-Лена, ты позавтракала? - слышу я утром бабушкин голос и отзываюсь привычно:
-Конечно, бабуль! Спасибо, очень вкусные сырники!
-А с собой что взяла?
-Ну говорили же вчера - рис и курица, на работе разогрею.
-Хлеб не забудь!
-Бабуля, я не ем хлеб с рисом, ну сколько можно говорить...
-А бутербродик?
-Это вредно! - отвечаю я и смотрю в зеркало. Вроде бы стрелку ровно нарисовала и прическа получилась. - Я ушла, до вечера!
В обеденный перерыв я достаю из сумки кое-как сляпанный бутерброд и ем его с чаем. В столовую идти не хочется, там все равно нет ничего съедобного. В ближайшее кафе - тоже, слишком дорого.
Я знаю, что вечером меня будут ждать пироги.
Звоню домой - никто не берет трубку. Наверно, бабушка опять не слышит или смотрит телевизор. Сколько раз говорила ей класть телефон поближе, так нет...
Но ничего, до дома я дойду и сама, всегда дохожу, только она будет на меня ворчать - как же, чайник не поставила, ничего не разогрела, внучка не позвонила, не проявила внимания. Сто раз слышала, и еще столько же услышу. Таковы все бабушки. Интересно, я когда-нибудь тоже стану такой? Или буду вроде старушек-американок, которые колесят по миру и думать не думают, покушал ли внучек кашку? Хотя какие путешествия, о чем я, как же я оставлю бабушку одну...
Дома тихо и прохладно. Я открываю дверь в бабушкину комнату, но там никого нет, только лежит на диване раскрытая книжка и очки поверх.
Опять ушла к соседке на пятый, думаю я, закрывая дверь. Засидится допоздна, политику будут обсуждать... Ну и ладно. Пироги еще горячие, даже разогревать не надо - бабушка оставила их в духовке. Знает же, что мне лень будет греть! Сейчас чаю заварю - вот и ужин готов.
Пироги мои любимые - с капустой и яблоками. Бабушка яблоки не ест, даже в пирогах, говорит, что у нее болит от них желудок, а я думаю - боится, что мне достанется меньше. Приходится идти на хитрость - спрятать половину, потом подкладывать потихоньку. Вроде как - ничего не знаю, я ела, ты ж сама видела.
Кроме пирогов меня ждет мороженое, дорогое и очень мной любимое. Наверное, сегодня она получила пенсию, вот и решила побаловать себя, да и меня заодно. Наверное, еще почтальонше пирогов сунула.
С этими мыслями я кладу на тарелку горку пирогов, беру кружку с чаем и иду в свою комнату к компьютеру. Вообще-то бабушка настаивает, чтобы мы, когда вместе, обедали и ужинали за столом, как положено. Но сегодня можно себе позволить кое-что, раз ее нет дома.
Она всегда говорит, что вот раньше, в большой семье всегда садились за стол все вместе. Я это еще застала, а потом всех разбросало. Я и не помню, как зовут родственников, если они живы, конечно.
Ну а бабушка ворчит - ей положено. Обедает же без меня, я на работе. И ужинает - пока я доеду, с голоду можно умереть, особенно если задержусь.
Ладно, надо спать ложиться. Бабушка, кажется, зацепилась языками с тетей Машей, так что можно ее не ждать. Утром поговорим.
Дверь я закрываю на ключ, но не на цепочку, иначе бабушка не попадет в квартиру. Она обычно старается проскользнуть тихо-тихо, чтобы меня не разбудить. Я пишу записку "Спасибо, бабуль. Ты лучше всех!" и кладу на ее кровать, чтобы она сразу увидела, как будет ложиться спать. И укладываюсь под хрустящую, накрахмаленную простыню, пахнущую лавандой. Бабушка перекладывает лавандой все белье, покупает саше сама и меняет по мере надобности. Я не могу даже представить ее без этого запаха. И крахмалит белье обязательно - это после машины-то автомата! Ее так научили, а теперь она учит меня.
