Якутин Николай Александрович : другие произведения.

Чп районного масштаба

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  -- ь Норме нельзя.
  -- Пошли, я угощаю.

Норма взял в магазине бутылку болгарского коньяка "Плиска", три маленьких шоколадки и все трое пошли через проулок на берег Ивки. Сели

   , Норма достал складной охотничий стакан, выпили по первой. Макс и Володька ждали начала разговора.
  -- Ну че, как сокровище делить будем? - доев шоколадку, выдал Норма.
   Володька дрогнул, а Макс прямо смотрел в глаза Норме.

Исаак Тимофеевич, и Вы туда же, все золотишка захотели? Демонстрацию-то не Вы ли организовали? Уж больно Ваши ребятишки ак

  -- тивны были.

Норма молчал. Николай Якутин

  

ЧП районного масштаба

  

г. Ветлуга

2012г.

  
  
  
  
  
  
   От автора
   Эта книга о нашем детстве: босоногом и романтичном. Поэтому, в первую
   очередь, она адресована людям моего возраста. А может понравится и другим поколениям, особенно тем, кто любит приключения и детективы. Это своеобразный взгляд через десятилетия на те, теперь уже далекие, шестидесятые.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Содержание1. Предисловие.2. Эх, детство.3. Клад.4. События развиваются.5. Склад.6. Бунт.7. Настоящий клад.8. Послесловие.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Предисловие

   - Ваше благородие, Сергей Петрович, давайте передохнем, нога у меня.
   - Потерпи Савельич, торопиться надо, один я не донесу. По темной осенней улице уездного города Луга спешно двигались две фигуры, не обращая внимания на грязь и ухабы. Фигуры несли средних размеров ящик или сундук. Это были прапорщик Разумовский и его верный слуга Савельич. Савельич был ранен в ногу, поэтому прихрамывал и тяжело кряхтел. Худощавый Разумовский упорно тянул его за собой, рассекая темноту.
  -- Давай, Савельич, давай!
   В центре города шел бой. Власть брали красные. В конце улицы фигуры с сундуком свернули к речке Ивке и исчезли в темноте...
   А примерно через полчаса они, уже без сундука, были в устье Ивки. Разумовский прыгнул в лодку, Савельич оттолкнул ее от берега и сел за весла. Лодка вышла в реку Лугу и направилась к противоположному берегу. Когда до суши оставалось метров пять, на правом крутом берегу захлопали отдельные выстрелы. Около лодки засвистели пули. Волею судьбы одна из них попала в голову Савельича и мгновенно сразила его насмерть. Прапорщик прыгнул на мелководье и, пригибаясь, побежал к берегу. В следующее мгновение он скрылся в кустах ивняка.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Эх, детство

   Эта история произошла в те годы, когда в космосе уже побывал Юрий Гагарин, а наши люди искренне верили в то, что через двадцать лет в Советском Союзе будет построен коммунизм. Жили бедно, но радостно.
   Случилось это в небольшом провинциальном городке средней полосы России. Городок с поэтическим названием Луга раскинулся на правом берегу одноименной реки среди хвойных и смешанных лесов. Бывшая мещанско-купеческая Луга за годы Советской власти превратилась в районный центр, где имелись лесное производство, маслозавод, хлебозавод и сохранившийся с царских времен спиртоводочный завод.
   Но в целом архитектура города не претерпела больших изменений. И даже была действующая церковь.
   Главными героями описываемой истории стали три друга: Витька Колбасник, Юрка Шпик и Женька Кемель.
   - - - - - -
   - Фии-уу, фии-уу ... фить! ...
   Долговязый пацан лет одиннадцати в выцветшем танкистском шлеме, периодически засовывая два пальца в рот, высвистывал два длинных и один короткий. Это был условный сигнал. Пацана звали Женька Жучков, а по кличке Кемель. Он стоял около дома Юрки Боброва и свистом вызывал друга.
   Было июльское утро. По пустынной улице лениво шаркали куры, кое-где гавкали отдельные собаки. Взрослые только что ушли на работу, старики и домохозяйки занимались своими делами, а дети, приехавшие отдыхать гости и прочие бездельники еще спали.
   - Ну че надрываешься, тута он где-то шастает, не спиться вам, оглоедам, -услышал Кемель из-за забора голос Юркиной бабки.
   Он сделал шаг к калитке, открыл рот с намерением что-то спросить, но в этот самый миг от забора из кустов сирени в воздух взметнулась крепкая мальчишеская фигурка с мешком в руках и ловко накрыла суконным изделием Женьку.
   Кемель даже не пикнул, его тощая фигура изогнулась и, увлекая за собой нападавшего, полетела в канаву. Брызги жидкой грязи рассыпались вокруг упавших.
   - А-а-а!!.., - кричали из канавы мальчишки, один от испуга, другой от восторга.
   Приоткрылась калитка, на мгновенье высунулась голова Юркиной бабушки и тут же исчезла. Но уже через секунду калитка широко распахнулась и бабка Фая с увесистой хворостиной в руках не по годам резвой походкой заковыляла к барахтающимся в грязи хулиганам.
   - Вот вам, гады лешевы, вот вам!..
   Хворостина, которой обычно загоняли корову, теперь использовалась для физического наказания. Основной град ударов падал на находившегося сверху Юрку. Но он быстро сообразил и сжался в комок, чтобы Женьке тоже кое-что досталось.
   -Кого ты там лупцуешь, Петровна? - крикнула из открытого окна соседка напротив.
   - Да вот, паразиты, в грязи валяются. Всю одежу испакостили...
   Бабка Фая прервала экзекуцию и начала делиться с соседкой мыслями по поводу разболтанности "нонешних деток".
   Воспользовавшись паузой, Юрка сдернул с друга мешок, вытащил его за руку из канавы и они побежали от бабки на дорогу.
   - Старая вешалка! - крикнул Юрка с безопасного расстояния
   - Вот мать придет, она тебе даст вешалку. И твоей матери, Женька, я все расскажу. Посмотрите на что похожи, стирай на вас.
   Вид у друзей действительно был безобразен. Особенно у Кемеля. Его сатиновые шаровары грязные и мокрые от жидкой глины плотно обтягивали тонкие ноги. Верхняя часть тела и танкистский шлем, который он держал в руке, также были заляпаны грязью вперемешку с крошками отрубей. Одежда виновника заварушки испачкалась наполовину, но на лице и руках не было чистого места, а к волосам и спине прилипли картофельные очистки, шелуха и другой неприятный мусор.
   - Зачем ты так, Юра? - обиженно спросил еще не очухавшийся Женька.
   - А ты тоже, юный разведчик называешься: и противника не чувствуешь, и на ногах не стоишь... Да ладно, Жэка, не обижайся. Мне тоже вон как досталось.
   Кемель наконец пришел в себя и, внимательно осмотрев Юрку, вдруг закатился безудержным смехом. Юрка, как по команде, тоже заржал, хватаясь за живот.
   Они хохотали и кривлялись, показывая друг на друга пальцами до тех пор, пока бабка Фая не погнала их вдоль по улице. Друзья остановились у Женькиного дома.
   - Пойдем ко мне мыться, бабушка в лес ушла, никого нет, - предложил Кемель.
   Они вымылись в огороде у бочки. Женька переоделся в другие шаровары и рубаху, Юрка выполоскал в тазу штаны и футболку и снова одел.
   Кемель вынес из дома два куска черного хлеба, политые подсолнечным маслом и посыпанные сахарным песком. Друзья сели на лавочку перед домом и откусывая маленькими кусочками хлеб, стали смаковать удовольствие.
   - - - - - - -
   Юрка Бобров по кличке Шпик жил на окраине города на улице Ивовой, которая тянулась вдоль речки Ивки, притока Луги, от самого устья до конца города. Большинство домов на улице Ивовой были деревянными и одноэтажными, ближе к центру изредка встречались двухэтажки. В начале улицы на берегу Луги стояли цеха водочного завода. Цеха по производству спирта располагались за Ивкой и спирт перекачивался на водочный завод по трубам.
   Семья Бобровых состояла из пяти человек. Отец - Николай Николаевич, мать - Софья Васильевна, ее свекровь - Фаина Петровна и дети - старшая дочь Тамарка и младший сын Юрка. Всем заправляла Софья Васильевна. Она работала учителем химии в школе и вместе с бабкой Фаей вела домашнее хозяйство. Отец Юрки - мужик безвредный, но лентяй. К тому же по пьянке нудный и приставучий. А поскольку работал он на спиртоводочном заводе, то частенько закладывал и портил моральный климат семьи. Однажды он так достал Софью Васильевну, что она решила разводиться. Но как члена КПСС ее вызвали в райком и сказали, что коммунисту и учителю не гоже разрушать советскую семью. Пример плохой. Пришлось смириться, терпеть и крутиться как прежде.
   Юрка рос смышленым, в садик не ходил, воспитывался с бабкой. Тамарка была глупа и рано полюбила примазываться к компаниям взрослых девок. Когда она делала уроки, Юрка часто подсказывал, за что получал подзатыльники от мамы Сони. Шесть классов Юрка закончил без троек, но с поведением "удовлетворительно", и то благодаря матери -учительницы, а то бы вообще выгнали из школы за драку. Юрка избил кирпичом семиклассника, который назвал его сестру "проституткой".
   Семейным воспитанием Женьки Жучкова занимались двое - мать и бабушка. Отец умер три года назад от фронтовых ран. Мама и бабушка любили и баловали единственного сына Женечку, он был освобожден от всяких домашних работ.
   Женька был младше Юрки на два года, они учились в одной средней школе. А еще в городе была восьмилетняя школа-интернат. Несмотря на разницу в возрасте между мальчишками сложилась крепкая дружба. Они называли себя юными разведчиками и заключили договор о вечной дружбе, скрепленный кровью. В свободное от школы время и особенно летом друзья любили спортивные забавы, шляния по затаенным местам города и поиски приключений в лесу, на Ивке и Луге.
   Юрка был ниже ростом, но крепкий и спортивно сложен. Иногда он общался со старшими пацанами, поэтому умел ругаться матом, играть в карты на деньги, знал некоторые приемы драки, пробовал пиво. Обогащенный взрослым опытом, Юрка "разлагал" друга. Правда в карты они играли на взятые у бабки Фаи царские деньги, а произносить матерные слова Женька категорически отказывался. Мне мама не велит, пояснял он.
   В те времена все ребята имели прозвища или клички. Женьку назвали Кемелем, потому что он носил старый танкистский шлем отца, а Юрку Шпиком, потому что он любил за кем-нибудь следить, прятаться и внезапно появляться, ну и прочие шпионские штучки.
   - - - - - -
   Женька уже съел хлеб, а Юрка оставил самую жирную часть куска с корочкой, чтобы разом засунуть ее в рот. В предвкушении блаженства он закрыл глаза, опустив руку с хлебом. Лежавший невдалеке Женькин пес-дворняга Тобик понял Юркин жест как предложение откушать и, лязгнув зубами, заглотил остатки лакомства.
  -- Ах ты, сука! - заорал Шпик, когда понял, что произошло.
   Он вскочил и хотел пнуть Тобика, но пес ловко юркнул в калитку.
   - Зараза-а!- не унимался Юрка, - всю малину обосрал, как серпом по яйцам! ...
   Пока Юрка ругался, Женька смеялся и дрыгал ногами.
   -Да хватит, Юра, ругаться. У меня новость есть: мама говорила, что на почту опять посылка из-за границы пришла для Шаляпина, вчера ему унесли.
   - Да ты что? - переключился Юрка на новость, - что же ты молчал до сих пор?
  -- Вот говорю.
  -- Говорю, говорю, - буркнул Юрка, - опять опоздаем, он все раздаст.
  -- Да ничего не раздаст, еще девяти нет, а он раньше одиннадцати не выходит.
  -- Ладно, пойдем к Колбаснику, а потом к Шаляпину.
   Шпик и Кемель направились вдоль по улице к своему третьему другу Витьке Колбаснику.
   - - - - - -
   Почему Витьку Зарецкого звали Колбасником, толком никто не помнил.
  -- Я колбасы много ем, - говорил Витька.
   На самом деле он врал: семья Зарецких была многодетная, бедная и колбасу потребляла очень редко. А вот характер у Витьки был психованный и когда он куролесил, мать ворчала с западным акцентом:
  -- Ну фот, опять началь кольбасить! ...
   Вообщем, так или иначе, а Колбасником его звали все: и стар, и млад. Даже мать по настроению называла своего сына то "Фитя", то "Колбасник". Витька не обижался, а наоборот гордился своей кличкой. В свои одиннадцать лет он был известен всему городу. Учился Колбасник в школе-интернате, но ночевать оставался там редко, прогуливал уроки, а летом вообще пропадал в различных местах города и района, порой не приходил домой по два-три дня.
   Колбасник сам себе добывал пропитание. Это был пройдоха из пройдох. Его можно было встретить у пивнушек, где он подбирал бутылки и "чистил" карманы у загулявших мужиков. В религиозные праздники он болтался у церкви и на кладбище, принимая или просто воруя милостыни. Колбасник мог стащить какой-нибудь продукт с прилавка магазина, на базаре у торговцев. И все это у него получалось ловко и безнаказанно. Чуть что, он умел прикинуться дурачком, несчастным мальчиком или наоборот обиженно возмущался и устраивал истерику. Иногда Витька за хлеб и сладости помогал старушкам, иногда просто попрошайничал:
  -- Тетя, дай! Дядя, дай!
   Вообщем, кормился Колбасник среди народа. Энергия у него была неуемная, он все время что-то искал, придумывал, внезапно исчезал куда-то и также внезапно появлялся. Отец про него говорил так: "У Витьки шило в жопе".
   Зарецкие жили на Ивовой улице в двухэтажном коммунальном доме у колхозного базара. Отец Илья Гордеевич вернулся с войны без ноги, но с молодой женой, которая была нерусская: то ли немка, то ли латышка. Довоенная жена Гордеича жила одна в деревне, а их общий сын Вовка сидел в тюрьме. Будучи инвалидом войны, Илья Гордеевич не ходил на работу, а занимался домашним промыслом: ремонтировал обувь, часы и прочие бытовые изделия. Жена Изольда Генриховна (в народе тетя Изя) занималась домашним хозяйством и детьми. Детей было четверо: старшая дочь Машка и три сына- Сережка, Витька и младший слабоумненький Лешка, которого мама звала Лялей.
   - - - - - -
   В глубине захламленного двора коммунального дома N49 стояла велосипедная инвалидная коляска, которую, опираясь на костыль, протирал засаленной тряпкой одноногий Гордеич. Рядом в грязных женских панталонах и такой же грязной майке ползал в пыли пятилетний Лешка. Он таскал по земле старую калошу и изображал машину: ж ж-у-у-у ... В воздухе стоял запах свежей зелени, перемешанный с ароматами общественной уборной, помойки и кухонных паров.
  -- Здрасте, дядя Илья! - крикнули от ворот подошедшие Юрка и Женька, -
   а где Витька?
   Илья Гордеевич, не торопясь повернулся и, вытирая той же засаленной тряпицей вспотевшую шею, ответил:
  -- А вот колеса подкачаете, скажу.
   Для пацанов помогать взрослым ухаживать за техникой было удовольствием, а не услугой. Поэтому друзья без лишних слов взялись за дело. Не успел Гордеич выкурить самокрутку махорки, а раскрасневшийся Юрка уже докладывал:
  -- Ваше задание выполнено, товарищ начальник... Ну, где Витька?
   Илья Гордеевич докурил, плюнул в ладонь, раздавил в харчке окурок, проверил накаченные колеса, забрался вместе с костылями в коляску, надел выцветшую военную фуражку и по деловому строго уставился на ребят. У Юрки лопало терпение, Женька терпеливо переминался.
  -- Вам чего? - серьезно спросил ребят отец Колбасника
  -- Витька, где?! - заорал Шпик.
  -- В п...де! - еще громче крикнул Гордеич и загоготал на весь двор.
   Коляска с лязганьем и скрипом покатилась на улицу. Две шавки залаяли ей в след, а перепуганные куры бросились врассыпную.
  -- Чтоб ты сдох, пердун хромоногий, - раздались напутственные слова вслед Гордеичу из открытого окна первого этажа.
   Юрка плюнул в сторону удаляющегося инвалидного тарантаса и спросил ползающего Лешку:
  -- Лялька, где Витька?
  -- Папка казал впиде, - простодушно ответило слабоумное создание.
   По старым обшарпанным ступеням мальчишки поднялись на второй этаж. Дверь в квартиру Зарецких была открыта, пахло жареным луком.
  -- Здравствуйте. Тетя Изя, Витька дома?
   Тощая женщина лет сорока пяти с зачесанными в комок волосами и крючковатым носом на мгновение повернулась к вошедшим. А затем, продолжая кашеварить у керосинки, возмущенно затарахтела:
  -- Тока появись, паразит. Я этот Колбасник фся жопа испороть... Фчера фзяль полтинник на хлеб и пропаль скрозь земля... Ми колодный. Он сараза кте-то полтайся... Убиль бы, паразит.
   Тетя Изя подошла к открытому окну и крикнула:
  -- Ляля, сынок, ити каша есть!
   Юрка и Женька спустились во двор.
  -- Ф и у... Юрок, Жэка!
   Ребята обернулись на тихий свист и голос. Из-за угла сарая торчала голова Колбасника.
  -- Идите на базар, я сча выйду.
   - - - - - - -
   Колхозный базар в Луге называли конным, а прилегающую к нему территорию Конницей. Конный базар располагался в середине Ивовой улицы на пригорке возвышенного берега Ивки. Главной достопримечательностью Конницы была пивнушка (в народе рыгаловка), внутри которой и около нее постоянно, зимой и летом, с раннего утра и до позднего вечера обитала местная пьянь.
   В центре базара имелись два длинных прилавка для торговли, а по периметру базар был окружен похожими на гимнастические бревна коновязями. С давних времен здесь торговали сельские жители района. Продавали все, что производил крестьянин: от домашней живности, овощей и инструментов до дров и сена. Обычно селяне приезжали на лошадях, которые стояли тут же, поэтому и базар, наверное, назывался конным.
   От Ивовой улице вдоль базара тянулся одноэтажный барак, в котором располагались продовольственный и промтоварный магазины, парикмахерская и пункт приема шкур животных, тряпья и макулатуры. За бараком стояли старые кирпичные склады, полуразрушенная башня и еще несколько строений непонятного назначения. Вниз от базара спускалась дорога к деревянному мосту через Ивку в заречную часть города, далее дорога уходила в соседний район, разветвляясь к деревням. В заречной части находились нефтебаза, лесной техникум, МТС (машинотракторная станция), спиртзавод, леспромхоз, кладбище и ведомственные жилые дома.
   Базар - это центр Конницы. Жизнь здесь кипела постоянно, сменяя свою активность в зависимости от времени суток и времени года. Сезон активности приходился на лето. За час-полтора до утреннего семичасового гудка водочного завода к пивнушке подтягивались жаждущие похмелиться. В основном похмелялись пивом, но те, кто работал на спиртоводочном заводе приносили водку и спирт. После восьми на смену работягам у рыгаловки появлялась блатная шантрапа, пенсионеры, бездельники и приезжие. Молодежь и публика почище приходили с банками и бидончиками, затаривались и отправлялись восвояси. К концу дня вновь собирался рабочий люд. Кипучая жизнь рыгаловки с разнообразной публикой достигала своего пика. Шум, гам, песни, пляски. Все земные проблемы решались тут. Тут пили, тут ссали, тут дрались, тут спали. Россея!...
   Когда драка становилась массовой, приезжала милиция. Ветеран войны, старшина Ваня Петькин (Иван Васильевич) и его подручный сержант Серега Ветюгов (детина двухметрового роста) без труда разгоняли толпу. Потом они выпивали по кружке, продавщица Галька Светличная наливала в дорогу им две банки пива, и блюстители порядка исчезали.
   По воскресеньям и иногда на неделе у рыгаловки пьянствовали деревенские торговцы. К ним сразу подсоединялась местная шпана. Потом крестьянам били морду и чаще всего обворовывали. Более умные деревенские предприниматели набирали с собой вина и пива и пили в лесу на выезде из города. Кроме пивнушки на Коннице в городе было еще несколько подобных злачных мест, где также жужжали осиные гнезда пьяного разврата. Но размах там был не тот, Конница была главной.
   В Луге был еще один базар. Он находился в центре города, его называли рынком. Это был интеллигентный базар, здесь не воняло лошадиной мочой и навозом, прилавки были чистые, а территорию подметал дворник. На рынке торговали промтоварами, домашней утварью, дарами леса и продукцией, которую производили городские жители.
   - - - - -
   Кемель и Шпик сидели на бревне коновязи и болтали ногами в ожидании Колбасника. Утро было в разгаре. Из распахнутой двери рыгаловки слышались пьяные возгласы и окрики Гальки. Метрах в пяти от заведения стоял тарантас Ильи Гордеевича, в котором восседал хозяин с кружкой пива, а около него на корточках и просто на земле сидел разнообразный люд. Они тоже пили пиво и рассуждали о жизни. Рядом в луже мочи спал местный алкаш Митя Лушенский, он уже похмелился. У продовольственного магазина на ящиках расположились три деревенских мужика, они пили водку и закусывали килькой с хлебом. Рядом стоял колхозный грузовик с флягами, очевидно мужики сдали молоко на маслозавод и теперь отмечали это событие. На крылечке промтоварного магазина сидела старуха, нищенка Катя Охминало и по привычке бормотала всякую хрень против Советской власти. Около нее стояло мятое алюминиевое блюдо с горсткой мелочи.
   - - - - -
   Народной достопримечательностью любого российского города были так называемые странные люди. Это, как правило, сдвинутые по фазе индивиды или косившие под них пьяницы, бездельники и прочая нетрудовая сволочь. Обычно они были пожилого возраста, но встречались и молодые. Промышляли эти люмпены в общественных местах: на вокзалах и автостанциях, на площадях и рынках, публичных местах отдыха и сбора народа. Некоторые нищенствовали у церквей или ходили по домам, собирая подачки. Представителями странных людей на Коннице были Катя Охмя (Охминало), Коля Базарный, Петя Корень, Жора, Сережа Хвост и Балда. Автобиографии этих людей были туманны, но то, что о них было известно, знала вся Луга.
   Катя Охмя до революции была проституткой публичного дома, расположенного в глубине Ивовой улицы. Теперь в этом, слегка перекошенном доме, проживало три советских семьи. В двадцатые годы Катя куда-то пропала, очевидно болталась по России. После войны вернулась в район потрепанной бабкой. Ее приютили дальние родственники в деревне. Несколько лет она работала в колхозе, пила и курила наравне с мужиками. В пятидесятые родственники уехали в Казахстан. Катя окончательно спилась и состарилась, сделалась ненормальной, перебралась в город, где нищенствовала и перебивалась у сердобольных старух.
   Коля Базарный бандитничал и до революции, и после. Не воевал, полжизни провел в тюрьме, а затем в дурдоме, расположенном в десяти километрах от Луги. В конце пятидесятых его выпустили, как социально не опасного элемента, но он остался при дурдоме, где помогал по хозяйству и кормился. При этом он частенько появлялся в городе, находил калым, а заработанные деньги прогуливал на Коннице. Коле Базарному было под семьдесят, но он был крепок на руку, алкаши и шпана его побаивались, особенно пьяного, а ребятишки обходили стороной.
   Петя Корень рос сиротой на попечении тетки. В тридцатые годы вступил в партию, был колхозным бригадиром и активно участвовал в раскулачивании селян. Темной ночью его крепко избили и он стал инвалидом. Но это не остановило активного коммуниста, он продолжал злобствовать по отношению к селянам. В военные годы был председателем колхоза. После войны его убрали из председателей за грубость и рукоприкладство, но в партии оставили. Он продолжал портить людям жизнь. Мужики снова заловили его ночью, избили, засунули в задний проход еловую палку, а в член проволоку. От такой процедуры Петя чокнулся, ему сделали операцию и отправили в дурдом. После освобождения он приобрел милицейскую фуражку, шинель, ружье без затвора и с этими атрибутами путешествовал по району, изображая из себя начальника. Но так как теперь он был чокнутый и беззлобный, то его не обижали, давали на пропитание, а мужики наливали и слушали его бредни о прошлой жизни.
   Никто не знал, откуда появился в Луговском дурдоме Жора. Подобно Коле Базарному он был постоянным обитателем этого заведения и так же выбирался на промысел в Лугу. Жора зарабатывал пением и попрошайничеством. Неизвестно сидел ли, воевал ли он, но блатных и военных песен знал много. Его хриплый бархатистый голос собирал вокруг себя разнообразную публику, Жору слушали и стар и млад. На вырученные деньги Жора покупал пропитание, папиросы и конфеты. Конфетами он угощал детей, а папиросами всех, кто пожелает. Сам Жора не пил и не курил.
   Сережа Хвост был убогий умалишенный инвалид без ступней обеих ног. Он ползал на коленях в брезентовых обмотках и толкал впереди себя тележку с деревянным ящиком. В ящике были милостыня и камни. Камнями он кидал в надоедливых мальчишек и убивал голубей на обед.
   Балда - это парень лет двадцати пяти. В школе он учился хорошо, но в шестом классе упал на велосипеде с берега реки, ударился головой и стал странным человеком. Получил инвалидность, в школу больше не ходил, жил с матерью. Окружающие подтрунивали над ним, он не обижался, но когда сильно доставали, Балда хватал, что попадется под руку и с криком: "Я дурак, мне ничего не будет!", кидался на обидчиков. Любил Балда вкусно поесть, поэтому часто бывал у церкви и на кладбище, собирая лакомые кусочки. Без него не обходились ни одни похороны и поминки.
   - - - - - -
   Юрка спрыгнул с бревна. Поднял земляной камушек и с нетерпеливым раздражением швырнул его в стайку голубей.
  -- Ну его на фиг этого Колбасника, ... пошли, а то поздно будет.
  -- Да не переживай ты, Юра, успеем, успокаивал Шпика Женька.
  -- Дяденьки, сколько время?
  -- Время?... Два еврея, третий жид по веревочке бежит! - ответили мужики и заржали.
  -- Каждому остряку хреном по виску! - отпарировал Юрка.
  -- Юрка, я вот батьке скажу, он тебе за такие слова башку оторвет.
  -- Ага, штаны порвет!
   Мужик сматерился, но дискутировать дальше не стал.
  -- Юра, вон он! - окрикнул Женька друга и показал пальцем в сторону магазина. Там около выпивающих колхозников томился Колбасник в ожидании пустой бутылки. Юрка и Женька тоже подбирали пустые бутылки, но чаще всего приносили их Юркиной бабке, а та давала им деньги и брала по три копейки комиссионных со штуки. В магазине у детей бутылки принимали только на продукты. У Колбасника брали и на деньги, но тоже с комиссионными по две копейки. Чтобы не спугнуть удачу, ребята не стали звать Витьку, а подождали, когда он получил поллитровку, обменял ее в магазине на гривенник, и все трое отправились по улице Комсомольской в сторону центра города к дому, где жил Шаляпин.
   - - - - - -
   Одной из значимых страниц истории города Луги был тот факт, что здесь родился и умер в прошлом веке племянник знаменитого русского певца Федора Ивановича Шаляпина. Звали племянника Игорь. Его отец, Василий Иванович, брат Федора Шаляпина, в начале двадцатого века работал врачом в местной больнице, частенько пил горькую, но дело вел исправно. В первую мировую он добровольно ушел на фронт, да там и сгинул. Игорь с матерью жили в своем доме. В детстве Игорь был слаб здоровьем, но имел добродушный характер. Из-за своей доброты и наивного простодушия у мальчика не получалась дружба с уличной шантрапой. Поэтому он чаще всего был под опекой мамы или в компании девочек. Мама баловала сыночка и ласково называла его Игошей. Единственным другом Игоря являлся Сергей Разумовский, который был старше его на три года.
   Разумовские жили на той же улице в двухэтажном особняке напротив дома Шаляпиных. Глава семейства, отставной полковник, потомственный дворянин Разумовский Петр Леопольдович, после окончания службы поселился со своей семьей в Луге. Занимался коммерцией, имел несколько магазинов, склады, развивал лесное производство. Но любимым занятием его было собирание старинных ценностей и картин. В доме имелась внушительная коллекция часов, украшений, предметов быта, керамики, живописи и других произведений искусства старины. Дети Петра Леопольдовича, сын Сережа и дочь Анечка, учились в гимназии, а мать, Ирина Николаевна, давала им музыкальное образование и учила языкам. Впрочем Сережа с раннего детства вместе с отцом активно занимался спортом, любил военные игры, не боялся драться с уличными мальчишками. В доме Разумовских также жили кухарка Пелагея и ветеран русско-японской войны Савельич, который работал по хозяйству и одновременно был опекуном "молодого барина". Навыки мужского воспитания Сергей передавал Игорю Шаляпину. Хотя без особого успеха, так как Игорь в большей степени оставался "маменькиным сынком". Окончив гимназию, младший Разумовский уехал в Питер поступать в юнкерское училище и встретил февральскую революцию 1917-го в звании прапорщика. После октябрьского переворота он активно включился в белое движение и в 1918-м в составе отряда белогвардейцев участвовал в свержении советской власти в Луге. К этому времени Петр Леопольдович с женой и дочкой эмигрировал, оставив дом на Савельича. Через пару месяцев красные восстановили советскую власть в Луге, Разумовский бежал, воевал под командованием Юденича на западных рубежах, а затем и вовсе покинул Россию.
   Игорь Шаляпин обладал хорошим музыкальным слухом, у Разумовских он получил азы музыкального образования и к семнадцати годам прекрасно играл на фортепиано. Шаляпины держали нейтралитет, их никто не трогал и они успешно пережили потрясения революции и гражданской войны. В двадцатые-тридцатые годы жили на сбережения, Игорь Васильевич музицировал в Народном доме, давал частные уроки. Беда пришла в 1937 году. Шаляпина арестовали и увезли в неизвестном направлении. Безутешная мать не перенесла такого удара и вскоре скончалась, ее хоронили на местном кладбище.
   После смерти Сталина в середине 50-х Игорь Васильевич Шаляпин вновь появился в Луге. Это был уже не тот интеллигентный, внешне похожий на Блока, молодой человек. Перед луговчанами предстал худощавый седой дедуля с клиновидной бородкой, бархатным голосом и сохранившимися аристократическими манерами. Впрочем многие из жителей Луги без особого энтузиазма воспринимали Игоря Васильевича. Ну Шаляпин и Шаляпин, пусть живет. А жил племянник великого русского певца сначала в своем же доме, но уже в роли квартиранта, а затем сменил еще несколько частных квартир. Ходили слухи, что Шаляпину Игорю полагалась определенная часть наследства Федора Шаляпина, но за границу его выпустить не могли, а передать в СССР ценности и валюту на имя Игоря Васильевича родственники не захотели, так как понимали, что до адресата это послание не дойдет. Жил Игорь Васильевич бедно. Пенсия была маленькой и, очевидно, он имел еще какие-то доходы. Периодически на его имя в Лугу приходили посылки из-за границы, в которых были кондитерские изделия, консервы и другие продукты, иногда были предметы одежды. Сладости он раздавал детям, импортную одежду не носил. Одевался скромно: летом в русскую рубаху навыпуск, простые штаны и неизменно носил шляпу. Зимняя одежда выглядела старомодной и поношенной, но это были его вещи, они приходились ему впору. Местная власть не замечала чудаковатого племянника знаменитого певца, а молодежь и дети его любили. Дети за то, что он угощал их конфетами и заграничными сладостями, а молодежь за то, что он был интеллигентным и компанейским. Луговчане часто могли видеть, как на берегу реки Луги собирались молодые люди послушать игру на аккордеоне Игоря Васильевича и побеседовать с ним за жизнь. Грязные языки болтали, что Шаляпин "голубой" и совращает неокрепшие души юношей и девушек. Но это были лишь слухи.
   - - - - -
  -- Смотрите, че у меня! - торжественно объявил Колбасник, доставая из штанов новенький пистолет, - пробками стреляет, а можно горохом или еще чем.
  -- Дорого? - завистливо спросил Юрка.
  -- Рубль восемьдесят пять.
  -- Ого, мне такой не купят.
  -- А их уже нет, все разобрали.
   Пистолет был красивый, похож на настоящий револьвер, только размером чуть меньше. Друзья с удовольствием пестовали новое приобретение Колбасника.
  -- А чего семью без хлеба оставил? - прикололся Юрка.
  -- Не сдохнут, - буркнул Колбасник, - отдам я им сраный полтинник, сегодня достану.
   Ребята прошли уже квартал, когда их окликнул сидевший на заборе одноклассник Юрки Колька Иванов.
  -- Хотите звезды посмотреть? - сказал он, - у меня телескоп есть, дядя с Урала привез.
   Все оживились, но когда Колька показал алюминиевую трубу с примотанными к ней изолентой какими-то пластмассовыми штуковинами, Юрка понял, что их дурят. Этот Колька был маменькин сынок из богатеньких, часто хвастался, врал и делал всякие пакости. Несмотря на жизненную практичность, Колбасник был наивен и верил в чудеса.
  -- Только из моих рук, - предупредил аферист.
   Колбасник взялся за трубу и примкнул к ней глазом. В следующий момент над забором появился прихлебатель Кольки Сашка Лопатин и вылил на Колбасника ведро воды. Сидевшие на заборе дружно заржали и заорали:
  -- Обманули Колбасу, как облезлую козу!... Ха-ха-ха...
   Витька сначала оцепенел, а потом заматерился и завертел головой в поисках чего-то, увидел кучу дров, схватил полено и швырнул его в обидчиков. Сраженный поленом, Колька с криком упал за забор, за ним скрылся Сашка.
  -- А тебе, Лопатенок, я глаз на жопу натяну! Выпердок кошачий, - злобствовал Витька.
   Кемель и Шпик тоже смеялись, стоя на дороге.
  -- Ну как, Витя, увидел звездочки? Ха-ха-ха.
  -- Я им б...дь, покажу звездочки, только на улицу выйдут...
  -- Ну хватит ржать, - сказал Колбасник, отжимая одежду.
   И все трое двинулись дальше.
   - - - - - - -
   Шаляпин снимал квартиру в двухэтажном деревянном доме на углу улиц Комсомольской и Пионерской. Напротив по Пионерской в одноэтажном бараке располагался продовольственный магазин N14. Ребята сели на заваленке магазина и стали ждать Шаляпина. Из магазина вышел Жора, поклонился ребятам и хотел идти восвояси.
  -- Жора, спой песенку, Жора, спой!...- кинулся к нему Колбасник.
   Кемель и Шпик не поняли, в чем дело (на фиг им этот Жора, они же к Шаляпину пришли), но рефлекторно поддержали друга.
  -- Жора, спой песенку...
   Деваться некуда. Жора встал в позу и запел:
   Жил в Одессе Костя паренек,
   Ах, паренек
   Ездил он в Херсон за арбузами
   И вдали мелькал его челнок,
   Его челнок
   С белыми, как лебедь, парусами.
  
