Одна из дешевых забегаловок на окраине Москвы в этот полуденный час была наполовину заполнена. На высоком, круглом столике стояли две на треть опорожненные кружки пива, две пустые, ошметки распотрошенной воблы в одной тарелке и четыре штуки - в другой.
- Да плевать я хотел на чужие традиции, обычаи и язык. И на комплекс гастарбайтера тоже. Платить мне обещали по две тысячи в месяц и лабораторию могут дать, если подтвердятся результаты наших... - человек средних лет с чуть посеребренными висками осёкся, оговорившись, но потом исправился, - То есть, моих исследований. А то, что они подтвердятся, я точно знаю. В отличие от инфузорий, электроны не мутируют.
Он говорил возбужденно, энергично жестикулируя.
- Я так понял, что деньги для тебя играют главную роль, - спокойно сказал его собеседник - рыжий краснощекий толстяк, который не мог приложиться к кружке пива, чтобы не уменьшить ее содержимое на треть.
Худощавый брюнет пропустил мимо ушей едкое, но существенное замечание рыжего. Ему, как и его собеседнику, было около сорока лет. Они давно друг друга знали и были друзьями. Разные по характеру, темпераменту и противоположные по внешности, они прекрасно ладили и никогда серьезно не ссорились, так как считали, что нет ничего на свете ценнее, чем общение и возможность иметь родственную душу, которой можно излить то, что накипело, не боясь непонимания и насмешек.
- Вот я тебе и говорю, что не нужно мое изобретение Родинематушке. Оно нужно немцам... Там уже его оценили, - брюнет говорил горячо, с надрывом и даже с давлением, - А что там проверять? Установка уже работает... Такие кристаллы выращиваются... С такими характеристиками...
Чернявый закатил глаза и покачал в знак высшей пробы головой.
- А мне что говорят? - продолжал он, вытаращившись на друга. - Подожди... В стране нет денег... Вот Ельцин уйдет, тогда, может быть, мы их найдем... И на откаты намекают, или на долю в проекте... Сволочи... Это же национальные проекты и интересы, а они их топят...
Рыжий хмыкнул, похлопал своими белесыми ресницами и сказал:
- Да что ты все причитаешь и возмущаешься? Серега, давай по порядку разберемся... Это изобретение твое? Или над ним работал коллектив?
Сергей смутился, но виду не подал. Его всегда волновал этот вопрос, и наедине с собой он признавал, что без расчетов его лаборатории и смежных отделов института не было бы никакой опытной установки. А если была бы, то только лет через десять-пятнадцать. Но ему очень хотелось вылезти из той "задницы", в которой оказался весь народ страны в результате государственного переворота.
- Конечно, они ускорили работу, и намного. Но идея-то моя, - попытался убедить друга Сергей в своей порядочности, хотя сам сомневался в ней.
- Понятно... Установка - это плод усилий всего коллектива. Второй вопрос: на немцев ты вышел через интернет? Значит, пытаешься торговать тем, что не принадлежит тебе лично? - спокойно вопрошал рыжий, которого звали Николаем.
За что любил Сергей своего друга и ценил его как вечного третейского судью в борьбе со своим вторым "я", так это за искренность и безапелляционную прямоту. У Николая это было в крови - говорить то, что думаешь. И нет у него в этом никаких авторитетов и понятия пресловутого "такта".
Сергей вспомнил, когда Николай ответил на его вопрос, касающийся его "нетактичности", с такой же, свойственной ему прямотой.
