Вечер обещал быть длинным, размеренным и скучным. За целый день он ни разу не подошел к письменному столу, где его дожидалась начатая им статья, которая должна была быть готова к среде. Тянулся еще понедельник. Да и в среду редактор журнала с величественным названием, но очень смешным тиражом, вряд ли стал метать громы и молнии. Спрашивали в редакции с журналистов так же мало, как и платили.
Зато эта необременительная работа его вполне устраивала, давая некоторую свободу. Ничего не требуя от общества и взамен ничего не давая, он жил в уездном городе в квартире с родителями, сравнивая размеренность своего существования с жизнью в Хобиттании, без вывихов и потрясений. После первого неудавшегося брака, продлившегося, правда, более десятка лет, он считал, что выработал в себе стойкий иммунитет к семейной жизни. Искать себе подругу не собирался, отказывая женщинам в уме и элементарной логике, считал их существами эгоистичными и бездушными.
Те, немногие вечера, когда он оказывался в гостях, в кругу приглашенных, лишний раз убеждался в приземленности говорящих с ним дамочек. Глядя на то, как они манерно выпивали и закусывали, ведя при этом серьезно-утомительные беседы о порожнем, чувствовали себя гиперсовременными, он морщился и считал их откровенно вульгарными. Его осторожные высказывания за столом, о жертвенности в любви, тут же находили у женщин понимание и одна за другой, они округлив глаза, рассказывали о количестве перестиранных мужьям грязных носков.
Правда раньше, много раньше, там в Москве, у него было серьезное увлечение. Совершенное создание по имени Вика грациозная белая кошечка с серыми оценивающими глазами. Движение ее рук. поворот головы, манера говорить дышали спокойствием и респектабельностью. Испив полную меру безнадежного, краткого счастья они расстались без скандала. Она попросту ушла к обеспеченно-надежному, прочно стоящему на ногах гражданину, мурлыкать у него на плече.
Весь мир, сразу наскучив ему, начатые дела не спорились, валились из рук, расстраивались в самом начале. Возникший было интерес к христианству быстро угас, не принеся душе умиротворения. Он все никак не мог взять в толк, отчего Ветхий завет считался боговдохновенной книгой. Житие патриархов. описанные в нем. были с его точки зрения, верхом порока и греха. Авраам женатый на единокровной сестре Саре, подкладывающий свою супругу в постель к фараону, и требующий за это у него разнорогатый скот и золото. Моисей, уговоривший по наущению Иеговы, жен израильских, взять в долг у египтянок с возможностью не отдавать, так как через три дня он все равно их выведет из страны. Самсон, убивающий доверчивых, ставших родственниками филистимлян. Пятикнижие он счел учебником лжи, предательства и убийства, остыв к учению Всевышнего.
Истина нашлась в вине. С каждым выпитым глотком бодрящего зелья вливалась в него толика цинизма и уверенности в невозможности изменить, что либо, в раздражающей сутолоке жизни. Пьяная истина научила ехидничать, внутренне злобствовать и яриться, заметно поубавив круг друзей. В конце концов он переехал к родителям, бросил пить. заедаемый полной непрухой, пришел работать в высокомерный журналишко с пигмейским тиражом, плюнул на все и поплыл но течению.
Вечер обещал быть длинным, размеренным и скучным. Раздавшийся звонок в сонной квартире внес непредвиденное разнообразие. Звонил из прошлой жизни курьезный тип, с рожей шарлатана, бестолково рассказывая о том. как он легко срубил с жирного барбоса, впарив ему тиснутую на стройке сантехнику. Предлагал залиться до бровей и наведаться к золотому дну за забором, где торчал кран. Послав великовозрастного балбеса на знаменитые в русском языке буквы, он включил телевизор, решив избавиться от досады оставшейся от разговора.
На экране шла какая-то стирка, с живым и проворным ведущим с неподдельным любопытством ворошащим грязное белье несуразных человеков, сидящих перед зрителями на сцене.
Зрителями ....; среди зрителей сидела она - Вика с интересом разглядывая сцену, где трухлявый семидесятилетний юнец," в красном лабсердаке, от нетерпения и задора все время подпрыгивал около аляповатой старушки и молодцевато заглядывал в камеру.
Рядом гарцевали уже совсем молодые люди, в распашонках с разрезами на спине. Шпана во всю куражилась, делая эдакие похотливые движения тазом, и изображали на размалеванных лицах, перед старушкой аргентинскую страсть. Поганка в прабабушкином платье с бумажными розами, алчно поедала их танец масляными глазами, кивая в такт музыке и приговаривала вот-вот. Зачем и почему глумливый оператор все время держал в кадре распаленную низменными желаниями ведьму? Там в зале была сама красота сошедшая на землю.
Передача кончилась, он деревянно вышел на балкон, закурил. Мироздание рухнуло, там дальше за углом дома. раздался визг тормозящей перед вокзалом электрички, железным когтем царапая нервы, ощущение чего-то навсегда потерянного навалилось на ищущее опору создание, стало пусто и тошно. Он швырнул недокуренную в черную морозную улицу, вошел в дом. Ни книга, ни телевизор не интересовали. Апатично расстелив постель, он лег спать.
Долго лежа с открытыми глазами, он слушал немую ночь, задавая себе один и гот же глупый вопрос - почему так устроен мир ?
В конце концов пришел сон, где сидя чуть отклонившись в кресле ему улыбалась детской, открытой улыбкой милая богиня.