Тихо и почти пусто. Пахнет ладаном, но мне, почему-то, от этого запаха ни легче, ни спокойней. Взгляд ее змеиных зеленых глаз пробирается в меня, в мое тело, в мою душу, в мою голову; я мог поклясться, что глазами она уже раздевала меня, но он этих мыслей мне становилось так тошно и стыдно, что усилием воли я отгонял их от себя, вслушиваясь в молчание, что исходило от нее.
-Вы знаете, святой отец, что мой муж - очень влиятельный человек, и он может вам с этим помочь. Прохвосты, лакомые к чужой земле, будут бежать дальше, чем видеть,- наконец заговорила она, и я вернулся к реальности, переведя взгляд с напольных ковров на ее лицо: взгляд хитрый, сильный и уверенный, красные губы искривлены самодовольной кокетливой улыбкой, аристократически худые изящные пальцы время от времени отбивали нервный нечеткий ритм по крышке моего небольшого стола, а безымянный из них украшало золотое обручальное кольцо - я смотрел и, почему-то, радовался. Работа у меня была такая - радоваться, когда у людей всё хорошо.
-Я уповаю на вашу помощь,- сказал, прокашлявшись, я.- Для всего нашего прихода этот храм важен в первую очередь, потому что это единственный православный храм на нашей территории, я имею ввиду... Кхм. Важнейший храм в области. Да и вы знаете, каким трудом мне давалась стройка и...
-Но есть вещь, которую я хочу взамен за свою помощь,- она перебила меня и я, естественно, умолк, ведь од этой женщины зависело очень многое и, по сути, она была нужна мне, а не я ей. Поэтому я перестал говорить и бросил на нее короткий вопросительный взгляд. Она лениво улыбнулась, слегка наклонив голову, привстала и наклонилась ко мне, я почувствовал сладкий аромат ее волос, а затем она начала поспешно шептать мне что-то на ухо. Я услышал не все слова, но смысл понял.
-Вы лишаете меня выбора,- сказал я, как только она села на свое место и продолжила сверлить меня взглядом.
-Нет, я даю вам выбор,- она коротко засмеялась и пожала плечами.- Мне надо идти. У вас есть мой номер, позвоните, как только решите, что вам делать.
-Вы даете мне срок?
-Срок вам дадут бандиты, которые хотят разрушить ваш храм, так что, поверьте, вы поймете, когда будет слишком поздно.
Она поднялась и медленно пошла к выходу. Я остался наедине с ее предложением.
***
Едва ли Лиза переступила порог дома, ее встретил приятный домашний шум: телевизор, в кухне - радио, которое никто никогда не слушал, вентилятор, который никак не спасал от смертельной июльской жары; внезапно сюда добавился еще и звонок телефона, но в скором времени тот умолк, так и не получив ответа. Ноги болели и, казалось, вот-вот отвалятся в результате пройденного ею за сегодняшний день пути: оббегать полгорода по работе, а потом еще эта церковь... Женщина на минуточку устало прислонилась к дверям даже не разуваясь, и вспомнила разговор, что состоялся меньше чем полчаса назад - тело щекотал приятный огонек и в животе зарождалось хитрое скользкое, змееподобное желание, которое она не привыкла сдерживать. В этот раз всё случилось по другому, непредвиденному сценарию.
Звук приближающихся шагов заставил ее откинуть свои размышления в сторону и наконец-то пройти в дом; в тот же момент в дверях появился Виктор, муж, и, скупо улыбнувшись, заговорил:
-Что, устала, поди? Привет.
-Привет. Ой, умаялась... Где меня сегодня только не было, всё оббегала, всё успела, даже в церковь на вечернюю успела. Слышал уже?
-Что именно?
-Да у Петра хотят храм отобрать и разрушить, к нему заявились какие-то дядьки с бумагами, что храм стоит на их земле.
-А церковный комитет что? У них же должны быть документы.