Я опять же ленюсь, но ладно уж, если ей так хочется, пусть будет крахмальное белье. Я его помню с раннего детства: я укладываюсь в свежую душистую постель, на хрустящие простыни, а бабушка укрывает меня и обязательно целует на ночь. И говорит что-то неразборчиво, то ли молитву читает, то ли просто желает спокойной ночи. Вот как сегодня: я уже почти сплю, а дверь скрипит и слышны осторожные шаги. Это бабушка крадется, как девчонка-малолетка, загулявшая за полночь: страшно, что кто-то услышит. Я делаю вид, что не слышу, и не шевелюсь, когда она поправляет на мне одеяло и целует в лоб.
После этого я сладко засыпаю и даже сквозь сон радуюсь своей придумке насчет записки, представляю, как бабушка улыбается, собирая лицо в морщины, потом снимает очки, аккуратно кладет в очечник, складывает записку и кладет рядом.
Нам хорошо вместе. Даже не знаю, как бы жила, не будь бабушки. Я такая безалаберная, у меня нет никакого чувства домашнего очага, говорит она. Зато есть бабушка, а у нее и манеры, и пироги, и очаг. Ну и я тоже.
Утром на завтрак гренки с сыром - я их очень люблю, но опаздываю так, что ем, даже не присаживаясь за стол: одной рукой держу гренок, другой пытаюсь накрасить ресницы. Ну и чай прихлебываю.
-Спасибо! - кричу я, оставив чашку в раковине, и вылетаю за дверь. Ах ты, забыла обед взять. Придется идти в столовую, ну зато на ужин бабушке ничего не придется готовить, разогреем, вот и всё.
-Лена, - говорит мне коллега, - слушай, извини... Нельзя у тебя переночевать? Не мне, знакомая застряла, рейс отменили, денег ноль... Я бы к себе - но у меня просто некуда. Пустишь?
-Конечно, только бабушку спрошу, - киваю я, достаю мобильник и слушаю гудки. - Опять не слышит, что ж такое! Кать, давай я знакомой позвоню, к ней точно можно вписаться...
Ну вот, знакомая пристроена. Я уверена, бабушка не будет против случайного гостя, но мне самой не нравятся чужаки в доме.
Да и куда я ее дену в нашей двухкомнатной квартире? Точно не к бабушке. У нее в комнате такой идеальный порядок, словно там никто не живет. А вот у меня... Стыд и позор! Бабушка ворчит, но я не могу все время заниматься уборкой. Поэтому в комнате у меня бардак, такой, довольно умеренный, который бабушке кажется просто пределом падения.
Зато я всегда вовремя мою посуду. Мы когда-то давно уговорились, что посуда - на мне. Бабушка охотно берет на себя готовку, она любит возиться с плитой, говорит, что для женщины очень важно умение вкусно накормить.
Ну а я, говорит она, еще успею наготовиться, когда замуж выйду. Я про себя отвечаю, что не выйду - пробовала как-то пожить с одним парнем, сбежала от него домой через пару дней. Невыносимо существовать с почти незнакомым человеком бок о бок, а еще не знать, где в доме чашки, где постельное белье, почему нельзя трогать вот эту вазочку... А к себе бы я его точно не позвала, не выношу чужих в доме, я уже говорила. Даже когда было плохо с деньгами, я не пустила жильцов, хотя могла бы ночевать у бабушки, я все равно целый день на работе. Но ей-то каково было бы с чужими людьми?
Вдвоем мы составляем идеальную семью. Мы не придираемся друг к другу, мы почти читаем мысли друг друга, мы всегда норовим порадовать друг друга. Вот и сейчас я несу домой взятый у коллеги роман Улицкой. Бабушка ее любит, она вообще интересуется современной литературой, роман для нее как праздник. Телевизор бабушка смотрит редко, чаще всего старые фильмы, и знает всех актеров, даже покойных, в лицо, спину и грим. Мне они все кажутся скучноватыми, я только иногда рассматриваю платья на актрисах и прически. Все-таки они одевались очень женственно, этого у них не отнять.
