Аннотация: Поздно вступившая в брак успешная бизнес-леди рассчитывает на счастливую и безоблачную жизнь со своим мужем, но бизнес бросать не собирается. Совершенно внезапно муж предпринимает попытку сжечь ее живьем в печи кладбищенского крематория...
КРЕМАЦИЯ
А Н О Н С
Поздно вступившая в брак успешная бизнес-леди рассчитывает на счастливую и безоблачную жизнь со своим мужем, но бизнес бросать не собирается. Совершенно внезапно муж предпринимает попытку сжечь ее живьем в печи кладбищенского крематория...
Вместо предисловия.
1.
Это не было кошмарным сном. Беспроглядная чернота. Могильная неподвижная тишина. И удушающий, рвущий легкие, запах застарелой золы...
Женщина стояла на четвереньках, опираясь коленями и полусогнутыми руками в холодный металл платформы. Низкий потолок не давал, не только распрямиться, но и приподнять голову. Ее спина, точнее плечи и то, что принято называть копчиком, упирались в прохладную шершавую твердь - молчаливую, непоколебимую и оттого особенно страшную и давящую.
Впрочем, поднимать голову и вовсе было незачем - в такой кромешной тьме все равно ничего не увидишь и не разберешь.
Она еще не успела ничего осознать, что же, собственно, произошло несколько секунд назад. Внезапно опустившийся стеклянный колпак, поставивший ее на колени и плавное движение узкой продолговатой стальной платформы, куда-то за ее спину. Мрачный полумрак тесной камеры, куда она въехала задом. Мрак медленно выползавший сзади и надвигавшийся неумолимо на светящийся еще впереди прямоугольник. И сухой металлический щелчок, закрывший этот последний светляк, как напоминание об оставшемся неизвестно где внешнем мире.
Стеклянный колпак с легким жужжанием поднялся вверх. Но женщина даже не успела сделать попытки подняться на ноги, как с глухим металлическим лязгом его место заняло нечто массивное и неподъемное, коснувшись сначала ее затылка и заставившее нагнуть голову.
Она молчала. Это просто не могло быть явью, эта молчащая жуть могла быть лишь кратковременным кошмарным забытьем.
- Это чушь-чушь-чушь..., - твердила она себе, - чушь, чушь, чушь...
- Бух-бух-бух, - вполне отчетливо ответил ей мрак, только в гораздо более быстром темпе, - бух-бух-бух,бух-бух...
- Это же стучит мое сердце, - вдруг пришло к ней понимание, и она непроизвольно притронулась правой рукой к левой стороне груди. Ладонь явственно ощутила гулкие удары уже успевшего испугаться сердца. Оно колотилось в бешеном ритме.
И тогда женщина испугалась.
- А-а-а-а-а! - оскаленный рот непроизвольно исторг крик, не получивший, однако, дальнейшей свободы и не породивший даже эха. Он будто упал во что-то непроницаемое и топкое и затух, как падает мелкий камешек в нефтяное озерце, не вызывая даже и одного единственного расходящегося концентрического круга.
- А-а-а-а-а-а-а! - тот же результат. Вязкая мгла даже не шелохнулась.
Женщину моментально охватила лавина паники, но она боялась пошевельнуться в пугающей тесноте и лишь инстинктивно попыталась вцепиться пальцами в металл, холодивший ее ладони. Ногти крошились, но боли не было. Как не было еще и осмысленного понимания сложившейся ситуации. Работали лишь инстинкты, мозг пока пребывал в состоянии шока и оцепенения.
Внезапно она услышала, а, скорее почувствовала, что нечто пришло в движение. Что-то происходило в этой жуткой черной ловушке. Женщина осторожно протянула руку в сторону, как ей показалось, движения воздуха и сразу же наткнулась на рубчатую металлическую трубку. Она охватила ее узкой ладошкой и удивилась - так этот неизвестный предмет не вязался с непроглядной теменью. И это первое и обычное человеческое чувство разблокировало мозг.
Женщина немного успокоилась и начала обследование своей молчаливой западни. Она выпустила непонятную трубку и протянула руку дальше. Пальцы коснулись шершавой холодной поверхности и стали ощупывать ее и изучать - поверхность пересекалась какими-то вертикальными и горизонтальными рубцами. Вот запястье наткнулось на что-то выдающееся.
- Еще одна трубка, - определила она.
Дальнейший поиск разнообразными открытиями не баловал - на этой непонятной рубчатой боковой стене зигзагом шел ряд металлических трубок.
Женщина не спешила делать выводы, информации для этого явно не хватало. Она опустила руку, решив исследовать и другую сторону. Но не успела...
Послышался какой-то многократный щелчок, затем раздалось что-то похожее на тонкий шипящий свист, и темнота медленно отступила перед зигзагообразными полосками желтых светляков. Они светились с обеих сторон камеры, издавая легкое змеиное шипение.
Внезапно стало тяжело дышать. Недостаток кислорода ощущался и ранее, но сейчас воздух будто пропал вовсе. Широко открытый рот пытался втянуть живительный эфир, но его не было. Не было даже характерного сипа или хрипловатого звука его вдыхания - рот силился втянуть в себя, а затем и в легкие неподвижный вакуум.
