-Ну что же, могу вас поздравить, господин зи'Настуэрже! - Властелин закинул ноги на низкий столик, весело глядя на Весьямиэля. - Еще и полугода не прошло с тех пор, как вы присоединились к нашей тёплой компании, а вас уже ненавидят все дипломаты всех сопредельных государств!
-Вы преувеличиваете мои достижения, - промурлыкал тот, потягиваясь в удобном кресле. - Еще далеко не все... Но я работаю над этим!
-Очень упорно работаете, - заметил Властелин и налил еще вина обоим. Весьямиэль давно уже узнал, что тот не чинится делать это собственноручно, будучи в узком кругу доверенных лиц. - Кстати, что это у вас с лицом?
-Это? - Весьямиэль коснулся подбородка. - Ах, право, пустяки. Немного повздорил с одним горячим молодым человеком - он слегка перебрал и зачем-то решил вызвать меня на дуэль, только позабыл, что поединщиков должно быть только двое.
-Сколько? - кротко поинтересовался Властелин.
-Пятеро, - вздохнул тот и улыбнулся. - Прекрасная разминка, но один чуть не вышиб мне глаз. Хорошо, промахнулся, а это, - он снова коснулся длинной царапины, - назавтра заживет.
-Будьте осторожнее, - предостерег Властелин. - В прошлый раз было только трое.
- Тот раз не считается, - небрежно отмахнулся Весьямиэль. - То были какие-то сумасшедшие простолюдины!
- Не стоит недооценивать плебеев, - усмехнулся Властелин, отпив глоток вина. - Тем более что они оказались не безумными, а просто верующими в какого-то божка. А вера способна на многое, уж вам ли не знать?
Весьямиэль только склонил голову, соглашаясь. В самом деле, не так давно он наглядно убедился, что вера - отнюдь не пустой звук, и что среди простолюдинов тоже случаются волевые личности, способные достичь многого. Взять того же Властелина...
Властелин не стал развивать тему и вернулся к прежней теме:
- Не было ли это покушением?
-Почти наверняка было, - ответил Весьямиэль. - Можно подумать, это в первый раз... Однако не будем о грустном! Скажите, не собираетесь ли вы, мой дорогой повелитель, обратить свой взор на запад? Морские торговые пути так и ждут, пока ваша милостивая рука не протянется в эту благословенную сторону и не начнет собирать дань с торговцев за безопасный проход через ваши воды...
По правде говоря, Властелин уже пару раз в личных беседах предостерегал чересчур ретивого дипломата, что его, того и гляди, отравят или прирежут по-тихому. Впрочем, Весьямиэля это не пугало - риск придавал игре особую остроту.
-Весьямиэль, друг мой, зачем же так торопить события! - с деланным огорчением воскликнул его собеседник. - Я рассчитывал... хм... обратить свой взор на запад, как вы изволили выразиться, года через два, не ранее! Наш военачальник говорит, что войска пока недостаточно готовы...
-Войска - может быть, - кивнул мужчина. - Ни в коем случае не хочу умалить достоинств нашего прекрасного полководца, но обычная война тут не поможет. С вашего позволения, я попробовал бы развязать войну торговую...
-Да вы что с позволением, что без него, все равно сделаете по-своему, - хмыкнул Властелин. - Ладно, если вам нужно моё благословение...
-Санкция, - поправил Весьямиэль и ухмыльнулся.
Мужчины обменялись понимающими взглядами.
-Вы прямо сейчас намерены пугать наших соседей экономической блокадой или чем-то еще? - спросил Властелин. - Или всё-таки немного отдохнете после предыдущей миссии?
-Только немного! - решил Весьямиэль и одним гибким движением поднялся на ноги.
-Где будете отдыхать?
-Есть в дивном Ксандарате несколько прекрасных местечек, - задумчиво ответил он. - Туда и направлюсь. Простите, намерен надраться до потери сознания. Расслабиться, одним словом...
-Могу ли я составить вам компанию? - поинтересовался Властелин.
