Яременко-Толстой Владимир : другие произведения.

Закон Леопольда

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пьеса о Дне Победы! К 60-летию оккупации Австрии. Приключения майора Красной Армии в 1945 году. Любовная драма. Пьеса в формате театр.doc, построенная на реальных фактах. Все имена оставлены без изменений.

Владимир Яременко-Толстой

LEX LEOPOLD

(послевоенная драма)

  

*

  

Действующие лица:

Андрей Градусов - майор Красной Армии

Магдалена Земмельвайс - дочь австрийского бауэра

Солдаты советских оккупационных войск

Отец Бонифац - бенедиктинский монах

Доктор Хайнц Виммер

Статисты

  

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

СЦЕНА 1.

   Вращающаяся сцена с декорациями разрушенных зданий, сломанных деревьев, обломков сбитого самолёта. Под звуки песни "День Победы" круг начинает медленно двигаться, постепенно набирая скорость. Из-за кулис слышится звук мотора и на старом мопеде появляется майор Красной Армии Андрей Градусов. Он въезжает на круг и начинает ездить кругами и восьмёрками.
  
   Крик: Стой! Стрелять буду!
  
   На сцену выбегает советский военный патруль - офицер и два солдата. Градусов останавливается.
  
   Офицер: Документы!
  
   Градусов достаёт из кармана документы и протягивает их офицеру.
  
   Офицер: (читает) Так, майор НКВД - Градусов Андрей Степанович. Это вы? (пристально смотрит на Градусова) Куда направляетесь?
   Градусов: В Мельк!
   Офицер: А приказ есть?
   Градусов: Вот, пожалуйста (вынимает ещё одну бумагу).
   Офицер: (читает) Приказ по 4-ой Армии 2-го Украинского Фронта. Приказываю назначить майора Градусова А.С. начальником полевой цензуры 326-го спецподразделения Центральной Группы советских оккупационных войск в городе Мельке. Подпись - командующий 2-ым Украинским Фронтом маршал Р. Я. Малиновский, дважды Герой Советского Союза. (Офицер берёт под козырёк и возвращает майору бумаги) Счастливого пути, товарищ майор!
  
   Градусов козыряет в ответ и садится на мопед.
  
   Офицер: Товарищ майор, а можно вопрос, из любопытства - мотоцикл-то где такой раздобыли? Трофейный? Немецкий?
   Градусов: (с гордостью) Итальянский! В Вене нашёл, в гараже сына директора Бургтеатра, там ещё один мотоцикл был, куда покруче этого, но полковник Рогаткин меня опередил. Эх!
   Офицер: Товарищ майор! А давайте меняться! На десять пар швейцарских часов, хотите? Или на двенадцать?
   Градусов: Мотоцикл не меняю!
   Офицер: Тогда продайте!
   Градусов: (заводя мопед) Не продам ни за какие деньги!
  
   Делает несколько кругов и восьмёрок по сцене и уезжает за кулисы. На сцене появляется толстый австрийский бауэр в кожаных шортах и в тирольской шляпе на голове.
  
   Офицер: Стой! Стрелять буду!
  
   Бауэр испуганно останавливается.
  
   Офицер: Часы снимай!
  
   Бауэр не понимает, что от него хотят. Офицер показывает знаками, чтобы тот снял часы. Бауэр поспешно снимает часы и отдаёт офицеру. Тот смотрит внимательно на циферблат.
  
   Офицер: Швейцарские! Настоящие! Охуеть - 17 камней! Почти новые (закатывает себе рукав левой руки, но не может найти там свободного от часов места, закатывает рукав правой, не найдя и там свободного места, прячет часы в карман).
  
   Бауэр, дрожа от страха, наблюдает за ним.
  
   Офицер: (поднимая глаза) А ты чего вылупился? Давай вали отсюда, немецкий урод! (бьёт бауэра под зад сапогом)
  
   Бауэр пускается наутёк. Офицер с улюлюканьем догоняет его и даёт ему ещё несколько пинков под толстый зад. Солдаты следуют его примеру. Все они скрываются за кулисами. Слышится лай собак. Свет тускнет и почти гаснет.
  
   На сцену опять выезжает Андрей Градусов с зажженной фарой и делает несколько кругов и восьмёрок.
  
  

СЦЕНА 2.

   Полная темнота, стук мотора, свет фары. Неожиданно мотор глохнет, свет фары выхватывает из темноты лицо человека средних лет в чёрных солнцезащитных очках.
  
   Доктор Хайнц Виммер: Теперь я окончательно ослеп! Это было мучительно. Когда предметы начали расплываться и исчезать в жёлтом густом тумане, я испытал неописуемый ужас, но я уже знал, что это значит. Мне даже не надо было делать тест, всё было и без того очевидно. Ведь я иногда ходил ухаживать за больными - добрыми старыми знакомыми по вилле Лила-Роза на левой Винцайле, верными коллегами по гендерному цеху, которые уходили навсегда, в вечность.
   СПИД не знает пощады. Мы все были к этому изначально готовы. Мы знали, на что мы шли, засовывая свои хуи в жопы наших коллег и подставляя им свои собственные жопы. Мы узурпировали слово "коллега" и навсегда застолбили его для нашего внутрицехового лексикона. А феминистки - преподавательницы университета и Академии изящных искусств, добились его искоренения из академического обихода, мотивируя это политической корректностью.
   Политическая корректность! Ха! Современное общество давно задохнулось от этой навязанной ему спекуляции. Этот запрет называть вещи своими именами, равно как и чёрное называть белым губителен. Он погубил и меня. Вся эта глупая мода на гомосексуальность в средствах массовой информации подтолкнули меня к гибели. Это было модно и походило на красивую социальную игру, которая затягивала. И только когда я начал терять зрение, я понял, что игра подходит к концу, и что она совершенно бессмысленна. Я впал в панику и чуть не сошёл с ума.
   Теперь я ослеп и я спокоен. Я скоро умру.
  
   Пауза.
  
   Владимир, ты ещё здесь? Не уходи, сядь ко мне поближе, я не буду брать тебя за руку, я знаю, что ты боишься от меня заразиться. Не бойся. Это не передаётся через рукопожатие. По крайней мере, так утверждают врачи. Мне хочется говорить. Облегчить себе душу. Как на исповеди. Ты же знаешь, что я не пойду в церковь...
  
   Справа и слева зажигаются два экрана. Проекции (одна чёрно-белое видео, другая - цветные слайды) показывают венские уличные сцены, турецкие лавки на рынках, тусовки негритянских драг-диллеров у станций метро и в вагонах баденского трамвая, всевозможные лица, вход на биржу труда АМС и т.д. и т.п.
  
