Его звали Николай, он работал в провинциальной газете на полосе "Криминал". Писал в основном об убийствах и самоубийствах, особенно напирал на душещипательные моменты, вроде детишек кричащих "папа, папа!" или убитой горем жены, грозящей повеситься. Такие материалы читались хорошо, люди охотно смахивали слёзы и даже писали благодарственные письма. Или звонили. Николай очень не любил звонков и льда. По собственному опыту знал, что от них будут одни неприятности. Вот и сейчас, когда телефон зазвонил, долго не решался поднять трубку. Но кто-то на другом конце провода (а если разобраться, то концов очень много) был настойчив.
-Алло.
-Привет Коля, это Шилов. Есть для тебя материальчик.
-Сколько?
-Готовь троячку.
По таксе это был несчастный случай со смертельным исходом или противоестественное изнасилование. Естественное стоило рубль, самоубийцы пять, одиночное убийство семь и несколько трупов червонец.
-Изнасилование?
-Труп.
-За такой мелочью не поеду.
-Зря, он же в борще утонул.
-Что?
-Упал лицом в борщ и захлебнулся.
-Тогда приеду. Давай адрес.
Положил трубку. Шилов работал в милиции, капитан, человек хороший и честный, к розыгрышам не склонный. Николай оделся, взял свой портфель, как у известного юмориста Жванецкого. В портфеле лежал блокнот, ручка, алюминиевый крест для отгона нечистой силы и бутерброд для подкрепления организма. Организм у Николая был слаб, особенно по мозгам, даже в психбольнице пришлось лежать, пока подлечили. Теперь берегся, думать старался ограниченно, питаться усиленно, женился, потому что врачи сказал, что регулярная половая жизнь способствует успокоению и укреплению, как мозгов, так и тела. Поэтому делал зарядку, мыл ноги в холодной воде и смотрел передачи государственного телевидения. Всё это очень способствовало счастью и вечному нахождению улыбки на лице.
Вот и сейчас улыбался, быстро шагая в нужную сторону. Город был невелик и за час быстрого хода пересекался из конца в конец. Посему транспорт был здесь крайне малочисленен и сводился больше к милицейским будкам для пьяных. И хорошо, ходьба тоже способствовала удержанию организма в здравом уме. Показался нужный дом, весьма обветшалый и с березкой на крыше. С неизменной улыбкой поднялся по грязной лестнице на третий этаж. Там ходило несколько милиционеров, испуганные понятые жались в передней, из спальни доносился приглушенный женский плач. Прошел на кухню. Там Нилов и двое его подопечных пили чай.
-Посмотри на красавца.
За столов сидел мужчина, перед мужчиной миска, в миске лицо, по сторонам расплесканный борщ.
-Как это его угораздило?
-Бог его знает, наверно сердечный приступ.
Сердечные приступы случались в городе часто и отнюдь не от сердечных дел. Но Николай засомневался. Приступы случались у мужиков полных, хотя бы коренастых, а тут худенький, будто мальчик. Аккуратно взял за волосы и поднял голову из борща. Страшное зрелище. Космы капусты торчащие из носа, разводы остывшего жира, синяки.
-Он когда упал, успел ещё вдохнуть и набрал полный нос капусты.
В бороде запутался кусочек мяса. Борщ был хороший, наваристый, сметаны не пожалели. Хотя лицо у погибшего было даже слега интеллигентное и ни чем не выдавало любителя поесть. Сейчас было 10 утра, труп уже основательно остыл, значит есть мужик начал в 5 утра. Начал и так кончил.
-Чего это его в такую рань на борщи потянуло?
-Жена сказала, что на рыбалку собирался. Встал в четыре, пошел на кухню греть себе завтрак, жена снова заснула. Проснулась в восемь, пошла детям завтрак готовить, а тут такое.
-И дети есть?
-Двое, отправили их к бабушке.
-А сам мужик кто?
-На химкомбинате начальником лаборатории работал, кандидат наук.
-Тогда понятно, на химкомбинате экология плохая, посадил здоровье.
