Аннотация: Глава о легкой комсомольской жизни и ее изнанке.
"Сад радостей земных"
<img src=Oblozhka.gif>"Сад радостей земных"
(по И.Босху)
"Знамя трепещет мокрое,
Домна вздымается ввысь,
Ольга идет Морокова
В бригаду Виктора Цысь"
(Стихи секретаря
комсомольской
стройки Запсиб).
Пусть и ударение в рифме неверное (фамилия её имела ударение на первый слог), но суть следующего эпизода секретарь отразил.
Как она попала в комсомол? - Простенько. Пошла прямиком в Горком и сказала, что хотела бы работать в комсомоле, на молодежной стройке... Её расспросили. Кто она, да что? Никто не удивился. (Удивлялась она: "Как это? После такого позора? После выговора в карточке?"). Ей сказали, что: "Узнали, что она пишет стихи. Что является членом городского молодежного поэтического объединения : "Гренада".
Спросили:"а не сможет ли писать стихотворные лозунги или молнии? Комментировать работу разных бригад строительных управлений".Удивляясь такому добросердечию, ответила, что "видимо, сможет, по крайней мере, не считает это сложным, хотя и не пробовала".
-"Тогда зайдите в соседний кабинет - там находится Анатолий Задориков - его назначили руководителем Областного комсомольского штаба на Запсиб - комсомольскую стройку Союзного значения. Если он Вас возьмет, то вам чрезвычайно повезет"
Анатолий Задориков оказался крупным сорокалетним человеком, с внимательным
оценивающим взглядом несколько из-под лобья, большими кистями рук, которые все время мелькали перед глазами, и красивым, поставленным от природы, голосом. Больше с первой встречи я ничего не запомнила.
Он пообещал взять на работу в штаб стройки прямо с завтрашнего дня -- членом областного комсомольского штаба, что приравнивалось к званию работника райкома. Она опять удивилась. Ушла домой и, отчего-то почувствовала испуг. Показалось, что какой-то огромный испытующий глаз внимательно следил все это страшное время за нею. Ждал чего-то и дождался. Она как будто сделала все так, как он хотел.
По одному-единственному звонку ей дали место в общежитии -- совсем неплохом общежитии на Запсибе, пожалуй, значительно лучшем, чем студенческое. Большая комната на первом этаже... даже, вернее, две комнаты, соединенные аркой, а не дверью, где была в одной комнате гостиная-столовая, а в другой -- две кровати, всего две. Тогда как в студенческом - их всегда было по четыре. И они всё хорошо украсили со второй девочкой -- Валей. Она даже нарисовала на больших листах бумаги картинки, имитирующие настоящие картины, получилось очень интеллигентно(если не присматриваться).
И опять-таки по одному звонку ей дали работу в каком-то строительном управлении. Она там только числилась,но съездила в это управление, оставила там свою трудовую книжку, и с тех пор получала деньги, работая в комсомольском штабе. Ибо комсомольский штаб, оказывается, оплачивался этими же строительными управлениями, которые он критиковал. Вот такая скрытая связь у судей с подсудимыми.
Задориков вернулся с самоутверждения в Областном штабе и она оказалась его секретарем с поэтическими возможностями. Все пошло... как в сказке. Она стала работать в этом комсомольском штабе и наблюдать за "судьями".
Все было легко, весело, по-простецки. Приходилось только придумывать себе развлечения -- и в этом была единственная трудность. Никто не хотел ничего серьезного, трагического. Никто не хотел так глубоко думать, как до этого пыталась она. Все печали и отрицательные происшествия проходили как можно незаметнее, хотя они были.
dd> Ситуация такая: когда ты приходишь, активно во что-то, якобы, включаешься -- все идет как по маслу. Но наступает время отчета. Ты должен предъявить кучу бумаг, в которых описать свою активную деятельность. А тебе было некогда.
С помощью её стихотворения-песни секретарь райкома Владимир Волк (вот такая фамилия!) пытался спасти свое ничегонеделание, чтобы его не сняли с этой приятной должности.
Он прекрасно понимал, что ничего не делают все, и -- единственно -- не мог на это никому указать.
<И вот тут он придумал, что она-(Ольга) написала "специальную" песню, которая станет гимном стройки! Ох, как громко и красиво! Это, действительно, всех отвлекло от прорех в его работе, все, завидуя этому его ходу, занялись разбором стихотворения, раздолбали его (стихотворение) в пух и прах (на что он и рассчитывал), а его самого оставили в покое.
Вот это стихотворение, которое послужило громоотводом:
"Ночами по грязи топали
Комсомольцы годов 20-тых,
Остервенело хлопали
Двери в кулацких хатах! -
Рейд! Надо хлеба Родине!
Рейд по ночи морозной.
