избавиться всеми возможными способами, лучший из которых - срывание покровов тайны.
   - Сколько таких Нитей встретилось тебе на пути?
   Ксаррон посмотрел на меня с чувством, совместившим в себе сожаление и негодование.
   - Две, три, четыре... Их количество имеет значение? Или ты просто хочешь узнать, сколько раз я потерпел неудачу?
   Значит, то поражение было всего лишь первым? Но мне почему-то верится, что и последним тоже, потому что вряд ли кузен, даже в самом раннем детстве, вел себя необдуманно.
   - Думаю, ты больше не вступал в подобные сражения, а предпочитал обходить врага стороной.
   Потому что уже знал, как его распознать. И был готов к тому, на что он способен, конечно же.
   Ксо поджал нижнюю губу, становясь похожим на обиженного ребенка.
   - Я угадал?
   Изумрудный взгляд, словно стараясь защитить своего хозяина, покрылся тонкой корочкой отрешенности.
   - Это было... так постыдно. Отступить. Убежать, поджав хвост. Шарахаться в сторону от любой Нити, хоть немного напоминающей ту...
   И каждый раз на долгий вдох замирать в беззвучном ужасе прежде, чем решаться присоединить к своим владениям новые территории. Догадываться, какая опасность может подстерегать на новом шаге, но не находить в себе мужества, а может быть, достаточной трусости, чтобы остановиться. Впрочем, остановка была бы равносильна самоубийству, а право распоряжаться своей жизнью у искорки, в которой теплилось сознание Ксаррона, еще не было.
   Постыдно? Пожалуй. Особенно когда получил неожиданный ответ на незаданный вопрос: разве есть на свете кто-то могущественней новорожденных драконов? Как ни странно, есть. Драконы умершие.
   - Она принадлежала кому-то из погибших во время войны?
   - Наверняка.
   - А кому именно, можешь сказать? Хотя бы предположить?
   Кузен мотнул головой:
   - Остается только гадать. Я не мог знать тех, кто погиб, ведь последнее сражение закончилось перед самым моим рождением. А матушка... Она всегда говорила, что бывают вопросы, которые не следует задавать. Никому и никогда.
   Тетушка Тилли оказалась столь непрозорлива? Если верить многовековому опыту, нет лучшего средства для разжигания любопытства, нежели строгий запрет. Неужели Ксо, единственный раз в жизни, послушался своей матери? Что-то не верится.
   - И ты не спрашивал?
   Он невесело усмехнулся.
   - Я не смог. Правда. Сразу после войны любой разговор об умерших считался едва ли оскорблением их памяти, а уж расспросы тем более. А когда страсти улеглись, и можно было попросить Старейших о беседе, я... испугался. Ведь мне пришлось бы рассказать все то, что сейчас узнал ты.
   Чистосердечно признаться в давней неудаче и открыто объявить о своей слабости и несостоятельности, как Повелителя небес. Покрыть свое имя и имя целого Дома несмываемым позором. Всю оставшуюся жизнь считаться слабым и ничтожным, потому что тот, кто начал путь с бесславного поражения, не достоин вкуса победы.
   Да, примерно так ты и думал, Ксо. Самое страшное, что думать иначе тебе не было дано. Перед тобой был пример отца, погибшего, но не отступившего и не отступившегося, пример матери, хранящей силу и мужество в любых обстоятельствах, пример старшего брата, поклявшегося отомстить обидчику семьи. Все они, даже терпя поражения, не избегали следующей встречи с врагом, а ты...
   - Тебя, в самом деле, могли заклеймить позором?
   Кузен тоскливо перевел взгляд с окна на пустую стену.
   - Вряд ли ты поймешь. Тогда времена были... особенные. Дома драконов сильно поредели, больше половины их вообще бесследно исчезло с просторов Гобелена, и боли было во много раз больше, чем радости. Мы не праздновали окончание войны. Мы скорбели об ушедших, неважно, друзьях или врагах. Казалось, наш мир опустел до такой степени, что его уже никогда невозможно будет наполнить. А Разрушитель как раз готовился уйти.
   Да, потому что другого выбора ему не дали. Или заплатить своей жизнью за жизнь Мин, или... Разрушить то, что осталось.
   - Он догадывался, что должен продолжать жить, хотя никто не говорил ему об этом ни прямо, ни намеками. Он понимал, что каждый лишний день дает нам надежду на продолжение рода. И он... Боролся со временем, как только мог. Удивительно, что ему удалось сохранить здравый рассудок до последнего мига.
   Еще бы не удивительно! Цепляться за жизнь, зная, что ты приговорен к неминуемой смерти, и обеспечивая отсрочку не себе, а собственным палачам? Видно, тот Разрушитель слишком любил своих родичей. Тот я. А теперешний? Любит или все же больше ненавидит?
   - Я не мог признаться, что едва не упустил бесценный дар жизни, доверенный мне. Это было бы...
   Жизнь, с таким риском отвоеванная у вечности. Может быть, последний шанс обзавестись наследником и продолжить род. А собственно, Третью волну никто не ждал, даже в страшных снах и самых безумных фантазиях нельзя было ее предвидеть. Уверовать в надежду на то, что кто-то из дракониц пожертвует собой ради блага всех остальных? От полной безысходности, разумеется, можно было бы представлять себе и другие похожие "чудеса". Но чем дальше воображение уходит от окружающего мира, тем труднее ему возвращаться, а драконы, являясь плотью Реальности, не вправе себе позволить подобную беспечность. Потому что она равносильна добровольному отправлению в небытие.
   Счет шел на дни, часы и минуты. Успеем - не успеем, вот какая мысль занимала головы женщин всех Домов. Удачливые вряд ли сильно пожурили бы Ксаррона, а вот те, до кого жребий не дошел, сжили бы его со свету одним только холодным презрением. Или навечно бы поселили в его душе неуверенность, что немногим лучше смерти.
   Да, кузен, ты не мог признаться. И вынужденная трусость до сих пор отравляет твою жизнь. Как бы помочь тебе излечиться от нее?
   - Не к месту и не ко времени. А другие могли бы еще сильнее испугаться и навсегда отказаться от продолжения рода.
   - Именно. И так лишь немногие успели зачать и выносить наследников, каждую минуту ожидая, что Разрушитель уйдет, и его сознание вселится в новорожденного... Совсем немногие. А потом... Потом уже не было смысла вспоминать о прошлом, пока на свет не явился новый Разрушитель.
   Верно, все верно. Нет Разрушителя, значит, нет возможности плодиться, и нет необходимости снова переживать детские страхи, а за прошедшие века все могло измениться. Хотя...
   Купель по-прежнему полна, а стало быть, хранит в себе останки многих убиенных. И трудно поверить, что время справилось с задачей изгладить из памяти разорванной плоти боль и гнев. Но если мое предположение верно, то... Угроза все еще здесь, рядом, дремлющая в ожидании следующей жертвы. Следующего новорожденного. Следующего за тем, чье появление на свет происходило в моем присутствии.
   - Ты так никому и не сказал?
   - Никому.
   - Тогда можно считать, что Танарит несказанно повезло.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Она позвала меня быть рядом при рождении своего ребенка, лишь чтобы увериться, что я не умру в самый неподходящий момент, а получилось, что возможно именно моя близость к новорожденному отпугнула Нити, подобные твоей знакомой. Ведь насколько я помню, рождение прошло без излишних тревог и волнений.
   Ксо промолчал, и можно было бы решить, что он не особенно вслушивался в моим слова, но краем глаза я все же смог уловить, как в туманных облаках изумрудных глаз сверкнули молнии боли.
  
   ***
  
   В трактир гройга я отправился исключительно для того, чтобы посмотреть на творение рук кузена и проверить, смогу ли отличить новодел от подлинника, а заодно позлиться в свое удовольствие, благо повод имелся.
   На словах Ксаррон ни согласился, ни отказался возобновить поиски знаний о странно ведущих себя Нитях, но по одному его взгляду было понятно: ждать особенно нечего. Даже реальная угроза в виде якобы несуществующего, но хорошо знакомого местным жителям озера, не смогла вселить в сердце кузена должную долю храбрости. Все, чего я добился расспросами и уговорами, это неясное обещание отправить в неизвестные земли разведчиков. Кого именно и когда, спрашивать было бесполезно, потому что мы оба понимали всю опасность происходящего, учитывая странное поведение как раз таки одного из наблюдателей, обязанных следить за событиями в искомом квадрате территории. Что там происходит с людьми, чьей волей направляется, какую цель преследует - все эти вопросы нужно было бы выяснить, но...
   Каюсь, причиной замешательства Ксаррона стал в немалой степени мой рассказ о пребывании в Элл-Тэйне. В самом деле, если обыденное природное явление, источник которого располагался как раз в неизвестных землях, действует на сознание живых существ столь разрушительно, кто сможет добраться до корня зла и вернуться обратно с донесением? Сам кузен способен лишь переместиться к границам неизведанного, но не пройти дальше, а я... Честно говоря, не пылал желанием туда отправляться, потому что слишком хорошо помнил свои собственные ощущения и эхо чужих.
   На том и расстались: Ксо вернулся к делам Академии, не фатально заброшенным, и все же требующим постоянного внимания, я же изволил прогуляться по городу, небо над которым медленно, но верно затягивала кисея облаков.