-Да черт их знает, я не вникала. Я говорила с ним сразу после службы. Он подавлен, конечно. Подавлен и разбит. Может ты бы мог что-то сделать?- спросила она, несмело подняв на мужа глаза. Тот только шумно выдохнул и поднял брови.
-Я не знаю, мне надо знать об этом больше, чтоб что-то сделать. Да и всё зависит от людей, что на него наехали...
Лиза, сделав несколько шагов ему навстречу, обняла мужа.
-Витя, не будь слабохарактерным. Я знаю, что ты можешь это сделать. В самом деле, можешь. Петр обещал, что позвонит, как только всё окончательно прояснится, сейчас у него еще возня с документами и какие-то встречи. Он всё еще думает, что сможет решить всё сам.
-Честно говоря, я бы лучше купил 50 скамеек или новый крест, чем втягивался в эту документальную возню.
-Витя, если не ты - то скамейки придется дарить каким-то уркам в кафе "Ветерок". Ты знаешь, каким трудом Петру далась эта церковь. Кучи долгов, греческие светильники, художники, бесконечные пожертвования. К нам едут люди со всей области.
-В любом случае, мне надо знать об этом больше. Поэтому подождем, пока он позвонит. Ты знаешь: никогда не спеши исполнять приказ, потому что может быть команда "отставить".
-Знаю, мудрость свежа, как дыхание Ленина. Просто я хочу, чтоб ты был готов.
-Хорошо. Если Петр попросит, я постараюсь что-то сделать.
Виктор был максимально приближен к мэрии, и Лиза знала, что если он подергает за правильные ниточки - а это он умел - то всё обойдется. В том, что Петр сделает правильный выбор, женщина не сомневалась, и уже начинала прокручивать в голове возможные варианты развития событий. В этом была вся она - Лиза не привыкла себе отказывать, она не привыкла себя сдерживать и всегда получала то, что хотела. К моменту последнего числа июля она хотела красавца-аскета, молодого мудреца, который своими силами за полтора года на пустыре воздвиг церковь, а еще за полтора года сделал ее местом, куда постоянно ехали люди и просто диву давались его красоте. Но он был холоден, как лед, что она привыкла бросать его в виски, и это только больше ее заводило, ставило незримую, но очень хорошо ощутимую цель.
Виктор крепче обнял ее за талию и, подняв, поцеловал. Мягкий, нежный поцелуй, такой привычный и такой знакомый. Лиза закрыла глаза и представила Петра, всего лишь на минуточку она представила, что эти крепкие руки, что обвили ее тело - это его руки, а едва ли уловимый запах орехов и книг - его запах. В голове снова и снова появлялось его лицо, и она не хотела его оттуда выбрасывать - пусть его снисходительная улыбка и строгий взгляд всегда будут там. Или хотя бы на тот короткий момент, когда она представляет, что целует его.
***
Петр был не в силах и не в настроении выходить из церкви. Порой ему казалось, что он, наверное, элементарно боится, наверное, в этом были причины всего, но потом, когда прошло где-то 20 минут и он, посмотрев на часы, поймал себя на мысли, что она уже добралась домой, он понял, что что-то не так. Эта женщина была дьяволом во плоти, но больше всего Петра удивляло то, что он понял это только сейчас, когда она едва ли сдерживалась, что не оторвать ему крылья, как слегка прибитой журнальчиком мухе. Искренность намерений. Самому смешно от этого.
-Ну что, сушим вёсла?- раздался голос и Петр вздрогнул. В церковь вошел руководитель хора и, грустно улыбнувшись, сел возле него.
-Погоди, королек птичка певчая, рано еще. Пока что пой свои лучшие песни, можешь включить в службу немного Битлз...- отец засмеялся.
-Во время причастия или лучше после "Отче наш..."?
-После "Отче наш...", думаю, так будет прослеживаться метафоризм. Шутки шутками, а они крепко на нас насели. И я не знаю, сможем ли мы устоять, там такие бульдозеры в костюмах...
