Ярков Артур : другие произведения.

Ворота Ада. главы 1-9

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первые девять глав, но вычитанные, с поправленными ошибками и опечатками.

Ворота ада.

  
  

Глава 1.

  
   Машину подбросило так, что мои зубы лязгнули, под днищем неприятно загрохотало, а ящики в кузове разразились жалобным дребезжанием.
   Ядрен батон... еще пара таких "сюрпризов", и можно распрощаться с подвеской!
   Кто бы мог подумать, что всего в сотне километров от Москвы есть такие вот дороги, сплошь из колдобин и рытвин, словно тут проводила учения дивизия тяжелых танков?!
   Хотя это там, внутри МКАД все роскошно и благолепно, а здесь... здесь жизнь, какая она есть.
   Я переключил передачу, и дальше поехал медленнее, вглядываясь в петляющую между деревьями дорогу, местами покрытую асфальтом, а кое-где похожую на канаву с грязью. "Газель" дергало из стороны в сторону, от одной заросшей лесом обочины до другой, время от времени колеса начинали буксовать.
   Если бы не "точка" в деревне Правдинка, хрен бы я тут оказался!
   Магазин там работает с мая по сентябрь, в дачный сезон, а сейчас как раз начало третьего весеннего месяца, и у меня первый выезд, самый тяжелый, когда машину нужно набить под завязку, а на месте разгрузить все это с помощью хромого продавца Митрича, да еще подписать кучу всяких бумажек...
   Да, как название должности "торговый представитель" звучит, а на деле ты и грузчик, и экспедитор, и бухгалтер, и целый день торчишь в кабине, глотая пыль и выхлопы, или дерешь горло, объясняя разным идиотам, что они не правы.
   "Сказка", а не работа, но взвалишь на плечи и такую, если деньги нужны, а в офисный планктон тебя не берут.
   В очередной поворот я вписался удачно, и сумел, почти не снижая скорости, объехать яму, где наверняка оставил бы колесо... Ага, вон мостик через ручей, а уж от него до Правдинки минут пятнадцать - самое время, чтобы остановиться и слегка перекурить.
   Курю я редко, но сейчас надо - это точно...
   Я сдал к правой обочине, оставив достаточно свободной дороги, чтобы абориген на "копейке" или "Ниве" протиснулся бы без труда. Переключил на нейтралку, выжал ручник, но глушить мотор не стал - не на час же я тут задержусь?
   Так, теперь можно выйти из "Газели", посмотреть, что там с машиной, сигаретку поджечь, да заодно и отлить.
   Я выбрал подходящую березку и расстегнул ширинку, когда перед глазами все закружилось, а в затылке возник неприятный холодок. Я покачнулся и невольно схватился за ствол - это еще что, ядрен батон, я обмороками не страдаю, и вообще здоровья у меня на двоих хватит...
   Мир потемнел, словно место полудня заняла полночь, ледяная дрожь поползла вниз по позвоночнику, точно обвившаяся вокруг него змея, а в следующий миг по зрачкам ударила вспышка, такая яркая, что я ослеп. Возникло желание броситься наземь, вжаться мордой в землю, прикрыть затылок руками, чтобы спастись от разлетающихся осколков.
   Хотя откуда тут, в Подмосковье, осколки, и что может взрываться в лесу возле Правдинки?
   Неужто напали пиндосы?
   Ага, а моя "точка" у них главный объект для ракетной атаки - вместе с Кремлем и штабом РВСН...
   А что тогда, хренова хрень, творится?
   Я потряс головой, и открыл все еще болевшие после вспышки глаза - ага, лес передо мной, по крайней мере тот кусочек, который я вижу, точно такой же, как раньше, следов взрыва никаких. Хотя нет, что-то не совсем так - вон того здоровенного пня минуту назад вроде бы не было, и почему держусь я не за гладкую березу, а за шершавую и кривую сосну?
   Так, вот тебе бабушка, и Юрьев день... неужто у меня поехала крыша?
   Но с чего?!
   Как всякий русский человек, я не прочь время от времени "принять на грудь", но запоями не страдаю, чертей не ловлю, и последний раз употреблял в воскресенье, то бишь три дня назад... С моей работой, когда всегда за рулем, не особенно поквасишь, или быстро начнешь работать на взятки для ментов.
   Так, для начала надо успокоиться...
   Я закрыл глаза и пару минут постоял, глубоко вдыхая, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг - ветер шумит в кронах, трещит где-то в стороне сорока, глухо урчит мотор моей "Газели"... хотя нет, ни хрена не урчит... это как же?
   Забыв о намерении успокоиться, я спешно развернулся.
   - Твою мать! - рявкнул я, испытывая желание проснуться, вынырнуть из ночного кошмара.
   Машины на месте не было!
   Мало того, я не видел никакой дороги - ни асфальтовой, ни грунтовой, вообще никакой! Коричнево-желтые стволы сосен, нежная зелень только покрывшегося листьями подлеска, бурый слой иголок... ну ни хрена себе, это что же такое происходит? все же сорвало башню?
   Если так, и вокруг глюки, то надо просто идти вперед, пока не уткнусь в машину...
   Или подождать?
   Из памяти всплыл тот давний, хорошо забытый день, когда в учебке нам рассказывали, что делать, если случилась такая маловероятная штука, что ты угодил под действие психохимических ОВ. Не в простой учебке, через которую проходят все, а в особой, спрятанной от любопытных глаз в тайге за Уралом - так, и что нам тогда внушал лысый летеха по прозвищу Фантомас?
   Если вспомнить его описания, то происходившее со мной мало напоминало воздействие какого-нибудь QNB.
   Но если это не галлюцинация, то что?
   Я открыл глаза - картинка не изменилась, машина вместе с дорогой не вернулась на место.
   - Что за хрень? - пробормотал я, отгоняя позыв укусить себя за палец - до боли, до крови, чтобы стряхнуть наваждение.
   Сделал несколько осторожных шагов вперед, выставив руки - если моя "Газель" тут, но я ее почему-то не вижу, то непременно в нее уткнусь, ведь отошел от автомобиля на каких-то три метра.
   Ничего, пустое место, а дальше - могучая сосна, раскинувшая лапы-ветви, вполне материальные, как я понял, уткнувшись физиономией в царапучую, пахнущую горькой хвоей стену.
   Либо я совсем потерял ориентацию, либо...
   - Ну, попал, - сказал я, и облегчил душу с помощью известных всякому уроженцу одной шестой части суши выражений.
   Так, ладно, паниковать - это дело приятное, но не особенно конструктивное. Представим, что каким-то неведомым для науки способом меня забросило далеко от машины, куда-то в леса, еще сохранившиеся в Московской области, несмотря на все усилия человека.
   Значит, надо всего лишь понять, куда идти, чтобы выбраться к людям.
   С ориентацией проблем не возникло - вон оно, солнце, на том же месте, где и ранее, висит меж пушистых облаков, хотя особо и не греет. Юг - вон там, север - напротив, с востоком и западом тоже все понятно, без вопросов, и если меня "выкинуло" не сильно далеко, то надо идти навстречу дневному светилу - рано или поздно упрусь сначала в Москву-реку, а потом и в рязанскую трассу.
   Но прежде чем идти, попробуем еще раз привести себя в чувство - вдруг это все же необычайно стойкий глюк?
   Но ни щипки, ни встряхивания головой, ни растирание ушей, ни прочие манипуляции ни к чему не привели - лес вокруг меня не изменился, дорога с "Газелью" не вернулись на место.
   Перед тем, как отправиться в путь, я порылся по карманам, но не нашел ничего полезного - сотовый остался в машине, как и зажигалка с сигаретами, и документы, и все остальное. Неприятно, но не смертельно, крупных лесных массивов в окрестностях столицы нет, и идти мне не больше часа.
   - Так, ядрен батон, пошагали, - сказал я, пытаясь взбодриться, и двинулся через лес.
   В другой ситуации погулять так было бы даже приятно - воздух свежий, птички поют...
   Минут через тридцать мне попалось первое болото - идти напрямик я не рискнул, пришлось обходить. И вот тут-то я наткнулся на первую странность - на крохотное деревце с черной корой и синеватой хвоей.
   Нет, я не биолог, и не охотник, но такой фигни ни разу в жизни не видел...
   Ни в детстве, когда с родителями за грибами ходили, ни позже, выбираясь "на природу" с друзьями.
   Или мы природу-матушку так засрали, что теперь всякие мутанты прямо у нас на глазах растут? А из тех вон кустов на меня сейчас выскочит заяц с ядовитыми жвалами и локаторами вместо ушей?
   Еще через полчаса я наткнулся на целую рощу похожих деревьев, причем некоторые были высотой метров в тридцать. И вот тут я начал беспокоиться - не из-за елок с синими иглами, а из-за того, что пока не встретил не то что заасфальтированной дороги, а даже грунтовки.
   Солнце не дает ошибиться - иду вроде по прямой, не кружу, отмахал километров шесть, и что?
   Давно пара наткнуться на шоссе, идущее из столицы через Коломну в Рязань.
   А до него - на реку.
   И пусть деревень в этом районе области не так много, все же они должны быть... или меня закинуло дальше, чем я подумал в первый момент, куда-нибудь за Вологду иди вовсе в Сибирь?
   Нет, тамошнюю тайгу я хорошо знаю, и не похоже это на нее... но от таких мыслей меня продрало холодком.
   Захотелось курить, я сжал кулаки и пошел быстрее.
   Напился у ручейка, протекавшего по дну узкого и тенистого оврага, а затем ко мне привязалась сорока. Повисла над головой и принялась трещать, выписывая круги, словно штурмовик над целью.
   Ладно, хоть к бомбометанию не приступила, сволочь крылатая!
   Стрекот раздражал, и вскоре я нагнулся за подходящей палкой, чтобы швырнуть в надоедливую тварь. Распрямившись, обнаружил, что она подлетела ближе, а когда замахнулся, в голове что-то с мягким хрустом шевельнулось, точно куски мозгов принялись двигаться подобно кусочкам паззла.
   Я моргнул, понял, что вижу как-то странно, каждым глазом по отдельности... и вижу себя!
   Но не так как в зеркале, а чуть сверху, но сомнений не оставалось - что я, собственную физиономию не узнаю? и жилет мой любимый поверх рубахи, и джинсы, и растерянное выражение, и палка в руке, та самая, которую я подобрал, с развилкой у вершины...
   Что за ерунда!?
   Я попытался потрясти головой, меня дернуло одновременно вверх и вниз, между ушей вновь хрустнуло. А в следующий момент я обнаружил, что сижу на заднице, сжимая дурацкую палку, а сорока с заполошными воплями уносится прочь.
   В башке медленно утихала сосущая, пульсирующая боль.
   Попытавшись отшвырнуть палку, я обнаружил, что руки у меня трясутся - нет, граждане, все-таки винтики у меня благополучно закатились за ролики, и когда я доберусь до людей, мне нужно будет срочно отдаться добрым дядям в белых халатах, уж они-то со мной разберутся...
   Хотя, может быть, я давно уже в их нежных руках, и все это мне только кажется?
   Хотя нет, не дождетесь.
   Я мрачно сплюнул, поднялся и побрел дальше, стараясь не обращать внимания на урчание в брюхе.
   С моей работой порой целый день не до еды, так что нормальный обед для меня роскошь, но тут на меня навалился дикий голод, какого я давно не ощущал - то ли от прогулки, то ли от переживаний.
   А лес не супермаркет, жратвы тут не купишь, а сейчас еще весна, ни грибов, ни ягод.
   Хотя идти мне в общем не так далеко, потерплю.
   Так утешал я себя час, потом еще один, отыскивая дорогу между болот, хлюпая по грязи, и давя все растущее беспокойство. Где же я, черт подери, и что случилось со мной, куда забросил меня неведомый природный катаклизм?
   Счастье еще, что оставил в России, а не выкинул куда-нибудь в Антарктиду или в один из тех "райских уголков", где я лет десять назад выполнял свой интернациональный долг.
   Тогда я на всю жизнь накушался напичканных визжащими обезьянами джунглей!
   - Ну не, так не пойдет, - сказал я, выбравшись на сравнительно сухой участок. - Перекур, хоть и без сигарет.
   Нельзя сказать, что я сильно вымотался - после армии спортом себя не истязал, но форму потерял не особенно, и если надо, то смогу шагать хоть до завтрашнего утра, и это без единой крошки во рту. Куда сильнее беспокоила невозможность сориентироваться, полная неизвестность насчет того, где оказался.
   Родные начнут психовать - ладно бывшая жена, она вспомнит обо мне только к выходным, когда я не приеду навещать дочек, а вот родители, особенно мама, когда позвонят, а я не возьму мобилу...
   Нет, это все не годится.
   "Перекуривая", я развлекался тем, что вспоминал, как развести костер, не имея ни спичек, ни зажигалки - учили нас и такому, и учили хорошо, поскольку всего через полчаса усилий на кучке веточек заплясало оранжевое, приятно потрескивающее пламя, а вверх потянулся дымок.
   Я распрямил занывшую спину, и подумал, что прадедушка-питекантроп гордился бы таким внуком.
   Так, теперь на этом костре бы еще и пожарить кого съедобного, можно даже змею: после зимы гадюки и ужи должны быть тощими и не особенно жирными, зато вялыми - поймать легко.
   В кроне затрепыхалось, и на ветку опустилась незнакомая мне птица - серовато-рыжая, с черной головой. Как по заказу, вот только чем сбить этот "летающий обед", ведь под рукой ни камня, ни подходящей палки, а если задергаешься, отыскивая что-нибудь подходящее, тварь наверняка улетит.
   Я глянул на птаху сердито - хоть бы душу не травила, летала где подальше.
   А в следующий момент понял, что странным образом держу ее - словно между глаз у меня отросло невидимое щупальце, и им я вцепился потенциальной добыче прямо в мозг.
   - Кр-рак! - сдавленно сказала птица, затрепыхала крыльями, но не улетела.
   Она осталась на месте, и когда я встал, сделал несколько шагов - внутри головы у меня вновь что-то скользко потрескивало, но я не обращал на это внимания, больше заботясь о том, чтобы успеть схватить добычу!
   Птичья шейка хрустнула в ладони, и я поморщился от острой, но быстро прошедшей боли в затылке.
   - Ну вот, Артем Юрьевич, поздравляю вас с успешной охотой, - сказал я.
   Понятно, что сами с собой разговаривают только психи, но я все еще сам у себя на подозрении насчет собственных мозгов, так что мне можно, а больше вокруг никого нет, и никто моих речей не услышит.
   Самым трудным оказалось ощипать проклятую тварь - кипятка, чтобы обварить тушку, у меня не было, и пришлось долго мучиться, выдергивая перья. Но даже когда я водрузил добычу над разгоревшимся костром, она больше напоминала не будущее жаркое, а жертву неумелого парикмахера-садиста.
   Но ничего, на вкус оказалось нормально, даже полусырой, без соли и хлеба.
   С набитым брюхом идти стало веселее, но больше ничего веселого в моем положении не было - я все так же топал на юг, плутая по болотистой чащобе, и не знал, где нахожусь; вполне вероятно, что я мог запросто удаляться от ближайшего городка или деревни.
   Что еще меня тревожило - за день я не видел в небе ни единого самолета.
   Двигался я, солнце потихоньку клонилось к горизонту, и мысли мои становились все мрачнее. Машину точно обнаружили, меня наверняка ищут, и могли дозвониться до родителей или бывшей жены, и те в панике, решили, что я стал жертвой нападения бандитов или какой еще напасти.
   Главное, чтобы супруга детям не сболтнула - не хватало еще, чтобы Анютка и Полина психанули...
   Начало темнеть, и я подумал, что придется остановиться на ночлег, а не топать во тьме, рискуя влезть в трясину или свалиться в яму. Крупных животных я за день не встретил, но это не значит, что их тут нет - в такой чащобе могут попадаться и волки и медведи.
   А для топтыгина по весне любой кусок мяса в дело, даже такой, как я, в джинсах и рубахе.
   Поэтому место для ночлега я выбирал придирчиво, и остановился на крохотной полянке, окруженной молодым, мне по плечо, сосняком. Бесшумно сюда не один хищник не подберется, а сплю я с армейских времен чутко, не дам застать себя врасплох.
   Снова развел костер, и стал готовить оружие на случай явления незваных гостей.
   Понятно, что из шишек и палок ружье не сделаешь, но вот рогатину можно изготовить. Особенно если обжечь ее острие над огнем, чтобы оно стало тверже, и смогло пробить даже медвежью шкуру.
   Результатом моих трудов прадедушка-питекантроп вряд ли бы остался доволен, но без ножа, голыми руками лучше вряд ли бы кто справился.
   - Сгодится, - сказал я, и принялся собирать себе постель.
   К вечеру похолодало, к утру будет вообще дубак, и даже если устроить нодью, то на голой земле я околею. А вот на толстой подстилке из лапника замерзну все равно, но скорее всего, без неприятных последствий.
   Закончил я в полной темноте, и когда улегся, то обнаружил, что сверху на меня сотнями глаз смотрит звездное небо.
   - Ну, вроде все на месте, - проговорил я, произведя инспекцию знакомых с детства созвездий.
   Большая Медведица, Кассиопея, Полярная - ну точно, я примерно на широте Москвы, остается вопрос с долготой, ведь одна и та же параллель проходит и через Евразию, и через Северную Америку.
   Потрескивали угольки, мерцали звезды, и я уснул с мыслью о том, что не хватало мне оказаться где-нибудь в Штатах...
   Проснулся, как ожидал, от холода, в белом тумане, густом, как деревенская сметана. Поежился, разогревая занемевшие конечности, и понял, что придется вставать, иначе вообще околею.
   К восходу солнца я был на ногах, но только когда светило высунуло краешек из-за горизонта, пошел дальше на юг.
   - Путь домой, путь домой, этот вечный путь домой, - бормотал я старую, непонятно откуда известную мне песню, - мы помянем это море, если мы придем домой...
   Болота исчезли, лес стал более сухим, появились березы и незнакомые мне деревья, похожие на клены, но с красноватыми стволами - неужто и вправду меня закинуло в Америку?
   А затем я вышел к дороге, к обычной для средней России ленте серого, потрескавшегося асфальта.
   - Не может быть, - сказал я, ожидая, что она исчезнет точно так же, как моя "Газель".
   Но дорога не сгинула, даже когда я вступил на нее и пощупал асфальт.
   - Ура! - торжественный крик получился хриплым и слабым, но на большее я в этот момент способен не был.
   Судя по виду трассы, ей пользуются, и мне остается только ждать, когда кто-то поедет мимо.
   Я выбрал подходящий пригорок на обочине, и уселся под могучей березой, прислонившись к стволу - и удобно, и не заснешь ненароком, не пропустишь спасительный автомобиль. Ненужную больше рогатину выкинул в кусты - поиграли в питекантропов, и хватит, да здравствует цивилизация.
   Слабый рокот мотора раздался часа через полтора, когда я уже начал подумывать - не пойти ли вдоль дороги, скажем, на запад.
   - Ну вот, наконец-то, - сказал я, поднимаясь на ноги.
   Надо отряхнуться, чтобы выглядеть поприличнее, а то еще проедут мимо.
   Рокот приблизился, и из-за поворота с неуклюжим пыхтением выбрался большой грузовик - зеленый, как лягушка, и покрытый броневыми листами, так, что защищены были даже колеса.
   На том листе, что заменял лобовое стекло и мог похвастаться двумя смотровыми щелями, красовалась свастика - растопырившая паучьи лапки, черная, в белом круге.

***

   Нельзя было сказать, что лейтенант Кузнецов любил свою работу.
   Скорее он относился к ней как к неизбежному злу, не лишенному, впрочем, некоторых приятных моментов.
   Работал Кузнецов участковым, и участок его располагался, увы, не в изобильной Москве, где полно всяких "понаехавших" с узкими глазами или большими носами, и где оборотистый страж порядка всегда найдет, чем подзаработать, а в области, и на самых ее задворках.
   Плюс в этом тоже имелся - преступления тут если и совершались, то мелкие, кража была событием такого масштаба, что о ней вспоминали лет пять, плюс все друг друга знали, что сильно облегчало раскрытие всякого рода правонарушений. Не то что в столице, где режут на каждом углу, а люди могут жить в соседних квартирах лет по десять, и не знать, как друг друга зовут.
   Но сегодня Кузнецов относился к собственной работе, да и вообще к миру довольно негативно - вчера отмечали день рождения брата, и там лейтенант, честно говоря, несколько перебрал.
   Последние рюмок... несколько были лишними.
   Поэтому когда где-то после полудня задребезжал телефон, и незнакомый голос начал что-то вещать про валяющийся на дороге труп, Кузнецов поначалу ничего не понял.
   - Ты чо, бредишь? - спросил он.
   - Да ну как же! Нет! - собеседник лейтенанта, пожилой мужчина, сильно волновался, и волнение не выглядело наигранным - значит, не шутка вчерашних собутыльников.
   - Это где? - поинтересовался Кузнецов, а выслушав объяснение, мрачно кивнул: - Сейчас буду.
   Вот тебе и ничего себе, не было не вершка и вдруг аршин, чуть ли не месяц дурел от тоски, заполнял никому не нужные бумажки и совершал "профилактические беседы" с деревенскими буянами и алкашами, а тут еще и труп, причем какой-то странный.
   Во дворе опорного пункта лейтенанта ждал верный друг - милицейские "уазик". Вместе они колесили по дорогам участка, взяли в грязи, прыгали на ухабах и боролись с заносами зимой.
   Сегодня путь предстоял не то чтобы сильно далекий - к деревне Правдинка.
   Добрался Кузнецов в рекордные сроки, учитывая состояние местных "автобанов".
   На указанном месте ждала притулившаяся у обочины "копейка", рядом с ней тощий и замызганный дядечка с бородой, а чуть дальше стояла "Газель"-фургон со столичными, а не с областными номерами.
   - Ну? - сурово спросил лейтенант, выбравшись из машины.
   Фуражка на месте, форма в порядке, вид надежный, а то, что наверняка разит перегаром, так это даже на пользу делу - сразу видно, что страж порядка не потерял контакта с народом.
   - Пойдемте! Пойдемте! Вон он, там! - затараторил дядечка, размахивая руками. - Проезжаю, машина стоит, мотор работает и вроде никого! Я остановился - вдруг с водителем плохо, сердечный приступ, я про такое читал, бывает... Но в кабине пусто! Когда возвращался, смотрю, в кустах что-то виднеется, а он там и лежит, болезный!
   От болтовни бородатого в голове у Кузнецова зазвенело, но он мужественно сдержался, даже не матюкнулся.
   Они прошли мимо "Газели", и оказались в жидких по весеннему времени зарослях.
   Труп лежал на спине, и земля вокруг него была черной, словно тут жгли костер. Странности на этом не заканчивались - руки молодого мужчины были связаны, одежда напоминала робу заключенного, разве что на груди красовалась желтая шестиконечная звезда.
   Черные глаза незряче смотрели в небо.
   - Сектанты тут порезвились, что ли? - пробормотал лейтенант, а про себя подумал: "только этого мне не хватало!".
   Опустился на корточки, потрогал запястье - ну точно, труп, хотя неясно, отчего помер, крови не видно, шея вроде бы не сломана, ну ладно, с этим пусть эксперты разбираются.
   - Ну что? Ну что? - спросил нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу дядечка.
   - Разберемся, - ответил Кузнецов, усиленно хмуря лоб под фуражкой.
   Что-то тут не сходилось...
   Ну ладно, пусть сектанты прикончили этого мужика, но "Газель" здесь при чем, зачем ее оставлять вот так, в пустынном месте? Проще отогнать куда подальше, а труп зарыть в лесу, где его в лучше случае найдут летом, когда по округе начнут шастать грибники и ягодники.
   - Да, разберемся, - повторил лейтенант, и полез за сотовым.
   Надо вызывать "скорую", коллег да и вообще всех, кого полагается тревожить при подобной находке.
   Но тут бородатый огорошил Кузнецова еще раз.
   - А этот грузовичок я знаю, на нем продукты в наш магазин привозят, в Правдинке, - сказал он. - Точно, да, вспомнил... Только там всегда за рулем другой сидит, крепкий такой, русый, так ведь это не он.
   - Не он? - лейтенант сердито посмотрел на труп. - Тогда кто это? И где хозяин?
  
  

Глава 2.