   Без прямых солнечных лучей, делящих питейную залу, как хлеб, на много ломтей, "Три пчелы" производили более привычное и умиротворенное впечатление, поскольку можно было окинуть взглядом все уголки и убедиться, что у присутствующих сплошь знакомые лица. Вернее, знакомое лицо.
   - Служба уже закончилась? - поинтересовался я, присаживаясь за стол к Боргу.
   Рыжий, зевая, кивнул:
   - Угу. Еще утром.
   Если верить Ксаррону, часть ночи заняли захват герцогского дома и арест причастных к делу крови. Прибавим час-два на расшаркивания и соблюдение всех необходимых традиций, сюда же отнесем не меньшее время на допросы, а также на составление отчета о происшедшем, и получается, что от вечерней зари до утренней мой собеседник не смыкал глаз, поскольку принимал в событиях живейшее участие. Вопрос же о том, мог Борг отвертеться от ночного бдения или нет, поднимать не стоит. В конце концов, где-то рядом маячила прелестная белокурая девица, а мужчина не будет мужчиной, если упустит возможность показать себя перед избранницей во всей красе.
   - Так почему же ты не в постели? Спишь ведь на ходу.
   - Эээ... Если честно, в постели я уже побывал.
   Причем, судя по усталому, а вовсе не свежему виду великана, постель была чужой и, скажем так, несвободной.
   - Может, не стоило после очередной бессонной ночи тратить силы почем зря?
   Карие глаза посмотрели на меня с укором:
   - И вовсе не зря. - Но за чуточку напыщенным оправданием собственного легкомыслия последовало неуверенно-тихое: - Надеюсь, что не зря.
   Любовные похождения Борга занимали меня меньше всего на свете, но говорить о своем настроении вслух теми словами, которых оно заслуживало, было бы не слишком вежливо, к тому же я никуда не торопился.
   - Она осталась довольна?
   Невинный вопрос, на который мужчина обычно отвечает без малейших колебаний, заставил рыжего задумчиво помрачнеть и признаться:
   - Я тоже хотел бы знать.
   - Как это? Ты не знаешь, доставил удовольствие женщине или нет? Но она хотя бы умело притворялась?
   - Она... - Моему собеседнику потребовалась пауза, чтобы сглотнуть. - Она не притворялась. Она была честна со мной, это чувствовалось, но... Я не понимаю, что она хотела сказать. Никак не могу понять.
   Вот тут следовало бы остановиться в расспросах и либо закрыть тему, либо встать и уйти, не дожидаясь развития событий. Но отчаяние рыжего выглядело искренним и глубоким, поэтому я решил уточнить:
   - А что именно было сказано?
   Борг покатал между ладонями кружку с остатками эля.
   - Что ей было хорошо. Что она счастлива. И что никогда не потребует от меня большего.
   - Так о чем же ты грустишь?
   Карий взгляд задрожал.
   - Ты внимательно слушал? Она сказала, что не будет требовать большего. Не будет!
   - Так это же прекрасно! Неужели лучше было бы оказаться похороненным под горой всевозможных желаний?
   - Ты не понял... - Борг страдальчески возвел очи к потолку. - Она не хочет от меня большего, чем короткая близость! Но я-то... Я-то хочу!
   - Хм. Ты меня совсем запутал. Давай попробуем разобраться вместе. Ты провел ночь... нет, извини, утро, с женщиной. Женщина осталась довольна, ты - нет. А все почему? Потому что она отказалась от продолжения?
   - Нет. Не отказывалась. - На рыжего становилось все жальче и жальче смотреть. - Она будет рада видеть меня снова и снова.
   - Все. Можешь считать, что победил. Я теперь вообще ничего не понимаю.
   Борг куснул губу и, прежде чем вернуться к разговору со мной, что-то пробормотал, обращаясь то ли к богам, то ли к демонам.
   - Я впервые встретил женщину, которую хочу видеть своей женой. А она, еще до того, как услышала... как могла бы услышать мое предложение, отказалась.
   Я пожал плечами:
   - Значит, у нее были на то причины.
   - И что теперь делать?
   - Понятия не имею.
   - А должен! В конце концов, это же ты все подстроил!
   Мало мне было сегодня кузена с его разочарованиями, надо было добавить Борга с нелепыми обвинениями?
   - Я?!
   - Ты, кто же еще!
   - Объяснись.
   - Скажешь, просто так подсунул Роллене печать?
   Хм. Кажется, картина начинает понемногу проясняться. У парня что-то не получилось или получилось не так, как задумывалось, стало быть, надо обвинить в неудаче всех, кто ненароком окажется поблизости. Разумное поведение, сберегающее душевное равновесие, правда, только одной из сторон.
   Но брать на себя лишнюю вину не буду:
   - Я не подсовывал. Я вообще не представлял себе, как эта штуковина действует.
   - Врешь!
   - Ни единым словом. Я предпочел, чтобы Роллена взяла королевского орла, потому что девушке требовалось больше защиты, чем мне, вот и все.
   Но моя чистосердечность рыжего не убедила:
   - Ты не мог не знать. Ты же водишь знакомство с самим ректором!
   А еще я накоротке с Ножами, Длинными и не очень. Что ж теперь, причислить меня к темному миру столицы? Если вспомнить про эльфов, можно добавить ко всем моим титулам еще и звание эльфячьего соглядатая. О юности, проведенной в песках Южного Шема лучше вообще не вспоминать, дабы не бередить покой еще более громких имен.
   - Можешь думать все, что угодно, но я говорю правду.
   - Угу, как обычно. А потом выяснится, что ты попросту недоговорил одно слово из сотни. Какая мелочь, правда? Только это слово, конечно же, было главным!
   Интересно, почему он так разозлился?
   - Я чем-то тебя обидел? Извини.
   - За обиду не извиняются. За обиду платят, - буркнул Борг.
   - Согласен. Но хотя бы скажи, в чем дело?
   - Ты свел меня с Ролленой. Зачем? Чтобы посмеяться?
   Ах, значит я - сводня? Кто бы мог подумать.
   - И в мыслях не было.
   - Ага, как же! Сначала долго мне доказывал, что эта девица настоящее приобретение для Опоры, а потом всеми правдами и неправдами сделал так, что я...
   - Влюбился?
   Гневный румянец на щеках взрослого мужчины - незабываемое зрелище. Хотя бы в силу своей неимоверной редкости.
   - Зачем тебе это понадобилось?
   Будь я и в самом деле столь изощренным шутником, уж наверняка знал бы ответ на поставленный вопрос. И почему, Пресветлая Владычица, почему каждый мой поступок, совершенный без какого-либо умысла, всем вокруг видится ужасающим преступлением?
   - Я даже представить не мог, что в твоем сердце вдруг разгорится чувство к этой девушке. И если быть совсем уж честным... Я думал, что после вашей близости все раз и навсегда выяснится. Проще говоря, переспав, вы оба поймете, чего хотите друг от друга.
   - Мы и поняли! Только я понял одно, а она... другое.
   Борг утвердился в мысли, что желает видеть Роллену своей женой. Роллена же, в силу каких-то умозаключений, прекрасно понимая дальнейшие намерения своего возлюбленного, предложила остановиться на уже достигнутом. Весь вопрос, почему?
   Не говорить же рыжему, что девушка могла счесть его недостойным женихом? К сожалению, допуск к женскому телу еще означает допуска к женской душе, и, как свидетельствует история, иногда женщине легче разделить ложе с мужчиной, чем объяснить, почему она не хочет этого делать.
   Впрочем, вряд ли сестра королевского мага поставила себя на много ступенек выше Борга, ведь для обретения власти выбор подобного кандидата в мужья более чем удачен. Кому служит рыжий? Самому принцу, первому наследнику королевства. Стало быть, рано или поздно окажется настолько близко к трону, насколько это только возможно. А супруга приближенного будущего короля при должной сноровке и малости везения сведет близкое знакомство с будущей королевой, получая в свое распоряжение возможности, едва ли не большие, чем у своей сильной половинки. Так что, с точки зрения карьерного взлета поведение Роллены выглядит странно. Но почему девушка так легко отказалась от прямой дороги к успеху? Она показала себя весьма сообразительной, и все же...
   А что, если посмотреть с другой стороны, не со стороны Борга и не со стороны разума? Ведь у всего на свете существует и третья сторона, как недавно утверждала Эна. Итак, о чем расскажет сторона самой Роллены.
   Разум, выгода, расчет - все это орудия, требующие немалой уверенности в собственных силах, граничащей с самоуверенностью, девушка же сейчас находится в некоторой растерянности и старается доказать, что способна добиться успеха без чужой протекции. Доказать в первую очередь самой себе. А если так, то какие чувства у Роллены должна вызывать внезапная страсть одного из влиятельных камней Опоры?
   Злость, по меньшей мере. Отчаяние. Упрямое раздражение. Не удивлюсь, если сейчас сознание девушки наполнено мыслями вроде "зачем же я старалась быть умной, если достаточно было сыграть прежнюю роль покладистой дурочки" и "я опять вернулась к тому, от чего хотела убежать навсегда". Эх, Борги-Борги, боюсь, ты ошибся с выбором... Нет, не с выбором супруги. Всего лишь с выбором времени.
   - Она выйдет за тебя замуж.
   Рыжий непонимающе вытаращил глаза:
   - С чего ты взял?!