Рейд - комсомолец молоденький
Упал от пули обрезной...
Снова по грязи топают
Люди шестидесятых,
Ветер плакатом хлопает:
"Главное - это, ребята,
Сердцем не постареть!"
Пламя годов 20-тых
Продолжает гореть!"
Приезжала масса журналистов -- и она, как представитель местной молодежи, начала печататься в газете: "Дневниковую прозу" о строительстве домны N 1, и стихи... Даже стихи по случаю всяких праздников у нее стали получаться. Напечатали даже её портрет в газете. (Это, оказывается, не прибавляет ни славы, ни радости).
Она с удивлением выяснила, что деятельность -- была! Правда, она заключалась в активной жизни этой самой группы комсомольских деятелей, которые вокруг себя создавали чрезвычайно иллюзорный, существующий только у них, мир активных комсомольцев. Такая кипучая жизнь, такая бодрая деятельность! Такие молодежные азарты и деяния -- им казалось, весь мир кипит!.. А кипит только их "кастрюлька" -- человек 20, максимум -- 50!
Потом, от недостатка кипения, они собирались один раз в два года на комсомольские съезды -- перевыборы... И тут начиналась вот та самая борьба коалиций, на которой они тренировались, чтобы потом иметь в запасе эти способы, для выборов в партию. Самое смешное и непонятное, что коалиции возникали совершенно случайно, бессмысленно, по какой-нибудь авантюре или "подшофе" -- с этакой гусарской лихостью. А вид им придавался -- чуть ли не всенародного восстания.
Этим же пользовались для выборов в руководящий состав, а теперь уже вот те, которые в Думе, этот опыт и имеют. Все было несерьезно и бессмысленно, серьезен был только азарт, с которым они делали вид, что их жизнь наполнена смыслом.
Иногда им самим надоедали эти развлечения. Объедались они... Тогда они устраивали ГЛОБАЛЬНЫЕ развлечения.
Например, её вскорости взяли с собой в поездку в Москву! Как приглашенную на Второй Всемирный ФОРУМ молодежи!!! Вот уж чушь и случай!
Но и там Все было так же, только еще и очень роскошно. Огромные залы, в которых устраивались такие же бессмысленные заседания.На каждом бархатном кресле наушники с восьмиканальным синхронным переводом...
Бесчисленное количество разноцветных иностранцев: желтых, зеленоватых, коричневых, рыжих, черных, розовых, светло-белых. ...Прекрасные буфеты с большим количеством разнообразных видов пива (в те времена!), которых нельзя было больше нигде найти, ни в одном магазине. Потрясающая косметика, в которой она тогда ничего не понимала, к сожалению. Пластинки и книги, все особо запрещаемое, (тем же комсомолом) -- и почему-то чрезвычайно дешево! Сказочно минимальные цены!
Вопросы и темы были настолько глобальны и общи, что не могли разрешиться по полной бессмысленности внутреннего содержания...Колонный зал! Концерты! Ах, как все это было развлекательно и красиво!
Для нее весь этот антураж, при ее полной искренности, был скорее самоцелью, чем эти бесконечные и никчемные заседания, заседания. Они набирали зачем-то толстенные пачки протоколов, пахнущие типографской краской, многочисленные значки делегаций и флажки... И она совершенно четко понимала, что именно она относится правильно ко всему происходящему, а все остальные очень даже "делают вид, что это серьезно", что это важно, что это -- громадно.
Ха! Ни один из этих форумов молодежи ничего не дал, кроме возможности общения, то есть -- завести интрижку с кем-нибудь из иностранцев (что было чрезвычайно запрещено!), попить вот этого всего, поесть всяческих бутербродов и жюльенов и убедиться в своем слабом знании любого языка.
Здесь же она познакомилась с секретарями ЦК комсомола -- они были в ЦК на приеме. Опять же больше всего поразили ее детали: например, ширина стола в зале приема делегаций... Прием -- это надо вам объяснить, потому что совсем немногие знают, что такое прием. Прием -- это "еда вместе с речами". Приглашают какую-нибудь делегацию, на столе стоят всякие фрукты, напитки, вина всевозможные. А делегация сидит с двух сторон этого стола. В торце -- сам секретарь ЦК, он говорит вдохновляющую речь, раздает награды, и после этого все начинают употреблять эти вот фрукты, вина и напитки. Однако -- маленькая деталь, очень сильно помогающая этим секретарям ЦК экономить продукты: ширина стола такова, что для того, чтобы дотянуться до стоящих посередине, и только посередине, -- в одну линию -- яств, надо встать и сильно протянуть руку. И сколько ты раз посмеешь это сделать -- столько ты и съешь. А сами понимаете, что вряд ли кто-нибудь из делегатов посмеет сделать это больше одного-двух раз. Поэтому этих запасов хватало на несколько делегаций, а делегаты практически оставались с носом. Очень приятная, забавная деталь.