   Арбузов он там не покупал
   Не покупал
   Воровал и шарил по карманам
   Крупную валюту добывал
   Он добывал
   Девушек водил по ресторанам.
  
   Но однажды этот паренек,
   Ах, паренек
   Не вернулся в город свой любимый
   И напрасно девушка ждала
   Его, ждала
   У причала в платье темно-синем.
  
  -- Молодец, Жора!... Хороший Жора!.. Давай еще...
   Пока Жора пел, у магазина собралось еще человек пять-шесть. Колбасник вертелся около певца и приплясывал.
  -- А ну-ка, разойдитесь. Как тебе не стыдно, Жора, детям такие песни поешь, сейчас милицию позову.
   Это была Чистова Лидия Павловна, учитель математики средней школы, женщина строгая и властная.
  -- Не надо милицию, Жора понял, Жора хороший...
   Жора двинулся вдоль по Пионерской, люди разошлись, Юрка и Женька юркнули за угол, Колбасник, не торопясь, пошел за ними.
  -- Ну че , зассали?
  -- Волк собаки не боится, но брюзги не любит, - философски ответил Юрка, - ну ее на фиг.
  -- А это видели? - показал Витька пачку "Севера".
  -- У Жоры своровал?
  -- Не своровал, а взял. Он все равно не курит. Пойду на деньги обменяю.
   Колбасник ушел в магазин. Ребята продолжали наблюдения за домом Шаляпина из-за угла. Минут через пятнадцать на втором этаже послышалось мурлыкание аккордеона. И, действительно, очень скоро в воротах появился Игорь Васильевич в широкополой шляпе, русской рубахе навыпуск и легкой, как школьная указка, тросточкой.
  -- Здравствуйте, дедушка Шаляпин.
  -- Доброе утро, мои юные други, великолепная погода, не правда ли?
  -- Вы, наверное, в магазин собрались, давайте деньги, мы сходим.
  -- Нет, мои юные други, сегодня мне ничего не надо, все есть. А вот траву у крыльца убрать надо.
   Витька и Женька пошли рвать траву, а Юрка остался с Шаляпиным, чтобы тот не ушел куда-нибудь.
   - А меня Юркой зовут, - начал заговаривать зубы Шпик.
  -- Очень приятно, Игорь Васильевич.
  -- Я знаю. Вас все знают. И про то, что Вы родственник великого певца мне мама рассказывала, а я шесть классов кончил без троек...
   Юрка начал заливать, какой хороший он и его друзья. Шаляпин слушал, поглаживая бородку и помахивая тросточкой. Он угостил Юрку золотистой жвачкой, которую тот быстро спрятал в кармане. Подошли Колбасник и Кемель.
  -- Все, дедушка Шаляпин.
  -- Ах, какие молодцы.
   Он дал ребятам по конфетке.
  -- А это всем вам за то, что вы такие хорошие, - Шаляпин протянул Юрке большую шоколадку в цветной картонной обертке.
  -- Ого! Спасибо, дедушка Шаляпин Игорь Васильевич.
  -- Пожалуйста. Послушайте, я вам расскажу что-то интересное.
  -- Извините, Игорь Васильевич, нам надо идти, старушке одинокой дрова укладывать, мы тимуровцы, - перебил его Юрка.
  -- Ах, конечно, конечно. Идите, молодцы, ребята. Приходите еще.
   Троица направилась обратно в сторону Конницы.
  -- Где делить будем? - спросил Колбасник.
  -- В штаб пойдем, - ответил Юрка.
  -- Какой штаб?
  -- Мы штаб новый сделали, Витя, только ты никому не рассказывай, - пояснил Женька.
  -- Могила, бля буду! - по- взрослому поклялся Колбасник.
   Как "юные разведчики", Шпик и Кемель шастали по окрестностям Луги в поисках приключений и строили временные стоянки в виде шалашей и землянок. Впрочем землянки, шалаши и прочие укромные сооружения в то время строили почти все мальчишки. Новый штаб находился за Ивкой в зарослях ивняка, который тянулся по берегам речки. Юрка и Женька перешли речку по переходам из досок и камней, а Витька вброд, потому что был босиком. Тайной тропой они пробрались в шалаш. Сначала разыграли картонную и золотистую из фольги обертки. Обе достались Женьке. Потом Юрка достал спрятанный нож и отдал Колбаснику, который начал детить шоколадку на сложенной пополам газете. Витька аккуратно пилил шоколадную плитку, но нож ерзал по поверхности, упираясь во что-то твердое.
  -- А че такое?
  -- Дай-ка я, - Юрка нажал на нож, плитка треснула, от нее отлетела шоколадная пластинка, обнажив золотистую поверхность... Ребята переглянулись и затаили дыхание.
  -- Золото! - выдохнул Колбасник.
   Юрка начал отковыривать ножом шоколадные пластинки. Под очищенным шоколадом оказалась еще одна фольга, но более толстая. Юра развернул фольгу и достал свернутый вчетверо лист плотной бумаги.
  
  

Клад

  
   В полукилометре от нового штаба юных разведчиков вверх по Ивке располагалось полулегальное пристанище молодежи. Здесь на пригорке, окруженном густыми зарослями ивняка и осинника и скрытом от заречной части города березовой рощей, тусовалась молодежь близлежащих улиц. Сюда приходили компании попить пивка, бормотухи, обменяться новостями. Здесь играли в карты, пели песни под гитару, по вечерам жгли костры, иногда были разборки. К этому пятачку на природе тянулись три тропинки: одна от переходов, по которым переходила троица, другая от пешеходного моста через Ивку, третья от лесного техникума через березовую рощу. Подобные злачные места сбора молодежи были также в лесу за городом и на реке. Милиция знала о них, но посещала только в случае возникновения криминала.
   - - - - - - -
  -- Читай.
   Юрка начал читать: "Здравствуй, дорогой Игорь Васильевич, Игорь. Привет из далекого прошлого. Пишет тебе старый друг детства и юности Сергей Разумовский. Да, да, Игорь, я жив и, слава богу, здоров. Родные мои, к несчастью, отошли в мир иной еще до войны, похоронены во Франции. Я проживаю в Соединенных Штатах. Был два раза женат, но детей нет, сейчас один. Из-за моих старых грехов я не могу легально приехать в Россию, но... Дорогой Игорь, этим летом в Лугу приедет человек из Москвы, он сам найдет тебя и скажет девиз нашей дружбы, это пароль, доверяй ему. Надо передать ему ценности и картины, которые я спрятал тогда. Золотые монеты возьми себе, их можно обменять в банке. Ценности в сундуке, который находится в нашей потайной комнате под башней. Очень надеюсь на тебя и жду добрых вестей. Говорю: "До свидания". Твой друг Разумовский Сергей".
  -- Клад! - крякнул Колбасник.
  -- Вот это да! - поддержал его Кемель.
  -- Тихо. Будем думать, - мудро рассудил Шпик.
  -- Чего думать? Клад надо искать, Шаляпина за жопу брать! - кипятился Витька.
  -- Погоди.
   Кажется Юрка один из троицы понимал, в какое серьезное дело они влипли.
   Он вышел из шалаша на воздух. В его детской голове вертелись недетские мысли. Клад, ценности, картины, золотые монеты. Рассказать взрослым, они расколют и запугают Шаляпина, найдут клад, а нам дадут почетные грамоты и книжки про пионеров-героев. Найти самим клад, без Шаляпина, вряд ли получится, а с ним мы тоже ничего не получим. Ну, если найдем одни, куда мы его денем, ждать, когда вырастем? Что делать?... Юрка зашел в шалаш. Колбасник рассказывал Женьке о том, как они здорово заживут, когда найдут клад.
  -- Слушай сюда, шантропа, Чапай говорить будет.
  -- Ты не выеживайся, Юрок. Клад большой, всем хватит.
  -- Все, тихо. Я не выеживаюсь, а вы не обижайтесь, - серьезно сказал Юрка и пронзительно посмотрел на друзей, они замолчали, - я вас старше и умней, согласны?
   Ребята молча кивнули.
  -- Так вот, дело это серьезное, мы еще дети и распорядиться кладом не сможем.
  -- Значит все отдать взрослым, а нам хрен с маслом...
  -- Не перебивай, послушайте до конца. Клад мы должны найти сами, а там посмотрим, что с ним делать. Надо знать, что в сундуке. Золотые монеты мы можем через взрослых пацанов обменять на деньги. Самое главное, чтобы о письме никто не узнал. Прощупаем Шаляпина, пока он не встретился с москвичом, и будем искать клад.
  -- А чего щупать? - торопился Витька, - там же написано "под башней".
  -- Под какой башней? У нас их три: одна в городе и две в лесу за техникумом и за больницей. Надо знать, какая и как туда попасть. Не пори горячку, Витек, а то все дело испортим. Давайте поклянемся, что никто не узнает о нашей тайне.
   Мальчишки скрестили руки и поклялись. Затем они по совету Юрки завернули письмо обратно в фольгу и зарыли в кустах недалеко от штаба. Было решено к Шаляпину идти завтра с утра.
   - - - - - - -
   Подходя к переходам, ребята увидели, как на противоположном берегу спускались к речке двое парней и толстая молодая деваха.
  -- Ложись! - скомандовал Шпик.
   Мальчишки залегли в траве.
   - Нинку Общую е...ть повели, - прошептал Колбасник, - пойдемте посмотрим.
  -- Я не пойду, - буркнул Кемель, - мама заругается.
  -- Да она не узнает.
  -- Нет, не пойду, это плохо.
  -- Ладно, оставь его, Жека, ты иди домой, я потом приду.
   Женька направился к дому, парни и деваха пошли по тропинке вдоль речки, а Юрка и Витька крались за ними.
   Парни были из местных, оба студенты, учились в областном городе и приехали на каникулы. Один из них нес гитару, другой кошелку, в которой позвякивали поллитровки.
  -- Одна звенеть не может,а две звенят не так, - определил по звуку Колбасник.
   Нинка Общая - Нина Груздева с детства была толстушкой, ее любили щупать мальчишки, а класса с седьмого стали водить в кусты. Нинке нравилось трахаться и она уделяла этому делу больше внимания, чем учебе. Но восемь классов все-таки с грехом пополам кончила и стала помогать матери на работе и по хозяйству. Мать Нинки по ночам сторожила на Коннице, а днем подметала на рынке и там же торговала домашней продукцией и лесными дарами, которые скупала по дешевке у старух. Когда мать уходила в запой, ее заменяла Нинка. К семнадцати годам она сформировалась в плотную бабенку с толстой жопой и большими грудями. На мордашку она была симпатичной, поэтому несмотря на прежнюю любовь к сексу, услуги она теперь оказывала небескорыстно. Например, давала подросткам пощупать себя за все места и даже слазить в трусы за пятьдесят копеек.
   Июльское солнце набирало обороты, но на пятачке было еще немноголюдно. В дальнем углу четверо студентов-лесников играли в трынку по копеечке. Около них вертелись трое подростков средней школы. В центре у кострища на бревнах сидели три парня из заречной части. Один в форме, очевидно, дембель или в отпуске, двое других - его друзья. Парни пили пиво и водку. Рядом на корточках сидел Балда со складным стаканом в надежде, что ему плеснут. Вошедшие Нинка и два студента поприветствовали публику и расположились поодаль от компании. Очень скоро, пропустив пару бормотух, троица повеселела. Парни рассказывали анекдоты и по очереди щупали Нинку, она ржала и строила из себя девочку, поправляя платье.
   Послышался треск приближающегося мотоцикла "Минский" (в народе "козел") и через пару минут из-за кустов появились Владимир Зуйков и Юрий Поткин. Первый был заворгом райкома комсомола, а второй секретарем комитета комсомола лесотехникума. Владимир, Володька, Володя (он любил, чтобы его называли Владимир Николаевич) пришел в райком сразу после армии, имея опыт комсомольской работы. Он был среднего роста, плотного телосложения (говорили, что знает приемы самбо), темноволосый с цыганскими чертами лица и наглым взглядом. Володька был удачно женат на дочке председателя райисполкома, но по натуре оставался гулякой и прходимцем. Любил строить из себя начальника и не пропускал то, что плохо лежит. Юрий, Юрка во всем подражал своему старшему товарищу. Зуйков знал местную коньюнктуру, поэтому появлялся на подобных тусовках днем. Ближе к вечеру сюда приходили парни покруче, так что бенефис "делового в натуре" не получался. Нынешняя ситуация на полянке устраивала обоих.
  -- Стоять, бояться, власть пришла! - объявил Володька.
  -- И все на цырлы! - поддакнул громко Юрка.
   Компании заржали, а игроки в углу затихли. И не зря. Комсомольские работники учуяли добычу.
  -- Это что такое? Азартные игры среди молодежи! - привлекал к себе внимание Зуйков, обращаясь к лесникам и подросткам, - Юрий Петрович, а ну-ка займись, это твой контингент. А этих мальчиков школьного возраста я сейчас перепишу и сообщу в соответствующие органы правопорядка.
  -- Оставь пацанов, - окликнул Володьку солдат.
  -- Что? Это еще что за явление христа народу?
   Володька уже оценил ситуацию и смело двинулся к троице в центре поляны. Юрка за ним. Боец схватился за бляху, но было поздно, комсомолец ловко вырубил его ударом под яйца и свалил с ног другого, Юрка добил третьего. Балда на карачках уполз в кусты.
  -- Ну, кто еще хочет комиссарского тела? - процитировал Зуйков из "Оптимистической трагедии".
   Он поднял солдата, завернув ему руку за спину, и пнул под зад.
  -- В военкомате с тобой разберутся.
   Друзья подхватили поверженного воина под руки и ретировались прочь. Юные картежники и школьники смылись вдогонку.
  -- А это, кажется, Воронов и Печенкин, студенты-политеховцы!
  -- Так точно, Володя.
  -- Для вас- Владимир Николаевич, привет, Нинуля.
  -- Здравствуйте, Владимир Николаевич. Спойте нам что-нибудь, у нас и гитара есть.
  -- На сухую не пою.
  -- Это мы завсегда, - засуетились студенты, доставая из кошелки очередную "бормотуху".
  -- Нет, этого мы не пьем. Юрий Петрович, угощай молодежь.
   Поткин убежал к мотоциклу и вернулся с бутылкой "столичной", бутербродами с колбасой и шоколадными конфетами. Володька произнес тост за партию, комсомол и дружбу, все выпили, налили Балде. Зуйков повертел колки на гитаре и запел:
   У бабушки под крышей сеновала
   Там курочка красотка проживала
   Не знала и не ведала греха
   И вот она узрела петуха
  
   Увидел Петя курочку молодку
   И сразу изменил свою походку
   Он крыльями захлопал, хлопал, хлопал
   И ножками затопал, топал, топал
  
   И громко закричал он: кукареку
   Пойдем, моя голубушка, за реку
   А за рекою тихо, тихо, тихо
   Растет там наше просо и гречиха
  
   Молодка согласилась и пошла
   Надеялась на совесть петуха
   А Петя ей подставил ножку, ножку
   И сбил у бедной курочки прическу
  
   Сначала она тихо упиралась,
   Потом она в истерику бросалась,
   Заплакала, запричитала птичка
   А через день снесла она яичко
  
