Аннотация: Соавторы определяют жанр этого остросюжетного романа как сочетание фантастики с криптоисторией. Вторую часть можно прочесть в разделе Джи Майка, вот здесь Комментарии приветствуются.
Глава первая
Около девяти утра телефонный звонок вырвал Серёгу из сна.
- Машина уже выехала, Сергей Павлович, - донёсся из трубки голос Пахомова. - Наша, милицейская. Так что собирайтесь и ждите, скоро будет.
- Для чего ждать? - не врубился спросонья Серёга, - какая машина, куда выехала, зачем?
- За вами выехала, - уточнил Пахомов. - Собирайтесь, пожалуйста, в пути вам всё объяснят.
Пахомов был следователем, он вёл дело об исчезновении Ольги. За два года, которые это дело тянулось, Серёга успел проникнуться к следователю тихой ненавистью. Тогда, два года назад, Серёга работал в банке. Он был на хорошем счету, и в скором будущем ему прочили должность начальника финансового отдела. Работать он любил и умел, обязанности свои знал досконально и выполнял неукоснительно. Работы было много, иногда приходилось оставаться в офисе допоздна, но обычно Серёга покидал банк вовремя и спешил домой. Там его ждали дети и любимая женщина.
Всё оборвалось в один день, в тот проклятый день, когда выскочившая на десять минут к метро за сигаретами Ольга домой не вернулась. Поначалу, пока ещё была надежда, Серёга изо всех сил старался крепиться и держать себя в руках. Однако горе в одночасье превратило его из немногословного и степенного мужика в замкнутого угрюмого молчуна и нелюдима. Серёга заставлял себя ходить на службу, но работа валилась из рук. Он начал делать ошибки, и всё чаще и чаще приходилось под сочувственные взгляды сослуживцев получать выволочки от начальства. Больше года такое положение вещей терпели. Наконец, Серёгу вызвали к кадровику, и тот, пряча глаза, предложил написать заявление по собственному желанию...
Когда прошло несколько часов, а Ольга всё не возвращалась, Серёга принялся звонить её подругам и сослуживцам. Никто ничего не знал. К полуночи Серёга кое-как уложил детей спать и позвонил Ольгиным родителям. К тому времени, как они примчались на такси, он уже обзванивал больницы и морги. В три ночи, оставив тёщу с детьми, Серёга с тестем рванули в районное отделение милиции. Там сонный дежурный нудным голосом объяснил, что дела об исчезновении родственников возбуждаются самое раннее по истечении трёхдневного срока со дня пропажи, а до тех пор оснований волноваться никаких нет.
- Всякое бывает, - неторопливо говорил дородный усатый сержант. - Пропадёт дамочка, погуляет, погуляет да и назад вернётся. Дело, дорогие граждане, житейское, бабское.
Серёге показалось, что ему дали пощёчину. Впервые за много лет он потерял самоконтроль и, перегнувшись через барьер, отделяющий дежурного от посетителей, схватил сержанта за грудки.
- Ты что творишь! - заорал тот, побагровев. - А ну, отпусти по-хорошему. Прими руки, я сказал!
Этим дело и ограничилось. Усилием воли придя в себя, Серёга отпустил сержанта, и подоспевшие на шум напарники надевать на него наручники не стали.
В виде исключения дело возбудили на следующий же день - этого добился нанятый за сумасшедшие деньги адвокат.
Дело передали в прокуратуру и спустили старшему следователю Пахомову. В течение следующей недели двое приданных Пахомову оперативников обошли квартиры Серёгиного дома и опросили жильцов. Опрошены были также владельцы всех окрестных собак, выгуливающие питомцев на пустыре между Серёгиным домом и метро "Проспект просвещения". Поговорили и с группой неблагополучных подростков, вечно отирающихся под грибком на заброшенной детской площадке, расположенной на том же пустыре. Однако никаких результатов опросы не дали. Ни подпирающие подоконники любознательные старушки, ни собаковладельцы, ни кандидаты в колонию для малолетних не видели женщину двадцати восьми лет в жёлтом плаще, путь которой неминуемо должен был пройти через пустырь.
Серёга взял на работе отпуск и первое время дневал и ночевал в прокуратуре, так что Пахомову зачастую приходилось от него скрываться. Первые дни Серёга верил, что Ольга найдётся, потом заставлял себя верить. Он выдвигал сумасшедшие версии, пытаясь убедить себя, что произошло что-то совершенно невероятное, но всё же возможное, и приставал с этими версиями к следователю.
- Бывает, и так бывает, - авторитетно подтверждал Пахомов гипотезу о похищении Ольги инопланетянами. - С моё бы послужили, знали бы, что и не такое бывает. Вы бы шли домой, Сергей Павлович, нечего здесь сидеть, надо будет - я сам вас вызову.
Вечерами опустошённый, одуревший от бессонницы и недоедания Серёга возвращался в пустую квартиру (детей забрали Ольгины родители) и немедленно лез в холодильник за водкой. Пил один, заедая, чем придётся, до тех пор, пока было что пить или пока не валился в отключке. Друзьям, предлагавшим приехать помочь, он отказывал. Реальной помощи они оказать ему не могли, а от одной мысли о том, что придётся переносить чьё-то наигранное сочувствие, Серёгу физически мутило. Он не мог и не хотел никого видеть, даже детей. Пару раз приезжала мгновенно постаревшая на десяток лет Ольгина мама, привозила немудреную еду. Серёга благодарил и, обменявшись с тёщей парой незначащих фраз, снова уходил в себя. Он знал, что тёще с тестем не легче, но на сближение не шёл. Отношения между ним и родителями жены всегда были натянутыми, не наладились они и теперь.
На десятое утро после исчезновения жены забывшегося пьяным сном Серёгу разбудил настойчивый звонок в дверь. С трудом заставив себя подняться, он поплёлся открывать.
- Дядя Серёжа, - кричал за дверью Вовка, соседский пацан, - дядя Серёжа, мама сказала, чтобы вы на улицу срочно шли. Там милиция приехала, и что-то говорят про тётю Олю.
В чём был, Серёга метнулся вон из квартиры, оттолкнул Вовку и скатился вниз по лестнице. Перед подъездом стояла редкая группа жильцов, которую теснил в сторону участковый милиционер. Неподалёку приткнулась скорая помощь с распахнутой настежь задней дверью, и в неё двое санитаров подавали крытые белой простынёй носилки. Третий, находящийся в кузове и снаружи почти не видный, принимал.
Расталкивая соседей, Серёга метнулся вперёд, пихнул в грудь стоящего на пути участкового и бросился к носилкам.
- Назад! - заорал ему в спину милиционер. - Назад, я сказал, сука!
