Он был самым обычным кузнецом в самой обычной деревушке. Жизнь его была настолько будничной и серой, что от мыслей о ней порой становилось тошно. Он и сам это прекрасно понимал.
Кейк родился в семье кузнеца, и судьба уже вымостила ему нелегкую дорогу в жизни. В средние века дети, не рожденные под гербом знатного рода, были обречены работать без передышки всю свою жизнь, зарабатывая кровью и потом каждую копейку, проводя за тяжелой работой лучшие минуты своей жизни. Хотя, минутку, разве сейчас всё иначе? Однако мы уже слишком далеко ушли от сути моего рассказа. Давайте продолжим.
Отец сразу дал сынишке понять: не хочешь умереть с голоду, приучайся к профессии с младенчества. Уже с шести лет Кейк помогал отцу, каждый день оставляя немало сил в кузнице. К семнадцати он прекрасно знал, что с каждым ударом молота по раскаленному железу он топчет свою молодость, которая с хрустом рассыпается на тысячи мгновенно гаснущих оранжевых искр. Его всегда тянули неизведанные дали, приключения, поединки с врагами и спасение принцесс... Всё то, о чем рассказывалось в трех потрепанных книжках, откуда-то взявшихся в их лачуге. Удивительно, но его отец мог читать. Пусть небыстро, пусть по слогам, но для крестьянской семьи это был подвиг.
Кейк был мечтателем, обреченным всю жизнь прозябать в кузнице, словно соловей, запертый в клетку. Каждодневная рутина наступала кованым сапогом на его тягу к приключениям и придавливала к земле. Будучи мальчишкой, он еще пытался выбраться из-под свинцового каблука, но спустя пару лет подобных трепыханий просто смирился. Смирение было у него в крови. Смирение было обязанностью его семьи, их долгом, их бременем... их крестом. Деревянным крестом на безымянной могиле, совсем таким, под которым покоилась его мать.
"Лучше синица в руке, чем журавль в небе", - зачастую поговаривал его отец, устало вытирая со лба крупные капли пота. И, сделав пару глубоких вдохов, продолжал бить молотом по горячему металлу. Иногда он делал это спокойно, иногда даже с некоторой нежностью, но иногда словно срывал эмоции на невинном куске железа. Он колотил его так, будто пытался отомстить за свою погубленную жизнь, за все лишения, что ему довелось и еще доведется вытерпеть. Кейк смотрел на него, затаив дыхание и видел, как по обожженным горячим воздухом, закопченным морщинистым щекам текли слезы. Они были невероятно чисты и сияли как кусочек хрусталя, случайно найденный в углях.
- Журавль в небе... Небо... - словно завороженный, произносил Кейк, вновь и вновь предаваясь мечтаниям. Ему бы лишь раз вырваться, устремиться к горизонту подобно птице. Хоть на день, хоть на час оказаться свободным. Он свято верил в то, что мог бы свернуть горы, повернуть вспять реки, прогуляться в облаках и оторвать на память кусочек луны, чтобы можно было под его светом перечитывать в сотый раз любимые книги по ночам.
Но реальность жизни куда более прозаична и предсказуема. Кейк так и продолжал помогать отцу в кузнице день ото дня. Пока в один день он не увидел её... Она промелькнула перед ним, внеся в душу смятение, будто ураган. Стройная, светловолосая, с очень приятными чертами. Несмотря на очевидную подростковую угловатость, она была прекрасна. Постепенно время бы сгладило все углы, придавая формам невиданную ранее красоту и притягательность.
Ах, юношеская наивность, крестьянская простота. Он просто заговорил с ней. Заговорил с незнакомой девушкой, которая просто проходила мимо. Невиданная в наше время смелость и дерзость, которой недостает всем. Сколько раз по ночам, оставшись наедине со своей душой, мы ругали себя за то, что просто не смогли подойти и сказать "привет".
