Наш автобус вырвался за пределы пригорода Владикавказа и поехал по шоссе в сторону, бывшую под углом к той, с которой мы заехали в столицу Северной Осетии. Теперь предгорья, маячившие до этого вдали, как бы приблизились, превратившись в каменистые высокие холмы со скалистыми буграми, которые приходилось прокатывать по склонам оверлочной строкой. Вокруг было пустынно, ни населенных пунктов, ни придорожных кафе. Лишь изредка по пути нарастала издали заправка, окруженная несколькими изношенными грузовыми машинами, да какой нить хуторок из пятка домов с оплетенными тыном базами. На единственной улице не видно было ни людей, ни скота, ни птицы, хотя строения выглядели довольно устроено. Одни ворота в усадьбы были краше других навороченных.
Это было началом территории горной Балкарии, в теснинах которой не перевелись боевики от Шамиля Басаева с Салманом Радуевым от Дудаева, с арабским эмиром Хаттабом от Усамы бен Ладена, отравленного ядом, нанесенным на конверт с письмом от матери. Связь была куда, как говорится, теснее. Об этом периодически информировали средства массовой информации, извращавшие и нас в нужном хозяевам направлении. Отравление говорило о том, что как бы ни был стоек человеке в своей вере, каким бы жесточайшим не было его воспитание, все же он падок до денег, разврата и власти, на чем построили доктрину мирового господства иудеи Кто бы мог подумать, что ближайшие к арабу охранники, ставшие для него родственниками, предадут его, пусть не за тридцать сребреников, куда больше, со всеми потрохами. И будет он издыхать на их глазах под неверные молитвы с сытыми усмешками.
Боевики так называемые, а для своих наций освободители родины от незваных пришельцев, бродили в лесах по горным склонам группами в несколько человек. Их было достаточно в Ингушетии с Чечней, они шастали в машинах по автобанам, как показали по зомбоящику пару дней назад. Но нам не попадались. Или отсвечивали у нас на глазах, но не признавались, что они солдаты освободительных армий республик Северного Кавказа.
Времена нынче пошли такие, что на родной сестре триппер подхватить не проблема.
С другой стороны что взять с бывших совков, успешно перелитых за время этого совка в аморальный плебс, плативший деньги за то, чтобы полюбоваться костями кавказских предков в склепах по склонам гор, чтобы потоптаться в России на местах ожесточенных боев не омрачая чела морщинами и не опуская головы. Совок свои необозримые кладбища с родственниками вдавил в грязь, навещая прах отцов и матерей, детей и близких чаще под насилием со стороны.
Таковая велась новыми революционными властями, вырвавшимися несколько тысяч лет назад из египетского плена, пропаганда только для иванов не помнящих родства, напрочь отметавшая прошлое, гнавшая неустанно в светлое будущее. К слову, иванами беспамятными сделали нас они же. Особенно это было заметно в сельских районах с небольшими городками, в которых погосты заросли чертополохом в человеческий рост. В больших анклавах их чаще укатывали под асфальт, придавливая поспешными микрорайонами из шлакоблоков.
Или, как в любимом Ростове-на-Дону, в котором на месте обширного кладбища в центре города построили дворец спорта на несколько десятков тысяч мест. Посещаемый горожанами с охотой, не в пример музеям, оглушительно ревущий на спортивных состязаниях и на концертах металлистов с группами с сомнительными талантами.
Или местные власти подкрашивали на царских еще кладбищах старое название и приклеивали титул престижного, хороня на них криминальных авторитетов рядом с национальными мудрецами на все времена.
Памятники ворам в законе были сродни королевским склепам в арабских странах, в пику скромным крестам с невысокими плитами на могилах царских балерин кшесинских, занятых прахами далей, а так-же яблоковедов мичуриных и академиков павловых, опущенных новыми властями с параграфами для народного обывательства ниже кладбищенского надгробья.
И никто из принявших на грудь революционные серп с молотом не обременялся вопросом о пользе правления над страной в одну шестую часть мира вождей из племени, побывавшего в нескольких рабствах не только до новой эры, но и в новую эру. Племени, вылупившегося невзначай в шестиугольнике, образованном Египтом, Ливией и Суданом, гонимого от себя всеми народами во все века!
