Женя Либерман с юности отличался правдолюбием, порой чрезмерным, и это очень мешало ему в жизни и в карьере. Так, на втором курсе военного училища он заявил ректору на собрании, что вместо диамата лучше бы курсантам додали сопромата. Сопромата додали, да еще как (за это Сенька Алиев, хоть и друг детства, с Женей долго не разговаривал), а сам Женя вылетел из училища за подрыв устоев и распрощался с мечтой стать космодесантником. Увы, с такой биографией туда не брали.
Тогда он подался в спасатели, но в академии МЧС тоже отличился, сказав, что знание номеров съездов не спасет от шального метеорита. (Это ему впоследствии припомнил отличник Мишаня Беарицкий, надавав щелбанов при случайной встрече.)
Одним словом, неприкаянный Женя записался в экспедиционный корпус на Плутоне, благо здоровье позволяло.
Туда его взяли. Может потому, что в те времена мало было охотников тащиться на край Солнечной системы. Туда отправлялись, считай, навечно. Но Либерман ухитрился отличиться и там.
Он таки доказал, что номерные съезды и диамат, в отличие от сопромата и мало-мальской физической подготовки, иногда бывают куда полезнее. Но обо всем по порядку...
Женя Либерман был по духу философом (помнится, у него в предшественниках ходил то ли Сократ, то ли Платон, но кто бы он ни был, кончил он плохо). Философ Женя предпочитал созерцать природу, и ежели замечал в этой природе какой-нибудь рукотворный недостаток, тут же прекращал созерцать и начинал обличать.
За это его очень скоро возненавидели руководитель экспедиции и парторг, но деться от Жени было некуда и деть его самого - тоже, потому что дальше Плутона не сошлешь, а на выговоры по партийной линии, лишение премий и пропесочивание на собраниях Либерман плевать хотел. Главное было не давать ему на этих собраниях слова, потому что заткнуть Женю можно было только кляпом, но это не наш метод. А воспитательная работа, которую с ним проводили от нечего делать, давала прямо противоположный результат - он только укреплялся в своих убеждениях. И даже выучил диамат и историю КПСС, чтобы громить противников, зная назубок их слабые места.
Но стоило Жене вновь узреть Природу и Гармонию (все с большой буквы, как полагается), он вновь превращался в созерцателя.
Именно этим он и занялся на Плутоне. За время полета товарищи по отряду ему сильно надоели. Поэтому, как только смог, он обособился от экспедиции и зажил сам по себе, с неприхотливостью даоса терпя лишения. Проще говоря, сбежал.
К побегу он подготовился обстоятельно, цинично напоив начсклада и вынеся с его помощью герметичную палатку с подогревом, порядочное количество припасов, скафандр, инструменты и прочие необходимые мелочи. После чего нагло угнал один из казенных вездеходов и отправился в неизведанное.
Разумеется, воздуха и припасов у него бы надолго не хватило: не то местечко Плутон, чтобы предаваться единению с природой, не думая о бренности бытия, но товарищи его жалели и подкидывали то баллоны с кислородом, то поесть, то свежую прессу, когда отправлялись на разведку. Таким образом, Женя жил на всем готовом, а от нечего делать созерцал окрестности. Окрестности были на редкость унылы и довольно опасны. Вдобавок время от времени о Жене вспоминал особист товарищ Мутько, и тогда приходилось затаиваться в какой-нибудь трещине. Вот и в этот раз Женя, получив сигнал от товарищей, быстро свернул лагерь и загнал вездеход в давно облюбованную удобную пещеру.
Он подумывал переехать туда вообще, но тогда не было видно звездного неба над головой, а созерцать внутренний закон без дополнительного неба Женя не хотел. Но в пещере он потихоньку собрал генератор кислорода из присвоенных деталей. Так что жить было можно.
Он вознамерился заодно провести испытания генератора. С этой целью он забрался поглубже - в трещины ходов, возможно, когда-то проделанных лавой. Тем более, начальству явно кто-то накрутил хвоста, и особист озверел, обыскивая округу. А может, наконец случилась ревизия и обнаружилась недостача на складе, а также пропажа вездехода...
Женя подумал, что некоторое время может обойтись без звездного неба, и решил пока исследовать небо каменное. Пещера была глубока, а неизведанное манило.