- Привет, меня зовут Кейк. А как твое имя? - сказал он, безмятежно протянув руку. Девушка немного оторопела и пару секунд вглядывалась в его лицо, будто пытаясь найти там умело замаскированную ухмылку. Подвоха не было, юноша продолжал улыбаться и не убирал руку.
- Меня зовут Стефани* , - с холодком в голосе произнесла девушка, слегка пожав руку Кейка. Не по-юношески большую, мозолистую руку, руку рабочего. Теплота женской руки чувствовалась даже сквозь замшу искусно сшитой перчатки.
- Хочешь погулять?
- Хочу... - смущенно и очень тихо протянула она, поджав губы. Видно, что ей давно никто такого не предлагал. Не хотелось этого показывать, но ей было очень приятно.
И они отправились гулять по роще, рассматривая упавшие листья и изгибы коры деревьев, воровали яблоки в саду, вместе бегали по влажному песку озера. Они бродили допоздна, и Кейк болтал без умолку. Возможно, это могло бы кому угодно надоесть, но она слушала не перебивая. Ей было действительно интересно, и он был готов на всё, чтобы это мгновение не кончалось.
Смеркалось. Кейк и Стефани вяло брели по липовой аллее. Он рассказывал ей о рыцарях, принцессах, разбойниках, драконах, волшебниках в длинных мантиях и со звездами на колпаках... обо всем, что было в трех книгах, которые давали ему желание жить. Кейк в мельчайших подробностях описывал поединки и сражения, изображая некоторые события в лицах. Он заговорщицким шепотом объяснял, как находчивые искатели приключений выбирались из самых безвыходных ситуаций, как один побеждал целую армию хитростью.
Стефани с упоением наблюдала за ним, охая, когда с героями случалось что-то плохое, и с облегчением выдыхала, когда они выбирались из передряги. В потешных моментах хихикала и кокетливо прикрывала рот ладошкой, в грустных слегка кривила уголки рта и морщила лоб.
Она весь день молчала, бросив за всю прогулку лишь пару дежурных фраз, но её умение слушать, её интерес... они были такими неподдельными, такими чистыми. Не говоря ни слова, она дала Кейку то спокойствие, что не найти в тысячах утешений. Без единого прикосновения она наполнила всё его сердце теплом, заставляя кровь весело бежать в жилах.
Она дала ему всё, о чем можно было мечтать, просто находясь рядом.
Они расстались под вяло коптящим масляным фонарем. В воздухе веяло ночной прохладой, на темно-синей простыне неба зажигались первые звезды. Мотыльки бились о стекло фонаря, тщетно пытаясь пробиться к смертельно опасному пламени.
- Спокойной ночи. Надеюсь, мы еще увидимся, - прошептал Кейк, боясь нарушить царившую тишину.
- Спасибо.
- За что же? - по-настоящему удивился он, ему до сих пор казалось странным, что за свою дерзость он еще днем не получил пощечины. Просто вот так взять и подойти...
- Просто так вот взять и подойти... - словно прочитав его мысли, тихо произнесла Стефани, - У меня такого никогда не было. Я не знаю, как это всё получилось, но это было чудесно. Спасибо.
Кейк стоял в полной растерянности, он смотрел на её руки, на огромный куст чуть левее от Стефани, на причудливый танец мотыльков. Он просто не знал, что надо говорить девушкам в подобных ситуациях.
- Да... не за что, обращайся, - брякнул он, и чуть было не зажмурился от испуга, что всё испортит этой фразой. Стефани грустно улыбнулась и подалась немного вперед.
- Думаю, непременно обращусь, - прошептала она в опасной близости от уха Кейка, и, неожиданно чмокнув его в щеку, скрылась в ночи.
Он остался один под звездным небом, наполненным кучей желто-белых и бело-желтых огоньков. Он был счастлив. Наконец-то Кейк почувствовал, что высвободился из невидимых оков, которые мешали ему раньше. Всё закружилось.
