Мы прогуливаемся в садах светло-желтого цвета. Из одного сада в другой мы переходим через люки. Искать люки-проходы наше основное занятие, походя, мы беседуем. Беседы ведутся на странном языке. Мы испускаем световые лучи, они смешиваются с желтым, образуя причудливые палитры - фиолетового, зеленого, алого. Мы словно плывем, парим в волнах астрального света. Мы сами цветовые точки. Нас ощущают, ощущает посредством нашего ощущения, мы ощущаем, мы не видим, не слышим и ни чего не говорим.
- Когда оно появилось? - спросила вдруг Маленькая девочка.
Девочка, хотя и маленькая, но вопросы задавать привыкла совсем не те, которые от нее ожидали. Да и вряд ли кто-нибудь ожидал. Шизофреник лишь парил в ней. Она парила в фиолетовом пространстве, росли деревца. Эти деревца достигали края неба. Если у неба a priori был край. Деревца похожи на огоньки, маленькие жилки - капилляры. Они светились желтовато-охровым свечением. В сердцевине совсем белым. Там были еще облака. Более темные по контрасту. Гроз там не было, облака не имели какой-либо полезной в природном смысле слова функции. Ни воды, ни дождя. Изменяться было не чему, ни к чему потому, как все было.
- Когда и как, Почему?
Светлело, светало неведомой невыразимой зарей. Маленькая девочка поддернула платьице и сделала круговорот вокруг своей оси.
- Повторила, и еще раз повтори - сказал Шизофреник и растворился, разлетелся мелкими светло-желтыми кусочками в пространстве. Девочка - континуум - называли ее в метафизической школе. Она рвалась, было догнать каждый кусочек, но потом, кусочки оказались прилипшими к ее стопам. Они сами казалось, вернулись. Стопы притянули их без ведома девочки.
Шизофреник - кусочек - у большого пальца начал щекотаться. Маленькая девочка начала расплываться волнами ощущения контекста щекотки. Остался белый свет. Он нелепо смотрелся вне.
Шизофреник нагнулся и подобрал девочку. Вот они отперли люк и оказались в другом месте. Там весело светила пальма. Было сухо. Они увидели костер.
- Огонь светит? - спросила Маленькая девочка, при вопросе она внезапно стала еще меньше предыдущего агрегатного состояния и приобрела вместе с тем черты и оттенки бледно-розового.
- Гаснет при попадании - вежливо, как мог, ответил Шизофреник и потупился, потупившись, немного надулся.
- Как же происходит попадание?
- Вместе.
Пройдя еще вдоль сумрачно светящихся пальм. Шизофреник и Маленькая девочка наткнулись на лежачий камень. Камень чертил что-то на песке. Вида он был черного, лица - Припухшуго.
- Давно здесь лежит? - спросила Маленькая девочка Шизофреника.
Камень тем временем перевернулся на другой бок. Став спиной к Маленькой девочке и Шизофренику. Знаки были четко видны на песке. Линия, завитушка, вертикально поворачивающаяся дуга. Маленькая девочка подошла к знаками и наступила на один. Попрыгала.
Откуда ни возьмись, прикатился шар. Глупый шар, друживший с параллелепипедом.
- Этот давно помер бы, не будь мерноактивного турбопривода - проговорил Шизофреник и замер. Шар улыбнулся и стал пятном на платьице Маленькой девочки.
- Что теперь ты можешь добавить к атрибутам понятия симулякр?
- Мерноактивный турбопровод.
- В-верно.
Исчерпавши предикаты, Девочка и Маленький Шизофреник вышли из пятна на платьице маленькой девочки. Взобравшись по ниточка, словно по канатикам, они оказали на поверхности соска. Сосок казался им огромной луной, неизведанной планетой, загадочной. Они нашли в кармане щипцы. Превратив щипцы в ненормально - летательно - прыгательные аппараты он двинулись к бугорку. Вулкану - потухшее - незрелому. Продвижение их ни чем не омрачалось, свет приветливых волоском их спин помогал им в пути. Пробравшись к самому основанию неведомого вулкано-бугорка они решили перекусить. Достав из смоченного марганцовкой носового платка желудь, Шизофреник нахмурился.
