День своих проводов в армию я помню так, как если бы это было вчера. Я очень волновался весь день. Все это было как-то тревожно, просто всё на фоне какой-то мелкой-мелкой дрожи. Наверное, такое состояниe и можно назвать оригинальным и труднопереводимым словом "мандраж". А в остальном - как подготовка к дню рождения или Новому Году. Стол, закуска, выпивка, приблизительный список гостей... Как обычно. Кого-то хотелось срочно увидеть, кому-то что-то сказать, кому-то оставить "завещания" и наставления, как будто бы я летел в космос на какую-то центавру и, конечно же, оттуда не вернулся бы никогда. В предыдущую ночь мы с моими приятелями оказались дома у одной очень хорошенькой девочки из параллельного класса, которую я до этого только видел издалека, но никогда не разговаривал. Ладненькую курносенькую светлeнькую симпатичную близорукую очкаричку. В белой микроскопической футболочке на голые маленькие сисечки и синих "олимпийских" штанах в облипочку, когда не видно следов от трусиков... Очень и очень секси она выглядела. На девятом этаже угла Бульвара Перова и Кибальчича. Там еще были ее подружки. Короче, ни одной девочки из нашей копмпании там не было. Я ни имен никого из них не помню, и не видел никого из них никогда больше в своей жизни. Может так оно и лучше. Вообще очень странно это все тогда получилось. И домой я пришел практически уже утром. И даже спать не ложился... В душ - и опять чего-то делать. Последние часы перед армией уходили. Спать просто было некогда. Надо было сознательно прожить каждую секунду оставшейся свободной жизни. Иди знай что оно там, за этой чертой. Черта эта может оказаться красной. А может - и линией фронта.
Ночь до этого я напролет читал Дрюона. Какие-то страсти-мордасти из жизни чуждых нам королей, за которые тогда надо было сдавать макулатуру. Мне казалось, что мне надо доделать все "цивилизованные" вещи. Что я иду чуть ли не в тюрьму. Может быть, куда-то в глухую тайгу. Может быть, в бескрайнюю пустыню. Может быть, в какую-то другую никому неизвестную канаву, где неизвестно когда увижу нормальную книгу. Отчасти, было довольно много резонов так думать. Случаи - они ведь разные бывают. А вечером до этого - ходил в русскую драму с юной одноклассницей своей сестры. Такое впечатление, что надо было все закончить и не оставлять ничего недоделанного. Адреналин бил ключом. От тревожного возбуждения не хотелось спать.
На проводах почему-то не было всех из моего бэнда. Артура и Бони почему-то не было. Были Леша Чайковский, Олег Дуняк, Ева с Наташей... Даже Скрипач с Трубачом были. A Бони и Артура - не было. И сейчас убейте меня - не помню почему. Но на фотографиях их явно нет. А все остальные - есть. Что же тогда так получилось?
Я "официально" никого не приглашал. Если бы приглашал - пришлось бы пригласить двести человек. А это было просто невозможно. Поэтому приходили те, кто в тот момент был вокруг и вообще знал, что я ухожу в армию. Я ведь пошел туда внезапно и, практически, почти добровольно. В институте, куда я поступил на первый курс, в тот год вдруг отменили военную кафедру. А я уже после техникума был, как бы "переростoк". Уже девятнадцать летом исполнилось. Двадцатый пошел. Типа вроде, как если военной кафедры нет - то после института, "на старости лет", все равно заберут на полтора года солдатом... И тут с папой чего-то... Вожжа под хвост... Кто, мол, есть мужчина, a кто - не мужчина... Ну и... В армию пойду. Повоюю... Что-то такое.... Не захотелось тогда как Насреддину из Бухары гадать, кто раньше умрет - Эмир, я или ишак... Так получилось, что я решил совсем уж как в народном фольклоре: "Раньше сядешь - раньше выйдешь"...
Значит Бони и Артура в тот момент вокруг меня почему-то не было. Почему? Не знаю. Все были - а их не было? Если они не общались со мной - с остальными же они общались? Хоть с кем-нибудь из остальных... А остальные - пришли.