   Так вот девушки, советую я вам
   Не верьте вы усатым петухам
   И не ходите с ними вы за реку
   А то вы запоете: кукареку.
   В кустах, отмахиваясь от комаров, бурчал Колбасник:
  -- Они е...ться -то будут?
  -- Ну на фиг, Витек, я пошел, - не вытерпел Шпик.
   Не увидев секса, и чувствуя вину перед брошенным другом, Юрка, ломая ивняк, двинулся к дому.
   Компания стала веселой, Балде налили еще. Зуйков, пошептавшись с Нинкой, подхватил ее, и парочка в обнимку удалилась в кусты.
  -- Ну, наконец-то, - обрадовался Колбасник, выбирая наблюдательную позицию. Его взору открылась голая ляжка Нинки, дергающаяся жопа Володьки и головы пьяных развратников.
  -- Ниночка, ну ты... что как... неживая..., - дышал Володька
  -- А что надо, - спокойно отвечала Нинка.
  -- Ну ты... хоть подергайся... или подыши...
  -- А мне с тобой и так хорошо, мой миленький, мой любименький...
   Нинка гладила рукой затылок сексуального партнера...
   В самый ответственный момент, когда Зуйков приподнялся на руках, Колбасник засунул в рот два пальца и пронзительно свистнул.
  -- Милиция! ... - заорал он, - насилуют!
   Парочка вскочила, Нинка бросилась бежать наугад, а Володька, натягивая штаны, злобно смотрел по сторонам. Колбасник влип в землю. Володька выматерился, пообещал кому-то оторвать башку и, вернувшись на поляну, выпил залпом водки. Когда стих рокот удаляющегося мотоцикла, Колбасник вышел на место недавнего совокупления. На примятой траве валялись женские трусы и босоножка. Витька положил босоножку в карман, а трусы надел на выломанный толстый прут.
  -- Ура-а-а! - ворвался он на поляну с трусами - флагом.
   Но там никого уже не было, кроме Балды, который собирал остатки пиршества.
  -- Оставь все, падла, счас пацанов позову, - заорал Колбасник, понимая, что добыча уходит, - ты свое получил, вон морда красная.
  -- Витя, я ухожу, ухожу...
   Балда ретировался. Колбаснику достались три поллитровки из-под "бормотухи" и одна из-под "Московской", "Столичную" и остатки продуктов Балда успел утащить. Трехлитровую банку с остатками пива Колбасник не тронул. Флаг- трусы водрузил в центре кострища.
   - - - - - - -
   Конница, это один из районов, хотя и самый крупный, в Луге. Сюда примыкали такие мелкие филиалы, как Заречье (территория лесотехникума), спиртзавод, лесоруб (территория леспромхоза), Затаишка (окрестные улицы близь Ивки). Были еще два: Ленинская (центр города) и улицы вдоль реки Луги и Тумбаса (западная окраина Луги с близлежащими деревнями. Это деление на районы было, конечно, не географическим или административным. Это было народное деление. Так уж сложилось, из уст в уста. Но определенный порядок был. Были свои лидеры, соподчинение от старших к младшим, межрайонные разборки с массовыми драками. Но драки были, никак сейчас: без злобы, садизма и групповой агонии. Это было своеобразное соревнование на силу, лидерство и утверждение значимости. Пиком таких драк были поединки "один на один". Вообще, в то время "пойдем один на один" было честью и достоинством от пацана до мужика. Дрались все особи мужского пола, выходившие на улицу. Из-за пустяка: взял игрушку - на тебе палкой, обидел словом - на тебе в рожу, мы не поняли друг друга - давай разберемся, и так далее. А сколько было разборок на танцах. Это же целый спектакль. Мелкие драки: из-за девчонки или не так посмотрел, или задел, не дал закурить и т.д. И сразу тут же следует: или "давай выйдем", или "один на один". Драки покрупнее: дрались по пять-шесть человек, обычно, в окружении зрителей. Потом обсуждали, что и как, чаще всего мирились. Массовые драки: вот это, что называется, "поехали" и "наших бьют", с гиком и свистом, влезали все, даже мелкота, которая ходила "под танцы". Тут без милиции никак. Приезжал наряд из трех-четырех человек и разгонял толпу. Милиции боялись. Грозой шпаны и любителей помахаться был Виктор Егорович Хомичев, начальник уголовного розыска района. Он действовал просто: врывался в толпу и вырубал наиболее активных, а потом совместно с коллегами и дружинниками разгоняли остальных. Никаких уголовных дел не заводилось, редко увозили одного-двух на коляске "Урала" и то, потом отпускали с административным наказанием. Иногда Хома (как его звали в народе) проводил профилактику. Обычно поддатый, он ходил среди молодежи и нравоучениями или оплеухами объяснял, как надо одеваться и вести себя в обществе. Особенно Хома не любил стиляг. Он мог публично поднять их за узкие штаны так, что сдавливало яйца и опустить на задницу. А опрятно одетых и симпатичных девушек одаривал конфетами.
   _- - - - - - -
   Колбасник спрятал бутылки в кустах и отправился искать Нинку. На Коннице ее не было и он пошел к центру. Центр города- Ленинская, по названию главной улицы. Это элита города. Здесь всегда чисто, люди ходят опрятные, мужики пьют в парке или в закоулках, у памятника Ленину всегда живые цветы. Здесь райком, райисполком, милиция, районная больница, музей, библиотека, рынок и прочие административно-культурные заведения. Отправляясь в центр с окраины, люди говорили: "Пошли в город". Внешний вид Колбасника не соответствовал элитной части города, но ему было пофиг. По дороге он продал импортную конфетку за пятнадцать копеек и двинулся в поисках Нинки. Время было послеобеденное и на рынке царил полубардак. Пик торговли в обеденный перерыв, прошел, людей почти не было. Летал мусор, балдели голуби, в углу срала приблудная собачонка, рядом обедали Балда и Жора. За прилавком на ящиках сидели Нинка и мать, обе щелкали семечки (сами сорим - сами уберем). Колбасник подошел тихо и, показывая босоножку Нинке, лукаво запел:
  -- Кто-то, где-то, с кем-то был... ля, ля, ля...
  -- Ах, ты, сволочь!... - кинулась Нинка на Колбасника, роняя ящик, но вкопанный в землю прилавок, сдержал ее.
  -- Ля -ля - ля..., - отскочив в сторону и прибавив голос, продолжал петь Витька.
   Далее была комедия западных фильмов. Разъяренные придурки бегали по рынку. Колбасник орал свою песню, а бешеная толстушка, сметая все на пути, гонялась за ним. Витька забрался на крышу складского помещения и сверху распевал свою песню, размахивая туфлей.
  -- Ля - ля - ля кто-то, где-то...
   Нинка выдохлась, не имея сил и возможности забраться к Колбаснику.
  -- Че ты хочешь, щенок?
  -- Я не щенок, а ты проститутка, ха-ха-ха...
  -- Отдай, тварь, убью!
  -- Ха - ха - ха Нинка съела жениха.
  -- Полтинник!.
  -- За полтинник пусть тебя ананисты щупают, а я рупь хочу! Ха - ха - ха.
  -- Вот, бери.
  -- Положи на землю и отойди.
   Нинка положила бумажку, а Витька прыгнул с туфлей сверху и был таков.
   Разгар торговли мороженым на углу Ленина и Петровского уже закончился, но ребятишки еще суетились рядом, подбирая стаканчики и палочки. Колбасник подошел гордо.
  -- Всем по пятьдесят грамм, - положил рубль Витька.
   Продавщица стала отвешивать заказ, жалея стаканчики и палочки, а ребятишки дружной стайкой хватали мороженое. Себе Колбасник заказал сто пятьдесят "с горкой" и, смакуя удовольствие на палочке, рассказал бабкам у рынка, что творил комсомолец Вовка за Ивкой. В благодарность за информацию он получил стакан семечек и довольный собой направился к стадиону "Динамо", где судя по афише у рынка, через полчаса в летнем кинотеатре должен начаться фильм "Полосатый рейс". Витька тысячу раз видел это кино в кинотеатре, доме культуры, в клубах спиртзавода и лесотехникума, но побалдеть от смеха в очередной раз он себе запретить не мог. Пока он шел к летнему кинотеатру, задевая по дороге приколами сельских шмар и прочих иногородних граждан, кино уже началось. Билеты еще продавали, но Колбасник пошел старым проверенным методом: залез через покоп с тыла у кинотеатра и вылез под сценой в зале. Народ уже балдел, кино набирало обороты.
   - - - - - - -
   У ворот райкома стояли двое: заворг Владимир Зуйков и второй секретарь РК ВЛКСМ Максим Лебедев (в народе Макс).
  -- Ну что, опять нарисовался?
  -- Макс, ты ерунду не пори, говори толком.
  -- А че толком, ты, поросенок, до Нинки опустился.
  -- Ладно, это не опустился, это разнообразие.
  -- Про твое разнообразие по городу несут, скоро до тестя дойдет.
  -- Кто?
  -- Дед Пыхто! Это Луга, Вова.
  -- Или Шнурок, или Колбасник, щенки...
  -- Это неважно, уже вся Ленинская знает, а через час и весь город.
  -- Это Колбасник, башку оторву...
  -- Шел бы ты домой, Владимир Николаевич, от тебя несет, как из бочки, Наташка уже, наверное, настучала первому.
  -- А, срать я хотел на них...
   Максим Борисович Лебедев был умный мужик. Многие его не любили, но уважали все. Макс- коренной луговчанин, он родился и вырос тут, с детства ничего не боялся. Его били, он отвечал. Отслужил в армии, закончил пединститут, но в свои двадцать шесть был не женат. Он жил гражданским браком с учительницей начальных классов. Эта учительница была его соседкой в коммунальном доме на Ленинской. Отец Максима умер после войны от ран. Макс жил с матерью, которая работала директором краеведческого музея.
   Володька зашел во двор райкома, се на "козла" и затарахтел по городу в сторону Конницы. Макс пошел работать с документами. Через полчаса его вызвал первый секретарь РК ВЛКСМ Набоков Сергей Иванович.
   По происхождению Сергей Набоков был из сельских. Его отец работал председателем колхоза "Коммунар" в селе Валово. Сергей закончил сельхозинститут, отслужил в армии, два года отработал агрономом в родном колхозе, потом инструктором райкома партии в сельхозотделе и далее стал первым секретарем РК ВЛКСМ. Он был женат, имел трехлетнюю дочку, жил в двухкомнатной квартире райкомовского дома. По взглядам Сергей Иванович был правильным, одобрял политику партии и правительства. По натуре добрый, но любил подхалимаж, наушничество и заставлял себя уважать.
  -- Заходи, Макс, присаживайся
   Максим сел, первый выдержал паузу.
  -- Ну что, секретарь по идеологии и воспитанию, хреново воспитываешь народ, особенно коллег по работе.
   Максим молчал, ждал, когда Набоков кончит свою речь, хотя он уже угадал тему разговора.
  -- Ты зря молчишь, теряем товарища, он все больше и больше морально разлагается.
  -- Зато работу свою ведет исправно и секретарям спуску не дает.
  -- Не надо заступаться, Максим Борисович, ты все прекрасно понимаешь. Да, работу он знает, претензий нет. Но ведь он не бригадир полеводческой бригады, он комсомольский руководитель районного звена, коммунист, на виду у людей. Ладно был бы он один, как ты, а ведь у него семья, жена скоро родит. Его развратные действия бросают тень на тестя, председателя райисполкома. Ты со мной согласен?
  -- Согласен.
  -- Так вот, если согласен, - Набоков напрягся и повысил голос, - давай действовать совместно по искоренению аморальных проявлений в комсомольской среде. Сов-мест-но!
  -- Это как? - не дрогнул Максим.
  -- А вот как. Ты же владеешь общественной информацией, так почему своевременно не докладываешь мне обо всем?
   Понимая нарастание серьезности разговора, Лебедев перешел на "Вы".
  -- Вы также владеете общественной информацией. А что касается "обо всем", то по работе я все Вам сообщаю.
  -- А почему о сегодняшних проделках заворга я узнаю от секретарши, а не от второго секретаря?
  -- А потому, что это не входит в должностные обязанности второго секретаря.
  -- Ах вот ты как заговорил? Да я вас обоих на бюро и, именно за неисполнение служебных обязанностей.
  -- Воля Ваша, барин. Могу идти?
  -- Иди... Стой!
   Сергей Иванович понял, что накрутил лишку и надо как-то выходить из ситуации. Он планировал не так закончить разговор.
  -- Садись, Максим. Горим на работе, за нервами не следим... Давай-ка лучше бабахнем.
   Первый достал из сейфа бутылку кофейного ликера местного разлива и коробку конфет. Выпили по первой, закурлыкали по-дружески.
  -- У тебя, Макс новых записей Высоцкого нет?
  -- Послезавтра на семинар в обком поеду, узнаю...
   - - - - - -
   Когда Володька Зуйков, злой и расстроенный, подкатил к Коннице, пиршество там было в разгаре: за прлавками распивали компании работяг, по сторонам у коновязей пьянствовал разночинный народ. Между этим людом и пивнушкой сновали вновь прибывающие в поисках пустых кружек, кое-где валялись отрубившиеся. Шум, гам, несвязная речь, выкрики, брань, мычание, позожее на пение. Зуйков тормознул около компании молодых разгильдяев в углу у забора.
  -- Стоять, бояться! Здорово, шпана.
   Володька поздоровался со всеми за руку.
  -- Здравствуй, Владимир Николаевич, ...привет ...привет...
   Угостил бы пивком жаждущих.
  -- Угощу, угощу... Колбасника не видели?
  -- Тут где-то болтается.
   Зуйков выделил компании два рубля и трое пацанов пошли собирать кружки и брать пива на все, двое остались с Володькой. Завязался разговор ни о чем.
  -- А вот еще анекдот: "Мужик хвастается другу: "Вчера милиционера обманул. Я на дороге ссал, подходит милиционер и говорит: "Прекратить и убрать!" Я убрать-то убрал, а прекратить не прекратил."
  -- Ха-ха -ха...
  -- Смешно, - буркнул Зуйков.
   За пивнушкой послышалась какая-то возня и крики. Из-за угла выскочило несколько мужиков, а за ними Коля Базарный со штакетиной в руках.
  -- Пойду разомнусь, - сказал комсомольский заворг.
  -- Да плюнь, Николаич, сами разберутся.
  -- Надо учить контру советскую власть любить.
   Володька подошел к разъяренному Коле Базарному. Они стояли друг против друга, как бык против тореадора.
  -- А ну, брось палку.
  -- Ах, ты..., - замахнулся Коля.
   Прием. Коля в одной стороне, штакетина в другой. Но он тут же вскочил и бросился на Володьку, который встретил его коронным ударом под яйца и почти одновременно кулаком в морду. Коля Базарный рухнул, кряхтя и отплевываясь кровью. Кажется, ему выбили зуб.
   Володька сплюнул и пошел к компании.
  -- Что-то день сегодня драчливый, - вслух сказал он.
   Пиво уже принесли. Зуйков выпил залпом полкружки. Пошел оживленный разговор с анекдотами и жизненными случаями.
  -- А вон Колбасник, Николаич, смотри, показал парень рукой.
   На противоположной стороне от компании у забора спал пьяный работяга. Между ним и забором лежал, прижавшись к земле, Колбасник, и шмонал по карманам отрубившегося алкаша.
  -- Опоньки! Мотоцикл постерегите, - сказал Володька и быстрым шагом направился к месту грабежа.
   Сделав дело, Колбасник по - пластунски отползал в сторону. Тут Володька его и сцапал.
  -- Ну все, Колбаса, попался. Взят на месте преступления. Так что теперь мы тебя точно в колонию отправим.
  -- Дядя Володя, прости, я больше не буду, я все отдам..., - заныл Витька.
  -- Ты, сучонок, мне весь день испортил и сплетни разнес. Все. Сейчас же веду тебя в милицию, оформляем протокол, а потом в колонию.
  -- Дядя Вова, не надо, взмолился Колбасник, я откуплюсь.
  -- Чем? Мелочью, которую натырил?
  -- Нет, я про клад знаю, настоящий, с золотом и драгоценностями.
  -- Какой клад? Ты чего буровишь, Колбаса?
  -- Клад, буржуйский, с революции. Я доказать могу, письмо есть из-за границы.
   Зуйков был не так пьян, чтобы верить детским сказкам, но Колбасник был настолько серьезен и убедителен, что он решил проверить информацию.
  -- Письмо покажи.
  -- Здесь недалеко за Ивкой, мы его зарыли.
  -- Ну пошли. Только учти, вздумаешь убежать, найду тебя с милицией и сразу в КПЗ запрем, а оттуда в колонию. Понял?
  -- Да понял я, понял.
   Колбасник жил просто, поэтому его не грызла совесть за предательство. Больше всего он ценил личную свободу, поэтому страшно боялся детской колонии, которой его давно пугали. По дороге он подробно рассказал Зуйкову историю появления письма.
  -- Только из моих рук, предупредил Колбасник, - развернув перед Володькой письмо.
   Зуйков начал читать и сразу понял, что это не липа. Пробежав глазами несколько строчек, он рванул лист бумаги из рук Колбасника. Но Витька держал крепко, письмо порвалось. Большая часть осталась у Володьки, меньшая у Колбасника.
  -- Сука комсомольская! - заорал Витька, бросился в кусты, затем в речку и побежал по воде.
  -- Стой, подлюга! - крикнул Володька, но в воду не полез. Он дочиьал оборванное письмо, которое кончалось словами: "... Ценности в сундуке, который ..."
   - - - - -

События развиваются

   Было девять утра. Юрка сидел на лавочке у дома в приподнятом настроении. Вчера он побывал в музее и узнал историю трех башен. Две из них, расположенные в лесу за техникумом и больницей, были построены в тридцатые годы для охраны лесов от пожаров. Оставалась одна башня в центре города, она называлась каланча. Пожарная каланча являлась продолжением здания бывшей городской управы. Теперь башня не играла своей изначальной роли (охрана города от пожаров), а возвышалась как исторический объект. Поговаривали, что башню будут сносить. В самом здании, на втором этаже, в настоящее время располагалась контора торга и госстрах. Первый этаж занимали столовая и хозяйственный магазин. В подвалах хранились продукты и товары.
   Первым подошел Женька. Друзья поздоровались. Кемель сел рядом, у него был вид побитой собаки.
  -- Жек, ты чего такой?
  -- Я все маме рассказал.
  -- Чего "все"?
  -- Про письмо и про клад.
  -- Е...., - Юрка выматерился нехорошими словами, - ну все. Вот вам и клад, вот вам и деньги... Ты все-все рассказал?
  -- Я рассказал про письмо, но не сказал, где спрятан сундук.
  -- И то ладно, да-а...
   Юрку как будто ударили подушкой по голове. Настроение упало, мысли путались. Откуда ни возьмись появился Колбасник. Артист, что с ним сделаешь. Витька упал на колени перед друзьями.
  -- Вот, можете убить! - Колбасник отдал Юрке обрывок письма. Убитый первой новостью, и , зная Колбасника, Юрка ушел в себя.
  -- Говори.
  -- Пацаны, так получилось, они в колонию меня заберут, мне спрятаться надо...
   Колбасник рассказал все, что с ним произошло накануне. Юрка молчал и думал, Женька хлюпал носом.
  -- Ладно, мы с Жекой пойдем к Шаляпину, а ты, Витька, если боишься, сиди у нас в сарае.
  -- Да ладно, я с вами.
   Ребята пошли к Шаляпину. Они знали, что старик еще спит, поэтому сильно не торопились. По дороге навстречу им шли три цыганки с замусоленными кошелками. Колбасника как взорвало. Он кинулся к иноверкам и, дергая их за юбки, запричитал:
  -- Дай погадаю, дай погадаю ...
   Не ожидавшие нападения женщины, стали защищаться и норовили схватить и ударить колбасника. Но где там. Это же Колбасник. Он вырвал у одной кошелку, швырнул ее в сторону, порвал юбку у другой и бегая вокруг растерянных цыганок, орал:
  -- Дай погадаю, дай погадаю...
   Отбиваясь от Колбасника, цыганки ретировались вдоль по улице.
  -- Я вам, суки, яйца оторву! - орал Витька, кидая вслед удаляющимся земляной комок.
  -- Витек, ты че, сдурел?
  -- Да они, суки, ходят по домам и воруют. На днях у нас в доме у тетки Шуры пенсию украли. И хер докажешь. Я их, б...дь, ненавижу!
  -- Ладно, пошли, Робин Гуд.
  -- Витя, а как ты им яйца оторвешь, они же женщины, - вмешался Женька.
   Все трое переглянулись и заржали.
   - - - - - - -
   Отпустив Колбасника, Володька напился на Коннице вдрызг и ночевал не дома, а в сарае. Мотоцикл ему домой привели. Он проснулся рано, часов в пять. Запах сена, навоза, кролики шебуршат. Благодать! Зуйков не курил, поэтому вышел на воздух без сигареты, с травинкой в зубах. Летнее утро благоденствовало и развивалось. Володька достал из кармана письмо и еще раз перечитал. Он рассуждал вслух:
  -- Бля. Ценности и картины, ценности и картины... Я же человеком стану, перееду в областной центр, а может и в Москву... Не торопись, Вова, не торопись... Надо думать...
   Зуйков достал из-под карниза бутылку ликера, сразу выпил почти половину и запел:
  -- Там вдали за рекой загорались огни...
   Была суббота, на работу идти не надо. Жил Володька с молодою женой в двухквартирном коттедже леспромхоза, в другой половине, большей по площади, жил главный инженер ЛПХ с семьей.
  -- Привет, Владимир, - услышал Зуйков из-за забора, - что так рано поднялся?
  -- Здравствуй, Николай Николаевич. Утро хорошее, настроение хорошее. Чего зря спать. Ликерчика не хочешь?
  -- Не откажусь.
   Володька передал бутылку, инженер отхлебнул половину, остальное допил комсомолец. Инженер поссал и пошел еще поваляться. Володька сел на лавочку и стал рассуждать:
  -- В первую очередь надо найти Колбасника и узнать, где спрятан сундук. Но он, сволочь, может затаиться, даже из города исчезнуть. Хотя вряд ли, он не один, они тоже будут искать клад. Надо узнать, кто с ним и выйти на этих пацанов. Теперь Шаляпин. Надо взять в оборот этого педараста. Хотя он может прикинуться дурачком, если на самом деле не дурак. Вообщем, сегодня вечером пойду на берег и прощупаю его. Человек из Москвы. Вычислить его и сдать милиции. Много работы. Да и за что его брать, наверняка есть легенда посещения Луги, а возможно и родственники здесь имеются. Надо просто следить за Шаляпиным и не допустить его встречу с москвичом... Да, дело серьезное и провернуть его надо быстро. Но одному не справиться. Нужен надежный напарник, желательно не жадный и порядочный. И кто? Дед Пихто. Кроме Макса некому. Решено., но... командовать парадом буду я!
   Зуйков щелкнул пальцами, сделал жест типа "Хайль Гитлер" и довольный собой, направился в дом.
   - - - - - -
   Жучкова Вера Павловна работала на почте, была членом КПСС, но в бога верила. Поэтому соблюдала христианские заповеди и вместе со своей матерью отмечала церковные праздники. Но Женька воспитывался как настоящий пионер и гражданин Советского Союза. Мать цитировала ему фразы
   "Морального кодекса строителя коммунизма", а бабушка говорила, что надо вести себя хорошо, а то боженька накажет. Женькина новость о письме к Шаляпину ошеломила Веру Павловну. Она сразу хотела идти в райком, но вечером там было нечего делать, а на утро была суббота - выходной. Ждать до понедельника не было терпения и Вера Павловна пошла к Софье Васильевне. У дома Бобровых сидел опохмеленный Николай Николаевич. Его лицо было умиленное и довольное. Глаза бегали по сторонам в поисках собеседника. Вера Павловна оказалась кстати. Бобров окликнул ее метров за двадцать.
  -- Павловна, заходи в гости!
   Вера Павловна приблизилась и сказала:
  -- К вам и иду. Здравствуй, молодой человек.
  -- Да, я молодой, - сказал Бобров, довольный, что разговор начался, я еще, Павловна, ух какой! В моих жилах течет кипучая кровь.
  -- Водка в твоих жилах течет.
  -- Это само собой, но это не мешает моему организму. Водка поднимает мой жизненный тонус, способствует благоприятному восприятию мира и определяет перспективы на будущее... Садись-ка рядом, Павловна, я тебе открою свой богатый духовный мир.
  -- Пошел ты в задницу. Соня дома?
  -- Ну вот, я к ней всей душой, а она "в задницу". Ну да ладно, отвечу на твой прямо поставленный вопрос: моя благоразумная супруга с моей благоверной маманей ушли в лес за вениками и так кой чего пошукать.
  -- А ты что сидишь, бездельничаешь?
  -- Вопрос грубый, но отвечу. Сегодня законный выходной и я имею право на отдых после тяжелой трудовой недели.
  -- Уж такая она для тебя тяжелая, через день, да каждый день пьяный ходишь.
  -- Опять грубо, но я тебя прощаю, ты - женщина.
  -- Ладно, балабол, пойду я .
   Вера Павловна развернулась и, когда отошла метров на десять, Бобров крикнул:
  -- Павловна!
  -- Ай
  -- Я перну, а ты поймай!
  -- Дурак!
  -- Ха-ха-ха...
   Вера Павловна встретилась с Софьей Васильевной вечером и они договорились в понедельник с утра идти в райком.
   - - - - -
   Ребята подошли к дому Шаляпина часов в десять. Они сразу зашли во двор, так как не хотели, чтобы разговор с Игорем Васильевичем был на улице при свидетелях. Шаляпин появился, как обычно, ближе к одиннадцати.
  -- О, мои юные други, большой привет. Что привело вас опять ко мне?
  -- А мы Вам помочь, Игорь Васильевич, если что надо. И еще. Нам на лето задали сочинение на тему "Встреча с интересными людьми". Я хочу про Вас написать.
  -- О, мой юный друг, ... как тебя?
  -- Юрка.
  -- Мой юный друг, Юрий. Мне это очень лестно слышать. Только вряд ли я смогу вам чем-нибудь помочь. Моя жизнь самая обычная, жизнь простого советского человека. А необычность моя только в том, что мой дядя - Федор Иванович Шаляпин. Вот ты про него и напиши.
  -- Нет, нам надо про конкретных людей, кого знаешь и с кем встречался. Расскажите про себя, Игорь Васильевич, свою биографию. И, особенно про детство и юность. Это нам ближе и интереснее.
  -- Да, да. Нам это очень интересно, - поддержали Юрку Кемель и Колбасник.
  -- Мое детство прошло до революции. Отец погиб на войне. Мы жили с мамой небогато. Хорошие условия жизни для простого народа создала Советская власть. При Советской власти отсталая царская Россия превратилась в мощное государство - Советский Союз.
   Видно Шаляпину хорошо вправили мозги в лагерях, поэтому он с пафосным артистизмом продолжал рассказ про индустриализацию, коллективизацию и победу советского народа в Великой Отечественной войне. Ребята поняли, что старик дуркует, поэтому Юрка прервал его и начал задавать вопросы.
  -- А в какие игры Вы играли в детстве?
  -- Как и все ребята из бедных семей... Я плохо помню детство.
  -- А дом Ваш сохранился?
  -- Да, здесь недалеко, на улице Петровского.
  -- Кто были Ваши друзья детства?
  -- Я не помню.
  -- А Разумовского Сергея помните?
  -- Какого Разумовского? Ах, да, да. Разумовские жили напротив нас. В их доме теперь детский сад. Они куда-то исчезли после революции, как и все богатые люди города.
  -- Вы дружили с Сергеем Разумовским?
  -- Нет, нет. Я дружил с детьми из бедных семей, а Разумовские были богачи.
  -- А где Вы играли? В лес ходили?
  -- На улице или дома. В лес я только с мамой ходил и то недалеко.
   Все. Тупик. Старик придуривается или чего-то боится, а может на самом деле ничего не помнит. Ведь Разумовский его друг, у них даже девиз дружбы был, а Шаляпин так легко от него отрекается. Придумав причину, что им надо идти, мальчишки распрощались с Шаляпиным.
  -- Надо было про комнату и про башню спросить.
  -- А что толку, если он говорит, что с Разумовским не дружил. Ладно, будем сами искать, а к старику мы еще наведаемся. Пойдемте к башне, посмотрим, как под нее попасть.
   - - - - -
   Часов в двенадцать Зуйков подкатил к коммунальному дому на Ленинской. Он поднялся на второй этаж и зашел в квартиру, где жил Максим Лебедев. Его встретила мать Макса Зоя Николаевна.
  -- Здравствуйте.
  -- Здравствуй, Володя. Ты к Максиму?
  -- Да.
  -- А они купаться с Людой ушли.
  -- Куда, на пляж?
  -- Нет, на свое место.
  -- Спасибо, до свидания.
   Место, о котором сказала Зоя Николаевна, находилось метрах в двуста вниз по течению от лодочной станции. Это была небольшая поляна с пологим спуском к воде. По сторонам поляну окружал высокий кустарник, с берега к ней спускалась узкая тропинка. Здесь обычно отдыхали интеллигентные компании и любители тихого уединения, поэтому на поляне не было мусора и пустых бутылок. Володька заехал в магазин, взял парочку настоек "Рябина на коньяке" и порулил к лодочной станции. Там он налил стакан сторожу Семенычу, оставил у него мотоцикл, взял лодку и на веслах поплыл по течению. Метров за пятьдесят до поляны Володька перестал грести. Лодка медленно двигалась по течению. Когда она поравнялась с поляной, взору Зуйкова открылась такая картина: в углу у кустарника на покрывале сидела молодая парочка - Макс с подругой. Влюбленные страстно обнимались и гладили друг друга, губы их слились в засосе. Володька сделал ладони рупором и гаркнул:
  -- А ну, прекратить моральное разложение!
   Любовники отпрянули друг от друга, узнали Володьку, и Макс заорал:
  -- Сволочь поганая!
  -- Ха - ха - ха, - разнеслось по реке.
   Зуйков высадился на берег и присоединился к парочке. Они выпили бутылку настойки и пошли искупнуться. Володька сказал Максу, что есть разговор, и они поплыли на другую сторону реки. Люда осталась на берегу. После рассказа Зуйкова о письме, Максим сначала не поверил.
  -- Ты, наверное, Владимир Николаевич, вчера лишку хлебнул.
   Но когда они переплыли обратно и Володька показал письмо, Макс с ним согласился, хотя сомнения остались. Друзья порешили: поиски клада держать в тайне. Володька ищет Колбасника и его друзей и, кровь из носа, добывает вторую часть письма. Макс берет на себя Шаляпина.
   - - - - -
   Июльский день становился жарче, луговчане группами и поодиночке тянулись на городской пляж, осаждали берега Луги. Разновозрастная ребятня оккупировала понтонный мост, они ныряли с перил и понтонов, плавали наперегонки, играли в ловилки.
   Троица кладоискателей подошла к городской башне. Кругом было пустынно. Двери конторы торга были закрыты, ворота тоже, но ребята зашли во двор через калитку, которая не запиралась. На дверях, через которые можно было попасть в башню, висел амбарный замок.
  -- Ф и у - фить! - присвистнул Женька.
  -- Не ссы, варяги! - сказал Колбасник и силой дернул замок, который тут же раскрылся, - я тут был.
   Ребята зашли внутрь, притворив дверь. Их охватил мрак и пыльно-прохладный воздух.
  -- Тут ни хера не видно.
  -- Да тихо, ты.
  -- А че тихо. Надо с фонариком или со свечкой приходить.
   Троица вышла на улицу и направилась к реке, они решили искупаться.
  -- Башню обследуем сегодня вечером во время танцев: в это время народу рядом не будет и сторож по Ленинской шастает, - сказал Юрка.
  -- Я не могу, - пискнул Кемель, - поздно.
  -- Ладно, мы одни. Пошли на лодочную, тут близко, да и народу там нет, с лодок поныряем.
  -- Тихо! - вдруг тормознул и заозирался по сторонам Колбасник, когда они приблизились к лодочной станции.
  -- Ты че, Витек?
  -- Он здесь, вон его мотоцикл у будки.
  -- Кто, он?
  -- Да комсомолец этот сраный., Вовка.
  -- Прячься, а мы понаблюдаем, я его знаю.
   Витька нырнул в кусты на берегу около лавочки. Шпик и Кемель приземлились в траве у тропинки. От воды по лестнице поднялись Володька, макс и Людмила. Володька уехал на мотоцикле, а Макс с подругой сели на лавочку. Сидя в кустах, Колбасник услышал такой диалог.
  -- Хочешь тайну открою?
  -- Давай, я тайны люблю.
  -- Вован предлагает искать клад, спрятанный здесь, в Луге, в годы революции.
  -- И ты веришь этому прощелыге?
  -- Ты зря так. Вован далеко не прощелыга. Меня, конечно, терзают сомнения, но он показал письмо, адресованное Шаляпину от некоего друга детства Разумовского. Письмо он отобрал у пацанов, которые нашли его в плитке шоколада, подаренной ребятам Шаляпиным. Письмо подлинное, дети такое не подделают.
  -- Допустим все так, ну и где же спрятан сей клад?
  -- В том-то и дело, что текст письма, где указано место клада, находится у ребят. Но я уверен, Вован все добудет и узнает. Дело не в этом.
  -- А в чем?
  -- Людочка, клад - это государственная собственность. И нас посадят, если мы его присвоим. Я то согласен и на двадцать пять процентов по закону, а Вован хочет все. Это большой риск и проблемы, но бал правит он.
  -- А зачем ты все это мне рассказал?
  -- Людочка, ты же у меня умница и все понимаешь. Почему Володя рассказал мне, потому что дело серьезное и он один не справится. Почему я рассказываю тебе? Потому что я опасаюсь и мне нужна поддержка.
  -- Макс, ты на мне женишься?
  -- Люд.
  -- Что, Люд? Мне уже двадцать четыре и я хочу ребенка.
  -- Давай об этом потом. Ну какой я отец, Люда? Пойдем лучше мороженого поедим.
   Парочка ушла, троица расположилась на лавочке.
  -- Они все знают, - сообщил Колбасник и рассказал то, что слышал.
   Юрка был оптимист и горел энергией.
  -- Не ссы, Витек. Они не знают, где клад. Мы их опередим сегодня вечером. А сейчас купаться. Ура...а..
   - - - - -
   Бывший народный дом, теперь городской кинотеатр, стоял на берегу Луги. От кинотеатра на противоположной пойменной части реки открывался чудный природный ландшафт с заливными лугами, длинным глубоководным озером Лилейное, небольшими перелесками и рощицами и темной стеной хвойного леса. По обе стороны от кинотеатра вдоль берега располагались отдельные лавочки, на которых днем почивали пенсионеры и любители природных красот, а вечером тусовалась молодежь и влюбленные. Особенно оживленно было на берегу весной в период навигации. По всей прибрежной части города швартовались баржи, разгружались, грузились. По реке шныряли буксиры и катера, у пристани чалились пассажирские колесники. Вниз по воде сплавляли лес, а предприимчивые жители побережья на лодках вылавливали бревна и заготовляли дрова. Жизнь кипела. Наибольшее оживление наступало вечером. С пришвартовавшихся барж звучала музыка, по берегу курсировали местные жрицы любви, которых снимали прибылые моряки. Шла нелегальная торговля шмотками, шумели пьяные компании, случались драки, но в целом царил веселый разгул, подогреваемый весенним настроением. Вообщем, с конца апреля до конца мая жизнь города бурлила на берегу.
   Рядом с кинотеатром среди высоких тополей и берез было округлое пространство, от которого тянулась аллея вдоль берега. Это бывшая танцплощадка и место массовых гуляний. В глубине, под тополями сохранилась полуразрушенная сцена, по периметру торчали остатки скамеек. Теперь танцы и массовые гуляния проводились на стадионе "Динамо".
   Максим с Людмилой прибыли к кинотеатру около семи вечера, только что начался предпоследний сеанс. На бывшей танцплощадке и рядом среди тополей тусовалась молодежь. Они ждали Шаляпина. Сегодня танцы и он должен появиться раньше. Но у самого кинотеатра царило странное оживление. Боковые двери из фойе, где обычно собирается народ перед сеансом, были открыты, а на крылечке и рядом в траве сидели различные любители пива с кружками в руках. В кинотеатре был буфет. Пиво и лимонад там продавали, но тем, кто шел в кино. А тут дверь нараспашку и пьют на улице. Как комсомольского работника, Макса это возмутило, но как человек, он решил разобраться.
  -- Люд, посиди там, я посмотрю, что такое.
  -- Опять тебе больше всех надо.
  -- Ладно, Люд, иди.
   Буфетчицей в кинотеатре работала Верка Сизова, одноклассница Макса, та еще пройдоха. Макс подвалил сразу.
  -- Вера, в чем дело?
  -- Ой, Максим, Максим Борисович, тут, я...
   Верка показала глазами в сторону. Макс быстро осмотрелся. У стены на спаренных креслах сидел, вытянув ноги приблатненный здоровяк. Макс его не знал.
  -- Ты, че, шнурок, мнешься, бери пиво. Вера, угощай всех, я плачу.
   Макс увидел на стойке буфета лежащую двадцати пяти рублевку. В мгновение пролетели годы лихой юности и слово "шнурок" оскорбило Макса.
  -- Ты мне? - повернулся он.
  -- А ты че, вошь, еще разговариваешь?
   В сторону Макса полетел кулак, он увернулся, но мало, из губы потекла кровь, он упал среди столиков. Под рукой оказалась пивная кружка. Макс, не раздумывая ударил ей в лоб здоровяка, тот рухнул. Максим встал, подбежала Люда, стала утирать кровь. Верка оправдывалась. Макс сказал:
  -- Закрывай дверь.
   Подвалили Баржа и Киля (местная шпана).
  -- Макс, мы его заберем?
  -- Забирайте.
   Когда Максим с подругой подошли к площадке, Шаляпин уже играл. Рядом сидели девчонки, вальс танцевали три пары девушек, ребята стояли рядом парами и группами. Но как только закончился вальс, пацаны окружили Игоря Васильевича. Макс и Люда подошли, как наблюдатели.
  -- Игорь Васильевич, а Вы современные песни играть можете? - спросил один из пацанов.
  -- Нет, мои юные други, я больше люблю классическую и народную музыку, песни военных и послевоенных лет... Ну вот разве плохая песня "Катюша"?
  -- Хорошая.
   Шаляпин заиграл "Катюшу", девушки запели, некоторые пацаны подхватили песню.
  -- А если мы принесем магнитофон с современными песнями, Вы подберете их на аккордеоне?
  -- Приносите, попробую.
   Игорь Васильевич сыграл еще пару вальсов, танго, "Синий платочек", "Землянку", "Коробейников". Молодые люди слушали, подпевали, девушки танцевали. Подходил народ из близлежащих домов, просто прохожие.
  -- Игорь Васильевич, а Вы воевали?
  -- Нет, мои юные други, я был освобожден по состоянию здоровья.
   Шаляпин заиграл "Вставай, страна огромная". Все слушали молча.
  -- Игорь Васильевич, а где Вы жили до приезда в Лугу...
  -- Давайте, молодые люди, поговорим об этом в следующий раз, - отмахнулся Шаляпин, - сегодня танцы, вам надо подготовиться, да и мне пора.
  -- У нас еще есть время.
  -- Нет, нет, мои юные други, пора.
   Он сыграл куплет "Прощание славянки" и раскланявшись под аплодисменты, направился к центру. Напрямую от кинотеатра было ближе, но старик решил прогуляться по вечернему городу. Максу это и надо было. Они с Людой догнали его.
  -- Добрый вечер, Игорь Васильевич!
  -- Добрый вечер. С кем имею честь?
  -- Разрешите представиться. Второй секретарь райкома комсомола Лебедев Максим.
  -- Очень приятно. И что привело столь высокий комсомольский чин к моей скромной персоне?
  -- Ну, если племянник великого Шаляпина скромная персона, то как говорят в Одессе "шоб я так жил!".
  -- Да, да, Вы умный молодой человек..., - как-то рассеянно, уходя в себя, пробормотал Шаляпин и замолчал.
   Они шли молча недолго. Макс понял, что светский витиеватый разговор не вяжется и перешел на официальный тон.
  -- Извините, Игорь Васильевич, райком ВЛКСМ совместно с городским музеем готовят новую экспозицию по истории Луговского края к 50-летию Великого Октября.
  -- А я здесь причем? Хотя я полностью одобряю празднование 50-летия Великого Октября.
  -- Вы меня не так поняли. Нам нужны живые свидетельства тех, кто жил на определенных этапах истории. Ну, например, дореволюционный и революционный период истории района.
  -- Мы были скромные мещане, бедные люди, отец мой погиб на фронте, мы всецело поддержали Советскую власть.
  -- Игорь Васильевич, я же Вам говорю, что мы работаем совместно с музеем, а это факты, экспонаты, предметы быта, история их происхождения. Ну вот, например, в нашем музее много вещей из дома Разумовских, а Вы жили рядом, общались с ними и могли бы рассказать более подробно об этой семье...
   Шаляпин резко остановился и пронзительно уставился на Макса и Люду:
  -- Молодые люди, Разумовские - дворяне и зажиточные люди, а мы были бедные мещане и общались с бедными людьми. Кроме того, что эта семья уехала из города в годы революции, я ничего не знаю. А свою вину за то, что мы жили рядом с этой семьей, я уже искупил перед Советской властью. Оставьте меня в покое, я старый больной человек.
   И старый больной человек торопливой походкой заковылял на другую сторону. Макс дернулся вслед, но Люда остановила его.
  -- Ну куда ты? Неужели не видишь, он не хочет говорить на эту тему.
  -- Да, тут что-то не так.
  -- Максим, ты можешь узнать про Разумовских по материалам музея, поройся в архивах.
  -- То, что мне надо знать про Разумовских, я знаю. Знаю, что они дружили с Шаляпиными. Но почему старик отрицает это? Думаю, что Разумовский младший очень доблестно воевал против Советской власти. За связь с ним и Шаляпин, наверное, сидел. Вот и боится всего, старая шельма, да и мозги у него, похоже, в лагерях поехали. Ладно, сейчас главное найти вторую часть письма и узнать, где клад. Будем надеяться на Вована.
   - - - - -
   На скамейке в кустах недалеко от кинотеатра сидел здоровяк и прижимал ко лбу листья подорожника. Около него стояла раскрытая бутылка водки, складной стаканчик, банка с пивом и закуска. Напротив, по-тюремному на корточках, сидели Баржа и Киля, чуть поодаль на траве Шнурок и Жмурик - тоже шпана, но еще школьники. Все пили пиво из кружек. Шнурок и Жмурик пили из одной по очереди. Губастенького здоровяка звали Вовка Зарецкий по кличке Каблак, или проще Вовка-Каблак. Это старший брат по отцу Колбасника. Колбасник видел его редко. Как ушел Вовка в семнадцать лет по первой ходке, так и не выходил. На свободе он был не более трех-четырех месяцев. И залетал-то все по глупости. Подломают магазин группой, пьют неделю, Вовка на себя берет. Задурит пьяный, зубы вышибет кому-нибудь - опять срок. А то и до дому не добирался: в поезде баклана обчистили, а взяли пьяного Вовку. Вот так и жил Вовка-Каблак от срока до срока. Трезвый - рубаха парень, пьяный - дурак и уголовник.
  -- Ну че, на перо надо ставить эту сволочь.
  -- Да брось ты, Каблак, подумаешь в лоб дали, ты же сам залупился. Он тебя и в милицию не сдал, а мог бы.
  -- Кто такой, почему не знаю?
  -- Наш коренной, луговской, с Ленина. Пацан правильный, не сука, хоть и начальник.
  -- Все равно, надо с ним перетереть отношения.
  -- А ты в райком сходи, там тебя и повяжут.
  -- Ладно, разберусь...
   На берегу показались Шпик и Колбасник. Каблак увидел их из-за кустов, а они видели только Шнурка и Жмурика.
  -- А ну, стоять, братуха! - крикнул Вовка.
  -- Пойдем, ну их на фиг, еще подеремся, - сказал Юрка.
  -- Да это не они кричали.
   Вовка вышел из-за кустов, братья обнялись, Каблак поздоровался с Юркой за руку. Сели компанией, Юрка и Витька выпили понемногу пива за встречу, стали болтать о том, о сем. Потом Баржа и Киля пошли на танцы, Жмурик и Шнурок отнесли кружки и банку в кинотеатр и тоже побежали к центру. Каблак пошел повидаться с батей, а Юрка и Витька двинулись на дело.
  -- Давай свети, - сказал Колбасник, когда они закрыли дверь и оказались в полной темноте.
   На улице было тихо и мальчишки действовали спокойно. Юрка пробежал лучом по стенам и лестнице, идущей вверх.
  -- Комната под башней, поэтому вход или снаружи, и тогда его закатали асфальтом, или здесь, в полу. Будем обшаривать пол.
   Ребята метр за метром стали изучать пол. Они работали по очереди: один светил фонариком, другой расчищал пол, разгребая мусор, отодвигая пустые бочки, ящики, трубы и прочий хлам... Мальчишки сильно измудохались и были грязные, как свиньи. Но не зря, удача улыбнулась им. Раскапывая кучу битого кирпича и щебня, Юрка выдохнул:
  -- Есть! Свети!
   На полу две мощные скобы смыкал здоровый замок.
  -- Это вход!
   Ребята начали дергать и курочить замок. Бесполезно, все прочно.
  -- Без инструмента не откроем, завтра придем, - постановил Юрка.
   Они замаскировали замок, вышли на улицу и направились к реке. Надо было отмыться. Ребята искупались под кинотеатром. Колбасник был возбужден и потирал руки в преддверии находки клада. Наученный горьким опытом ненадежности Колбасника, Юрка решил ни на шаг не отпускать его от себя. Ночевали друзья вместе на сарае у Бобровых.
   - - - - -
   Юрка понимал, что раз Женька проболтался, то разговора с матерью не избежать. Мать доверяла Юрке, поэтому, решил он, легче всего прикинуться дурачком, сказать, что Женька все не так понял, никакого клада нет, а письмо они выбросили. Юрка так и сделал, наплел матери всякой чепухи и завершил разговор равнодушно-насмешливым тоном:
  -- Мам, ну неужели ты веришь в какие- то клады. Кто-нибудь пошутил над стариком, или он над нами.
   Софья Васильевна сделала вид, что согласна с сыном, но решила оставить вопрос на контроле.
  -- Во всяком случае без письма в райкоме нам делать нечего, - сказала она Женькиной матери, - но посмотреть за ними надо.
   Вера Павловна согласилась.
   Юрка жопой чувствовал, что за ними может быть слежка, поэтому троица весь день была на виду. Они сходили в центр за мороженым и купили в хозяйственном магазине два полотна по железу. Потом шляндали около базара, Колбасник своровал три огурца, которые они тут же съели. Нашли четыре бутылки, купили халвы и вернулись на улицу. До вечера играли в "чижа", в "зубарика", прикалывались к девчонкам, мешая играть им в классики и скакалки. Часов в пять у дома N49 началась драка, которую затеял Каблак. Когда драчуны ушли во двор пить мировую, ребята подобрали на месте побоища рубля два мелочи, пачку сигарет и зажигалку. Женька отпросился у мамы ночевать к Юрке и троица отправилась на сарай к Бобровым играть в карты. Часов в десять, когда стемнело, ребята забрались в полог и как- будто заснули. Впрочем Кемель заснул на самом деле и через час его пришлось будить. Софья Васильевна, чуя неладное, два раза проверяла хитрецов, но юный разведчик Юрка вовремя улавливал ее осторожные шаги и ребята беззаботно сопели. Хозяйка дома сидела у открытого окна, закупоренного марлей от комаров и была уверена, что увидит или услышит юных разбойников, если те вздумают покинуть дом. Около одиннадцати она задремала. Софья Васильевна просчиталась. Очнувшись часов в двенадцать, она подкралась к пологу и ахнула. Лежбище ребят было пусто, они преспокойненько вышли огородами на соседнюю улицу.
  