  
   Свастика на машине, и это в наши дни, когда с "фошизмом" пусть показательно, но борются изо всех сил!
   - Ядрен батон, - сказал я, невольно отступая.
   Вспомнился фильм, виденный не так давно - "Назад в будущее", нет, "Мы из будущего", как несколько пацанов угодили в прошлое, в самую Великую Отечественную... неужели меня перекинуло не в пространстве, а во времени... нет, не может быть, и фрицы даже в сорок первом вроде бы до окрестностей Коломны не доходили...
   Но вслед за грузовиком полз еще один, точно такой же, следом катился третий, и все были "украшены" одинаковым образом.
   "Кино снимают, не иначе" - подумал я.
   В первом грузовике меня заметили, он со скрежетом повернул к обочине и остановился.
   - Привет! - я помахал рукой, надеясь, что выгляжу достаточно дружелюбно.
   С грохотом открылся задний борт первой машины, и наружу принялись выбираться молодые мужики - в серо-зеленой форме и касках, так хорошо знакомых любому, кто смотрел фильмы про войну, нелепыми автоматами, что вовсе не выглядели реквизитом, но мало напоминали оружие семидесятилетней давности.
   - Хальт! - рявкнул тот, что шагал первым, узколицый, с длинным носом. - Стойт!
   - Э, мужики, вы чего? - сказал я.
   Ну если это актеры, то они немножко заигрались.
   - Заткнись! Кто ты есть? - поинтересовался второй, пониже первого, но зато очень широкоплечий, с неприятными белесыми глазками.
   Говорил он по-русски с акцентом.
   Оружие оба держали умело, видно, что привыкли с ним обращаться, постоянно таскают при себе, так что оно становится продолжением рук - сам был таким, помню это ощущение, когда без автомата и разгрузки чувствуешь себя голым.
   Черт, но откуда подобные типы здесь?
   - Никто, совершенно никто, - сказал я миролюбиво, и сделал шаг назад. - Мужики, пока, я...
   - Стойт! - повторил первый, и ствол автомата болезненно ткнулся мне под ребра.
   "Нет, не кино" - подумал я.
   Но что тогда? Что?
   Ехать куда-то с этими ребятами, кем бы они ни были, мне почему-то очень не хотелось.
   - Стою, - покорно сказал я, даже голову повесил, а затем начал двигаться.
   Отвести ствол в сторону, боднуть узколицего так, чтобы разбить нос... ох ты, как больно, да он же в каске... врезать широкоплечему по морде, швырнуть идущего третьим на четвертого, и рвануть к зарослям...
   Эх, будь я сытым и в хорошей форме, все бы так и вышло!
   Но кулак мой лишь зацепил цель, а в следующий момент мне шарахнули в солнечное сплетение с такой силой, что воздух со свистом вылетел из легких. Грудь пронзила острая боль, и я понял, что стою на четвереньках, пытаясь вдохнуть, а по рассеченному лбу стекает струйка крови.
   - Глюпый слав! - сказали сверху, и тяжелый сапог впечатался мне в ребра.
   Ага, этому меня тоже учили - как вести себя, если тебя начинают избивать.
   Нужно упасть и свернуться, прикрыть то, что нужно сохранить, и молить всех богов, каких знаешь, чтобы взявшие тебя в оборот гандоны не вошли в раж - тогда никакая наука не поможет, и останешься ты с отбитыми почками, переломами и богатой коллекцией синяков.
   Но меня почитай, что и не били - так, пнули пару раз, а затем как кнутом хлестнул мерзкий, тонкий голос:
   - Встать!
   Когда так приказывают, лучше повиноваться.
   Я попытался подняться, и какой-то "добряк" помог мне, ухватив пятерней за волосы. Скальп мой остался на месте лишь чудом, и в следующий момент я оказался на дрожащих ногах.
   На меня неприязненно смотрел малорослый, длиннорукий тип в фуражке.
   Понятное дело, офицер... проклятье, в какое же такое "кино" меня занесло, или все же в прошлое?
   Обладатель фуражки, на кокарде которого красовался растопыривший крылья хищный орел, приказал что-то... и клянусь, приказал на немецком - я его учил в школе, и пусть сейчас ничего не помню, кроме "доннерветтер", "их бин больной" и "битте" с "данке", но язык я все равно узнаю.
   - Яволь! - отозвались вытянувшиеся солдаты.
   "Ну все, сейчас к стенке... в смысле к деревцу, и расстреляют" - подумал я.
   Русские, конечно, умирают, но не сдаются, и умирают в бою, но на героическую гибель у меня шансов нет. Остается с достоинством встретить смерть обычную... но нет, это все бред, безумие, какая-то дурацкая шутка.
   Мне врезали в поддых еще раз, но куда слабее, просто чтобы согнулся, завели руки за спину. Запястья дернуло болью, и я понял, что руки мне связали, а пинок дал понять, что нужно двигаться вперед.
   Расстрел, похоже, откладывался.
   Для начала последовал обыск, быстрый, грубый и очень умелый, но безрезультатный. Все мое имущество осталось "дома", ну или там, где находится моя "Газель" и дорога на Правдинку.
   - Шнелле! Швайне! - рявкнули на меня, и я зашевелил ногами.
   Гордого и могучего героя я буду корчить потом, в более удачный момент, а сейчас надо просто двигаться.
   Меня наполовину закинули, наполовину затащили в кузов грузовика, и я оказался лежащим на грязном полу. Вокруг затопали сапоги, лязгнули защелки заднего борта, и машина с дрожью и рокотом покатила вперед.
   Меня пнули в плечо, но не сильно, кто-то рассмеялся.
   Плеснули на спину, счастье еще, что не кипятком, ткнули острым в ляжку, похоже, ножом, точно, кровь потекла.
   Я не реагировал - надо притвориться трупом, показать всем видом, что ты растерян и сломан, при этом выжидать момента, когда можно будет удрать, а пока наблюдать, смотреть и слушать.
   От слуха правда толку немного, с моим-то знанием немецкого...
   Солдаты болтали, перекидывались шуточками, время от времени отхлебывали из фляжек, и явно не компот, вели себя как любые собравшиеся в большую компанию молодые мужики, и выглядели точь-в-точь как фрицы из сорок первого года - наглые, самоуверенные, рукава засучены, морды круглые, сытые.
   Но при этом они поглядывали по сторонам настороженно, рук от оружия не убирали, да и машины не зря обшиты стальными листами - значит, в этих лесах они не полноправные хозяева, есть кто-то, кого они боятся.
   Да, и почему узколицый назвал меня "глюпый слав"? Хотел произнести "славянин"?
   Побои ныли, но не особенно, куда хуже было то, что лежал я прямо на полу кузова, а грузовик немилосердно трясло. Меня подбрасывало, как забравшегося в барабан стиральной машины котенка, и каждый толчок грозил обернуться новым синяком на физиономии.
   Фингалы, конечно, украшают мужчину, но все хорошо в меру.
   В один момент тряска прекратилась, зато рев мотора стал громче - поехали быстрее, а значит выбрались на хорошую дорогу. Затем начались повороты, и через какое-то время грузовик и вовсе остановился, а фрицы принялись подниматься.
   - Встать! - рявкнул на меня один. - Шнелле!
   Я перевернулся на спину, а затем поднялся на ноги.
   Задний борт был вновь откинут, и я мог видеть окруженный забором двор, ворота и дома на другой стороне узкой улицы - обычные деревенские, в один этаж, с шиферными крышами и дымовыми трубами.
   Новый пинок прервал мои наблюдения.
   Пришлось выпрыгивать из машины - ноги подогнулись, я чуть не упал, и под хохот солдат сделал несколько спотыкающихся шагов. Меня красноречиво ткнули стволом автомата, и, повернувшись в нужную сторону, я увидел белое двухэтажное здание, похожее на сельскую школу.
   Но над крыльцом красовалась выполненная готическими буквами надпись "Kommandantur", а еще выше лениво колыхалось на ветру знамя со свастикой.
   - Форвартс! - проорали мне прямо в ухо.
   Что же, такие намеки я понимаю...
   Мы прошли мимо фрица со здоровенной немецкой овчаркой на поводу, и псина кровожадно покосилась на меня. Каменные лица часовых, охранявших вход в комендатуру - это слово даже я переведу - не изменились, когда я в сопровождении двух конвойных ковылял мимо них.
   Глазам предстал полутемный вестибюль, кроссовки мои затопали по идущей вниз лестнице. Щербато улыбнулся косоглазый громила в мешком сидевшей на нем форме, в руках его брякнула связка ключей.
   "Кутузка" - подумал я.
   Еще в армии я пару раз попадал на гауптвахту, да и потом один раз посидел в "обезьяннике", когда в пьяном виде угодил в руки ментам, а у них горел план по задержаниями...
   Но тут все оказалось гораздо "веселее".
   Меня втолкнули в крохотную клетушку так, что я едва не упал, и тяжкая удушливая вонь ударила мне в нос. За спиной громыхнула тяжелая дверь, и я заморгал, привыкая к освещению, точнее к тому, что здесь его заменяло.
   Так, окошко под самым потолком, даже не окошко, а узкая щель, забранная решеткой, низкий топчан, на нем грязное одеяло, хотя по сравнению с полом оно выглядит просто стерильным, в углу - железное ведро, закрытое крышкой, голые серые стены, кое-где потеки влаги.
   - Понятное дело, не царские палаты, - пробормотал я, и, повысив голос, крикнул. - Эй, а руки-то мне развязать?
   Понятное дело, что никто не отозвался.
   Но надолго меня скучать не оставили - минут через десять ключ заскрежетал в замке, и глазам моим явилась физиономия тюремщика.
   - Пошель, - сказал он. - Сам?
   - Сам-сам, - отозвался я, понимая, что если не "сам", то меня поведут насильно, и уж тогда новые синяки обеспечены.
   "Экскурсия" закончилась в светлом, просторном кабинете, расположенном на втором этаже.
   Место за большим письменным столом занимал рыжеватый дяденька лет сорока - склонившись над бумагами, он что-то писал. На стене красовалась большая фотография надменного мужика в мундире с таким количеством медалей, орденов и прочих побрякушек, что Брежнев умер бы от зависти.
   Дополняли обстановку сейф в углу и темно-багровый ковер на полу.
   - Йа? - сказал рыжеватый, подняв голову. - Гут... так-так-так, и кто это у нас здесь?
   По-русски он говорил чисто, даже слишком чисто, а вот лицо было неприятное, с пустыми холодными глазами и брезгливой ухмылкой. Да и мышино-серая форма со свастиками в петлицах не внушила бы мне доверия, даже если бы хозяин кабинета рассыпался в любезностях.
   Но он делать этого не собирался.
   - Ты кто такой? Как звать? Откуда? - спросил рыжеватый.
   - Артем Юрьевич Старов, из Москвы, - буркнул я.
   Что им с моего имени?
   - Нихт Москва! - завопил рыжеватый, и лицо его исказилось, бледные щеки порозовели. - Тупой быдло! Не понимаешь?! Больше нет твой Москва, есть Новый Берлин на Восточных Территориях!
   Ничего себе... в истории Великой Отечественной никакого такого Берлина я не помню, а фашистам под Москвой дали хорошего пинка. Куда же я попал, в чей-то странный, изощренный бред?.. или?
   Довести мысль до конца или хотя бы до середины мне не дали - врезали сзади по ногам так, что я оказался на коленях. В правом хрустнуло, но боль в ноге померкла рядом с той, что возникла в ухе, на которое обрушился кулак размером и весом с хорошую дыню.
   Гад тюремщик решил выслужиться перед начальством.
   Я засипел, давя крик... ничего, отольются кошке мышкины слезки, дайте только срок.
   - Тупой быдло, - повторил рыжеватый. - Еще раз. Ты откуда?
   - Из Нового Берлина, - ответил я.
   - А что делал в нашем округе? - продолжал допытываться хозяин кабинета. - А? Аусвайс где? Документы?
   На первый вопрос я не мог ответить при всем желании, а что насчет паспорта...
   - Потерял, - выдавил я.
   В том, что тебя считают "тупым быдлом", есть одно преимущество - никто не удивится, какую бы чудовищную глупость ты не совершил, и вообще тебе сойдет с рук то, что никогда не позволят разумному человеку.
   Вот и рыжеватый, услышав мои оправдания, только поморщился.
   - Шайсе, - пробормотал он. - Что-то говорит мне, что ты врешь. Ты шпион. Признавайся!
   - Нет, - изображать удивление мне даже не понадобилось.
   - Не хочешь говорить сам, мы тебя заставим, - и хозяин кабинета встал из-за стола. Двинулся ко мне, издавая тот скрип, какой производят новенькие, хорошо смазанные сапоги, а в ладони его появился небольшой нож.
   Черная рукоять, блестящее лезвие, ничего особенного... но что-то он мне не понравился.
   Попытался отшатнуться, и тут же получил еще один удар по уху, такой сильный, что в башке заекало и загудело. Когда немного очухался, то обнаружил, что рыжеватый стоит прямо передо мной, а острие ножа нацелено мне в лицо.
   - Что тебе отрезать для начала? - спросил он почти ласково, и облизал тонкие бледные губы. - Ухо? Нос? Или, может быть, выколоть глаз? Выбирай, какой. Не хочешь? Тогда говори!
   Последнюю фразу он прокричал, нагнувшись вплотную так, что слюни полетели мне в лицо.
   - Что говорить? - спросил я. - Я не шпион, честно, я из Мо... Нового Берлина.
   - Как утомляет чужая тупость, - сказал рыжеватый, - но что поделать. Айн!
   Он поднял руку.
   Сначала я ощутил холодное прикосновение о лбу, чуть ниже линии волос, потом горячее потекло вниз, и лишь затем пришла боль. Зашипел через сжатые зубы, а хозяин кабинета, улыбавшийся, как папаша на детском утреннике, предъявил мне квадратик окровавленной кожи.
   Сантиметр на сантиметр, очень аккуратно снятый с моей башки.
   - Твое, - сказал он. - Надо тебе?
   - Нет... - просипел я, мысленно добавив "сука, садист поганый".
   Ну что же, фашисты они везде и всегда фашисты, и сущность их людоедская не меняется, даже если позволить им захватить Москву и обозвать ее Новым Берлином.
   - Это тебе не надо? - на лице рыжеватого появилось наигранное удивление. - Выкинем тогда.
   Скрипнули дверные петли, и заглянувший в кабинет человек разразился фразой, из которой я понял только "герр командант".
   - Йа, - отозвался рыжеватый, недовольно поморщившись, и вновь посмотрел на меня.
   - Меня ждут дела, - продолжил он. - Поиграть хорошо сейчас не получится. Подумай, что будешь говорить, когда окажешься в эс дэ. Если ты думаешь, что я жесток, то ты сильно заблуждаешься. Камрады в черном быстро покажут тебе, что такое боль.
   Что такое "эс дэ", я не помнил, но хороших ассоциаций это слово не вызывало.
   Какие-нибудь злобные гестаповцы, для развлечения посещающие ближайший концлагерь.
   На ноги меня поставили рывком за шею, на что мой позвоночник отозвался протестующим хрустом. Тюремщик подтолкнул меня к дверям, а дальше я пошел сам, знакомым уже маршрутом - по лестнице на первый этаж, а затем в подвал, в вонючую клетушку.
   Оказавшись внутри, я опустился на топчан и попытался собраться с мыслями.
   Голова продолжала ныть, саднил порез на лбу, а также другие полученные сегодня раны. Зверски затекли все еще связанные руки, напоминали о себе синяки - на ребрах, на лице.
   Но костей, судя по ощущениям, мне не сломали, и внутри ничего не отбили, так что терпимо. Куда хуже, что я так и не смог сориентироваться, понять, что произошло и где я оказался... или когда оказался?
   Вышел к людям, а они... встретили меня вполне по-людски.
   Комендатура, фрицы, допрос - это походило даже не на бред, а на... ну ни что не походило.
   - Ядрен батон, - буркнул я, и принялся изучать свое обиталище.
   Если отыскать что-нибудь металлическое, с острыми краями, то можно попробовать перетереть веревку и освободить руки. Ага, ведро подойдет, особенно если встать на корточки и развернуться к нему спиной... так, попробуем.
   Тело отозвалось на подобную попытку болью, причем даже там, куда вроде бы не били, а голова закружилась.
   - Не, хорош, хорош... - я доковылял до топчана и рухнул на него.
   Надо передохнуть, а затем предпринять новую попытку.
   Через окошко проникал не только свет, но и звуки - фырчанье машин, шаги, обрывки фраз на немецком.
   Один раз кто-то прошел совсем рядом, затем я на какое-то время вроде бы отрубился, хотя насколько, не знаю. Очнувшись, попытался перевернуться на бок, и тут же у противоположной стены зашуршало, крупная крыса с недовольным писком потрусила в угол.
   Чего она тут жрет, интересно, а то вон какая вымахала?
   Бояться меня тварь и не думала, отбежала просто на всякий случай, а потом уселась и уставилась на меня.
   - Ну, и чего пялишься? - спросил я, вглядываясь в черные глаза-бусинки. - Чего...
   Где-то между лбом и затылком мягко колыхнулось, словно один кусок студня упал на другой. Все потемнело, я ощутил, что лечу, а в следующий момент увидел лежащего на топчане себя, мрачного и похудевшего, с окровавленным лбом, опухшим ухом и фингалом на скуле.
   Почувствовал голод, легкое удивление и недовольство, какие-то чужие, не мои.
   Но вот это точно бред, галлюцинации... эй где вы, добрые дяденьки-психиатры, спасите меня!
   Захотелось сказать "Кыш!", но когда я открыл рот, из него вырвался недовольный писк, и этот же писк я через мгновение услышал собственными ушами, как донесшийся со стороны!
   Крыша съехала? Раздвоение личности на себя и... крысу?
   Твою мать, только этого мне не хватало!
   Скрежет в дверном замке ударил по ушам с силой грома, и тут же все стало как обычно. Крыса сиганула в угол, где и пропала, а в камере объявился тюремщик, "вооруженный" ведром и кружкой.
   В ведре оказалась вода, а кружка понадобилась для того, чтобы влить некоторое ее количество мне в рот.
   - А, класс, - сказал я, только в этот момент осознав, насколько пересохло в глотке. - Может, и руки развяжешь?
   Кожа на лбу тюремщика пошла морщинами, в глазах появилось недоумение.
   Понятно, русского языка этот Франкенштейн не знает.
   По мере сил я изобразил пантомиму, показывая, что без свободных конечностей не смогу спустить штаны и воспользоваться парашей. Но в ответ получил лишь недоуменное пожатие плечами, после чего тюремщик неспешно удалился.
   Да, пруди в труселя, если есть такая охота, или терпи, пока пузырь не лопнет.
   Я сел на топчане, попытался размять занемевшие руки, и тут заметил, что крыса вернулась.
   - Чего тебе? - спросил я, недружелюбно разглядывая сидевшую у стенки тварь.
   Хвост длинный и голый, морда хитрая, шерсть на спине рыжеватая, как волосы на башке здешнего коменданта.
   Услышав знакомое уже похрустывание в голове, на этот раз я успел струхнуть - снова бред? А в следующий момент страх удвоился - меня размазало между двумя парами глаз, двумя точками зрения, и я боялся не только как сходящий с ума человек, но и как мелкий грызун, привыкший от этих людей прятаться.
   Я был собой, Артемом Старовым, москвичом тридцати лет, и был крысой, не отмеченной никаким именем, но тем не менее четко знающей, кто она такая - по собственному запаху, по издаваемым ей звукам.
   Испуг прошел сам, я для этого ничего не делал...
   Ну ладно, если "тихо шифером шурша, едет крыша не спеша", то почему бы пока не получить от этого удовольствие? Все равно психиатров мне тут не дождаться, скорее явится команда палачей с набором иголок, которые так удобно загонять под ногти, и с прочим "инструментом".
   Приятнее было бы очутиться в шкуре благородного волка, как положено оборотню... но уж что есть.
   - Пии, - сказал я, открыв рот, тот из двух, что был поменьше, странно вытянутый, с острыми зубами.
   Затем попытался что-то произнести сам, и вновь вернулся сам в себя.
   Что самое странное, крыса и не подумала удрать - похоже, ей тоже было интересно, чего это такое творится.
   - Давай, подруга, - я поморщился от боли в запястьях, и на этот раз попытался вызвать "сдвиг в мозгах" самостоятельно. - Как же это делается... черт подери... давай, а...
   Поначалу ничего не вышло, я только напрягся, как страдающий запором обжора на горшке, и весь вспотел. Грызун недовольно пошевелил усами, и я вспомнил, что раньше все выходило само собой, без натуги, а это значит, что нужно расслабиться, немножко отрешиться от происходящего...
   И вот я сижу на полу, камера кажется необычайно большой, настоящим залом, и вижу себя - рот приоткрыт, физиономия из-за синяков кажется несимметричной, на лбу бурое пятно застывшей крови.
   Картина, мягко говоря, непривлекательная - как для крысы, так и для человека.
   - Очень хорошо, - проговорил я тихонько, и увидел, как шевелятся губы, и поймал чужими ушами звуки, по первому впечатлению бессмысленные, но постепенно складывающиеся в слова.
   Ого, а что еще я могу?
   Крыса не сопротивлялась, когда я попробовал пойти ее телом в сторону, труднее оказалось другое - привыкнуть к тому, что у тебя не две ноги, а четыре, и на те, что имеются у хомо сапиенса, они вовсе не похожи. Сначала я поднялся на задние лапы, и попытался шагать так, но это едва не закончилось падением.
   Тут уж моя хвостатая "подруга" сердито зашипела, и меня выкинуло обратно.
   - Неудача, - буркнул я. - Давай еще?
   При второй попытке я попробовал действовать иначе - попытался внушить крысе, куда ей надо двигаться, и не заботиться самому, как переставлять многочисленные конечности и куда девать хвост.
   И что удивительно - получилось!
   Крыса послушно дошла до параши, для нее вонявшей еще сильнее, чем для меня, затем вернулась на место.
   Похоже, что мне было положено испытывать удивление и потрясение, но за последние сутки я наизумлялся на пять лет вперед, и сейчас реагировал на все с ехидным смирением - что еще предложит мне этот бред? летающих русалок, падких на разврат? Инопланетян и гигантских человекоподобным роботов?
   Что рядом со всем этим невесть откуда появившаяся способность влезть в шкуру крысы и управлять ей?
   Плевое дело, вообще ерунда.
   Способ развлечься, пока гниешь в смрадной и темной камере... хотя почему только развлечься?
   Эти острые зубы вполне способны перегрызть веревку, до которой я собственными клыками и резцами никогда не доберусь... осталось только подсказать "подруге", что делать.
   Походить вплотную крыса не хотела, и я измучился, пододвигая ее к себе шаг за шагом.
   Наконец она забралась на топчан, а я повернулся к ней спиной, подставляя связанные запястья. Собственный запах, пойманный ноздрями грызуна, вызвал у меня легкую тошноту - неужто все люди пахнут столь мерзко, или это я маленько протух за эти два дня?
   Мылся еще позавчера, дома, а после этого даже не умывался.
   Крысиные зубы с хрустом впились в веревку, лопнуло одно волоконце, затем другое. Ладонями я ощущал прикосновение холодного носа, меня царапали острые коготки.
   Потом раздался хруст более громкий, чем поначалу, и я смог развести руки в стороны.
   Вот это да!..
   Только в этот момент я поверил, что все эти "перелеты" из тела в тело не были глюком, признаком одолевшего меня безумия. Вот они, конечности, свободны и дееспособны, и более наглядное доказательство придумать сложно.
   В следующий момент к ладоням прилила кровь, и стало так больно, будто я сунул их в огонь.
   - Твою мать, - прошептал я, морщась.
   Когда покалывание в кистях прошло, и я смог шевелить пальцами, крысы и след простыл. Но ничего, она свое дело сделала, а дальше я справлюсь сам, особенно если не буду вести себя как идиот.
   Смирно торчать в подвале комендатуры, ожидая, когда меня отдадут в эс дэ, я не собирался - хватит, с фашистским "гостеприимством" я познакомился, а на новом месте оно ожидается еще более горячим.
   Нужно отсюда выбираться, и желательно побыстрее.
   Окно отпадает, в него протиснется разве что моя хвостатая "подружка", но никак не я сам. Остается дверь, но выломать ее голыми руками, да еще и бесшумно - задача невыполнимая.
   Придется ждать, когда ее откроют, а затем преподнести тюремщику сюрприз.
   Неплохо бы, конечно, поесть, обработать раны и хлобыстнуть стаканчик кофе для оживляжа, но ничего, справлюсь и так.
   Следующего визита косоглазого громилы пришлось ждать довольно долго.
   Когда замок издал скрежещущий стон, я лежал на боку, заведя руки за спину, и всем видом демонстрировал, какой я слабый и несчастный. Дверь открылась, показалась знакомая физиономия, тюремщик с тяжелым пыхтением переступил порог.
   А в следующий момент я очутился на ногах.
   Глаза фашиста округлились, рот приоткрылся, и в этот рот впечатался мой кулак. Второй мягко вошел в солнечное сплетение, громила с хрипящим звуком согнулся. Перехват за шею, я ушел врагу за спину, взялся за толстую шею, и сделал все так, как нужно.
   Хруст сломанных позвонков, и на пол упал уже труп.
   То, как убивать людей, я не забыл - слишком жестоко в нас вдалбливали это умение. Что руки трясутся, это ничего, это пройдет - очень давно я никого не лишал жизни, особенно вот так, собственными ладонями.
   Ничего, пара минут, и я буду в норме.
   Осталось самое "простое" - как-то выбраться из кишащего фашистами здания.

***

   Генрих Якун, вайсфюрер специальной исследовательской группы "Торен", имел привычку размышлять, прогуливаясь из угла в угол. Обычно он мерил шагами свой кабинет, но сегодня ему приходилось топтать деревянный пол сырой и темной "изба", носившей громкое имя штаба.
   Дерьмо... если бы вайсфюрер мог сам выбирать место для полигона!?
   Но проклятый гауляйтер Крюгер, завистливый ублюдок, отправил их именно сюда, в дикий угол, славный лишь тем, что здесь никто не помешает, и никто не увидит, чем они занимаются.
   Но ничего, свет истинно арийского знания можно зажечь и в таком месте.
   Стукнула дверь, и внутрь вошел шварцефюрер Штрахт, тощий и длинный, словно грузовой кран.
   - Зиг хайль! - гаркнул он, вскидывая руку.
   - Докладывайте! - приказал Генрих, нетерпеливо постукивая стеком по голенищу высокого, начищенного до блеска сапога.
   - Есть! - ответил Штрахт, служивший в вермахте рядовым, очень давно и крайне недолго, но любивший щеголять армейской выправкой и привычками бравого вояки. - Никаких следов.
   - Совсем никаких? - Генрих поморщился. - Вы все обыскали?
   - Так точно, вайсфюрер, - Штрахт преданно ел глазами начальство.
   Ума за этими глазами было, может быть, не особенно много, но хватки и упорства у длинного шварцефюрера хватило бы на пятерых, и солдат своих он наверняка прогнал по окрестностям полигона не один раз.
   - Это значит, что образец просто выкинуло куда-то в сторону, - сказал сидевший за столом в углу блауфюрер Кахтель, лысоватый и сухощавый, больше похожий на ученого, чем на офицера.
   Хотя он и был в первую очередь ученым, мозгом "Торена".
   - Шварцефюрер, вы свободны, - сказал Генрих, и лишь затем повернулся к Кахтелю. - Ты можешь ручаться, что он здесь, и что дальнейшие поиски имеют смысл?
   - "Жертва" исчезла, совершенно точно прошла на ту сторону, а образец непременно переместился на нашу... - Кахтель говорил неспешно, стекла его очков поблескивали. - Выброс энергии был достаточным, чтобы обеспечить взаимное перемещение, да и закон баланса... Как я уже сказал, образец просто выкинуло куда-то в сторону.
   - Надеюсь, что это "куда-то" находится на нашей территории, а не за границей! - раздраженно бросил Генрих, и еще раз ударил стеком по сапогу.
   Кахтель усмехнулся:
   - За это я могу ручаться. До границы более трехсот километров, и погрешность такого порядка невозможна в принципе. Он в пределах новоберлинского гау, даже в пределах округа.
   - Округа! - Генрих не пытался скрыть раздражения. - Это сотни километров лесов и болот, и ты не хуже меня знаешь, что мы в лучшем случае контролируем половину этой территории...
   Ресурсов "Торена" точно не хватит на поиски в подобных масштабах, и по всему выходит, что придется обращаться за помощью к полиции, к властям гау, а значит и к проклятущему Крюгеру...
   Не хватало еще, чтобы тот заинтересовался, кого это ловят по чащам в окрестностях Коломны люди из института перспективных военных исследований СС, "маги рейхсфюрера". Работа группы настолько засекречена, что даже гауляйтеру не положено знать, что происходит на полигоне и вокруг него.
   А уж если рейхсфюрер заподозрит, что режим секретности нарушен, то вайсфюрер Якун может забыть о карьере, и готовиться к переводу в какой-нибудь архивный отдел, где и просидит до пенсии.
   А ведь отчет о сегодняшнем опыте должен быть на Вильгельмштрассе к завтрашнему утру.
   - Дерьмо, - повторил Генрих, вновь хлестнув стеком по сапогу.
   - Ничего страшного, - сказал Кахтель. - Сообщим, что у нас сбежал один сумасшедший... все же знают, что мы можем сделать с людьми, попавшими к нам в руки.
   Да, на что способны "маги рейхсфюрера", знали все, и это прозвище обычно произносили со страхом и ненавистью.
   - Главное, чтобы его не изменило каким-либо слишком странным образом, - продолжал блауфюрер, - дополнительные параметры мы просчитывали не до конца, и откровенного урода полиция или СД могут просто расстрелять.
   - В любом случае нет смысла больше здесь оставаться, - проговорил Генрих. - Сворачиваем экспедицию.
   Он сам вышел из надоевшего штаба через пятнадцать минут, накинув на плечи кожаное пальто со знаками различия вайсфюрера - это звание СС соответствовало полковнику вермахта.
   Рычали моторы тяжелых грузовиков, забитых приборами и оборудованием, там, где недавно стояли палатки, суетились солдаты. Имущество "Торена" грузили на автомашины, демонтировали главную установку, похожую на высокую арку из металлических труб.
   В другой момент Генрих порадовался бы, что возвращается в Новый Берлин, но только не сегодня.
   - Вайсфюрер, а что делать с живым материалом? - спросил подошедший Кахтель. - Потащим назад?
   Отправляясь на полигон, они на всякий случай захватили с собой дюжину "подопытных кроликов" - никто на самом деле не знал, как сработает установка, и сколько им понадобится жертв.
   Генрих поморщился.
   - Расстрелять, да и дело с концом, трупы зарыть в лесу, - приказал он.
   "Подопытных кроликов" если надо, "Торен" добудет еще, застенки новоберлинского гестапо никогда не пустуют.
   Кахтель кивнул и удалился, и за оградой полигона, в осиннике затрещали выстрелы. Вскоре блауфюрер вернулся, в ответ на вопросительный взгляд Генриха удовлетворенно кивнул - дело сделано, живой материал перестал быть живым.
   - Мы можем отправляться немедленно, вайсфюрер! - доложил подбежавший Штрахт.
   - Отлично, едем, - и Генрих зашагал туда, где ждал его служебный "БМВ" и машины охраны.
  
  

Глава 3.