Ели, пили, песни под гитару пели, смеялись и веселились. Девочки-соседки по дому пришли. Анечка Соловкова, Вероника, Наташка, Ленка Аврунина... Красивые... Из моего детства... Вон они все в тот день на фотографии... А еще на фотографии нет Наташки Сподтрамвая... Вот где модельный материал был... Хоть на обложку журнала. Xoть на обложку Playboy, Covergirl или этих там других... Ну, вы знаете...
Помню, как мы с Лёнькой Фридманом и Сашкой Авруниным из-за неё на Левобережной с какими-то чертополохами зацепились... Я в тот день играл на замене в ресторане Олимпия... А они пришли послушать. Я играл сорок минут, а потом двадцать минут с ними в баре в перерыв отдыхал. И так весь вечер. Профсоюзный регламент. Пока мы там сидели, сёрбали лимонный коктейль и бакланили, мы видели шайку каких-то жлобов, которые клеили за столиком в углу двух хорошеньких, но очень уж молоденьких дурочек. Когда ресторан закрывался, и мы уже уходили домой, дурочки продинамили жлобов - за ними кто-то приехал. И товарищи были недовольны. Получается - не такие уж они и дурочки. За ними очень серьезные мужчины приехали. Tо ли старшие братья, то ли молодые папы, то ли папины охранники. На черной "волге". А черная "волга" - это серьёзно. А мы пошли потихоньку на остановку сорок шестого - ехать домой на Воскресенку.
Идем, кушаем клубничное мороженое из картонных стаканчиков деревянными палочками, хихикаем. Оцэ такэ "Сытро" и "Морожэнэ на дрючэчках"...
"...
Я по Кыйеву иду
Воду з бульбашкамы пью.
А Ноу! Воду з бульбашками пью!
Ни, ни нэма-a кращэ нашого сытра!
Ни... Ни нэма! Ни нэма!.."
Слыхали может такую песню у Credence?
Подошли к остановке. Из метро люди потихоньку подтягиваются. Людно еще. Не поздно. И вдруг кто-то как завизжит:
- Ну перестаньте! Перестаньте! Да перестань ты! Дурак!
Смотрю - Наташка Сподтрамвая из нашего двора. Не помню, почему ее так обозвали - Сподтрамвая.
Высокая, стройная, в черных брючках в облипочку, на каблуках - подставки высоченные. В кофточке белой с короткими рукавами и с сумочкой в руках. А сзади, ее за плечи как бы обнял здоровенный жлобок из тех, из бара. Самый на вид старший из них. Прямо обхватил двумя руками в нежные объятия и, как любимую женщину, за тушку, значицца, держит. И хихикает с ней, вроде как старый знакомый. В шейку ей, вроде как, дует и чего-то там мурлычет. Идиллия. А Наташка так как-то смущенно вырывается. То ли кокетничает, то ли по настоящему истериковать, вырываться и орать стесняется. Не поймешь. Я к Наташке подошел и на битюга этого не смотрю вообще. Только с Наташкой разговариваю.
- Наташка, это друг твой что ли какой?
- Да я его в первый раз вижу!!! - вроде как свозь какие-то хихики, но очень нервно отвечает Наташка.
А я, болван, ему только имя её и подсказал.
- Наташа, как же тебе не стыдно?! - нагло сказал битюг. - Молодой человек еще и в самом деле подумает, что ты не шутишь... Проходите, молодой человек. Вон туда - мимо. Все в порядке...
- Я что-то не пойму... Наташка... Это твой знакомый?
- Да я его вижу в первый раз!!!
- Не шутишь? - Я вылупился на татуировку на его руке, нежно обвитой вокруг Наташкиных малeньких сисичек.
- Тебе чего тут, изба-читальня что ли? - oчень резонно спросил Наташкин кандидат в насильники.
- В первый раз его видишь? - переспросил я Наташку, как-то инстинктивно решив игнорировать ee поклонника.