Другая забавная деталь: фамилия этого секретаря ЦК -- Геннадий Будников (как его называли тайком, Геннадий Блудников). Он тоже был из Новокузнецка, поэтому покровительствовал их делегации. Говорил он ярко, красочно, энергично -- ну , просто вот бежишь за ним в тот же миг и готов отдать за него все, вплоть до своей жизни! И в то же время... Она очень хорошо научилась понимать смысл речей (на примере ежедневных "уроков" АнатолияЗадорикова,которого "протоколировала". Она даже понимала, когда он говорил, ожидая прихода следующей мысли. Этим моментам она более всего удивлялась: это же надо! Ни о чем, а -- говорит! Секретарь ЦК был несомненно выше классом -- больше пафоса, больше яркости, но и у него бездумные моменты тоже попадались. Фан-тастика!
За таким одаренным оратором можно пойти и с обрыва. Но у нее был печальный опыт общения с другим секретарем ЦК -- Вадимом К-цовым на том поэтическом семинаре, и она не приблизилась больше. Только поняла, что такое секретари ЦК. Да, они предлагают после этого поездку на Юг. Да, они предлагают все, что вам угодно -- лишь бы использовать вашу телесную оболочку. И лишь бы вы не подумали прикоснуться к ним душой! Лишь бы вы были пустотой.
Она даже бралась уже печально философствовать:
ВОЖДЕЛЕНИЕ
:Как много нас, рожденных только ползать!
(Прибавь сюда всех рвущихся в полет!)
Как много нас, любви познавших "позы"
И Клеопатры жадный красный рот...
Как безобразны происки любви:
Глаза красны, а руки холодны --
Вокруг насмешки мелкие, смешки,
глупы улыбки, а тела -- пышны.
Иллюстр. Из Босха:Семь смертных грехов: вожделение.
Круги у глаз, морщинки,
Пот с волос, как будто
кружат в танце Кот и Пес...
Как пляшем мы под дудочку Вселенной.
Адама с Евой помяни. Они
Любви хотели -- а рождали тленье.
Не прощены доныне наши дни.
Стихи писала, а о своей роли в этой поездке не догадывалась. Ведь и ее взяли как "сопровождение". Почему же не догадывалась?
Потому что, Никто её не трогал и не приставал ни с какими предложениями. Хорошо быть как бы отсутствующей. Не участвующей в общем обалдении! Даже не просили писать эпиграммы.
Но ей уже и это казалось странным. Странным в этом мире судей было все. Не было ничего нормального. И, если помалкивать и отнекиваться, то никто тебя и не трогает. Ведь всего всем достаточно. И вариантов взаимоотношений тоже. Откровенных сопровождающих тогда не было. Ведь в комсомоле достаточно активисток. Никто не догадывался, что она не из них. Каждый думал, что у нее взаимоотношения с кем-то другим. А её равнодушие и пассивность не вызывали стремления ко ней.
Полуглазок полусонных полусонна страсть,
Полулиц полубездомных полузлая власть
Но вот они вернулись домой, и она удивилась своему возросшему статусу -- "делегат Второго Всемирного ФОРУМА"! Ее приглашали в разные комсомольские организации с просьбой рассказать о ФОРУМЕ... Наивные и искренние рядовые сибирские комсомольцы чего-то ждали от нее и других -- и им пришлось выкручиваться, перечитывать эти "глобальные темы" в протоколах и "пудрить им мозги" своей значимостью. Это называлось -- отчитываться о произведенной работе. Чушь собачья! Особенно неприятная тем, что эти слушатели наивно открывали от удивления рты и всему верили. А делегаты -- опять же развлекались! Своим превосходством, своим знанием, своей "заботой о них"!
И, наконец, Господь послал ей небольшое и удивительное по "совпадению" -- утешение. Разъезжая по всяческим развлечениям и семинарам, она оказалась еще и делегатом областного молодежного фестиваля, а это -- огромное количество собранных в одном областном городе молодежных организаций. Им сшили специальные шерстяные одинаковые платья оранжевого цвета.Они маршировали по главному проспекту города и вышли на его главную круглую площадь (во время сильнейшего ливня) сквозь солнце. Она единственный раз в жизни ощутила на себе загадку "чувства толпы". И здесь, среди бесчисленного количества участников, заполнивших огромный стадион,она столкнулась лицом к лицу -- с кем бы вы думали? -- со Степаном - с тем, кто оказался причиной этого переворота в ее жизни.С тем, из-за кого погиб ее ребенок и она сама была на краю смерти.
