Яременко-Толстой Владимир Николаевич
Глава 70. Этногенез и суперэтнос

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Лев Гумилёв со своей молодой супругой навещают нас на улице Чайковского. Мои беседы с Гумилёвым на кухне о поэзии, этногенезе и суперэтносе. Голая фотосессия на балконе. Аня показывает княгине Митусовой и жене Гумилёва Наталье Симоновской свои политические карикатуры. О Вульве Нации, Анне Ахматовой, Ахматовских сиротах, Петропавловской крепости и прочем. Я объявляю Анну Ахматову вульвой русской поэзии и предлагаю именовать её в связи с этим Анной Мохнатовой.
  Глава 70
  ЭТНОГЕНЕЗ И СУПЕРЭТНОС
  
  Гостей у нас трое, это княгиня Людмила Степановна Митусова - племянница Николая Рериха, Лев Гумилёв - сын поэта Николая Гумилёва и поэтессы Анны Ахматовой, и его жена - художница Наталья Викторовна Симоновская.
   - Лев Николаевич недавно перенёс инсульт и ещё не полностью восстановился, не пугайтесь, - предупреждает меня прямо с порога княгиня, когда две женщины вводят под руки старого коматозника.
   Вот он какой - Лев Гумилёв! Его рыхлое бородавчатое лицо заядлого курильщика нездорового, тёмного, почти что землянистого цвета, похожее на занюханый табачный лист, завалявшийся в древнем антикварном комоде среди старых бумаг и прочего канцелярского мусора, не взирая на всю свою кажущуюся неаппетитность, вызывает симпатию. Так выглядит доживающий свой век гений.
   Во рту Гумилёва торчит дымящаяся сигарета. Жена Наталья её периодически вынимает и вставляет вновь, в промежутке сделав жадную затяжку сама. Это похоже на довольно странный ритуал, но всё дело в том, что часть тела Гумилёва парализована после инсульта и он не совсем ещё владеет пальцами. Докуренную до самого фильтра сигарету Наталья тушит и заталкивает в использованный спичечный коробок, уже до отказа забитый бычками.
   Жена следит за тем, чтобы между курением сигарет не было пауз, как только она гасит одну, то тут же сразу без промедления раскуривает следующую, сама делает затяжку и вставляет её великому учёному в зубы. Это напоминает приём лекарства.
   - Лев Николаевич не может существовать без курева, - вскользь поясняет она нам, заметив, что я с интересом наблюдаю за процессом. - Даже в ночи он просыпается перекурить. Он называет это - "перекур между снами"...
   Узрев мою обнажённую Анну, мутные глаза старика зажигаются Вифлеемским огнём, сходящим на Пасху во храме Животворящего Креста Господня в Иерусалиме. Вход в мою тихую обитель подобен чуду Воскресения Христова. Когда дверь квартиры поэта открывает сексапильная блондинка, а внутри бродит обнажённая муза, это говорит о его стихах больше, чем сами стихи.
   - Я, сын поэтов, но сам поэтом не стал, конечно, стихи писать я пытался, неплохие на мой взгляд стихи, в советской школе меня за них строго наказывали...
   - Как можно наказать за стихи? - хихикает Эльза.
   - Да очень просто, в мои школьные годы, когда моего отца уже расстреляли, а матери было не меня, я жил у тётки в Бежецке. В городе было две школы: 1-ая Советская и 2-ая Советская, сперва я учился в 1-ой Советской школе, но меня оттуда выгнали как сына контрреволюционера и классово чуждый элемент. Тогда тётка перевела меня во 2-ую Советскую школу.
   Я держался особняком и, естественно, не вступал ни в какие пионеры-комсомольцы, а когда на меня донесли, что я на переменах пишу стихи, школьный совет 2-ой Советской школы проголосовал за лишение меня полагавшихся каждому ученику учебников.
   - Ваша мама Анна Ахматова была безусловно великой поэтессой... Из вас поэта не вышло, но она, тем не менее, стала литературной матерью так называемым "Ахматовским сиротам". Её, как мне кажется, можно считать поэтической вульвой, символической пиздой, родившей сразу четверню - Иосифа Бродского, Дмитрия Бобышева, Анатолия Наймана и Евгения Рейна. Они, конечно, все поэты различной степени одарённости, но в целом - это великая плеяда. Мне хотелось бы найти подходящее словечко, термин, определяющий роль Ахматовой в русской литературе. Называть её литературной пиздой или вульвуй у меня просто не поворачивается язык, это немного оскорбительно. Поэтому, с вашего позволения, предлагаю именовать её Анной Мохнатовой...
   Женщины усаживают Гумилёва в кухне на стул, а сами перемещаются в комнату, где Аня показывает им свои рисунки. Я остаюсь на кухне.
   - Молодой человек, скажите, а вы знакомы с моими теориями пассионарности и этногенеза? - спрашивает старик, пытливо сверля глазами мой череп.
   - Очень поверхностно, признаюсь, первоисточников я не читал, знаю и помню только пару расхожих цитат, как, например: "Глядя на глобус, я вижу как Космос сечёт плетью нашу планету и содержательная сторона этой "экзекуции" в географических координатах вызывает наши раздумья и поиски..."