Не обращая внимания, Серёга в три прыжка преодолел расстояние до скорой и рванул покрывающую носилки простыню. Что было дальше, он не помнил, и очнулся лежащим на тротуаре после того, как кто-то плеснул ему в лицо стакан воды. Голова раскалывалась, перед глазами плыли радужные круги, и Серёга сообразил, что спохватившиеся санитары наверняка приложили его по морде. Но это было пустяком, потому что страшное раздутое лицо старой мёртвой бомжихи, которое он увидел, сдёрнув простыню, не имело ничего общего с Ольгиным.
- Жена у него ушла. Из дома вышла и пропала, значит, двух недель ещё нет, - услышал Серёга голос соседки, объясняющей ситуацию участковому. - Извёлся он весь, бедный, такое горе, господи. Двое детей. Танечка нынче в школу пошла, а Димка - тот на год младше. Сиротки.
Последнее слово прозвучало как приговор. Именно в этот момент Серёга отчётливо понял, что Ольга уже не вернётся.
Ещё через три дня Пахомов вызвал Серёгу в прокуратуру повесткой. Войдя в кабинет, он прошёл к столу, вяло пожал следователю руку и безразлично опустился на стул.
- Скажите, Сергей Павлович, - спросил Пахомов, протягивая Серёге фотографию, - вам знакома эта вещица?
Серёга чуть не выхватил карточку у следователя из рук. На ней был изображён браслет, тот самый, который он подарил жене на годовщину свадьбы. Браслет был серебряный, и делали его по заказу. Спутать Серёга не мог - он сам рисовал ювелиру эскиз застёжки - пальмовую ветку с качающейся на ней обезьянкой.
- Это её, это Олин браслет, - Серёга почувствовал, что вновь обретает утраченную надежду. - Он был на ней, когда... Скажите, откуда это у вас? Что случилось, где вы его нашли? Или, может быть...
- Не волнуйтесь, Сергей Павлович, - проигнорировал вопрос Пахомов и протянул Серёге ещё одну фотографию. - Ничего пока не произошло. Скажите, вы знаете вот эту гражданку?
На снимке в полный рост была запечатлена стройная молодая женщина в пёстром сарафане, небрежно опирающаяся на парапет набережной. В её облике было что-то неуловимо знакомое, однако Серёга мог бы поклясться, что не знает её.
- Я с ней не знаком, - сказал он хрипло. - Прошу вас, ответьте на мой вопрос. Это же Олин браслет.
- Да, браслет её, - подтвердил следователь. - Ваша теща его уже опознала. А вот насчёт женщины вы неправы - вы её знаете. Это Тамара Олеговна Пегова, жительница Омска, исчезнувшая и объявленная в розыск около трёх лет тому назад.
- Клянусь, я не знаю никакой Пеговой. Но причём здесь она, в конце концов?
- Я неверно выразился, извините. Вы не знаете Пегову, и я вам верю. Но вы, тем не менее, её видели. Три дня назад её труп обнаружили в подвале вашего дома. А браслет - на нём, кстати, сломана застёжка... Та самая, с обезьяной. Так вот, браслет вашей жены оказался при ней.
- О, господи, - опешил Серёга. - Не может быть. Ерунда какая-то. Я видел старую бомжиху лет, по крайней мере, шестидесяти. Мёртвую. Чёрт, пойди определи её возраст, да я и видел её секунду или две, потом...
- Я знаю, что было потом, - прервал Пахомов. - Это не имеет значения. Но вот что получается, Сергей Павлович. По результатам вскрытия смерть Пеговой наступила в тот самый день, когда исчезла ваша жена Ольга Самарина. Ольга покинула квартиру без четверти десять вечера, и больше её никто не видел. А Пегову как раз видели. До того, как исчезла ваша жена, и в непосредственной близости от вашего дома. С уверенностью никто сказать не может, но по крайней мере три человека полагают, что это была она. Вас это не наводит на размышления, Сергей Павлович?
- Вы на что намекаете? - кровь бросилась Серёге в лицо. - Вы что, хотите сказать, что Оля убила эту старуху? Вы что себе позволяете? - Серёга привстал со стула и навис над Пахомовым, опёршись руками о край стола. - Вы отдаёте себе отчёт?..
- А ну, спокойно! - Пахомов отодвинул стул и резко встал. - Я ни на что не намекаю и прошу вас, не забывайтесь. Сядьте немедленно!
Серёга опустился на стул, он уже ничего не соображал и лишь оторопело смотрел на следователя.
- Так-то лучше, - сказал Пахомов. - Никто ни вас, ни вашу жену ни в чём не обвиняет. К тому же, Пегову не убивали, она, к вашему сведению, умерла естественной смертью. С браслетом вашей жены, запутавшемся в те тряпки, что были на ней.
- Естественной смертью? Извините, я не понимаю. Как это естественной? Отчего?
- По заключению врачей, от острой сердечно-сосудистой недостаточности. На момент смерти ей было двадцать девять лет. Но состояние организма как у семидесятилетней старухи. Скажите, перед исчезновением вы не заметили за вашей женой каких-либо странностей? Может быть, она волновалась? Звонила кому-нибудь незнакомому или звонили ей?
- Вы сотню раз задавали этот вопрос, - сказал Серёга устало. - Ещё раз повторяю - нет, нет и нет.
- Хорошо, Сергей Павлович. Спасибо, вы можете идти. Я буду держать вас в курсе дела.
Пахомов вызывал Серёгу ещё несколько раз, снова затевал разговор о браслете, о покойной Пеговой, о поведении Ольги. Но ничего нового больше не сказал. А потом и вызывать перестал. До того самого утра, когда позвонил и сообщил, что выслал за Серёгой машину. Между этим днём и исчезновением Ольги прошло почти два года.
За эти два года Серёга, спортивный, уверенный в себе мужик, любящий муж и отец, превратился в угрюмого неопрятного алкоголика без определённых занятий и планов на будущее. О будущем он вообще старался не думать. Настоящее день за днём медленно проплывало мимо в алкогольном дурмане. Оставалось прошлое, и фактически Серёга жил лишь воспоминаниями о нём.
С Ольгой они познакомились на первом курсе университета, в который только что отслуживший Серёга приехал поступать из Рязани.
Серёгой его называли с детства. Имя как нельзя больше подходило к серьёзному раздумчивому мальчугану, немногословному и умеющему за себя постоять крепышу. Повзрослев, он настолько привык к такому звучанию, что и при знакомстве представлялся всегда не Сергеем или Серёжей, а именно так - Серёгой.
Серёгины родители умерли рано. Он был поздним ребёнком, и в тринадцать лет потерял отца, не пережившего подстерегающий пятидесятилетних мужиков коварный первый инфаркт. Не прошло и полугода - вслед за отцом ушла мать. Серёгу подняла тётка, незамужняя сестра отца, она и в армию проводила. Проводила, да вот не встретила, и демобилизовался Серёга уже круглым сиротой, не имеющим ни одного родственника в придачу.
