Вниз на свежее продолжение)
Автор иллюстрацийАлександра Малыгина.
Предисловие
О чем пишутся истории? Как правило, о том, что достойно быть воспетым! Прямо сейчас вспомните любую. Вспомнили? А теперь забудьте про персонажей. Так, будто их и не было никогда. Откиньте в сторону условности мира, созданного автором, и взгляните мимо декораций. Пускай сюжет атрофируется, ужавшись в самую емкую и самую простую мысль. Ну как? Теперь-то вы видите настоящих героев повествования?
На главных ролях всегда, за редким исключением, трое. Доброта, что подкупает своей искренностью. Любовь, что стоически переносит все трудности, обращая их в свою же собственную силу. Ну и, конечно же, дружба. Да такая, которой под силу простить все на свете и слепо верить, обернувшись бескорыстной жертвенностью. Именно они - герои любой истории. И эта - отнюдь не исключение.
Но вспомните, как за прозрачностью игры главных персонажей, бывает порой интересно приглядывать за второстепенными. Или, чего уж греха таить, за злодеями! Ведь у них тоже есть свой посыл и своя призма, сквозь которую нехитрая мысль может предстать в неожиданном свете. Вопрос лишь в том, хочется ли вам следить за ними.
Обращаясь в этих строках к тебе, Уважаемый Читатель, я прошу... посматривай за Ложью. Ведь в этой истории можно любопытнейшим образом пронаблюдать ее от рождения до самой смерти. От всей души желаю приятного чтения!
Глава 1
- ...его вспыльчивость посол Кахир поссорились с наместницей Анджелин. - при слове "наместница", Гастааф потряс поднятым вверх кулаком. Не угроза, вовсе нет! В данном контексте, скорее, ирония. - И знаешь почему?
- Ну-ка. Давай, удиви. - Шакал слушал не без интереса. Ему нравилось, как ярко старик выходит из себя в таких ситуациях.
Ну а как тут остаться спокойным? По долгу правления, Гасу частенько приходится общаться с привилегированными представителями других стран. А представители эти, несмотря на удаленность от родного дома и всю шаткость своего положения, никак не желают принимать местные порядки. Ну вот не получается у них бросить свои вычурные аристократичные замашки. Хоть режь! Режь, убивай, а благородное происхождение найдет способ проявить себя даже на плахе.
- Удивляю! Наместница установила коновязь рядом со своей резиденцией. Дом под резиденцию, да будет тебе известно, находится прямо напротив посольства Мерсены. Заметь, что об этом меня лично просили и те, и другие. Друзья же, дрекавака им под сраку, не разлей вода!
- Ну, установила. И что дальше?
- А дальше случилось непоправимое! Кахир был оскорблен тем, что лошадки навалили кучу прямо напротив посольства. И из-за этого, его слуги подняли меня сегодня ни свет ни заря. Всю охрану переполошили, будто и вправду что серьезное случилось.
- И они до сих пор живы? - из дальнего угла комнаты отозвалась дочь Гаса.
До этого, девушка не встревала в разговор и увлеченно ковырялась с какими-то колбами, склянками, порошками и жидкостями пестрых расцветок. "Колдовство!" - вскричит боязливый крестьянин и окажется не прав. Химия.
- Алезандезе, доченька, ты хочешь устроить международный скандал?
- Нет, не хочу. Просто ты слишком много позволяешь этим ублюдкам. Настолько много, что это уже идет в ущерб тебе самому. Пускай скажут "спасибо" за то, что им вообще разрешено находиться в городе.
И ответить-то нечего. Что может ответить мудрость прожитых лет молодой горячей воинственности? Разве что вздохнет тяжело, да покачает головой. Вот и Гастааф, не находя смысла в бесполезном споре, тяжело вздохнул. Вожак поднялся из-за своего стола и подошел к окну, выходящему на "парадную" пристань, реку и башню Колина на другом берегу.
На улице завывал промозглый ветер и от этого особенно уютно сейчас было в кабинете главы клана. Мерно потрескивали поленья в камине. За лакированным письменным столом из баттийского дуба, омлетом завтракал Шакал. А в углу, отрешенная от всего мира, занималась своими делами любимая и единственная дочь Гаса. Двое из трех по-настоящему близких ему людей, этим утром были рядом.
Статный, высокий, с чуть доходящими до плеча седыми волосами, Вожак для своих лет был красавцем-мужчиной. Ему бы еще бороду, о которой он всегда мечтал - так стал бы он, как пить дать, похож на могучего героя из древних легенд. Но не судьба. От подбородка Гаса в обе стороны тянулся рисунок, изображавший ветвистые оленьи рога. И закрывать его волосяным покровом было никак нельзя. Такова плата за принятый дар темного бога. Будь ты сапожником или менестрелем, купцом или градоначальником, если уж ты отважился однажды войти во тьму, то будь добр заклеймить этот выбор на своем лице.
А вот Шакал, при желании, мог бы отпустить и усы, и бороду. Его татуировка была не такой мудреной. Можно даже назвать ее стандартной. Как и многим другим темным, после обряда ему забили кожу вокруг глаз. Черной краской по форме глазниц. Быстро, просто и никакой маской скрыть не получится. И стоит отметить, что именно Шакалу эта наколка очень даже шла. Весьма кстати, она придавала облику военачальника устрашающие нотки. Добавьте к ней массивный волевой подбородок, густые брови и нос с небольшой горбинкой. Примерно такой образ берут за основу барды, продумывая главного злодея для своих эпосов.
Очередной порыв ветра принес неприятную мелкую морось. Осень. Опять. Вот уже пятнадцатую осень подряд, Гастааф Джербен без устали возглавлял клан "Одноглазого Волка" и, по совместительству, правил городом Алькахестом. Дела шли как никогда хорошо. Впрочем, так было уже давно. Еще с момента начала войны на севере.
- Капризничают. Это все от скуки. - Вожак добродушно улыбнулся. - И от бессильной злобы. Они ведь всегда злились, да толком поделать ничего не могли. Не один самодур о нас зубы поломал. И еще поломает. "Не можешь победить честно, победи хоть как-нибудь". - процитировал Гастааф знаменитую строчку. Закончив на этом лирическое отступление, он обратился к жующему Шакалу. - У вас там как?
- Нормально. - Каспар Кортрен, среди своих более известный как "Шакал", отложил трапезу и начал рапорт. - На южной дороге взяли караван. Все, как всегда. "А мы не знали, а если бы знали - заплатили". Послушно отдали половину товара и помчались дальше с мокрыми штанишками. Больше ничего интересного.
- Рутина...
- Ага. Гас, мне бы отдохнуть хоть ненадолго. Надоело все. Культурист мой ненаглядный справится и без меня.
- Культурист твой ненаглядный дел наворотит! Без разбора вколотит кому-нибудь нос в голову, а разбираться мне. Хотя почему мне? Тебе... - громкий, настойчивый стук перебил Вожака.
Дверь распахнулась и первым в нее, породисто гарцуя, вошел тощий служка в обтягивающих белых лосинах и синем платье с нелепо огромными манжетами. Синий и белый - цвета аббадонской короны. Так что особой интриги в том, кого же объявит бедолага в лосинах, увы, не было.
"Наместница его Величества короля Дедерика, несравненная Анджелин" - во весь свой тоненький голосок проорал слуга и отскочил с прохода, освобождая путь своей тучной хозяйке. Следом за дорогой гостьей, в кабинет Гаса зашел вооруженный "волк" с крайне недовольной рожей и шумно захлопнул за собой дверь. Поймав на себе суровый взгляд Вожака, темный виновато развел руками. Мол, сам не рад, но установки "не пускать" не было.
- Что это такое!? - розовощекая пышка Анджелин, несмотря на дальнее... очень дальнее, но все же родство с королевской четой, пренебрегла хорошими манерами. Без лишних приветствий и расшаркиваний, пухлая фурия принялась обильно брызгать слюной. - Вы хоть что-то в своем городе можете держать под контролем!? Почему с самого утра, я первым же делом узнаю, что прямо из-под окон моей резиденции паршивые мерки увели моих же лошадей!? Вы хоть понимаете, что они плоть и кровь от самого Абсента, трехкратного чемпиона королевских скачек!?
- Наместница! - вскричала Алезандезе.
Как только Анджелин переступила порог, дочурка Гастаафа бросилась к книжной полке. Безошибочно выдернув нужную ей брошюрку и расплывшись в ехидной улыбке, Дез принялась лихорадочно выискивать заветную строку. Получилось это у девушки довольно оперативно.
- Вот посмотрите-ка, в брошюре "Хорошие манеры и правила поведения в обществе", сказано: "Этикет требует избегать разговоров, которые явно неприятны собеседнику. Затронув подобную тему, стоит кратко извиниться и перевести беседу в нейтральную плоскость" - от подобной наглости наместница побагровела. Широко распахнув глаза и рот, она стала напоминать страдающую насморком сову. Алезандезе, выждав пару секунд, кивнула в сторону отца и добавила. - Ну так что же вы? Извиняйтесь.
- Дез! Молчать! - рявкнул рассвирепевший Гас. - Госпожа наместница, простите мою дочь за дерзость. Молодая еще, не понимает с кем разговаривает. А что насчет ваших лошадей, так мои люди в кратчайшие же сроки разберутся в ситуации.
- Вы совсем обнаглели!? Гоцон! - Анджелин обратилась к человеку в лосинах. - Ну-ка накажи девчонку!
Пожалуй, это был самый сильный испуг в жизни щупленького служки Гоцона. С одной стороны приказ хозяйки и страх ослушаться его. Ну а с другой девчонка, которую следует наказать, и страх перед ней. Так еще и девчонка, как назло, всем своим видом показывала, что не против понести наказание. Скорее даже наоборот! Дез игриво подманивала его ладошкой, по которой заплясали язычки темного пламени. Обморок стал единственно верным выходом из ситуации и Гоцон сложился на полу, как карточный домик.
- Дорогая моя Анджелин, я еще раз приношу вам свои глубочайшие извинения...
- Извинения!? - прессованный комок ярости в пышном бело-голубом платье перебил Гастаафа. - Я, на минуточку, наместница самого короля Дедерика и мне мало ваших извинений! Я требую...