-Вы?.. - Весьямиэль задумчиво взглянул на него и вдруг ухмыльнулся. - Буду польщен! Однако вы авантюрист!..
-Не более, чем вы, - серьезно ответил тот, провел руками по лицу, мгновенно преображаясь в совершенно другого человека, только глаза остались прежними. - Только истинный авантюрист мог так быстро обустроиться в чужом мире и достичь подобных успехов... Сознайтесь, вам ведь было скучно дома?
-О да, - сознался Весьямиэль, криво усмехаясь. - Слишком знакомая территория, всё давно известно, всё поделено и расписано. Не то что у вас... Кстати, это вот у вас очень удобное умение - я про смену внешности! Этак же можно накуролесить и сбежать, не расплатившись... Научите?
-Обязательно, - кивнул Властелин. - Это просто.
Это и в самом деле оказалось легче легкого, и вскоре преобразился и Весьямиэль.
-Итак, я готов! - сказал его повелитель. - Только, прошу, обойдемся без Властелинов, иначе вся маскировка насмарку... Ксандер, пожалуй, сойдет.
-Тогда стану на некоторое время Весем, - усмехнулся тот. Рыженькая псоглавица принесла еще вина, глянула на него, дернула ухом и ушла, соблазнительно подергивая кончиком пушистого хвоста. Весьямиэль проводил ее заинтересованным взглядом.
-Нравятся вам рыжие, я вижу, - произнес Властелин не без намека.
-Они горячее прочих, - ответил Весьямиэль. - Хотя некоторые говорят то же самое о брюнетках! Идемте же, Ксандер, пока без нас не выпили всё вино!..
И Властелин мира с одним из своих приближенных шагнули в дверь, за которой ничего не было, чтобы незаметно выйти на одно из центральных улиц...
-Хорошо сегодня поработали, девчонки!
-План-то на сколько перевыполнили?
-Да, пожалуй что, процентов на десять точно!
-Маловато, в прошлом квартале все двадцать давали! Надо постараться, а то наш цех в хвосте окажется, вымпел пятому передадут, стыдоба какая!
Девушки громко перекликались - в ушах еще стоял гул станков и прочих механизмов, казалось, будто до соседки не докричишься.
Маша стянула спецовку, переоделась (нательная рубашка сразу прилипла к влажной спине - в цеху было жарко, в раздевалке пахло потом), натянула поверх брюк ватные штаны - на улице снова стояли трескучие морозы, стала заправлять их в валенки. Толстая рыжая коса всё падала вперед, мешала, и Маша досадливо отбрасывала её назад, за спину. Была б подлиннее, не сползала бы обратно, но не доросла ещё...
В общем разговоре она не участвовала: устала за день, к тому же, близких подруг у нее здесь не водилось, не успели появиться. На неё посматривали с любопытством: мастерица, каких поискать, но очень уж нелюдимая. И коса... девушки на фабрике стриглись коротко, так удобнее, а Маша, наоборот, волосы отращивала. Говорила, в ее родном городке так модно, только ей не очень-то верили.
Маша одной из первых вышла на проходную: хотелось поскорее оказаться на свежем воздухе. Сотрудницы всё еще переодевались, пересмеивались, сплетничали о том, что такая-то из пятого цеха моток пряжи запорола, а ее даже почетного значка не лишили!
Девушка застегнула телогрейку, закинула на плечо сумку с книгой - она всегда была при ней, даже в цеху она ставила сумку под ноги, так, чтоб не мешала. Из-за этой странности на нее тоже смотрели косо, но вслух ничего не говорили: всё-таки это была книга Вождя...
На проходной мастер цеха о чем-то негромко разговаривал с молоденькой ученицей, совсем недавно пришедшей на фабрику. Маша невольно прислушалась.
-Да ты погоди отказываться, дурёха! - увещевал тот. - Ты свою выгоду пойми! Ты уже сколько в ученицах ходишь? Вот то-то и оно... А тут раз-раз, и разряд мастерский получишь... а там и следующий, если будешь умницей!
