На большой перемене ко мне подошла завуч и сказала:
- После уроков сбегаешь домой, переоденешь фартук. В три часа будем фотографировать на доску почёта.
А я не хочу белый фартук, чёрный мне больше нравится, в нём я стройнее. И на почётную доску не хочу. На прошлогоднем фото мне кто-то усы подрисовал, потом весь класс смеялся. Но сказать "не хочу" у меня не получается. Светка может, она запросто любое словечко - хоть директору, и уроки прогуливает только так. Наверное, я трусиха. Хотя что могут мне сделать, если не приду? Да ничего! Но я приду. Только в чёрном фартуке, имею я, в конце концов, хоть какое-то право.
Фотографировал он. Я поздоровалась, а он кивнул, как всем. Правильно, что я такое - одна из его кружковцев.
Я просто хотела научиться фотографировать. А тут - он. Записал в тетрадку моё имя, класс, домашний адрес. Подошли какие-то мальчишки, помладше меня, их он тоже записал, сказал, что нам потребуется для занятий, на том разошлись. В следующий раз явилась я одна. Мы ждали минут пятнадцать - никого. В школе пусто, гулко, все давно дома. Только мы здесь. Он стал объяснять что-то про выдержку, про перспективу. А я уже влюбилась и слушала, слушала его голос, совсем не вникая в то, о чём он говорит. Сердце громко так: тум-тум. За окнами - клён в огненных перчатках. Дирижирует: и раз-два-три, и раз... На школьной клумбе - сиреневые сентябринки. Подмигивают хором.
И вот - пожалуйста - он меня не узнал. Или сделал вид. Подумаешь - кружок. Завуч возмутилась моим видом:
- Что такое? Я же говорила...
Она любит начать фразу и оборвать в самой середине - понимай, как знаешь. Я сделала виноватую мину, а она сняла белый фартук с какой-то второклашки и велела мне накинуть. Светка бы ни за что. А я надела и уселась на стул под лампой. Щёлкнул затвор. Ну и пусть.
Первый раз в жизни плюнула на уроки, всё равно завтра не спросят, и пошла бродить по улицам. Начался дождь, осенью он особенно мокрый, прошивает своими нитями насквозь, до самого белья. В кафетерии отогрелась немножко, купила заварное пирожное и стакан чая. Чай отвратительный, и ведь знаю, зачем только взяла. А пирожное тут хорошее, удивительно, что до вечера осталось, обычно его ещё с утра раскупают. Наверное, это небо мне такое утешение послало. Или просто случайность, бывает же. Дома мама затянула своё любимое:
- Где шляешься? Посуда немытая. А ещё девочка...
Да, я девочка, даже уже девушка. И я влюбилась. Но она не поймёт. Она ничего не понимает. Ей всё равно. У меня прыщи, а она только кричит:
- Не смей давить!
И джинсов у меня нет. А у Светки есть. Но маме не объяснишь, что самые зачуханные джинсы во сто раз лучше любого из платьев, которые она мне шьёт. Конечно, у меня не такие длинные ноги, как надо бы. Да и джинсы нам не по карману. А всё равно хочется.
Вечером ворочалась в постели. Представляла, вот окончу школу, повзрослею, стану худенькой и модной. Приду тогда к нему, встану у двери и тихонько произнесу:
- Здравствуйте.
Скажу и грустно посмотрю на него. Он оглянётся, наши глаза встретятся, и он поймёт. Всё поймет, без всяких слов. Потому что слова - это так, ничто, главное - чувства. Ведь я очень-очень...
Уже который вечер мысленно стою у двери кабинета, где проходят занятия фотокружка. Стою, смотрю, ловлю его взгляд - и засыпаю. А он мне не снится, никак не снится.
На переменке услышала, как одна из восьмого рассказывала, будто специально издевается над ним на уроках. Подойти бы и стукнуть эту гадину по блондинистой башке. Ведь она кончика простого карандаша не стоит, а мнит из себя роковую красавицу.
Дети злые, очень злые существа. Особенно подростки. Так в книжках пишут. Да я и без книжек знаю, потому что тоже злая. Но я умею себя сдерживать. Другие не считают это нужным.
- Что хочу, то и говорю, - заявила сегодня физичке Светка.
Его жалко. Разве он сможет, как другие учителя? Он же совсем другой. И предмет у него необязательный - черчение.
Вчера завуч ему при всех сказала:
- Вам следует постричься. В школе, знаете ли...
У него чудесные волосы, тёмно-русые. Мягкие, наверное. Так хочется до них дотронуться, но нельзя. Светка смогла бы, пожалуй.
Черты лица у него правильные, глаза серые, почти голубые. А когда он бреется, то обязательно немножко порежется. Стану взрослой - подарю ему хороший лосьон, а ещё... буду легонько целовать ссадинки на щёках.
Два последних занятия фотокружка отменили. Я испугалась, не заболел ли он, но у него были полёты. С ума сойти, он ещё и с парашютом прыгает! Это ужасно страшно - вот так, в пустоту.
Несколько дней на переменках специально ходила мимо учительской и кабинета черчения. Туда-сюда. Хотелось его увидеть. Просто увидеть - и всё. Понимаю прекрасно, что пока я для него никто, а ничего с собой поделать не могу. Только бы увидеть.
Он сам заглянул в наш класс, сказал мне:
- Занятий в кружке не будет. И вот, возьми, - протянул конверт.
Я вспыхнула. Неужели? Светка заулыбалась многозначительно. А он сразу повернулся и ушёл. Если бы я знала!
Прозвенел звонок. Я сунула конверт в учебник и целый урок мучалась: что там? Светка толкала меня в бок, а я дела вид, будто внимательно слушаю учителя.
В конверте не было никакой записки. Ни одного слова! Только моя фотография, где я во вздернутом белом фартучке и с выпученными глазами. Помню, старалась сделать глаза огромными, взгляд выразительным, дура.
Кабинет черчения весь октябрь пустовал. С новой четверти там стала хозяйничать училка в полосатом свитере. Ненавижу полоску.
А он исчез. Совсем. И мне не у кого спросить, где он. Да и как я могу спрашивать? Светка бы запросто. Но я ведь не Светка. Просто обведу кружочком дату в календаре и загадаю...
Мы пойдём по улице навстречу друг другу, он увидит меня и скажет: