... шаги попадали в такт. Дыхание. Он старался, почти неосознанно, чтобы вдохи и выдохи, царапающие горячее сухое горло, тоже были в ритме Грига, тихонько звучавшего в голове, прорывавшегося из далёкой, словно бы украденной памяти, и, незаметно, исподволь, заполнявшего собой сознание, вымывая боль, замещая её собой.
Он остановился на площадке третьего или четвёртого этажа, и, держась одной рукой за остатки железных перил, заглянул вниз. Кажется, никого. Приходилось часто оглядываться, - слуху он перестал доверять с той минуты, когда увидел неподвижное тело Маргаритки, свернувшейся калачиком на старом продавленном диване. Тогда, с резким звуком, словно лопнула электролампочка, мир вспыхнул, и стал глохнуть, будто заложенный ватой. Остался только нарастающий звон в ушах, и... пещера горного короля. В ритме шагов. В такт дыхания. И - запах. Плохой запах. Сладковатый запах вкрадчивой смерти...
...нет, забыть. Будь он проклят! Я не хочу тебя помнить! Отвяжись, сука!!!
..ему показалось, что свёрток, который он бережно прижимал к себе левой рукой, шевельнулся. Откинув уголок одеяльца, человек сощурился, в наступивших сумерках пытаясь разглядеть личико младенца. Спит.
- спи, Антошка. Всё будет хорошо... мы выберемся. Мы уйдём от них. Разыщем маму... человек вдруг вспомнил безвольно обвисшее тело Маргаритки, такое до безумия любимое, но ставшее вдруг чужим, отстранённым, равнодушным к теплу его груди, к силе его рук.. Её голова неестественно откинулась, когда он поднял её на руки...
...- нет!!! Забыть этот запах, не сметь вспоминать!..
Он крепче прижал к себе сына, сдавленно прошептал: - не бойся, Антошка. Я ни за что тебя им не отдам... - и выглянул наружу, сквозь мутное, затянутое пыльной паутиной стекло фрамуги.
Свет фар. Остановилась у входа. Шум подъехавшей машины за звоном в ушах почти неразличим. Зато мигалку видно отлично.
...та-та-та-та-та-та-та...- в ритме шагов, в такт дыхания. Нужно найти укрытие, забиться в нору. Здание будут обыскивать. Они не успокоятся, не отстанут так просто.
Ускорил шаги, и ритм горного короля тоже стал быстрее, звук - громче, заглушая звон, вступили какие-то новые инструменты, и, кажется, голоса троллей. Доврский Дед чего-то требовал, размахивая, словно капельмейстер, корявым скипетром...
... ему успешно удавалось избегать встреч. Преследователей было не так уж много, и в наступившей темноте он, увидев луч фонаря, обшаривающий лабиринты заброшенных коридоров и комнат, успевал незаметно сменить укрытие. Оставалось лишь молиться богу, в которого он не верил, чтобы ребёнок не заплакал, - тогда по звуку его моментально бы обнаружили. Но молодчина Антошка, словно понимая своим трёхмесячным умишком тяжесть ситуации, помалкивал.
Утром, загнанный преследователями на девятый этаж, он осторожно выглянул в разбитое окно и увидел отъезжающий милицейский "УАЗик". Отступились.
Достав из кармана мятую пачку печенья, разжевал крошащиеся плитки в мягкую кашицу и, как мог, покормил сына. От них обоих воняло. Надо поменять пелёнки и помыться. Но менять не на что. Развернул одеяльце, распеленал, обтёр Антошку и завернул в свою рубашку, потом в одеяло, пристроил в ворохе пожелтевших бумаг, согнанных в кучу сквозняками.
- Ты побудь тут пока, Антошка, потерпи - я скоро...- собрал тряпки и пошёл прочь.
... воду нашёл на крыше, в заржавевшем, с остатками цементного раствора на стенках, корыте. Напился, набрал в бутылку, напился ещё раз, потом разделся догола, вымылся, выстирал одежду и пелёнки.
Солнце поднималось к зениту, в голове тяжёлой каменной поступью сотен троллей грохотал горный король.
Натянув на себя сырые вещи, он развесил пелёнки на вентиляционных трубах и спустился вниз. Антошка спал. Беглец подгрёб побольше бумаги в центр, лёг рядом с сыном и отключился.
...проснулся от холода. За стеной шёл дождь, и шум его просачивался в сознание сквозь звон в ушах. Тролли утихомирились.