-А если им заплатить, ну, я не знаю?
-Давно долги раздали, да? Нет, ты с тысячей рублей к ним не пойдешь, а больше нам взять негде. Я попробую всё сделать сам, я завтра иду туда, к ним. Будем пробовать, точнее я буду пробовать предложить какие-то компромиссные условия; если ничего не получится - то надо приход готовить к тому, что очень скоро по храму шандарахнут, и он падет, как Троя. Но пока что служим, как служили. Рано мне еще прощальную проповедь готовить.
-Ты прав, отец. Кстати, мне показалось, или здесь была сестричка Елизавета?
-Тебе показалось.
-А что она хотела здесь в такое время?
-Тебе показалось,- повторил Петр и, тяжело вздохнув, поднялся.- Иди, помолись за нас, и... Ну, в общем. Не принимай слишком близко к сердцу, пока еще мало что ясно.
Но даже в легкой дружеской беседе Петру не стало легче. Эта змея лишила его выбора, и ему было даже странно снова чувствовать гнев так остро и так ясно. Роковой выбор, роковая женщина. О, эти испытания веры! Петр провел тыльной стороной ладони по лбу и оглянулся по церкви, как будто проверяя, не забыл ли ничего, а затем закрыл двери и неспешно направился к машине - дома ждала жена.
***
Валентина была утонченной миниатюрной женщиной, как только что высаженный в землю куст сирени. Волосы всегда были туго стянуты, а глаза горели какой-то недоброй хитростью, хоть в ней этого не было ни единой капли. Она выглядела старше своих лет и казалась всегда грустной, даже, когда ей по идее должно было быть весело; не смотря на 15 прожитых вместе лет, Петр иногда чувствовал, что ничего о ней не знает - внутри Валентины всегда была семерка крепких замков, которые она вряд ли когда-либо открывала. За это он ее и любил - она была постоянной головоломкой, с которой было невозможно соскучиться. Каким-то странным, почти магическим образом, она заставляла Петра постоянно влюбляться в нее снова и снова, и иногда чувства у него вспыхивали с той же силой, что и в первый раз.
Но сейчас он кинул ей скупое "Добрый день, Валь", и пошел в дом, не видя перед собой ничего. Голова была забита до предела образами и репликами, звуками, всё перемешивалось - идеи для будущих проповедей, звучали хоры, перед глазами вновь и вновь появлялись красные губы Лизы и ее самодовольная улыбка. На автомате Петр прошел в кухню и прикипел к кружке с холодной водой, затем пролил немного воды себе на ладонь и вытер ею лицо и шею.
-Ты чего воду разливаешь?- войдя в кухню, спросила Валентина, бросив на мужа невнимательный взгляд, но тот только пожал плечами.
-Разлилось...
-Всё нормально? Ты как-то поздно сегодня.
-Нет, ничего не нормально, но неважно. Я попытаюсь все решить сам,- пробормотал он, стягивая с себя рясу - сегодня он душила, как никогда.
-Не расскажешь?- спросила она.
-Нет, не расскажу,- он попытался улыбнуться,- да нечего, в самом деле, Валь. Я должен был тебе сразу рассказать, но замотался. В общем, кажется, у меня отбирают землю. Вместе с храмом. Ко мне пришли люди с бумагами, что церковь стоит на земле, которую они приватизировали лет сто назад.
-Да как же это может быть?- шокировано подняв брови, спросила Валентина.- У нас же все документы на руках.
-Церковный комитет что-то юлит, не вижу я в них искреннего желания помогать.
-Да ну, перестань, они сделают, что смогут, это уж поверь мне, просто... А что за люди?
-Я не знаю, они не местные какие-то. Кажется, из области приехали.
-И это значит, что они... Снесут? Я правильно понимаю?