- Молчать! - Гас со всей дури вдарил кулаком по столу. Да так, что с него свалилась тарелка с недоеденным омлетом Шакала. - Наместницей ты будешь у себя на родине! В какой-нибудь деревеньке старосту гонять! А здесь ты сторонний наблюдатель! И будь добра сказать "спасибо", что тебе вообще разрешили находиться в городе. - от этих слов отца, Алезандезе звонко рассмеялась. - Твоих коней я лично найду. А теперь пошла вон! И шута своего забери.
- Я этого так не оставлю. - прошипела сквозь зубы Анджелин и стрелой унеслась из кабинета Вожака, при этом оттолкнув стоящего в дверях темного.
- Да... - подытожил Шакал, с сожалением глядя на свой завтрак. В принципе, омлет неплохо вписался среди витиеватых узоров мерсенского ковра. Но восхищаться этим великолепием было бы гораздо лучше на сытый желудок. - Я, наверное, пойду...
- Иди, Каспар, иди...
***
Невозможно было назвать это утро беспокойным. В Алькахесте всегда, с самого момента его основания, царила подобная сумятица. Чуть более двухсот лет назад, здесь, в Пустоши, на почти равном удалении от двух самых могучих держав современности, клан "Одноглазого Волка" пустил свои корни.
Уставший от гонений Церкви, клан наконец-то обрел свой дом. Выбор места, конечно, немного шокировал. Огромный пустырь, образовавшийся из-за колоссального выброса раскаленного вулканического пепла. Взрывающийся уже третий раз за последнее тысячелетие, беспокойный вулкан Барнебхуа окончательно уничтожил всю флору и фауну на полторы, а то и все две тысячи километров к северу и востоку от себя.
И резонно было бы спросить, как "одноглазые" сумели выжить в месте, где на все четыре стороны вдаль за горизонт тянется безжизненная равнина? Теоретически это стало возможным после того, как королевство Аббадон (к западу от Пустоши) и империя Мерсена (к востоку), заключили так необходимый для обеих сторон мирный договор. Согласия добились как политики, так и купцы. Так что теперь, по этой выжженной земле, вереницей потянулись торговые караваны.
Но теория - теорией, а на практике темным нужно было отбросить страх и запастись терпением. Вниз по великой реке Юне поплыли челны со злаками, скотом и всевозможными товарами эволлийских умельцев. "Волки" перехватили их часть. Вверх по реке, с востока на запад, пошли караваны груженые лесом, оружием и мехами. "Волки" перехватили и их. Капля в море для сильных мира сего, однако отличный старт для крохотной деревеньки, впопыхах нареченной Алькахестом. А назвали ее так в честь бесстрашного Алкахеса - первого Вожака клана, который когда-то давно повел "Одноглазых Волков" на последнюю Битву богов.
Пять лет понадобилось темным для того, чтобы выстроить в Пустоши некое подобие города. Но с ростом города росли и его потребности. Вскоре, король Аббадона уже не мог спокойно закрывать глаза на то, что в Пустоши орудует не просто шайка разбойников, а слаженная и многочисленная преступная группировка. Город был сожжен регулярной армией, а темные вынужденно отступили на север. Отступили, чтобы вернуться. Новый Алькахест был краше, больше и крепче старого. Однако печальная участь постигла и его.
Третий и последний день рождения вольного города датирован 109-м годом нынешней эры. Влекомые жаждой славы молодые авантюристы, беженцы из соседних стран, преступники в поисках новой жизни, сосланные на смерть в Пустошь вольнодумцы... все они нашли место рядом с "одноглазыми". Так же, клан постарался собрать под свои знамена всех тех, кто волей судьбы был рожден темным или светлым и устал от предвзятого отношения западных народов. Вместе, плечом к плечу, они дали бой аббадонской армии и одержали основополагающую для своей новой отчизны победу.
Скрепя сердце, правители соседних стран признали независимость Алькахеста и заключили с тогдашним Вожаком договор. Согласно ему, торговцы будут отдавать разумную долю перевозимого товара "одноглазым" и безопасно пересекать Пустошь. Ну а те, в свою очередь, эту безопасность обеспечивать.
За слова нужно было отвечать и в кратчайшие же сроки темные совершили титанический труд. По обоим берегам Юны, "волки" вымостили более трех тысяч километров дороги. Разбойники, мешающие спокойной торговле, больше не доставляли купцам хлопот. Их просто-напросто истребили. По правде говоря, не все джентльмены удачи попали под тяжелую руку "волчьего" правосудия. Часть бандитов была завербована и теперь они, будучи гражданами вольного города Алькахеста, принялись осваивать новые профессии. А таковых оказалось предостаточно.
Прибывая в Алькахест, изнуренный дорогой купец желал переночевать на уютной кровати. Специально для него, в городе появились первые подворья и гостиные дома. Выспавшийся купец, как правило, желал воспользоваться временем стоянки и хорошенечко выпить. Да пожалуйста! Местные умельцы наоткрывали харчевен, кабаков и ресторанов на любой вкус и кошелек. Ну а для пьяного купца так вообще было где разгуляться. Как грибы, в Алькахесте стали расти игорные дома, бани, бордели и даже театры!
Местный театр - это вообще отдельная тема. Собранная наспех из эдаких алкашей-мыслителей, труппа не была скована ни морально-этическими нормами, ни цензурой власть имущих. Как следствие, вскоре по всему миру загремела слава комедий Алькахеста. В них актеры позволяли себе затрагивать такие темы, за которые в том же Аббадоне их бы спешно повели на плаху.
Сразу же после первых отыгрышей, приобрела народную любовь и стала классикой жанра комедия "Троюродный зять тестя бабушки золовки". В ней, на злобу дня, высмеивались попытки самозванцев и очень-очень-очень дальних родственников королевской четы взойти на трон Хорна.
Подводя итог: в городе, где вот уже больше двух столетий вино и кровь в равных долях льются рекой, где крутятся бешеные деньги и каждый день сталкиваются интересы всех стран мира, спокойно не было никому и никогда. И даже кучка навоза напротив посольства Мерсены, сама того не ожидая, смогла вызвать резонанс во всех слоях общества сразу. Но не надо спешить с выводами! Не стоит без суда и следствия набрасываться на посла Кахира с обвинениями в излишнем чистоплюйстве. Сегодня, для нервозности у него был особенно веский повод. Он ждал гостей...
***
Накинув щит поверх куртки, Каспар вышел на улицу. Снаружи его уже поджидал Мартин Хеннмель - тот самый "ненаглядный культурист", о котором вскользь зашла речь в беседе с Вожаком. Верному другу и соратнику Шакала было всего-навсего двадцать два года отроду. Однако, несмотря на нежный возраст, он уже успел на деле доказать свою полезность и преданность клану. Неспроста он, все-таки, стал самым молодым капитаном карательного отряда за всю историю города. Этим своим рвением, он напоминал Каспару его самого лет двенадцать тому назад. И потому-то, скорей всего, этот добродушный силач негласно являлся протеже Шакала.
Невзирая на атлетическое телосложение, назвать Мартина красавцем, увы, было нельзя. Ломаный в двух местах нос сросся не совсем ровно, под карим глазом проходил глубокий рваный шрам, а улыбка обнажала покосившийся забор кривых зубов. Да еще и эта неудачная татуировка, окрасившая ровно половину его лица в темно-синий цвет. "Мордоворот" - можно было бы сказать о Хеннмеле, если бы не глаза. Глупые, добрые и исполненные щенячьей преданности.
- Доброе утро. Сегодня приезжают. - крепко пожав командиру руку, с горящими глазами заявил Мартин. Едва заметно, по его мускулистому телу проходила мелкая дрожь. То ли от холода, то ли от восторга, то ли от страха... а может и от всего сразу.
- Сегодня, значит. Вот почему Кахир бучу поднял. - Шакал тяжело вздохнул. - Ты все для себя решил?
Мартин уверенно кивнул и 'одноглазые' двинулись прочь от башни Гастаафа. Скорее, вглубь города и как можно подальше от реки! Туда, где стены двух и трехэтажных жилых домиков хоть как-то попытаются защитить их от сегодняшнего ледяного ветра.
Со стороны, сейчас эта парочка напоминала обычный темный патруль на утреннем обходе. Оба одеты строго по форме. Снизу черные галифе, заправленные в черные кожаные сапоги. Сверху, кожаные дублеты с нашитым на левое плечо желтым крестом - гербом города. Однако неимоверной красоты и прочности кожаный щит выдавал высокий военный чин Каспара Кортрена.
Принадлежавший когда-то самому Алкахесу, щит был сделан из дубленой кожи существа, которое вряд ли принадлежало при жизни к этому миру. По центру его, красовалась металлическая бляха тончайшей работы. В малейших деталях, она изображала объемную голову шакала с раскрытой пастью. Следуя традиции, Вожак клана вручал эту реликвию своему будущему приемнику.
Молча пройдя три квартала, "одноглазые" вышли на перекресток и перешли южную торговую дорогу. Свернув направо, темные оставили за спиной будто бы вымершую в столь ранний час "пьяную подкову". Так непривычно тихо и темно было среди ее бесчисленных увеселительных заведений. Ну а как же? Обслуживающему персоналу тоже нужно когда-то отдыхать.
Спустя десять минут, "волки" были на месте, у посольства империи Мерсена. "Не передумал?" - с надеждой в голосе спросил Каспар. "Нет" - уж как-то слишком решительно ответил Мартин. Видимо, старался убедить в этом самого себя. Прокашлявшись, юноша зашагал к парадной двери. И с каждым следующим шагом, страх все настырней скребся в его душу.
А тем временем, поднимая столбы пыли, к Медвежьим Вратам стремительно приближался странный караван. Странностей в нем было ну очень много. Во-первых, кортеж состоял всего лишь из двух карет, что совсем нехарактерно для торговой экспедиции. Во-вторых, кареты эти были ну уж слишком шикарны для простых смертных. Взять в расчет хотя бы то, что изготовившие их умельцы выдолбили корпуса из цельных кусков гигантской баттийской лиственницы.
