Человеческий мусор, как правило, всплывает во власти и крупном бизнесе.
- Я - американец. Меня зовут Миша. Нет, нет... Майклом меня зовут. Я живу в Калифорнии. Я миллионер, - молодой человек в плавках, лет двадцати двух, коверкая английские слова, отложил в сторону англо-русский разговорник, резко вскочил и плюхнулся в бассейн, как гиппопотам, вызвав массу брызг.
Температура в тени зашкаливала за отметку сорок градусов, и его организм, привыкший к умеренному континентальному климату московской широты, еще не адаптировался к местному, субтропическому.
Квадратный бассейн метров в тридцать длиной метров был расположен на территории фешенебельной трехэтажной виллы, которая была огорожена высоким глухим пластиковым забором и отличалась от других помпезностью и безвкусицей. Экзотические деревья, растения и цветы были хаотично рассажены по большой территории виллы без особого плана и напоминали о человеческой ограниченности и глупости.
Лицо его было холеным и женоподобным. Округлости его фигуры распространялись и на лицо: круглые подбородок, щеки и сама голова были подстать его круглым плечам, бедрам и одутловатому не по годам телу. Правильные черты породистого лица были обезображены жировой прослойкой. Его серые глаза ничего, кроме скуки и равнодушия, не выражали и были похожи на рыбьи.
Молодой человек плескался около пяти минут, потом он, чтобы не перенапрягаться, вылез из бассейна по лестнице и, не вытираясь полотенцем, надел солнцезащитные очки, снова улегся под тень навеса на спину, свесив с лежака часть своих жировых отложений. Он был высок и не по годам грузен. Большой живот "растёкся" по его основной части тела, которую он больше всего любил и уважал, так как основную часть удовлетворения от жизни он получал именно от нее. По этим причинам к своей голове он относился неуважительно в виду того, что от нее у него были одни проблемы...
Он нагнулся и достал из тени запотевшую банку с энергетическим напитком, лежащую в пакете, высосал ее залпом, выдохнул и бросил под лежак. Через некоторое время он почувствовал легкую эйфорию, заглушающую все разумные доводы по поводу необходимости изучать язык.
Этот язык ему нравился своим воздействием на "центр радости" и свойством повышать настроение. Правда, на следующий день от психотропных веществ, растворенных в напитке, голова была пуста, на горизонте - ни единой мыслишки, и возникали легкая депресуха и раздражительность. Но с этим он научился бороться.
"Клин клином вышибают", - вспоминал он единственную пословицу, которая засела у него в небогатом на извилины мозгу, как заноза, и покупал через своего слугу очередную партию этих мин замедленного действия.
Была у него еще любимая присказка, оправдывающая его лень и безобразное тело: "Хорошего человека должно быть много". Она засела у него в его маленьком мозжечке, который привык мыслить категориями ярко выраженного потребления только на физиологическом уровне. Что такое мерседес последней модели, спецшкола для детей состоятельных родителей ельцинской эпохи деградации и даже Макдоналдс с американскими генномодифицированными продуктами, он знал с раннего детства, а вот во всем остальном - здесь был, как говориться, затык... Ну, не любил он учиться, так как знал, что и без этой "головной боли" будет жить прекрасно. Не так, как у людей, у него были "заточены" и руки, ему было неинтересно что-то мастерить или делать. Ему нравились компьютерные игры, где можно было себя прочувствовать каким-нибудь суперменом, киллером или охотником на другой планете. А активные игры он не любил... Слишком были они суетны, требовали физических и моральных усилий, да и высвечивали все его недостатки, что вызывало смех у сверстников. А этого он не любил особенно.
Что касается любви на уровне чувств, была у него одна тайна... Ему нравилась девушка, что продавала около его дома в Москве мороженное. Она была иногородней и жила в общежитии. Как-то случайно ее увидев, он не мог уже ее позабыть. Чтобы привлечь ее внимание, он покупал штук десять мороженного и не брал сдачу, в несколько раз превышающую его стоимость, подъезжал к ее окошку в торговой палатке на роскошном папином лимузине, но ничего не помогало... Она упорно его не хотела не только замечать, но и разговаривать с ним. Он до сих пор помнил ее и не понимал, почему эта хрупкая, симпатичная блондинка, наверняка нуждающаяся в деньгах, пренебрегла им, таким шикарным, красивым и богатым. Его неискушенная голова отказывалась понимать причины своей первой неудачи на поприще общения с девушками. Были у него потом, конечно, женщины, которые четко знали, чего хотят - и чего хотят от них. С ними было легко и весело, но в глубине души он мечтал только о ней.
- Я - американ... - вновь забубнил он, поглядывая на внутреннюю дверь коттеджа, из которой должен был выйти отец.
Он окинул взглядом низкий столик, за которым были навалены различные англо-русские и русско-английские словари, буквари и разговорники. Ваза с фруктами и банки с напитками стояли на земле, спрятанные за кустом какого-то широколистного растения. Все было в порядке. Видимость каторжной учебы была создана.