Склад

   От темной окраины к освещенному центру Луги по тихой ночной улице двигались три детских фигуры: Шпик, Колбасник и Кемель. У каждого под рубашкой спрятан слесарный инструмент. У Шпика ножовка по железу, у Колбасника молоток, у Кемеля два запасных полотна. Ребята шли на дело. Первым пилить замок начал Юрка. Он волновался, руки слегка дрожали, поэтому минут чрез пять полотно, взвизгнув, лопнуло.
  -- Ф у - у...
   Юрка утер пот со лба и стал менять полотно.
  -- Юра, не торопись, - сказал Женька.
  -- Витек, на, попили, че-то у меня мандраж, и поосторожней, а то у нас всего два полотна.
   Ребята пилили по очереди, сломали еще полотно, но дело продвигалось. Когда оставалось совсем немного, Женька сломал последнее полотно.
  -- Тьфу - у, е...
   Колбасник ударил по замку молотком.
  -- Тихо! - остановил его Юрка, - услышат.
   Они нашли трубу, просунули в замок, уперлись рычагом, дужка лопнула. Юрка потянул за скобу, бесполезно, вцепился Колбасник, стали дергать, крышка не двигалась. Подсунули трубу и нажали. Крышка крякнула и отошла от пола. Ребята открыли вход в подземелье. Снизу потянуло смрадным холодом, стало жутковато. Юрка посветил, все увидели ступени, идущие вниз.
  -- Ну, кто первый полезет? - спросил Юрка.
  -- Вместе полезем, - ответил Витька.
   Юрка стал спускаться по ступенькам, освещая дорогу, ребята последовали за ним. Когда все трое оказались на земляном полу, Шпик пробежался фонариком по кирпичным стенам и остановился лучом на железной двери.
  -- Вот она, дверь в потайную комнату!
   Колбасник потянул на себя ручку двери, Юрка светил, все трое вошли в комнату. Луч света остановился на железном ящике с ручками.
  -- Сундук. Открывай.
   Колбасник поднял крышку ящика, Юрка осветил содержимое ящика и замер, у Витьки и Женьки раскрылись рты.
  -- Не фига себе!
   В ящике навалом лежали револьверы, похожие на игрушку Колбасника, тут же были коробки с патронами.
  -- Вот тебе и ценности! Вот тебе и клад!
  -- Тут что-то не так.
   Юрка стал освещать комнату. Вдоль стен были сложены друг на друга ящики различного размера. У противоположной от двери стены на ящиках стояли четыре пулемета "Максим". Ребята начали обследовать ящики. В длинных ящиках находились винтовки, в остальных - патроны, гранаты, лимонки, пулеметные ленты. Юные разбойники поняли, что нашли не клад, а склад. Склад оружия времен гражданской войны.
  -- Что делать будем? - шепотом спросил Колбасник.
  -- А че ты, Вить, шепчешь? - ухмыльнулся Женька, - нас никто не слышит.
  -- Придеться все рассказать взрослым, - сказал Юрка, - куда нам это?
  -- Давайте хотя бы возьмем по пистолету и лимонок, рыбу глушить будем.
  -- Ладно, возьмем один револьвер, патроны и штук пять лимонок. И все, - твердо сказал Юрка.
  -- А где же сундук с ценностями и золотом? Может где-нибудь за ящиками?
  -- И так все обыскали. Наверное те, кто прятал оружие пришли после Разумовского и взяли сундук. Ладно, я беру пистолет и патроны, а вы - лимонки.
   Оружие и инструмент спрятали в землянке Колбасника, которая находилась на берегу Ивки за заброшенными складами. Домой возвращались на рассвете.
   Вера Павловна и Софья Васильевна просидели на лавочке у Бобровых до восхода солнца.
  -- Ну, паразит, - возмущалась Софья Васильевна, - никогда не била, но сегодня я ему врежу. Ох, паразит. Пойдем спать, Вера, придут, разберемся.
  -- Да уж какой тут сон, ждать буду. Пойду я, Соня, скажешь, если что.
  -- Ладно.
   Софья Васильевна пошла домой и рефлекторно заглянула на сарай.
  -- Я что, чекнутая, - сказала она сама себе.
   В пологе дружно храпела троица, теперь уже по-настоящему. Софья Васильевна побежала к Жучковым.
  -- Вера, они дома!
  -- Как дома? Ты же говорила...
  -- Я говорила, но их не было.
  -- Может ты заболела?
  -- Я уж сама подумала об этом, но их там не было, Вера!
   Женщины пошли к Бобровым, убедились, что пацаны спят и отправились восвояси. Но умная Софья Васильевна знала, что с Юркой предстоят крупные разборки. Юрка опередил мать. Он проснулся, когда бабка Фая выгоняла корову на пастбище, а мать кормила поросенка. Он вышел во двор и сел рядом с мамой на крыльце. Софья Васильевна дернула сына за чуб, он прижался к ней.
  -- Мам, я все расскажу.
  -- Чего ты расскажешь, а?
   В дверях стоял отец.
  -- Хрен, на! Спать я пошел.
   Юрка юркнул между отцом и косяком и убежал на сарай.
  -- Сонечка, Колечка проснулся, похмелиться надо бы.
  -- Тебе же на работу.
  -- Работа не волк, а у меня душа горит.
  -- Иди пей свои остатки, а у меня нет ничего.
  -- Ах, Софья Васильевна, рвете Вы мою душу... Хотя бы завтрак приготовь.
   Софья Васильевна ушла жарить картошку. Когда отец ушел на работу, троица спустилась во двор. Они рассказали Софье Васильевне про все. И про клад, и про склад. Юрка и Женька согласились идти с родителями в райком. Колбасник отказался, он опасался райкома.
   - - - - -
   Соколов Иван Николаевич родился в областном городе. После окончания школы год работал на ремонтном заводе, а в 1943 году в возрасте восемнадцати лет ушел добровольцем на фронт. Закончив артиллерийские курсы, отправился воевать и прослужил в армии до 1950 года. Вернулся в родной город в звании капитана, получил педагогическое образование, женился и был направлен директором сельской школы в один из северных районов области. Он быстро делал карьеру, переехал в районный центр и к началу шестидесятых стал вторым секретарем райкома, а затем переведен первым секретарем РК КПСС в Луговской район. Иван Николаевич был патриот и послушный член партии. На всех должностях он строго исполнял директивы партии и правительства. Но в последние годы у него появились барские замашки, он все чаще подумывал о том, как бы перебраться на родину, в областной центр. Хотя с народом он был прост и вежлив.
  -- Заходите, заходите. Пожалуйста, - обратился Иван Николаевич к вошедшим Бобровым и Жучковым, - здравствуйте, присаживайтесь сюда, к столу.
  -- Здравствуйте, Иван Николаевич, - отвечали Софья Васильевна и Вера Павловна.
  -- Здр...бу...бу, - пробурчали Юрка и Женька.
   Все четверо уселись на прохладные бархатные стулья вдоль длинного стола.
  -- Слушаю Вас, - также вежливо продолжил первый секретарь.
  -- Иван Николаевич, - начала Софья Васильевна, - у нас в городе произошло чрезвычайное происшествие, можно сказать, исторического масштаба, невольными виновниками которого стали наши сыновья и еще один мальчик Витя Зарецкий...
   Софья Васильевна поперхнулась.
  -- Не волнуйтесь, продолжайте.
   Юркина мать глубоко вздохнула и рассказала вкратце всю историю о Шаляпине, кладе и складе. Соколов вежливо слушал, но по лицу было видно, что он не особенно верит. Но когда речь пошла о складе под башней, секретарь заинтересовался.
  -- А как вы попали в башню, там же замок?
  -- Он без ключа, а другой мы спилили, - сказал Юрка.
   "Ну, бардак", - подумал Иван Николаевич, но если там действительно оружие, а это мы сегодня проверим, то их рассказ похож на правду.
  -- Ну, а где же письмо?
  -- Вот часть его, - Софья Васильевна передала письмо Соколову, который быстро пробежался по строчкам и в нем прибавилось уверенности в правде услышанной истории.
  -- - А почему только часть?
  -- Другая часть, - несмело начала Софья Васильевна, - у заворга комсомола , Зуйкова...
  -- Еще не легче, а он здесь при чем?...Впрочем, я сейчас все сам выясню.
   Он нажал кнопку и скомандовал секретарше:
  -- Срочно Зуйкова ко мне.
   Через минуту в дверях появился самоуверенный Володька.
  -- Вызывали, Иван Николаевич?
  -- Где письмо?
  -- Какое письмо?
  -- Ты с кем говоришь, сукин сын?
   От громового голоса первого секретаря райкома партии хлопнула форточка. Володька побледнел, все понял, голубая мечта стала черной и он даже сикнул в штаны.
  -- В... вот оно, - дрожащей рукой протянул он письмо Соколову.
   Иван Николаевич быстро прочитал.
  -- Как оно попало к тебе?
  -- Ммм...
  -- Он его у Витьки отобрал, - вмешался в разговор Юрка, почувствовавший защиту первого секретаря, - пугал, что в колонию отправит.
  -- В колонию? А ты что, инспектор по делам несовершеннолетних?
   Наступила пауза в виде гробовой тишины, после которой строгое лицо Ивана Николаевича вновь стало добрым. Он обратился к четверке, сидевшей за столом:
  -- Уважаемые Софья Васильевна, Вера Павловна и вы, ребята, спасибо вам большое за сигнал. Судя по письму, дело действительно серьезное, но этим займутся соответствующие органы власти. При необходимости вашей помощи, мы вам сообщим. Еще раз спасибо, всего доброго.
  -- До свидания.
   Жучковы и Бобровы направились к выходу. Зуйков стоял неподвижно, как мумия.
   - - - - -
   Когда ребята рассказывали утром Софье Васильевне о своих похождениях, Фаина Петровна как будто дремала на лавочке за углом крыльца. На нее не обращали внимания. А зря. Бабка Фая чего- то слышала, чего-то поняла по-своему. Одно ей стало ясно: в центре города под башней нашли то ли ящики с золотом, то ли бомбы. Как только компания ушла в райком, бабка Фая рассказала услышанное соседке, та в свою очередь, придя в магазин, пустила слух о находке золота и оружия в народ. К полудню об этом знал весь город. Население Луги бурно обсуждало новость, вносило свои коррективы. Кто-то говорил, что это брехня. Кто-то говорил, что начальство золото возьмет себе, а бомбы оставят, чтобы взрывать весной лед на реке. Сомневающихся в находке не осталось к вечеру, когда во дворе у входа в башню появились два милиционера с автоматами.
   - - - - -
   Иван Николаевич выгнал Зуйкова и попросил секретаршу пригласить военкома и начальника милиции. Он решил сначала разобраться со всем на месте, а затем докладывать в обком. Соколов несколько раз пересмотрел и перечитал письмо и почти уверился в его подлинности. А вдруг склад с оружием это только совпадение, ведь ящика с ценностями нет. Или пацаны его взяли себе? Вряд ли. А может он там, просто спрятан. Но не может же склад с оружием быть игровой комнатой пацанов? Скорее всего ценности взяли те, кто прятал оружие. Иван Николаевич походил по кабинету, он был в легком возбуждении, и продолжал рассуждать. Склад мы обследуем, это ладно. Ценности, картины, золото. Даже если не найдем, бог с ним, все равно придется сдать государству. Главное в другом. Главное - это человек из Москвы. Вот кого надо вычислить и поймать. Пусть даже барыга, мы его представим как шпиона, потому что связан с заграницей. В Луге пойман шпион. А! А кто организатор поимки? Первый секретарь, Соколов Иван Николаевич. Вот тебе и слава, вот и отличился, вот и перевод в область. Иван Николаевич понял, что замечтался и перешел к реалиям. Так, из обкома все равно приедут, поэтому Шаляпина надо взять на контроль и обеспечить ему нормальные условия жизни. Секретарша сообщила о приходе военкома и начальника милиции.
  -- Пусть заходят.
   Вошли начальник милиции, майор Тузов и райвоенком Огородников.
  -- Здравия желаем, Иван Николаевич!
  -- Привет, привет, два майора. Присаживайтесь, дело нарисовалось.
   Посмотрев на хмурые лица майоров, Соколов приказал секретарше принести кофе с лимоном, достал из сейфа коньяк, шоколад и рюмки. Они выпили по рюмочке. Лицо Огородникова не изменилось. Иван Николаевич взял стакан у графина, налил половину, отдал военкому, себе и Тузову опять по рюмочке. Выпили. Выдержали паузу.
  -- Итак, господа, я пригласил вас, чтобы сообщить преинтереснейшее происшествие..., - начал Соколов.
  -- Покурить бы..., - прервал его Огородников.
  -- Тьфу на вас, курите, сволочи! Речь прервали...
   Майоры закурили, Соколов откинулся на кресле, он не курил. Пока курили, Огородников рассказал анекдот:
  -- Рассказывают американец, француз и русский о том, как они чувствуют себя с похмелья:
   Американец: "Просыпаюсь утром, на столе виски, бренди, пиво. И всего-то только руку протянуть, чтобы выпить, а мне по фиг...".
   Француз: "Просыпаюсь утром, слева негритянка, справа белая, у меня хрен до губы, и всего-то только повернуться, а мне по фиг...".
   Русский: "Просыпаюсь утром в бурьяне, ширинка расстегнута, все добро на улице, ворона яйца клюет, и всего-то сказать "кыш", а мне по фиг...".
  -- Ха - ха - ха.
  -- Ну, а теперь, по делу, - Соколов прочитал письмо.
  -- Иван Николаевич, ты что, решил нам сказки почитать?
  -- Нет ребята, это не сказки. Золото, бриллианты, конечно, не обнаружены, но вот на месте, указанном в письме, найден склад с оружием времен гражданской войны. И мы сейчас с вами туда пойдем. Здесь недалеко, под башней. Пойдем пешком.
   Захватив с собой коменданта и рабочего с инструментом, все трое отправились обследовать склад. Обследовали, сундук с ценностями не нашли. Рабочего и коменданта отправили наверх, а сами внизу на складе обсудили дальнейшие действия. Решили, что военком свяжется с облвоенкоматом и решит вопрос о реализации оружия. Начальнику милиции поручили продумать и реализовать план поимки москвича. Первый секретарь брал на себя Шаляпина. Решили поставить у склада охрану и взяли на память себе по револьверу с патронами. Вернувшись в кабинет, Соколов вызвал к себе третьего секретаря, Смирнову Наталью Павловну.
  -- Наталья Павловна, а Вы знаете, что у нас в городе проживает племянник великого русского певца Федора Ивановича Шаляпина?
  -- Знаю.
  -- А в каких условиях он живет, знаете?
  -- Знаю. Но, извините, Иван Николаевич, он же сидел, как "враг народа" и, простите, он "голубой".
  -- Какой враг народа, какой голубой! На дворе конец шестидесятых! Он племянник великого русского певца! Для нашего города это значимая фигура. Вообщем, так, понимайте это, как приказ: обеспечить старика квартирой, бесплатным питанием, лекарствами и прочее. Он должен жить достойно. Все ясно?
  -- Ясно.
   - - - - -
   В понедельник, вторник, четверг и пятницу танцев не было, поэтому разновозрастная молодежь и дети собирались в местах традиционных тусовок или просто на улице. Конница была излюбленным местом сбора по вечерам молодого поколения близлежащих улиц. Еще до закрытия пивнушки около базара появлялись компании. Младшие играли в ловилки, классики, скакалки, ножички и чижика. Кто постарше в чехарду, лапту, попа загона, иногда пасовали мяч по кругу, играли в бадминтон. Девчонки старшего и среднего возраста сидели на лавочках и бревнах у домов, лузгали семечки, сплетничали и гоготали. Молодежь постарше собирались группами, обменивались новостями, травили анекдоты. Обычно кто-нибудь приходил с гитарой, иногда с гармошкой. Часов в девять пивнушка закрывалась, алкаши расползались по домам. Парни сбивались у прилавков в одну общую компанию - шоблу. Девчонки собирались на крыльце у магазина. С ними всегда была Нинка или ее мать. Далее обе компании балагурили, травили анекдоты, пели песни, рассказывали страшные истории про покойников, "черную руку" и т. д.. Постепенно компании сливались, образовывались парочки и уходили в темноту, остальные постепенно расходились кто куда. К полуночи, а иногда и к рассвету, конница пустела.
   В нынешний понедельник Конница гудела. Главная тема для разговора - найденный под башней склад с золотом и оружием. Многие уже побывали в центре и видели у входа в башню двух милиционеров с автоматами. Сомнений в находке не было. Вторым значимым событием вечера был бенефис Каблака: Вовка праздновал возвращение на свободу. Он сидел на прилавке и угощал всех желающих водкой и пивом. Закусывали огурцами, хлебом, килькой. Вовка-Каблак рассказывал про лагерную жизнь, периодически брал гитару и пел блатные песни. Первую ходку Каблак сделал за то, что на коннице они пили втроем из горла по очереди, подошел какой-то одяга и попросил дать глотнуть, Каблак дал, но когда мужик приставил бутылку к губам, Вовка с силой ударил по донышку. Мужик стал инвалидом, а Каблак получил три года. Вот поэтому первую песню он спел, как он считал, похожую на его жизнь.
   Секи, начальник, я сидел на склоне дня
   Глядел на шлюх и мирно кушал пончик
   И тут киляет этот фраер до меня
   Кричит: "А ну, козел, займи-ка мне червончик"
   Все закипело по натуре во внутрях
   И я его чуть-чуть уже не двинул
   Но нас терпению учили в лагерях
   И я сдержался, и пера не вынул
   Я без пантов ему: "Проваливай, малыш"
   Совет даю путевый, все законно
   "Ты за червонец на червонец залетишь
   А там не шутки чувачок, там все же зона"
   Но он, хамло, хотя по виду и босяк
   Кастетом бес заехал мне по морде
   Тут сила воли моя кончилася вся
   И вот я здесь, а эта морда в морге.
   Секи, начальник, я всю правду рассказал
   И мирно шел сюда в сопровождении
   Ведь я железно с бандитизмом завязал
   Верни мне справку о моем освобождении
   К концу выступления Каблак обычно напивался и пел куплеты про Вовку. Среди них были, в частности, такие.
   Вова имел машину
   Катал красотку Зину
   Но однажды к ним пришла беда
   Вместе со своей машиной
   С пьяною красоткой Зиной
   Они упали с крымского моста
   К Вове в камеру заходят
   Разговор такой заводят
   Любо на свободе мальчик жить
   Вы на свободе жили
   Но ей не дорожили
   Так научитесь вы ее любить.
   Поэтому, когда Каблак злился, дрался или в шутку бегал за пацанами, он орал: "Я научу вас свободу любить!".
   Пивнушка уже закрылась, пьянь схлынула, Каблак был еще в форме и хорошем настроении, концерт продолжался. На базаре появился крепкий мужчина лет пятидесяти в сдвинутой на лоб кепке, в обтягивающей его атлетическую фигуру, рубахе и широких штанах. Это был Норма, местный уголовный авторитет. В общей сложности он отсидел лет двадцать, в том числе и за убийство. Но последние лет восемь внешне жил мирно и скрытно с молодой глуповатой женой. Жил он в хорошем доме с высоким забором. Всех бывших уголовников и шпану Норма держал под контролем. Говорили, что ему эта публика платит дань. Норма уставился на Вовку-Каблака хмурым пронзительным взглядом, и когда Каблак увидел его, мотнул головой. Вовка отложил гитару и быстрой походкой подошел к Норме.
  -- Ну что, Вова, откинулся?
  -- Да, вот свободу праздную.
  -- А почему не отметился?
  -- Так я это...
  -- Ладно, ладно, прощаю. Пошли, проводи меня, дело есть.
   Норма пошел вдоль по Ивовой, Каблак последовал за ним рядом.
  -- Среди пацанов, которые нашли склад с оружием и золотом, был твой брат, Колбасник?
  -- С оружием, да. Но никакого золота там нет, я Витьку спрашивал.
  -- А почему все в городе говорят, что там золото?
  -- Потому что в письме про золото говорится. Но они его не нашли. Значит те, кто прятал оружие, нашли золото.
  -- А ты уверен, что это то место?
  -- Сказано под башней, а у нас в городе одна башня, построенная до революции.
  -- Может пацаны нашли золото, перепрятали и не говорят?
  -- Вряд ли, в письме написано, что ценности и золото в сундуке.
  -- Ночью можно и сундук незаметно перенести.
  -- Не знаю, Норма, тебе видней.
  -- Мне видней. Вообщем, так. Еще раз прощупай брата, поручи шпанятам следить за пацанами. Надо найти их логово и обшмонать. Пусть следят за ними, что делают, где бывают. И докладывай мне. А я комсомольцами займусь, тоже ребята хитрые. Ладно, все, иди. Завтра вечером у меня.
   - - - - -
   Было полдевятого утра. Кемель и Шпик сидели на крыльце промтоварного магазина и ждали Колбасника. На крыльце продовольственного магазина сидела Катя Охмя, чуть поодаль на земле со своей торбой расположился Сережа Хвост. Оба ждали подаяний. Появился Колбасник. Он подошел к Сереже и протянул конфетку.
  -- Ыбо-бо, - поблагодарил Сережа Колбасника и хотел положить конфету в ящик.
  -- Ешь, Сережа, я сейчас тебе еще куплю, - сказал Витька.
   Сережа заулыбался и развернул конфету. На фантике лежала какашка. Сережа ничего не понял, подумал, что это особый сорт конфет, взял кусочек говна и откусил. Через пару секунд он все понял. И лицо инвалида налилось злобой. Колбасник отбежал метров на пять и, хватаясь за живот, залился смехом.
  -- Ха - ха - ха...
   Но не долго тешился Витька, Сережа Хвост достал из ящика камень и швырнул в обидчика. Камень попал в локоть левой руки, Витька взвыл от боли, Кемель и Шпик заржали.
  -- Ах, ты е....ый урод!
   Витька с разбега влет ударил Сережу ногой. Инвалид упал, Колбасник перевернул тележку с ящиком.
  -- Ай - ай - ай! Караул! Убогого бьют! - заорала Катя Охмя.
  -- Молчи, сука! - Колбасник кинул в нее камень.
   Вдруг откуда ни возьмись появились две бабки.
  -- Витька, паразит! Ох, счас ты получишь, лешов гад!
  -- Ходу, пацаны!
   Троица побежала через базар вдоль по улице в сторону реки. Около водочного завода ребята остановились.
  -- Эх, лимонадику бы, - сладко вздохнул Кемель.
  -- Сча, посмотрю кто на проходной, - сказал Витька, и перепрыгнув через цепочку, зашел в открытые ворота, но очень быстро вернулся обратно.
  -- Там эта, Нюрка Рыжая, она не пропустит. Юрок, а ты сходи к бате.
  -- Да ну его на фиг, - отмахнулся Юрка.
  -- Ты только меня проведи, скажем, что обед ему несем. А, Юр?
   Шпик еще немного поломался, но согласился. Ребята нашли бумагу, завернули в нее всякую хрень, получился пакет. Их пропустили на завод. Колбасник пошел в цех, а Шпик к гаражу. Минут через десять Витька вышел из цеха с двумя бутылками напитка без наклеек.
  -- С конвейера дали, но у них сегодня не лимонад, а кремсода, - пояснил он Юрке.
  -- Пойдет.
   Вынести бутылки с завода проблем не было. Колбасник отдал нагрузившемуся водкой шоферу, бутылки и ребята получили их за проходной на улице. Распивали, сидя на берегу реки. Балдеж!...
  

