Еще два года, два лета, два счастливых полугодия я мог бы проводить с Тео. Но я был недостоин ее и ее общества. "Живое воплощение греха" - терзало мою душу, как проявленная правда. Враг сказал мне правду. Об этих рассуждениях и спросил меня настоятель, когда мы вернулись поздней осенью с большим успехом и средствами. На исповеди я еще раз покаялся и напомнил об этой фразе: "враг сказал мне правду" - повторил я настоятелю.
- Правду. Свою правду, но не Божью истину - ответил настоятель.
Он взял меня за руку и повел в свою келью. Я шел и удивлялся его молчанию. Настоятель любил сопровождать свое движение по монастырю наставлениями. Его голос был слышен почти постоянно и его суровая мать, моя опекунша, довольно жестко ему выговаривала за это, правда только в моем присутствии, а не при монастырских братьях.
Войдя в его келью, я перекрестился и остановился у порога. Мне так нравилось у настоятеля! У него пахло сладким ладаном. Стояла красивая мебель. Стеллаж с красивыми, дорогими книгами. Дальше я никогда не проходил. Но я знал, что за этой приемной была еще комната, куда настоятель уходил переодеваться или принести какой-нибудь маленький подарочек: иконочку необычную, крестик, панагию или медальон с изображением Богородицы.
И теперь настоятель ушел туда же. Я долго стоял и разглядывал стены, иконостас, горящую лампаду, жесткий ковер на полу, на письменном столе - раскрытое Евангелие с закладкой.
Настоятель появился как-то неожиданно. Я только присел на корточки, чтобы дать отдохнуть ногам.
Он вошел с какой-то голубой широкой лентой, на ней висел большой, наверно с мою ладонь, медальон. Он был очень красив и переливался красными и белыми блесками.
Настоятель положил его на Евангелие. Я поднялся и решил разглядеть его поближе.
- Подойди - подтвердил мне свое разрешение настоятель. - Этот медальон оставил нам твой отец.
Мои глаза раскрылись в горячем, обжигающем взрыве, исходящем из сердца. Я дотронулся несмело до ленты.
- Я не буду сейчас рассказывать тебе о твоих родителях, я хочу только, чтобы ты знал, что тебе нельзя умирать рано. Ты должен выполнить заветы отца. Он очень многое тебе завещал. Я тебе говорю это сейчас потому, что есть опасность - и ты должен остаться жив. Должен остаться жив. Даже если меня или бабушку убьют. Об этом медальоне знаем только мы двое и ты. Живым должен остаться ты. Поэтому... Ты догадываешься, что ты должен делать? Или мне надо дать тебе строжайшие указания?
- Нет - ответил я, проглотив тот ожег в горле, который вызвали его слова - Я, никому не нужный, оказывается... Я, не знавший и одного ласкового дня! Оказывается... - все это я лишь услышал в своей голове. Я больше не сказал ни слова. Меня разрывало что-то невозможное. Я покачнулся и стал падать.
Но главное, главное - у меня есть и отец, и мама! Я никакой не изгой! У меня "чистая кровь"! Мало ли почему они пока не могут взять меня к себе. Я подрасту, возьму ленту с медальоном, и явлюсь к ним достойным и воспитанным молодым человеком. Я все вытерплю. Я все смогу. Раз они у меня есть!
Я снял с головы ткань. Настоятель и бабушка замолчали. Они смотрели на меня с ожиданием.
- Я буду достойным своего отца. - произнес я.
- Не сомневаюсь - ответил настоятель. - Бабушка молчала.
- Этот медальон будет храниться в тайнике, о котором тебе расскажет тот из нас, кто останется дольше жить. А пока я не хочу тебя нагружать знанием этой тайны. Но, если тебе понадобится небесная защита твоих предков, то этот медальон - твой. Сейчас он защищает всех нас. Весь монастырь. И у меня очень трудная задача: и сохранить тебя, и вырастить из тебя достойного человека. Ты будешь мне помогать?
- Я буду учиться вам помогать.
- У тебя очень мало времени на учебу - грустно возразил настоятель - Я не предполагал, что у тебя окажется так мало времени на учебу. Хотя - прервал он себя - неисповедимы пути Господни. Ты должен будешь уехать на учебу. Ты должен будешь нас покинуть. Куда бы ты хотел поступить? Кем ты хотел бы стать во взрослой жизни? - он заговорил об этом так неожиданно, что я догадался, что он только сию минуту принял это решение. Видимо, раньше он был против.
- Монахом - не задумываясь, ответил я.- Все мое горе вылилось из моей души с этим отчаянным возгласом. - Монахом - повторил я, - потому что я и так "моно" - один. Потому что у меня никого нет рядом и некому мне помогать, кроме Вас и Бога.
- Кроме Бога... - отрешенно повторил настоятель. - У меня тоже никого нет, кроме Бога, но стоит ли из-за этого так горевать? Нет. Я думаю, что тебе следует пойти в военные.