- Вот только место я выбрал не соответствующее, - подумал он, - отхлебывая от третей бутылки американского энергетического напитка, к которому привык еще в России, - Надо было бы разместиться где-нибудь в доме. А то отец, увидев меня здесь, снова разорётся... Фу ты, черт! Накаркал...
Внутренняя дверь коттеджа, ведущая во двор, открылась, и на пороге появился высокий, спортивно сложенный, седовласый мужчина, одетый, несмотря на жаркую погоду, в черный костюм с белой сорочкой, при галстуке. Его отполированные черные туфли отражали лучи солнечного света и слепили глаза.
- Я так и знал, что ты будешь именно здесь... Тюлень... И не говори, что совмещаешь полезное с приятным.
- Он приблизился к своему единственному сыну-недорослю и навис над ним скалой.
- Па... Да не волнуйся ты так... Посмотри на эту стопку букварей... Учу я, - сев на лежак, промямлил представитель поколения, которое по настоянию продажной власти первого Президента России выбрало "Пепси".
- Вот именно, буквари, которые должны были изучаться в начальных классах, а не сейчас, после окончания университета! Господи! Какой я был идиот, что поручил тобой заниматься няньке и матери и определил тебя в коммерческий вуз! - не мог сдержать негодования отец.
- Начинается, - недовольно выдохнул сынок и вновь откинулся на лежак, - Воспитатель.
- Ты как разговариваешь с отцом? - он начал привычный воспитательный процесс, но вдруг увидел под лежаком три порожние жестяные банки емкостью по ноль семь, нагнулся и взял в правую руку одну из них, прочитал, что написано на ее боку, - Это что такое?
- А что, нельзя? Мама разрешает. А что такое? - вопросом на вопрос ответил сын.
При упоминании мамы его красивое лицо побагровело и он еле сдерживаясь, чтобы не взорваться, выдавил из себя вполне доброжелательно, хотя это ему удавалось с трудом:
- Я же тебе рассказывал, Михаил, что это не такое уж и легкое психотропное дерьмо. И пить его нельзя. Понимаешь, постоянное употребление его вызывает такое же привыкание организма, как наркотики. Здесь, в Штатах его не продают... И я представляю, где ты его приобретаешь. Это не такое уж и новое изобретение американцев для дебилизации молодых поколений в развивающихся странах...
- Я не Михаил, а Майк... А мама говорит, что американцы дерьма не выпускают... Кроме колы, - брякнул сынок и закрыл глаза в ожидании бури, так как знал больные места отца и бил по ним, не стесняясь.
На этот раз отец не выдержал. Начал он спокойно, но закончил не очень:
- Во-первых, ты - Михаил по документам. А вот по содержанию, пожалуй, ты действительно Майкл - любитель гамбургеров и пива! Во-вторых, плевать мне на эту наркоманку и ее мнение! Своими рассуждениями и практикой она уже из тебя сделала дебила!
Он в сердцах поднял банку энергетического наркотика, подбросил ее вверх и ладошкой подправил ее траекторию падения на голову сына. Банка отскочила от нее с глухим звуком, как будто от пустотелого предмета.
На этот визг выбежала старая, бесформенная каракатица в легком халате, лет на пятнадцать старше отца Михаила, с выпученными от ужаса глазами, которая плюхнулась широкой задницей на лежак, распластав ее на половину его площади, притянула голову парня к своей рыхлой груди и заорала:
- Изверг! Не смей третировать моего мальчика! Так перегружать ребенка! Посмотри, какая стопка букварей! Ее за всю жизнь не прочитать!
Потом она переключилась на сына:
- Больно, сынок? Конечно, банкой по голове... Я все видела. Не плач, сын, мы ему спесь-то собьем... Мы ему, курепчику, перышкито повыдергиваем - и станет наш соколик ясный снова голеньким... Давай-ка, сынок, уменьшим ему пока жалование.... А там видно будет, что ему потом сделать... Может быть, выгоним его из Штатов. Он еще не гражданин этой страны, в отличие от нас, а в России его посадят... И правильно сделают... Миллиардные убытки от приватизации и уничтожения самой передовой, высокотехнологичной отрасли народного хозяйства... Я вообще удивляюсь, сын, почему мы еще на него не подали в международный розыск. Или мы ему по-свойски все-таки найдем работу... Ну, садовника, например в нашем доме... А, сынок?
Майкл заулыбался, и победоносно посмотрел на отца.
- Он у нас, курепчик, вот где... - продолжила она, по-прежнему обращаясь только к сыну.
Она показала свой объемный кулак, но на этот раз грозно взглянула на мужа.
"Это плата за мое предательство и карьеризм, и за многое другое, связанное с ними, - как-то обреченно подумал муж и отец в одном лице. - Двадцать три года каторжной работы и глухой стены нежелания понимать прописных истин... Все бесполезно, как об стенку горох... И здоровье из-за этого не следует терять... Сын - лентяй и иждивенец, а жена - наркоманка и истеричка. И в этом есть и моя заслуга.
Он вспомнил, как все начиналось...