  
   Серая форма, мешком сидевшая на огромном тюремщике, была мне нелепым образом велика.
   - Ядрена кочерыжка, - пробормотал я, нацепив ее на себя. - Точно пугало.
   Брюки удалось кое-как заправить в сапоги, но те болтались на ногах и хлопали при каждом шаге. Гимнастерка больше напоминала платье, опускаясь почти до коленей, и разве что пилотка годилась для того, чтобы прикрыть свежую рану на лбу.
   В кобуре на поясе мертвого громилы я нашел пистолет.
   Выглядел он непривычно, на рукоятке красовалась надпись "Walther", но с устройством оружия я разобрался быстро - в принципе оно мало отличалось от банального ПМ.
   Если придется прорываться с боем, то эта штуковина мне очень пригодится.
   Но лучше бы все обтяпать тихо, не привлекая внимания, хотя с моей-то разбитой рожей и этой формой... какая жалость, что я не ниндзя, не умею прыгать по потолкам и становиться невидимым.
   - Ну ладно, ни пуха, ни пера, - пожелал я себе, заворачивая кроссовки в жилет - если придется бегать, то лучше переобуться.
   После чего вышел из камеры и запер за собой камеру - чем позже найдут труп, тем лучше.
   Теперь главное шагать неспешно и уверенно, делать вид, что ты тут свой.
   В подвальном коридоре мне никто не встретился, лестницу я тоже преодолел без проблем, а вот наверху едва не натолкнулся на двух офицеров. Обсуждая что-то на квакающем немецком наречии, они прошли мимо, а я отступил на шаг назад, в полумрак, и только когда голоса затихли, двинулся дальше.
   Теперь мне, похоже, направо... ага, точно, вот и вестибюль с выходом из комендатуры.
   - ...йа, йа, натюрлих, - донеслось из-за спины, и я ускорил шаг.
   Пробежавший к лестнице на второй этаж молодой солдатик не обратил на меня внимания, и я очутился у двери. Осталось миновать двор, к счастью не такой людный, как в момент моего "торжественного" прибытия в это славное местечко, и я окажусь на свободе... ну, почти.
   Часовые покосились в мою сторону, но я мужественно не обратил на это внимания. Осторожно, стараясь не хлопать сапогами, спустился по лестнице, и поковылял к воротам. Поправил пилотку, чтобы прикрыть ладонью лицо - вон там, у забора, курят трое парней с автоматами, и незачем им видеть мои синяки.
   А собачка-то у одного из них знакомая, нехорошая я бы сказал собачка-то.
   - Вохин гехст зу? - вопрос догнал меня, когда до вожделенной свободы осталось метра два.
   Я сделал вид, что оглох.
   - Зольдат, хальт! - скомандовали сзади, но я уже поворачивал за створку.
   - Хальт! - повторил поганый фриц, оказавшийся то ли самым наблюдательным, то ли наиболее дотошным.
   Ага, разбежался... это я сейчас разбегусь.
   Из сапог тюремщика я выпрыгнул с легкостью, а вот на то, чтобы натянуть кроссовки, потратил несколько секунд. Выскочивший из ворот длинный и тощий офицер едва не налетел на меня, а получив одним из говнодавов по морде, от неожиданности шлепнулся на задницу.
   Ну а я рванул с места... прочь от ворот, подальше от комендатуры.
   Куда я бегу, особенно не представлял, да и не знал, где точно нахожусь, поэтому больше заботился о том, куда направляюсь - для начала сверну вон в тот переулок у колодца, чтобы исчезнуть с глаз фашистов, а там разберемся.
   - Алярм! - завопил оставшийся с фингалом от сапога фашист, и к встревоженным голосам присоединился собачий лай.
   Черт, псина-то, пожалуй, меня догонит, а уж след возьмет точно.
   Поворачивая в переулок, я оглянулся - у ворот толпились немцы, а овчарка мчалась следом за мной, оскалив клыки. Дальше руки все сделали сами, пистолет оказался в ладони, я вскинул его, и трижды подряд нажал на спусковой крючок.
   Выстрелы показались оглушительными, собака с визгом шлепнулась наземь.
   Отлично! И теперь ходу, ходу...
   Мимо покосившегося забора, затем еще раз повернуть, и еще, чтобы сбить с толку погоню. Счастье, что я очутился в настоящем сплетении кривых и узких переулков между сельского вида домами.
   Ногу здесь сломал бы сам черт, вздумай он развлечься бегом, но мне пока везло.
   Немецкоязычные вопли стихли вдалеке, и я перешел на шаг - да, давненько не бегал, вон весь запыхался, а мокрый такой, словно купался. Теперь пистолет в кобуру, и нужно отыскать укромный уголок, чтобы избавиться от формы - уж ее-то немцы точно запомнили.
   Я свернул в очередной переулок, и замер как вкопанный.
   Навстречу, негромко переговариваясь, шагали трое солдат с автоматами, вид у них был скучающий. О том, что их приятели кого-то ловят, патрульные вряд ли знали, но меня они уже заметили.
   И судя по недоуменным лицам, я им показался подозрительным.
   - Ахтунг! Партизанен! - закричал я первое, что пришло в голову, и помчался обратно.
   Нога угодила в рытвину, и лодыжку дернуло болью... Счастье еще, что не упал. Свернул в очередной раз, понял, что дальше бежать не могу... ага, вон та калитка мне подойдет.
   Дыша, словно загнанный жеребец, я подскочил к ней, и потянулся за щеколдой - понятно, что заперто изнутри, но все устроено так, чтобы хозяева могли закрыть и открыть снаружи. Нащупал деревянный брусок, повернул, чуть слышно скрипнули петли, и я очутился в маленьком дворе перед стареньким домом.
   Но его буду разглядывать потом, сейчас нужно прикрыть калитку и затаиться.
   Успел в последний момент - едва щеколда встала на месте, я услышал тяжелый топот. Прижался к забору, одной рукой прикрывая рот, чтобы не дышать так шумно, а другой вытягивая пистолет.
   Судя по звукам, немцы были совсем рядом, в каком-то десятке шагов, и, похоже, решали, что делать.
   - Форвартс! - скомандовал, наконец, командир патруля, и тяжелые шаги начали удаляться.
   Фух, пронесло, теперь можно и посмотреть, что там с моей лодыжкой.
   Я наклонился, чтобы закатать штанину, и в этот момент краем глаза заметил движение.
   - Ой! - воскликнула выглянувшая из дома молодая женщина, увидев направленный на нее пистолет.
   - Только не ори, - предупредил я, понимая, что выгляжу так, что меня любой встречный должен приветствовать испуганным криком - одет как пугало, морда в синяках, на лбу - запекшаяся кровь.
   - И не собираюсь, - сказала женщина. - Ты ведь от алеманов бежишь?
   - От таких милых парней с автоматами, - сказал я, опуская пистолет.
   - Давай тогда в дом, я тебя укрою, - и она махнула рукой.
   Я не заставил себя упрашивать - вряд ли она собирается продать меня фашистам, для этого у нее был хороший шанс, и вряд ли этих... как она их назвала?.. "алеманов" любят здесь.
   Женщина смотрела, как я ковыляю к крыльцу, и в глазах ее росло беспокойство.
   "А ведь она ничего" - подумал я, ладная, стройная, не слишком высокая, но и не маленькая, под кофтой угадывается то, что так тешит не только мужской взгляд, но и мужские руки.
   Ладно, на это время будет потом... если будет.
   Я втащил себя по ступенькам, и оказался в крошечной прихожей, где в углу стояла деревянная бадья, а на вешалке висел ватник, еще какая-то одежда, но вся, что интересно, женская.
   - Иди за мной, - велела женщина. - Для начала в погреб, а там увидим.
   - В погреб? - лезть в сырое подземелье мне вовсе не улыбалось.
   - А ты что думал? - хозяйка дома сердито глянула на меня синими глазами. - "Приятели" твои могут запросто с обыском пройтись по ближайшим домам, и что тогда?
   Тогда да... лучше и в самом деле в погреб, чем обратно в комендатуру или в СД.
   Меня проводили на кухню, просторную, с огромной печью, и квадратный люк открылся, словно пасть алчного чудовища. Я настороженно вступил на первую из ведущих в темноту ступеней, и вскоре очутился внизу, между каких-то бочек, ящиков и мешков.
   - Вон там справа от тебя местечко есть, - сказала женщина сверху, и закрыла люк.
   Мрак показался непроглядным только в первые мгновения, потом я приспособился. "Местечко" обнаружилось в самом углу - ящик, поставленный так, чтобы можно было сидеть, с постеленной на него тряпкой.
   Я опустился на нее, и для начала ощупал пострадавшую лодыжку - не опухла, и значит все в порядке, серьезного вывиха нет, а легкий пройдет сам, и не позднее, чем к завтрашнему утру.
   Убедившись, что способность ходить мной не утрачена, я достал пистолет и принялся ждать, ловя обрывки долетающих сверху звуков.
   Вряд ли фашистов порадовало мое бегство, но обыскивать весь поселок или даже городок ради одного идиота без аусвайса... Во время "кросса" у меня не было времени осмотреться, но я углядел вдали несколько высотных по местным меркам домов, да и комендатуру устроят не во всяком населенном пункте.
   Выходит, что привезли меня в какой-то районный центр, вот только в какой?
   - Новый Франкфурт, - пробормотал я, вспоминая, какие там еще есть города в Германии.
   Сверху донеслись шаги, потом какой-то стук, и я насторожился - неужели к моей хозяйке явились незваные гости? Но продолжения не последовало, и я расслабился, позволил себе даже закрыть глаза... как там мои девчонки, не знают еще, что папа то ли сгинул, то ли с ума сошел?..
   Проснулся я от хлестанувшего по глазам света, что показался болезненно ярким.
   - Вылезай, - сказал заглядывающая в подпол женщина. - Все тихо.
   - Отлично, - я зевнул и направился к лестнице.
   - Голодный? - спросила хозяйка, едва я оказался на кухне. - Меня зовут Ирина.
   - Артем, - представился я, разглядывая ее: да, не просто симпатичная, а настоящая красавица, волосы черные и блестящие, глаза яркие, очень милое личико сердечком и фигура типа "полный отпад". - Слушай, умыться бы для начала и шмотки эти скинуть...
   Ирина усмехнулась, показав ровные белые зубы:
   - Не только умыться, а еще и помыться, и ранами твоими нужно заняться. Кроссовки снимай, и пойдем...
   Вскоре я оказался в крошечной ванной, где получил во временное пользование мочалку, полотенце, мыло и неограниченное количество воды, пусть холодной, но зато чистой. Фашистские шмотки полетели в угол, и я с наслаждением вылил на себя первый ковш.
   По телу побежали мурашки, но лучше уж они, чем грязь и пот.
   От воды заныл порез на ноге, а рану на лбу и вовсе начало дергать, словно больной зуб, зато синяки чуть поутихли.
   Выйдя из ванной комнаты, я уловил запах пшенной каши.
   Слюна хлынула потоком, в кишках завыло так, словно там устроила концерт волчья стая - еще бы, сегодня я ничего не ел, а вчера нормально только завтракал, а поужинал полусырой птичкой.
   - Так, сначала обработаем порез, - сказала Ирина, и мне в голову не пришло возражать.
   Я устроился на табуретке, а она вооружилась ватой, йодом и всякой прочей медицинской требухой. Прикосновение женских рук к лицу заставило меня покрыться мурашками, но все удовольствие закончилось мгновенно - на лоб словно плеснули кипятком.
   Я зажмурился, сжал зубы - ничего, и не такое терпели.
   Еще одно касание, вновь мягкое, почти нежное, и две полоски пластыря легли крест-накрест, скрыв под собой то место, откуда садюга-комендант срезал квадратик кожи.
   - Теперь совсем другое дело, на человека стал похож. Можно и поужинать, - сказала Ирина, отступая на шаг и любуясь делом собственных рук.
   Я перебрался за стол, застеленный старой клеенкой, взял ложку, но прежде чем приняться за кашу, поинтересовался:
   - Слушай... а где мы? Что это за город?
   Для начала я решил ограничиться этим вопросом, и не раскрывать, что я как бы... не совсем местный. А то еще моя хозяйка решит, что к ней на огонек заглянул удравший от фрицев сумасшедший с киселем вместо мозгов.
   - Коломна, - ответила Ирина с легким удивлением. - Ты не знаешь, куда попал?
   - Схватили, сунули в кузов, долго везли, - честно ответил я, и поспешно набил рот кашей.
   Пока голодный мужик ест, ни одна женщина - если это умная женщина - не станет приставать к нему с расспросами.
   Ирина ходила туда-сюда, возилась с горшками и тарелками, время от времени поглядывая в мою сторону. Я жевал так, что за ушами трещало, а сам осматривал кухню, пытаясь сообразить, где и когда нахожусь.
   Обстановка простая, но и в начале двадцать первого века по деревням порой живут почти так же, как сто лет назад.
   Табуретки, посуда, лампочка под потолком, закрытая абажуром... ага, вон болтается календарь, на нем бородатый мужик в мундире... за какой год, интересно, и чего это там написано?
   Две тысячи первый... уже неплохо, не так далеко... так...
   Когда я разобрал вычурные, стилизованные под всякие яти с ижицами буквы, меня прошиб холодный пот - надпись утверждала, что на меня сердито смотрит "Великий благоверный князь Московский Михаил Александрович".
   Как это понять? С одной стороны - Новый Берлин и фрицы, с другой - князь?
   - Староват календарик-то у тебя, - сказал я осторожно.
   Ирина фыркнула:
   - Предлагаешь заменить на новый? Чтобы со свастикой и надписью "Хайль рейх"? Нет уж, я помню, за что погиб мой муж... - голос ее дрогнул, а глаза заблестели. - Никогда! Нет... я...
   Она отвернулась, а я опустил глаза в тарелку.
   Так, понятно - значит, в две тысячи первом в Коломне правил князь Московский, а сейчас немцы, то есть алеманы, и явились они сюда вовсе не с миром, судя по тому, как они себя ведут, да и муж Ирины вряд ли с собой покончил.
   - Извини, - сказал я.
   - Ничего, - отозвалась она, вытирая лицо тыльной стороной кисти. - Чай будешь?
   - Конечно, - я сам и не заметил, как опустошил тарелку, зато в брюхе образовалась приятная тяжесть.
   Эх, сейчас бы на боковую часиков на двенадцать... но нет, пока рано.
   На столе передо мной очутилась классическая чайная кружка - огромная, потемневшая от времени, с "обгрызенным" краем, чуть ли не до краев заполненная черным, как гудрон, чаем.
   - Спасибо, - сказал я, обхватывая ее за горячий бок. - Лучше уйти ночью, я думаю.
   Оставаться у Ирины надолго смысла нет, да еще и подставить можно хозяйку, если меня тут найдут.
   - Наверное, да... - она села напротив. - Патрулей больше, но они ходят не везде.
   Насчет "уйти" я придумал здорово, но вот куда мне отправиться, и что делать? Конечно, неплохо бы вернуться домой, но для этого надо понять, откуда начинается подходящая для этого дорога.
   Каким образом я вообще оказался в этом... мире, что ли?
   Похоже, что если кто и знает ответ на этот вопрос, то находится он в столице... или это теперь не столица? Москва, ставшая Новым Берлином... и вообще, было бы интересно глянуть, что там происходит на родной улице, кто живет в моей квартире... может быть, я сам?
   - Задумался? - спросила Ирина, и тут я вспомнил, что не один.
   - Да, маленько, - признался я, изображая смущенную улыбку.
   Без документов придется, конечно, тяжеловато, учитывая царящие здесь порядки, но как-нибудь справлюсь.
   Неплохо бы расспросить мою хозяйку, чтобы узнать побольше, но она может заподозрить, что я вовсе не тот, кем показался - не удравший от фашистов борец с врагом, а потенциальный шпион, вместе с фрицами разыгравший инсценировку.
   А как удержать саму Ирину от вопросов?
   Есть один способ, вот только годится ли он сейчас... и справлюсь ли я?
   Я глянул в ее глаза, синие-синие, печальные и в то же время блестевшие ожиданием, надеждой... и, протянув руку, накрыл ей лежавшую на столе кисть хозяйки. Ирина вздрогнула, но ладонь не отдернула.
   - Ты что? - спросила она.
   - А вот ничего, - я нагнулся через стол и поцеловал ее, едва не опрокинул кружку с остатками чая, но не обратил на это внимания.
   Губы у моей хозяйки оказались горячие и очень жадные, а уже через мгновение она сама вцепилась в меня словно клещ. Заскрежетал стол, сдвинутый с места нашими совместными усилиями, брякнула слетевшая на стол ложка.
   Но нам было не до нее - захваченные вихрем всесжигающей страсти, мы двинулись куда-то из кухни, теряя по дороге детали одежды. Непонятно как очутились на кровати, и та затряслась, заскрипела, будто старый турник, на котором повис страдающий ожирением гимнаст.
   Напомнили о себе отбитые ребра, потом Ирина задела рану на бедре, и та, похоже, начала кровить. На моих синяках мы и вовсе совместными усилиями сыграли нечто вроде веселенькой мелодии, но она не помешала мне, и даже не отвлекла.
   Ядрен батон, я сто лет не встречал такой страстной женщины!
   Хотя муж ее погиб, и вообще с сильным полом тут не особенно хорошо, если не считать фрицев, так что не разгуляешься.
   - Оххх! - воскликнула она, извиваясь на мне, и отвердевший сосок скользнул по моему лицу.
   Мы перекатились к стене, причем я ухитрился удариться плечом, а ногти моей хозяйки располосовали мне спину. Похоже, для комплекта я заполучил два набора глубоких царапин, но это ерунда после тех "подарков", которые "вручили" мне в комендатуре.
   Это безумие закончилось не скоро, но все же закончилось, и мы остались лежать в молчании и полумраке - пока мы упражнялись, время прикатилось к вечеру и за единственным крошечным окном начало темнеть.
   - Точно уйдешь? - спросила Ирина после паузы. - Хотя да, что это я? Идиотка. Двоих на мои карточки не прокормить.
   Похоже, у них тут в наличии все прелести оккупационного режима.
   - Да, надо идти, - сказал я. - К своим...
   Знать правду выручившей меня женщине не к чему, пусть лучше думает, что я какой-нибудь подпольщик или партизан, да и правда эта выглядит слишком необычной, даже безумной.
   Честно говоря, я ее и сам до конца не постиг.
   - Тогда отдыхай, - Ирина поднялась с кровати, и ее фигура четко обрисовалась на фоне окна: тонкая талия, крупная грудь, округлые бедра.
   С одной стороны мне захотелось немедленно схватить ее и вновь повалить на кровать, а с другой я понял, что повторного напряга, пусть даже приятного мой покрытый ранами и синяками организм не вынесет.
   - Разбудишь меня в полночь, - сказал я, и закрыл глаза.
   Заснуть по-настоящему я смог, что-то мне мешало, хотя не совсем понятно, что, но несколько часов продремал, то проваливаясь в вязкое забытье, то выныривая из него в реальность темной комнатушки. Когда хозяйка встряхнула меня за плечо, я вскинулся и не сразу понял, где нахожусь.
   - Что случилось? - пролепетал я, еле ворочая тяжелым со сна языком.
   На миг показалось, что я дома, в своей квартире, а рядом Людмила, моя жена.
   - Вставай, тебе пора, - сказала женщина, и я осознал, что нет, это не может быть Людмила, у той и голос другой, и вообще, мы с ней вот уже год как в разводе, и делать ей у меня нечего.
   Нахожусь я в Коломне, но не совсем в той Коломне, где пару раз бывал.
   - Да, - я потянулся так, что в плечах хрустнуло. - Слушай, а карты города у тебя не найдется?
   - Я посмотрю. Свет не зажигай, незачем внимание привлекать.
   Через пять минут я вышел на кухню, где обнаружил свою хозяйку - она возилась с кипой книжек и каких-то папок, подсвечивая себе фонариком, а на столе лежал небольшой брезентовый рюкзак.
   - Это тебе, - сказала Ирина. - Поесть собрала в дорогу, еще кое-чего... Насчет карт.
   Она вручила мне очень потрепанный буклет "Наша Коломна", и с сомнением проговорила:
   - Есть еще карта мира... старая, от родителей осталась.
   - Давай и ее гляну, - поспешно заявил я: пусть старая, но хотя бы поможет понять, насколько этот мир отличается от того, где я родился и который долгое время считал единственным.
   В бредни всяких колдунов и фантастов насчет параллельных вселенных я не верил.
   Но для бреда все происходившее со мной выглядело слишком реальным, и продолжалось невероятно долго. Конечно, может быть, что мой глюк в реальном времени тянется минут пять, а на самом деле я валяюсь в отключке возле собственной "Газели"...
   Но чем может быть вызвана иллюзия такой силы и четкости?
   Нет уж, лучше будем думать, что все вокруг настоящее, и действовать соответствующим образом.
   - Так... - старую, с разрывами на сгибах карту я развернул с осторожностью.
   Очертания материков вроде те же... хотя когда я в последний раз вспоминал географию родного мира? кроме "Яндекс-Пробок" и дорог Московской области меня в ней мало чего интересовало.
   Опс, а вот и отличия... вместо Средней Азии огромное море от Кавказа до Алтая, и нет Карелии, узкий пролив соединяет Белое море с тем, что у нас именуется Финским заливом; а то пространство, что на наших картах обычно закрашивают розовым и пишут поверх "Россия", напоминает одеяло из разноцветных лоскутов.
   - Что-то не так? - спросила Ирина.
   Должно быть, я изменился в лице, или просто слишком долго пялюсь на бесполезную в принципе бумажку.
   - Нет, все отлично, - с фальшивой веселостью сказал я, и поспешно свернул карту. - Прихвачу с собой, если ты не против.
   Она пожала плечами:
   - Бери.
   Буклет "Наша Коломна" был издан при "вспомоществовании Митрополита Московского и Всея Славии Кирилла", и толку с него оказалось чуть - схема города без подробностей, разве что с отмеченными монастырями и церквями, вплоть до самых мелких.
   Помогла Ирина, показала, где я нахожусь, и как лучше дойти до северной окраины.
   - Спасибо, - проговорил я, поднимаясь. - Ты мне очень помогла.
   - И ты мне, - она качнулась ко мне, будто собираясь обнять, но потом отшатнулась. - Если у вас там... нужна будет помощь или чего, то ты знаешь, где меня найти. Хорошо?
   - Э... конечно, - с легкой заминкой ответил я.
   Рюкзак, слегка булькнув, занял места на спине, и Ирина повела меня наружу, в холодную майскую ночь.
   Над Коломной светили звезды, вдалеке лаяла собака.
   - Все, иди, - сказала она у калитки, и сжала мне плечо.
   Я наклонился и поцеловал ее в щеку.
   Оказавшись на улице, я несколько мгновений потратил на то, чтобы привыкнуть, вглядеться, вслушаться и внюхаться в окружающий мир, как следует вжиться в него. Торопыга обязательно попадет в неприятности, а терпеливый и внимательный получит дополнительные шансы выжить.
   Вокруг тихо, а значит можно идти... вон туда, направо и еще направо.
  

***

   Горы застыли в молчаливой неподвижности, дальние пики мерцают в свете заката, точно фиолетовые светляки, ближние кажутся более темными. Закат тут продолжается долго, если мерить земными мерками, то много часов, огромное светило уползает за горизонт величаво, неспешно.
   Воздух чист и прозрачен настолько, что кажется - его вовсе нет.
   Но для тех, кто обитает здесь, он кажется густым и сладким, точно сливовый сироп.
   - Ну что, как прошла операция? - спросил тот, кого обычно называли Первым, созерцая раскинувшиеся за окном хребты.
   Один и тот же вид много столетий - кому-то это может надоесть.
   - Все по плану, - с легким подобострастием откликнулся именовавшийся Седьмым. - Катализатор начал свое путешествие, в руки тех, кто его ждал, он не попал, как мы и хотели.
   - Если бы попал, он был бы не катализатор, а труп, - Первый усмехнулся. - Прогноз?
   - Степень достоверности очень низкая, у нас слишком мало данных, - в голосе Седьмого появились извиняющиеся нотки. - Последний раз мы использовали катализатор почти тысячу лет назад, и последствия оказались такими...
   - ...что все наши архивы были уничтожены, а мой предшественник погиб, - равнодушно закончил Первый. - Я прекрасно об этом знаю, но сейчас это не повторится. Мой предшественник он... несколько увлекся, мы же останемся в стороне, как и подобает истинно мудрым существам.
   - Да, конечно, конечно, - Седьмой торопливо закивал. - Но вот совсем в стороне...
   Первый оторвался от вида в окне, и перевел взгляд на собеседника.
   Формально они были равны, как все члены Совета Двенадцати, но все в Цитадели вплоть до последнего серва знали, кто здесь на самом деле главный, а кто лишь исполняет приказы.
   - О чем ты? - спросил Первый.
   - Не имея в виду данную операцию... я как бы в общем, - Седьмой помахал руками. - Некоторые обитатели той октавы накопили опасно много знаний... о структуре мироздания, о возможности перехода с октаву на октаву... может быть, нам помочь катализатору? Повернуть дело так, чтобы от тех, кто может нам помешать, и следа не осталось - я имею в виду этих, которые называют себя "арийскими магами".
   - Помочь катализатору? - Первый рассмеялся. - Ты шутишь? Каким образом?
   - Можно просчитать...
   - В очень малой степени, - прервал собеседника некоронованный глава Совета Двенадцати. - На то он и катализатор, именно поэтому мы его и выбрали, мы, а не те ограниченные болваны из СС! Понимаешь?
   Седьмой кивнул:
   - Э... конечно.
   - Ну, вот и отлично, - Первый вновь отвернулся к окну. - Но следить за ним нужно постоянно и внимательно, и отчеты должны появляться у меня каждый день... с запозданием не более чем на сутки. Ясно?
   - Конечно, конечно, - казалось, что от усердия голова Седьмого сейчас отвалится. - Обязательно.
   - Ну, вот и отлично, и первый отчет я жду завтра утром, после общего совещания. Можешь идти.
   На лице Седьмого, покидавшего комнату с окном на горы, было написано облегчение.
  
  

Глава 4.

  
   "У церкви святого Саввы налево" - вспоминал я, передвигаясь по Коломне.
   На освещение хозяйничающие тут фашисты не особенно тратились, фонари горели только в центре. Я же передвигался по окраинным улочкам, где людей попадалось не больше, чем ранним утром первого января, и царила полная, немыслимая для нашего мира темнота.
   Не светилось ни одно окно, у магазинов отсутствовали вывески, не ездили машины.
   На первый патруль я наткнулся, пересекая небольшую площадь с памятником в центре. Услышал шаги, по постаменту скользнул луч фонарика, и я поспешно метнулся назад, прижался к забору.
   Ладонь моя сомкнулась на рукояти пистолета.
   Но фрицы меня не заметили, они походили вокруг статуи, негромко переговариваясь, и утопали в ту сторону, откуда явились. Я выждал еще немного, и продолжил свой путь, свернул, правда, не на ту улицу, на которую хотел с самого начала. Ничего, прорвемся...
   То, что я совершил ошибку, стало ясно через несколько минут, когда я понял, что навстречу мне тащится другой патруль.
   - Твою мать, - прошептал я, разглядев, что один из солдат ведет на поводке собаку.
   Надо уходить, и как можно быстрее.
   Я успел развернуться, даже сделал несколько шагов, но тут луч фонаря мазнул по моей спине. На бугристую, покрытую трещинами мостовую упала моя колышущаяся тень, и сзади донеслось надоевшее мне за последнее время "Хальт!".
   - Ешь асфальт, - буркнул я, и припустил со всех ног.
   Псина залаяла для начала злобно, а затем и радостно - похоже, ее спустили с поводка. Я выскочил на площадь, которую только что покинул, и рванул направо, к лежащему за забором то ли парку, то ли кладбищу.
   От собаки мне не убежать, а значит, придется стрелять...
   Оказавшись под кронами мощных, старых деревьев, я развернулся и вскинул руку с "Вальтером".
   - Ррргав!- донеслось из тьмы, и крупная овчарка вылетела на площадь.
   Для прицельного выстрела было очень темно, да и "мишень" двигалась слишком быстро... Но не успел я как следует осознать все это, как в башке возник тихий хруст, а к затылку словно приложили ледышку.
   И я понял, что со всех четырех ног мчусь туда, где затаилась сладко пахнущая жертва!
   Повторилось то же, что и с крысой, я каким-то образом вошел в разум животного. Получилось все куда легче, чем тогда, и на этот раз я не стал колебаться, а отдал четкую команду - "вон туда!".
   Псина недовольно взвизгнула, но развернулась и побежала прочь.
   Как хорошо, что с площади начинается несколько улиц, и все идут в разные стороны!
   На всякий случай я лег, но топавшие сапогами фашисты в мою сторону даже не посмотрели. Побежали следом за собакой, время от времени окликая ее и светя себе под ноги фонариками.
   Да уж, тут вам не Гамбург какой-нибудь, колдобины на проезжей части попадаются.
   Я не стал дожидаться, пока патрульные отойдут подальше, поднялся и зашагал туда, куда изначально и собирался. Нервный лай затих вдалеке, осталась в стороне церковь, чей силуэт вырисовывался на фоне неба.
   Тут пришлось спрятаться за угол, чтобы не попасть в свет фар проезжавшей машины. Еще минут через пятнадцать я увидел впереди дорожный знак "Коломна", а за ним - будку с опущенным шлагбаумом и скучавшего рядом часового.
   Каска тускло поблескивала во тьме.
   Место, за исключением КПП, показалось знакомым, выглядело почти так же, как в нашем мире - справа за обочиной лесок, слева поле. В него я и свернул, чтобы случаем не попасться на глаза часовому, а на трассу вышел километра через два.
   До Москвы, насколько помню, осталось еще примерно двести... ничего, дойду.
   Но едва я миновал первый поворот, как сзади донесся гул моторов, пришлось спешно отбегать в сторону и укрываться в кустах. Первым моим глазам предстал мотоцикл с пулеметчиком в коляске, за ним потащилась колонна из тяжелых грузовиков, похожих на те, что я видел вчера.
   На бортах красовались свастики, хорошо видимые в свете фар, и еще какие-то буквы и цифры.
   - У, вражины, - пробормотал я, думая, как же это местные сородичи дошли до жизни такой.
   Позволить врагу захватить Москву да еще обозвать ее Новым Берлином?
   Колонна прошла, и я зашагал дальше - холодно, долго на одном месте не посидишь, и тем более не полежишь, даже если захочешь. Ветер принес запах гари, не дыма, а именно гари, давно остывшего, залитого дождями пожарища, и в первый момент я не понял, откуда он взялся.
   А затем различил впереди, в стороне от трассы, очертания домов, но какие-то странные.
   Я пригляделся, и по спине моей побежал холодок - это было не селение, погруженное во тьму из-за отсутствия света, передо мной лежал призрак сожженной и уничтоженной деревни.
   Частью обрушившиеся дома, остовы печей и горелая, бьющая в ноздри вонь.
   - Вот суки, - пробормотал я, сжимая кулаки.
   В том, что тут просто случился пожар, я сильно сомневался - после пожара остается хоть что-то, выжившие, не желающие уходить, пытаются отстроиться на старом месте...
   Здесь же... я знал, кто виноват.
   Заходить в деревню смысла не было, но я все же свернул, и вскоре под ногами захрустели горелые доски. Пошел медленнее, выверяя каждый шаг, чтобы ненароком не наступить на гвоздь или не свалиться в обнажившийся погреб.
   Да, горело тут давно, и горело основательно, а подошвами я давил не только дерево.
   Череп, маленький, похоже, что детский, уставился на меня черными провалами на месте глаз, и я остановился. Здесь не просто сожгли дома, а еще уничтожили всех, кто в них обитал, наверняка загнали людей внутрь, а двери подперли и затем хохотали, слыша крики умирающих, задыхающихся от дыма, сгорающих заживо.
   От злости стало трудно дышать, и я решительно повернул назад.
   Я не боюсь мертвецов, беспокойства от них обычно куда меньше, чем от тех, кто дышит и разговаривает, но зазря топтать землю, ставшую одной большой могилой, не стоит.
   Вскоре я пропустил еще одну колонну, на этот раз в обратном направлении, а затем мимо промчалась длинная черная легковушка в сопровождении эскорта. Разглядел крохотные флажки на капоте - красно-белые, с черной свастикой, а также блеснувший в свете фар символ "Опеля".
   Ну да, немцы ездят на немецких машинах, но почему у них все такое старомодное?
   Автомобили выглядят не родными братьями наших, а скорее их дедушками и прадедушками сорокалетней давности, хотя на дворе, если верить календарю в доме Ирины, двадцать первый век?
   Или тут прогресс идет немножко медленнее, чем у нас?
   От вопросов пухла голова, очень хотелось открыть какой-нибудь клапан и сбросить давление.
   Вскоре, несмотря на холод, я начал зевать, и напомнила о себе поврежденная лодыжка. Остановившись отдохнуть, я заглянул в рюкзак и обнаружил там половину буханки, батон колбасы и флягу с водой.
   Эх, жаль, сигарет нет.
   Рассвет застал меня на той же трассе, слегка замерзшего и уставшего - марш-броски для меня остались в далеком прошлом, и пешком я за эти два дня находил больше, чем за два предыдущих года.
   - Ладно, завтрак, - сказал я сам себе, и решительно свернул с дороги.
   Под ногами зашуршали листья, я запетлял между берез, отыскивая местечко поуютнее. Остановился у пенька, вполне пригодного, чтобы сыграть роль стола, и расположенного так, что тут меня не увидят.
   Глотнул воды, и принялся ломать хлеб с колбасой.
   Утолив первый голод, я уселся на рюкзак, чтобы не испачкать штаны, и вытянул прихваченную у Ирины карту. Настало время изучить ее как следует, понять, кто есть кто и каким образом немцы оказались в сердце России.
   Для начала я выяснил, когда карта была напечатана.
   Восемьдесят девятый год, седая древность и в самом деле, но лучше ничего нет.
   Москва находилась на своем месте, и была подчеркнута как столица Великого Княжества Московского. Помимо нее, имелось еще несколько - Киевское, Нижегородское, Новгородское, а вот никаких следов Санкт-Петербурга или Ленинграда я не обнаружил...
   Хотя какой Ленинград, тут ни Владимира Ильича, ни Красного Октября в помине не было.
   Зато от Смоленска и дальше на запад лежало большое серое пятно, называвшееся Алеманией. Прочие европейские государства, выглядевшие карликами рядом с раздувшимся Дойчландом, располагались, где положено, хотя некоторые назывались не совсем привычно - Галлия, Иберия, Данска, Гельвеция.
   Какой-то непорядок творился с Британскими островами, хотя какой, я сходу понять не смог - совершенно не помнил, как они выглядят у нас, но вот в существовании Ирландии сомнений не испытывал.
   Здесь же ее как-то не было...
   За Атлантикой творились вещи еще более удивительные - и Северная и Южная Америка, если верить карте, были до сих пор поделены на колонии, иберийские, англокельтские, и немного галльские. То же самое творилось и с Африкой, и с большей частью Азии, разве что Китай, названный Серединной империей, сохранял независимость.
   От Урала до Тихого океана протянулось Сибирское ханство, Япония, отмеченная черным цветом, владела кучей кусочков территорий по берегам Тихого океана и даже Новой Зеландией.
   - Ну и хренота, - сказал я, пытаясь осознать эту, если можно так выразиться, "картину мироздания".
   Уловил шорох за спиной, дернулся в сторону, одновременно потянулся за пистолетом.
   - Сиди, где сидишь! - приказали мне голосом неприятным, но хотя бы на русском.
   - Сижу, - ответил я, внутри кляня себя последними словами.
   Ну и идиот, увлекся, засмотрелся, и самым позорным образом прошляпил!
   Узнай мои инструктора в учебке, они бы застрелились от стыда... но сначала прибили бы нерадивого ученика.
   - Вот и молодец, - шорох приблизился, краем глаза я заметил движение, и передо мной оказался средних лет мужик в камуфляже, вооруженный допотопным автоматом... хотя для этого мира он наверняка современный.
   Оружие было ухоженным, а вот его хозяин выглядел так, словно вовсе забыл о собственной внешности. Неопрятная, клочковатая борода, копна грязных серых волос, одежда мятая, а кое-где и рваная.
   Вряд ли он из тех, кто служит фашистам.
   Зашуршало с другой стороны, кто-то подошел ко мне сбоку и вытащил пистолет из кобуры.
   - Обыщи его, - велел обладатель клочковатой бороды, и тяжелые, жесткие ладони охлопали меня безо всякой нежности.
   - Ничего, - прогудел могучий бас, и здоровенный, под два метра мужик, тоже с автоматом, присоединился к первому.
   Смотрели они на меня подозрительно, но с немалой долей недоумения.
   - Ладно, чего уж в гляделки играть? - в недрах бороды обнаружилась щербатая ухмылка. - Рассказывай, голубок, что ты за птица, откуда взялся, и чего тут делаешь.
   - Издалека... - ответил я. - Но с местными хозяевами уже познакомился.
   И я поднял руку, чтобы коснуться украшенного синяками лица.
   - На "фонарях" не написано, кто их оставил, - буркнул здоровенный, чуть ли не до самых глаз заросший рыжей щетиной, но при этом лысый, как колено. - Может ты алеманнская шавка, продался им за кусок мяса и пачку рейхсмарок, а поучили тебя наши!
   - Не знаю, не похож он на шпика, - сказал бородатый. - Чего у него там, карта?
   Подарок Ирины у меня забрали, после чего физиономии моих новых "приятелей" украсили ухмылки.
   - Да, полезная хрень, - тут здоровенный расхохотался. - На подтирку сгодится.
   - У нас в лесу с бумагой не очень, - добавил бородатый. - Давай еще рюкзак...
   Ладно, хватит изображать из себя пень дубовый, сидящий рядом с пнем березовым, пора брать ситуацию под контроль - "приятели" мои как-раз расслабились, уверились, что я полный придурок и ни на что не способен.
   Когда я оказался на ногах, здоровенный нахмурился, а бородач успел даже схватиться за автомат.
   - Что... - начал он, но получил кулаком в живот и с утробным хеканьем согнулся.
   Я сделал шаг в сторону, прикрываясь от здоровенного его же товарищем, затем качнулся обратно и ударил ногой. Вот тут мои инструкторы прослезились бы от счастья и радостно поклялись бы, что лучшего бойца в жизни не видели.
   Порезанное бедро пронзило острой болью, в ребрах стрельнуло, но кроссовок мой зацепил рыжую щетину именно там, куда я метил. Здоровенного, получившего в подбородок, в ту точку, удар в которую гарантирует нокаут, развернуло и он улетел в сторону, с шумом грохнулся наземь.
   - Вот, теперь другое дело, - сказал я, отбирая у бородатого его автомат.
   Эти ребята мне, скорее всего, не враги, поэтому бил я так, чтобы не покалечить, только оглушить.
   - Давай, ты, разгибайся, - тычок стволом в бок произвел нужный эффект - бородатый распрямился, из-под кустистых бровей сверкнули наполненные гневом глаза. - Нечего зыркать, хотел бы, обоих уже прикончил. Давай, садись вон туда, и не отсвечивай.
   Повторять ошибки "приятелей" я не собирался.
   В карманах камуфляжной куртки нашлись наручники, и я с удовольствием пустил их в дело, уложив бородача лицом вниз. Вскоре рядом с ним оказался его соратник, которому руки пришлось связать обычной веревкой - если вздумает освободиться, то несколько дополнительных секунд у меня будет.
   - Сука! - прохрипел здоровяк, выворачивая шею так, чтобы смотреть на меня. - Мы тебя...
   - Да, и еще три раза, - сказал я, усаживаясь на пень, еще недавно служивший мне столом. - Поговорим?
   - Не о чем нам с тобой разговаривать, подстилка алеманнская! - заявил бородатый.
   - А вот тут ты ошибаешься...
   Пока шел этот не слишком осмысленный диалог, я изучал попавшее мне в руки оружие - да, это точно не "Калаш", нечто куда более примитивное, но в то же время достаточно эффективное... калибр чуть меньше семи миллиметров, магазин дискообразный, ага, а вон и клеймо на ствольной коробке - "Тульские оружейные заводы купца первой гильдии Аркадия Белякова".
   Хм, надо же!
   - Значит, так, - сказал я. - Во-первых, я вовсе не друг ребятам со свастикой. Отметелили меня именно они, и лично коломенский комендант пометил мне физиономию, - я коснулся рукой лба. - Верите вы в это, не верите, значения не имеет. Понятно?
   - Брешешь, - заявил здоровенный, но во взгляде бородатого появилось сомнение.
   Похоже, он не понаслышке знал о любви рыжеватого фашиста к играм с острым предметом.
   - Во-вторых, я издалека, очень издалека, и не очень понимаю, что тут творится, - продолжил я.
   - Это откуда? - спросил бородатый. - Говоришь по-нашему, одет, правда, чудно...
   Да, кроссовок тут еще не придумали, а джинсу если и носят, то ковбои в Северной Америке.
   - Очень издалека, - врать я не хотел, говорить правду тоже - не поверят ведь.
   - Из ханства, что ли? - предположил здоровенный. - За Уралом наших хватает. Потомки беглецов. Только как ты тут оказался?
   Я махнул рукой:
   - Долго рассказывать. Но я русский, как и вы...
   - Русский - это кто? - спросил бородатый.
   На несколько мгновений я оказался в замешательстве, честно говоря, никогда не думал, что передо мной поставят этот вопрос.
   - Ну, житель Москвы... Новгорода, Киева...
   - Не знаю, как говорят у нас в ханстве, а мы называем себя славами, - сказал здоровенный. - Русский, надо же придумали тоже, это все равно что алеманнский или галльский...
   Да, ведь и на буклетике про Коломну значится "митрополит всей Славии".
   - Но это неважно, - сказал я. - Важно другое - я вам не враг.
   - Брешешь, - повторил здоровенный, но былой уверенности в его голосе не было.
   - Хочешь, докажу? - я положил оба автомата на землю, и принялся расстегивать наручники на запястьях бородатого.
   Себе я оставил пистолет, захваченный вчера у тюремщика, и кобуру застегивать не стал - кто знает, как поведут себя эти двое, получив свободу, запросто могут решить, что надежнее будет меня все же пристрелить.
   Бородатый с кряхтением встал, освободил товарища, и вскоре они вдвоем уставились на меня, довольно хмуро, но вроде бы без откровенной враждебности. Автоматы подобрали, мельком глянули, все ли с ними в порядке, но нацеливать на меня не стали.
   И на том спасибо.
   - Ладно, пусть батька решает, что с тобой делать, на то он и командир, - проговорил бородатый, бывший в паре за старшего, и, немного поколебавшись, протянул руку. - Игорь.
   Я назвался, а вскоре уже тряс могучую лапу здоровяка, откликавшегося на "Васю".
   - Здорово ты мне врезал, - признался он, когда с ритуалом знакомства было покончено, и потер подбородок. - Научишь потом?
   - Научу, ядрена кочерыжка, - пообещал я. - Если ваш батька меня на фарш не пустит. Наверняка у вас в лесу не только подтирки не хватает, а и с мясом тоже напряжонка?
   Они переглянулись и заржали.
   - Ладно, пора идти, - сказал остановившийся первым Игорь. - Двинулись.
   И мы зашагали прочь от дороги, куда-то на северо-восток, навстречу поднимавшемуся все выше солнцу.
   Мои приятели шли по чащобе легко и почти бесшумно, я же топал, спотыкался, цеплялся за ветки. Мало ли что десять лет назад я носился по джунглям как ужаленный в задницу тигр, ведь с годами любой навык теряется, если его не использовать, и какое-то время понадобится, чтобы восстановить забытое умение.
   Березняк сменился хвойным лесом, начали попадаться деревья с черной корой и синеватыми иголками, так удивившие меня позавчера.
   - Это что такое? - спросил я, ткнув в сторону одного из них.
   - Кихарь, - ответил Вася. - Разве у вас таких нет?
   - Кедры есть, лиственница есть, много чего есть, а такого я не видал...
   Мда, правду говорить легко и приятно, вот только что мне делать пред ликом батьки? Продолжать врать, держаться версии, что я уроженец Сибирского ханства, по крови слав?
   Но как объяснить, что я оказался тут, на бывших землях Великого Княжества Московского? По щучьему велению, по моему хотению переместился или меня привез волшебник в голубом вертолете?
   Любая придумка будет шита белыми даже не нитками... канатами!
   Или попытаться рассказать все, как есть, несмотря на риск, что меня посчитают психом?
   - Черт, - пробормотал я, почесывая на ходу затылок.
   Мы обогнули небольшое болото, и на полянке, отмеченной могучим выворотнем, Игорь остановился. Замер и склонил голову, словно к чему-то прислушиваясь, а Вася завертел башкой, вглядываясь в заросли.
   Кончилось это все тем, что бородатый партизан поднес руки ко рту и несколько раз прокуковал так, что от кукушки не отличишь. Ответ пришел справа, со стороны болота, и вскоре я услышал, что через лес кто-то шагает - нарочито шумно, давая нам знать о своем приближении.
   - Здорово, хлопцы, - сказал, выбираясь на поляну, щуплый старик.
   Обряжен он был, несмотря на май, в ватник и потрепанный малахай, а ружье в морщинистых руках наверняка помнило нашествие Наполеона... если Бонапарт, конечно, в этом мире имелся и доходил до Москвы.
   - Привет, дед Егор, - отозвался Игорь.
   - Уходили вдвоем, возвращаетесь втроем, - старик усмехнулся. - Это что за тип?
   - Пока сами не поняли, вот к батьке ведем.
   - Это дело хорошее, правильное, - дед Егор одобрительно закивал, и потянул из кармана ватника большой портсигар.
   - Сигаретки не будет? - спросил я, ощутив дикое желание выкурить хоть одну, ощутить вкус табачного дыма.
   Глядишь, соображать буду лучше, придумаю, что соврать.
   - Вот не поверишь, не будет, - с ехидной улыбочкой ответил старик. - Но вот понюшку предложить могу, - и он открыл портсигар, наполненный нюхательным табаком. - В лесу дым пускать - дело последнее.
   Я покачал головой:
   - Нет, спасибо.
   - Ну, как знаешь, - дед Егор щедро зарядил в одну ноздрю, и принялся набивать другую.
   А мы пошли дальше.
   - Зачем мы его ждали? - спросил я, когда поляна со стариком в малахае осталась позади.
   - Так надо, - несколько загадочно ответил Вася. - Иначе не пройдешь.
   Уточнять, что он имеет в виду, я не стал - еще решат, что я и вправду фашистский засланец. Если примут за своего, то рано или поздно расскажут, а если нет, то мне, скорее всего, будет все равно.
   Некоторое время мы шли вдоль ручейка, даже скорее небольшой речушки, а потом я уловил запах дыма.
   - Пришли, - объявил Игорь, когда мы поднялись на пригорок.
   Землянки, разбросанные в видимом беспорядке, были замаскированы, так что разглядеть их удавалось не сразу. Откуда тянет дымом, я определить не мог, огонь наверняка жгли так, чтобы не выдать расположение партизанского лагеря, людей тоже пока не видел.
   Хотя нет, вон выбрался из землянки голый по пояс мужик, другой с ведрами пошел к воде.
   - Ждите тут, - велел бородатый, когда мы дошагали до входа в одну из землянок, а сам исчез внутри.
   Вернулся он не один, привел сонно моргавшего парня примерно моего возраста. Зевнув, тот оглядел меня с головы до ног, и светлые глаза его подозрительно заблестели.
   - Ничего себе... - протянул он. - Думаешь батьке показать? Так-так... Ну пошли.
   Уже вчетвером мы отправились дальше, мимо спрятанной в густом ельнике выгребной ямы, выдавал которую запах, мимо растянутых меж деревьями веревок с сушившимся на нем бельем.
   У большой землянки, бывшей целью нашего "похода", обнаружился часовой, молодой и розовощекий.
   - Я сейчас, - сказал наш провожатый, откидывая закрывавший вход брезентовый полог.
   Ждать пришлось недолго, через пару минут изнутри раздался окрик:
   - Заводите его!
   - Оружие тебе сдать придется, - сказал Игорь, повернувшись ко мне, и пожал плечами.
   - Такой порядок, - добавил Вася. - Чужакам к батьке с оружием нельзя.
   - Ладно, - слишком далеко я зашел, да и случись чего, толку от трофейного "Вальтера" в партизанском логове, где против меня окажется несколько десятков автоматов, не будет.
   Кобуру я снимать не стал, аккуратно вытащил из нее пистолет и отдал часовому.
   - Только не потеряй! - попросил я его, и следом за Ильей шагнул внутрь землянки.