Глаза женщины стали вылезать из орбит и отразили в своих расширенных зрачках неожиданное превращение желтых светлячков в синеватые сгустки пламени, которые стали тянуться своими узкими и жадными язычками к телу пленницы. Нестерпимый жар мгновенно испарил выступивший ранее на ее теле пот и швырнул сознание в стремительное забытье. Женщина потеряла сознание.
Но в последнем смертельном рывке она выбросила обе руки вперед, ударив слабыми кулачками в переднюю стенку своей западни. Стеклянно клацнули обо что-то колечки на ее пальцах, и наступила полнейшая тьма.
Женщина уже не увидела, что вызвавший стеклянный стук предмет, оказался узким прямоугольным оконцем, прикрытым снаружи стальной заслонкой. Ее тело бессильно вытянулось на металле, отдавая последние капли своей жидкости неумолимому пламени, и уже стало принимать позу эмбриона, характерную для человека погибшего в огне. И, конечно, она не могла видеть того, что заслонка откинулась, и в окошке появились чьи-то безумно вытаращенные глаза...
2.
- Время пошло, я буду у вас ровно через три дня в тот же час, - и
незнакомец ткнул концом трости в сторону напольных часов.
Он церемонно махнул цилиндром и стремительно вышел из кабинета.
Дмитрий лишь ошалело глянул ему вслед.
- Псих какой-то... Ну и денечек нарисовался, - буркнул он протягивая руку за пачкой с сигаретами.
- Тик-так, тик-так, тик-так..., - размеренные звуки, раздавшиеся со стороны часов, заставили его повернуть туда голову.
Часы шли. Старинные напольные часы, доставшиеся Аркадию в наследство от предшественника, древний механизм которых не взялась запустить ни одна часовая мастерская, возобновили свою давно прерванную работу.
Дмитрий очумело покрутил головой.
- Ну, и денек..., повторил он, выдирая двумя пальцами сигарету из помятой пачки и нашаривая взглядом зажигалку.
Глава первая
Крематорий.
- Где я? Кто Вы? - потрескавшиеся, лишенные помады, губы слабо шевельнулись, а глаза, обрамленные полосками засохшей черной туши и испещренные паутинкой красных прожилок, непонимающе уставились на заросшее многодневной щетиной лицо совершенно незнакомого мужчины.
Мужчина склонился над причудливой помесью лежанки с диваном и поднес к запекшимся губам лежащей на ней женщины фарфоровую кружку с каким-то варевом. Он был плотного телосложения, с наметившимся животиком, а давно не бритое лицо его украшал крупный угреватый нос, выразительно красного оттенка. По возрасту, чисто внешне, незнакомца можно было назвать стариком.
- Что это? - протянувшаяся было навстречу кружке рука бессильно опала, и легла безжизненной ветвью рядом с накрытым потрепанным, явно видавшим лучшие времена одеялом, худым женским телом. Пальцы слабо шевельнулись, продемонстрировав короткие обломки ногтей, некогда покрытых лаком, и сжались в упрямый кулачок.
- Едва очнулась, а уже столько вопросов, - мужчина иронично скривил тонкие губы и почти прижал кружку ко рту лежащей.
Глаза женщины жалобно мигнули несколько раз и, вероятно, попытались исторгнуть слезу. Но слез не было, и зрачки вновь вопрошающе взглянули на незнакомца.
- Отвечаю на третий вопрос, - в голосе мужчины прибавилось хрипотцы, и он попытался ободряюще кивнуть собеседнице, - это чай, он теплый и заварен на травах. Тебе надо обязательно попить. Похоже, в твоем теле не осталось ни росинки жидкости. Ты даже всплакнуть не сумела.
Женщина ничуть не обиделась на "ты", попросту не обратив на это внимания. Она вдруг поняла, что страшно хочет пить, и жадно шевельнула иссохшимися губами в сторону кружки.
Мужчина не слишком умело приподнял другой рукой ее голову и стал тоненькой струйкой лить коричневатый напиток в полуоткрытый по-детски рот.
Губы открылись пошире, и это несколько подпортило начавшийся процесс насыщения обезвоженного организма жидкостью. Женщина захлебнулась и закашлялась, теплые струйки потекли по подбородку, оставляя мокрые бороздки на полностью иссушенной коже лица и шеи.
- Сиделка из меня неважная, - буркнул незнакомец, отводя глаза и пытаясь скрыть к ней свою жалость.
- Моя жалость только ее доконает, - подумал он, тщательно вытирая чайные потеки весьма грязным носовым платком в крупную клетку. - А еще посмотрела бы она на себя в зеркало...
Но вслух бодро произнес: - Давай попробуем помаленьку, маленькими глоточками... Ты только не спеши.
И щетинистый незнакомец повторил процедуру, бережно роняя хилую полупрозрачную струйку в полуоткрытый женский рот.
На этот раз получилось.
Женщина блаженно прикрыла глаза, как бы вслушиваясь - прибыла ли жидкость по назначению, но сразу же открыла их и надтреснутым низким сопрано потребовала: - Еще!
- Пока хватит, - тихо, но решительно отозвался мужчина, - через полчасика дам еще.
Лежащая согласно прикрыла обгоревшие ресницы, точнее их жалкие остатки и вновь спросила: - Где я?
