Это будет, пожалуй, не одна из самых оригинальных историй о пропитом таланте. О том, как рушится жизнь, и не одна, а окружающие, весело попивая вино, смотрят и комментируют.
Это будет даже не совсем история, а скорее яркая вспышка на непонятного цвета фоне.
Размытые фигуры, люди и голоса делали представление о сидящем за столом только четче- ты смотрел на обнаженного мужчину, который, едва ли соображал, что голый, и как будто знаешь его давно- вся Его жизнь валялась разорванной колодой карт на столе, и каждая говорила о себе так громко, что приходилось закрывать уши, чтоб не сойти с ума.
Шум бара сливался с Его глухим бормотанием, и в помещении четко чувствовался неугомонный интерес к этой личности. Никто не сказал о Нем ни слова кому-то другому, но в воздухе явно висел вопрос- есть ли у Него имя? Каждый, кто входил в бар, чувствовал, как этот интерес давит на него.
Он притягивал взгляды. Но не своей наготой, а глухим, как торопливая исповедь, бормотанием. Мужчина сидел в темном углу, и эта тьма вокруг него не давала понять, молод Он или стар, черты лица были скрыты тенью- только лишь пара глаз и худые небритые щеки выбивались из невыносимого неведения кто же Он.
Этот человек чем-то напоминал Иуду на картине "Тайная вечеря", Он прятал свой стыд, свою жизнь, свою печаль за большой серебряной чашей, которую принес с собой, а старому продавцу и в голову не могло прийти выгнать его. "Еще вина!!",- с такими словами Он поспешно ввалился в старый английский трактир, как будто долго от чего-то убегая, и наконец-то найдя приют, падал к ногам спасителя, не совсем веря в то, что его спасут.
Грешная душа- это идеальная материя, потому что ее можно бесконечно очищать- так судил каждый "святой", не согрешивший за свою жизнь ни словом, ни помыслом. И вот Он, утопающий и безбожный прерывает поток медленных разговоров и открывает им глаза- в мире все еще есть такие, как Он сам, изгои- темные стороны этого мира.
В какой-то момент все в баре стихло. Люди, как по команде, умолкли и уставились на него. Теперь это уже напоминало представление, когда все делается по команде режиссера-недоучки, создающий такие же неполные и бессмысленные постановки, как и он.
***
И вот Он- Великий Предатель. Великий Пьяница. Великий Гений. Великий...
***
Воспоминания из жизни этого мужчины мелькали на стене, как тени проезжающих мимо эгоистических карет и дам, сидящих в них. Первым Его воспоминанием были слова матери: "Перестань жевать нотные листы отца!". Дальше: "Успокойся, не расстраивай пианино". А Он, маленький и чистый, как сам Иисус, не разрушивший еще ни одного мира, не понимал, почему же пианино расстроится. Он не хотел его огорчать, чтоб не сломать цепочки тех звуков, которые исходили из него- из инструмента и из той детской души. А потом Он как-то вдруг остался один- отец перестал сиять на фоне неба, а мать утонула в мужчинах и деньгах, которые доставались ей через порочное и призрачное удовольствие.
И именно тогда Он впервые задумался о том, как же слаба человеческая душа- никчемна и формальна.
Душа- это человеческий гений, а гений- понятие очень растяжимое. Оно, как и такие пустые звуки, как вера, надежда, любовь, уважение, не значили толком ничего- они были, потому что их ввели в словари, но значили ли они что-то? Значили ли они хоть что-то для человека? Для Него?
***
Он, сидящий в трактире абсолютно нагим и пьяным, был целым разрушенным миром, и сейчас рушился уже окончательно. Вино не пьянило, а на какое-то время забирало отсюда в другое пространство, которое было неуклюжими размазанными линиями, лишь отдаленно напоминающими ту реальность, в которой Он был давно.
***
За окнами теплого самовлюбленного английского трактира лютая зима злилась на равнодушие людей к Нему, этому Великому Несчастному, не догадываясь, что Он не нуждался в жалости. Все, в чем он нуждался, было Святым Письмом и бутылкой хорошего вина. И эта нужда именно в этот момент обострилась настолько, что Мужчина смахнул всё, что было на столе, рукой на пол и разорванные дамы и короли разных мастей возмутились и стали еще громче рассказывать Ему о Его жизни- поганой, пьяной и прошедшей. Серебряная чаша покатилась и остановилась у ног старика в дорогом костюме, который не среагировал и все так же, как заговоренный, смотрел на сидящего в темном углу. Все они смотрели на Него.
***
Самым большим грехом было действительно Жить. Нагой и уничтоженный мужчина жил. Жил так, как хотел, а не так, как надо или как хотели другие. Он не провел всю жизнь в молитве или в пещере вдалеке от женщин- и Он, без сомнения, стал великим Распутником, не заслуживающим прощения, ведь радовался, коротая дни и ночи.
Никто не проследил того момента, когда человек в темном углу, походивший на Иуду, перестал дышать.
Нельзя было сказать, что кто-то убил Его или разрушил Его жизнь- Он так хотел- не повиноваться никому: ни правилам, ни жизни, ни времени.
В тот момент, когда всё тело Его обмякло, и Он устало упал всем телом на большую деревянную скамью, руки Его коснулись пола и я заметил в его ладонях большие гвозди.
Он был Великим Предателем, но на Страшном Суде будет сиять яснее Иисуса Христа.