Песок, вода, дерево и кубический домик, виднеющиеся в прорехе обычной на вид двери - однажды картина Магритта захватила семилетнего Жака Польера. Вот он чинно шагает по натёртому паркету галереи, держась за руку матери, одетой в парадную сиреневую шляпку, а вот уже пытается унять колотящееся где-то в горле сердце, ощущая всем существом, как там, в залитом светом мире, ждёт единственно настоящая, нестерпимо прекрасная жизнь. Тогда, сжимая влажными пальцами прохладную ладонь матери, Жак пообещал себе, что эта жизнь обязательно с ним случится, потому что он будет хорошо учиться и слушаться старших.
Двадцать лет спустя под стук аукционного молотка он вспоминал, как мама потянула прочь, а он не посмел возразить, только оглядывался через плечо, стараясь получше запомнить похожее на свечу дерево и причудливый рисунок тени на песке. Теперь блестящий адвокат Жак Польер владеет застывшей на холсте мечтой стоимостью полтора миллиона франков, и может сколько угодно смотреть, и даже трогать. Сделав вид, что хочет получше изучить кракелюры, Жак украдкой лизнул нарисованное дерево и тут же устыдился детского порыва. На вкус картина была кисловатой и шершавой.
Жак повесил Магритта в спальне. Теперь каждое утро он подолгу смотрел на картину, и каждый вечер, прежде чем выключить лампу, мысленно желал спокойной ночи обитателю дома-куба. Да, там на самом деле кто-то был! Иногда случалось уловить мелькание тени с другой стороны окна, словно кто-то осторожно присматривается, но боится показаться сам и скрывается в глубине, чуть будучи замечен. Пару раз окно казалось приоткрытым, а однажды, потушив свет, Жак ясно увидел, что внутри домика горит свеча.
После этого он постарался не смотреть на картину слишком пристально, наоборот, делал вид, что совершенно ею не интересуется, лишь иногда словно невзначай взглядывал искоса и снова утыкался в газету, ноутбук или принимался насвистывать с нарочитой беззаботностью. Приём сработал, через неделю створка окна приоткрылась, явив взгляду край шторы в голубые ирисы, точно как в родительском доме на бульваре Распай, проданном матерью, чтобы заплатить за его учёбу. Стараясь не дышать, Жак осторожно подошёл к картине. Окно не закрылось.
Сказавшись больным, Жак перестал ходить на работу. Он притащил в спальню кресло из кабинета и поставил его напротив картины, чтобы днём и и ночью наблюдать, как всё шире открывается окно и проявляется силуэт, как медленно отодвигается шторка и выглядывает женщина, такая милая, сначала с растерянным, почти испуганным, а после радостно улыбающимся лицом.
Спустя месяц, когда телефон перестал звонить, а почтовый ящик переполнился счетами и никому теперь не нужными "Пари Матч", незнакомка с картины наконец высунулась из окна по пояс и приглашающе махнула Жаку рукой. Он встал с кресла, уронив так и не раскрытую банку сардин, шагнул за раму и пригнулся, пролезая в прореху двери.
Жак оказался на морском берегу по щиколотку в песке, женщина стояла коленями на подоконнике и махала ему изо всех сил, беззвучно крича, из гладкой причёски её выбилась длинная каштановая прядь. Он побежал, утопая в песке, тени ринулись навстречу, окружили, танцуя. Скорее, скорее, но где же вход? Спотыкаясь и тяжело дыша, Жак обогнул дом, взбежал на крыльцо и увидел простую коричневую дверь с фигурной прорехой, за которой виднелись песок, вода, дерево и кубический домик.