Вдруг заметил странное с глазами. Они были закрыты, но кожа век проваливалась внутрь. Будто глазницы были пусты. За общим ужасом это было не заметно, не каждый день видишь лица, погибшие в борще, но Николай присмотрелся. Опустил голову назад в миску. Это не его дело. Он всего лишь писака, ему нужны кровь и щипать душу. Крови не было, пошел опрашивать соседей в поисках бередящих душу деталей. Соседи были напуганы, всё не верили, что помер, ведь спортсмен, тихоня, не слышали, чтоб и кричал когда. А борщ любил, да кто ж его не любит, особенно если с мясом, горячий, сметаны плеснуть, чеснока начистить и нет лучше еды. Жаль Федьку, жаль. Оставил двоих сироток и жену учительницу, как им теперь жить? Порасспрашивал ещё и вернулся в квартиру. Жене плохо стало, вызвали "Скорую". На кухне чай допили и говорили про картошку, какой урожай будет. Николай снова голову поднял.
-Что ты его таскаешь всё время?
-А что у него за синяки на щеках?
-Ударился. Со всего то размаха грохнулся об миску.
Синяки были только предлогом, смотрел на впалые глазницы. Правильнее всего оставить их и забыть, чтобы зря свои слабенькие мозги не напрягать. Но человек не в силах забыть всё, что захочет, есть вещи, которые не забудешь. Николай был человеком и знал, что если не заглянет под провисшие века, то долго будет терзаем вопросами. Правой рукой держал за волосы, мизинчиком левой приподнял за ресницы одно из век. Не бросил, только потому что растерялся. Пустота. Там не было глаза. Там должен быть глаз, но его не было. Бросил ресницы, насильно опустил веко, вернул голову в миску.
-Шилов, с меня семь рублей.
-Что?
-Держи.
Отсчитал.
-Ты что расценки повысил?
-Это убийство.
-Не смеши меня.
-Посмотри ему в глаза.
-Кому?
-Убитому.
-Кому?
-Трупу.
-Сургучев, что за бред ты несешь?
-Посмотри ему в глаза.
Николай заметил опасливое озарение на лице Шилова. Тот подумал, что журналист сошел с ума, бывало уже такое. Сейчас броситься вязать. Подскочил к трупу, выхватил голову, открыл глаз и повернул на Шилова.
-Спокойно, Коля, спокойно.
-Где глаз?
Тут Шилов и сам увидел пустоту.
-И второй точно также!
Две пустоты. Тишина в кухне, все смотрели на пустые глазницы.
-Может он и был слепой?
-Ты слышал, чтобы слепые сами ходили на рыбалку?
-Твою мать! Вывести всех понятых из квартиры, быстро! Серега, езжай в больницу, привези патологоанатома. Одна нога здесь, другая там.
Остались одни. Николай, Шилов и безглазый труп. Капитан протянул деньги.
-Чтобы ни было, будешь писать про внезапную смерть. На город дали норматив в 20 убийств, уже половину выбрали, а впереди осень, начнут скоро картофельных воров вешать.
-Что за норматив?
-Чтоб показать снижение преступности. Каждый год уменьшают, им в столице ордена да звания, а нам отдувайся.
-Куда же могли глаза деться?
-Может в борще поискать, может они от удара выпали?
-Это ж тебе не пять копеек! Они же прикреплены, нервы, мышцы всякие.
Но встали и ложкой миску прочесали. Никаких глаз там не было, снова сели.
-Черти что. Я только не пойму, кому понадобилось так убивать? Не ножом, не топором, а затиснуть лицом в миску, чтоб борщом захлебнулся.
-Рука.
-Что рука?
-Из борща рука. Неужели не понимаешь, как дело было? Мужик борщ подогрел, сел за стол, свет не зажигал ...
-Свет горел.
-Ну пусть горел! Сел за стол, начал есть, наклонился над миской, а оттуда рука. Средним пальцем и указательным в глаза, выдавила их, большой палец на левой щеке, мизинец и безымянный на правой. Вцепилась, как крокодил и потянула. И затянула.
-Откуда в борще рука!
-А как по другому?
-Сзади подошли и затолкали голову в миску.
-Зачем? И глаза где?
-Глаза потом выдряпали.
-Зачем?
-А рука в борще как?
-Не знаю, но была.
-Чепуха!
-А почему дрожишь?
-Не дрожу.
-Вспоминаешь сколько раз борщ ел. К тарелке наклонялся, вдыхал аромат, балдел, даже в кастрюли заглядывал. Теперь страшно стало, ведь сколько раз погибнуть мог.
-За что его? Он ведь никто, так, инженеришка. За что?
-Не из-за денег, это понятно. Скорей всего просто так.
-Тогда и меня может?
-Любого.
-Значит не есть теперь борщ. Вот черт, и так жизнь говенная, была радость борщеца похлебать и ту забрали!