Образование далось ему нелегко. С самого первого дня в университете вынужденный зарабатывать на жизнь Серёга где только и кем только не подрабатывал. Он и разгружал вагоны по ночам, и ворочал бочки с солёными огурцами в продуктовых, и клеил в квартирах обои, подряжаясь в шабашные бригады. Однокурсники, как и положено студентам, ухлёстывали за девушками, крутили лёгкие романы, много и часто выпивали вскладчину на многочисленных вечеринках. Серёга большинства студенческих мероприятий старательно избегал, предпочитая потратить драгоценное время на сон, нежели, чем на пьянку. Поначалу сокурсники сторонились его, принимая за человека со странностями, но после окончания первого семестра отношение изменилось.
Зимнюю сессию Серёга неожиданно сдал на одни пятёрки, чем вызвал немалое удивление всех, видевших в нём недалёкого и не слишком способного провинциала.
- Зубрила, - пренебрежительно отзывались о нём молодые львы экономического факультета. - Пенёк рязанский.
Новый Год решили праздновать всей группой. Собраться предстояло в Комарово, на даче, принадлежащей отцу Оли Шведовой, профессору факультета прикладной математики. На этот раз Серёга решил не отказываться, и к десяти вечера он и ещё двое общежитских парней вместе с компанией из шести девчат высыпали из пригородной электрички на комаровский перрон. Идти до дачи было недалеко, и, перебрасываясь шутливыми репликами, компания двинулась в путь. Однако не успели студенты отойти от станции и двухсот метров, как дорогу им преградили три внушительного вида фигуры.
- А ну, парни, закурить дайте, - произнёс, материализовываясь в свете фонаря, рослый субъект в ватнике и криво сидящей на голове кепке. - Что молчите, языки отнялись, что ли?
- Слышь, Пача, - вступил второй, пониже ростом, с наглой блатной улыбкой на квадратном веснушчатом лице, - а тут клёвые тёлки. Тёлками поделитесь, братва, - продолжил он, длинно цыкнув в сторону слюной. - Вас трое, нас трое, аккурат на всех хватит. Я вот эту возьму, беленькую, я вообще блондинок люблю.
- Ладно, ребята, дайте пройти, - сказал Валька Астафьев, Серёгин сосед по комнате в общаге. - Чего вы, в самом деле, Новый Год скоро, мы опаздываем. Держите вот, курите, - Валька протянул пачку "Явы" рослому, - а мы пойдём.
- Ты, падло, чего нам хрень суёшь? - вывернулся из-под руки Пачи третий, тощий субъект с длинным дёрганым полудегенеративным лицом. - Ты эту траву сам кури, - вызверился он на Вальку и наотмашь ударил его по руке. Пачка сигарет отлетела в сторону и зарылась в снег. - Ты в натуре чего, крыса, да? Сам "Мальборо" куришь, а нам всякое дерьмо тычешь? Я знаешь что с крысами делаю?
- Да вы что, - осёкся Валька, - причём здесь "Мальборо", вы попросили закурить, я вам дал. Я сам "Яву" курю, честно.
- Да ты гонишь, - тощий подскочил к Вальке, постоял секунду, глядя ему в глаза, и вдруг коротко, почти без замаха ввалил правой в живот. Валька согнулся пополам и задохнулся болью, а тощий уже развернулся к остальным. Двое других мгновенно выросли рядом с ним.
- Кто пикнет - замочу, - хрипло выдохнул Пача. В его правой руке сверкнуло в свете фонаря лезвие выкидухи, и открывшая уже рот, чтобы кричать, Надька Полевая осеклась и шарахнулась назад. - А ну, быстро бабки из карманов! Быстро, я сказал, вы нам на хрен не нужны, паскуды. И шалавы ваши тоже. Бабки заберём, не тронем. Ну!
И много надо? - спросил вдруг Серёга и подался вперёд. - Бабок, спрашиваю, вам много надо для полного счастья?
- Борзой, - с каким-то даже удовольствием в голосе медленно протянул Пача. - Глядите, пацаны, он в натуре борзой. Ржавый, займись.
Ни слова не говоря, Ржавый бросился на Серёгу, на ходу замахиваясь приличных размеров кулаком. Но ударить не успел. Серёга резко отпрыгнул влево, и в следующий момент, когда Ржавый, не сумев остановиться, проносился мимо, нанёс ему страшный удар правой под челюсть. Тот ещё падал, а Серёга уже метнулся к остальным.
Тощий среагировать не успел, и Серёга сходу ввалил ему прямой ногой под солнечное. Тощего смело с дороги в снег, и в следующий момент на Серёгу бросился Пача. Чудом успев поставить блок, Серёга отбил руку с ножом, и через секунду противники, сцепившись, покатились по земле.
Надька Полевая, наконец, разразилась пронзительным визгом, секунду спустя к её голосу присоединились ещё пять. А ещё через секунду неподалёку взвыла милицейская сирена.
- Всё! Отпусти, всё, я сказал, - хрипел Пача, которого Серёга взял на удушающий приём. - Менты же, суки, отпусти - всех повяжут.
Серёга ослабил захват, оттолкнул от себя Пачу и встал.
- Рвём когти, - задушенно прохрипел Пача и, пригибаясь, побежал по снегу прочь с дороги в подлесок. Ржавый подхватил под мышки не пришедшего в сознание тощего и поволок его вслед за главарём.
- Ты где так драться научился? - обступили Серёгу одногруппники, стоило им добраться до профессорской дачи. - Ничего себе, один против троих. А у этого Пачи, похоже, в руке нож был. Ну, не скромничай, где учился драться-то?
- Да где обычно, - Серёга снял пальто и начал разматывать шарф, - в армии.
- Он же ранен, - ахнула вдруг принявшая Серёгино пальто Ольга Шведова. - Смотрите, у него весь бок в крови.
Рана оказалась ерундовой, лезвие ножа, проделав дыру в Серёгиной одежде, лишь сорвало кожу, но крови вытекло много.
Сидя на стуле в кухне, обнажённый по пояс Серёга отчаянно краснел и отнекивался, пока накладывающая пластыри и бинты Ольга уговаривала его вызвать "Скорую помощь". Больше, чем рана, его заботил порезанный свитер, за который Серёга заплатил все деньги, заработанные за неделю работы грузчиком на Удельной.
- Где же ты служил? - спросила Ольга, закончив, наконец, перевязку.
Серёга служил в ВДВ, и силовые единоборства ставил ему прапорщик Петросов по кличке Зверюга, которого дружно ненавидели все до единого первогодки и на которого молились знающие почём фунт лиха дембеля.
- Ну, вот и всё, - сказала, закончив перевязку, Оля, - герой у нас теперь как новенький. Девочки, налейте же, наконец, парню водки.