У бабушки сохранились платья тех лет. Конечно, не такие роскошные, как у актрис, но похожие. Я иногда надеваю их, стою перед зеркалом и пытаюсь представить себя на месте героини. Прическу, конечно, нужно поменять, макияж тоже, да и лицо у меня очень уж простое...
Звонок в дверь. Кто бы это мог быть на ночь глядя? Тетя Маша, что ли? Но она всегда звонит по телефону...
Точно, она.
-Что случилось? - спрашиваю я, распахнув дверь, и невольно зажимаю нос: на лестнице нечем дышать.
-Горим! - не своим голосом кричит она и начинает звонить в дверь соседям. - Ленка, хватай документы и деньги и беги, пока можно!
Я пугаюсь, бегу в комнату, дрожащими руками бестолково хватаю то, что подвернулось под руку.
-Бабушка! - кричу я. - Бабушка! Одевайся, пожар!
Наконец справившись кое-как с паникой, я засовываю в сумку документы, свою заначку (тощенький конвертик), свитер, телефон, зачем-то зимние сапоги.
-Бабушка! Скорее! - кричу я и распахиваю дверь в ее спальню. Бабушка уже успела заправить кровать, ровненько так, без единой складочки, собрать необходимое и выскочить на лестницу. Она вообще более собранна, чем я, неудивительно, что она все успевает. Я замечаю, что она забыла на столе очки, и засовываю их в карман. Прихватываю бабушкины таблетки из жестяной коробочки, всегда стоящей у нее возле кровати. Наверное, она растерялась и забыла их взять. А я не забыла. Все!
Прикрывая рот и нос шарфом, я выскакиваю на лестничную площадку и бегу вниз. Бегу - это сильно сказано. Площадка вся в дыму, ничего не видно, горло забито дымом, хочется выкашлять легкие, но я иду, едва переставляя ноги. Бабушка будет волноваться, да она уже волнуется, как же, любимая внучка осталась в горящем доме... Только бы она не пошла за мной! Но там, к счастью, тетя Маша, она не даст ей войти в подъезд. Лифт, конечно, не работает, я бреду вниз, кашляя, ничего не видя из-за слез, только на ощупь переставляю ноги. В подъезде никого кроме меня нет - все уже давно выскочили, наверное.
Если бы я держала все нужное под рукой, как говорит бабушка, то могла бы сразу схватить "тревожный чемоданчик" и выбежать, а у меня поди найди еще паспорт, полис, прочие документы, вот я и металась...
Слишком долго собиралась, теперь уже ничего не вижу из-за дыма, слезы текут ручьем и нечем дышать. Ну где же пожарные?
Сбоку что-то рушится - дом у нас старый, перекрытия деревянные... Неужели совсем сгорит? Куда же мы с бабушкой денемся? Я ладно, перебьюсь как-нибудь, а она? Она тут с юности живет, ей каждая щербинка на лестнице знакома.
И тут я понимаю, что не знаю, куда идти. Не вижу, на каком я этаже, дыма столько, что я уже не могу дышать...
Я слышала, в пожаре часто гибнут не от огня, а от дыма. Вот как я. Я еще пытаюсь идти, цепляясь за перила, бросив вещи, но понимаю - до выхода не доберусь, сил нет, в глазах темно. Только как же бабушка без меня? У меня ее очки и лекарства, и... Куда она пойдет, если дом и вправду сгорит?
-Лена, не копайся! Иди ко мне скорее! - слышу я, как обычно с самого детства, и мне вроде бы становится легче дышать. На секунду, но я успеваю увидеть - выход в двух шагах. В него я и падаю, кто-то подхватывает меня, но я уже ничего не помню.
Я прихожу в себя, лежа на носилках. Возле меня стоит женщина в белом халате и сосредоточенно делает укол. Рядом торчит мужик в куртке, дальше столпились люди в форме. Сознание плывет, я плохо различаю, что творится вокруг, остро и четко я чувствую только иглу, вонзающуюся в сгиб локтя. Надо мной, возникнув из небытия, склоняется лицо тети Маши:
-Как ты, Леночка? Что ж ты так замешкалась, я тебе кричала, кричала...