Молчали. Приехал патологоанатом. Он вообще-то был педиатр, но подрабатывал. За шестьдесят лет дедушке, несмотря на профессию грустен, любил выпить и порассуждать на женскую тему. Шилов его озаботил глаза найти. Дед бесстрашно пальцами в веки полез.
-Есть глаза, только запиханы глубоко.
-Отчего это?
-Я врач, а не сыщик.
-Не болезнь?
-Какая там болезнь!
-Вы, Евгений Петрович борща больше не ежьте. Опасно, видите, что бывает.
-Я и не ем. Я ж одинокий, варить мне некому, а самому лень.
Уложили труп на носилки и отнесли.
-Шилов, ты звони, когда новый случай будет.
-Думаешь продолжиться?
-Обязательно. Напасть если появляется, то обязательно продолжение имеет.
-Типун тебе на язык.
-Звони.
Николай пришел в редакцию, сел за пишущую машинку, но материал набирался слабо. Посторонние мысли, про руку. Давно её ждал. Не именно её, но что-то подобное, какую-то тайну. Он много ходил по городу и иногда успевал увидеть хвост другого существования, царившего в городе. Понимал, что на самом деле не сто тысяч обнищавших обывателей, а нечто другое. Появилось, пробилось, неясные контуры другого бытия. Тут же заболела голова, запретил себе думать трудно и стал улыбаться. Вышел во двор покурить, жена принесла обед, как раз на половине трапезы позвали к телефону.
-Коля, приезжай!
-Опять?
-Да! Улица Черепина 143.
-Спасибо Шилов, мне не нужно. Материалы на полосу есть, хватит.
-Приезжай! Прошу!
-Да зачем тебя я нужен!
-Тебе что, трудно?
-Ладно, приеду.
Дожевал обед, три минуты посидел для лучшего усвоения и пошел. Транспорт городской вышел из строя, потому что шофер Бузько напился, а единственной городе автобус никто без него завести не смог. Прошелся, настроил себя на оптимистический лад, жену уже предупредил, чтоб никаких борщей и с супами поосторожней. Она, было, испугалась, подумала, что снова супруг с ума сходит, но полез целоваться и убедил в нормальности. Врачи ей сказали, что если половая функция на должном уровне, то с человеком всё в порядке. Николай частенько это доказательство применял. Зашел в подъезд, нажал кнопку лифта. Они не работали уже лет десять, но это был ритуал. Выстоял положенную минуту и стал подыматься. Благодаря правильному образу жизни ничуть не запыхался, в квартире сразу пошел на кухне. Но там тела не было, одни милиционеры. Труп сидел в зале. Роскошное кресло, поднос на коленях, голова в большой керамической миске. Покойный был крупен, гора горой, не жирен, а изряден. Подошёл Шилов, тыкнул женские трусики.
-Это на полу нашли.
-А баба?
-Никого в квартире не было. Соседи увидели, что дверь приоткрыта и нам позвонили.
-Кто такой?
-Рубщик с базара. Видишь громада какая на бычьей крови выросла. Амбал.
-А рука сильнее, смогла затащить.
-Меня трусы смущают.
-Не нюхай, спрячь подальше.
-Не в том дело! Я в смысле откуда они здесь взялись?
-Привёл бабу, она перед ним в голом виде танцевала, он ел.
-Значит она видела руку!
-Наверно видела, раз даже трусы забыла.
-Надо её найти.
-Зачем?
-Пусть расскажет, что за рука, как действует.
-Какая разница. Хоть и подробный чертёж сделает, что измениться?
-А что, сидеть и ждать, пока всех не перетаскает!
-Но уж остановить её не остановишь.
-А мне что делать? Если она будет так по два человека в день топить, куда я их списывать буду?
-Два это чепуха, дальше всё будет расти, как снежный ком.
-Почему ты так думаешь!
-Это же Напасть.
-Может ОМОН из области вызвать?
-Лучше тяжелую артиллерию.
-Неужели поможет?
-Да. Разнести к чертовой матери этот город, чтоб некому стало борщи варить, тогда и рука исчезнет.
-Ты мне только объясни, почему она у нас возникла?
-За рубежом борщи не варят.
-Почему именно в нашем городе?
-Может и не только в нашем. У товарища глаз тоже нет?
-Какие там глаза! Рука всё-таки.
-Ты начальству сообщал?
-Нет. Они же меня выгонят и на меня всё спишут.
-Может по ящичкам пройдёмся, мужик вроде богатый.
-Какие ящики, страшно мне!
-Тогда езжай домой и поебитесь с женой, это от страха первое средство.