Потом провожали Старый Год и встречали Новый, а потом начались танцы. Серёга всю ночь протанцевал с Ольгой, и уже под утро, когда усталые одногруппники повалились кто где спать, впервые её поцеловал.
Они поженились через год. Олины родители были в ужасе, но смирились под давлением весомого аргумента. Аргумент, появившийся на свет через полгода после свадьбы, назвали Танечкой, а ещё через год родился Димка. Ольгины родители так и не смогли ужиться с зятем, и трёхкомнатную профессорскую квартиру в центре разменяли на две двухкомнатные на Гражданке. Так что рождение сына Сергей и Ольга Самарины справили вместе с новосельем.
В семейной жизни всякое случается, но через восемь лет после свадьбы Серёга любил жену ничуть не меньше, чем сразу после неё. Они, казалось, были созданы друг для друга, и сплетники, считавшие их брак с Ольгиной стороны мезальянсом, вскоре прикусили языки. За все эти годы Серёге даже в голову не приходило закрутить роман на стороне, хотя возможностей хватало с избытком. Он искренне считал себя однолюбом и совершенно счастливым человеком.
Милицейский фордик, про который говорил Пахомов, подобрал Серёгу около десяти утра.
- Куда мы едем? - спросил он, усаживаясь на пассажирское сиденье и пожимая руку сержанту-водителю.
Куда они едут, выяснилось довольно быстро. Пахомов встретил их у дверей морга больницы имени Мечникова. Серёга вылез из машины и, стиснув зубы, на негнущихся ногах пошёл следователю навстречу.
- Крепитесь, Сергей Павлович, - сказал Пахомов, беря Серёгу за локоть. - Пройдёмте.
Опознать Ольгу было нелегко. Стиснув зубы, дурея от запаха формалина и с неимоверным трудом сдерживая подступающие к горлу спазмы, Серёга смотрел на то, что осталось от его счастья. Да, перед ним, бесспорно, лежала Ольга. И в то же время, она не могла быть Ольгой, никак не могла. Лицо покойной выглядело так, словно ей исполнилось, по меньшей мере, вдвое больше лет, чем было бы на сегодняшний день Ольге, останься она жива.
- Нашли в Магадане, в сквере на скамейке, - слышал Серёга сквозь наползающий на сознание туман скороговорку Пахомова. - Четыре дня тому назад. Опознали по розыскным фотографиям, но возрастные данные не сошлись... Сделали вскрытие... Причина смерти - острая сердечно-сосудистая недостаточность, наступившая в результате инфаркта... Доставили в Санкт-Петербург самолётом. Сергей Павлович, вам нехорошо? Вас сейчас же отвезут домой, я распоряжусь, только, пожалуйста, вот здесь распишитесь.
- Не надо, - сказал сквозь зубы Серёга, подписывая акт опознания. - Не надо домой. Вы езжайте, я один побыть хочу.
- Хорошо, конечно, конечно, - заторопился следователь. - До свидания, Сергей Павлович, всего хорошего.
С трудом борясь с накатившей сердечной болью, Серёга проплёлся метров сто по больничной аллее и рухнул на первую попавшуюся скамейку. Достал сигареты, закурил, и боль немного отпустила. Только сейчас Серёга заметил, что плачет - слёзы, одна за другой, катились по щекам.
- Поплачь, милок, поплачь, - услышал он вдруг старческий голос и обернулся. - Небось, жена была, а?
- Тебе какое дело, - сказал Серёга грубо. - Слышь, отец, давай не стой здесь, проходи, иди себе своей дорогой.
- Да я что, я ничего, - засуетился старик, вытаскивая из кармана какую-то картонку и протягивая Серёге, - на вот, возьми, тебе это.
Картонка оказалась визитной карточкой, обрамлённой золотыми виньетками. В центре стояло имя - Николай Иванович Муравьёв, а над именем красовалась надпись, показавшаяся Серёге особенно дурацкой.
- Его Сиятельство граф Николай Иванович Муравьёв, - прочитал Серёга надпись вместе с именем. - Что за ерунда, отец? Зачем это мне? И ты сам здесь вообще откуда взялся?
- Работаю я здесь, - сказал старик и переступил с ноги на ногу. - Сторож я при морге, пятый год уже как. Николай Иваныч велел позвонить. Зачем - сам тебе обскажет. Ты, паря, позвони ему, позвони. А мне, извини, идтить надо.
Придя домой, Серёга привычно направился к холодильнику, извлёк поллитровку и набухал полный стакан. Ссутулившись, опустился на стул, выдохнул и зажмурился, готовясь проглотить водку залпом. Внезапно пить расхотелось. Серёга отставил стакан и, упёршись локтями в стол, обхватил руками голову.
- Пора подводить итоги, - пришла не слишком оригинальная мысль. - Итак, Оли больше нет.
Серёга давно смирился с тем, что Оли больше нет, однако теперь он осознал, что до тех пор, пока не увидел её в морге, надежда всё ещё теплилась в нём. Сейчас не осталось даже надежды. Серёга вдруг понял, что ему, начиная с сегодняшнего дня, станет легче. О том, что самая горькая правда всё же лучше неопределённости, он неоднократно слышал и читал. Теперь предстояло убедиться в этом на собственном опыте.
Впервые за последние два года Серёга попытался не глушить разум алкоголем, а проанализировать ситуацию. Мысли путались, привыкший к ежедневным выпивкам организм требовал спиртного. Усилием воли Серёга встал из-за стола и направился в спальню. Последний раз уборку делала тёща, и с тех пор прошло не меньше недели. Серёга с отвращением оглядел запущенную комнату и царящий в ней кавардак. Прошёл к окну, отвернул шпингалет и распахнул фрамугу. Промозглый ноябрьский ветер мгновенно ударил в лицо и ворвался в комнату. Серёга глубоко вдохнул и закрыл глаза. Он стоял так минут пять, пока не почувствовал, что стало слишком холодно. Захлопнул окно и споро принялся за уборку. Чистя, отмывая и драя, Серёга старался ни о чём не думать и мысленно дал себе слово разложить всё по полочкам, как только закончит.
Через два часа работы оставалось ещё порядочно, но Серёга элементарно устал. Отставив в сторону швабру с намотанной на неё мокрой тряпкой, он опустился на аккуратно застеленную кровать, придвинул журнальный столик с пепельницей, закурил и принялся подводить итоги.
Они оказались неутешительными. Он нигде не работал уже больше года, и, хотя и не делал особых трат, на еду и выпивку ушло порядочно. Денег осталось крайне мало. Серёга вспомнил, что за всё время ни копейки не потратил на детей. Раньше он гнал эту мысль, и совесть услужливо подносила оправдание - ему не до детей, а Олины родители в деньгах не нуждаются. Сейчас Серёге стало мучительно стыдно. Он почувствовал себя сволочью, и осознание того, насколько он опустился, это ощущение отнюдь не улучшило.