-Я... ну... - мялась девчонка. Она была очень хорошенькой: белокурые кудряшки, синие глазищи, стройненькая такая. - Не знаю...
-Что тут знать-то, - терял терпение мастер. - Ты вот что, приходи вечерком ко мне. Знаешь, где живу? В третьем общежитии, там спросишь дежурного... Вот приходи, там и побеседуем. У меня конфеты есть, чайку попьем!
-Ну это как-то неудобно... - тянула ученица. Она и отказываться боялась, и соглашаться не хотела, Маша видела.
-А будешь хорошо себя вести, глядишь, отдельная комната в общежитии найдется, - добавил мастер. - Поди, живешь с десятком девчонок? Хочешь в отдельную-то комнату?
-А кто же не хочет, - вздохнула девчонка.
-Только ты языком-то не трепи, - ласково сказал мужчина. - А то век из учениц не выйдешь...
И тут Маша не выдержала.
Да что же это такое?! Здесь, в Запряжинске, в хорошем общевистском городке происходит в точности то же самое, что в иномирском Перепутинске и любом другом тамошнем поселке! Ты мне - я тебе, а тот, кто старше и сильнее, может делать, что угодно? Тот, у кого есть власть, может диктовать условия, принуждать? Подкупать или запугивать?!
За последние полгода Маша частенько видела такое, о чем раньше даже подумать не могла, только держала язык за зубами. Она очень хорошо научилась помалкивать, только думала иногда: неужели всегда так было, только она этого не замечала? Не замечала, потому что представления не имела, что бывает иначе, чем в умных и добрых книгах, написанных умными и добрыми людьми, чем в рассказах учителей и наставников?
Но сейчас она не сдержалась.
-Это вы что девушке предлагаете? - спросила она зловеще, подступая к мастеру. Тот был на полголовы ниже Маши и заметно щуплее, поэтому невольно шагнул назад.
-А в чем дело, товарищ работница? - спросил он, нахмурившись.
-А в том, что вы ее склоняете к сожительству против ее воли, - сказала Маша, и не думая приглушить голос. - В обмен на улучшение жилищных условий и повышение разряда!
-Что за глупости? - мастер заозирался. Показавшиеся из раздевалки девушки с интересом прислушивались к разговору, вернее, обличению. Ученица стояла молча и краснела. Мастер обратился к ней: - Девушка, я вам что-нибудь предлагал? Что-то обещал?
Маша уставилась на девчонку. Та опустила глаза и помотала головой.
-Дай честное общевистское, - сказала ей Маша, - что ничего не было. Вот на книге Вождя клянись! И я даже извинюсь!
Ученица уставилась на нее несчастными глазами, но ничего не сказала. Дать ложную клятву она не могла.
-Вот так, да? - Маша посмотрела на нее, потом на мастера. - А вы что скажете? Тоже будете головой мотать, или таки слово дадите?
-Даю честное общевистское слово, - громко произнес тот, - что ничего этой девушке не предлагал!
Повисла тишина, только шушукались сотрудницы в отдалении, да вахтер навострил уши в своей будочке.
-Всё понятно, - сказала Маша. На душе у нее было поразительно гадко. - В таком случае, прошу прощения. До свидания.
-Я на вас жаловаться буду, - желчно сообщил ей мастер. - За клевету! Сообщу, куда следует!
Она, не обратив внимания на его слова, прошла мимо мастера, так и не взглянув больше на ученицу.
-Так она же неблагонадежная, - послышался чей-то голос.
Хлопнула тяжелая дверь, отсекая фабричный шум и голоса.
