Аннотация: о самом разном:о студентах,эмиграции, разных странах и др.
Рафи
Снаряд просвистел тонко, как комар, прежде чем раздался взрыв. Сильно тряхнуло. Сидевшие в укрытии чертыхнулись и выругались. Впрочем, сегодня долбали с самого утра. Арабы вели артобстрел из тяжелых орудий почти непрерывно. Израильтяне отсиживались в укрытиях. В ответ на огонь с арабской стороны, израильская артиллерия щедро отплевывала деньги израильских же налогоплательщиков. В общем, все шло нормально: пехота пряталась, артиллерия - царица полей - вела диалог на повышенных тонах. После очередного взрыва сослуживцы переглянулись и первым осенило сержанта...
***
Альтсхаер сидит в библиотеке. На столе перед ним разложены книги по истории. Этот год для Альтсхаера решающий. Через десять дней - подача курсового проекта и экзамен. А там, если повезет, и окончание учебы на второй, магистерской степени. Он часто сиживает здесь, на втором этаже центральной университетской библиотеки. Неизменно выбирает столы, стоящие в укромных закутках за книжными стеллажами. Сегодня, правда, он сделал исключение из правил - забежал ненадолго, а потому тащить груду книг далеко в глубь читального зала было просто неохота. И зря. Альтсхаер только удобно расположился и приготовился сделать последние выписки, как вдруг услышал за спиной торопливый цокот каблучков. Каблучки уже почти процокали мимо, но задержались, узнав Альтсхаера со спины. Цок-цок-цок и перед возникла Маечка. Хорошая, сексуально неудовлетворенная девушка в очках и большом бюсте. Фигура... Ну да ладно, не об этом здесь речь. У обычно оптимистично настроенной Маечки глаза сегодня "на мокром месте". Она хлюпает носом и шуршит газетой в левой руке. Альтсхаер вымучивает улыбку на лице. Встречи с Маечой носят характер "ты говоришь - я молчу". Говорит, как правило, Маечка, Альтсхаер при этом лишь работает ушами. Впрочем, это не мешает Маечке быть влюбленной в Даника (как она, подобно многим его друзьям и знакомым, зовет Альтсхаера). Хотя и безответно. Дальше легкого флирта с его стороны дело не идет, но Маечка девушка настырная. У нее есть цель и этим сказано все. А колы его порой просыпающегося сарказма ей мешают так же, как рыбе - туфли не по размеру. Но сегодня что-то неладно в датском королевстве. Маечка отбросила свой всегдашний оптимизм, зачастую наигранный, и трагически произнесла:
- Даник, ты уже слышал?
Данику в последние дни ни до чего, кроме учебы (которую он жаждет закончить не меньше, чем выпившему много холодного пива в жаркий день человеку - вернуть природе потребленную влагу) нет дела. Поэтому он осторожно прощупывает почву:
- О чем?
- Как о чем? О происшедшем в Ливане?..
Ливан - это северный сосед Израиля. С его территории часто производятся обстрелы населенных пунктов, расположенных на севере Израиля. Еще там идет гражданская война. Кроме этого происходящее в Ливане занимает Альсхаера примерно в той же мере, что и электромагнитное излучение и последствия его прямого воздействия на рождаемость, скажем, в Камеруне. Но сказать об этом - значит вовлечь Маечку в продолжительную дискуссию на тему "Как ты можешь так об этом говорить?". А времени у Альтсхаера в обрез. Поэтому удивленно-проникновенным голосом он тихо произносит:
- Нет...
- Даник, это какой-то кошмар,- выдыхает Маечка и спонтанным (но хорошо спланированным движением) движением кидается Данику на грудь1. Как бы невзначай, но плотно прижимаясь к Данику-жилетке (в которую плачутся) внушительных размеров бюстом. Честно говоря, в этот момент Альтсхаер чувствует себя препаршиво1. Реакция Альтсхаера объяснялась просто: библиотека, тем более центральная, это место, где можно познакомиться с симпатичной девушкой, а сама атмосфера придает знакомству еще и некий интеллектуальный налет ("О! Он/она посещает библиотеку!.. Значит, кроме покупок ее/кроме футбола его еще что-то интересует.") Если же тебя так фамильярно лобзают-обнимают, то ты уже занят и для знакомства, по крайней мере пока, не годен. "Казнить, нельзя помиловать".
- Это кошмар! - повторяет Маечка.
- Да уж, это кошмар, - выражает непритворное согласие Альтсхаер, имея в виду эти вот объятия посреди библиотеки.
Маечка почти никогда не слушает собеседника и иронии в словах Даника не улавливает. Она уже успокоилась и в состоянии говорить. К вящему сожалению Альтсхаера.
- Так ты читал? - тычет она пальцем в газету. Альтсхаер недолюбливает газеты и сообщаемую ими информацию. Исключение составляют лишь статьи по истории, географии, литературе и прочий околоинтеллектуальный гуманитарный хлам типа кроссвордов.
- Нет, - повторяется Альтсхаер.
- Читай! - Маечка уже разворачивает газету на столе. Альтсхаер украдкой, за спиной своей собеседницы, корчит тоскливо-кислую мину.