***

   Под взглядом Генриха комендант Коломны, майор Крам, ежился, точно его кусали за задницу. Несмотря на то, что он находился у себя в кабинете, майор чувствовал себя на редкость неуютно.
   - Значит, вы упустили его? - спросил Якун, ощущая желание взять этого дурака за шею и придушить.
   Или прихватить его с собой в Новый Берлин, благо "живой материал" в Черном Доме всегда нужен. Хотя такой поступок не пройдет незамеченным, придется разбираться с Крюгером и взбешенными генералами.
   - Так точно! - ответил стоявший навытяжку Крам. - Но мы не знали, не могли...
   Формально он не подчинялся вайсфюреру специальной исследовательской группы "Торен", но прекрасно понимал, какой тот обладает властью, и насколько велико могущество "магов рейхсфюрера".
   - Не могли они! Молчать! - рявкнул Генрих, и ударил стеком по столу коменданта, по лежащим на нем бумагам. - Но сделать так, чтобы захваченный вами человек не сбежал из вашей же камеры, вы могли? Сколько тут у вас людей, и все недосмотрели?! Разгильдяйство!
   Как мог удрать из-под стражи образец из их опыта, человек, выдернутый из другого мира, не понимающий, где он находится, а в лучшем случае вообще лишенный способности мыслить связно?
   Крам молчал, только пучил глаза, нижняя губа его мелко дрожала.
   - Ладно, - сказал Генрих, понемногу остывая. - Рассказывайте все по порядку.
   Он опустился в кресло коменданта, и принялся слушать.
   Судя по путаному и невнятному рассказу, образец был мужчиной около тридцати лет, физически крепким, несколько изнуренным, и при этом с очень слабым интеллектом.
   - Какой же тогда интеллект у вас и у ваших подручных? - спросил в этот момент вайсфюрер, и майор покраснел.
   Образец сумел каким-то образом освободиться от пут, убить здоровенного тюремщика. Обманул для начала охрану, убежал от погони, пристрелив собаку, и скрылся где-то в городе.
   - Мы искали, вайсфюрер, но безрезультатно, - пробормотал Крам, но Генрих его уже не слушал.
   Он морщил лоб, раздумывая, что могло произойти с образцом во время переноса - эксперимент допускал отклонения в возможных изменениях, поскольку параметры они задавали частью наугад, и на выходе мог получиться как пускающий слюни идиот, так и гений с необычными способностями.
   Последнего хотелось меньше всего.
   Но с этим разберемся позже, когда образец окажется в руках "Торена", а он окажется, вне всякого сомнения.
   - Так, стоп, - сказал Генрих, прерывая невнятные оправдания коменданта. - Осталось что-нибудь от пленника? Его вещи, что-то, долго бывшее с ним в контакте?
   - Ну, хм... - майор нахмурился. - Можно заглянуть в камеру, там не убирались...
   - Так действуйте, немедленно, - Якун поднялся, и хлопнул себя стеком по сапогу. - Я буду ждать во дворе.
   Когда выходил из комендатуры, поймал косой взгляд одного из часовых у крыльца.
   Ничего, пусть таращатся со страхом и отвращением, думают, что они - истинная сила и опора Алемании, а мы так, сошедшие с ума кабинетные пауки в черных мундирах.
   Очень скоро, если проект "Торен" окажется успешным, а к этому есть все предпосылки, вермахт станет не нужен. Пройдет несколько лет, и знамя со свастикой будет развеваться не только над Индией и Срединной Империей, но и над обеими частями Америки.
   И окончательную победу народу Рейха принесет именно СС!
   Во дворе стоял служебный "БМВ" Якуна, рядом с ним бронетранспортер для солдат охраны, а у забора - большой грузовик с металлическим, глухим кузовом без единого окошка.
   Рядом с легковушкой, словно маяк у входа в гавань, торчал шварцефюрер Штрахт.
   При виде начальства он вытянулся, а из "БМВ" выбрался Кахтель.
   - Ну что? - спросил он, протирая очки.
   - Пока ждем, - ответил Генрих. - Но пеленгатор на всякий случай приготовь.
   - Есть, - отозвался Кахтель.
   Повинуясь его приказам, забегали солдаты, из бронетранспортера оказался извлечен громадный "чемодан", украшенный помимо двух рун СС еще и символом института перспективных военных исследований - руной Лебен, означающей чистоту арийской крови.
   Кахтель откинул крышку, принялся возиться с рычажками и тумблерами настройки.
   Комендант появился на крыльце через пять минут, вспотевший и раскрасневшийся.
   - Господин вайсфюрер, господин вайсфюрер! Вот! - заявил он, победоносно размахивая грязной тряпкой. - На этом он лежал, тут еще и веревки, и везде следы крови...
   - Несите сюда. Попробуем, - сказал Якун, и поманил майора к себе.
   Приблизился тот с опаской, словно вступил в вольер к кровожадному и голодному хищнику. Кахтель забрал у коменданта тряпку, оказавшуюся одеялом, и запихал ее в контейнер, занимавший добрую треть "чемодана"-пеленгатора. Туда же оправились веревки, не перерезанные, а похоже, перегрызенные, и покрытые бурыми пятнами.
   - Ну что же, посмотрим, - сказал блауфюрер, и повернул самый большой из регуляторов.
   Стрелки циферблатов задрожали, ожил расположенный в центральной части приборной панели компас, снабженный в отличие от обычного не одной стрелкой, а двумя.
   - Ну... что? - спросил вытянувший шею майор: и посмотреть хотелось, и подходить было боязно.
   - Контакт есть, - бесстрастно отозвался Кахтель. - Так, направление... северо-запад... расстояние, примерно двадцать пять - двадцать семь километров... далеко не ушел.
   - Но не в городе, - констатировал Генрих. - Насколько хватит аккумуляторов?
   Теперь они знают, где искать беглеца, и смогут отслеживать все его перемещения, пока работает пеленгатор.
   - Примерно часов на десять, может быть, чуть больше, - ответил блауфюрер.
   - Тогда заносите его в бронетранспортер, и двигаемся. Не будем терять времени, - приказал командир "Торена".
   - Вам будут нужны мои солдаты? - комендант, похоже, готов был сам покинуть Коломну, возглавить погоню, шляться по опасным славским лесам, только чтобы загладить свою вину.
   Но его ждало жестокое разочарование.
   - О нет, - Генрих позволил себе улыбнуться. - У меня есть собственные бойцы.
   И он показал в сторону грузовика с цельнометаллическим кузовом, похожего на снабженный колесами исполинский гроб. Майор нервно сглотнул, поспешно отступил на шаг, по лицу его разлилась мертвенная бледность.
   - Зиг хайль! - Якун вскинул руку в партийном приветствии, и пошел к "БМВ".
  
  

Глава 5.

  
   В землянке царил полумрак, но мне после солнечного майского утра он показался кромешной тьмой. Я заморгал, пытаясь привыкнуть к тусклому свету поставленной на дощатый стол лампы странного вида, чуть ли не керосиновой.
   - Заходи, мил человек, - сказал расположившийся у того же стола человек.
   Он один сидел, приведший нас туда парень стоял у стенки, у противоположной торчал еще кто-то. Дальше, в сумраке угадывались очертания коек, небольшой печки с уходящей в крышу трубой, пахло тут дымом, мужским потом и крепким, вовсе не трубочным табаком.
   Батька, командир партизан напоминал атамана казачьей вольницы - крепко сбитый, плечистый, с сединой в буйных черных волосах, с ястребиным носом и острыми глазами. Каждое его движение и слово давали понять, что это вожак, лидер, что за ним люди пойдут.
   Не хватало только кафтана и сабли на поясе, их заменяла полинявшая гимнастерка и пистолет в кобуре.
   - Заходи, - повторил батька, - и рассказывай, кто ты таков будешь, и откуда взялся... Хотя нет, сначала ты, Гоша.
   - Слушаюсь, - и бородатый коротко поведал о том, как мы познакомились.
   Не упустил ничего, рассказал даже, как я в одиночку обезоружил и связал их обоих.
   Партизанский командир слушал внимательно, на меня вроде бы вовсе не глядел, зато его помощник зыркал так враждебно, словно я уже признался, что подрабатываю шпионом у фашистов.
   - Хороши же вы, - проговорил батька, когда Игорь смолк. - Или ты хорош?
   И я удостоился испытующего взгляда.
   - Уж каков есть, - сказал я, пожимая плечами.
   - А каков ты есть? - батька встал, и подошел ко мне вплотную, двигаясь мягко, пружинисто. - Да, до меня дошли слухи, что алеманы в Коломне переполошились, что кто-то из комендатуры удрал. С этим все ясно, а вот как ты в ней оказался, интересно мне.
   - Даже не знаю, как сказать, - признался я, испытывая желание отодвинуться на шаг-другой, разорвать дистанцию - командир партизан был опасен, это я чувствовал. - Подумаете, что я с ума сошел.
   - А ты попробуй.
   И я решил, что скажу правду - была не была, а начинать с вранья всегда нехорошо.
   Вышло все довольно путано и даже глупо, благо начал я с заявления о том, что угодил в этот мир двое суток назад. Сообщение это оказалось встречено гробовым молчанием, Васька раскрыл рот, а Игорь принялся скрести в затылке.
   - Ну и трепло! Трепло же! - не выдержал приведший нас к командиру парень, когда я рассказал, как попал в плен к немцам... извините, алеманам, но стоило батьке нахмуриться, как болтун умолк.
   - Вот и все, так и было, - завершил я. - Можно попить, а то в горле пересохло?
   - Позже, - батька вновь поднялся из-за стола, и принялся ходить от стенки к стенке. - Выглядит все это, конечно, бредово, но если бы майор Крам решил заслать к нам шпиона, то его снабдили бы легендой, способной выдержать хорошую проверку, а не этой нелепицей...
   - Да бред это сивой кобылы, пустить его в расход, и все дела! - встрял молодой, бывший, похоже, заместителем командира.
   - Остынь! - бросил батька, и повернулся ко мне. - Доказать свои слова ты не можешь, это ясно, то, что одет странно, ни о чем не говорит, мало ли чего где носят... Очевидно только, что боец ты хороший, если этих двоих обезоружил.
   Игорь досадливо закряхтел, а Васька наконец подобрал свою челюсть.
   - Мы проверим то, что ты сказал, - продолжил командир партизан. - Есть у нас свои люди среди алеманов, и они выяснят, подбирала ли кого армейская колонна на одной из лесных дорог... А пока идет проверка, ты посидишь под замком, и уверяю тебя, комфорта у тебя будет много больше, чем в алеманнской комендатуре.
   Очень хотелось возразить, заявить "Да я же свой!", но смысла это не имело.
   - Ладно, как скажете, только проверяйте быстрее, - сказал я.
   Меня вывели из землянки, и обшмонали по полной программе - отобрали подаренный Ириной рюкзак, вытащили из джинсов ремень, и еще разочек обыскали, но без души, просто для порядка.
   - Хоть карту оставьте, - попросил я. - Или на подтирку пойдет?
   - Бумага больно плотная, - с видом знатока заявил Игорь. - Ладно, держи уж...
   Посаженных под замок тут держали, как нетрудно догадаться, в еще одной землянке. Была она размером с небольшую комнату, а все убранство состояло из выемки в стене, изображавшей койку, и грубо сколоченного стола рядом с ней. Щели в дощатой двери пропускали достаточно света, чтобы я не сидел в темноте, а на койке имелся спальный мешок, пусть немного рваный, но достаточно толстый.
   - Не замерзнешь, разве что заскучаешь, но это ничего, - сказал Вася на прощание. - Обед через два часа, если что понадобится, стучи, Петька тут будет на страже стоять...
   Петька был на удивление пухл для партизана, обладал носом картошкой и круглой простецкой физиономией.
   - Главное, не суетись, - заявил он мне, и дверь камеры закрылась.
   Скрипнул засов, клацнул замок, я остался наедине с запахом сырой земли и полумраком. Изучил новое обиталище повнимательнее, ничего интересного не обнаружил, и решил лечь, подремать до обеда.
   Ночью почти не спал, все больше перебирал ногами...
   "Койка" оказалось жестковатой, но больше всего напрягало отсутствие подушки - я вертелся и так и сяк, пока не устроился, подложив под голову собственную руку. Получилось довольно удобно, я заснул, и до обеда успел эту самую руку отлежать.
   Покормили меня просто - макаронами с тушенкой - но досыта.
   Когда изъявил желание отлить, Петька проводил меня до выгребной ямы.
   - Спасибо, братец, - сказал я ему, когда мы возвращались. - Еще бы покурить...
   - Не положено, - ответил круглолицый партизан.
   Пришлось смириться - и так со мной обходились куда лучше, чем на фашистском "курорте", по морде не били, рук не связывали, голодом и жаждой не морили, даже ножом не резали.
   Где-то через час после обеда ко мне зашел невысокий мужик лет сорока с бородкой клинышком, оказавшийся врачом отряда. Осмотрел раны на лбу и на бедре, неодобрительно поцокал языком, помазал какой-то вонючей гадостью и налепил свежий пластырь.
   Синяки даже трогать не стал, заявил, что "само рассосется".
   Вновь оставшись в одиночестве, я забрался на койку и с наслаждением вытянул ноги - отдыхай, пока можно. Кольнула тревожная мысль, как там родители, что дочки, но я поспешно отогнал ее - все равно я не имею представления, как к ним вернуться, что для этого нужно сделать и куда идти.
   А может быть, там и время идет по-другому, и прошло уже лет пять?
   Или наоборот, пять минут, и о том, что я сгинул, еще никто не знает...
   Хотя нет, не должно так быть, учитывая, что у нас и здесь один и тот же год, один месяц и время суток совпадает.
   - Ничего, вернусь, - пробормотал я, с силой ударив кулаком по стене землянки.
   От мрачных мыслей отвлекло раздавшееся снаружи карканье и голос Петьки, крикнувшего что-то вроде "Кыш!". Телевизора мне не выдали, газет не предоставили, поэтому развлекаться придется самому - я соскочил с койки и торопливо подошел к двери.
   Ага, вот эта щель подойдет, чтобы приложить глаз.
   Часовой стоял ко мне спиной, а неподалеку от него, примостившись на низко расположенной ветке, сидел ворон. Что это ворон, а не ворона, становилось ясно сразу - размерами чуть не с бройлера, с мощным клювом, да и цвет не грязно-темный, а благородный, траурно-черный.
   - Каррр! - сказала птица, как мне показалось, насмешливо.
   - И чего тебе надо? Проваливай! - Петька замахал руками, но ворон не обратил на это внимания.
   Интересно, получится у меня с этой птичкой как с той крысой или собакой?
   На этот раз сдвига в мозгах я добился с ошеломляющей легкостью - в голове хрустнуло, по позвоночнику пробежал холодок, и я обнаружил, что смотрю на мир не так, как это свойственно людям.
   Поле зрения одного глаза не пересекалось с другим, а между ними имелось нечто массивное, выдающееся далеко вперед.
   - Каррр! - произнес я, и захлопал крыльями.
   - Вот ирод, - проговорил Петька, и голос его показался мне странно приглушенным, неотчетливым - ясное дело, до моих собственных ушей далеко, а ворон, как и всякое пернатое, слышит не особенно хорошо.
   Часовой сделал шаг к птице, затем нагнулся за какой-то веткой, но я уже взлетел. Мелькнула перед глазами еловая ветка с шишками, и я очутился на крыше землянки, приземлился на покрытую молодой травкой землю...
   В следующий момент вернулся в свою камеру, в собственное тело, показавшееся тяжелым и неуклюжим.
   - Ни хрена себе! - пробормотал я, понимая, что чувствую присутствие ворона даже через крышу, через бревна и дерн, и могу вернуться в него в любой момент; причем ощущаю не только присутствие, а и настроение - птице было интересно, ей нравилось то, что произошло только что.
   Прежде чем экспериментировать дальше, нужно обезопасить человеческий организм, и я поковылял к койке - случись что, потеряй я сознание, из лежачего положения никуда не денусь, в то время как стоя можно запросто шлепнуться на пол и заработать новые синяки.
   Мне и тех, что есть, пока достаточно.
   Мгновение тьмы, и я вновь не человек, а птица, и осторожно заворочал головой, пытаясь оглядеть себя. Нормальному ворону такая мысль в голову никогда не придет, и приспособлен он для этого плохо - все, что я рассмотрел, это лапы с мощными когтями, и крылья.
   Но и тем и другим остался доволен - с таким "арсеналом" не стыдно и в люди выйти.
   - Крух! - вырвалось из клюва, и после нескольких прыжков птица взлетела.
   Не потому, что я ей приказал, а потому что захотела сама, и я не стал препятствовать - посмотрим, насколько далеко протянется этот "контакт", в какой момент меня выбросит назад.
   Собственное тело, лежащее в землянке, я продолжал ощущать так, как примерно ощущаешь занемевшую конечность - сдвинуть можно, но для этого требуется прилагать усилия.
   Мы поднялись метров на десять, и неспешно полетели меж деревьев.
   С такой высоты я мог разглядеть весь лагерь - вон землянка батьки, а вон и он сам, разговаривает с парой бородатых партизан; вон группа бойцов, сидящих на земле и деловито орудующих ложками; вон еще двое, пыхтя и оступаясь, тащат от ручья ведра с водой...
   Отогнав искушение нагадить командиру отряда на голову, я направил ворона прочь. Шарахнулась в сторону какая-то мелкая птичка, вызвавшая у меня кровожадное желание метнуться, ударить клювом.
   Нет, это потом, братец, уже без меня...
   Засевший на высокой сосне часовой проводил нас удивленным взглядом, и внизу оказалось болото - серовато-зеленая "шкура", волосатыми бородавками на которой выглядели травянистые кочки.
   В отличие от слуха, зрение у ворона было отличным, и деда Егора мы заметили с расстояния в несколько километров.
   - Каррр! - огласил небеса ликующий крик, и старик в малахае оглянулся в нашу сторону.
   А мы уже летели дальше, куда-то на юго-запад, туда, где висело над горизонтом багровое, слепившее птицу солнце - пока суд да дело, время потихоньку подкатилось к вечеру, скоро день перейдет в длинные майские сумерки.
   Дед Егор остался чуть в стороне, я увидел впереди серую ленту дороги, и стоящие у обочины машины.
   Из одной из них, самой большой, выбирались солдаты в черной форме, и шагали в лес. Двигались они странно, как-то дергано, белые лица их казались застывшими, их словно покрывал иней.
   В первый момент я не понял, что происходит, а когда сообразил, то перья на затылке встали дыбом - это же облава, фашисты явились в лес не для того, чтобы подышать воздухом и пособирать цветочков. Наверняка их целью стал отряд батьки - топают они именно в эту сторону, и будут тут через пару часов.
   Ворон замахал крыльями, уходя в сторону, а я поспешно рванулся назад.
   Обнаружив себя на койке в темной и душной землянке, я несколько мгновений не мог двигаться, слишком резким оказался контраст после заполненного воздухом и светом простора...
   Но затем поднялся, проковылял к двери, и заколотил в нее кулаком.
   - Что тебе? - спросил подошедший Петька.
   - Фрицы... алеманы, идут сюда, - прохрипел я. - От дороги! Поднимай тревогу!
   - А ты откуда знаешь? - часовой презрительно сплюнул. - Совсем рехнулся? Бредить начал? Сиди смирно, а то свяжем да и кляп в рот затолкаем, чтобы не болтал.
   Мне не поверили, хотя чего еще стоило ждать?
   Чувак, заявляющий, что он родом из другого мира, вызовет доверие разве что у врачей-психиатров, а если он еще начнет вещать о том, что обладает ясновидением, то дело вообще пипец...
   Еле ворочая тяжелыми конечностями, я вернулся к койке, но ложиться не стал.
   Фрицы придут, это как пить дать, наткнутся на часовых, ну а дальше все будет зависеть от того, как сложится бой. Если партизаны ввалят врагу как следует, то мне вообще дергаться нет смысла, а если вдруг проиграют, хотя это маловероятно, то надо бы поразмыслить...
   Вновь попадаться в лапы фашистов не хочется.
   Хотя что я могу сделать, сидя тут, под замком, без оружия?.. Твою мать!
   Тут меня посетила и вовсе безумная мысль - а что если алеманы явились сюда из-за меня? Но я тут же засунул ее поглубже в... поглубже, в общем - нет, это невозможно, ради одного тупого беглеца без аусвайса, пусть даже убившего охранника, затевать облаву против партизанского отряда, да и как они могут знать, где я?
   Какое-то время я сидел, напряженно вслушиваясь, ожидая, что вот-вот начнется стрельба. Затем решил, что до столкновения время еще есть, и что нужно использовать паузу, чтобы набраться сил.
   Повалялся, на всякий случай не снимая обуви, затем мне принесли ужин.
   И только когда я опустошил котелок гречневой каши, обильно заправленной шкварками, издалека донесся раскатистый треск.
   - Что это? - спросил Петька, зашедший ко мне, чтобы забрать посуду.
   - Враги пришли, - ответил я. - Те самые, о которых я хотел тебя предупредить. Понял, дубовая голова?
   На круглом лице парня отразилось изумление, и он едва не забыл запереть меня.
   За первой очередью последовали сразу несколько, зазвучали хлопки одиночных выстрелов - судя по близости звуков, фашисты то ли сняли часовых, то ли как-то сумели их обойти, но ухитрились подойти к лагерю.
   И вояки батьки, похоже, не могли остановить врага.
   Бой шел уже совсем близко, когда я услышал шаги, а потом загрохотали отпираемые засовы.
   - Выходи! - скомандовал заглянувший внутрь молодой помощник командира, еще утром настаивавший, что меня нужно расстрелять.
   Лицо у него было красное, злое, глаза блестели, губы кривились, но револьвер в руке не дрожал.
   - Зачем? - спросил я, ощущая смутное желание оказаться подальше от этого типа.
   - А в расход тебя пустим, - он нервно мотнул головой. - Вон дружки твои пришли. Сука ты предательская, подстилка алеманнская...
   - А чего бы не прямо здесь? Какая тебе разница? - задавая эти вопросы, я тянул время.
   Вряд ли этот добрый молодец действует по приказу батьки, скорее всего сам решил грохнуть "предателя". Ну а значит, есть шанс, что сюда явится настоящий гонец от командира партизан, чтобы увести меня... или про меня могут запросто забыть, или решить, что и фиг со мной.
   Кто я для них? Слегка сумасшедший чужак, и только.
   - Кровью пачкать пол неохота! - рявкнул он, брызгая слюной. - Ну!
   Медленно, изображая на лице страх и заставляя дрожать ноги, я двинулся к выходу. Револьвер оказался нацелен мне в лоб, но это ерунда, главное понять, где Петька, и один ли мой гость.
   Часового не было, вообще рядом с землянкой-тюрьмой царило безлюдье.
   Ага, отлично... я сделал очередной шаг, а потом задвигался очень-очень быстро. Поднырнул под револьвер, не обращая внимания, что ствол дернулся вниз, перехватил руку, и ударил.
   Снизу в нос, чтобы сломать его... болевой шок от такой травмы кого угодно выведет из строя.
   - Ыыыыы! - взвыл заместитель командира, падая на землю и размазывая кровь по физиономии.
   А я стал гордым обладателем револьвера.
   Никогда не имел дела с подобной машинкой для стрельбы, но как-нибудь разберусь.
   - Сссууука! - с ненавистью прохрипел мой "друг".
   - Сам такой! - ответил я. - Я тебя убить не пытался!
   Учитывая то, как я обошелся с заместителем командира отряда, мне лучше всего под шумок дать деру. Но тогда партизаны точно уверятся, что я вражеский засланец, да и снова шляться в одиночку по лесам мне совсем не улыбается.
   Поэтому лучше использовать доставшийся мне ствол против настоящих врагов, а там посмотрим...

***

   Виктор Семенович Цветков очень давно работал экстрасенсом.
   Сам он это слово не любил, и перестал употреблять еще десять лет назад, когда оно вышло из моды, но суть его занятий от этого не менялась - он помогал людям, используя способности, не признанные официальной наукой, и брал за это деньги.
   Репутацией своей он дорожил, за невыполнимые дела не брался, всякие глупости вроде "приворотов" и "коррекции судьбы" не практиковал. В жизни любого человека полно других неприятностей, помимо несчастной любви и фатальной глупости, и вот для борьбы-то с ними Виктор Семенович и годился...
   Клиентов он делил на две категории - "обычные" и "дойные коровы", и расценки его сильно отличались для тех и для других. Первые приходили в салон "парапсихолога" за реальной помощью, вторые просто бесились с жиру и хотели странного, чуток пощекотать нервы, прикоснуться к эзотерическим таинствам.
   Что же, если есть богатый дурак, то почему бы не сделать его кошелек легче?
   Очередной вечерний прием начался для Виктора Семеновича с парочки "обычных" - немолодые уже мужчина и женщина, в глазах у обоих потрясение, настоящее горе, она вообще на грани истерики.
   - Садитесь, - сказал Виктор Семенович. - Воды? Или сразу валерианки накапать?
   Немного наблюдательности и умения шевелить мозгами, а люди это воспринимают почему-то как ясновидение.
   - Нет, пока не надо, - мужчина бросил на женщину неуверенный взгляд. - Вера?
   - Как хотите. Я вас слушаю.
   - Вот, - женщина достала из сумочки фотографию и положила на стол. - Сын у нас... Пропал он, несколько дней назад... машину его нашли, а от самого никаких следов, только труп чей-то...
   Она остановилась, явно сдерживая не только слова, но и слезы.
   Виктор Семенович взял фотографию, думая, что слышал об этом случае по телевизору. Действительно, исчез мужчина, а рядом с его "Газелью" обнаружили тело, причем какое-то необычное.
   Болтали, что тут замешаны сатанисты или сектанты, или еще кто похуже...
   С фотографии на него глянул русоволосый крепкий парень возрастом где-то под тридцать: глаза светлые, под правым глазом небольшой шрам, на губах улыбка, и живой, однозначно живой.
   Это почувствовать не так трудно, и ошибиться невозможно.
   - Вы сможете его найти? - спросил мужчина. - Если он... жив?
   - Жив, тут сомнений нет, - сказал Виктор Семенович. - Но не все мне понятно...
   Предстояла работа не на публику, и поэтому он не стал вынимать из шкафа хрустальный шар на подставке, зажигать свечи, использовать прочую требуху, что нужна лишь для антуража.
   Главное, чтобы был ты сам, и была точка опоры, точка приложения сил, вроде этой фотографии.
   - Попробуем глянуть, что с ним и как, - Виктор Семенович поерзал, устраиваясь на стуле, и закрыл глаза.
   Искать людей ему доводилось, и не всегда это было легко и приятно - особенно если пытаешься отыскать того, кто уже мертв, не дышит, не шевелится и не возмущает пространство вокруг себя.
   Но сейчас все должно получиться.
   Лицо с фотографии встало перед ним, как живое - улыбка сменилась серпдитым прищуром, тот ушел.
   - Так... так... - проговорил Виктор Семенович, и "нырнул", точнее попытался это сделать.
   Впереди точно возникла невидимая упругая стена, и он врезался в нее с такой силой, что голова загудела. От неожиданности он открыл глаза - вокруг все качалось, лица клиентов расплывались точно так же, как мгновением раньше колыхалась физиономия их сына...
   Подобного с Виктором Семеновичем не бывало никогда!
   - С вами все в порядке? - спросил мужчина.
   - Да, все хорошо, такое бывает...
   Собраться с мыслями Виктор Семенович смог не сразу, и тут же предпринял вторую попытку. На этот раз он повел себя куда осторожнее, и даже сумел почувствовать объект поисков, но стена никуда не исчезла, она находилась все тут же, рядом, незримая, но непроницаемая.
   Изображенный на фотографии был жив, вроде бы здоров... но где он находился? Словно рядом, в пределах области, но при этом неизмеримо далеко...
   Расстояние не являлось помехой для способностей Виктора Семеновича, оно вообще не имело значения, по крайней мере, в пределах России, за ее границами ему никогда искать не приходилось.
   Что же тогда?
   - Ваш сын жив, в этом я готов поручиться чем угодно, - сказал он, понимая, что нехорошо дальше томить клиентов молчанием. - Но вот где он, я понять почему-то не могу, сейчас попробую еще разок, должно получиться.
   Главная проблема вставшего перед Виктором Семеновичем препятствия состояла в том, что его не удавалось воспринять, он мог ощущать только последствия влияния заграждавшей дорогу "стены". Но раз у нас есть что-то невидимое, лучше всего сделать его осязаемым, собственной волей наделить материальностью.
   Трюк этот сработал, хоть и не сразу, и Виктор Семенович увидел...
   Стена перегораживала мир надвое, уходя в обе стороны сколько хватало взгляда, и была составлена из огромного множества часов, будильников и наручных, старинных напольных и современных настенных. Все они показывали разное время, но шли, и мир заполняло многоголосое, оглушающее тиканье.
   Оно отвлекало, сбивало с толку, и приходилось напрягаться, чтобы сохранить концентрацию. Виктор Семенович потел и вздрагивал, чувствовал, как силы утекают из него, подобно воде из дырявой кастрюли.
   Но ничего, нужно лишь найти "дырочку".
   Рывок вперед, по ушам ударила гулкая тишина, и перед глазами замелькали картинки... стволы сосен, шагают солдаты в черной форме, трясутся автоматы в их руках, летят сбитые пулями веточки... кружится над вершинами большая черная птица, распахнутая дверь ведет в землянку, внутри темнота...
   Вздрогнув всем телом, Виктор Семенович вернулся в свой кабинет.
   Во рту стоял привкус крови, спина была мокрой от пота, а руки дрожали - где бы он ни побывал, это потребовало от "парапсихолога" максимального напряжения сил.
   - Что... что с вами? - поинтересовалась женщина, бледная, словно призрак. - Показалось, что вы на мгновение... а, неважно.
   Виктор Семенович провел рукой по лбу, почесал в затылке.
   - Я в порядке, - сказал он. - Ваш сын... он сейчас где-то в лесу, и не очень далеко... Только я не смог определить, где это.
   - Если вопрос в деньгах... - начал мужчина, но Виктор Семенович остановил его нервным взмахом.
   - Нет, не в них. Я попробую еще поискать, мне самому интересно, что произошло. Оставьте тысячу за визит, ваш телефон, и я позвоню, если еще что-то узнаю.
   Образ стены, сложенной из миллионов кирпичиков-часов, не шел из головы - теперь он сам не успокоится, пока не разгадает, что это такое, и что случилось с изображенным на фотографии парнем.
  