-Скорее всего, да, я думаю, что снесут, а зачем он им там, если они могут взять себе землю и заставить ее приносить деньги? Всё это очень логично и очень просто. На самом деле, я плохо помню. Они пришли ко мне в воскресенье после литургии и сразу в лицо ткнули эти бумажки, я смотрел, но я же не юрист. Что-то там написано было, печатки стояли, подписи...
-Кто-то может помочь?
-Кто? Как? Мне надо основательно говорить с комитетом, но это будет уже после встречи с теми людьми. Я встречаюсь с ними завтра, попробую как-то договориться, может, мы найдем какой-то компромисс.
-Ну, какой компромисс, Петь? Подумай - если они хотят землю - значит, они хотят землю. Ты ничего им отдавать не собираешься. Заплатить ты им не можешь, потому что у нас нет таких денег. Ты ведь идешь к ним с надеждой, что они просто отступят, да?
-Конечно, ты права, но попробовать стоит, разве нет?
-Такие люди решений не меняют,- Валентина поджала губы и с растерянным взглядом замотала головой.- Виктор?
-Нет. Возможно. Не знаю,- при этом имени у Петра по коже пошел мороз.
-Попробуй поговорить с сестрой Елизаветой, я думаю, что она бы поняла нас. Они постоянно помогают нам, вспомни только, как она нас выручила осенью перед приездом Владыки. Безвозмездное добро...
Петр засмеялся, опустив голову.
-Не смеши меня, безвозмездное добро. Я уже на примере моих братчиков увидел, что такое это ваше добро.
-Ну, ну, святой отец, перестань, не гневи Бога, ты на нем церковь построил. Не теряй веру в людей.
-Нечего мне сильно на людей полагаться. Надо себе верить и Христу. А всё остальное непостоянное и неправдивое.
-Еще так не было в мире, чтоб что-то не решилось само собой. С Божьей помощью мы справимся.
Валентина его обняла, но потерянный покой так и не пришел.
***
Непривычно просторный светлый широкий офис встретил Петра тихим шушуканьем. Как только он пришел к месту, где ему была назначена встреча, несколько внушительного вида мужчин привстали из-за стола и пожали священнику руку. Тот сел, внимательно рассматривая каждого из троих, что сидели по противоположной стороне стола. Первый был худой и высокий, второй был толстый и круглый, третий - молчаливый и неестественный прилизанный тип.
-Ну что, будем разбираться?- щебетнул худой, излишне сладко улыбнувшись.- Я - Сухов Антон Эдуардович, дабы упустить юридические подробности - человек, на земле которого стоит ваша церковь.
Петр подавил в себе желание в ту же секунду начать оправдываться, и решил дослушать, крепко сжимая в руке папку с бумагами.
-Слева от меня, этот господин шикарных размеров,- Сухов хохотнул, и толстый тоже засмеялся в ответ,- Серов Анатолий Петрович - адвокат, а молодой человек в углу стола - Иван Иванович Иванов, вот так забавно сложилось - он нотариус, который присутствовал при заключении договора о приватизации земли от...- Сухов умолк, заглянул в папку, что лежала перед ним, и сразу же ее закрыл,- От 2003 года.
-Меня зовут Летописов Петр Николаевич, настоятель собора Андрея Первозванного.
-Прекрасно, красиво. Собор Андрея Первозванного - вообще звучит очень красиво, не так ли?- пробормотал Сухов и улыбнулся своим коллегам. Те кивнули.
-Прошу прощения, я выслушал то, что вы хотели сказать. Будьте так любезны не перебивать, выслушайте и вы меня. Совпало так, что процесс приватизации земельного участка, который к тому времени был еще диким необжитым пустырем, тоже происходил в 2003 году от имени церковного комитета в моем лице. Мы делали всё как все люди: список документов - копия паспорта, все страницы, подтвержденное мэрией заявление на приватизацию, льгот на приватизацию не имели. Подали заявку, ее подтвердили, мы составили план...
