Аннотация: Любому широкомыслящему человеку было кристально ясно, что подобное событие должно знаменовать окончание некого периода - а если повезет, то и начало нового.
Напрасно историки и этнографы твердили, что концепция конца света была чужда народу Майя. Напрасно намекали, что завершение их календаря определенным днем могло означать всего лишь то, что жрецы поленились считать дальше. Все знали, что история - наука не точная, можно сказать, и не наука вообще, и мало ли что эти зануды придумывают. Все также знали, что этнографы попросту строят теории о людях, которых в глаза не видели. Напрасно астрономы утверждали, что 'редчайшее астрономическое явление не повлечет за собой никаких природных катаклизмов' - откуда им знать? Ведь никому из них не довелось наблюдать подобное явление в прошлый раз, двадцать шесть тысяч лет назад. Те же астрономы сами подтвердили, что к двадцать первому декабря две тысячи двенадцатого года звезды действительно выстроятся в одну линию, как и предсказано. Любому широкомыслящему человеку было кристально ясно, что подобное событие должно знаменовать окончание некого периода - а если повезет, то и начало нового.
Расходились лишь во мнениях о том, в какие конкретно ужасы выльется грядущая перемена. Самые убежденные спорщики, не желая дожидаться назначенного часа, отправлялись за точным ответом в высший суд и непременно старались прихватить с собой оппонентов. За ними последовал ряд упрямцев, не желающих должным образом готовить душу ко встрече Судного Дня - некоторых людей просто невозможно заставить делать то, что им же на пользу. Священники и владельцы похоронных бюро были загружены работой по горло. Те люди, которым удавалось не ввязаться в спор и избежать встречи с настойчивыми спасителями, торопливо запасали соль, спички, консервы, оружие и портативные электрогенераторы. Соответствующие отрасли экономики переживали небывалый подъем.
И вот настал великий день, и все в мире замерло в ожидании. Астрономы прильнули к экранам телескопов. Собственно, они от этих экранов не отрывались последних восемь месяцев. Примерно в десять часов вечера по Гринвичу уставшие от долгого бесплодного ожидания люди услышали странный звук, раздававшийся словно бы одновременно со всех сторон. Звук понемногу становился громче, одновременно слегка - совсем слегка - меняя тональность. Сложно передать, что творилось в это время в умах и душах людей, не говоря уже - на улицах и площадях. Панике не поддались, пожалуй, лишь те же астрономы, да еще жители Нью Йорка. Первые, сидя в своих лабораториях, только и заметили, что какие-то посторонние звуки отвлекают их от работы, а для вторых непрекращающийся грохот мало что изменил в ежедневной жизни.
Через несколько недель, однако, всем стало ясно, что, во-первых, шум вовсе не собирается прекращаться, а во-вторых, что никаких серьезных последствий он не имеет. Представители различных сект, конечно, обиделись и немного пошумели, а кое-кто даже попытался устроить конец света собственными усилиями, но в целом ничего из ряда вон выходящего не произошло. За следующие несколько лет постоянный грохот, постоянно и плавно изменяющийся то по громкости, то по тональности, стал частью жизни человечества в той же мере, что и ветер или уровень солнечной радиации. Дети перестали бояться, коровы снова начали доиться, ученые обрадовались новому феномену и принялись просить гранты на его подробное изучение. Иногда звук стихал на часок, но тут же возобновлялся с прежней интенсивностью.
Еще через десяток лет наступил первый длительный - около недели - перерыв, и после этого периоды тишины начали повторяться в среднем раз в два-три года. А еще полвека то, что посчитали очередным перерывом, оказалось окончательным возвращением к былой тишине. Поскольку с двенадцатого года уже успело вырасти не одно поколение людей, то далеко не все восприняли отсутствие грохота как событие положительное. Психиатрам опять прибавилось работы.
Между тем, астрономы, физики и им подобные люди, предпочитающие пошлые математические расчеты возвышенным поискам истины, не прекращали исследований. Как порой случается, серьезное открытие в этой области сделал вовсе не маститый ученый, а молодой студент, решивший однажды от нечего делать прогнать ускоренную запись первых двадцати лет грохота через программу по поиску шифрованых сообщений в радиопереговорах. Молодому человеку, впрочем, так и не удалось опубликовать свои выводы. Все серьёзные периодические издания требовали, в виду молодости и неопытности исследователя, чтобы результаты его работы были сначала оценены кем-либо из более авторитетных лиц. Однако более авторитетные лица, хотя и не могли найти никакой ошибки в действиях студента, все же не решались поставить своё имя под статьей, опасаясь потерять честно заработанный авторитет.
Один за другим, ученые просматривали информацию о дешифровальной программе, затем доказательства аутентичности используемой молодым человеком записли грохота, и один за другим соглашались, что результаты должны иметь неоспоримое научное значение. Затем они включали динамики, и после непродолжительного прослушивания спрашивали:
- И вот это вы собираетесь публиковать?
А потом, вернувшись домой, каждый хорошенько напивался - порой впервые за долгие годы. И все равно долго не мог уснуть, с замиранием сердца вспоминая слова:
- По порядку номеров - рррасчитайсь! Первый! Второй! Третий!..
И только одна мысль немного успокаивала их, напивающихся, но не умевших опьянеть: если бы солдат подняли по боевой тревоге, вряд ли их стали бы заставлять расчитываться.