Чарли потерял счет времени. Каждое утро, когда сквозь прорехи в плотных драпировках пробивались редкие лучики солнца, приходил Александр, одетый в идеально выглаженный, без единой лишней складочки костюм. Мужчина неизменно приносил с собой шприц, ампулу с морфием. Оставив лекарство на прикроватной тумбочке, Александр принимался тормошить мальчика за плечи. И лишь, когда Чарли удавалось разлепить сонные веки, мужчина приступал к непосредственной цели визита. Хорошенько разогрев запястье мальчика, не обращая внимания на протесты, попытки вырваться, становившиеся все более слабыми с каждым днем, Александр вкалывал морфий. Тело Чарли обмякало на простыни, а Александр оставался рядом. Он еще долго говорил, не торопясь уходить, своими речами вытесняя собственные мысли мальчика. Чарли хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать свистящего шепота, который, казалось, даже с уходом Александра продолжал витать в спальне.
Мужчина, легко удерживая тонкокостные запястья, склонялся ближе к Чарли, почти задевая его лицо губами, продолжал нашептывать, внушать... Постепенно взгляд Чарли мутнел. Он опять погружался в полудрему, однако продолжая слышать все, что происходило вокруг.
Бекки посещала его следующей, в полной уверенности, что приходит первой. Ее посещение всегда сопровождалось соблазнительным ароматом свежевыпеченного хлеба. Женщина, у которой никогда не было детей, заботилась о Чарли нежно и трогательно, как если бы мальчик был ее родным сыном. Находясь рядом с Чарли, даря ему накопившуюся любовь и заботу, женщина просыпалась от тягучей рутины повседневной жизни: ее желтовая кожа будто бы становилась свежее, глаза ярче. И мир, жестокий, несправедливый, где одни подчиняли, а другие были вынуждены повиноваться, казался намного человечнее, чем был на самом деле. Убедившись, что Чарли больше ничего не требовалось, Бекки уходила.
Днем мальчик утопает в постели, накрытый сразу несколькими одеялами. В голове размеренно крутятся мысли, озвученные Александром. Они больше неинородные, и, кажется, так было всегда. Чарли погружается в сон наяву. С приходом вечерней прохлады влияние морфия ослабевает, и Чарли пробуждается. Тело, слабое и безвольное, не желает слушаться своего хозяина, но разум чист и ясен. В душе опять вспыхивает желание убежать, скрыться туда, где Александр никогда не отыщет его. Но для этого нужны силы. А их нет. И, возможно, уже никогда не будет, если он не перестанет бороться. Но Чарли противна сама мысль, что он может покориться Александру, стать его персональной игрушкой, с которой можно будет делать все, что пожелаешь, трахать когда и где угодно, не опасаясь, что однажды, ей это надоест, и игрушка воспротивится.
Стоит закрыть глаза, и в памяти всплывает грустное лицо Бекки. Она ведь тоже притворяется! Не может человек жить бок о бок с монстром и почитать его за святого. Почему же она не уйдет? У Чарли ответа нет. А самой женщине задать этот вопрос страшно. Вдруг она отвернется от него, если он расскажет, что с ним делали в "Доме скорби" и, что продолжает делать Александр каждую ночь, когда она засыпает в своей постели? Стыдно признаться, что его используют, как уличную девку, живущую по билету. У Чарли язык скорее прилипнет к небу, нежели он расскажет добросердечной женщине, что его рвало каждый раз, когда он видел черные волоски, тянущиеся извилистой цепочкой от впадины пупка до паха, разрастаясь там порой до немыслимых размеров. И что однажды эта субстанция попала прямо на клиента, который рассвирепел и едва не проломил ему череп... Именно тогда у Чарли и появилась необыкновенная способность к регенерации. Врачишка, тонкий с козлиной бородкой и назойливым взглядом, буквально облизывавшим тело мальчика, осмотрел Чарли и назвал уникумом, присовокупив, что любой, оказавшись на его месте, должен был умереть. А ему удалось выжить, сохранив при этом способность мыслить здраво, как и прежде. Чтобы сказала Бекки, узнав все это? Пожалела или принялась брезгливо обрабатывать ладони спиртом после него?
Ход мыслей Чарли прерывался вторжением Александра, который по вечерам бывал гораздо растеряннее, чем когда-либо. И оттого безобиднее что ли... Скользя отсутствующим взглядом по комнате, мужчина подходил к мальчику, со свойственной ему одному деловитой бесцеремонностью приподнимал веко и долго смотрел прямо в сокращавшийся зрачок. В такие моменты Чарли боялся дышать, словно слабое дуновение ветра могло вызвать шторм в таком же изменчивом, как и море, настроении Александра. Сухими, почти обжигающими губами, мужчина касался тонкой шеи, подбородка, щек. Он покрывал легкими поцелуями лицо мальчика, при этом не касаясь губ, малейшее прикосновение к которым вызывало дрожь отвращения по всему телу Чарли.
- Тебе нравятся мои методы перевоспитания? - немного погодя спрашивает Александр, внимательно глядя на очаровательное смуглое личико с плотно сжатой линией губ и несколько прищуренными глазами. - Ты видишь, я могу быть и нежен с тобой... Требуется лишь твое послушание.
Он запускает пальцы в темные волосы Чарли и несильно собирает в кулак, ожидая ответа.
Его светлые волосы рассыпаны по плечам, и глядя на Александра снизу вверх, можно подумать, что он некое подобие ангела с выразительными чертами лица и почти добрыми глазами, в глубине которых таится скрытая в душе ярость, терпеливо поджидающая своего часа. Стоит сказать да, и мужчина останется таким навсегда. Забьет камнями звериную натуру. Заколотит ее досками где-то глубоко внутри себя и уже никогда не выпустит на волю, но Чарли презрительно кривит губы в ответ.
