Аннотация: ..небольшая, несколько абстрактная, зарисовка..
Молодые ростки пшеницы, еще совсем тоненькие, хотя, некоторые уже и с ладонь длиною, тянулись все как один, к едва показавшемуся из-за горизонта алому рассветному солнцу. Травинки, по-весеннему зеленые, яркие, жадно впитывали скудное утреннее тепло. Почти на каждом стебельке, одинокой каплей или целой россыпью серебрилась роса. Даже рассыпчатый, не слежавшийся еще после пахоты, грунт был пропитан влагой, будто от дождя. Но на небе не было ни намека на тучи, лишь редкие крошечные облака медленно плыли куда-то, белоснежные на пронзительно голубом.
С шелестом по пшенице проносился легкий ветерок. Колышущаяся зелень поразительно походила на водную рябь, будто бы и не посевы раскинулись до самого горизонта, а какое-то необыкновенное травяное море. Вдалеке стройные ряды деревьев, отгораживающие друг от друга неровные квадраты полей, казались огромными бурлящими волнами. И не было видно края этому пейзажу, куда ни глянь.
Внешне казалось, будто нет ничего и никого кроме растений вокруг. Но стоило лишь приглядеться, и внизу меж стеблей можно было заметить раннюю суету местных жителей. Крошечные, но очень деловитые, муравьи вышагивали куда-то вереницей, не сворачивая и не разбегаясь, двигались они прямо к своей неведомой цели. Рядом, не обращая на них внимания, замерла неподвижно, греясь в солнечных лучах, крупная пятнистая ящерица.
Низко пролетали, жужжа крошечными крылышками, разнообразные насекомые, некоторые садились на травинки, чтобы утолить жажду росинкой, умыть себя своими маленькими лапками. В небе же над ними парил, гордо расправив серые с черными пятнами крылья, степной орел. Медленно, будто лениво, он летел вперед, высматривая добычу. Полевки, скорее чувствуя, нежели видя его тень, тут же ныряли обратно в свои норы, и не показывали наружу даже носа, пока не отступит или же не забудется опасность быть пойманными грозным хищником.
Утро нельзя было назвать иначе как погожим. Безмятежно поднималось, никуда не торопясь солнце, царил покой и тишина, если не считать редкого стрекота сверчков, пения некрупных птиц, да небольшого шороха с которым приходил откуда-то ветер, и так же, почти беззвучно, уносился дальше.
Природа, в спокойствии своем, создавала иллюзию абсолютной безмятежности. Но совсем скоро послышался вдалеке первый протяжный вой. А следом за ним пришел и прочий шум, прежде всего лязг металла и гомон ничуть не скрывающейся толпы. Точнее сказать, армии. Пусть солдат было еще не видно, узкая заросшая разномастной травой дорога поднималась из неглубокой низменности, огибая рощицу, но их было уже слишком хорошо слышно.
Снова, на этот раз гораздо ближе, кто-то дунул в рог, и сотни голосов ответили дружно воинственным криком, тут же сменившимся столь же громогласным хохотом. И показались, наконец, из-за деревьев первые воины, затянутые в длинные кольчуги поверх льняных рубах. На короткие ботинки из коричневой тонкой кожи ниспадали свободные хлопковые штаны. На головах у всех были одинаковые шлемы, длинные лицевые щитки которых прикрывали переносицы. В руках мужчины несли большие круглые щиты, окрашенные в черно-белую полоску, и копья с вытянутыми листовидными наконечниками. А на широких тугих поясах в специальных петлях болтались, постукивая рукоятями о бедра, короткие боевые топоры с узкими тщательно заточенными лезвиями. Походили бойцы друг на друга, словно кровные братья, будто бы и не живые люди шагают в едином ритме, а вырезанные искусно рукой умелого плотника деревянные солдатики.
Только лишь командир выделялся шлемом с кольчужной бармицей прикрывающей шею, да длинным мечом в красивых дорогих ножнах. Вся его амуниция, так же как и у остальных солдат, выглядела ухоженной, практически новой, сразу видно, что не простой крестьянский отряд появился из-за деревьев, а какая-то отборная дружина.
Но тут же, с противоположной стороны, раздался залихватский свист - это появился на поле противник. И встреча была явно неслучайной, не иначе командиры обоих отрядов, зная друг о друге, специально стремились встретиться, чтобы столкнуться в сече.
Одетых кто как воинов врага было больше, и даже с десяток конных уже остановилось, оценивая силы соперника. Но дружинники были вооружены и натренированы куда как лучше. Да и родная земля, которую им предстояло защищать от убийц и грабителей, придавала сил и уверенности.
Неприятели же, не могли похвастать столь же отличной выучкой, умением сражаться в плотном строю, да и в руках лишь у немногих были кривые сабли или топоры, все больше видны были короткие кинжалы. Но, непременно, практически у всех, даже конных, весели за спинами колчаны, из которых торчало оперение стрел. Короткие луки, уже взятые на изготовку или еще перекинутые через плечо, были явно знакомы налетчикам не понаслышке.
-Сомкнуть полк! - Приказал отрывисто командир дружинников.
И воины быстро приняли боевое построение, позабыв про шутки и походное веселье. Крепче сжав древки копий, они прикрылись щитами, полные решимости дать отпор врагу.
Налетчики также построились в неровные ряды. Их командир, наверное, самый крупный мужчина из неприятельского войска, размахивая саблей, выкрикивал что-то неразборчивое, видимо подбадривая своих соратников.
Но дружинники, не дожидаясь первых шагов от врага, уже двинулись медленно вперед, плотным, ощетинившимся копьями строем.