Что могут дать просвещенному миру вечные рабы? Что могут ему навязать кроме своих цепей рабства, не сумевшие освободиться от них до сей поры сами?
Успевшее сузиться шоссе незаметно втянулось в горный массив, обрубив нам кругозор до зеленой занавески перед глазами, если вытягивать шеи к окнам автобуса, или до спинки кресла впереди, если смотреть перед собой. Вскоре занавеска покрылась темными пятнами от корявых стволов деревьев, не сбросивших еще листву несмотря на первые числа ноября. Асфальтовая дорога окончательно стала чабанской плетью, начавшей извиваться змеей перед малым препятствием, струившейся меж камнями все вверх. И все пышнее становилась растительность на склонах, слившись наконец в плотный однобокий коридор, нависший над крышей автобуса. Отыскать кого-то в натуральных дебрях было бы проблематично, как и пробираться в них, уходя от сыскарей на федеральном уровне. Найти идеальнее места для тех, кто не сумел поладить с законом, представлялось проблематичным.
Нам в этих местах предстояло сделать остановку возле громадного обломка скалы в кольце камней поменьше, установленного среди них на попа. Это было подобие стелы в честь 70 летия Черекского восстания балкарских крестьян против сталинизма. Так было написано на передке стелы: "...балкарских крестьян"! На деле это Сталин в 1940 х годах высылал балкарцев, как чеченцев с ингушами и другими кавказцами, в Казахстан и в Сибирь. Но впечатления она, если не считать внешнего вида, не произвела, может быть потому, что каждый из нас, несмотря на усиленное властями стирание в мозгах родной истории мы помнили ее вплоть до мельчайших подробностей.
Например даже школьники, не говоря о старшем поколении, могли указать на то, что Петр Первый загнал в Сибирь и на Север староверов во главе с посаженным под Архангельском в яму протопопом Аввакумом, а еще раньше казненных боярынь Морозову с Урусовой, отказавшихся переходить на щепотное троеперстие и продолжавших креститься размашистым двуперстием. Или как в более позднее время атаман Некрасов увел из Российской империи огромную ватагу казаков, осев наконец в Турции, на территории исконного врага во все века. Или как почти четверть населения николаевской империи была насильно согнана, или уехала сама, с исконно русских земель во времена революции с гражданской войной, предпочтя худую жизнь за границей обещанному раю в новой совдепии.
Или как отсандолил иуда Хрущев Крым с Новороссией от Российской Федерации, передав в 1960-х годах обширнейшие и плодороднейшие куски земли Украине, а правый берег Терека со станицами терских казаков Чечне с Ингушетией. Этот пес на поводке у мирового правительства уже тогда знал о будущих событиях и заранее подготавливал под них почву. Или...
А памятников у нас в стране по этим поводам как не было, так и нет.
Мы не засекли момента, когда наш пахарь дальних трасс дотужился до развилки из трех дорог и приткнулся к обочине, провиснув задом на рессоры. Двери со вздохом распахнулись, предлагая нам уменьшить нагрузку на задние мосты, но при выходе из салона оказалось, что расстояние от ступеней до кромки обрыва в ущелье с озером на дне не превышало метра. Возникла заминка, те, кто был пошустрее, не стеснялся толкать в спину мешковатых попутчиков под их суматошные вопли.
Внизу проглядывало окнами меж листвой знаменитое Голубое озеро, второе в мире по глубине и прозрачности, если верить путеводителю, в котором Байкал не упоминался вовсе. Утверждалось, что в водоем не впадает ни одной реки или ручья, но каждый день вытекает в ближайшую речушку до 70 млн литров воды. Навязывалось, что озеро дна не имеет, оно соединено посредством карстовых пещер с мировым океаном. Предположение пытались обосновать несколько дайверов в водолазном снаряжении, переминавшиеся, когда мы спустились вниз, на специально оборудованном мостике, выдававшемся в озеро. Группа туристов, присмотревшись к их черным прорезиненным костюмам, плотно облегавшим мощные фигуры, с громадными желтыми баллонами на спинах для сжатой смеси из геля с кислородом, наяву осознали, что в таком "наряде" можно протиснуться сквозь толщи воды до места в Атлантическом океане, занятом навечно Титаником. Значит, доля истины в приписках в путеводителях все-таки была.