Как он испугался! У него задрожали губы и забегали глаза. Это как-то положительно подействовало на нее, и она только насмешливо улыбнулась, разглядывая его. Потом, однако,она ходила и думала, а не стоит ли подойти и поговорить?.. Даже спросила об этом совета у самого (на её взгляд) пройдохи: "А что делать, если встретилась со старой любовью?" Тот прекрасно почувствовал ситуацию, напыжился от важности своей миссии, и сказал: "Сходить в ресторан и посмеяться".
- Посмеяться над чем? - Над убитым ребенком? На это она была не способна. Но всю неделю, пока длился этот фестиваль,она каждую секунду думала об этом.Она встретила его еще раз - на стадионе во время закрытия. Он лишь промелькнул во встречном потоке делегатов.Она рванулась вслед за ним, но сообразила, что не прорваться и - совсем загрустила. Чего она хотела? Оживить и пережить всё по другому?
Вот чучело! - Так и хочется развести руками. Что за привязанность к несчастным случаям? Что это? - Желание все исправить? Желание все вернуть и начать с положительного момента? Желание переиграть партию?
Все еще детское желание прижаться к коленям обидчика? - Зачем? -Ведь он же убийца!
Или это желание не иметь уже полученной боли? Желание предоставить возможность кому-то ее удалить? Исправить чужое, а не свое позорное поведение? Кто же способен на такой, вдвойне мужественный поступок?
Она не захотела оставаться еще на сутки и согласилась поехать на открытом грузовике, в кузове. Был август - самый звездопад -она ехала всю ночь, лежа на душистом свежем сене, и орала во весь голос что-то, то ли грустное, то ли торжественное. Орала, чтобы не плакать:
"Август - астры,
Август - звёзды,
Август - грозди
Винограда, и рябины
Ржавой - август!
Полновесным, благосклонным
Яблоком своим имперским,
Как дитя играешь, август.
Август! -
Месяц поздних поцелуев,
Поздних роз и лилий поздних!
Август! -
Месяц Ливней звёздных!"
Душу отпустило. И тут она почувствовала, что Степан - её близнец в этом несчастье. Такой же страдающий "близнец". На всю жизнь испуганный, подавленный... как бы он ни хорохорился и ни лгал сам себе.
Звёзды звездами, и большая поэзия, и Цветаева - это хорошо, но по приезду, ежедневно ей-таки приходилось писать те самые "молнии" и плакаты. Вот как комментировал ее работу А. Задориков в своей книге "Юность моя, Запсиб": "Выходили "молнии" в стихах. Вогнать смысл в рифму, не плоскую и дешевую -- очень сложно. Но Ольга, надо сказать, справлялась с этим неплохо. Стихи были острые и смешные"
Сначала мы писали плакаты большие, на красной ткани. И вывешивали их высоко через дорогу от столба к столбу, но это было очень длительно в исполнении, а дожди и грязь очень быстро их портили.
Затрат оказывалось гораздо больше, чем пользы, и тогда она придумала: делать крошечные, размером с блокнотный листок, "молнии" и вешать их все сразу на доску объявлений. Да еще и разноцветные!
На таком блокнотном листочке мы ярко рисовали чью-нибудь физиономию в карикатурном виде или какую-нибудь ситуацию штрихами и абрисом и писали четверостишие, вроде того, с которого начался рассказ.
Каждый раз после утренней планерки мы имели для этого кучу материалов. И таким образом мы на достаточно длительное время привлекли внимание рабочих к этим стендам... Уж прочитать на маленьком стенде какую-нибудь частушку или эпиграмму про себя или свою бригаду и сорвать ее, если обидная, -- это было забавно! Или даже не сорвать, а просто похохотать. А назавтра уже висела другая, потому что та -- намокла или исчезла. Или ветер ее сорвал. Сибирские холода и мерзкая погода мало дают солнечных дней. Климат "резко континентальный", как говорят местные туристы -- "мерзко континентальный".
Хохм, шуток, задирок и подкалываний было огромное количество. Из-за этого она постепенно как бы оживала. Но странным было то, что оживала та часть её, которая и была не тронута. Поскольку для того, чтобы оживить то, что ты избил, изуродовал, то, что у тебя наболело, нужно смазывать, лечить это же место или лечиться тем же средством.
А это средство было просто отвлечением, вроде горчичников.
Были и многочисленные поездки на комсомольские семинары, за город -- это тоже развлечение, хотя и именовалось "учебой". Она там читала свои, совершенно еще непрофессиональные стихи -- и получала восторг и славу! Ее мгновенно печатали в газетах и устраивали ей интервью по радио -- как с поэтессой, членом областного комсомольского штаба Всесоюзной комсомольско-молодежной стройки. Уф! Ну и рейтинг! И все редакторы молчали и заискивающе улыбались -- боясь критиковать. А она не видела в этом ничего оскорбительного для журналов или слушателей -- ведь подобной макулатуры печаталось столько! Даже в столичных журналах, даже в "Юности" -- бывшей тогда флагманом и образцом всех журналов! И как они сбивали всех с толку! Как они выращивали (и теперь -- довырастили) повсеместную современную пошлость!!!