Бунт

  
   На пространстве около конторы торга у башни с утра собирался народ. Людей никто не звал, они валили со всех частей города. К девяти часам собралась толпа человек двести. Примерно столько же шастало рядом по улицам. У входа в башню по прежнему стояли милиционеры с автоматами, а на улице около ворот ходил Петя Корень в милицейской фуражке и с ружьем без затвора.
  -- Не подходить! Стратегический объект. Не подходить! - покрикивал Петя.
   Шпик, Кемель и Колбасник подошли, когда толпа уже начала роптать.
  -- Да не приедут, ночью вывезут.
  -- Как это вывезут ночью, вчера звонили и сказали, что утром машины будут.
  -- А там что? Бомбы, снаряды?
  -- Там оружие, еще с гражданской.
  -- Как бы не взорвалось.
  -- Столько лет не взорвалось, а тут на тебе, хоть глупости не говори.
  -- А чего начальства нету?
  -- Они народа боятся, ждут указаний.
  -- Обосрались, сволочи.
  -- А золото, наверное, уже вывезли?
  -- Конечно вывезли, делят гады.
  -- А надо возмутиться, пусть народу покажут и картины, и ценности.
  -- А че, пойдемте к райкому, не че нас дурить. Пусть золото народу отдадут.
   Напряжение снял Колбасник. Витька выбежал в центр событий к Пете Корню и, приплясывая, запел:
   "Петя Корень ездил в город
   И купил себе наган
   И теперя Петя Корень
   Настоящий хулиган!"
   Витька вырвал у Пети ружье и плясал, крича: "ля - ля - ля". Толпа ржала.
   - - - - -
   В кабинете у первого стояло напряжение. Бюро было в сборе.
  -- Да разогнать весь этот сброд я сейчас ребятам скомандую.
  -- Тебе бы все командовать. Время другое. Кто про золото сказал? Не было золота. Иди теперь докажи. Твои комсомольцы проболтались, иди и оправдывайся.
  -- Есть! - сказал Набоков и приподнялся.
  -- Сиди. Тут дипломат нужен. Наталья Павловна, идите к народу.
  -- Хорошо.
   Наталья Павловна была умная, поэтому выступать сразу не стала. Она походила среди толпы, поговорила с женщинами, оценила обстановку.
  -- Товарищи, что вы здесь собрались? - сказала она, выйдя из толпы.
  -- Мы тебя знаем, Пална, объясни народу правду.
  -- А в чем ваша правда?
  -- Нам оружие не надо, золото покажите народу, это наше достояние.
  -- Товарищи, никакого золота нет.
  -- Врет, сука!
  -- Кто меня оскорбляет, выйди!
  -- Я выйду, а ты меня посадишь, иди ложись под первого, сука!
  -- Товарищи, вы знаете меня, я на виду у вас...
  -- И с Соколовым е...ся на виду у нас!
  -- Выйди, хам, я тебе по роже съезжу! - возмутилась Наталья Павловна и двинулась к толпе. Народ замолк.
  -- Товарищи, я заявляю вам ответственно, нет там никакого золота. Это просто слухи. Оружие вывезут сегодня. Разойдитесь, пожалуйста.
  -- Врет, сука, золото в райкоме.
  -- А че, пойдем, проверим.
  -- Пойдем!
  -- Пойдем!!
  -- Хватит народ дурить! На райком!
  -- На райком!
  -- Товарищи, стойте, что вы делаете? - пыталась остановить народ Наталья Павловна, но ее уже никто не слушал.
   - - - - -
   Не даром в молодости Наталья Павловна занималась легкой атлетикой. Поняв, что толпа неуправляема, она сбросила босоножки и прямо в носках рванула вдоль по Ленинской к райкому. Через три минуты она, запыхавшаяся, ворвалась в кабинет первого.
  -- Они идут сюда, - выдохнула секретарь по идеологии.
  -- Что? Кто они? - заорал Соколов.
  -- Люди! - с прежним надрывом выдохнула Наталья Павловна.
   Члены бюро зароптали, а редактор местной газеты "Ленинское знамя" Смирнов Сергей Дмитриевич даже рванулся к двери.
  -- Ты куда? Зассал? - остановил его Иван Николаевич.
  -- Да я, это, своих предупредить...
  -- Сядь. Что, твои корреспонденты нас от толпы защитят? Вот нас кто защитит. Анатолий Ильич, - обратился Соколов к майору Тузову, - срочно вызывай сюда своих ребят с оружием.
  -- Есть, - сказал Тузов и вышел в приемную.
  -- Иван Николаевич, - вмешалась в разговор отдышавшаяся Наталья Павловна, - надо бы поаккуратнее, там в толпе я видела нашего земляка Реброва, он корреспондент областной газеты. Если статью не напишет, то в обком точно сообщит.
  -- Вы уже сделали поаккуратнее. Что, нам ждать, когда они райком разгромят. А доложить в обком найдутся и без Реброва. Так, товарищи члены бюро райкома, сейчас все выходим на улицу для встречи с народом. В конце концов, это наши советские люди. Но быть готовыми ко всему.
   Когда кабинет опустел, Соколов открыл сейф, достал револьвер и положил его во внутренний карман пиджака. Затем он вышел к членам бюро, которые собрались на крыльце райкома. Редактора Смирнова среди них не было. Сбежал, сволочь, - подумал Иван Николаевич, ладно, разберемся. По дороге в сторону райкома потоком двигались люди, параллельно им шли по тротуарам любопытствующие зеваки.
   - - - -
   Изначально, толпа собравшаяся у башни, не была агрессивной. Собрались больше из любопытства, интереса и просто поглазеть на очередное неординарное событие города. Был рабочий день, поэтому толпа состояла, в основном, из пенсионеров, приезжих отдыхающих и студентов, отпускников, домохозяек, разновозрастных учащихся техникума и школы. Но среди всей этой публики присутствовали три провокатора, присланные и проконсультированные Нормой. Это были уголовники Палепа, Чинга и Корень. Тут же в толпе болтались Баржа, Киля, Шнурок и Жмурик. Именно эти провокационные элементы разжигали толпу и оскорбляли третьего секретаря райкома партии. В первую очередь их поддержали злобные старики и старухи, опохмеленные бездельники и отпускники. Когда прозвучал призыв :"На райком!", большая часть хаотично построилась и направилась вдоль по Ленинской к райкому. Меньшая часть разделилась на группы: одни остались на месте, другие по тротуарам пошли за большинством. Когда шествие протестантов остановилось напротив здания райкома, количество людей в основной толпе и количество, стоящих поодаль любопытствующих было примерно одинаково. Всего человек триста. Взбунтовавшийся народ и членов бюро РК КПСС разделяло метров десять. Начальство пристально рассматривало взбунтовавшихся. В толпе наступило замешательство. Что дальше делать?
  -- Надо делегацию выслать на переговоры.
  -- Какую делегацию? Скутают сразу всех. У них, наверно, мусора с пушками стоят сзади. Вон начальник милиции как нагло смотрит.
  -- Надо здесь свои требования говорить.
  -- А кто скажет?
  -- Да хоть кто. Все скажем.
   Пауза затягивалась и Соколов решил взять инициативу на себя, надо было тянуть время до приезда милиционеров. Первый секретарь спустился с крыльца и подошел к толпе метров за пять.
  -- Здравствуйте, товарищи!
  -- Ты нам не товарищ, - прозвучало из толпы.
   Иван Николаевич понял, что пора переходить на личности и разбить толпу на части.
  -- Федор Иванович, а ты почему здесь? - обратился Соколов к стоявшему в первых рядах герою Советского Союза, ветерану Великой Отечественной, Крапивину.
   Героя Крапивин получил за форсирование Днепра, но как работал до войны конюхом в ближайшем к Луге колхозе "Коммунар", так и, придя с фронта, вернулся на ту же должность. Впрочем. Дети вышли в люди и разъехались по городам. Федор Иванович жил в старом деревянном доме с женой и престарелой матерью. В город он приехал за новым инструментом и невольно попал в гущу описываемых событий.
  -- Ты же коммунист, герой войны! Как ты оказался среди бунтовщиков и провокаторов? Ты понимаешь, чем это тебе грозит? Да мы тебя из партии исключим, наград лишим и в тюрьму!
   По толпе прокатился недовольный ропот.
  -- Чего пугаешь?...
  -- Сейчас не те времена!...
  -- Да чего его слушать, пошли здание обыскивать...
  -- Тихо товарищи! - крикнул Крапивин, - а ты, Иван Николаевич, руками-то не размахивай, спесь-то прибери. Партбилет и награды я на фронте получил. Не тобой дадены, не тебе и лишать меня их. Тюрьмой он пугает... Да я фрицев голыми руками душил. А здесь не провокаторы и бунтовщики, а народ, который пришел к тебе как руководителю района узнать правду.
   Соколов понял, что перегнул палку и пошел на примирение.
  -- Товарищи, какую правду вы хотите знать?
  -- Где исторические ценности, принадлежащие государству?
  -- Вам же сказали, что никаких ценностей нет, это слухи...
  -- А ты докажи!
  -- Да врут они...
  -- Пойдем сами все обшмонаем!
   Толпа колыхнулась вперед, Соколов отпрыгнул назад и выхватил пистолет.
  -- Назад, стрелять буду!
  -- Не посмеет. Вперед!
   Иван Николаевич выстрелил в воздух. Люди ахнули, старухи завизжали... В сторону райкома полетело несколько камней и пустых бутылок, зазвенело разбитое окно на первом этаже. Члены бюро, толкая друг друга, бросились в здание. На крыльце остались начальник милиции и военком. Соколов выстрелил еще раз и вбежал на крыльцо к товарищам.
  -- А мы, едрена мать, оружие с собой не взяли.
  -- А зачем, мы же не будем в народ стрелять.
  -- Там Чинга, Палепа, в них, сволочей, можно...
  -- Ладно, ребята. Дело серьезное, разгонять надо. Где твои орлики, мать твою?...
   Наступила точка кипения. Люди против власти. И те и другие не решались на главный шаг. Этот шаг сделали луговские милиционеры.
  -- Вот они! - почти закричал майор Тузов.
   По тротуару, огибая толпу, сминая клумбы и кустарники, к райкому мчался милицейский "Воронок", а за ним на мотоцикле Ваня Петькин и Серега Ветюгов. "Воронок" резко тормознул у крыльца райкома, передняя дверка открылась и на подножке появился капитан Хомичев с пистолетом. Он выстрелил в воздух и заорал:
  -- Перестреляю всех, сволочи!
   Из задней дверки милицейского фургона выскочили пять милиционеров с винтовками и прикладами стали разгонять толпу. Старшина Петькин и сержант Ветюгов действовали кулаками и ногами.. Люди с визгами и криками разбегались, многие падали, старухи бросались на колени и молили о пощаде. Хитрые уголовники Палепа, Чинга и Корень, расталкивая толпу, смылись в разные стороны. Трех студентов (одна из них девушка), очевидно, оказавших сопротивление, пинали Петькин и Ветюгов.
  -- Хватит, пошли дальше!
   Студенты остались лежать в пыли и крови. Школьников и старушек блюстители порядка старались не трогать, но многим все-таки достались поджопники и оплеухи. "Воронок" вывернул на проезжую часть улицы и двинулся за убегавшими. Хомичев, стоя на подножке, раздавал пинки, пробегавшим рядом и изредка постреливал в воздух.
  -- Я вам покажу, как против Советской власти выступать!
   Стоявшая на крыльце здания РК КПСС троица, сначала удовлетворенно наблюдала за побоищем, но видя, что работники правоохранительных органов увлеклись, секретарь райкома буркнул:
  -- Хватит, прекрати!
  -- А я что теперь сделаю, Иван Николаевич, они приказ выполняют.
  -- Я у себя, доложишь, - Соколов, хмурый как туча, поднялся в кабинет.
   В приемной понуро молчали члены бюро, редактора среди них не было. Минут через двадцать в кабинет к первому вошли два майора.
   - - - - -
   Когда толпа двинулась к райкому, Шпик, Кемель и Колбасник последовали за народом, но, разумеется, на расстоянии, зорко наблюдая за развитием событий. Вдруг, откуда ни возьмись, появились Шнурок, Жмурик и Сика.
  -- Здорово, пацаны!
  -- Здоровей видали, - отреагировал Шпик и засунул руку в карман.
  -- Говорят, вы клад нашли?
  -- Говорят, в Москве кур доят, а коровы яйца несут.
  -- Шпик, чего ты задираешься?
  -- Для кого Шпик, а для кого Юрий Николаевич.
  -- Ты, мумло, Юрий Николаевич?
  -- Ну че, поехали! - Шпик демонстративно сжал кулак в кармане.
  -- Да ладно пацаны, вы че, - тормознул забияк Сика.
   Он был старше Жмурика и Шнурка, поэтому немножко поумней, хотя по натуре такой же раздолбай и говнюк.
  -- Мы же по доброму, пацаны.
  -- Витек, мы же кореша, пиво вместе пили, - сразу поумнел Жмурик.
  -- Я пиво пил с братухой, а не с тобой, - принял оборону Колбасник.
  -- Да вы че, в натуре! - продолжал дипломатично Сика, - пойдем посмотрим, чем дело кончится.
   Все двинулись дальше. Юрка почувствовал недоброе. Когда подошли к райкому, ребята юркнули во двор коммунального дома напротив и залезли на забор. Наблюдательная позиция была отличной - все на виду.
  -- Спорим, не подерутся, - сказал Колбасник.
  -- Да счас, мусора приедут, разгонят всех, - ответил Сика.
   Когда началось побоище, пацаны ржали. Убегающий корреспондент местной газеты, Сидоркин, уронил фотоаппарат. Колбасник спрыгнул с забора и хотел его поднять, но получил под жопу от лейтенанта ОБХСС Крюкова, который и взял редакционное имущество. Пацаны на заборе усикались над Колбасником.
  -- Так тебе и надо, не бери чужого!
  -- Ха - ха - ха!
   Но знали бы вы Колбасника. Он не стерпел и бросился кидать камнями и щепками в милиционеров.
  -- Суки, суки, суки...
   Колбасника схватил Ваня Петькин.
  -- Витька, засранец, я тя пришибу!...
  -- Дядя Ваня, а че они...
  -- Иди! - старшина слегка шлепнул Витьку по спине.
  -- Пошли мороженое жрать, я угощаю, - сказал Сика, когда улица опустела.
   Возбужденные событиями, все согласились. Уплетая мороженое, они помирились и решили к вечеру встретиться поиграть в "трынку" по копеечке.
  -- Не нравиться мне их миролюбие, - сказал Шпик.
  -- Да ладно, Юрок, разберемся, - успокоил его Колбасник.
   - - - - -
   Тузов и Огородников сели напротив первого.
  -- Ну, докладывай, - обратился Соколов к начальнику милиции.
  -- Все нормально, Иван Николаевич. Порядок восстановлен, шесть человек отвезли в больницу, среди них наш герой Крапивин.
  -- Это хреново.
  -- Сам нарвался, драться полез и фашистами ребят называл.
   Майор милиции лукавил, побои и увечия получила добрая сотня митингующих. Но люди боялись попасть в милицию, поэтому, несмотря на боль и травмы, бежали прочь от райкома, а шесть человек просто валялись на улице без чувств. По обочине дороги, прямо на земле сидели и полулежали отдельные старухи и старики, им помогли подняться и направили восвояси.
  -- Вот фотоаппарат, изъятый у корреспондента местной газеты, Сидоркина, который фотографировал все происходящее.
  -- Козел, - буркнул Соколов и кнопкой вызвал секретаршу.
  -- Возьми фотоаппарат, отнеси в фотографию и срочно мне все фотоснимки. И вызови сюда Смирнова.
  -- Какого Смирнова?
  -- Редактора! И Набокова тоже сюда.
  -- Слушаюсь, - секретарша вышла.
   Через минуту появился первый секретарь РК ВЛКСМ.
  -- Садись... А ты чего зассал? Ты же молодой, отбился бы.
  -- Да я оставался, Иван Николаевич, но они меня затолкали в здание, - оправдывался Сергей Иванович.
  -- Ладно, комсомолец, прощаю по молодости, но последний раз...
  -- Я искуплю своими делами, Иван Николаевич.
  -- Искупишь, искупишь.
   Вошла секретарша:
  -- Иван Николаевич, редактора нет на работе, сказали заболел и уехал домой.
  -- Звони домой.
  -- Звонила, ответил сын. Сказал, что отец лежит и к телефону подойти не может.
  -- Сволочь! - не сдержался Соколов, - это я так , иди... Так ребята, ситуация меняется. Все не так просто. Этот козел уже сообщил в обком. Срочно держать порядок. Ты, комсомолец, обзванивай организации и сообщай, что была провокация. Всех своих ОКОДовцев вечером на улицу, патрулирование до ночи. Танцы в среду отменяются, особый порядок на стадионе и на берегу. Все ясно?
  -- Так точно!
  -- Иди.
  -- Ну, а ты, вояка, срочно свяжись с облвоенкоматом, пусть увозят это дерьмо и охраны побольше. И быстрее.
  -- Все ясно, Иван Николаевич!
  -- А на тебе порядок, Ильич, усиливай посты, выводи народные дружины по вечерам. А я обеспечу дежурство по организациям. По коням, ребята, мне еще с обкомом говорить.
  -- Так точно!... Так точно!...
   И, действительно, через пару минут секретарша сообщила, что на проводе второй секретарь обкома КПСС.
  -- Здравствуйте, Иван Абрамович!... Да ничего особенного... Я уже сообщал Вам, что местные ребятишки нашли склад с оружием времен гражданской войны. Склад мы локализовали. Но местные подстрекатели- уголовники пустили слух, что в складе золото и небольшая группа малосознательных граждан устроила митинг у райкома. Органы правопорядка нейтрализовали толпу, все в рамках закона, никаких жертв и увечий. Людей убедили и они разошлись... Это домыслы, никто не стрелял, зачинщики арестованы. Хорошо, буду ждать комиссию. Спасибо за поддержку. Встретим как положено. Спасибо, Иван Абрамович, всего доброго, до свидания.
   Затем Соколов вызвал Наталью Павловну и заведующего орготделом Хохлова. Одному приказал организовать ночное дежурство по всем организациям и колхозам, другой напомнил, чтобы к вечеру Шаляпин жил в хорошей квартире. - И никаких "но", завтра комиссия обкома. В шесть часов жду с докладом. А этим в приемной передайте, чтобы все разошлись по рабочим местам. Настенные часы показывали без пяти одиннадцать, а Ивану Николаевичу показалось, что прошла целая вечность. Мысли в голове путались, но одно было ясно - главное еще впереди.
   - - - - -
   Норма жил в конце Ивовой улицы, где она делала поворот на девяносто градусов в сторону города. В этом закоулке располагалось пять домов, в крайнем жил Норма. Огороды домов спускались к оврагу, затем к Ивке, за которой шел лес. Ни у кого, кроме Нормы, задних заборов не было. Участок Номы был обнесен со всех сторон, в конце была потайная калитка. Ночью по всему участку гулял пес породы "немецкая овчарка", днем он сидел на цепи. Через эту потайную калитку явились к хозяину Палепа, Чинга, Корень и рассказали о прошедшем.
  -- Нарисовались сильно?
  -- Не, мы в толпе прятались.
  -- Ладно, не ерохорьтесь, мусора тоже не дураки, а вы личности известные. Береженого бог бережет. Сегодня же на пару дней скрыться. Кто на рыбалку, кто к родне в деревню. Вообщем, не было вас сегодня в городе и свидетели чтобы были. "Алиби" называется. Ясно?
  -- Ясно.
   Раскатали пузырек, разошлись. После ухода своих верных псов, Норма решил прогуляться по городу в надежде встретить Зуйкова или Лебедева (комсомольцев). Для начала он пошел на Конницу, он знал, что Володька Зуйков перед обедом частенько заезжает сюда хлебнуть кружечку пивка. Чутье не подвело Норму. На базаре, в стороне от пивнушки, в окружении молодежи, спокойно распивали пиво Володька с Максом и о чем-то оживленно беседовали. А все просто. По заданию своего шефа, первого секретаря ВЛКСМ, ребята двинулись в народ изучать общественное мнение о прошедших событиях.
  -- Да говно они, ваши мусора, Героя Советского Союза избили, как фашисты.
  -- Они не наши, у нас милиция народная. Они наводили порядок. Что, ждать, когда здание громить начали бы? А виновные в грубости милиционеры будут наказаны.
  -- Ага, почетными грамотами и премиями за доблестную службу.
  -- Ребята, ну вы же видели, что толпа вела себя агрессивно, были подстрекатели и провокаторы. Ситуация была на грани разбоя и погромов.
  -- А че, нельзя было с народом по-человечески поговорить?
  -- Да ладно демагогов слушать, они же из одного корыта едят.
  -- А вот хамить не надо.
  -- А то что? Приемы самбо будешь показывать? Знаем, любишь бить тех, кто послабее.
  -- У нас тоже приемчики найдутся... Начинай!
  -- А ну, цыц, гопники! - к компании подошел Норма, - мне с начальством переговорить надо.
   Молодежь, как по команде, разбрелась по сторонам.
  -- Здорово, комсомольцы! Чувствую, помощь вам требуется.
  -- Привет, Тимофеевич, - поздоровался Володька.
  -- Здравствуйте, Исаак Тимофеевич, - протянул руку Макс, - да мы, вообщем то, за себя сами можем постоять.
  -- Знаю, знаю. Не обижайтесь, это я так, щеглов пугнуть. Разговор есть, ребята. Отойдем куда-нибудь.
   Пошли на Ивку, - предложил Володька, зная, что отказыват
  -- Володя, расскажи все как есть.
  -- К пацанам от Шаляпина попало письмо, в котором говорилось, что в комнате над башней спрятан сундук с ценностями. Они нашли эту комнату, но там оказался склад с оружием и никакого сундука. Пацаны рассказали родителям, а те сообщили в райком. Ну ты сам подумай, Тимофеевич, даже, если бы сундук нашли пацаны или наше начальство, то реализовать содержимое, не засветившись, невозможно. Ведь там, судя по письму, не просто монеты и побрякушки, а, очевидно, домашняя посуда, предметы искусства и, главное, картины.
  -- Ну, ладно, считайте, что я вам поверил, - себе на уме, сказал Норма. Допиваем и расходимся.
   - - - - - -
   Метрах в ста от нового штаба юных разведчиков вниз по течению от Ивки отходила низина, густо заросшая высоким ивняком. Весной это место затоплялось, а летом вода уходила в русло. В центре зарослей была вырублена полянка, попасть на которую можно было только по узенькой тропинке в кустах по берегу Ивки. Тропинка была длинной, метров пятнадцать, вход на нее был замаскирован. Это было злачное место местной шпаны. В центре полянки был вкопан невысокий металлический стол, вокруг которого располагались, сложенные из кирпичей и досок, скамейки, а также, в глубине, широкий топчан. Место было полулегальным. Здесь играли в карты на деньги: шпана постарше и взрослые по-крупному на рубли, мелкие - по копеечке. Сюда водили б...й для групповых сексуальных оргий, иногда насильно затаскивали сельских баб и трахали их по очереди. А делали это так: заметят на базаре загулявшего до вечера колхозника с бабой, отведут их в сторону, мужику морду начистят, ограбят обоих и, стращая ножом, ведут бабу на полянку. Натешатся вдоволь и, запугав несчастную колхозницу убить, если что, вернут на конницу, где ее и взяли. А та и рада, что хоть жива осталась, и, конечно, жаловаться никуда не пойдет.
   Занимались обитатели злачного места еще одним мерзким делом. По лугу от лесотехникума до переходов через Ивку тянулась тропинка, по которой жители заречной части и учащиеся техникума сокращали путь до Конницы. Именно на этой тропинке ловили недоделанные юнцы лет пятнадцати-семнадцати одиноко идущих молодых девчонок. Спрячутся в кустах два-три юнца и ждут жертву. Заловят, запугают и ведут с завязанными глазами на полянку. Там девчонку положат на топчан, начинают раздевать и щупать. Маленькие шпанята чаще всего тоже принимали участие в этой процедуре. Пленница лежит не жива, не мертва, плачет. А шпана тешится, ржет, непристойные речи ведет. Потом оденут девчонку и опять с завязанными глазами ведут на тропку, по дороге запугивают, чтобы молчала. Издевались, сволочи, над девчонками, некоторые юнцы тут же дрочили, но никогда не насиловали. От старших знали: за это тюрьма, это не сельские бабы.
   Шпик, Колбасник и Кемель решили придти на полянку пораньше, чтобы изучить обстановку до карточной игры. Как только они перешли через переходы, из-за кустов выскочили две здоровые девицы. Одна схватила Шпика за руку, Кемеля за ухо, а другая Колбасника за шкирку. Метрах в пяти стояли две молодые девчонки. Кемель захныкал, Юрка заорал: "Пусти!", а Колбасник вывернулся и укусил девицу за руку.
  -- Аа..а, гаденыш! Сейчас я тебе...
   Но Витька уже в два прыжка очутился в воде и отбежал на середину речки.
  -- Вот вам, суки!
  -- Пусти, - снова заорал Шпик.
  -- Это вы девочек в кусты затаскиваете?
  -- Каких девочек? Мы щавель идем собирать!
  -- Ну, поймай меня, толстожопая, поймай! - прыгал в воде Колбасник.
  -- Галя, Женя, это не они. Этих там не было, - сказала одна из девочек.
   Девица отпустила Юрку и Женьку.
  -- Иди сюда, бандит, ничего не сделаем, - обратилась толстожопая к Колбаснику.
  -- Ага, поверил я тебе.
  -- Извините, пацаны нас, - пошла на мировую девица.
  -- Скажите, кто здесь девочек в кусты затаскивает и издевается над ними?
  -- А мы почем знаем, у нас свои дела, - ответил Юрка, - Витек, пошли!
   Ребята двинулись вдоль кустов к новому штабу и вскоре исчезли из виду. Девичья компания отошла в сторону и уселась в траве. Пацаны понимали, что на полянку идти опасно. Они сели играть в зубарика и периодически выглядывали из кустов, наблюдая за девицами, не ушли ли они.
  -- А я еще один ход на полянку знаю, - сказал Колбасник,- прямо из речки, только там у берега глубоко, по грудь, а может больше. Пойдем?
  -- Мочиться неохота.
  -- Ну как хотите.
   Вдруг на лугу послышались крики и громкая речь. Ребята выглянули из кустов. На тропинке у переходов была суматоха. Девицы держали Жмурика и Шнурка, позади них повизгивали молодые девчонки:
   -Это они! Они!...
   Спереди, размахивая ножом, орал Сика:
  -- Отпустите пацанов! Порежу, суки!
   Девицы защищались от нападения Жмуриком и Шнурком. Сика махнул ножом на девочек, те с визгом отбежали.
  -- Убери нож, паскудник, в тюрьму пойдешь.
  -- Сначала тебя порежу, падла!
   Сика изловчился и пырнул ножом толстожопую в ляжку. Та вскрикнула и отпустила Жмурика, другая увидела кровь и ахнула, Шнурок вырвался. Все трое отбежали к переходам. Раненая девица корчилась от боли.
  -- Мы вас запомнили, гаденыши, все в колонию сядете!
  -- А хо-хо, ни хо-хо! - кричали с другого берега юные бандиты.
  -- Все, игра отменяется, пошли через мост, - сказал Юрка.
   Шпик и Кемель сняли сандалии, засучили штаны, спустились по речке до моста, вышли на дорогу и направились к коннице.
   - - - - - -
   В десять минут седьмого в кабинет первого вошла Наталья Павловна. В приемной дежурил Хохлов, в коридоре шаркали швабрами уборщицы.
  -- Докладывайте, - сказал Соколов.
  -- Квартиру нашли в коммунальном доме, здесь, в центре, на Ленина.
   Завтра начнут косметический ремонт, и через пару дней переселим Шаляпина. А пока перевели его в гостиницу, в номер "Люкс", питаться будет в столовой или по желанию будут носить ему пищу домой, разумеется, бесплатно. Завтра отведут его в больницу, чтобы обследовали все врачи. При необходимости выпишут лекарства или назначат лечение.
  -- А что, готовой квартиры не нашли?
  -- Нет, Иван Николаевич. Есть ведомственные трехкомнатные, но для него, я думаю, это слишком.
  -- Да, да. Ну, а куда будем областную комиссию селить?
  -- В гостевой дом, только надо бы заранее проверить там что и как. Да и Ивановичу рыбы заказать.
  -- Верно мыслишь, секретарь.
   Иван Николаевич достал из сейфа коньяк и конфеты.
  -- Устал я что-то сегодня, Наташа. Будешь?
  -- Нет, спасибо. На работе не буду.
  -- Ну, выпьешь после работы. Вообщем, так. Хохлов пусть дежурит. А мы с тобой поедем проверить гостевой дом, там и заночуем. Своему позвони, скажи, что дежуришь или ..., вообщем, сама решай. Шофера я отпустил, спускайся и садись в мою машину.
   Наталья Павловна покорно опустила глаза и вышла к себе в кабинет. Через пятнадцать минут райкомовская "Волга" выехала из города. А еще через час к башне подъехали два военных грузовика, крытые брезентом. Их встретили военком с заместителем. Из одного грузовика вылезли солдаты. Построились, получили приказ. Половина встала в оцепление, другая половина начала выносить ящики из склада.
   Часов в одиннадцать, когда стемнело, грузовики выехали из Луги. Улицы опустели, тройки дружинников разошлись по домам, Шаляпин не выходил на берег, молодежь тусовалась по окраинам в насиженных местах. В воздухе летал не то чтобы страх, а скорее недоумение и осторожность. Город засыпал в шоке.
   - - - - - - -