   Ты не думай, Владимир, что я когда-либо мечтал стать руководителем интеграционного курса при Арбайтсамте или учителем немецкого языка для аусландеров! Нет, этим меня сделала жизнь! Я мечтал совсем о другом. Я мечтал об университетской карьере! Учился я хорошо. Изучал германистику и итальянский язык. Германистику по зову сердца, итальянский язык из-за того, что в Италии много красивых мужчин.
   Темой моей диссертации, которую я защищал в Венском университете у профессора Шмидт-Дэнглера, был гомосексуализм в немецкоязычной литературе. Но укрепиться в университете мне не удалось, и я пошёл преподавать немецкий язык на курсы от арбайтсамта, где хорошо и исправно платили. Там же я находил себе любовников.
   Как правило, это были курдские или иранские беженцы, которые попадали в Австрию без семьи и не могли найти себе здесь женщин. Все они были отличными любовниками. Хотя всё это было довольно однообразно. А хотелось чего-то особенного. Иногда я находил случайные связи на вилле Лила-Роза, но по-настоящему я влюбился только однажды.
  
   Пауза.
  
   Владимир, ты ещё здесь? Сядь поближе, я не буду брать тебя за руку, я знаю, что ты боишься заразиться, хотя врачи говорят, что это не передаётся через рукопожатие... Так вот. Это было у Гитти - хозяйки маленького итальянского ресторанчика "Santo Spirito", у которой я снимал тогда комнату. Раз в месяц Гитти (Бригитта) делала небольшой ужин для близких друзей и новых занкомых. Состав приглашённых периодически менялся. И вот однажды среди гостей оказался бенедиктинский монах. Нас посадили рядом. Его звали Коло. Я тут же потерял голову. Его чёрная сутана и белоснежный воротничок-манишка возбуждали во мне желание.
   Ты спрашиваешь, почему Коло? Что за странное имя? Я тоже задался таким же вопросом. Оказалось, что это сокращённое имя от полного имени Коловрат - так звали одного из монахов в Мельке, на место которого взяли Коло, который тогда ещё не был Коло, но такова уж там монастырская традиция, что при посвящении в монахи надо брать себе имя своего умершего предшественника. Коло его на самом деле даже не знал, он видел только его могилу на монастырском кладбище.
  
   Проекции монастыря в Мельке. Фрески. Барочная лепка. Библиотека. Гостевой тракт. Виды на текущий внизу Дунай.
  
   Ты бывал в Мельке, Владимир? Там есть красивый средневековый монастырь с известными барочными фресками, принадлежащий ордену Бенедиктинцев. Монахов там сейчас мало. Когда пришёл Коло, их оставалось всего двенадцать. Коло стал тринадцатым. Бенедиктинский устав позволял вести им довольно праздный образ жизни. Монастырь в Мельке сказочно богат, но монахам платили скромно - карманные деньги - 17 тысяч шиллингов в месяц, что, однако позволяло им путешествовать и ни о чём не думать.
   Я потом познакомился со всеми. Двое из них были спортсменами и регулярно сплавлялись на байдарках с какой-нибудь горной реки где-нибудь в Канаде или в Новой Зеландии. В монастыре их обслуживала прислуга. Было три повара, кормили пять раз в день. В монастырском гараже стояло 25 автомобилей и два мотоцикла, постоянно заправленных, начищенных монастырскими механиками и готовых к любым поездкам.
   Но Коло в монастыре бывал лишь изредка, только по выходным. У него было послушание - он изучал богословие в Вене и обитал в монастырском подворье на Шоттенштифтплатце в самом центре старого города. Там он был полным хозяином. Питался и пил он в ресторане Шоттенштифткеллер, принадлежавшем монастырю, разумеется, совершенно бесплатно, и угощал там своих друзей.
   На подворье была уютная средневековая часовня, в которой Коло молился, и где он меня первый раз оттрахал. Заниматься сексом в алтаре было божественно. Я воочию ощутил близость к Богу, когда он в меня кончил, это не шутка...
  
   Пауза.
  
   Ты собрался уходить? Подожди ещё пару минут, Владимир! Я расскажу тебе, как я познакомился с настоятелем монастыря и о письме, письме, которое он мне написал. Слушай! Мы встречались с Коло два-три раза в неделю у него на подворье уже несколько месяцев, прежде чем он пригласил меня в Мельк.
   В Мельк он ездил на выходные. В одну из пятниц мы сели на последнюю электричку на Западном вокзале и минут через сорок уже шагали по направлению к эффектно подсвеченной громаде монастыря. Мельк спал. В монастыре тоже всё было тихо. По пути мы не встретили ни души. Оставив в келье Коло вещи, мы спустились в винные погреба.
   Я был потрясён! Каких вин здесь только не было, не говоря уже о собственных монастырских, и французские, и итальянские, и калифорнийские! Многие бутылки обросли пылью и плесенью. Мы набрали столько бутылок, сколько могли унести и умиротворённо удалились восвояси. Настроение было радостным. Несколько часов мы пили вино и болтали.
   Затем мне в голову пришла сексуальная фантазия. Мне страшно захотелось переодеться в хабитус (монашеское облачение) Коло и таким образом позаниматься любовью. Но Коло уже был чересчур пьян. Тогда я пошёл гулять по монастырю. Неожиданно я услышал шаги и увидел очертания человека. Бежать было поздно.
   Я остановился и поприветствовал его на итальянском. Это был аббат. Я сказал ему, что я - Фра Энцо из Болоньи (брат Энцо), что я приехал с Коло. Он знал по-итальянски несколько слов, но, владея латынью, понимал почти всё, и мы кое-как объяснились. Он пригласил меня на агапу (монастырскую трапезу) на следующий день. Когда я вернулся в келью, меня трясло и знобило. Я разбудил Коло и рассказал ему всё. Он был в гневе и не мог сдержать своей ярости. Мой проступок привёл его в бешенство. Он избил меня, а затем оттрахал. Потом мы уснули.
   Мы проспали утреннюю службу и обед, проснувшись лишь под вечер, когда уже надо было идти на агапу. У Коло был ещё один запасной хабитус и мы пошли с ним в облачении. Во время трапезы, где присутствовали ещё другие монахи, я молчал, уткнувшись в тарелку, предоставив возможность говорить Коло. Впрочем, моей персоной никто особенно и не интересовался. В Мельке иногда действительно останавливались монахи из других монастырей, в том числе итальянских. Моя ложь попала в цель. Я хотел уехать в тот же вечер, но Коло мне запретил.
   На следующий вечер, когда мы зашли попрощаться с аббатом, он передал мне закрытый конверт, знаком дав понять, чтобы я вскрыл его позже. Я решил открыть его в электричке, но не выдержал и распечатал уже по пути на станцию. Там было письмо. По-немецки. "Я знаю, что Вы - не Фра Энцо".
   Настоятель был коллегой. Это сказал мне Коло. Почти все монахи в монастыре были коллегами, за исключением одного, который имел в Мельке сразу несколько женщин и даже якобы кучу детей, но на его проказы монастырское начальство смотрело сквозь пальцы...
   Владимир, не уходи!
  