- А своими словами никак? - мямлит он.
- Рафи убили! - не заставив просить себя дважды выдыхает Маечка. Маечка на груди у Маечки при этом вздымается, как девятый вал.
- Не может быть, - убитым голосом констатирует Альтсхаер, мучительно пытаясь припомнить, кто такой Рафи.
***
В корпусе 44, в квартире номер 5, намечался сабантуй. Выпивки и закуски было накуплено много и даже еще больше. Повод был более чем подходящий - праздник хорошего настроения. Корпус 44 - это один из корпусов университетских общежитий под названием Идельсон. Общежитие расположено на горе Скопус, неподалеку от Еврейского Университета в Иерусалиме или, если не быть столь помпезным, иерусалимского универа. В свое время в вышеозначенную квартиру вселилась весьма пестрая компания. И с тех пор квартира эта - 5 - стала пользоваться если не плохой то уж, во всяком случае, странной репутацией, как говаривал старик Булгаков. Хоть и по поводу совсем другой квартиры. Объединяло же обе квартиры общее с Булгаковым происхождение двух из шестерых ее жильцов и то, что сами жильцы (а особенно киевляне) называли свою квартиру "центром темных сил" или "средоточием злой силы".
Среди гостей, приглашенных аборигенами квартиры, попадались типы самых разных калибра, возраста и изучаемых в университете дисциплин. Компания сегодня была сугубо мужской.
- А что, баб не будет? - спросил кто-то у кого-то. Спрошенный кто-то задумчиво произнес:
- Да вроде нет. Ну, разве что Тибетчица.
- А-а-а... - понимающе закивал вопрошавший...
Все уже собрались, на столе стыла водка и прохладительные напитки среди всяких там разносолов. Присутствующие глядели на стол и глотали слюни.
- Кого ждем-то? - спросил Альтсхаер - на этом празднике жизни и он был одним из гостей.
- Как это кого - Светку-Тибетчицу! - с лукавой мужицкой улыбкой произнес Димка Бобер.
- Кого-кого? - вмешался в диалог Бобра и Альтсхаера Вовка Малер. - Это кто же, жительница Непал-Бирм-Тибетов?
- Ну, Тибетчица... - все с той же лукавой ухмылкой пояснил ему Бобер, - ... она и тибетчица, и минетчица - всемтчица. Короче, минеты она делает.
- "Оральный секс был ее любимым времяпрепровождением..." - сочинил псевдоцитату Альтсхаер. Вовка, самый младший из присутствующих, засмеялся и спросил как можно более безразлично:
- Что, вот так вот, за здорово живешь?
- Ну, не так и не за здорово, - попытался прояснить ситуацию Максим Бойцов1, один из аборигенов квартиры.
- А как? - настаивал Вовка, выдавая тем самым явно не праздное любопытство. Бобер проницательно взглянул на Малера и иронически покивал в сторону.
- Да она, вроде, сама выбирает себе... м-м-м... кавалеров... - тщательно подбирая слова пояснил Макс.
- А если не выбирает? - продолжал выпытывать не на шутку заинтересовавшийся Вовка.
- А кто ж эту тварь спрашивать будет?! - смачно и без обиняков подвел итоги затянувшейся беседы Бобер.
В дверь позвонили.
- На ловца и зверь бежит! - крикнул Гена-Танкист и в квартиру на крепких коротких ногах вошло квадратное туловище с большим бюстом, увенчанное маленькой головкой с маленькими же глазками-семечками. Существо нерешительно улыбнулось.
- О-о, Светка, здорово, проходи! - по-свойски прервал возникшую было паузу Бобер. Все почтенное общество задвигало стульями и уселось за стол. Началась обычная праздничная суета с тостами, разговорами, шутками - почти все присутствующие знали друг друга по работе в охране университетских общежитий. Светка Пятакова по прозвищу Тибетчица сидела во главе стола с Бобром по одесную и с Мишенькой Длинным - по ошуюю. Радушный Бобер все подливал и подливал спиртное гостям, не забывая о себе, но особенно - о даме.
- А чем она занимается? - тихо спросил сидевший на другом конце стола Вовка у Макса и Альтсхаера.
- Да нет, по жизни она на подготовительном отделении в нашем университете пытается учиться. - уточнил Альтсхаер.
- А деньги, работа?
- А зачем? - поддельный друг степей из Бишкека проглотил колбасный кружок. - У нее друг есть. Вот он и "пашет".
- Он "пашет", а она тут с нами..., - несколько сконфуженно проговорил честный Вовка.
- Где ж ей, бляди, еще быть?.. - безучастно проговорил Лукавый Шайтан.
- А кто у нее друг?
- Рафи. Есть такой... на экономике учится. Вкалывает на четырех работах и учится. Да и учится, вроде, неплохо. Хороший чувак, хоть и дурак.
- Чего это дурак? - спросил Альтсхаер.
- Дурак, что с такой вот связался! - жестко резюмировал Макс.
С другого конца стола, между тем, донесся возглас Димки Бобра. Последний потребовал тишины.