- Так, надо всё менять, - решил Серёга. - Мне тридцать два года, и жизнь ещё не закончилась. Надо собраться и жить дальше.
- Закончилась твоя жизнь, - возразил Серёга вчерашний. - Дальше жить не для чего, не для кого да и незачем. Дети от тебя отвыкли, да и что ты можешь им дать? Работы нет, перспектив нет и появятся ли они - неизвестно. Посмотри на себя, кто даст тебе хотя бы полшанса? Ты - слабак, и уже фактически сломался. Оказался элементарно не способен выдержать то, что с тобой случилось.
- А кто бы на моём месте оказался способен? - возразил своему второму "я" Серёга. - Любой бы сломался.
- Не любой. Люди сплошь и рядом теряют близких и держатся. Ты покатился вниз потому, что ты - тряпка.
Серёге захотелось заехать себе по морде. Он резко встал, пнул ногой притулённую к стене швабру и направился на кухню. В коридоре остановился у зеркала и, пристально посмотрев на своё отражение, криво усмехнулся. На него глядела плохо выбритая помятая личность неопределённого возраста. Раньше, увидев такого субъекта, Серёга безошибочно распознавал в нём алкаша.
- А ты и есть алкаш, - вновь вступил внутренний голос. - И не строй лишних иллюзий, правде надо смотреть в глаза.
Серёга посмотрел в глаза своему отражению и кивнул, соглашаясь. Отражение заботливо кивнуло в ответ. Снова нахлынула жалость к самому себе, и мучительно захотелось выпить.
- А вот и выпью, - решил Серёга. - В последний раз выпью и подвяжу. А с завтрашнего дня начну звонить в агентства по найму. Чёрт, мне же сегодня уже велели звонить. И не кому ни попадя, а самому Его Сиятельству. Вот дурдом, этого ещё не хватало.
Серёга достал бумажник и вынул из него давешнюю визитку.
- А что, - усмехнулся он, - новую жизнь вполне уместно начать со звонка графу. Потом позвоню какому-нибудь герцогу, регенту или принцу, ну, а дальше можно будет смело звонить в психушку. И попросить к телефону, например, короля.
Продолжая криво усмехаться, Серёга набрал номер.
- Здравствуйте, - услышал он в трубке механический голос автоответчика. - Граф Муравьёв сожалеет о том, что не может сейчас поговорить с вами. Однако он будет счастлив перезвонить. Оставьте, пожалуйста, свой номер телефона.
- Алло, граф, - дурашливо сказал в трубку Серёга. - А это вас барон беспокоит. Барон, э-э...
- Барон Мюнхгаузен, - понесло Серёгу, - имеет честь звонить графу. Боже, царя храни. Как здоровье сиятельства? Надеюсь, прекрасно? А графиня, она по-прежнему изменившимся лицом бежит пруду? Ах, граф...
Серёга осёкся и швырнул трубку.
- Проклятый клоун, - сказал он вслух. - Откуда что берётся - ни с того ни с сего нахамил незнакомому человеку. А, пропади всё пропадом.
Серёга прошёл на кухню и залпом осушил стакан. Занюхал рукавом и сразу налил ещё.
- Ваше здоровье, граф, - сказал он и отвесил шутовской поклон. Выпил и, шатаясь, пошёл обратно в спальню. В чём был повалился на кровать и через минуту захрапел.
Проснувшись поутру, Серёга с трудом встал и поплёлся в ванную. Он ощущал все привычные признаки похмелья и чувствовал себя, словно только что вылез из помойки. Голова раскалывалась и казалась чугунной.
Холодный душ помог, в голове немного прояснилось, и стало можно с грехом пополам, но жить. Серёга вышел в коридор, взгляд его упал на телефонную трубку, и он вспомнил вчерашний звонок. Жить расхотелось.
- Надо извиниться, - решил Серёга, - скажу, что был пьян. Для русского мужика причина более, чем уважительная - граф, если он граф, должен такие вещи понимать. Серёга вспомнил, что ёрничал вчера, будучи трезв, и ему стало совсем стыдно. Графская визитка лежала рядом с телефоном. Серёга вздохнул и потащился звонить. Однако не успел он снять трубку, как телефон зазвонил сам.
- Здравствуйте, я могу говорить с Сергеем Павловичем Самариным? - услышал Серёга в трубке незнакомый голос.
- Да, я Самарин, здравствуйте, - сказал он. - Простите, кто звонит?
- Ах, Сергей Павлович, а я уже начал беспокоиться, - признался голос. - Звонил вам вчера весь вечер, не мог застать. Да, позвольте представиться, Николай Иванович Муравьёв.
Серёга покраснел. О том, что у графа может стоять определитель номера, он вчера даже не подумал.
- Я п-прошу, - заикаясь, начал Серёга, - из-звините, понимаете, вчера я был пьян, и я...
- Всё понимаю, Сергей Павлович, - голос в трубке стал жёстким и властным. - Не извиняйтесь, это ни к чему. У меня к вам дело, которое не терпит отлагательств. Дело это, возможно и даже вероятно, вас очень заинтересует. Скажите, могли бы вы уделить мне время сегодня?
- Да, пожалуйста, - растерялся Серёга, - а о чём, извините, пойдёт речь?
- Через час вас устроит? - проигнорировал вопрос собеседник.
- Да, собственно, но где мы встретимся?
- Не волнуйтесь, Сергей Павлович, под дождём мокнуть нам не придётся. Я высылаю машину - она будет у вашего дома через полчаса.
Серёга не успел спросить, откуда собеседнику известен его адрес. Минуту он постоял с трубкой в руке, пытаясь понять, что происходит.
- Ну хорошо, адрес и имя абонента можно узнать, имея номер телефона, - сообразил он, наконец. - Но что за манеры - с места в карьер. И что за дело такое, не терпящее, видите ли, отлагательств.
Не придя ни к какому выводу, Серёга принялся приводить себя в порядок.
- Извините, граф, я забыл свой смокинг у маркизы N, - мысленно сказал он, выходя из дома. Монокль, парик, панталоны, что там полагается ещё иметь - оставил у неё же. Засим в чём есть. Пожалте карету.
Вместо кареты у парадной стоял новый с иголочки пятисотый "Мерседес". При появлении Серёги водитель выскочил из машины, обогнул её и предупредительно распахнул переднюю дверь.
- Хорошо хоть, шофёр не в ливрее, - мысленно отпустил последнюю шпильку Серёга, опускаясь на пассажирское сидение.
- Да-да, я действительно потомственный русский дворянин и наследник графского титула, - сказал Николай Иванович сразу после обмена приветствиями. - И я более чем серьёзно к этому факту отношусь. Естественно, у меня есть документы, официально заверенные и признанные Российским Дворянским собранием. Прошу вас, присаживайтесь, Сергей Павлович.
