Известные Отцы. Азефовщина как феномен русской жизни. Два великих провокатора

Только в партиях "нового типа", исповедующих "демократический централизм", а по существу, в партиях авторитарно-бюрократических, склонных к фетишизации своих вождей, и только в особых исторических условиях могли сделать фантастическую карьеру личности типа Азефа и Сталина.

Евгений Эрман

ЧАСТЬ 1. ИСКРЕННОСТИ ЕМУ БЫЛО НЕ ЗАНИМАТЬ

Настоящего внутреннего мира у Азефа, быть может, вовсе и не было. Было что-то довольно бесформенное, включавшее в себя любовь к риску, любовь к деньгам, любовь к ролям, в особенности к ролям трогательным.... В тюрьме он читал Штирнера "Единственный и его достояние": вероятно, он себе казался единственным и в штирнеровском смысле. По-своему, он"единственным" и был: очень трудно себе представить более совершенный образец морального идиотизма, при немалом житейском уме, при огромной выдержке. Никакие сомнения его не тревожили: он и без борьбы обрел право свое...Говорили мне, что этот человек,-- переходная ступень к удаву,-- очень любил музыку, музыку кабаков и кафе-концертов: слушал будто бы с умилением и восторгом. Может быть, немного и дурел, как змеи от флейты?

Марк Алданов

"Азеф был злодей совершенно будничный. Одни изображают его демоном, другие мещанином-коммерсантом. Думаю, что истина лежит приблизительно посредине. Азеф мог так же хорошо торговать селедкой, как торговал человеческой жизнью. Но все же по призванию (совершенно добровольно) он избрал для торговли не селедку, а человеческую жизнь.

Психология секретной агентуры, должно быть, сложнее, чем обычно думают,-- здесь бывают поистине непостижимые явления. История русской революции знает случаи, когда террорист отсидел двадцать лет в крепости, а затем, выйдя на свободу, предложил свои услуги Департаменту полиции,-- вот, можно сказать, устроил человек свою жизнь в полном соответствии с требованиями здравого смысла и личной выгоды!..

.....

Разоблачение Бурцевым "азефщины" вызвало во всем мире сенсацию, которую хорошо помнят люди моего поколения. В ту пору еще думали, что могут существовать боевые противоправительственные партии без "внутреннего освещения" и без провокации. История всех революционных движений тесно переплетается с повестью предательства и измены. В России политическая борьба имела кровавый характер, поэтому и азефщина была истинно трагическим явлением.

...................

В связи с разоблачением азефщины, некоторые социалисты-революционеры "перенесли самое страшное моральное потрясение всей своей жизни"¹⁵, другие отошли от партии, кое-кто покончил с собой.

.................

И почти в то же время в противоположном лагере Л. Н. Ратаев писал директору Департамента полиции Зуеву: "Ты один, может быть, поймешь, как тяжело было для меня прийти к убеждению в предательстве Азефа... Он дал мне столько осязательных доказательств своей усердной службы, сведенья его отличались всегда такой безукоризненной точностью, что мне казалось чудовищным, чтобы при таких условиях человек мог быть злодеем и дважды предателем". Другие просто не верили. Мысли о двойном предательстве Азефа не допускал председатель Совета министров Столыпин, защищавший его с трибуны Государственной Думы. А известный революционер Карпович, уже после разоблачений, грозил перестрелять своих товарищей по партии, осмелившихся заподозрить главу Боевой организации в службе Департаменту полиции.

Метод действий Азефа в схематическом изложении был приблизительно таков. Он "ставил" несколько террористических актов. Некоторые из них он вел в глубокой тайне от Департамента полиции с расчетом, чтобы они непременно удались. Эти организованные им и удавшиеся убийства страховали его от подозрений революционеров; до самой последней минуты вожди партии смеялись над такими подозрениями: "как можно обвинять в провокации человека, который на глазах некоторых из нас чуть только не собственными руками убил Плеве и великого князя".

Другую часть задуманных террористических актов Азеф своевременно раскрывал Департаменту полиции, чтобы никаких подозрений не могло быть и там. При этих условиях истинная роль Азефа была в течение долгого времени тайной и для революционеров и для деятелей департамента.

Каждая сторона была убеждена, что он ей предан всей душой.

..........................

Послужной список Азефа по двойной его деятельности еще трудно установить во всей полноте; да и одно перечисление его дел заняло бы несколько страниц. Он сам говорил, что принимал ближайшее участие в организации всех террористических актов партии, за исключением убийства Сипягина. Савинков, человек достаточно осведомленный, в своей речи в защиту Азефа дает список крупнейших террористических дел, организованных при его (Азефа) участии, содействии или попустительстве В этот список входят двадцать пять убийств и покушений, а заканчивается он буквами "и т. д.".

Называю только главные: убийства Плеве, вел. кн. Сергея Александровича, ген.Богдановича, Гапона, Татарова; три покушения на царя, покушения на великих князей Владимира Александровича и Николая Николаевича, покушения на Столыпина, на Дурново, на Трепова, на адмиралов Дубасова и Чухнина. Азеф же принимал участие "в обсуждении всех без исключения планов, в том числе планов московского, свеаборгского и кронштадтского восстаний".

Этому списку соответствует другой, более длинный,-- список революционеров, выданных им департаменту. Их исчисляют десятками, если не сотнями. Сколько из них было казнено, не берусь сказать.⁶

.........................

Под конец его карьеры положение Азефа стало очень трудным. Он должен был убивать и выдавать, убивать и выдавать; напрягая все силы для соблюдения наименее опасной пропорции выданных и убитых людей...

В одном из французских монастырей есть картина "Наказание дьявола". Дьявол обречен держать в руках светильник, похищенный им у св.Доминика; Светильник догорает, жжет пальцы дьявола, но освободиться от него дьявол не имеет силы: он может только, корчась, перебрасывать светильник из одной руки в другую,-- жжется то правая, то левая рука.

Приблизительно в таком положении был Азеф к моменту его разоблачения

...............

Разоблачил Азефа, конечно, В. Л. Бурцев. Ему на суде чести никто из социалистов-революционеров не подавал руки, "как клеветнику". После 17-го заседания суда, то есть почти перед самым его концом (всего было 18 заседаний), Вера Фигнер, выходя, сказала Бурцеву: "Вы ужасный человек, вы оклеветали героя, вам остается только застрелиться!" Бурцев ответил: "Я и застрелюсь, если окажется, что Азеф не провокатор!.."

ЧАСТЬ 2. ВЛАДИМИР ЛЬВОВИЧ БУРЦЕВ

С великим интересом, порою прямо-таки с восторгом, смотрю, как вы идете по этому зловещему маскарадному залу, где все убийцы и мерзавцы наряжены святыми".

Леонид Андреев

Владимир Львович Бурцев обладал даром наживать себе врагов. Он сражался с эсерами и большевиками, монархистами и фашистами, антисемитами и ренегатами, Временным правительством и Петроградским Советом. Леонид Андреев писал ему: "С великим интересом, порою прямо-таки с восторгом я смотрю, как Вы идете по этому зловещему маскарадному залу, где все злодеи и мерзавцы наряжены святыми".

Этот близорукий, сутулый, интеллигентного вида человек был проницательным, отважным и неукротимым "тираноборцем", по выражению Ю.Давыдова. В 1915 г. он получил год ссылки "за намерение возбудить неуважение к Особе ныне Царствующего Государя Императора". В1917 г. бурцевская газета "Наше дело" из номера в номер ставила в известность своих читателей, что "большевизм Ленина и его товарищей есть самое большое зло". Ее утренний выпуск 25 октября оказался единственным в тот день в Петрограде небольшевистским изданием. Вечером Бурцев был арестован, став, таким образом, первым политзаключенным советской власти. По воспоминаниям дочери Куприна, в 1942 г. 80-летний Бурцев бродил по оккупированному Парижу, "спорил с пеной у рта и доказывал, что Россия победит" (Ю.Давыдов).

Враги платили ему той же монетой. "Где Бурцева поймают, там его и надо повесить!" - в раже заходился Владимир Пуришкевич. "И пикнуть не дадим!" - уверял Лев Троцкий. Жандармский генерал А.И.Спиридович писал о "драме Бурцева": "[...]он сеял подозрительность внутри партий, и ненависть глубокая и искренняя была ответом ему".

Ненависть к Бурцеву объясняется его независимостью: он был беспартиен, надпартиен. Неподвластный цековским бонзам, он ни в грош не ставил их партийную дисциплину и круговую поруку, презирал их партийные "кнуты и пряники" и плевать хотел на их "демократический централизм". Их уставы были писаны не для него. Их излюбленный жаргонизм "есть мнение" он пропускал мимо ушей.

Бурцев жил по своей воле, поступал по своей совести, делал свое дело и "гулял сам по себе". Он был свободен в выборе как целей, дерзких и благородных, так и средств, подчас, увы, неправедных. Выйдя на тропу войны, Бурцев вызвал огонь на себя: на него ополчилась вся эсеровская рать, он стал ходячей мишенью для боевиков. Страсти, помнится, разыгрались до такой степени, что Вера Фигнер предложила ему застрелиться. Собственная судьба волновала его в последнюю очередь, но он не имел права рисковать найденной истиной. Ради посрамления восславленного негодяя все средства были хороши, и Бурцев не остановился перед шантажом доброго знакомого.

В 20-е годы Бурцев проживал в Париже и с помощью знаменитой пневматической почты вел переписку с неким банковским служащим. Вот одно из полученных Бурцевым писем: "Не зайдете ли как-нибудь вечерком? Истинно уважающий Вас А. Лопухин" (Ю.Давыдов).

...........................

"Разговор в поезде" надо считать высшим достижением Бурцева. Желая разоблачить и уничтожить самого важного из всех секретных агентов, он обратился за справкой к человеку, который еще недавно занимал первый пост в политической полиции государства,-- мысль необыкновенная в своей смелости и простоте. Лопухин больше не служил, но все же для В. Л. Бурцева он был человеком совершенно другого, враждебного мира: достаточно сказать, что долголетняя личная дружба его связывала с П. А. Столыпиным (они были на "ты"). Тот сложный процесс, который назревал в душе Лопухина, не мог быть известен Бурцеву. Повторяю, нам и теперь этот процесс не вполне понятен.

.......................

Их разговор продолжался шесть часов! Я не хочу сказать, что редактор "Былого" избрал систему западноевропейских следственных властей. Взять измором б. директора Департамента полиции Бурцев, конечно, не мог,-- от Лопухина зависело в любой момент положить конец разговору. Почему Лопухин этого не сделал? Или он не чувствовал, какая бездна раскрывается у него под ногами? Подробности разговора в поезде выяснить теперь нелегко. Печатный рассказ Бурцева далеко не во всем совпадает с показаниями, которые Лопухин дал следователю по особо важным делам.¹²

.........................

Не останавливаюсь подробнее на психологической стороне этого дела, думаю, что решающее значение для Лопухина имели слова В. Л. Бурцева о цареубийстве, которое подготовлял "Раскин", и об ответственности за ту кровь, которая еще будет им пролита в будущем. Как бы то ни было, после шести часов разговора, уже перед самым Берлином, А. А. Лопухин разбил свою жизнь, сказав Бурцеву, что инженер Азеф -- тайный агент Департамента полиции.

Не стоит останавливаться и на том, как, через сколько времени, по чьей вине, весь разговор в поезде стал известен Азефу. По 102 статье Уголовного Уложения бывший директор Департамента полиции был присужден к каторжным работам, замененным ссылкой на поселение в Сибирь. Хорошо известно и все остальное: суд над Бурцевым по обвинению в оклеветании Азефа, сенсационный рассказ обвиняемого об его встрече в поезде с Лопухиным, новое следствие социалистов-революционеров, проверка алиби Азефа, объяснение с ним представителей партии, и, наконец, бегство разоблаченного провокатора

ЧАСТЬ 3. АЗЕФОВЩИНА КАК ФЕНОМЕН РУССКОЙ ЖИЗНИ

Чтобы самая мысль о механическом уничтожении абсолютизма могла приобрести популярность, для этого государственный аппарат должен представляться чисто-внешней насильственной организацией, не имеющей никаких корней в организации общества. Но именно таким представлялось революционной интеллигенции русское самодержавие.

Лев Троцкий

В конце 1899 г. в Первопрестольной объявился никому не известный, ничем не примечательный, если не считать неповторимой внешности, эсер по кличке "француз". Прибыл он из-за границы, свалился, как снег на голову, и был принят московскими конспираторами с предельной осторожностью.

Не прошло и двух лет, как Азеф в качестве личного представителя знаменитого Павла Аргунова стал одним из отцов-основателей ПСР. В дальнейшем последовательно возглавил БО, был избран членом заграничного комитета, немного погодя - членом ЦК. В 1905 г. бежавшего из ссылки Павла Аргунова Азеф встретил словами, которые бывший его патрон и благодетель запомнил навсегда: "Было время, я был под вашим начальством, а теперь я вам начальство".

Спустя несколько лет сказочную карьеру эсера Азефа повторил большевик Джугашвили. На третьем году ссылки в Туруханском крае, когда до Февральской революции оставалось всего ничего, Коба сутками напролет лежал, отвернувшись к стене, благоухал нестиранными носками и ненавидел весь мир. Он был никому не нужен, всеми предан, забыт настолько, что Ленин, как ни пытался, не мог вспомнить его фамилию.

На следующий день после Октябрьского переворота Сталин вошел в первое советское правительство. Через пять лет стал генсеком, еще через пять - поквитался с основными соперниками, а в скором времени и с остальными верными ленинцами, запамятовшими о нем в годы туруханского "лежания".

Казалось бы, несуразный, неизвестно откуда взявшийся Азеф и неказистый, не хватавший звезд с неба Сталин на роль партийных лидеров никак не тянули. Товарищи они были необразованные, не шибко грамотные, бесцветные, закомплексованные, красотой не блистали и статью не выделялись. Опять же - инородцы. Словом, по всем статьям люди они были непубличные, т.е. такие, для которых на Западе путь в большую политику исключен по определению.

На их счастье они родились в стране, где со времен царя Гороха превыше всего почиталось кулачное право, где до 1906 г. Дума как некий властный орган могла всколыхнуть в русских душах лишь смутные воспоминания о боярах, где в 1918 г. всенародно избранное Учредительное собрание просуществовало менее суток.

Непрезентабельность, косноязычие и сильный акцент наших героев обедни не портили: чтобы найти общий язык с боевиками и аппаратчиками, совсем не обязательно витийствовать с трибуны или залезать на броневик.

Их поведение, манеры, сама внешность были откровенно неинтеллигентны, но у профессиональных революционеров - разрушителей и отщепенцев, в жизни которых ссылки чередовались с подпольем, их неотесанность, хамство и вульгарность вряд ли могли вызвать решительный протест. Своими они, конечно, не были, но не были и чужими. Они были другими, непонятными, непредсказуемыми. Ленин сказал Марии Ильиничне о Сталине, что он "ни капельки не интеллигент", однако это не помешало ему ввести Сталина в правительство и рекомендовать в генсеки.

По мере возвышения они менялись буквально на глазах. Скромность уступила место спесивости, смиренность - высокомерию, услужливость - грубости, снисходительность превратилась в нетерпимость, а притворное добродушие в безжалостность.

В одном они остались неизменны: они страсть как любили учить. Письма Азефа пестрят нотациями и сентенциями, которыми он одаривал старцев и отроков, стреляных эсеровских вождей и видавших виды жандармских офицеров. При удачном (для человечества!) стечении обстоятельств Сталин по окончании семинарии мог стать школьным учителем или священником. Не став ни тем, ни другим, он, тем не менее, всю жизнь с упоением поучал, наставлял, пережевывал банальнейшие истины, наклонившись к аудитории всем телом и подняв вверх указательный палец.

Судя по всему, Иосиф Виссарионович совершенно искренне полагал, что знаменитый ленинский наказ нуждается в уточнении: советская молодежь, конечно, обязана "учиться, учиться и еще раз учиться", но только у товарища Сталина, Сталина и еще раз Сталина. По уверению Троцкого, уже в 30-е годы телеграммы на имя Сталина принимались лишь в том случае, если адресат именовался не иначе, как "Отец народов" или "Великий учитель". В его "Краткой биографии", к которой Сталин, несомненно, приложил всю пятерню, всерьез утверждается, что в Батуми 23-летнего Кобу называли "учителем рабочих".

"Сталин вошел в ЦК через заднюю дверь", - писал Троцкий о его кооптации в члены ЦК Лениным вопреки мнению большинства. Подобный путь - с черного хода, "под прикрытием" охранки - с неменьшим успехом и в более короткий срок прошел и Азеф.

Оказавшись среди людей незаурядных и искушенных, они и не думали подстраиваться, приноравливаться, подъелдыкивать, прикидываться идейными и принципиальными. Они вообще не желали меняться, словно приручали окружающих к своей особости, и в открытую, на законных основаниях, по праву сильного носили свои "неприглядные образины" (Л.Троцкий).

В их характерах не было ни одной привлекательной черты. Их внешность и повадки вызывали чувство смятения и страха. Слухи о связях с полицией преследовали их по пятам. Но в кровавых делах они были незаменимы, и все сходило им с рук.

Азеф оптом и в розницу торговал своими товарищами, но партийные заправилы любой компромат на него отметали с порога, говорили о нем с придыханием, смотрели на него влюбленными глазами, относились к нему с исключительной чуткостью и предупредительностью. На "суд чести" он по решению ЦК мог не являться, дабы не травмировать свою ранимую душу. Не повстречайся на его пути Бурцев, он так и прожил бы жизнь в окружении трепетных обожателей. Со Сталиным Бурцев разминулся, и "мелкий провинциальный политик", как называл его Бухарин, стал величайшим диктатором.

Так, может быть, дело в том, что два малосимпатичных и сомнительных субъекта оказались в нужном месте очень кстати и очень вовремя? Может быть, никто просто не хотел замечать их промахов и ошибок, прислушиваться к порочащим слухам и прямым обвинениям, никто не хотел видеть их вопиющего несоответствия и не обращал внимания на пропасть, отделявшую их от всех остальных? Может быть, дело в той атмосфере, которая сложилась вокруг них, в коллективном самовнушении, возникшем на поклонении молоху террора и единовластия? Однако, скорее всего, причина все же в том, что партии "нового типа" были органически порочны и, по Троцкому, "будущий сталинизм был уже заложен в большевистском централизме".

ЧАСТЬ 4. АЗЕФ И ПАРТИЯ - ОДНО И ТОЖЕ

"...связь социалистического оппортунизма с революционным авантюризмом террора коренится гораздо глубже. Первый, как и второй - предъявляют истории счет раньше срока. Стремясь искусственно ускорить роды, они приводят к выкидышам - мильеранизма или... азефовщины".

Лев Троцкий

Самое убедительное объяснение феномена Азефа предложил Троцкий: "Ясно, что не в дьявольской ловкости крылась тайна азефского успеха и уж никак не в его обаянии. Тайна азефщины - вне самого Азефа, в том коллективном гипнозе, который не Азефом был создан, а террором как системой".

Эпидемия террора, поразившая эсеровских вождей, не могла ни привести к появлению надпартийной БО во главе с "тигром революции" Григорием Гершуни - молодым человеком мефистофельского типа, в свое время восхищавшим Зубатова.

После ареста Гершуни Азеф вместе с должностью унаследовал и окружавший его ореол, но в отличие от учителя оказался меж двух огней. Мнимые враги содержали его, мнимые соратники превозносили до небес, а он, не доверяя одним и боясь мести других, "должен был убивать и выдавать, убивать и выдавать, напрягая все силы для соблюдения наименее опасной пропорции выданных и убитых им людей" ( Алданов ). Обольщение Азефом длилось несколько лет и приняло характер общепартийного умопомрачения. После разоблачения идола, опамятовшись, ЦК пытался повесить на него всех собак, но отмыть позорное пятно с репутации популярнейшей партии не удалось. Азеф стал проклятием эсеров, их оглушительным поражением. Они так и не смогли отделаться от этого окаянного имени

Все, что Троцкий писал об Азефе и ПСР в 1911 г., он мог почти дословно повторить о Сталине и ВКП (б) в 1922-м. Все совпадает: и "отталкивающая внешность", и хамские манеры, и мстительный, злобный нрав, и прозвища, которыми он их наградил ("совершеннейшее бревно" одного и "гениальная посредственность" другого), а главное, тот нравственный климат в партиях "нового типа", та питательная среда, в которой взращивались двуногие существа, воплощавшие "хорошо организованное насилие".

Однако когда Ленин вопреки воле большинства посадил Сталина в кресло генсека и тот на глазах у всех стал целеустремленно менять партаппарат, чтС помешало Троцкому воспринять этот многозначительный факт как большевистский ремейк эсеровского триллера, как второе издание сатанинского трагифарса? Что помешало ему разглядеть в собственной партии те фигуральные "зубчатые колеса" (Троцкий), которые когда-то подняли Азефа "на высоту ужаса и позора"? Да все та же слепая преданность партии, фанатичная вера в ее безупречность, в чистоту ее рядов, в святость ее идеалов, в присвоенное ею право на убийство и отпущение смертных грехов. Все то, что заставило вождя эсеров В.Чернова, бегло перелиставшего обвинения Лопухина, заявить Бурцеву: "Азеф и партия - одно и то же".

Ленин, поразительно чуткий к малейшим посягательствам на личную власть, оказался единственным, кто разглядел зловещую угрозу, исходящую от Сталина. Страдая от сильных мигреней, он небольшими порциями четыре дня подряд диктовал "письмо к съезду". Это знаменитое письмо, названное впоследствии "политическим завещанием", строго говоря, таковым не является хотя бы потому, что в нем нет и намека на возможного преемника. Характеристики первых лиц государства сопровождаются в основном перечислением их прошлых ошибок и неизжитых недостатков. Хотел того Ленин или нет, но создается впечатление, что выбрать лучшего из них возможно лишь способом от противного: не по уникальности их достоинств, а по незначительности их изъянов и прегрешений.

И все же не ради скандальной сенсации взялся за перо великий властолюбец. Через несколько дней Ленин дополняет обращение к съезду единственной конкретной рекомендацией. У каждого свой скелет в шкафу, но оргвыводы предлагается сделать только в отношении одного. И имеет в виду Ленин не Троцкого с его "небольшевизмом", не Зиновьева и Каменева с их "октябрьским эпизодом", не Бухарина с его "не вполне марксистскими теоретическими воззрениями", не Пятакова с его "увлечением администраторством", а Сталина с его всего лишь грубостью, бестактностью и наплевательским отношением к товарищам. Именно его, "чудесного грузина", Ленин считает крайне необходимым "переместить" с должности генсека.

Среди большевиков изредка попадались наивные люди, но вряд ли Ленин принимал их в расчет. Причина, заставившая его обратиться к съезду, заключалась, естественно, не в несносном характере товарища Сталина, а в ужасной реальности, открывшейся полуживому Ленину: "Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть".

Письмо не помогло. На первом же после смерти Ильича пленуме ненавидевшие друг друга вожди дружно проголосовали за Кобу как за ... "меньшее зло".

С той неизбежностью, с какой в ПСР возник культ Азефа, в ВКП (б) был обожествлен Сталин. Серийные убийцы "просто взяли то, что им давала система" (Троцкий). Оба были востребованы своими партиями, оба были вознесены ими на самый верх, и оба с разной долей ответственности и степенью участия стали их могильщиками.

Ошибка Ленина оказалась роковой, но не потому, что ее совершил Ленин, а потому, что ее некому было исправить. Кремлевский упырь, никому не прощавший ни чужих побед, ни своих поражений, в дни Большого Террора уничтожил, за малым исключением, всех ленинцев. После войны пришла очередь сталинцев. Ненависть Иосифа Виссарионовича не знала срока давности. К слову сказать, нацистское партийное руководство почти полностью дожило до Нюрнбергского процесса.

В конечном счете, апофеоз Сталина обернулся деградацией партии и страны. "Ордена меченосцев", о котором мечтал "организатор и вдохновитель всех наших побед", не получилось, а получилось 20-миллионное мафиозное содружество карьеристов. Страна, представлявшая собой гигантский концлагерь, была не в силах противостоять тотальному террору и лишь самоубийственно пыталась приспособиться к образу жизни людоеда.

ЧАСТЬ 5. ЗНАКОМЫ ОНИ НЕ БЫЛИ

Зло сознательно никто не выбирает. Не выбирали и эти двое. Они просто не делали различия между добром и злом, а только между тем, что полезно, благоприятно, целесообразно для них, а что - нет, потому как единственными существами, по-настоящему интересовавшими их, были они сами.

Евгений Эрман

Чем неотступнее следуешь за головокружительными пируэтами этой, пожалуй, единственной в своем роде судьбы, чем пристальнее вглядываешься в эту карьеру на крови, тем труднее отделаться от дьявольского наваждения: за грузной и мешковатой фигурой обер-стукача нет-нет да и мелькнет малорослый кавказец в шинели до пят из "незабываемого 1919-го".

Казалось бы, что может быть общего между опозоренным сексотом и генералиссимусом всех времен и народов? Один в исторической "табели о рангах" значится по разряду провокаторов, фискалов, двойных агентов и душепродавцев. Другой причислен к сонму владык, гегемонов и тиранов - великих мастеров по части кровопусканий.

При всем при том начинали будущие знаменитости так, что ни тому, ни другому попасть в историю вообще не светило.

Они были изгоями от рождения.

Евно появился на свет в белорусском местечке в семье не вылезавшего из долгов портного. Сосо родился десятью годами позже в
колхидском заштатном городишке в семье запойного сапожника, нещадно лупившего жену и сына.

Ребята были усердные и смышленые, но Евно из-за отсутствия средств просидел в реальном училище лишних четыре года, а Сосо, до 11 лет не говоривший по-русски, потерял два года, когда в церковно-приходской школе ввели преподавание на русском языке.

Однокашники их не жаловали. Ко всему прочему, обоих и, видимо, не без основания подозревали в наушничестве, и стена предвзятости, враждебности и презрения окружала их. Много лет спустя Сталин в беседе со своим биографом Эмилем Людвигом с редкой для себя откровенностью вспоминал унизительные обыски, постоянную слежку и иезуитские издевательства, "которые ему пришлось пережить в "пансионе", а фактически в казарме-монастыре для мальчиков" (Б.Илизаров). Если бы интервьюер пожелал повнимательнее присмотреться к стране, в которую он попал, он бы увидел, что ее создатель и вождь ничего не упустил из своих детских воспоминаний.

Красотой они, мягко говоря, не блистали. Портновского отпрыска природа одарила громоздкой рыхлой корпуленцией на хлипких ножках, одутловатым, по-азиатски желтым лицом, толстыми семитскими губами, африканским расплющенным носом и писклявым голосом. Если Бог в самом деле метит шельму, то малорослый и узкогрудый наследник сапожника был отмечен трижды: сросшиеся пальцы на ноге, высохшая левая рука и изрытое оспой лицо. Имелось и кое-что общее: оттопыренные уши, надвинутый на брови одновершковый лоб и появившиеся в более позднем возрасте ухоженные тараканьи усы (у Сталина, по Мандельштаму, "смеющиеся"). Но чем Азеф и Сталин действительно походили друг на друга, так это "тягостным впечатлением", необъяснимым чувством тревоги, которое они своей внешностью и повадками вызывали у самых разных людей. "Не дай Бог встретиться в лесу ночью", - писал Марк Алданов об Азефе, а прошедшая лагеря писательница Галина Серебрякова вспоминала о встрече со Сталиным: "Это ощущение возникло не теперь, после всего пережитого, оно зародилось в минуты первой встречи и определить его можно только одним словом - смятение".

Нелепый в своей уродливости, этнически уязвимый, остро чувствующий свою неуместность в любой компании, Евно вел себя с притворным безразличием, высокомерно и грубо, но каждый день шел в училище как на плаху. Тщедушный увечный Сосо был угрюм, неприветлив, крайне недоверчив и мстителен. Семинария стала для него полем боя. Его побаивались и обходили стороной. У Азефа глаза были на мокром месте. Он и взрослым мог прослезиться по любому поводу. Сталина никто никогда не видел плачущим.

Сосо был не чужд изящной словесности. Он сочинял и даже публиковал стихи. Однако юношеское увлечение не помешало возмужавшему Сталину физически уничтожить Осипа Мандельштама и Николая Клюева и глумиться над Анной Ахматовой. Иосиф Виссарионович - не единственный тиран, питавший слабость к поэзии. Роберт Конквест, автор "Большого террора", предложил "издать любопытный томик стихов Сталина, Кастро, Мао и Хо Ши Мина с иллюстрациями Адольфа Гитлера".

Азеф, в свою очередь, отличался удивительной памятью. Он знал все проходные дворы Петербурга и мог нарисовать подробнейший план любого места. Он никогда ничего не записывал в отличие от Сталина которого выручали бесчисленные блокноты. Уже в 20-е годы Сталин жаловался врачам на плохую память. После войны у него появились признаки склероза: в разговоре с Булганиным он забыл его фамилию (Л.Млечин). Отличная память - еще один сталинский миф. Не память у Иосифа Виссарионовича была замечательная, а злопамятность. Но в этом случае блокноты излишни.

Оба были неравнодушны к музыке. Их, пожалуй, можно назвать меломанами, правда, весьма своеобразными. Вкусы Азефа отличались банальностью и провинциализмом (М.Горький) и не поднимались выше канкана и феерических шоу. Любовь Сталина к народным песням сильно преувеличена. Если он и был почитателем фольклора, то главным образом тюремного, и обладал глубокими познаниями в дореволюционной блатной "классике" (И.Бунич). Азеф, проводивший время в кабаре и ночных клубов, был обольстителем кафешантанных див. Сталин, частенько посещавший Большой театр, отдавал предпочтение оперным примадоннам.

Несмотря на разницу в возрасте, с формальным образованием они покончили одновременно в 1899 г., правда, с прямо противоположными результатами. Один получил диплом инженера, другого отчислили из православной семинарии. Однако несколько раньше и, так сказать, экстерном они прошли обучение в одних "университетах": освоили науку ненависти, воспитали себя в презрении к чужой жизни и "вышли в люди", вышколенные сообразно запросам наступавшего века-"волкодава".

Оба были тщеславны, мстительны, коварны, безжалостны, не по годам прагматичны. Оба знали толк в интриге, преуспели в искусстве шантажа, научились молчать, хладнокровно ждать своего часа, безошибочно использовать человеческие слабости и самоутверждаться за чужой счет. А по части лицедейства вьюноши могли составить конкуренцию самому Нерону.

Грузин, мечтавший стать абреком, и еврей, тешивший себя надеждой получить европейское образование, - как все же много общего оказалось у этих так непохожих друг на друга молодых людей.

Они никогда не забудут унижений детства, никогда не избавятся от чувства неполноценности, жизнь проживут в постоянном страхе и злом одиночестве и запретят кому бы то ни было прикасаться к своему прошлому. О кудрявом мальчике из Симбирска наслышан каждый школьник, в то время как отрок из Гори остался для всего прогрессивного человечества неразгаданной тайной.

Слухи о связях Азефа с полицией появились задолго до бурцевских разоблачений. Проницательнее всех оказался профессор из Карлсруэ, который еще в 1893 г. сказал об Азефе: "Ах, этот шпион!" (Николаевский). Евно был находчив, снисходителен и невозмутим, партийные боссы стояли за него горой, но злопыхатели не унимались.

В 1908 г. тайное стало явным. Сотни доносов, дожидавшиеся своего часа в недрах департамента, остались на веки вечные рукотворным памятником великому стукачу.

Однако явление народу "Иуды ХХ века" не пропало втуне. Нашлось немало последователей, для которых его трудовая деятельность по совместительству стала бесценным руководством к действию, образцом для подражания.

Охранка, чуткая к умонастроениям революционных масс, не мешкая приступила к всероссийскому набору в сексоты, объявив, так сказать, "азефовский призыв". Преданный анафеме злодей сгинул где-то в Европе, но дело его здравствовало. В предреволюционное десятилетие социал-демократические партии кишмя кишели осведомителями. "У этой публики, - свидетельствует жандармский генерал А.И.Спиридович, - из десяти человек - девять в свое время были предателями".

В первую очередь моровое поветрие поразило вечно нищих большевиков. Когда в 1917 г. по распоряжению Александра Керенского открылись архивы охранки, из 12 агентов, обнаруженных в ближайшем окружении Ленина, 11 были названы поименно.

Очередь, стало быть, за 12-м.

Большевики подозревали "Ивановича"-Джугашвили ничуть не меньше, чем эсеры "Ивана"-Азефа. Да и как, скажите на милость, не грешить на молодого человека, который ничему не обучен, нигде не работает, имения, как Ленин, или богатого отца, как Троцкий, не имеет, на партийную кассу в силу своей незначительности рассчитывать не может, а между тем семью содержит, побеги из отдаленных мест совершает, по России и загранице раскатывает?

Откуда деньги, Йося?

Посвящение в фискалы состоялось весной 1899 г., когда изгнанный из семинарии Сосо заложил всех членов подпольного кружка. Впоследствии достойный ученик Лойолы объяснил свой донос тем, что только так можно было сделать из них настоящих революционеров!

Официальные биографии Иосифа Виссарионовича более всего напоминают жития святых. Троцкий писал: "После биографии Иисуса Анри Барбюс написал биографию Сталина, которая ценна лишь тем, что показывает Сталина таким, каким он хочет казаться". Состряпанные партийными холуями под редакцией главного читателя, эти акафисты содержат в себе немало загадочного и двусмысленного. Корифеем этого жанра считается Лаврентий Берия, который в опубликованном в 1935 г. жизнеописании Сталина впервые поведал миру о шести арестах, шести ссылках и пяти побегах вождя.

Присмотримся повнимательнее к бериевским подсчетам.

Первый арест в 1902 г., первая ссылка на три года в Иркутскую губернию. Спустя пять недель после прибытия на место, в январе 1904 г., человек кавказской наружности, с сильным грузинским акцентом, с ксивой на имя русского мужика, в демисезонном пальто, с отмороженными ушами и носом бежит без единой помехи через всю империю прямиком ... в Тифлис!

Чудны дела Твои, Господи!

Вот и Троцкий удивляется возвращению Кобы в город, где по статистике он должен был попасться через полгода. Так то по статистике, а по Берии, в 1904-1908 гг. беглый ссыльный разгуливает на воле, пересекает границы, вояжирует по Европе и принимает участие в большевистских конференциях, находящихся под неусыпным оком охранки. И все эти номера Сталин выкидывает в те четыре года, на которые - помимо всеобщих стачек, эксов, разгрома легендарной авлабарской типографии и "кровавого воскресенья" - приходится, между прочим, и первая русская революция.

Дальнейшее смахивает на театр абсурда.

Второй арест в 1908 г. Джугашвили получает два года ссылки (меньше, чем в первый раз), и не в Сибирь, а в Вологодскую губернию, и, ясное дело, бежит на Кавказ.

В 1909 г. третий арест, и все повторяется, как по нотам: два года, Вологда, Кавказ.

В 1911 г. четвертый арест. И месяца не прошло, как убит Столыпин. Охранка стоит на ушах, а закоренелый рецидивист препровождается в Вологду отсиживать неотсиженное. Верный своим привычкам Джугашвили делает ноги и посреди зимы в шляпе и легком пальтишке бежит погреться в родной Тифлис.

В 1912 г. пятый арест. Ссылка на четыре года в Нарымский край. Никак конец лафе? Ничуть не бывало! Коба дал деру в пятый раз и без документов трижды за четыре месяца "челночным" методом пересек границу между Петербургом и Краковым.

Ну и как прикажите понимать эту шитую белыми нитками десятилетнюю игру в поддавки?

..................

Сталин знал, что делал. На три открытых процесса он вывел цвет партии, ближайших соратников Ленина и, ни мало не заботясь о соблюдении законности, казнил их на глазах у всего цивилизованного мира, невозмутимо продемонстрировав наклонности вурдалака. И он же сделал из своего прошлого страшную тайну и трясся над ней, как Кощей над кончиком иглы.

Потому что великому человеку простительно большое кровопускание, но не мелкое паскудство. Потому что вождю мирового пролетариата позволительно быть душевнобольным, палачом, упырем, кем угодно, но только не шестеркой на побегушках у жандармов!

Вряд ли из-за 30 сребреников и, уж конечно, не по идейным соображениям Коба подался в стукачи. Сообразить, что самый верный путь к власти в подпольной организации лежит через полицейский околоток, большого труда не составляло, и осведомитель на добровольных началах, взяв в союзники жандармов, избавлялся от соперников, сводил счеты с врагами и выдавал товарищей.

В охранке знали ему цену. В конце концов он зарвался. Каплей, переполнившей чашу терпения, стал донос, который Сталин, интригуя против самого ценного полицейского агента в лагере большевиков Романа Малиновского, через голову своего куратора Виссарионова отправил зам. министра МВД Д.Золотареву. Приговор Золотарева был строг, но справедлив: "Этот агент ради пользы дела должен быть сослан в Сибирь. Он напрашивается на это" (Орлов). Сталина моментально повязали и под белы руки сплавили в Туруханский край. "В ссылку, - пишет Троцкий, - Сталин уезжал со стиснутыми зубами". Прогулкам в Вологду и обратно пришел конец. На берегах Курейки Коба благополучно просидел до Февральской революции, ни разу не попытавшись бежать.

Сталин мнил себя небожителем, а на самом деле был рабски зависим от общественного мнения. Иначе зачем ему понадобилось переписывать историю, фальсифицировать факты и стирать прошлое из памяти целого поколения?

Во многом он преуспел. Свидетели его тайн развеяны в лагерную пыль, чудом сохранившиеся документы вызывают ожесточенные споры, но одно несомненно - Сталину в отличие от Азефа сказочно повезло: не нашлось на Иосифа Виссарионовича своего Владимира Львовича Бурцева!

ЧАСТЬ 6. СТРАХ

Сколько они себя помнили, их преследовал страх.

Евгений Эрман

Евно впитал его с молоком матери. Это было унаследованное от предков смутное чувство навязчивой и необъяснимой тревоги, безотчетной, неуправляемой, ничем не оправданной и никак не связанной с угрозами внешнего мира. Мучительное желание освободиться от этих страхов привело Азефа к отчаянной авантюре, к многолетнему балансированию над пропастью. И все же ожидание неведомой напасти невыносимее очевидной опасности, и поэтому, как считает автор книги "В сетях террора" Анна Гейфман, когда на смену невнятной боязни приходило острое ощущение постоянного риска, Азеф испытывал заметное облегчение.

В противоположность Евно страх маленького Сосо имел вполне конкретную причину. Смятение наступало в ту минуту, когда на пороге появлялся пьяный отец. Унизительный страх быть избитым Сталин преодолевал единственным способом - бил первым. "Бить" было его любимым словом. Американский психоаналитик Д. Ранкур-Лаферриер цитирует выдержку из сталинской речи на полстранички, в которой слова, производные от этого глагола, повторяются 17 раз. Меньшевик Ираклий Церетели, пародируя сталинский акцент, острил, что в устах Кобы известная фраза "бытие определяет сознание" звучит как "битие ..."

Не счесть людей, которых лупили в детстве. Если бы преступления были обязательным следствием младенческих страхов, мир состоял бы сплошь из злодеев. Азеф и Сталин жили со своими страхами всю жизнь, и чем настойчивей они пытались от них избавиться, тем навязчивей становилась эта зависимость, толкавшая их от вероломства к вероломству, от убийства к убийству.

Азеф, мечтавший о жизни барина - богача, игрока, покровителя певичек, оказался в водовороте полицейско-эсеровского противоборства и кончил свои дни изгоем.

Целью Сталина была абсолютная власть, потому что власть, ограниченная чем-либо, не спасала от бесчисленных врагов, которых плодило его параноидальное сознание. Он жил, оставляя вокруг себя выжженное пространство, и незадолго до смерти пожаловался своему охраннику: "Чаю попить не с кем".

Конспираторы, каких поискать, они проверялись на каждом шагу, никогда не садились спиной к двери и не оставляли следов. Азеф ничего, кроме доносов и писем, не подписывал, ни разу, за единственным исключением, публично не выступал и из тридцати подготовленных им терактов ни на одном не присутствовал. Сталин непосредственного участия ни в одной экспроприации не принял. В канун Октябрьского восстания так и не появился в Смольном. Умудрился не поставить своей подписи под пактом с Германией. Расстрельные списки визировал последним, как бы под давлением подельников.

И все же нельзя не признать, оба они были не робкого десятка. Не мог Азеф, на каждом шагу празднуя труса, 16 лет ходить по лезвию ножа. Тем более Сталин, который видел смысл существования в непрекращающейся "битве с действительностью" (Эмис).

Однако постоянное испытание страхом до добра не доводит, и им не понаслышке были знакомы парализующие приступы малодушия, вызванные предчувствием реальных и мнимых угроз. Они - не герои, презирающие собственную смерть. Они - убийцы, презирающие чужую жизнь.

Сталин представляет собой редчайший клинический случай. Непроницаемый, невозмутимый, застегнутый на все пуговицы иезуит, подверженный припадкам слепой ярости; параноик, с бухгалтерской точностью просчитывающий многофигурные, психологически точно выстроенные интриги; безумец, который временами обнаруживал удивительную логическую убедительность, последовательность, благоразумие и прекрасное знание человеческих пороков; осмотрительный политик, уничтоживший на пороге войны командный состав своей армии; хладнокровный палач, панически боявшийся собственной смерти.

Иными словами, любая судебно-психиатрическая экспертиза имеет все основания признать Сталина вменяемым, но этим никак не отменяется диагноз В.М.Бехтерева, нашедшего у него в 1927 г. паранойю. Выдающийся психиатр оказался прав, и вечером того же дня был убит.

ЧАСТЬ 7. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ АГЕНТА

Христос-- лишь догмат, Иуда -- руководство к действию.

Юрий Давыдов

"...никакого Алексеева И.В. в природе не существовало. В 30-е годы назвать провокатора "незаурядной личностью" мог отважиться только один человек в Советском Союзе. И, как не трудно догадаться, имел он в виду не ординарную Серебрякову и не уникального Азефа, а себя самого - гениального Сталина И.В., который воспринимал революционное движение "в разрезе" собственной жизни - и никак иначе!

Отдельную главу Сталин посвятил психологическому портрету агента. Он наделил его чертами характера и талантами, совершенно бесполезными для кулака, ученого или литератора, но в высшей степени необходимыми "профессионалам" типа Азефа, Серебряковой и - страшно вымолвить! - самого автора.

"Безупречная выдержка", "огромная сила воли", "постоянная раздвоенность сознания", "чувство превосходства" по отношению к своему шефу, "гордость от обладания тайной", наконец, редкостное умение подставлять других вместо себя, валить на них свои грехи и поражения, создавать "ложные мишени" - всеми этими дарованиями, заметьте, автор по-царски одарил стукача и двурушника!

Сталин просто так ничего не делал. Зачем же ему понадобилось ворошить прошлое? С какой целью в лихую годину "великого перелома" в погибающей от голода стране он нашел время для издания странной брошюры, в которой с пафосом и страстью, с нюансами, делающими честь проницательности автора, с глубоким знанием предмета и обезоруживающей откровенностью выставил на всеобщее обозрение ... автопортрет?!

"Ложная мишень", по Сталину, равно как и известная в психоанализе "проекция", "перенос", "отождествление", - есть защитный механизм, позволяющий перенести, спроецировать собственные страхи и агрессию, пороки и преступления на других людей, а их достоинства, успехи и благородные поступки присвоить, предъявить как свои. "Окружающие люди становились своего рода свалкой для собственных недостатков Сталина", - пишет Д.Ронкур-Лаферриер.