Озеро было небольшим, окруженным со всех сторон мощной растительностью, в границах которого раскинулся с левой стороны вещевой рынок с неизменным набором местных сувенирных поделок. Справа распространяло щекочущие ноздри запахи небольшое кафе, заставлявшее женщин оглядываться на него, хотя время обеда еще не наступило. Нас с Людмилой не покидало опасение, что бабы повторят владикавказский закидончик, отринув огляд дивных мест на потом и немедля устроив праздник живота, поэтому мы прошли по узкой дорожке с сувенирными столиками с правой стороны по направлению к строениям на другом берегу озера. Но опасения оказались напрасными, большинство попутчиц с головой окунулись в вещизм напротив кафе, выставленный на обозрение балкарками в платках и длинных одеждах.
Оставшиеся не у дел подтянулись к мостику с водолазами, под ногами которых махали красными плавниками довольно крупные рыбы. Над ними плавали непуганые лебеди с небольшими дикими утками, часто кивавшими перед собой головами. Вода была настолько прозрачной, что сквозь нее виднелось прибрежье с опавшей на него листвой без подводной растительности, круто уходящее вглубь. Дайверы продолжали заниматься неторопливыми делами, не обращая на нас внимания, небольшой катер с ними только подчалил к помосту и руководитель группы в гражданской одежде сразу привлек их к обсуждению какой-то темы, не дождавшись, пока кто-то стряхнет из под сдвинутых на макушку масок капли воды. Лица парней выражали раздумчивое спокойствие, говорившее о том, что они занимаются работой нерядовой, сцены с аквалангистами напоминали кадры из документального кино, снятого со стороны.
Расстояние до другого берега не превышало метров семидесяти, мы прошли вперед и снова оказались внутри небольшого базара по бокам узкой дорожки. Только теперь здесь были разложены вместе с вязаными из шерсти носками, рукавицами и детскими шапочками еще целлофановые пакеты со сборами трав от давления. от боли в суставах и просто успокаивающими. Когда пакет открывался, от них шел густой запах, в отличие от пыльного на ростовском рынке, горных растений, собранных и просушенных в определенное время. И это радовало душу, неспокойную при покупке трав на нашем городском рынке, а тем более паленых лекарств в паленых же аптеках, принадлежавших неизвестно каким хозяевам типа Брынцалова и "к".
Пожилые балкарки в теплых вязаных платка, в нейлоновых куртках и в полосатых высоких носках, больше походивших на цветастые гетры, негромко уговаривали нас купить товар. Мы взяли по паре пакетов со сборами, благо, они стоили по сто рублей каждый. По приезде домой я заварил травы в чайнике, кидая в него каждый раз по небольшой щепотке, первое время результатов не ощущалось, но по прошествии месяца заметил, что извечной агрессии, подселившейся за пазуху к каждому горожанину, убавилось. Поначалу подумалось, что трав для профилактики мегаполисных нервозностей будет недостаточно, хотя балкарка лет семидесяти уверила, что сбора хватит на год. Потом же, когда стал по ее совету заваривать каждую щепотку по три раза, убедился, что на год растянуть это конечно круто, но на полгода может и хватить. Главное, был бы результат.
Мы с Людмилой набрали керамических кавказцев с бурдюками за спиной в противовес их мощным носам, магнитов на холодильники с видами заснеженных горных вершин с козлами на краях уступов и хищноклювых птиц с размашистыми крыльями над этими уступами. Еще брелков ввиде кинжалов с нартовскими щитами, и повернули на дамбу с кафешкой на той стороне. Там уже собирались наши попутчики. Дорожка торопилась вдоль берега с лебедями и утками на воде, ставшими попрошайками не хуже цыган. Но глотали водоплавающие не все подряд, осторожно подхватывая иной раз на лету что помягче и попресней.
С другой стороны возвышался деревянный навес летнего кафе с тройкой лошадей подле одного из углов. Из-за дома за ним, обвязанного поверху красным кумачом с надписью по всей длине Кока-Кола, показались двое мальчишек во главе с молодым мужчиной, который сходу вскочил на одну животину, подбирая на лету поводья, и пропал в зелени корявых деревьев. Так-же стремительно растворились в голубоватом от чистоты воздухе юные спутники, подгонявшие коней разве что каблуками ботинок.