-Мы прекрасно знаем процедуру, Петр Николаевич,- снова перебил его Сухов.- Но, видимо, где-то ваш договор был составлен неверно, так как он недействителен.
-Как же это недействителен? За все больше чем три года у нас еще ни разу не возникло никаких проблем с бумагами, и почему мы внезапно начали всем мешать с вашим появлением?- сдержанность давалась Петру нелегко, но всё таки давалась и он старался не терять терпение.
-Вы нам не мешаете...- начал, было, Сухов, но посмотрел на своих коллег и исправился.- Нет, мешаете. Дело в том, что мы ничего конкретно не имеет против церкви вообще в контексте Храма Веры Господней и всё в этом роде, но то, что по закону должно принадлежать нам - должно принадлежать нам, и я с глубочайшим сожалением должен вам сказать, что договор мы будем оспаривать через суд в связи с ошибочным составлением документа и, как следствие, отсутствием в нем юридической силы.
-В чем проблема? В чем заключается ошибка составления документа? Откуда вам знать вообще о тонкостях его составления, если вы его ни разу не видели?
-Видите ли, на один участок земли не может быть два абсолютно законных договора одновременно. Мы знаем, что наши бумаги в порядке. Значит что-то не так с вашими, это логично.
-Нет, это не логично, это то же, что я бы сказал, что вот я знаю, что у меня всё правильно, а у вас нет. Попахивает субъективными суждениями, господин Сухов.
-Вы такой забавный, Петр Николаевич, честное слово.
-Я пришел попытаться добиться от вас какого-то компромисса, но всё еще я вижу, что с вами невозможно разговаривать. Кажется, вы уже всё решили. Вы же образованные люди, и должны понимать, что договор о приватизации участка земли не может быть оспорен, если в его основе лежит совершенный акт купли-продажи. А он, ясное дело, совершенный, потому что мы не пришли себе на поле и, мол, "это мать городов русских!". Всё по закону и по документам. И, честно говоря, я не вижу смысла в назначении этой сегодняшней встрече, если она ничего не принесла не мне, ни вам.
Тройка по ту сторону стола только серьезно переглянулась; сладенька улыбка исчезла с лица Сухова, а прилизанный Иванов в конце стола, кажется, побледнел.
-Как это мило, что вы так хорошо знакомы с юриспруденцией, святой отче...- только и сказал Сухов.- Не знаю, конечно, на что рассчитывали вы, но мы надеялись увидеть в вас благоразумие.
-Какое благоразумие?- среди чувства беспросветного конца у Петра снова загорелся огонек надежды, но когда мужчина напротив притянул к себе блокнот и написал там пятизначное число, что-то внутри священника оборвалось, как будто ему вынесли смертный приговор. Он понимал, что эти трое знали - ему неоткуда взять таких денег, а значит это их "условие" сравнивалось с нулем.
-До встречи,- торопливо сказал Петр. Позади он оставил тихое злое шушуканье, точно такое, каковым был встречен.
***
-Я еще не готов дать вам ответ,- сказал Петр, когда поднял глаза и увидел, что в храм вошла Лиза; он продолжил обыденно перебирать записки с пожертвованиями, которые не успел зачитать на литургии. Но она только виновато опустила взгляд и пожала плечами.
-Да нет, я не за этим пришла. У вас всё еще есть время. Просто пришла сказать, что у вас была отличная проповедь и хотела спросить, как у вас там всё развивается...
Петр только удивленно поднял брови и посмотрел на Лизу.
-Вы что, издеваетесь?- только и спросил он и вышел из царских ворот.- Чтоб не при престоле... Сначала вы делаете мне неприличное предложение, а теперь приходите спросить, как у меня дела? Я как-то даже не знаю, что вам сказать. Я еще не готов дать вам ответ, хотя я всё еще наивно надеюсь, что вы образумитесь.
Лиза коротко засмеялась и села за столик, где она уже разговаривала с ним раньше.
-Понимаете, у нас нет другого пути.