   - Она же не отказала тебе в близости? Нет. Значит, решение принято.
   - Но она почти... Да почти прогнала меня! Указала место, на котором хочет меня видеть!
   - Скажи, зачем ты сам пришел в Опору?
   Борг нахмурился.
   - Какое это имеет значение?
   - Поверь, огромное. Итак, зачем?
   Он поиграл внушительными желваками и сухо признался:
   - Я не приходил. Мне просто отдали приказ, и я его выполнил.
   Ну разумеется. Скорее всего ты и не помышлял о приближении к королевскому двору, потому что, как любой вояка, свято чтишь заповедь, призывающую держаться подальше от командира и поближе к кухарю.
   - Это делает тебе честь. Но, к сожалению, именно поэтому ты не понимаешь поступок Роллены.
   - Я все понимаю! - Карие глаза вспыхнули гневным огнем. - Она немного развлеклась со мной и отправила в отставку! А ты... Ты наверняка заранее знал, как все будет. Знал ведь?
   Ну вот, все дороги опять сошлись на моем перекрестке.
   - Послушай меня пару минут, хорошо? Просто послушай. Тебя привела в Опору чужая воля, которой ты не мог не подчиниться, поэтому служба принцу иногда тебе в тягость. Конечно, ты выполнишь все, что тебе поручат, но это будет лишь усердие солдата, никогда не желающего стать генералом. Что же касается Роллены... Она выбрала службу Опоры не из-за сиюминутного каприза. Ей нужно найти опору в своей собственной жизни. Понять, чего достойны ее силы и разум. Испытать себя. И только-только у нее начало что-то получаться, появляешься ты... Думаю, выбор был очень сложен. Она могла уступить и согласиться, а потом воспользоваться тобой для восхождения к вершинам власти, но... Тебе повезло, Борги, несказанно повезло. Роллена уже успела наиграться в придворные интриги и более того, почувствовала к ним отвращение. Она выйдет за тебя замуж, но не раньше, чем самостоятельно одержит хотя бы одну победу.
   Рыжий слушал, не перебивая, хотя уверенность, что он поймет все сказанное, разрушали тени, беспорядочно мечущиеся в глубине карего взгляда. Знаю, для всего нужно время, и для осознания радости, и для принятия горя. Я очень хотел бы помочь тебе, только свою голову на чужие плечи не прирастишь, свое сердце в чужую грудь не вложишь, как бы ни старался. Все в твоих руках, Борги. Только в твоих. Захочешь быть счастливым - будешь.
   - Ты опять лжешь?
   Он спросил очень тихо, почти одними губами.
   - Может быть. Я рассказал, что видится мне, но я далеко от гущи событий и много могу не заметить.
   - Если хоть часть твоих слов правдива...
   Сомнения и надежда не прекращают борьбу между собой, пока между ними не вклинивается вера. Не волнуйся, Борги, первое же ничтожнейшее событие, которое можно будет истолковать в защиту моих объяснений, поможет тебе. Нужно только немного подождать.
   - Она не готова к выбору, который ты ей предлагаешь. Пока не готова. И если будешь настаивать, попросту сломаешь девушку. Тебе это нужно?
   Рыжая голова мотнулась из стороны в сторону.
   - Тогда придется успокоиться и потерпеть.
   - Долго?
   - Не думаю. Роллена - умная девочка, ей нужен только подходящий случай. Не горюй, все случится быстрее, чем может показаться. К тому же... Посмотри на пример герцога: если бы он не торопил события, у него были бы все шансы жить счастливо.
   Борг поднял на меня странно напряженный взгляд:
   - Кстати, о герцоге. Он просил тебе кое-что передать.
   Пальцы рыжего скользнули за отворот рукава, достали оттуда сложенный и запечатанный воском листок бумаги и протянули мне.
   Герб Магайона на неповрежденном оттиске. Никто не пытался узнать содержимое записки? Чудеса, да и только!
   "Завтрашний рассвет в сестрином саду будет дивно хорош".
   Хм. Он все же не забыл нанесенную обиду... Жаль, но ничего не поделаешь.
   - Это то, о чем я думаю? - спросил Борг.
   Можно было бы соврать, придумать какую-нибудь небылицу, но уж кому, как не рыжему знать, слово в слово, чем закончилась моя беседа с герцогом?
   - Да.
   - Пойдешь?
   - Не прийти было бы... неуважением к противнику.
   - Тебе не обязательно это делать. Ты был при исполнении и...
   - А что сделал бы ты на моем месте?
   Рыжий помолчал, сплетая и расплетая пальцы, потом хмыкнул:
   - Все будут рвать и метать.
   - Пусть. О записке знает кто-нибудь, кроме тебя?
   Движение подбородка, не требующее разъяснения.
   - Хорошо. Тогда и тебе лучше забыть.
   Карие глаза сердито сощурились.
   - Ну, если не хочешь забывать... Поможешь разжиться шпагой?
  
   ***
  
   Роса была повсюду - на камнях мостовой, на траве, на листьях розовых кустов в ажуре кованых прутьев, даже калитка была покрыта крохотными капельками, тускло мерцающими в свете наступившего, но пока не проснувшегося утра.
   - Сколько тебе понадобится времени?
   - Смотря для чего.
   - Для того чтобы победить, конечно же!
   Я посмотрел на Борга и честно сказал:
   - Не знаю. А что, есть опасность не успеть?
   - Она есть всегда. - Чуть поучающе буркнул рыжий. - Кто знает, может быть герцог что-то подстроил, и как только ты вынешь шпагу из ножен, набежит стража и... Всякое бывает.
   - Но пока все тихо?
   Он потянул носом сырой воздух, как будто мог не хуже сыскной собаки унюхать присутствие чужаков.
   - Пока да.
   - Тогда давай исходить из обстоятельств. Сейчас рядом с садом и поблизости на улицах никого нет. Как быстро стража сможет добраться до места поединка?
   - Четверть часа, если поторопится.
   - А она будет торопиться с утра пораньше?
   Борг ухмыльнулся и покачал головой:
   - Нашел дураков!
   - Тогда уж четверть часа у меня точно в запасе. Думаю, этого хватит при любом раскладе.
   - Пожалуй. Будешь ждать?
   - Если ты не против.
   - Здесь?
   - Да. Заодно присмотрю за подходными путями. И учти: не позже, чем через полчаса, хочешь или нет, но я пойду тебя искать.
   - Договорились.
   Я толкнул калитку, разумеется, не запертую на засов, а рыжий остался на улице, предусмотрительно заняв укромное место в объятиях розовых кустов, пробивающихся сквозь решетку ограды.
   За всю жизнь я провел так мало дуэлей, что их можно было бы сосчитать по пальцам. Сначала панически боялся покалечиться или умереть, а потом, когда понял, что могу быть неуязвимым для стальной угрозы, желание драться отпало вовсе. И действительно, какой смысл защищать мнимую честь, если заведомо уверен в победе? Рано или поздно попросту перестаешь замечать чужие нападки. Но наступившее утро сдавливало сердце тревожными тисками.
   Собственно, я не рассчитывал, что Магайон после всего случившегося вспомнит о нашей перебранке, а тем более, окажется настолько легкомысленным, что пришлет приглашение на поединок. Даже больше, еще задираясь в герцогском доме, я искренне верил, что никакой дуэли не состоится, ведь человек, находящийся под влиянием чужой воли, обычно, освобождаясь, начинает вести себя иначе, перечеркивая прошлое. Он не должен был так поступить, у него не было ни малейшего повода... Но все же на бумаге появились несколько слов, решающих нашу общую судьбу. Почему?
   Сад маркизы, если принимать во внимание узость кривых дорожек и скользкость мокрых каменных плит, которыми они были вымощены, не слишком-то подходил для честной драки, но может быть, именно поэтому и был выбран. А еще потому, что вряд ли кто-то мог предположить подобную услугу со стороны заявительницы по делу крови, всерьез обеспокоенной действиями брата, а то и оскорбленной ими. Оправданы ли страхи Борга, вот самый главный вопрос повестки дня. Герцог ведь вполне мог бы потешить себя сестриным гневом, устроив подобную ловушку, да и сама сестра, притворившись, что проявляет добросердечие, легко могла бы замыслить маленькую месть, сообщив о дуэли. Но вокруг, и в самом деле, на удивление тихо, можно даже сказать, покойно, как будто наступает обычный мирный летний день, не сулящий никому неприятностей.
   Далеко идти не пришлось: Магайон ждал меня на уже знакомой полянке, только стола и кресла на сей раз поблизости не наблюдалось, а трава была предусмотрительно пострижена покороче и уже немного примята подошвами герцогских сапог. Давно здесь топчемся? Возможно. В записке ведь не было указано точное время, а рассвет - понятие растяжимое.
   - Простите, если сильно припозднился.
   На меня посмотрели взглядом, который обычно называется "невидящим", а если использовать более понятное определение, равнодушным.
   - Вы могли и вовсе не прийти.
   - Почему же? Меня привело бы сюда одно только желание проверить, насколько рано просыпаются аристократы.
   Как ни странно, ответ, больше способный рассердить, оказался ключиком к шкатулке герцогского сознания: взгляд Магайона стал острее и словно бы яснее. По крайней мере, теперь передо мной стоял человек, отдающий себе отчет в своих действиях, а не скучная кукла. Но следующая реплика привела в замешательство уже меня.