В центре оазиса из голубого и зеленого с мирными сейчас жителями, представителями воинственных племен, с трудом верилось в то, что рядом могут объявиться боевики из исламского джамаата, которые в любой момент способны применить оружие против русских, давних своих поработителей. Как случилось такое года полтора-два назад с группой москвичей, возвращавшихся на машинах из пробега к подножию Эльбруса. Тогда кавказцы не оставили в живых ни женщин, ни детей, ни мужчин тем более, открыв огонь на поражение с расстояния в несколько метров. Что стало потом с убийцами безоружных туристов, ушло в неизвестность, потому что сми постарались как всегда спустить кровавое преступление на надежных тормозах.
Не обошлось без серьезной стычки с хачиками и у меня. Лет тридцать назад, на заре перестройки, я случайно познакомился в кафе с двумя кавказцами, представителями этой республики. Я тогда крепко пил и знакомство прошло как по маслу. Пригласил к себе домой, мы выпили за мой счет еще, завязалась беседа, из которой выяснилось, что оба джигита отрабатывают срок заключения на "химии", то есть, их освободили из лагерей и направили на стройки народного хозяйства, но они все равно находятся под наблюдением милицейских органов. Выпитого оказалось мало, добавили еще, я отрубился. Когда очнулся кавказцев не было, не оказалось и денег. в кармане И я рванул искать их по ночному Ростову, вспомнив, что они собирались посетить один из ресторанов, в котором обретались местные воры с другими блатарями.
Повезло, я нашел обоих в ресторане "Три тополя" на центральной Большой Садовой, стоявшем в закутке из старых домов. Они сидели за столиком в ожидании заказа. Я без базара схватил первого за воротник и зашарил по внутренним карманам пальто, и снова повезло, деньги были в одном из них. Кавказцы опомнились, началась свалка, в которую вмешались официанты, принимавшие безоговорочно сторону денежных хачиков. Но и здесь я проявил характер, сумев дать сдачи и вырваться из кулачного фокстрота. Тогда, как позже, будучи писателем, а потом валютчиком на центральном рынке Ростова-папы, я представлял из себя лидера ростовских жиганов, не стеснявшимся дать противникам в морду. Выйдя на проспект под громкие обещания отыскать и наказать, я сел в автобус и поехал домой.
А примерно через полгода раздался стук в дверь моей квартиры. Время было около двенадцати ночи, я ловил отходняк после очередной попойки, на стуле за столом сидел приехавший в гости и делавший втык непьющий поэт Азовский, ставший потом лауреатом премии "Регион Урал". Собутыльники, я знал, были в отрубе, поэтому переглянувшись с Анатолием, пошел открывать. И сразу подался чуть назад, нашаривая в кармане складной нож, с которым перестал расставаться по причине начала строительства новейшего из новых строя. На пороге стоял хачик, у которого я в ресторане отобрал свои деньги. По свирепому виду и по правой руке за отворотами пальто было ясно, что он пришел исполнить угрозу.
Он уже намеревался переступить через порог, когда из глубины комнаты донесся голос Азовского, спросившего, кого черти принесли в такое время. Я щелчком открыл нож и уперся взглядом под подбородок кавказца, мгновенно утратившего бешеный напор, негромко пояснил, что это пришел татарин, незваный в гости. Анатолий, мужик с Урала, такой же размашистый, как тамошние покатые горы, посоветовал мне гнать непрошенного гостя сраной метлой. Я уже понял, что хачик оттрубил срок, что завернул ко мне по адресу, наняв такси на вокзал, и что за пазухой у него или пушка, или нож, не уступавший размерами индейскому мачете.
С оружием горцы не расстаются по причине вечного внутреннего напряжения, нагнетаемого самими ложным чувством собственного достоинства. Тогда как натуральное достоинство можно увидеть только в человеке образованном, породистом, за плечами которого родословная из сотен лет с влиянием на судьбу общества, породившего ее. Достоинство же в человеке, нищем на разум и карман, вызывает лишь усмешку понимания, что это все, что у него есть. Поэтому не стал грубить, а посоветовал спокойным голосом, чтобы хач не портил себе праздник освобождения, а добрался до своего ущелья, в котором в сакле ждут его близкие и родные люди.