Ну вот, та женщина, что вошла в церковь и сделала несмелый комплимент его проповеди, испарилась, вместо нее теперь сидела настоящая Лиза, ту, которую Петр от недавнего времени знал и понимал. Старался понимать.
-Иногда надо срываться с тормозов, чтоб понимать жизнь,- она улыбнулась, не отводя взгляда от стола,- это всё очень оживляет чувства и разум.
-Боже мой, перестаньте. Я не могу это слушать, я прихожу в замешательство. Получается всё намного проще - я, значит, просто плохо проповедовал, если за столько лет, сколько я вижу вас в церкви, вы не поняли той простой истины, что делать добро намного приятнее, если оно безвозмездно. Особенно, если в нем нет железных рамок условий, которые вы, например, мне поставили. Ясно, что тут, казалось бы, всё просто - момент греха и вечность службы Божьей, но...- он умолк, потому что поймал в себе тонкое желание выругаться - такого не было уже давно, и Петр как-то нервно засмеялся.
-Вам самим это нравится. Вы не хотите этого признавать, но вам это нравится, потому что вы снова чувствуете душой, злитесь, паникуете, боитесь. Это всё заставляет вас снова жить. Это - нечто другое, чем ваше амебное беспросветное добро, не так ли?
В ответ он только прищурил взгляд, потому что искренне не понимал ее. В чем-то Лиза была права, но он не мог понять до конца, в чем. И всё же его взгляд неудержимо цеплялся за ее тело - плечи, кисти рук, шея, и, несомненно, губы. Откуда в ней столько жизни? Откуда в ней столько грации? Откуда в ней эта походка расслабленной пантеры перед прыжком? Как она может быть так притягательна и так греховна в то же время?
Петр не сразу заметил, как она поднялась из-за стола, явно поняв, что тот разговор, на который она рассчитывала, не состоится, но вместо того, чтоб направиться к выходу, Лиза повернулась и подошла ближе, глядя ему в лицо.
-Я не уверен, что знаю, что вы хотите от меня...- он не договорил, потому что почувствовал пальцы Лизы на своем затылке. Она мягко притянула его к себе и коснулась уголка его губ своими губами, затем языком. В конце концов, Петр сам поймал ее губы, едва ли понимая себя, и почувствовал ее терпкий напористый поцелуй. Лизины пальцы прошлись по его шее, слегка цепляя кожу ногтями, и она уперлась ладонью в его грудь, как будто вот-вот собиралась оттолкнуть. Этот поцелуй был чем-то другим, чем-то очень желанным и максимально запрещенным; чем больше он ее узнавал, тем более неизведанной она становилась, и чем больше Лиза отдавала, тем больше хотела взамен. Почти на автомате Петр положил руки ей на талию и прижал крепче, почувствовал, как женщина слегка вздрогнула, но внезапно всё прекратилось. Лиза сделала несколько шагов назад и взглянула на свое отображение в стекле, за которым была великомученица Варвара; поправила размазавшуюся помаду и глубоко вздохнула. Петр всё еще стоял возле колонны, нахмурив брови, размышляя, оценивая, анализируя... Впервые в жизни он подумал о том, что когда дело доходит до страсти - божья благодать и всё божьи учения отступают в тень, освобождая тело от разума и передавая его во владения сердца. Но в этой ли ситуации ему было дозволено терять разум?
-Уходите, Лиза. Мне надо много о чем подумать, а пока вы будете здесь, в мою голову будете вселяться только вы. Так что уходите. Всё решится очень скоро, так что ждите звонка. Надо взглянуть на вещи трезво.
-Ради бога, смотрите, сколько вам влезет. Я бы, святой отче, сейчас упала на колени, но далеко не для молитвы, и разум ваш взбудоражился бы настолько, что вы вряд ли захотели бы чего-то еще...