Крашены экипажи были в черное и почти полностью испещрены позолоченными барельефами. Снизу барельефы изображали спящих, ревущих, бегущих, дерущихся друг с другом и чего-только-еще-не-делающих медведей. Сверху же, на все это безобразие, с явным интересом поглядывали золотые вороны.
Третья странность - экипажи были абсолютно чисты! От самого ближнего, более-менее крупного восточного города до Алькахеста, как ни крути, дней десять. А кареты тем временем выглядели так, будто их помыли только что. Более того, издали могло сложиться жутковатое впечатление, что весь караван передвигается в каком-то огромном невидимом шаре. Поднимаемая лошадьми пыль, словно в страхе попачкать карету, прижималась к земле до тех пор, пока последнее колесо не оставляло ее позади. И только тогда, будто бы облегченно выдохнув, она резко поднималась ввысь.
Но по-настоящему кровь холодела в жилах от вида запряженных в экипаж коней. Грандиозные, в полтора-два раза больше обычных скакунов. С огромной, просто-таки исполинской грудной клеткой, вздымающейся минимум до трех локтей вширь. Сам Абсент (на минуточку, трехкратный чемпион королевских скачек Аббадона, чьих отпрысков этим утром бессовестно украли у наместницы Анджелин) при виде их, пожалуй, пошел бы топиться от осознания собственной неполноценности. Почему именно топиться? Ну... лошадям ведь недоступен столь же богатый перечень самоубийств, что и людям. И вот так бесславно подох бы великий чемпион, поторопившись с выводами и не разобравшись толком, что тут к чему. Ну да бес с ним, с Абсентом... ведь прямо сейчас эти чудовища с четырьмя ноздрями и несуразным горбом на спине, развивая бешеную скоростью, несли к городу свой странный-престранный караван.
***
Для вашего удобства, текст разбит на множество маленьких частей.
Следующая часть лежит здесь здесь.
***
Комната, несмотря на то, что располагалась на цокольном этаже и в быту, скорее всего, имела складской характер (или вообще являлась спальней для прислуги), была обставлена в свойственных для империи роскошных декорациях. Всюду резная мебель, наполированная аж до блеска. Всюду обрамленные багетом круглые зеркала и тяжелые громоздкие канделябры. Позолота везде, до куда только смогла дотянуться рука мастера-сусальщика. Ну и, конечно же, повсеместно ковры. Ковры на полу, ковры на стене, ковры, еще ковры, как можно больше ковров!
Мартин нервно ходил взад-вперед. Молодой "волк" поглядывал то на здоровенный кусок стали, подвешенный посередь комнаты вместо люстры, то на собственную руку, то на усевшегося в кресло командира. "Придурок, - думалось Каспару, - видит батька Мусор, конченый придурок. Когда он просил у меня разрешения, каковы были шансы на то, что этот бред воплотится в жизнь? А не было никаких шансов! Да и вообще вся эта затея искренне казалась шуткой. Но раз уж пообещал. Да и, в конце концов, должна же у паренька быть собственная голова на плечах. Пускай теперь сам расхлебывает".
Кого же ждал Мартин? И кого ждал посол Кахир? Ответ на оба вопроса был один: в Алькахест приехали маги! Нежданно-негаданно, никого не предупредив и никому не доложившись. Все так, как они любят. Колин, тайный канцлер "одноглазых", наверняка сейчас рвет волосы на голове и вихрем носится по своей башне, раздавая "сотрудникам" ценные указания.
Странный экипаж со своими странными лошадьми и, как оказалось, не менее странными пассажирами, остановился у посольства. Первым, после молчаливых слуг, явил себя городу Бартоломеус "Черный". Маг был одет в шелковый балахон вполне ожидаемого цвета и совершенно бесполезный, неудобный, но подчеркивающий статус золотой наплечник в виде воронового крыла. Черный и золотой - цвета имперского флага. И будьте любезны соответствовать.
Никто никогда не брался подсчитывать, сколько же на самом деле лет было Черному. Учитывая его, если можно так выразиться, "специализацию" - это было гиблым делом. Но внешне он выглядел, как двадцатилетний юноша: игриво прищуренные зеленые глаза, приятные черты гладковыбритого лица и собранные в пучок волосы, черные как смоль. А внушительные мышцы (и кто сказал, что магу пристало быть щуплым старикашкой?) угадывались даже под безразмерным мажьим балахоном. Человек, увидавший его впервые, вряд ли смог бы поверить в то, что этот юноша уже пережил трех императоров и вполне себе намерен пережить еще парочку.
Черный был одним из шести ныне живущих магов. Это если не брать в расчет пропавшего без вести Пита Хубрека. И этот факт ясно давал понять, почему же он и Толстый Фай (его коллега по волшебному цеху) приходились к императорскому двору и имели почти безграничное финансирование.
Да и к тому же, восстаний Бартоломеус не поднимал, города не сжигал и эпидемий не устраивал. А самое главное - лишний раз не шастал по хозяйскому гарему и правителя своего убивать не планировал. Скорей наоборот, относился к императору крайне дружелюбно и даже как-то... по-отечески, что ли? Да и вообще, если вдумчиво посудить, то Черный являлся образцом воспитанного дисциплинированного кудесника. Конечно, если не брать в расчет пару-тройку эпизодов с побегом чудищ из его лаборатории.
Чудища. Чудовища. Монстры... Роэль Роэльмель из Хорна, к примеру, сильнейший телекинетик. Блаженный сутарский отшельник, сам того не осознавая, наделяет предметы мистическими свойствами. Опальный маг Огненный, как нетрудно догадаться, повелевает стихией огня. А вот стезей Черного были монстры. Точнее не монстры... вовсе нет! Обычные животные, а иногда и люди, которых маг изменил. Шаг за шагом, эксперимент за экспериментом, по крупице Бартоломеус постигал тайны плоти и доступные ему способы воздействия на нее. И если тот же ненавистный восточным магам хорниец Роэль, будь он неладен, пользовался своим даром когда угодно и как угодно, Черному в его ремесле приходилось много трудиться. Путем проб и ошибок, прибегая к помощи языческих рун, редких трав, химии и даже астрономии.
Но игра стоила свеч и результат зачастую превосходил ожидания даже самого Бартоломеуса. Взять, к примеру, его скакунов. Нарастить лошадям мышечную массу Черному не составило особого труда. В конце концов, не обливание холодной водой и зарядка по утрам поддерживали его тело в таком чудесном состоянии вот уже более ста лет. Все это мелочи! А вот то, что маг сотворил внутри - было действительно сложно. Вживить жеребцам дополнительные сердца, расширить и расслоить надвое трахею, вырастить недостающую пару легких и растянуть их так, чтобы при беге не ломались ребра. А еще горб, наполненный запасом воды для длительных переездов! Личное изобретение мага - плевок в лицо дуре-природе, первой не догадавшейся до этого.
Выйдя из кареты, Черный едва успел свободно вздохнуть, как его поглотило море лести и навязчивых лобызаний со стороны посла Кахира. Так уж было заведено в обязательном порядке для чиновников любого ранга. Дежурные "Ваше Великолепие", "огромная честь" и, конечно же, "как поживает император?". За долгую жизнь это так пресытилось магу, что он, казалось, не замечал посла. Невнятно побурчав ему в ответ примерно с полминуты, Бартоломеус недовольным жестом попросил хозяина умерить пыл и наконец-таки заткнуться. В наступившей тишине, волшебник шепнул: "Посол, мой спутник не любит лишней суеты и официоза, так что будьте любезны". Затем, Черный обернулся к карете и довольно громко прокричал: "Шерага, выходите! Этот лизоблюд больше не будет бесноваться, я вам обещаю. А если ослушается - превратим его в дерьмо!".
Из экипажа вылез очень высокий и жилистый мужчина. Лишь человек, достаточно долго проживший на юге, мог бы с трудом догадаться - его лохмотья напоминают племенную одежду дикарей. Остальные решили бы, что мужик просто выжил из ума. И действительно. Его "куртка", например, состояла из не пойми как сшитых между собой кусков тел разных животных. Вот свисает с плеча медвежья лапа, вот вместо кармана висит потрошеная шкурка зайца, вот это, кажется, фрагмент коровьей кожи, а там, если хорошо присмотреться, поросшая какими-то мелкими бледными грибочками голова филина. И все это вразнобой пестро украшено цветными ленточками, палочками, перьями, бусами, костями, деревянными масками, связками из зубов, когтей и пальцев, кинжалами, топориками и еще, одним только богам известно, чем. Виновато улыбаясь, Шерага (так обратился к нему Черный) поспешил пожать руку Кахиру, побелевшему от неоднозначных чувств. На ломанном средиземном, дикарь уверил, что превращать в дерьмо не умеет, а даже если бы умел - не стал.
Оставив на улице свои роскошные кареты и слуг, нетерпеливо разбегающихся по борделям, все вместе они прошествовали в посольство. Отказавшись от трапезы, гости попросили сразу же проводить их в ту самую комнату, где ждал молодой "волк" вместе со своим командиром.
- Доброе утро. Это вы тот самый Мартин Хеннмель, что писали мне? - войдя в комнату, безошибочно определил Бартоломеус. Он собрался было протянуть юноше руку, но вовремя осекся.
Рукопожатие для темных во все времена являлось проявлением наивысшего доверия. И отказ от подобного проявления, ни в коем случае не был чем-то обидным или оскорбительным для здравомыслящего темного. Ведь что такое соблюдение этикета, по сравнению с реальной угрозой для собственной жизни?
- Да, это он. - моментально вставил посол, пытающийся любым способом выслужиться перед магом. Но вместо желанной похвалы, Кахир тут же поймал на себе недовольный взгляд. - Пожалуй, я лучше оставлю вас...
- Да, посол, так действительно будет лучше. Хотя стойте. Чтоб вы себе ногти по локоть не сгрызли... Император жив-здоров и пренепременно узнает о радушном приеме, устроенном вами. С медвежьей яростью в сердцах... - нараспев начал мерсенский гимн Бартоломеус. - ...и мудростью дедов! Все, ты доволен? Теперь иди.