Кавказец долго отходил от задумки, породившей в нем ярость мести, он переступал ногами в стоптанных ботинках, терзая рукой оружие за пазухой, заставлявшее его то скрипеть зубами, то выжимать из себя ухмылку зверя. Я держал нож наготове, способный применить его при первом опасном движении. Наконец Анатолий еще раз посоветовал мне басовитым голосом спустить незваного татарина с лестницы, иначе он займется им сам. Я приподнял лезвие и негромко предложил хачику забыть мой адрес, иначе его желания иссякнут мочой в ящике с песком для кошек, обдав лишь вонючим запахом.
Я выразился витиевато как литератор, не желавший расставаться несмотря на начальный алкоголизм с мечтой о мировом признании, но этого оказалось достаточно для того, чтобы в черных глазах ночного гостя вдруг забрезжил огонек здравой мысли. Наверное восточная философия была ему не чужда. Он нервно выдернул скрюченную ладонь из-за пазухи и поднял обе руки вверх со словами, что на этом разногласия превратились в дым, и что он будет рад увидеть меня в своей республике на правах дорогого гостя. Я согласно кивнул головой, не подозревая, что слова окажутся пророческими.
Разногласия между народами бывшего СССР вылились потом в кавказскую войну, не вторую и не третью по счету. Но российские средства массовой информации, целиком ставшие ручными для властей от верха до низа, накрывали внутренние разборки непроницаемым покрывалом вестей из Украины, превратившейся из братской страны в надежнейший для них частокол из правдоподобных оглоблей. Все беды остались там, за привычным для нас "совковым" забором, возведенным властями между народами-братьями по рождению. Они сыпались оттуда в густо порошковом виде, оседая в наших головах низкосортной генномодифицированной мукой.
У нас же в стране все было лучше не представишь.
Но и в этом, отгороженном природой от неспокойного мира местечке, не обошлось без скандала. Оказалось, что работники кафе не успели приготовить для группы обеды, хотя о нашем приезде были информированы заранее. Оправдания были подстать отношению к нам, нейтрально-прохладные. Мол, это хорошо, что решились приехать в наши горы, но вас сюда набегает много и мы не успеваем обслужить всех. Тем более, в праздничные дни, когда и самим надо отдохнуть.
Впрочем, так и должно было быть, потому что балкарцы здорово напоминали непокорностью настрявших в зубах чеченцев, не только характер был не приведи господь, но и межклановая спайка не уступала иудейской. Или цыганской, или арямнской, или...
Конфликт между нами и сотрудниками кафе сглаживала девочка лет пяти-шести с полноватой фигуркой, она разносила с чувством собственного достоинства по столикам чашки с местной типа шурпой и с мясными блюдами, мало обращая на туристов внимания. Когда к ней кто-то обращался, спокойно выслушивала и не меняя выражения лица с темными глазами уходила за стойку бара с напитками, за которым находилась кухня. Вскоре возвращалась с глубокой чашкой или тарелкой, уверенно лавируя между посетителями, заполнившими помещение.
Девочка была в вечном движении, невольно обращая внимание окружающих на себя и свой внешний вид. Она была одета в легкий светлый свитерок, в вязаные штанишки в обтяжку полных ножек, на голове было закручено вокруг макушки несколько черных косичек. Щеки рдели румянцем, а полные губы выдавались чуть вперед бутоном, собиравшимся раскрыться. Было в ней что-то от русской расчетливой медлительности и от турецкой неоправданной напыщенности, готовых остаться на облике до конца ее жизни. Но больше всего заинтересовало отношение к ней работниц кафе, балкарок в платках на лоб с подвязкой концов под затылком и в длинных до щиколоток юбках. Оно было спокойно уважительным с элементами бережливости в голосе.
Такое отношение к детям у русской нации наблюдалось, судя по книгам дореволюционных писателей, до Великого Наваждения в 1917 году, когда смешались в кучу люди, животные и полуживотные, став толчком для порождения нового вида человека "на ура", пробивного, агрессивного ко всему вокруг, к соплеменникам в первую очередь. Человека советского, создавшего полунищую в отличие от бывшей богатой империи страну, угрозу для остального мира.