Тут же тренькнула первая тетива, а за ней и еще пара десятков. Первые ряды противника, выстрелив, присели, и не успел еще достигнуть цели первый залп, как тут же в воздух отправились новые снаряды.
Ожидавшие того солдаты, быстро повторили заученное на долгих тренировках защитное построение, создав настоящую стену из щитов. И все равно, лишь чудом, ни единый костяной наконечник не попробовал их крови. С глухим звуком стрелы вгрызались в дерево щитов раз за разом. А дружина продолжала двигаться вперед медленно, но уверенно. Солдаты уже предвкушали, как, разомкнув на миг щиты, метнут, наконец, первые копья во врага.
Но удача, конечно, не могла быть столь безмерно верна им. Выпущенные, приблизившимися с северного фланга всадниками, стрелы будто зависли на доли секунд, прежде чем найти брешь меж щитов. Не пожалели конные денег, либо вооружились трофеями, но узкие наконечники в этот раз были железными. Вот, первая стрела, звякнув, отскочила от бронзового умбона щита, прочертив на металле глубокую царапину. Другие втыкались одна за одной, глубоко входя в крашеные ясеневые дощечки или, лязгнув, соскальзывали с кольчуг. Лишь последняя, запоздавшая, не встретила никакого сопротивления, сбоку прошила мягкую шею бойца насквозь, войдя под небольшим углом, по самое оперение. Покрытый кровью и клочками плоти наконечник прочертил алую линию на плече солдата, но тот уже не мог выделить этого из общей заполняющей разум боли. В отвратительной агонии, уже падая, он захлебывался кровью. Она выплескивалась толчками через рот и нос, сочилась из-под древка. Тяжелая, мучительная смерть.
Мертвое тело сложилось на земле в нелепую позу. Соратники погибшего, сжав напряженно губы, перешагивали труп, не имея права разомкнуть строй или просто глянуть под ноги. Для них бой только начался, но для убитого уже закончилась последняя битва, хотя он не успел даже взять в руки топор. Его смерть так мало значила для битвы, даже враг не знал, с чьего лука сорвался губительный снаряд. Конница умчалась на безопасное расстояние так же быстро, как и появилась.
Всего лишь одна смерть, такая незначительная для этого сражения, первая, но не последняя. Так всегда бывает, когда скрещиваются на поле битвы не пара клинков, а десятки, сотни, тысячи. Каждая отдельная жизнь теряет свою значимость, армии становятся единым организмом, потеря одной души для которого не страшнее укола костяной портняцкой иглой. А между тем, лежащий без движения труп был еще несколько моментов назад живым человеком. Да, солдатом, знавшим, чем он рискует. Но к тому же и чьим-то сыном, мужем, может быть и отцом, тем о ком после прольют слезы родные. После. В этом всё горькое бездушие войн - в жизни, теряющей цену, в смерти, становящейся постоянной спутницей бойца, в холодной пожирающей все прочие эмоции ярости. И в привычке. Привычке убивать и умирать, хоронить и оплакивать.
Бой, тем временем, продолжался. Следом за первым телом пали и другие. С разорванными кольчугами, пробитыми черепами, вспоротыми глотками. Раскроенные, изрубленные, напоминающие старые брошенные куклы из сухой переломанной соломы. Все больше проливали собственную кровь налетчики, все ярче разгорался огонь в глазах дружинников. Ржали потерявшие наездников, чудом уцелевшие, кони, растерянные, не понимающие, что их хозяев больше нет. Всё шло своим чередом.
Слеталось, предвкушая пир, воронье. Иная мелкая живность, напуганная лязгом, криком и топотом, забивалась в свои норы, дупла, проще говоря, - 'дома'. Орел, все так же высматривая жертву, изрядно удалился от места битвы, поняв, что вблизи ему не найти пропитания. И эта его прозорливость, принесла свои плоды. Сложив крылья, он резко спикировал вниз, лишь перед самой землей расправив их вновь. Острые когти, во время выставленные вперед, сжались вдруг с невероятной силой, не оставляя шанса вырваться молодому, незрелому кролику. Его серая тушка содрогалась в судорожных попытках вновь стать свободным, но хищник был непоколебим. Орлу предстояло еще донести добычу до гнезда, расположенного довольно далеко, в густых зарослях кустарника. Там его ждали маленькие, покрытые мягким белым пухом, птенцы, которые смогут выжить только благодаря этой жертве.
Солнце поднялось еще выше, припекая все сильнее. Совсем рассеялись или унеслись вдаль облака, оставив небо абсолютно чистым. Незаметно пропал куда-то утренний ветерок. Теплый воздух казался неподвижным, обещая к полудню разогреться невыносимо. Измятые, втоптанные в землю, уже просохшую после росы, ростки молодой пшеницы начинали медленно разгибаться, тянуться вновь вверх, к светилу. Так же упрямо маршировали муравьи, одни все в том же направлении что и раньше, другие обратно, уже с какой-то немудреной добычей.
Окончено сражение. Скоро вернутся за телами погибших победители, разбившие в пух и прах врага. Трупы свалят на телеги, оставшиеся вместе с другим походным скарбом невдалеке, за рощей. Рог взвоет скорбно, и поредевшая дружина выступит в обратный путь. Тогда совсем распрямится трава, звери покажутся из укрытий, впитается в землю человеческая кровь, и даже последние следы ее будут смыты позднее дождем. Чтобы не творили люди, как бы ни вгрызались друг другу в глотки, природа вернет всё, если это вообще возможно, на свои места, стремясь как всегда лишь к равновесию. И где-то обязательно раздадутся, в противовес молчанию мертвых, крики новорожденных. А бойцы, защитники родной земли, которых ждут еще в будущем многие битвы, воздадут тихой песней почести собратьям, нашедшим покой.