Люблю осень. Сегодня утром радость. В меня, во мне густой запах опавшей листвы, сдобренный холодным ветром, сыростью. Дождь только что перестал, и вот-вот начнётся.
Погода напомнила: каждое лето мечтаю о сентябрьских вечерах, когда под ногами шуршит мозаика жёлто-кросно-зелёных переливов. Бреду по шелесту до самой окончательной темноты. Впрочем, мечтаю об этом и зимой, и весной...
Не думаю, что моросящее ненастье всех радует, а тебя? Что поделаешь: мне нравится. Я и слякоть люблю..., очень.
Под музыку шороха, ритма неспешного путешествия, будут слова, исполненные глубочайшего смысла, или какая-нибудь заумная чушь, всё равно. Нет заботы быть мудрым, или глупым, нет заботы быть кем-то..., пришла осень, мы рядом, я говорю... Когда-то было на лесной тропинке, или будет в дюнах, или на дюнах?..
Я всегда забывал, или не успею сказать самое сокровенное... Попробую письменно, а то устно не получается. В общении только спринт диалога - соревнование слов.
В человека вплавлено великое противоречие. С одной стороны быть самодостаточным, ценить и оберегать границу своего конкретного существования. С другой стороны непреодолимая, доходящая, в крайних случаях, до болезненности, потребность в самоотречение, то есть в любви.
Ссора, отчуждение, в конце концов, даётся легко, даже привычно легко. Нам с тобой это знакомо, да?
Доброта, сострадание... Страшно представить, что эти слова могут спровоцировать улыбку. А ведь вызывают, где-то, и смех...
Моё понимание мира, ощущение его правды приводит, и опять приводит, к мысли: суть бытия в сопереживании сущему. Да, в этом истина. Банально? Как и всё, носящее глобальный, присный, непреходящий характер.
Сложны, тернисты пути людей. Мы постоянно, ежесекундно являемся свидетелями событий, которые определяют смерть, она суждена каждому. Об этом не забыть. Легко запутаться, растеряться, утратить надежду, и, если это случилось с тобой, то для меня рушится всё мироздание. Верю в тебя, в вечность души, в её память счастья и боли, которые не стираются никогда. Ты же всегда со мной, да?
В бесконечном походе нашей любви и веры каждый день, и час, и миг велик и значим. В череде секунд нет безразличных, нет незначащих, иначе, если появится пустая, хотя бы одна такая, то тут же, немедленно, вселенная исчезнет, а она есть.
Мы во плоти, мы определённо нужны беспредельности. Так, как могу не жить каждый день, как последний? У меня есть предназначение, за этим я пришёл на землю, за него в ответе. И, если не отдать в призвавший мир, свою душу всему, и тебе, всю, до последнего "да", "нет", то, как же? То, что обязанность, свобода? Твои и мои.
Замкнись на себе, или в узком кругу, не пусти любовь, не отдай себя, и тебя уже нет, и меня уже нет.
Когда в воздухе висит слово, готовое сорваться и упасть, оно уже созрело. Оно наполнилось всеми оттенками значимости. Мы ждали его появления. Мы боялись его! Поэтому, приготовленная заранее, реакция: "... не верю", естественна, привычна, добротна. Воля, не воля, а слово родилось, пришло в мир, заняло своё место ниткой в ткани жизни.
Впрочем, для меня, всерьёз, годится и "не верю". Что ж ответить? "Верь" - глупо. Молчать? Кричать?
Ты бы перебила меня со всей бесцеремонностью женской натуры, всегда уверенной в своей правоте, независимо от реальности, и контекста, а я бы слушал.
"Да, сказала: не верю. Это лишь образ, а своё отношение постараюсь рассказать вразумительно, насколько смогу.
Я - чёрно-белое, а ты, как воздух, который упомянул. Он всюду и нигде, замечаешь его только там, в вышине, когда его много, там рисунок облаков, плывущих на голубом просторе, но этого не потрогаешь.
Во мне больше обоняния, осязания, чем пустой звук слов. Мне трудно говорить, ещё труднее увидеть слова. Чёрно-белое понятно, осязаемо.
Для себя всё сказала, тебе, наверное, надо пояснить. Я имею в виду, конечно, как ты говоришь: ощущение мира, миропонимание.
Ни в коем случае не потеряла веру, доброту, любовь, они живут во мне очень стойко. Это обо всём вместе, абстрактно, значит, ни о чём.
А конкретно? Я часто задаю себе этот вопрос. Ответ тебе известен: чёрное и белое вместе, в одном лице; голубизна - воздушная неопределённость.