- Тактичность и корректность - это инструменты дипломатов, чиновников, и то в служебное время, - от их деятельности зависят государственные интересы. А для остальных людей эти качества вредны, а для окружающих - особенно. Да и для себя лично, для своей души это тоже плохо - черствеет она от равнодушия, если словом стесняешься помочь человеку. Ведь по сути своей человек частично живет в созданном им самим мире со своими законами и правилами, и "вывихами" тоже. Он настолько привыкает к ним, что и ведет себя в соответствии с ними и думает, что для большинства его мирок тоже близок. Поэтому ему иногда надо подсказывать, что не все правильно в его "королевстве Датском", что есть еще и общество, и другие мнения, и нормы порядочности... Конечно, он может послать тебя куда-нибудь, но для самоуважения ты должен это сделать... Да и у него, если, конечно, он нормален, какое-то сомнение в правоте своих правил должно остаться. Конечно, нужно знать, как и в какое время говорить об этом. Это единственное условие, которое все же можно назвать "тактичностью". Но это же не цель, а способ ее достижения. Вот и получается, что от "нетактичности" и "некорректности" по отношению к людям в привычном понимании этих слов двойная польза: и для собственной души, и для близкого.
Сергей вспомнил эти слова Николая и усмехнулся.
"Можно было и не говорить с ним на эту тему, связанную с моим возможным переездом в другую страну. Скучно с ним. Спрогнозировать его мнение можно элементарно", - подумал он, и ему вдруг пришла в голову мысль:
"Значит, прогнозируемый человек - это нормально, а я, значит, дерьмо... Представляю, какой будет реакция Николая, когда он узнает, что я переехал в Германию, да еще и прихватив с собой плоды работы Института... Зря я завел этот разговор. Знал же, что Колька будет копаться в деталях. Надо постепенно перевести разговор на другую тему".
- Да, по интернету... Но это не торг, а зондаж почвы... Чисто теоретический, - ответил он, хотя дело действительно уже дошло до торга.
- Так... "Суду все ясно... Ребенок ваш...", - продекламировал он, отхлебнул пива, высосав до дна содержимое кружки и поднял руку с двумя вытянутыми пальцами для привлечения внимания продавщицы, стоящей у аппарата, которая, приняв сигнал, налила две кружки пива и отставила их в сторону. - Не в службу, а в дружбу, Серега...
- Ладно, - сказал Сергей и принес эти кружки.
- Следующий вопрос к подозреваемому, - перешел на шутливый тон Николай. - А эти твои кристаллы действительно имеют такую ценность для государства?
Вот тут-то Сергей не мог сдержаться. Он наизусть уже выучил всю экономическую и финансовую выгоду в цифрах, если установку ввести в эксплуатацию в промышленных масштабах.
- Ценность! - воскликнул возбужденно Сергей, - Сколько стоят алмазы, ты, конечно, знаешь. Так вот, стоимость моих искусственных алмазов будет отличаться на пять процентов максимум. В кристаллической решетке искусственных алмазов не хватает всего двух атомов, и по качеству они немного уступают природным. Но это ничего не значит за счет того, что скорость и объемы их выращивания несопоставимы с естественными. Ты представляешь, что это значит? Все буровые машины, при промышленных разработках полезных ископаемых будут иметь наши искусственно выращенные алмазы, вся обрабатывающая промышленность тоже будет использовать их. Цены на природные кристаллы упадут, добыча их станет невыгодной из-за трудоемкости.
- Так, - прервал его Николай. - Как я понял, страна может в очередной раз лишиться миллиардов долларов из-за меркантильности ее ведущих научных кадров и незащищенности своих изобретений и открытий?
Вот этого, то есть обвинения в предательстве национальных интересов, Сергей боялся больше всего. Но он был готов отразить и эту атаку.
- А это мне уже нравится, - с вызовом ответил он, - Если государство всячески тормозит серьезные проработки целесообразности внедрения наших открытий в свою экономику и при этом требует огромные откаты за это, то, естественно, люди, которые стоят за изобретением, ищут возможность реализовать свои идеи в других странах, где уровень коррупции ниже и чиновники боятся ответственности за содеянное в целях личного обогащения.
- Интересно, у тебя в этом есть союзники из твоего коллектива? Или ты один такой предприимчивый товарищ? - вновь без обиняков, в лоб спросил Николай.
И опять растерялся его оппонент, так как он осторожно уже зондировал почву на предмет поиска соратников по предательству, но это предприятие у него потерпело полное фиаско. Он был один в своем начинании.