Муравьёв выглядел лет на пятьдесят. Ничего графского, однако, Серёга в нём не увидел. Мужик и мужик, крепкий, с выдающимся вперёд волевым подбородком и изрядной проседью в коротко стриженных, зачёсанных назад чёрных волосах. Впрочем, жилище хозяина впечатляло. Дом на Садовой был похож на крепость. Массивный, недавно отреставрированный и выкрашенный по фасаду в строгий тёмно-серый цвет, с внушительным немного приземистым холлом при входе. В холле дежурили два охранника, крепкие, нарочито неторопливые в движениях нестарые мужики в одинаковых полуспортивных пиджаках и с одинаковыми же профессионально-запоминающими цепкими взглядами. Квартира на третьем этаже оказалась не просто большой, а огромной, с высокими потолками и, по меньшей мере, пятью или шестью комнатами. Однако обставлена она была весьма скромно, и ни гобеленов на всю стену, ни шкафов, ломящихся от антиквариата, Серёга не обнаружил.
Они расположились в просторном помещении, которое хозяин назвал кабинетом. Усадив Серёгу в кресло, стоящее возле внушительных размеров письменного стола, сам Муравьёв остался стоять.
- Сейчас Макс сварганит кофе, - сказал он, - и, пожалуй, начнём. Или, может быть, желаете чай?
Максом оказался доставивший Серёгу шофёр - верзила под два метра с перебитым носом и внушающими уважение кулаками. Серёга решил, что помимо функции водителя он выполняет при графе работу телохранителя.
- Помните, у графа Монте-Кристо был немой слуга-абиссинец по имени Али? - спросил Николай Иванович, когда Макс вкатил в кабинет сервировочный столик с причиндалами для кофепития.
Серёга кивнул.
- Так вот, Макс не имеет с этим немым чернокожим ничего общего, - сказал Муравьёв и, довольный шуткой, коротко рассмеялся. - Кроме одного - при нём можно говорить всё, что угодно. Итак, если вы не возражаете, перейдём к делу. Если у вас есть вопросы, Сергей Павлович, прошу вас, задавайте. Я постараюсь ответить, а потом, с вашего позволения, начну спрашивать сам.
- Сторож в морге, надо понимать, ваш знакомый? - спросил Серёга.
- Не столько знакомый, сколько агент. Он у меня на зарплате - ничего особенного, но по стариковским меркам сумма неплохая. А работа непыльная - всего лишь оповещать обо мне людей, опознавших в покойницах своих пропавших без вести родственниц. Их обо мне, а меня, соответственно, о них. Ещё вопросы?
Серёга покачал головой.
- Пока всё, - сказал он, - но думаю, что вопросы ещё появятся.
- Это несомненно, - подтвердил Николай Иванович. - Их будет хоть отбавляй. Итак, ваша супруга, Самарина Ольга Алексеевна, пропала двадцать девятого августа две тысячи третьего года около десяти часов вечера. Не удивляйтесь, я навёл справки. Вплоть до вчерашнего дня о ней не было никаких известий, а вчера вас пригласили для её опознания. Кстати, Сергей Павлович, похороны, насколько я понимаю, послезавтра?
- Да, - кивнул Серёга и сглотнул слюну. - И я должен...
- Разумеется, - прервал хозяин, - и, надеюсь, вы примете мою помощь. Я попрошу Макса сопровождать вас - формальности, очереди, бюрократия на кладбищах - Макс в таких проблемах специалист. В их решении, я имею в виду. Не благодарите, не стоит, давайте пойдём дальше. Между исчезновением вашей жены и её смертью прошло около двух лет, так? Скажите, где её обнаружили?
- Вы разве не знаете? - удивился Серёга. - Я думал, вы говорили с Пахомовым.
- Пахомов это, видимо, следователь? Нет, не говорил, мои источники несколько иного рода. Итак, где?
- В Магадане, - сказал Серёга. - Её обнаружили в каком-то садике или сквере в Магадане.
- Когда? - Муравьёв, меряющий шагами комнату, остановился и посмотрел на Серёгу в упор. - Когда это произошло?
- Четыре дня назад, - сказал Серёга. - Нет, с сегодняшним уже пять.
- Чёрт, сколько времени упущено, - в сердцах сказал хозяин. - Макс, свяжись с Сильвером и Косарем - пусть решают между собой, кому из них лететь. И быстро пускай решают. Как только скажут, кто - возьмёшь ему билет, ну, и всё остальное. Видите, - переключился граф на Серёгу, - мы вашим делом занимаемся всерьёз.
- Странные фамилии у ваших сотрудников, - сказал Серёга, задумчиво проводив взглядом покинувшего кабинет Макса. - Такие не часто встретишь.
- Это не фамилии и даже не совсем клички, но говорить об этом пока рановато. Итак, продолжим. Следствие, естественно, зашло в тупик - будь это не так, мы бы сейчас здесь не сидели. И дело, безусловно, закроют и спишут в архив. Скажите, Сергей Павлович...
- Можно просто Сергей, - прервал Серёга хозяина.
- Хорошо, спасибо. Скажите, Сергей, за время следствия происходили ли какие-либо события, о которых стоит упомянуть?
- Да вроде нет. Хотя - да, конечно. Не знаю, стоит ли упоминать или нет. Понимаете, через неделю или чуть позже в подвале, в куче керамзита, нашли тело одной бомжихи. Мне продолжать, это вам интересно?
- Интересно - не то слово, Сергей, продолжайте.
Серёга рассказал историю о браслете, найденном на теле покойной.
- Как зовут - не помню, - сказал он, - но можно выяснить у следователя, в деле это наверняка есть. Да, по его словам тоже пропавшая без вести, откуда-то то ли из Томска, то ли из Омска.
- Понятно, это, естественно, как раз то, что я предполагал, - сказал Муравьёв. - Ну что ж, Сергей, настало время сказать вам одну вещь, и от того, как вы на неё отреагируете, будет зависеть, как пойдут наши дальнейшие дела.
- Слушаю вас, - Серёга подобрался и посмотрел графу в глаза. - Говорите, прошу вас. Что бы это ни было, говорите.
- Хорошо, - Муравьёв отодвинул от стены кресло, опустился в него и наклонился вперёд. - Я сейчас скажу вам, Сергей, кто убил вашу жену.
- Что? - поперхнулся Серёга, - как это убил? Её не убивали. По результатам вскрытия - естественная смерть. Инфаркт и сердечная недостаточность.
- Её убили, - сказал Муравьёв и вздохнул. - И не пять дней назад, она погибла, как только вышла тогда из квартиры. Убийцу вы видели - ту самую бомжиху из Томска.
- Что за ерунда... Вы простите, Николай Иванович, это в самом деле ерунда. Если Олю убили два года назад, а нашли - не прошло и пяти дней, в Магадане... Постойте, вы хотите сказать, что в Магадане нашли не Ольгу?