   Свет гаснет.
  
  

СЦЕНА 3.

  
   Темно. Громкий стук. Скрип ворот. Звук отодвигаемого засова. Свет из дверного проёма. Силуэт монаха. Из темноты выступает Андрей Градусов.
  
   Градусов: Мне нужно в комендатуру!
   Монах: (по-русски) Комендатуры здесь нет, она переехала в здание школы.
   Градусов: Вы говорите по-русски?
   Монах: Да, я два года был в русском плену, в Иркутске. С 1917 по 1919 года. В первую мировую войну.
   Градусов: А где школа?
   Монах: Это внизу в городе. Довольно далеко. Боюсь, вы в темноте с трудом найдёте, уличное освещение не работает. Хотите, я угощу вас чаем? Переночуете в монастыре, а утром я отведу вас в комендатуру. Кстати, меня зовут отец Бонифац!
   Градусов: Очень приятно! Майор Андрей Градусов.
   Монах: Заходите, майор! Что это? Вы на мотоцикле?
   Градусов: Я с мотоциклом. Кончился бензин. Пришлось тащить его в гору.
   Монах: Не беда, утром я налью вам бензина.
   Градусов: А что это за монастырь?
   Монах: Мы - бенидиктинцы! Это такой религиозный орден. Когда я вернулся из русского плена, я решил уйти в монастырь. Вот уже 25 лет живу здесь.
   Градусов: А сколько у вас монахов?
   Монах: До аншлюса Австрии было 42 человека. Сейчас почти двести. Многие пришли к нам за последние годы, чтобы не идти в армию. И не только. Мы приютили также несколько гомосексуалистов, которых преследовали нацисты.
  
   При этих словах Градусов испуганно шарахается в сторону, смотрит на отца Бонифаца с опаской.
  
   Монах: Не бойтесь, если вы останетесь у нас на ночь, они вас не тронут.
   Градусов: Значит, я могу здесь переночевать?
   Монах: Если, хотите, я могу определить вас в подвал, где уже ночевали русские воины в 1805 году.
   Градусов: При подъезде к Мельку я видел захоронение русских воинов времён Наполеона, но было уже довольно темно, и я не стал останавливаться.
   Монах: Это были пленные. После сражения под Аустерлитцом французы конвоировали 500 русских воинов. Остановились в монастыре. Пленных закрыли на ночь в подвале. Было холодно. Чтобы согреться, русские развели костры из соломы. На утро почти никто из них не проснулся. Задохнулись от угарного газа. Монахи их похоронили. Затем, лет через пятьдесят, русское правительство установило им памятник, который вы видели. Однако там эта история не описана.
   Градусов: Нет, в подвале я ночевать не буду!
   Монах: Есть ещё комната Наполеона, где он останавливался! Там на полу остался след от упавшей свечи, его до сих пор не стирают. Я вам его покажу. Но спать там нельзя. После Наполеона там никто не жил. Знаете, я лучше отведу вас в хлев! Там много сена. Утром придут бабы доить коров и вас разбудят.
   Градусов: У вас в монастыре есть женщины?
   Монах: Нет, это приходящие работницы. Монахам ведь не положено работать. Мы должны молиться и заниматься трудами духовными.
   Градусов: Страшно хочется спать!
   Монах: Тогда ложитесь!
  
   На заднем плане раздаётся мычание коров. Отец Бонифац приносит сено. Градусов бросается на сено и засыпает.
  
   Монах: Спокойной ночи! (гасит свет)
  
   На экраны проецируются сны майора Градусова - прогулка по монастырю, комната Наполеона, след свечи на полу, захоронение русских воинов. Затем баба, пришедшая доить коров. Градусов подкрадывается к ней сзади, задирает ей подол. Баба продолжает доить большую пятнистую корову, будто бы ничего не замечая. Градусов дрыгается сзади секунд тридцать, а затем обессилено отпадает. Мычание коров. Визг свиней. Кудахтанье куриц.
  
  
  

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

СЦЕНА 1

   Простое убранство комнаты. Окно. Стол. Два стула. Металлическая кровать, застеленная серым солдатским одеялом. Несколько в отдалении одиноко стоит дверь. Майор Градусов сидит за столом.
  
   Градусов: Ну вот, закончилась война! Германия безоговорочно капитулировала. Что это значит - "безоговорочная капитуляция"? Колонны немецких военнопленных, двигавшиеся мне навстречу по западному автобану, когда я ехал в Мельк, куда их вели? Никогда не забуду, как они махали мне руками с криками "нах Хаузэ" и "Гитлер капут". Они думали, что их отпустят домой! Эти простые солдаты и офицеры, попавшие в армию не по своей воле. Отпустят ли их? Ха! Как бы не так!
   А освобождённые узники концлагерей? Они считали, что мы их освободили! Наивные, они полагали, что самое страшное уже позади! Теперь они будут завидовать тем, кто не дожил до этой победы! Всех советских граждан, находившихся в нацистских концлагерях, приказано арестовывать и конвоировать на Колыму... Латышей, литовцев, эстонцев тоже приказано считать советскими гражданами.
   В Лиенце расстреляно 300 тысяч белорусских казаков, ушедших с немцами вместе с семьями. Их выдали нам англичане. Их расстреливали просто на другой стороне реки. Войска НКВД...
   Страшно! Мне страшно. Я победитель, но я боюсь. Боюсь, потому что мне кажется, что я на самом деле не победитель, ведь в борьбе между злом и злом могут быть только жертвы...
  
   К двери подходит солдат с мешком за плечом. Стучит.
  
   Солдат: Товарищ майор, разрешите войти?
   Градусов: В чём дело?
   Солдат: Почта!
   Градусов: Уже?
   Солдат: Так точно!
   Градусов: Войдите!
  
   Солдат входит в комнату и высыпает из мешка на стол сотни треугольных конвертиков полевой почты, которые рассыпаются по полу, не уместившись все на столе.
  
   Солдат: (складывая пустой мешок) Разрешите идти?
   Градусов: Идите!
  
   Солдат уходит.
  