- Для того, чтобы идти против сложившихся стереотипов, нужно иметь по крайней мере смелость. Но, увы, ее-то я не нашел среди коллег, - сказал он, но этот аргумент выглядел слабовато.
- А смелостью ли называется сие деяние? - спросил Николай и пытливо посмотрел в глаза друга.
- Да пошел ты со своими намеками, - обиделся Сергей.
Он допил пиво, с силой поставил кружку на стол, достал из кармана три червонца, положил их на стол и, не прощаясь, двинулся к выходу.
С того момента прошло три года... И каждый раз, когда Сергей вспоминал этот разговор с другом, он ощущал стыд за то, что лучший друг сразу его "раскусил".
Пользуясь развалом структур специальных органов безопасности, курирующих национальные высокотехнологические изобретения научных коллективов, и продажностью властей, кандидату технических наук Сергею удалось выехать из страны в Германию с теорией выращивания искусственных кристаллов алмазов и опытной установкой по их производству.
Ему удалось убедить жену и младшего сына покинуть страну и принять гражданство Германии, где таким, как он, давали его сразу же, чтобы отрезать им пути к отступлению на Родину.
Такое разбазаривание специалистов с прорывными научными технологиями являлось нонсенсом для страны, если не сказать - сознательным вредительством властей. Однако старший сын, которому тогда только исполнилось шестнадцать лет, и родители Сергея наотрез отказались ехать на чужбину, где уже все было готово к их приему. Не подействовали на них и последние аргументы Сергея:
- Вы что, не понимаете? Этот законодательный, правовой и экономический беспредел не безграничен. Правление Ельцина не может продолжаться вечно. Не исключено, а, может быть, и наиболее вероятен приход к власти настоящих патриотов, которые будут поднимать архивы их вредительства, если предыдущая власть их не уничтожит... Ты тогда станете родственниками предателя Родины... Вы что, не понимаете, чем это чревато?
Этот вопрос, заданный им на семейном совете, только шокировал близких, а не вызвал у них чувство самосохранения, как ожидал Сергей.
- Ты что, Сергей, сознательно пошел на предательство Родины своих предков? Ты, мой сын, стал предателем? - еще до конца не понял отец положение вещей.
- Батя, не надо громких совковых слов, к которым мы привыкли с детства. Сейчас совсем другое время, время накопления стартового капитала - благо, власть заинтересована сейчас в этом при переходе от социализма к капитализму. Поэтому, до свидания, все моральнонравственные издержки умершего социализма, и здравствуй, материальное благополучие, - сказал тогда он и заметил, как перекосило от этих слов отца.
Сергей, прохаживаясь по залу квартиры родителей, вещал на домашних уверенно и убедительно. Он поспешил развить эту мысль прежде, чем отец скажет свое мнение относительно него, и добавил:
- "Деньги не пахнут", как вы знаете. Новая экономическая формация диктует свои правила, и здесь необходимо быстро адаптироваться к новым условиям. Кто будет проворней и своевременно приспособится к ним, тот и будет "на коне". А все то, что входило когда-то в пресловутый моральный кодекс строителя коммунизма с его грубыми, неестественными ограничениями в нравственности, - это пережитки прошлой идеалистической мечты. Настало время зубастого империализма на этапе накопления капитала. Это все проходили: и дикий Запад, и цивилизованный. Не исключение из этого правила и Россия.
Его отец был среднего роста, такой же худощавый, с носом - картошкой, как и у Сергея. Ему было пятьдесят два года. Большие залысины, голубые глаза и улыбчивое, снисходительное к шалостям лицо такое же, как у педагогов, которые любят свою профессию. Он слушал монолог сына молча, сидя на диване, опустив голову и сцепив пальцы между собой. Вдруг он медленно поднял лицо и так же медленно поднялся. Вечно покладистый и слабохарактерный в семье, он всегда и во всем уступал матери и боялся всяческих конфликтов, но сейчас его лицо было чужим. Всю жизнь он проработал учителем физики в средней школе и не претендовал на высокие должности в ней, хотя ему их и предлагали. Он любил свой предмет, учил детей и простым жизненным истинам, воспитывал в них порядочность, честь, доброту, любовь к Родине. Поэтому циничный монолог его сына и потряс его до глубины души.
