Проснулся Гоша от страшного холода. Не открывая глаз, он с трудом приподнял свою левую руку, потрогал голову, плечи, грудь, живот, ниже - всё на месте. С помощью левой он отогрел правую руку, потом обеими руками усиленно начал тереть всего себя.
Открыл глаза и, подпирая руками своё непослушное тело, умудрился присесть. Потёр закоченевшие ноги - зашевелились пальцы. Только теперь Гоша заметил, что сидит он на совершенно голом человеке, и рядышком лежат ещё несколько таких же голых. Подумал: "Где это я, почему все голые? Вроде бы не в бане и не в общаге, а тем более не в своей хибаре..." Он встал на четвереньки, осторожно переполз через спящих, стараясь не придавить их, и поднялся на ноги. Нигде не обнаружив своей одежды, Гоша пошёл искать выход на улицу. И тут женщина, так внимательно следившая всё это время за каждым его движением, увидела, что этот, вчерашний, направился к ней. Ошибиться она не могла, резко сорвалась с места, но за что-то зацепилась и грохнулась на пол. Не теряя ни секунды, дабы не стать жертвой вчерашнего, она нащупала дверь и юркнула в другую комнату, надёжно захлопнув за собой массивную дверь.
- Господи, помилуй, спаси мою душу грешную! - перекрестилась она и судорожно схватила телефонную трубку. - Аллё, аллё! Скорее на помощь! Вчерашний поднялся! Да, хант! А почему ты его в больницу не отвёз?.. Да ты что, окаянный, если хант - значит, сразу ко мне, если русский - в больницу? Эй-ай!.. Скорее!.. Он стучится в дверь...
Тем временем Гоша определил, что никакого выхода из этой ямы нет, кругом толстые бетонные стены, а на окнах надежная арматура.
- По всей вероятности, это ЛТП, - подумал Гоша.
Холод сковал все тело. Гоша энергично растирал себя, делал незамысловатые упражнения, сжимался и не знал, где притулиться: кругом ледяной бетон и обжигающий холод.
В это время широко распахнулась дверь, и вошли участковый и незнакомая старушка с седыми волосами. Гоша почувствовал волну тёплого воздуха.
- Здравствуйте, Егор Хакович, - вежливо поздоровался участковый, капитан милиции Тришкин, - ты уж, пожалуйста, извини нас, неувязочка вышла, мы малость перепутали координаты. А теперь одевайся и иди к своей молодой супруге. Я приношу извинения твоей жене за такой казус.
Тришкин взял одежду из рук тёти Клавы, достал из потёртого кармана Гошиной полинявшей от солнца рыбацкой штормовки направление в ЛТП, показал его хозяину и тут же разорвал на мелкие кусочки. А для пущей верности добавил: "Егор Хакович, считай, что ты уже оттарабанил сполна свои кровные восемнадцать месяцев трудотерапии, получай от меня в подарок амнистию. Такого я отродясь не видал!" Гоша недоумевал: "Что же такое творится с участковым, с чего он вдруг стал таким масляным? Раньше, бывало, лупил его сплошным многоярусным русским матом". Гоша оделся, глянул ещё раз на то место, где отдыхал и где до сих пор неподвижно лежали спящие люди, круто повернулся и через соседнюю комнату вышел на улицу.
Когда он открыл скрипучую дверь своей драной лачуги, сидевшая за столом жена Альбина ни с того ни с сего откинулась на спинку дивана и закатила глаза. Тесть с тёщей с полными рюмками водки в руках застыли с раскрытыми ртами, не сказав ни слова своему зятю. На столе уныло стояли несколько бутылок водки, лежали хлеб и рыба.
- Сынок, неужели это ты? Слава Богу, что вернулся целый и невредимый, - наконец пришел в себя старый тесть. - Вчерась приходил к Альбине мил человек, наш участковый, и сообщил, что при переходе дороги тебя случайно сбила машина, что он подобрал тебя и отвёз... А сегодня должны тебя... ну, это, посмотреть, от чего ты умер... А мы, горемычные, заказали... назначили день... родным телеграммы отправили, должны приехать... Мы, Гоша, выпили за упокой твоей души...
- Давайте выпьем за твоё здоровье, чтобы ты жил долго-долго и радовал нас, - скорбным голосом сказала тёща, смахнув с лица нахлынувшие, но теперь уже от радости, слёзы.
Гоша налил себе полный стакан огненной воды, посмотрел в окно на широкий Полуй, задумался и тихо произнёс: "Поеду на рыбалку, хватит сачковать..." Услышав знакомый голос, Альбина открыла глаза, посмотрела на своего "покойного" мужа и зарыдала. Гоша подошёл к плачущей жене, положил руку на её плечо и, хлопая близорукими глазами, виновато пробормотал: "Ну, хватит, Аля, живой же я, живой..."