  

Глава 6.

  
   Едва я отбежал от палатки на десяток шагов, как над моей головой прошла очередь. Одна из пуль звонко цокнула, ударившись в древесный ствол, щепка оцарапала правое ухо.
   - Ядрен батон, - пробормотал я, пригибаясь.
   Бой шел уже на окраине лагеря.
   Я огляделся, но так и не понял, откуда стреляли, и поэтому двинулся туда, где шумели сильнее всего. Миновал большую землянку, около которой сушились на веревках подштанники и рубахи, и залег, используя в качестве укрытия спрятанную под брезентом поленницу.
   Выглянув из-за нее, обнаружил, что фашисты уже рядом, тут как тут.
   Черная форма, точно такая же, какую я видел глазами ворона, белые лица и нелепые движения. Они не прятались, не пытались укрываться за деревьями, просто шли и стреляли, точно автоматы из плоти.
   - Давай! Давай! - закричали где-то в стороне, и с новой силой затрещали автоматы.
   Ближайший алеман схватил пару пуль в бок, но не издал ни звука, даже не вздрогнул. Лицо его осталось спокойным и неподвижным, хотя по гимнастерке и штанам заструилась кровь.
   Это еще что за робот-полицейский?
   Взорвалась граната, и очень удачно, угодив в самый центр группы фашистов. Рассеялся дым, и я увидел, что только один из них оказался на земле, да и то потому, что ему оторвало ногу.
   Прочие и не поглядели в сторону раненого, а он оперся руками на землю и начал подниматься.
   - Твою мать... - прошептал я, чувствуя, как шевелятся на затылке волосы.
   Да, солдата можно обколоть какой-нибудь химией, чтобы он не чувствовал ни страха, ни боли, но у человеческого организма есть предел прочности, и изменить его не под силу никому...
   В нашем мире, по крайней мере.
   Я выстрелил, когда до ближайшего фрица оставалось метров десять, и попал, куда целил. Пуля с чавканьем вошла врагу в щеку, разорвала ее так, что брызнули осколки кости, и вышла из затылка.
   После такой раны нельзя выжить!
   Алеман же в черном преспокойно развернулся в мою сторону, и мне пришлось вжаться мордой в землю, а затем и вовсе отползти за поленницу, чтобы укрыться от града выстрелов.
   Проклятье, у меня только револьвер и шесть патронов!
   Ну и еще руки с ногами, хотя для такого противника они мало чего стоят.
   Я рискнул выглянуть из-за поленницы, и едва не словил пулю в голову - фашист с разорванной щекой шел ко мне, и за ним тащились еще двое, такие же неторопливые и невозмутимые.
   Чем бы их встретить? Или лучше дать деру?
   Основная стрельба шла у реки и начинала понемногу удаляться - батька, если он был жив, отдал приказ оставить лагерь, и правильно сделал, ведь землянки можно отрыть заново, главное сохранить людей.
   Чтобы присоединиться к партизанам, нужно действовать быстро.
   Я выстрелил из-за угла поленницы навскидку, не целясь, просто чтобы отвлечь фашистов, и припустил со всех ног. Прыгнул в сторону, затем в другую, чтобы не поймать очередь, обогнул оказавшуюся на пути землянку и...
   ... едва не налетел на парочку фашистов, стоявших ко мне спиной.
   Вот это попал!
   Одному врезал рукояткой револьвера по виску, ушибленные пальцы дернуло болью. Второй успел развернуться и перехватил мою руку за запястье, сжал так, что оружие выпало на землю.
   Я вроде бы не совсем хиляк, но сила у этого хмыря была воистину нечеловеческая!
   И пинок в промежность не произвел на него никакого эффекта!
   Получивший удар по виску начал разворачиваться, я увидел черный зев автоматного дула - поднимается, поднимается, еще немного, и он будет направлен мне прямо в живот, и тогда...
   - Хальт! - прокричали где-то рядом, и оба алемана замерли.
   Вблизи они выглядели еще неприятнее, чем издали - глаза белесые, словно затянуты какой-то пленкой, под ними мешки, кожа больше напоминает пластик, кое-где виднеются короткие надрезы без крови.
   Прозвучали шаги, и передо мной появился типичный эсэсовский офицер из кино - черный мундир, двойная молния в петлицах, пуговицы блестят, надраенные сапоги сверкают, в руке стек, каменная арийская морда выражает презрение ко всему вокруг, взгляд ледяной.
   - Блауфюрер? - спросил этот офицер, пытливо вглядываясь в мою физиономию.
   - Нет, ну что вы, это не я, - забормотал я, пытаясь вырваться из железной хватки фашиста: рука уже онемела, а бледнорожий алеман не обращал на мои рывки никакого внимания.
   Но вопрос, как быстро выяснилось, предназначался не мне.
   Вслед за первым эсэсовцем появился второй, пониже и постарше, а за ним двое солдат волокли огромный железный чемодан, причем тащили его в открытом виде, с откинутой крышкой.
   Тот из офицеров, что постарше, сунул руки внутрь чемодана, что-то там покрутил, а потом сказал:
   - Йа.
   Ну, это и я смогу перевести, непонятно только, к чему вся эта комедия?
   Неужели догадка, что черные мундиры напали на партизан батьки ради меня, близка к истине?
   - Ну что же, очень хорошо, - проговорил первый эсэсовец на отличном русском. Добавил что-то на немецком, похоже, команду, поскольку державший меня бледнорожий разжал-таки захват.
   Я оказался на свободе, но под прицелом двух автоматов.
   Удалявшаяся стрельба почти затихла, то ли лесных братьев перебили, то ли они сумели отступить.
   - Твое имя? - спросил первый эсэсовец.
   - Иван, - отметил я, морщась и помахивая полураздавленной конечностью - колотье было зверское, но кисть понемногу оживала.
   Правду говорить я им не собирался, да и как еще могут звать "русише швайне"?
   - И кто ты такой, Иван? - офицер если и заметил мой обман, то виду не подал.
   - Партизан.
   - И давно?
   - Вот уже год, - продолжал сочинять я.
   - А вот врать не нужно, за ложь ты будешь очень жестоко наказан, - синие глаза фрица блеснули гневом, и он шарахнул себя стеком по голенищу. - Понимаешь меня, Иван?
   - Еще как, - пробормотал я, вспоминая милую "беседу" в комендатуре.
   А там были простые фашисты, здесь же элита, СС, садисты высшей пробы, изобретательные и гнусные.
   - Мы знаем, что ты появился в этом мире всего трое суток назад, - продолжил офицер.
   - Откуда? - не выдержал я.
   Презрения на арийской физиономии стало еще больше, хотя мгновение назад казалось, что больше туда не поместится.
   - Это мы сделали так, что ты попал сюда.
   - Вы? - тут челюсть моя отвисла самым неприличным образом.
   На кой черт я понадобился здешним фанатам Гитлера?
   Обычный, ничем не примечательный мужик, каких в Москве на дюжину десяток. Не из-за того же, что работаю торговым представителем, а когда-то тянул армейскую лямку в довольно экзотических местах?
   Я бы на месте этих парней из СС выбрал бы кого-нибудь другого.
   - Мы, мы, - и вновь стек ударил по сапогу, давая понять, что мой собеседник раздражен. - Ответь на мой вопрос, кто ты такой, Иван?
   Ага, а имени-то моего они не знают, и нужен был им не я, Артем Юрьевич Старов. Но тогда кто?
   - Водитель, - смирно признался я. - Фахрер, если по-вашему...
   Самая безобидная профессия - может, услышав про нее, парни из СС решат, что лучше отправить меня обратно?
   Эсэсовец кивнул:
   - Гут. Похоже на правду. Скажи, ты ничего необычного за эти три дня не замечал?
   Рожа моя, должно быть, отразила все, что я собирался сказать, поскольку офицер спешно добавил:
   - Необычного в тебе. Новые умения, изменения. Было?
   - Нет! - сердито ответил я, и тут вспомнил, что несколько раз непонятным образом "перемещался" в тело животных, заставил крысу перегрызть мне путы, отогнал собаку, с вороном летал над лесом.
   Подобного нестандартного таланта я в себе ранее не замечал.
   - Ты не честен со мной, - офицер почесал стеком подбородок. - Ничего, мы с тобой еще побеседуем, в более удобной для меня обстановке, и тогда ты не сможешь утаить ничего.
   - Но зачем я вам нужен? - спросил я, испытывая желание двинуть ожившим кулаком по физиономии собеседника.
   - Ты сам нам не интересен, - был ответ. - А вот твой мир, его люди... пригодятся.
   Перед последним словом он сделал паузу, и пауза эта вышла очень нехорошей, от нее у меня по спине побежали мурашки. Проклятье, эти уроды в красивых черных мундирчиках решили запустить ручонки туда, где они проиграли войну чуть ли не шестьдесят лет назад!
   И вряд ли для того, чтобы установить дипломатические отношения и начать торговлю.
   - Фессельн, - приказал говоривший со мной эсэсовец, и не успел я глазом моргнуть, как меня вновь схватили.
   На этот раз в ход пошла не веревка, а наручники.
   Хорошо хоть, руки мне сковали не за спиной, а спереди.
   Вокруг офицеров тем временем начали собираться солдаты, многие были ранены. Приковылял тот, которому я выстрелил в физиономию, лишенный ноги припрыгал на оставшейся, а отрубленную конечность принес с собой. Выглядело это противно, мерзко, неестественно, и в очередной раз за последние дни меня посетило ощущение, что я сплю.
   Пришагал длинный, похожий на журавля офицер, и, вытянувшись, о чем-то доложил типу со стеком.
   - Гут, - сказал тот, и отдал какое-то распоряжение, из всей фразы я уловил только слово "фозихт", то бишь "осторожность".
   Металлический "чемодан" сложили, и два эсэсовских офицера в сопровождении охраны зашагали прочь. В лесу уже начало темнеть, и я быстро потерял их из виду, а потом мне стало не до того, чтобы глядеть по сторонам.
   - Вперед! Пашоль! - напустился на меня длинный, и пришлось опустить глаза.
   А то запнешься о какой пенек, и брякнешься на радость всей этой черномундирной публике.
   Длинный, оставленный за главного, выстроил своих вояк так, чтобы меня закрывали со всех сторон, и мы двинулись прочь из лагеря. Землянки фашисты даже не стали обыскивать, что и понятно - если они явились сюда только ради одного гостя из другого мира...
   И по всему вышло, что это я навел врага на отряд батьки.
   И что урод, пытавшийся пристрелить меня у "камеры", был по-своему прав.
   Эта мысль меня не обрадовала, да и другие, кружившие в голове подобно осенним листьям, были не лучше - впереди меня ждет плен, и на этот раз такой, откуда не сбежишь с помощью хитрости и дурака-тюремщика, ведь для СС я пока еще интересен, а значит, меня будут хорошо охранять.
   А потом, после допросов и исследований, скорее всего, пустят в расход.
   Может быть, попробовать дать деру сейчас, пока есть шанс скрыться в лесу?
   Этот план я попробовал осуществить, когда мы вышли к болоту, и сторожившим меня фашистам пришлось слегка перестроиться. Я сделал шаг в сторону, толкнул одного из конвоиров плечом так, чтобы он налетел на другого, и устремился прочь.
   Ходят бледнорожие неспешно, а стрелять они в меня не будут... наверное.
   Спусковой крючок никто действительно не нажал, а вот насчет прыти алеманов я заблуждался. Один из них скакнул на меня, точно футбольный вратарь на мячик, и мы оказались на земле.
   Многострадальные ребра мои страдальчески хрустнули, а рот оказался набит землей и травой.
   - Твою маму... - пробормотал я, отплевываясь.
   Фашист слез с моей спины, а в следующий момент меня подняли легко, точно ребенка.
   - Думкопф! - рявкнул длинный прямо мне в лицо. - Идьот!
   - Да, такой и есть, - признался я, кряхтя от боли в потревоженных синяках. - Больше не буду, честно-честно.
   У этого фрица словарный запас в русском был куда меньше, чем у его командира, но меня он, похоже, понял. Посверкал немного глазами, и махнул рукой, давая подчиненным сигнал отпустить меня.
   Дальше мы пошли тем же порядком, только следили за мной еще суровее.
   Белорожие эсэсовцы двигались неторопливо, да еще ход замедляли раненые, кое-кого даже несли. При этом я не слышал ни словечка, не видел ни единой попытки солдат поговорить между собой, как-то пошутить.
   Лица этих автоматов не отражали вообще ничего, а губы, похоже, не умели открываться.
   К дороге мы вышли почти в полной темноте, когда над лесом повис серп молодого месяца. Блеснул кузов огромного, напоминавшего рефрижератор грузовика, что стоял на обочине, потом я различил бронетранспортер, похожий на прижавшуюся к земле огромную жабу.
   Когда проходили мимо "рефрижератора", то задние дверцы его как раз открыли, и изнутри пахнуло моргом - замороженным человеческим мясом, кровью и какой-то химией. Я поежился, рожденное любопытством желание заглянуть внутрь мгновенно пропало.
   Подталкивая прикладом, меня загнали в бронетранспортер, за спиной с грохотом захлопнулась дверца. Едва опустился на жесткую лавку, как мотор заработал, и машина неторопливо двинулась с места.
   Ну что, впереди Москва, в смысле Новый Берлин, и "радости общения" с СС?
   Верить в это не хотелось, но альтернативы я не видел - если только напасть на охрану и спровоцировать ее на смертельный выстрел. Но стороживших меня бойцов наверняка держит приказ командира, и они будут палить мне в ноги, ломать руки, только чтобы я остался жив и в здравом рассудке.
   Нет уж, распрощаться с дорогими сердцу конечностями мне не хочется.
   Черт, и что же делать? Покориться и ждать шанса?
   Дорога, по которой мы ехали, была куда лучше, чем трассы Московской области. Бронетранспортер почти не трясло, и от ровного гула мотора я потихоньку начал задремывать.
   В один момент обнаружил, что дрыхну, упав щекой на твердое плечо одного из конвоиров. Затем едва не свалился на пол, меня подхватили в последний момент и усадили на место.
   Вот же напасть!
   Я попытался бороться с дремотой, но веки снова потянуло вниз с неодолимой силой. А в следующий момент по ушам шарахнул чудовищный грохот, и меня швырнуло вперед и вверх.
   Макушка соприкоснулась с потолком, я ударился плечом и шлепнулся на что-то мягкое.
   - Твою мать... - просипел я, пытаясь сообразить, что происходит.
   Машина лежала на боку, снаружи проникал запах дыма, и доносились очереди. Дверца была приоткрыта, и бойцы один за другим выскакивали в нее, держа наготове автоматы.
   Мягкое подо мной зашевелилось, потом сильная рука ухватила меня за плечо, рванула вверх.
   - Эй! - успел я возмутиться, и оказался выброшен из бронетранспортера.
   На этот раз успел сгруппироваться и упал удачно, но несколько секунд ушло на то, чтобы сориентироваться.
   Громадный "рефрижератор" пылал, точно стог сена, лежа при этом кверху колесами. Из пламени вырывались огненные пятна - это выпрыгивали из кузова бледнорожие бойцы, по ним хлестали алые и зеленые плети трассирующих пуль, что тянулись с обочин.
   Выкинувший меня из бронетранспортера эсэсовец сам вылезти не успел - машина взорвалась. Оранжево-желтый шар вспух вокруг нее, в стороны полетели обломки, а в следующий миг я ослеп и оглох.
   Горячее коснулось спины, скользнуло по затылку.
   Я потряс головой, чтобы вышибить застрявшую в ушах колючую вату, и пополз прочь - вот он, шанс, которого больше не будет, сейчас обладателям щегольской черной формы не до меня...
   - Хальт! - долетел приглушенный возглас, но останавливаться я не собирался.
   Нет уж, спасибо, лучше вон туда, где так гостеприимно темнеет лес, и прячутся те, кто вам враги, а мне, если верить самой обычной логике, должны быть друзьями, товарищами и братьями...
   Последний раз царапнув пузом об асфальт, я скатился в придорожную канаву. Остаться здесь было бы безопаснее всего, но надо двигаться дальше, я пока еще достижим для погони.
   Напомнила о себе рана на лбу, нашлепка из пластыря с нее, похоже, слетела, задергало болью позвоночник. Что случилось с ним, я не очень понял, но похоже, я получил хороший ушиб в тот момент, когда бронетранспортер кувырнулся, точно игрушечная машинка.
   Каждый метр давался мне чудовищным трудом, я сопел, кряхтел и впивался пальцами в землю, но тянул непослушное тело, елозил ногами и напоминал, должно быть, обзаведшуюся ногами русалочку.
   Вроде бы надо ходить, а как - пока непонятно.
   Перед глазами встал багровый туман, а рана на бедре, по всей видимости, вскрылась, по ноге заструилось горячее.
   - Ага, тут еще один! - крикнули совсем рядом.
   "Нет! - захотелось мне рявкнуть. - Я не из них! Я свой, не стреляйте!".
   Запросто в горячке боя, да еще и ночного, меня могут грохнуть, и лишь затем пролить скупую слезу.
   Но сил на то, чтобы выдавить хотя бы хрип, я не нашел, и поэтому лишь перевернулся на спину. Вскинул руки, чтобы любой, у кого есть глаза, увидел, что на них болтаются железные "браслеты".
   Даже самый оголтелый эсэсовец не станет носить такие как украшение.
   - Где? А, вон! - отозвался другой голос, я даже не понял, мужской или женский. - Погоди-ка...
   В багровом тумане надо мной выросли две показавшиеся огромными тени.
   - Я свой... - выдавил я, и добавил несколько выражений, какие сможет составить только русский.
   Ну или слав, как тут выражаются.
   - Матерится знатно, - сказал кто-то. - Да и скован... Наш, похоже. Эй, братишка! Живой?
   Кивнуть, лежа на земле, довольно трудно, и я лишь ударился затылком о землю. Ощутил, что меня поднимают, довольно бережно, и куда-то несут, а затем сознание упорхнуло.
   Вернулось оно довольно быстро, и я понял, что сижу, прислоненный спиной к дереву, а в лицо мне брызжут водой.
   - Бррхх... - сказал я, встряхивая головой. - Хватит.
   - А, очнулся, - проговорил сидевший передо мной на корточках мужчина. - Понимаешь, носилок у нас нет, тащить тебя, хм, может и нет смысла, мы не знаем тебя. Сумеешь идти?
   - Я попробую.
   Чувствовал я себя и вправду значительно лучше, чем раньше, хотя болело все, что только может болеть. Зато на руках не было кандалов, никто не тыкал мне в спину стволом автомата, не орал в ухо по-немецки.
   Когда я поднялся, ноги слегка дрожали, но и только.
   Мы находились в стороне от дороги, на пригорке, метрах в тридцати от того места, где догорали эсэсовские машины. Отсюда было хорошо видно, как выстрелами в упор добивают еще шевелившихся раненых в черных мундирах - так, чтобы начисто разнести черепушку и расплескать мозги.
   - Какие они живучие, - прошептал я.
   - Трупы, чего с них взять, - сказал приведший меня в себя мужчина.
   Я успел разглядеть, что он носит круглые очки, автомат, а за спиной у него рюкзак с красным крестом.
   - В каком смысле трупы?
   - Ты что, с луны свалился? - он посмотрел на меня с удивлением. - Оживленные. Обычный батальон смерти из "гальванизированных", как они говорят, покойников. Бесстрашные, послушные, неимоверно сильные, и кормить не надо.
   Посреди не такой уж и теплой ночи меня пробрало холодком.
   Живые трупы, ходячие мертвецы вроде зомби из тупых фильмов о всеобщем конце света? И управляют ими не свихнутые черные маги, а "истинные арийцы" в фуражках и высоких сапогах?
   Чудовищный бред, невозможная картина...
   Хотя что я говорю, ведь недавно считал, что наш мир один-единственный.
   - Головой слегка ударился, - признался я. - Вот из нее все и высыпалось.
   Интересно, какие еще сюрпризы готовит мне это мироздание - республика эльфов где-нибудь в Австралии? или, может быть, кровожадные вампиры, заседающие в Палате Лордов старой доброй Англии?
   Хотя тут она называется как-то по-иному, я уж и забыл...
   - Пойдем, - велел обладатель очков. - Дело сделано, пора собираться.
   Едва двинулись, по сторонам от меня объявились два бойца с оружием, до сих пор державшиеся в стороне. Мы потопали куда-то во тьму, туда, где между деревьев сновали люди, слышались негромкие разговоры.
   - Все здесь? - спросил властный женский голос. - Тогда пошли.
   И мы не просто пошли, а даже я бы сказал, что побежали.
   Так нас в свое время гоняли в армии, но тогда я был несколько моложе и не обременен ранами. Сейчас же каждый толчок отдавался болью по всему телу, приходилось сжимать зубы и терпеть, молиться непонятно кому только об одном, чтобы не свалиться...
   О том, чтобы смотреть по сторонам, не было и речи.
   В какой-то момент мы остановились, мне сунули в руки фляжку и я послушно отпил. Затем понял, что мерзну, и даже обрадовался, когда мы затопали дальше, но радость пропала слишком быстро.
   Если так и дальше пойдет, то скоро ночные прогулки войдут у меня в привычку.
   Потом меня усадили на что-то, вновь сунули в руку флягу, и я обнаружил, что нахожусь в землянке, большой, теплой и хорошо освещенной. Сделал добрый глоток, и закашлялся - в посудине оказалась не вода, а вино, причем что-то крепленое типа хереса или портвейна!
   - Кашляет, значит, жив, - сказали рядом, и я узнал голос.
   Тот очкастый, что осматривал меня сразу после боя.
   В землянке, помимо меня, находилось четверо - доктор, огромный и лысый дядька с роскошными усами, его чуть уменьшенная копия с бородкой, а еще женщина, довольно молодая, с копной блестящих русых волос.
   Это она командовала там, у дороги.
   - Думаешь, эсэсовские мертвяки не кашляют? - спросила женщина, внимательно разглядывая меня.
   - И не потеют, - рокотнул усатый. - Ты, доходяга, говорить можешь?
   Будь я в порядке, я бы показал тебе доходягу - чем больше шкаф, тем громче падает.
   - Могу, - сказал я, и отхлебнул еще.
   Бррр, пробирает и бодрит... то, что надо.
   - Тогда рассказывай, кто ты и как оказался у черных в машине, - велела женщина, усаживаясь на стоявший у стола табурет.
   Двигалась она изящно и мягко, тугая грудь натягивала ткань гимнастерки, и синие-синие, как горное небо глаза смотрели с той властностью, что появляется у человека, привыкшего к тому, что его просьба будет воспринята как приказ, а затем немедленно выполнена.
   Ничего себе, эта баба командует партизанами?
   - Звать меня Артем, - сказал я, выскребая из черепушки жалкие остатки мыслей. - Родом я из Москвы...
   Все повторялось, я словно вновь сидел перед батькой, и решал, врать мне или говорить правду. И выбор я сделал тот же самый, что и тогда, и на этот раз он был намного легче - бойцы этой вот красотки спасли меня из лап СС, и подло будет отблагодарить их ложью.
   Естественно, мою повесть встретили скептически.
   - Черные выволокли тебя из другого мира в наш? - голос усатого наполнил землянку, от него, казалось, задрожал обшитый досками потолок.
   - Да, - подтвердил я.
   - Чушь! - заявил усач, а его клон принялся дергать себя за типично "ленинскую" бородку.
   - Погодите, - вмешалась женщина. - Как выглядел офицер, что ими командовал?
   - Высокий, стек в руке, еще... - я добросовестно вспомнил все, что мог.
   - Генрих Якун, вайсфюрер специальной группы "Торен" института перспективных военных исследований СС, - отчеканила женщина. - Никто не знает, на что способны эти говнюки, и на что они будут способны, если этот институт просуществует еще лет десять.
   - Колдуны проклятые, - бросил очкарик. - Не будь их, мы бы не проиграли войну!
   - Возможно, - женщина встала, и вновь посмотрела на меня, на этот раз с некоторой долей сочувствия. - Трудно поверить в то, что ты говоришь, но кое-какие сведения поддаются проверке...
   Ну, ясно, и тут пришли к тому же выводу, что и батька.
   Похоже, меня сейчас опять засадят под замок, и будет у меня уже третья ходка. Выходит, за три дня я умудрился стать опытным зеком, еще чуть-чуть, и вора в законе можно получать.
   - Теперь насчет твоей судьбы, - продолжила женщина. - Тебя мы...
   Я закрыл глаза и приготовился к худшему.

***

   Грохот ворвавшегося в сон телефонного звонка заставил Генриха сесть на кровати.
   - Дерьмо... - пробормотал он, пытаясь сфокусировать взгляд, чтобы рассмотреть, сколько показывают часы на тумбочке.
   Пять пятнадцать! А он лег в два! Кто посмел?
   - Да? - спросил вайсфюрер, снимая трубку и думая, что позвонившего по пустяковому поводу ждет суровое наказание.
   Но через пару минут Якун забыл про сон, еще через десять он, свежевыбритый и в отутюженной форме, уселся в служебную машину, и та помчала его по пустым улицам Нового Берлина.
   Туда, где в водах реки отражается Черный Дом, штаб-квартира СС на Восточных Территориях.
   Дерьмо... он предпочел бы, чтобы это и вправду оказалось сном.
   Но нет, дежурный офицер, поднявший вайсфюрера с постели, был более чем реален, как и переданные им новости, просто отвратительные, невероятно мерзкие новости, пахнущие большими проблемами.
   А ведь еще несколько часов назад Якун был уверен, что все у него отлично.
   Образец, перенесенный из другого мира, будет доставлен в лабораторию и как следует изучен, после чего ликвидирован, а "Торен" со спокойной душой перейдет к очередному этапу проекта... Ведь все для него готово, собраны комплектующие, подписаны договора с подрядчиками...
   Теперь все это может пойти прахом.
   В своем кабинете на третьем этаже Черного Дома Генрих обнаружил Кахтеля, выглядевшего так, словно он и не ложился, и Рихарда Данге, ротфюрера общих СС, отвечавшего за поддержку "Торена" со стороны местного управления "черного ордена".
   - Зиг хайль! - оба вскинули правую руку и щелкнули каблуками.
   - Хайль, - безо всякого энтузиазма отозвался Якун. - Докладывайте...
   Надежда, что дежурный офицер что-то напутал или преувеличил, испарилась, не успела секретарша принести кофе. Данге четко и ясно изложил, что именно произошло на шестидесятом километре автобана Новый Берлин - Коломна: нападение партизан, управляемые по радио мины, пулеметы и шквальный огонь, так что в живых не осталось никого.
   - Счастье еще, что мы поспешили в город, - сказал Кахтель, когда ротфюрер умолк. - Но каковы потери, черт бы их побрал... - он поднял руки и устало потер виски.
   Проклятые славы, прячущиеся в лесах непокорные звери истребили целую роту гальванизированных бойцов, и это тяжелый удар - у СС в Новом Берлине остались лишь два таких же соединения, и теперь будет куда труднее выпросить одно из них. Уничтожен находившийся в бронетранспортере пеленгатор, тоже весьма ценная штука, и скорее всего, утерян образец по имени Иван.
   - Опознали всех, кто погиб? - спросил Якун.
   - Да, конечно, - Данге кивнул светлой головой, зашелестел бумажками. - Шварцефюрер Штрахт, грауфюрер...
   Неопознанных трупов не оказалось, даже на обгоревших нашли солдатские медальоны с именами для живых и номерами для гальванизированных, а это значит, что образец вновь удрал.
   - Что же, дела наши обстоят не очень хорошо, но мы в этой ситуации не виноваты, - сказал Генрих. - Рихард, от вас требуются все факты, какие я смогу положить в основу своего доклада рейхсфюреру.
   Партизаны бесчинствуют на Восточных Территориях, и чем это не повод подложить свинью гауляйтеру Крюгеру? В конце концов, его обязанность обеспечить порядок в окрестностях Нового Берлина, спалить десяток деревень, провести с дюжину облав, заливая лес ядовитым газом...
   Что угодно, лишь бы было тихо.
   - Да, конечно. Разрешите идти? - Данге поднялся и, откозыряв, вышел из кабинета Якуна.
   Теперь, когда они вдвоем, можно поговорить спокойно.
   - Он снова выскользнул у нас из рук, и это мне очень не нравится, - признался Кахтель. - Один раз ладно, всякое может случиться, но два - это уже совпадение, и мне кажется, что не случайное.
   - Но кто может за этим стоять? - Генрих откинулся в кресле. - Нет, невозможно... Кроме того, потеря этого Ивана нас не остановит, разве что задержит.
   - Может быть, Гончие? - спросил Кахтель.
   - Их придется вызывать из Берлина, и я не уверен, что их нам дадут, и дадут быстро, - Якун поморщился - в столице не порадуются, узнав об их новых требованиях. - Попытаюсь, а здесь мы должны попробовать использовать эти потери в собственных целях.
   - Полигон?
   - Совершенно верно. Надавим на Крюгера, пусть даст нам землю в пригороде... Предлог очевиден - опасность нападения партизан.
   - Понадобится больше охраны, новые коммуникации, но с этим справимся, - Кахтель всегда соображал быстро. - Расчеты все проделаны, в принципе начинать стройку можно и без дополнительных данных, какие мы хотели выжать из образца, главное - определиться с местом.
   - Место я тебе обеспечу, - Генрих улыбнулся, представляя, как засуетится гауляйтер, узнав о ночном нападении. - Дай мне только встретиться с этим жирным и глупым ублюдком Крюгером... сегодня же.
  
  

Глава 7.