Настоящий клад

  
   Около семи часов первый и третий секретари РК КПСС вернулись в город. Соколов отпустил Наталью Павловну домой до обеда, а сам поехал в райком. После восьми он созвонился с военкомом, узнал обстановку. Затем с начальником милиции, приказав ему посадить двух-трех зачинщиков демонстрации. И был готов принять областную комиссию.
   В девять позвонили из обкома и сказали, что комиссия в количестве пяти человек и два шофера выезжает в Лугу.
  -- Значит после обеда будут. - вслух сказал Соколов.
   Он вызвал заведующего общим отделом, дал ему указания вместе с комендантом и тремя женщинами ехать в гостевой домик и подготовить прием.
  -- Решай сам, что и как, не первый год замужем, но чтоб все было по высшему разряду. Пять человек и два шофера, деньги возьмешь в бухгалтерии.
   После обеда весь райком был на стреме. Комиссия приехала в половине второго на двух "волгах". Ее возглавлял второй секретарь обкома Багрицкий Иван Абрамович. С ним были: заместитель начальника областного УВД (управления внутренних дел) подполковник Серов с капитаном, зав. отделом пропаганды обкома и корреспондент областной газеты (женщина). Гостей сразу пригласили в кабинет первого на рюмку чая и перекусить с дороги. Водителей проводили в столовую. После трапезы областные милиционеры и заворг райкома отправились в райотдел милиции, а областной зав. отделом пропаганды и женщина - корреспондент пошли в редакцию и пообщаться с народом. Их сопровождали работники райкома. Багрицкий и Соколов остались вдвоем. Багрицкий сел за стол на место первого, а Соколов сбоку у стола. Молчали, Багрицкий постукивал пальцами по столу.
  -- Бедно живешь, Иван Николаевич, - начал второй секретарь обкома.
   Соколов не ответил, держал паузу, понимая, что суть разговора еще впереди.
  -- Чего молчишь? Я говорю, бедно живешь, первый секретарь.
  -- Что Вы имеете в виду?
  -- Что имею, то и введу! Ха-ха-ха!
   Багрицкий, выпивший три рюмки коньяка, был в хорошем настроении и тешился властью.
  -- Вот, смотри. Кабинет первого секретаря, обстановка в целом хорошая, а не радио, не телевизора, не другого какого технического массовой информации у тебя нет.
  -- Радиоприемник, проигрыватель, два магнитофона есть в парткабинете, а телевидение в нашем районе не работает, Вы знаете.
  -- Знаю, знаю. Дело не в этом. Голова района должен быть в курсе всех событий. Вот ты, к примеру, слушаешь вражьи голоса, "Голос Америки", хотя бы.
  -- А зачем мне это?
  -- А затем, Иван Николаевич, что ты, как бывший военный, должен знать, чтобы бороться с врагом, надо знать его. Поэтому, чтобы быть идеологически подкованным, следует знать, что говорят о нас там, за бугром, и не только из официальных СМИ.
  -- Я в курсе основных событий.
  -- Основных... а не основных? - Багрицкий повысил голос.
  -- К..Каких? - Соколов слегка испугался.
  -- А вот каких... Сегодня в утренних новостях "Голоса Америки" прозвучало, что в городе Луге Энской области России прошел массовый митинг против произвола районной власти. Милиция разогнала митинг, применив оружие. Пятнадцать человек убито, более двадцати ранены и находятся в больнице, десятки покалеченных разбежались по домам. В город введены войска, объявлен комендантский час... Как тебе это?
   Иван Николаевич сидел оцепеневший и бледный. Светлое будущее чернело. Захотелось разом выпить бутылку водки.
  -- Н..не может быть... Вы пошутили?
  -- Какие шутки, Иван Николаевич. Суши сухари!
   Пару минут сидели молча: Соколов, как побитая собака, Багрицкий с торжествующим видом победителя.
  -- Ладно, не тушуйся, товарищ секретарь, - прервал паузу Иван Абрамович, самодовольно усмехаясь, - не тушуйся, своих не сдаем, что-нибудь придумаем, налей-ка еще по рюмашке.
   Выпили, на душе у Соколова потеплело.
   - Звонил первый из санатория, он в курсе, - продолжал Багрицкий, - конечно, пришлось выслушать его нагоняй, ситуация, сам понимаешь, неординарная, не те времена... Потом поговорили по делу. С партийной работой тебе придеться расстаться и с районом тоже. Переведем тебя на другую должность, может даже в областные структуры. Нам решительные и преданные делу партии коммунисты, нужны. Все ясно?
  -- Так точно, товарищ Багрицкий!
  -- С завтрашнего дня в отпуск, с глаз долой от людей. Где у тебя второй?
  -- В отпуске, но он здесь, в районе, дом в деревне строит.
  -- Вызывай на работу.
  -- Ясно. А какое решение комиссии будет?
  -- А какое я скажу, такое и будет. Ха - ха - ха ...
   - - - - - -
   Удивительный народ был в Луге. Напуганные разгоном демонстрации, люди разбежались по домам зализывать раны и с трепетом и страхом ждали окончания драмы. Но расстрелов и репрессий не последовало, поэтому утром город проснулся как обычно. У пивнушек собирались жаждущие похмелиться, пролетарии и служащие подтягивались к рабочим местам, скотину гнали на пастбище. Обсуждения прошедших событий, конечно, еще продолжались, но без особой страсти и возмущения, скорее по привычке поговорить и похаить власть. Так что, когда женщина - корреспондент областной газеты пыталась пообщаться с жителями Луги, люди неохотно шли на контакт и избегали прямых ответов на острые вопросы. Может потому, что сзади корреспондента стояла Наталья Павловна, а может потому, что собеседникам не нужен был лишний геморрой на свою жопу. Да и восприятие демонстрации луговчанами было неоднозначно. Кто-то возмущался, кто-то считал прошедшие события бесполезными: живите - не вякайте, все равно ничего не изменишь. А многие пролетарии и старики вообще говорили, что мало дали: не фиг против власти выступать. К обеду в райотдел милиции привезли Палепу, Чингу и Корня. Их выловили в близлежащей деревне, но допрос с обвинением их, как зачинщиков и провокаторов, не дал результатов. Обвиняемые были до грязи пьяны и орали, что они блатные, а не политические. Им набили морды и кинули в камеру отсыпаться, а вечером выпнули на улицу.
   Старик Шаляпин немало удивился внезапному вниманию к своей персоне, но с удовольствием принял переселение в люксовый номер гостиницы, где ему предоставили сытный ужин и возможность помыться в душе. Он не пошел на вечернюю встречу с молодежью, до темна пиликал на аккордеоне и слушал радио, а потом крепко заснул на чистых казенных простынях. Утром его накормили завтраком и отвезли в больницу на обследование. Племянник великого певца, как ребенок, радовался счастливым переменам в жизни и поэтому без колебаний принял предложение пройти курс стационарного профилактического лечения в отдельной палате районной больницы.
   Днем у входа на стадион "Динамо" и в центре у рынка появилось объявление: "По техническим причинам танцев в среду не будет". То ли на объявление мало кто обращал внимание, то ли по привычке, но часам к девяти и далее из разных мест города на стадион подтягивалась молодежь и подростки. Поняв, что танцев не будет точно, они не расходились, а кучковались в компании, которые располагались на танцплощадке и по всему стадиону. От кинотеатра через центр до стадиона курсировали дружинники, периодически по улицам тарахтел милицейский "Урал". Хома ходил один и появлялся, где хотел.
   Часов в десять на танцплощадке образовалась компания в двадцать-тридцать человек, которая постепенно увеличивалась. Освещена была только сцена. На сцене стояли два стула, на которых располагался Чиркин Виктор с гитарой и папкой для бумаг. Чиркин Виктор родился и вырос в Луге. В школе бацал на гитаре и участвовал в самодеятельности, затем окончил театральное училище в областном городе, отслужил в армии и был принят на работу в областной драматический театр. Это был статный красивый парень лет двадцати пяти. Он был не женат, девки западали на ночь. В театре Виктор был не на последних ролях и имел отдельную комнату в общежитии. Его любила публика, а он любил Лугу и каждое лето приезжал на свою малую родину, где проводил творческие встречи. Сегодня был вечер Есенина. Виктор читал стихи и исполнял песни на стихи поэта.
   На детской площадке за домиком бабы Яги молодые онанисты щупали Нинку. За летним кинотеатром трое парней постарше спаивали Балду, чтобы потом дать ему отсосать. По закуткам в темноте обнимались парочки. Вообщем каждый развлекался как мог. К полуночи стадион и центр города опустели.
   - - - - - - -
   Гостевой дом райкома стоял в сосновом бору на берегу Луги в пятнадцати километрах от города. Место было заповедное: зверя, птицы и рыбы на ближайших озерах и в лесных зарослях - пруд пруди. Заведовал хозяйством лесник Иваныч - мужик-бобыль лет пятидесяти. Когда город засыпал, в заповедной зоне был разгар веселья. Уху и шашлыки съели, пили водку, коньяк и настойки, закусывали салатами из свежих овощей и деликатесами с торговой базы. Пели народные песни. Солировала Наталья Павловна, а несвязный хор подпевал ей. Молодой комендант Леха с женщиной - корреспондентом уехали на лодке любоваться красотами природы и уже полтора часа не возвращались. Военком Огородников напился и спал в гамаке, проспиртованная аура спасала его от комаров. Чуть поодаль у костра сидели водители. По оживленному разговору и размахиванию руками было ясно, что они поддали.
   Багрицкий и Соколов находились в доме на втором этаже в кабинете для официальных приемов. На столе был коньяк, лимонады, легкие закуски. На диване рядом с Багрицким сидела райкомовская машинистка Люба, которую областной начальник бесцеремонно тискал. Соколов сидел напротив в кресле.
  -- По большому счету я тебя поддерживаю, Николаевич, ты поступил правильно, с толпой иначе нельзя. Но как я уже говорил, времена другие... А что там за москвич должен приехать?
  -- Да я думаю теперь этот факт не имеет смысла. Склад найден, вряд ли он выдаст себя, даже если появится.
  -- Вот тут ты не прав, Николаевич, этот факт имеет большой смысл, даже больше, чем находка склада. А вдруг он иностранный резидент? И мы его ловим и разоблачаем. А?... Секешь, какая слава?
   Соколов давно все сек, но увы, теперь эта слава проходила мимо него. Багрицкий угадал его мысли.
  -- В списке отличившихся, разумеется, будет твоя фамилия. Мы же одна команда, верно? - добавил Багрицкий, прижимая к себе пухленькую Любу, и захохотал..., - давай-ка выпьем, Иван Николаевич, за команду, за нас, за коммунистов!
   Соколов налил и они выпили стоя.
  -- Найди верного человека, который займется делом москвича. В вашем городе его легко вычислить, а связь пусть держит со мной.
  -- Такой человек есть, он здесь, это начальник милиции Тузов, ему поручено.
  -- Хорошо, завтра поговорю с ним.
   С наступлением рассвета райкомовские работники, кроме Соколова, коменданта и машинистки Любы, разъехались. Гости заснули, Тузов растолкал Огородникова, они жахнули водочки и тоже заснули. Иваныч пошел готовить баню...
   - - - - - - -
   Юрка проснулся после восьми. Мать ушла в центр по делам, бабка Фая вязала во дворе веники и что-то напевала под нос. Шпик подкрался сзади и гавкнул.
  -- Тьфу, лешов паразит... Вот как дам веником, так срать смешаешься.
  -- Ха - ха - ха, а я уже был в уборной, покакал... ха - ха ха. Бабуль, а что такое "срать смешаешься?"
  -- Уйди, смола, не прилипай!
  -- Нет, мне правда интересно, скажи бабуль. Нас и в школе спрашивают про разные народные поговорки.
   Юрка любил на досуге послушать бабушку, она много знала о прошедшей жизни и могла все объяснить своими словами.
  -- Точно не скажу, врать не буду, давно так говорят. Но сама так мерекую, откудова это пошло. Был у нас до революции в деревне мужичонка один, пожрать больно охочь, а пуще того любил в уборной посидеть. Бывало часа по два не выходил из уборной. А ежели пьяный, так еще и песни поет, да и уснет на дыре. Мне, говорил, лучше посрать, чем с бабой валандаться. Вот один раз ребятишки подсмотрели как он в уборную зашел, подкрались, дверь доской приперли и давай палками стучать. Он орать, материться, дверь выломал, выскочил как ошпаренный. Гады, кричит, убью. Я из-за вас срать смешался, все удовольствие нарушили. А таких серунов любителей по России скоко. Вот, наверно, и стали говорить, когда человеку плохо или пугается чего-нибудь, мол "срать смешался". Вот так, внучок, а ты че нонче больно ласков? Хитришь аль че?
  -- Да не, бабуль, так из любопытства. Расскажи еще чего- нибудь.
  -- А че?
  -- Ну там шутки-прибаутки.
  -- Ладно, слушай. Загану загадку - станешь ли гадать, обсеру мутовку - станешь ли лизать?
  -- Ха - ха - ха!
  -- Тит, пойдем молотить. Брюхо болит. Тит, пойдем кашу ись. А где моя большая ложка?
  -- Ха - ха - ха...
  -- Ой, как зябко! А ты позови козлят, они тебе набздят. Будет вонько, зато тепло.
  -- Ха - ха - ха!
  -- Было у Марфы три сына и все на "М". Митрий, Миколай, Миконор...
  -- Ха - ха - ха!
  -- Бабуль, как раньше жили такие, как я, ребята здесь, в Луге, в какие игры играли.
  -- Да я в Лугу-то уж бабой замужней переехала, а маленькой-то в деревне жила. Игры-то разные, вместе все, компаниями, и девки , и парни.
  -- Богатые и бедные вместе?
  -- Конечно, вместе. Да и какие богачи в деревне, так, зажиточные были. Все на земле работали. Вот в городе по-другому. Богатые ребятишки отдельно собирались. К примеру, Сережка Разумовский у нас тут, где ихние склады были с купеческими парнишками в казаков разбойников и этих... индейцов играли. Шалаши строили, на башню залезали в простынях по вечерам, девок пугали.
  -- Какую башню?
  -- А тут за магазинами, на берегу Ивки. Сейчас только низ остался, а раньше еще верх деревянный был. С этой башни сторож по ночам склады и лавки Разумовского охранял.
   Юрка открыл рот и чуть не подпрыгнул на месте.
  -- Баб, я к Женьке! - крикнул Шпик и стрелой вылетел из калитки.
  -- Ну, чумовой, - напутствовала его бабка Фая.
   - - - - - - -
   В центре Луги напротив рынка у молочного магазина красовался стенд размером метр на семьдесят. Он был приколочен к двум столбушкам и представлял из себя раму, закрывающуюся на замок стеклянными дверками. Назывался стенд "На чистую воду". Раз в неделю по вторникам здесь появлялись новости о пьяницах, прогульщиках, дебоширах и прочих антиобщественных элементах города и района. Новости сопровождались карикатурами. А иногда и фотографиями. Авторами еженедельного выпуска были работники редакции районной газеты и инструктор отдела пропаганды райкома партии Блатов Алексей Арьевич. Луговчане любили стенд. В новостях указывались фамилии и адреса героев, так что был повод посудачить и посплетничать. Обычно люди подходили, читали, смеялись, удивлялись, крякали и уходили сплетничать. Сегодня граждане стояли у стенда больше обычного и не расходились, а кучковались по сторонам. Во внеочередном номере сатирического бюллетеня были выставлены фотографии событий прошедшей демонстрации. Можно было полюбоваться на первого секретаря райкома с пистолетом в руках, орущих в панике людей, милиционеров, пинающих лежащие на земле тела, смеющихся на заборе ребятишек и другие фотоэтюды с места событий.
   Когда Витька подошел к стенду, народу вокруг собралось уже человек сорок. В воздухе летал ропот недовольства и раздражения. Колбасник начал разглядывать фотографии и, через несколько секунд, у него отвисла челюсть. Слева вверху он увидел снимок смеющихся на заборе пацанов: троицу друзей, Жмурика и Шнурка. А Витька еще показывал пальцем. Плевать, что их увидит весь город. Но главное, что они в компании со Жмуриком и Шнурком, еще подумают, что друзья.
  -- Надо срочно убрать фотографию, - решил Колбасник.
   Но как? Вместо крохотного замка-щелкунчика, который легко открывается ногтем, висел новый добротный замок. Витька задумался. А между тем народ начинал роптать громче.
  -- Вишь чего вытворяли. А еще говорят "слуги народа".
  -- Да им на народ-то наплевать. Вон смотри какая рожа с пистолетом. А еще секретарь райкома, застрелит и не поморщится.
  -- Говорят, его снимут.
  -- Да ладно врать-то.
  -- Точно, комиссия из области приехала, всех накажут.
  -- Накажут-перенакажут. Держи карман шире. Там свои да наши, рука руку моет. Если кого и снимут, то дадут другую работу, лучше прежней.
  -- Это верно. Они вчера вечером на пяти машинах уехали пьянствовать на райкомовскую дачу, еще не вернулись.
   В бесшабашную голову Колбасника пришла всего одна мысль. Он взял камень и, воспользовавшись секундой, когда у стенда никого не было, разбил стекло, сорвал фотографию и пустился наутек.
  -- Держи его!
   Куда там, это же Колбасник. Публика собралась было продолжить критику начальства, но в это время завыла сирена и из-за угла выскочил милицейский "Урал", за рулем был сержант, в коляске сидел Хома. Мотоцикл остановился у рынка, Виктор Егорович встал во весь рост с матюгальником в руках. Он громко объявил:
  -- Граждане, прошу немедленно разойтись. К тем, кто не подчинится, будут применены меры административного и уголовного наказания как к нарушителям общественного порядка.
   Нарушителем быть никто не захотел и собравшиеся вмиг рассеялись. Осталась небольшая группа алкашей, жаждущих похмелиться, им было пофиг. Хомичев подошел к ним.
  -- А вы что, мужики, в КПЗ захотели?
  -- Да мы вне политики, Егорыч, нам похмелиться бы, трубы горят.
  -- А кто стенд разбил?
  -- Это Витька Колбасник.
  -- Вас послушаешь, так Колбасник, получается, главный бандит в городе.
  -- Ей богу Колбасник, Егорыч.
  -- Ладно. Ну-ка уберите это и место заровняйте, чтобы духу не было.
   Алкаши все поняли и через пятнадцать минут стенд был сорван и помещен в коляску "Урала", столбушки вытащены и отнесены на помойку. Ямы затоптали и место заровняли. Хома дал им трешку, радости алкашей не было предела.
   С фотографией за пазухой Витька примчался к Бобровым, потом к Жучковым. Шпика и Кемеля не было.
  -- Они по ягоды ушли, - сказала Женькина бабушка.
  -- Тоже мне ягодники, - буркнул Колбасник и пошел на базар.
   - - - - - - -
   Юрка ворвался во двор Жучковых и крикнул Женьку. Заспанный Кемель медленно спустился с крыльца.
  -- Пойдем в огород, срочно!
  -- Да что ты Юр, как бешеный.
  -- Дело есть.
   Они углубились в конец огорода, сели под яблоней и Юрка вполголоса рассказал Женьке услышанное от бабушки.
  -- Ну и чего? - зевнул Кемель
  -- Ты не проснулся или совсем дурак, - зашипел Юрка, - это же та башня, где находится "потайная комната" Разумовского, а значит и сундук там, то есть настоящий клад. Понял?
  -- Вот это да! - Женька выпучил глаза.
  -- Надо срочно обшаривать башню на Ивке, пока кто-нибудь другой не догадался, - на одном дыхании продолжал Юрка, - пойдем прямо сейчас, скажем, что за земляникой. Заодно оденемся как в лес, там у башни крапива выше головы.
  -- А Витя?
  -- Пока клад не найдем, Колбаснику ничего говорить не будем, - твердо сказал Юрка.
   Ребята быстро собрались. Юрка взял фонарик, маленький топорик на всякий случай, и они пошли через конницу в сторону леса. У моста юные разведчики быстро спустились к речке и растворились в зарослях возвышенного берега. Пробиваясь через джунгли кустарника и крапивы, они добрались до останков старой башни. Место было безлюдное и заброшенное, но ребята разговаривали тихо, почти шепотом.
  -- Давай сначала обследуем башню снаружи, а потом попробуем попасть внутрь, - сказал Шпик.
   Они пошли в противоположные стороны вокруг башни, обследуя старые кирпичные стены и приминая крапиву. Юрка прошел одну стену, вторую, завернул за угол третьей стены квадратной башни. Женьки не было не видно, не слышно.
  -- Что он, сквозь землю провалился, - подумал Юрка и оказался прав.
  -- У-у-у...а-а-а! - донеслось впереди из глубины.
   Юрка двинулся на звук, не глядя вниз.
  -- У-у-р-а-аа! - послышалось громче.
   Вдруг земля ушла из-под ног и Шпик полетел в преисподнюю.
  -- Ай, больно!... Ты чего прямо на меня прыгаешь?
   Ребята сидели на дне ямы среди сырости и запаха гнили.
  -- Я не прыгнул, а полетел. Давай осмотримся, где мы.
   Юрка достал фонарик, при его свете и дневном свете из дыры кладоискатели увидели, что они находятся в яме глубиной около двух метров. По краям торчали остатки сгнивших бревен, сверху болтались ржавые петли (очевидно на них крепился люк). Одна из стен ямы была кирпичной с железной дверью.
  -- Вход!
   Замка на двери не было и с помощью топорика Юрка сдвинул засов. Со скрежетом открыли дверь и шагнули внутрь, светя фонариком. Сделав несколько шагов, Юрка стукнулся ногой о что-то твердое. В свете луча ребята увидели железный ящик, похожий на сундук.
  -- Вот он!
   Ящик был с двумя ручками без замка с обычными защелками. Хотя мальчишки были готовы к находке клада, их все-таки охватил мандраж.
  -- Я б-боюсь..., - прошептал Женька.
  -- Чего? - также шепотом ответил Юрка.
  -- А вдруг он взорвется.
  -- Значит погибнем как пионеры герои, - глупо пошутил Шпик и, собравшись с духом, открыл крышку. Взрыва не последовало и Юрка дрожащими руками стал изучать содержимое клада. Женька светил. Юрка развернул брезентовый рулон, там были картины. Большую часть ящика занимала серебряная посуда: вилки, ложки, различного размера и формы тарелки, вазы, кубки. В холщовых мешочках находились золотые монеты, часы, кольца, перстни, бусы и другие украшения. Рассмотрев ценности, ребята уложили все как было и защелкнули крышку.
  -- Фуу!... Пойдем на воздух.
   Они вышли из мрачной комнаты.
  -- Надо как-то выбираться и думать, что делать с кладом.
   Юрка залез на Женьку и попробовал выбраться, но Кемель стоял на карачках и не мог подняться. Поменялись местами, Юрка поднял Женьку, тот вылез.
  -- Выруби ствол с сучками, я по нему вылезу, - сказал Юрка и выкинул Женьке топорик.
   Минут через двадцать он тоже был наверху. Юные разведчики быстро замаскировали ветками и крапивой провал в земле и проторенной тропкой вышли к мосту. Обмылись и почистились у речки и сели отдохнуть в траве.
  -- Что делать будем, Жэка? - спросил Юрка.
  -- Не знаю. Мне кажется, надо перепрятать клад.
  -- Верно мыслишь, юный разведчик. И чем быстрей, тем лучше. Чувствую я, что эту башню скоро вычислят. Сегодня же ночью перенесем сундук в логово Колбасника, а дальше видно будет.
   - - - - - - -
   После работы Максим Лебедев пришел домой, наскоро поужинал. Ушел к себе в комнату и лег на диван. Сначала он лег почитать, но мысли не хотели отключаться от прошедших событий. Требовалось поразмыслить. Рабочий день тянулся долго и напряженно. Зуйков был хмурый, говорили только о работе. Набоков появился после обеда, поздоровался и скрылся у себя в кабинете. Каждый думал о своем. А Макса точила главная мысль: если письмо достоверное, то не может быть главная башня города местом для игр детей, пусть даже богатого сословия. А значит это не та башня. Но какая тогда? Больше в городе нет дореволюционных башен. А почему нет? Это сейчас нет. Может эта башня была раньше, а потом разрушилась. Максим сходил на кухню, выпил крепкого чая, просмотрел местную газету и опять вернулся на диван. "Башня была, башня разрушена", - вертелось в голове. Макс посмотрел в окно, мать поливала грядки, он спустился к ней.
  -- Мам, а что у нас в музее есть по Разумовским?
  -- Предметы дворянского быта: кое-что из мебели, большие настенные часы, фарфоровые вазы, небольшие скульптуры, пара картин и так по мелочам - рюмки, чашки.
  -- А в архиве?
  -- Несколько картин, иконы, книги, два альбома с фотографиями, еще, наверное, что-нибудь. Я не помню, смотреть надо. Но золота, дорогой мой кладоискатель, у нас нет.
  -- Да ладно. Я так, для общего развития, посмотреть-то можно.
  -- Ну не сейчас же, приходи завтра, смотри сколько хочешь.
   Володька Зуйков тоже приехал после работы сразу домой. Полил огород, собрал огурцы и клубнику. Долго сидел на лавочке, щелкал семечки, с женой разговаривал мало. Он не любил неприятности и старался быстро их ликвидировать и забыть. Но теперь было другое: его обосрали с конца до головы. Он не знал что делать и принял самое мудрое решение - ждать. Ждать и уповать на судьбу и тестя. Часов в девять Володька спустился в подвал, прямо там выпил стакан водки и пошел спать.
   После пяти в райкоме оставались одни уборщицы, а Набоков все еще сидел в кабинете. Как же он так пролетел? Почему не вернулся на крыльцо? Испугался, инстинкт самосохранения? Соколов это не забудет, карьера подмочена. А вдруг слух о том, что его переведут на другую работу подтвердится? Тогда... Ждать и работать, ждать и работать.
   - - - - - -
   Когда Кемель и Шпик приближались к коннице, там, как обычно, было оживление. Концерт давал младший сын Мити Лушенского Мишка - сопляк лет пяти. Митя Лушенский, будучи холостым, отправился на фронт с первым призывом в сорок первом, но очень скоро вернулся домой без ноги и без наград. Сначала жил с матерью, пил с горя, потом, когда она умерла, продал дом, деньги пропил и бомжевал. Его подобрала Катька Собитова - баба разбитная, но деловая. Она работала на нефтебазе, трахалась лет до тридцати, но поняла, что пора замуж. Митя обрадовался доступному сексу, и они начали плодиться. Когда детей стало трое, Катька, как жена инвалида Великой Отечественной, пробила просторные аппартаменты в коммунальной двухэтажке заречной части города около моста через Ивку. После четвертого дитя Митя вдруг снова начал пить, причем крепко и через полгода дошел до ручки: ему хватало кружки пива, чтобы с похмелья быть в умат пьяным. Катька загуляла, родила пятого неизвестно от кого. К настоящему времени старшему Кузьме было семнадцать лет, младшему пять, все мальчишки. Кузя сидел в колонии для несовершеннолетних, остальные росли сами по себе. Мишка развлекал публику тем, что пел блатные частушки, скакал козликом и матерился почем зря. Ему давали глотнуть пива, кое-что из закуски, а иногда и денежку.
   Мишка подскочил к сидевшему у забора Колбаснику и запел:
  -- Витька - титька, россосок,
   Жарена купуста,
   Съела мышку без хвоста
   И сказала: "Вкусно!"
  -- Уйди, сопля! - кинул в него земляным камушком Витька.
  -- Ты че маленьких обижаешь? - прикололся Юрка, - пошли с нами.
   Троица друзей отправилась к реке искупаться, а по дороге Шпик и Кемель рассказали Колбаснику о находке клада и взяли с него клятву о молчании. Витька божился всеми святыми, каких он знал и извинялся, что проболтался "сраному комсомольцу". Женька и Юрка тоже поклялись, что пока про клад "никому не слова".
   Операция по транспортировке клада из башни в землянку Колбасника прошла успешно. Женька ночевал у Юрки, их мамы были уверены, что все приключения по поиску клада завершены, поэтому слежки за пацанами не было. После полуночи юные разведчики выбрались огородами из дома, зашли за Колбасником, окольными путями вышли к мосту через Ивку, а затем пробрались к башне. Витька и Юрка спустились в яму, кряхтя и чертыхаясь вытащили сундук из комнаты. Колбасник достал из-за пазухи вожжи, пропустил их через ручки сундука, они выбрались наверх и все трое подняли сундук. Маскировать яму не стали и, периодически отдыхая, перекантовали сундук в логово Витьки. Когда ребята возвращались домой, начал накрапывать дождь, который разошелся к утру и потом зарядил на весь день. Это было хорошо, потому что, как известно, дождь смывает все следы.
   - - - - -
   Макс чуть не проспал на работу, шум дождя за окном способствовал сну. Его растолкала мать перед уходом на работу. Максим наскоро собрался и, не позавтракав, помчался в райком. Он отметился у секретарши и ушел в музей работать в архиве. Иконы Макса не интересовали, он просмотрел картины с местными пейзажами, но ничего подходящего не увидел. Удача пришла неожиданно быстро. Максим окинул взглядом две стопки пыльных книг и решил сначала посмотреть фотоальбомы. Он открыл толстую обложку альбома и на самой первой странице увидел большую пожелтевшую фотографию торговой площади старой Луги. На переднем плане были запечатлены торговые ряды с продавцами и мирским людом. За ними справа стояло двухэтажное здание конторы Разумовского, которое сгорело в гражданскую войну. А слева был длинный магазин с вывесками. Между конторой и магазином виднелись складские крыши, над которыми возвышалась темная башня с куполообразной крышей. Макс был готов к открытию, но все же вскрикнул:
  -- Вот она!
   Кровь прилила к голове, дрожащей рукой он вырвал страницу альбома и спрятал ее под рубашкой. Теперь надо успокоиться и объяснить свой быстрый уход. Он сделал паузу, потом вышел в зал и крикнул матери:
  -- Мам, закрой, мне на работу надо, потом зайду.
   На счастье Максима в кабинете Зуйков был один, третий секретарь Людмила ушла в школу. Макс положил на стол перед хмурым Володькой фотографию.
  -- Ну.
  -- Баранки гну! Вот она - башня.
   Володька впился в фото.
  -- А как же та?... А склад?...
  -- Нам нужен не склад, а клад. Это случайное совпадение. Вот нужная нам башня, именно под ней находится сундук. Ну ты сам подумай, Вова, кто позволит пацанам устраивать под зданием городской управы потайные комнаты для игр?... А?...
  -- Так чего же мы ждем?
  -- Тихо, не суетись, хватит шума. Действовать теперь будем предельно осторожно. Пойдем после работы, все равно на улице дождь.
   Соблюдая конспирацию, Зуйков и Лебедев после работы разошлись по домам. Через час они встретились у магазина на коннице. Володька был с небольшим рюкзаком, в котором лежали ножовка по железу, монтажка, молоток и фонарик. Они купили в магазине трехлитровую банку и селедку, заполнили банку в пивнушке пивом и отправились в проулок как будто пить пиво на Ивке. Дойдя до первого склада, комсомольские работники оглянулись, быстро повернули за угол и скрылись в зарослях.
  -- Она? - спросил Володька, когда они пробрались к кирпичному основанию башни.
  -- Она, без сомнения, - ответил Макс.
  -- Давай пивка глотнем.
  -- Давай.
  -- Что-то мне не нравится примятая крапива у башни.
  -- Да ладно, пацаны в войнушку играли.
  -- Дай бог, чтобы так.
   Но бог не дал. Когда комсомольцы начали обследовать башню, Макс чуть не провалился в яму, вовремя заметил.
  -- Видно ты не один такой умный, - сказал Володька, рассматривая провал в земле вместе с Максом.
  -- Да-а... Это еще ничего не значит, может дождем размыло.
  -- Может...
  -- Ладно, не ссы, во всяком случае надо слазить туда, пойдем поищем доску или сук какой-нибудь.
   Доску нашли, спустились в яму и увидели полуоткрытую дверь в стене.
  -- Это еще ничего не значит, - снова пробормотал Макс, взял у Володьки фонарик и они минут двадцать усердно исследовали маленькую комнатушку, даже стены простукивали монтажкой и молотком. Ничего. Все, аут.
  -- Кто нас мог опередить? - сам себя спросил Максим Лебедев.
  -- Я же говорил, что ты не один такой умный.
  -- Хватит язвить, Вова. Давай думать... Пацаны не могли. Эту башню мог вычислить только тот, кто подробно знал текст письма и историю города. То есть наши, райкомовские или обкомовские... Во всяком случае пошло от них. Ты как думаешь?
  -- Я не думаю, Макс, я пива хочу. Давай выбираться наверх.
   Они вышли из комнаты и обнаружили, что доски нет. Подняли головы и увидели самодовольное лицо Нормы.
  -- Привет, Вова, здравствуй, Максим. А мы-то думаем, чего это ребята пиво с рюкзаком пить пошли, может геологические исследования проводить. А?... А может клад искать? А?
  -- Давай доску, Тимофеевич, неча выпендриваться.
  -- Да я, Вова, не выпендриваюсь, я размышляю, может похоронить вас, как в старой сказке сказано, а клад себе взять. А может помиловать и поделиться. А?
  -- Да возьми весь клад, нам ничего не надо, - раздраженно крикнул Макс, - доску давай и забирай все!
  -- Да ну! Это вы такие щедрые? Давайте вылезайте, здесь побазарим.
   Когда Зуйков и Лебедев вылезли из ямы, они увидели стоящего в позе победителя Норму и за его спиной Палепу и Чингу.
  -- Ничего там нет, Тимофеич, - сказал Володька, - нас кто-то опередил.
  -- Что?!...Кто?! - неподдельно удивился Норма.
  -- Думаю, кто-то из наших, райкомовских, - добавил Макс.
   Норма махнул Чинге.
  -- Быстро вниз, все изучить. Фонарик ему дайте или чем вы там светили.
   Максим отдал фонарик Чинге, тот спустился в яму.
  -- Пиво отдайте.
  -- Поздно, Вова, мои жадные соколы выпили сей благородный напиток.
  -- Шакалы они, а не соколы, - сказал Максим, отряхиваясь от прилипшей грязи.
  -- А ведь я могу спустить этих шакалов на вас.
  -- Вы что нас пугаете, Исаак Тимофеевич?
  -- Пугать вас? Да что вы, ребята, вы же клятву юного пионера давали, вас "не задушишь, не убьешь". Я предупреждаю, а уж они пусть сами решают, но за "шакалов" отвечать надо. Верно, Палепушка?
   Палепа самодовольно улыбнулся и сплюнул.
  -- Ответим, - вызывающе сказал Володька.
   Он весь кипел изнутри. Клада нет, да еще и пиво эти сволочи выпили.
  -- Не кипятись, Вова, всему свое время. Вот и Чинга вылезает.
   Чинга выбрался из ямы, подошел к Норме и что-то пошептал на ухо. Норма скривил губы в улыбке.
  -- Ну вот, ребятки, вы мне больше не нужны. Я знаю, где клад. Что вы думаете, Чинга глупый уголовник? Нет. Полное его погоняло Чингачгук, он с детства читал книжки про разных там следопытов и детективов. Он даже запахи, как пограничник Карацупа, чувствует. Впрочем, заболтался я, пойду, разбирайтесь тут сами.