- Огромная честь познакомиться с вами лично. - немного заторможено поздоровался Мартин, когда униженный и оскорбленный Кахир скрылся за закрытой дверью. Прозвучало это так, будто бы "одноглазый" заранее вызубрил это нехитрое приветствие и вот уже третьи сутки раз за разом повторяет его в голове, боясь в самый неподходящий момент перепутать слова.
- Поверьте, Мартин, мне тоже крайне приятно. Но позвольте прояснить сразу, дабы вы не польщались. Заманчивым, ваше предложение мне показалось лишь потому, что его Величество Император запретил мне ставить эксперименты на людях в Мерсене. И лишь потому, что мы с Фаем оказались проездом в ваших краях. Зафиксировали этот момент?
- Да.
- Отлично. А теперь позвольте представить моего спутника. Бар-Шерага, путешественник из земель южных племен.
В знак приветствия, мужчина по традициям своего народа присел на корточки и, дотронувшись рукой до пола, почтительно кивнул головой.
- Бар-Шерага, если можно так выразиться, сведущ в магических науках... но не забивайте себе голову. А вы, должно быть, Гастааф Джербен? Суровый и справедливый Вожак 'волчьей' стаи, о котором я так много наслышан? - обратился маг к Шакалу.
- Нет, но я уполномочен говорить и действовать от его имени. Если вам что-то понадобится, дайте мне знать.
Каспар решил общаться с волшебником учтиво и дружелюбно, но по-военному коротко. Без лишних вольностей. В разыгравшихся фантазиях Шакалу привиделось, как самые глупые из храбрецов решались дерзить магу. И решались, и дерзили. И искренне верили в то, что этот поступок является вершиной человеческой отваги. А вот представить то, что впоследствии случалось с этими храбрецами, воображение Каспара наотрез отказывалось.
- Это замечательно! Нам нужен лекарь. Я слышал, что Храм Света в Алькахесте - один из лучших во всем мире. Не так ли?
Следуя избранной тактике, Шакал вежливо попросил Бартоломеуса заслать в Храм одного из его слуг, чтобы тот привел старшего лекаря Арцея. Как следствие, слуга пропал минут на сорок, в которые Черный занялся "работой". Он чертил мелом на полу странные руны и опаивал Мартина какими-то травками, от которых "одноглазого" стало немного подташнивать.
Вернувшись, Арцея слуга не привел. Вместо старшего лекаря прибыл другой светлый. Прямо с порога, молоденький парень рассыпался в извинениях за то, что начальник не смог подойти лично. Причиной тому стала мудреная хворь, которую они всем Храмом не могут излечить вот уже третий день. "Лысый пропоица, - выругался про себя Каспар, слушая, как распинается молодой. - приболел с утреца, бедняга, мудреной хворью".
Итак, спустя примерно четверть часа, все нюансы (известные и понятные одному лишь Бартоломеусу) наконец были соблюдены.
- Хеннмель, вы очень смелый юноша. Вы отдаете себе отчет в том, что раньше я не делал ничего подобного? - темный утвердительно кивнул. - Тогда мы можем начинать. - скомандовал Черный и все присутствующие заняли свои места.
Вдоволь напившийся отваров Мартин разделся по пояс и подошел вплотную к куску стали. Зубами, он крепко закусил скрученную в трубочку тряпку. Прямо за его спиной, потирая друг о друга, разогревал руки светлый. Бар-Шерага уселся на пол рядышком с "одноглазым" и выловил из своего одеяния деревянную маску, изображавшую... кажется, лисицу. Сквозь нее, он с интересом уставился на подопытного.
Сам Бартоломеус пару раз обошел всю комнату, а затем заложил руки за голову и кивнул молодому "волку". Волшебник готов. Ну а Каспар... Каспару выпала роль беспомощного наблюдателя. Все, что он сейчас мог - до побеления сжимать кулаки и откровенно недоумевать происходящему.
Начали. От напряжения, на лбу Мартина вздулись вены и выступила испарина. Секунда, две, три... десять? Раздался характерный глухой звук. Будто бы прибило сквозняком форточку, проложенную ватой. На месте, где только что стоял "одноглазый", взамен него остались плясать язычки темного пламени. Они просуществовали в нашем мире лишь несколько мгновений и растворились в воздухе.
Секунда, две, три... десять? Темное пламя возродилось из небытия. Но лишь на миг, а затем опять прозвучал уже знакомый хлопок и Мартин вышел из тьмы. Юноша остался стоять все в той же позе, но сделался еще более напряженным. Казалось, он сейчас расплачется.
- Стрыга драная! - невнятно прокричал он сквозь тряпку и со всей злостью добавил - Не могу!
- Соберись. - сурово отрезал Бартоломеус.
Идти на попятную слишком поздно. Мага нужно слушаться. Закрыв глаза, 'волк' глубоко вдохнул и вновь растворился во тьме.
Десять секунд, двадцать... тридцать? Опять все тот же глухой хлопок. Но на сей раз, он вмиг сменился диким, первобытным криком боли. Правой рукой, Мартин чуть ли не по самое плечо утопал в куске стали. При этом бедолага извивался всем телом, как уж на раскаленной сковородке.
Не дожидаясь особого приглашения, сзади на него набросился светлый. Лекарь накрепко схватил "одноглазого" за плечи и от его ладоней стало исходить приятное мягкое свечение. На смену душераздирающим воплям, пришло сосредоточенное, яростное мычание.
Парализованный от ужаса, Каспар наблюдал то за своим страдающим соклановцем, то за Бартоломеусом. Маг самозабвенно нашептывал себе под нос не то стихи, не то молитвы. Шакал был свято уверен, что пусть даже он умел бы читать по губам, все равно не разобрал бы слов волшебника. Они вылетали изо рта неестественно быстро, как если бы одними устами велась сразу дюжина бесед. Привычные законы мира перестали работать.
На секунду, Кортрен перевел взгляд в сторону Бар-Шераги и чуть вовсе не потерял рассудок. Вместо головы, у того была морда лисицы. Огромная такая, несуразная морда! Один ярко изумрудный глаз заметно больше другого, длинный розовый язык бегает туда-сюда по оскаленным зубам и трясется, будто в припадке, огромное рыжее ухо. Из пасти во все стороны брызжет вязкая слюна, вперемешку с какой-то белой пеной. Да она бешеная! Безумная лисица с человечьим телом! Наваждение прошло, стоило только Шакалу моргнуть. На самом деле, дикарь просто сидел на полу. Сидел, как и раньше, прислоняя к лицу свою нелепую деревянную маску.
Трудно сказать, сколько прошло времени, но вскоре Мартин со злостью выплюнул тряпку и вновь перешел на крик. Теперь его вопли изредка прерывались на непечатную брань. На такую, которую можно орать лишь от нестерпимой боли. Примитивную, бессвязную, неинтересную. Да это, по сути, даже не брань была, а перечисление всего дурного на свете.
Еще минута, две... да кому приспичило их считать!? Черный перестал шептать. Он решительно подошел к своему подопытному и резко выдернул его руку из стального плена. Без признаков сознания, темный рухнул на пол. Впервые за долгое время, страдальческая гримаса покинула его залитое потом лицо. И никто в комнате прямо сейчас не мог дать точного ответа: отступила боль или, просто-напросто, парень... умер?
***
Около полудня, к резиденции Анджелин люди Гастаафа привели ее драгоценных лошадей. Как выяснилось, все это время коняги безнаказанно подъедали клумбу перед зданием старого театра. Переданные слугам наместницы, лошади были привязаны рядом с парадным входом. Там они надолго увлеклись рассматриванием чудовищ Бартоломеуса, расположившихся через дорогу. Доподлинно неизвестно, что конкретно творилось в головах у аббадонских скакунов. Но можно предположить, что жеребцы видели в горбатых монстрах потенциальную замену себе любимым, а вот кобылы наверняка паниковали. Паниковали от мысли, что этих чудищ привели им на случку. Мало в мире существ, переживших бы такую случку.
К половине первого, все до той же резиденции добрался пьяный в уматину Гоцон. Служка по утру перенес тяжелейший стресс и успокоил себя самым доступным способом - сутарской водкой. Ну а в час дня, после столь непродолжительной стоянки, черно-золотые кареты снялись с места. Вместе с таинственным Бар-Шерагой, мерсенские маги умчались прочь. К Ржавым воротам, открывающим путь в Аббадон и прочие западные королевства.
Мало кто в городе вообще заметил их присутствие. Да оно и немудрено. Черный вошел в посольство, Черный вышел из посольства. А его капризное величество Файонбхаирр Тиджернмахлус (из-за непроизносимости собственного имени, прозванный в народе "Толстым Фаем"), вообще не стал покидать экипаж. Да и, по правде говоря, если бы не странные пурпурные сполохи, что изредка пробивались сквозь зашторенные окна его кареты, можно было бы предположить, что визит Фая в вольный город - чистейшей воды мистификация. Только вот... никому не нужная.
Ну а к половине второго, Каспар Кортрен уже сидел в трактире "Галантная Жаба", что неподалеку от клановых складов. Ожидая свое жаркое, он в деталях пересказывал подробности этого суматошного утра своему давнему другу Менно, работающему в этом заведении поваром. С годами, круг общения военачальника сузился до главы клана, дочери главы клана, тайного канцлера клана, церемонимейстера клана, нескольких капитанов клана, бесстрашного молодого бретера Мартина Хеннмеля (кстати, тоже члена клана)... короче говоря, сузился до клана. Поэтому, дружбой с лекарем Арцеем и поваром Менно, он дорожил все больше и больше.
- Во дела... - внимательно дослушав рассказ о мажьем ритуале, произнес Менно. - А ну-ка, Града, свинюха моя разудалая! Принеси-ка господам соточку бренди.
- Не надо...
- Надо! Я тебе по секрету скажу, Кортрен, у меня тут на кухоньке тоже чудес хватает. Бывает, положу ноженьку баранью, отвернусь на секунду, потом глядь... а она на полу валяется, согнутая в колене.
- Мистика!
- Ага... или вот недавно! Кололи поросенка на банкет. В сердце кололи, Кортрен. И по шее ножом прошлись, чтоб быстрее было. Ушли минуточек на десять, чтоб не смотреть, как бедняга мучается... мало приятного, знаешь ли. Ну и что ты думаешь?
