Аннотация: Уже ничего не изменить. Я надеялся, что всего этого не произойдёт, хотя и был готов... Участник конкурсов Ночной дождь-2011, Коса-2
Версия 1.2 от 17.08.2011
Дневник,
или Несколько тетрадных листков, случайно принесённых ветром
Уже ничего не изменить. Я надеялся, что всего этого не произойдёт, хотя и готовился...
Отец, проспавшись, как обычно поссорился с матерью, вернее, продолжил давнюю склоку и ушёл злой - опохмелиться. Обещав по возвращении показать всем нам, чего мы заслуживаем. Едва он вышел за ворота, мать, несмотря на поздний час, собрала нас с братишкой. Она повела нас в другой конец села, к своей подруге, тёте Анфисе.
Я понимал её: отец обычно возвращался ночью до такой степени пьяный, что еле стоял на ногах. Иногда его приводили друзья. Однако у него всегда хватало сил на нас - природа щедро наделила его здоровьем. Первым делом он требовал жрать. Если еды не было, то скандал начинался немедленно, а так он приступал к нему, наевшись. Обычно он съедал всё, что только можно было.
В конце концов, вдоволь наиздевавшись, выгонял нас всех из дома. И зимой, и летом. И в дождь, и в снег. А кто пустит ночевать в три часа ночи? Только не упоминайте участкового... В нашей деревне пьянство являлось чем-то вроде популярного вида спорта - им занимались все, не исключая и блюстителя порядка. Приходилось мыкаться по родственникам месяц-другой, а потом возвращаться обратно. Лишняя обуза никому не нужна.
Но мне вчера исполнилось 13 лет.
Я сказал матери, что переночую у своего друга Егора и утром сразу отправлюсь в школу. А сам, вернувшись задами, заперся в дощатой каморке, пристроенной мной к дому сбоку в разросшихся кустах сирени. Я всегда скрывался в этой каморке, здесь даже можно было переночевать при случае - имелась лежанка из досок. Была и кое-какая самодельная мебель: небольшой столик и табуретка.
Здесь полумрачно даже днём, но зажигать огонь я не стал. Оставалось только ждать.
Хотя сидеть на жёстком табурете было неудобно, ложиться я не стал - опасался заснуть. Время я смотрел на своих стареньких часах 'Монтана' с подсветкой, выменянных у Егора. Купить не было денег, отец нигде не работал уже несколько лет. Всё хозяйство держалось только на матери. У Егора тоже работала только мать: у них отец трагически погиб несколько лет назад, но всё равно они жили лучше нас.
Стоял чудесный августовский вечер, стрекотали кузнечики - в этом году их что-то особенно много. В углу чуть поблёскивало лезвие топора, ожидая своего часа. Уже скоро...
***
В половине первого ночи ворота во двор наконец с грохотом распахнулись, и я услышал заплетающиеся шаги и тяжёлое дыхание.
Сердце учащённо забилось. Сейчас, никого не обнаружив дома, он заглянет в каморку. Но в этот раз я готов. Поднявшись, я взял в руки топор. Потолок был низкий, и стоять даже мне приходилось, пригнувшись.
Всё случилось так, как я и предполагал. Хиленькая дверь затрещала под внешним натиском.
- А ну отпирай, ублюдок! Я знаю, что ты здесь!
- Уходи!... - мой голос сорвался.
Ругнувшись, он дёрнул сильнее, и дверь поддалась. Размахнувшись, я ударил обухом по его руке, но это не помогло. Взревев, он ворвался в каморку. Думаю, меня спасла темнота. И топор: кажется, я попал в ухо.
Пьяный рык оборвался, и он повалился на лежанку. Убедившись, что он без сознания, я вытащил приготовленную проволоку и стал лихорадочно вязать ему руки и ноги. Я боялся только одного: что он очнётся раньше, чем я закончу.
***
Когда-то я любил отца. Я гордился им и хотел быть похожим на него, таким же большим и сильным. Пьяные выходки и издевательства быстро выветривались из памяти.