- Ольгу, Ольгу, - сказал Муравьёв устало. - Скажите, у вас ещё не возникло мысли, что я - сумасшедший? Да не краснейте вы так - странно было бы, не возникни у вас такая мысль. Так вот, уверяю вас, я в здравом уме и при памяти. И всё вам сейчас объясню, но лишь при одном условии.
- Что за условие? Извините, я действительно немного...
- Какое там немного... Ладно, условие будет таким: вы обязуетесь дослушать то, что я говорю, до конца, каким бы странным вам это не показалось.
- Начнём издалека, Сергей, - сказал Муравьёв. - Я нарисую вам схему, нет-нет, не на бумаге, достаточно будет устной интерпретации. Фактически, я поставлю логическую задачу, а вы попробуете её решить. Вот смотрите: в городе Б обнаруживают тело гражданки Ивановой, исчезнувшей при загадочных обстоятельствах из города А. Между исчезновением и обнаружением лежит довольно длительный период времени, да и города находятся на порядочном расстоянии друг от друга. Само по себе, дело уже достаточно необычное. Сразу встаёт вопрос, что гражданка Иванова делала всё это время, где находилась, и почему, собственно, пустилась в бега. Вы следите за моей мыслью?
- Да, - сказал Серёга, - продолжайте, пожалуйста.
- Хорошо. Теперь допустим, что примерно на момент смерти Ивановой из города Б исчезает гражданка Петрова. И, кроме того, допустим, что этих дам незадолго до смерти Ивановой видели вместе. Или, скажем, факт их знакомства просто каким-либо способом установлен. Какой вывод можно отсюда сделать?
- Вы подводите меня к тому, что произошло убийство? - спросил Серёга. - Вторая женщина по вашей схеме должна оказаться убийцей первой, так?
- На первый взгляд, так, - согласился граф, - но только на первый. Пойдём дальше. Добавим к тому, что произошло, тот факт, что Иванову не убивали - она умерла естественной смертью. Возможно, причиной смерти был инфаркт, может быть, инсульт или другие внутренние повреждения. Неважно какие, но приведшие к сердечно-сосудистой недостаточности. Мы уже получили ситуацию, трудно объяснимую с точки зрения логики. Я бы сказал, необъяснимую вообще, но это пока только часть схемы. Продолжим. Спустя некоторое время тело Петровой находят в городе В. Причина смерти аналогична диагностированной у Ивановой. И одновременно из города В исчезает третья женщина - пусть она будет Сидоровой. Исчезает при столь же загадочных обстоятельствах, которые сопутствовали исчезновению Петровой. И, больше того, незадолго до смерти Петрову видели с Сидоровой вместе. Что скажете?
- Ничего. Боюсь, что я запутался. Получается двойное убийство, так?
- Так да не так. Вы знаете, что такое экстраполяция, Сергей?
- Да вроде помню, в институте учили. По моему, это что-то наподобие попытки продолжить закономерное действие в будущее. Или в прошлое, вот тут точно не помню.
- Приятно иметь дело с интеллигентным человеком. Я лишь немного вас поправлю. Или в прошлое, или в будущее, а возможно - в обе стороны, в зависимости от обстоятельств. А так определение вы дали почти идеальное.
- Похоже, мне сделали комплимент, - сказал Серёга. - Он вдруг почувствовал, словно между ним и графом протянулась некая нить взаимной приязни. - Так что насчёт экстраполяции, Николай Иванович?
Муравьёв встал, подошёл к окну и открыл форточку.
- Курите, Сергей, - сказал он, - вы ведь курите? Вот, возьмите пепельницу. Итак, насчёт экстраполяции. Ну что ж, давайте применим её. И допустим, что цепочка исчезновений с сопутствующими смертями простирается далеко в прошлое. То есть смерть Ивановой и исчезновение Петровой - не начало цепочки, а лишь одно её промежуточное звено. Что тогда?
- Не знаю, - Серёга закурил и выпустил дым к потолку. - Какая-то кровная месть, что ли? Вендетта? Но при чём здесь?.. Извините, Николай Иванович. То, к чему вы ведёте, очевидно, но уверяю вас, Оля не была частью этой цепи преступлений. Могу поклясться, что не была. Она никого не убивала.
- Естественно, не была, Сергей. Она не убивала, убили её, как я вам уже говорил. Ладно, мы подошли к решающему моменту. Скажите, как вы можете объяснить все эти происшествия? Покурите, подумайте, я вас не тороплю.
- Я не знаю, - после минутной паузы сказал Серёга. - Прошу вас, объясните мне.
- Из тех, кому я задавал этот вопрос, на него не сумел ответить никто, - сказал Муравьёв. - Ну что ж, я скажу вам. Только приготовьтесь... А впрочем, неважно, к такому не подготовишься. Смотрите - всё встаёт на свои места, если в приведённой схеме предположить, что и Иванова, и Петрова, и Сидорова, и ваша Оля, и все многочисленные пропажи и жертвы бесконечной цепочки - попросту одно лицо.
- Что!? - опешил Серёга. - Простите, что вы сказали? Одно лицо? Да этого просто не может быть.
- Может, - твёрдо сказал Николай Иванович. - Ещё как может. Только надо сделать ещё одно предположение. Предположить, что это 'одно лицо' - лицо не человеческое.
Глава вторая
Солнце уже давно начало клониться к закату, но тень от храма Атона все никак не дотягивалась до того камня во дворе, на котором сидел младший писец Накти. В очередной раз с тоской посмотрев на светило, Накти перевел взгляд на Юти. Пятнадцатилетний юноша совершал неторопливый обход двора, время от времени останавливаясь над одним из учеников. Почувствовав взгляд, Юти поднял голову. Накти одобряюще кивнул. Он не ошибся, когда месяц назад, перед самым началом ахета, сезона дождей, взял юношу в помощники. Еще немного, и Юти можно будет доверять самому вести уроки. Он знает, кто из учеников легко справляется с любым заданием, кто нередко нуждается в помощи, а кому и помощь бесполезна. А ведь уметь учить - нечастый дар. Юти был не первым на памяти Накти, кто быстро и легко запомнил все иероглифы и знал, когда подобает добавить к сложному иероглифу одиночные буквы, а когда можно обойтись без них. За долгие годы, что младший писец провел в Ипет-Исуте, обучая детей, ему довелось повстречать немало талантливых юнцов. Но далеко не каждый из них, умело владея кисточкой, был способен научить других. Особенно маленьких детей, думающих не о том, как правильно обозначить имя бога Хора, а о том, как хорошо было бы сейчас ловить рыбу в одном из каналов. Юти терпелив не по годам, но не боится взяться и за гибкую тростниковую розгу, если видит в ней нужду. А ведь порой нет ничего лучше хорошей розги для того, чтобы направить мысли на учебу!