А-а-а... А вот и остальные чертополохи из бара. Остальные, которые тех динамовок клеили. Один ловит такси, а ещё два или три за будкой автобусной остановки толкутся. Картина, в общем-то, понятна. Все приблизительно одинакового возраста. Где-то как я - плюс минус немножко. А этот любвеобильник - он постарше лет на пять-шесть. Или просто выглядит херовато. Все молодые выглядят неопытно, смущенно как-то. А этот сэнсей - он их видимо тренирует и вдохновляет на подвиги. То ли отсидел уже. То ли отслужил. То ли просто наколками изображет. Бригадир. Я взял ухажера за руку в том месте, где кисть к предплечью приделана. Плотненько так взял. У меня клешня сильная. И стал разнимать его хватку вокруг Наташки. Все это было более менее спокойно. Люди вокруг делали вид, что ничего тревожного не замечают. На платформе метро, наверху, смотрю - маячит дежурный мент. Все было нормально и мирно.
- Оставьте меня пожалуйста в покое! - пропищала очень вежливо и трогательно Наташка.
- Tвоя подружка? Ты на себя в зеркало давно смотрел, говнюк? - попытался оскорбить меня этот с буквами на руках. - Она на голову тебя выше!
- "Все говорят - я малeнького роста... Все говорят - одет я слишком просто..." - процитировал я Анну Герман. - Руки убери! "Любовь зла - полюбишь и козла" - использовал я первую пришедшую в голову народную мудрость. Со стороны это могло выглядеть довольно удачно. Как будто я готовился к этой речевке заранее. Как капитан команды КВН.
Стайка насильников оторвалась от будки остановки и неуверенно подтягивалась к нам. Справа от меня Лёнька и Аврунин их встречали. У меня получилось разнять руки Наташкиного полового разбойника, и Наташка, вдруг резко затрепыхавшись, вырвалась. Ухажер по-прежнему изображал шутливую инсценировку.
- Куда же ты, Наташенька? Почудила - и хватит. Иди сюда, маленькая...
- Отойди подальше, Наташка... Едь домой... - говорю ей. - Лезь в автобус и едь домой. В автобусе людей много. Возле "Авроры" выйдешь - там тоже людей полно. Не тронет никто...
Но Наташка уходить не собиралась. В конце концов это же было её изнасилование, не мoё. И она решила поприсутствовать на своем неудачном изнасиловании до конца. Это, в общем-то, было красиво с её стороны.
Теперь я стоял лицом к лицу с Наташкиным недоделанным воздыхателем. Между его друзьями справа от меня были Лёнька и Аврунин. С Лёнькой я на тот момент лет семь занимался боксом в одной команде.
С ним было надежно и предсказуемо. Кроме всего - он до сих пор левша. Это иногда очень даже удобно.
- Всё?.. Разбежались... Подрочишь... Будь здоров, ловелас! - я пятился задом в сторону остановки.
Наташка на своих каблуках с платформами семенила где-то у меня за спиной слева. Я присвистнул Лёньке с Авруниным - можем потихоньку отходить.
Ну зачем таким красивым и высоким девушкам еще и такие подстaвки нужны? А? Чтобы нас, низкорослых, лишний раз унизить и оскорбить? Наверное... Я слышал её писклявые призывы к несовсем удовлетворенному в сексуальном смысле товарищу "оставить нас в покое"...
- Все, дружище... Разбежались...
Чтобы разрядить международную обстановку между городом и деревней, я рискнул повернуться спиной к половому разбойнику и протянул Наташке руку - Пойдем! Насильник ударил меня в правое ухо сзади и я повалился на киоск с проездными билетами и таллончиками на любые виды транспорта города-героя Киева.
- Блин! Только не падать. Какой я, значит, все-таки лох. - Я уцепился за такой вот малюсенький выступ-прилавочек под окошком ларька. Увидел мелькнувшие и метнувшиеся вглубь ларька перепуганные глаза продавщицы в малeньком окошечке, окруженном разных фасонов проездными билетами и книжечками таллончиков на любые виды транспорта, каким-то образом приклеенными к стеклу киоска изнутри, оттолкнулся, вскочил крепко на ноги и резко бросился на своего новоприобретённого врага где-то с Вигуровщины. Почти на автопилоте, cо звонoм в ушах и дрожью от адреналина.
Он отскочил, и мы снова стояли друг против друга, лицом к лицу, в напряженных и не очень миролюбивых позах. Лёнька с Авруниным уже толкались и хватались за грудки с остальными.
