В детстве я часто просил папу рассказать о своей службе в армии, военной технике и оружии. Папа вспоминал об армии с восхищением, говорил, что армия была 'настоящей, мощной, достойной...'. К слову сказать, папа служил в Советской Армии три года - один год в танковых войсках и участвовал, в так называемых, 'венгерских событиях' 1956 года, а остальные два года - солистом Ансамбля песни и пляски Уральского военного округа.
Итак, вот один из его маленьких рассказов...
...привезли нас в учебную часть, подстригли всех наголо, сводили в баню, выдали обмундирование.
Вышли мы из бани и друг друга узнать не можем - все стали на одно лицо с одинаковыми белыми и гладкими головами!
- Вася, ты, что ли?
- Сам ты Вася, я Гриша!
- А где Вася?
- Да вот он я! А ты кто, Игорёк?
- Сам ты Игорёк, Аркаша я!
- А-а, вот ты, значит, Аркаша, какой лопоухий!
- Ну 'лопоухий', зато танк, в случае чего, тормозиться быстрее будет - я их как тормозные парашюты буду использовать!
- Да ну?
- Вот тебе и 'да ну' - баранки гну!
- Да что ты? Смотри, резко их 'не выбрасывай', а то из танка вылетишь!
- Не учи, я знаю! Посмотрел бы на себя - у самого голова, как куриное яичко, так и хочется по макушке ложкой стукнуть, да только опасно - вдруг всмятку!
- А ты не бойся, попробуй, а потом узнаешь, что такое 'всмятку'!
- Ой-ой, яйцеголовый, да ещё угрожает! Ты лучше скажи, где земляк мой?
- Барабанщик, что ли, Игорёк?
- Ну да!
- Вот он я! Что, Аркаша, не узнаёшь друга? - спросил я его удивлённо, ведь мы с ним с детства дружили.
- Не узнаю! Слушай, Игорёк, я тебя всегда с такими красивыми волосами видел!
- Эх, Аркаша, я чуть не плакал, когда меня подстригали...
- Да, Игорёк, армия...
И 'покатилась' наша армия!
Стали мы изучать танк Т-52. Сначала учились на тренажёрах, а потом и на настоящих танках с инструкторами. Я как-то быстро освоил танк. Здорово у меня получалось! А вот у Аркаши как-то долго не получалось: то у него толчком дёрнется он, то резко встанет!
- Что, Аркаша, уши мешают? Так ты их неправильно складываешь под шлемом! Надо же их аккуратно в трубочку заворачивать, как блины! А ты их запихиваешь, наверное, как свои портянки в тазик, вот они и разбухают! Разве так можно, Аркаша? - шутили ребята.
- Успокойтесь, доходяги, у меня просто силы слишком много - никак не могу рассчитать, всё стараюсь по нежнее с танком, а не получается!..
Аркаша на самом деле был щупленький, хиленький, да, в общем-то, все мы тогда были такими - результат голодного военного детства. Но Аркаша был самым худеньким из всех нас, может, оттого, что он был самым старшим в семье, а семья у них многодетная была. Я сам своими глазами много раз видел, как он свой хлеб отдавал младшим братьям и сёстрам, а сам оставался голодным. Потому, когда он так говорил, да ещё если протягивал к нам свою тоненькую руку, показывая на бицепс, со словами: 'Пощупайте здесь и извинитесь!' - мы падали со смеху!..
Наконец, мы приняли присягу, и вот тогда служба наша пошла 'по настоящему': начались учения со стрельбой настоящими снарядами, с атаками на условного противника, в общем, как на настоящей войне. Порой по несколько дней жили на полигонах, по несколько ночей не спали, ну, а если спали, то обязательно кто-то не спал - уходил в караул охранять танки, оружие, наш лагерь.
И вот как-то на учениях в караул заступил Аркаша. А к нему как раз в этот день приехала мать, да всего-то на пару деньков, чтобы сыночка повидать, да продуктов домашних передать - картошку, огурчиков, молочка, сала немножко.
В части ей сказали, что идут учения и сына она увидит только через несколько дней. Вот так вот! - приехала, не предупредив! Ну что поделаешь? Уже и билеты были взяты у неё обратно. В общем, огорчилась, конечно.
Как-то она разузнала где находится полигон, уж не знаю, кто ей разболтал! И она, никому в части не сказав, побежала на полигон. А Аркаша, сынок её, как раз был в карауле этой ночью.
И вот представь - непроглядная летняя ночь, Аркаша в карауле. Вдруг он слышит шаги.
- Стой! Кто идёт? - крикнул он и скинул автомат с плеча.
Молчание. А шаги становятся всё ближе и ближе, да так быстро, как будто кто-то бежит прямо на него!
Аркаша встревожился, всё-таки, ведь это не шутка - боевое дежурство и нарушитель! Он тогда ещё громче и требовательней крикнул:
- Стой! Кто идёт? - И решительно добавил, снимая автомат с предохранителя: - Стрелять буду!
- Аркашенька, сыночек, это я, мама!
- Стой! Кто идёт? Стрелять буду! - крикнул Аркаша и дал очередь вверх.
Но нарушитель не подчинялся, а наоборот, бежал ещё быстрее к Аркаше!
Конечно, в лагере мы - его сослуживцы - услышали выстрелы и побежали к нему. Но нарушитель был уже недопустимо близко - медлить было нельзя! И Аркаша даёт вторую очередь, как ему казалось, по ногам нарушителя. Шаги сразу прекратились. А, буквально, через несколько секунд к нему подбежали мы.
- Товарищ старший лейтенант... - попытался он доложить командиру, но от волнения больше не смог произнести ни одного слова.
- Вольно! Где? - сурово спросил командир с пистолетом в руке.
Аркаша показал рукой.
- Свет, быстро! - скомандовал командир.
Осветив фонарём дорогу, мы увидели лежащего человека. Оказалось, лежала женщина и была без памяти.
- Что за чёрт, откуда? - помню, командир даже растерялся.
- Мама... - вдруг произнёс Аркаша и упал на колени перед женщиной.
- В госпиталь, быстро! - крикнул командир поражённым нам и добавил ещё громче: - Обоих!
Аркашина мама выжила. Аркаше разрешали её навещать каждый день. Один раз и я навестил её с Аркашей. Она всё время улыбалась, гладила Аркашу по голове, щипала его по ушам и говорила ему:
- Ну что ты, сыночек миленький, не переживай так!
А Аркаша не говорил ни слова, а только плакал...
А когда мама поправилась, Аркаше дали отпуск, и они уехали.
После этого случая, Аркаша сильно изменился: почти не шутил и редко улыбался. И ещё: после той ночи он стал седым...