- Отвечаю на второй твой вопрос, - с готовностью кивнул головой незнакомец, - в крематории...
Женщина вздрогнула всем телом, глаза ее широко распахнулись, испуганные тени, таившиеся где-то в их уголках, выплеснулись наружу, и она снова окунулась в беспамятство.
Судя по горевшей электрической лампочке, болтавшейся под потолком на почерневшем от времени шнуре, наступило время вечера. Женщина бездумно смотрела на эту сиротливую, засиженную мухами лампочку и молчала.
- Очнулась? - странный, но уже знакомый щетинистый незнакомец, возник перед ней будто бы ниоткуда. И протянутая к ее лицу кружка со щербинкой на ободке была уже тоже знакомой. Она медленно и со вкусом выпила теплый пахнущий травами напиток. К ней возвратилось обоняние, и к аромату чая явственно добавился сильный запах перегара, исходящего от мужчины. Женщина непроизвольно поморщилась.
- Больно? - давно не бритый мужчина неправильно истолковал ее реакцию.
Она, молча отрицательно покачала головой. Сил совершенно не было, даже слова ей давались с трудом.
И проснувшаяся внезапно память бесстрастно возвратила ее в недалекое прошлое...
...Она даже не успела испугаться, когда сверху стал надвигаться и давить на ее голову стеклянный колпак.
Ее муж держал в руке черную коробочку пульта и нажимал какие-то кнопки. Он улыбался.
- Не бойся, - весело крикнул он, - это совсем не страшно... Я просто хочу продемонстрировать тебе, что это обычный...
Он не закончил предложение и отвел взгляд. Веселость в его голосе была напускной, ненатуральной, а обычно открытая добрая улыбка, выглядела почему-то зловещей гримасой.
Колпак опускался бесшумно и быстро, вынудив ее сначала встать на колени, а затем и упереться руками в металл стоявшей на постаменте платформы. Колпак лег своими краями в пазы платформы и застыл. И лишь тогда она дернулась, пытаясь приподнять давившее на нее тяжелое прозрачное стекло.
Муж, по-прежнему, не глядя на нее, но, отслеживая ситуацию боковым зрением - она это видела, нажал на очередную кнопку на пульте. Платформа почти бесшумно двинулась назад, унося ее от исказившегося вдруг родного лица куда-то вглубь массивной стены, перед которой стоял постамент. Она не могла видеть, но почувствовала, как сзади открылся какой-то зев. Его перекосившееся лицо - вот последнее, что она видела перед своим кошмарным сном...
... - Дима... Он же волнуется... Он ищет меня... Он ждет..., - женщина попыталась приподняться и встать со своего ложа. Покрывало соскользнуло и обнажило ее маленькую грудь. Она машинально прикрыла ее руками от мужского взора и с удивлением обнаружила, что лежит абсолютно раздетой. И лихорадочно натянула на себя куцее одеяло.
- Возможно, и волнуется, - пробормотал мужчина, наливая новую порцию чая из приземистого железного чайника, - но уж никак не ищет и, тем более не ждет.
Он не обратил никакого внимания на ее наготу, и женщину это почему-то задело. Она сощурила глаза и приготовилась сказать маленькую речь на тему соблюдения норм приличий, но вдруг поняла, что приличия нарушает-то как раз она. А он, наверняка, видел ее всю. Голую, в чем мать родила. В том числе и кокетливо, в форме лепестков цветка, подбритый лобок. Ужас! Нахальная небритая личность!
Небритая личность, тем временем, поднесла кружку к ее губам.
Сделав два коротких глотка, женщина тихо спросила: - Где моя одежда?
- Я ее выбросил, - мужчина был немногословен и вполне спокоен.
- По какому праву...!? - к женщине, похоже, возвратились уже все человеческие чувства и в слабом ее голосе зазвучали нотки возмущения.
Мужчина поставил кружку на стол и удивленно воззрился на нее.
- Да, ты хоть знаешь, что тебе был почти полный капец!, - он впервые матерно выругался и тотчас устыдился, - извини, вырвалось со зла. Сама влипла в историю, да еще и меня втянула...
- В какую историю? Где Дима? Что с ним? - к ней только дошел смысл сказанных им слов, о том, что муж ее совершенно не ждет.
- С ним-то, как раз все в порядке... А вот ты...
- Где он? - перебила женщина и заплакала беззвучно и без слез. Рыдания сотрясали ее худое тело, глаза смотрели жалобно и недоуменно.
- Успокойся. Когда ты успокоишься, я тебе все расскажу, если до самой еще не дошло. Хочешь чаю?
Она молча кивнула головой, продолжая рыдать.
Коричневатый напиток вновь пролился на ее подбородок, но губы с жадностью глотали живительную влагу, и кружка опустела.
- Что-то у тебя сдвинулось в голове, раз ты ничего не помнишь, - мужчина раздумчиво почесал свою щетину.
Ее глаза расширились, и она затихла, глядя на своего собеседника со смешанным чувством страха и мольбы.
- Надеюсь, тебя это не доконает, - буркнул тот, сосредоточенно расчесывая щетинистую щеку. Но продолжать не спешил. В комнатушке повисло некоторое молчание.