И, как только, сталкиваюсь с чёрно-белой реальностью, вот здесь я кричу: "Не верю!" Не верю, что каждый миг чем-то обусловлен, нужен нам самим, не говоря о других. Нашей встречи могло и не быть, и она не обязательна, её неизбежность сомнительна.
Я с тобой согласна, что надо жить так, чтобы каждый день, как последний, но надо - это не есть".
Тут бы перебил тебя, парируя наступательный выпад.
Абстрактная вера в добро, любовь, безусловно - бессмыслица, к тому же вредная, пустая мимолётная фантазия. Ибо не связана с ощущением боли, сладости.
Да и чёрно-белое знамя имеет к настоящему лишь косвенное отношение. Это полосатый маскарад, примитив с попыткой закрыть глаза на раскраску вещей, а значит - ложь. Враньё - всегда фантазия.
Каждый предмет имеет свой цвет, потому что, если его нет, то как отличить созревшее яблоко от зелёного, ядовитый гриб от съедобного? Вот реальность, в том числе и голубого - умение различать цвет, радоваться цветам.
Человек на то и человек, что не хочет, не может, не в состоянии удержаться в узких рамках чёрно-белой конкретности. Она - стремление уйти от действительности, неверное априори.
Я понимаю: контраст света и тени - гротеск, сжатое выражение позиции, поиск точки опоры. Попытка осмыслить опыт, и..., как ни парадоксально, уйти от него, забыть, выскользнуть из необходимости решения, решительности.
В том-то и дело: у каждого есть своя неизбежность. На неё работает всякий миг, и любой обусловлен, нужен тебе, мне, и другим.
Ты бы опять перебила меня.
"Да, неизбежность! Я умру, и все мгновения конкретно закончились! Это с одной стороны.
С другой стороны, ты хочешь, чтобы я замкнулась на тебе? Или не так поняла?
А если правильно поняла, то, как остальные, окружающие?
"Я", "я", "я"..., а про других забыл, про будущее, про детей?
Нельзя же, чтобы где-то - чудо приобретения чьей-то души, а рядом, в двух шагах, ложь? Как это соединить воедино, где жизнь, а где она кончается? И где начинается маскарад?
Когда верить, когда нет?
Больше вопросов, но здесь ответ.
Я не хочу уходить в осень".
Потом иронически ухмыльнёшься.
"Глобально", "вообще говоря" - опять воздух, невидимость, ходишь вокруг, да около, а чёрно-белое вот оно, здесь, Я".
Да, ты права, воздух неощутим, но я наполнен им, и я, вот он, здесь, поэтому осень, увядание, лишь эпизод.
У жизни есть основной закон - быть. Прервись время, выпади мгновение, и закон нарушен, а судьба есть, она непрерывна.
Вопрос в том, как принимать себя? Как сопоставить с другими? Боль другого не менее реальна, чем твоя. Ты с полной определённостью можешь сказать: когда причиняешь добро, или совершаешь зло, и кому? Мой личный опыт говорит: выверни так, или иначе - одинаково непредсказуемо. И решение я вижу в принятии, с равно открытой душой, и того, и этого. В более широком смысле даже так: нет одного, нет и другого.
Я понимаю, и принимаю твою боль. Осознаю всю силу самоотдачи, самозащиты, после которых всегда наступает опустошение, когда вновь хочется уронить руки. Нет смысла тебе тебя рассказывать. Ну, а конкретно о неизбежности, если захочешь, скажу устно. О возрождении, оптимизме, вожделении радости будущего, отчаяние.
Хочу лишь добавить, что не сочувствую. Более того: в моём понимании страдание и совершенствование - одно и то же. Для меня же окостенелость эквивалент небытию, я открыт...
О себе вот что: искренен. Никогда не скрывал, что приношу с собой не только хорошее, таков мой рок. Пытался с этим бороться, пока не понял, что напрасно - выходило ещё хуже, и не только мне. Пойми: у меня действительно нет необходимости прятать глаза.
Даже самое, казалось бы, на обычный взгляд, удачное разрешение обстоятельств обыденности, в применении ко мне, надо оценивать - судьба. Ты меня понимаешь.
Мне скрывать нечего.
У губ есть память, каждое их касание со мной. К сожалению, или к счастью, не знаю: рационально это или нет. Чёрно-белое или цветное.
Люблю осень, ветер, дождь, сухой и мокрый шёпот листьев в бесконечном походе, их краски, смешанные моими ногами, запах...