- Зерна? - заморгала девочка.
- Нет. Я когда-то сотворил бутерброд, потом все обрушилось.
- Посадим это в приветливую почву - предложила Маленькая девочка, все еще моргая.
- Быть может - согласился Шизофреник и превратился в приапообразного воробья.
Маленькая девочка взобралась ему на спину. Он полулетел чирикая и изрыгая остатки человеческого. Вскоре показалась вершина. Там было множество вертолетов и велосипедистов. Они суетились до безобразия. Наконец-то безобразие обратилось в сторону приапообразного воробья и предложило свои услуги в области стимуляции. Девочка всячески старалась воспрепятствовать, но и ее поглотила неуемная жажда. Велосипедисты роптали вертолеты разлетелись во все стороны, словно фейерверк, лишь только воробей приапобезобразно изнывал и корчился. Девочка все еще пребывала на его спине, но ноги ее сжимались с силой щупалец. Что-то незыблемо метафизически бесполезное суетилось и мерцающее - мигало розово-оранжевой палитрой. Воробей пребывал где-то вблизи, когда ноги девочки совсем отделились от тела. Эти самые ноги вдруг стали раскрываться тысячей неведомых ярко красных цветов, они раскрывались, они раскрывались, каждый последующий все больше и больше. Длиться - длится. Последний цветок занял все, он проглотил воробья вместе со всеми его блужданьями и раскрылся каскадом огромным ракет с ядерными боеголовками.
Шизофреник и Маленькая девочка вновь распахнули люк и обмерли. Там располагалась делегация кроваво-красных телец. Где-то невдалеке, сидя на корточках, читал заклинания художник Гигер. Шизофреник первый опустил голову в люк, раздался стон. Шизофреник нащупал в темнотной пустоте ступню маленькой девочки и потянул ее за собой. Стон, гул нарастает, словно они оказались в темном гроте, под литании Пхасингаров. Сама богиня Кали казалось, явилась в сумрачную обитель. Стон приобрел черно-алые тона. Какофония дополнялась плачем неведомо откуда взявшегося зеленоватого ребенка, он плакал скулил, словно странные существа в подошвах с гвоздями прохаживались по первоиюльскому снегу, и девственным подснежникам.
Кали-Ма! - завопил Шизофреник, и не замечая прилипшую ступнями к его возбужденному пенису маленькую девочку кинулся в воронку черно - ало - желтовато -оранжевого цветозвука. Воронка вертелась, переливалась, оглушительно звуча. Гул... подснежники вянут, мнутся, приобретая форму орхидей, их страстные языки призывно вываливаются из промежностей материи. Их черно-фиолетовые с металлическим отблеском раковые наросты разлагаются на глазах, врастая и захватывая все большие участки поверхности грязно-алого цвета. Врастают, расцветая миллионами орхидей, еще более и более похотливо-отталкивающего вида.
На поверхности черной дыры сидел в инвалидном кресле ученый инвалид Стивен Хокинг. Шизофреник не успел еще оправиться от умственно-платонического напряжения, как инвалид подкатил к его недотянутым рукам и закатил в раскрытую вену антиномии Канта. Маленькая девочка завизжала, инвалид отпрянул, Шизофреник там и остался лежать. Стивен Хокинг хитро осклабился и предложил девочке прокатиться на его коляске. Вид у него был распален вечной ненасытностью черной дыры, которую он Стивен Хогинг доблестно допридумывал, так что очки постепенно съезжали набекрень, равно, как и все остальное. Он маленький, скрюченно-плюгавый, сжимал в пальчиках большой шприц и хитрил. Девочка смотрела на него как-то странно. Тут ею возобладало нечто... накинувшись на инвалида, устремляя свое тело в его кресло, она начала кусать его нос. Он не сопротивлялся. Девочка уселась на его a priori данные ноги, ерзала на клетчатом пледе, лицом к носу, она лизала, покусывая нос. Она двигала на нем бедрами в такт колеблющейся вселенной. Ритмы, такты, Стивен Хокинг, демиург - в инвалидном кресле. Плед мялся пока, наконец, не сбился, с... под пледом было переливчатое, искристое... Сзади можно было бы увидеть голые пятки, спинку инвалидного кресла и холку, макушку. Волны света, искорки электричества. Несколько волосков вздрагивали, лоснились, пятки шевелились и искривляли пальцы. Некто наблюдал за ними из-за спины. Лингам забытого божества принял форму претворения. Вселенная задыхалась, вселенная привходила, вселенная становилась последний раз, наступал час Великой Пралайи.
