Наши два чума стояли на возвышенности, кругом простиралась бескрайняя, вот-вот готовая зацвести тундра. Каждый из нас время от времени невольно поглядывал в сторону священного места Нумд Ханондалва, откуда должны появиться многочисленные аргиши.
Вот уже третий месяц четыре семьи из оленеводческой бригады каслали отдельным стадом, так как в это время важенки с новорожденными телятами пасутся отдельно от хоров и быков.
Вдруг Тэтамбой, самый шустрый мальчик стойбища, радостно воскликнул:
- Едут! Смотрите! Вон первые упряжки появились на горизонте!
Его отец достал бинокль, долго всматривался вдаль и, довольный, произнес:
- Место, где угощают небесных богов. Быки-производители часа через два прикаслают к нам!
В эту ночь в наших двух чумах никто не спал, все ждали встречи. Высоко над горизонтом светило солнце, тундра радовалась теплу и свету. В эту пору трудно определить время суток, и только ядрёный воздух тундры подсказывает, что вокруг белая, июньская ночь.
Аргиши остановились недалеко от нас, на священном месте. По обычаю ни один ненец не должен проехать мимо, не угостив небесных богов. Люди долго сидели, ходили, угощали и мысленно просили благополучия для своих оленей, своих семей. И вот аргиши тронулись, медленно спустились в долину, стали переходить речку и подниматься к нашим чумам.
Впереди ехал бригадир, за ним его дети, жена и все остальные. После долгой разлуки люди радовались встрече. Мы в своих чумах приготовили чай, потом помогали распрягать оленей, перетаскивать вещи, ставить чумы.
Бригадир сказал, что завтра прилетит вертолёт из посёлка Мыс Каменный за пантами, и мы всей бригадой с утра должны заготовить их, если хотим получить товар.
Утром все встали рано, дежурный пастух пригнал многотысячное стадо, и мужчины стали ловить оленей, ловким приёмом сваливать их на землю, связывать за ноги и отпиливать молодые, ещё незакостенелые бархатные рога - панты. Женщины и дети помогали.
К вечеру прилетел вертолёт, товар в нём был разнообразный. Каждая семья приволокла к вертолёту по два-три мешка нарезанных пантов и в обмен получила продукты, брезент, сукно, резиновые сапоги для детей и, конечно, водку.
Стоящий сзади всех в очереди Вануйто внимательно смотрел, что же берут впереди стоящие. И когда бригадир пронёс мимо него два ящика синих маленьких баночек, его рука сама потянулась и схватила одну из них: "Это сок? А как открыть?"
Бригадир одним лишь лёгким движением руки оттянул вверх ушко банки и сказал: "Попробуй, что за сок!" Вануйто робко приложился своими толстыми губами к баночке и не смог оторваться, пока не выпил всю. Это был его любимый напиток - водка! Когда очередь дошла до него, он уже изрядно захмелел. Отдал два полных мешка продавцу, взял три ящика этих красивых синих баночек, а на остальное ему дали два ящика печенья, мешок сухарей и немного хлеба.
В тот вечер Вануйто крепко выпил, щедро угостил весёлым напитком всех, кто жил в его чуме и кто заходил. Ночью он ходил в ной паны (летней женской ягушке из сукна), заходил в каждый чум по нескольку раз, просил водки или чаю. Но народ не реагировал, хорошо знал его комические безобидные выходки. Много раз взбирался на небольшую сопку, становился лицом на восток, протягивал руки к небу и говорил почему-то только по-русски, коверкая некоторые слова: "Я - саман! Я - великий бум-бум! Я могу вызвать духов!.."
На поясе у него был привязан какой-то маленький идол из дерева. Своим возбуждённым видом, крепкими, загорелыми, в мелких морщинах щеками, глубоко сидящими карими маленькими глазками и толстыми губами, голосом, который стал грубым и надменным, он чем-то даже смахивал на шамана.
К утру в стойбище стало тихо. Когда Вануйто проснулся, у него, видимо, всё тело ныло и башка трещала. Встать не смог, но из-под ягушки ворчал на свою жену Варне:
- Юркад! Сай тара!*
Варне молчала и не шевелилась. Это разозлило Вануйто, он не выдержал и громко крикнул:
- Юркад! Палять!**
Варне не вставала, только перевернулась на другой бок. На той стороне чума кто-то зашевелился, кряхтя встал и вышел на улицу. Это была Взване, старшая сестра Вануйто. Она разожгла огонь.
У Вануйто не было сил встать, он пытался разбудить Варне, но она не вставала.
- Палять! - ещё раз громко крикнул на Варне, с трудом поднялся, надел малицу и выполз из чума.