   Градусов: (запуская руки в конверты) Вот письма тех, кто выиграл эту войну! Письма победителей! Все они пишут родным и знакомым, что скоро вернутся, что они живы и здоровы, пишут о своих планах на будущее! Но нужны ли они - победители?
  
   Пауза.
  
   Нет, они не нужны! Нашему советскому государству нужны лишь рабы и убийцы. Сталин прекрасно знает красноречивые уроки наполеоновских войн, когда вернувшиеся из Европы с победой русские офицеры восстали против самодержавия. Значит, они не должны возвращаться. Всё очень просто...
  
   Разрывает конверты. Читает письма. Раскладывает по кучкам.
  
   "Моя дорогая и любимая Маша...". "Здравствуй, моя старая мать...". "Мои дорогие Таня и Саша...". "Уважаемая тётя Зина...". "Драгоценные мои детки...". "Мой обожаемый дедуля...". "Привет вам, соседка..."...
   В этих письмах нет ничего интересного. Все они однообразны. Зачем мне их читать? Они невинны! Это же очевидно! Но я должен найти среди них виноватых. Мне предписан строжайший план - 30 человек в день. Список фамилий. Никаких комментариев и деталей. Приказано провести чистку офицерского состава центральной группы советских оккупационных войск, солдат не трогать.
   А, может быть, я сделаю лотерею?
  
   Выбирает наугад письма.
  
   Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь...
   ...тридцать!
  
   Складывает отобранные письма в кучу. Достаёт планшет и ручку.
  
   Теперь надо составить список -
   Семёнов, Тимофеев, Егоров, Петров, Сорокин, Коровин, Топоров, Курицын, Устюгов, Шуляк, Левин, Фельдман, Стодольский, Байкеев, Сабатюгин, Зимоглядов, Савин, Осипов, Рубцов...
   Так! Всё, завтра все они будут арестованы...
   С этого момента они все предатели...
   Враги народа...
  
  

СЦЕНА 2

   Градусов поднимается из-за стола. Поправляет униформу. Подходит к зеркалу, выщипывает торчащий из носа волосок. Чихает.
  
   Градусов: Какая сегодня жара! Градусов сорок! Нет, наверное, всё же тридцать. Но, всё равно, жарко. Надо поехать на Дунай! Искупаться, поплавать.
  
   Выводит из-за стены мопед, заводит, едет. Сцена поворачивается. Вид дунайского берега. Кваканье лягушек. Градусов выключает мотор, раздевается до гола, лезет в воду. Плавает.
  
   Градусов: Ай, что это? Кто?
  
   Из воды осторожно высовывается голый отец Бонифац.
  
   Отец Бонифац: Не пугайтесь, это я - отец Бонифац! Я здесь ныряю.
   Градусов: Отец Бонифац? Вы меня напугали!
   Отец Бонифац: Простите, я не нарочно!
  
   Голый отец Бонифац выходит из воды и пожимает голому Градусову руку.
  
   Градусов: Вы часто здесь ныряете?
   Отец Бонифац: Почти каждый день.
   Градусов: Здесь хорошо...
   Отец Бонифац: Как вы устроились?
   Градусов: Отлично. Живу у бауэра. Большая светлая комната. Я доволен. Есть все условия для плодотворной работы.
   Отец Бонифац: А что, у вас много работы?
   Градусов: Работы у нас всегда хватает!
   Отец Бонифац: Но война ведь закончилась! С кем теперь воевать?
   Градусов: Как с кем? С идеологическим врагом!
   Отец Бонифац: Ага...
   Градусов: Знаете, гуляя в окрестностях монастыря, я наткнулся на большую спортивную площадку с футбольным полем. Похоже, она принадлежит монастырю. Вы что, играете в футбол? Монахи играют в футбол?
   Отец Бонифац: Да, у нас действительно есть футбольная команда. И её тренирую я. Сам я уже не играю. Стою на воротах. В марте мы даже выиграли у сборной команды 4-го батальона танковой дивизии "Мёртвая Голова" из Амштеттена.
   Градусов: Я раньше тоже любил поиграть в футбол. Но на войне такой возможности не представлялось.
   Отец Бонифац: Но война кончилась! Время играть в футбол!
   Градусов: Да. Футбол - это хорошо!
   Отец Бонифац: А нам теперь не с кем играть! Войска Вермахта разгромлены, кто убит, кто попал в плен. Кстати, было бы интересно сыграть с русскими!
   Градусов: (задумчиво) Наверное, я смог бы собрать команду.
   Отец Бонифац: Попробуйте!
   Градусов: Пока ничего обещать не буду, мне надо переговорить с начальством.
   Отец Бонифац: Ну, так и переговорите! Как только что узнаете, сразу приходите к нам в монастырь, спросите отца Бонифаца, меня позовут, тренироваться можно на нашем поле. У нас есть хороший футбольный мяч.
   Градусов: Это было бы здорово!
   Отец Бонифац: Ладно, очень рад встрече, но я ещё раз окунусь.
  
   Отец Бонифац пожимает Градусову руку и снова лезет в Дунай купаться. Градусов одевается, садится на мопед и уезжает.
  
  
  

СЦЕНА 3

   Комната Градусова. Смеркается. На столе стоит настольная лампа. Градусов нервно расхаживает по комнате. Хватается руками за голову.
  
   Градусов: Господи, почему я должен это делать? Подписывать приговоры тысячам невинных людей, доблестным советским офицерам, рисковавшим своими жизнями во имя победы одного диктатора над другим.
   Я не хочу, не хочу, не хочу!!! Но, если я не буду, меня самого репрессируют. Я должен всё это делать ради спасения собственной шкуры! Если это не сделаю я, то это сделает кто-то другой! "Нет незаменимых людей" - известная фраза Сталина, которую он сказал Надежде Константиновне Крупской, когда она пыталась его критиковать, - "мы объявим вдовой вождя другую женщину". И Крупская замолчала. Потом Сталин её всё равно отравил. И Горького отравил. Он много кого отравил. Он и Ленина, как говорят, отравил...
   Что было бы, если б победил Гитлер? Американцы ждали до последнего момента с открытием второго фронта, боясь вмешаться в конфликт между двумя чудовищами. Они выжидали. Если бы стал побеждать Гитлер, они бы его поддержали, пошли бы на любые переговоры и соглашения.
   Они понимали, что Гитлеру не нужна Сибирь, что он остановится на Урале, по крайней мере, у него не было планов захватывать территории дальше Уральского хребта и Кавказа, его интересовала лишь нефть и руда, а не бескрайняя непроходимая тайга. Американцы планировали ударить Сталина в спину, захватив Дальний Восток и Камчатку, а также пространства Южной Сибири вплоть до Байкала, отдав Среднюю Азию на откуп Японии. Они бы полюбовно поделили с Гитлером СССР, подобно тому, как Гитлер и Сталин поделили в своё время Польшу.
   Теперь Сталин и американцы делят Европу. Меня уже тошнит от всей этой политики. Наверное, лучше сыграть в футбол с монахами. Надо доложить полковнику Рогаткину о поступившем предложении и начинать собирать команду. Было бы неплохо, пригласить на матч маршала Малиновского. Если ему понравится игра, он мог бы назначить меня капитаном сборной 2-ого Украинского Фронта, а мы бы вызвали тогда на состязание сборную 3-его Украинского фронта, которой пока нет, но которую можно будет собрать. Тогда меня бы, наверное, освободили бы от моих гнусных обязанностей полевого цензора!
   Неплохая идея! Мечта!
  