Что бы это по-приличнее привести в пример?
Молва шла в горкоме:
"У-у... Домна что надо!
Герои, мол, есть почти в каждой бригаде,
Есть где разгуляться художника кисти
--Стихи там родятся со скоростью выстрела!"
Но слухи есть слухи, а вышло на деле?
Поэты два дня на Запсиб поглядели,
И... может, морозы во всем виноваты?
Но только -- не стала их рифма крылатой.
"Ходить надо всюду!.. Творить -- на морозе?
Но только... простуда -- вещь очень серьезная!"
И вот -- результаты их творческих планов:
От ТОМа на Домне -- одни могикане.
(ТОМ -- творческое объединение молодежи при горкоме комсомола.)
Или писала стихи под какую-нибудь новую, выкопанную в календаре, дату.
Например, оказалось, что уже 400 лет со дня создания первой книги Иваном Федоровым:
Где-то в мире грохочут громы,
Где-то взрывы несут печаль:
Обо всём с утра узнаём мы
От короткого слова: "Печать".
Мы порой понимаем еле:
Что такое для нас: "Печать"?
- Мы ослепли бы, онемели,
Если б вдруг перестали читать.
Бьем челом человеку - Федорову,
Что 400 лет назад
Ставил первое слово твердое
На дощечке в "печатный ряд"!
До него скрипели до света
Перья стареньких писарей,
А потом - газеты, газеты
Мир подняли от букварей!
А сейчас, развалившись в кресле,
выпив дозу чая до дна,
Муж листает пачку "Известий",
Чем порой недовольна жена.
Бьем челом человеку - Федорову,
что 400лет назад
Ставил первое слово твёрдое
на дощечке в "печатный ряд"!
Все печали и отрицательные происшествия проходили как можно незаметнее, хотя они были.Например, комсорг стройки -- Зоя иногда шепотом жаловалась своему шефу Анатолию Задорикову на мужа, избивающего ее... из-за того, что она работает в штабе, а не с ним -- в бригаде. И после этого опять лезущего к ней со своими мужскими потребностями. Шепотом жаловалась -- и на этом все кончалось, все она хотела оставить как есть: не хотела ни уходить от мужа, ни уходить из штаба.
А еще? Она уже спокойно кокетничала с записными кокетами, а чаще, с двумя, догадавшись, что это наиболее безопасная игра. Или - с тремя сразу, как и они, не имея в душе никакого отзвука. Странным для всех было то, что она никому не поддавалась. И это уже вошло даже в эдакий азарт, чтобы её, так сказать, "оприходовать". Но она не поддавалась. Покуда было все по-дружески и без насилия, - все ей сходило с рук. Они постепенно остывали и оставляли её в покое.
Но однажды она "завела" (раззадорила, раздразнила по-теперешнему) одного уж очень опасного человека... больше похожего на комсомольского уголовника, чем просто на комсомольского работника.Она потом узнала, что он был сыном видного прокурора, из тех, что упекли, читай "уничтожили", сотни, если не тысячи.
Произошло наше столкновение так:Её близкая подруга, Аллочка, устроила вечеринку. И тут появилась сестра этого сына прокурора: вся в слезах и фальшивом страдании. Я такого нагляделась на сцене и переносить была не в силах. Она танцевала с братом, красиво плакала у него на плече, картинно смахивала слезки и объясняла всем, что ей не подарили тех духов и тех туфель, которых...И что её так завело? То ли недавнее прошлое? Она ей спела: "Я помню розы аромат..." Брат отчего-то оскорбился более нее.
А она ушла, ничего более не выясняя. Гордыня её была победительницей. И получила она вместо дружбы двух несчастных существ, еще и горькую душевную травму.
И вот он-то таки её "дружески" изнасиловал, придя под благовидным предлогом к ней в комнату. Да еще и сказал при этом угрожающие слова. Какая у неё была истерика! Она хохотала и хохотала, всхлипывала и снова хохотала! Так прошло наверно более часа. Он, видимо, испугался - при всём его опыте и "уголовности". Её совершенно бесстрашная истерика, истерический хохот заставил его встряхивать её, потом облить холодной водой, еще и еще обрызгать - не помогало! Тогда он действительно ударил её по щекам. Сильно! C размахом!