-Не беспокойте ее сейчас, - прерывает женщина в халате и сама начинает задавать мне какие-то бессмысленные вопросы.
-Где бабушка? - шепчу я. - С ней все в порядке? Она вышла вперед меня.
Женщина-врач смотрит на меня озабоченно и велит кому-то подготовить еще два кубика.
-Где бабушка? - спрашиваю я из последних сил.
-Сильное отравление угарным газом, - слышу я перед тем, как потерять сознание. - Ничего, жить будет.
"Хорошо, значит, с бабушкой все нормально", - успеваю я подумать, прежде чем отключиться.
*
Домой меня отпускают только через три дня. Наша квартира, по счастью, цела, хоть и пропахла гарью, а вот две нижние выгорели начисто. А еще, оказывается, один сосед - кстати, из сгоревшей квартиры, - подобрал мои вещи и вернул. Даже деньги вернул, хотя ему бы они не помешали - от его комнат остались только черные стены, я видела через зияющий дверной проем, когда поднималась к себе.
-Чудом вас вытащили, - говорит он. - Тетя Маша и то быстрее выбежала, еще и других успела поднять...
-Я несобранная, - честно отвечаю я. - Бабушка так говорит. Да вы зайдите, что мы на пороге стоим?
-Поблагодарить не забудь и чаю предложи! - велит бабушка.
-Правда, дайте я вам хоть чаю налью, - говорю я. Бабушке еще нездоровится, она не встает, не то сама бы напоила гостя чаем, накормила борщом и пирожками. Ну да это я и сама могу сделать.
-Спасибо. У меня даже кипятильник некуда воткнуть. Как на ремонт соберу, не знаю...
Я хлопочу на кухне, подогреваю борщ, кипячу чайник и вынимаю бабушкины пироги - то, что от них осталось. Электричества нет, зато газ не отключили. Я усаживаю соседа и наливаю себе чаю за компанию.
-Соберете, - утешаю я. - А пока приходите к нам обедать. И ужинать тоже. Просто по-соседски.
Он благодарит и принимается за еду.
-Не знает, отчего загорелось? - спрашиваю я, просто чтобы не молчать.
-Бабушка мастерица, - улыбаюсь я. Он симпатичный, совсем не в моем вкусе, но всё же... - У меня так не получается.
-Разве вы не одна живете?
-Нет, с бабушкой. Она редко выходит, старенькая уже. Разве вот к тете Маше поболтать. Ну и дымом надышалась, а в ее возрасте...
-Ах вон что... - сосед как-то странно смотрит на меня, быстро доедает борщ, благодарит и уходит.
Ну и хорошо. Мне еще прибраться нужно, вся квартира - в черных следах. Это пожарники проверяли, не горит ли еще где-нибудь, по вентиляции тоже может протянуть.
Потолок в саже, занавески придется постирать или даже выкинуть.
-Бабушка! - кричу я. - Тебе в аптеку не надо сходить? А то я за порошком, заодно и тебе куплю.
-А разве у нас порошок кончился? - удивляется она. - Ох, Лена, я же говорила: купи большую пачку.
-Да у меня денег не хватило.
Я уже в прихожей, натягиваю пахнущую дымом куртку (тоже придется стирать), собираюсь в магазин. На работу позвонила соседка, а может, бабушка, сообщила, что я в больнице, так что у меня есть еще пара дней до выходных, чтобы привести все в порядок. Ну и сами выходные, конечно.
Я выхожу на улицу, оборачиваюсь на закопченный дом - выглядит он совсем старым и несчастным. В магазине встречается сосед и отводит глаза. Я знаю, о чем он думает.
А на обратном пути я натыкаюсь на тетю Машу.
-Как бабушка? - первым делом спрашивает она.
-В порядке, спасибо, - отвечаю я. - Нездоровится только.
-Ну, поправляйтесь обе скорее, - говорит она и идет в свою квартиру. Я знаю, у нее там весь косяк утыкан булавками от сглаза и соль в бумажке всегда в кармане. А смысл?
Я поднимаюсь к себе и запираю дверь на оба замка. На кухне пахнет сдобой, и этот запах перебивает гарь.