Никто не может себе представить, как ужасно быть маленьким и слабым. Всего боишься и знаешь, что в жизни наступает белая полоса только тогда, когда тебя никто не замечает. А ему было страшно постоянно, с самой школы. Вдруг изобьют товарищи, узнав, что по его вине факультет потерял баллы, или высмеют за дурацкую привычку поднимать верхнюю губу и шмыгать носом.
Поэтому он тихой тенью таскался за компанией воображалы Поттера. И все равно боялся. Боялся вовремя не восхититься очередным его трюком или не засмеяться в нужный момент, чтобы не потерять расположение этого задаваки.
Он держал рот на замке, хотя ему тысячу раз хотелось при всех показать пальцем на Ремуса, сказав, кто тот есть на самом деле. Просто так, похвастаться, что он знает то, чего не знают другие. Но кто его поймет, этого оборотня? Питер никогда не доверял ему, особенно когда они вчетвером коротали время в Визжащей Хижине.
Он никогда не смотрел в глаза Сириусу - опасался. Однажды, еще в начале знакомства, Питер глянул в них, и тут же отвернулся. Прямой и открытый взгляд почему-то смущал его, заставлял чувствовать себя жалким и виноватым. Это было неприятно.
Но больше всего Питер боялся оказаться один, без защиты, без той стены, за которой можно укрыться при первых признаках тревоги. Он понял это еще на первом курсе, когда к нему подошел какой-то взрослый слизеринец и потребовал карточку из только что открытой шоколадушки. Питер протянул было руку, не смея сказать ни полслова против мощного кулака, сунутого под нос, но в этот момент из-за угла вывернула парочка темноволосых ребят, его сверстников. Они потащили Питера с собой, сделав вид, что рядом нет абсолютно никого, а один из них еще повернулся и показал кулак опешившему хулигану.
Это было очень удобно - знать, что в любую минуту тебе окажут помощь. Мог ли он сам предложить ее? Он никогда об этом не думал. Его роль была определена изначально - зеркало, которое постоянно имелось под рукой, и в которое можно было увидеть себя в лучшем свете. Джеймс видел там первого во все времена ловца, Сириус - блистательного оратора, не лезущего за словом в карман, и к тому же очень привлекательного, Ремус... Ремус, пожалуй, единственный, кто мог бы понять Питера, и в чем-то они были даже похожи. Но тот был оборотнем, а оборотням, как известно...
И анимагическая форма у Питера вышла какая-то... ничтожная. Крыса - животное, на которое сам Питер в детстве смотрел с отвращением. Голый, противный хвост, постоянно подрагивающий нос, растопыренные лапки. Вторая внешность вызывала у него обиду. Когда они превратились первый раз, Питер снизу вверх смотрел на лохматую собаку и ветвисторогого оленя, не сразу поняв, почему они так нависают над ним. Большие красивые животные. Он тоже должен был превратиться в кого-то благородного, вызывающего уважение или хотя бы одобрение. Но крыса! И Сириус подлил масла в огонь, подмигнув Джеймсу после возвращения в первоначальное состояние, мол, теперь бы не раздавить малыша Петтигрю.
Он вечно плелся в хвосте, не поспевая своими коротенькими лапками за мощными скачками трех крупных зверей. И те снисходительно поджидали его. От этого Питер казался сам себе еще меньше и незначительнее. И он еще больше ненавидел оборотня, из-за которого приходилось терпеть столько унижения и всегда лезть первым под беспощадную Дракучую Иву, хлеставшую по земле узловатыми ветками, и однажды чуть не прибившую тщедушное тельце крысы. Ненавидел Сириуса за то, что тот иногда сажал его на свою широкую черную спину, чтобы побыстрее добраться до Дракучей Ивы, и мчался вперед, отчего у Питера потом резало глаза и болели уши. Ненавидел Джеймса за гордую посадку головы и за то, что даже в зверином облике он всегда шел впереди всех. Но отказаться от покровительства было выше его сил.
В редкие минуты, когда они вчетвером сидели в гостиной около камина и строили планы на завтрашний день, ему казалось, что все-таки они были его друзьями, и крупицы совести гнали кровь к голове. Но на самом деле он всегда знал, что друзей трое, а не четверо. Друзья не болтают втихаря с ненавистным сальноволосым слизеринцем в школьном подземелье, прикрывая рот ладошкой после того, как с языка сорвалось слово "оборотень". Друзья, окончив обучение, не тратят недели на слежку за ним же, чтобы случайно попасться на глаза, когда у того на предплечье загорится Метка. Друзья не рассыпаются пылью под ногами злейшего врага всего волшебного мира, дрожа, но выполняя приказы, и не застывают от одного лишь холодного взгляда, как от Империо. Друзья не проявляют чудеса ораторского искусства, чтобы убедить молодых родителей поменять планы, заменив Хранителя их малыша.
Страх, вот неизбежный друг и враг жалкой крысы. Страх перед расплатой за предательство гнал Питера на поиски Сириуса, чтобы подготовить ловушку для него, чуть не сошедшего с ума после гибели лучшего друга. Страх позволил тщедушному человечку пересилить боль, когда он был вынужден отрубить себе палец, чтобы случившееся выглядело как можно правдоподобнее. Страх заставил его забыть тот страх, что он испытал на крохотном клочке большого города.
Тогда не пришлось выдавливать из себя насильно слезы, они непроизвольно текли по пыльным щекам, оставляя горячие соленые дорожки. Внутри все щипало: от сожаления к самому себе. Он запутался, все были виноваты в том, что случилось. А он был слаб, никогда не мог сопротивляться.
После взрыва асфальт вокруг воронки дымился и был испещрен мелкими дырочками, словно пемза. Впервые в жизни Питер ощущал, как хорошо быть крысой. И он скрылся под ворохом одежды, вымазанной собственной кровью. Дырочки резко стали большими, и Питер, семеня и припадая на искалеченную лапку, заковылял подальше от хохочущего Блэка, криков набежавшей толпы и горы трупов. Подальше от страха. И больше никогда не попадаться никому на глаза.
***
Через несколько лет Питер тихонько посапывал, шевеля усиками, на коленях рыжего мальчишки и наслаждался спокойствием. Ведь не может же страх продолжаться вечно?