- Что?
- Подхожу я к мертвому поросеночку, а тот возьми и встань. - пухлая официантка Града поставила на стол графин с бренди и две рюмки. - Деревня, кто ж благородный эволлийский напиток из рюмах хлещет? Нет, оставь! Все, иди... - Менно наполнил посуду и быстро, не чокаясь, махнул свою рюмку. - Стоит, значит, поросенок и смотрит на меня глазищами своими большими. А я стою и на него смотрю. И чувствую, Каспар, как порточки мои к земле потянуло со страшной силой. Так мы простояли с минуту, друг на друга глядя, он и упал обратно.
- Менно...
- А на днях... Я тебе клянусь, у меня кусок вырезки сам собой по столу скакал. Свидетелей нет, но клянусь - было!
- Менно. Ты точно трезвый был, когда все это происходило?
- Да пошел ты, гамаюн паршивый... - повар искренне обиделся и выпил бренди, предназначенный для Шакала. - Мы, чтоб с волшебниками ручкаться, видимо, рожею не вышли. Только с перепою чудеса видим.
- Да прекрати. Верю я тебе, Куница, верю...
Прозвищем повара было "Куница". В детстве, маленький шатен Менно, по позабытой всеми причине, решил отращивать волосы. Он собирал свое сокровище в хвост и бережно ухаживал за ним, отчего тот был настолько густым и пышным, что вызывал зависть даже у девочек-сверстниц. Но в один прекрасный день, кто-то из наблюдательных маленьких мерзавцев решил, что в совокупности прическа Менно похожа на куницу. Этих зверьков как раз в то время использовали в Алькахесте, как более эффективный аналог кошек для ловли крыс. И прицепилось. Хвоста давным-давно нет, вместо него повар отращивает на своем худощавом лице козлиную бородку, но прозвище живет. Частая история.
- Ладно, проехали. Ну и как там паренек? Мартин, кажется?
- Сейчас в Храме отлеживается. Никого не слышит, бредит про какие-то перья и лисицу. Светлые говорят, что хоть и сильно лихорадит, но на поправку пойдет быстро.
Прозвенел колокольчик над входной дверью. В "Жабу" зашел человек в клановой форме "одноглазых" и, оглядевшись, быстро зашагал в сторону Каспара. Наперерез ему, с дымящимся горшочком жаркого на подносе, к столику приближалась Града.
- Командир, Джозеф Фроуд очень просит вас зайти к нему. Дело срочное. Лошади ждут у трактира.
- Фроуд? - Менно оскалился в улыбке, как только что объевшийся котяра. В голову полезли всякие непристойности и он невольно впился взглядом в декольте официантки.
- Фроуд, говоришь...
Шакал с досадой смотрел, как вожделенная поваром пухлая Града раскладывает перед ним приборы. Завтрак Каспар потерял на ковре Вожака, а теперь заботливые соклановцы бессовестно отбирали у него обед. Видимо, не судьба сегодня пожрать по-человечьи. Но если уж тайный приглашает к себе в гости вот так, в лобовую, через рядового "волка", значит дело действительно срочное.
А Джозеф Фроуд, кстати, не единственное амплуа этого человека. Джозеф Фроуд известен жителям Алькахеста, как владелец "Черемухи" - самого дорого и роскошного борделя в городе. Отсюда и непристойности, возникшие в голове у Куницы.
В купеческой же среде, этот человек известен, как богатый имперец Коисим Юдард. Его денежные займы всегда выдавались при каких-то чудесных обстоятельствах. Казалось, сама судьба сводила с ним будущего заемщика. Правда вот, условия кредита были настолько незаурядно и хитро продуманы, что должнику, как правило, приходилось рассчитываться с Коисимом некоей услугой.
Для бардов и менестрелей, он существует как человек-загадка - таинственный Ворон Алькахеста. В переписке со связным из Эволле, он подписывается Терессией Симель. Ну а в совсем особых случаях, представляется Бакаром Гарцером - баттийским лучником в отставке. Легким на подъем любителем выпить и покуражиться. А после куража, конечно же, поговорить по душам и поделиться самым сокровенным.
Тысяча имен, сотня профессий и десяток самобытных персонажей, живущих своей собственной жизнью. Внутри клана, тайного канцлера звали просто Колин. Но кто сказал, что это действительно его имя? Никто. Так какое же, бес его дери, настоящее? С уверенностью можно сказать только одно - не Терессия.
***
Среднего роста, среднего телосложения, с ничем не примечательными и оттого совершенно незапоминающимися чертами лица. Человек без привычек и ужимок. Ему бы вовсю хромать на левую ногу из-за страшного ранения, но нет! Тайный канцлер не мог позволить себе такую роскошь, как иметь примету. Даже обязательную для всех темных татуировку на лице, Колин тонкой полоской узоров выбил себе на лбу так, чтобы любой головной убор, при необходимости, скрывал ее от посторонних глаз. Эдакая машина для шпионажа. Глаза и уши Гастаафа Джербена, видящие и слышащие далеко за пределами Алькахеста. И быть бы ему по заслугам приемником Вожака, но нет еще в рядах "Одноглазых Волков" того человека, который смог бы заменить его на посту тайного. И Колин это прекрасно понимал, знал свое место и, ни в коем случае, не таил ни на кого обиды.
- Нужна помощь. - даже в разговоре с приближенными, Колин общался односложно и скупился на каждое лишнее слово. - Нужно сходить к алтарю. Забрать одного человека и проводить в город.
- Колин, шишимора ты загадочная, ты не мог... - из-за приоткрытой двери раздался душераздирающий крик. Колин расположил свой кабинет по соседству с пыточной камерой. Каспар невольно поежился. А ведь буквально пару часов назад он слышал агонию человека, плоть которого перемешивали со сталью. - ...ты не мог найти посыльного помоложе?
- Это очень важно.
- Что за человек? Почему мне нужно за ним идти? Что ему может грозить? Чем ему, в конце концов, церемонимейстер Лирния - не компания по пути в город? Она, конечно, немолода, но все же очень приятная женщина, достойная всяческих фантазий. И почему ты сам не можешь, раз это так важно?
- Думай, Кортрен. Я занят сбором сведений о наших утренних гостях-магах. Человек ждет тебя у алтаря. Повторяю. Это очень важно.
- Погоди-ка... - Шакал хитро сощурился. - ...это очень важно. Или это очень важно для тебя?
- А вот это неважно.
- Нет-нет-нет! Давай рассказывай все как есть или ищи себе другого мальчика на побегушках.
- Хорошо. - в голосе тайного просквозили нотки недовольства. - Между нами. Это мой племянник. Он прошел обряд и я переживаю, как бы чего не случилось.
- Переживаешь!? - радости Шакала не было предела. - Это так мило, Колин. Значит, у тебя есть чувства!
- Заткнись, Кортрен.
- И более того! Это значит, что ты мне доверяешь! Сам тайный канцлер! Как тебя там... Ворон Алькахеста?
- Ведешь себя, как идиот. - уголок рта Колина скривился в улыбке. По редкости своей, это было сравнимо разве что с каким-нибудь астрономическим явлением. Наверное, одновременное затмение всех трех лун происходило чаще, чем тайный улыбался вне одной из своих ролей.
- Ты улыбнулся! Я видел! Только что годы твоей работы над образом пошли свинье под хвост. А ведь если это твой племяш, то значит, у тебя и брат есть. Или сестра? И завеса тайны личности приоткроется мне, простому смертному. А правду говорят, что ты баттиец?
- Хватит. Поможешь или нет?
- Спрашиваешь. - Каспар хохотнул и двинулся к винтовой лестнице, ведущей вниз из башни прямиком в "Черемуху". - Такой шанс выпадает раз в жизни.
- Кортрен! Прошу тебя. Между нами.
- Ну а как же иначе?
Шакал покинул помещение и Колин остался один на один со стопкой, если можно так выразиться, "докладов". Жрицы любви, которым этим утром довелось потеть на слугах имперских волшебников, уже давно ничему не удивлялись. Как, к примеру, не стало для них сюрпризом и то, что их щедрый, но очень требовательный покровитель Джозеф Фроуд попросил составить конспекты из подслушанного и подгляданного на утренней смене.
Сомнительная информация. Сомнительней и придумать-то сложно. Но зацепиться ему сейчас, помимо рассказов шлюх, совершенно не за что. Связные из Мерсены слишком давно молчат. Пугающе давно. Настолько, что Колин уже начал подумывать: "Не случился ли в империи переворот? И если так, не приспичит ли новому самодержцу попытать счастья в войне с вольным городом?". Так еще и это письмо без подписи никак не шло из головы. Одно слово - "ладонь". Написанное очень коряво, явно в спешке. Почтовый голубь, доставивший его два дня назад, прилетел с востока. Что-то интересное начало происходить в мире. Хорошо это или плохо, тайный канцлер пока что не понимал.
***
Позади остались городские стены и Южные врата - самые маленькие и невзрачные из всех пяти городских ворот. Что уж говорить, если им даже названия толком придумывать не стали? Можно, конечно, с легким налетом иронии назвать их "служебными", потому как на юг от Алькахеста идти ну просто некуда. Кроме алтаря Мусорщика, рядом с которым, по древней традиции, проводился обряд посвящения.
Именно у этого алтаря, изображающего застывшее в камне божество, когда-то впервые вошли во тьму все новобранцы клана. В объятиях церемонимейстера, получившие благосклонность Мусорщика проникали в его холодный безжизненный мир и возвращались оттуда полноценными темными.
На сколько хватало глаз - ничем не примечательная, выжженная, грязно-серая равнина. Но несмотря на все уродство пейзажа, для Каспара Кортрена настала минутка сладостных воспоминаний. Давным-давно, так что сейчас кажется, будто это было вовсе и не с ним, он десятилетним мальчишкой шел по этой равнине к алтарю. Что он тогда чувствовал? Да целый букет различных эмоций!
