Аннотация: Под песню Nickelback - Midnight Queen. И спасибо Коту за задание, ко мне вернулось желание творить...
She took that gun, and pulled the trigger,
She shot me right into me heart...
I know, that was a little more than bigger,
She was my midnight masterpiece of art...
Кажущаяся бесконечной полоса полуночного шоссе, убегающая под колеса. И спидометр, словно ненасытный зверь, пожирающий километр за километром этой пустоты впереди. Словно дорога в никуда, кадр из третьесортного ужастика, подсвеченный бледноватым светом фар. И кажется, что еще немного, еще совсем чуть-чуть, стоит лишь прикрыть глаза на короткое, словно удар сердца, мгновение, и там впереди неминуемо покажется то ли стая зомби, то ли призрак-убийца... Смешно, глупо, неимоверно абсурдно просто потому, что в век интернета и технологий никто не верит в привидения невинно убиенных, заманивающие теперь неосторожных одиноких путников на верную смерть. Или насмотревшись всяких "Добро пожаловать в Зомбилэнд" и "Ночь живых мертвецов" не отправляется с дробовиком наперевес выискивать шатающие по просторам родной страны трупы, с четким намерением упокоить бедняг выстрелом в голову. И да, серебряные пули - это просто must be, непременный атрибут, без которого весь гениальный подвиг летит к чертям...
Мысли, лезущие в голову, почти как наркоманский кайф, личный сорт героина для какого-нибудь мозгоправа. И старый добрый дедушка Фрейд просто удавился бы от зависти тому бреду, который курсирует в сознании. Словно всеми забытая шлюпка, с умирающими от голода и жажды выжившими после кораблекрушения, по бескрайним просторам океана. И нет впереди того спасительного клочка суши, за который можно уцепиться, переждать, пережить. Лишь бескрайняя линия горизонта, простирающаяся насколько хватает глаз. Ленивое перетекание из одного в другое, и руки на автомате сжимают руль, кончики пальцев сами выстукивают ритм. В такт орущему во всю мощь не таких уж и слабых колонок голосу папки Хэтфилда... И сложно удержаться от того, чтобы не подпевать любимому треку... Слова сами всплывают в памяти, заученные наизусть, выжженные там каленым железом. Просто потому, что свои ассоциации. И тянущая боль где-то там, в груди, где по идее должно быть сердце. То самое, живое и трепещущее, которое теперь напоминает кусок льда, кроваво-красного цвета, покрытый сеточкой мелких трещин...
А шоссе все так же стелется впереди, все такое же пустынное, спящее в объятиях деревьев по обе стороны от него. И только габаритные огни внедорожника разгоняют клубящийся вокруг мрак, которым беззвездная ночь и затянутое черными, предрекающими скорую грозу, тучами небо накрыли этот несовершенный мир. Чуть меньше выдержки и чуть больше впечатлительности, и можно было бы в красках представить себе, как где-то там, за поворотом, который должен быть через пару километров, если верить навигатору, скрывается отель-призрак. Невзрачное здание из сказки про графа Дракулу, где обитают потомственные маньяки, а в подвале непременно прячется жуткий монстр, выходящий по ночам на охоту. Смешно, на самом деле даже очень. И ему не удается скрыть саркастическую усмешку, то и дело наползающую на лицо.
Получается слишком красочно. Наверное, виной всему долгая дорога в попытках убежать от самого себя. Нехватка нормального отдыха, постоянные попытки докопаться до правды, понять, в чем же была причина, и банальное нервное напряжение, которого было слишком много... И фантазия выдает картины - одна занимательнее другой. И если бы у него был писательский талант, то голливудские воротилы кинематографа передрались бы за его сценарии, как свора голодных псов - за сочный кусок мяса, оставленный без присмотра. Но таланта именно к подобному роду деятельности у него нет, к сожалению или счастью. Зато наживать себе неприятности ты умеешь отлично... Мелькает отдающая непонятной горечью мысль. А в колонках все так же играет Металлика.