Накти бросил еще один взгляд на тень, упорно не желавшую двигаться с места, и раздраженно вздохнул. Почему-то именно сегодня время тянется особенно медленно.
Негромкое покашливание заставило Накти слегка повернуть голову направо. У невысокой каменной колонны, отмечающей вход во двор, стоял человек, которого Накти совсем не ожидал увидеть - ни сегодня, ни на следующий день, ни в любой другой из дней в этой жизни.
- Приветствую тебя, младший писец Накти. Позволишь ли мне войти? - церемонно произнес гость.
Накти молча распрямил ноги и опустил их вниз, затем плавно соскользнул со своего любимого камня на потрескавшуюся от жаркого летнего солнца землю.
- Позволь мне выйти к тебе, гость, - произнес он, намеренно избегая называть человека по имени, - а то эти лентяи рады любому предлогу оторваться от учебы и поглазеть по сторонам.
'Лентяи' немедленно опустили головы, возвращаясь к своим черепкам и кистям. Накти подошел к гостю и негромко, чтобы не услышали другие, произнес:
- Приветствую и тебя, Рахотеп. Признаюсь, не думал уже встретить тебя среди живых.
- Боги были милостивы ко мне.
Накти слегка поморщился, но промолчал. Он не знал, что привело к нему в гости Рахотепа, в прошлом - одного из могущественных жрецов Амона, ныне - кто знает? Уже больше двух лет минуло с тех пор, как великий фараон отказался от имени своего отца, пожелав называться Ахенатеном, 'полезным Атену'. Только здесь, в Ипет-Исуте, священнейшем из всех мест Кемета, уже поднялись три храма Атену, в то время как обиталища прочих богов медленно приходили в запустение. Тот, кто начинал беседу с упоминания об этих прочих богах, вряд ли пришел просто поговорить о нынешнем половодье.
Рахотеп тоже молчал, видимо, ожидая, что же скажет в ответ Накти. Но младший писец уже давно перешагнул благословенный сорокалетний возраст, и годы научили его терпению. Уж если жрец пришел сюда, к скромному храмовому писцу и детскому учителю, то пусть говорит сам.
-Я думал, ты будешь рад увидеть старого приятеля, - сказал, наконец, Рахотеп.
- Разве я сказал, что не рад тебе? - удивился Накти. - Я рад, что тот, с кем я когда-то вместе портил черепки вот на этом дворе, - он чуть откинул голову назад, хотя и так было ясно, о каком дворе идет речь, - оказался жив, несмотря на слухи. Я надеюсь, твои, - он подчеркнул это слово, - боги будут милостивы к тебе и дальше. И еще я надеюсь, что другие слухи тоже были ложью. Слухи о том, что бывший жрец Рахотеп бежал от гнева слуг фараона, воле которого он посмел противиться.
- А если окажется, что эти слухи были правдивы? - медленно спросил Рахотеп.
Накти задумался.
- Моя жена умерла год назад, - произнес он, наконец, - и я уже слишком стар, чтобы брать себе другую. Дети все выросли и покинули мой дом. Если я навлеку на себя гнев фараона, принимая старого друга, гнев этот падет на меня одного. Впрочем, кажется мне, что преступник, скрывающийся от закона, не пришел бы среди бела дня в храмовую школу, где его может узнать почти каждый ученик.
Рахотеп вдруг громко рассмеялся, обнажая белые зубы.
- Ты прав, старый лис, - сказал он. - Два года назад я оказался умнее многих других жрецов и бежал до того, как гнев фараона обрушился на нас, а не после.
- Рад это слышать, - все также спокойно ответил Накти, - но подожди. Он обернулся внутрь двора, где длинная тень наконец-то коснулась большого камня, и громко сказал:
- Можете разойтись по домам, сборище лентяев и дармоедов.
Дети не заставили просить себя дважды. Последним двор покинул Юти. Взгляд Рахотепа немного задержался на помощнике Накти, когда тот проходил мимо.
- Этот юноша очень похож на Рамоса, старшего писца в моем храме. Бывшем моём, - поправился он нарочито безразличным голосом.
- Это его старший сын. Сам Рамос уже несколько лет как оставил работу из-за болезни.
- Я помню. Он слег незадолго до моего отъезда. Мне говорили, что и сын его тоже был болен, разве нет?
Накти вздохнул.
- Что смертельно для старика, может оказаться пустяком для молодого. Рамос до сих пор не выходит из дому, а жена его и вовсе не перенесла болезни. Дети же здоровы и бодры, хотя им и приходится несладко. Но почему бы нам не продолжить разговор в моем доме?
Немолодая, как и сам Накти, рабыня принесла лепешки, финики и козий сыр. Добавив кувшин воды и еще один - старого пива, она, повинуясь жесту хозяина, оставила мужчин одних.
- Ты говорил о болезни, поразившей семью Рамоса, - начал жрец, когда первый голод был утолен.
Накти кивнул.
- Это было чуть больше двух лет назад, в тот год, когда сын бога покинул нас, решив построить свой собственный город. Однажды вечером к Рамосу приехал его брат, о котором тот давно ничего не слышал и даже считал мертвым. Счастье Рамоса было беспредельно. Но не прошло и трех дней, как радость сменилась горем, ибо его вновь обретенный брат заболел и почти сразу слег. Никогда прежде я не слыхал о такой странной болезни: человек никого не узнавал, даже родного брата, не отзывался на собственное имя, не принимал ни еды, ни воды... Несчастный умер на следующий же день, но увы... Болезнь успела передаться всем домочадцам. Вначале сам старший писец слег, как прежде его брат, перестав есть, пить, узнавать жену и детей. Затем заболела его жена, которая вскоре и умерла. Мы думали, что Рамос последует за ней, но ошиблись - через неделю он поднялся с постели и начал ухаживать за детьми, которые к тому времени тоже заболели. Должен сказать, - продолжал Накти, прервавшись было, чтобы выпить воды, - что старик проявил завидное присутствие духа. Он не позволял никому из своих домочадцев покидать дом, даже не отправлял рабов на рынок за едой, опасаясь заразить других и тем погубить весь город.
- Как долго оставалась болезнь в доме Рамоса? - спросил Рахотеп. Он сидел, подавшись вперед и не отрывая от писца живо заинтересованных глаз.
- Не более десяти дней. Из родных он потерял только жену, но лишился многих рабов, включая всех, кто прибыл с его братом.
- Брат Рамоса привез с собой рабов? Он был богат?
- Да, пятерых или шестерых. Был ли он богат? Я не знаю, Рамос мало о нем рассказывал. Если и был, старший писец скорее всего не получил своей доли наследства.
- И что же, - продолжил расспросы жрец, - с тех пор Рамос оставил место старшего писца при храме?