Пока Шизофреник не проснулся. Маленькая девочка забылась Ночью.
Но Шизофреник, будучи главным, во всех мыслимых и немыслимых пантеонах не замедлил проснуться, ему чужды были сторонние понятия и стереотипы. И вот, все по-новому, то есть Шизофреник с Маленькой девочкой открыли еще один люк. И увидели они чудесный сад. А там птичек. Птички летали-летали, тут сели у озера, да скинули одежды птичьи свои, обернулись красна - девицами, обернулись и не увидали, что из-за куста подглядывал Шизофреник, а Маленькая девочка подглядывала за Шизофреником, тем паче не увидали ее птички небесные. Разделись, то бишь скинули оперение птички те самые, да плюхнулись в озеро близстоящее. Купаются-купаются, накупаться не могут. Тут закручинился Шизофреник и спрашивает у девочки маленькой:
- Птичка хорошая, отколь такая, каких будет?
- Сие есть главнейшая птичка на всем белом свете, - отвечает маленькая девочка посредством маленького ротика, - то бишь, дочь царь джиннов.
- О, - говорит Шизофреник, и улыбается.
- В общем, чтоб поймать птичку сию, надобно, тебе милейший Шизофреник, спиздить одежду, этой рыбы, тьфу, птицы.
- Ну, это я могу - говорит Шизофреник и тянется уже, дабы проползти на брюхе к лужайке.
- Стой!
- Руки вверх!
- Хайль Гитлер!
Тут из лесу вынырнул Танк. Он громогласно распевал что-то по-японски и никого не замечал, будучи зело наглым. Шизофреник попятился и немножечко был шокирован. Маленькая девочка же, сразу все поняла. Она уткнулась головой в дупло, не весть откуда пробегавшего зайца, и ему это понравилось. Шизофренику, разумеется тоже. Потом нечто убежало.
Шизофреник до сих пор не подозревал, что он является всего-навсего онтологической мишенью средств падения макроэлементарных стихиалей. То есть неведом ему был глубоко эзотерический подтекст всего сего. Он давно подозревал Маленькую девочку в излишнем увлечении манипуляциями с инфрапланом бытия. Тем не менее, Маленькая девочка всячески отгораживалась и отбивалась томиком Мирчи Элиадэ. Однако как-то раз Шизофреник увидал Мэрилин Монро.
Шизофреник решил отправиться в странствие и попросил маленькую девочку сопровождать его.
- Пойду туда, незная куда? Найду ли то, незная что? От? - Маленькая девочка странно задавала вопросы, переливаясь при этом бледно салатовыми оттенками всех колоритов имеющихся в распоряжении универсума.
- Быть - всячески увиливая от ответа, голосил Шизофреник, и падал, словно кликуша. Бился над решением метафизических дилемм. А может быть под. От? Над? Под? В?
- Где сейчас дух Ролана Барта? Когда бы он умер, али нет? Бессмертие... - задумалась Маленькая девочка вслух. Или почти вслух, только маленькая змейка пятнистого пламени проникла и подползла к обители.
Монахи - ассасины спали.
Безумный Абдул аль Хазр-Эд, безумствовал. Он попал в обычную камеру СИЗО. Старцы заточили его.
Зеленое сияние, вихри тоски по неведомому Каддату. Когда безумец обратился в твою веру - знай, что это последнее.