Агрессивное состояние целого народа было странным до беспонятия. Каким образом, и главное зачем, нужно было пугать мир военными вмешательствами во внутренние дела других народов земли, обладая запасами сокровищ в недрах, равных большей половине мировых. Владея при малом населении территориями в одну шестую часть земного шара с неведомыми в других краях цветочно-травяными раздольями, в то время как японцы, корейцы и китайцы рядом умудрялись на пустынных лоскутках не только прокормить себя, но снабдить человечество излишками, неизвестно откуда взятыми! А в Советском Союзе и в новой России коровам, лошадям и овцам зимой не хватало для прокорма гнилой соломы!
На такое глобальное уродство, творившееся внутри многонациональной страны, находится один ответ: Против Российской империи, СССР и России действовал и продолжает действовать заговор мирового теневого правительства с доктриной уничтожения народонаселения государства с оставлением небольшой части для обращения в рабство. Расчленением после опустевших территорий на куски между странами, возомнившими себя правообладателями планеты.
Смешные какие-то, эти мировые правители, хотя... Где нынче искать халдеев, шумеров, вавилонян, хазар, где истинные египтяне, эллины, римляне... Где, наконец, натуральные россы, населявшие Российскую империю? Одних, как говорится, уж нет, а те далече.
И снова наш автобус завилял задом и передом по узким горным дорогам, разминаясь со встречками на не больше пары десятков сантиметров. Группа направлялась на Аушигерские термальные источники, опять знаменитые, как все вокруг. Не знаменитыми здесь, вернее беззащитными, остались казачьи поселения да косые кресты на православных кладбищах с могилами людей, принесших сюда начальную цивилизацию. Казакам не повезло более всего, этот народ, собиратель и охранитель земель русских, подвергся практически уничтожению своими же подзащитными, науськанными на него кремлевским иудейским кагалом. Русские навалились на казачьи станицы так-же яростно, как в свое время на татаро-монгольские улусы, вырубая тех и других под корень. И даже не покаялись за предательство, продолжая и сейчас относиться к вольным людям как к ряженым разбойникам.
Повторялась ситуация, сродни отношения американцев к коренным жителям Америки, остатки которого были согнаны в обнищалые резервации, выход из оных был один - на местные кладбища. Мы с Людмилой были в Америки два раза, воочию убедившись в правдивости этих слов. Как говорится: мавр сделал свое дело, мавр может уходить.
И все-таки в Кабардино-Балкарии нам повезло наткнуться на человеческое участие. Когда оставили горы позади и поехали по автобану, проложенному по предгорной степи, смурной всю дорогу водитель нашего автобуса вдруг самолично притормозил возле крохотного фруктово-овощного базарчика с пацаном-продавцом за прилавком из ящиков. Мы поначалу не очень заторопились к нему, затаренные пирожками на дорогу, но когда услышали цену за килограмм груш, яблок и других фруктов, зашарили по бокам пальто и курток в поисках сумок. Цена оказалась мизерная, по 15-20 рублей за кило. Мало того, пацан лет 13-14 из балкарцев щедро накладывал в сумки товар, взвешивая его допотопным безменом, от этого или по другой причине вес у всех оказывался не более двух килограммов, хотя тара трещала по швам.
За ним немного в сторонке наблюдал его отец, одобрительно щуривший черные глаза. Вокруг не было ни одной усадьбы или будочки, лишь торчал на обочине грунтовки старенький автомобильчик с ржавыми крыльями, да синели вдали мрачные предгорья, покинутые нами. В салоне мы впились зубами, у кого они были, в пышущие спелостью плоды, не ополоснутые за неимением воды, неторопливо наливаясь и сами сочным удовольствием.
Автобан разделился на две дороги, одна из которых круто завернула к Нальчику, столице Кабардино-Балкарии, а вторая, с комковатым асфальтом, запрыгала по направлению на Аушигерские источники. Обе трассы были не столь оживленными, лето отпылало два месяца назад, не прихватив с собой зеленого покрова на деревьях с окрестностями. Но и не слишком пустынными
Территория источников была огорожена забором с рабочими пристройками к нему что по внешнему периметру, что по внутреннему. Мы въехали в широкие ворота, продвинулись мимо магазинчиков с домиками для процедур в середину с раздевалками в виде вагончиков и остановились напротив бассейна, парившего на прохладном воздухе комковатым туманом. Снаружи было свежо, двери раздевалок похоже не закрывались никогда, поэтому спутники перешли на рысь, чтобы облегчить температурные страдания. Они усилились внутри вагончиков с ледяными лавками вдоль стен, с ветрами, гулявшими во всех направлениях.
