Надо быть депутатом, чтобы оценить всю прелесть выездного заседания парламентской комиссии. Только здесь, в провинции, вдали от жены со счетами модисток, сына с его трудным возрастом и капризов любовницы, понимаешь, что значит слово "работа". Так, или почти так думал наш герой, сидя на высоком табурете, за стойкой бара отеля "Савой", лучшей и единственной гостиницы города. Он уже выпил три коктейля, дважды заглянул в вырез платья молодой раскованной собеседницы и даже один раз прошёлся пальцами по её спине, от умопомрачительного колье из стекляруса до... до талии. Пламенный трибун не стал тратить весь запас красноречия, убеждая "Зайку" продолжить вечер в каком-нибудь тихом, уединённом местечке, но хорош был бы это депутат не сумей он добиться поставленной цели. Договорившись встретиться через час, сердцеед поднялся в свой триста тринадцатый номер, дабы привести себя в порядок.
Скинув пиджак в спальне и распустив галстук, народный избранник бодро шагнул в смежное помещение, но тут же замер на месте, словно его досрочно лишили депутатских полномочий. В ванной стояла стройная голая девица, с замотанной полотенцем головой и брила ноги. Парламентарий ошалело огляделся по сторонам, вся обстановка включая полотенце, даже станок, которым гостья водила по намыленным голеням не вызывали сомнений в своей принадлежности. Но самое поразительное заключалось в том, что и округлые, упруго вздрагивающие при каждом движении красавицы формы, он узнал бы с закрытыми глазами.
- Алекс, не теряйте рассудок! Вдруг вернётся ваш отец... - бросила, не оборачиваясь, Нина, гувернантка его сына, споласкивая под краном безопасную бритву.
Государственный муж опомнился только в гостиной. Разумеется, он и мысли не допускал, что Нина примчалась в другой город ради него. Не взирая на некоторую пристрастность к своей персоне, депутат не питал иллюзий, тем более, в последнее время, если они случайно и сталкивались с Ниной где-нибудь в коридоре, та проворно шлёпала его по рукам нарочно громко, рекомендуя трогать мадам.
"Да у ней и жених есть. Какой-то придурок-боксёр..."
Парламентарий вспомнил, как однажды велел зашедшему за гувернанткой бритоголовому верзиле выметаться вон.
"Интересно при чём здесь сын Алекс?!"
Наверное, в создавшемся положении, стоило позвонить домой.
"Из фойе разумеется!"
К сожалению, благоразумная мысль несколько запоздала, в коридоре послышались шаги и ручка входной двери начала медленно поворачиваться. Наш герой, непроизвольно отступил в спальню, с беспокойством прислушиваясь к плеску воды, доносящемуся из-за тонкой перегородки.
"А что, собственно, такого? Ну, выпил немного... всякий может заблудиться! В этих отелях чёрт ногу сломит!"
Щелкнул замок. Запахло сигарой и кто-то грузно опустился в кресло. Из своего укрытия, депутат видел только мужские лаковые туфли, у него самого имелась такая пара.
"Но, это точно не Алекс. Неужели боксёр носит смокинг?!"
Протискиваясь на крохотный балкончик, парламентарий пытался сообразить, распространяется ли его депутатский иммунитет на подобные, мало предсказуемые ситуации. Говоря по чести, это был как раз тот случай, когда он предпочёл бы очутиться у совершенно незнакомых людей. Помедлив немного, но так и не придя ни к какому, мало-мальски утешительному, выводу, депутат, не без трепета, перелез кованое ограждение и кряхтя, спустился, по увитой плющом, шпалере на балкон второго этажа.
Не подумайте только, что наш герой боялся исключительно апперкота в челюсть. Куда неприятней, конечно в случае публичного скандала, мог оказаться разговор с горячо любимой супругой. Зная это не понаслышке, почтенный отец семейства избегал раздражать спутницу жизни.
"Моя козочка...", депутат нежно сложил губы трубочкой. Теперь, когда всё самое страшное осталось позади, лестно было сознавать, что он рисковал жизнью ради согласия у родного очага и если бы номер, невольно оказавший народному избраннику гостеприимство, не был занят или постояльцы ужинали, скажем, в ресторане, депутат не желал бы большего. Но нет! Ему не везло. Выглянув из-за шторы, он обнаружил расположившуюся на постели парочку. Блестящую лысину психоаналитика своей жены парламентарий отличил бы из тысячи. Знаток человеческих душ энергично двигал задом, а женщина... Женщину депутат рассмотреть не успел. Он заметил только худые, привязанные к спинке кровати, руки, судорожно цепляющие воздух и розовые пятки по обе стороны головы психолога. Эти ступни, напоминавшие маскарадные уши, показались депутату подозрительно знакомыми, но яростные стоны дамы слышать раньше ему явно не доводилось. Наш герой вздохнул и, покорившись судьбе, тихо опустился на холодный мраморный пол.
