Помимо снега, врезанного в рунь,
 Помимо вод небесного прилива
 Ничто здесь не сохранно, вновь июнь
 Поманит вечность роскошью порыва.

 Весна, весна, легко тебе гореть
 Над куполами, в мороке простора,
 Сердец еще нетронутую треть
 Клеймить сусальным золотом собора.

 Иные в небесах мечты парят,
 Другая юность в нети улетает,
 Висячие сады пускай дарят
 Листы ей, кои Цинтия читает.

 А мы пойдем по темным царствиям
 Скитаться, по истерзанным равнинам,
 Юродно бить поклоны остриям 
 Крестов и звезд, опущенных раввинам.

 Как в жертвенники Пирра, в тьмы корвет,
 Вонзятся в купол славы снеговеи,
 И новых поколений палый цвет
 Окрасит кровью вербные аллеи.

 Пойдем, нас в этом сумрачном лесу,
 Какой теперь зовется Циминийским,
 Ждут фурии чурные, донесу
 К читателю, ристалищем боснийским,

 Скандалом в государственных кругах,
 Затмивших круги дантовского ада
 Иль сменой фаворитов на бегах
 У Фрэнсиса, а то (веков награда)

 Известием из Рима о суде
 Над орденом невольных тамплиеров,
 Точней, об оправданьи их, нигде
 Святее нет суда для землемеров

 И каменщиков тайных, славы лож
 Масонских не ронявших без причины,
 Чем в славном Ватикане, надо все ж
 Сужденье прояснить, зане личины

 Иные и известных помрачней
 Терзают без того воображенье
 Читательское, треба наших дней
 Порой такое голоса луженье,

 Уныло вопиющего в нощи
 Пустой и беспросветной заявляет,
 Картин (их в каталогах не ищи)
 Мистических такое выделяет

 Порой средоточенье, что ей-ей,
 Уместней разобраться в апокрифах
 Времен средневековых иль полей
 Элизиумных, рдеющих о грифах,

 Слетающихся тучах воронья,
 Посланников аидовского царства
 И вестников его, еще жнивья,
 Винцентом печатленного, дикарства

 Засеявших, итак, скорей туда,
 Читатель дорогой, где нас черемы
 Извечно ждали, где с огнем следа
 Не сыщешь человеческого, темы

 Рассказа не меняя, устремим
 Свои благие тени, а собранье
 Прекраснейшее буде утомим,
 Тотчас замолкнем, скопище баранье,

 Увы, предолго зреть нам довелось,
 Пергаменты козлиные и рожи
 С рогами извитыми (извилось
 В них вервие само, которым ложи

 Патиновые с ангельских времен
 Опутывали слабых или сильных
 Мирвольным духом, их синедрион
 Достойно в описаниях сервильных

 Оценивал), те роги и самих
 Носителей отличий адоемных
 Сейчас еще я вижу, теми их
 Числом нельзя уменьшить, из проемных

 Глядят себе отверстий, а двери
 Захлопнуть не могу я, чрез сокрытья,
 Чрез стены лезть начнутся и, смотри,
 Пролезут мраморные перекрытья,

 Пускай уж лучше рядом усидят,
 Их жаловать не нужно, а восковье
 Сих масок зримо, пьют ли и ядят,
 Морочное сиих средневековье

 Мы сами проходили, днесь призрак
 За призраком эпохи синодальной
 Глядит и наблюдает, рыбий зрак
 Из Таврии какой-нибудь миндальной

 Мерцал и мне, а ныне средь иных
 Собраний забывая гримы эти,
 Грозящие ристалищ неземных
 Ложию оскорбить святые нети,

 Я истинно ликую, пусть оне,
 Адские переидя середины,
 Калятся на божественном огне,
 В червице мелованные блядины

 Теряют перманенты, восковой
 Маскир свой чуроносный расточают,
 Оскал доселе беломеловой
 Сочернивая, внове изучают

 Рифмованного слова благодать,
 Дивятся, елико сие возможно
 В сиреневых архивах пропадать,
 Удваивать и множить осторожно

 Искусственный путрамент, картотек
 Гофрированных кукол восхищенью
 Честному наущать, библиотек
 Избранниц к достохвальному ученью

 Вести и подвигать, и зреть еще,
 Как в томы эти Герберт Аврилакский
 Глядит с архивниц, паки горячо
 Сирени выдыхает, огонь флаккский

 Приветствует и пламена других
 Пылающих одесно духочеев,
 Уверенней парфюмов дорогих
 Аромат источающих, ручеев

 Сиих благоуханную сурьму
 Пиет, не напиется вместе с нами,
 Всесладостно и горькому уму
 Бывает наслажденье теми снами,

 Какие навеваются всегда
 Безумцами высокими, именных
 Их теней роковая череда,
 Смотри, из областей благословенных

 Движится и течет, вижди и ты,
 Читатель милый, эти облемовки
 Чудесные, бежавшие тщеты,
 Горящие о Слове, черемовки

 Тщетно алкают виждений таких
 Ссеребренными жалами достигнуть,
 Нет лессиров хотя диавольских
 Теперь, чтоб выше лядвий им напрыгнуть,

 В былом очнуться, снова затеплить
 Слезою мракобесные свечницы,
 Начать гнилочерновие белить
 Души бесовской, через оконницы

 Стремиться в духодарческий притвор,
 Лукавое хоть Данта описанье
 Грешников и чудовиц, мерзкий ор
 С правдивостию схожий, нависанье

 Черемных теней в сребре, на гвоздях
 Точащихся превешенных, горящих
 Юродно тлеться будет, о блядях
 Пока довольно, впрочем, настоящих

 И стоящих литургий красных свеч
 Давай претлеем, друг и брат, патины,
 Китановый оставим аду меч,
 А с Дантом за родные палестины

 Идя иль с духоборником другим,
 Давай уже разборчивее будем
 В подборе вечных спутников, нагим
 И мертвым, аще только не забудем

 Скитания надмирные свои,
 Мученья без участности и крова,
 Медовые отдарим кути,
 Пылания зиждительного Слова,

 Нагим и мертвым, проклятым гурмой
 Увечной и неправой, порицанью
 Отверженным, по скрытой винтовой
 Лестнице, не доступной сомерцанью,

 Опущенным в подвалы и засим
 Каким-то ядоморным и дешевым
 Отравленным вином, неугасим
 Творительства огонь, героям новым

 Даруются пылание и честь,
 И требнический дух миссионерства,
 Нельзя их также времени учесть,
 Хоть черемные эти изуверства

 Продлятся, вспомнил снова их, но мне,
 Я верю, извинит читатель это,
 Мы, право, забываем о зерне,
 Путем идти каким, пока воздето

 Над нами знамя славное камен,
 А те, смотри, уж Майгеля-барона,
 Червонка их возьми, к себе взамен
 Эркюля тщат, горись, эпоха она,

 Безумствия черемниц в серебре,
 Желтушек празднословных ли невинный
 Угар преизливай, в осенебре
 Палатном расточительствуй зловинный

 Сим близкий аромат, свечей витых,
 Кровавою тесьмой, резной каемкой,
 Сведенной по извивам золотых
 Их маковок вдоль черственности ломкой

 Краев узорных с крыльями синиц,
 С тенями, подобающими замков
 Барочных украшеньям, чаровниц
 Пленявших картотечных, тех обрамков

 Картин дорогоценных мы равно
 Во аде не уроним и не бросим,
 Цимнийский сумрак червится давно,
 Его и свечным течивом оросим.