В общем, этот философ залез туда, куда до него не лазил вообще никто. Ну так считалось. И там Женя вдруг узрел чудесное...
Что это такое, он не понял, но на всякий случай нарисовал серп и молот на стенке пещеры и расписался как можно разборчивее, застолбив тем самым чудесное и почести за его открытие.
Правда, он не учел особиста, но понадеялся, что тот сюда не проникнет. Однако рано или поздно все равно пришлось бы сдаваться, потому что Жене хотелось в душ и компота. А компот имел свойство заканчиваться, не говоря уж о самогоне.
Впрочем, увиденное укрепило Женю в мысли, что он, ведомый инстинктом, поступил правильно.
Пробираясь меж каменными обломками, он разглядывал причудливые наслоения и разломы. Женя успел опознать в них силур и кембрий, а потом сообразил, что на Плутоне они назывались как-то иначе. Еще он видел громадные разветвленные структуры, похожие то ли на замысловатые друзы кристаллов, то ли на окаменевшие деревья. Деревьям в подземелье на Плутоне взяться было неоткуда, это же не Марс, поэтому Женя поставил на кристаллы. Как их... сталактиты, сталагмиты, он вечно путал. Или какой-нибудь замерзший азот, как кое-где на поверхности, воды тут не было... Стены в непонятно откуда изливающемся рассеянном свете отливали красным и поблескивали в лучах фонаря, поэтому Женя тут же нафантазировал, будто проглочен гигантским монстром и пробирается по его внутренностям. Строение горных пород и их состав его мало волновали.
Однако Женя, хоть и был философом, но далеко не всегда витал в горних высях и звездных далях, поэтому не забывал поглядывать на индикаторы своего скафандра. Конечно, у японцев они отображаются прямо внутри шлема, но эти панельки закрывают половину обзора и отвлекают внимание. А пока вспомнишь, как включить или выключить ту или иную, можно и смертельную дозу облучения схватить, и под собственный автоматический шаттл угодить!
Словом, Либерман то и дело взглядывал на рукав. Все индикаторы горели ровным зеленым светом, что было как-то странно для Плутона, где они в лучшем случае оказывались тревожно-оранжевых оттенков разной степени насыщенности и крайне редко - спокойно-желтыми. А тут выходило, что можно гулять, как на Земле!
Женя постучал по рукаву - вдруг контакт отошел? - но ничего не изменилось. Он, как человек обстоятельный и не привыкший торопиться, вернулся к вездеходу кое за каким оборудованием и провел экспресс-тест, результаты которого потрясли даже его раскрепощенное воображение. Во-первых, в пещере было обычное тяготение, а не как на поверхности - меньше земного в пятнадцать с копейками раз (это и так ощущалось, но компенсаторы Женя отключить не рискнул, мало ли, что это за гравитационная аномалия!). Во-вторых, чистейший воздух, что само по себе звучало бредово - с открытым-то на поверхность входом. Ну а в-третьих, уровень биологической опасности стремился к нулю. На поверхности бы Женю это не удивило, но здесь...
Однако любопытство давало о себе знать, и он осторожно двинулся вперед, старательно записывая все на видеокамеру. А то ведь не поверят, скажут, снова надрался с начсклада!
Внезапно от входа послышался свист двигателя, грохот, а потом на общей частоте прозвучало неожиданное "Вот зе щит! Дэмд рашенз райт хиэр, нау?!"
Дальше вновь прибывшие поругались друг с другом, потом посетовали на проклятых коммунистов, успевших первыми к непонятному объекту, потом на идиота, поставившего вездеход так, что они впаялись ему в корму...
Зная свой вездеход - военный "газик", спроектированный специально для сложных планет и бронированный по самое некуда, Женя только злорадно ухмыльнулся. Английский он выучил очень даже неплохо, так что понимал явившихся к раздаче безо всякой интерлингвы и даже мог перевести им идиому "Кто первым встал, того и тапки".
"Кажется, я победил в соцсоревновании и заслужил награду", - удовлетворенно подумал Женя, но на всякий случай нашел естественное укрытие и выключил фонарь. А то вдруг бы опоздавшие американцы его побили? Правда, его выдавал тянущийся к генератору кабель - на одни только батареи рассчитывать не хотелось, а так заодно и механизм собственной сборки испытал. Тот неплохо работал.