Когда выплыло судно под флагом вечной Палестины - она направилось к тебе.
Если что-то говорит о тебе - это последнее.
Шизофренику хватило совести, чтобы обменять ее на грош. Шизофренику хватило себя, чтобы продать и относится к сделке несерьезно. Шизофренику хватило гордости, чтобы положить ее в самый дальний угол. Там она и будет пребывать до скончанья времен. Потом наступят другие времена. Другие Боги топотом своих подошв поднимут пыль. Ветер вознесет пыль, и все подумают, что это пыль. Однако пока еще... не поздно.
Obscurum per obscurius - шептал на ухо себе Шизофреник.
- Что, простите, я не расслышала, - в пустоту попав, сказала Маленькая девочка.
- В концлагерях слишком много дзен-буддизма, - повторил Шизофреник, - потому газовые камеры устраивали в обилии ромашек.
- Когда же будет темнее, - спросила Маленькая девочка и отошла в сторону, где поджидал ее Шизофреник. Склонив голову, она пропела Гимн.
WELCOME TO UNITED SATANIC AMERICA - гласила табличка на входе.
- Может быть не надо, - наклонив голову и причмокнув губами пропела в водевильном стиле Маленькая девочка.
И все же люк был открыт, несмотря на протесты астральной общественности.
Красновато-белая креатура умильно взглянула в глаза. Она имела белесые щупальца и и большие зеленые пятна. Она вертелась. Вертелась. Толстая. Стоит лишь только протиснуться между складками. Но как же вскрыть зеленые папилломы? Ковыряя циркулем и поддевая треугольником.
Шизофреник и Маленькая девочка приняли участие в спиритическом сеансе. Блюдце выстукивало Марсельезу. Маркиз де Сад увлеченно рассказывал о моделях Гильотины.
- Как там у тебя, Альфонсушка Донасьенушка? Девки то есть, а?
- Да так, нематериальные толком, не затолкаешь в низ ничо.
- А с орудием как?
- Потерял во время перелета.
- Харон спер, точно говорю.
- Вполне возможно, подозрительный тип, насвистывал все время "Долгие лета".
Когда исполнится тысяча лет. Шизофреник думал тысячу лет. Так исполнится тысяча лет. Тысяча лет исполнится думой Шизофреника.
- Дружественный интерфейс! - глубоко обрадовался Шизофреник.
Шизофреник спустился с гор. С ним была колоссальная собака. Он вел ее на поводке и в наморднике. Она отнюдь не сопротивлялась. Только Маленькая девочка почему-то вопила о безнравственности. Маленькая девочка спросила как-то:
- А сколько лет прошло с тех пор?
- Года... - сказал Шизофреник и обмер.
Собака поджидала усталых путников и отнимала у них кишки и делала колбасу. Сырокопченую.
Шизофреник входил в транс, изредка. В этом состоянии он удивлялся навящевой никчемности существования. Соглашался даже с французскими экзистенциалистами. Хотя быть может, это не многого стоило.
Однажды собака заболела. Шизофреник послал маленькую девочку разведать в собаку. Маленькая девочка не вернулась...
- Не унывай, - сказал себе Шизофреник и утер нос платком, - раз Маленькая девочка не возвращается, значит в собаке очень хорошо. Если эта собака начнет обладать сознанием, так высоко чтимой мною Маленькой девочки, то все собаки мира будут несказанно счастливы...
Шизофреник бредет по пустыне. Пустыня бирюзово - серая. Песок не скрипит под ногами. Пустыня. Шизофреник - эзотерик. Он словно блуждающий дух. Его видение - пустыня, над ней небо. Черное, сверхчерное. Он боится поднять глаза на это небо. Он лишь бредет по пустыне. Холмы правильной формы, углы - сверкают. Свет тьмы. Переливаются. Шизофреник огибает углы, в нем странное стремление. Он не сознает направление. Им лишь Движет. Больше ничего. Ни сознание Что, ни Куда. Священное Куда и Что. Пока он в пустыне, не дано узнать. Ничто. Никуда. Но даже знания ни... не имеет он.