На улице светило яркое летнее солнце. Когда зашёл в чум, его сестра уже готовила стол, но Вануйто хотел похмелиться. Варне не вставала и не давала водки. Зайдя в соседний чум, Вануйто узнал о том, что сегодня вся бригада будет каслать, так как им надо было успеть до берега губы, до мыса Трёхбугорный, ещё до появления комаров и оводов, где олени спокойно могли переждать это тяжёлое для них время года.
Из каждого чума начали выносить вещи и собирать нарты. Вануйто поспешил в свой чум, но Варне всё ещё лежала на постели.
- Ты будешь вставать или нет?! Скоро все чумы будут разобраны!
Наконец Варне зашевелилась, медленно села, её растрёпанные чёрные волосы закрывали смуглое опухшее лицо, большие карие глаза бессмысленно уставились в землю, полные губы были сжаты, крупный нос блестел. Вчера она вдоволь выпила водки.
Варне отвязала чёрного щенка, который был привязан к шесту чума возле неё, порылась в своих вещах у изголовья, встала, криво усмехнулась, насквозь пронизывая мужа колючим взглядом, и, заметно хромая на левую ногу, вышла из чума...
Сестра Вануйто быстро собрала вещи, стала упаковывать нарты. Уже надо было разбирать чум, а постель Варне ещё не была собрана, её самой не было. Вануйто, не дождавшись Варне, стал выносить вещи на нарты и увидел, что все чумы уже разобраны и уложены. Ему стало ясно, что скоро дежурный пастух пригонит стадо.
Из оврагов стали подниматься первые олени. Вануйто незаметно для всех прошмыгнул по ближайшим оврагам в надежде найти свою жену, но её нигде не было. Он быстро вернулся и стал складывать шесты чума на нарту.
Его сестра смотрела вопросительно, а племянник Митрофан грозно поглядывал на него, сжимая кулаки...
Загнав ездовых быков в загон, люди стали ловить оленей, запрягать их в нарты. Вануйто спешил вывести всех своих быков для грузовых нарт и привёл четырех быков для упряжки Варне. Когда все уже были готовы, бригадир первым двинулся в путь, за ним потянулись вереницей длинные аргиши мужчин, детей, женщин. Вануйто отпустил своих оленей, когда понял, что Варне не придёт. Он с умыслом остался последним и снова юркнул в ближайший овраг, но тщетно! Он уныло вёл аргиш Варне и всё думал: чем же он так мог обидеть жену, что она ушла из дома?
Три года назад его старые сёстры выбрали ему в жёны Варне из рода Сусой. После пятнадцатилетней холостяцкой жизни... Он не противился, ему было всё равно. Варне была старой девой, сильно хромала, к тому же ничего не умела шить, и её никто не брал в жёны. Отдали за неё трёх оленей.
Вануйто вспомнил свою первую жену, детей. Прошло много лет, и он вдруг задумался: почему же ушла от него жена с четырьмя детьми в ту морозную зимнюю ночь пешком из тундры в посёлок?
"Так все мужья обижают своих жён, и никто из них не уходит из чума!" - рассуждал про себя Вануйто. С годами из его памяти стёрлось, что он когда-то месяцами беспробудно пил сярку (водку) в посёлке, забывая о семье, часто заставлял свою жену и детей идти пешком по тундре за аргишами в любые морозы. Детям и жене его старые сёстры кидали только кусочки мороженой рыбы. Одежду жена привозила от своих родителей. Постепенно жена стала молчаливой и утратила свою былую красоту...
Страшнее было потом, когда в посёлке он подходил к кому-нибудь из детей, а они молча проходили мимо, как чужие... Теперь никак до него не доходило, почему же ушла Варне. К вечеру прибыли на новую стоянку. Уже над чумами лениво курчавились струйки дыма, когда Вануйто и его сестра поставили свой чум.
После вечернего чая, когда снова пригнали стадо, Вануйто долго думал, как быть. Он неуверенно топтался около бригадира, потирая ладонью щетинистый свой подбородок, наконец, тихо выдавил из себя:
- Давайте отловим мне четырёх оленей.
- А зачем? Ты же сегодня не дежуришь, - ответил бригадир. Тут Вануйто, запинаясь, переставляя свои кривые ноги в больших резиновых сапогах, глядя в землю, робко проговорил:
- Знаешь, на старой стоянке я потерял свой аркан, надо найти...
Мужчины молча переглянулись, бригадир незаметно улыбнулся, и все дружно направились ловить оленей. Вануйто быстро запряг оленей, разогнал их, взметнулся в нарту, и упряжка из четырёх чёрных быков умчалась по холмам и оврагам...
Стояла белая ночь, многие жители стойбища ещё долго не ложились спать, под утро некоторые услышали фырканье оленей. Варне уже распрягала оленей, когда я вышла на улицу, а из оврага поднимался пешком Вануйто.
Наутро всё стойбище знало причину ухода Варне. Это было слово "палять!".