На улице было тихо. Маша полной грудью вдохнула морозный воздух и медленно пошла по улице к общежитию. Потом передумала и направилась к окраине поселка: возвращаться домой не хотелось. Да и какой это дом? Маленькая холодная комната, которую она делила еще с тремя фабричными работницами: одна храпела, вторая боялась простуды и запрещала открывать окно (а Маша отчего-то начала тосковать по свежему воздуху), третья любила читать по ночам, и свет мешал спать всем остальным. Впору было пожалеть, что нельзя взять одеяло и уйти ночевать в теплую конюшню, на мягкое сено, где уютно пофыркивают и хрустят овсом лошади... Пахнет, конечно, не розами, но и в общежитской комнате не сказать, чтобы благоухало: баню топили раз в неделю, а зимой желающих обливаться холодной водой в летней душевой не находилось. (Запряжинск был меньше Верхнешвейска, водопровод тут провели пока только к промышленным объектам.) А еще одна соседка (которая боялась простуды) обожала розовую воду и брызгалась ею каждое утро (где только добывала!). Маша всякий раз начинала чихать и выскакивала из комнаты, как ошпаренная.
Под черным зимним небом в ярких холодных звездах думалось хорошо. Маша и размышляла, загребая валенками снег на нечищеной дорожке, поглядывала по сторонам, подмечая, как тускло светятся окна: видно, опять напряжение упало. Местная подстанция частенько выходила из строя, а резервная с трудом выдерживала нагрузку...
Почему она раньше не замечала, как бедно они живут? Не в честной простоте, как завещал Вождь, а именно бедно! В том, другом мире даже в крестьянских домах топили печи, а на полу лежали хоть вытертые, да половички. Да и на столе худо-бедно что-то водилось: своя живность всё-таки, не корова, так хоть коза или куры, да еще огород... Конечно, то деревня, а то посёлок, но ведь неподалёку ферма, куда летом ездят то на прополку, то картошку копать! Там и коровы есть, и большущие курятники, и где это всё? Почему в столовой каждый день, считай, одно и то же, пресное и водянистое? Хлеб, и тот какой-то будто картонный... Маша вспомнила деревенские караваи и тяжело вздохнула.
Первое время по возвращении она думала, что это ей кажется. Насмотрелась на чужую мещанскую жизнь, отвыкла от присущей общевистам простоты, вот и давится комковатой кашей! Но шло время, и она постепенно начала понимать - нет, ей не кажется. А еще можно было смотреть по сторонам, и она частенько подмечала, как общежитская повариха таскает к себе какие-то кульки и кастрюльки. Догадаться, что в них, было несложно... А еще она подмечала, что некоторые отчего-то живут получше других, и это не всегда соответствует их заслугам перед обществом. У кого-то, хоть он всего-то слесарь пятого разряда, отдельная комната, а у кого-то даже две - в бараке на три семьи, хотя семьи у него как раз и нет. Всё это было странно, но думать Маша умела, и выводы, к которым она пришла, ей совсем не нравились...
Правда, приглядываться Маша начала не так уж давно: сразу по возвращении ею занялись соответствующие органы. Она не возражала, честно отвечала на все вопросы, повторявшиеся по сотне раз: это было правильно, ведь неизвестно, где она была, чего там набралась! Может, она забыла принципы общевизма! Или, того хуже, её совратили с пути истинного и послали шпионить, чтобы потом вторгнуться в Мир взошедшего солнца и вновь установить в нем волчьи законы капитализма!
И Маша снова и снова рассказывала, как старалась донести до чужих людей заветы Вождя, а над ней смеялись, как, наконец, нашла товарищей, но тех выследили власти и отправили в ссылку, а ее вернули обратно. Вот последнее очень интересовало сотрудников органов: почему это самую опасную в том мире общевистку отпустили с миром, а не казнили? Маша отвечала первое, что пришло в голову, все-таки немного она поняла тех людей: если б ее казнили, то товарищи бы ее не забыли, сделали символом, а тогда с ними стало бы сложнее бороться. А так ее уход наверняка преподнесли как бегство, а какая вера беглецу? Так вот подорвали устои едва зародившегося общевизма в том мире!..
Спрашивали также, почему она не боролась до конца? Тут уж Маша честно могла сказать, что ей, простой ткачихе не под силу оказалось в одиночку объяснить людям, что общевизм лучше их гнилого капитализма, и она думала, что сможет получить помощь. А уж товарищи с горячими сердцами и холодными головами наверняка устремятся на помощь коснеющему в невежестве народу, угнетаемому аристократами!