- What I felt
What I've known
Sick and tired of staying alone
Could you'll be there, cause I'm the one who waits for you
Or are you unforgiven too?
В приятном полумраке салона, который глушит любые сторонние звуки, собственный голос, вторящий словам песни, звучит немного жутковато. И это, по меньшей мере, глупо - поддаваться подобной слабости, когда ты не веришь во всю эту сверхъестественную чушь. И Хитклиф вытаскивает очередную, кажется уже пятую по счету за последние три часа, сигарету из пачки, подкуривая свободной рукой. Стекло чуть опущено, впуская в пропахшее дымом нутро автомобиля прохладный, напоенный запахом близкого дождя воздух. И легкий ветерок продирает до мурашек вдоль позвоночника, лишь усиливая тот бред, что снова начинает свой психоделический вальс в его мыслях. Но это помогает отвлечься, забыть хоть ненадолго о том, что толкнуло его бросить все и сорваться в дорогу неделю назад, прихватив с собой лишь деньги, документы и машину.
Но сейчас ничто не важно, как поет все тот же Хэтфилд, когда в проигрывателе сменяется песня, заставляя Хитклифа улыбнуться. И он выдыхает дым в приоткрытое окно, глядя на дорогу перед собой. И где-то там, впереди, на самой кромке горизонта вспышка молнии прорезает чернильное небо, заставляя моргнуть несколько раз. Слишком ярко, слишком резко, и лишь музыка не дает услышать раскаты грома, которые наверняка вторят световым эффектам. Словно рык мифического Минотавра где-то в глубине критского лабиринта. Вот только в этот раз не будет храброго Тесея, который пройдет по нити Ариадны и спасет всех и вся от злобного чудовища. И монстр злобно скалится на него из собственного отражения в зеркале...
Словно путешествие в потустороннее царство, подобно Орфею. Обжигая босые ступни о раскаленные камни своих собственных сомнений. И тянущиеся к телу, едва прикрытому обрывками давно выцветшей ткани, корявые руки внутренних демонов, украшенные острыми когтями. Серый пепел, тонким слоем покрывающий землю, оседающий на ресницах, оставляя грязные дорожки слез на лице. Сбитые в кровь ноги, покрытые засохшей коркой грязи, и лихорадочный стук больного сердца в груди. Словно оно жаждет прорваться сквозь преграду ребер, выломать дверцу этой чертовой клетки и освободиться из плена смертной плоти. И кажется, что если не обернуться, если собрать в кулак всю свою волю, сжать зубы и упрямо идти вперед. Если выдержать всю ту боль, что агонией раздирает изнутри на части, опаляя кипятком оголенные провода нервов... То тогда можно будет все вернуть. Вернуть свою Эвридику, которая там, позади. Скользит неслышной тенью, и лишь призрачное дыхание шагов отдается эхом в сознании. Мираж, который заставляет все звенеть туго натянутой струной, готовой порваться в любой момент...
- Вот только нет больше Эвридики... И никогда не будет... - Почему-то это кажется жалким даже ему. В конце концов, сколько можно жалеть себя, жалеть о том, что не сумел удержать, не сумел найти нужных слов. И теперь уже никогда не будет другого шанса. И все, что осталось - бежать, поджав хвост, словно плешивый пес, в которого швырнули палку, чтобы прогнать подальше. И даже больной, уставший взгляд существа, всего лишь изголодавшегося по теплу, ласке и понимаю, не в состоянии смягчить жестокость окружающих, их слепоту во всем, что не касается их собственных жизней... Хит и сам был таким, уверенным в собственной непогрешимости. Вот только ничто не остается незамеченным, и каждому воздается по заслугам его... Песня заканчивается, и в этот миг оглушительной тишины на него обрушивается раскат грома, словно вор-домушник, проникающий в незапертое окно. Заставляя вздрогнуть от неожиданности, и снова вернуться к тому, что занимает его уже несколько часов, с тех самых пор, как он въехал на это шоссе, забытое и Богом и Дьяволом, в стремлении срезать путь и оказаться как можно дальше от оживленных автострад. Вот так и начинаются фильмы ужасов, в которых маньяк поджидает свою доверчивую жертву, затаившись где-то в стороне от полосы дороги. И стоит лишь покинуть эту спасительную ленту старого, потрескавшегося кое-где асфальта и все, назад уже не вернуться. И непременным атрибутом - море крови, раскиданные вокруг внутренности, и оскал сумасшедшего, чтобы окончательно вогнать суеверного зрителя в состояние священного ужаса. Когда начинаешь вздрагивать от каждого звука, боясь, что стоит тебе отвлечься хоть на секунду, и Фредди выскочит из-под дивана.