Но всё переменилось, когда мне исполнилось восемь лет. Я закончил второй класс отличником и счастливый и окрылённый вернулся домой. Войдя во двор, я увидел отца и бросился ему навстречу:
- Папа! Папа!
Он наотмашь ударил меня по лицу и зло процедил сквозь зубы:
- Чего орёшь, маленькая гнида...
Наверное, у него болела голова с похмелья. В тот день я понял, что отца у меня уже нет. Он умер где-то на дне бутылки.
Чтобы скоротать время, я зажёг в каморке свечу и начал писать. Уже почти утро, но он ещё не очнулся. Думаю, его отключка постепенно перешла в сон. Я не только связал ему руки и ноги, но и крепко привязал его самого к лежанке навзничь. Привязал проволокой - верёвка казалась мне недостаточно прочной. На глаза ему намотал плотную повязку, в рот засунул самодельный кляп из тряпок. Довольно я наслушался его пьяной ругани.
Так же он лежал на полу в тот день, когда его внесли, словно мешок с гнилой картошкой. Я не знал, что человек может так напиться. Он лежал на спине и не мог даже сам повернуться на бок. Страшно вращал глазами и лишь громко мычал. Как животное. А потом обделался и облевался.
Когда начало светать, маленькое оконце я завесил и продолжил сидеть при свете свечи. Тёмные дела должны делаться в темноте.
Он очнулся. Начал извиваться и мычать. Я терпеливо ждал, пока он угомонится. К нам никто заходить не будет: зная его характер и повадки, даже друзья и родственники старались обходить наш дом стороной. Да и жили мы на самой окраине.
Наконец, он перестал дёргаться и мотать головой. Только ноздри широко раздувались. Глаза его были завязаны, но слышать, что кто-то есть рядом, он мог. Интересно, он помнит ночную стычку? У пьяных короткая память... Я поставил на часах будильник - на полчаса вперёд. Торопиться не следовало.
Когда заиграла мелодия, он вздрогнул - от неожиданности. Но я надеюсь, что совсем скоро он будет делать это от ужаса. Я достал из-под лежанки небольшой пузырёк из-под лекарства, приготовленный заранее, и набрал полную пипетку.
Затем погасил свечу и развязал ему глаза. Должно быть, он разглядел меня в темноте, поскольку задёргался и попытался что-то зло промычать. Но повернуть голову он не мог, и я выжал содержимое пипетки ему в глаза.
От его изворотов вся каморка пошла ходуном - дощатое строение не очень крепкое. К счастью, выдержала. Я обратно завязал ему глаза, убрал пузырёк и снова поставил будильник на полчаса вперёд.
***
Наверное, я слишком часто представлял себе это. Я не знаю, сколько раз вставал по звонку будильника. Я сам зверски устал и прикорнул прямо на полу каморки. Это ничего, я уже привык спать в сараях, банях и на сеновалах. Хорошо, что хоть запасся водой. Есть не хотелось, однако чувствовал, что очень ослабел.
Придумать и сделать оказалось просто. В последний раз он даже не двигался, лишь жалобно заскулил сквозь тряпьё во рту, когда я откупорил пузырёк. Меня вдруг посетила мысль, что теперь я такое же чудовище, как и он. И я убрал пузырёк в сторону, он был ещё наполовину полон.
Не предполагал, что это так страшно... Однако, я бы всё равно повторил это снова.
***
Отсюда, с холма, наш двор закрывает сарай, но с берёзы всё видно как на ладони. Деревья зашумели от поднявшегося ветра - кажется, собирается дождь.
Только что из каморки еле выполз он. Перед уходом я кусачками перекусил проволоку, которой привязал его. Низкие тучи заволокли всё небо, и с одинаковым успехом сейчас могло быть и раннее утро, и поздний вечер. На улице - ни души. К сожалению, у часов села батарейка, и я не знал, сколько проспал в последний раз.
Из верёвок нашёл только шпагат. Зато чёрный. Из-за ветра пришлось изрядно потрудиться, чтобы привязать верёвку к суку.