Только об одном она умолчала - о Весе. Маша прекрасно понимала, что если сама расскажет о связи с аристократом, даже и вынужденной, ей конец. Такого ей не простит ни один товарищеский суд, и придется ей доживать свой век где-нибудь в исправительной колонии для таких же, как она, предательниц. И то, что она себя предательницей никак не чувствовала, ей бы не помогло.
Неизвестно, поверили ли ей (все-таки Маша не расставалась с книгой Вождя, могла цитировать ее наизусть с любой страницы и назубок знала всё, что полагается знать хорошей общевистке), но в итоге всё-таки отпустили и разрешили вернуться в Верхнешвейск и восстановиться на фабрике.
Так она и поступила, радуясь, что возвращается, наконец, домой. Только дома ее не очень-то ждали, как выяснилось. Место ее на фабрике успели отдать новенькой, пришлось ждать, пока освободится вакансия, а пока работать на подхвате. Место в общежитии тоже заняли, её поселили с вовсе незнакомыми девицами из прядильно-мотального цеха, которые вечно обсуждали неизвестных Маше парней.
А еще - её приметно сторонились, Маша это скоро поняла. Иногда за спиной перешептывались: как же, пропадала неизвестно где, ею занимались органы, она "неблагонадежная", вот как они говорили! Если бы только ей дали рассказать, объяснить... Но в органах ее особо предупредили, чтобы не вздумала ничего никому говорить. Военная тайна, сказали они сурово, и Маша дала честное общевистское слово, что не выдаст ее никому.
Не только женщины, но и мужчины, славные парни, с которыми она когда-то приятельствовала, стали обходить её стороной. А липли к ней теперь всё сплошь такие, что хоть оторви да выбрось: или лентяи, на которых другие девушки не смотрели, или те, кто хотел испытать смелость - как же, с неблагонадежной-то погулять, удаль показать! Маша это прекрасно понимала, и ей было горько.
Тогда она и решила переехать, выпросила перевод в Запряжинск, думала, на новом месте всё будет иначе. Но слухи как-то добрались и сюда. Не успела она прижиться, как началось всё то же самое.
"Может, и правда надо было остаться да выйти замуж за Яныка, - думала она иногда в сердцах. - Пускай он до денег охоч, но он же о хозяйстве радел. О том, чтобы у нас с ним и у деток всё было, чтобы не голодать..."
Она сразу отмахивалась от таких мыслей, потому что следом за Яныком вспоминался Весь, а о нем она думать вовсе не хотела. Может, когда-нибудь еще вспомнит и попробует разобраться в своем к нему отношении, но не прямо сейчас. Сейчас и более насущных проблем хватает! Тем более, вспоминается-то не его аристократическое высокомерие, заносчивость, подлость и жадность, а вовсе даже другое. Это он днем сыпал колкостями, часа не проходило, чтобы гадость не сказал, а вот по ночам... Умел же быть и ласковым, и нежным, и улыбался не язвительно и зло, а совсем по-человечески, и с ним бывало хорошо, - будто совсем другой человек! Эти воспоминания Маша тем более гнала, отлично понимая, что если с Яныком бы у нее жизнь сложиться могла, то с Весем... Он ясно дал понять, во что её ставит. Ни во что, если вернее! Ну и что о нем вспоминать, проклятом недобитке капитализма? Сам-то домой не вернулся, Маша видела, как у него глаза разгорелись от посулов Властелина. Точно, авантюрист, на месте не сиделось, о семье и долге забыл, о службе так и тем более! А еще мужчиной назывался...
"Что теперь делать? - размышляла Маша. Под ногами скрипел снег, холод пробирался под телогрейку. - Ясно, молва меня обгоняет. Может, податься в большой город? Сказать, что учиться хочу. На инженера. А что, я же не дура! Подучусь и поеду экзамены сдавать!"
Она вздохнула.