   Стук в дверь. Градусов вздрагивает. Лицо его искривляет гримаса раздражения.
  
   Снова почта? Сегодня ведь уже приносили! Может, послышалось?
  
   Стук в дверь повторяется.
  
   Войдите!
  
   Дверь приоткрывается и в комнату робко входит австрийская девушка с ведром.
  
   Девушка: (по-немецки) Здравствуйте! Я - дочь вашего хозяина, господина Земельвайса! Меня зовут Магдалена Земельвайс!
   Градусов: (не понимая) Что? (трясёт головой) Ничего не понимаю! Ты кто?
   Девушка: (тыкает себя пальцем в грудь, опять по-немецки) Я - Магдалена! (показывает пальцем на дверь) Я - дочь вашего хозяина!
   Градусов: А-а-а! (широко улыбается, подходит и тычет пальцем ей в грудь) Теперь, кажется, понял! Магдалена?
   Девушка: (кивает, снова тычет пальцем себе в грудь) Магдалена!
   Градусов: (улыбаясь) Магдалена! (тычет пальцем ей в грудь)
   Девушка: (слегка приседая два раза) Магдалена! Магдалена!
   Градусов: (выпячивая грудь) Андрей! (бьёт себя в грудь кулаком) Меня зовут Андрей!
   Девушка: (бьёт его в грудь кулаком) Андрей!
   Градусов: (радостно, трогая ей грудь пальцем) Магдалена!
  
   Девушка уворачивается. Показывает на ведро.
  
   Девушка: (по-немецки) Я буду у вас убирать. (Делает характерные жесты) Два раза в неделю. Хорошо?
   Градусов: (повторяет за ней по-немецки) Хорошо! Хорошо!
   Девушка: У вас есть какая-нибудь тряпка, чтобы мыть пол? Старая рубашка, может быть? (показывает жестами, что ей надо)
   Градусов: А, понял, понял, сейчас что-то найдём! (Оглядывается по сторонам, а затем начинает расстёгивать штаны)
   Девушка: (испуганно, отступая к двери) Нет, нет, вы меня не так поняли! Я пришла мыть пол! Мне только нужна какая-нибудь тряпка! (показывает жестами)
   Градусов: Так возьмите ж штаны - они старые, у меня другие есть, берите! (Снимает штаны и остаётся в длинных семейных трусах). Бери же!
  
   Девушка опасливо протягивает руку и берёт штаны Градусова. Затем подбирает подол юбки, опускает штаны в ведро, вынимает, выкручивает, становится раком и начинает мыть пол. Градусов не отрываясь смотрит, жадно ловя каждое её движение.
  
   Девушка: Пожалуйста, не смотрите на меня! Вы меня смущаете.
   Градусов: (сам себе, в сторону) Какая красивая! И по-русски ничего не понимает, ни слова. Идеальный собеседник для такого человека, как я! И имя интересное - Магдалена! Молоденькая совсем, лет девятнадцать-двадцать...
  
   Пауза. Девушка моет пол, медленно приближаясь задом к Градусову.
  
   Эх, жаль, что нам категорически запрещено вступать в половые отношения с местным населением! Что ж делать? Ведь никто не узнает! Свидетелей нет! Запру дверь и всё! Всего один-то раз! Один единственный раз за всю войну! В честь победы! Даже если меня за это потом расстреляют...
  
   На цыпочках крадётся к двери, тихонько запирает дверь на крюк. Переводит дух, снимает трусы. Девушка продолжает, не поворачиваясь, мыть пол. Градусов подходит к ней сзади и обхватывает за талию руками. Она замирает.
  
   Градусов: Магдалена!
   Девушка: Андрей!
   Градусов: Магдалена!
   Девушка: Андрей!
   Градусов: Магдалена!
   Девушка: Андрей!
  
   Соединившись воедино, они продолжают двигаться по комнате в ритме мытья пола. Наконец Градусов издаёт протяжный крик и останавливается. Несколько мгновений оба застывают в последней позиции. Затем Магдалена отползает в сторону, растерянно вертит головой, не зная, куда бы спрятаться от стыда, замечает ведро, надевает его на голову и, натыкаясь на стены, поспешно удаляется из комнаты Градусова.
  
   Градусов: Приходи ещё! (Пауза) Завтра! Ты ж даже и половины комнаты не вымыла! Стой! Ты куда?!
  
   За дверью девушка сбрасывает ведро с головы, которое с грохотом падает, и убегает. Градусов бросается её догонять, но не успевает. Он подбирает валяющееся на сцене ведро и уносит к себе в комнату.
  
  
  

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

СЦЕНА 1

  
   Монастырский стадион с видом монастыря на заднем плане. Футбольные ворота. Отец Бонифац разминается с мячом. Он одет в монашеский хабитус. Слышен стук мопедного мотора. На сцену выезжает майор Градусов. Проезжаем мимо ворот. Отец Бонифац бьет по мячу и попадвает в Градусова. Градусов падет вместе с мопедом. Встаёт, отряхивается.
  
   Градусов: Вы меня чуть не зашибли! Вот это удар!
   Отец Бонифац: Простите, не хотел! Не заметил, как вы подъехали...
   Градусов: Чёрт побери! За это я поставлю вас сейчас на ворота, и буду расстреливать мячом!
   Отец Бонифац: Не имею ничего против...
   Градусов: Давай сюда мяч!
  
   Отец Бонифай передаёт мяч Градусову и становится на ворота. Бьёт. Ещё бьёт. Ещё. Отец Бонифац отбивает все мячи.
  