   - Ваша цена. Сколько?
   А чтобы не требовалось лишних пояснений, пола плаща была откинута, выставляя на обозрение свисающий с поясного ремня громоздкий кошель.
   Вот те на! Такого поворота событий я точно не мог предугадать. Можно было бы предполагать, что герцог, как человек разумный, расчетливый и хладнокровный, постарается извлечь из сложившихся обстоятельств наибольшую выгоду для себя, но тогда скорее бы мне был выставлен счет, причем немалый, а сейчас все происходит ровно наоборот, и удивление, заставшее врасплох, неприятно горчит на языке.
   - Вы хотите меня купить?
   - Я хочу купить ваши услуги. Вернее, только одну услугу. И щедро заплачу за нее.
   Чем дальше, тем тревожнее. Не нравится мне ни настрой герцога, ни собственные ощущения, особенно холодок, постепенно поднимающийся по позвоночнику, но делать нечего: сам подсказал противнику последовательность ходов, сам и выкручивайся.
   Купить, значит? Какие вопросы возникают после подобного предложения? Правильно. Каковы пределы щедрости и в чем состоит предмет сделки. Но задать их одновременно невозможно, а от того, какой поставить первым, зависит очень многое. О цене спросит тот, кого не волнует ни собственная честь, ни чужая. Сутью услуги поинтересуется тот, кто только и думает, как бы сорвать большой куш, не прикладывая слишком много усилий.
   Какой вариант предпочтительнее для моего собеседника? Скорее всего, наемник, обговаривающий только количество монет, потому что во втором случае весьма вероятен отказ. А что выбрать противной стороне? Что сказать, чтобы подсечь и вытащить на берег рыбину, мусолящую наживку? У меня есть всего лишь одна попытка.
   - Я пришел сюда не продавать и не покупать, дуве. Я ошибся местом?
   Черты герцога заметно напряглись, но это мало походило на гнев, скорее на легкое раздражение по причине затянувшегося ожидания.
   - Я ведь могу и не предлагать деньги. Вы все равно будете вынуждены поступить так, как угодно мне, но только не получив ни малейшей прибыли. Вы настолько глупы и чересчур благородны?
   Он пробует меня уговорить? Что ж, значит, двигаюсь в верном направлении.
   - А за что именно вы собирались заплатить?
   Магайон улыбнулся, но явно не обуреваемый светлыми чувствами, поскольку улыбка походила на слегка изогнутое лезвие.
   - За мою смерть.
   Не самый неожиданный вариант ответа, но самый неприемлемый для меня. И самый неприятный. Герцог намерен умереть сегодняшним утром? Почему с моей помощью, понятно: самый удобный повод, тем более, заблаговременно заготовленный. Но почему умереть? Также вполне понятен намек, что в случае отказа принять деньги все то же самое мне придется исполнять совершенно бесплатно. И нет ни малейших сомнений, что придется, потому что мне прощаться с жизнью совсем уж ни к чему, а мой противник - далеко не последний боец в королевстве.
   Что же получается? Выхода нет? Есть, но не слишком достойный. Я всегда могу позвать на помощь Борга. Может быть, так и следует поступить? Плюнуть на честь герцога, ведь, в конце концов, его жизнь значит для государства намного больше? Разумное решение. Вот только сначала нужно попробовать узнать, какие причины руководили Магайоном, потому что после явления рыжего великана он вряд ли захочет со мной разговаривать.
   - Зачем вам нужно умереть?
   - А зачем вам нужно это знать? Попробуете отговорить? Или примените другие меры? Может, стражу позовете?
   Он верно угадал возможное развитие событий. Да и не мог не угадать, с его-то опытом! Но если до сих пор не прервал беседу и не ушел, значит, на что-то рассчитывает. И все же, обидно. Неужели я выгляжу человеком, готовым за деньги пойти на любой риск?
   - Может, и позову. Но не раньше, чем услышу ваш ответ. Я знаю, почему вы вызвали меня на дуэль, но в ту минуту вы явно не собирались прощаться с жизнью. Что же изменилось за прошедшие дни?
   Герцог сорвал с розового куста полураскрывшийся цветок, и смял его в кулаке.
   - Немногое. И одновременно все, что только могло измениться.
   - Вы желаете кому-то отомстить своей смертью? Может быть, мне?
   Мешанина лепестков скорбно упала на траву.
   - Положим, у меня есть на примете люди, кому я хотел бы доставить неприятности даже своим смертным одром, но... Вам-то за что? За то, что исполняли свою службу? Напротив, следовало бы вас поблагодарить, от всего сердца. И я бы поблагодарил, если бы...
   Похоже, действительно, случилось нечто страшное, если человек посчитал смерть наилучшим решением проблемы. Но что именно? Мне очень важно узнать правду. Хотя бы правду герцога.
   - Давайте договоримся, дуве. Вы расскажете, почему собираетесь умереть, а я вас выслушаю.
   - Неравноценный обмен, не так ли?
   Повторяю с нажимом:
   - Я выслушаю вас. И приму решение только после этого. Если вам удастся меня убедить, решение окажется в вашу пользу.
   - Хотите сказать, что даете мне шанс сохранить деньги?
   Можно было ответить и в таком тоне, вот только если бы я поддался на невинную уловку, Магайон насторожился бы уже основательно. Набивание цены это понятно, привычно, недостойно уважения, зато просчитываемо на три хода вперед. А вот если человек внезапно отказывается от денег под, мягко говоря, блаженным предлогом, сия странность вызывает непоколебимое недоверие и отступление на заранее подготовленные позиции. Коль скоро мой противник желает закончить земной путь, он наверняка продумал все пути достижения поставленной цели, а мне не хочется допускать к телу герцога убийцу со стороны. Каким же образом действовать дальше?
   Посмотрим на мир глазами Магайона. Он ведь не повесился на воротах своего особняка, не нырнул в канал, не напичкал себя ядом, то бишь, не совершил презираемого всеми поступка - самоубийства. О чем это может свидетельствовать? Герцог не станет нарушать традиции общества без веской причины. И о назначенной дуэли он вспомнил именно поэтому: вот хороший шанс проститься с жизнью, соблюдая писаные и неписаные законы чести. Но человек, возводящий на престол подобные идеалы, должен верить и в кое-что иное. Кое-что, растворенное в воздухе мира и одновременно парящее над ним.
   - Я даю вам шанс умереть с чистой совестью, дуве. Не думаю, что вынудив или подкупив убийцу, вам удастся предстать перед Серой Госпожой в лучшем свете.
   Взгляд герцога замер, столкнувшись с моим.
   Да, я знаю, о чем говорю. Еще как знаю! Я смотрел в ее ласковые глаза и дышал чистейшей свежестью ее умиротворяющего дыханья. Она щедра на прощение, это правда, но заставлять юную и бесконечно занятую даму взвешивать на хрупких ладонях лишнюю горсть грехов... Мужчины так не поступают. Не правда ли?
   - Может быть, вы и правы.
   Не знаю, что он смог прочитать в моих глазах. Не знаю, что я сам смог выразить взглядом. Неважно. Мгновения безмолвной беседы прошли, и Магайон принял решение:
   - Я расскажу, как вы того и хотели. Настолько честно, насколько получится. К сожалению, вас не было на допросах...
   - Мое дело маленькое, дуве. До вынесения приговоров таких, как я, не допускают.
   Герцог усмехнулся:
   - Скорее всего, зря. Но пусть это остается на их совести... Насколько мне стало известно, именно вы заметили во мне изменения. Как вам удалось это сделать?
   - Я видел вас раньше. Видел, как вы поступаете... в разных обстоятельствах. Видел и запоминал. Не нарочно, не думайте! Просто что бы вы ни делали, ваши поступки врезаются в память.
   Он рассеянно кивнул, принимая мои объяснения. Значит, я опять попал в цель: Магайоном восхищались многие. Друзья, враги и просто случайные свидетели деяний его светлости не могли не попадать под властное очарование человека, осознающего свою силу и никогда не злоупотребляющего ей.
   - Что ж, вы спасли меня. Но вы же меня и убили.
   - О чем вы говорите?
   - Я предпочел бы верить, что влюблен в ту женщину, а не околдован. Хотя мне и самому было больно чувствовать давно забытый юношеский пыл, лучше бы все объяснилось стариковским капризом, а не... Посягательством на мою душу.
   К сожалению, иллюзии обязательно должны были развеяться вместе с чарами приворота. Могу представить, сколько страданий причинило прозрение, но разве существовал иной путь пресечения злодейства? К тому же...
   - Женщина сама была жертвой.
   - Знаю. По счастью, это убедительно доказали, иначе ее ожидала бы скорая казнь. А вот тот, кто заслуживал наказания, успел убежать в Серые земли, сохранив свою тайну.
   Он с таким бесстрастным сожалением говорит об этом, что... Не могу не спросить:
   - И вам ни минуты не хотелось узнать, кто и почему замыслил тот приворот? Не хотелось разыскать злодея и покарать его?
   - Меня занимали совсем другие размышления.
   Герцог расстегнул пряжку, позволил плащу сползти на траву и отправил следом глухо звякнувший кошель с монетами.