- Черт! Пелёнки! - он бросился на крышу. Пелёнки промокли насквозь. Собрал их, выжал, спустился вниз и прошёл по комнатам, собирая всё, что могло гореть.
Костерок занимался плохо, дымил, но всё-таки разгорелся. Повеяло живым теплом, Антошка на коленях, похоже, довольно заворочался, и пелёнки, разложенные вокруг, стали подсыхать. Человек осторожно достал сигарету из кармана рубашки, прикурил от костерка. За окном темнело, звон в ушах стихал, и он бездумно сидел у огня, глядя на корчащиеся в пламени листки...
Скрип тормозов снизу. Он бросился к окну. Вернулись! Почему? Костёр!.. вечером его видно... отсветы на стенах, на стёклах...
Он быстро собрал вещи, подхватил Антошку и заторопился вниз, подальше от этого места. Звон в ушах чуть не разрывал барабанные перепонки. И воинство троллей вернулось, маршируя в его голове в ритме его торопливых шагов. В такт его учащённому дыханию. Всё громче. Всё быстрее. Звуки мира утонули в мерной каменной поступи...
Свет неожиданно ударил в глаза, скрываться было поздно. И он метнулся в тёмный проём слева. Наобум.
... в полёте его настиг запах газа, сладковатый запах смерти... безвольное тело Маргаритки на его судорожно сцепленных руках... сквозняк рвёт занавески, глупые мещанские занавески в синий цветочек... и Григ ревёт тысячами голосов...
Он прижал к себе свёрток с Антошкой, крепче, к животу, и свернулся вокруг него защитным коконом...
***
Два луча заглянули в провал лифтовой шахты, нашарили на дне скорчившуюся фигуру.
- Первый, ответь четырнадцатому... Да, нашли... Упал в шахту лифта. Спускаемся.
- Ну что они?..
- Говорят - проверить и ждать "скорую". Пошли в подвал, там технический вход в шахту должен быть.
***
...холодный синий свет диодных фонарей вырвал из темени изломанное, разбитое тело в луже застывающей уже крови, однако, всё ещё словно пытающееся закрыть собой свёрток с младенцем.
Младший шумно вдохнул, выронил фонарь и бросился за угол. Его вырвало.
Старший достал рацию.
- Первый, я четырнадцатый. - Он присел на корточки, осветил ребёнка. - Оба мертвы... Да... Да. Скорая где?.. понял. Пусть подъезжают к центральному, там наш "УАЗик". Потом в холл, налево и по лестнице вниз... Носилки, да...
Младший, пошатываясь и сплёвывая тягучую слюну, подошёл сзади. - Но... у ребёнка же нет повреждений... может, он живой?
- Нет. Ребёнок мёртв уже двое суток. Окоченел. Давно. И запах...
- Ну - зачем ему было убегать? Прятаться здесь два дня с мёртвым ребёнком? Я не понимаю...
- Не понимаешь, и ладно. И не надо тебе. Забудь лучше.
- Выходит, он его не крал?
Старший выщелкнул из пачки сигарету, размял в пальцах. - Я спрашивал... ребят из первой группы, медэксперта...- Он указал фонарём на погибшего. - Парень был год женат, ребёнку три месяца. Соседей опрашивали, там, где он квартиру снимал. Ну вот... Позавчера пришёл домой, видимо, с работы, открыл дверь, а там газ. Запах сильный. Он на кухню - свет не включал. На плите чайник, знаешь, со свистком. Дурацкий. Свисток отгорел. Чайник на огне стоял, закипел, наверное, затушил газ. Жена заснула - чего удивительного, дитё маленькое, с ним постоянный недосып... А газ шёл.
Парень вентиль завернул, открыл окно, дверь. В комнате нашёл жену. Позвонил в "скорую". От соседей. "Скорая" приехала. А толку? Жену вынесли. Хотели уже взять и ребёнка, - он тоже...
И тут парня переклинило. Врезал санитару, забрал ребёнка и убежал. По дороге видели его. Вроде сюда шёл... состояние аффекта. Может быть. Не знаю... - Он прислушался. - "Скорая" подъехала. Пойди, покажи им дорогу.
Старший выпустил струю дыма вслед напарнику, рассеянно глянул на медленно затухающий огонёк сигареты. И тут, за его спиной, среди синих чёрных и красных теней, зашёлся в плаче ребёнок...
![[]](/img/j/jaikow_a_n/4t3-1/in_the_cave.jpg)