Он - молодой специалист в московском Сбербанке, закончивший провинциальный финансово-экономический институт. Она - болезненная, глупая женщина, занимающая должность совершенно не нужного третьего зама управляющего банком. И ее папа - крупный государственный функционер, от которого зависела его карьера... Все было банально: и желание перезрелой, как он понял впоследствии, битой жизнью бабы поиметь молодого и меркантильного человека; и беспардонный напор ее отца с откровенными карьерными и материальными предложениями по этому поводу; и предательство им своей первой чистой любви ради этих вечных искушений Нечистого.
Поддался этому искушению, подписал он свадебный контракт еще в ЗАГСе, не читая, думая, что подписывает свое согласие на брак, по которому все материальное имущество и деньги, приобретенные им в будущем будут принадлежать его жене. Ее ушлый папенька славненько постарался, чтобы навсегда привязать зятя к своей непутевой дочери. Свора охранников и слуг, нанятая им, зорко оберегала его жену от всех возможных неприятностей и "случайностей" с стороны.
Сначала, когда душа его не была испоганена бытом и критериями мышления этого "благородного" семейства, для него были дики и мания приобретательства, и потакание родителей всем капризам и глупым желаниям своей дочери. При социализме этот быт уважаемого семейства всячески скрывался, дабы не вызвать нездорового интереса у функционеров партийной организации, где состоял глава семейства. В противном случае серьезные замечания в части, касающейся соблюдения "морального кодекса строителя коммунизма", были чреваты потерей "теплой" должности. Со временем, особенно в период начала девяностых годов и беспрецедентного разграбления страны, он привык к этому и даже взял на вооружение некоторую специфику их быта. В моральном отношении он постепенно превращался в отражение своего свекра. Он стал подчеркнуто сдержанным, безэмоциональным, с подчиненными - немногословным и высокомерным. Его новоявленные снобизм, лицемерие и холодный прагматизм в общении с другими людьми наиболее ярко стал выражаться с развалом Советского Союза, когда люди стали диаметрально расслаиваться по уровням приобретения материальных благ в ущерб духовно-нравственным. Постепенно он потерял всех старых друзей, приобрел ряд полезных фигур в своей карьере, как с помощью свекра, так и самостоятельно. Он проникся философией приоритета материальных ценностей и превратился в "своего человека" в кругу людей, близких к власти, которые имели возможность воровства национального богатства страны через "дыры" в законах, принимаемых через купленных депутатов этими же людьми, и хитрые схемы приватизации государственной собственности. Тогда чиновники, близкие к госструктурам времен Горбачева - Ельцина, ничем не брезговали... Сдавались за "понюшку табаку" страны бывшего соцлагеря, предавая своих союзников и обрекая их на гонения со стороны силовых структур Запада; продавались глубоко законспирированные агентурные сети, которые выстраивались десятками лет; продавались исконные территории страны как своим бывшим республикам, так и США, основные предприятия стратегических отраслей народного хозяйства, сферы экономических интересов страны, для чего изменялись законы, подписанные Президентом, и постановления Правительства, запугивался и развращался народ. И все ради того, чтобы чувствовать себя миллионерами в чужой стране, ни в чем себе не отказывая, чтобы твои дети стали ее гражданами и забыли об этом смертном грехе родителей. Все это он прекрасно понимал и удивлялся, почему еще его и ему подобных не привлекли к ответственности за беспрецедентную коррупцию и развал экономики. Однако это нельзя было назвать муками за содеянное. Его больше волновали свои семейные проблемы.
Иногда, когда ему уж очень тошно становилось от всего этого унижения и угрызений все чаще просыпающейся совести, он начинал искать причины своей загубленной жизни:
"Слишком отвратная среда обитания была у меня после свадьбы, слишком был я зашорен материальными ориентирами, чтобы понять простую истину, что ничего в жизни не происходит случайно - и каждый в итоге получает заслуженное".
Но это была одна лишь теория. Для каких-то практических целей, направленных на изменение своей жизни, он был совершенно не готов.
- Боже мой! - думал он после участившихся подобных семейных сцен, - Для чего, для кого я брал на душу такие ужасные грехи? Ради этих наркоманки со сдвинутой психикой и дремучего дебила? Ради них я продал душу дьяволу... Нет, не лукавь... Ради себя... Это ты мечтал о богатстве, карьере, молодых ядреных самках. Тебя не остановил даже тот брачный контракт, в котором ясно было изложено, что ты теряешь буквально все, если уходишь из семьи... Пошел на это? Еще как, вприпрыжку поскакал, как неразумный козлик в предвкушении горы моркови... А о чем тогда плач? Утрись и живи как жил, проматывая ее состояние.
Из грозного отца семейства он вдруг превратился в душку, мягкий пластилин, из которого можно лепить все, что угодно.
- Ладно, прости меня, моя лапушка, - обратился он к каракатице, И ты, сынок мой, тюлене подобный. Уж что поделать, заработался ваш папенька. Нервы ни к черту... Работа...
- То-то... - проронила "лапушка", - Не забывайся.