   - Не знаю, поймете ли вы... У меня было двое детей. Еще до прошлой зимы. Два сына, взрослых, сильных, решительных. Между ними было очень трудно сделать выбор, и я... Не выбирал. Предоставил событиям полную свободу. Мне казалось, что мальчики решат между собой, кто из них достойнее наследовать титул. Они и решили. - Тут Магайон то ли хмыкнул, то ли кашлянул. - Младший потерял терпение раньше, за что и поплатился жизнью. Я никого не обвиняю и ни о чем не жалею, все-таки, дело прошлое, но то, что случилось сейчас, доказало одну простую вещь... У меня больше нет времени ждать, полагаясь на судьбу.
   В чем-то он прав, и споры неуместны. Даже в жизни драконов бывают часы, когда нужно торопиться изо всех сил, пусть и в ущерб самому себе.
   - Вам всего лишь одурманили разум, но теперь все закончилось. И вы наверняка нужны своему сыну, как никогда раньше.
   - О, какие верные слова! Вы правы. Я нужен Льюсу. Я. Его отец, а не кукла, послушная чужим рукам.
   Последние слова резанули слух зазубренным лезвием истины, и все же я повторил свой вопрос:
   - Так почему же вы хотите умереть?
   Герцог перевел взгляд на теряющуюся между кустами тропинку.
   - Потому что, как вы и сказали, все закончилось.
   Время неумолимо истекает. Того и гляди, объявится Борг, а при нем пооткровенничать уже не удастся.
   - Вашу плоть избавили от яда, как мне сказали.
   - Плоть... Да, меня чистили, едва ли не выворачивая на изнанку, вот только... - Глаза Магайона вновь смотрели на меня, ввалившиеся и болезненно блестящие. - Яд проник гораздо дальше. Туда, откуда его не выгнать. В мою душу.
   Это невозможно. Ему всего лишь нужно отдохнуть, провести несколько дней или недель в покое, в обществе сына, где-нибудь в укромном зеленом уголке, слушая бег реки и шепот ветра в кронах. Он устал, только и всего, а усталое сознание способно порождать самые жуткие кошмары наяву.
   Наверное.
   Хочется верить, но не получается.
   - Вы можете говорить яснее?
   Голова герцога качнулась, обозначая кивок.
   - Я все еще люблю ее.
   - Но разве это беда? Любите!
   - Я виделся с ней всего лишь один раз, уже после всех допросов и лечения. Всего один раз, всего пара минут... Она что-то робко произнесла, должно быть просила прощения, но я даже не расслышал слов. Ее голос... У меня закружилась голова. Я слушал его и не мог в эти мгновения думать ни о чем другом. Словно кровь побежала быстрее и сердце пустилось в пляс... А когда последние звуки стихли, мне стала понятна горькая правда: ради того, чтобы слышать этот голос снова и снова, я пожертвую, чем угодно.
   Остаточные явления? Но как же так... Неужели, в его плоти осталась хоть капля ворчанки?
   Магайон выровнял сбившееся дыхание и хрипло спросил:
   - Вы когда-нибудь попадали под власть другого человека? Под полную и безграничную власть?
   - Признаться, не помню подобного.
   - Значит, вам не понять... И весь разговор был напрасен.
   Он повернулся спиной, и я увидел темные пятна влаги на белом шелке рубашки. Разве сейчас жарко? Ничуть не бывало, мне даже хочется накинуть на плечи что-то потеплее полотняной куртки, потому что кожа чуть ли не звенит от холода. А герцог истекает потом... Он и вправду болен? Когда заговорил о женщине, стал чуть ли не задыхаться. От нахлынувших чувств? Сомневаюсь.
   Что-то изменилось. Внутри. В глубине его тела. Но что? Могла ли невзрачная травка вдруг обрести силу менять по своему произволу человеческую плоть? Где найти ответ? Я ведь даже не могу сравнить Кружева, потому что не помню, какими они были прежде.
   - А другие голоса? Они имеют на вас какое-либо влияние?
   Герцог молча покачал головой.
   Угроза, стало быть, исходит всего лишь от одного-единственного существа на свете? Так в чем же трудность?
   - Но если все зависит только от этой женщины... Не проще ли покончить с ней, чем отдавать Серой Госпоже вашу жизнь?
   Молчание длилось так долго, что меня пробрало нечто вроде лихорадочного озноба, но Магайон все же ответил:
   - Я не стану убивать женщину, повинную только в том, что может властвовать надо мной.
   Да. Не станете. Точно так же, как я даже не помыслил бы убивать Шеррит. Мы виноваты сами, что поддались, вы - чарам приворота, я - чарам всем известного чувства. Можно ведь было бороться? Можно. Но мы предпочли признать поражение, покориться, сдаться на чужую милость, потому что...
   Нам хотелось любить.
   И мы полюбили.
   - Но я не могу рисковать. У меня остался всего один сын, и он должен унаследовать все, чем я владею. Унаследовать как можно скорее, пока никто больше не попытался влезть в мою душу.
   И это я могу понять. По собственному легкомыслию потерять одного наследника и чуть было не подставить под удар другого - непозволительная роскошь, даже для сиятельнейшего герцога.
   Спрашивать больше не о чем. Все разъяснено.
   Страх, вот что движет вами, дуве. Страх проиграть партию судьбы. Я мог бы попробовать уговорить вас подождать, мог бы обратиться за помощью к Ксаррону, он хотя бы присмотрел за вашей безопасностью, если не за ясностью разума. Но ведь ничего не изменилось бы, верно? Даже вспоминая, всего лишь вспоминая голос насильно навязанной возлюбленной, вы трясетесь, словно в лихорадке. Яд дал ростки в вашем теле. Не могу понять, как и почему, но одно ясно совершенно точно: вы едва держитесь за собственное сознание. Еще немного, и очередная волна чувств столкнет вас с пирса в море безумия, а потерявший контроль над собой герцог равно опасен и для своего сына, и для всего королевства.
   От меня требуется принять решение? Что ж, я сделаю то, что... Нет, не должно. Не разумно. Не желательно.
   Я сделаю то, что от меня хотят. То, о чем просят. Отказаться? Как можно, ведь этот человек помог мне сыграть еще одну роль, на несколько коротких дней дав имя пустоте моего существования.
   Я бываю разным: трусливым, отважным, злым, робким, всепрощающе щедрым. Но неблагодарным не буду никогда.
   - Вы вознесли молитву богам? Если нет, советую поторопиться.
   Он обернулся, не веря собственным ушам, задержал взгляд на шпаге, вынутой мной из ножен, и черты его лица дрогнули, расслабляясь.
   - Я закончил все дела еще вчера вечером.
   - Тогда не будем терять время.
   Допустить, чтобы Борг стал свидетелем поединка? Ни в коем случае. Но можно ли за считанные секунды убить человека?
   Можно. Если он хочет умереть.
   Герцог наверняка был и оставался хорошим фехтовальщиком, но тот, кто сейчас бросился в атаку на меня, вел себя, как юнец, впервые взявший в руки оружие. Одни только атаки, слепые, мощные, с постоянным выдвижением корпуса на линию наиболее вероятного ответного удара. Закончить поединок можно было бы первым же движением шпаги, первым же контратакующим выпадом, но я не мог заставить себя просто зарезать противника.
   Убийство? Да, оно самое. Но если суть происходящего не изменить, то на внешнее его проявление можно попробовать надеть маску благопристойности. Не для собственного спокойствия, а чтобы позволить противнику поверить в случайность исхода, притвориться, что дуэль ведется по всем правилам, к примеру... Пропустив удар.
   Кончик клинка вспорол полотно правого рукава на плече, и мгновением позже я с удивлением почувствовал давно забытую боль пореза.
   Этого не может быть! Мое тело защищено от ран усилиями серебряного зверька, подставляющего свою плоть на пути любой угрозы! Он что, спит?! Драгоценная!
   "Может и так... Не знаю, любовь моя. Но он словно бы отвлекся на что-то..."
   И давно?
   "Еще в самом начале вашего разговора..."
   Почему ты не предупредила меня?
   "Потому что ты в состоянии и сам справиться. Тем более, с делом, требующим от участников честности, если не чести..."
   Ах так? Тебя уже не волнует моя безопасность? Ну что ж, я понял. Все важное всегда нужно делать самому.
   Новая атака. Ворот рубашки, раскрывшийся в немом призыве. Отбить шпагу противника, вниз или вверх, неважно, но вниз намного легче, потому что герцог немного устал и уже не поднимает оружие высоко. Скользнуть навстречу, зарыться острием клинка в складках шелка, ощутить сопротивление плоти и надавить. Чуть-чуть сильнее. Всего чуть-чуть...
  
   ***
  
   Борг опустил кончики пальцев в бокал, подержал в течение вдоха и стряхнул несколько винных капель, темных, как запекшаяся кровь, на тусклую поверхность стола.
   - Пролитая кровь да не воззовет к отмщению!
   Я равнодушно согласился:
   - Да не воззовет.
   Мы сделали каждый по небольшому глотку и сели.