Встречи и прощанья, прогулки с утра до ночи, рассказы, откровения, шутки, смех, маленькие обиды, тоска и сладкое предчувствие новых встреч. Даже Стефани начала оттаивать, её улыбка была уже не такой грустной, её смех стал переливчатым, в нем не было ни нотки фальши. Кейк забросил работу, его отец понимал всё и работал за двоих, он и сам когда-то был таким. Он так же когда-то читал истории про рыцарей и принцесс, сам разбивал себе нос о каменную стену реальности. И он знал: всё будет также, но это будут ошибки его сына. Его и только его, ведь без ошибок не бывает мудрости. Лишь тернистый путь ведет к славе.
Уже несколько недель Кейк занимался лишь тем, что пытался сделать небольшое колечко. Он тратил на него все свои силы, всю свою душу и почти что засыпал от усталости во время прогулок со Стефани. Но он верил, что оно того стоит. Он понял, что должен признаться.
Была суббота, тихий июльский вечер. Ветер доносил голоса веселящихся людей со стороны находящейся неподалеку ярмарки. На один день все забыли про работу и домашние дела, позволяя себе отдохнуть и потратить накопленные гроши на какую-нибудь милую безделушку или же на бутылку хорошего крепленого вина. Хотя никто не отрицал, что даже самое хорошее по крестьянским меркам вино было сущим пойлом, с отвратительно горьким привкусом. Таким же горьким, как и вся их жизнь.
Кейк и Стефани сидели на холме, вдали от шума и веселья, им куда больше нравилось проводить время наедине.
- Вот, держи... надеюсь, тебе понравится, - робко пробормотал Кейк, вручая небольшое, но очень красивое латунное колечко.
- Ты сделал его сам? Для меня? - смущенно спросила Стефани, аккуратно взяв кольцо. На её щеках заиграл приятный глазу румянец.
- Да. Стефани, мне кое-что надо тебе сказать...
- Говори, конечно же, Кейк. Мы же лучшие друзья. Ты можешь говорить со мной о чем угодно.
- Я не могу так... Не могу больше. Я люблю тебя, Стефани. Ты мне нужна, но уже не только как друг, - он признался, не найдя в себе смелости посмотреть ей в глаза. Со стороны ярмарки так не вовремя донесся зловеще-пьяный смех. Стефани колебалась, её глаза бегали, будто искали защитника. Её руки задрожали.
- Прости Кейк. Но боюсь, ничего не выйдет... Ты очень хороший друг и дорог мне. Но мы не можем быть кем-то большим, чем друзьями. У тебя слишком... слабый характер, - протянула она, раня каждым словом словно ножом. Она аккуратно положила кольцо в его раскрытую ладонь и согнула его пальцы в кулак.
- Прости... - еще раз повторила она с тем холодом в голосе, который он чувствовал в самом начале, когда только подошел к ней.
Она ушла. И жизнь перевернулась. Она дала ему всё и всё отняла. Это оказалось так просто.
Кейк зашел в кузницу и растопил печь. Он не нашел себе больше никакого применения, кроме как начать работать. "Слишком слабый характер, слишком слабый характер, слишком слабый характер...", - звоном разбивающегося бокала звучало в его голове.
- Слишком слабый характер! - обвиняюще проревел кузнечный мех.
- Характер! - треща, вторил ему уголь.
- Слабый! Слишком слабый! - выносил свой приговор молот, ударяя по металлу.
Он был хорошим кузнецом, таким же хорошим, как и его отец. Детство в кузнице многому его научило. Он выковал десять превосходных стальных обручей, ровно по количеству встреч с Стефани.
Он распорол свою грудь, которая прерывно колебалась от рыданий, слезы рекой лились из его глаз. Это была не физическая боль, но душевная.