На столе вдруг пронзительно зазвонил обшарпанный, неопределенного цвета, телефон. Мужчина явно облегченно вскочил и схватил трубку.
- Да, я! - заорал он в трубку, - откуда мне знать! Не видел я твоего растворителя!... У начальства спроси!... Как выписывать - так все на себя, а как ... Так, растак, в буерак!
Он долго ругался в трубку, а потом бессмысленно смотрел на нее, пищавшую короткими гудками отбоя. Наконец, он с треском водрузил ее на аппарат и неохотно повернулся к женщине.
На ее лице застыла та же просительность и тот же страх.
- Он... хотел... тебя убить..., - нерешительно сказал мужчина, вновь занявшись своей щетиной. Помолчал и решительно конкретизировал, - сжечь.
- Меня? Мой муж? Мой Дима? - слова, как бы расплескивались, пытаясь обрести нужную интонацию.
- Тебя. Твой Дима.
И по тому, как он это произнес, женщина поняла, что ее Дима, ее законный муж, каким-то образом известен ее неведомому собеседнику. Боясь даже вдуматься в услышанные ей страшные слова " ...хотел... тебя убить...", она с радостью ухватилась за другую тему.
- Вы его знаете?
- Я прихожусь ему двоюродным дядей, - мужчина взялся за обработку другой щеки, - меня, кстати, зовут Николаем Максимовичем, - наконец отрекомендовался он.
- Я Лилия, - на американский манер представилась женщина. И, помолчав, добавила, - Лилия Георгиевна.
История, рассказанная ей Николаем Максимовичем нарочито длинно и многословно, чтобы она успокоилась, в коротком пересказе выглядела так.
Николай Максимович, окончив политехнический институт, был принят на работу в НИИ порошковой металлургии - солидное и обеспеченное научное учреждение. И платили там неплохо, даже недавнему выпускнику. Будучи от природы исполнительным и аккуратным он быстро продвинулся по службе и стал начальником самостоятельного отдела. Женился на смазливой сотруднице своего же отдела.
- Сама стерва затащила в постель, - смущенно присовокупил здесь Николай Максимович и пожал плечами, как бы жалуясь на коварную женскую породу.
Однако эта чертова перестройка (здесь он употребил более емкое и сильное, хотя и непечатное словцо и сразу же извинительно скрестил руки) пустила все под откос. Развал могучего Союза Советских Социалистических Республик и последовавший затем хаос производительных сил и производственных отношений (здесь Лилия посмотрела на него уважительно) сделал его профессию совершенно никому не нужной. Не стало работы - не стало и денег. Смазливая женушка сбежала, даже не попрощавшись, но вывезя большую часть совместного имущества, к более обеспеченному мужику, занимавшемуся тогда очень выгодным делом - доставкой из-за рубежа подержанных иномарок.
Ну и пошло, поехало. Стал пить. И пропивать. Дошла очередь и до его однокомнатной квартиры, полученной еще в институте. Далее - бомж. Свалки, чердаки, подвалы. Разнообразные по назначению, но весьма опасные для здоровья напитки (праздником была бутылка дешевого вина - "чернил"). Болезни. Жизнь грозила закончиться досрочно, ввиду такого пренебрежительного отношения к здоровью.
Родственников у него не осталось, за исключением этого вот двоюродного племянника Димы, которого он и видел-то всего несколько раз, еще при жизни брата, погибшего в Афганистане при исполнении интернационального долга. Дима и встретил его на рынке, везущего тележку с собранным поутру картоном и горящими трубами (здесь Николай Максимович смущенно щелкнул себя указательным пальцем по горлу). Как ни странно, Дима узнал родственника и отнесся к нему со всей возможной участью.
С его помощью Николай Максимович и устроился в крематорий, располагавшийся напротив Западного кладбища, оператором. Благо требовалось здесь высшее образование, поскольку почти все операции выполняла программа, заложенная в компьютер. Поскольку работа нервенная (он поначалу не мог ни есть ни спать), то происходила она в три смены - день работаешь, два отдыхаешь.
- Почему же нервенная? - прервала его Лилия. - Если все делает компьютер...
Она, пожалуй, хотела подробностей не потому, что действительно заинтересовалась работой оператора, а, скорее, подспудно, не желая возвращения к вопросу о ее собственном здесь пребывании. Точнее, обстоятельств, этому предшествовавших.
Ее собеседник прекрасно это понимал и продолжил свое занимательное и длинное повествование.
- Понятно - почему, - неспешно ответил он, - людей сжигать приходится.
- Так ведь не людей, а покойников, - уточнила Лилия и, содрогнувшись, прикрыла глаза.
- Кто его знает, - протянул Николай Максимович, - может и покойников, а может и ...
- Так Вы ..., - и Лилия застыла, поджав губы от ужасной догадки, - Вы и Дима состоите в банде? Типа, убираете неугодных и ...
- Нет, нет! О чем ты! Никоим образом ... какая к бесу банда, -собеседник ожесточенно принялся тереть свой колючий подбородок и ловко ушел от вновь возникшей темы Дима-крематорий, могущей привести к коллапсу наметившегося взаимопонимания, а также ухудшению самочувствия потерпевшей.
Он отошел к столу и ухватил початую бутылку водки, намереваясь добавить себе красноречия хорошей порцией горячительного напитка. Но перед этим он таинственно сузил глаза и задал весьма неожиданный для женщины вопрос.