Патология Сталина - не исключение, не редкость. Все мы похожи друг на друга, все мы в той или иной степени анормальны. Однако Коба - готовый клиент психотерапевтического кабинета - от здоровых людей отличался тем, что в проекциях и отождествлениях себя не узнавал, он словно растворялся в них. Отстраняясь от реальности, погружаясь в иллюзорный мир, спасаясь от преследующих воспоминаний "бегством в болезнь" (Д.Ронкур-Лаферриер), он всецело верил в выстроенные им ложные мишени, и они начинали жить в его подкорке самостоятельной, отдельной жизнью. Этим, пожалуй, можно объяснить шокирующую легкость, с какой он саморазоблачился в книге о Серебряковой. "Все факты и воспоминания, которые Сталину приходилось подавлять в себе, потому что им не было места в "гениальном" Сталине, в его воображении могли быть перенесены на образ врага и таким образом в его сознании проецировались на реальных людей в его окружении, которых он называл врагами" (Р.Такер).

Ну уж с этим у генсека проблем не было. Все, кто имел несчастье попасть в поле его зрения, рано или поздно становились заложниками его мстительной памяти, паранойи и садистских наклонностей. Одни до поры, до времени не догадывались об этом, другие надеялись, что пронесет, но каждый из них, всяк в свою очередь, садился на скамью для подсудимых личным врагом т. Сталина, а вставал с нее врагом народа.

А потому нет ничего невероятного в том, что больная фантазия Сталина собрала под одной обложкой трех супостатов, подставив их в качестве ложной мишени. Выбор был совершенно произволен и, видимо, объяснялся тем, что абстрактный безымянный кулак и главные фигуранты двух недавних процессов Рамзин и Суханов были у всех на слуху. Для вящей убедительности автор "братскими узами" связал троицу с их "праотцем" Азефом. "Провокатор, - говорим мы, - родственно близок кулаку и вредителю", - писал "Алексеев".

Так окольным путем, через подмены и промежуточные звенья, воображение перенесло все, от чего Сталину хотелось избавиться, на истинную мишень, родственную душу, аlter ego, брата-близнеца Азефа".

ЭПИЛОГ

Они умертвили в себе Бога и человека, но абсолютную свободу так и не обрели, и Сталин лихорадочно переписывал историю, а Азеф, рискуя стать посмешищем, пытался отмыть свое безнадежно скомпрометированное имя.

Евгений Эрман

Спору нет, несопоставимы их деяния и свершения, роль и место в истории, границы вседозволенности и уровень всевластия, несоизмерим калибр личности, степень поклонения, магия имени и масштаб душегубства. Азеф, конечно, Сталину в подметки не годится. Оборотень, сдавший несколько сотен своих знакомых и взорвавший несколько десятков царских чиновников, и - державный маньяк, истребивший миллионы соотечественников и депортировавший целые народы. Мастак на все руки и фискал на все времена, и - фальсификатор всех времен и фараон всех народов.

Сам факт сближения двух отечественных вурдалаков, упоминание их имен через запятую одни воспримут как святотатство, другие - как надуманное уподобление несравнимого. Азеф не снискал ничего, кроме брезгливого любопытства потомков. Незабвенный Иосиф Виссарионович, как это ни прискорбно, продолжает оставаться властителем больных умов и душ, имея единственного конкурента в лице Адольфа Алоизовича.

Последние десять лет Азеф прожил как частное лицо. Чудом избежав мести эсеров, он ударился в бега, шарахался от каждого русского слова и жил по поддельным документам. Два года просидел в тюрьме. Выйдя на свободу, заболел острым воспалением почек. В апреле 1918 г. в возрасте 49 лет умер на больничной койке и от греха подальше был похоронен в безымянной могиле под номером 446.

Последние десять лет сталинской жизни были сплошным торжеством. Его 70-летие отмечалось всем "прогрессивным человечеством". Казалось, этот "праздник" всегда будет с нами.

За две недели до начала процесса, который должен был войти в историю как "дело врачей", охрана обнаружила Сталина на полу в луже мочи в бессознательном состоянии. Он умирал пять дней, и весь мир напряженно вслушивался в "дыхание Чейн-Стокса". В окружении детей, врачей и соратников, парализованный, облепленный пиявками, возможно, отравленный, идол до последнего вздоха остался верен себе: со смертного одра погрозил пальцем враз струхнувшим членам Политбюро; лежа в гробу, "продолжал заниматься тем единственным делом, в котором действительно знал толк: уничтожать советских людей" (Эмис), и напоследок, потеснив Ленина, улегся в Мавзолее.

В аду у каждого из них свой круг знакомств, своя компания, и невозможно даже в порядке бреда представить себе старушек, бегающих по улицам с портретами Евно Фишелевича.

И все же не сочтите за труд еще раз прочитать эпиграфы.

По сути, наши герои отличаются друг от друга разве что только тем, что один был весьма удачлив в начале пути от человека к удаву, а другой триумфально завершил это превращение.

ИСТОЧНИКИ:

1. http://lib.ru/RUSSLIT/ALDANOW/azef.txt

Марк Алданов "Азеф", Париж, 1936г.

2. http://magazines.russ.ru/znamia/1998/11/david.html

Юрий Давыдов "Бестселлер", Знамя, 1998г.

3. http://www.muza-usa.net/2008_35-36/2008-35-36-08-B.html

Евгений Эрман "Из жизни замечательных нЕлюдей"Terra Nova, N35-36, Октябрь-Ноябрь 2008

4. http://www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotm049.htm

Лев Троцкий "Крах террора и его партии"

6. http://shiropaev.livejournal.com/41689.html

Алексей Широпаев "Россия:от Ивана Грозного до майора Евсюкова"

Опубликовано на сайте независимого Медиа-Центра INDYMEDIA

Известные Отцы : другие произведения.

Азефовщина как феномен русской жизни. Два великих провокатора - Евно Азеф и Иосиф Джугошвили

Комментарии: 5, последний от 30/04/2019. © Copyright Известные Отцы Размещен: 21/08/2010, изменен: 21/08/2010. 70k. Статистика. Статья: История		Оценка: *8.005** Ваша оценка:
Аннотация: По страницам книг Марка Алданова "Азеф" и Евгения Эрмана "Из жизни замечательных нЕлюдей"