Сам стал по серванту лазить. Грабить Николаю совсем не хотелось, но опять же врачи сказали, что низменные инстинкты помогаю не воспарять. Вот и выворачивал ящички. Улов был слабенький, но тут смысл был в самом действии, а не результате. Ладно, Шилов, пойду я. И ты больше мне не звони, а то если на каждый случай мне бегать, так быстро ноги протяну. Пока. И начальству лучше сообщи, только припугни хорошо, тогда они и не выгонят.
Шилов ничего не сказал, дрожал и капал на пол крупными каплями пота. Испугался, бедняга. Николай руки совсем не боялся. Это ведь не бандит, просто отгородиться, только борщи не варить. Оповестить бы население по радио, что мораторий на борщи, карантин, пока не пропадёт рука. Только люди у нас глупые и злонамеренные, всё извратят. Одни начнут ещё пуще борщи варить, исключительно из злонамеренности и недовольства властью. Другие возмущаться начнут, что и так жизни нет, так ещё и борщи запретили. Третьи хулить станут, что даже при Сталине, хоть и стреляли, но борщи варить можно было, а теперь то что. Кроме волнений и беспорядков ничего не добьешься, так что лучше оставить всё как есть. Это метод надежный и нетрудный.
Пришел домой, покушал, хоть и суп, но сидел на приличном расстоянии. Жена искоса поглядывала, несколько лапаний в редакции её тревогу не успокоили. Пошли в спальню, после смотрел сериал. Тоже врачи присоветовали, для очистки мозгов. Несколько раз звонил телефон, брала жена и говорила, что его нет.
-Что это тебе Шилов всё звонит? Встревоженный какой-то?
-Работа у него тревожная.
Пришёл с улицы кот, залез на ноги, неспешное и сентиментальное аргентинское действо на экране, жена рядом вяжет носки, блюдечко с семечками и притененный торшер. Это и было счастье, во всяком случае по уверению врачей. Николай удовлетворенно позёвывал, впитывая в себя это редкое чувство. Счастье. Кто мог подумать, что бывший сумасшедший да ещё в стране, где руки приходят из борщей и убивают, способен на счастье. Кстати подумалось, что рука была левая. В обеих случаях. Должна быть ещё и правая, но видимо две сразу через миску не пролазят, да и берегут правую, всё-таки более ценная. Писать то чем.
В тишине и спокойствии задремал, жена прикрыла пледом, снились футбольные мячи, попадающие в голову, вдруг резкий и длинный звонок в дверь. Явно не к добру. Николай вскочил и сразу же заболела голова. Не от предчувствий, а от резкого пробуждения. Но предчувствия тоже имелись. Посмотрел в глазок. За дверью было темно, щелкнул выключателем, но ничего не изменилось. Кто-то выкрутил лампочку. Сволочи. Спрашивать кто там было страшно.
-Колька, открывай, это я.
-Не открою.
-Ты что!
-Не открою и не проси. Мне спокойствие нужно, у меня голова слабая, знать ничего про руку не желаю.
-Зря, опасности большой подвергаешься.
-Почему?
-Открой двери, новости расскажу.
-Так и рассказывай.
-Это же секрет, а тут соседи уже головы повысовывали. Открывай, а то пропадешь не за цапову душу.
Николай пропадать не хотел, знал как это и как после этого. Плохо там, лучше здесь остаться.
-Заходи. Что за новости.
-Ты сегодня что ел?
-Суп.
-Зря, нельзя теперь суп есть. Уже два случай когда из супа рука являлась.
-Это что ж теперь на сухомятке жить?
-Совсем не жить. Последний раз она из картофельного пюре рванула. Пюре только с огня, так что вдобавок и ошпарился мужик.
-Ну дела! Как же теперь жить?
-Уезжать надо.
-Куда?
-Я в село к родителям, там руки нет.
-Откуда знаешь?
-Там уже три месяца никто не умирал, а борщи лопают ежедневно.
-Ты точно знаешь, что никто не умирал?
-Уверен, только что приехал оттуда, последний бензин дожег.
-Шилов, можно и я с женой поедем, деньги у нас есть, обузой не станем.
-Конечно можно, только ты и Машке предложи.
-Ей есть с кем ехать.
-Всё равно предложи. Сейчас позвони.