  
   Проснувшись, я не сразу понял, где нахожусь - нависающий над самой головой дощатый потолок, рядом стена из ряда поставленных вертикально бревен, сбоку падает слабый свет. Неужели вчера перебрал и гадский автопилот, воспользовавшись моментом, завел меня неведомо куда?
   Перекатившись на бок, я недоуменно уставился на сидевшего за столом человека - чавкая и облизываясь, тот черпал ложкой из котелка. И только когда он повернулся, стали видны близко посаженные хитрые глаза и большой нос, в моей голове словно прорвали плотину, и воспоминания хлынули потоком.
   Нет, никакого автопилота и никакой пьянки, зато раны и синяки все на месте, счастье еще, что болят меньше.
   - Очухался? - спросил человек за столом, рано утром представленный мне как мой командир взвода. - Эх, жаль, сальца нет, да с чесночком, с ними любая еда манной небесной покажется, вот те крест...
   Был он из южных славов, а если по-нашему, то из хохлов, и звали его Ондрий Василенко.
   - Очухался, - сказал я, спуская ноги с кровати.
   - Вот и славно. Сходи до дохтура, с божьей помощью, глядишь, и до дела сгодишься...
   И он перекрестился на висевшую в углу икону, большую, старинную.
   Для начала я сходил до ветру, и лишь потом потом отправился к землянке, отведенной под медпункт. Партизанский отряд, бойцы которого спасли меня предыдущей ночью, оказался намного больше, чем тот, где командовал батька, так что врачебной частью тут занимались сразу трое.
   Меня осмотрели, в очередной раз обработали раны и сменили повязки.
   - Воевать сможешь, - сказала медсестра, полная, могучего сложения, из тех, что и коня на скаку, и слона на бегу.
   Я и сам чувствовал, что смогу - отоспавшись, силы я восстановил, спина почти прошла, лодыжка о себе не напоминала, а что до порезов и синяков, так бегать и держать оружие они не мешают.
   Выйдя из медпункта, я услышал над головой карканье, и большая черная птица опустилась на ветку ближайшей сосны.
   - Ты? - спросил я, испытывая чувство узнавания, словно встретил давнего знакомого.
   - Крух, - согласился ворон, а затем перелетел ко мне на плечо.
   Большой клюв ухватил меня за ухо, но оказалось это не больно, скорее щекотно.
   Похоже, это та самая птица, в чью голову я влез вчера и в чьем теле летал над лесом, но как она меня отыскала и, главное, зачем? Неужто ей понравился этот своеобразный симбиоз с человеком, и она решила как следует поработать крыльями, чтобы повторить запомнившиеся ощущения?
   Когда я явился к землянке взвода с вороном на плече, Василенко и его бойцы дружно вытаращили глаза.
   - Ничего себе! Ты чо, дрессировщик? - воскликнул самый молодой из партизан, тощий и длинный, как сопля.
   - Навроде того, - ответил я.
   О появившейся у меня после переноса из мира в мир способности влезать в шкуру животных я рассказывать не стал - вздумай я упомянуть об этом, меня бы точно сочли безумцем и перестали бы воспринимать всерьез.
   - Дрессировщик, как же, яка хрень, - Василенко почесал в затылке, а затем лицо его расплылось в улыбке. - Ладно, пусть будет, все с живой тварью как-то немного веселее... Теперь к делу давай. С оружием обращаться умеешь?
   - Умею, но не с таким, - сказал я, разглядывая нелепый, громоздкий автомат в руках взводного.
   - Тогда смотри, и учись...
   Машинка для убийства, называемая пистолет-пулемет "Смерч-95", сильно отличалась от знакомого мне "Калаша", но в принципе все огнестрельное оружие сконструировано по одним принципам, и я довольно быстро въехал в тему. Под бдительным взглядом Василенко собрал и разобрал автомат, шарахнул одиночным по мишени, заставив усевшегося на крышу землянки ворона недовольно забить крыльями.
   - Годится, - одобрительно сказал взводный. - Сегодня пойдешь с нами.
   Вчерашняя догадка, что ночные прогулки станут привычными, оказалась недалека от истины.
   - Только птичку свою оставь, он ведь не сова, - добавил Василенко и захихикал. - Кстати, кличут-то его как?
   Я подумал и ответил:
   - Снежок.
   На мгновение коснулся разума ворона - в этот раз это произошло так легко и естественно, как человек чешет зазудевшее место - и понял, что птице этот набор звуков нравится. Не успел даже сформировать желание, как большие черные крылья ударили по воздуху, и Снежок исчез из виду.
   Из лагеря мы выбрались уже в сумраке: далеко впереди - двое разведчиков, затем основные силы из пяти человек, куда попал и я, и в арьергарде еще один, опытный следопыт Петрович.
   Выглядел он законченным алкашом, но по лесу двигался бесшумно, как тень.
   Перед выходом я перезнакомился с соратниками, даже сумел прикинуть, кто чего стоит: "сопля" наверняка не отличается храбростью, широкоплечий Боря - тугодум, а близнецы Рязанцевы, неотличимые, точно две бутылки водки из одного ящика, наоборот, излишне шустрые. Остальные пока себя никак не проявили, но ничего, как начнется дело, тут о каждом все и будет ясно.
   - Куда хоть идем-то? - поинтересовался я, когда мы по поваленному дереву перебрались через ручей.
   - По приказу Княгини, - туманно отозвался Василенко.
   Это прозвище я слышал еще утром, но тогда мозги у меня почти не варили, и я решил, что ослышался. Но сейчас любопытство взыграло с новой силой, и я не смог удержаться от второго вопроса:
   - Почему Княгиня?
   - Ну как... - взводный глянул на меня с подозрением. - Нешто не знаешь?
   Рядовым партизанам никто не стал сообщать, что я как бы совсем не местный, ну а мне велели держать рот на замке, поддерживать легенду, что прибыл я из Сибирского ханства.
   - Нет, - признался я.
   - Тык она дочь самого князя последнего, Ольга Михайловна... когда алеманы проклятущие сюда явились, сумела сбежать, и отказалась к родственникам отправляться. Осталась, чтобы с оружием в руках за свой престол сражаться... двое ее братьев погибли, и теперь она наследница.
   Вот тебе и на, а красотка-то наша оказывается чуть ли не королевских кровей!
   Сильно хотелось выяснить подробности войны, закончившейся для аборигенов столь плачевным образом, но я удержался - уж это должен знать даже гость из далекого и полудикого Сибирского ханства, особенно слав по крови.
   Ночь выдалась не такая холодная, как две предыдущие, но зато натянуло облаков и заморосил дождь.
   Мы шагали в темноте по звериным тропинкам, а вокруг нас лес жил своей жизнью. Гулко ухала сова, где-то вдалеке тявкала лиса, сообщая всему миру, что жизнь у нее сегодня не удалась.
   Счастье еще, что не рычали тигры и не шуршали в кустах ядовитые змеи.
   Затем лес закончился, и мы очутились на краю обширного поля, далеко впереди показались огоньки. Василенко вскинул руку, и дальше мы пошли медленнее, несколько раз залегали, хот я не замечал никакой опасности.
   Но для меня это первый боевой выход за много лет, а для этих парней - обычная боевая работа.
   - Петрович, - позвал взводный, когда мы залегли в очередной раз.
   Следопыт нарисовался рядом, и вышло это у него так бесшумно, что я невольно вздрогнул.
   Двое разведчиков, в лесу державшихся впереди, присоединились к нам еще раньше, и теперь они вчетвером собрались в кружок и принялись оживленно шептаться.
   - Шоколаду хочешь? - спросил оказавшийся рядом "сопля".
   - Нет, спасибо, - ответил я.
   Перед выходом на задание удалось поесть, и хоть и без "сальца с чесночком", но добротно.
   "Военный совет в Филях" закончился тем, что Петрович ускользнул вперед, во тьму, а мы двинулись за ним. Руки у меня вспотели, и я поспешно вытер их о штаны - отвык, отвык боец Старов от таких переделок, много лет не брал в руки оружия, кроме кухонных ножей.
   Но уж чего, а умение стрелять в других людей быстро не забывается.
   Огоньки приблизились, стали различимы очертания домов, столбы с развешенными проводами. Несмело гавкнула собака, но тут же замолкла, словно ее ухватила за горло сильная рука.
   - Наш дом крайний, - сказал Василенко. - Рассредоточиваемся и прикрываем.
   Ясное дело, явились сюда для встречи с осведомителем, и пока взводный будет вести беседу, остальные постоят на стреме.
   К дому подошли сзади, со стороны огорода, и командир скользнул в лаз под забором. Прочие бойцы разошлись в разные стороны, а мы на пару с "соплей" остались на месте.
   Тот продолжал что-то жевать, нервно вглядываясь во мрак.
   За забором стукнула дверь, донеслись приглушенные голоса, снова гавкнула собака.
   - Погода мерзкая, - прошептал мой напарник. - Ненавижу такую. Скорее бы лето.
   Я собрался ответить, что с такими вкусами ему нечего делать в партизанах, но не успел.
   Выстрел бахнул за домом, где-то на улице, и тут же зазвучала скороговорка очереди. Распахнулась дверь, с грохотом ударилась о стену, и кто-то с топотом побежал в сторону забора.
   - Андрюха, ты где? - фальцетом крикнул "сопля".
   Если бы я не дернул соратника вниз и не лег сам, нас срезало бы следующей же очередью, а так пули прошли выше. Я извернулся, дернул спусковой крючок, отправляя ответный "гостинец" туда, откуда по нам стреляли.
   В ответ услышал ругань... на немецком!
   Твою мать, вот это сюрприз - либо фашисты наткнулись на нас случайно, либо тут ждала засада, причем замаскированная так хорошо, что ничего не заметил даже чуткий "алкаш" Петрович.
   - Хлопцы... хлопцы... - протиснувшийся в лаз Василенко дышат тяжело, с хрипами. - Уходите... Семенюк предатель, я его хотел положить, но тут алеманы...
   За домом продолжали стрелять, там кто-то из наших пытался отбиться от врага.
   - Куда мы без тебя? - спросил я, подхватывая взводного, и тут понял, что руки мои намокли.
   Василенко истекал кровью, непонятно как он сумел добежать до нас.
   - Куда... сможете... - просипел он, после чего дернулся и замер.
   Вот так "повезло" мне с первым боевым заданием, никакой рутины, сразу в полымя.
   - Хватай его! - приказал я "сопле". - Отходим к лесу! Я прикрою!
   Из темноты кто-то выскочил, едва не получил полную обойму - я удержал палец в последний момент. Но это оказался один из братьев Рязанцевых, кто именно, я не понял, раненый в плечо и с перекошенной физиономией.
   - Братана схватили! - воскликнул он. - Что делать?
   - Уходить, пока нас не взяли! - я встряхнул его как следует. - Давай, помогай!
   "Сопля" подхватил тело командира и рванул через поле, а мы, стреляя из автоматов, кинулись следом. Фашисты наверняка перекрыли самый короткий путь к отступлению, поэтому мы устремились на север, туда, где до леса чуть дальше, но зато вряд ли кто ждет.
   По нам дали пару очередей, затем кто-то вроде бы даже побежал, но быстро отстал.
   - Давай его мне, - велел я, обнаружив, что "сопля" под весом командирского тела шатается и вот-вот свалится.
   - Да... да, спасибо, - был ответ.
   Груз оказался немалым, я начал проваливаться в рыхлую почву, а пару раз опасно споткнулся. Запоздалая пуля свистнула в стороне, но тут мы оказались среди деревьев, под пологом из ветвей.
   - Привал, - объявил я, осторожно избавляясь от груза.
   В деревне продолжалась "веселуха", мельтешили люди с фонарями, кто-то надрывно орал. Никто не стрелял, а это значит, что все бойцы из взвода, кроме нас троих, либо в плену, либо мертвы.
   То, что я ошибся, стало ясно через пару минут, когда из зарослей вылез Петрович.
   - Шумите, - сказал он осуждающе, отводя в сторону ствол моего автомата. - Издалека услышал.
   - Ты спасся, да? - спросил следопыта брат Рязанцев. - Что там, там... с Толяном? - голос его дрогнул.
   Теперь я знал, что рядом с нами Санек.
   - Не видел, - отозвался Петрович. - Они таились до последнего, вот и не почуял. Зато загородить все не смогли. Это Андрей?
   - Да, - сказал я, глядя как следопыт присел на корточки возле убитого командира.
   - Что же, да упокоит Господь его душу, - и они все трое перекрестились.
   Я этот жест не повторил, и соратники покосились в мою сторону с некоторым удивлением, хотя никто ничего не сказал.
   - Вытащили, молодцы, - сказал Петрович. - Надо уходить. Я поведу.
   И мы двинулись обратно к лагерю.
   Взводного несли по очереди, и все равно двигались медленно - Саньку мешала рана, "сопля", звали которого на самом деле Федором, с грузом еле переставлял ноги, да и я не показывал чудес бодрости.
   Так что рассвет застал нас еще в пути.
   Дождь прекратился, между стволов заструился туман, когда мы выбрались к одному из лагерных постов.
   - Ничего себе сходили, - сказал нам вылезший из кустов партизан с рыжей бородой. - Кто это?
   - Василенко, взводный наш, - ответил я.
   - От фашисты клятые, - буркнул рыжебородый, и принялся материться, витиевато и изобретательно, составляя одни и те же слова так, что комбинации не повторялись.
   Еще через полчаса мы были в лагере, грелись у костра вместе с дозорными и пили крепкий до черноты чай из металлических кружек. Федора трясло, и он сидел, завернутый в одеяло, брат Рязанцев то и дело тянулся потрогать только что наложенную на плечо повязку.
   Себя я видеть не мог, но наверняка выглядел не лучше соратников.
   - Давайте, командир вас к себе зовет, - сообщил подошедший к костру начальник штаба отряда, лысый обладатель ленинской бородки, с которым я познакомился вчера. - Тебя, Петрович, и тебя, Артем...
   Услышав свое имя, я нахмурился - это еще зачем?
   Но дисциплина есть дисциплина, поэтому я отдал кружку и пошел следом за Петровичем. Скрипнула добротная, сколоченная из тесаных досок дверь, и мы оказались в землянке Княгини.
   - Вот они, - сказал начштаба, а мы нестройно брякнули:
   - По вашему приказанию прибыли!
   Несмотря на ранний час, наша командирша выглядела бодрой и сексуально привлекательной, хоть сейчас на обложку мужского журнала, разве что переодеть и выражение лица изменить...
   А то журнал с такой насупленной секс-бомбой никто не купит.
   - Рассказывай, Петрович, - велела Княгиня.
   Следопыт говорил короткими фразами, вроде бы все по существу, но довольно путано.
   - Теперь ты, - пронзительные синие глаза обратились на меня, и я почувствовал себя неловко под этим взглядом.
   - Ну, ядрена кочерыжка, дело было так...
   - Вот значит как, Семенюк предатель? - произнесла она, когда я замолчал. - Неприятная новость. Ивановка для нас потеряна, все, кто там сотрудничал с нами, мертвы.
   - Ну, может... - встрял начштаба, но Княгиня остановила его властным жестом.
   - Да, они могут быть живы, но их расстрел - вопрос времени, - заявила она. - Петрович, тебе придется принять взвод.
   - Но нет, это невозможно... - впервые я увидел неуверенность на сизоносой физиономии следопыта. - Я не смогу, вы же прекрасно знаете, что не смогу... Прошу вас. Вы же знаете, что я... нет.
   - Тогда кто? - командирша посмотрела на меня. - Артем, ты ведь воевал раньше?
   - Так точно, - ответил я безо всякого энтузиазма.
   Ну да, воевал, но никогда не рвался получить хотя бы сержанта - куда проще быть тем, кто исполняет приказы, а не отдает их, и потом напрягается, следя за подчиненными. От начальства подальше, к кухне поближе - вот был принцип, которому я всегда следовал.
   - Их осталось всего четверо, - вновь встрял начштаба. - Может, расформировать?
   Княгиня покачала головой:
   - Ты забываешь, что сегодня у нас появятся новобранцы, и их станет десять.
   Десять человек - скорее отделение, но тут, в лесу, совсем другие масштабы, чем в регулярной армии.
   - Ты, Артем Старов, показал себя хорошо этой ночью, у тебя есть боевой опыт, а у меня, - она усмехнулась, - нет оснований тебе не доверять, так что с этого момента ты командир четвертого взвода первой роты.
   - Служу Московскому престолу, - ответил я так, как предполагал местный устав.
   Пусть сокращенный и упрощенный, он все же существовал и действовал.
   - Понятно, что офицерского патента я тебе пока выдать не могу, постарайся справиться без него, - тут Княгиня решила мне улыбнуться, и вышло это у нее ослепительно на зависть всем кинозвездам. - Новобранцы прибудут после завтрака, обеспечишь их всем и разместишь, проверишь, на что они годны. Сейчас оба свободны.
   Развернулся я четко, как на плацу, а вот вышел из землянки с опущенной головой - да, такого "подарка" от судьбы я вовсе не ждал, мне бы домой вернуться, а не среди местных повстанцев карьеру делать...
   - Ничего, я тебе помогу, подскажу, - сказал Петрович, когда мы оказались на улице.
   - Карр! - согласился с ним спикировавший сверху Снежок, и уселся мне на плечо, острые когти с легкостью проткнули ткань.
   - И ты явился, чтобы позлорадствовать? - спросил я, глядя на птицу одним глазом.
   - Крух, - с довольным видом подтвердила она. - Карр?
   Ворон был тяжелым, но эта тяжесть странным образом успокаивала, не казалась чужеродной.
   Так мы и пошли по лагерю, впереди Петрович, объясняющий, где что находится, а за ним я с черной птицей на плече, словно злой маг из фэнтезийной книжки. Выращу бороду, обряжусь в балахон до земли, в комиссионке приобрету б/у посох, и буду шляться ночью по темным углам, фашистов пугать.
   Глядишь, они замучаются подштанники менять, и уберутся в свою Алеманию.
   Встречные партизаны глядели на меня вытаращенными глазами, я же делал вид, что все идет как надо. Снежок сидел важный, большой, точно орел на вершине скалы, и гордо озирался по сторонам.
   Во время завтрака пришлось вознаградить его доброй порцией еды - кашу ворон есть не стал, а вот в наполовину опустошенную банку тушенки сунул клюв, и понемногу вытащил все, что там оставалось.
   Затем он отправился размять крылья, а я первый раз в жизни выстроил свой взвод.
   - Так, посмотрим, что тут у нас, - сказал я, изучая здоровенного парнягу на крайнем правом фланге.
   "Старички" не в счет, с ними я успел даже в бою побывать, знаю, кто чего стоит. Интересно, что представляют собой новобранцы, откуда их вообще взяли, не из военкомата же пригнали?
   Выглядели они не особенно откормленными, но здоровыми, а когда я спросил про опыт обращения с оружием, то руку поднял один, чернявый, со шрамами на лбу и на щеке.
   - В детстве на охоту с отцом ходили, - пояснил он, запинаясь. - Ружье я держал...
   - А отец-то где? - спросил я, не подумавши.
   - Погиб, - лицо парнишки потемнело, но в глазах блеснула гордость. - У Можайска. Я еще отомщу за него...
   Да, конечно мне хочется уйти из этого мира и вернуться в свой, откровенно говоря, мирный, пусть и не до конца благополучный... Но как это можно сделать, бросить тех, кто нуждается в моей помощи, тех, кто оказался под вражеским сапогом, оставить землю, где флаг со свастикой реет над Москвой?
   Вот только в силах ли я, обычный человек, как-то изменить ситуацию?
   Хотя думать я могу все что угодно - пока пути назад не видно, и нужно вести себя так, словно этот мир для меня родной.
   - Значит, так, - сказал я, напустив на себя важный вид. - Рязанцев, Петрович, Федя - свободны, остальным подойти ближе, я расскажу, что это за агрегат, и с каким маслом его едят...
   "Смерч-95", с которым я познакомился лишь вчера, уверенно лежал в моих руках.
   Для начала парни должны осознать, с какого конца браться за автомат, ну и еще поработать на благо отряда.
   Через полчаса объяснений я весь взопрел, еще через час подумал, что школьные учителя должны получать больше банкиров. Зато когда здоровенный парняга, звавшийся Петей, ухитрился всадить аж три патрона в центр мишени, я почувствовал, что не зря тратил силы.
   Снежок, наблюдавший за нами с ближайшего дерева, одобрительно каркнул.
   - Ну ничего, на первый раз хватит. Молодцы, - сказал я. - А теперь марш на кухню! Сегодня наше дежурство.
   Обед сам себя не приготовит.
   Новобранцы в сопровождении "старичков" убрели прочь, а я подумал, что неплохо бы обзавестись сигаретами - наверняка, они должны быть на складе, где сегодня мне выдавали всякую амуницию.
   Догадка оказалась верной, и вскоре я стал обладателем коробки сомнительного вида курева.
   - "Святая Москва", - прочитал я, разглядывая крышку, где громоздились многочисленные купола.
   - Не нравятся? - спросил завхоз, типичная тыловая крыса, какая найдет выгоду и во время ядерной войны.
   Такие вот скользкие типчики с шустрыми глазками заводятся в любой армии точно крысы в амбаре с зерном, и изничтожать их бесполезно, место одного тут же займет другой, еще жаднее и наглее.
   - Да вроде ничего, - отозвался я, и сделал осторожную затяжку.
   Ну, не "Беломор", и то ладно.
   - Есть еще алеманнские, "Три креста", - сообщил завхоз. - И оттоманские. Надо?
   - Потом, если что, - я поблагодарил и пошел проверить, как там работает мой взвод.
   Снежок, похоже, курения не одобрял, дождался, когда я затушу окурок, и только после этого уселся ко мне на плечо.
   - Дыма не любишь? - спросил я его. - Научился бы ты говорить, братец... а?
   - Дурррак, - совершенно отчетливо произнес ворон, и улетел, прежде чем я успел подобрать отвисшую челюсть.
   После обеда меня вызвал к себе командир нашей роты, тот самый лысый громадный усач.
   - Садись, - велел он, подозрительно блестя глазами из-под мохнатых бровей. - Пей.
   Он перевернул фляжку с вычеканенным на боку изображением какого-то святого, и мутная жидкость полилась в кружку. По землянке распространился запах ядреного, чуть ли не на портянках настоянного первача, а комроты, откликавшийся на Ивана, наполнял уже вторую кружку.
   - Давай-давай, - подбодрил он меня. - Если ты наш, душа примет...
   - Как прикажете, - я вздохнул, и взялся за ручку кружки.
   Мы чокнулись, я вылил самогон себе в горло, и остался сидеть, боясь вдохнуть. Натурпродукт оказался крепостью градусов в шестьдесят, и провалился в брюхо словно шар из плазмы.
   - Ух, хорошо, - сказал я через пару минут.
   - Нормально, - согласился со мной Иван, и глаза его потеплели. - Слушай.
   Понятное дело, новому офицеру положено изложить нечто вроде вводной, объяснить, чего от него ждут, как себя вести и чего ни в коем случае делать не стоит, если не хочешь проблем...
   Я слушал с должным вниманием.
   - Ну вот, все понял? - спросил комроты, и ручищей похлопал меня по плечу. - Понял, вижу. Теперь иди, и постарайся, чтобы к завтрашнему дню твои были готовы. Отправимся на дельце...
   Понятно, что мы в этом лесу собрались не воздухом дышать, от партизан есть толк лишь в том случае, если они действуют. Но мне бы еще пару дней, а еще лучше неделю, чтобы "ошкурить" салаг, вбить в их головы хотя бы что-то.
   Но пришлось пользоваться тем временем, что было.
   В отряде имелись учебные гранаты, и с их помощью мы освоили, как вставлять запал и как пускать оружие в ход, чтобы подорвать не себя, а какого-нибудь поганого фашиста.
   - Ладно, - сказал я, когда начало темнеть. - Свободны. Всем отдыхать.
   Насчет "отдыхать" я, конечно, погорячился, нас еще ждали хозработы на кухне, но оружие хотя бы можно было отложить.
   Похоже, Снежок в эту ночь спал где-то неподалеку от нашей землянки, поскольку сны мне снились птичьи - сильный ветер, подпирающий крылья, бездонный простор, доносящиеся снизу крики, и солнце, бьющее в глаза...
   Когда я глаза с утра продрал, никакого солнца еще в помине не было.
   Вновь, как и вчера, лес окутывал похожий на громадный саван туман, все звуки казались приглушенными.
   Построение роты, наш взвод на крайнем левом фланге, краткий осмотр и инструктаж личного состава. Суть операции нам не раскрывают, понятно только, что она как-то связана с нашей вылазкой прошлой ночью - то ли разведка боем, то ли попытка провести алеманов, ударить в ложном направлении.
   И вновь топаем через лес, разве что на этот раз - в очень большой компании.
   Объявился Снежок, посидел на плече и дружелюбно потыкал клювом мне в волосы. А когда полетел дальше, я не удержался, и с уже хорошо знакомым мокрым хрустом в мозгах скользнул в птичью голову.
   Хоть на мгновение, но интересно глянуть, как мы выглядим сверху.
   Картинка оказалась не самая занимательная, помешали мелькавшие перед глазами ветки и стволы, но растянувшуюся по лесу цепочку людей я разглядел, как и отправленные в стороны дозоры...
   А потом меня похлопали по плечу.
   Это вышло настолько болезненно, что я вздрогнул всем человеческим телом, и несколько мгновений потратил на то, чтобы сообразить, что за розовую хреновину вижу перед собой.
   Ага, лицо... Петрович... глядит с тревогой.
   - Слышь, командир, ты чего? - спросил он.
   - А чего? - отозвался я, с трудом вспомнив, что мало открывать клюв, то есть рот, а надо еще и языком шевелить.
   - Замер, и в пространство пялишься, - сообщил из-за спины "сопля" Федор.
   - Это ничего, это я от недосыпа, - сказал я, и тут обнаружил, что из-за моей "экскурсии" мы слегка отстали от двигавшегося впереди третьего взвода. - Ходу, парни! Добавили шагу!
   Любая боевая операция - это на две трети перемещение войск, ожидание, и лишь на треть само столкновение. Какой бы ты ни был снайпер, если у тебя нет сил на длинные переходы и ты не умеешь терпеть, то грош тебе цена, и сиди лучше в лагере, охраняй склады и завхоза.
   "Старички" мои топали споро, по привычке ветеранов чуть ли не спали на ходу. Новичкам приходилось хуже, но они старались, а вдобавок выручала молодость - всем меньше двадцати пяти, сил вагон, как и дури в башке.
   Но ничего, часть этой дури мы выбьем... у тех, кто выживет в первых боях.
   Я чувствовал себя много лучше, чем хотя бы вчера - раны и синяки болели меньше, да и тело понемногу вспоминало, что такое марш-бросок с полной выкладкой. Ныли лодыжки, отвыкшие от столь интенсивной ходьбы, но через день-другой и они перестанут беспокоить.
   Взошло солнце, стало теплее, но движение наше замедлилось, а затем мы и вовсе встали.
   - Это что, враг впереди? - спросил один из новичков, чернявый со шрамами.
   Я пожал плечами:
   - Мне пока не доложили. Так что стоим, курим.
   На месте проторчали около часа, а затем прибежавший ординарец передал приказ комроты идти на восток и занимать позицию на опушке.
   - Далеко до той опушки? - спросил я у Петровича, знавшего эти леса лучше, чем иной медведь.
   - Не, - ответил тот. - Версты три-четыре...
   Эти "три версты" отлились нам в час интенсивного марша по пересеченной местности. Опушка вытянулась дугой, за ней обнаружилось голое по весеннему времени поле, и еще дальше - деревня.
   На миг мне показалось, что это то место, где мы были прошлой ночью, та самая Ивановка. Но приглядевшись, я эту мысль отбросил - нет, населенный пункт побольше, да и вон той дороги, что петляет по полю, мы вроде не проходили тогда, хотя миновать ее не могли.
   Нашему взводу достался участок на правом фланге - от могучей старой сосны до края березняка. Я распределил бойцов, проследил за каждым - чтобы замаскировались и разместились годным для боя образом.
   Сам отошел немного вглубь леса, чтобы покурить.
   Не прошло и минуты, как ко мне присоединился командир второго взвода, Серега, маленький и жилистый.
   - Не знаешь, что будет-то? - спросил я, посасывая вонючую, как самокрутка, сигарету.
   - Пощупаем их, - отозвался Серега, чей взвод находился с нами по соседству. - Алеманы сюда войска уже подтянули, так нам надо сделать так, чтобы эти войска тут и стояли...
   Значит, все же ложный удар.
   Едва вернулся к своим, как на другом фланге началась стрельба - кто и в кого там палил, мы видеть не могли, но дело, судя по очередям и разрывам, происходило нешуточное. В ход пошел даже пулемет, и я пожалел, что у нас нет ни одной такой "машинки".
   Шум стих, и вскоре со стороны деревни донеслось негромкое ворчание, точно там проснулся огромный зверь. Между домами, сокрушив хлипкий забор, протиснулась серая лоснящаяся туша со свастикой на боку, повела длинным "хоботом", снабженным утолщением на конце.
   Ого, танк... и не один, вон еще прется, а за ним и третий.
   С танками иметь дело мне почти не приходилось, но любви к ним я особенной не питал. Большая и опасная штуковина, а уничтожить ее, если у тебя нет под рукой РПГ, довольно тяжело.
   - "Элефант", - сказал Петрович. - Это они такую дуру на бой с нами выгнали?
   Танк, словно обидевшись на эти слова, вздрогнул всем корпусом, дуло его окутало облачко дыма. Мгновением позже снаряд разорвался где-то в вершинах деревьев, засвистели осколки.
   Честно говоря, шансов против трех... нет, уже пяти таких машин у нас нет.
   "Элефанты", и вправду немного похожие на бронированных слонов, выбрались в поле и неспешно покатили на нас. Следом за ними двинулась пехота - как и положено, укрываясь за стальными тушами, время от времени залегая, затем поднимаясь и делая перебежку.
   Дисциплинированные, сволочи. Фашисты!
   Наш единственный шанс в том, чтобы немедленно отходить, и я все ждал, когда придет такой приказ, но его не было.
   - Не ссать! - гаркнул я, когда еще один снаряд разорвался неподалеку, и большое дерево с шумом рухнуло, едва не придавив одного из бойцов. - Сейчас покажем уродцам!
   Танки подползали все ближе и ближе, я мог уже видеть похожие на усики пулеметы - сейчас они как вдарят, и стальной град шарахнет по лесу, вынуждая все живое вжаться в землю.
   - Не ссать, - повторил я, намного тише, но в этот раз исключительно для себя.

***

   Комната, где они собрались, находилась глубоко под землей, но здесь тоже имелись окна. Два выводили в кромешную тьму, за третьим переливалась сине-зеленая мгла, заполненная стремительными хищными тенями, четвертое открывало освещенную багровым светом пещеру, такую большую, что в ней мог с удобством разместиться иной город.
   Первый сидел за громадным каменным столом, и над его головой парил шар живого огня. Яркий свет падал на разбросанные по столешнице документы - графики, карты, страницы текста, написанного на пяти разных языках, картинки, способные привести в ступор обычного человека.
   Прочие члены Совета Двенадцати сидели на стульях так, что получался полукруг.
   - Ну, с этим мы разобрались, прорыв стабилизирован, - проговорил Первый, откладывая сложный график.
   Словно привлеченная его словами тень за сине-зеленым окном стремительно приблизилась. Приобрела очертания, сплошь из шипов, клыков и костей, с размаху ударилась о невидимую преграду.
   Никто не обратил на нее внимания.
   - Что еще? - спросил Первый. - Ах да, информация по нашему особому проекту... Что там?
   - Отчеты делаем регулярно, - с тонкой издевкой в голосе произнес Седьмой.
   Первый нахмурился.
   - А выводы из них? - грозно спросил он.
   Понятно, что он прошляпил, не проглядывая все документы, что каждый день кладут ему на стол, но признавать этого ни в коем случае нельзя, иначе рискуешь собственным авторитетом.
   Собравшиеся тут существа куда более опасны, чем жители сине-зеленого океана за окном.
   - Только тактические, - ответил Седьмой.
   Первый взял несколько листков, проглядел торопливо, постукивая указательным пальцем правой руки по столу.
   - Таак... - протянул он. - Ну и какие же тут можно сделать тактические выводы?
   И неофициальный глава Совета Двенадцати в упор глянул на Седьмого.
   - Катализатор действует, многие событийные потоки в той октаве вышли из кольцеобразного состояния...
   - Да не то что вышли, а вкатились прямиком в турбулентность! - Первый ударил кулаком по столу, тот подпрыгнул, а в багровой пещере раздался отдаленный рев, полный злобы и тоски. - Еще немного, и критический уровень хаоса будет превышен, и это за каких-то трое суток!
   - Не может быть, - подал голос Второй. - Это невозможно.
   - Если верить отчетам, то возможно, - глава Совета Двенадцати подбросил листки в воздух, ударил по ним ладонью, и через мгновение точные их копии появились в руках у каждого из членов Совета.
   Наиболее сообразительным хватило беглого взгляда, чтобы осознать ситуацию.
   - Ничего себе, - протянул Четвертый, проведший в Цитадели больше всех, помнивший еще времена, когда Совет назывался Дюжиной Бессмертных, правда тогда он сам был сопливым послушником. - Седьмой, ты в цифры вообще не заглядывал, что ли?
   Седьмой мрачно засопел, но оправдываться не стал, и Первый про себя одобрил это решение - оправдания сейчас ничем не помогут, разве что покажут твою слабость, и заставят многих задуматься.
   А не пора сменить одного из членов Совета?
   - Тихо-тихо, не будем спорить! - он повысил голос, и странное, искаженное эхо ответило ему из темных окон. - Бесполезно обвинять братьев, мы должны решить, как нам поступить... то, что проект сворачивать нельзя, совершенно ясно, иначе ради чего все?
   - Создадим противовес? - предложил Четвертый.
   - Он уже есть, а именно так называемый Черный Орден, - напомнил Седьмой. - СС. Обладающий максимум знаний и возможностей той октавы.
   - Если ничего не предпринять, то этот орден разлетится вдребезги, - сказал Двенадцатый, так редко высказывавший свое мнение, что все остальные невольно затихли. - А вместе с ним и весь порядок в октаве, и в соседних, и тогда последствия будут масштабными и неприятными.
   - И что ты предлагаешь? - спросил Первый, думая, что этот молчаливый тип - наиболее опасный из всех, никогда нельзя догадаться, что им движет, и чего он на самом деле хочет.
   - Помочь им, поспособствовать какое-то время в удержании равновесия, - Двенадцатый указал на Седьмого. - И наш коллега с этим прекрасно справится, благо у него имеются и контакты, и агенты в этой октаве. Но этого мало, как и находящихся там простых наблюдателей и... - он сделал паузу. - Поэтому я сам отправлюсь туда.
   - Зачем? - Седьмой нахмурился, сжал кулаки - вмешательство других в его проект ему очень не нравилось.
   - Присмотреть за катализатором, и если надо, то его нейтрализовать.
   По одобрительному шуму Первый понял, что идея Совету понравилась, и про себя выругался - ох, неспроста Двенадцатый хочет удалиться из Цитадели, что-то он замышляет... только вот что?
   Но причин для того, чтобы отклонить эту идею, вроде бы нет.
   - Я - за, - сказал Четвертый. - Есть ли смысл голосовать?
   Но согласие выразили все, кроме промолчавшего Седьмого, и Первый вынужден был только подвести итоги:
   - Итак, решено. Помочь Черному Ордену, чтобы они могли продержаться. Двенадцатый отправляется в путь, и должен будет выходить на связь раз в сутки, не реже. Плюс отчеты наблюдателей... о них не забываем, хорошо?
   Он хлопнул в ладоши, и члены Совета Двенадцати начали подниматься.
   Общее собрание закончено, и снова они сойдутся через неделю, если обстоятельства не потребуют более ранней встречи.
  
  

Глава 8.