И.Босх Корабль дураков
. Опять - взрыв хохота! Тогда он достал у себя какую-то таблетку и засунул ей ее в рот. Она ее выплюнула и смеясь показала ему руками, чтобы он уходил. Он схватил её за волосы и наклонил над раковиной. Стал лить на голову холодную воду. Истерика стала проходить. Она только дрожала и всхлипывала.
- Больная.- почти с жалостью сказал он - кто же это тебя так довел?
Лицо её, наверно, так скривилось, что на его лице тоже появился испуг.
- Тише, хватит! - Он поднял с полу таблетку - Проглоти, не плюйся, мне помогает, когда голову разрывает от боли.
Она проглотила. И вскоре уснула. Не слышала, как он ушел. И потом больше не видела.
Она еще долго плакала, понимая, что это прикосновение к той самой боли, которой она болеет. Но зато поняла, что: Единственное настоящее, что есть в комсомоле - это насилие над душами.
Она думала, что это ее приспособление - не страшно. Что тело ее и душа - все еще были врозь. Что за теперешнюю жизнь отвечало только тело. Но и над телом нельзя издеваться!
Работа в штабе продолжалась, прошла осень, зима, весна, наступило следующее лето. Потом она отправила свои рабочие дневники в одну из центральных газет -- их там напечатали! Потом на стройку приехали одиннадцать московских студентов-журналистов из МГУ. Её назначили сопровождать их, знакомить со стройкой и рассказывать о работе комсомола. Студенты чрезвычайно удивлялись искренности всеобщего комсомольского задора. У них его не было.
Но они его захотели ощутить! И захотели, чтобы она заново приняла их в комсомол. Начальник штаба Анатолий Задориков этому очень весело рассмеялся и сказал, что если они будут хорошо писать о стройке, пока они здесь на практике, то им в награду дадут значки ЦК ВЛКСМ. И это будет куда серьезнее, чем принятие в комсомол.-- Хотя в комсомол мы их можем принять, но тогда мы сделаем это показательно! -- И под это предложение начальник штаба нашел новую идею! А это было всегда чревато немедленным исполнением. Мы стали всем штабом ездить по бригадам с цветами, собранными на окружающих холмах, и принимать в комсомол прямо в бригадах!
Вот так огульно и наскоком.
Это была тем не менее очень удачная идея: так можно было быстро увеличить количество комсомольцев на комсомольской стройке -- а это единственный пункт, который горел (с одной стороны), а с другой стороны -- очень сильно мог помочь для поднятия авторитета штаба. Видите ли..
И мы стали проводить такие комсомольские рейды. Они являлись в бригаду, ошарашивали своим количеством и наскоком молодых ребят и девушек. И тут же, на месте, принимали их в комсомол и выдавали комсомольский билет с цветами и поцелуями от членов областного штаба. Девушек -- для ребят и мужчин -- для девчат(поцелуев).
Так же мы приняли и журналистов в комсомол. Обратно. Доставив им большое удовольствие, даже два: позволили побывать еще раз среди наивных комсомольцев первых лет Советской власти и значительно облегчили им выполнение практических задач. Они писали после этого в газеты обо всем так восторженно, что приехал совершенно ошарашенный и обеспокоенный за них, руководитель -- молодой аспирант. В конце практики ей поручили вручить-таки им значки ЦК ВЛКСМ, что она и сделала в обстановке величайшей торжественности этой незабываемойв,их жизни, минуты . Они ненадолго стали друзьями, она встречалась с ними даже в Москве...Благодаря чему побывала и в "сказочно-прекрасном" общежитии МГУ.
Они подарили ей в ответ замечательнейшую книжку "Маленький принц" Антуана де Сент-Экзюпери. С рисунками автора. Вот это был действительно подарок! На всю жизнь. И еще они замечательно танцевали твист. В исполнении Лидии это было не только красиво, но и очень женственно. И ей стало еще более непонятно: почему же за тот же твист ссылали из Москвы?
Еще один вид развлечений был широко распространен тогда - "комсомольские свадьбы". Для этого вида пьянки выбирались двое приличных комсомольцев, обычно молодые инженеры-специалисты комсомольского возраста и выделялась им от завода квартира, поскольку им по закону было положено - А под этот случай Райком комсомола устраивал свадьбу за счет комсомольских взносов. Народу набивалось - тьма! Молодые часто и трети гостей не знали, но были поражены размахом и обслуживанием: заказывался оркестр из местного Дома культуры, какой-нибудь молодежный танцевальный ансамбль в народных костюмах, подарки -- вроде пылесоса и стиральной машины "Белочка", а потом даже и первые холодильники "Кузбасс".