Однако человеческая память избирательна. Ей свойственно подавлять все плохое. Например, страх. И по большей части благодаря этому, экскурс в прошлое имел ностальгический характер. По-домашнему теплый и уютный. Шагая вперед, военачальник клана вспоминал, как от адреналиновой лихорадки горели уши в день его посвящения. Казалось, он даже почувствовал на миг это жжение.
- Кортрен! - голос тайного канцлера вырвал Шакала из лап воспоминаний. Сколько он прошел в своей задумчивости? Минут десять-пятнадцать? - Кортрен! Постой! - снова послышалось позади и Каспар застыл на месте. - Да обернись же ты!
Так сколько же пройдено? Посмотреть бы назад. Понять бы, как далеко остались городские стены. Но нельзя. Нельзя! Так. Рассудим трезво. Тайный мог наверстать это время на лошади? Да, мог. Но зачем? И что это за лошадь такая тихая? Шаги. Не близко, но уже слышны. А поступь-то тяжелая. Нужно не спеша двинуться вперед, чтобы расстояние оставалось неизвестным. Небо затянуто, так что по тени точно не вычислит. И вправду говорят, что запретное - желанно. Хочется обернуться. А как тебе, наверное, этого хочется... Мысли-то умеешь читать, тварь?
- Аааррргх! - раскатисто взревел позади грубый голос с металлическим отзвуком. Не бывает у людей таких голосов. - Ты сдохнешь здесь! Сдохнешь!
- А батька Мусор знает, что стрыги на своих начали нападать?
- На своих!? Лучше заткнись, сволочь! Вы нас всех угробите!
- Не понимаю о чем ты, но... как скажешь.
Шакал глубоко вдохнул и, с глухим хлопком, ушел во тьму. Мир Мусорщика никогда не был приветлив для приемных детей темного божества. Самые стойкие могли провести здесь не больше минуты, а причиной тому - полное отсутствие света, воздуха и страшнейший холод. Но зато, многие темные находили здесь вдохновение. Черпали силы для предстоящей схватки или просто настраивались на задуманное, возвращаясь собранными и сконцентрированными. Было это благословением "батьки Мусора" или просто самовнушением - неизвестно.
Но еще одной интересной особенностью обладал этот мирок. И вот ее-то, как раз, под сомнение ставить не приходилось. Для перемещения, здесь вовсе не требовались ноги. Не оборачиваясь, Каспар силой мысли пронес свое тело как можно дальше назад и чуть-чуть приподнялся, дабы случайно не утопить ногу в какой-нибудь кочке. Рука из стали гораздо лучше стопы из грязи, не правда ли?
"Не можешь победить честно, победи хоть как-нибудь". Вынырнув из темного мира, Кортрен оказался в двух метрах за мохнатой спиной чудовища. Везение, не иначе. Идеальное расстояние для хорошего броска, однако это преимущество очень шатко. Ведь теперь, незрячий от рождения монстр видит себя глазами своей жертвы и тоже может атаковать.
Реакция темного оказалась на высоте и он нанес удар до того, как противник успел обернуться. Будто молния, ведомая рукой Каспара, сталь клинка покинула ножны и прошлась по шее стрыги, оставив за собой кровоточащую борозду. Смертельной оказалась эта рана или нет, анализировать времени не было. Дожидаться ответа чудовища Шакал не собирался.
Без промедлений, он провалился обратно во тьму, однако не успел на какую-то долю секунды. В этот раз, переход между мирами был сопровожден двумя хлопками. Увы, виной первого стал сильнейший удар. Огромный мохнатый кулак наотмашь прилетел Кортрену по ребрам и весь запас воздуха, так необходимого ему в мире темного божества, с криком боли вырвался из груди.
Быстро, насколько это вообще возможно, окутанный темнотой Каспар несся вперед. Благо, схватка происходила на голой равнине и этот маневр темный проводил без страха вынырнуть, некстати напоровшись на что-нибудь ненужное. В городе так не рискнешь. Не сосчитать, сколько на его памяти молодых "волков" погубили себя и окружающих. По собственной глупости и беспечности. Не рассчитав буквально несколько шагов.
Очередной переход между мирами и Каспар, первым же делом, жадно глотнул воздуха. От вздоха защемило в груди, чуть ниже сердца. "Поломал ребро, может даже несколько" - с ужасом понял темный. Отныне, о достойном продолжении поединка не могло быть и речи.
"Тварррь!" - послышалось позади. Голос стрыги утратил металлические нотки в пользу мокрого бульканья. Стало быть, единственный удар Шакала пришелся достаточно глубоким и точным для победы. Монстр явно захлебывался собственной кровью. Теперь оставалось только немножечко подождать.
- Ну и зачем все это? - слегка накренившись от боли на левый бок, Каспар вытер окровавленный меч об штанину и вложил его обратно в ножны.
- Вы нас всех... - чудовище раскашлялось. - ...вы на всех уничтожите...
Страшный кашель. Явно, что предсмертный. Вот и все, наконец-то можно без опаски обернуться и рассмотреть поверженного врага. Конечно, есть интерес! Ведь только единицам довелось увидеть это диковинное существо и остаться после этого в живых.
Так вот она, оказывается, какая. Стрыга. Поросшая густым серым мехом груда мышц, строением тела напоминающая человека. Вот только значительно выше. Навскидку, метра два с половиной в высоту.
В лице бестии (если, конечно, можно назвать это лицом), Шакал усмотрел сходство с зубастой мордой карликовой акулы. Такие обитают на глубоководьях Юны. Но только в случае стрыги, акула была волосатой и безглазой. "Теперь и жабры есть" - весело подумалось Каспару при виде раны, тянущейся по шее твари от кадыка почти до затылка. Повод веселью был веским - Шакал убил, вместо того чтоб стать убитым.
Отхаркивая кровью, чудовище стояло на коленях и заметно пошатывалось. Голова кружилась, тело переставало слушаться. Не оставалось сомнений в том, что очень скоро одной бестией на свете станет меньше. И, хорошо это или плохо, с ее смертью этот мир станет чуть ближе к своему первозданному состоянию. Как вообще это существо, по сути являющееся всего лишь отголоском последней Битвы, смогло так долго протянуть в этом мире? Одна из многих загадок, связанных с "пришлыми" богами.
"Добей" - попросило чудище. Ну да, конечно... Стрыга понятия не имела, с человеком какого склада имеет дело и потому даже не догадывалась, насколько наивна ее просьба. Хороший друг и заботливый командир, Каспар Кортрен лишний раз подвергался опасности, не позволяя себе рисковать жизнями вверенных ему людей.
Клан для него - стая шакалов, которую вопреки возникшим по незнанию стереотипам, любой шакал будет защищать до конца. И ему не важно, кто или что ей угрожает. Но в отношении посторонних ему людей или, как в этом случае, чудовищ, Шакал был прямо-таки сволочью и не знал ни жалости, ни чести. Слишком извращенно он трактовал наставление своего темного бога, касательно того, что победить нужно хоть как-нибудь.
Ударить исподтишка вместо честного боя. Всадить неприятелю нож в спину вместо назначенной дуэли. Нарушить клятву, если это будет удобно. Шантажировать человека самым для него святым. Такое поведение можно счесть ненормальным для волка, но не для шакала.
Вот и сейчас, вместо того чтобы прекратить мучения монстра, он с ухмылкой зашагал прочь. В конце концов, его ждали. Да и не пачкать же заново меч...
***
Когда точно завершилась последняя Битва, а вместе с ней и вся война богов - вопрос, ответ на который человечество, наверное, не получит уже никогда. Но споры продолжаются до сих пор, порождая не только вражду и кровопролитие, а даже целые религии.
Начало войны и первая Битва, представлявшая собой ничем не увенчавшуюся дуэль двух богов, датирована историками 498-м годом II эры. Два исполинских сверхсущества, явившихся непонятно откуда, выбрали полем брани Пустошь к северу от вулкана Барнебхуа. По сути, они никому не мешали, но их появление тут же породило повсеместный переполох.
Прознав о гигантах, перекрыла все границы и полностью прекратила общение с восточными соседями Милинтика. В народе поползли слухи о приближающемся конце света. В нарастающем всеобщем волнении, пошатнулась власть короля Аббадона и по всем крупным городам королевства прокатилась волна паники, сопровождаемая насилием и грабежами. Летописцы искренне не понимали, как им быть. Промолчать об этих существах, тут же прозванных "пришлыми", или написать правду и поставить под сомнение собственный рассудок?
Первая Битва закончилась так же внезапно, как и началась. Два года "пришлые" не давали о себе знать, как вдруг грянула вторая Битва. Не заметить ее смог бы только слепец. От густых хвойных лесов Батти до залитых солнцем виноградников Леувардена, люди по-настоящему испугались за свою жизнь. Повсеместно пронеслась весть о том, что на Пустоши идет полномасштабное сражение между армией остроухих нелюдей с гигантскими черными монстрами.
Король Аббадона и правители востока, который на тот момент был слаб и раздроблен на множество маленьких государств, начали собирать армии. В попытке защититься от чудовищ, были мобилизованы все, кто только мог держать в руках оружие. Сельское хозяйство пришло в упадок. Как следствие, начался страшный голод.
Целый год продолжалась вторая Битва. Целый год существа из других миров неустанно проливали кровь и усеивали Пустошь горами мертвых тел, все прибывая и прибывая из ниоткуда. Не оправдав людских страхов и не проявив к человечеству никакого интереса, один днем чудища просто взяли и исчезли.
Второе сражение оставило после себя невиданную доселе смуту. Не осталось никаких задокументированных исторических сведений того времени. Так что совершенно неизвестно, каким именно образом, но за следующие двадцать лет перемирия два бога сделали бывших наблюдателей частью своих новых армий.
Темное божество Щур, своими подопечными именуемое Мусорщиком, наделило дарами десятерых избранных им людей. Избранные стали первыми главами темных кланов и принялись активно набирать рекрутов в свои боевые подразделения. После посвящения, темные получали способность проникать в холодный мир своего покровителя и призывать тьму - кусочек того мира, как правило появляющийся на ладони в виде пляшущих язычков черного пламени. Так, кстати, и родилась традиция не пожимать темным руку. Ведь это пламя, при соприкосновении с ним, смертоносно для всех, кто не отмечен благодатью Щура.