   Норма исчез в зарослях.
  -- Ну что, комса, базлать будем насчет "шакалов"?
  -- Будем, - сказал Володька и первый нанес удар ногой под яйца Чинге.
   Чинга согнулся, Володька хотел добавить ему кулаком по шее, но Палепа так дал Зуйкову в лоб, что тот отлетел метра на три в кусты. Макс выхватил из-за пояса монтажку.
  -- Ну че, падлы, поехали!
  -- Тихо, тихо... Ша, Максик, расходимся.
   Уголовники боязливо ретировались.
   - - - - - - - -
   Юрка проснулся около десяти, Женька мирно посапывал.
  -- Вставай!... Вставай, говорю!
  -- Ну че?...- отстань, дождик... дай поспать... ххх...
   Шпик сидел на сарае и думал. А ведь это все бабка Фая. Если бы не она... А, наверное, клад уже ищут, хрен им. Она хорошая, моя бабушка. Может ей подарок купить? Догадаются, откуда деньги. Подкинуть золотую монету? Нет, поймут... А ведь Колбасник может из-за денег... Нет, он же клялся.
  -- Жека, вставай! Пошли к Колбаснику.
   Дома Витьки не было, на коннице тоже. В землянке, гаденыш. Юрка не ошибся. Как Кощей над златом, Колбасник перебирал ценности сундука, никого вокруг не замечая.
  -- Руки в гору, - крикнул Шпик.
   Витька упал, уронив вазочку.
  -- Ха - ха - ха, - заржали Юрка и Женька, обоссался, ха-ха-ха...
  -- Я никому это не отдам, - заговорил Витька, обдувая поднятую вазочку, - это же... это наш клад.
  -- Смотри, Жек, у него золотая лихорадка.
   На улице нудно лил дождь, а в землянке Колбасника было сухо, но тесно. Дождь был летний и теплый, поэтому не мешал ребятам спокойно идти по лужам.
  -- Витек, ты же клялся - ни кому.
  -- А я че, просто вещи красивые...
  -- Я вам говорю, что надо замереть, ни-ни. Клад кто-то еще ищет, я уверен. А мы первые на подозрении. Мы ничего не знаем. Месяц минимум ни гу-гу. И не ходи пока в землянку, Витек. Мне кажется, за нами следят.
  -- Кто?
  -- Я Жмурика видел на хвосте, но быстро ушел.
  -- Я ему устрою хвоста, - загадочно сказал Витька.
   Ребята разошлись: Женька и Юрка по домам, а Колбасник на конницу.
   Большинство пьяни ховались от дождя в пивнушке и под навесами крыш, Митя Лушенский мирно спал под забором, дождь разбавлял недопитое в кружке пиво. Витька обшнырял все на коннице и не ошибся: за углом у парикмахерской под крышей играли в трясучку Жмурик и Шнурок.
  -- Привет, шпана.
  -- Привет, сам шпана.
  -- А че вы в наш район зачастили?
  -- А ни че! Ты не лезь на рожон, Колбаса.
  -- Да я так. Тебя, Леха, - обратился Колбасник к Жмурику, - братуха видеть хочет.
  -- А где он?
  -- Сейчас ховается, после этих разборок. Замести могут ни за что. Подходи к дому минут через десять, я провожу.
   Витька рассчитал все точно, Жмурик и Шнурок подошли вовремя. Колбасник и Шнурок остались во дворе, а Жмурик пошел вдоль дома сзади на встречу с Каблаком.
  -- А-а-а!... Убью...у...у!
   Витька пнул под жопу Шнурка и в две секунды очутился на крыше кладовки. Из-за дома по пояс в говне выскочил Жмурик, он провалился в выгребную яму общественного туалета.
  -- Я убью тебя, Колбаса-а!
  -- Не лезь в чужой район, сейчас собак спустим! Мамка, тут бандиты! Ха-ха-ха!
   Жмурик сделал попытку взобраться на кладовку, но получил от Колбасника ногой в лоб.
  -- Бей их! Ха-ха-ха. Люди, гоните бандитов!
   Витька весело выплясывал на крыше кладовки, как на сцене. Жмурик нашел камень и кинул в Колбасника, тот увернулся.
  -- Мазила-тормозила, - комментировал Витька, - люди добрые, уберите говнястика со двора!
   На крыльце появилась Изольда Генриховна с голиком в руках.
  -- Фот я вам! - направилась к мальчишкам тетя Изя, размахивая веником.
   Шнурок кинулся на улицу, а Жмурик с испуга в противоположную сторону. Из-за сарая выскочила Жучка Зарецких и с визгом бросилась на Жмурика, но зловонный запах отпугнул ее, и собачонка, продолжая надрываться, бегала метрах в двух от вонючего незваного гостя. Лежащий под навесом старый пес Буран тоже внес свою лепту в охрану двора: он лениво сказал: "Гав!". Начинался кипиж.
  -- Ату его, Жучка, взять! - орал Колбасник.
  -- Опять этот Колбасник, - крикнул кто-то из окна.
  -- Да еще шпану привел с собой, - поддержал другой голос.
  -- Фот я вас, паразиты! - ворчала тетя Изя, не зная кого первого ударить - Колбасника или Жмурика.
   Колбасник был высоко, и она двинулась на Леху. Как затравленный кот, Жмурик бросился напролом к воротам и получил по хребту черенком голика.
  -- А-а-а, суки!
  -- Ха-ха-ха! - веселился Витька.
   Жмурик шлепал говном по дороге, чуть поодаль шел Шнурок, затыкая нос.
  -- Лех, от тебя воняет, пошли на Ивку отмываться.
   - - - - - - -
   То, что говорил Чинга Норме комсомольские работники узнали вскоре после ухода уголовников. Володька остался на стреме, а Макс еще раз спустился в яму. Через пятнадцать минут он поднялся и все стало ясно.
  -- Детские следы, вот что мы не заметили, - сказал Макс, - надо установить слежку за пацанами.
   А Норма решил действовать иначе: быстро и решительно. В субботу утром у него дома собралась троица верных псов и Каблак. Выпили бутылку водки. Норма строго и коротко раздал указания.
  -- Корень, идешь на полянку и готовишь место, чтобы ни одной души там не было, через час я приду к тебе. Работаем со старшим из пацанов, как его?
  -- Юрка.
  -- Да. Он самый умный. Палепа и Чинга, хитростью, силой, как хотите, но , чтобы до обеда он был на полянке. Привлекайте Жмурика, Шнурка.
  -- Они поругались, - сказал Каблак.
  -- Находите других, все ясно?
  -- Ясно.
  -- Теперь ты, Каблак. Нейтрализуешь своего брата, Колбасника, он такой же бесшабашный и глупый, как все Зарецкие, все дело испортит. Напои, усыпи, запри, да хоть убей...
   Каблак выпучил глаза.
  -- Да шучу я, Вова. Я же сказал - нейтрализуй. Можешь быть с ним все время, но чтобы я его до завтрашнего дня не видел. Всем все ясно? Расходимся, работаем.
   Норма дал каждому по червонцу и подопечные исчезли, как и появились.
   Юрка проснулся рано в хорошем настроении. Вспоминая вчерашний рассказ Колбасника про Жмурика, он мысленно смеялся и вслух хмыкал. Все отлично, клад найден, враги наказаны. Главное - затаиться и думать, что делать с ценностями. Надо отвлечься. Юрка решил заняться хозяйством, мужскими делами. Старший Бобров постоянно пьянствовал и ему было все по фиг. Софья Васильевна поддерживала хозяйство как могла, но все это было ненадежно, по-бабьи. Двор и огород были чистыми, бабка Фая следила за этим, но старые доски, чурбаки и бревнышки валялись по углам. Юрка перепилил и расколол старье на дрова, заменил несколько досок в заборе, подтянул петли на расхлябанных дверях кладовки, сарая и предбанника. Затем он занялся сельхозинвентарем: укрепил черенки на лопатах, вилах и граблях, наточил мотыги, лопаты и топор. На все это у юного мастера ушло более двух часов. Довольный собой, Юрка съел малосольный огурец с хлебом, выпил кружку кваса и хотел заняться любимым делом: профилактикой велосипеда. Но тут, как назло, непонятно откуда, появился опохмеленный Николай Николаевич.
  -- Юрок, сынок, ... чувствуется моя кровь. Хозяин, все в руках горит, я такой же... был. Дай лапу пожму, сынок...
   Юрка хотел огрызнуться, сказать что-нибудь дерзкое, но настроение было хорошее и он, криво улыбнувшись, сказал:
  -- Да, ладно, пап, иди спать.
  -- Сынок, да я же.. Ммм... Я для вас..., - замычал, не ожидавший доброго ответа от сына, Николай Николаевич.
   Юрка выскочил за калитку и хотел идти к Женьке.
  -- Юронька, подь сюды, - услышал он голос бабушки, сидевшей на скамейке у дома.
  -- Че?
  -- На, внучок, пензия вчерась была, - бабка Фая протянула Шпику трешку.
  -- Опа! Бабуль, а ты маме не говори.
  -- А че?
  -- Да она опять скажет, чтобы я с Танькой поделился, ты же ей меньше даешь.
  -- Я бы ей совсем вертихвостке не давала, да внучка, прости меня господи, ...Ты это тоже матери не говори.
  -- Ладно, бабуль, я побежал.
  -- Иди с богом... Больно правильная мать-то ваша.
   Женьки дома не оказалось. Бабушка пояснила, что вчера у нее была пенсия и Женюшка с мамой уехали в Бурень (соседний город) за обновками.
  -- Тьфу на вас всех, - сказал Юрка и пошел на Конницу. Колбасника, которого он рассчитывал встретить, там не оказалось.
  -- Окопались, гады, - настроение падало.
   Подошел Сика.
  -- Привет.
  -- И вам не хворать.
  -- Пива хочешь?
  -- Зубы болят.
  -- Хочешь посмотреть на Шнурка пьяного?
  -- А че?
  -- Пережрал, траву ест и орет: "Я корова!!" Ха - ха - ха. Мы успокаиваем, куда там, сладу нет. Лишь бы на улицу не вырвался.
   Юрке было скучно.
  -- А где он?
  -- Вон тут, в проулке.
  -- Пойдем посмотрим.
   Едва Шпик зашел в проулок, как его схватил за шкирку Палепа.
  -- Вякнешь, убью!
   Дурак ты, Палепа, это же юный разведчик Юрка, он резко присел, ворот рубашки треснул, а Юрка рванул прочь. Но тут же полетел от подножки, проходящего мимо Нормы.
  -- Ты че, пацан?...А вы, козлы, работать не умеете.
   Сика и Чинга схватили Юрку и уволокли в проулок.
   - - - - - -
   Колбасника с утра колбасило. Они вчера вечером выкурили с Юркой папиросу на двоих. Шпик ушел, а Витька засандалил еще одну и лег спать в сарае. Утром башка трещала. Витька встал, попил воды из колодца и выблевался. Спать не хотелось и он пошел на базар.
  -- Витька, ты че хмурый, как с похмелья, - спросил, подошедший к Колбаснику Балда.
  -- Сам ты с похмелья, просто не выспался и голова болит.
  -- Я сейчас, - Балда исчез и через пару секунд появился с кружкой пива.
  -- На, может легче будет.
  -- Да ну.
  -- Пей, пей, я тебе говорю, полегчает.
   Витька сделал несколько глотков, пиво встало внутри, но потом начало расходиться теплом. Головная боль притуплялась.
  -- Дай-ка еще.
  -- Я же говорил, полегчает. На.
   Витька выпил кружку до половины, остальное Балда. Стало хорошо и они начали болтать о всякой ерунде.
  -- Здорово, братуха! - как из жопы выпал Каблак.
  -- Привет.
  -- Собирайся, поехали в деревню.
  -- За каким хреном?
  -- К матке моей, крышу уделать.
  -- Я упаду с крыши.
  -- Да там невысоко, на бане. Я сам полезу, ты помогать будешь. И забор еще починим.
  -- Поллитра.
  -- Да расплачусь я, братуха, не ссы.
  -- Я пешком не пойду.
  -- А не надо. Митька Семенов за хлебом приехал, на лошади поедем. Жди здесь, я счас в магазин. Тебе чего купить?
  -- Лимонаду, конфет школьных и булку.
   Минут через пятнадцать к забору подошла лошадь с телегой, которой управлял молодой сельский мужичок. На телеге лежало два мешка с хлебом. Появился Каблак. Из его карманов торчали две бутылки водки, в руках он нес бутылку лимонада, сетку с закуской и пустую трехлитровую банку. Вовка положил сетку и водку в телегу.
  -- Стереги водку, - сказал он Витьке, а то шакалы набегут.
   Витька с Балдой сели на землю у телеги и стали есть школьные конфеты с булкой. Каблак с мужичком пошли к пивнушке. Через полчаса они вернулись покрасневшие и повеселевшие с банкой пива. Вовка, Митька и Колбасник сели в телегу.
  -- Вперед! - скомандовал Каблак.
   Телега, скрипя и покачиваясь, двинулась прочь от Конницы. Каблак пел песни. Проехав метров сто за пределы города, колхозная повозка свернула в лес и остановилась на небольшой поляне. Мужики сели пить водку, а Витька отвел лошадь в сторону, привязал к дереву и стал гладить морду. Лошадь была старая и добрая, поэтому не противилась ласкам Колбасника.
  -- Дядь Мить, дай хлеба, я лошадь угощу, - сказал Витька.
  -- Ну ее на х..., - ответил Митька, пусть траву жрет.
  -- Дай! - повелительно сказал Каблак, - вишь, братуха животных любит.
   Митька достал из мешка буханку черного и отдал Колбаснику. После выпитой бутылки водки и полбанки пива мужики изрядно забалдели. Каблак рассказывал про жизнь и про тюрьму, а Митька ни в чем не возражал и поддакивал.
  -- Вован, я ягод посмотрю.
  -- Ттока нни долга. Ммы сча ппоедим!
   Витька ушел в лес. А когда вернулся на поляну, Каблак и Митька были в отрубе. Они спали в обнимку в траве, а рядом стояла вторая недопитая бутылка и банка с остатками пива.
  -- Все ясно, теперь часа два храпеть будут!
   И тут Витьке пришла в голову забавная и авантюрная мысль.
  -- А че. Пока они спят, я прокачусь, перед пацанами повыпендриваюсь. Колбасник сгрузил мешки на землю, взял еще буханку, дал кусок хлеба лошади на дорожку и, отвязав ее, поехал обратно на Конницу.
  -- Ляль-ля-ля, хо-хо-хо! - в такт перестуку телеги напевал Витька. По дороге он посадил прокатиться сына Мити Лушенского и еще двух мальчишек из заречья. Колбасник гордо подкатил к базару и привязал лошадь у забора. Не успел он осмотреться вокруг, как к нему подбежал Балда.
  -- Витя, твоего друга Юрку украли!
  -- Че? Как украли? Ты че буровишь?
  -- Он с Сикой пошел в проулок, потом выбежал, но Сика с Чингой схватили его и снова увели, и Норма за ними.
  -- Куда они пошли?
  -- Наверно за Ивку, я побоялся следить, Норма шел сзади и оглядывался.
  -- Посмотри за лошадью.
   Витька побежал в проулок на речку, но у складов остановился.
  -- Стоп, надо подумать... только быстро.
   Если там взрослые Норма и Чинга, дело серьезное. Тут и мне башку свернут запросто. Куда они пошли? На общее место, вряд ли. Там народ почти всегда. В лес? Далеко, люди увидят. Скорей всего на полянку.
   - - - - - - - -
   Юрка сначала подумал, что это игра. Ну схватили, ну дали под жопу, ну приказали молчать. Но это же, как положено, при похищении. Значит теперь моя задача молчать, молчать и не выдать, где находится штаб партизан. Даже если будут пытать, погибнуть героем. Все ясно. Не ясно одно, причем тут взрослые, они тоже решили поиграть? Шпик вернулся с небес на землю, когда очутился на полянке в окружении Сики, Чинги, Палепы и Корня. Его усадили на топчан, рядом сели Сика и Палепа, в центре горел костер. Подошел Чинга и дал Юрке такого щелбана, что искры посыпались из глаз.
  -- Это тебе для начала, щенок, за то, что бежать хотел.
   Юрка понял серьезность ситуации и прикинулся невинным мальчиком.
  -- Что вам надо, дяденьки?
  -- На тебе, тетенька! - Сика ударил Юрку.
   Тот стукнулся головой о топчан и вырубился.
  -- Ты че творишь, падла, а если он сдохнет?
  -- Не сдохнет, пионеры не умирают, а гибнут.
  -- Ты у меня сейчас здесь сам погибнешь, сука. Сказано, узнать, где сундук и все. Я вор и на мокруху не подписывался.
  -- Ша, Чинга. Очнется. А тебе урок.
   Корень вмазал Сике так, что тот улетел в кусты. Первые слова, которые услышал Юрка, были спокойны и ненавязчивы.
  -- Очнись, мальчик, ... ну вот, хорошо. А теперь скажи, где сундук?
  -- К-какой? - как будто в бреду отвечал Юрка.
   Норма мигнул и Палепа вылил на Юрку ведро воды. Полегчало. Но башка гудела. Бить будут. А че бить, меня уже почти убили. Норма появился, все, Юрок, тебе конец.
  -- У нас нет времени, малыш, бить мы тебя не будем. Мы тебя пытать будем, как юного пионера. Ты же пионер, вот и терпи, но нам скажи, где сундук? ... Молчит, давайте.
   Сика взял раскаленный в костре железный прут, засучил Юрке штанину и коснулся прутом ноги.
  -- А-а-а! - заорал Юрка, - я скажу-у-у!
  -- Ну, мы слушаем, мальчик.
  -- У Колбасника в логове-е-е...
  -- Хенде хох, суки!... Норма, я тебя точно убью!
   Из кустов выглядывала морда Колбасника с игрушечным револьвером в руках. Все растерялись. Норма обалдел. Он сам лично видел, как Колбасник уехал с Каблаком. Где он взял пистолет, да они же склад с оружием нашли. Этот выстрелит. Дурак дураком.
  -- Юрок, сюда!
   Юрка в два прыжка очутился около Витьки.
  -- Это же игрушка, - первый сообразил Сика.
  -- А это тоже игрушка? - Колбасник бросил пистолет, выхватил из кармана лимонку и взялся за кольцо.
  -- Всех взорву, гады!
  -- Тихо, Витя, тихо... не балуй.
   Колбасник кинул лимонку в костер и они с юркой исчезли в кустах. Компания похитителей также исчезла с полянки. Когда мальчишки подбегали к мосту, на полянке гроханула лимонка.
   - Надо срочно перепрятать сундук, они все-равно вычислят твою землянку.
  -- А че, проболтался?
  -- Я не Зоя Космодемьянская, тебя бы раскаленным железом, знаешь как больно. Ну, Сика, сволочь!...
  -- Сундук тяжелый, давай перегрузим ценности в мешки и спрячем в лесу. У меня лошадь на базаре привязана, там Балда с ней. Дуй домой за мешками. Я в землянку, все приготовлю...
   Ребята разбежались.
   - - - - - -
  -- Где это логово Колбасника? - спросил Норма, когда на полянке прогремел взрыв.
  -- А кто его знает?
  -- Я знаю примерно, - сказал Сика, - где-то там, за складами, мы следили.
  -- Хреново следили. Если точно не знаешь. Срочно туда, все прочесать! - скомандовал Норма.
   Витька решил ускорить процесс перегрузки ценностей и перекантовал сундук на улицу за выход из землянки.
  -- Ну вот, спасибо, Колбаска, нам меньше работы, - насмешливо прохрипел Корень и толкнул Витьку в плечо, - прочь, щенок!
   Витька упал, змеей заполз в землянку и через секунду выскочил с револьвером в руках.
  -- Назад, гады! - он выстрелил в воздух, а потом наугад, в стоявших у землянки.
  -- А-а-а!... он в меня попал, - зашипел Палепа, из его левого плеча засочилась кровь.
  -- Всех перебью! - заорал Витька, но внезапно обмяк и рухнул на землю. Сика всадил ему нож в поясницу.
  -- Что ты творишь, мокрушник, - взвился Чинга, - пацана замочил гаденыш! Я не подписываюсь, я не подписываюсь!...
  -- А и не надо, - Норма вырубил Чингу.
   Потом хладнокровно вытащил нож из Витьки, обтер рукоятку носовым платком и вложил в руку Чинге.
  -- Вы, - обратился Норма к Корню и Палепе, - берете сундук и бегом по Ивке ко мне, там затаиться и ждать. А ты со мной, - скомандовал он Сике.
  -- Хочешь быть настоящим бандитом?
  -- Хочу!
  -- Ну-ну.
   Норма взял револьвер из руки Колбасника и, прокрутив барабан, положил оружие в карман.
  -- Пошли.
   Выглянув из проулка, Норма оценил ситуацию, дал указание Сике и быстро пошел назад, к речке. Сика подошел к Балде, сказал ему что-то на ухо и ударил камнем по голове. Балда упал, Сика раскурил папиросу, отвязал лошадь и направил ее к пивнушке. Затем засунул горящую папиросу в зад несчастного животного и хлестнул кобылу вожжами.
  -- Их-го-го!
   Сика побежал к мосту в район Заречья, а обезумевшая лошадь рванула к пивнушке, но зацепилась телегой за забор и встала на дыбы.
  -- Берегись!
  -- А - а- а! - заорала пьянь.
   Старая кобыла рванула из последних сил, оглобли треснули, оторвались от телеги и свободная лошадь поскакала вдоль по Ивовой улице с гиканьем и лошадиным плачем. Впрочем, бешеная кобыла быстро выдохлась. Очевидно, окурок погас, да и силы не те. Пробежав метров пятьдесят, она сошла на обочину и, продолжая махать хвостом, стала щипать траву. Лошадь никого не помяла, лишь двум нерасторопным алкашам досталось по удару оглоблей. Но переполох на Коннице начался, народ суетился и орал.
  -- Чья кобыла?
  -- Да вроде Колбасник приехал на ней.
  -- А где он?
  -- У Балды надо спросить, вон он валяется
  -- Пьяный что ли?
  -- Не похоже.
   Растолкали Балду.
  -- Это Сика и его взрослые друзья, Палепа, Чинга!... Они Юрку Боброва украли и Витьку, наверно, схватили...
  -- Где они?
  -- Не знаю.
  -- Совсем шпана обнаглела, детей воруют, милицию надо вызывать.
  -- Пока милиция приедет. Самим надо спасать ребятишек. Куда Сика делся?
  -- Да вроде к мосту убежал.
  -- Вон они!
   Из проулка вышли Юрка и Володька Зуйков, который держал на руках перевязанного Витьку. Колбасник хныкал и стонал.
  -- Дядя Вова, больно...
  -- Терпи, казак - атаманом будешь! Мы найдем этих гадов, Витюха, а тебя вылечим.
   За Володькой и Юркой шел связанный Чинга, за ним Макс Лебедев.
  -- Срочно скорую и милицию, - крикнул Володька.
   - - - - - -
   В свои сорок девять лет Бугров Исаак Тимофеевич - Норма, много повидал и много понял в этой жизни. Он всегда привык рассчитывать только на себя, на свои силы. Он уже начинал подумывать о спокойной размеренной жизни в тихой провинции до конца дней своих. Но сегодня судьба давала шанс на новую бурную и полноценную жизнь, обеспечить которую могут только очень большие деньги. Хотя и в этой новой жизни он будет рассчитывать только на себя. А значит не нужны ему не свидетели, не друзья. Есть только он один - Исаак Норма.
   Норма подоспел своевременно. То, что делает золото с людьми, началось в зарослях ивняка у леса. Бугров затаился и начал слушать.
  -- Жорик, я последний раз говорю, валим, - обращался Палепа к Корню.
  -- Я уже сказал, воровские законы не нарушаю, - хмуро отвечал Корень.
  -- Какие законы? Чинга тоже по законам хотел и получил свое. Берем самое ценное - золото и брюлики и валим через лес на железку, пока еще нас не начали искать. Ты что, всю жизнь у Нормы в холуях ходить собираешься?
  -- Бери сундук, пошли.
  -- Я свое возьму, - Палепа нагнулся к сундуку, Корень встал ногой на крышку.
  -- Назад! - махнул ножом Палепа.
   Корень схватил его за руку, началась борьба. Палепа был слабее и ранен, поэтому лезвие ножа быстро оказалось в его животе. Из кустов вышел Норма.
  -- Норма, я аа...
  -- Сдохни, сука!
   Норма выстрелил Палепе в голову.
  -- Быстро!
   Они взяли ящик с ценностями и почти бегом направились через Ивку к дому Нормы. По дороге Норма объяснил, что специально направил Сику отвлечь внимание и сказал ему, что будем ждать его через два дня на станции Бурень.
  -- Его, конечно, возьмут сегодня и Чингу тоже. Так вот пусть мусора думают, что мы туда придем. А мы с тобой, Жора, на Варью дунем, в лесу отсидимся, а там на железку и ищи нас, как ветра в поле.
   Сундук занесли в просторный сарай - мастерскую. Норма ушел в дом, а Корень остался в сарае.
  -- Быстро собери провизии дня на четыре, - скомандовал Норма жене, а сам взял деньги, пакет с какими-то документами и вернулся в сарай.
   В рюкзак уложили мешочки с золотыми монетами и украшениями, всю золотую посуду. Картины и серебряную посуду оставили в сундуке, который спрятали в угол и заложили барахлом. Затем оба уголовника переоделись в брезентовые штаны, куртки и высокие сапоги. Норма уложил продукты, патроны, спички, сухое горючее и другие охотничьи мелочи в пестер. Взял нож, револьвер и ружье.
  -- Мы в Буренские леса поохотиться, будем дня через три-четыре, - сказал он жене.
   Норма и Корень вышли через заднюю калитку. Корень нес рюкзак, Норма - пестер. Они спустились к речке и прошли вверх по воде километра два.
  -- От собак, - пояснил Норма, - если пустят по следу. Нам спешить надо, Корень. Я ведь для отмазки сказал жене про три-четыре дня. Она, дура, все передаст. Нам завтра к обеду нужно быть на станции Быструха, это в двадцати километрах от Варьи. Эти придурки пока очухаются, пока совещания проводят. Надо быстро уехать отсюда, пока патрули не расставили. Я больше всего, Жора, областных сыскарей боюсь и собак. Так что ходу, лесом пойдем. Не ссы, меня держись.
   Норме не нужна была карта, он хорошо знал местность и ломился по лесу, как лось. Корень едва поспевал за ним., периодически спотыкаясь и получая ветками по морде. Подлая мысль о том, чтобы при случае смыться с золотом, быстро исчезла. Лес становился все гуще и темнее. Тут бы не потеряться. К позднему вечеру, когда стало совсем темно, они вышли к небольшой речушке.
  -- Вот это и есть речка Быструха. Если по ней идти, то километров через двадцать пять будет станция. Но там леса непроходимые, придется в обход.
   Корень дышал, как загнанный пес и не все понимал, что говорит Норма. Главное, подчиняться, думал он.
  -- Дождя не будет, ломай ветки, здесь заночуем.
   Пока Корень ломал еловые лапы, Норма вскипятил в литровой кружке чай на сухом горючем. Они перекусили чем бог послал и легли спать под раскидистой елью.
   - - - - - - -
   Скорая приехала быстро и увезла Колбасника. А вот милиция не спешила.
  -- Суббота, выходные.
  -- Какие выходные, у них же дежурство.
  -- Какое дежурство? Дежурство у тебя с женой ночью, а у них рабочий день. Время идет и ладно.
   Минут через десять Володька позвонил из магазина Тузову и объяснил ситуацию.
  -- Оставайся здесь, сказал он Максу, - а я в милицию.
   Зуйков взял у стоящего рядом пацана велосипед и рванул к центру. Вскоре подъехал на мотоцикле молодой сержант Николай Шурин. Но он уже был не нужен. Лошадь привели на место, рядом в кузнице нашли запасные оглобли, запрягли кобылу и отдали сторожить ее Балде, как другу героя Колбасника. Юрка разменял трояк и отдал рубль Балде.
  -- За нефтебазой первый поворот направо, там Каблак на поляне, им лошадь отведи.
   Митька и Каблак по-прежнему спали, только теперь не в обнимку, а вразхлест, каждый отдельно. Балда привязал лошадь к дереву, взял буханку, сырок, огурец и пошел к городу.
   - - - - - -
   У стола, в кабинете Тузова сидели все офицеры РОВД, кроме дежурного. Рядом на стульях у стены восседали райкомовские работники: Наталья Павловна, Володька и Макс, с противоположной стороны прокурор района.
  -- Ситуацию я прояснил, - по деловому продолжал Тузов после короткого доклада, - что будем делать, товарищи?
   Была пауза. Встала Наталья Павловна.
  -- Я думаю, надо срочно сообщить в обком, - сказала она.
  -- У меня есть полномочия от второго секретаря обкома КПСС Багрицкого Ивана Абрамовича держать это дело на личном контроле, - самоуверенно произнес майор Тузов, обращаясь не столько к собравшимся, сколько к Наталье Павловне, - а поэтому, полагаю, нужно поймать этих преступников своими силами, а уж потом сообщить областному руководству. Все согласны?... Вот и хорошо.
   Если мы не обезвредим преступников в городе, что маловероятно, - продолжал начальник милиции, - то нам понадобится помощь райкома в информационном обеспечении населения и ряде организационных мероприятий на местах. А пока, считаю, нет необходимости излишне привлекать народ, хватит нам брожений и демонстраций, пусть работают профессионалы. Сейчас мы проведем секретное оперативное совещание и я прошу остаться только работников райотдела милиции и прокуратуры. Мы будем вас информировать, - обратился Тузов к Наталье Павловне.
   Ситуация была не в пользу райкома и третьему секретарю РККПСС вместе с комсомольскими работниками ничего не оставалось, как покинуть кабинет начальника милиции.
  -- Козлы, - сплюнул Володька, выходя на улицу, - надо было самим Норму брать по живым следам, а теперь его ищи-свищи.
  -- Нашелся оперативник, их трое, да еще вооружены. Нет, Вова, теперь пусть милиция действует, все-равно клад нам не достанется. Давай-ка лучше Сику поймаем, пока они заседают, он ценный свидетель... и преступник.
   Володька и Макс пошли на Конницу.
   Тузов действовал довольно решительно. Через пятнадцать минут после совещания все дороги из города были перекрыты, еще через пятнадцать минут в отдел привезли Сику. Брать Норму дома поехала оперативная группа под командованием капитана Хомичева. Группа, конечно, опоздала. Прочесали окружающую местность, опросили свидетелей. Никого, кроме мертвого Палепы, не нашли. Допрос Чинги и Сики ничего не дал. То, что Норма ждет Сику через два дня в Бурене, не факт. Сика мелочь, это мог быть отвлекающий маневр. Еще раз допросили жену Нормы, сделали обыск в его доме и во дворе, нашли сундук с картинами и серебряной посудой. Все ясно, самое ценное уголовники взяли с собой. Значит в городе их точно нет.
   Снова собрали совещание у Тузова. Теперь уже с участием заворга райкома и редактора районной газеты. Решено было срочно сообщить в обласное УВД и обком партии, поставить в известность райотделы милиции соседних районов, дать указания о принятии мер предосторожности на местах председателям сельсоветов и председателям колхозов. Редактору поручили оповестить население по радио и отпечатать листовки о розыске особо опасных преступников с фотографиями и описанием примет. Работа закипела. Опергруппа с собакой из областного УВД прибыла затемно, поэтому к поискам приступили, когда рассвело. Листовки по сельсоветам и в соседние районы отправили утром с почтовой связью. Отрабатывали основное направление к Буренскому району. Около десяти утра подвели первые итоги. Результат нулевой, собака след дальше речки не брала. Стали думать и разрабатывать различные версии появления где-либо опасных преступников. А район вновь охватывала волна всевозможных слухов и сплетен, смешанных с тревогой и страхом.
   - - - - - -
   Норма проснулся чуть свет. Усталый Корень сопел, лежа на спине. Норма присел около него и легонько растолкал.
  -- А, что?
  -- Прости, Жора, ты лишний...
   Норма хладнокровно всадил нож в напарника. Убедившись, что Корень мертв, он вскипятил чай, наскоро позавтракал, переложил ценности и самое необходимое в пестер.
  -- Ну, теперь мы неразлучны, - сказал он , плотно привязывая пестер к спине.
   Он быстро двинулся в путь по заранее продуманному маршруту.
   По основной дороге от Луги до Варьи было семьдесят километров. Эти два города располагались на одной реке Луге. Но, в отличие от старой Луги Варья была новым городом и узловой железнодорожной станцией. Через Варью поезда шли в трех направлениях: восточное, западное и северное. Норма выбрал северное на станцию Быструха. По прямой от Луги до Быструхи было километров пятьдесят, но это таежные леса и болота, никаких дорог. Именно в эту глухомань забрался Норма и оставил гнить под старой елью Корня. Далее он рассчитывал выйти к озеру Светлояр, перебраться на другой берег, а оттуда на железнодорожную станцию Быструха.
   Озеро Светлояр располагалось в тридцати километрах от Варьи и в десяти километрах от Быструхи. Озеро было овальное, длиной до полукилометра и шириной до пятидесяти метров. По легенде озеро считалось святым и бездонным. Якобы в старые времена здесь было поселение древних русичей. Жили они справно, хлеб сеяли, занимались ремеслами, лесным промыслом. А самое главное Бога любили и почитали, храм большой деревянный имели, молились и жили по православному. И пришли иноземные завоеватели, и хотели покорить их. А войска у этих русичей не было и защитить их было некому. Но не захотели эти русичи в рабство идти и детей своих отдавать. Собрались они все в храме и подожгли его, чтобы самим заживо сгореть. Пришли злые вороги и увидели храм горящий. Но уйти восвояси не смогли, потому что разверзлась земля тогда и провалились все в глубину. А потом на этом месте образовалось озеро и забил из под земли источник со святой водой. Озеро назвали Светлояр. Источник со святой водой не замерзал даже зимой, и люди шли к нему умыться и взять воды круглый год по лесной тропе от станции Быструха.
   На другом берегу озера был охотничий домик. Сюда приезжали любители охоты и рыбной ловли из Варьи. Вокруг озера простирались непроходимые леса и болота. Рыбачили и у берега, и в середине озера. А вот купались только у берега, и то с опаской. Уж очень сильны были в народном сознании разговоры и домыслы о том, что озеро бездонное и тот, кто доплывет до середины, обязательно сгинет. И не потому, что там вода очень холодная или какие-то водовороты. А просто какая-то неведомая сила затягивала людей в глубину. Были смельчаки, которые по пьяному делу пытались переплыть озеро, так так и исчезали бесследно в водной пучине. И без криков о помощи тихо уходили под воду.
   Для охоты был не сезон. А рыбаки приезжали обычно или рано утром и уезжали часов в девять-десять, или вечером с ночевкой. Зимой домик пустовал, лишь иногда в нем останавливались переночевать запоздалые охотники. А летом здесь постоянно жил отставной лесник, ветеран войны Сидор Макарович или просто Макарыч. Ему было за шестьдесят. Особых полномочий по охране природы Макарыч не имел, но порядок старался поддерживать. Как бывшего лесника, его уважали, сильно не браконьерили и не безобразничали.
   Норма ждал, когда уедут последние рыбаки. Ружье он брал на случай неожиданной встречи с диким зверем, лес все-таки. Теперь ружье было не нужно, Норма бросил его в кусты и вышел на дорогу.
  -- Здорово живем, Макарыч!
  -- И тебе не хворать... Что-то не признаю откель такой фрукт с пестером, не нашенский что ли?
   Макарыч недоверчиво оценивал взглядом гостя. Норма это почувствовал и поспешил успокоить старика.
  -- Да ты не тушуйся, Макарыч, в гости я к другу в Варью приехал. Он меня по трассе до отворота довез, а тут я лесом до Быструхи прогуляюсь. Грибы-ягоды, водички святой возьму. Места у вас тут хорошие, люблю я здесь отдыхать. Ты меня, Макарыч, на ту сторону перевези.
  -- Да, места у нас хорошие, - подобрел Макарыч, - а перевезти, это мы в сей момент. Пошли, садись в лодку.
   Норма прошел на корму, Макарыч оттолкнул лодку и сел на весла. "Можно было на берегу его пришить, да с трупом возиться и по следу пойдут. А так - несчастный случай, утоп старик. Лодку от берега оттолкну. Свидетели мне не нужны", - про себя рассуждал Норма, холодно глядя на очередную жертву.
  -- Ну все, старик, - сказал он, когда лодка оказалась на середине озера, - бросай весла, на небеса пора.
   Норма вытащил нож и поднялся во весь рост.
  -- Ах, ты ссу...
   Макарыч кинулся на Норму и получил удар ножом в бок. Но предсмертная хватка старика и тяжелый пестер сделали свое дело. Норма не удержал равновесие и вместе с Макарычем полетел в воду. Больше они не появлялись, драгоценности Разумовских также были погребены в пучине Светлояра.
  