"Никто тебя в институт не возьмет, - сказал ей внутренний голос. Отчего-то он имел интонации Веся, не привычно-язвительного, а вполне серьезного, как в те минуты, когда он объяснял ей что-то важное. - Ты наверняка занесена в соответствующий список. И в личном деле твоем отметки сделаны. Даже если будешь зубрить целый год, всё равно провалишься. Сидеть тебе до конца жизни на фабрике! Даже и замуж не выйдешь, если только за какого-нибудь особенно глупого и храброго. Или дурака негодящего."
Маша и это понимала. Но как же так? Почему любимый, светлый и добрый мир вдруг повернулся к ней такой стороной?! Это чужой мир ее так испортил? Нет, вряд ли, она ведь не отступилась от своей веры, ничего не забыла! Тогда что? Неужели было ложью то, чему ее учили с детства? Ведь она была так счастлива тогда...
"Нет, нет! - помотала головой девушка. - Такого не может быть! Вождь писал умные и справедливые вещи, я же сама читала! Если бы было так, как он написал, тогда мы все жили бы мирно и счастливо! И мастер бы не тащил к себе ученицу, соблазняя разрядом и отдельной комнатой. И повариха бы не воровала продукты. И не давали бы ложной клятвы! - Она утерла рукавицей внезапно выступившие слёзы. - Вождь не мог ошибаться. Просто люди, наверно, не все до единого готовы всей душой отдаться делу общевизма. Есть среди них всякие... элементы! И вот они-то и искажают учение Вождя, а мы, глупые, думаем, что так и надо, что так и должно быть... Но что делать? Рассказать? Кто станет меня слушать! Но и оставить это так нельзя, потому что иначе какая же я общевистка?"
Маша твердо решила, что на ближайшем же собрании встанет и выскажет всё, что думает, по поводу замеченных ею пороков общества. Потом вспомнила мастера с фабрики и передернулась. Зря она, наверно, так выступила. Весь вот тоже говорил, что она сперва ляпнет, а потом только подумает... Доказательств-то никаких, ученица будет молчать, потому что мастера боится: возьмет и вовсе ей разряд не присвоит, что тогда? А мастер... ну, от человека, преспокойно давшего ложное слово, всего можно ожидать. Наверняка нажалуется, ему Маша сразу чем-то не понравилась. Может, тем, что, когда он попытался за ней поухаживать, посмотрела сверху вниз, да так, что он отскочил? Ну, он-то ей сразу не глянулся, плюгавый мужичонка, подлый, это все работницы знали и старались отношений с ним не портить.
"Вот как пить дать нажалуется! - мрачно подумала Маша. - Будут протаскивать на собрании. Только я ведь тоже молчать не стану! Хотя какая мне вера, неблагонадежной... А он - мастер! Хоть бы вовсе меня не отпускали, а отправили на север, лес валить и сплавлять! Только знать бы, что и там не такие же заправляют..."
Она начала мерзнуть и повернула к общежитию. Так и до простуды догуляться недолго, а лечение в Запряжинске известно какое... от такого ноги протянуть можно!
-Девушка! - окликнули её, и Маша обернулась. - Вы Машинно-автоматическая швея N 372?
-Да, это я, - недоуменно ответила она. К ней приближались двое мужчину, рослых, подтянутых. Заблудились что ли? Но откуда им знать ее полное имя? Кто такие? На знакомых не похожи, и одеты не по-фабричному...
-Пройдемте с нами, - предложил один из мужчин, и Маше всё стало ясно.
Мастер всё-таки нажаловался, до утра ждать не стал. Может, побоялся, что ученица передумает и выдаст его, а может, просто из врожденной подлости. А раз Маша неблагонадежная... Её ведь предупредили - один неверный шаг, и всё! И надо было связаться... Но если бы не связалась, чувствовала бы себя распоследней дрянью!
-Куда? - спросила она. Может, всё обойдется беседой.
-Вам этого знать не положено, - ответил второй.
-Я в чем-то провинилась?..