   - Да, действительно так, на глобусе я выделил девять осей пассионарных толчков, каждый длинной около трёхсот километров, датированных в промежутке от ХVIII-го века до нашей эры - и до XIII-го века нашей эры, очень похожих на геодезические линии.
   - Можно ли считать их Вульвами Наций?
   - Вместо термина "Вульва Нации" я давно пользуюсь термином "этногенез", а сами нации я называю "этносом" для того, чтобы меня не обвиняли в нацизме, что уже неоднократно случалось, например, при защите моей второй докторской диссертации.
   Хотя это, как вы сами понимаете, полнейший нонсенс. Нацизм - это превосходство одной нации над другой, что ни в коей мере не стыкуется с моей основной теорией так называемых суперэтносов, когда одновременно и в одном месте рождается несколько этносов-ровесников.
   Я очень много занимался географией, более двадцати сезонов отъездил в разные географические экспедиции в Центральную Азию, на Байкал и в Бурятию. В 1962-ом году я перешёл из исторического на географический факультет, где преподавал до самой пенсии в 1985-ом году.
   В 1960-ом году возвращаясь из экспедиции в южном Таджикистане, мы с бурятом Цыримпиловым сделали остановку в Москве и зашли в гости к Юрию Николаевичу Рериху, работавшему научным сотрудником в Институте востоковедения Академии Наук СССР.
   Когда через несколько дней я отбыл к себе домой в Ленинград, бурят Цыримпилов ещё некоторое время зачем-то оставался в Москве. Возможно, он стал тогда свидетелем убийства Юрия Николаевича...
   - Постойте, а почему вы выделили на глобусе всего только девять осей пассионарных толчков? Разве их в общей сложности не двенадцать?
   - Молодой человек, вы путаете пассионарные толчки с точками этногенеза, с тем, что вы называете Вульвами Наций. То, что давеча произошло с вами в Петропавловской крепости является, согласно моей теории, не чем иным, как пассионарным толчком. Именно эти пассионарные толчки и приводят к раскрытию вульвы.
   Девять географических зон пассионарных толчков, найденных и обозначенных мной на глобусе, находятся во временном пространстве протяжённостью в тридцать веков. Так вот, в тот день бабьей весны у Государева Бастиона Петропавловской крепости на Заячьем острове вы ощутили типичный пассионарный толчок.
   - Теперь всё ясно.
   - Расскажите же мне, как было дело, ведь на вашем месте по закону кармы должен был быть я... - говорит мне Гумилёв, с трудом раскуривая новую сигарету непослушными пальцами паралитика.
   - Избави меня, Господи, от такой кармы, отпусти мне все прегрешения мои, вольные и невольные, - в тихом ужасе неистово крестится Эльза, глядя на скрюченные дрожащие руки старого бородавчатого коматозника, до желтизны пропитанные куревом, и с омерзением представляя их у себя в трусах.
   - Я уверен, что на моём месте могли бы быть вы, на моём месте мог бы быть любой, кто очутился бы в тот солнечный день бабьей зимы на Заячьем острове у стен Государева Бастиона Петропавловской крепости, держа свою правую руку в трусах у Эльзы и пальпируя ей вульву в поисках секацкого воинства, а затем бы вынул её из её трусов и, широко растопырив пальцы, смотрел бы на солнце сквозь лёгкую паутинку липкой половой слизи с маленькими капельками гормональной влаги...
   Меня прерывает Эльза, делающая мне отчаянные знаки в сторону комнаты, где Аня показывает нашим гостьям рисунки. Моя жена не должна быть в курсе наших с Эльзою косяков. Мне нужно сбавить громкость.
   - Я уверен, что тогда там на моём месте у Государева Бастиона Петропавловской крепости должны были быть именно вы, дорогой Лев Николаевич, - заканчиваю я свой монолог, переходя на шёпот. - Но, вы ведь сами профуфлили свой шанс вашей метафорической плетью, отдав её в руки Космоса для "экзекуции", чтобы он сёк нашу планету прямо по вульвам, по так называемым вами геодезическим линиям, представляете, какую боль вы им причинили? Вы себе это представляете?
   - Но это же были всего лишь слова! Слова... - нервно оправдывается великий учёный, пытаясь самостоятельно подкурить новую сигарету.
   - Иногда слова бьют больнее плети... Мне ли вам рассказывать об этом?
   - Я всегда следовал заветам Фридриха Ницше: "Ты идёшь к женщине - возьми с собой плётку...". А моя мать, поэтесса Анна Ахматова так писала о своих отношениях с моим отцом поэтом Николаем Гумилёвым:
  
   Муж стегал меня узорчатым
   Вдвое сложенным ремнём...
  
   - Скажите, а Юрия Николаевича Рериха тогда убил бурят Цыримпилов? - Нет, его убил Махатма Ленин... Проявление Ленина примите как знак чуткости Космоса...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"