Он смотрел на сына каким-то чужим, удивленным взглядом. Впервые в жизни Сергей видел совершенно другого человека вместо своего отца. Голубые глаза его превратились в две холодные льдинки, и Сергей увидел в них боль, сожаление, горечь осознания самообмана и даже элемент презрения. Все эти чувства относились к Сергею, перемешались между собой в единый ярко выраженный негатив, что было дико уже само по себе. Его мама, видя это преображение, сначала испугалась за его здоровье, но потом мудро решила не встревать. Это тоже насторожило Сергея, и он понял, что сейчас он потеряет отца.
- Кто это? - сказал отец дрожащим от возбуждения голосом, и его указательный палец правой руки уперся в сына, который наконец-то остановился и стоял посреди комнаты, удивленно созерцая его.
Сергей никогда не видел отца в таком возбуждении... Он был бледен, даже губы его приобрели бледно-серый окрас, глаза смотрели с каким-то незнакомым ему пренебрежением, чему способствовал и искривленный рот. В каждой семье, конечно, все бывает. Дети шалят, бьют посуду, получают двойки, попадают в мерзостные компании и, как следствие - в такие же истории. Родители их воспитывают, ругаются, наказывают ремнем, какими-то ограничениями. Ни на Сергея, который был в детстве порядочным сорванцом, ни на его сестру отец ни разу в жизни голос не повысил.
Это мать могла сорваться на крик, выпороть ремнем и поставить в угол на полдня.
- Маша, зачем же так раздражаться? - говорил он в таких случаях, - Это же дети. С ними надо по-хорошему...
Сейчас же все было по-другому...
- Это тот, в воспитание и обучение которого я вложил всю свою душу, все свои знания. Это тот, кто получил достойное бесплатное образование и пользовался всеми благами социализма... Это тот, кто пытается продать то, что ему не принадлежит... Это... Это... Предатель, - отец стал судорожно хватать ртом воздух, а руками - сердце...
Это был его первый, тяжелый и обширный инфаркт.
Согласно договоренности с новым немецким шефом, Сергею пришлось уехать в Германию, когда отец еще находился в больнице. Жена, мама и младшая дочь потом отказались ехать на чужбину, по крайней мере, до тех пор, когда не выпишет из больницы отец.
Через год отец умер. Об этом сообщила Сергею по телефону мать. Он уже выходил с дипломатом из квартиры, чтобы выехать в аэропорт на похороны, как ему на мобильный позвонил сын.
- Папа, не надо приезжать... Все думают, что это ты убил дедушку. И я так считаю. Вся школа будет на похоронах. Ему многие, оказывается, обязаны, некоторым материально постоянно помогал, некоторых бесплатно в вузы готовил, некоторых отстоял у директора и в управлении образования, чтобы из школы не исключали, некоторых от тюрьмы спас... Я даже не думал, что у нас дед такой боец... Так что не надо приезжать, папа... Покалечить могут... Да и тобой здесь интересовались из твоего института. Ты действительно предатель... И вор... Сергей минуты полторы стоял, приложив молчавший мобильник к уху. Он понял, что потерял всех родных и близких... И Родину тоже.
Однако ему не верилось, что это крах. Оглушенный случившимся, он набрал номер телефона Николая, с которым разговаривал более полугода назад. Тогда он был не похож на себя и отвечал односложно.
"Может быть, лучший друг меня поймет, - подумал он, - Ведь не очень же страшный этот грех...".
- Да, - услышал он родной голос в микрофоне, - Слушаю... Серега?
- Здоров, Колька! - бодро начал он, боясь, что тот оборвет его. - Ну, что не звонишь? Соскучился я по тебе, стервец! Слушай, давай ко мне, а? Посидим, как бывало, пивка с воблой попьем, а? Один, как волк, я здесь, на луну вою. Давай, Колька, все расходы мои. Говори число, месяц, я вышлю тебе билеты на самолет туда и обратно... Коль, давай, беру карандаш...