Женщинам переносить холод было легче, многие трясли в такт трусцы приличными жировыми отложениями, особенно на животах с филейными частями. Но среди них иногда мелькали особи, способные ланями рвануть с места на пять тыщ как на пятьсот. Нам, тройке мужчин, никогда не стоявших в длиннющих очередях в туалеты, трясти было особо не чем, по этой причине раздевальный сквозняк успел прошерстить до положения яичек под грецкую скорлупу. Но мы успели вслед за женской полунаготой, не совсем привычной мужскому глазу поздней осенью, добежать полуживыми до раздольного бассейна, в котором и скрючились в позе оттаивания на добрые полчаса-час. Бассейн оказался мелковатым, а черная труба с горячей водой, лившейся довольно плотным потоком, была со всех сторон облеплена женскими телами не только по верху, но даже почти внутри на выходе. Среди цветных плавок и бюстгалтеров с резиновыми шапочками выделялось единственное мужское тело в черных семейных трусах, опознаваемое по темному волосяному покрою до пяток. Оно принадлежало ростовскому армянину.
Женщины стремились прильнуть к обжигающей трубе, казалось, навечно, но те, кто осознавал, что от одной процедуры, пусть растянутой до поры, когда мудрый разум начинает покидать глупое тело, ничего не изменится, побарахтавшись в тепленькой водичке до состояния отогрева, полезли на бетонный парапет, или подтащились к лестнице, чтобы не тратить времени зря и не поймать "жар птицу" на голову или шею. Мы с Людмилой решили обойти термальные источники по периметру, благо, возле некоторых зданий торчали небольшие статуи в национальных костюмах, чем стоять в бассейне при струе с горячим течением в позе оттаявших лягушек.
Похожее приключение случилось с нами в Израиле, когда автобус, отчаливший из египетского Шарм-эль-Шейха, просвистевший почти за ночь пустыню на Синайском полуострове, завернул за границей еврейского государства по направлению к Мертвому морю. Остался позади утонувший во тьме городок Эйлат, залитый голубовато зеленым светом фонарей между пальмовыми ветвями, в стороне от него на берегу залива Красного моря горела голубым до неба пламенем шестиконечная звезда Давида. По бокам маячили в свете автобусных фар оплавленными от жары хребтами пустынные скалы без какой либо растительности, да пролетали указатели с надписями на иврите. Мы с Людмилой откинулись на спинки кресел и попытались добрать сновидений до очередной остановки.
Настало утро, автобус въехал на территорию лечебного профилактория, судя по красным крестам на белых флажках, и зашипел тормозами. Нас провели в здание из стекла и бетона, направили ничего не объясняя к прилавкам с молодыми за ними девушками в форменных халатах, те предложили купить небольшие пакетики с черной смесью по десять долларов за один. Позже выяснилось, это лечебная грязь, которой нужно обмазаться перед тем, как идти купаться в Мертвом море, она исцеляет от всех болезней за один раз.
Туристы из разных городов в основном России накупили пакетов с запасом, чтобы использовать грязь и дома, мы с Людмилой лишь усмехнулись. Но купаться пошли измазанные вязкой смесью с ног до головы. Много позже в памяти осталась только процедура охмуриловки, да обстоятельство, что утонуть в море, насыщенном солями до положения лежачего при любых колебаниях, практически невозможно. Как бы человек не пытался проплыть в густом растворе хотя бы пару метров, а тем более нырнуть, его выпирало наружу подобно испражнениям, не тонущим в воде.
Осмотр территории Аушигерских источников занял минут пятнадцать, остальное время, оставшееся до отъезда домой, мы потратили на осмотр поселения, белевшего стенами за дорогой с глубоким врагом за ним. Заметив, что за нами начали приглядывать работники автопредприятия сбоку территории термальных вод, повернули обратно и подкупив в ларьке сырных лепешек, очень вкусных в здешних местах, заняли места в салоне автобуса. Вскоре он заполнился остальными спутниками.
Водитель зыркнул глазами на туристов, припоздавших к отъезду, затем покосился на меня, и надавил на газ. Я ухмыльнулся, подумав, что в родном доме и стены помогают.