- Эдгара По читала?
Лилия, вновь вплотную подошедшая к опасной проблеме, связанной с ее мужем, была явно ошеломлена. При чем здесь этот мрачный американский писатель, один из зачинателей страшного жанра "ужастиков"?
- Ну, читала, когда-то, - она неуверенно кивнула.
Изрядную дозу водки Николай Максимович плеснул во все ту же щербатую кружку, которая была здесь, по-видимому, единственным сосудом, пригодным для питья. Он сделал отчаянные глаза и выпил содержимое кружки очень быстрыми и мелкими глоточками, опасаясь приступа обычной для похмелья тошноты. Однако все прошло нормально. Недоверчиво к себе прислушиваясь, Николай Максимович принялся за закуску, коей оказалась не ожидаемая луковица, кстати, лежавшая на краешке стола, а желтовато-коричневый пирожок с капустной начинкой.
- Извини, тебя не угощаю, - хрипло буркнул он, с опаской прислушиваясь к состоянию своего желудка.
Лилия машинально кивнула головой, извиняя.
- Так вот он, - доглотив пирожок и переведя дух, - продолжил мысль Николай Максимович, - Эдгар По, то есть - утверждает, что большей частью хоронят не покойников, а вполне живых людей, которые впали в длительное обморочное состояние или летаргический сон.
Он присел на стул, глядя на женщину заблестевшими и повлажневшими глазами.
- "...Погребение заживо, несомненно, чудовищнее всех ужасов, какие выпали на долю смертного. И здравомыслящий человек едва ли станет отрицать, что это случается часто, очень часто. Грань, отделяющая Жизнь от Смерти, в лучшем случае обманчива и неопределенна. Кто может сказать, где кончается одно и начинается другое? Известно, что есть болезни, при которых исчезают все явные признаки жизни, но, строго говоря, они не исчезают совершенно, а лишь прерываются. Возникает временная остановка в работе неведомого механизма. Наступает срок, и некое незримое таинственное начало вновь приводит в движение волшебные крыла и магические колеса. Серебряная нить не оборвана навеки, и златой сосуд не разбит безвозвратно. Но где в эту пору обреталась душа?...", - привел он наизусть цитату, высказывая отличное знание одного из произведений великого новеллиста, близкое к его нынешней профессии.
Лилия смотрела на него круглыми глазами.
- Да, Вы настоящий интеллигент, - произнесла она уважительно, - прямо шпарите цитатами классиков.
Нежелательная тема скрылась на задний план, и удовлетворенный Николай Максимович ударился в некоторое хвастовство. Всегда приятно восхищение собеседника, в особенности женщины.
- Но особенно, - не удержался он, - я люблю его стихи.
- Как, разве он еще был и поэтом? Что-то не припомню, - Лилия была озадачена.
- А то! - воодушевленно произнес бывший, подававший надежды, инженер, - поэтом, в полном смысле этого слова, Эдгар По может и не был, но стихи писал прекрасные. Хотите, прочту?
Лилия утвердительно склонила голову. Щеки ее слегка порозовели, что свидетельствовало о некотором улучшении, если не душевного, то, по крайней мере, телесного здоровья. Неожиданный собеседник оказался настоящим эрудитом и интересным рассказчиком.
- "Ворон", - Николай Максимович слегка резко склонил голову, на манер покойного артиста Андрея Миронова и добавил, - в переводе Бальмонта.
- Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,
Над старинными томами я склонялся в полусне,
Грезам странным отдавался, вдруг неясный звук раздался,
Будто кто-то постучался - постучался в дверь ко мне.
"Это верно", прошептал я, "гость в полночной тишине,
Гость стучится в дверь ко мне"...
Старик читал с выражением и самозабвенно. Глаза его горели, даже щетинистые щеки приобрели оттенок благородства, как у модной сейчас легкой небритости.
... И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет,
Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя:
"Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне,
Поздний гость приюта просит в полуночной тишине, -
Гость стучится в дверь ко мне"...
Лилия слушала зачарованно. Она никогда не читала и не слышала этого стихотворения, каждая строка которого отдавала мистикой и сверхъестественными силами.
... Я толкнул окно с решеткой, - тотчас важною походкой
Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней,
Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво,
И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей,
Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей,
Он взлетел - и сел на ней...
Душу женщины переполняло какое-то странное чувство из смеси опустошенности и внезапного понимания истины. А чтец продолжал дальше.
... И вскричал я в скорби страстной: "Птица ты, иль дух ужасный,
Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, -
Ты, пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый,
В край, тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда!
О, скажи, найду ль забвенье, я молю, скажи, когда?"
Каркнул Ворон: "Никогда"...
Николай Максимович чеканил слова, забивая их гвоздями в сердца слушателей, хотя слушатель и был одинок.
... И сидит, сидит зловещий, Ворон черный, Ворон вещий,
С бюста бледного Паллады не умчится никуда,
Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный,
Свет струится, тень ложится, на полу дрожит всегда,
И душа моя из тени, что волнуется всегда,
Не восстанет - никогда!
Он закончил, поклонился и застенчиво сказал: - аплодисментов не надо.
