Аннотация: Продолжение мемуаров. Эта глава о студенческой лихой жизни. О том, кто такая "чувиха"? И кем обычно становятся чувихи?
СОБЛАЗНЫ
ЭПИГРАФ:"Весельем надо лгать"
Она надолго перестала писать СТИХИ. И так эта "литературная жизнь" угасла, не став профессией. Так называемая коллизия. Потеря великая! Разве с нею одной было такое? Именно это: использование возвышенных фраз ради низменной похоти - привело к теперешней всеобщей нелюбви к стихам. Особенно у юных девочек. Из-за этой безвыходной коллизии она и стала писать эту книгу.
Почему от имени Кошки? Потому что не очень-то уважала себя по причинам, во многом от неё не зависящим, говорящим о ее "наивности", но тем не менее... ("Какая же ты наивная!" - Так, жадно вглядываясь в гладенькое личико юной дурехи, твердит мужская похоть).
Ольга Изборская:
В записях большой перерыв. Очевидно между этими "жизнями" прошло целых два года. Два года глухого молчания и депрессии. Ничего не объяснишь родителям. Не подашь в суд: тогда это было невозможно. Да и как подавать в суд на издевательство над твоим поэтическим даром? Тело - ведь только оболочка. И, не будь стихов, не было бы и всего остального.
Но учеба в институте шла. Ни шатко, ни валко. Иногда она с соседками по общежитию выходила в городской парк, подышать "настоящим воздухом". Вход в него открывали две статуи "металлургов", которых не мог выносить ни один металлург. Слишком они были близки к реальности и не давали отдохнуть от каторжной работы. Да и город-то этот был тем самым, что воспел Маяковский:
"Я знаю, город будет, я знаю, саду цвесть,
когда такие люди в стране,
в советской есть"
Восемь шахт в городе, два металлургических комбината, алюминиевый завод, и еще десяток вредных для здоровья производств. - Какой-уж там "саду цвесть"? - Аду цвесть.
Городская речушка была так кошмарно грязна, что с виду походила на угольную жижу.
Но еще в ее жиже постоянно тонули пьяные шахтёры и металлурги. Смок не давал дышать. Аллергический кашель начинался на второй месяц, и у новорожденного ребенка легкие были уже через полгода на треть черные. Ничего себя, "адик"!.. Но полупьяное легкомыслие, и по сему, уверенность в собственном бессмертии, процветали. Духовная темнота.
Единственное, что ее спасало - это мемуары. Как тогда скромно говорили: воспоминания. Но и в них она поначалу очень смущалась и старалась скрыться.
Хотя, потребность высказаться и осознать происходящее была так велика, что она писала и писала. А потом определила, что это ей никогда не издать. Ведь книга ее была "о похоти". О мужском и женском отношении к вопросам пола. Через это рождалось и отношение к самой себе.
(Действительно, при Советской власти не было "секса", потому что слова этого тоже не было. Но похоть, простая, мужицкая похоть процветала не меньше!)
И вот, она определила, что ее позиция напоминает позицию Кошачьего населения Планеты.
Что ей до тех прекрасных мудрых и мужественных образов, которые заполняли советскую литературу, никак не дотянуться..