Естественно, что все обслуживание свадеб проходило бесплатно (кроме еды) -- какой комсомольско-молодежный коллектив мог отказать своему райкому в обслуживании?.. И всем хорошо! Но уж развода после такой свадьбы быть никак не должно! Это было единственное и непререкаемое условие всей праздничной катавасии. Постепенно на такие свадьбы стало что-то очень много претендентов, даже установилась очередь -- многим неглупым понравилось такое обеспечение их будущей жизни, и они даже организовали "Совет молодых специалистов" с единственной реальной целью -- командовать этими парадами бесплатных свадеб, подарков и квартир. Дескать, на стройку сейчас столько этого дают, что нелепо не получить!
Были все-таки и отрицательные моменты -- как-то ее жизнь не обходила.
Однажды она ехала на попутной машине на стройку, в штаб свой, а другого пути попасть не было, только на попутных. И шофер, посадив ее в машину, начал заниматься онанизмом. Она сначала опешила, потом не могла никак отряхнуться от этого состояния заторможенности и попыталась сделать вид, что ничего не замечает, затем, когда он обратился к ней со словами: "Поработай", она крикнула ему: "Останови машину!".
Он и не подумал ее останавливать -- это был грузовик. Она открыла дверь и на ходу выпрыгнула на обочину. Покатилась, ударившись плечом. Большое счастье, что не ударилась об один из столбиков, стоявших метрах в десяти друг от друга. Руку сильно вышибла из плеча, так что не могла поднять... и явилась в штаб, вся зареванная, всхлипывающая -- и ничего не могущая объяснить. Сколько ни кричал на нее Задориков, сколько ни обласкивала ее Зоя, так ничего и не сказала. Она пошла в медпункт, потом ее отвезли в травм.пункт -- там наложили тугую повязку.
Номера машины она, конечно, не запомнила. Запомнила только, что у стекла был букет из розовых искусственных цветов. По этому букету они пытались его найти, но так и не нашли. Чему было удивляться? Такой мир - ссыльных. Много поколений ссыльных, которые попали сюда за несоблюдение Божиих законов о нравственности. И здесь, где были только они, какой может быть спрос о нравственности? Им было наказание - ссылка. Они были ненаучены, обижены, да разве станут они добровольно исполнять законы нравственности?
На Запсиб ссылали и мелких хулиганов, и средних уголовников, а из Москвы и Ленинграда так называемых тунеядцев -- элитную молодежь, которая "не хотела работать", как тогда говорили. Закон о праве на труд был жесток: если ты не работаешь в течение месяца -- то тебя назовут тунеядцем и отправят на комсомольскую стройку в Сибирь.
Весело?
Ссылали в Сибирь всяких пижонов, в те поры они назывались стилягами... В узеньких книзу брючках и огромных ярких галстуках, а девушки -- в платьях бочонком. То есть контингент был, конечно, опасный. А все остальное...
Был художник, который приезжал по путевке ЦК комсомола, и пытался писать её портрет. Ему не удалось уловить "ряд волшебных изменений милого лица".
Были поэты, к которым она теперь очень боялась приближаться. Были журналисты, выражавшие свой восторг по поводу её прозы. Она их слушала очень невнимательно и недоверчиво, чем обижала, но не могла объяснить причины.
Словом, легкая и приятная жизнь "комсомольской богини" не принесла ей счастья. Она, правда,начала печататься в газете и получила какую-то городскую известность -- это тоже не принесло никакого ощущения счастья.
Ее счастье было где-то в другом месте. Где-то зарыто... вместе с той собакой. которой была столь знаменитая тогда студенческая песня:
Где зарыта собака?"
От "разбитого корыта" - слезы клей плохой!
И "собака не зарыта" - хвост торчит клюкой!
Вы напрасно не ищите место похорон.
Та собака не зарыта, в мире лай и звон!
От разъездов и разделов - вечная мигрень!
Не Любовь всему виною, не любовь, а - лень.
Полу глазок полу сонных полу сонна страсть,
Полу лиц полу бездомных полу злая власть.
В сутенеры, в проститутки втиснуло кольцо.
Где уж там, какие шутки? - Не смотри в лицо!
И не плачь, не надо плакать после похорон...
Та "собака" не зарыта. В мире лай и звон!
*
Единственное, куда она никогда не ходила - это на разбор "аморалок". Дрожала заранее, словно это опять ее...
И удивлялась, беспредельно удивлялась той самой узаконеной и незамечаемой аморальности судей, которая и "съела Кука"(по словам Высоцкого)???
Но вот именно здесь она, могла бы и уловить ту неотвратимую и тягчайшую РАСПЛАТУ - которую они получали за свою беззаботную жизнь: Они становились ПАЛАЧАМИ. Палачами для самих себя. Поэтому они так боялись потерять свои места, боялись, что закончится внезапно их предварительная счастливая жизнь и начнется расплата.