Еще десять секунд назад Сергей услышал короткие гудки, но он не хотел верить, что бывают такие поступки, которые не могут быть прощены, и все говорил и говорил в микрофон. Потом он стал рассказывать, что его ценят на работе, что он получил лабораторию.
Его голос становился все более и более угрюмым и плаксивым, и наконец-то он разрыдался в трубку, не обращая внимания на ее короткие гудки:
- Колька! Ты просто не знаешь, как мне хреново! Ты не представляешь, что значит быть одному в этой гребаной Германии без родных душ! Ни поговорить, ни водки выпить. Живу отшельником. Немцы нашего брата не воспринимают, потому что приехали сюда из-за денег... Никто гастрабайтеров не любит, а особенно тех, кто поменял гражданство... Да и понятно это... Из-за денег предали Родину... Это сейчас я понимаю... Что говоришь, Коля? А! Да, русская диаспора здесь большая, довольно-таки интеллектуальная... Двигаем немецкую науку вперед семимильными шагами. В фундаментальных исследованиях у них пробел, а у нас - их избыток... Так вот, они тоже все знают про себя. Знают, что во все времена Родину покидало только дерьмо нации, за исключением тех, кто спасал свою жизнь и родственников. Поэтому и не доверяют здесь русские своим соотечественникам. Вот так и живем, друг мой Колька.
Продолжая монолог, Сергей вышел на кухню, перебросил телефон с правой руки в левую, взял со стола бутылку водки, налил до краев стоящую рядом объемную рюмку, поднял ее на уровень плеча и с воодушевлением произнес:
- Слушай, Николя, давай с тобой выпьем... Помнишь, когда мы поступили с тобой в институт? А твой день рождения... Тридцатилетие... В ресторане "Прага", помнишь? Помнишь, как мы с тобой наклюкались? Потом в ментовку попали, в обезьяннике сидели. Помнишь, о чем мы тогда говорили? Я всю жизнь это буду помнить... Ну, давай, Коля, потянули за наше детство, за то, что есть у меня такой друг Колька Донцов... Что...? Спасибо, спасибо, дорогой... Только сейчас я понимаю цену доброго слова друга... Что? А, слышу, слышу... Булькает "огненная вода". И стук рюмки о трубку тоже слышу... Спасибо... Ну, давай...
Сергей стукнул трубку рюмкой и по-русски одним глотком осушил посуду.
- Сказано, с другом пью... Хорошо идет, как по маслу... Давай еще. Между первой и второй промежуток небольшой, - торопливо сказал он и наполнил рюмку снова, - Ну, давай... Что...? За меня? Нет, Коля, не надо. Сука я продажная и к тому же вор... Мне об этом сын сказал и он прав. Ты же знаешь... Давай, за тебя...
Он опрокинул рюмку так же лихо, как и первую.
- Что...? Закусить? Какая закусь, если я общаюсь с тобой по телефону? Ты же знаешь, что "русский солдат после второй не закусывает". Третий! Святой тост третий... "За тех, кого с нами нет, а мог бы быть..."
На этот раз Сергей пил маленькими глотками, слезы катились из его глаз от сознания того, что стал убийцей своего отца и вообще от всей этой паскудной жизни за кордоном. В последнее время он стал часто прикладываться к бутылке, но этот процесс обычно носил характер тихого пьянства, когда он приходил с работы домой усталый, как выжатый лимон. Только здесь он мог сменить каменную улыбчивую маску на угрюмую, только здесь отдыхали его мышцы лица и была естественная мимика.
Водка была немецкая, дешевая и дрянная. С некоторых пор Сергей стал экономить. Он хотел накопить денег для сына, чтобы оплатить его образование в Германии. Но только сейчас он благодаря своему импровизированному разговору с другом понял, что не хочет такой судьбы для сына.