У Шилова была безответная любовь к одной девица весьма красивого вида. Только девица работала в каком-то фонде, за деньги этого же фонда получала высшее образование и раз в два месяца отсасывала директору фонда, приезжавшему из области. Он был толст, очень беспокоился за сердце и боялся, что более активные утехи приведут к приступу. Другой бы зная это плюнул и забыл, а Шилов мучился. На здоровье крепкий, мог себе такое позволить. Николай позвонил и получил отказ, изобразил настойчивость и вдруг она согласилась. Шилов расцвел, взял ломик и побежал сливать бензин из чужих баков. Николай с супругой лихорадочно собирались. Кухню забаррикадировали, чтоб рука не смогла напасть, съестные припасы сложили в отдельный чемодан, старинный, с толстыми, крепкими стенками. Николай по ходу придумал, как можно спастись от руки. Нужно всё потреблять из длинных и узких бокалов, из таких пьют шампанское в фильмах про красивую жизнь. Из бокала рука не вылезет, разве что детская, так в ней сила не та, можно будет вырваться.
Через час тарахтели вчетвером на разбитом "бобике" Шилова. Николай отламывал кусочки хлеба от буханки и ел, готовый в любой момент отпрянуть. Но хлеб никакой опасности не представлял, может потому что был черствоват. Маша рассказывала, что к вечеру по городу уже ползли слухи. Самого разного содержания, от инопланетян, до воронков в духе Сталина. Но борщи к вечеру уже не варили нигде, разве что старики какие-то. Шилов успел заметить, что среди погибших стариков было мало. Всё люди от двадцати до пятидесяти, среднего достатка.
-Только один алкоголик был. Украл курицу у одних соседей, капусту с бураком у других, сварил борщ и погиб. А остальные все люди приличные, даже главный инженер имелся. Как узнали, что и начальство рука тягает, так все отцы городские и сорвались в область. Бояться.
-Теперь мой кормилец сюда не скоро приедет, наверно будет меня вызывать.
Маша был девушка в обращении крутая, склонная когда к дерзким шуткам, а когда к истерии. Николай её опасался, потому что всё резкое было ему противопоказано. Чтобы замять неудачную шутку, рассказал про свой план спасения.
-Где ж ты в селе стаканы узкие возьмешь?
-Тогда из баночек есть.
-В банке рука пролезет.
-Пролезет, но лицо туда моё не затянет!
-И не нужно, хватит того, что глаза внутрь заткнёт.
Шилов всегда норовил уязвить при Маше, хотел себя показать в лучших тонах. И не замечал, как она смеялась над его потугами. Тут ещё обломались, съехали на обочину, Шилов стал ремонтировать, а мы смотреть, как из города уходят его лучшие обитатели. Груженные иномарки с прицепами, большие скорости.
-Что значит воровством нажито, легко как бросают. Даже не попытались руку остановить.
-Почему же, пытались. У нас в управление даже засаду делали.
-Засаду?
-Да, посадили пару зеков перед мисками с борщом, рядом поставили бойцов с автоматами. Больше часа ждали, пока вдруг выскочила рука и потянула. Стрелять начали, зеку голову вдребезги, миску на мелкие части, стол даже расколошматили, целый рожок выпустили, на столе палец нашли. Обрадовались, что дали прикурить, теперь рука не появиться, но вдруг из уцелевшей миски выскочила и затянула расслабившегося зека. Тут все перепугались и решили тикать.
-Отремонтируешь скоро?
-Дай бог к утру, техника то старая.
Приехали только к обеду. Во двор к родителям Шилова заехали, а там мать лежит поседевшая и без чувств. Отлили её водой, заикаясь рассказала, что дед к колодцу пошел и пропал. Туда побежали. Там кольца бетонные целы остались, а валок деревянный и крышу вырвало, в стороне лежат. По окрестностям кровь и даже кишки. Все сообразили, что здесь рука небывалой величины поработала, из колодца выскочила, схватила старика и раздавила, как лимон. Потом утянула. Шилов на землю упал и давай кричать. Его успокаивать, он вскочил, от всех отмахнулся и к колодцу. Пистолет туда и всю обойму высадил. Опять упал плакать. Тут и дамочки зарыдали. Такая густота горя образовалась, что душно стало. Николай стоял, наблюдал, а потом побежал вдруг.