   Ни до, ни после смерти герцога никакой стражи не появилось. Собственно, ни единой живой души не нарушило тишину раннего утра в розовом саду, и мы ушли так же спокойно, как и пришли, хотя я не удивился бы, увидев маркизу сразу же после того, как Магайон упал на траву и замер, успев прошептать что-то вроде "благодарю", но сестра не поспешила засвидетельствовать смерть брата. Мирно спала в столь ранний час? Не уверен. Интересно, что помогло ей сдержать нетерпение? Или все же подсматривала, но не решилась заявить о своем присутствии? Ведь не зря же Борг заметил, что поблизости от лужайки, на которой происходила дуэль, трава между кустами тоже оказалась примятой?
   - Герцог оказался трудным противником? - спросил рыжий, косясь на мое плечо.
   В саду я успел накинуть на себя плащ, чтобы прикрыть пятна крови на рубашке, но долго отговариваться утренней прохладой, ввиду быстрого исчезновения таковой не удалось: пришлось показать Богу порез.
   - Достаточно трудным.
   А я оказался беспечным дураком, понадеявшимся на другого. О чем думал серебряный зверек, оставляя меня беззащитным? Устал от своих добровольно принятых обязанностей? Или ему просто надоело меня оберегать? Хорошо было бы получить ответ, да только Мантия все еще никак не может достучаться до незваного обитателя моей плоти.
   - Меня мучает только один вопрос, - задумчиво проронил великан.
   Всего один! Я снова тебе завидую, Борги. Искренне и глубоко.
   - Какой?
   - Почему Магайон не отказался от дуэли?
   Пожалуй, ты никогда этого не узнаешь. Те слова, которыми мы обменялись до начала поединка, не подлежат огласке, никто не вправе требовать от меня рассказывать все подробности, потому что настоящее дело чести всегда решается между двоими. Но даже если бы и потребовали... Для начала мне нужно переговорить обо всем случившемся с Ксо, а уж он установит уровень секретности по своему усмотрению.
   Но оставлять Борга без ответа нельзя.
   - А ты бы отказался?
   Рыжий хмыкнул:
   - Кто я и кто герцог! Он легко мог добиться, чтобы тебя заключили под стражу и сгноили в тюрьме, если не желал драться.
   - Значит, желал.
   - Вот и спрашиваю: почему?
   - Кто знает... Может быть, просто хотел вспомнить молодость? А может, хотел почувствовать себя обычным человеком, а не влиятельным придворным, возвышающимся над толпой.
   - Такое чувство стоит смерти?
   Прожить несколько минут жизнью, отличной от всей предыдущей? Вдохнуть воздух невозможного, но такого притягательного мира? Испытать то, о чем не мог даже мечтать? Ощутить, как с сердца падают цепи?
   - Иногда стоит и большего.
   Но в отличие от меня рыжий был настроен отнюдь не философично. Впрочем, ему по чину положено крепко стоять на ногах и не отрываться от земли.
   - А ты?
   - Что я?
   - Почему ты не отказался?
   Все правильно, Борги, правильно, но так... Скучно. Есть две стороны, и если одна поддалась внезапному капризу или впала в безумие, то другая, в чьем, предположим, временном здравомыслии не было причин усомниться, должна была взять власть над обстоятельствами в свои руки, дабы закончить сражение миром. Правда, ко всему этому прилагается еще одно крохотное условие. Совпадение желаний.
   Да, именно совпадение. Хотя бы одно. Ни для кого не секрет, что живое существо каждую минуту своего существования испытывает по меньшей мере десятки разных потребностей, просто какие-то из них выступают на первый план, а какие-то удачно прячутся в тени. Я не хотел убивать герцога, не хотел помогать ему умереть, и если бы в глубине сознания Магайона теплилось бессознательное желание жить, крови не пролилось бы. Но человек, молящий меня о смерти, боялся оставаться в живых. Это не было усталое отчаяние эльфа, для которого уход в Серые земли был больше потаканием собственному упрямству, чем исполнением долга перед живущими. Это был самый настоящий страх, тот, что больше смерти. И к моему искреннему сожалению, я мог его разделить.
   Я дышал туманом, забирающим волю. Я слушал заговор знахарки, с ужасом понимая, что не смогу ему противиться, как бы ни пытался. Кому-то другому опасения герцога казались бы смешным стариковским капризом, но только не мне. Если бы груз, давящий на плечи Магайона был хоть чуть-чуть полегче! Возможно, удалось бы уговорить, упросить, пригрозить, в конце концов. Но ответственность за многие сотни судеб только усугубила положение, усилив страх до невыносимого предела. Оставшись в живых, герцог мог сойти с ума, мог добровольно удалиться от общества, что было бы не самым худшим вариантом, но мог и объявить охоту на возможных врагов. На лекарей и знахарей, на магов, на деревенских ведунов, на...
   И он бы добился успеха, возможно, очень большого. Он искоренил бы магию в границах Западного Шема, но что началось бы потом? Новая война за территории, ибо кто из магов отказался бы от возможности припасть к освободившимся линиям Силы? Скорее всего. Подлунный мир снова погряз бы в крови междоусобиц, пока все не вернулось бы на круги своя. Лет эдак через триста, но ни Магайон, ни я, разумеется, этого бы не увидели.
   Прекратить поединок? Легко. Правда, иногда отказ от боя один на один приводит к сражениям многочисленных армий, как могло быть и в моем случае. Нет уж, лучше крохотная война с единственным погибшим, чем мир, алчущий жертвоприношений.
   Тем более, он все-таки наступил. Мир в душе дядюшки Хака.
   - Если я скажу, что он не оставил мне выбора, поверишь?
   Рыжий немного подумал и кивнул:
   - Поверю. Но разве чужой выбор тебя когда-нибудь останавливал?
   И снова в точку. Еще полгода назад в подобных обстоятельствах я бы пустился во все тяжкие, только бы не допустить кровопролития или уж, по меньшей мере, избежать чьей-нибудь гибели, потому что полагал жизнь самой большой ценностью на свете. Думал, что полагал. Но с той поры утекло столько... воды, что добро и зло поменялись местами не один десяток раз, и теперь, глядя на их умильно улыбающиеся рожицы, мне трудно угадать, кто в какую из минут водил моей рукой и владел моими мыслями.
   Да, дар жизни драгоценен, спорить с этой древней мудростью смешно. Но то стихотворение было оборвано на полуслове, должно быть, мой дальний предок не успел записать самое главное. Или не написал намеренно, оставляя свободу выбора для каждого, кто ступит на скользкий путь мастерства.
  
   ...Держа в ладони, словно на весах,
   Горячий шар мятущейся души,
   Ни на мгновенье не сожмет кулак.
   Захочешь пламенеть? Да будет так.
   Погаснешь? Пусть. Но сам всегда решишь,
   Чего ты стоишь. И заплатишь сам.
  
   Если человек желает что-то сделать, ему нужно позволить ощутить свободу воли, иначе он превратится в раба. Я мог отговорить герцога от принятого решения, но это означало подчинить его моим желаниям. Означало стать господином и вновь услышать сладостное и ненавистное "dan-nah".
   - Считаешь, я не должен был?
   - Убивать? - Борг пожал плечами. - Поединок такое дело, что возможны любые случайности, и винить тебя не за что. Но можно было не доходить до драки?
   - Можно.
   - Так почему же...
   - Герцог желал поединка, неважно по каким причинам. Мне нужно было разрушить его надежды?
   - Спасти его жизнь. Ведь ты мог это сделать.
   Мне бы научиться столь истово и блаженно верить! Можно было сохранить тело Магайона в неприкосновенности, это верно. Но жизнь... Разве она сводится к тому, чтобы только дышать, спать, есть, пить и посещать отхожее место?
   Жизнь. Она остается с нами ровно до той минуты, пока мы сами не решаем ее отпустить. Герцог умер еще до того, как написал на листке бумаги несколько слов. Он, человек могущественный и влиятельный, внезапно осознал, что уязвим точно так же, как и простой бедняк. Чудом сбежав из плена, он ужаснулся даже не возможности снова стать узником, а тому, что вслед за собой приведет в рабство тех, кого любит и кем дорожит.
   Можно было бороться. Можно было залить кровью весь Западный Шем, начав с несчастной женщины, попавшей в жернова чужой злобной воли. Но достигая определенного временного отрезка, человек понимает одну жестокую истину: что бы ты ни творил с рождения и до смерти, в памяти людей всегда останется больше твоих злодеяний, чем добрых дел. Добавить еще одну бойню к уже имеющимся? Мне хочется верить, что Магайон думал и об этом перед тем, как закрыть книгу своей жизни.
   - Это означало бы еще вернее убить его. Донести о дуэли, позвать стражу, сдать герцога... Думаешь, он был бы счастлив?
   Борг брезгливо сморщился.
   - Счастлив, да уж... Но можно же было с ним просто поговорить?
   А я этим и занимался. Но примерно на середине разговора понял, что чем больше разрастается паутина слов, тем сложнее из нее выбраться и взглянуть на происходящее бесстрастно и хладнокровно. Я мог повернуть намерения Магайона вспять, это верно. Но у меня не было такой цели, у меня...
   Да, Борги, отчасти в гибели дядюшки Хака виноват я. Не стоило лезть в расспросы, надо было сразу же приступать к уговорам, делать все, что угодно, лишь бы внести сумятицу в сознание герцога. Но мне так нужно было узнать причину... Что ж, заплатил за любопытство.
   - Поговорил. Только неудачно.
   Карие глаза недоверчиво моргнули. Мол, как это у меня что-то вдруг могло взять и не получиться?