Когда мозг его изменится в направлении... мысли станут осознанны неведомым. Пока он просто есть. Он есть, но не едино с неведомым. Его чтойность не единосущна ничто. Быть может это кара разделения. Текст Шизофреника есть его маленькая стрела тоски в континуум ничто. Становление...
Его змеевидные отростки - буквы превращаются в слова. Им Движет, Движут, он Движется. В этом двойственность. Нелепые слова, змеевидные мысли. Perpetuum mobile. Где он был? Куда будет, прибудет? У Шизофреника есть руки и Маленькая девочка, вдобавок эзотерический смысл его бытия и множеству букв вертящихся. Вертящихся, жужжащих в ночи. Кошмарно большие буквы, они занимают Все.
Шизофреник нашел. Потерял ли он свое человеческое в образе Маленькой девочки? Или он нашель лишь разбиение? Шизофреник взял меч, он рубил Маленькую девочку. На большие куски. Маленькая девочка кричала и полыхала. Меч обжигал. Руки Шизофреника замотаны в бронзовые тряпочки. Это почти героично. Шизофреник разрывает оковы. Шизофреник плетется вслед.
Когда наступила алхимическая весна. NOX - LVX. Переход, Шизофреник завернул свой атанор в железное покрывало и отнес на кладбище, где и закопал "до лучших времен".
Его звала Лайла. Маленькая девочка. Луций и Лайла. Шизофреник был искушен в оккультных науках. Он оставил свое наследие в образе маленькой плачущей собаки. Она вытирала слезы белым кружевным платком, когда подошла уборщица. Уборщица работала в школе, толста была, брюхата и невыразимо глупа. Уборщица взмахнула шваброй и повернулась на девяносто градусов. Она вертелась так. Собака хотела укусить ее, но ухватить зубами все прочие хитрости ей не удалось. Потому она пошла копать ад, она рыла ад, для славных представителей недружелюбного человечества. Она почти, что вырыла первый круг, как вдруг у нее появились крылья. Она взлетела и оказалась где-то в свете дня. Она так глубоко зарылась в грешную землю, у нее атрофировались глаза. Собака становилась кротом. Она плакала над осколками своей мутации. Тут свет загородит для нее все остальное, и собака сдалась на милость светлому, разумному будущему, собака узрела смысл. Собака узнала в смысле самое себя. "Странная встреча, - потупилась и облизнулась собака - давненько не видались, с самых времен первой Манватары".
Шизофреник верхом на пуделе Шопенгауэра. Маленькая девочка чуть поодаль верхом на овчарке Гитлера. Они скачут. Скачут по пространству, умозрительному и уморительно погано-пошловатому. В руках их атрибуты Богов. Шизофреник - Озирис. Маленькая девочка - Исида. Они все время петляют и не находят протоптанных троп. Но собаки послушны и лапы их мясисто - волосаты. Всякая травка будет затоптана, всякие муравьи, козлики и овечки, будут острижено разбиты. Шизофреник и Маленькая девочка вихрем прорвутся, северный ветер, обжигающе-холодно-сухой несет их. Они сами суть ветер. Ураган. Трансконтекстуальный шизофренический дискурс.
Шизофреник и Маленькая девочка ожидают приключений в трансфизическом пространстве, они одолеют Бодрийяра, они утопятся в Смородине - реке, чтоб только всплыть, посинело - серьезными в подводном царстве Царя - Молочая. Там они найдут клад от которого глаза туманятся, еще к ним прибьется рыбешка, они возьмут ее с собой и научат уму - разуму. Позже эта рыбешка всплывет в иных пространствах и станет самостоятельно - суверенной. Но Шизофреник не стесал подножье статуе Буратино, построенной, водруженной масонами.
Да воссияет дискурс огнем и шизофренией! Да водрузится памятники всем апостолах ежесуточных сказаний! Дабы свершился Великий Переход.
