То место, где Она находилась сейчас, было принято называть побережьем, потому что там было море и галька, которая больно ранила ноги, но проводила какую-то параллель со святыми мучениками- каким-нибудь, любым из них, существенной разницы всё равно не было- пройдя сквозь боль физическую, избавишься боли душевной.
В голове был полный жужель вопросов и, как ни странно, ответов, что делали Ее жизнь окончательно бессмысленной.
Она чем-то походила на египтянку, хоть в Ней не было ничего особенного. С таким же успехом Она могла быть и англичанкой, и русской, да какое это имело значение? На том, что было принято называть побережье, Она стояла абсолютно нага и от сильного ветра волосы Ее развевались и сливались с золотом уходящего дня. Вдруг Женщина начала говорить.
-Жизнь- это всего лишь одна из форм существования, которая ничего особенного собою не являет. Смерть- тоже форма существования. Хотя, правильнее назвать ее переходом из в.
Потом Она села прямо на гальку и лишь в тот момент стал заметен Ее изрядно округлившийся живот. В тот момент на земле возникла корзина, накрытая черным платком, из-за которого из всего содержимого было видно лишь только огромный кувшин. Женщина легко его вынула, поднесла к губам и начала пить так жадно, что красная жидкость потекла с губ по шее на обнаженную грудь. Потом Она продолжила говорить.
-Вино- это отличная трава для разума. Оно- как солнцезащитные очки- пока пьешь, то мозг отключается на некоторое, небольшое, время, но его вполне достаточно, чтоб то, чего не хочешь видеть, исчезло.
Сзади послышались шаги, но Она их либо не заметила, либо ждала, ведь на лице ее не возникло и капли удивления. Запала тишина и море перестало шуметь, замерев. Раздался мужской голос.
-Ты- та, что носит моего ребенка?
Женщина не среагировала никак, только отпила из кувшина еще несколько больших глотков.
-Там не твой ребенок.
-Да неужели?- на мужском лице наверняка появилась кривая улыбка на одну сторону; указательный палец беззвучно постучал по трости, ведь Он хромал на левую ногу; Его одежда заколыхалась на внезапно поднявшемся ветре сильнее, чуть ли не слетая с худого тела; пенсне, дорогое, но треснутое, выпало, чем только усилило зрение правого глаза, но Мужчина быстро вставил его обратно, избавляя себя от мук четко видеть Ее очертания.
-Там- всемирная Тайна бытия, а не твой ребенок.
Он сел возле Нее и впервые в жизни Она увидела черты его лица такими, какими они были.
***
Ради этой женщины Великий Врун научился говорить правду, хоть она ему не нравилась, и порой ранила в самое сердце, и убивала, и воскрешала, но... В какой-то момент правда стала единственной в мире вещью, которую хотелось говорить.
И Он вылил всё свое вино в море, почему-то проклиная день, когда родился.
***
Если вы когда-либо видели иллюстрации к библейским историям, то вы наверняка сможете себе представить, как был одет этот Мужчина. Его одеяние, как у самого Творца, не гармонировало с тростью, пенсне и цилиндром, но в точности передавало Его сущность.
Что еще Он мог Ей сказать, точно зная, что меньше чем через 40 лет ровно с этого момента Его Сын умрет за грехи людей на кресте? Меньше чем через 40 лет ровно с этого момента сам Великий Дьявол явится Пилату и неодобрительно на всё это посмотрит, разочарованно заметив, что крест должен был быть из меди, а не из дерева. "Всё в рамках бюджета, дружище",- ответит тот и тучи сойдутся, и души будут уповать на Него, но всё будет слишком поздно и в рамках... Бюджета.
***
Море снова начало бушевать. Мужчина всё еще сидел, а Женщина всё еще пила.
-Закончилось,- сказала огорченно Она, одним глазом заглядывая в кувшин. Женщина полезла рукой в корзину и достала оттуда ножницы и, не раздумывая, начала обрезать свои волосы. Их связь с дивной материей умирающего дня порвалась и у Нее на глазах появились слёзы.
Женщина тяжело встала, повязала черный платок, что накрывал корзину, на голову, и вытрясла на камень всё остальное содержимое. На дне валялся небольшой деревянный крестик, который, как только упал на гальку, стал просто огромным.
Она взвалила его на плечи, Ее ноги подкосились, но Она не упала, а тяжело пошла на встречу новому дню, грубо раня себе ноги галькой, но проводя какую-то параллель со святомучеником. Но друг остановилась, и, оглянувшись, посмотрела на Мужчину.
-До встречи,- с грустной улыбкой сказала Она ему.
***
Старая, седая и с обвисшей грудью, сидела в тени. Ноги Ее лежали на маленькой табуреточке, что была предназначена именно для этого, одна рука лежала на столе, который был весь заставленный бутылками, вторая- на животе.
Дико болела голова и боль только усугубляли крики и плач народа, что шумел, кажется, громче бушующего моря.
Она очередной раз громадными глотками отпивала из большой серебряной чаши, когда тучи сгустились и почернели, и сквозь шум, крики и рыдания до Нее долетел урывок разговора.