   - Ошибку может совершить любой из нас. Согласен?
   Борг задумчиво посмотрел в бокал.
   - Ошибка... Пусть будет так. Но первым все равно ошибся герцог.
   Когда вызвал меня на дуэль? Может быть. Но как показали дальнейшие события, своей выгоды Магайон добился, хоть и окольными путями.
   Дверь приоткрылась с еле слышным скрипом, застав и меня, и рыжего врасплох, потому что обязательных шагов, предваряющих появление грузного тела милорда Ректора на втором этаже, не раздавалось.
   - Вот вы где, заговорщики! Чудненько. Вы-то мне и нужны. Вернее, сначала не мне, а... Поднимайтесь сюда, ваше высочество, прошу вас!
   Мы с Боргом переглянулись и, подозреваю, в этот миг выражения наших лиц были удивительно похожи, потому что серьезный разговор с утра пораньше не входил в наши планы, а разговор с принцем, да еще в присутствии ректора Академии, заведомо не мог оказаться несерьезным.
   Дэриен изменился не меньше, чем рыжий великан, и видимо, под влиянием тех же самых причин. Складка губ потяжелела, в равной мере намекая на упрямство и жесткость, янтарные глаза научились смотреть властно, без неуверенности, вселенной болезнью, а может быть, просто стали прежними, ведь принц был принцем и до нашего знакомства. Хотя... Пожалуй, сейчас на меня смотрел будущий король. Весьма и весьма взбешенный король, перед которым можно было находиться только стоя, что мы и сделали, с сожалением покинув лавки.
   - Празднуете чужое горе?
   Вот так, ни приветствия, ни воспоминаний о прошлом, ни радостного "как давно мы не виделись". Холодная ярость, сдерживаемая только границами высокого сана.
   - Поминаем умерших, дуве Дэриен.
   - Которых сами и отправили на тот свет? Благородно, нечего сказать!
   Он явно проснулся не на заре, прошел через руки королевского цирюльника, наверняка плотно позавтракал и только потом узнал о том, что Западный Шем стал беднее на одного дворянина. А узнав, поднял на ноги всех, кого смог, чтобы добраться до виновников происшедшего.
   - Была назначена дуэль.
   Ксаррон, стоящий позади принца, горестно вздохнул, многозначительно глядя мне в глаза.
   Да, я все понимаю. И хорошо помню свои обещания. Но в отличие от его высочества, кузен догадывается, что если все случилось так, как случилось, причины оказались вескими. Для меня.
   - Я знаю. Хвала богам, от меня не утаили хотя бы этого! - Принц молитвенно поднял глаза к потолку, впрочем, сразу же вернув гневный взгляд обратно, на наши недоуменно-виноватые лица. - Но кто сказал, что она должна была состояться?
   - Решение принимал герцог.
   - Старик, переживший потрясение, слишком скоро последовавшее за зимними похоронами, мог временно помутиться рассудком, ему простительно. Но вы... Вы оба! Да, Борг, на тебе лежит не меньше вины, чем на этом... - Ругательное слово все же было проглочено, наверное, в память о прошлых услугах, оказанных мной королевской семье в целом и ее представителям в частности. - На этом человеке. Почему ты не сделал ничего, чтобы предотвратить дуэль?
   - Потому что в дело чести негоже вмешиваться посторонним, - угрюмо ответил рыжий.
   - Дело чести? - Прошипел принц. - А ты подумал, что не всякая честь принадлежит только одному человеку? Магайон был нужен не только своей семье, он был нужен королевству! Нужен мне, в конце концов!
   Пожалуй. Да и Ксо не раз намекал о чем-то похожем. Но все необходимые условия не включали в себя одной только малости. Простого человеческого желания, на которое герцог имел право не меньшее, чем кто-либо.
   - Потому что мне тоже в скором времени может понадобиться Опора!
   Отец-король плох здоровьем? Вполне может быть, учитывая, что последний год не давал ему покоя, то отнимая, то вновь даря наследников. Но мне не понравилась ярость принца. Не понравилась настолько, что я не удержался от бесстрастного:
   - А если и так? Может, стоит создать свою, заново, а не пользоваться останками чужой?
   Дэриену понадобилось сделать очень глубокий вдох, чтобы не разразиться руганью, не подобающей наследнику престола.
   - Мне придется так поступить, если и дальше некие безответственные люди будут уничтожать то, на чем держится спокойствие государства. Ты... Тебя я не буду ни в чем обвинять. - А янтарные глаза почти кричали: "Как ты мог, ты же был моим другом!.." - Но попрошу об одной вещи. Если ты вернулся, чтобы все разрушить, лучше уходи.
   Наверное, так мне и стоит поступить. В Виллериме меня ничто не задерживает. Более того, сейчас самое время побывать дома и позадавать вопросы, а то и посидеть несколько недель в библиотеке, потому что Нити, охотящиеся за новорожденными сознаниями - намного большая угроза для мира, чем безвременная смерть одного герцога.
   - А ты... - Взгляд Дэриена переместился на Борга. - Ты волен сам решить свою судьбу, как пожелаешь. Но не при дворе.
   - Ваши слова означают мою отставку? - сухо уточнил рыжий.
   - Да. Мне не нужен такой защитник.
   Борг коротко поклонился и вышел, увесисто протопав по лестнице. Принц, если и пожалел о сказанном сгоряча, то прекрасно понял, что момент объяснения и возможного примирения упущен, стало быть, на сегодня разговор окончен, и тоже покинул комнату, оставив меня наедине с милордом Ректором.
   Ксаррон, никогда не рисковавший сменой личины без особой надобности, и на сей раз остался в образе добродушного толстячка, плюхнувшись на лавку, нагретую седалищем рыжего.
   - А без тебя жизнь в столице тиха и спокойна. Встряски идут ей на пользу, не спорю, но не слишком ли много грома и огня сразу?
   Я пожал плечами, предпочитая не отвечать. Можно подумать, именно и единственно мое появление привело к печальному исходу событий! Не окажись я под самым оком разрастающейся бури, неизвестно, как далеко увел бы герцога, а вместе с ним и многие сотни людей путь гибели. Но со стороны, разумеется, все видится совсем иначе...
   Милорд Ректор задумчиво изучил пятнышки вина, причудливым узором легшие на стол и тяжело вздохнул:
   - Самое удивительное, я бы даже сказал, загадочное в сложившихся обстоятельствах то, что мне хочется... Нет, мне очень и очень хочется повторить просьбу его высочества.
   Следовало ожидать. После исповеди о треволнениях раннего детства глупо было бы надеяться, что наши вполне приятельские отношения останутся неизменными, ведь теперь мне известен секрет кузена. Может быть, не самый страшный, но весьма интригующий.
   - Я должен уйти?
   - Хорошо, что ты это понимаешь.
   - Знаешь, я сам собирался так поступить.
   - И что же тебя задержало? - В голосе Ксо явственно проступило недовольство.
   Желание тихо, мирно и спокойно провести время среди знакомых лиц. Среди людей и нелюдей, хоть и частенько преподносящих сюрпризы, но зато оправдывающих оказанное доверие.
   - Я не предполагал, что герцог все же решит драться.
   - Драться ли? Не играй словами, Джерон! Он хотел умереть.
   - Покончить с собой можно разными способами.
   Ксаррон брезгливо фыркнул, не одобряя то ли поступок Магайона, то ли мои действия.
   - Разумеется! Но при этом можно либо потерять, либо сохранить лицо.
   - Осуждаешь нас?
   - Если бы я собрался осуждать, то будь уверен, приговор уже был бы приведен в исполнение!
   Отрадно слышать. Значит, карательные меры применяться не будут, несмотря на охватившее кузена раздраженное негодование. Но объясниться все необходимо. По крайней мере, для того, чтобы не держать в памяти дольше необходимого грустные события.
   - Я не смог отказать герцогу.
   Холодно-высокомерное:
   - Я вижу.
   - Он... Он был убедителен.
   Язвительно-пренебрежительное:
   - Неужели?
   - Ему было страшно, Ксо. Очень страшно.
   Скучающе-насмешливое:
   - Позволь узнать, почему?
   Почему? Самому хотелось бы получить ответ на этот вопрос.
   - Не знаю, какие изменения произошли в его плоти из-за того зелья, но выгон ворчанки не помог. Магайон не избавился от власти приворота.
   Наконец-то растерянно-заинтересованное:
   - То есть?
   - Когда он встретился с той женщиной уже после лечения, все повторилось. По его словам, хватило едва ли не одного слова, просто нескольких звуков голоса, чтобы чужая воля вновь взяла верх.
   Милорд Ректор нахмурился и начал отбивать по столу кончиками пальцев замысловатый ритм, подошедший бы для боевого марша.
   - Почему он умолчал об этом? Нужно было сразу же прийти и...
   - Сам посуди, кому охота сознаваться в собственной беспомощности? Да и с кем бы герцог мог поговорить по душам, а? С тобой? Мне почему-то кажется, вы были не настолько дружны.
   - Он обязан был сообщить Опоре о своем... недомогании, - с нажимом повторил Ксаррон.
   - Может быть. Если бы ты хорошо его вымуштровал. Но тебе ведь не нужны были послушные и безвольные исполнители, верно? А присяга, какой бы значимой она ни была, все равно оставляет лазейку для сохранения чести.