-Там разберутся, - сказал первый и как-то так посмотрел на девушку, что та поняла: разбираться никто не будет. Неблагонадежные никому не нужны, даже и на лесоповале. Особенно такие бунтарки, как Маша. - Пройдемте.
Маша мотнула головой, прижимая к груди книгу, спрятанную в сумке, и отступила назад. Сейчас бы открыть верную спутницу, погадать! Только, кажется, по возвращении домой книга потеряла волшебные свойства, больше не разговаривала с Машей...
-Стоять! - скомандовал второй и что-то выхватил из-за пазухи, но Маша уже развернулась и опрометью бросилась в лес, подступавший к самому поселку.
Глупо, конечно, далеко ей не убежать, но... но...
Сзади топотали преследователи, пока еще приказывали остановиться и не сопротивляться, пока не применили силу, но Маша слушаться не собиралась. Теперь уж всё равно!
Бежать в валенках по снегу было неудобно, но мужчинам приходилось еще хуже: в таких сапогах по лесу не побегаешь!
"Спрятаться где-нибудь, пересидеть, - лихорадочно неслось в голове. - А утром уйти... По следам найдут! Да и куда идти? В столицу? К самому Вождю? Ко Второму секретарю, вдруг он меня вспомнит? Как же, сходила одна такая!.."
-Последний раз приказываю - стоять! - выкрикнул, запыхавшись, кто-то из преследователей. - Кому говорю!
Маша даже не оглянулась, а за хрустом снега толком ничего не расслышала, только вдруг от ствола дерева прямо перед ней отлетела длинная щепка. Внутри похолодело - у преследователей было оружие и, кажется, они не собирались упустить добычу! Но сдаваться теперь... "Нет уж, - решила Маша, - пускай лучше застрелят!" Вот только ее так и запомнят "неблагонадежной", но тут она ничего поделать не могла...
Еще одна пуля впилась в дерево, Машу осыпало снежной пылью, запорошило глаза, она кинулась наугад, споткнулась о спрятавшуюся в сугробе ветку и полетела в какую-то яму...
"Ну всё, конец," - решила она, а потом наступила темнота.
Очнулась Маша от холода. Снег набился в рукава телогрейки, в валенки, за шиворот... Она ощупью проверила, на месте ли книга, потом только приподняла голову, протерла глаза - ресницы смерзлись. "Неужто я до утра пролежала, а меня не нашли?" - поразилась она: вокруг искрился снежный лес, сияло солнце...
Маша огляделась: никаких следов вокруг, а она проделала ого-го какую борозду в снегу! Может, ночью шел снег, и ее запорошило? Нет, глупости, она бы замерзла до утра! Тем более, свалилась она в десятке шагов от преследователей, не могли они ее не обнаружить...
Девушка смахнула с челки снег, села и посмотрела по сторонам внимательнее. Деревья вроде бы такие же, какие она видела каждый день, но в то же время не такие. На одном вот, высоко, выше человеческого роста, засечка - три горизонтальные полосы перечеркнуты косым крестом. Глубокая засечка, старая. Мальчишки, что ли, баловались?
Маша встала на колени, прислушалась, принюхалась - ей показалось, что откуда-то едва заметно тянет дымком, да не фабричным, обыкновенным. А вот легкий ветерок донес с той же стороны отголосок собачьего лая. В Запряжинске не держали собак, совершенно точно, даже для охраны, Маша знала наверняка. И на ферме не держали, считалось, что собаки кур пугают!
Так где же она?
Маша зажмурилась, потрясла головой и снова посмотрела вокруг. Ясное зимнее утро, собачий лай, запах дыма, а главное - тишина. Такой тишины не может быть рядом с промышленным поселком! В это время уже вовсю гудят фабрики, а на ферме перекрикиваются работники... И еще - проводов не видно! Небо чистое-чистое, без единого облачка, не перечеркнутое проводами, и вышек тоже не видно!..
Маша медленно выдохнула и осела обратно в сугроб. Перед ее носом на ветке висела гроздь сверкающих крохотных сосулек, похожих на драгоценности, которых в ее мире никто не носил.