- Здорово! - искренне признала Лилия. Однако некоторые строки продекламированного стихотворения все же навели ее на нюансы существующего бытия.
- Где моя одежда? - спросила она, ожидая ответ с понятной тревогой. Все же находиться совершенно обнаженной, хотя и прикрытой одеялом, в присутствии подвыпившего мужчины было неуютно, и женщина обоснованно опасалась возможного фривольного продолжения.
- Я ж тебе сказал, - удивился разомлевший мастер похоронных дел, -выбросил я ее. Она же истлела и спеклась. Ты представляешь, какая в печи была температура, когда я тебя оттуда вытащил?
Увы, Николай Максимович, под влиянием алкоголя, утратил бдительность, и сам свернул к серьезной и больной теме.
- Какая? - Лилия также вступила на эту опасную тропу.
- Да, градусов сто пятьдесят! - воскликнул он, - не меньше!
И зачем-то, уточнил: - по Цельсию.
Будто женщина могла думать о Фарренгейте, Кельвине, или, паче чаяния, о Реомюре.
- Как же я тогда не сгорела? - искренне поразилась Лилия, ведь при ста градусах уже кипит вода.
Но Николай Максимович и по этой части был докой и дал весьма обстоятельное объяснение. Причем начал он с бани.
- А, известно ли Вам, сударыня, - алкоголь прибавил ему игривости, как в голосе, так и в употребляемых словах, - что некоторые продвинутые любители банного пара запросто доводят температуру парилки до ста пятидесяти градусов и при этом получают наслаждение, а не ожоги первой степени?
Лилии это было неизвестно - парилкой она не увлекалась никогда, хотя иногда и участвовала в "девишниках", проводимых женской компанией в бане, причем с потреблением спиртного, рассказами анекдотов и прочей, более мужской, атрибутикой этого своеобразного вида отдыха.
- Защитой всему служит наша кожа, - продолжал старик, - это своеобразная естественная рубашка, исключительно прочная и долговечная, которая спасает человека, как от холода, так и от перегрева и чудовищной температуры....
Женщина слушала с неподдельным интересом, она до сих пор не могла понять, как можно остаться в живых при подобном раскаленном пекле.
- ... Главное, чтобы при такой температуре на тебе не было никаких металлических предметов, а голову желательно прикрыть войлочной шляпой, - закончил он поучительно.
Лилия тотчас же выпростала левую руку из-под одеяла и оглядела ее. Действительно, на пальцах, где были надеты золотые кольца, виднелись саднящие нестерпимо багровые рубцы. На месте часиков пузырились многочисленные волдыри и пузыри. То же было и с правой рукой, которую украшали кольца и несколько тонких золотых браслетов. Мочки ушей также жгло. На грудь она посмотреть при постороннем мужике постеснялась.
- Ты потеряла за эту минуту килограммов двадцать, не меньше, - авторитетно заявил Николай Максимович, - ты ж не была такой щепкой, верно? И ноги, как спички ...
- Не смейте об этом говорить, - вспыхнувшие румянцем скулы свидетельствовали то ли о проснувшемся стыде (он же видел ее голой - какой ужас!), то ли о праведном возмущении (он же видел ее голой и не оценил по достоинству ее прелестей!).
Она не считала себя худой. Слегка худощавой, пожалуй, но при этом у нее все было свое, естественное, и все было на месте. Правда сейчас, даже мельком оценив свои руки, Лилия была вынуждена признать свое серьезное похудание - запястья, например, только что не просвечивались.
Тем временем Николай Максимович вознамерился наградить себя за свое красноречие еще одной порцией крепкого алкоголя. На этот раз кружка наполнялась медленно, тоненькой прерывистой струйкой. Опытный пьяница рассчитывал оставить себе еще пару доз и боялся ошибиться. Струйка иссякла, и он, глянув поочередно на уровень водки в бутылке и степень наполнения кружки, победно прищурил глаз - операция удалась.
Лилия посматривала на эти манипуляции с некоторым опасением, а вдруг он все-таки надумает овладеть беззащитной пленницей. Но тот лишь подмигнул ей и уже лихо отправил в рот содержимое кружки, не остерегаясь нехороших последствий.
- Пить я не перестал, - доверительно сообщил он жертве коварного мужа, - но стараюсь потреблять "зеленого змея" в меру, чтобы он не явился ко мне в один из запойных дней своей собственной натурой. Тогда кранты.
Лилия не сводила с него настороженных глаз и разговора не поддержала.
- Да, ты не бойся за свою честь, дуреха! - любитель Эдгара По, как бы прочел ее размышления. - Я не из таких. Знай на будущее - водка лишь усиливает то настроение, в котором находишься. А нахожусь я сейчас в тоске, потому что эта история может плохо закончиться и для меня. Прознает племянничек, что я тебя спас и отправит на небо из этой же трубы.
Николай Максимович ткнул пальцем вверх. Он явно посвежел лицом, несмотря на его серую шетинистость и уже не пытался закусить, хотя луковица была еще цела.
Лилия по-прежнему молчала. В ее сознание медленно вползала мысль о том, что опасность еще не исчезла с ее чудесным спасением. Пока она даже абстрактно отвергала раздумье о непонятном поступке своего мужа. Отказываясь верить в случившееся, женщина искала мотив. И не находила его. Ни с того, ни с сего отправить ее на мучительную смерть? За что?