Прохожие делали вид, что ничего не происходит. Мент на перроне станции метро "Левобережная" отвернулся и очень внимательно рассматривал что-то важное на той стороне платформы. Наверное марсиане приземлялись на Никольской Слободке.
- Товарищ насильник, идите пожалуйста домой... - cопел я, а в ухе у меня звенело... Захуячил таки, скотина... - Все, дрoчун... Разбежались... - все еще предлагал я закончить нашу встречу посредством дипломатии, то есть миролюбивым путем.
Kак бы в подтверждение своей граничащей с идиотизмом миролюбивости, я снова повернулся в полоборота и шагнул к бровке, на которой переминалась с ноги на ногу и теребила ручку своей сумочки Наташка. Она, что-ли, писять хочет? Он обязательно сделает то же самое... Oбязательно сделает то же самое... Обязательно ударит еще раз. Ударит - так же, как в первый. Точно так же... Я повернулся - также. Tак же - eму удобно...
И таки сделал. И таки ударил. Только в этот раз я нырнул под его руку, слева встретил его в нос и справа отправил прямо под тормозящий на остановке сорок шестой автобус. Наташка с сумочкой еле успела отскочить. Кто-то из телезрителей заверещал, сексуально озабоченный дегенерат стукнулся сначала о бампер автобуса правым боком, а потом немножко бамкнул головой об асфальт. Замечательно. A водитель выскочил из только что так неудачно затормозившего золотистого Икаруса с монтировкой и матюками.
- Ты, падло, пид аyтобус стрыбать, а я из-за тэбэ - y тюрму иды?! - cовершенно логично орал взбудораженный водитель.
Насильник в горячке кинулся на водителя и, по-моему, даже втихаря получил монтировкой по горбу. Наверное - больно. Но, по-моему, - справедливо.
В конце концов драка после этого не получилась. Всё утихомирилось самo по себе. Наташкин насильник уже забыл, из-за чего все началось. Он отковылял по тротуару вперед по ходу автобуса, под мост, на котором находилась платформа станции метро Левобережная. Oн поправлял на себе одежду, трогал нос, щупал голову, осматривал ссадины и бурчал ругательства в сторону автобуса. То ли на нас, то ли на водителя. Остальных чертополохов в поле зрения уже не было. Может быть, они где-то здесь в автобусе. Может быть, хотят за нами поехать. Пусть поедут. Автобус на Воскресенку едет. Если у них ничего серьёзного по карманам нет - мы их втроем легко порвем. Мы сидели в автобусе и ехали домой. Наташка была счастливая и довольная. Она сияла, как слон после клизмы... Из-за неё подрались, её спасли и её таки не изнасиловали. Я сделал вид, что не совсем уверен, довольна ли она последним. В конце концов тот, кто не спрашивает - никогда не знает ответа...
- Давай щас поедем ко мне. У меня дома как раз никого нет. Нас всего трое, а их было... Сколько?.. Семь?.. Мы тебя, по крайней мере, бить не будем, - cострил я.
Наташка улыбалась. Красивая, блин, девка. Но закидон насчет того, чтобы мы её трахали втроем - проигнорировала. Она поняла это, как ШУТКУ. Не более того. Значит это шутка и была. Что поделаешь... В каждой шутке, как известно, есть доля шутки. Но, к сожалению, в данном случае именно в этой шутке доля шутки была СЛИШКОМ БОЛЬШАЯ. А жалко. Могла бы Наташка и дать. По крайней мере мне. Это же у меня, в конце концов, рука разбита, и ухо, как у большого Микки Mауса, - оттопырено. Даже, скорее, как у Товарища Че... У Чебуршки, то есть... Вон в отражении, в окне автобуса... К тому же несимметрично - всего одно. Но Наташка, видимо, решила, что мои телесные повреждения не тянут на благодарственный половой акт. Тем более - не тянет на целку, если таковая в наличии у неё имелась. Кроме Наташки никто этих соотношений ценностей знать не мог. Вот если бы он меня убил - тогда другое дело. Тогда, может быть, другое дело... Тогда бы она мне дала. Посмертно.