   - Посягать на свободу чужой воли запрещено.
   - Да, драконам, по их же взаимному согласию. А как насчет других существ? У меня был знакомый эльф, страстно желающий подчинить себе живой меч. А последние события? Некромант, к примеру? Правда, ему были милее трупы, но суть та же самая. И то, что случилось сейчас в столице... Люди не гнушаются подчинять себе более слабого или более уязвимого. Может быть, они правы больше нас?
   Ксо посмотрел на меня немигающими глазками милорда Ректора, из которых вдруг улетучилось даже напускное добродушие.
   - Это не подходящая тема для разговора.
   Он встал, поправил складки ректорской мантии.
   - Будет лучше, если ты покинешь столицу, как можно скорее.
   - Не уходи от ответа, Ксо. Ты же никогда не был трусом или я ошибаюсь?
   Темные глаза на мгновение побелели от боли.
   - Я струсил один лишь раз в своей жизни, и ты прекрасно это знаешь!
   Знаю. И не хочу попрекать, но... Что-то здесь не так. Что-то очень важное.
   - Драконы свято чтят неприкосновенность воли, как между собой, так и среди других рас, именно поэтому не вмешиваясь в дела живых существ. Но при этом они не делают ничего, чтобы вселить в сознания хоть тех же людей подобное уважение к чужой свободе. Почему?
   - А разве это не было бы запрещенным вмешательством? - попробовал съязвить кузен.
   - Не обязательно действовать силой, ведь так? Можно влиять намеками, примерами, красивыми сказками, в конце концов. И никакого вмешательства не будет, а будет осознанный выбор между плохим и хорошим. Свободный выбор. Но почему-то до сих пор ни один из драконов даже не попытался...
   - И ты все еще не понимаешь, почему?
   - Не понимаю.
   Ксаррон усмехнулся, и странный изгиб губ сделал человеческое лицо похожим на драконью морду, какой ее вырезают из дерева или кости для украшения или, скорее, устрашения.
   - Что ж, тогда послушай кое-что. Странно, что ты не добрался в библиотеке до тех полок, впрочем, у тебя было не так уж много времени на безмятежное обучение... Давным-давно известно, что если в пределах сообщества одни его участники начинают подчинять себе других, начинается одно прелюбопвтнейшее действо. Его можно приостановить, это верно, но однажды начавшись, оно обязательно рано или поздно достигнет поставленной цели.
   - И в чем состоит цель?
   - В уничтожении сообщества.
   Ксо сделал многозначительную паузу, словно учитель, намеревающийся насладиться потрясением ученика, прикоснувшегося к сокровенному знанию.
   - Привычка подчиняться - самая страшная изо всех ее сестриц, Джер. Она врастает в плоть, она плещется в крови, она опутывает сознание неразрываемой сетью. Даже в пределах одного поколения она способна натворить очень много бед, а когда передается от родителей к детям, то лишь усиливается. Конечно, проходит довольно много времени, пока из когда-то вынужденных подчиниться вырастут идеальные рабы, иногда требуется несколько веков, но что такое сотни лет по сравнению с вечностью?
   - Многие народы не видят в рабовладении ничего предосудительного и до сих пор живы.
   Улыбка кузена стала еще больше похожей на оскал пасти.
   - До сих пор... О да, живы. Но наступит и другая пора. Не завтра, быть может, но послезавтра уж точно. Рабы годны только для того, чтобы исполнять приказы господина. Они живут ради того, чтобы служить. Но как только у живого существа исчезают собственные потребности, эгоистичные, самонадеянные, дурные, благородные - неважно, но идущие не из глубины безвольного сознания, а порождаемые непрерывно изменяющимися внешними обстоятельствами, оно начинает умирать. В самом деле, если идеальному рабу забудут приказать поесть, он останется голодным, если не велят размножаться, он не оставит потомства, и так далее, далее, далее. Вся тяжесть ответственности ложится на господина, но смогут ли плечи горстки господ держать на себе весь мир?
   - Ты хочешь сказать...
   - И знаешь, что самое поразительное? Однажды вкусивший власть, отравляется этим ядом надежнее, чем любым другим. Постепенно появляется желание подчинить себе не только слуг, но и друзей, и своих родных домочадцев. Если из двух людей, скажем, один чуть увереннее в своей правоте, он сделает все, чтобы внушить ее другому. А внушать легче всего кому? Правильно, рабу, который благоговейно внимает любому слову господина. Количество подчиненных будет множиться и множиться, и как только их станет слишком много, чтобы господа могли напрямую приказывать каждому, с дороги гибели уже не свернуть.
   Ксаррон говорил, и черты ректорского лица кривились и оплывали, как свечной воск, но не превращались в знакомые мне с детства, словно привычный облик кузена тоже был своего рода маской, скрывающей от меня, а может и от него самого, некую страшную суть.
   - Люди исчезнут с лица земли, если не опомнятся вовремя. Да и прочие расы ждет та же участь, потому что легче всего распространяется дурное влияние, а не хорошее.
   - Исчезнут. Но это значит...
   - Это значит, что наша плоть избавится от тяжелого груза, - со зловеще мечтательной нежностью завершил свой рассказ Ксо.
   - Люди... должны умереть? И драконы сделают все для того, чтобы этому поспособствовать?
   - Мы просто не вмешиваемся. И тебе вмешиваться не стоит, Джер.
   - Но почему? Ведь они тоже имеют право...
   - Захочешь пламенеть? Да будет так. Погаснешь? Пусть. Но сам всегда решишь, чего ты стоишь. И заплатишь сам. - Кузен слово в слово повторил строки, которые сами собой сложились в моем сознании, и мне вдруг снова стало по-зимнему холодно посреди жаркого летнего дня.
   - Это непра... Так не должно быть.
   - Каждый из нас сам выбирает свой путь.
   Он бьет, не промахиваясь, и если я не найду, чем отбить очередной удар, останется только признать поражение или... умереть. Здесь и сейчас мне не выйти победителем, это ясно. Но за что можно ухватиться, чтобы не дать поединку закончиться слишком быстро?
   - Мое имя говорит о другом.
   - Имя дала тебе твоя мать, а ее считали безумной, хотя вряд ли ты слышал об этом.
   - Безумной?
   - Когда она пришла на Совет и заявила, что знает, как можно обезопасить род драконов от Разрушителя, над ней смеялись бы, если бы не боялись ее силы. Ее никто не поддержал. Даже собственный супруг в конце концов поверил в ее безумие. Да, Моррон оберегал Элрит, но спроси у него, какие мысли бродили тогда в его голове.
   - Моя мать не была сумасшедшей!
   - Ты сам-то в это веришь? Хоть на волосок? - расхохотался Ксаррон.
   Захотелось прикусить губу. До крови.
   Нет, не верю. Он прав.
   - А ты? Почему ты столько всего сделал для меня?
   - Мой ответ тебе действительно нужен или сам догадаешься? В Доме Дремлющих есть то, что меня интересует. Одна драгоценная... вернее, бесценная для меня.
   Значит, все было только ради удовлетворения страстей? И причины обеих сторон были одинаковыми?
   Нужно поговорить с Магрит. Очень нужно.
   - Я вернусь домой.
   - Конечно.
   - Ты поможешь мне это сделать?
   - Нет. - Кузен повернулся ко мне спиной, но даже спина явственно и злорадно ухмылялась. - Тебе нужно слегка остыть, а то взбаламутишь родное болото, и илу опять потребуется не один год, чтобы осесть.
  
   ***
  
  
  
  
  
  
  
   "Жители Южного Шема горячи нравом и изменчивы настроением, как барханы Ар-Мадайны, недаром среди этого народа родилось и еще родится множество знаменитых воинов и искусных бойцов. Но жар пустыни способен испепелить все живое, и только на избранных богами клочках земли цветут сады и пасутся тучные стада. Посему издревле народ Южного Шема разделился на воителей и торговцев, ведь любую вещь на свете можно или взять силой, или купить. И в своих торговых делах южане ничуть не уступают хваткой воителям, потому искусство мены товаров и называют Золотой охотой... Главное божество торгового Юга - Карун, покровительствующий продающим и покупающим, алтари в его честь можно найти даже в самой глухом углу, в самом затерянном месте пустыни. Но если зайти за любой такой алтарь, неважно, пышный или скромный, на его обратной стороне всегда увидишь черный лик Кейрана. Эти божества - единокровные братья, вместе, в один и тот же миг вышедшие из чрева Фахийи, матери матерей, и Кейран столь же пристально наблюдает за торгующими, как и его брат, но совсем с иной целью. Он терпелив, и как говорят южане, всегда дожидается своего: заключения сделки, в которой одна сторона принимает все условия другой без споров. И души тех, кто по незнанию или умышленно попали в кабалу миирта, после смерти тел поступают в вечное услужение Кейрану..." ("Бытописания земель, великих и малых", Большая библиотека Дома Дремлющих, Читальный зал)
   Yerrh Ssa'vaii A'hen-na Rohn! - традиционное приветствие народа гройгов, использующееся в самых торжественных случаях и только среди своих. Дословно означает "Да грядет Разрушитель по начертанному пути!". Ответом на него всегда служит "Ssa'vaii" - "Да грядет".
   Грийс - мелкое кровососущее насекомое, местом своего кормления избирающее козью шкуру.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 6.80*22  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"