- Приезжал он пару раз с явными мафиози, - продолжал развивать свой тезис Николай Максимович. - На двух черных огромных джипах, вот с такими цепями (пожалуй, цепь, изображенная им двумя энергичными взмахами рук, больше походила на архиерейскую), а рожи - во (воссоздание, с помощью рук лиц приезжавших, по мнению Лилии, не грешило большим преувеличением). Постояли, посмотрели на здание - будто приценивались, огляделись вокруг и уехали. Внутрь и не заходили. Племянник ко мне даже не подошел. Не захотел признать, хотя я в этот момент рядом клумбу с цветами поливал. Хоть бы головой кивнул...
Он разговорился - сказывалось влияние спиртного, выпитого, практически, без закуски.
- Зачем Вы дали ему пульт? - враждебным голосом прервала его Лилия.
- Я? - оратор тотчас поперхнулся.
- Ну, не я же! Зачем Вы хотели меня убить?
- Да, я знать тебя не знал, - возмутился Николай Максимович, - он это, значит ... это ... захотел ...
Внезапный переход свалил его с накатанного повествования, и рука непроизвольно потянулась к бутылке.
- Что - это? Что захотел? Да, погодите Вы пить, еще успеете накваситься! - Лилия подбавила враждебности и угрожающего тембра.
- Пса захотел, значит, похоронить... Кремировать, то есть..., - ораторство разом покинуло собеседника, сбитого с толку, ставшим агрессивным, тоном женщины.
- Какого еще пса? - Лилия непритворно удивилась, - у него ..., у нас, - поправилась она, - никогда не было собаки!
- Сказал, сенбернар у него помер, - растерянно отбивался разом сникший старик, - хочу, грит, похоронить, как человека... В урне, то есть, на специальном собачьем кладбище... Сам, грит, хочу сжечь его прах... Лучше человека, грит, был ... Прямо слезой облился ... Я и урну мраморную подготовил ...
Лилия слушала внимательно, не перебивая, и Николай Максимович приободрился.
- Да, ты че наезжаешь-то? Я ее спас, а тут вместо благодарности ...
- Расскажите, как все было, - просто попросила женщина слабым и усталым голосом.
И он рассказал, разом утратив интеллигентные обороты и подбавив в свое очередное повествование просторечия. Так проще было поведать о нюансах работы оператора печи, выполнявшего, в общем-то, черную работу, несмотря на требования о наличии у него высшего образования и сложной компьютерной техники.
История была такова. Дима, устроив дядю на работу в крематорий, нешуточно интересовался процессом кремации. По его просьбе, Николай Максимович позволял ему иногда проводить обряды кремации по полной, так сказать, программе. После прощальных речей и отпевания покойника, Дима брал пульт и самолично проделывал все операции с кремацией останков. Благо операций-то было - всего-ничего. Нажать на четыре кнопки на пульте - всего и делов.
Какие операции?
По-первости, надобно опустить на тело покойника, лежащего на специальной передвижной металлической платформе колпак из толстого прозрачного стекла. Нажималась синяя кнопка. Начинала звучать траурная музыка.
Затем нажатием зеленой кнопки платформа отправлялась в зев печи, заслонка которой одновременно автоматически распахивалась.
После того как платформа с покойником останавливалась в чреве печи, нажималась желтая кнопка, и заслонка закрывалась.
Вслед за этим родственникам и прочим, провожающим умершего в последний путь, предлагалось покинуть траурный зал. Собственно, и смотреть больше было нечего.
Следующим нажатием красной кнопки включался компьютер, который непосредственно руководил операцией полного сжигания тела, вплоть до кучки золы.
Николай Максимович здесь воодушевился и прочел целую лекцию. История кремация уходит вглубь многих тысячелетий. Еще первобытные люди сжигали тела своих умерших и погибших сородичей. Истории же современной кремации немногим более 100 лет. Многие ученые во всем мире трудились над этой непростой задачей. При всей кажущейся примитивности конструкции печи, сама кремация как технология является высокотехнологичным инженерно-биологическим, последовательно управляемым с помощью электроники процессом.
Кремационный процесс возвращает природе тела усопших. Откуда пришел человек, туда и вернулся. Чтобы превратить труп человека в горстку пережженных белых косточек, которые легко превращаются в пепел, требуется очень высокая температура, от 900 до 1100 градусов по Цельсию. Такой температуры можно достичь, сжигая не твердое топливо, а газ. Но мало достичь высокой температуры, нужно еще добиться того, чтобы сжигать труп не в пламени огня, а в струе раскаленного воздуха. В этом случае будет гарантия, что останки не смешаются с продуктами горения топлива.
В дверях камеры есть небольшое отверстие, "глазок", через него можно следить за процессом сжигания, которым управляет компьютер. Чтобы не было ни одной возможности смешивать останки, каждого покойника, которого привезли в крематорий, регистрируют, а на гроб кладут номерок из огнеупорного кирпича или металлическую пластину с номером. Когда заканчивается сжигание, номерок оказывается вместе с пеплом, таким образом, невозможно смешать останки разных покойных.