- Ну! - сказал он. - Все это, конечно, хорошо... Но пришло время спросить у нашей, так сказать, почетной гостьи: "Светка! А кто тебе из нас нравится больше?". В наступившей тишине порядком захмелевшая мамзель обвела нас мутным взглядом. И произнесла неожиданно приятным голосом:
- Мальчики! Я столько выпила, что вы мне уже все нравитесь...
Выпившие гости стали обмениваться впечатлениями от выступления Светки Пятаковой и втихаря занимать очередь. Потом часть гостей и жильцов квартиры уединялась по очереди со Светкой в одной из комнат. Остальные пили, курили, неторопливо беседовали, травили анекдоты... В общем, все развлекались, как могли. И Светка тоже. За нее "пахал" Рафи.
Позже Альтсхаера познакомили с Рафи. Худощавый молчаливый воспитанный рижанин Рафи оказался неглупым парнем с чувством юмора. В конце 1999-го года он порвал со Светкой. Неожиданно для всех ушел в армию и добровольно выбрал службу в боевых частях. После курса молодого бойца его направили в Ливан.
***
В январе в Ливане идут дожди. Дождь шел и в тот злополучный день. С самого утра израильтяне и арабы затеяли нескончаемую артиллерийскую дуэль. Пехота сидела по укрытиям. Рафи сидел со своими сослуживцами и писал письма. Потом запечатал конверты, наклеил марки, надписал адреса. Положил письма на стол и шагнул к выходу из укрытия.
- Ты куда? - вяло поинтересовался один из сослуживцев.
- Подышать. - усмехнулся Рафи и вышел.
Потом прогремел очередной взрыв. Где-то совсем рядом с укрытием. Первым осенило сержанта - он попытался вылезти и проверить куда запропастился Рафи... Они смогли выбраться наружу только по окончании артиллерийского обстрела. Особенно собирать было нечего. Прямое попадание.
***
Все еще обвитый Маечкой как дуб - плющом, Альтсхаер припомнил свое неблизкое знакомство с Рафи. В отличие от Маечки, он не рос с Рафи в одном дворе и не ходил с ним в одну школу. Да Альтсхаер и в Риге-то никогда не был.
- Ты пойдешь на похороны? - спросила уже абсолютно спокойным голосом Мая.
- Не знаю. - с честным видом соврал Альтсхаер.
***
На воинском кладбище на горе Герцль, что в Иерусалиме, было мокро, холодно и мерзко. Шел снег с дождем. Многие из участников того самого сабантуя со Светкой Пятаковой в главной роли были уже в военной форме и стояли вместе. Хлопья мокрого снега облепляли участников траурной церемонии. Многочисленные военные студенты окружали свежевырытую могилу. Многие плакали. Одно дело, когда по радио ты слышишь сухие сводки о погибших, другое - когда знакомый тебе человек, еще вчера думавший, мечтавший, любивший, топтавший эту землю, сегодня лежит в ней. Мы стояли кучно и вдруг Эллочка спросила:
- А Тибетчица здесь? Кто-нибудь ее здесь видел?
- Да вон она, в углу! - сказал кто-то.
И точно, где-то далеко стояла одинокая Светка Пятакова. Она не плакала. Просто стояла и смотрела. Как всегда офицеры и сослуживцы произносили избитые банальные фразы типа "знаете, каким ОН парнем был". Мама Рафи, проживающая в Германии, плакала. Отец, проживающий в Риге - тоже. Эллочка и еще несколько девушек из университета рыдали в три ручья. Светка не плакала. Она постояла еще минуту-другую, повернулась и пошла к выходу с кладбища.
Люди, которых мы любим. Поступки, которые мы совершаем. Жизнь, которую мы проживаем.
1 Так обычно в фильмах герой спасает героиню от смертельной опасности, в результате чего героиня с плачем кидается ему на грудь, орошая последнюю потоками слез, в то время как герой смущенно утешает героиню до тех пор, пока объятия из слезливо-взволнованных не переходят в пылко-пожароопасные.
1 То есть так, как если бы на светском рауте, в огромном зале, кишмя кишащем ослепительно обольстительными красавицами, к нему, одетому в (последовательно) смокинг, бабочку, бриалин, и светский лоск с сигарой в зубах, кинулась бы... Кинулась бы через весь зал, роняя поднос, официантка, на ходу выкрикивающая "Даник! Даник!". Добежав, официантка заключила бы его в свои, нежеланные им, объятия с добавочным криком "А помнишь, как мы сидели за одной партой/ползали вместе в разведку/крали яблоки в соседском саду/курили марихуану на пустыре..." - ненужное зачеркнуть, а впрочем, можно и не зачеркивать, так как вечеруже списан и сдан в утиль за ненадобностью.
1 Кроме имени и фамилии, Максим был еще и обладателем клички Хитрый( или Лукавый) Киргиз(или Шайтан). А все потому что Макс приехал из бывшего Фрунзе и нынешнего Бишкека, где родился, вырос и с годами приобрел этакий хитрющий ленинский прищур. Этот прищур не сходил с лица Бойцова никогда и ни при каких обстоятельствах, даже когда Макс говорил об абсолютно серьезных вещах.