   Отец Бонифац: Есть ли у вас новости, майор?
   Градусов: Новости есть (удар по мячу)...
   Отец Бонифац: Вам разрешили собрать команду?
   Градусов: Более того!
   Отец Бонифац: Что же может быть более?
   Градусов: Этим проектом заинтересовался сам командующий 2-ым Украинским Фронтом маршал Родион Яковлевич Малиновский! Он выразил желание лично присутствовать на матче!
   Отец Бонифац: Поздравляю вас, майор!
   Градусов: Но это ещё не всё!
   Отец Бонифац: Неужели?
   Градусов: Да (бьёт по мячу)!
   Отец Бонифац: (ловко отражая удар) Говорите же скорей, я умираю от любопытства!
   Градусов: Маршал Малиновский пригласил на матч маршала Рокоссовского - командующего 1-ым Белорусским Фронтом!
   Отец Бонифац: Ого, вот это да!
   Градусов: И это ещё не всё!
   Отец Бонифац: Не может быть.
   Градусов: Может!
   Отец Бонифац: Ну!
   Градусов: (примеривается к мячу) А маршал Рокоссовский пригласил маршала Василевского - командующего 2-ым Белорусским Фронтом!
   Отец Бонифац: (пропускает мяч, который улетает за кулисы) Вот это да!
   Градусов: Да! Вот это будет игра!
   Отец Бонифац: Сразу три маршала! Ого!
   Градусов: (загибает пальцы на руке) Малиновский, Рокоссовский и Василевский!
   Отец Бонифац: Малиновский, Рокоссовский, Василевский!
   Градусов: (сжимая руку в кулак) Ура!
   Отец Бонифац: (хлопая Градусова по спине) Ура!
  
   Градусов исполняет некий спонтанный танец радости, прыгает, бегает, имитирует ногами и головой удары по мячу. Отец Бонифац со смехом за ним наблюдает.
  
   Градусов: (останавливаясь) Смеётся тот, кто смеётся последним!
   Отец Бонифац: Смеётся тот, кто смеётся последним!
   Градусов: Я еду собирать команду!
   Отец Бонифац: В добрый путь!
  
   Градусов вскакивает на мопед, делает несколько кругов и восьмёрок по сцене, и с криком "Ура!" уезжает.
  
  
  

СЦЕНА 2

   Полная темнота. Поскрипывание кровати. Стоны. Приглушённые крики.
  
   - Магдалена!
   - Андрей!
   - Магдалена!
   - Андрей!
   - Магдалена!
   - Андрей!
  
   Зажигается спичка. Спичка зажигает настольную лампу. Комната Градусова. Тот же интерьер, только над кроватью висят три портрета - маршала Малиновского, маршала Рокоссовского и маршала Василевского. На кровати лежат Градусов и Магдалена.
  
   Градусов: Как хорошо! Я никогда в жизни не был так счастлив! Я люблю тебя, Магдалена!
   Магдалена: (по-немецки) Я люблю тебя, Андрей!
   Градусов: Магдалена! Магда и Лена! Два в одном! Два имени в одном - немецкое Магда и русское Лена. Хочешь, я буду звать тебя Лена?
   Магдалена: (кивает, по-русски) Да, да, Лена...
   Градусов: Лена! Лена... (целует её в лоб)
   Магдалена: Андрей...
   Градусов: Почему я не могу на тебе жениться? Почему нам запрещают иметь контакты с австрийскими девушками? Нам ничего нельзя. А хочется! И девушкам тоже хочется! Их мужчины погибли или захвачены в плен и угнаны в Сибирь, откуда уже вряд ли когда-нибудь вернутся, а если и вернутся, то неизвестно когда, вернутся единицы - сломленные и раздавленные.
   Если нацистских главарей, виновных в раздаче преступных приказов судят международным судом в Нюрнберге, то миллионы солдат и офицеров, которые были вынуждены этим приказам следовать, без суда и следствия ссылают на каторжные работы в Россию, восстанавливать разрушенное войной наше социалистическое хозяйство. А нам, победителям, даже нельзя брать в жены их женщин!
   Гитлер воспитывал нацию господ, Сталин воспитал нацию рабов. В армии у них было принято обращение "господин", у нас в армии обращение - "товарищ"! Русское слово "товарищ" имеет сомнительную этимологию, и было впервые зафиксировано в общении между разбойниками времён правления Ивана Грозного, грабивших купцов со словами - "Товар ищи! Товар ищи!"...
  
   Магдалена встаёт с кровати и начинает одеваться.
  
   Магдалена: (по-немецки) Андрей, уже светает, мне надо идти! (показывает на окно)
   Градусов: Подожди! Ещё совсем темно! Какая тёплая ночь! Давай искупаемся в Дунае? Поедем на мотоцикле и искупаемся! Я знаю хорошее место! Поплаваем вместе! (показывает ей знаками) Давай?
   Магдалена: (по-русски) Давай!
   Градусов: Да ты уже всё понимаешь, что я тебе говорю! И даже два слова по-русски выучила - "да" и "давай"! Молодец!
   Магдалена: Да, да...
  
   Градусов одевается и заводит мопед, включает фару. Садится на мопед. Магдалена гасит настольную лампу, садится сзади, обхватывая его за пояс.
  
   Градусов: Держись крепко! Выжимаю полную скорость! Эх, какой русский не любит быстрой езды!
   Магдалена: Давай, давай!
  
   Разрезая темноту фарой, мопед делает несколько кругов и восьмёрок в темноте. Останавливается. Лёгкие утренние сумерки. На горизонте виден восход солнца. Градусов и Магдалена раздеваются, лезут в Дунай. Смех и плеск воды.
   В это время тёмный силуэт какого-то человека подкрадывается к мопеду и собирает одежду купающихся. Убегает. Через минуту Градусов и Магдалена выходят голыми из воды. Градусов оглядывается по сторонам.
  
   Градусов: Ох, ёб твою мать!
   Магдалена: (по-немецки) Боже мой!
   Градусов: Одежду спиздили! (сплёвывает) Кто здесь? Что за шутки? (оглядывается кругом) Верните одежду! Одежду верните! Слышите? Верните одежду!
  
   Никто не отвечает.
  
   Магдалена: (по-немецки, закрывая лицо руками) Боже мой!
   Градусов: Это - пиздец! (бросается к мопеду) Скорей, пока полностью не рассвело! Поехали! Голыми! Быстро! Давай! Давай!
  
   Едут. Совсем светло.
  
   Окрик: Стой, стрелять буду!
   Градусов: Патруль! (резко разворачивает мопед)
   Окрик: Стой, кому говорят! Огонь!
   Градусов: Держись!
  
   Звуки одиночных выстрелов, затем автоматная очередь. Сделав несколько восьмёрок, мопед уезжает со сцены. Пение птиц. Звон монастырских колоколов.
  