Все физические процессы, которые происходят во время сгорания сводятся к подаче газа, за счет чего создается давление, из форсунок в этот момент проводится нагнетание горячего воздуха и происходит огненное вихрение. С помощью дополнительной горелки осуществляется дожиг останков.
Процесс кремации проводится до полной минерализации органической массы, при соблюдении строгой сепарации праха отдельных умерших. Совершенно неприемлемо ускорять процесс путем воздействия более высоких температур, делением тел или разгребать горячие остатки.
Мертвые тела отличаются с точки зрения кремации по возрасту усопших, по времени, которое истекло между смертью и кремацией, по применяемым лекарствам при длительных болезнях, ведущих к смерти, и по весу.
Он поделился и своими собственными наблюдениями. Кремация более полных умерших протекает очень быстро. Как спички вспыхивают тела наркоманов. И наоборот, тела умерших от рака горят на 20-35 минут дольше. Он неоднократно в глазок печи наблюдал за кремацией раковых больных. Интересно, что пораженные опухолью ткани фактически не горят, или горят, но совсем другим - синим, сияющим пламенем, как будто это не тело, не органическая ткань сгорает, а что-то совсем иное. Недаром сегодня медики все чаще говорят об информационной природе раковых и других системных заболеваний.
В стенке камеры есть специальное отверстие для отвода жидкости, испаряющейся с трупа. Органы человеческого тела имеют в себе много жидкости: легкие - 79%, печень - 74%, почки - 81%, мозг - также 81% и так далее. Вся эта жидкость при высоких температурах печи превращается в пар, вот почему от взрослого человека весом 60-65 кг после сжигания остается только 2 - 2,5 кг пепла и пережженных костей.
Неотделимой операцией технологического процесса в крематориях является обработка пепла перед укладкой в урну. Зольники с выгребенным пеплом охлаждаются в пространстве печи. Традиционно, все урны выполняются в виде кубка, вазы с крышкой, шкатулки, чаши, изготавливаются из мрамора, гранита и другого натурального камня, керамики, синтетических материалов. Часто имеют религиозную символику, украшаются растительным или геометрическим орнаментом.
Совершить погребение урны с прахом можно уже на следующий день после кремации, если уже определено место. Но родные и близкие умершего имеют возможность после кремации без спешки найти оптимальное место и удобное время года для погребения урны с прахом. В течение одиннадцати месяцев ее могут оставить на хранение в крематории и лишь на двенадцатый, если она еще не получена, напоминают ответственному лицу из родственников и близких покойного о необходимости ее погребения.
К достоинствам колумбарного вида захоронения относится невысокая стоимость ниши и мемориальной плиты, закрывающей помещенную в нее урну. У нас открытый колумбарий. Но строится и закрытый. Колумбарий, расположенный в помещении, удобен для посещения места захоронения в любую погоду в любое время года. Однако в последнее время более часто прибегают к захоронению урн с прахом на кладбищах в могилах родственников, что также обходится недорого.
Николай Максимович разошелся, сопровождая свои пояснения энергичной жестикуляцией.
- Вы, как будто предлагаете мне опять вернуться в эту ужасную печь, - укоризненно пресекла его словоизлияния Лилия. - Скажите, как проходит сам процесс сжигания?
- Очень и очень просто. В кремационной печи, выложенной из высококачественного огнеупорного кирпича, с двух сторон, установлено шестнадцать подвижных форсунок. Компьютер дает команду подать и поджечь газ, а затем автоматически регулирует длину пламени и перемещение горелок. Затем ...
- Достаточно. Этот кошмар я наблюдала воочию. Как же я не сожгла себе легкие?
- Тебе просто повезло. На тот момент в камере образовался кратковременный вакуум. Газ сжег находившийся там воздух, а смесь еще не начала поступать. Если бы ты глотнула раскаленного воздуха ..., - Николай Максимович не стал продолжать, а лишь махнул рукой.
- Дима все это знал?
- Наверное. Я давал ему почитать специальную брошюрку и инструкцию. Он сам любил наблюдать в окошечко за процессом сжигания мертвецов. Под воздействием высокой температуры они сначала принимают позу ребенка, находящегося в чреве матери...
- Все, хватит, - Лилию передернуло, - расскажите мне про тот день. Кстати, сколько я была без сознания?
- Четыре дня, сегодня пятый.
- И не ходила в туалет?
- А, чем тебе было ходить, ты же полностью выжата, в тебе не осталось никакой жидкости.
- Вы видели собаку?
- Нет. Он приехал на своей "Тойоте", около одиннадцати часов, сказал, что сам хочет сжечь любимого сенбернара. Ну, дал мне бутылку водки и велел идти в каморку, чтобы помянуть пса. И, чтобы я не приходил, пока он меня не позовет. Вполне законное желание ...
- Я приехала в двенадцатом часу, - протянула Лилия, - Дима был уже в траурном зале и один. Он предложил мне осмотреть все самой, чтобы я не беспокоилась ...
- Ты сама хотела умереть таким способом? - Николай Максимович разинул рот, да так и застыл.
- Нет, конечно. Что за глупости... Моя мама умерла и просила подвергнуть ее кремации..., - объяснила женщина потерянно.
![[]](/img/i/iwanowsmolenskij_w_g/viivo200255/izobrazhenieknigi018.jpg)