  
   Два танка выстрелили одновременно, целясь куда-то сильно левее нашей позиции. Поднялись столбы разрывов, а через мгновение застрочили автоматы второго взвода... ага, пора начинать и нам.
   - Огонь! - гаркнул я.
   Сам тоже дал короткую очередь, целясь между двумя танками - если повезет, зацеплю какого-то фрица.
   Танкам наш обстрел вреда причинить не мог, но вот пехотинцы вынуждены были залечь. Несколько так и остались лежать, когда остальные подхватились на ноги и побежали дальше.
   - Оп-па, - сказал я, заметив, что заработали пулеметы "Элефантов". - Ложись!
   По лесу над нашими головами точно хлестнула исполинская металлическая плеть. Воздух наполнился свистом и треском, вниз полетели срубленные ветки, щепки и куски коры.
   Держать нас все время прижатыми к земле они не смогут, но это и не нужно. Достаточно подойти ближе, и тогда регулярная, обученная пехота при поддержке танков легко раздавит партизанское воинство.
   Конечно, у нас есть гранаты, но...
   Довести мысль до конца я не успел - громыхнуло так, что земля подо мной дернулась. Свалилось еще одно дерево и, судя по истошному взвизгу, кого-то из наших все же придавило.
   Я выглянул из укрытия.
   Посреди поля возникла воронка шириной метров в пять, а на ее краю замерло то, что осталось от самого шустрого "Элефанта". Башню сорвало и отбросило в сторону, от корпуса повалил черный дым, одну из гусениц порвало на куски и раскидало их в стороны.
   Ага, да тут заранее поработали наши, превратили обычное поле в минное... неплохо.
   - Командир? Командир! - сбоку подполз один из новичков - черное от грязи лицо, и выпученные, совершенно белые глаза. - Там Димана... Димана убило, пулей в голову? Что делать-то?
   Ну вот, мой взвод съежился на десять процентов, и это если придавленного деревом не убило.
   - Пока ничего, - ответил я. - Но если отходить будем, ты его потащишь. Понял?
   Сейчас этот парень соображает очень плохо, если вообще соображает - что поделать, первый бой, он никому не дается легко, особенно такой вот бой, когда у тебя лишь автомат, а против тебя стальные чудища с пушками.
   - Да... - кивнул он. - Так точно.
   Ну вот и молодец, а мне надо глянуть туда, где упало дерево... так, кто там был?
   Командиры прочих "Элефантов", увидевшие гибель собрата, свои машины остановили, зато стрелять принялись с удвоенной силой. Плюс к ним подтянулась пехота, и на нас обрушился настоящий вал огня - пули щелкали по листьям, осколки распарывали воздух, искалеченные деревья стонали и качались.
   Под деревом я нашел самого могучего из новичков - он был цел и лишь щупал ушибленное плечо.
   - Ничего, до свадьбы заживет, - ободрил я бойца, и похлопал его по другому плечу.
   В грохоте боя появились новые нотки, и я понял, что пальба доносится еще откуда-то издалека, чуть ли не из деревни, откуда на нас двинулись фашисты. Ухитрившись выглянуть, обнаружил, что моя догадка верна - меж домов бегали люди, поднимались столбы черного дыма.
   Ага, теперь понятно, зачем мы тут сидим - отвлекаем врага на себя, притягиваем его силы, в то время как другой отряд под командованием самой Княгини наносит удар с той стороны, откуда его не ждут.
   - Огонь!! - завопил я так, что зазвенело и у меня в ушах.
   Самый момент, чтобы брать алеманов тепленькими!
   Танки загудели моторами, начали разворачиваться, хотя пушки их оставались нацелены в нашу сторону. Пехотинцы тоже побежали обратно в деревню - понятное дело, те, кто там остался, попросили помощи, а это наверняка не только тыловые службы и кухни, а еще и штаб.
   А штабные очень не любят, когда их трогают за задницу.
   Ближайший "Элефант" выстрелил, снаряд вонзился в землю совсем неподалеку. Взрыва я не услышал, просто меня ударило в бок с такой силой, будто я наскочил на едущий поезд.
   Перед глазами потемнело.
   Очнулся почти тут же, а попытавшись сплюнуть, обнаружил, что рот забит землей.
   - Командир? - передо мной возникло лицо "сопли". - Ты как? Слышишь меня?
   - Да... - ответил я, пытаясь проверить, являюсь ли я счастливым обладателем полного комплекта конечностей.
   Ничего себе, вот повезло так повезло - руки-ноги на месте, и даже осколком не задело, а то, что голова гудит, это дело житейское, там ведь кость и болеть нечему, да и пройдет скоро.
   - Отходить велят, - сказал "сопля", шмыгнув носом.
   - Значит, отходим, - я перевернулся на живот. - Эй, отползаем потихоньку!
   Танки уже были далеко, и по нам вроде бы даже не стреляли, и смысла торчать на этой опушке больше нет, и в общем можно не ползти, а идти нормально, не опасаясь получить пулю или осколок.
   Раненых у меня во взводе оказалось трое, и один убитый.
   Ничего, более-менее, могло быть и хуже.
   Из шестов и плащ-палаток соорудили носилки, и потихонечку двинулись в обратный путь. Оказались в арьергарде колонны, и комроты, чтобы поговорить со мной, пришлось немного подождать.
   - Молодцы, хорошо держались, - похвалил он.
   - Как смогли, - ответил я, и вздрогнул, обнаружив в руке командира знакомую мне уже фляжку.
   - На, хлебни, - это прозвучало не как приказ, но отказываться я не стал.
   На этот раз обошлись без стакана, и самогона я выпил совсем немного - как раз, чтобы взбодриться. Плохо одно, после спиртного зверски захотелось есть, а на обед мы запросто можем не остановиться.
   Но остановились, примерно через час, на очень симпатичной полянке.
   Едва принялись резать палки твердой, точно дерево, колбасы, объявился Снежок.
   - Карр! - заявил он, требовательно глядя на меня.
   - Держи уж, попрошайка, - ответил я, и бросил ворону кусок.
   Тот был схвачен мощным клювом и мгновенно проглочен, а птица, балансируя крыльями, подсеменила ближе. Силы свои Снежок несколько переоценил, и когда настало время двигаться дальше, попросту не смог взлететь.
   С возмущенным даже не карканьем, а хрипом взгромоздился мне на вещмешок, да так и поехал.
   - Будешь столько жрать, прогоню, - пообещал я, повернув голову, но ворон, судя по его виду, не поверил.
   Отягченные ранеными, до лагеря мы добрались только ближе к вечеру. Обнаружили, что Княгиня с бойцами второй роты уже здесь, и поползли слухи, что в той деревне они захватили алеманнского офицера.
   Ну что же, не зря, значит, все было.
   Я проследил, как устроились бойцы в палатке, дошел до медпункта, узнать, что с ранеными. Двоих "легких" врачи обработали и отпустили обратно, одного, и им оказался уцелевший брат Рязанцев, оставили у себя.
   - Жить будет, опасности нет, - сказал мне, блестя стеклышками очков, знакомый врач. - Но пусть пару дней полежит у нас, посмотрим, как рана будет себя вести... так, на всякий случай.
   Значит, под моей командой осталось всего семь человек.
   Выйдя из медпункта, я столкнулся с комроты.
   - Ага, а я тебя ищу! - заявил он. - Пошли!
   - Куда? - удивился я.
   Неужели опять пить?
   - К Княгине, там военный совет будет, - ответил Иван, и каким-то нервным движением огладил лысую голову.
   Странно, с чего свежеиспеченного командира взвода позвали на военный совет? Решили наградить орденом за проявленный в бою героизм?
   - Хорошо, идем, - сказал я.
   Не прошли и десятка шагов, как Снежок, деловито хлопая крыльями, опустился мне на плечо.
   - Вот чертяка черный, напугал! - воскликнул комроты. - Он у тебя ручной, что ли?
   - Похоже, - ответил я. - Эй, ты, проваливай, не до тебя сейчас!
   Но ворон улетать не пожелал, а когда я попытался его снять, он вцепился когтями в ткань так, что не отдерешь. Ладно, надеюсь, что на военный совет можно явиться с птицей, и никто меня за это не разжалует в рядовые?
   Войдя в землянку, я поймал несколько удивленный взгляд ее хозяйки.
   - Ого! - воскликнул начальник штаба, и дернул себя за бородку.
   Тут были, как я и ожидал, только "старшие офицеры" отряда, и никого из командиров взводов.
   - Располагайтесь, - велела Княгиня, и я послушно уселся на лавку.
   Снежку на всякий случай показал кулак, и тот вроде понял, сидел неподвижный, точно чучело.
   - Для начала решим вопрос со Старовым, - сказала наша предводительница, и я нахмурился.
   Какой такой вопрос? Судя по тону, об ордене речи нет.
   - Вводите, - продолжила она.
   Дверь землянки скрипнула, и внутрь шагнули двое бойцов, ведших под руки третьего: тонкие губы, сплющенный нос, лихорадочно блестевшие глаза... ба, да это же заместитель батьки, поначалу все утверждавший, что я предатель, а затем пытавшийся меня пристрелить!
   Вот тебе на, только его тут и не хватало!
   Зато понятно, для чего позвали меня... ох, как еще понятно.
   - Докладывай, - приказала княгиня, начштаба прокашлялся и заговорил хорошо поставленным баритоном:
   - Олег Масловский, заместитель Ивана Хорошенко, всем нам известного командира батальона Михаила Архангела. Наткнулся на наш патруль сегодня днем, после чего был приведен в лагерь, где и подвергнут допросу. По полученным от него сведениям, находящийся здесь Артем Старов является агентом алеманов, именно он навел врага на...
   Понятно, "старые песни о главном".
   Чего бы ему не сгинуть где-нибудь в лесу или в руках фашистов?
   - Это он? - спросила Княгиня, требовательно глядя на Масловского.
   - Он! - тот рванулся в мою сторону, захрипел, и только конвоиры его удержали. - Гнида продажная!
   - Ты чего скажешь? - теперь взгляд командирши обратился на меня.
   Я хмыкнул и почесал в затылке:
   - Ничего не скажу. Это бред.
   - Врешь! Ты, подо... - Масловский осекся, тычком под ребра ему дали понять, что без приглашения влезать не стоит.
   - Да, я был у них в отряде, находился там под подозрением, держали меня под замком, - все это я нынешним соратникам рассказывал, но можно повторить еще раз - удивительно, насколько легко простые факты выпадают из человеческих мозгов. - Когда пришли эсэсовцы, те самые, "гальванизированные", этот вот попытался меня пристрелить, но не сумел, я ему нос сломал.
   Попробуй, докажи, что ты не негодяй... да, задачка не для простака.
   - Может быть, того, отстранить его? - предложил командир второй роты, самый старший из собравшихся, седоватый, круглоголовый, с выправкой кадрового офицера, какую не потеряешь и в партизанах.
   На вылинявшей гимнастерке он носил колодки незнакомых мне орденов.
   - Или сразу расстреляем? - а это командир третьей, узкоглазый, мало похожий на слава.
   - А я против! - грохнул Иван, и усы у него встопорщились, как у рассерженного моржа.
   Они могут говорить, что угодно, решает здесь Княгиня, а она в сомнении, я вижу.
   - Если бы Старова прислали фашисты, они бы придумали легенду получше, - проговорил начштаба: они с Иваном братья, и обычно по всем вопросам выступают одним фронтом. - Кроме того, когда мы его нашли, он был в наручниках, а откуда СС могло знать о засаде?
   - Только если у вас в отряде есть шпион, причем не я, - поспешно вмешался я.
   - Молчать! - очень веско заявила Княгиня, и я торопливо захлопнул пасть.
   - Мы не можем допустить, чтобы рядом с нами воевал человек, которому мы не доверяем хотя бы грамм, - продолжила она, - но и разбрасываться опытными в военном деле людьми мы тоже не можем, сейчас судьба нашего многострадального народа зависит только от нас...
   В этот момент она, несмотря на одежду и обстановку, выглядела как никогда, величественно, и легко было представить ее на престоле с золотой короной на голове, со скипетром и державой в руках.
   Величественно, и очень-очень привлекательно.
   - Артем, - сказала Княгиня, глядя на меня, - если ты сейчас, прямо перед всеми нами, именем Святого Георгия, покровителя Москвы, поклянешься, что не служишь врагу, то мы поверим тебе.
   Вот так все просто?
   Особенно учитывая, что я не чтобы сильно верующий, и Святой Георгий для меня - пустой звук?
   - Я готов, - сказал я, раздумывая, в чем тут может быть каверза.
   - Подожди немного, - Княгиня развернулась и отправилась в заднюю часть землянки, отгороженную занавеской - там она, скорее всего и живет, а здесь у нее что-то вроде рабочего кабинета.
   Вернулась она, держа нечто завернутое в парчу - вышитую золотом, но очень-очень потрепанную. Когда сдернула ткань, по землянке пронесся дружный вздох - глазам предстал большой крест, серебряный, насколько я мог судить, украшенный алыми и зелеными драгоценными камушками.
   Даже ворон на моем плече дернулся, хотя с ним все понятно, птицы любят блестящее.
   - Этот крест даровал моему далекому предку сам святитель Алексий, - сказала Княгиня, и я понял, отчего мои соратники таращатся на церковную побрякушку, словно детишки на Деда Мороза. - И ни один человек, держа его в руках, не способен соврать в присутствии потомка Дмитрия Благословенного.
   Неужели они и в самом деле в это верят?.. Нет, неужели это правда?
   После переноса из мира в мир, появления во мне неведомо откуда новых способностей и бродячих мертвецов с автоматами я был готов поверить во что угодно, даже в такой вот священный блокатор фальши...
   Ну а девчонка не промах, бежала из столицы княжества не с пустыми руками.
   - Клянись! - проговорила она, подходя ко мне. - Повторяй за мной.
   Я взял крест осторожно - как же, вещь ценная, реликвия, сломаешь, уж точно решат, что ты гнида фашистская - и он показался мне горячим, словно Княгиня подержала его над огнем.
   - Я, Старов Артем... - начал я, громко произнося те слова, что шептала наша командирша.
   Пока я говорил, крест постепенно остывал, и вскоре я мог держать его без малейшего неудобства. Собравшиеся в землянке люди таращились на меня с напряженным вниманием, словно ожидали, что я с диким воплем рухну наземь и начну биться в корчах.
   Увы, в этом плане я народ разочаровал.
   Когда я закончил клясться, на лице моего комроты объявилась довольная ухмылка, а начштаба облегченно вздохнул.
   - От обвинений чист! - объявила Княгиня, и неожиданно подмигнула мне, как самая обычная девчонка.
   Ого, а она вовсе не такая железная леди, какой хочет казаться!
   - Но как же... это невозможно, - заместитель батьки выглядел таким растерянным, что мне даже стало его жаль.
   Всегда больно, когда рушатся твои надежды.
   - Невозможно, чтобы он солгал в этот момент, - Княгиня посмотрела на Масловского. - Ты, если хочешь, можешь остаться в нашем отряде, но мы тебя не держим. Уведите его.
   "Нет, - подумал я. - Этот парень гордый, он никогда не останется там, где его так унизили. Да еще видеть каждый день меня, ставшего причиной этого унижения... нет, он уйдет, разве что до утра дотерпит".
   Заместителя батьки вывели.
   - Этот вопрос мы решили, - Княгиня завернула крест в ткань и положила на стол. - Остались другие...
   Ну понятно, сейчас меня выгонят, ибо не по рангу комвзвода здесь сидеть.
   - Но ты, Артем, обладаешь специфическим боевым опытом, - продолжила она. - Предполагаю, что он может нам пригодиться. Прошу всех сюда, поближе... Давай карты.
   Последняя фраза относилась к начштаба.
   Стол оказался застелен картой окрестностей, достаточно подробной, чтобы на ней были отмечены даже мосты, и мы принялись слушать, что поведал захваченный сегодня в плен алеманнский обер-лейтенант.
   - Полицейские отряды силой до взвода планируется разместить в каждом населенном пункте, - говорил начштаба, расставляя на карте черные фишечки, обозначавшие вражеские части. - Более крупные соединения при поддержке бронетехники будут выдвинуты сюда, сюда и сюда...
   Интересно, почему он ничего не говорит об алеманнской авиации, и на карте нет ни одного аэродрома? Или в этом мире летающая техника по каким-то причинам даже менее развита, чем у нас больше века назад, и братья Райт еще не собрали свой первый самолет?
   Занятно... что же им помешало?
   Судя по карте, лесов в окрестностях Москвы было намного больше, чем в нашей реальности, да и сам город выглядел куда меньше. Зеленые пятна, лишь кое-где пересеченные линиями автомобильных и железных дорог, тянулись на восток, к границам Нижегородского княжества.
   Оттуда, как я понял по оговоркам, партизанам помогали оружием и снаряжением.
   Фашисты, судя по их замыслу, планировали взять большой участок чащобы в кольцо, и начать методичные облавы, прочесывая один район за другим, и уничтожая все, что попадется по дороге.
   Наверняка их разозлило то нападение на эсэсовские машины, когда оказался уничтожен целый "батальон смерти".
   - В связи с этим планируется начать передислокацию... - говорил тем временем начштаба.
   Запасной лагерь, подготовленный на такой случай, находился севернее, примерно в сотне километров - да, чтобы перетащить туда все и вся, и при этом ускользнуть из сжимающегося кольца, придется попотеть.
   - Ну что, какие будут мнения? - спросила Княгиня, когда доклад оказался закончен.
   - А какие могут быть? - командир второй роты пожал плечами. - Надо уходить. Побыстрее. Данные разведки подтверждают слова этого фашиста, колонны машин движутся по дорогам, с ними идут танки. Против такой силы мы не выстоим, даже если к нам присоединятся все соседние отряды. У нас для этого слишком мало тяжелого оружия.
   - Просто так удирать, показать им хвост? - лицо Ивана выглядело так, словно ему вместо водки плеснули в стакан уксуса. - Сколько лет мы били их в хвост и в гриву, а теперь вот так все бросим, и спразднуем труса? Как ты думаешь, что решат все, кто в нас верил и нас поддерживал?
   Княгиня повернулась ко мне:
   - Ты что скажешь?
   - В прямой бой с ними вступать смысла нет, и уходить нужно быстро, это верно, - заявил я, - но кто говорит, что при этом нужно совсем отказаться от борьбы, оставить территорию врагу?
   - Поясни, - попросил Иван.
   - Множество мелких диверсионных отрядов, без лагеря, с опорой на созданные в лесу пункты снабжения. Причем устроенные и спрятанные так, чтобы чужаки их даже с собаками не смогли отыскать.
   Меня когда-то учили размещать такие мини-склады, и как это делать, я не забыл.
   - Здравая мысль, - сказала Княгиня. - Щипать врага, заставлять его думать, что мы еще тут, метаться в бессильных попытках ухватить за хвост несуществующую дичь, тратить силы и людей.
   - Крух, - сказал Снежок, и я понял, что ворону надоело сидеть в неподвижности.
   - Можно, я птицу выпущу? - попросил я, и в ответ получил нетерпеливый жест.
   Снаружи уже сгустились сумерки, и Снежок, деловито замахавший крыльями, почти мгновенно пропал из виду. А я вернулся в землянку, где командиры рот дружно наседали на Княгиню, пытаясь ее в чем-то убедить.
   - Нет, нет, и нет, - сказала она, наконец. - Моего решения не изменить! Ясно?
   И это положило конец спору.
   Как я вскоре понял, наша командирша собралась поручить перебазирование другим, чтобы самой остаться тут во главе одного из диверсионных отрядов - глупость, конечно, придурь воинственной девчонки, но у кого хватит сил и авторитета удержать наследницу Московского престола?
   В спор о том, сколько групп создать и как разместить пункты снабжения, я не влезал - они воюют тут не первый год, знают каждый куст и всякого жителя окрестных деревень.
   Заговорил, лишь когда меня спросили, кто из бойцов моего взвода годится в диверсанты:
   - Петрович... это Иванов, и Сашка Ольховский, - это чернявый со шрамами, тот, который "на охоту ходил" - стреляет и в самом деле неплохо, да и крепкий, выносливый. - Плюс я сам.
   - Твоя кандидатура уже утверждена, - проговорила Княгиня. - Возглавишь группу.
   Вот это карьерный рост, я понимаю, за несколько дней вырос до командира подразделения.
   Дальше принялись распределять конкретные задачи, и я понял, что этой ночью спать мне не придется. Отряд снимется с места завтра утром, пока немцы не успели сомкнуть кольцо, а пункты снабжения нужно начать создавать вот прямо сейчас, не задерживаясь.
   - Пора за дело, - сказала Княгиня, когда мы поднялись. - Тридцать минут на все.
   Это на то, чтобы оповестить бойцов, подготовить оружие и собрать груз - ох, и восплачет сегодня наш завхоз горькими слезами, ведь столько добра уйдет из его загребущих рук...
   Эти тридцать минут я бегал по лагерю, точно сумасшедший, а когда они истекли, оказался заново обмундирован, вооружен и снаряжен, а также обзавелся новыми бойцами. Из взвода, которым я так недолго покомандовал, мне оставили Петровича и Сашку, а также придали еще троих.
   Радист, снайпер и сапер, все опытные партизаны, и смотрят на меня с недоверием.
   Оно и понятно, кто я для них, непонятно откуда взявшийся новичок, за неясно какие заслуги ставший командиром.
   - Ядреный хрен, - сказал я, оглядев свою диверсионную группу. - Первое задание...
   Любой солдат, сколь бы он ни был силен и вынослив, может таскать на себе ограниченный запас продуктов и боеприпасов, а без еды и патронов воевать трудновато. Поэтому для начала мы создадим себе "базу" наподобие белки, что осенью прячет орехи по нескольким кладовым.
   Если враг найдет одну из них, это будет неприятно, но не смертельно.
   В любом случае горизонт самостоятельных операций у нас не больше месяца.
   - Вопросы? - поинтересовался я, закончив инструктаж, но рот никто не открыл. - Отлично, приступаем.
   Места для наших кладовых выберет Петрович, он леса под Коломной топчет с детства. Задача остальных - притащить груз, куда надо, помогать с его укладкой и маскировкой, да еще и запомнить приметы.
   Никому не известно, кто из нас выживет через неделю или две...
   Первая ходка закончилась для нас посреди болота - пока дошли, я дважды провалился по колено, нашему радисту повезло еще меньше, он ухнул по пояс, едва вытащили. Следопыт обругал нас пьяными медведями, а на обратном пути замучил хитрыми ориентирами.
   Вроде бы несложно - от кривой сосны строго на север сто метров, затем на восток, и окажешься на тропе, которую днем видно по желтоватой траве, главное не сделать шаг в сторону.
   Вторую кладовую организовали посреди густого ельника, и тут пришлось выкопать яму: работали в кромешной тьме, по очереди, передавая друг другу лопаты, а потом закидывали все ветками и прятали собственные следы; Петрович чуть не носом землю рыл, чтобы убедиться, что все в порядке.
   Когда вернулись в лагерь за третьей порцией груза, начало понемногу светать.
   Между землянок наблюдалось движение, командиры строили своих людей, спавшие этой ночью соратники таращились на нас - кто с облегчением, кто завистливо.
   - Ну как, порядок? - спросил меня попавшийся навстречу Иван.
   - Полный, - уверил его я. - Еще один выход остался.
   - Ну-ну, - комроты хлопнул меня по плечу, и умчался дальше, а мы занялись очередной порцией груза.
   Консервы, лекарства, упаковки сухих пайков, ящики с гранатами и коробки с запалами, цинки с патронами, аккумуляторы к фонарям и радиостанции, запакованные особым образом - все это нужно взвалить на себя и отнести... ну, насколько я помнил, примерно километров на пятнадцать.
   Кладовые должны отстоять друг от друга подальше, и не лежать рядом с базами других групп.
   На этот раз мы двинулись прямо на восток, навстречу поднимавшемуся солнцу. Пересекли протянувшуюся через лес грунтовую дорогу, которой, судя по виду, давно не пользовались, и запетляли между многочисленными оврагами.
   Петрович вел нас по самой удобной дороге, избегал буреломов, крутых подъемов и спусков. Но мы все равно пыхтели, точно паровозы, и шли медленно, ведь каждый тащил килограммов по тридцать.
   У маленького круглого озера остановились, чтобы умыться и немного перевести дух. Курить я запретил, хотя сам тоже хотел, пришлось ограничиться парой галет и глотком воды.
   Пошли дальше, и вскоре оказались в молодом лесу, выросшем на месте пожарища: мелкие березки, елки и сосенки стояли стеной, но даже тут Петрович ухитрялся находить тропы. Кладовую заложили уже при полном дневном свете, в бывшей медвежьей берлоге.
   - А хозяин не вернется? - спросил наш снайпер, низкорослый крепыш по имени Слава.
   - Нет, - мрачно отозвался Петрович. - Я сам его убил. Давай маскироваться.
   Мы замели следы нашего пребывания тут, а когда отошли примерно на километр, я разрешил остановиться и позавтракать.
   - Покажи винтовку, - попросил я Славу, когда с едой оказалось покончено и курильщики схватились за сигареты.
   - Зачем тебе? - он нахмурился, и глянул на меня подозрительно.
   - Просто интересно, - СВД я во время службы в руках держал, но местная снайперка от нее наверняка отличается так же, как "Смерч-95" от "АК-74". - Не бойся, не сломаю.
   Слава засопел, но винтовку отдал.
   Так, тяжеловата немного, ствол непривычно длинный, из такого и на километр шмальнешь. В устройстве ничего необычного, все более-менее знакомо, так что при нужде я с этой штукой справлюсь.
   Снайпер облегченно вздохнул, получив винтовку обратно, а я пристал к радисту.
   Имей наши прадедушки такие рации во время Великой Отечественной, они бы наваляли фашистам на пару лет раньше - легкая, удобная, простая в использовании, и к тому же имеет дополнительный криптографический блок. Нам он не пригодится, мы текстовые сообщения передавать не будем, только коды по заранее согласованной системе, но все равно классно.
   - Ну что, отдохнули? - я поднялся первым. - Тогда идем.
   Нам еще разок предстоит заглянуть в лагерь, забрать припасы на первое время, и потом мы будем свободны точно птицы. Ага, стоило только вспомнить о птицах, как сверху захлопали крылья, и Снежок с довольным "Крух!" приземлился мне на вещмешок.
   - И ты с нами? - спросил я у него. - Не хочешь эвакуироваться?
   Ворон не ответил, принялся деловито чистить перья.
   Налегке мы дотопали до лагеря с рекордной быстротой, и обнаружили, что он опустел. Остался только один взвод во главе с незнакомым мне веснушчатым парнем, и охраняли они как раз наши припасы.
   - А, вот и вы, - с облегчением сказал веснушчатый, увидев меня. - Забирайте. Остальные уже все, того... Так что мы только вас ждем, типа, и уходим следом...
   - Так дождались. Удачи! - и я помахал ему ладошкой.
   Взводный моей иронии не уловил, быстренько собрал своих людей, и они ушагали прочь. Мы остались посреди брошенного, непривычно тихого лагеря вшестером, если не считать Снежка.
   Теперь мы можем рассчитывать только на себя.

***

   Карл Фришке, рейхсфюрер и глава СС, всякий раз испытывал одни и те же чувства, глядя на штаб-квартиру охранных отрядов - всесокрушающая, подавляющая мощь, к которой ты причастен, гордость за нее, да и за себя.
   Здание возвели почти пятьдесят лет назад, после первой восточной кампании. Использовали проект Шпеера, участие в подготовке которого принял сам создатель нынешнего Рейха. Благодаря этому творческому союзу появились могучие колонны из черного гранита, треугольная крыша, величественные формы, напоминающие о славе древнего, арийского Рима.
   Вот и сегодня, выйдя из служебной машины, Фришке пережил те же эмоции.
   Над Берлином сеялся мелкий дождь, и рейхсфюрер, отмахнувшись от ординарца с зонтом, торопливо взбежал по ступенькам.
   - Зиг хайль! - рявкнули часовые, выбрасывая руки.
   Он ответил, массивная дверь, тоже на вид каменная, открылась сама, и Фришке оказался в вестибюле - никакого отдельного входа для старших офицеров, здесь, внутри СС они все товарищи... пусть хотя бы внешне.
   Через пару минут быстрый лифт привез рейхсфюрера в приемную его кабинета.
   Тут он выслушал приветствие секретарей, небрежно кивнул им, и оказался в святая святых - сюда, в просторное помещение с огромными стрельчатыми окнами, допускались немногие.
   В камине уже горел огонь, на столе стояла чашка кофе и лежала пачка свежих газет - требования Фришке отлично известны обслуге, ну а если кто не в состоянии их запомнить, то его ждет место в одном из концлагерей.
   - Так, что у нас на сегодня... - сказал рейхсфюрер, усаживаясь в кресло и прихлебывая кофе.
   Листок с расписанием лежал на обычном месте... так, так, так...
   Он так углубился в чтение, что вздрогнул, услышав глубокий сосущий звук - словно вытащили затычку из ванной размером с комнату. В кабинете повеяло холодком, пламя в камине заревело, встало меняющей цвета стеной - алый, желтый, зеленый, лиловый.
   За окнами словно потемнело, хотя дело было вовсе не в сгустившихся тучах.
   - Черт подери, - пробормотал Фришке, чувствуя, как в желудке возникает ком льда: этих гостей он не ждал сегодня, совсем не ждал, и вообще, он привык обращаться к ним самостоятельно. Торопливым движением он нажал замаскированную кнопку, расположенную под столом - заработали размещенные в углах кабинета камеры, ожили диктофоны.
   В дверь стукнули, она приоткрылась, в щель просунула голова секретаря:
   - Господин рейхсфюрер...
   - Я вызову! Позже! - рявкнул Фришке, вытирая со лба холодный пот.
   Секретарь исчез.
   Падавший в окна свет стал таким же, как ранее, а из пламени камина шагнула высокая фигура. Колыхнулась серая мантия, скрывавшая гостя целиком, по темно-алому паркету ударил кончик тяжелого посоха.
   Рейхсфюрер встал из кресла резким, нервным движением, понимая, что выглядит не лучшим образом, чувствуя в себе слабость и ненавидя себя за эту слабость... но он не мог вести себя иначе в присутствии подобного существа, никто из известных ему людей не мог.
   Особый, суперзасекреченный отдел института перспективных военных исследований СС работал над тем, чтобы понять, кто такие эти существа, называющие себя Старцами? Во время редких встреч сначала с предшественником Фришке на посту рейхсфюрера, а затем с ним самим их пытались фотографировать, записывали на пленку их слова, собирали информацию по крупинкам.
   Отдел существовал уже пятнадцать лет, но толку от него было мало.
   Они до сих пор не знали, кто такие Старцы, и почему они в один прекрасный день стали союзниками Черного Ордена, не могли понять даже, встречаются с одним существом или каждый раз приходит другое.
   И откуда приходит?
   Фришке чаще всего думал, что они имеют дело с настоящими демонами, выходцами из ада, хотя ни в ангелов, ни в бога не верил, и уж тем более в черта с рогами и копытами.
   - Добрый... добрый день, - сказал он, пытаясь подавить дрожь в ладонях.
   - Добрый, - пророкотал гость.
   Его мантия скрывала все, кроме державшей посох руки, и эта рука выглядела до ужаса обыденно - вроде бы мужская, со светлой кожей и коротко обстриженными ногтями, но при этом отчего-то пугающая.
   Старцы внушали страх всем, кто с ними встречался, а таковых на данный момент было всего пятеро, не считая рейхсфюрера.
   - Что привело вас к нам? - сказал он, засунув непокорные ладони за пояс и гордо вскинув голову.
   Пусть выходец из иных миров видит, что здесь его не боятся.
   - Как всегда, желание помочь вам, - Старец сделал шаг, и пламя за его спиной опало, вновь стало обычным. - Сегодня в полдень вас посетит обервайсфюрер Виньярски.
   - Да?.. - Фришке бросил быстрый взгляд на листок расписания: точно, встреча с директором института перспективных военных исследований запланирована.
   - В том числе он доложит вам насчет особого проекта "Торен", - гость шагнул еще раз, и рейхсфюрер ощутил исходящий от него жар - словно от раскаленной доменной печи. - Ну а вы, в свою очередь, должны распорядиться о том, чтобы просьба вайсфюрера Якуна о присылке в Новый Берлин Гончих была удовлетворена.
   - Э, хорошо... - страх в душе Фришке уступил место удивлению: он общался со Старцами множество раз, неоднократно просил их (или его?) о помощи, но никогда не слышал, чтобы потусторонние союзники СС уделяли внимание таким мелочам, как сегодня.
   Хотя проект "Торен" вовсе не мелочи... он может изменить весь мир.
   - Вот и отлично, - голос гостя потеплел, можно было предположить, что под капюшоном своей мантии он улыбается. - Всего вам хорошего, рейхсфюрер, увидимся.
   Гость шагнул назад, не разворачиваясь, и взревевшее пламя утянуло его в камин.
   Фришке без сил рухнул в кресло, нащупал чашку, в которой еще оставался кофе, выпил одним глотком. Да, насчет Гончих он Виньярски скажет... но надо будет расспросить, что там с этим "Тореном", и зачем Якуну понадобились самые лучшие убийцы во всем мире.
   И не забыть приказать, чтобы записи сегодняшнего визита передали в особый отдел.
  
  

Глава 9.