"Где родился - там и пригодился" - это не нами придумано... Народный опыт глаголет в этой пословице, - вдруг пришла ему в голову мысль, - Хрен с ней, с этой продажной властью эпохи смены экономической формации. Временщики у государственного руля приходят и уходят, а Родина остается... Ее поднимать надо, а не унижаться на чужбине..."
- Коля, ты еще на трубе? - спросил он и, не дождавшись ответа, продолжил:
- Вот и хорошо... Слушай... Значит так... Завтра я начинаю процедуру возвращения... Знаю, пусть те, кому положено, оценивают ущерб, нанесенный мною России. Хрен с ним, отсижу положенное, а если простят, то уеду в Новосибирск, в научный городок. Там они занимаются проблемами по моему профилю. У меня кое-что для них есть... По интернету уже месяц беседую с их завлабом... Да, да, знаю, все меры предосторожности соблюдаю. Пасут здесь по-черному... Говорят, что все, что у нашего брата в мозгах - это собственность Великой Германии... А? Да хрен с ними, пусть слушают и записывают. Все уже решено. Ну, давай, пока Коля. Позвоню уже из России. Спасибо, спасибо... Хорошо, буду осторожен. Пока...
Из трубки по-прежнему доносились короткие гудки. Этот разговор с собой отрезвил его. Еще до этого монолога выпил он, довольно много, но голова его была совершенно чиста и работала, в это позднее время как никогда четко.
Главное было то, что ничего из того, что он говорил, не подвергал сомнению. Стратегическая линия на оставшуюся жизнь была правильной. Уже давно он гнал от себя эту назойливую мысль, но сейчас, впрочем, как и всю его жизнь, помог Колька Донцов.
Сергей вдруг вспомнил разговор с одним из старейших советских диседентов, эмигрировавшим из страны еще в семидесятые годы: "Все иностранные ученые в Германии, занимающиеся перспективными научными исследованиями, находятся под колпаком у спецслужб... Так что, парень, если ты уж решился, мягко говоря, отречься от Родины, будь готов к ненавязчивому, но жестокому контролю, прослушке и так далее... А у тебя, как я понимаю, одно из перспективных направлений... - он горько и с сожалением усмехнулся, - Эх, как скучен этот мир... Сколько десятков лет прошло, а ошибки одни и те же...".
Этот старый, пожеванный жизнью и выплюнутый ею на вечную чужбину человек стоял у истоков интеллектуального предательства, но время его прошло, и его терпело начальство только за старые заслуги. Благодаря его открытиям и рационализаторству Германия достигла больших успехов в роботизации производства.
"Бог не выдаст, свинья не съест", - вспомнил он еще одну русскую пословицу, - Прорвемся".
Сергей взял отвертку, вскрыл с ее помощью трубку телефона и нашел в ней жучок.
"Значит, надо рвать когти сейчас", - подумал он и стал собирать самое необходимое.
Он вышел на улицу и заказал на свое имя с автомата билеты на самолет до Москвы. Через тридцать минут он перезвонил в агентство, где ему ответили, что на этот заказ нет разрешения спецслужб.
"Вот тебе бабка и Юрьев день", - подумал он и поехал на железнодорожный вокзал, откуда добрался до Калининграда, а потом по морю - до Ленинграда, оттуда на самолёте - до Новосибирска.
Там ему популярно объяснили, что с некоторых пор такие "проступки" не расцениваются как предательство Родины, хотя ущерб стране нанесен большой. Нужно было государственным обвинителям доказать - а это весьма проблематично - что его предательство нанесло экономике страны ущерб более чем в сто миллионов рублей. Такая сумма была тогда знаковой, чтобы возбудить уголовное дело по фактам предательства и воровства. Но у Сергея было что-то непонятное... Присвоение государственной интеллектуальной собственности... Черт знает что... Сколько таких воров безбедно живет за кордоном - и никаким спецслужбам они не нужны.
Поэтому к работе в Новосибирске после короткой беседы с директором исследовательского института он приступил сразу же на следующий день, получив для начала комнату в институтской гостинице.