Американцы, передумав стирать со стенки наскальную живопись Либермана (ее и ацетон бы не взял, а где им разжиться ацетоном?), все же просочились в пещеру. Их было пятеро, все в скафандрах высшей защиты, с уймой приборов и даже маленьким роботом, который тащил габаритное оборудование.
- С ума сойти! - услышал Либерман женский голос. - Вы только посмотрите... черт!
- Под ноги, - кивнул массивный дяденька со здоровенным бластером наперевес.
Женя затаился, потому что девица споткнулась о его кабель. Не помогло - за этот кабель его и вытянули наружу.
- Мир, дружба, жвачка! - сказал он. А то мало ли.
- Что вы тут делаете? - спросил дядька с бластером.
- Работаю, - ответил Женя. - Я из исследовательской экспедиции, тут за углом. Кстати, вы нашего особиста не встречали? Никак его поймать не могу!
- Кто-то матерился в эфире, - сказал щуплый человек с неожиданно низким голосом. - На несколько голосов.
"Может, меня найдут?" - с надеждой подумал Женя.
- Посмотрите, - сказала еще одна женщина, не отрывавшаяся от приборов. - Чудо! Тут можно дышать!
И тут Либерман чуть не расколотил бронебойное забрало, по привычке врезав себе ладонью по лбу. Эта ненормальная сняла шлем и радостно осматривалась!
- Правда, можно! - воскликнула она. - Воздух по составу совсем как земной, только с какой-то примесью...
"Вот именно, какой-то!" - подумал Женя и попытался незаметно ретироваться и запереться в вездеходе, откуда бы его и промышленным буром не сразу выковырнули, но мужик с бластером наступил ему на кабель. Либерман мог отстрелить кабель и дойти на батареях, но у американцев имелось численное преимущество, так что он решил остаться и посмотреть, что будет дальше. Ну и заснять для особиста и, главное, начбазы Гургена Петровича. Тем бы такое пренебрежение ТБ крайне не понравилось!
Американцы коротко посовещались на своем алабамском диалекте. Они ж не знали, что Женя англоговорящий и англочитающий. Он по-английски шпарит лучше, чем на русском, особенно если выпьет. Поэтому он без проблем определил, что совещаются по его душу. В смысле, что делать с этим комми, который вроде бы и такой же космонавт, но все же крейзи рашен. Большинство демократично проголосовало за то, чтобы оставить крейзи рашен на месте и присвоить себе честь открытия уникального места. Женя меж тем ковырял стену, притворяясь, что его очень заинтересовал ее минеральный состав.
Там что-то тускло блеснуло, что-то желтое.
- Я с вами не пойду, - быстро сказал Женя, - у меня кабеля не хватит.
Американцы облегченно выдохнули: заявление Жени вполне согласовывалось с их планами.
Женя одним глазом следил за американцами, которые, радостно размахивая шлемами, устремились куда-то вглубь, галдя как первый класс на прогулке. Кабель америкосы бросили, что Женю только порадовало: им он был прикреплен к вездеходу. И хотя дышать было можно, не тратя своих запасов кислорода, он не торопился пользоваться этим подарком судьбы. Напротив, взял пробу атмосферы в колбочку и плотно завинтил пробку: надо передать на станцию, пусть проведут полный анализ. Концом монтировки Женя упорно долбил стену в районе тускло блеснувшего желтого. И наконец додолбил.
Порода осыпалась, и если бы не шлем, Женя потерял бы нижнюю челюсть. А так ей было некуда деться, и она лишь слегка отвисла. Перед ним из породы торчал толстый край какого-то явно рукотворного диска из желтого металла. Многие назвали бы его латунью, но Женя не стал. Откуда взяться латуни в космосе?
Откуда он здесь? Жене пришло в голову сразу четыре версии, но додумывать было некогда: нужно было вытащить диск до возвращения америкосов и припрятать в вездеходе. Пока Женя долбил неподатливый камень, за грохотом монтировки он не расслышал другие звуки: громкие крики, доносившиеся даже сквозь шлем.