Это веселит мужчину, и в серых глазах отражаются вспышки молний, мешаясь с огоньками на приборной панели. Он пробует слушать радио, чтобы узнать, когда именно ждать грозу. Ехать по такой погоде куда-то не очень хочется. Но ни одна станция не ловит, заставляя его выругаться про себя, выкидывая очередной окурок в окно, и поднимая стекло... Дождь начинается, как всегда, неожиданно. Словно там, наверху, просто опрокинули нечаянно ведро с водой. Лобовое стекло мгновенно заливает, и дворники с трудом справляются с поставленной перед ними задачей хоть какой-то помощи в улучшении процесса видимости. Которая и так оставляет желать лучшего, поскольку ливень идет сплошной стеной. Хитклифу приходится снизить скорость, поскольку совсем не хочется закончить жизнь где-нибудь в кювете. Пусть он и ненавидит свое жалкое существование, но все же не так отчаялся, чтобы желать сдохнуть на второстепенном шоссе, в дождь, в лучших традициях ужастика, достойного Стивена Кинга... И когда в свете фар появляется силуэт в белом платье, он едва успевает нажать на тормоза.
- She's gonna be my Midnight Queen.
Lock and load and I'm ready to go.
She's gonna lick my pistol clean.
She's got ahold of me and ain't letting go.
And I can't get enough of the things that she does, alright.
Радио включается внезапно, на середине песни, в которой легко узнается один из треков его любимой группы. И вот это на самом деле жутко, поскольку стоит отзвучать последнему слову припева, как вновь воцаряется тишина, нарушаемая лишь шорохом капель по крыше его ровера. Вновь заведя двигатель, Хит чуть сдал назад, останавливаясь так, чтобы можно было рассмотреть то, или скорее ту, что едва не стоила ему сердечного приступа...
- Спасибо, что остановились. Я уже и не надеялась... - Незнакомка оказывается на редкость симпатичной, если не сказать больше. Хотя и несколько экзотичной. Бледная кожа, длинные платиновые волосы, холодные голубые глаза и белое платье. Если бы он позволил своей фантазии быть чуть более буйной, то в голову неминуемо пришла бы мысль о Белой леди. Или же Смерти, как ее называл более неискушенный обыватель.
- Не за что... Теряюсь в догадках, что красивая девушка делает в такую погоду на шоссе одна? - В нем включился типичный, пусть и давно подзабытый, мачо. - Не стойте под дождем, садитесь.
Незнакомка не заставила себя ждать, и хлопок дверцы отрезал их от буйства стихии там, снаружи. У него возникло странное ощущение, стоило скосить на нее взгляд. Было в ней что-то такое, что живо напоминало ему о том, о чем он успел подумать, пока ехал.