Преступления? Преступления досель совершались под грузом маленьких необходимостей. Необходимость... такая, чтобы раздавить насмерть - Вот Оно! То, что искалось в забытьи пустынь и разгуле шабаша. То, что видит волк в глазах овечки. То, что почесывает кастрированный белый кот.
" Тоска и ярость. Я хотел быть и вот я Есть. Я есть чтобы длиться", - вот это, или примерно это испытывал Шизофреник. Шизофреник сжимал ладошку Маленькой девочки, так он огибал изгибы и углы человеческого общества. Так он культивировал свое безумие, так он делал шаги, изгибами, углами, окольными путями к потустороннему. Его воспаленному уму не хватало пищи, его львиному сердцу не хватало добычи, его смерти недоставало жизни. Тогда он пошел и схватил с полки ножик. Потом положил его в карман. Так он вышел на улицу. Чистое сияние и ножик в кармане. Поэзия и замшелок декаданса. Он ступал и прожигал почву, костры возносились и горели республики, костры возносились, и горело стадо, из огня да в полымя.
"Нет будущего, истинно говорю Вам", - кричал Шизофреник толпе собравшейся по случаю похорон очередного кумира. Только маленькая девочка тихонько слышала его и утирала слезки с личика Солнца. Бог Митра плачет?
Шизофреник никогда не возвратится и не станет снова человеком. Отсветы неестественного падают на его чело. Член деформируется. Деформация. Шизофреник и Маленькая девочка вскоре разойдутся. Вскоре... можно говорить лишь в прошедшем времени.
"Нет ничего пошлее сна", - подумал как-то Шизофреник и пошел с Маленькой девочкой гулять. Он минул холмы своих мыслей, поляны и проселки своих мечтаний, равнины чувств и направился Туда. Шизофреник нарядил Маленькую девочку в Кетцалькоатля, и плясал...
Шизофреник погладил скарабея. Он ластился к нему, словно был не жуком, а собакой.
- Чего ты все вертишь хитиновыми своими крылышко - надкрыльями? - спросил Шизофреник скарабея, но вдруг он перелился из черного в светло-красно-голубой и превратился в Маленькую девочку.
- Ах, это ты, того и следовало ожидать, - патетично вздев руку, сказал Шизофреник.
Круги шли стройными рядами, тысяча - миллионы скарабеев катили их по равнине, без цели, лишь просто упиваясь хитиновым безобразием творимого. Массы кругов, квадратов, во главе с Эвклидами и Архиометрами, они пытались проползти под ногами Шизофреника, но тот не касался ногами злой земли. Ноги его были другого свойства, их даже не следовало причислять к материальным символам, они не обладали формочувствозвуком, как все остальное. Они скользили, переливались, и всячески бряцали. Эти ноги скорее свидетельствовали о бытийственной ориентации восьмого патриарха дзен. Если бы интерфейс обладал встроенными лыжами, наверняка ноги его походили бы на ноги Шизофреника. Если бы маленькая девочка оказалась в Израиле, она ползала бы по стене плача на таких ногах. Тараканы в древности были именно такими существами...
А теперь скарабеи становятся тараканами, чтобы хоть как-то выжить, кормить тараканят. "Понимаю вас", - заключил Шизофреник. Складки одежд Маленькой девочки были подлежащими, складки одежд несусветного таракана сказуемым в предложении Шизофреника.
Когда отступают орды отцов, преследуемые тараканами и всяческой нечистью мелкого пошиба, тогда восходит утренняя звезда и начинается нелепое и ненужное утро. Цветочки в то время начинают цвести увядая. Снег стал грязью. Люди обретают чуть ли не первоначальное состояние, Жан-Жак Руссо бегает, мечется по этому идиотскому полю, где рассеяно человечество в первоначальном состоянии, не может изловить хотя бы одного представителя, дабы поставить эксперимент. Из-за угла, за Руссо следит Антон Шандор ЛаВей и чешет бороденку.
Все это происходит под наблюдением некоего еврейского старьевщика. Занавес! О Брахма, Занавес!
Как-то раз Шизофреник задумался над актуальностью своей и своих вопросов в ситуации постмодерна.