Если бы Женя был на Земле, вряд ли бы он сумел оторвать этот диск от родной ему породы, поскольку величиной он был с канализационный люк и украшен почти такими же узорами. Но весил он... как холодильник "Морозко", который Либерман когда-то помогал перетаскивать к бабушке на дачу. Сгибаясь и сдержанно матерясь, Женя попер добычу к себе, философски подумав, что заработал уже на две годовые премии. Засунув диск в багажный отсек, он решил вернуться и проверить, что поделывают американцы. Его смутно обеспокоили крики "Хелп, хелп!" на чистом техасском. Да и мало ли, вдруг еще один диск подвернется, если поковырять нужную стену? Может, это инопланетная грампластинка. На сей раз в дополнение к монтировке он вооружился кувалдой.
Лучше бы, конечно, взять лом, но на Плутоне с ломами плохо. Женя взял в одну руку монтировку, в другую кувалду и на цыпочках пошел вглубь.
Там был натуральный лабиринт, и если бы не кабель и несмываемый маркер, которым он рисовал на стенах путеводные стрелочки, Женя не рискнул бы туда углубляться. По мере его продвижения крики становились громче. Женя подумал и остановился: может, у них там оргия, а он тут в скафандре, в космоботинках... И вообще, он не хотел раздеваться: в СССР секса нет и не надо. Вместо него есть инткон, этого достаточно.
Но потом подумал и все-таки пошел вперед: его разбирало любопытство, фирменное либермановское любопытство. Оно немного поутихло, когда ему навстречу выскочил америкосский мужик с бластером, но без руки. Ну как с бластером - с половиной.
Женя перехватил кувалду покрепче. Вот к чему приводит несоблюдение ТБ, сюда бы еще особиста, чтоб провел воспитательную работу! Он все еще не мог понять, отчего такая движуха - сцену от него заслонял солидный сталактит, похожий на гриб. Или гриб, похожий на сталактит. Женя не был биологом и не мог определить, впрочем, минералогом он тоже не был. Но когда гриб протянул к нему ложноножку, Женя среагировал сразу, долбанул по ней монтировкой и отскочил подальше. В другой ложноножке барахталась американка, та самая, с техасским акцентом.
Пещера представляла собой большой круглый грот, в центре которого возвышалось нечто, похожее на алтарь из грубо обработанных камней. На алтаре восседало каменное же существо, напоминавшее помесь жабы с носорогом, как на картинах подающего надежды американского же художника Захара Мазохевича. Женя терпеть его не мог, но не знал, что Мазохевич писал свои картины по заданию Кей-Джи-Би, с целью подрыва, и уже навсегда, американских устоев. Правда, у картин Мазохевича был один плюс: они не шевелились.
А эта инсталляция шевелилась и весьма активно.
Тут Женя услышал помехи в эфире и постучал по шлемофону, но в нем продолжало булькать.
- Смените частоту! - сердито сказал Женя. - Отвлекаете.
На глазах Жени гриб втянул в себя американку. Либерман взвесил на руке монтировку и потыкал ею гриб. Тот был упругим.
- Да, без лазерного резака тут ничего не поделать, - подумал Женя вслух. - Но резак-то на станции.
Да и отчикать что-то ценное можно в качестве трофея. А может, это фокус такой, с распиливанием ассистентки? И он задумчиво уставился на гриб.
В шлемофоне престало булькать и зашипело. Сквозь шипение, напоминавшее звук любительской радиостанции, которую Женя собрал в родном Энгельсе (она уверенно добивала до Вашингтона, но не до деревни Гадюкино), до него донеслись какие-то звуки, похожие на осмысленную речь.
Может, особист, подумал Женя. Никогда еще он не хотел так увидеть особиста, товарища Мутько, с его лазерным "наганом" и привычкой пристально смотреть в глаза.
Он бы с радостью отдался в его надежные руки. Но увы, это был не особист.
- Ничтожная белковая козявка, - раздался в его голове страстный шепот. - Слейся с высшим разумом воедино, и перед тобой разверзнутся бездны космических тайн и тайны космических бездн, пришедшие из глубин веков.
"Религиозная пропаганда", - догадался Женя. Интересно, кто это вещает? Американцам вроде не до этого... Да и не похожи они на проповедников.
- Кто ты? - спросил он замогильным голосом, чтобы выдержать стиль.
- Мы тот, кто пришел из глубин, из седой древности. Мы сделаем тебя равным нам.