Она дерзковато подняла одну бровь и сама себе улыбнулась, в тот момент как Петр почувствовал, что внутри всё сжимается - ему внезапно стало тесно в своем теле, не то что в куполах этой церкви; он чувствовал, что в этот момент был согласен на всё, что она ему предложит, но в ответ он только глубоко вдохнул. "Наберись мужества, Петр. Христос терпел, и ты терпи."
-Мое предложение - в силе,- сказала она и ушла, как будто ее никогда не было.
***
Валентина уже давно спала, и в доме звенела всепоглощающая тишина. На улице буйствовал ветер, но старые оконные рамы не пропускали его в дом, по крайней мере, Петр не слышал ни сквозняков, ни жалобного завывания. Он сидел на кухне и наблюдал, как под туркой с водой извивается синеватый с желтыми хвостами огонь; кто-то ему говорил, что если виднеются оранжевые хвосты - значит газ по трубам плохого качества. Петр усмехнулся от глупостей, которые лезли в голову ему в этот далеко не самый легкий момент, но, кажется, именно благодаря им вернулся к жизни и услышал, что кипит вода. Он поднялся, выключил газ и вылил воду в чашку - по дому разошелся аромат кофе, и в душе немного поспокойнело.
Совершеннейший монолог, совершеннейшая проповедь. Боже, дай сделать выбор. Подвергнуть ли душу, данную для соблюдения всевозможной чистоты, продать тело или же лишить людей молитвы? Дать Храму Господнему, всему Храму Веры пасть или же обойтись малой кровью - всеми известными формами измены? Повестись на поводу, как низшее создание? Боже, дай сделать выбор. Дай сдержаться от соблазна и, забыв о собственных желаниях, выделить нужное среди ненужного, светлое среди темного, доброе среди злого. Дай сил отвергнуть дьявола и понять, как поступить.
Жизнь - двойной круг. Что посеешь, то и пожнешь; как окликнется, так и аукнется; как проживется жизнь, так будет душа жить вечно в ласке господней или в огне ада. Господи, дай людям сил и укрепи волю их, чтоб они не упали в пропасть греховную, укрепи веру их и верши Свою волю, ибо вера в деяния Твои небесные - вера в завтрашний день. Открой тайну бытия и скажи мне, зачем я послан в этот мир. Дай мне сил уповать на Тебя в час тьмы и благодарить Тебя в час света.
Тишина. Ответа нет.
Не дай мне усомниться в силе Твоей и в любви Твоей ко мне. Дай силу пережить те испытания, Боже, что Ты мне посылаешь, чтоб укрепить веру мою и искоренить сомнения и неправду, злое, лживое, неправдивое слово.
Твоя сила - моя сила.
Хуже ночи у Петра еще не было. Он понимал, что разрушение храма подходит, он уже чувствовал на своих плечах тяжесть некоторого рода смерти, лжи и беспомощности пред ней. В молитве отсекалось всё, и открывалась правда: не можешь ты научить не грешить других, если сам в грехе живешь, грехом питаешься и из него берешь силы для шага в будущее. Он отпил из чашки и зажег небольшое бра на стене, в комнату влился приятный приглушенный свет, влился, как лечебный нектар в горло, сорванное криком длинной в жизнь, влился, как чистая вода на грязное, в пыли и болоте тело, что прошло пешком путь к истине и изначальной правде.
Стараясь не шуметь, Петр открыл тетрадь, взял ручку, и с волнением начал писать.
