Внизу было холодно, как 20 000 лье под водой. Там бешено бился в конвульсиях сумасшедший неожиданный мартовский снег, впитывая в себя полезные пары ментола и эвкалипта и с радостью принимая грудью мой нечаянный окурок.
Трамвай проехал, весело топчась по измученным узким рельсам. И внутри него что-то всё ещё жило и радовалось, доказывало и не соглашалось, скучало и стенало...
А небо было глупое, наивное... испуганно-терпеливо ожидало оно новых циклонов, ветров, извержений и ниспровержений, падений астероидов и запусков космических ракет с полезными спутниками, и тому подобных важных катаклизмов. Погода стояла в замешательстве, ожидая новых циркуляров от гидрометеоцентра и вообще - топталась на месте, не в силах что-либо самостоятельно предпринять.
А во всём мире в это самое время творилось чёрт знает что: совершались десятки тысяч половых актов (в т.ч. тысячи извращённых), выливались декалитры мочи и вываливались тонны говна.
И всё это случилось именно тогда, когда я аккуратно, но сильно ёбнулся носом о балконные перила...
Уморочки да заморочки моего несанкционированного состояния доводят людей до ручки. И ручка пишет, не смотря на то, что в ней кончается зубная паста. А мумифицированный труп доисторического таракана рассыпается меж страниц в пошлый пух и похабный прах, словно эрекция у нервного подростка в горячую и мокрую ночь его поллюционной мечты. Воображение, словно дешёвая блядь, разгуливает по переулкам сознания и проспектам бессознательного, зазывно предлагая минет моим распухшим нервным веществам. А голод, кстати говоря, такой, что так и тянет высморкаться в тарелку с холодным ухмыляющимся борщом.
И вообще, знаете ли, кухни - это самые замечательные помещения в жилищах граждан. На кухнях всегда ссорятся, дерутся, мирятся и любятся. А это всё так примитивно можно подслушать через доверчивую и тёплую трубу центрального утопления. Одно только но - она топит все мелкие и тошнотворные подробности кухонной риторики и моторики. К слову, даже сам Цицерон любил вещать не где-нибудь, а именно на чьей-нибудь кухне. Потому что потом ему всегда разрешали порыться в огрызках и в окурках. А если ему ещё дать три рубля, то он без особого труда поведает о том, какой пидарас был тот, кто не доел вкусную и полезную для здоровья манную кашу. Или произнесёт филиппику по поводу того, что какие-то засранцы выдумали сигареты с ментолом. А ментол-то ведь изготовляется исключительно из отборных ментов. Которых, кстати сказать, развелось нынче как евреев необрезанных. Так вот. Менты - это вроде как бы цветы. Паскудные такие цветочки, которые тут и там помахивают своими пыльниками. И уж совсем интересно бывает с точки зрения расхожего или даже прохожего ботаника, когда вдруг вырастет у тебя из под ног такой вот цветочек, сунет пестик в тычинку, двинет устьицем по эндосперму да как заорёт: "Стоять! Стоять, я сказал! Документы, бля! Прописка где, нах? Ноги на ширине плеч, растудык твою в матушку!".
Но что самое главное, так это то, что я понял среди этих изуверских родов зимы и младенческого верещанья мокрых пелёнок не по детски избалованной весны... это то, что, как завещал великий О. Бендер, НИКОГДА и НИ ЗА ЧТО, ни при каких обстоятельствах не следует кушать на ночь вкусные сочные и тугие сырые помидоры.
P.S.
- Бабушка, а почему у тебя такие большие уши?
- Это потому, что я - СЛОН.