Кейк навсегда зажал своё сердце десятью обручами из первоклассной стали, чтобы оно не разорвалось от боли на куски. Он стал свободен от всего. От переживаний, от тоски, от грусти... от любви, от сострадания, от чувства радости... Выхода у него не было.
Он начал работать. Он работал не покладая рук, спал и ел, не выходя из кузницы. Ему было плевать на мнение других, на то, что творилось во дворе. Кейк ковал, когда умер его отец. Кейк ковал, когда его хоронили. Кейк ковал спустя девять дней с его смерти, спустя сорок, даже спустя год после кончины отца он ковал.
Он всецело отдавался работе, и это дало свои результаты. Когда он, наконец, вышел из кузницы, то оказался весьма зажиточным человеком. Экономия на всем позволила Кейку сколотить неплохое состояние.
Он купил себе хороший костюм, трость, дорогие перчатки. Кейк постригся и, наконец, сбрил бороду, которая отросла за эти пять лет. На выходе из парикмахерской в городе он встретил Стефани. Обручи в груди недовольно заурчали.
- Кейк... привет... я... - начала была она, переминаясь с ноги на ногу. Он без интереса смотрел на её руки, теребящие небольшой платок, - Прости за всё то, что было тогда. Я многое поняла. У тебя очень сильный характер. Я была не права.
Кейк слегка погладил рукой грудь, чувствуя скрежет обручей, и успокоился. Сталь надежно держала его сердце в ледяных объятиях. Он повел бровью и, сглотнув, отчеканил без тени эмоций:
- О да, Стефани. Пять лет назад, на холме возле ярмарки я, благодаря тебе, открыл в себе одну очень сильную черту характера...
- Какую, Кейк? - стараясь хоть как-то направить разговор в прежнее дружеское русло, спросила Стефани, удивляясь металлическим ноткам в голосе юношеского друга.
- Оказалось, что я не способен простить разбитого амбициями сердца, - отрезал он и спокойно продолжил свой путь, навсегда стерев из памяти девушку, которая стала для него началом и концом. Стефани сделала его свободным и в тоже время загнала в угол. Она была самым верным другом и самым коварным предателем.
Он шёл по городу, безучастно разглядывая дома и лавки, парки и трактиры. Его больше не заботили ни заоблачные дали, ни путешествия, полные приключений и опасностей. Он уже совсем забыл, когда последний раз думал о драконах и волшебниках. Он больше не видел себя в роли отважного рыцаря, спасающего принцессу. Ему было всё равно. Закованное в броню, ставшую вечной тюрьмой, сердце слабо ухало при каждом шаге.
Он получил всё снаружи, отдав всё изнутри. Во вселенной все находится в абсолютном балансе. Приобретая что-то, мы отдаем столько же. Каким бы сильным духом или телом ни был человек, он не в праве и не в состоянии нарушить этот порядок.
- Эй, ты. Эй, ну обернись же, - раздался женский голос прямо над ухом Кейка, он удивленно обернулся.
- Я?
- Ну, а кто же еще? Конечно ты! Привет, хочешь прогуляться? - спросила девушка лет девятнадцати на вид. Кейк всмотрелся в её глаза. Светло-зеленые, наполненные жаждой жизни и дружбы глаза выжидающе смотрели на него. Он растерянно кивнул, не зная как отказать этим глазам. Уголки губ девушки растянулись в улыбке.
Кейк упал на колени и схватился за грудь, городская площадь наполнилась треском. Он с удивлением вслушивался в биение своего сердца, раскрошившего стальные оковы, словно мокрую сахарную голову.
Они медленно побрели по сплошь усыпанной красными осенними листьями дорожке. Кейку теперь нужно было многое исправить. У него не было продуманного плана, но все же он уверенно шагал в сторону кладбища, его спутница не отставала, он знал, с чего начнет. Надо было попросить прощения у отца.
Жизнь начиналась сначала.
*Стефани - От греческого имени Стефанос - "корона, венец".