Отпустит Боже черные грехи,
 Заплачет над убитыми Георгий,
 И кровь сию архангелы в мехи
 Сольют и сохранят для темных оргий.

 А что еще привратникам хранить,
 Великие святыни источились,
 Жемчужную путраментную нить
 Востянуть за Аид и не потщились.

 Есть ангельскому бдению предел,
 Нельзя его минуть в земные сроки,
 Уйдем скорее, Марио, от дел
 Иль вспомним византийские уроки.

 Не стоят мессы наши времена,
 Что десным это мелкое коварство,
 Мы кровию святили имена,
 Чтоб прочились державие и царство.

 Но тщетен героический пример,
 Когда серебро с остиев лиется
 И вычурные замки у химер
 В плену, и див тристия чурно вьется.

 Звучит еще пленительный мотив,
 А музы нарицательными стали,
 Нецарственный теперь инфенитив,
 Мистерий уморительны детали.

 И как бы новый Чосер превоспел
 Терцийские левконии и астры,
 Штиль готикский давно оторопел,
 Вертятся вкруг какие-то пилястры.

 Нельзя, увы, гекзаметры слагать,
 Певцы ночные патиной оделись,
 Божественный глагол изнемогать
 Устал и флики нынче согляделись.

 Скабрезно вышел бастровый графит,
 Хватилось разве суего витийства,
 Дает обеты веры неофит
 И туне клясть кабалы византийства.

 Смешно им потакать, смешно и речь,
 Лишь можно избежать реминисценций,
 Аромы экстатичные сберечь
 В черемуховых сумраках каденций.

 Точат весной строфические тьмы,
 Крысиные певцам внимают ушки,
 Диавольской басмовой тесемы
 Достало на пошейные задушки.

 Герои где -- в земле они сырой,
 Выходят на панели даже вдовы,
 Когда бессмертье гонят через строй
 И меряют холстинные обновы.

 Подтечные их складки тяжелы,
 Жалки и подаянья даровые,
 Но смертники содвинули столы
 И мелом обвели багрец на вые.

 Еще настанет время пировать,
 Чудесные тогда преображенья
 Отметим, суе венчики срывать
 Чермам с пиитов, чтящих пораженья.

 Иного быть не может, велики
 На требницах славянских эшафоты,
 Пускай хотя узрят духовники,
 По ком точились красные киоты.

 По ком рыдали серебром в миру
 Венчанные изнеженные дивы,
 Их слезы вечно сернистую мглу
 Точить должны, где резвятся Годивы.

 Там пышные летают в небесех
 Горящие слепые махаоны,
 Приветствуют блаженствующих сех,
 Записанных церковными в рахмоны.

 Летиция, я буду меж теней
 Ущербных, ты легко меня узнаешь,
 Серебра и порфировых огней
 В адницах мало, их ли обминаешь.

 Равенствовать сейчас одним царям
 И будем, ждут пускай своих надежей
 Успенные когорты, к алтарям
 Бредя за неким аспидным вельможей.

 Секрет великий мне открыл гонец
 Стенающий и нет ему равенства,
 Здесь храмом полагается венец,
 А там смешны обманы духовенства.

 Есть ад, адница, нет и чистеца
 Возалканного, макового рая,
 Обман такой алмазнее венца,
 Неживы мы, одесно умирая.

 Лишь адники вершат свой приговор,
 За ними князь сапфировый играет
 Судьбами - и окончен разговор,
 Святой урочно втуне умирает.

 Столпы александрийские теперь
 Позорнее холопских распинаний,
 И огненный еще троится зверь,
 И время не пришло воспоминаний.

 Нас вспомнят поименно, во холстах
 Подставят наши лбы под поцелуи,
 И пусть горят на ангельских перстах
 Невинной крови стонущие струи.