- Оу, простите. Моя машина заглохла неподалеку отсюда, и пришлось немного пройтись. Так что буду благодарна, если подбросите. - Она улыбнулась, чуть смущенно, заправляя за ухо светлую прядку. И неожиданно у него внутри что-то трепыхнулось. Что-то, давно позабытое, похороненное где-то глубоко внутри, под толстым слоем земли и табличкой "Покойся с миром". Он давно зарекся вытаскивать это наружу, боясь этих воспоминаний, этих монстров. Как когда-то в детстве, когда казалось, что в шкафу живет чудовище, которое неминуемо утащит тебя в свой страшный мир, стоит отвлечься лишь на мгновение... Кладбище разбитых надежд, забытых желаний. С покосившимися от времени, изъеденными тленом крестами, которые все больше напоминают чью-то оскаленную пасть, которая щерится в недоброй усмешке. И поросшие травой могилы того, что когда-то было смыслом жизни. И уже не разглядеть лиц на выцветших фотографиях, не прочесть надписей, витиеватым, вычурным текстом венчающих холодный мрамор. И рассыпающая прахом под подошвами сапог земля глушит шаги, чтобы не нарушать этого мертвенного покоя...
- Конечно подвезу... Кстати, позвольте представиться - Хитклиф Мэйн. Можно просто Хит. - Мужчина улыбнулся, отбрасывая прочь слишком странные даже для него мысли, и завел двигатель, трогая машину с места. На миг показалось, что непогода за окнами ровера стала даже хуже, что ветер завыл еще яростнее. И он тут же мысленно проклял слишком длительное нахождение в одиночестве, в обществе собственных рассуждений.
- Очень приятно, Хитклиф. Зовите меня Дэвлин, поскольку мое полное имя слишком труднопроизносимо даже для меня самой. - В голубых глазах, до этого казавшихся застывшими кусочками голубого льда, появились насмешливые искорки, мгновенно преображающие ее лицо, делая черты лица мягче, и словно освещая их изнутри. Контраст был настолько разителен, что ему с трудом удалось сохранить относительно невозмутимое выражение лица... Некоторое время они ехали в полной тишине, нарушаемой лишь едва слышными отголосками стихии, которая бесновалась, словно одержимый всеми бесами преисподней, и будто бы пыталась пробиться сквозь преграду...
- Поверни вот здесь, и можешь останавливаться. Моя машина недалеко... - Ее прикосновение к его ладони словно капелька холодной воды, скользнувшая по разгоряченной коже. Но он послушно остановил машину, еще не подозревая, чем это обернется... Щелчки блокируемых замков чем-то напоминают погребальный звон. И не смотря на то, что работает обогреватель, его внезапно обдает холодом. Здравый смысл вопит, что подобного не может быть, когда белокурая чертовка внезапно оказывается на его коленях, и холодные пальчики касаются его лица, очерчивая скулу. Сердце в груди заходится в шальном ритме, и по позвоночнику липкими струйками течет холодный пот. Сложно признаться себе, но ему страшно. Словно ожил давний кошмар, превращаясь в историю, сошедшую со страниц книг Стивена Кинга.
- Знаешь, я давно за тобой наблюдаю, Хитклиф Мэйн... - Ее шепот обжигает ухо, проникая в самую душу. Щеки касается прядка шелковистых волос, заставляя его широко распахнуть глаза в понимании того, что он знает, кто Она такая. - И мне так хотелось познакомиться с тобой поближе... - Ее ладони скользят по его плечам, и миниатюрное, хрупкое тело, прижимающееся к его собственному, кажется горячим. Хотя он был уверен в том, что она должна быть холодна, как зимняя стужа. Вот так и рушатся сказки, дорогой. Вся ваша жизнь, не только твоя, всех таких как ты. Вся ваша жизнь - одна сплошная иллюзия, такая хрупкая, что стоит надавить чуть сильнее, и она разлетится на сотни осколков. Вы слишком ломкие, и порой даже жалкие, но некоторые из вас могут быть весьма занимательны... Мне кажется, что ты милый, и мне не часто выпадает шанс познакомиться поближе с живым человеком. Так что не разочаруй меня, красавчик... Этот голос в его голове, словно курок, на который наконец-то нажали дрожащие пальцы, отпускает какой-то внутренний тормоз.