  
   На первое "дело" мы отправились тем же вечером.
   Заминировать дорогу возле Богодуховки, куда завтра должен выдвинуться отряд полиции, а затем ждать, когда фашисты прикатят к нам в руки, ну а уж там действовать по обстоятельствам.
   Хорошо знакомая мне диверсионная лесная война.
   Шагали по чащобе неспешно, и я с удовольствием отмечал, насколько бесшумно мы движемся. Ко мне понемногу возвращались былые навыки, опытных партизан мне нечему было учить, и даже Сашка старался не отставать, хотя давалось ему это не особенно легко.
   - Чуть дальше будет овраг, - сказал Петрович, когда мы остановились на привал. - За ним березняк, и дальше уже дорога, самое удобное место для засады - чуть-чуть к востоку, но надо будет осмотреться.
   - Осмотримся, - согласился я.
   На дорогу мы вышли через час, до темноты успели замаскироваться и оглядеться. Постановку мин я оставил на утро - вряд ли алеманы двинуться в дорогу до рассвета, так что приготовить "гостинец" мы успеем.
   Костер разводить мы не могли, но ночь выдалась довольно теплая, не чета предыдущим.
   - Первым сторожу я, потом заступишь ты, Петрович, - заявил я, и бойцы принялись устраиваться на ночлег.
   Предыдущую ночь провели на ногах, днем отдыхали не очень много, и поэтому спать хотелось зверски, но я должен сразу показать, что ни в чем, в том числе и в выносливости не уступлю никому из своих парней, и что всегда готов взять самое тяжелое на себя.
   Для маленьких подразделений вроде нашей группы авторитет командира значит очень много.
   Ночь упала на лес подобно огромному черному ворону, бликами в его перьях показались немногочисленные звезды, светившие через прорехи в облаках. Я устроился под разлапистой сосной, автомат положил на колени, а под себя подсунул свернутую плащ-палатку.
   Не хватало еще на боевом посту отморозить себе задницу.
   Несколько минут я посидел, прислушиваясь и принюхиваясь к окружающему миру, пытаясь ощутить пространство вокруг, чтобы потом уловить малейшие в нем изменения. Когда это удалось, я позволил себе отвлечься, и мысли мои предсказуемо поплыли к родному дому.
   Интересно, что там творится, как там девчонки?
   Хотя у них есть мать, а вот мои родители, и особенно мама, наверняка сходят с ума.
   - Вот проклятье, - пробормотал я, раздумывая, нельзя ли как-то передать весточку в родные места.
   Может быть, у колдунов из местного СС есть особая почтовая служба на такой случай? Платишь сколько-то там рейхсмарок, и твою бандероль доставляют куда угодно, хоть к хоббитам, хоть в Москву.
   Нда, но даже если это так, то мне вряд ли позволят ей воспользоваться.
   В кроне одного из деревьев что-то зашуршало, и я насторожился, взялся за автомат. Но это оказалась всего лишь ночная птица, с глухим угуканьем полетевшая на юг, в сторону Коломны.
   Все-таки этот мир, несмотря на сходство, здорово отличается от нашего.
   Другая география, даже некоторые растения иные, и наверняка нет тех, что обычны у нас... неудивительно, что история тут катится по маленько другой колее, ну и я зачем-то угодил в эту колею.
   Петровича я разбудил около двух, когда взошла молодая луна.
   - Уже? - спросил он, зевая во всю пасть.
   - Уже, - ответил я. - В пять поднимешь меня обратно.
   Эти три часа пролетели как один миг - упал, не снимая ботинок, и тут же тебя вновь трясут за плечо.
   - Бхряплутых, - сказал я.
   - Чего? - брови Петровича поднялись.
   - Уже встаю, - я сел. - Давай, буди остальных, пока я отолью...
   Пять минут на сборы, и мы покинули то место, где ночевали - на завтрак будет время потом.
   - Петрович, вы с Сашкой в ту сторону, Слава и Ипат - в другую. Сигнал помните?
   Мне вместе с Ильей, нашим сапером, предстоит останавливать мины, а другим - нас прикрывать, вдруг в этот ранний час какому идиоту вздумается проехаться по дороге на Богодуховку?
   На дорогу мы вышли там, где она ныряла в ложбину, а обочины густо заросли кустарником. Подорвешь тут машину, и она намертво перегородит путь тем, кто двигается позади, да прятаться удобно.
   Илья работал спокойно и уверенно, я был на подхвате, когда надо, а когда не надо, просто стоял рядом, поглядывал по сторонам и слушал, что происходит в окрестностях. Утренняя прохлада потихоньку уходила, день обещал быть теплым - чуть ли не первый в этом году.
   - Вот и все, - сказал сапер, когда мы замаскировали мины. - Годится?
   За все то время, что мы провели рядом, он произнес всего несколько фраз, и все по делу.
   Иногда за хронической молчаливостью скрывается обыкновенная тупость, робость или неумение общаться, но порой встречаются люди, чувствующиеся себя комфортно именно в таком режиме.
   Илья принадлежал именно к этой категории.
   - Годится, - ответил я. - Уходим.
   В этот самый момент я краем глаза уловил движение на обочине - что-то шевельнулось в тени орешника, там, где ветки сплетались особенно густо. Глянув прямо, я сначала рассмотрел высокого человека в облачении, похожем на монашескую рясу с капюшоном, а моргнув, не увидел ничего.
   Сверху донеслось карканье, и я автоматически, не отдавая себя отчета в том, что делаю, перенесся в голову Снежка. Глазами ворона я различил стройную фигуру, стоявшую там, где сам не видел никого, но фигура эта выглядела странно - окаймленный белым огнем сгусток темноты.
   И в следующий момент пропала и она.
   - Что? - спросил Илья, и я обрушился в собственное тело, как толстяк на диван, так что даже подогнулись ноги.
   Признаваться, что у меня начались видения, я не собирался.
   - Подавай сигнал, - велел я, а сам пошел туда, где стоял высокий "монах": вдруг он оставил следы?
   Сапер поднес ко рту ладони, и прокуковал четыре раза, громко и очень натурально.
   А я тщательно осмотрел участок земли рядом с орешником, но не нашел ничего. Показалось?.. Но как тогда отнестись к тому, что нечто странное одновременно со мной видел и Снежок?
   Или у воронов тоже бывают видения?
   Я встряхнул головой, отгоняя тревожные мысли - об этом я подумаю позже, сейчас есть более насущные дела. Надо устроить засаду, затаиться и ждать, когда в нее угодят собравшиеся в Богодуховку полицаи.
   На то, чтобы собраться и разместиться, у нас ушло пятнадцать минут.
   Трое с одной стороны дороги, трое с другой, гранаты и автоматы наготове, а сами спрятаны так, что и с двух метров неопытный взгляд не увидит ничего, кроме стволов и молодой листвы. Рядом со мной оказался Петрович, а чуть в стороне Илья с сундучком радиовзрывателя под рукой.
   Глупо потратить мину на случайную машину.
   Но для начала нашим глазам явился не автомобиль, а запряженная древней лошаденкой телега. Сидевший в ней дед проехал мимо, покуривая трубку и распевая что-то на мотив вроде "Яблочка".
   Когда с запада донесся гул моторов, я насторожился, зашевелились и мои бойцы.
   Меж стволов мелькнул силуэт тяжелого грузовика, качнулась усиленная бронелистами кабина, за ним показался второй, третий, всего четыре - вот это наши "клиенты".
   Точно вовремя: получите, распишитесь.
   Я поднял автомат, оперся им на заранее подложенный ствол, и приник к прицелу. Первый грузовик съехал в ложбину, взревел двигателем, готовясь начать подъем, и тут Илья нажал кнопку.
   Грохот взрыва ударил по ушам, машину подбросило, на миг она скрылась в облаке дыма. Когда тот рассеялся, оказалось, что автомобиль лежит на боку, искореженный, точно шоколадный батончик, побывавший в руках ребенка.
   Второй грузовик не успел затормозить и со скрежетом въехал в зад собрату, судя по воплю, еще и придавил кого-то. Дважды хлопнула винтовка Славы, и задняя машина осела на один бок, склонилась к обочине и замерла.
   С простреленными колесами далеко не уедешь!
   Донеслись испуганные крики, из второго грузовика начали выскакивать люди в серой форме и характерных фуражках - полицаев на Восточные Территории, как я узнал, алеманы набирали в тех землях, где в нашем мире находилась Польша; хозяев они ненавидели, но еще больше ненавидели и презирали славов, и поэтому жестокостью не уступали СС.
   Я мягко потянул за спусковой крючок.
   Лес огласился треском автоматных очередей, а через мгновение к ним присоединились крики: фашистские прихвостни падали, наиболее сообразительные делали это до того, как в них попали, пытались отползти, укрыться, но пули продолжали лететь, сыпались со всех сторон.
   Оттуда, где укрывался Сашка, одна за другой прилетели две гранаты, и вторая взорвалась очень удачно, под колесами третьей, до сих пор не пострадавшей машины. Выскочивший из нее офицер успел только рявкнуть что-то, после чего свалился с пробитым черепом.
   Молодец Слава, знает, что от него требуется.
   Понемногу началась ответная стрельба, пули засвистели над нашими головами - но лупили полицаи наугад, к тому же руки от них тряслись от страха, наверняка казалось, что лес вокруг кишит партизанами.
   Так что били они в белый свет, как в копеечку.
   Я сменил обойму, но стрелять оказалось не в кого - те, кто покинул грузовики, хорошо попрятались, те, кто остался внутри, не спешили вылезать, и выкурить или выманить их было нечем.
   Но и боевую задачу мы выполнили, настало время уходить.
   Я сунул пальцы в рот и свистнул залихватски, так, чтобы меня услышали и на другой стороне дороги. Затем припал к земле, и принялся отползать в ту сторону, где находилась заранее назначенная точка встречи.
   Мы с Петровичем пробрались туда одновременно, Илья чуть запоздал.
   - Молодцы, - сказал я им. - Отлично справились.
   Мы отмахали сотню метров на юг, к отмеченной большим пнем поляне, и тут встретились с другой троицей. Никто не ранен, вид у всех довольный, у Сашки глаза вовсе выпученные от радости и гордости.
   - Ну чего, всыпали мы им? - спросил Ипат, радист.
   Я кивнул:
   - Всыпали, а теперь исчезаем, как и подобает неуловимым народным мстителем.
   Шутку мою, судя по вытянувшимся физиономиям, никто не оценил, ну да ничего, сам посмеюсь - про себя, тихонько. Громкое карканье оповестило нас, что Снежок держится где-то поблизости, и мы зашагали на север, прочь от дороги на Богодуховку, не забывая петлять и путать следы.
   Полдня на отдых, затем можно заглянуть к ближайшей кладовой, пополнить запасы, чтобы затем двинуться на новое дело.
   Устроились в такой чащобе, куда даже медведи и то опасались забредать, а змеи если и заползали, то по большим праздникам. Тут уж я послал все к чертям и завалился спать, и продрых целых пять часов - настоящая роскошь для бойца диверсионного отряда.
   Когда проснулся, неподалеку потрескивал бездымный костерок, и Петрович помешивал в закопченном котелке.
   - Что это у тебя? - спросил я, садясь и растирая лицо.
   - Супчик решили сварить. Горячего хочется, - сообщил следопыт. - Почти готов. Ипат на связь выходил, передал, что мы сделали, ему в ответ сообщили, что все в норме.
   "Все в норме" означает, что продолжаем действовать по плану.
   Супчик оказался наваристым и вкусным, выхлебали его в один момент, после чего опять превратились в беспокойных странников - около десяти километров до кладовой, затем еще два десятка до новой цели, и доберемся до нее глубокой ночью, если ничего не случится, конечно.
   Не случилось, и мы точно вовремя увидели огни деревни Ивановка, около которой наш взвод не так давно попал в засаду.
   - Тут должны быть алеманы, да и полиция, - сказал я. - Но они нас не интересуют.
   - Тогда кто? - спросил Слава.
   От его вчерашнего недоверия по отношению ко мне не осталось и следа, он смотрел на меня так, как и положено бойцу глядеть на авторитетного, заслуженного командира.
   - Один тип по фамилии Семенюк. Надо показать, что предатели не выживают.
   - Пойдем мы вдвоем, - продолжил я. - Я и Петрович. Вы будете прикрывать. Нашумите, если вдруг понадобится, но отбить нас не пытайтесь, вчетвером все одно не справитесь.
   Если сведения верные, то здесь до сотни врагов.
   Два обученных человека незамеченными проскользнут там, где шестеро, да еще и с грузом, непременно нашумят, а подстраховка со стороны нам не помешает, мало ли как пойдут дела.
   Я избавился от всего, кроме пистолета и ножа, Петрович поступил так же.
   - Ну, двинулись, - сказал я. - Ты, Слава, если чего, за командира.
   - Удачи, - отозвался снайпер.
   Поначалу мы перемещались шагом, хоть и неспешным, и только добравшись до края зарослей, плюхнулись на животы. Двинулись ползком напрямик через поле к крайнему с этой стороны дому, держась метрах в двадцати от обочины.
   Часовой стоял там, где дорога выходила из населенного пункта, его каска поблескивала в свете уличного фонаря. Свету тот давал достаточно, чтобы мы могли видеть силуэт врага, но слишком мало, чтобы алеман сумел рассмотреть что-то уже в десяти метрах от себя.
   Петрович полз впереди, я за ним, обтекая холмики, вжимаясь в ложбинки, огибая лужи - не столько противно намокнуть и испачкаться, это для солдата дело житейское, сколько опасно плеснуть, нашуметь.
   Часовой вел себя нервно, вертел башкой, ходил туда- сюда.
   Один раз уставился вроде бы прямиком на нас, и даже начал поднимать автомат, но затем передумал, на свое счастье. А потом мы и вовсе оказались скрыты забором, и под его защитой вновь поднялись на ноги.
   Дом, что нам нужен, третий с краю, и там должен быть лаз под оградой, если его не засыпали, конечно.
   Имелась, конечно, вероятность, что предатель перебрался куда-нибудь в другое место, но в это слабо верилось. Вряд ли он мог догадываться, что ангелы мести в нашем лице явятся к нему так скоро, и наверняка чувствовал себя в безопасности под охраной алеманнских автоматов.
   Мы перебежали от одного забора до другого.
   Во втором доме, судя по всем признакам, веселились фашисты - слышались звуки игравшего вальс патефона, пьяные выкрики, потом донесся слитный ревущий хохот и отчаянный женский плач.
   Я в бессильной ярости стиснул рукоятку пистолета - наверняка эти скоты издеваются над кем-то, и мы не можем ничего сделать, хотя и находимся в нескольких шагах, а все потому, что у нас другая задача...
   Но ничего, фашисты еще за все ответят.
   Лаз оказался на месте, вот только сунувшийся в него Петрович неожиданно остановился.
   - Что там? - тихо, одними губами спросил я.
   - Колючка, - ответил он. - Верхом полезем.
   Забор невысок, для тренированного человека он не препятствие, лишь бы не нашуметь.
   Мы проверили несколько мест, и остановились на одном, где доски не скрипнут, даже если надавить плечом. Я присел, и в следующее мгновение оказался наверху, на секунду невероятно уязвимый, доступный всем глазам, но тут же скатился на другую сторону, прямо в заросли малины.
   Заболели подживающие синяки, напомнила о себе рана на лбу, но это все ерунда, главное, что тихо.
   Я разглядел обширный огород и задний двор, поленницу под навесом, большой сарай. Через мгновение рядом оказался Петрович, спрыгнувший с забора на четвереньки, как большой и нескладный кот.
   - Куда дальше? - спросил я.
   Следопыт бывал в доме предателя, знает все входы и выходы.
   - Сначала спереди глянем, - отозвался он, и бесшумно пополз сквозь кусты.
   Окна были темны, но из них запросто могли наблюдать, поэтому мы двинулись вдоль забора, по дуге. Оказались рядом с поленницей, ноздри пощекотал запах сырого дерева, свежей стружки, затем я уловил "аромат" навоза.
   Примыкающий к дому участок улицы был пустым и тихим: фонарь светит у того дома, где идет пьянка, часовой остался на околице, другой стоит много дальше, охраняя выстроенные в рядок машины. Оставалось надеяться, что внутри дома нас не ждет сюрприз в виде десятка настороженных полицаев.
   Мы вернулись обратно за дом, к выходящей во двор двери.
   Она, как и следовало ожидать, оказалась заперта, но всего лишь на засов, а справиться с ним - задача не из трудных. Для начала я приложил к щели ухо, чтобы убедиться, что внутри тихо, а потом осторожно просунул туда нож, и принялся неспешно орудовать им.
   Зацепил, сдвинул на миллиметр, потом обратно... зацепил, сдвинул на миллиметр, потом обратно.
   Пришлось прерваться, когда дежуривший у угла дома Петрович вскинул руку. Донесшиеся с улицы звуки сообщили нам, что мимо топает патруль - шаги, отрывистые фразы на немецком, смешок.
   Алеманы прошли в одну сторону, затем в другую, а я продолжил свое занятие.
   Вскоре засов целиком ушел из петли, и я приоткрыл дверь - для начала на несколько миллиметров, чтобы убедиться, насколько скрипят петли, и проверить, нет ли ловушек.
   Обычного ведра на растяжке хватит, чтобы поднять переполох.
   Но обошлось, и мы проникли внутрь, две очень тихие, опасные и сердитые тени. Выждали немного, убедились, что все в порядке, и Петрович повел меня по дому, прямо к спальне предателя.
   Тот, к счастью, живет один, так что никто невинный не пострадает.
   Совесть Семенюка не мучала - он спал без задних ног, да еще и похрапывал время от времени.
   - Вот сука, - сказал Петрович. - Давай будить?
   Убить этого гада можно хоть так, но подонок должен узнать, кто и за что лишил его жизни.
   Я кивнул:
   - Давай.
   Я зажал Семенюку рот, Петрович уселся на ноги, и через мгновение предатель забился, пытаясь вырваться - тщетно, нас все же двое, а он хоть мужчина и крупный, но в основном за счет жира.
   - Ну что, гнида? - я смотрел прямо в белые от страха глаза предателя. - Молись. Приговорен ты к смерти за то, что совершил, и мы этот приговор приведем в исполнение. Прямо сейчас.
   Он задергался, попытался что-то сказать, даже укусил меня за пальцы.
   Петрович нанес удар ножом, очень быстрый и аккуратный, кровь хлынула на одеяло. Осталось сделать еще одно дело - оставить памятку, чтобы никто не усомнился, кем и за что был убит этот тип.
   Для этого у нас есть еще в лагере отпечатанная бумажка: один и тот же краткий текст на двух языках, а внизу герб - Георгий Победоносец разит копьем змея, похожего на поросшую зеленой плесенью колбасу.
   Чтобы уж никто не усомнился, что это рука Москвы... несуществующего города.
   Обратный путь оказался намного легче, поскольку двигались мы проторенным путем. Встретили нас одобрительными возгласами, меня похлопали по плечу, и мы зашагали прочь от Ивановки.
   Очередной сеанс связи на рассвете, и до него надо убраться подальше.
   Пусть фрицы, с утра обнаружив мертвого пособника, поищут следов да побегают вокруг деревни.
   - Слушай, Артем, а кто ты такой? - спросил Слава, когда мы остановились передохнуть, и я разрешил покурить.
   Я едва не выронил сигарету:
   - В смысле?
   - Ну, ты воюешь так, что сразу видно - делал это раньше, но Сибирское ханство давно ни с кем не враждовало. По всем повадкам и разговору ты слав, причем московский, но ты не знаешь окрестностей, и тебя никто не знает, - на каждое предложение у нашего снайпера приходился загнутый палец, а остальные бойцы вслушивались в наш разговор, хотя делали вид, что заняты чем-то своим. - И еще эта птица твоя, я никогда не слышал, чтобы взрослый ворон так себя вел, если только с детства его к человеку не приучать. Удивительно, да?
   Вот и разбилась вдребезги сочиненная для меня легенда.
   Правду знают только Княгиня, начштаба и командиры рот, а остальным лучше пребывать в неведении.
   - Хм, ядрен батон, нуу... - протянул я. - Скажем так, я очень далеко от дома.
   "Насколько далеко, вы даже представить себе не можете" - добавил про себя.
   - Я доброволец, и хочу, чтобы враг убрался с московской земли, - вот тут я душой не покривил, то, что немцы, пусть даже здесь они называются немного иначе, хозяйничают в центральной России, корежило мне душу. - Большего сказать не могу.
   - Видно ты потомок тех, кто эмигрировал, - подал голос Саша, - сто лет назад. Колонии наших много где есть, я слышал, и воюют в той же Южной Америке постоянно...
   Это объяснение он придумал для себя сам, и остальных, более опытных и вдумчивых, оно устроить не могло. Но Слава промолчал, и никто больше не задал мне ни единого вопроса - бойцы поняли, что сегодня от меня они более ничего не узнают.
   На рассвете Ипат пустил в действие рацию, мы обменялись кодовыми сообщениями со штабом отряда. Нам сообщили, что алеманы со всех сторон начали активные действия, и что сегодня главная задача - сохранить силы, людей и не попасть врагу в лапы.
   Ну что же, отлично, для нас это значит отдых.
   Мы забрались поглубже в лес и устроились на дневку.
   Насколько это глухая чаща, я понял, когда на нас неожиданно вышел медведь. Замаскировались мы отлично, и зверь заметил людей, когда расстояние сократилось метров до пяти.
   От неожиданности он встал на задние лапы, а передние выставил перед собой, как боксер.
   - Не стрелять! - приказал я - лишний шум нам сейчас совершенно ни к чему.
   Осталось либо ждать, пока медведь уйдет сам, либо пустить в ход мои новые способности... я никогда не испытывал их на животном больше собаки, и не был уверен, что справлюсь со столь крупным зверем.
   Холодок в затылке, похрустывание внутри черепа, и я смотрю на себя со стороны. Отмечаю, что подбородок мой покрыт рыжеватой щетиной - в этом мире я еще ни разу не брился!
   - Ррррыыы, - вырывается из оскаленной пасти, когда я пытаюсь передать медведю свое желание.
   Он голоден, и не понимает, почему не может напасть на этих людей, что ему мешает. Зверь борется, я давлю, и одновременно вижу, как мое человеческое лицо бледнеет, глаза стекленеют.
   Да уж, это вам не крысу уболтать...
   Но царь природы есть царь природы, и медведь, еще взрыкнув напоследок, опускается на четвереньки и трусит прочь. Ну а я возвращаюсь в собственное тело, и очень вовремя, успеваю выставить руки, и падаю на них, а не мордой в грязь, что было бы очень неприятно.
   - Ты чего? А? - донесшийся сверху голос принадлежит Петровичу.
   Я мотаю головой, будучи не в силах ответить - устал так, словно таскал этого медведя на руках по всему лесу, да еще и пел ему колыбельные песни.
   - Нормально, - удается мне наконец-то выдавить из себя. - В порядке я.
   Но мне не верят, помогают подняться, укладывают на расстеленную плащ-палатку. Ипат, покряхтев, вытаскивает из вещмешка фляжку, и в ней оказывается даже не самогон, а чистый спирт!
   После пары глотков я очухиваюсь, только говорить пока не могу, мешает обожженная глотка.
   - Командир, а ты с этим медведем разговаривал? - спросил меня Сашка. - Я видел.
   Все-то он видел, и даже беседу нашу подслушал, наверное.
   - Конечно, а как же? - ответил я, немножко продышавшись и закусив сухарем. - Передал привет от знакомых топтыгиных из южноамериканских лесов, он и решил, что жрать нас нельзя, кореша все же. Побег за пивом, скоро притащит.
   Сашка нахмурился, пытаясь сообразить, издеваются над ним или как, а я поймал косой взгляд Славы - да, в этом мире много всего чудного, но чуваки, умеющие базарить с медведями, в набор обыденных чудес не входят.
   В отличие от тех же ходячих мертвецов, например.
   Обещанные штабом алеманы проявили себя во второй половине дня - Петрович насторожил уши и заявил, что к нам приближается чужой отряд. Мы успели хорошенько укрыться, и тут выяснилось, что слух следопыта не подвел - меж стволов показались несколько человек в маскировочных пятнистых накидках.
   Они прошли чуть в стороне от места нашей стоянки, но даже наткнись на нее, отыскали бы лишь медвежьи следы.
   - Это только разведка, - сказал Слава, когда фашисты исчезли из виду.
   - Тогда перебазируемся, - решил я, мы быстренько взяли ноги в руки и были таковы.
   Через час неспешного хода Петрович снова начал беспокоиться, а вскоре и я уловил стук, с каким топор врезается в ствол дерева.
   - Так, останавливаемся, - распорядился я. - А ты на разведку.
   Вернулся следопыт быстро, но зато приволок целый мешок плохих новостей - впереди алеманы, причем устраивают лагерь прямо посреди леса, чего раньше себе никогда не позволяли.
   - Серьезно за дело взялись, - покачал головой Слава. - Может, пощиплем их?
   - Сегодня не стоит, - ответил я, и мы сменили курс, уклонились немного к востоку.
   Вскоре стало понятно, что сделали мы это зря - уперлись в дорогу, по которой чуть ли не сплошным потоком шли машины и бронетехника, и это по обычному проселку, где один автомобиль в день уже за праздник.
   Обочины прочесывали усиленные патрули, и стреляли они на каждый шорох.
   - Отходим, - приказал я, когда пущенная наугад очередь прошла над нашими головами.
   Мы отползли, но не успели подняться на ноги, как Петрович предостерегающе вскинул руку. Проклятье, там, где мы проходили всего пятнадцать минут назад, тоже объявились фашисты, и топали они прямо на нас.
   - Давай туда, - сказал следопыт, указывая в ту сторону, где заросли были погуще. - Там овраг должен быть.
   Овраг действительно нашелся, даже скорее ложбинка, и когда мы набились в нее, там стало тесно. Просидеть в этом ненадежном укрытии пришлось до самого вечера, причем даже не просидеть, а пролежать, не высовывая носа и не поднимая головы - алеманов вокруг топталось столько, будто мы попали в центр Берлина.
   Ревели моторы, слышались команды и хруст сухих веток под ногами.
   Дважды патрули проходили так близко, что я думал - все, придется стрелять, а затем пытаться как-то вырваться ну или в самом худшем случае продать свою жизнь подороже. Но в первый раз алеманов отвлек Снежок, ухитрившийся сесть одному из фрицев на каску, во второй нам тупо повезло, поскольку фашист остановился помочиться едва не на ногу Илье.
   Ничего, обошлось.
   Когда начало смеркаться, я с облегчением вздохнул.
   - Потише становится, - рискнул заметить Сашка, за что получил от Петровича подзатыльник.
   Следопыт лучше нас слышал, что происходит вокруг, и знал, где враг.
   Сам он подал голос, только когда далеко вверху между деревьев блеснула первая звездочка.
   - Вот теперь можно попробовать, - заявил Петрович. - Дорога вроде опустела. Двинулись?
   - Давай, - не стал спорить я, и первым выбрался из опостылевшей ложбины.
   Видно было метров за тридцать, зато в вечерней тишине звуки разносились далеко-далеко. Казалось, что мы топаем, как орава подкованных слонов, хотя двигались ничуть не более шумно, чем обычно.
   Патрули больше не ходили, зато откуда-то тянуло дымом.
   - Стоим, - прошипел Петрович, когда нашим глазам предстала дорога, а через мгновение я и сам рассмотрел спрятанную в зарослях на противоположной обочине машину.
   Темный, угловатый, угрожающий силуэт, поменьше танка, но и не грузовик.
   - Вер да? - донеслось из мрака.

***

   Майор Крам таращился на Генриха с еще большим страхом, чем в прошлый раз. Причину этого понять было очень просто - на этот раз вайсфюрер специальной исследовательской группы "Торен" привел в здание коломенской комендатуры даже не "гальванизированных" бойцов.
   Два существа, стоявших за спиной Якуна, были известны под кличкой "Гончие". Слышали о них все, но мало кто видел их в действии, особенно здесь, на Восточных Территориях.
   - Надеюсь, вы никого больше не держали в той камере? - спросил Генрих.
   - Никак нет! - выпалил майор.
   - Очень хорошо, тогда проводите нас туда.
   - Так точно! - комендант едва не подпрыгнул, затем развернулся и деревянной походкой зашагал по коридору.
   Якун двинулся следом, и оглянулся, не уловив никаких звуков - нет, вот они, Гончие, держат дистанцию, просто перемещаются эти существа, совершенно не производя шума.
   О том, что Гончих предоставят в его распоряжение, вайсфюрер узнал вчера утром, когда ему позвонил сам директор Виньярски. Через сутки Генрих встретил на вокзале охраняемый особенным образом вагон, после чего стал обладателем уникального для Рейха, да и для всего мира оружия.
   Изготовление Гончих обходилось безумно дорого, а сложный и долгий процесс заканчивался неудачей в четырех попытках из пяти, так что Алемания располагала всего десятью парами таких существ.
   Оставалось утешать себя лишь тем, что больше никто не сумел создать ничего подобного.
   Они спустились в подвал, и трясущийся тюремщик, одноглазый и сутулый, суетливо отпер камеру. Якун брезгливо поморщился от хлынувшей в коридор вони, и отступил к грязной стенке, стараясь к ней не прикоснуться.
   - Тот, кого вам надлежит поймать, находился здесь какое-то время, - сказал он, глядя в синие-синие, без белка и зрачков, глаза правой Гончей, точно такие же, как у левой.
   Разницы, к кому обращаться, нет, эти двое все равно что одно существо.
   - Вы должны "зафиксировать" его, прежде чем отправляться на охоту, - продолжил Якун.
   Правая Гончая кивнула, то же движение повторила левая.
   Внутри их голов находились человеческие мозги, но сильно усовершенствованные и неизбежно изуродованные, и поэтому думали эти существа вовсе не так, как люди, и логика у них была своя.
   С общепринятой она совпадала далеко не всегда.
   - Мы сделаем это, - проговорила левая Гончая, и голос у нее оказался писклявым, почти детским.
   Вот единственное отличие, правая обладает глубоким басом.
   Гончие переглянулись, между ними состоялось нечто вроде безмолвного диалога, и они двинулись вперед, более одинаковые, чем любые близнецы, и безупречно угрожающие в каждом движении.
   Генрих прекрасно знал, что контролирует этих существ полностью, что они выполнят любой его приказ, пока рядом нет офицера СС более высокого ранга, но все же он тоже чувствовал страх. Боялось его тело, научившееся чуять опасных хищников еще с тех пор, когда предки человека сидели на деревьях, а внизу рыскали львы, тигры, а может и динозавры.
   Со своего места он мог видеть, что происходит в камере.
   Гончие обследовали помещение, одна ползала по полу, другая обнюхивала топчан. Носы у них работали как у настоящих собак, руки двигались, словно ощупывали нечто невидимое.
   - Как... как они функционируют? - спросил майор Крам, подобравшийся к Якуну бочком.
   - Если бы я даже имел право сообщить вам это, то не стал бы этого делать, - холодно ответил вайсфюрер, и комендант решил, что больше вопросов задавать не стоит.
   Еще один диалог без слов, и уже обе Гончие опустились на четвереньки, уткнулись носами в пол. В один мин Генрих готов был поклясться, что на бесстрастных лицах появилось даже не удивление, а его смутная тень, но оно сгинуло так быстро, что вполне могло и показаться.
   - Высокий, плотный, волосы светлые, глаза светлые, - сказала писклявая Гончая, поднимаясь на ноги.
   - Верно, - ответил Якун.
   Он беглеца не описывал, изображений его не показывал, их просто не было.
   - Пахнет странно, очень чужеродно, - добавила басовитая, подползая к стене. - Частично вот так...
   Рука ее дернулась, по локоть вонзилась в стену - Генрих не сразу сообразил, что она просто ушла в дыру между плинтусами - а когда вернулась, то в обманчиво хрупкой ладони оказалась зажата пищащая крыса, большая и серая, с отвратительным голым хвостом.
   - В смысле? - Якун нахмурился, ударил себя стеком по голенищу.
   Что беглец пахнет чужеродно, это понятно, не зря его приволокли из другого мира, но при чем тут крыса?
   - Нет ответа, - одновременно произнесли обе Гончие, а басовитая откусила крысе голову и принялась жевать.
   Желудок майора Крама, судя по звукам, попытался избавиться от содержимого, но комендант проявил достойную алеманнского офицера выдержку и справился с собой, хоть и посерел.
   - Мы готовы, - сказала писклявая, когда ее напарник бросил безголовый трупик и встал с коленей.
   - Тогда отправляйтесь, - Генрих и не пытался скрыть облегчения.
   Находиться рядом с этими существами было жутко... как только справляются ученые и офицеры, что проектируют, изготавливают Гончих, а потом поддерживают их в рабочем состоянии?
   - Нам нужно знать, куда доставить объект, - вступила басовитая.
   Якуну очень хотелось вернуться в Новый Берлин, и он мог назвать Черный Дом, но его останавливала мысль о том, что в этом случае Гончие потащат нужного "Торену" человека через половину гау, а затем и через город, и увидит это не одна сотня, а то и тысяча человек...
   - Приведите его сюда, в комендатуру, - сказал Генрих. - Живым.
   Придется несколько дней пожить в Коломне, воспользоваться гостеприимством майора Крама. Кахтель должен справиться со всеми текущими делами, если не вылезет ничего срочного и сверхсложного.
   Но пока не вылезло, думать об этом бессмысленно.
   Гончие переглянулись и, одновременно кивнув, направились к выходу из камеры.
   - Ну что же, теперь нам остается только ждать, - Якун повернулся к коменданту. - Надеюсь, у вас найдется для меня жилье?
   И выразительно ударил стеком по голенищу сапога.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"