Послесловие

   Три дня областные оперативники и милиция северных районов области искали опасных преступников Норму и Корня. Потом обком дал отмашку "прекратить поиски, чтобы зря не мутить народ". Людям объявили, что преступники оказали вооруженное сопротивление при задержании и были убиты. Теперь население может жить спокойно. Народ еще посудачил пару дней и стал жить по-прежнему.
   Колбасника выписали из больницы через две недели, рана оказалась не опасной для жизни и заживала, как на собаке. Троица продолжала дружить, но Колбасник вел свой свободно-анархический образ жизни, а Кемель и Шпик старались жить по правилам юных разведчиков. Хотя все трое оставались такими же искателями приключений.
   А еще через месяц произошло значимое событие - в город приехал известный советский художник Ильин Павел Анисимович. Он родился в Луге за пять лет до революции, но еще двухлетним мальчиком его увезли родители в губернский город. Теперь он жил в Москве и впервые за свою сознательную жизнь посещал малую родину.
   Художника встречали с почетом и уважением. Прямо по приезду повезли в райисполкомовский буфет "отобедать с дороги". Ильин вкусно поел и публично пообещал встретиться с населением в Доме культуры, рассказать о роли партии в развитии культуры и устроить мастер-класс для любителей живописи. Экскурсию по городу возглавлял лично новый первый секретарь РК КПСС Смирнов Сергей Дмитриевич (бывший редактор районной газеты). Гостю показали все исторические достопримечательности города, дом предполагаемого его рождения и, наконец, краеведческий музей. В музее Павел Анисимович неподдельно удивился тому, что там есть уголок его персоны, где представлена его автобиография, вырезки из газет и журналов с фотографиями и несколько копий наиболее известных картин.
  -- Мм...да! Не ожидал, - промолвил слегка захмелевший москвич.
   Ему показали выставку местных художников и картины прошлого, изъятые из домов Луговских богатеев.
  -- Мазня! - произнес про себя Ильин.
  -- А вот новинка, - гордо сказал Смирнов, показывая на две картины из клада Разумовского. Это целая детективная история. Картины мы изъяли из клада бывшего местного капиталиста Разумовского. Клад нашли под старой башней при содействии племянника Шаляпина, в квартире которого Вы были.
  -- А где сам племянник?
  -- Он приболел и сейчас отдыхает в санатории.
  -- И что, кроме этих двух картин клад ничего не содержал?
  -- Что Вы, нет, конечно. Десять наиболее ценных картин отправлены в Москву на экспертизу, серебряная посуда здесь, в музее, а пачки старых денег, векселей, акций, семейные альбомы, канцелярские книги в архиве музея. Видимо надеялся вернуться Разумовский. Хотите посмотреть?
  -- Нет, спасибо.
   С разрешения сопровождающих Ильин вышел покурить во двор.
   "Продался советской власти старик Шаляпин, - думал Ильин, - и Разумовский тоже сволочь: золото, бриллианты, а на деле - старые купюры и векселя. Вот тебе бабушка и Юрьев день. Все сволочи".
   Это был человек из Москвы, про которого говорилось в письме Разумовского.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

58

  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"