Я знаю, кто ты такая... И меня это не пугает. Я слышал, что Смерть красива, но даже не представлял, насколько... Ее смех наполняет салон авто звоном серебристых колокольчиков, вызывая чувственную дрожь по телу. Мысли совершенно дики и абсурдны, но даже от них не остается следа, когда ее губы касаются его собственных. Она слишком горячая, и это должно казаться странным, даже более странным, чем то, что он встретил ту самую, которой панически боятся все живущие в мире. И что она, похоже, собирается его трахнуть...
- Расслабься и получай удовольствие, смертный... Завтра для тебя уже не наступит... - И это должно бы насторожить его, но ее поцелуи, и ее тонкие пальчики, успевшие добраться до обнаженной кожи под его рубашкой, отвлекают внимание... И когда наслаждение становится уже больше, чем можно выдержать. Когда сердце колотится где-то в горле, вырываясь наружу. И легкие горят от нехватки кислорода, когда его ладони сжимаются на ее талии. И хриплый рык рвется наружу, когда ее коготки впиваются в его плечи, оставляя глубокие царапины. И он сжимает ее длинные волосы в кулак, деля один поцелуй на двоих... И кажется, что его душу вытаскивают из тела, тягуче медленно, мучительно болезненно, позволяя прочувствовать всю палитру оттенков боли. Все гамму нот этой странной симфонии.
- Я же говорила, что завтра не наступит... - И снова этот шепот на ухо, выворачивающий сознание наизнанку. И глаза неверяще распахиваются, когда он чувствует, как ее пальцы вонзаются в его плоть, проникая в грудную клетку. Как с неприятным, хлюпающим хрустом ломаются ребра. И горлом устремляется кровь, скрадывая все звуки, оставляя лишь хрипы. Но ему не хочется подыхать, как собака, и он молчит, не издавая ни звука.
Да, мой храбрый мальчик, вот так... Он все еще жив, когда она вырывает его сердце, еще бьющееся, еще не осознавшее, что теперь уже точно все.
- She's gonna be my Midnight Queen.
Lock and load and I'm ready to go.
She's gonna lick my pistol clean.
She's got ahold of me and ain't letting go.
And I can't get enough of the things that she does, alright.
Играет на фоне, последним гимном его памяти. А там, за окнами автомобиля все так же сходит с ума природа, словно небо оплакивает своего непутевого сына, но не в силах ему ничем помочь... И тьма подкрадывается совсем тихо, словно кошка на мягких подушечках лап. Красивая смерть... Мелькает последняя мысль, легким крылом призрачной бабочки по самому краю сознания. Чтобы потом раствориться в бесконечности ленты шоссе, убегающей вдаль. Ленты его жизни, за поворотом которой он встретил свое бетонное перекрытие, не рассчитав сил и не снизив скорость вовремя...
- Как вы думаете, он когда-нибудь придет в себя? - Хрупкая белокурая девушка сжимает в тонких пальцах край накидки, наброшенной на плечи. Обеспокоенный взгляд голубых глаз мечется между лежащим на больничной койке мужчиной, и доктором.
- Миссис Мэйн, я не буду давать вам ложных надежд. Вчерашний приступ был очень сильным, и нам с трудом удалось зафиксировать его состояние. Но боюсь, что ваш муж никогда не очнется. - Пожилой врач смотри на стоящую перед ним женщину с неподдельным сочувствием. Видно, что она на самом деле любит мужа. Но прогнозы более чем неутешительны. И то, что произошло вчера с человеком, находящимся на аппарате жизнеобеспечения уже полтора года, сложно объяснить. Они до сих пор не знают причины, но сердце парня отказалось работать. И сейчас он был жив лишь номинально... Девушка решительно вытирает бегущие оп щекам слезы, затем немного неверной походкой подходит к лежащему на кровати.
Он был ее жизнью, тем, ради кого она жила. Но теперь пришло время отпустить. И чуть подавшись вперед, она целует мертвенно бледные и холодные, как лед, губы мужа.