- Смотри на передвигающийся гиперпровод! - крикнул он убегающей Маленькой девочке. Она остановилась и посчитала его главным героем, тогда Шизофреник встал и начал прыгать в высоту. Он прыгал и представлял, как подтягивается о край небосвода, о кромку влагалищного гриба. Она имела структуру бархатисто-оранжевую, маленькие снежинки так и сыпали. Там звездочки из ситца, сплетенные неведомым узором. Там снятся сны и получаются премии за отличную работу в области космогонии.
Шизофреник и Маленькая девочка стали было подумывать о мещанских детях. Лучше, безусловно, плодотворнее, было думать о детишках трущоб, эдаких лохмотьистых, с грязными маленькими пальчиками, сжимающих лаваш. Детишки плакали, им невдомек было, что они цветы. Цветы жизни. Только чьей жизни? Чужой не их детишковой жизнишки, но взрослой, которой так и нравится смотреть на маленьких оборванцев-обормотов. Глаза смотрящие ощетинивались и преображались под взором глаз смотримых в некие чешуйчатые создания, неведомые креатуры маленьких страданьиц. Глаза прыгали, скакали под грузом ответственного существования. Глаза кололись кактусами взглядов на витрины магазинов и искрились песнями о доле. Босяки, босые лапки маленького гусенка припасла Маленькая девочка на Рождество. Она хотела приготовить паштет Шизофренику. Но паштет не получился, вышло бледно-странное подобие винегрета. К тому же несколько более острое, нежели требовали правила. Ни кто, ни о чем не сожалел, даже лапки, вытанцовывали чечетку на противне в лужице жизни. Голова гусенка на подносе лопочет на таинственном языке. Клювик раскрылся - "Ту-Ту".
Текст призвания, гримуар равнодушия обращенного назад. Шизофреник закрывал последнюю страницу на Маленькой девочке.
Красным фонариком высветилось слово "Аборт". Плавучие морги и Шизофреник. Морг как героически-эпохальный символ общетождественного торжества. Маленькая девочка чудом оказалась в морге. Ее сбила машина. Машина уехала куда-то. А девочка на другой машине поехала в морг. Там ее вполне радушно встретили черви в нетопленно -непотопляемых холодильниках. Черви читали ей на ухо, и на другие места тщедушного тела стихи Бодлер. Черви служили серенькую месску на теле маленькой девочки. Сначала Верховный Червь пропел громогласно - стрекотательно - Viva Satanas!. Потом раздались барабаны, это были хлопанья ягодиц мертвых и живых. Так забавлялся старый санитар. Он, слишком много рассуждал о смерти. Momento Mori - шептал он в тени подступавшего оргазма. Cоitus Morte. Он жил долго. Маленькая девочка психической своей структурой наблюдала всю эту фантасмагорию. Черви пляшущие и поющие, извивающиеся... словно огоньки черно-серого пламени в камине распада. Санитар стонет, на трупе старушки умершей от гриппа. Кафельный пол, старая уборщица ковшиком выплескивает кровь из трепанированного черепа наркомана-падали. Огни мерцают, сам святой Николай явился и принял участие в червивом концерте.
Фармальдегид: Что делается а?
Мораль.
Наступивший рассвет ненадолго застал Шизофреника и Маленькую девочку, они мигом проснулись и ощутили запах типографской краски. Кровью утренних газет их пронзила недомысль о несуществующем Ничто. Тогда Шизофреник поднялся и потянул затекшие члены, Маленькая девочка последовала его опыту и тянула сильнее. Она тянула и тянула, пока, наконец, не соорудила что-то вроде вигвама, куда и не замедлила спрятаться от современного мира. Там было темно и органично тепло. На ум приходили разнообразные затраты физической структуры на содержание Anima Mundi. Но девочка отнюдь не предавалась хандре и меланхолии, она просто хотела погавкать на окружающее, дабы немножко успокоится, и она успокоилась, хотя и не погавкала, да и зачем гавкать, когда человеку даден отличный инструмент для поедания себе подобных. Чтобы существовать, необходим орган, подавленный внешней разведкой и внутренним нервом. Необходимо оружие.