Привалившись спиной к стене и кивая в такт доносившимся из комнаты звукам, он с грустью думал о том, как славно собирался провести этот вечер. Взошла луна. Внизу, у освещённого бассейна, прогуливались дамы. Минуты тянулись бесконечно, будто при подсчёте голосов на выборах и депутат, как-то особенно остро, почувствовал своё одиночество. Забывшись тревожным сном, парламентарий увидел зал заседаний, коллег, откровенно выражавших неудовольствие тем, как он распределил средства, ассигнованные пивными монополиями на блокирование закона, ограничивающего продажу слабоалкогольных напитков. Депутат плакал тонким детским голосом и что вовсе неправдоподобно - сознавался во всём. Слёзы раскаянья текли по его щекам, колени подгибались, а тут ещё со своего места поднялся спикер, похожий почему-то на старого директора гимназии, и грозно рявкнул: "Прочь!". От этого крика зал подбросило, депутат попытался ухватиться за товарищей, но руки бессильно падали в пустоту и, уже уносясь в бездну, он понял, что спикер вовсе не спикер, а кто-то страшный, с потухшим взором.
Парламентарий вздрогнул и открыл глаза. Дремал он, должно быть, не долго потому, что луна осталась на прежнем месте, но зато психоаналитик исчез вместе со своей пассией. Обрадованный депутат прошмыгнул в спальню. Его пиджак валялся на смятой постели. Парламентарий отлично помнил, что кинул его в том, своём, как он считал, номере, занятом теперь боксёром с гувернанткой. Неужели ему всё приснилось?!
"Нет! Это слишком просто. Предположим, психоаналитик приснился, а Нина?" Депутат посмотрел на ободранные ладони. Конечно, возможно попасть по ошибке в другой номер. Но даже если допустить, что гувернантка находится в гостинице этажом выше, то как пиджак оказался тут?! Выйдя в холл, народный избранник убедился, что апартаменты, суверенитет коих он нарушил, по всей логике должны принадлежать ему. Ничего уже не понимая, он, на всякий случай, колупнул ногтем табличку с надписью триста тринадцать, а затем, полон самых противоречивых чувств, направился в вестибюль.
Разумеется, наш герой не стал спрашивать у портье, в каком номере он проживает, а подойдя к стойке, небрежно поинтересовался не поступала ли на его имя новая корреспонденция. Повернувшись вполоборота, расторопный дежурный пошарил рукой в ячейке триста тринадцать и тут же доложил: "К сожалению, нет, - добавив почтительно, - господин депутат".
Этот короткий диалог подействовал на парламентария успокаивающе. Он побродил в саду, время от времени искоса посматривая на окна третьего этажа и, наконец, дав себе слово не думать больше о всякой чепухе, направился к лифту. В кабинке его попутчицей оказалась высокая блондинка в ярко красном платье с голыми плечами.
"Шведка", догадался депутат, сообщив лицу приветливое и немного снисходительное выражение, каковое, по его представлению, надлежало иметь знающему себе цену, не старому ещё мужчине. Здесь, стоит отметить, что наш герой, хотя и сетовал порой на горькую участь публичного человека, а в иных своих начинаниях и вовсе тяготился посторонним любопытством, всё же, привык находиться в центре внимания. Он почувствовал себя задетым, когда, равнодушно скользнув взглядом по его полному подбородку, блондинка принялась смотреться в зеркало, широко открывая то глаза, то рот. Парламентарию надоело улыбаться. Он тоже решил игнорировать "белобрысую кобылу", но тут дама бесцеремонно приподняв подол, спокойно подтянула чулок, подхватив его маленькой застёжкой кружевного пояса, на гладком бедре. Депутатскому самолюбию нанесли чувствительный укол. Вообще, парламентарий ощущал какой-то дискомфорт, обнаружив вокруг своей, достаточно неординарной персоны, некий вакуум. За последний час его существование заметил, ни считая портье, которому это вменяется в обязанность, лишь старичок правозащитник, коллега по цеху не примкнувший к пропрезидентскому большинству и слывший оттого политическим трупом.
Ещё пуще, наш герой расстроился, найдя дверь триста тринадцатого номера опечатанной. Подобные импровизации были в части у парламентских остроумцев, однажды депутат здорово поранился канцелярской кнопкой, которую шутники-соратники, для смеха, подложили ему на стул. Он это знал, даже сам порой организовывал похожие забавы, но всё равно огорчился. Бедняга больше не мечтал о романтическом свидании при свечах и был доволен уже тем, что его номер оказался не занят. Депутат три раза настороженно кашлянул, дважды обследовал все помещения, даже заглянув для верности в гардероб и, со вздохом, натянул одеяло до самого носа.
Проснулся он поздно, от резкого, бьющего прямо в лицо, солнечного света и горьковатого аромата крепкого кофе. Депутат удивился, обнаружив рядом с кроватью блестящий металлический столик с завтраком и свежими газетами. Жизнелюбивый представитель народа привык по утрам спускаться в ресторан, чтобы и в такой, сугубо личный момент приёма пищи, находиться, так сказать, в гуще потенциальных избирателей. Даже не дав себе труда приподнять крышку над тонкой фарфоровой тарелкой, парламентарий взял первую попавшую под руку газету и не спеша прочёл: "Вчера, в половине двенадцатого ночи, в баре отеля "Савой", скоропостижно скончался от сердечного приступа депутат государс...". Из траурной рамки на развороте смотрела его собственная улыбающаяся физиономия.