  
  
  
  
  

СЦЕНА 3

   Градусов сидит за столом и читает письма, время от времени со вздохом внося очередную фамилию отправителя в список.
  
   Градусов: Я даже ничем не могу им помочь, всем этим несчастным! В военное время хотя бы надо было ставить количество лет. Сейчас больше не надо. Это были словно оценки в школе, только по другой системе. Десять, пятнадцать, двадцать, двадцать пять. Иногда можно было поставить пять или восемь. Восемь я поставил тому капитану, ещё в феврале, который в своём пространном письме другу рискнул открыто критиковать Сталина.
   Он был единственным, кто это сделал. Его критика в корне перевернула тогда моё отношение к власти, заставила задуматься и по-новому взглянуть на порядок вещей. На что он рассчитывал, зачем он это писал? Неужели он не догадывался, что письма перлюстрируются?!
   Может быть, он сделал это специально, сознательно? Чтобы не погибнуть на фронте, а попасть в лагерь и выжить? Можно ли выжить в лагере?
   Я поставил ему восемь, чтобы дать возможность выжить. Поставить пять я ему не рискнул. Очевидно, им что-то двигало. Возможно, ему уготована некая миссия свыше - выжить во что бы то ни стало и победить могущественного диктатора. Это звучит неправдоподобно. Как может простой заключённый победить Сталина? Но, всё равно, я поставил ему восемь. Я рисковал.
   Я запомнил его имя - Александр Солженицын. Странная фамилия. От слова "ложь", "лживый", "солгавший". Русские фамилии неслучайны. Похоже, это наследственная черта. Кто-то из его предков любил говорить правду, а правду в России всегда называли ложью, а ложь - правдой. И газету назвали "Правдой", чтобы скрывать ложь. И этот Солженицын "оболгал" самого Сталина. В своём решении я написал так: "Судя по фамилии, капитан Солженицын - потомственный лжец, поэтому его высказывания нельзя воспринимать всерьёз. Но наказать надо! Восемь лет".
  
   Тихий стук в дверь. Градусов не слышит, распечатывает очередное письмо. Дверь приоткрывается, в комнату осторожно заглядывает Магдалена. Градусов продолжает читать письмо. Магдалена на цыпочках подходит к нему, резко вырывает письмо и прячет себе за спину. Градусов вскакивает.
  
   Градусов: (удивлённо) Лена?!
  
   Магдалена молча смотрит ему в глаза, не мигая.
  
   Градусов: Что-то случилось? Что? Нас кто-нибудь видел вчера утром?
   Магдалена: Андрей... (отдаёт ему обратно письмо, опускает глаза)
   Градусов: (хватает её за плечи) Да говори же!
   Магдалена: (по-немецки) Андрей, я хочу сказать тебе что-то важное. Я беременна. Понимаешь - беременна! (показывает знаком большой живот)
   Градусов: (сразу же всё поняв, тяжело опускается на стул) Ты беременна?
   Магдалена: (по-русски, скороговоркой) Да, да, да... (закрывает лицо руками, плачет)
   Градусов: (резким движением сбрасывая со стола письма, встряхивает головой) Пиздец! Полный пиздец! Что же делать? (встаёт и начинает быстро ходить туда-сюда по комнате) Это же нельзя! Невозможно! Что теперь будет? Меня накажут. Разжалуют. Арестуют. Сошлют...
   Магдалена: (громко рыдая, издаёт нечленораздельные звуки) А-а-а-а-а...
   Градусов: Ты должна сделать аборт! (показывает знаками) Найти врача, доктора! Доктор! Доктор! Понимаешь?
   Магдалена: (по-немецки) Понимаю! Но в Австрии ни один доктор не станет делать аборт! Понимаешь? Ни один! Я уже узнавала! Австрия - католическая страна! А папа Римский запрещает аборты!
   Градусов: Что? Что?
  
   Магдалена с помощью слов и знаков пытается объяснить ему суть проблемы. В конце концов, он понимает. Обнимает Магдалену и плачет.
  
   Магдалена: (по-немецки) Андрей, что теперь будет? Мой отец... Если он только узнает! Он выгонит меня из дому! Он ненавидит русских! Он поддерживал национал-социалистов, стал членом партии ещё до присоединения Австрии к единой Германии. Мои два брата офицеры Waffen SS. Мы уже несколько месяцев не знаем, где они - погибли или попали в плен? Вернутся ли они когда-нибудь снова домой?
   Отец мечтал, что когда окончится война, они получат участки плодородной земли на Украине и станут богатыми бауэрами, на которых будут работать рабы-славяне. Так обещал нам Гитлер! Они ушли воевать за жизненное пространство, так необходимое немецкой нации!
   Что скажет отец, когда узнает, что я беременна от русского?
   Градусов: Что же делать? Меня теперь репрессируют! (красноречиво проводит рукой по горлу) Это же конец! Как только всё станет известно...
   Магдалена: (по-немецки) Может, нам покончить с собой?
   Градусов: Что?
   Магдалена: (пытается объяснить, увидев, что Градусов не совсем понимает, вдруг находит литературный пример) Шекспир! Ромео и Джульетта? Понимаешь? Мы как Ромео и Джульетта! Ты и я!
   Градусов: (ошарашено) Покончить жизнь самоубийством? (приставляет палец к виску)
   Магдалена: (по-русски) Да, да... (по-немецки) Давай покончим с собой! Это так романтично! Как Ромео и Джульетта! Как Гитлер и Ева Браун! Надо достать яд! Можно попросить отца Бонифаца, чтобы он нас обвенчал, а затем принять яд...
   Градусов: Подожди! Давай не будем пороть горячку! Завтра игра! Это очень серьёзно! Представляешь, сразу три маршала - Малиновский, Рокоссовский и Василевский? Может быть, всё сразу станет иначе? Давай поговорим завтра! После игры? Ладно? А теперь уходи! Тебе нельзя здесь оставаться. Это опасно...
   Будем надеяться на лучшее. Может быть, ещё не всё потеряно!
  
   Целует Магдалену в лоб и выталкивает её за дверь.
  
  
  

СЦЕНА 4

   Футбольная площадка. Ворота. На воротах стоит отец Бонифац в монашеском хабитусе, пригнувшись и подобрав рясу. Шум стадиона. Проекции футбольных матчей чемпионата Мира. Свисток судьи. Посередине сцены лежит мяч.
  
   Сбоку выскакивает майор Градусов и с размаху бьёт по воротам. Отец Бонифац отражает удар. Разочарованный рёв стадиона.
  
   На ворота становится майор Градусов. Отец Бонифац бьёт по мячу и легко забивает гол. Разочарованный рёв стадиона.
  