- Тоже мне, мы, Николай Второй. И попрошу без рук! - сказал Женя. - И без ложноножек тоже.
Он хотел стукнуть гриб монтировкой, но любопытство снова взяло верх.
Тут Женя позорно зацепился каблуком за собственный кабель и полетел вперед головой - прямо в гриб. "Ну все, хана, засосут!" - успел он подумать.
Однако гриб спружинил и откинул Женю подальше. На ножке гриба осталось черное, словно выжженное изображение пятиконечной звезды. Женя заинтересовался и потрогал шлем. Шлем был как шлем. И тут он вспомнил о звезде во лбу. Он решил повторить натурный эксперимент и постучал лбом о гриб. Тому это явно не понравилось, но отползти он не мог.
В наушниках злобно шипело, словно жарилась яичница. Женя захотел есть и разозлился. Время обеденное, а тут полна пещера мутантов! То есть сектантов. И американцы до кучи...
С другой стороны, Женю опять же донимало любопытство.
- Ну хорошо, - сказал он. - И кто такие эти вы? И причем тут американцы?
- Мы высший разум. Поклонись нам, - бубнило в голове.
"Да что ж у тебя пластинку-то заело?" - подумал Женя и представил, как ставит золотой диск на древнюю радиолу и та, похрипывая, заводит что-то из "Раммштайн". Все же дедушка был поволжским немцем и тягу к родной культуре передал внуку.
- Что ты можешь предложить свободному советскому человеку? - деловито спросил Либерман, который по бабушке с другой стороны был таки евреем и очень гордился тем, что фамилию Либерман носили его предки с обеих сторон.
Помесь жабы с носорогом зависла, как ЭВМ в столовой на базе, и Женя постучал по ней монтировкой.
- Что такое советский? - спросило непонятное чудище.
Женя набрал в легкие побольше воздуха и заявил:
- Сейчас расскажу.
Начал он с Адама Смита, сконструировавшего грехопадение при помощи двух мужчин, плавно перешел к прибавочной стоимости и создателю ее теории Карлу Марксу, сделав особый упор на то, что Маркс и Энгельс - два разных человека, находившиеся, тем не менее, в близкой связи. Чтобы разрядить обстановку. Либерман рассказал про них пару анекдотов, бородатых, как Маркс и Энгельс вместе взятые.
Изложение "Капитала" заняло у него всего сорок минут. И неудивительно: Женя хотел есть. Время от времени он попивал кое-что из фляжки, закрепленной внутри скафандра. Видимо, у Жени были очень яркие мыслеобразы, потому что носорогожаба начала нервно подергивать конечностями.
И тут Женя перешел ко второму съезду РСДРП и рассказал о роли ленинской "Искры" в становлении революционного сознания масс. При этом он подумал, что американцам тоже не мешало бы послушать в целях интернационального культмасспросвета. Судя по крикам изнутри грибов, сейчас велась широкая трансляция очень краткой истории коммунистической партии.
К четвертому съезду носорогожаба как-то съежилась и попыталась отключить трансляцию. Женя выразительно помотал звездой во лбу.
- Я еще только начал, - сказал он. - Самое интересное впереди!
- Ноу! - закричали из грибов.
- А вы еще не переварились? - удивился Женя, но ответа не дождался.
Про революцию Женя рассказывал так, будто сам командовал ею с броневика, и еще очень живо изобразил залп "Авроры" по Зимнему, бухнув кувалдой по алтарю.
Неспешно миновав период коллективизации и индустриализации, он перешел к Великой Отечественной войне. Носорогожаба скукожилась еще больше, особенно когда Женя изобразил звук стреляющей "катюши" и вой бомбардировщика. У него была склонность к звукоподражанию и большая коллекция рингтонов. Увлекшись, Женя забыл о голоде и наизусть процитировал моральный кодекс строителя коммунизма. А также несколько избранных мест из речей Сталина.
Американцы уже хором умоляли прекратить бесчеловечные пытки.
- А сами вы чем в Гуантанамо занимались? - сурово спросил Женя.
Что такое Гуантанамо, носорогожаба спросить не рискнула. Но особо обличать американцев Либерману было некогда: диалектический материализм и научный коммунизм остались пока неохваченными.