Поймали его через три дня аж на границе, до которой было сто километров. Был он худ, еле живой и глаза с сумасшедшим блеском. Пограничники хотели пристрелить, как бешенного, но увидев, что ослаблен, повязали и отвезли в милицию. Там по паспорту в оборванном пиджаке определили кто и отослали в город. Посадили в психушку и забыли, потому что не до того было. В город войска ввели, пытались сохранить видимость порядка, но даже и солдаты гибли, кушая пшенку из алюминиевых мисок. Чтоб сор из страны не разнёсся, город окружили двумя кольцами кордонов. Власти обосновались в бывшем военном городке, где тянули через трубочки протертые супы. Хоть и не голодали, но нервничали страшно, потому что ситуация требовала виновных, а руку не поймать. Значит начальники столичные, выберут виновников из начальников провинциальных. Но у каждого начальника есть немалый запас прочности. Даже в такой тяжелой ситуации не растерялись и сообразили, что лучше найти виноватого самим, чем ждать пока их найдут. Стали определять кандидатуру на роль виновного, нужно было, чтоб человек грамотный, без связей и чудноватый. Тут какой-то клерк и подкинул идею про Николая. Что бывший сумасшедший, ныне журналист по криминальным темам вошел в сговор с нечистой силой, вызвал проклятую руку и ради собственного обогащения отправил множество людей на смерть. Николая из психушки взяли, немного подлечили, откормили, научили что на суде говорить. Он не сопротивлялся, послушно заучивал слова признания. Только руку догадались выбросить, чтобы не пугать зря людей, ввели банду под названием "Красная рука" (связана с коммунистами). Суд был скорый и хорошо освещаемый, Николая признали невменяемым и отослали лечиться, бандитам дали пожизненное.
В больнице было хорошо, только кормили плохо. Часто приходилось голодать и чтобы выжили, самых здравомыслящих больных выпускали на заработки. Николай научился стричь людей, ходил по окрестным сёлам, брал продуктами и за лето здорово откармливался. И зимой смог пристроиться помощником на кухню. За тихость нрава даже шкрябалку ему выдавали и чистил картошку. Иногда просили его рассказать про руку. Они то знали, что не банда, а чудовище. Слухи такие ходили. Николай рассказывал, особенно часто про случай с колодцем. Повара любили порассуждать, что ж это была за махина такая, откуда пришла и куда ушла. Не до конца правда, иногда находили мертвых с лицами в мисках, но это раз в месяц, а не как раньше по сто случаев за день. Рука стала чем-то вроде инфаркта, плохо, но куда денешься. Поэтому и борщи варили, хоть рука чаще всего именно там обитала. Однажды на пищеблок пришел новенький, как всегда привели Николая про руку рассказывать. В награду решили покормить своим борщом, они себе и начальству отдельно варили. Славный борщ, не ржавая вода с капустой, а настоящий борщ. Николай такого давно не ел и всё не мог дождаться, когда же его сварят. Рассказал всё как было, отошел в сторонку, пока другой рассказчик ужасы описывал. Примостился возле чана, вдыхал ароматы, когда шепот услышал. Невнятный, булькающий. Оглянулся - никого, а шепот есть. Вдруг увидел как из чана палец появился указательный и крашенным ногтем стал подмигивать. Николай сразу понял, что зовёт. Тихо наклонился. Рука на незнакомом языке предлагала побег. Нужно только нырнуть в кипящую лаву борща, а уж рука выведет. На свободу, к потерянному домашнему раю. Он подумал про кипяток, рука показала, что всё о'кей. Рука была правая и это вселяло уверенность в благополучном исходе. Не то чтобы ему было очень плохо здесь, но сама мысль о прогулке с рукой была интересна. И к жене хотелось. Николай раздумывал, когда его окликнул повар. Окликнул и с грозным видом стал приближаться. Несколько оставшихся секунд стали быстро таять и Николай решился. Чуть отстранился и нырнул. Уже в полёте удивленно заметил торчащую из борща фигу.
Его смогли вытащить и даже не умер, хотя обварился значительно. Помогло то, что опрокинул котел, а в психушке оказался врач по ожогам. Он насиловал девочек и писал письма в ООН. Признали невменяемым, а он только смеялся. Вылечил Николая подручными средствами и хотел задушить, но передумал. А Николай часто смеялся своей глупости. Поверил руке, она ведь от дьявола и жди от неё одних только козней. Теперь стал опытный и не реагировал, хотя руки появлялись снова, даже в помойном борще для больных, мелькали то усеянные золотыми кольцами, то красивые женский, но он только смеялся и пакостил. С одной успел сорвать кольцо, а женскую больно ущипнуть. Хоть это была и маленькая месть, но удовлетворялся и такой. Скоро психушку распустили, потому что совсем нечего стало есть. Николай вернулся домой и безбоязненно стал есть борщи.