***
Хор умолк, Петр вышел к народу и трижды перекрестил всех большим красивым дубовым крестом. В церкви, конечно же, стояло тяжелое молчание, но люди молчали не потому что нельзя было говорить - они просто не знали что сказать, и ждали мудрости от Петра, доброго слова и, в к каком-то роде дружеского утешения. Впервые за множество часов, проведенных с ним, Лиза наконец насмелилась рассмотреть его, медленно подняв на него взгляд: красив, как Бог. Ей всегда именно таким представлялся Иисус Христос из Евангелия: худой и высокий, утонченный и элегантный, но в то же время силен словом, умом и руками. Удивительные аристократические длинные шероховатые пальцы - она до сих пор помнила на себе их прикосновение, всё внутри сжималось и начинало гореть от этих воспоминаний; мягкий взгляд темных карих глаз заглядывал в душу и видел всё, всё до капли, все рвения, страхи, грехи и желания, но всегда казался равнодушным к ним. Добр, правдив и смел, но не настолько, чтоб предать церковь и изменить всему, что ему дорого. Злость оттого, что она, наверное, впервые в жизни не получила того, что так отчаянно хотела, сменилась в Лизиной душе упреком, с которым она едва ли могла стоять на ногах, он тянул ее вниз, давил, как будто ей на плечи кинули крест. Каждый из нас в какой-то мере Иисус Христос.
-Вы все знаете, что произошло,- он заговорил, и упрек в Лизиной душе только вырос. Мягкий медовый голос Петра разливался по ее телу настоящим огнем, что прожигал кожу и добирался до мышц, затем до костей, затем до органов; каждое слово жгло сильнее предыдущего.- А кто не знает - я скажу еще раз, а если надо - то еще раз, потому что осознание этого уже пришло, и смотреть правде в лицо уже теперь не страшно. У нас отсудили землю, на которой стоит наш храм, а это значит, что он больше не принадлежит нам. Более того - он не принадлежит никому, так как его собираются разрушить победившие в суде люди, чтоб поставить вместо него что-то свое. В ситуации, в который мы оказались, если величайшая мудрость - деяния Господа ведут нас вперед порой не самыми легкими путями, но мы должны уметь принимать дороги, по которым Он нас ведет, принимать с благодарностью, и каждый день говорить: "Спасибо, Боже, за это испытание. Оно сделало меня сильнее, чем я был вчера." Неужели у нас еще могут возникать сомнения в Божьей к нам любви, если Он отдал своего единственного сына на смерть за наши грехи? Не за свои, а за наши. Далось ли Ему это решение легко? Ведь нам удобно смотреть на эти события в 21го века. Но давайте подумаем, что было бы, если бы Иисус Христос не прошел свой путь, если бы он не умер за весь мир и за всех людей на кресте? Пришло бы царство страха, царство греха, царство гордыни. Но, впрочем, история не знает "если бы", а вера - тем более. Смалодушничать - большой грех, сходить с Божьего пути на короткие тропинки, чтоб побыстрее добраться до мнимой благодати - большой грех, гордыня - большой грех. Мы должны быть мужественны и сильны, чтоб принимать всё, что дает нам Господь, и мы должны, не смотря ни на что, верить в свою правду, не поддаваясь на враньё и попытки ввести нас в грех. Искренне попросив Бога о помощи, он направит нас на правильный путь и даст выбрать свет среди тьмы, так же маскированной под свет...
***
Никто не знал, когда. Никто, кроме Петра - ему любезно позвонил господин Сухов и поставил к известности: 11 сентября приедет бригада и будет разрушать церковь. При желании он мог прийти и потравить себе душу.
Он пришел и действительно увидел, что никого нет: есть только машина внушительных размеров и те трое, с которыми Петр имел сомнительно удовольствие общаться.
-Готовы?- спросил Сухов и, не дождавшись от Петра ответа, махнул мужчине в своей разрушительной машине рукой. И на небольшое здание, выращенное потом и кровью, обрушился ураган. Еще раз и еще раз, снова и снова палач наносил смертельные удары храму, а у Петра даже не было сил, чтоб отвести взгляд и не видеть этого. Этот момент еще долго будет ему сниться. Он услышал позади шаги, но не обернулся, чтобы посмотреть, кто это. В тот же миг чья-то смертельно холодная хрупкая рука взяла его руку, крепко сжав пальцами.
-Каждый из нас в какой-то мере Иисус Христос,- он услышал голос Лизы и только сдержанно улыбнулся.