   На ворота снова становится отец Бонифац. Градусов бьёт. Отец Бонифац ловит мяч. Разочарованный рёв стадиона.
  
   На ворота снова становится майор Градусов. Отец Бонифац бьёт по мячу и забивает гол. Разочарованный рёв стадиона.
  
   На ворота в третий раз становится отец Бонифац. Градусов бьёт. Отец Бонифац отбивает мяч. Разочарованный рёв стадиона.
  
   На ворота в третий раз становится майор Градусов. Отец Бонифац бьёт по мячу и забивает гол. Разочарованный рёв стадиона.
  
   На ворота в четвёртый раз становится отец Бонифац. Градусов бьёт. Отец Бонифац отбивает мяч. Разочарованный рёв стадиона.
  
   На ворота в четвёртый раз становится майор Градусов. Отец Бонифац бьёт по мячу и забивает гол. Разочарованный рёв стадиона.
  
   На ворота в пятый раз становится отец Бонифац. Градусов бьёт. Отец Бонифац отбивает мяч. Разочарованный рёв стадиона.
  
   На ворота в пятый раз становится майор Градусов. Отец Бонифац бьёт по мячу и забивает гол. Разочарованный продолжительный рёв стадиона. Улюлюканье, свист...
  
   Заход солнца, переходящий в темноту.
  
  
  

СЦЕНА 5

  
   Загорается настольная лампа на столе Градусова. В комнате Градусов и Магдалена. Градусов стоит у стола, Магдалена сидит на кровати.
  
   Градусов: Мы проиграли, позорно проиграли монахам! В такой знаменательный день перед лицом маршала Малиновского, Рокоссовского и Василевского в канун их переброски на японский фронт. Война с Японией ещё не закончена. Квантунская армия окопалась в Китае. Необходимо помочь товарищу Мао Цзэдуну!
   Тьфу, о чём это я! Да плевать мне на этого Мао Цзэдуна! Мы проиграли в футбол монахам! Моя команда... Команда доблестной Красной Армии! Знаешь, как посмотрел на меня полковник Рогаткин, мой непосредственный начальник, после матча? Это был многообещающий взгляд! Это - конец! Завтра меня арестуют! Однозначно. Сомнений нет...
   Магдалена: (по-немецки) Андрей, у меня есть хорошие новости! Мне сказали, что в Вене есть молодой врач - доктор Леопольд, который делает аборты! Но ему надо много платить, ему нужны деньги, он собирает австрийское искусство, то, что при Гитлере считалось деградированным искусством "entartete Kunst", теперь снова начало входить в моду - Эгон Шиле, Густав Климт, Оскар Кокошка... Он собирает коллекцию! Большую коллекцию! Ему нужны деньги!
   Градусов: Деньги? Вот возьми! Это моё офицерское жалованье. Австрийские шиллинги. Здесь пять тысяч - моя зарплата за два месяца. Я ничего не тратил.
   Магдалена: (по-немецки) Кому нужны эти шиллинги, напечатанные в Москве? За них ничего не купишь! Леопольд берёт только американские доллары или английские фунты.
   Градусов: Доллары? Фунты? У меня нет, ни фунтов, ни долларов. Но можно продать часы! (показывает свои часы) Трофейные, немецкие часы... Я снял их в Польше с убитого товарища.
   Магдалена: (по-немецки) Продать часы? Но этого даже не хватит на дорогу до Вены!
   Градусов: Что же делать? Что?
   Магдалена: (по-немецки) Мы можем покончить с собой, как Гитлер и Ева Браун...
   Градусов: Нет, нет, ты должна жить! Ты должна уехать в Вену, сделать аборт и начать новую жизнь! А я, меня арестуют, отправят в Сибирь. Мне никогда не простят того, что я проиграл в футбол монахам...
   Магдалена: Сибирь...
   Градусов: Да, в Сибирь, в лагеря... Может быть я встречу там твоих братьев. Твоих братьев, понимаешь? Как их зовут? Твои братья - Waffen SS...
   Магдалена: (по-русски) Да, да... (по-немецки) Их зовут Зигфрид и Манфред.
   Градусов: Хорошо, я постараюсь не забыть. Зигфрид и Манфред...
  
   Пауза.
  
   Магдалена: (по-немецки) Доктор Леопольд не делает аборты без денег! Ты знаешь, какие к нему очереди? Подружки американцев, французов и англичан - военнослужащих оккупационных войск. А он делает всего по 30 абортов в день... (рисует на столе цифру) 30 абортов в день!
   Градусов: (вздрагивая) 30 в день, это как у меня, это мой план! Каждый день я составляю список на тридцать фамилий, фактически подписывая им смертный приговор, путёвку в Сибирь. Только я уничтожаю своих, а он - чужих, врагов. Доктор Леопольд - замаскированный партизан, он уничтожает детей оккупантов в зародыше.
   Магдалена: (по-немецки) Где взять денег, как доехать до Вены??
   Градусов: (хлопает себя по лбу) Мой мотоцикл! Думаю, он мне больше не пригодится! Ты поедешь в Вену на моём мотоцикле, а там его продашь! У тебя будут деньги. Хватит и на аборт, и на новую жизнь!
   Магдалена: (по-немецки) Твой мотоцикл... Да, но я не умею им управлять! Я не знаю, как это сделать...
   Градусов: Очень просто. Я тебя научу. Пойдём!
  
   Они гасят лампу и выходят на улицу. Восход солнца. Начало нового дня. Градусов выводит мопед. Показывает Магдалене, как его заводить и как ним управлять. Она делает несколько кругов и восьмёрок. Останавливается.
  
   Градусов: Видишь, всё очень просто!
   Магдалена: Надо ехать, пока не проснулся отец!
   Градусов: Давай прощаться! Иди ко мне...
  
   Они обнимаются и затем замирают в продолжительном поцелуе.
  
   Магдалена: Андрей!
   Градусов: Магдалена! Лена...
  
   Магдалена садится на мопед, включает зажигание, едет. Градусов понимает, что больше не увидит её никогда. Он бросается за ней, бежит, спотыкается, падает, встаёт, снова бежит...
  
   Градусов: (истошно) Лена! Я люблю тебя, Лена!
  
   Мопед уезжает. Звук мотора стихает. Градусов падает на колени. Закрывает лицо руками. Плачет. Срывает с себя погоны. В бессильной ярости бросает их вослед уехавшей Магдалене. Бьётся лбом об землю, а затем выгибается и падает навзничь.
  
   Включается фонограмма песни "День Победы". Занавес опускается. На мопеде вдоль авансцены в сторону Вены медленно проезжает Магдалена.
  
  
  

конец

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"