Мимоходом коснувшись вьетнамской, афганской и иракской войны, Женя особо остановился на успехах СССР в освоении космоса, подчеркнув, что первый спутник и первый человек в космосе были именно советскими.
- А на Луне? - вякнули из гриба.
- Это фейк, - ответил Женя, не моргнув глазом. - Нечего было флагом развевать. Вакуум же, дурилки!
От американского флага он каким-то образом перешел к освоению целины и повороту рек вспять, похваставшись, что ни одну реку так в итоге и не повернули и кузькину мать никому не показали, потому что советские люди - миролюбивые и экологически мыслящие.
Мирные годы застоя Женя расписал так, что американцы просто разрыдались: они явно уже хотели в Советский Союз.
Когда он дошел до тридцатого съезда партии, крики американцев прекратились и в эфире наступила благословенная тишина.
- Э, погодите, я не все досказал, - с обидой воскликнул Женя и стукнул по носорогожабе монтировкой. Раздался звук, будто стучали по камню. Признаков жизни носорогожаба не подавала.
Женя осмотрелся: грибы тоже медленно каменели.
- Елки, да они ж там задохнутся! - воскликнул человеколюбивый Женя и размахнулся предусмотрительно прихваченной кувалдой...
- В этом вашем коммунизме все-таки что-то есть, - сказал потом, держась за голову, один из освобожденных американцев.
- Сила духа, - гордо ответил Женя. - И хорошая кувалда. Давайте выбираться отсюда, ужинать пора, а я с вами еще и не обедал. И шлемы наденьте. Снаружи не Калифорния и даже не Аляска.
Он придирчиво осмотрел шлемы, построил американцев парами, как в детском саду, и пошел к выходу. Они трогательно держались за тросик, который нашелся у Жени в аварийном наборе, как слонята держатся за хвост слонихи, чтобы не потеряться.
И так они шли к входу из пещеры. О, каким прекрасным показался им плутонский пейзаж! Увидев звездное небо, американцы прослезились, а Женя прослезился, увидев возле своего вездехода приземистую фигуру товарища Мутко.
- Ты их где взял? - вполголоса спросил особист, поигрывая "наганом": такая уж у него была привычка.
- Не расстреливайте его, он нас спас! - вскричали американцы, почему-то на чистом русском.
- Хотя лучше бы нас съели, - тихо добавил какой-то маргинал.
Тут Либерман кое-что вспомнил...
- Здесь мужик с половиной бластера не пробегал? - озабоченно спросил он.
- От нас далеко не убежишь, - значительно ответил товарищ Мутько. - Тем более с такой кровопотерей и без шлема.
- Неужели Джек умер?! - вскричала американка с техасским акцентом.
- У нас просто так не умирают, - заверил особист. - Нам его еще допрашивать и допрашивать.
Потом он повернулся к Либерману и мрачно спросил:
- В инткон с этими вступал?
- Никак нет! - заверил тот. - Я же в скафандре! Я технику безопасности от и до соблюл, можете записи посмотреть. У меня всё записано!
- Твое счастье... - протянул товарищ Мутько и покосился на американцев. - А с вами мы еще побеседуем... Вот вернемся на базу, со всеми в него вступлю. Будет вам и кон, и инт...
Что такое инткон, они уже понимали. А глядя на товарища Мутько, осознавали, что ничего хорошего их не ждет. Наручники, все это вот, и никакой тебе демократии с правами человека находиться где угодно на нейтральной территории!
А Женя, видя, как опечатывают пещеру и выставляют у входа вооруженную охрану, молча порадовался, что вовремя спрятал диск... однако не учел опыта товарища Мутько и его способности видеть людей и вездеходы насквозь, поэтому с пудом инопланетного золота Жене пришлось расстаться добровольно...
Этот артефакт, названный диском Либермана, до сих пор изучает в АН СССР дядя Либермана с материнской стороны.
Диск таит в себе много тайн, но Либерманы упорные, поэтому рано или поздно диск расколется, возможно, в прямом смысле.
Собственно, на этом похождения Жени Либермана не закончились.
Получив премию имени Ленинского комсомола и "Серебряную звезду" вероятного противника (а также звездюлей от товарища Мутько), он по-прежнему скрывается на Плутоне. Женя вполне счастлив, но начинает понемногу заглядываться на кольца Сатурна.