Второй бог именовал себя Элвом - отсюда и пошло название "эльфы", данное его бесстрашным остроухим пехотинцам. В своей армии, Элв отвел для людей более скромную роль и сделал из них эдаких полевых врачей. Новоиспеченные светлые получили способность одним лишь своим касанием лечить даже смертельные раны.
И вот, при участии вовлеченных в божественные склоки людей, разразилась третья Битва. Размах ее поражал даже самое богатое воображение. Такого не случалось никогда. Ни до, ни после. Сотни разнообразных чудовищ бились насмерть плечом к плечу с темными кланами. Десятки тысяч эльфов, седлая невиданных доселе бестий, без тени сомнений бросались на врага во славу своего бога.
Все тщетно. Как и раньше, силы были равны. Как все закончилось? Взорвался вулкан. Но вот когда именно - принципиально важный вопрос. И на него, как уже говорилось ранее, ни у кого из ныне живущих нет точного ответа.
Темные передают из уст в уста свою версию окончания войны. Согласно ей, мир посетил третий бог, бесхитростно прозванный Старшим. Старшему якобы не понравилось, что его братья (может быть сыновья, а может быть просто разбаловавшиеся слуги) втянули ни в чем неповинных людей в свои дрязги. В наказание, он натравил на обе армии бессмертных существ, не знающих пощады и поражения. Пока боги выясняли кто прав, а кто виноват, "миротворцы" Старшего косили тысячи и тысячи жизней. Они методично и равнодушно убивали всех, кто только попадался им под руку.
Итогом переговоров стало перемирие, которое ни одной из сторон нельзя нарушать ни при каких условиях. В противном случае, Старший обещал вернуться и добить остатки армий Мусорщика и Элва. Наказать за непослушание сразу обоих, не вникая в подробности. Сурово взыскать с расшалившихся богов и стереть последние следы их пребывания в этом мире.
Брошенные своими покровителями, выжившие разбрелись по миру. Ветеранами великой войны, темные и светлые вернулись домой. А эльфы, оставшиеся в этом мире вынужденными гостями, выстроили на берегу Мертвого океана свое собственное, отчужденное от людей королевство.
Ну а уже потом! Потом и только потом началось извержение, засыпавшее поле брани пеплом.
Восточным странам, после конца смуты, было не до религиозных прений. В них вовсю полыхали гражданские войны. Именно тогда на ноги встала Мерсена, раз и навсегда объединив весь восток в одну могучую империю. Первому императору было недосуг копаться в поисках истины и он повелел своему народу проповедовать старую веру, как было заведено дедами и прадедами.
Щур и Элв были отождествлены с языческими богами дня и ночи. И поскольку не может ночь существовать без дня, ровно как и тьма без света, битва их, само собой, закончилась ничьей. А вулкан взорвался... Ну да, было дело, взорвался вулкан. Он на то и вулкан, чтобы периодически взрываться и никакого отношения к делу это не имеет.
А вот на западе, в Аббадоне, на этот счет думали совсем иначе. Спустя несколько месяцев после извержения Барнебхуа, в королевстве появились странные люди... либо святые пророки Единого бога, либо очень предприимчивые проходимцы. И кто они на самом деле - пускай рассудит время. Мужчины и женщины представлялись учениками святого мученика Луука. Они несли весть о том, что разыгравшиеся на Пустоши события, были началом конца света. И звучало это очень убедительно, ведь подобные разговоры пошли еще во время первой Битвы богов.
Единый, с начала времен даровавший людям свободу делать то, что им угодно, всегда уповал на их благоразумие. Но в один прекрасный момент он понял, что его творения погрязли в разврате, насилии и поклонении ложным богам. Решив уничтожить нерадивое человечество, Единый призвал армии чудовищ, ведомые двумя вестниками конца.
Святой Луук из Аббарейна, тем временем, неистово молился. Молился ровно тридцать восемь дней, не прерываясь ни на сон, ни на обед. В надежде быть услышанным, мученик посылал свои мольбы о прощении в пустоту. И пустота... ничто, одновременно оказавшееся всем, откликнулось. Единый решил дать человечеству последний шанс.
Бог ответил на мольбы и повелел Лууку идти на юг, через земли дикарей, к могучему вулкану Барнебхуа и броситься в его жерло. Единый пообещал остановить конец света в обмен на доказательство того, что люди способны на подобное бескорыстное самопожертвование. И мученик собрался в дорогу. По пути к нему присоединялись люди, вдохновленные возможностью избежать страшного суда. Они-то как раз и принесли, впоследствии, весть о случившемся в Аббадон.
Ни раздумывая ни секунды, Луук смело бросился в жерло дышащей горы. И как только лава поглотило его тело, началось извержение. Жестокую плату мученик заплатил сполна. Единый сдержал слово и уничтожил армии чудовищ, засыпав их раскаленным пеплом. Ученики Луука, уверовавшие в бога, вернулись домой и основали Церковь Единого. И на данный момент эта Церковь, благодаря беззаветной вере своих прихожан, запустила свои святые ручонки почти во все сферы жизни западных королевств.
И кому из них верить? Кучке темных, панибратски называющих свое божество "батькой Мусором"? Восточным язычникам, которые упрямо отрицают очевидный факт того, что нечто инородное побывало в этом мире? Или, может быть, поверить лицемерам в церковных рясах, которые набивают свой карман, играя на вере простых людей? Этот трудный выбор вставал однажды перед каждым. И, следуя здравому смыслу, остаться бы непричастным ко всему этому. Но ведь каково это, жить без веры?
***
Сегодня начало темнеть совсем рано. Осени надоело играться в "горячо-холодно". Ледяным ветром с моросью, она решила убить в людях всю надежду на еще хотя бы несколько теплых дней. Готовьтесь зимовать, уважаемые жители вольного города.
Успев до темна, старший лекарь Арцей окончательно поборол свою утреннюю хворь ячменным пивом и даже приступил к работе. Не мудрено, ведь его пациентом сегодня был второй по важности (на самом деле третий, но ведь формально тайный канцлер никогда не существовал) человек в Алькахесте и, так уж вышло, его хороший друг.
Родившийся в семье портных на юге Эволле, Арцей приобрел свой дар так же, как и большинство светлых. Будучи еще в несознательном возрасте, маленький Арцей очень серьезно застудил ухо. Традиционная медицина оказалась бессильна и, вопреки негласному недовольству Церкви, отчаявшиеся родители отнесли своего малыша в Храм Света. Первым же касанием, местный лекарь выявил в карапузе своего будущего собрата. В отличии от приемных детей Щура, путь каждого светлого начинался вопреки его воле.
Превращение происходит быстро. Обычно, в течении нескольких минут. Сначала начинает мутнеть радужная оболочка глаза, затем бельмо перекидывается на зрачок и оба глаза становятся абсолютно белыми. После, потихоньку заостряются и вытягиваются клычки. На этом, собственно, все. Но с этих пор, спутать светлого с обычным человеком уже невозможно. Дар или проклятие? Если брать в расчет пользу, которую со времен окончания войны приносили людям Храмы - несомненно дар. А прими во внимание кучу предрассудков, которые будут преследовать светлого всю жизнь - так, вроде бы, и проклятие получается...
Забери родители мальчика домой - его жизнь среди верующих в Единого была бы невыносима и, скорее всего, очень коротка. Посему Арцей, так и не запомнив свою семью, остался жить при Храме. Там он вырос и в совершенстве освоил уготованную ему профессию. В возрасте двадцати лет, он покинул родину по вполне понятным причинам - надоело предвзятое отношение. Да и вообще, вся история Арцея до прибытия в Алькахест - стандартный шаблон, по которому протекает жизнь каждого второго целителя.
Дальше было поинтересней. Слишком долго просидевший взаперти, молодой и горячий юноша просится полевым лекарем в клан "Одноглазого Волка". По стечению обстоятельств, он тут же попадает в карательный отряд, возглавляемый безбашенным сорвиголовой Каспаром Кортреном. И понеслось! Погони за купцами, нагло пытающимися обойти налог Алькахеста. Битвы с разбойниками, которые не прочь поживиться за счет этих самых купцов. Спасенные жизни боевых товарищей и реки алкоголя на пирушках по поводу удачно выполненной операции. Целых два года жизни Арцея окутаны дымкой авантюрной романтики.
Но потом в жизни светлого появилась Бетиса - будущая жена и мать его детей. Девушка слезно просила Арцея уволиться с опасной службы и осесть лекарем в местном Храме. Примерно в это же время, уходя на повышение, карательный отряд покидает его друг Каспар. Сделать выбор становится еще проще. Храм, так Храм.
Быстро дослужившись до старшего лекаря, Арцей начал толстеть, лысеть и закладывать за воротник еще чаще прежнего, а в моменты трезвости неистово ныть. Ныть по поводу и без, каждый раз, как в последний.
- Отвратный день сегодня. - закончив сращивать Шакалу ребра, заявил светлый. - Во-от. Хотя нет, не то слово. Больше суетной, чем отвратный.
- Да что ты говоришь!? - Каспар приподнялся с больничной постели. Внимательно прислушиваясь к своим ощущениям, он принялся разминаться. В груди все еще побаливало, но уже не так сильно. - Я сегодня имел счастье лицезреть магов, подраться с древним чудовищем и... - Шакал запнулся. Вспомнил, что необязательно кому-либо знать, как его до города тащил на плече племянник самого тайного канцлера. - ...и вообще, погода как будто взбесилась.
- Погода... - хмыкнул Арцей, поглаживая свою блестящую лысину. - У меня в храме с утра лежит паренек с железной рукой! С железной!
- Не ной. - Шакал оделся и присел обратно на кровать. - Ты, кстати, зараза такая, почему с утра не явился, когда я тебя звал?
- Ну... - в улыбке, светлый обнажил зубы. Одетый в белый лекарский балахон, толстый лысый мужик с бельмами вместо глаз и длинными желтыми клыками. Зрелище, сказать прямо, жутковатое. - Не от всех болезней Свет животворящий лечит.
- Алкаш. - на несколько секунд, в палате повисло неловкое молчание. - Я вот все думаю, Арцей. Что имела ввиду стрыга, когда говорила о том, что "мы их всех угробим"?