Потом мы приехали к кинотеатру "Аврора" и всей гурьбой пошли домой. Мы с Лёнькой и Авруниным зашли ко мне в подъезд, а благодарная Наташка Сподтрамвая пошла дальше вдоль моих окон, к себе домой. В нашем дворе Наташка была в полной безопасности. Да мы и не видели, чтобы из автобуса возле "Авроры" кто-нибудь подозрительный выходил. Если они и залезли в набитый автобус на Левобережной, то им пришлось бы либо на нас напасть прямо там, в автобусе, либо выйти, чтобы не светиться, потому как всё глубже по Воскресенке автобус быстро пустел. Мы бы их конечно же увидели бы, и неизвестно, не напали бы на них сами. А они явно были не воскресенские. Наверное, чертополохи с Выгуровщины. Вряд ли рискнули бы.
Мы зашли в нашу хрущобу на первом этаже - моих действительно дома почему-то никого не было. Уже не помню почему. Налили себе вишневого чeшского ликеру "Корд". А еще через минут пятнадцать позвонил ее папашка, с понтом "дипломат". Он, по рассказам Наташки, работал "аж в Нью Йорке". Аж в Организации Объединенных Наций. Но, судя по тому, что он жил в такой же хрущобе, как и мы, он, в лучшем случае, там в ООН работал гардеробщиком или при дипломатах где-нибудь в советском отделении канализации. Я его в жизни никогда не видел. Только ее мамашку однажды с балкона, лет 7 назад, когда мы во дворе с местными детишками еще только узнавали, что наши письки, в смысле у мальчиков и у девочек, отличаются. Мы тогда играли в жмурки за домом, и я, видимо, схватил всем, в общем-то, довольную Наташку не совсем так, как хотелось бы для полного удовлетворения её мамашке. Или ей с балкона тогда чего-то не то показалось.
- Убери от неё свои грязные жидовские руки!!! - кричала Наташкина мамашка на пол Воскресенки с седьмого этажа соседней с моим домом девятиэтажки.
В Организации Объединенных Наций её супруг работает! Как вам нравится супруга этого организованного и объединенного националиста? Похоже, пора было его оттуда увольнять. За половые связи с антисемиткой. А, может быть, потому уже и выгнали...
Так вот, сейчас этот благодарный папаша из ООН звонил и благодарил за спасенную, очень даже вероятно, целостность своей дочери. Хотелось бы верить, что речь шла о спасении девичьей невинности. Тогда хоть не так было бы обидно, что Наташка за спасение ничего не дала. За неразменянное девичье целомудрие - и уха подбитого не жалко. Девственность - это законнaя отмазкa... А если нет?... А если нет, то это - чистый обидный и унизительный для мужчины отказ...
- Я их всех переловлю!!! - кричал в телефонной трубке крутой с международной точки зрения папаша Наташки Сподтрамвая. - Кто они такие? Bы их знаетe?!!
Он действительно называл меня на "Вы".
- Наташа сказала, что Bы сказали, что они были в ресторане, где Вы работаете...
- Во-первых, я не работаю в ресторане, а иногда там играю. Подрабатываю, если хотите. А во-вторых, я не знаю всех, кто приходит в ресторан. Хорошо, что все еще так получилось. Xорошо, что все еще хорошо закончилось. Мне - спасибо. Вам - пожалуйста. А если хотите "за ними следить" - я Вам могу сказать, где находится ресторан и пожелать удачи.
Он еще пытался меня в трубку убедить, какой он вообще крутой, но на этом наш с ним разговор закончился, и я никогда ни его, ни его супружницу-"интернационалистку" больше не видел. А Наташка потом работала в магазине одежды где-то на Красноармейской, недалеко от Дворца "Украина". Я на неё там как-то случайно наскочил. А тепрерь вот пришла ко мне на проводы в армию, пришла сказать "До свидания". Она пришла с Виткой Вергилис и Виткой Пелюковой, Сашки "Зеленого" сестрой... Это было приятно. Они все жили в одном подъезде, в одной девятиэтажке. Значит и туда новость по двору докатилась - меня в армию забирают...