- Куда существовать? - спросила как-то девочка у одного проходившего мимо существа. Она позже поняла вопрос по направлению его движения.
Вынимая ногти из ушных пазух, Шизофреник заметил маленькой девочке пролетавшей мимо: "быть может я уже отродился на свое". Девочка только хохотала и хохотала. Она была в широкополом скафандре и малиновых трусиках. Поймав паука в парашюты утонченной обреченности, Шизофреник возопил о пощаде. "Ах, если б мне родиться раньше, ну хоть на месяц, на годок..." - продекламировал он стих. И умолк на два столетия.
Шизофреник попал в странный мир, мир, где творится веселье, где нет право на воспроизведение. Мир, где царит рабская утробность убогих. Поэтому Шизофреник пил водку в этом мире. Он боялся проявляться. Маленькая девочка висела на его ухе и шептала: "Поостерегся бы ты, милый, бояться суеты".
Шизофреник читал кучи томов всех возможных эзотериков. Шизофреник под конец остепенился и предпочел Жоржа Батая. Изнутри ничего не было видно, только война. Война шла. Мать всех вещей Война. Великая Война. Шизофреник был онтологическим добровольцем на этой войне. Только Воля его была отнюдь не профанно - доброй. О, нет, это была злая воля. Сатанинская гордыня. "Ну, что ж, - размышлял про себя Шизофреник, - теперь все дозволено, теперь, когда пали все мыслимые преграды и... я сумею... Рerdurado".
Шизофреник почесал бок и задумал преступление. Маленькая девочка всячески отвлекала его от задуманного. Маленькая девочка не боялась показаться навящевой, она вообще ничего не боялась, словно разъяренный тигр, бросалась она в омуты Шизофрениковых замыслов. Как - то раз, Шизофреник и Маленькая девочка распивали крепкие спиртные напитки в подъезде. Вследствие того, что они существа субтильного свойства, замечали их немногие, в частности, заметила старуха-ведьма. Которая и вызвала трансфизическую милицию. Милиционеры отнюдь не порадовались такому предприятию, потому, что знали наверняка - у Шизофреника есть нож.
Милиционеры стали трансфизичны еще в большей степени, их лица стали наоборот. Рот, нос, уши глаза, все словно перевернулось под углом сорок пять градусов. Милиционеры были странного свойства, они смотрели, словно их подманили цигаркой. Так Шизофреник заглянул внутрь трансфизиологии милиционеров. Там оказалось насилие. Шизофреник с Маленькой девочкой любили насилие, особенно в сочетание с гомосексуализмом и поэзией. Но насилие внутри милиционеров было невыносимо дурно пахнущим дымом окурка старого влагалища. Старого влагалища матушки Земли порядочно разъезженного всяческими титанами.
Ни кто в целом свете не скажет Шизофренику "не". Маленькая девочка пробовала однажды, но у нее ничего не вышло. Быть может, она в основу дела положила свое Ничто. Маленькая девочка плыла в бескрайнем океане, и подгребала ложкой из - под салата. Рыбы ловились и попадали на крючки экзистенциальных суждений. Шизофреник видел это все, и не говорил ничего. Шизофреник не владел ложкой. Вообще в жизни он умел, разве только открывать бутылки и совершать coitus cum femina. Шизофренику это не претило. Он давно забыл все ожидания в течении пяти минут. Тем не менее, Шизофреник любил окружение экзистенциально ориентированных зайцев. Он даже нарисовал их целую галерею. В основу всех своих дел он положил Ничто. Был дружен с Мартином Хайдеггером. Сам Альберт Камю захаживал, бывало к Шизофренику на пару чаю. В том мире, где очутились Шизофреник и маленькая девочка было нелюдно. Там работал мозг. Целыми сизифовыми днями. Там существовал разрывом бытийственной ориентации и люди если и попадались на дороге к их уничтожению, то они были едва заметны, вследствие серого цвета лица и окружения рук.