О-о-о! Как жестоко судили не сумевших удержаться наверху! Куда пропадали все тома их писанных и неписанных достоинств?
Словом, "Судьи не знали, что они Судьи" - и практически ни в чем не были перед ней виноваты. Их постоянное распутство было осмысленно: оно являлось необходимым атрибутом их карьеры и никогда - обвинением. Оно даже не входило в разряд "развлечений". "Так было положено". Не обвинять же аборигенов за каннибализм? "Хотели кушать - и съели Кука". Большего они сообразить и осмыслить не могли. А, стало быть, не могли и передать ей.
Так прошло и это лето. Она ушла с комсомольской стройки -- в работники ОТК этого самого Запсиба.
Она получила однокомнатную крошечную квартирку-малосемейку, крошечную совсем, метров восемь. Комнатушку на верхнем этаже -- восьмом или девятом? -- с однометровой прихожей. Она стала называться инженером, а работать опять же секретарем в отделе технического контроля. Ее взял к себе начальник этого отдела -- Иван
Яковлевич Ксендзов -- и повысил ей зарплату от 35 до 100 рублей. За это она вынуждена была восстановиться в институте и попытаться хотя бы заочно его закончить.
Не мечтала я быть металлургом,
Не хотела в стальную кольчугу,
Но надела колечко на палец, --
С металлургией обвенчалась.
Жизнь пошла -- в голубую сталь,
Кровь моя -- в золотой металл,
В синей искорке чугуна
Блеск белков моего окна.
Я -- все сразу: геолог, артистка,
Архитектор, летчик, модистка...
Меч для сказки огнем пытаю,
Шлейф металла в глазах остужаю,
Корпуса дворцами котирую,
Разрисовываю, как квартиры,
Артистично порой ругаюсь...
Ничего. Живу.
Улыбаюсь.
Она купила себе минимальную мебель в рассрочку: маленький журнальный столик, диван и даже коврик.
И все-таки продолжала ходить в местный поэтический семинар. Познакомилась не столько с местными поэтами, сколько с любителями настоящей поэзии. - Они очень много читали стихов Серебряного века (как теперь говорят): Цветаеву, Ахматову, Гумилева, тогда это было о-чень осуждаемо! И в её стихах стали появляться строчки, похожие на этих поэтов, что было вполне естественно: росла.
И смела даже возражать приезжим поэтам (в том числе Фонякову, требовавшим от нас знания стихов Твардовского, Инбер, Луговского и прочих современных и, якобы, великих..
Комсомол отошел, не то чтобы на второй план, а - навсегда отошел. И хотя еще приглашали на всяческие заседания и обсуждения, но она чувствовала себя ужасно старой. И даже в своих эпиграммах писала: "Даже если ты не очень юн"...
Её хотели взять на работу и в городскую газету -- в отдел промышленности (профилирующий отдел), но это бы ей стоило опять постели с главным редактором отдела -- и она еле-еле отвертелась. Очень упорно он старался "помочь"...
"Ты девчонка что надо, но не умеешь себя вести" -- как сказал ей один разбитной лидер на комсомольской стройке. А умение "себя вести" - означает, что ты прекрасно понимаешь, что тебе никто не может предложить Любви - вечной , искренней и семейной, а все предлагают только слегка завуалированную "похоть".
Да в "Советском Союзе не было секса" - как любят теперь презрительно говорить. Не было, потому что слова этого подлого и зарубежного не было. Но российская похоть процветала не меньше! И была не менее, а более подлой.
Но она тогда еще не доросла до этого понимания и потому была смешна в своем постоянном обращении к ним: "В чем смысл жизни?"
Никто из них не мог ничего ей по этому поводу сказать. Даже умный Задориков, даже ловкий Будников - несколько кривились и переходили на приятные мелочи жизни. Ведь у них смысл был заменен на цель, а признаваться в несколько карьерной цели жизни как-то некрасиво.
Они и кривились-то от этого. От слишком прямого, неприлично прямого вопроса. Тогда ей уже была свойственна эта "простота, которая хуже воровства".
А она взвывала время от времени:
ГОСПОДИ, ЗАЧЕМ Я ТЕБЕ ТАКАЯ?
Сделай меня получше! Мне так жалко, что я такая неумеха! Мне так жаль потерянного времени на все мои глупости и страсти!
"Себя вести" - уметь общаться таким образом, чтобы тебя понимали именно так, как ты бы хотела. Но если это умение приходит только к концу жизни? Нужно ли оно тогда? Зачем оно тогда? Ведь ты им НИ РАЗУ! не сумеешь воспользоваться!
Что за результат тогда у твоей жизни?
Перейдем пока к другой мысли: надо ли учиться на чужих хороших примерах? (Ведь 'на чужих ошибках не учатся'.)