- А кто ж его знает? Во-от. Я сегодня полдня слушаю, как бредит этот твой Мартин. Благодарит какую-то "лисичку" за какие-то "перышки". Вот так вот.
- При чем тут Мартин?
- Да при том! У нас, в Эволле, лет двадцать с чем-то назад, гостил на виноградниках один маг. Тот, который на остров Туманов полез зачем-то. Пит... Хубрек, кажется? Да не суть. В общем, я с тех пор уяснил, чего и тебе желаю: где маги, там всегда какая-то жуть творится. Во-от. И не пытайся ее понять, а тем более разбираться в ней. Целее будешь. Вот так вот.
И снова молчание, начало которому положено ужасно-раздражающим Каспара "вот так вот". "Вот", "во-от", "вот так вот" - неискоренимые паразиты в речи Арцея. Появились они довольно забавно. Из-за нервной работы, лекарь не матерился... он матом разговаривал и думал. Но после рождения детей, фонтанирующие изо рта потоки грязи нужно было срочно чем-то заткнуть. Но не подумайте, все эти "вот" - вовсе не замена брани. Скорее, это возможность взять паузу на то, чтобы перевести матершинные мысли на нормальный человеческий язык.
А молчание все длилось и длилось. На удивление, ветер на улице в эту минуту стих и перестал докучать бедным фонарщикам, которые как раз добрались до этой части города. Арцей выглянул в окно: полнейший штиль и сумерки, разбавленные теплым подрагивающим светом фонарей. Явив свою мистическую бледность, выползла на небосклон первая луна. А военачальник "одноглазых" все так же молча сидел на больничной койке и, по-видимому, не собирался никуда уходить. Арцей уже понимал, чем закончится эта ночь.
- Да. - наконец разорвал тишину Каспар. - А день-то и правда выдался суетной.
- Ага.
- Насыщенный такой.
- Да, насыщенный.
- Арцей... а может быть мы... - темный тяжело вздохнул. - Может, выпьем?
***
Местные называли эту улицу "пьяной подковой". И вправду изогнутая в виде подковы, она имела два входа, одновременно являющихся выходом. И с какой бы стороны человек не решался войти на эту улицу, выходил он, обязательно превратившись в озорную визжащую свинью.
Как только садилось солнце, неподдающиеся счету увеселительные заведения дружелюбно распахивали свои двери. Светом, пробивающимся сквозь разноцветные мозаики, витражи и окна, они раскрашивали "подкову" во все оттенки радуги. В это время здесь всегда было шумно, людно и весело.
Именно к "подкове" сейчас, будто бы скинув за мгновение лет десять, спешили Шакал и Арцей. Удивительно, но как же порой дурманит голову предвкушение веселья! Старший лекарь и клановый военачальник, обмениваясь сомнительного качества остротами, ухахатывались на всю улицу. И даже незамысловатый диалог: "Шакал!", "А?", "В рот тебе дерьма!", вызывал прямо-таки истерику.
Первая бутыль эволлийского красного была осушена в "Медвежьей Голове". Далее, товарищи посетили бары "Штандарт" и "Чайка под Матрасом". Несмотря на нарастающее опьянение, Арцей стоически сохранял целомудрие. Он помнил о наличии у себя дома жены и Шакалу ничего не оставалось, кроме как поддержать друга. Посему они миновали отрезок "подковы", усеянный публичными домами и банями, в которых потные грудастые банщицы были не прочь подзаработать нехарактерным для своей профессии образом.
Дальше по улице, примыкая к пивоварне "Радость Алкахеса", были выстроены ресторанчики. Все с умом! Именно на середине пути по "пьяной подкове", гуляке предлагалось вкусно и сытно покушать. Чтобы немного сбить хмель и уверенно идти дальше, продолжая тратить свои деньги. Голодный еще с утра, Шакал вспомнил, как его друг Менно сетовал на то, что уже год тщетно пытается повторить засолку груздей ресторана "Злой Король", но все никак не может. Целиком и полностью доверяя гастрономическим вкусам Куницы, товарищи зашли в "Короля". Поужинать и отведать заодно - что это за неповторимые соленья. Как оказалось, грибы "на ура" заходят под сутарскую водку.
Было много смеха, веселья, вкусной еды и, конечно же, крепких напитков. Около часа ночи, изрядно пошатываясь, Арцей стоял рядом с очередным кабаком. Он ждал, пока его товарищ облегчится в одном из многочисленных узеньких переулочков. Пытаясь скрасить ожидание, светлый отчаянно старался прочесть табличку с названием бара, но зрение предательски двоилось. И тут случилось неожиданное. Старшего лекаря Храма Света Алькахеста и бывшего полевого врача, на минуточку, "волчьего" карательного отряда... его, спасшего сотни жизней и излечившего тысячи травм, посмели толкнуть! И ни для того, чтобы завязать драку! А просто так, мимоходом, как разлегшегося не к месту пса.
Появившийся как раз вовремя, Каспар еще издали начал догадываться об обиде друга. Шакал делал нехитрые выводы по его недовольному мычанию и потрясыванию кулаков. Серьезно поразмыслив секунд десять-пятнадцать, товарищи твердо решили - акт святой мести должен свершиться прямо сегодня. Прямо сейчас! За таинственным грубияном было установлено наблюдение. Благо, ночью прямые улицы Алькахеста просматриваются насквозь. За исключением, конечно же, "пьяной подковы". Но ее они уже покинули по долгу слежки.
Отхлебывая на бегу из горла от бутыли хорнийского крепленого, Арцей и Шакал постепенно настигали свою жертву. Они могли бы догнать незнакомца уже давно, но преследователям довольно часто приходилось останавливаться и пережидать тяжелую одышку толстячка Арцея. Неизвестный свернул направо от конюшен и углубился в ремесленный район. Он остановился у закрытой в столь поздний час кузнечной лавки и достал из кармана ключи.
Все. Конец погони. Бедолага сам себя загоняет в угол. Теперь, бежать ему некуда. Еще минута и слепая ярость старшего лекаря обрушится на него...
***
Обычно, по пьяни Каспару не снилось ничего. Вообще ничего. Он будто бы падал в небытие из черного шелка. Утопая в нем, сладко нежился и даже не подозревал о том, что похмелье уже спешит к нему, ехидно потирая ручонки.
Однако сегодня, наперерез сложившейся традиции, ему приснилось детство. Может быть из-за насыщенности дня. Может из-за воспоминаний, растревоженных во время прогулки к алтарю. А может быть из-за того, что секретный ингредиент в маринаде груздей от "Злого Короля", на самом деле, несильный галлюциноген.
Детство. Далекое и щедрое на впечатления. Когда Каспару было девять лет, его отец рискнул почти всем, что было на тот момент у семьи, и выкупил у торгового дома Руджеров сорок ящиков прекрасного эволлийского вина. Не того дешевого пойла, которое хлещет простой люд сразу же, как только в нем проявился хмель, а действительно благородного, коллекционного напитка. На остатки денег, Хенк Кортрен сумел перевезти свое богатство в город-порт Делфт и приобрести вполне себе добротный челн.
По пути, честно выгрузив два ящика в порту Алькахеста и уплатив тем самым дорожный налог, отец и сын спустились по реке в далекую Мерсену. Имперские купцы - суровые, но справедливые люди, которые ценят чужой труд и имеют представления о чести. Они не стали сбивать цену на вино. В конце концов, его без труда можно перепродать хоть снабженцам самого императора, хоть милинтийским пиратам (которые, вопреки изолированности своего государства, тайком вели торговые дела с востоком).
Всего лишь за какие-то три недели, Хенк сказочно разбогател. Но и в возвращении на родину таилась выгода... не с пустыми же руками трястись по Пустоши целый месяц! Караван, груженый первоклассными имперскими клинками, выдвинулся в путь по северному торговому пути. До места назначения он так и не добрался.
Группы разбойников, промышляющие между Аббадоном и империей, можно разделить на две категории. Те, что поумней, выходят на дело один раз, а после пропадают как минимум на пару лет. Ну а те, что поглупей, позволяют жадности взять верх. Прочувствовав вкус легкой наживы, они решают осесть в Пустоши. Этим импульсивным поступком, они сами себе подписывают смертный приговор.
Бандиты, напавшие на караван Хенка Кортрена, относились ко второй категории. Когда началась резня, карательный отряд был уже в полутора часах езды от стоянки негодяев. Встань бандиты чуть выше по реке или отвались в дороге колесо у повозки, Хенк и его экипаж были бы живы.
Главарь разбойников приказал своим людям не убивать мальчишку. Споров не возникло, оно и понятно. Ведь его головорезы были мотивированны вполне понятными вещами. Основным мотивом было желание по-легкому разбогатеть. Эти люди не были движимы абсолютным злом и, стало быть, даже самому черствому из них хладнокровное убийство ребенка не пришлось бы в удовольствие.
Решение командира разбойников пощадить Каспара стало последним в его жизни. С мешком на голове, связанный мальчик сидел и слушал. Слушал, как вокруг него, рядом с еще не успевшим остыть телом отца, радуются богатой добыче бандиты.
Вдруг, все резко переменилось. Ржание лошадей где-то вдалеке утихомирило всеобщее ликование. Вразнобой, налетчики принялись что-то живо обсуждать. В их голосах засквозили нотки истерики. Не было больше в перекрикиваниях той уверенности, с которой они резали купцов. А лошади, тем временем, уже совсем близко.
И понеслось по нарастающей: лязг мечей, топот сапог, грязная непечатная брань. То тут, то там, слышны глухие хлопки. "Где эта тварь!?", "Куда он делся?" - вопросы без адресата и ответа. Вопли боли, грохот падающих тел. Внезапно, кто-то кричит о том, что сдается. Постепенно, огонь битвы начинает угасать.
Руки Каспара освобождаются от веревок. Кто-то сдергивает мешок с его головы и ведет к бандитам, которые обреченно стоят в некоем подобии строя. Непонятно за что, мальчишку ставят в ряд с этими выродками. В один ряд с ублюдками, убившими его отца. За что?
|