- Вы мне омерзительны.
- Сорванец, - почти ласково шепчет Александр. И больше нет тепла в его синих глаза. Теперь это сверкающие ледяные омуты, которые приковывают к себе взгляд, не позволяя думать ни о чем другом.
Мужчина откидывает одеяло в сторону. На Чарли надет пижамный костюмчик, заботливо выстиранный Бекки. Мужчина срывает рубашку с худого тела. Она безнадежно испорчена. Но Александру все равно, что скажет Бекки, если вообще увидит эту испорченную одежду. Возможно, он опять соврет, а она, святая простота, поверит. Впрочем, как всегда. Не может быть иначе. Ведь по его милости она не сдохла с голода в своей деревушке, после смерти брата Александра, с которым женщина была помолвлена. Сожаления по поводу скоропостижной смерти брата мужчина не чувствовал, а Ребекку взял с собой лишь за ее умение готовить. Александр мог поспорить, что она была девственницей (в ее-то годы!), и его брат был последним шансом завести традиционную семью, но проверять свою догадку желания не было.
Его гораздо больше интересовало распростертое перед ним тело с впалым животом и резко выделяющимися на смуглой коже ребрышками. Под тонкой кожей учащенно билось мятежное сердце. Мужчине хотелось вырвать его, прямо голыми руками, чтобы заставить, наконец, любить. Но он не мог. Никто не был способен сделать подобное...
- Не дергайся! Я не собираюсь насиловать тебя, по крайней мере, сейчас, - прорычал Александр, исподлобья взглянув на Чарли. Тот замер и свел свои попытки вырваться на нет, выжидая, что будет дальше. Придерживая руками тонкую талию, Александр приподнял мальчика с кровати и усадил к себе на колени. Чарли рефлекторно попытался сжать ноги, и это почти судорожное движение не укрылось от Александра, отразившись улыбкой на его губах. - Не надо бояться, я сегодня добрый... - одной рукой продолжая придерживать его за талию, чтобы мальчик не свалился на пол, другой Александр медленно погладил немного выпирающие лопатки, скользнул вниз по спине, массируя каждый позвонок, и остановил приятно теплую ладонь на бедре Чарли.
Тонкие пальцы проникли под мягкую резинку пижамных штанишек. Чарли судорожно выдохнул и попытался оттолкнуть от себя Александра, но вырваться из кольца, оказавшихся такими крепкими аристократических рук, оказалось ему не под силу. Мужчина улыбнулся, видя его сопротивление и нежелание показывать, что происходившее внушало ему не только отвращение. Чарли отвернулся так, чтобы Александр не мог видеть его лицо, но мужчина, ласково обхватив двумя пальцами острый подбородок, заставил посмотреть на себя. В черных глазах, затопленных ненавистью и наслаждением, он явственно увидел свое отражение.
Рука, поглаживавшая до того момента бедро, нашла и почти нежно сжала напрягшийся член мальчишки. Чарли издал странный звук, нечто среднее между рычанием и жалобным поскуливанием, и уткнулся носом в плечо мужчины.
Сдался? Александр чуть сильнее сжал ладонь, и по телу Чарли пронеслась сладкая дрожь, перекинувшаяся на мужчину. Больше сдерживаться не было сил. Он уложил мальчика обратно на кровать, и его худенькие руки раскинулись по белоснежной кровати, как у брошенной наземь куклы. Штаны, как неуместный в подобной ситуации предмет одежды, полетели в угол. Язык доктора прошелся по всей короткой длине члена перед тем, как губы обволокли его целиком. В глазах Чарли все потемнело, наслаждение было невыносимым, чтобы попросту его проигнорировать. Какая-то клеточка молила одуматься, но Чарли было слишком хорошо, чтобы сопротивляться. Казалось, весь мир сосредоточился там, где ласковый и умелый рот приносил небывалый стыд и наслаждение. Со скулежом, Чарли кончил, выгнувшись дугой и судорожно вцепляясь руками в простынь. Член сразу же обмяк, став похожим на расплавленную свечу.
Чарли приоткрыл глаза, все еще не в силах прийти в себя. Александр стер с нижней губы белесую капельку и приложил указательный палец к подрагивавшим губкам Чарли.
- Теперь ты будешь омерзителен сам себе. - Усмехнувшись, нарушил затянувшуюся тишину Александр, - потому что, несмотря на все твои хваленые моральные принципы, тебе со мной понравилось... Ты можешь сейчас это отрицать, но лгать себе не сможешь. Подумай над этим, Чарли, сегодня я даже не буду вкалывать тебе морфий. Ты ведь уже не хочешь уходить, ведь так?
Александр выразительно сжал промежность Чарли. Глаза Чарли заслезились.
- Спокойной ночи, мой мальчик.
Мужчина, довольный своими словами, прозвучавшими чертовски обидно, но в то же время правдиво, игриво лизнул кончик острого носа Чарли, вместо своего обычного глубокого поцелуя. Уже прикрывая за собой дверь, он услышал приглушенные рыдания. Очевидно, мальчишка, уткнувшись лицом в подушку, как некогда в его плечо, дал волю своим чувствам. Александр не спешил уходить, стоя в коридоре, он слушал прерывистые рыдания, которые, судя по звукам, переходили в настоящую истерику. Он мог бы простоять там весь оставшийся вечер, если бы не Ребекка.
Вместо того чтобы как всегда сдержанно поздороваться и тенью скользнуть мимо, женщина подошла к нему.
- Александр, мне скоро надо будет на несколько дней отъехать, я могу надеяться на ваше согласие?..
Мужчина закрыл глаза. Все складывалось слишком хорошо.
- Конечно, Бекки, в любое время, - сказал он и улыбнулся.